Георгий Северцев-Полилов
Георгий Северцев-Полилов
РОКОВОЙ ОПАЛ
РОКОВОЙ ОПАЛ
I
I
II
II
III
III
Комментарии
Комментарии
Роковой опал, Северцев-Полилов Георгий Тихонович, Год: 1913
Время на прочтение: 10 минут(ы)
‘Влюбленный призрак: Фантастика Серебряного века. Том V’: Salamandra P.V.V., 2018
Мы сидели в таверне ‘Del Bonito’ в одной из бойких улиц Барцелоны, на берегу моря.
Нас было трое: два местных испанца и я, русский, случайно попавший в этот город, приглашенный петь.
Сегодня вечером я был свободен, в театре шла опера ‘Сомнамбула’ {‘Сомнамбула ‘ — опера (1831) итальянского композитора В. Беллини (1801-1835).}, в которой я не участвовал и от нечего делать отправился с двумя случайными приятелями в эту таверну, поиграть в тарок и выпить бутылку-другую вина.
Оба мои новые приятеля были суеверны, как вообще большинство испанцев: они верили и в дурной глаз, и в несчастные дни недели, и в рыжий клок волос. Их страшило, если старуха-нищая у собора погрозит клюкой, между ног проскользнет черная кошка, да мало ли глупостей, которым они верили и придавали большое значение!
Невежественны они были поразительно, несмотря на то, что оба считались настоящими кабаллеро, где-то чему- то учились и могли кое-как болтать по-французски. Один из них служил в какой-то конторе, а другой состоял агентом страхового общества, получали они грошовое жалованье, но гордости у них было много, как это и полагается ‘благородному испанцу’.
Расспросы их о моей родине России оказались более чем наивными, они вычитали где-то в испанских книгах о каком- то фантастическом путешествии в нашу страну и самым серьезным видом меня расспрашивали:
— Правда ли, сеньор Хорхе, что у вас в Петербурге, когда появляется на небе новый месяц, простолюдины выходят на улицу с опарой в горшке, пекут на кострах блины, приговаривая: ‘Пусть моя опара подымется так высоко, как месяц на небе и я заработаю в этом месяце много денег’.
Разумеется, я хохотал в ответ, повторяя:
— Какие небылицы! И вы верите таким глупостям?
Но мои испанцы не унимались и продолжали свои расспросы:
— Ну, вы, наверное, не будете отрицать, что в Петербурге и в Москве богатые купчихи, отправляясь гулять, навешивают себе на шею в виде гирлянды серебряные ложки, вилки и тому подобное?
— Неужели вы предполагаете, что в России живут дикари, совершенно незнакомые с цивилизацией? Уверяю вас, что наша Россия значительно опередила вашу Испанию, у нас нет подобных суеверий, которые мешают вам на каждом шагу и отравляют вашу жизнь.
Мои испанцы замолчали, но я заметил, что они были немного обижены моим последним замечанием, впрочем, ненадолго. Хорошо согретая бутылка вина помогла нам снова перейти на мирную почву и развеселила их.
Чтобы замять наше маленькое недоразумение, я вынул из кошелька несколько сибирских камней, которые я привез одному моему приятелю в Марселе в подарок, но не успел еще передать, и стал их показывать моим собеседникам.
Впечатлительная испанская натура сказалась: глаза их разгорелись при виде драгоценных камней. В особенности понравились им изумруды и наши сибирские аквамарины громадной величины.
— Cual tesoro! Eccellenti! {Cual tesoro! Eccellenti! — Какое сокровище! Превосходные! (исп. ит.)} — восторженно шептали оба.
Чтобы еще больше очаровать их, я достал из того же неисчерпаемого кошелька перстень с опалом и, одев на палец, стал показывать. На лицах моих товарищей сразу появился панический ужас, он чувствовался даже в их глазах, черные зрачки их сразу потускнели.
— Скиньте, скиньте скорее перстень с руки, сеньор, если вы не желаете нажить себе какое-нибудь несчастье! — настойчиво повторял мне один из них, дон Эстабан.
— Я очень вас об этом прошу, — умоляюще повторил его товарищ, черный, как ночь, Амброзио Пепе.
— А почему? — изумился я подобной настойчивости моих собеседников.
— Разве вы не знаете, что этот камень проклят, он приносит одно несчастье, нередко… даже смерть! — добавил он глухим, трепещущим голосом.
Я улыбнулся легкомыслию испанцев и шутливо проговорил:
— Какой пустяк! Я ношу этот перстень уже много лет, раньше носили его мои предки и никогда ничего с ними не случалось.
— А вы поройтесь-ка в ваших воспоминаниях и тогда убедитесь, что когда-нибудь все-таки случилось с тем, кто его носил, несчастье.
— Уверяю вас, что ничего подобного никогда не было!
— Ну, в таком случае вы, значит, заколдованы, — боязливо на меня поглядывая, прошептал Амброзио.
— Хотите знать, сколько горя принес один такой камень в нашей королевской семье? — торжественно-мрачно спросил дон Эстабан.
— Буду очень рад, пожалуйста, расскажите, — обрадовался я, ожидая услышать от испанца совершенно для меня новое.
Эстабан скосил глаза на пустые бутылки, я понял его намек.
— Эй, цаппатило, — крикнул я маленькому слуге, — еще!
Оба мои испанца нахохлились, как два петуха, вытащили из кармана по вирджинии и, наклонясь к газовому рожку над столом, у которого мы сидели, задымили cigarros.
Я приготовился слушать и наблюдать за рассказчиком, зная, как южные народы умеют рассказывать, с пояснительными жестами и излишней театральностью.
— Много лет тому назад в Мадриде при дворе блистала графиня де Кастильоне. Она принадлежала к очень старинной испанской фамилии и была такая красавица, что каждый мужчина, завидя ее проходящей мимо, набожно складывал руки и восторженно шептал:
— О, мадонна!
При дворе же ее прямо обожали. Король Альфонс XII был в нее влюблен, и все думали, что он непременно женится на красавице-графине, тем более что род ее был почти равен по древности королевскому.
Вероятно, это так бы и случилось, тем более что Альфонс был без ума от прелестной девушки и исполнял все ее малейшие желания и капризы…
— Но вы знаете, сеньор, где замешаны две женщины, там всегда происходит неприятность, — вмешался в рассказ Амброзио.
— Да, Амброзио прав! Королева-мать приревновала сына к этой красотке, а так как, по испанской пословице, ‘и самое высокое дерево роняет все-таки листья на землю’, то и королева Изабелла, не лишенная общечеловеческих чувств, позавидовала графине де Кастильоне в ее красоте. Когда молодой король открылся матери, что безумно обожает графиню и просит благословления матери на брак с нею, королева Изабелла с виду не стала препятствовать подобному желанию сына, но просила отложить окончательное решение его на несколько времени. Воспользовавшись этим промежутком, она очень политично сумела сплавить молодую красавицу от двора и посредством духовника последней, преданного королевскому дому, падре Игнацио, внушить графине, что король ее не любит.
Падре превосходно исполнил тонкое поручение и так обделал это делишко, что графиня де Кастильоне поняла, что молодой Альфонс никогда на ней не женится.
— Вы знаете, сеньор Хорхе, каковы наши испанские женщины? — не выдержал снова Амброзио и прервал рассказчика. — Контесса решила отомстить! О, она отомстила покойному королю жестоко!
Эстабан с сокрушающим взглядом посмотрел на своего товарища, недовольный, что тот его прервал, и смущенный Пепе сразу умолк, пыхнул сигарой и весь окутался дымным облаком, скрывшим его смущенное лицо.
— Этот болтун мешает мне рассказывать, а сам ничего не знает! — презрительным тоном сказал Эстабан и, прихлебнув из стакана длинным глотком, продолжал рассказ.
— Исчезла из дворца графиня де Кастильоне, король несколько раз спрашивал, отчего ее нет при дворе, ему что- то отвечали неопределенное, снова повторял свой вопрос через несколько времени, а затем, сами знаете поговорку: ‘С глаз долой — из сердца вон!’ — понемногу и забыл ее. Тут ему показали его невесту, молодой человек восхитился ею, королева-мать не стала медлить, и брак Альфонса XII с Мерседес свершился.
О, как была поражена непостоянством короля графиня! Жажда мщения вспыхнула в ее крови, очень может быть, что любовь ее к королю вовсе не была так велика, но тщеславие мучило ее. Считать себя почти королевой и неожиданно — разочарование… все горделивые мечты разлетелись в прах… этого не могла перенести гордая кастильянка.
— Он будет помнить, этот легкомысленный юноша! — точно захваченный волной рассказа, воскликнул Пепе, забывая о своей роли молчаливого слушателя.
— Слушай, Пепе, рассказываю ведь я, а не ты, а потому глотни вина и держи его во рту, тогда твой длинный язык не будет зря болтаться! — вне себя от гнева, крикнул на товарища дон Эстабан.
Амброзио еще больше смутился, сжался и даже положил ладонь на свои губы, точно давая клятву молчать.
Эстабан сделал трагический жесть рукой, откинул нависшую на лоб прядь черных волос, зловеще-искоса посмотрел на меня и трагическим шепотом проговорил:
— Она послала своему вероломному жениху подарок… роковой подарок — перстень с опалом! Девушка знала, что случится с тем, который оденет себе на руку этот перстень, она предвидела роковой исход!
Камень был великолепный, редкий, в сокровищнице графов де Кастильоне он считался одним из лучших, но роковое свойство его было известно одному в роде: отец графини, умирая, открыл ей эту тайну.
Молодой король сидел на террасе дворца в Эскуриале со своей супругой, королевой Мерседес, когда его личный камердинер принес полученный перстень. Едва только он успел открыть футляр и золотой луч солнца упал на драгоценный камень, как опал точно ожил и загорелся огнем.
Молодая королева вскрикнула от восхищения и стала просить своего супруга подарить ей этот перстень.
— Радость моя, солнце мой души, разве я могу в чем-нибудь тебе отказать, — с довольным видом произнес король и, взяв из футляра перстень, одел его на палец своей супруги….
Роковая минута! О, если бы знала жизнерадостная Мерседес, что ее ожидает в скором времени! Никогда бы она не притронулась к драгоценному подарку, предназначенному для ее супруга! Но жребий пал на нее… Воля судьбы должна была свершиться. Жертвой мести оскорбленной графини де Кастильоне оказался не сам король Альфонс XII, а его юная супруга.
С этого дня королева Мерседес стала прихварывать, болезнь незаметно входила в нее, она увядала с каждым днем. Розовые щечки королевы поблекли, куда-то исчез ее серебристый смех, яркие глазки, в которых горела любовь к молодому супругу, потускнели.
Тщетно пытались врачи исцелить ее болезнь — им это не удавалось — через несколько месяцев молодой жизнерадостной королевы не стало. В королевской опочивальне лежал ее бездыханный труп. Вдовец-король плакал, как ребенок, сжимая в объятиях это милое нежное существо.
С похудевшей ручки покойницы скатился роковой перстень и упал на мягкий ковер. С перстнем этим она никогда не расставалась, ей был мил и дорог подарок молодого супруга.
Король наклонился, поднял перстень с пола, со странным вздохом прижал его к своим губам и, передавая роковую драгоценность своей бабушке, королеве Христине, рыдая, прибавил:
— Ваше величество, я не в силах сохранить этот перстень, он слишком бы растравлял мою сердечную рану, напоминая мне о моей невозвратной потере. Возьмите его себе, носите и вспоминайте о том цветке, который только что расцвел и сейчас же пал, сраженный косою смерти!
Престарелая королева была польщена такой милостью своего внука и сейчас же одела перстень на свою руку.
О, проклятая сила опала не уменьшилась! Убийца не ограничился одной жертвой, он требовал себе и другую!
На другой же день королева Христина почувствовала себя дурно: до сих пор она никогда не хворала, эта гордая крепкая женщина. Никто не мог сносить холодного блеска ее темных очей, от мановения ее руки гибли самые благородные гранды Испании, она играла людьми, как пешками. Темные силы, таящиеся под монашескими рясами, были ей подвластны, исполняли каждое ее малейшее желание, готовы были у мереть за один взгляд королевы…
И что же теперь? Она сама погибла от таинственной силы камня, безгласного, холодного, вырытого из недр земли!
Двух месяцев не прошло со дня кончины молодой королевы, как королева Христина, этот могучий дуб древнего рода, скончалась от непонятной ни одному из докторов болезни, странной, неслыханной…
Врачи только качали головами, беспомощно повторяя:
— Мы ничего не понимаем!
Тяжело было прощаться с белым светом старой грешнице. Она знала, что там, на том свете, ей придется горько расплачиваться за все зло, что она сделала здесь, на земле. Умирая, она созвала множество монахов, епископов и весь клир, прося молиться за нее и, уже находясь при последнем издыхании, она жестом подозвала к себе свою внучку Марию дель Пилар, сестру короля Альфонса, и чуть слышно прошептала ей:
— Этот перстень возьми себе. Вспоминай старую бабушку!
Радостно забилось молодое сердечко инфанты. Чудный перстень принадлежал ей! Она поцеловала холодный от предсмертного пота лоб старой королевы, сняла с ее пальца перстень с опалом и надела себе…
Опал заблестел ярко, из него исходили лучи. Проклятый камень радовался, что у него предвидится новая жертва. Он, как паук, торжествовал свою победу, готовясь высосать жизнь из молодого существа.
Старая холодная кровь все-таки долго боролась с заклятым камнем, горячая молодая натура поддалась его силе скорее: четырех дней не прошло после того, как инфанта надела перстень себе на палец, как она была уже в объятиях смерти…
Растерянный, озабоченный король призвал множество знаменитых докторов, умоляя их спасти свою любимую сестру, обещая отдать за ее выздоровление чуть ли не целую Голконду. Но, поникнув головами, стояли вокруг кровати больной врачи. Они не знали, что делать, что предпринять, чем лечить. Им снова приходилось встречаться с неведомой, таинственной болезнью, унесшей в могилу обеих королев.
В их немом ответе печальный молодой король прочел роковой приговор инфанте Марии.
Спасения не было: Мария дель Пилар должна была умереть, ее погубила та же роковая сила, заключающаяся в опале.
С печальной улыбкой, покорная неизбежной судьбе, молодая девушка недолго ожидала кончины, в последнюю минуту она, видимо, хотела что-то сказать брату, открыть ему какую-то тайну, глаза ее широко раскрылись, в них почувствовался ужас, из полуоткрытых губ вылетело одно слово: ‘Бойся…’
И с этим словом она скончалась, не досказав остальной фразы.
Роковое кольцо сняли фрейлины инфанты с ее руки и передали королю.
На этот раз опал не горел различными огнями, как раньше. Демон, живущий в нем, притаился, он казался мертвым.
Альфонс, обессилев от слез, совсем потерявшийся, машинально одел перстень себе на руку и как будто забыл о нем совсем.
Жертва забыла о палаче, но палач помнил о ней. Суток не прошло с той минуты, как Альфонс XII сделался обладателем рокового перстня, но этого было достаточно. Молодого правителя Испании не стало.
Собранные к его одру врачи только растерянно разводили руками, теряя головы и не зная, чем объяснить причину его неожиданной, столь быстрой кончины.
Вторая жена умершего, молодая королева Христина, настойчиво посмотрела на врачей и твердо сказала:
— Вы должны, во всяком случае, объяснить причину такой внезапной смерти моего супруга, иначе позвольте мне думать, что он умер неестественной смертью и тогда…
Этого было достаточно, чтобы все придворные врачи засуетились, забегали и, не имея возможности дать необходимый королеве ответ, стали расспрашивать тех придворных, которые давно уже находились при королевской семье, сжились с нею и знали все легенды, поверья и тайны Эскуриала.
Но и они отрицательно качали головами, не зная, что ответить врачам.
Только один любимый камердинер покойного короля вспомнил случайно о присланном в подарок перстне и нерешительно заметил:
— Уж не причина ли всех этих неожиданных смертей в нашем королевском роде тот перстень…
— Какой перстень? — ухватился за тонкую нить, указанную преданным слугой, главный придворный доктор, Мендиороз.
— Тот перстень, с опалом, который покойный король подарил своей первой супруге, перешедший потом к бабке короля, королеве Христине, от нее к инфанте Марии дель Пилар, вот этот, — весь побледнев от ужаса, указал королевский камердинер на роковой перстень, еще не снятый с руки покойного владыки Испании.
Перстень с роковым опалом был снят, врачи подробно осмотрели его, нет ли в нем где-нибудь присутствия ядовитого вещества, каких-нибудь пружин с острием и тому подобного, но массивная золотая оправа была ровна. Испытание, сделанное золоту и камню, тоже ничего не открыло, драгоценный опал походил в этом случае на все другие камни.
Ничего не ответили врачи королеве Христине. Удрученная горем, вдова короля не наказала их ничем, только отрешила от звания придворных врачей.
Намеки старого камердинера короля о роковой силе опала заставили молодую королеву только улыбнуться сквозь слезы.
— Это глупые предрассудки, — гордо заметила молодая женщина и, чтобы показать их вздорность, решительно проговорила: — Дайте мне сюда перстень, я одену.
Королева Изабелла, мать покойного короля, решилась воспротивиться желанию своей невестки:
— Нет, Христина, ты не должна этого делать. К чему послужит подобное испытание? А если, в самом деле, дурная слава о перстне окажется справедливой, твои дети потеряют мать, страна останется без правительницы, так как меня Испания не признает больше, и будет обречена на междоусобия. Не забудь, что наследники претендента дон Карлоса не дремлют! Мой совет: это перстень нужно уничтожить.
Немного задумалась молодая королева. На белоснежном лбу ее появилась складка. Она не знала, на что решиться, но сейчас же спокойно ответила:
— Я уважаю вашу волю, матушка-королева, но раз перстень не будет находиться на моей руке, пусть никогда не украшает руку кого-нибудь другого! Я приказываю повесить его в Толедском соборе на шею святого покровителя нашей страны.
— Но злая сила, заключающаяся в его роковом камне, все-таки не исчезла, — раздался резкий тенорок Пепе, — она не может губить теперь людей, так губят всю нашу страну!
— Да-да, Амброзио прав, в это время наша Испания сильно поплатилась и потеряла прежнее могущество: у нас отняли Кубу, Филиппинские острова, в Африке испанцы теряют свои владения с каждым годом, — не рассердился на этот раз на говорливого Пепе его товарищ.
Оригинальная история рокового опала меня настолько заинтересовала, что я не стал больше возражать дону Эстабану относительно испанского суеверия. Мои мысли как-то странно сосредоточились на таинственной, ничем не объяснимой силе опала.
Рука моя протянулась к лежащему на столе перстню с опалом, я поднял его и, размахнувшись, бросил через открытое окно в море, на берегу которого находилась таверна…
Оба испанца с изумлением посмотрели на меня, а Амброзио наивно воскликнул:
— А ведь этот перстень стоил немало денег!..
Впервые: Всемирная панорама. 1913. No 230/37, 13 сентября.
Г. Т. Полилов (1839-1915) — беллетрист, драматург, переводчик, очеркист, мемуарист. Выступал под псевд. Северцев, Ю. Чаев. Неудачливый предприниматель и антрепренер, подвизался как оперный певец на сценах небольших театров Италии и Венесуэлы, пробовал себя и как танцор. С конца 1880-х гг. занялся литературным творчеством, широко публиковался в периодике (в т. ч. как газетный корреспондент), выпустил до 100 книг в различных жанрах. В некоторых произведениях Северцева-Полилова встречаются мистические и фантастические мотивы.