РОКОВОЕ В ‘НАСЛЕДИИ’ ТОЛСТОГО…
РОКОВОЕ В ‘НАСЛЕДИИ’ ТОЛСТОГО…
ВАРИАНТЫ
ВАРИАНТЫ
Варианты БА, Гр НВ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Роковое в ‘наследии’ Толстого…, Розанов Василий Васильевич, Год: 1911
Время на прочтение: 10 минут(ы)
В. В. Розанов. Полное собрание сочинений. В 35 томах. Серия ‘Литература и художество’. В 7 томах
Том четвертый. О писательстве и писателях
Статьи 1908-1911 гг.
Санкт-Петербург, 2016
Драгоценные произведения Л. Н. Толстого подобны ‘золоту Рейна’ в трилогии Вагнера: ‘кружат голову’ своему благодетелю, внушают какое-то ‘безумие’ и в конце концов несут несчастие и гибель. В образованном, историческом обществе ‘гибель’, конечно, заключается не только в прекращении физического существования, но и в значительном ущербе нравственного достоинства. Кто же не скажет, что около этого ‘золота Рейна’ странным образом и чрезвычайно померкло достоинство всех его обладателей или даже только претендентов на обладание.
Всем очевидно, что около этого ‘достояния’ могли бы быть ‘сыты и довольны’ все его дети, и с детьми своими, и с детьми детей своих… по-библейски. Конечно, при условии несколько прирабатывать и, словом, трудиться. Наследство в таких размерах, что оно погружает наследников в праздность и тунеядство, — ядовито, исполнено ‘греха’, говоря понятиями Толстого, и, конечно, вся его мораль, все его идеи были против такого ‘обеспечения праздности на всю жизнь’. Отбрасывая эту развращенную часть наследия, дети, внуки и правнуки Толстого имели в произведениях его достаточный фонд, на котором могло бы сложиться их образование, выращивание и скромный, хотя бы какой-нибудь, труд. Повторяем, ‘на всех бы хватило’. Если бы не ссоры, раздор…
Все и на всех ожесточились около ‘золота Рейна’. Софья Андреевна, которая казалась столько лет его обладательницею, его крепкою держательницею, и вдруг оказалась лишенною всего. Самое сохранение в тайне нескольких уже законченных художественных произведений, казалось всей России сбережением дорогого подарка для 40-летней подруги жизни. Так и она думала, так и все думали, в целой России, много лет. Она была заботливой матерью, пока он мечтал и писал, воображал и философствовал, она неустанно работала в семье, подняла всех детей, до единого всех выкормила своей грудью (ее слова мне), устроила, сколько было в ее силах, их судьбу, — что было вовсе нелегко при постоянных менах его ‘убеждений’, при анархии в его философии и несколько в его быте или в его порывах быта… Труд ее огромен, и для всей России ‘Софья Андреевна’ есть очень дорогое имя. Не забудем, что она была его вдохновительницею в лучшую, золотую пору его деятельности. Свое огромное ‘я’, упорно сопротивлявшееся в ней ‘его учению’, не уменьшает, а только увеличивает уважение к ней. Она не была безжизненным зеркалом, отражавшим в себе фигуру великого человека. Можно кое-что в ней не любить, кое-чему не сочувствовать: но решительно ни один человек не оспорит, что это была сила, характер и ум.
И была прекрасная мать, всю жизнь свою положившая не на свое ‘я’ (ведь у жен часто бывают и ‘свои интересы’, замкнутый ‘свой мірок’), а единственно на детей и на мысль о их будущем, единственно на мужа и на заботы о его настоящем. Нет ни у кого и никакого подозрения, что у ней есть хотя малейший ‘свой интерес’ вне интереса семьи, кровных, домочадцев.
При таком положении вещей естественно было думать, что она остается наследницею этого, для дальнейшего устройства и направления всего ‘яснополянского гнезда’, яснополянского ‘выводка’. Все так думали в России: и ее речи, поступки, взгляды на вещи, взгляды на ‘сочинения своего мужа’ не давали мысли, чтобы она сама сколько-нибудь колебалась, сколько-нибудь не была уверена в своем положении ‘госпожи дома’ и госпожи ‘всего’… Что именно она будет издавать сочинения Л. Н. после его смерти, об этом ни у кого не было сомнения.
Вдруг в самый момент его смерти она оказалась лишенною всего. Всего — самого естественного! Даже не была допущена к его постели, когда он умирал. Он умер — и они не простились!! Сорокалетние супруги!! Вся Россия прямо вздрогнула за ее судьбу. Все сердца, которые, может быть, что-нибудь и имели против нее раньше, в эти страшные минуты ‘астановской катастрофы’, бесспорно, повернулись к ней с величайшей жалостью, с величайшим сочувствием.
Ее имя и образ, хотя и ‘в контрасте’ с мужем, до того связались с ним, что невозможно думать ‘о Л. Н. Т-м’, тотчас не дополнив и не отделив его фигурою ‘Софьи Андреевны’. ‘Где-то она всегда тут близко…’, спорит, шумит, но ‘около него’. Для всей России это всегда будут ‘он и она’, как ‘Левин и Китти’, или как ‘Пьер Безухов и Наташа’.
И вдруг в последнюю минуту она отброшена, откинута, и все почувствовали, что в жесте этом было что-то презрительное и негодующее, неуважительное и враждебное. Все в то же время почувствовали, что это что-то совершенно ненормальное и случайное, не ‘решение всей жизни’, а случайный эпизод последнего месяца жизни.
Всегда была ярка около Толстого любимица-дочь, Татьяна Львовна, и сестра— монахиня, Мария Николаевна.
Но не они были около постели умирающего: был все ‘он’, ‘муж рока’, Чертков, и Александра Львовна, никому дотоле не приходившая на ум. На вопрос, ‘что это такое’, никто не сумеет ответить, кроме ‘девушка’… Просто — ‘девушка’, ‘одна из дочерей Толстого’.
Она-то и оказалась наследницею всего, обладательницею ‘Золота Рейна’, — единственная младшая дочь, Александра Львовна. И как только оно попало в ее руки, — оно начало свою гибельную работу. ‘Второе несчастье’ чуть ли не горше первого: дочь восстала на мать, отделилась от матери и противоположила свое сухое, юридическое право, с ‘аблакатами’ которых так хорошо высмеял ее отец в ‘Воскресенье’, и с ‘беззаконием в законе’, ядовито выставленном там же, — против правды внутренней, против правды по существу, против правды по взгляду всей России.
Ведь так просто было бы ‘по-толстовски’ поступить, даже ‘по-толстовски и по-чертковски’, — во имя мира сердец и всеобщей ‘округлости’, какой научал всех словом и примером Платон Каратаев. Прийти к матери и сказать:
‘Вот, мама, эта бумажка. Она мне совсем не нужна. Я не стяжательна и живу в опрощении. Ты нас кормила, родила и воспитывала. И еще крепка и здравомысленна. Делай привычное себе дело, а я и все мы будем жить по-старому, по-привычному, возле тебя и по твоему руководству’.
И даже в случае стяжательное… и отъединения ожидалось бы, что она скажет:
— Денежная сторона изданий принадлежит мне, по завещанию и закону. Доход от изданий — моя собственность. Но лучший редактор их была ты и, очевидно, можешь быть только ты. Хорошее, осторожное издание — дело почти науки, которое может быть уравновешено только близостью к автору и чрезвычайным, интимным вхождением в мір его творчества. Я совершенно в этом неопытна, и ты возьми весь этот привычный и знакомый труд на себя, за известный процент участия в его доходе.
Вот как дело должно бы быть поставлено, если даже ставить его на коммерческую ногу. Издание должно быть ‘наилучшим’ в интересах самой дочери: а ‘наилучшее издание’ может дать только ее мать, — знаток рукописей и корректур, 40-летний спутник и почти сотрудник Л. Н-ча по технике писанья, переписывания и исправления. Дочь тут едва ли что может, едва ли в чем компетентна. Россия ни в каком случае не может положиться на ‘редактирование Александры Львовны Толстой’, об умелости которой, даже об образовании которой она не имеет никакого представления.
А права России в ‘наследии Толстого’ тоже есть. Сам Толстой ясно выразил, что именно Россия есть настоящий наследник его произведений, — через то, что отрекся от прав собственности на все (кроме рукописных) нехудожественные свои произведения, лично для него всего более дорогие и одновременно менее всего доходные. Явно, что он передал в ‘родовую собственность’, в данном случае — Александре Львовне, только ‘дойную часть’ своих произведений, а не их смысл, дух и оберегающую все это оболочку слова, формы. Все это — в нравственном и в религиозном смысле, есть достояние, наследие России. Он все взял от России, как наблюдатель, как художник и мыслитель, и все возвращает ей же, умноженное сторицею. Очевидно, ‘молоко от коровы’ не может же выпить все одна хозяйка, как не вправе его и расплескать. Молоко это русское, и должно пойти в Россию, должно поить Россию. Александра Львовна в собственном смысле есть владетельница той суммы денег, какая получается от продажи ‘вечного молока’. Ее собственность есть касса, а не текст, ее право — в назначении цены издания, но никакого права нет в установлении буквы и строк… Юридическое наследование всегда есть наследование ценности, а не фасона, и когда в ‘фасоне’ заинтересована вся страна, то собственник ценности, наследник ценности должен дать стране полное удостоверение в том, что драгоценное наследие не будет ‘перефасонено’ по непониманию, неумелости, неопытности, или еще хуже — по тенденции.
Вот отчего вся Россия не может не стать на сторону Софьи Андреевны, в ее праве защитить и никому не выдать драгоценного рукописного материала, хранящегося в Историческом музее в Москве. Эти рукописи были ей подарены мужем. Материально, вещественно, как бумага и буквы, как текст и рукопись, как ‘весомое и осязаемое’, они принадлежат ей с момента подарения, и еще не было юридического прецедента, чтобы последующее завещание кассировало права на вещь того, кому эта вещь подарена. Подарение есть отказ от собственности, и объектом завещания не мог быть стародавний подарок, по тому простому соображению, что в момент писания завещания он уже не составлял собственности самого завещания. Софья Андреевна не имеет права только издать рукописи ‘Исторического музея’: но никому их не выдать, даже не дать никому к ним прикоснуться — она вполне может, вполне вправе. Вполне вправе сказать: ‘Это — мое, и только мое’. Еще тоньше или ‘казуистичнее’ она может поступить, — раз все поставлено на карту казуистики, — отпечатав толстовский текст, и предоставив ‘законным наследникам’ печатать с обозначением цены — только одну обложку Александре Львовне и затем, предоставив ей в собственность, за вычетом — расходов по печатанию, всей массы книг, как товара, Александра Львовна есть наследница только товарной стороны сочинений Льва Николаевича, но собственницею текстуальной их стороны является обладательница рукописного материала, ей врученного мужем, врученного не в последний месяц тревог и смятения, случайностей и ‘моментальных решений’, а в пору спокойную, рассудительную и устойчивую.
Мучительные вопросы около ‘Золота Рейна’. О, если бы скорее кончилась связанное с ним несчастие и зло, раздоры и отрава душ…
Стр. 791.
40 — Роковое в ‘наследии’ Толстого… / Около ‘наследия’ Толстого… БА, Гр НВ?
42 — своему благодетелю / своему обладателю БА, Гр НВ
Стр. 792.
17 — его обладательницею, его крепкою держательницею / обладательницею его и крепкою держательницею БА, Гр НВ?
18-19 — Самое сохранение им в тайне нескольких уже законченных / Самое непечатание им при жизни законченных БА, Гр НВ?
33 — И была прекрасная мать / И прекрасная мать БА, Гр НВ?
39-40 — всего ‘яснополянского гнезда’ / всего ‘яснополянского поезда’ Гр НВ?
Стр. 793.
2 — страшные минуты ‘астановской катастрофы’ / страшные минуты ‘Астаповской катастрофы’ БА, страшные минуты ‘астаповской катастрофы’ Гр НВ
5 — отделив его фигурою / оттенив его фигурою БА, Гр НВ м-19 _ текст: Всегда была ярка около Толстого ~ ‘одна из дочерей Толстого’. — в Гр НВ вычеркнут, а затем восстановлен, о гем сделана запись на полях: ‘печатать’.
21 — единственная младшая дочь, Александра Львовна, /в БА слов нет, в Гр НВ слова вписаны
25 — в ‘Воскресенье’ / в ‘Воскресеньи’ БА, Гр НВ
30 — Прийти к матери / Придти к матери БА, Гр НВ 35 — ожидалось бы / ожидалось ли БА, Гр НВ?
37 — их была ты / их была ты БА, Гр НВ?
38 — можешь быть только ты. / можешь быть только ты. БА, Гр НВ?
41 — и ты возьми / и ты возьми БА, Гр НВ?
Стр. 794.
5 — именно Россия / именно Россия БА, Гр НВ?
6 — (кроме рукописных) / в БА слов нет, в Гр НВ слова вписаны
10-11 — Все это — в нравственном и, позволим сказать, в религиозном смысле — есть достояние, наследие России. / Все это — собственность и наследие России, даже в ‘заповедных’ художественных его произведениях, и особенно в произведениях, еще не изданных БА, Гр НВ?
13-23 — Текст: Очевидно, молоко от коровы ~ еще хуже, — по тенденции, в Гр НВ вычеркнут, а затем восстановлен: на полях против него — помета ‘печатать’. После слов еще хуже, — по тенденции, в БА следует текст: Около умирающего Толстого была почему-то не одна Александра Львовна, но она и с нею вместе ‘роковой муж’. Если они были ‘вместе’ около умирающего, очевидно, ‘вместе’ не допустили мать до него, — то не разольется ли во всей России тревога и опасение, что и ‘редакция произведений Толстого’ будет производиться тоже ‘вместе’. Но бесцеремонность и тупость Черткова всем известна, его беспощадный сектантский дух, не церемонящийся чужим ‘духом’ и еще менее с чужим словом, с чужою буквою — тоже ни от кого не скрыть. И его ‘редакция’ будет безусловно принята с отвращением и враждою всей Россией. В Гр НВ текст вычеркнут.
21-22 — В газетном тексте статьи от слов должен дать до ‘перефасонено’ по непониманию, содержится дефект, связанный с пропуском части текста в Гр НВ. В БА текст читается: должен дать стране полное удостоверение в том, что драгоценное наследие не будет ‘перефасонено’ по непониманию, а в Гр НВ — должен дать стране полное удостоверение дет часть слова будет, после пропуска предыдущих ‘перефасонено’ по непониманию. Смысловая достаточность фразы возможна при введении тире (либо двоеточия): должен дать стране полное удостоверение — ‘перефасонено’, по непониманию.
24 — Вот отчего вся Россия / а как в тексте б— Вся Россия Гр НВ
32-33 — собственности самого завещания. / собственности самого завещателя. БА, Гр НВ
36-37 — Еще тоньше или ‘казуистичнее’ она может поступить, — раз все поставлено на карту казуистики, — отпечатав толстовский текст / Еще тоньше она может поступить, даже отпечатав их текст, БА, а как в БА б Еще тоньше или ‘изумительнее’ она может поступить, раз все поставлено на почву казуистики, — отпечатав текст
38-39 — и предоставив ‘законным наследникам’ печатать с обозначением цены — только одну обложку / и предоставив печатать — с обозначением цены — только одну обложку Александре Львовне, БА, Гр НВ?
39-40 — и затем, предоставив ей в собственность, за вычетом — расходов по печатанию, всей массы книг, как товара / и затем отпечатанные экземпляры — со счетами типографии. БА, Гр НВ?
40-41 — Александра Львовна есть наследница / Наследники по завещанию суть наследники БА, ГрНВ?
47 — и отрава душ… / и отрава дум… Гр НВ?
В гранках после текста проставлена дата: 1911., подпись В. Розанов заменена на В. Варварин, которая зачеркнута.
Сохранились: 1) Беловой автограф, озаглавленный ‘Около ‘наследия’ Толстого…’ — РГАЛИ. Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 199. Л. 89—92, текст с подписью ‘В. Розанов’, сверху надпись: ‘Плотный корпус. С возможной поспешностью, и потому прошу Вас набрать это вперед рукописи, вчера отправленной (‘В министерстве просвещения’), Мих. Алекс, меня просил это написать в понедельник, т. к. вероятно он захочет это поставить сегодня. В. Розанов’, 2) Гранки с правкой и вставками — Там же. Л. 94—96 (см. Варианты), слева на полях помета: ‘No 17’, выделенная рамкой, в конце текста дата ‘1911’, напечатанная подпись ‘В. Розанов’ зачеркнута, как и вписанная ‘В. Варварин’.
Впервые напечатано в Собр. соч. Розанова, т. 21 (с. 331—334).
Печатается по тексту правленых гранок с исправлением по беловому автографу дефекта набора: пропуск слов ‘в том, что драгоценное наследие не будет’ после слов ‘дать стране полное удостоверение’ (с. 333, строка 39). Очевидно, статья предназначалась для газеты ‘Русское Слово’, но после 5 ноября публикации Розанова в газете были прекращены, т. е. статья была написана не позднее ноября 1911 г.
С. 791. ...подобны ‘золоту Рейна‘ в трилогии Вагнера… — речь идет об оперной тетралогии немецкого композитора Р. Вагнера ‘Кольцо нибелунга’ (1876), в сюжете которой символическое значение имеет золото, хранящееся на дне Рейна, кто скует кольцо из этого золота, говорится в прологе ‘Золота Рейна’ (первая часть тетралогии), тот станет властелином.
С 793. ...‘астаповской катастрофы‘… — Л. Н. Толстой скончался на станции Астапово (в ноябре 1918 г. переименована в ‘Лев Толстой’) 7 ноября 1910 г.
‘муж рока’ — так А. С. Пушкин в поэме ‘Полтава’ (песнь первая) называет Наполеона. Выражение восходит к античности (‘сын судьбы’ в ‘Царе Эдипе’ Софокла).
Она-то и оказалась наследницею всего… — 22 июля 1910 г. Толстой подписал завещание, по которому его дочь Александра Львовна стала распорядительницей его литературного наследия. В семейной драме родителей она полностью приняла сторону отца. После смерти Толстого Софья Андреевна передала Александре свои права на рукописи и ключи от 12 ящиков, в которых в Румянцевском музее хранились автографы, написанные Толстым до 1880 г. В 1928 г. как член редакторского комитета участвовала в выпуске первого тома Полного собрания сочинений Толстого (Юбилейного). В 1929 г. уехала в Японию, а в 1931 г. переехала в США, где основала Толстовский фонд и жила до смерти в 1979 г.
С 794. …отрекся от прав собственности на все (кроме рукописных) нехудожественные свои произведения… — 9 марта 1891 г. Л. Н. Толстой сообщил жене, что решил отказаться от авторских прав, выступив как отец антикопирайта. Он отказался от права издания своих книг, написанных до 1881 г.
…вся Россия не может не стать на сторону Софьи Андреевны… — Жена Толстого Софья Андреевна после смерти писателя передала принадлежащие ей рукописи Толстого на хранение в Исторический музей. Дочь А. Л. Толстая и В. Г. Чертков, опасавшиеся уничтожения ею части их, предприняли меры, чтобы получить рукописи в свое распоряжение. Эта тяжба закончилась лишь 6 декабря 1914 г., когда вышел указ Сената о передаче рукописей С. А. Толстой.