Роб Рой. Часть вторая, Скотт Вальтер, Год: 1817 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 101 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

РОБЪ РОЙ.

СОЧИНЕНІЕ
ВАЛТЕРА СКОТТА.

СЪ ИСТОРИЧЕСКИМЪ ИЗВСТІЕМЪ

о Робъ-Ро Макъ-Грегор Кампбел
и его семейств.

‘Простой законъ старины царствовалъ тогда на земл. Объявляя войну слабйшему, сильный говорилъ: Защищайся, если можешь!’

Гробница Робъ-Роя. Вортсвортъ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

МОСКВА.
Въ Типографіи И. Степанова.
При Императорскомъ Театр.
1829.

съ тмъ, чтобы по отпечатаніи представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. Москва, 1828 года, Апрля 21 дня. Въ должности Предсдателя

Ценсоръ Сергй Аксаковъ.

РОБЪ-РОЙ

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

‘Одинъ изъ разбойниковъ возвращается! будемъ остерегаться…. Но чего же я боюсь? будучи такъ близко отъ дому, я легко уговорю его.’

Вдова.

— Еще незнакомецъ! повторилъ Судья, только бы не за дломъ, а то…. Незнакомецъ своимъ приходомъ прервалъ его рчь.

— Я пришелъ къ вамъ по важному длу, сказалъ Кампбель: ибо это былъ тотъ самой Шотландецъ, котораго я видлъ въ Нортамиртон, — и прошу вашу честь, не медля, обратить на него все вниманіе, какого онъ заслуживаетъ.— Я думаю, господинъ Моррисъ, примолвилъ онъ, бросая на него твердый и грозный взоръ, я думаю, что вы знаете меня, и врно не забыли того, что случилось съ вами посл нашей встрчи на дорог.

Моррисъ былъ погруженъ въ оцпенніе, онъ дрожалъ, щелкалъ зубами и оказывалъ знаки величайшаго смущенія.

— Ну что же? не робйте, сказалъ Кампбель, и не щелкайте зубами, словно кастаньетами. Я не понимаю, что мшаетъ вамъ сказать Г-ну Судь, что вы знакомы со мной и знаете, что я честной человкъ, вы дете въ нашу сторону, и я, можетъ статься, въ свою очередь буду имть случай оказать вамъ услугу.

— Государь, государь мой, я васъ почитаю честнымъ, и сверхъ того, какъ вы сами говорите, достаточнымъ человкомъ. Да, Г. Инглевудъ, прибавилъ онъ., стараясь придать твердости своему голосу, я почитаю ее то человка такимъ, какъ я вамъ сказалъ.

— Чего же онъ хочетъ отъ меня? спросилъ Судья довольно сухо. Вотъ, приходятъ ко мн одинъ за другимъ, какъ рифмы ‘Якова домъ’ и не даютъ мн ни отдыху, ни покою.

— Напротивъ, сударь, возразилъ Кампбель, я пришелъ прекратить тяжбу, которая васъ мучитъ.

— Въ такомъ случа, клянусь честію, вы будете у меня приняты, какъ ни одинъ еще Шотландецъ не былъ принятъ въ Англіи. Но продолжайте и говорите безъ остановки, что вамъ нужно сказать.

— Я думаю, этотъ человкъ объявилъ вамъ, что съ нимъ былъ нкто Кампбель, когда онъ имлъ несчастіе лишиться своего чемодана?

— Нтъ, прервалъ Судья, онъ никогда не произносилъ такого имени.

— А! я понимаю, понимаю, Г. Моррисъ, возразилъ Кампбель: вы боялись вмшать въ дло иностранца, незнающаго судейскихъ обрядовъ здшней страны. Благодаренъ за ваше вниманіе, но, какъ я узналъ, что мое свидтельство нужно для оправданія Г. Франка Осбалдистона, несправедливо подозрваемаго, то я васъ увольняю отъ тг(кой предосторожности и прошу объявить Г. Инглевуду, что мы хали нсколько миль вмст, по вашимъ неотступнымъ просьбамъ, въ Нортамиртон, и которыхъ я сперва не хотлъ слушать, но когда вы ихъ снова повторили, встртясь на дорог у Клоберей-Оллерса, то я ршился, къ моему несчастію, сдлать большой крюкъ и хать вмст съ вами — Точная и горестная истина, отвчалъ Моррисъ, кивнувъ головою въ знакъ согласія на длинное объявленіе, коего справедливость онъ принужденъ былъ признать.

— И какъ я надюсь еще, вы объявите его милости, что ни кто лучше меня не можетъ этаго засвидтельствовать, потому что въ семъ дл я былъ съ вами вмст.

— Конечно, ни кто не можетъ лучше васъ, отвчалъ Моррисъ, удерживая глубокой вздохъ.

— Чортъ возми! для чего же вы не помогли ему, сказалъ Судья, когда разбойниковъ было только двое, какъ видно изъ показанія Г. Морриса? васъ было двое надвое и оба вы, кажется, здоровые ребята.

— Благоволите замтить, ваша милость, сказалъ Кампбель, что я цлую жизнь привязанъ былъ къ тишин и спокойствію, Г-нъ же Моррисъ, который, какъ слышно, служитъ или служилъ въ арміи Его Величества, и везъ, какъ мн кажется, значительную сумму денегъ, могъ бы защищаться, еслибъ, захотлъ, но я, имя небольшую поклажу и будучи миролюбиваго характера, для чего бы я сталъ противиться и тмъ, подвергать жизнь свою опасности.

Я смотрлъ на Кампбеля въ то время, какъ онъ говорилъ, и не помню, чтобъ когда либо видлъ такую разительную противуположность, между выраженіемъ мужества и смлости его взоровъ, и характеромъ простоты и кротости, которыя показывали его олова, замтна была на устахъ его ироническая улыбка, казалось, онъ невольно выражалъ ею свое презрніе къ тихому и миролюбивому характеру, который на себя принялъ, и я уврился, что ежели онъ былъ свидтелемъ насилія, сдланнаго Моррису, то врно ужъ не какъ терпливой товарищъ или простои зритель.

Можетъ быть и въ Судь родились подобныя подозрнія, ибо онъ въ ту же минуту вскричалъ:— По чести, престранная исторія!

Казалось, Шотландецъ угадалъ его мысли: тотчасъ перемнилъ тонъ и поступки, оставилъ притворный видъ смиренія, который плохо удался ему, и сказалъ вольне и откровенне:— Говоря правду, я изъ числа тхъ добрыхъ людей, которые тогда только дерутся., когда имъ есть что защищать, а моя поклажа была слишкомъ легка, когда мы встртились съ этими негодяями. Но чтобъ ваша милость лучше поврила моему показанію, узнавъ мой характеръ, благоволите, сдлайте милость, прочесть эту бумагу.

Г. Инглевудъ взялъ бумагу и прочелъ въ полголоса: ‘Симъ увряю, что податель сего письма Робертъ Кампбель (изъ какого-то мста, котораго имени я никакъ не могу выговорить, сказалъ. Судья), человкъ хорошей фамиліи и безпорочнаго поведенія, дущій въ Англію по своимъ дламъ, и проч. и проч. Дано съ приложеніемъ нашей печати, въ замк нашемъ Инвер… Инверра…. р. Ардотиль.’

— Это свидтельство, государь мой, данное мн благороднымъ господиномъ (онъ поднесъ руку къ голов, какъ бы для того, чтобъ прикоснуться къ шапк) Макъ-Каллюморъ!

— Макъ-Каллюм…. Какъ зовутъ?.. спросилъ Судья.

— Макъ Каллюморъ, котораго въ Англіи называютъ Герцогомъ Ардотвлемъ.

— Я очень коротко знаю Герцога Ардотиля: это человкъ съ большими достоинствами, истинно любящій свое отечество. Я быль изъ числа приставшихъ къ его сторон въ 1714 году, когда онъ смнилъ Герцога Малборуга. Я бы хотлъ, чтобы большіе господа походили на него. Онъ тогда былъ еще честный Торисъ, послдователь Ормонда, теперь онъ приверженъ къ ныншнему правительству, по тмъ же причинамъ, какъ и я, т. е. для общаго спокойствія, по крайней мр я думаю, что у него были другія причины, кром страха потерять мсто и начальство надъ полкомъ, какъ утверждаютъ его враги. Это свидтельство, Г. Кампбель, совершенно меня удовлетворяетъ. Ну, что вы скажете теперь насчетъ покражи?

— Два слова, Г. Инглевудъ, а именно: Г. Моррисъ точно также способенъ обвинить въ немъ новорожденное дитя или меня самаго, какъ онъ обвиняетъ этаго молодаго дворянина. Я вамъ искренно сдлалъ мое показаніе и божусь, что оно справедливо. И такъ я объявляю, что не только человкъ, коего онъ принялъ за Г-на Осбалдистона, былъ меньше и толще сего господина, но случайно замтя его лице, когда маска у него развязалась, я увидлъ, что онъ не имлъ съ нимъ никакого сходства. А я думаю, примолвилъ онъ, смотря пристально на Морриса со взоромъ, отъ котораго затрепеталъ бдный обвинитель,— я думаю, что Г-нъ Моррисъ согласится, что сохранивъ боле присутствія духа, я могъ лучше разсмотрть разбойниковъ.

— О согласенъ, сударь, совершенно согласенъ въ томъ, сказалъ Моррисъ отскочивъ назадъ, увидя, что Кампбель подходитъ къ нему для подтвержденія своихъ словъ. Я готовъ, государь, мой, прибавилъ, онъ, обращаясь къ Инглевуду, отказаться отъ моего доноса на Г-на Осбалдистона и прошу васъ позволить мн отправиться за своими длами. Г-нъ Кампбель, можетъ быть, желаетъ говорить съ вами наедин, а мн нкогда дожидаться.

— Слава Богу! хоть однимъ дломъ да меньше, сказалъ Судья бросая въ печку доношеніе. Теперь вы совсмъ свободны, Г-нъ Осбалдистонъ, а вы, Г-нъ Моррисъ, я думаю, совершенно успокоены.

— Да, сказалъ Кампбель, смотря на Морриса, который жалкимъ кривляніемъ изъявлялъ согласіе на замчаніе Судьи, спокоенъ, какъ наскомое надъ бороною земледльца. Ничего не бойтесь, Г-нъ Моррисъ, мы подемъ вмст: я васъ провожу до большей дороги, гд мы и разстанемся, и ваша вина будетъ, если не друзьями встртимся въ Шотландіи. Съ печальнымъ и робкимъ взоромъ-преступника, осужденнаго на смерть, которому говорятъ, что готова телга, всталъ Г. Моррисъ со стула, но все, казалось, не ршался.— Не бойся ничего, говорю теб, повторилъ Кампбель, я сдержу свое слово. Почему знать, можетъ статься, гд нибудь мы получимъ извстіе о твоемъ чемодан, ежели, вмсто того, чтобы стоять какъ статуя, ты послдуешь моему совту. Лошади готовы, простись съ Г-номъ Инглевудомъ и подемъ.

Моррисъ распрощался и ушелъ въ сопровожденіи Кампбеля, но въ передней, казалось, прежняя робость возобновилась въ немъ, ибо слышно было, какъ Кампбель повторялъ ему свое _ увреніе въ покровительств.— Тломъ и душою божусь, ты будешь безопасенъ, какъ младенецъ на груди матери… Ну, что за чортъ! у тебя ужъ борода давно, а ты трусливй куропатки. Да ну же, пойдемъ со мной, полно ребячишься.

Голосъ исчезъ въ отдаленіи и черезъ минуту мы услышали топотъ лошадей, которыя узжали со двора.

Радость Инглевуда, по окончаніи сего труднаго дла, уменьшилась при мысли, что писарь, возвратясь, будетъ недоволенъ.— Остается еще сбыть съ рукъ Жобсона. Правда, я бы не долженъ такъ скоро ихъ сжечь, да что же! я раздлаюсь съ нимъ заплатя то, что пришлось бы ему отъ процесса. Ну, Миссъ Вернонъ, хошя нынче у меня день отпущенія грховъ и мн не хочется никого арестовать, а меня беретъ охота посадить подъ караулъ васъ и отдать подъ стражу Блекисы, моей старой ключницы, мы бы послали за сосдкою Мистриссъ Мусграфъ, за Миссами Декинсами и вашими сосдями, и пока бы настроивали скрыпки, мы съ Франкомъ Осбалдистономъ опорожнили бы нсколько бутылокъ, чтобъ быть повеселе.

— Благодарю покорно, отвчала Миссъ Вернонъ, намъ надобно ворошиться въ Осбалдистонъ-Галль, тамъ не знаютъ, что съ нами сдлалось, и притомъ нужно успокоить дядюшку на счетъ брата: о немъ онъ печется какъ о родномъ своемъ сын.

— О, я легко этому врю, сказалъ Судья: когда Архій, старшій сынъ его, погибъ въ несчастномъ дл съ Сиръ Джономъ Фиквейчемъ, старой Гильдебрандъ долго смшивалъ его съ другими пятью сыновьями и жаловался, что никакъ не помнитъ, котораго изъ нихъ повсили. И такъ спшите успокоишь его отеческую заботливость. Но послушай, прелестный весенній цвтокъ, сказалъ онъ Діан, взявъ се за руку, въ другой разъ оставь ты правительство исправлять свои дла и не марай своего прекраснаго пальчика въ чернилахъ, исполненныхъ Латыни, ябеды и всяческой латыни, берегись, Діана, указывая другимъ дорогу въ это болото, берегись сама увязнуть, проказница!

Судья оборотился ко мн и дружески, пожимая мою руку, сказалъ мн:

— Ты, кажется, доброй малой, Франкъ, я очень хорошо помню отца твоего: мы съ нимъ вмст были въ школ. Но послушай, другъ мой, впередъ не болтай много съ прозжими, которыхъ встртишь на большой дорог. И что за чортъ! разв вс Королевскіе подданные обязаны принимать твои шутки? Не надобно играть правительствомъ… Ахъ! да, сударь, рекомендую вамъ Діану. Бдная малютка! она одна на земл, и ей дано право рыскать и здить куда только угодно. Имй объ ней попеченіе, или, чортъ возми! я вызову на дуель тебя, хотя, признаюсь, и не такъ легко мн это сдлать. Ну, теперь прощайте, идите съ Богомъ, и оставьте меня съ трубкой табаку и съ моей задумчивостью,

‘Листья табаку сгараютъ,

Превращаясь въ легкій дымъ,

Такъ и люди исчезаютъ,

Силы жизни потерявъ.

Юность пылкая проходитъ

Какъ мечта, какъ легкій дымъ,

Старость дряхлая походитъ

На угасшую золу!’

Меня плнили искры здраваго разсудка и чувствительности, которыя вырывались у него посреди лности и безпечности, я уврялъ,— что воспользуюсь его совтами и простился съ честнымъ Судьею и его гостепріимнымъ кровомъ.

Мы встртили на двор слугу Сиръ Гильдебранда, который намъ прежде попался и которому Ралейгъ приказалъ насъ дожидаться, мы отправились и хранили молчаніе. Признаюсь, пораженный приключеніями, одно за другимъ послдовавшими въ продолженіи утра, я не хотлъ прервать оное, наконецъ Миссъ Вернонъ воскликнула, не въ состояніи будучи удерживать мыслей, ее волновавшихъ.

— Ралейгъ удивительной, непонятной и самый опасной человкъ! онъ что хочетъ, то и длаетъ, вс окружающіе его ничто иное для него, какъ куклы, коими онъ дйствуетъ по произволу, у него есть актеръ, готовый на вс роли, какія угодно, и его изобртательный умъ вчно внушитъ ему такое средство, которое непремнно удастся.

— Такъ вы думаете, сказалъ я, отвчая боле на то, что она хотла указать, нежели на то, что сказала, вы думаете, что Кампбель, который пришедши кстати, увлекъ моего обвинителя, какъ соколъ увлекаетъ куропатку, былъ подосланъ Осбалдистономъ.

— Я подозрваю, отвчала Діана, и думаю, что онъ не пришелъ бы кстати, ежелибъ я не встртила случайно Ралейга на двор Г. Инглевуда.

— Въ такомъ случа вамъ, моя любезная избавительница, обязанъ я принести мою благодарность.

— Да, но положимъ, что вы принесли, а я приняла ее, прибавила она съ милою улыбкой, у меня совсмъ нтъ охоты васъ слушать. А если вамъ угодно, мю поберегите ее до первой моей безсонницы: я отвчаю за ея дйствіе. Однимъ словомъ, Г-нъ Франкъ, я искала случая быть вамъ полезною, очень рада, что онъ встртился и въ награду прошу у васъ одной милости: никогда не говоритъ объ этомъ. Но кто это скачетъ намъ на встрчу верхомъ на маленькой кляч? Ахъ! Боже мой! да это младшій сынъ, закона, честный Г. Іосифъ Жобсонъ.

Въ самомъ дл то былъ. Жобсонъ, который халъ съ поспшностію, и какъ мы вскор увидли, былъ въ самомъ худомъ расположеніи духа, онъ подъхалъ къ намъ, и желая поговорить, остановилъ свою лошадь.

— И такъ, сударь…. и такъ Миссъ Вернонъ… да… я вижу что такое. Во время, моего отсутствія порука была принята…. Хотлъ бы я знать, кто совершалъ актъ. Ежели Г. Судья употребляетъ часто такую форму производства длъ, то я совтую ему поискать другаго писаря, а я подамъ въ отставку.

— О! не грозите ему этимъ, Г-нъ Жобсонъ, прервала Діана, вдь онъ сей часъ привяжется къ. слову. Ну какъ поживаетъ арендаторъ Рутледжъ? Надюсь, что вы нашли его въ состояніи продиктовать вамъ свою духовную.

Этотъ вопросъ, казалось, увеличилъ бшенство нашего законовдца, онъ посмотрлъ на Миссъ Вернонъ со взоромъ досады и злобы, столь явной, что мн чрезвычайно хотлось отвсить ему разъ хлыстомъ по спин, но къ счастію я воздержался, вспомнивъ, съ кмъ имю дло.

— Рутледжь, Миссъ, сказалъ писарь, почти лишась языка отъ злобы, арендаторъ. Рутледжь здорове васъ’ Онъ никогда не былъ болнъ, и это плутовская штука, которую хотли сыграть со мной.

— Возможно ли! прервала Миссъ Вернонъ съ видомъ величайшаго удивленія.

— Да, Миссъ, подхватилъ бшеный писарь, и этотъ грубіянъ арендаторъ назвалъ меня ябедникомъ… ябедникомъ, сударыня!… Онъ сказалъ, что я стараюсь только выманивать деньги! Я не понимаю, почему мн именно сдлалъ онъ такой упрекъ, а не кому нибудь другому изъ моихъ собратій… мн, писарю въ Совстномъ Суд, въ силу указовъ, изданныхъ въ тридцать третій годъ царствованія Генриха VII и въ первой царствованія Вильгельма…. блаженной и вчной памяти Короля Вильгельма, сударыня, того великаго Государя, который избавилъ насъ отъ Претендентовъ и Папистовъ, Миссъ Вернонъ.

— Да, Гофферъ Рутледжь предерзкой негодяй, отвчала Діана, желая увеличить его бшенство. Но довольствовался ли онъ словами, любезный Г-нъ Жобсонъ? ужъ не поколотилъ ли онъ васъ?

— Поколотилъ меня, Миссъ Вернонъ? странная мысль! Хотлъ бы я видть, какъ онъ осмлится меня тронуть! Я удивляюсь, сударыня….

— Я удивляюсь, сударь, что вы можете такъ неприлично говорить съ Миссъ Вернонъ, сказалъ я, прерывая его, и если вы не перемните вашихъ выраженій, то я самъ могу наказать васъ.

— Меня наказать, сударь!… меня, сударь! Да знаете ли, съ кмъ вы говорите?

— Очень хорошо, сударь, по словамъ вашимъ, вы писарь въ Совстномъ Суд, Гофферъ Рутледжь говоритъ, что вы ябедникъ, но изъ этаго всего я не вижу, что даетъ вамъ право быть дерзкимъ съ дамою.

Миссъ Вернонъ взяла меня за руку и вскричала:— Нтъ, Г-нъ Франкъ, я но потерплю, чтобъ вы обидли Г-на Жобсона. Я не столько его люблю, чтобъ позволила вамъ тронуть его ниже концомъ вашего хлыста. Какъ! вдь ему доставитъ пропитанія на цлые три мсяца, притомъ же вы и такъ довольно оскорбили его чувствительность, назвавъ дерзкимъ.

— Я мало забочусь о томъ, что онъ говоритъ, Миссъ, сказалъ писарь не такъ грубо, слово дерзкій не можетъ быть поводомъ къ тяжб, но ябедникъ явно ругательное слово, и я дамъ знать Гофферу Рутледжу, ему и всмъ тмъ, которые будутъ повторять его къ нарушенію общественнаго спокойствія и къ лишенію меня доброй

— Что вы, Г-нъ Жобсонъ? подхватила Діана, разв не знаете, что въ пустомъ мст и самъ Король ничего не возметъ? Что же касается до вашей славы, то оставьте того въ поко, кто захочетъ лишить васъ оной: для него будетъ плохая пожива, а васъ я поздравлю, что избавитесь отъ ней.

— Очень хорошо, сударыня…. Прощайте…. Противъ. Папистовъ есть законы, и все бы лучше шло, еслибъ они строже исполнялись. По тридцать четвертому уставу Эдуарда VI положено наказаніе на того, кто будетъ имть при себ молитвенникъ, служебникъ или житія святыхъ…. Оному подвергаются и Паписты, отказавшіеся дать присягу, и т, которые ходятъ къ обдни. Смотри тридцать третій уставъ Королевы Елисаветы и третій Короля Іакова. Всякій Католикъ долженъ, заплатя двойный штрафъ, внести въ списокъ….

— Смотри новое изданіе законовъ, пересмотрнныхъ, исправленныхъ и умноженныхъ Іосифомъ Жобсономъ, писцомъ Совстнаго Суда, сказала Миссъ Вернонъ.

— И такъ, продолжалъ Жобсонъ, ибо я вамъ говорю, Діана, незамужняя невста и Папистка, вы обязаны возвратиться въ. свой домъ кратчайшей дорогой, подъ опасеніемъ лишиться дворянскаго достоинства, какъ виновная въ злоумышленіи противъ Короля. Вы обязаны проситъ перевоза на публичныхъ паромахъ и оставаться на лихъ не доле прилива и отлива, и если не найдете онаго въ подобныхъ мстахъ, то должны каждый день ходить по колно въ вод и такимъ образомъ достигать противоположнаго берега.

— Это, какъ я думаю, сказала Миссъ Вернонъ, родъ Протестантскаго наказанія за мои грхи въ Католическомъ исповданіи. Однако, я васъ благодарю за увдомленіе, Г-нъ Жобсонъ, и удаляюсь, какъ можно скоре, твердо ршась не выходить впередъ изъ дому. Прощайте, Г-нъ Жобсонъ, образецъ судейской учтивости.

— Прощайте, прощайте, сударыня, помните, что съ закономъ шутить не должно.

И мы продолжали нашу дорогу.

— Не жестоко ли, сказала Миссъ Вернонъ, не жестоко ли для людей честныхъ и благородныхъ сносить явную дерзость какого нибудь негодяя стряпчаго? И почему? потому только, что мы того исповданія, которое за сто лтъ назадъ было всеобщимъ…. По крайней мр наша религія иметъ на своей сторон преимущество старшинства.

— Мн очень хотлось переломить ему кости, отвчалъ я.

— И вы бы поступили какъ сущій втренникъ, но, впрочемъ, ежели бы мой кулакъ былъ немного потяжел, я сама, кажется, дала бы почувствовать ему всю силу онаго…. У меня есть три причины жаловаться на судьбу.

— Какія же это причины, Миссъ Вернонъ?

— Но общаете ли вы пожалть обо мн, когда вамъ скажу ихъ?

— Можете ли въ томь сомнваться, воскликнулъ я, подъхавъ къ ней ближе и чувствуя участіе, которое и скрыть не старался.

— И такъ вотъ три предмета моихъ жалобъ, оно, какъ бы то ни было, приятно внушать сожалніе къ себ. Во первыхъ: и двушка, а не мущина, и меня почли бы безумною, когдабъ я захотла хоть въ половину исполнить то, что мн приходитъ въ голову, межъ тмъ какъ съ вашею счастливою привиллегіею, длать что угодно, я моглабъ предаться моимъ капризамъ, и даже возбуждать восторгъ и удивленіе.

— А! вотъ пунктъ, относительно котораго я не могу сожалть о васъ, какъ бы вамъ хотлось, несчастіе такъ обще людямъ, что вы раздляете его съ одною половиною рода человческаго, а вторая половина….

— Такъ выгодно надлена, что не хочетъ уступить другимъ своихъ правъ, я и забыла въ васъ пристрастнаго соперника. Тсъ! прибавила она, видя, что я хочу говорить, угадываю, что эта милая улыбка предшествуетъ прекрасному комплименту, на счетъ выгодъ, получаемыхъ друзьями и родственниками Діаны Вернонъ, что она родилась ихъ невольницею, но не трудитесь произносить его, любезный братецъ! Поглядимъ, какъ мы согласимся въ прочихъ пунктахъ моей жалобы на судьбу. Я принадлежу къ сект притсняемой, исповдую нетерпимую религію, какъ сказалъ бві негодный стряпчій, съ которымъ мы сей часъ разстались, и не только не приноситъ мн чести мое благочестіе, ибо,я почитаю того же Бога, коего Почитали мои предки, но приятель мой, Судья Инглевудъ, можетъ отослать меня въ рабочій домъ и сказать мн, что старой Нембронъ сказалъ Игумень Польтонской, когда овладлъ ея монастыремъ: ‘Ступай прясть, баба!’

— Это зло не безъ пособія, отвчалъ я важно, посовтуйтесь съ какимъ нибудь изъ нашихъ образованныхъ священниковъ, или лучше посовтуйтесь съ вашимъ разсудкомъ, Миссъ Вернонъ, и вы увидите, что различіе между нашей религіей и той, въ которой вы были воспитаны….

— Тсъ! сказала Миссъ Вернонъ поднеся палецъ ко рту, тсъ! ни слова на это. Оставить вру своихъ предковъ!… Неужели бы вы мн дали совтъ, когдабъ я была мущиною, покинуть ихъ знамена, видя что счастіе имъ не благоприятствуетъ и, какъ измннику, перейти на сторону торжествующихъ враговъ.

— Уважаю вашу твердость, Миссъ Вернонъ, относительно же неприятностей, какимъ она васъ подвергаетъ, я только скажу, что раны, получаемыя за то, что не хотимъ учинить низкой поступокъ, носятъ съ собою и бальзамъ для насъ.

— О! я вижу, жестокой, что наибольшаго сожалнія должна ожидать отъ васъ. Нын или завтра по вол Судьи меня пошлютъ прясть ленъ и чесать пеньку, а вы смотрите на это съ такимъ холоднымъ равнодушіемъ!… Я жалуюсь, что осуждена носить чепецъ и кружева на мсто шляпы и кокарды, а вы сметесь и не принимаете никакого участія въ горести моей. Нтъ, видно совсмъ безполезно будетъ открыть вамъ третію причину моей жалобы.

— Нтъ, любезная Миссъ Вернонъ, не лишайте меня своей довренности, и я вамъ общаю, что тройная дань симпатіи, которую вамъ долженъ, будетъ врно и сполна заплачена при открытіи вашей послдней жалобы, только, чтобъ это не было несчастіе общее со всми женщинами, ни даже со всми Католиками, въ Англіи которыхъ гораздо боле, нежели мы Протестанты желаемъ изъ усердія къ церкви и отечеству.

— О нтъ! это несчастіе, сказала Миссъ Вернонъ измнясь въ голос и съ важностію, еще никогда мной не виданной въ ней,— это несчастіе истинно заслуживаетъ сожалнія. Какъ вы сами могли примтить, я отъ природы откровенна безъ всякой скрытности, добрая двушка, безъ гордости, базъ притворства, которая бы хотла не имть ни для кого тайны и разговаривать свободно съ друзьями, между тмъ таково странное мое положеніе, что я едва смю сказать слово, боясь послдствій, какія оно можетъ имть ежели не для меня, то для другихъ.

— Это въ самомъ дл несчастіе, въ которомъ я истинное беру участіе. Миссъ Вернонъ, и котораго я никогда не подозрвалъ.

— О! Г-нъ Осбалдистонъ, ежелибъ вы знали, ежелибъ кто нибудь зналъ, какъ трудно иногда скрывать подъ, веселымъ лицемъ печальное сердце, вы бы пожалли обо мн!… Можетъ быть, я худо длаю, что говорю съ вами такъ откровенно о моемъ положеніи, Но у васъ здравой разсудокъ, вы проницательны, вы тотчасъ станете меня разспрашивать о приключеніяхъ ныншняго дня, о участіи, какое Ралейгъ бралъ въ вашемъ освобожденіи, о тысяче другихъ предметовъ, которые привлекутъ ваше вниманіе. У меня недостанетъ мужества отвчать вамъ съ надлежащею скрытностію и притворствомъ, вамъ легко-будетъ замтить, что я васъ обманываю, вы меня почтете притворщицей, недоврчивой, и я лишусь и вашего и собственнаго своего уваженія. Лучше ужъ сказать вамъ напередъ: не спрашивайте ни о чемъ меня, я не могу, отвчать вамъ.

Миссъ. Вернонъ произнесла сіи слова голосомъ трогательнымъ, сдлавшимъ на меня живое впечатлніе. Я уврилъ, что не стану осыпать ее нескромными, вопросами, что не буду принимать въ худую сторону отказовъ, отвчать на вопросы приличные и естественные по моему.

Я прибавилъ, что такъ обязанъ за участіе, принятое ею въ моихъ длахъ, что не употреблю во зло сего случая, не стану стараться проникнуть въ ея дла. Я только надялся, что ежели мои услуги могутъ быть ей полезны, то чтобъ она смло пользовалась ими.

— Очень благодарна вамъ, подхватила она, и принимаю это отъ чистаго сердца. Вашъ голосъ не похожъ на однозвучный звонъ, названный комплиментомъ, это голосъ человка, чувствующаго на что онъ обязывается. Ежели… но чмъ невозможно? Впрочемъ ежели встртится случай, я васъ попрошу вспомнить о вашемъ общанію Когда и забудете его, я не мене буду обязана вамъ, довольно того, что вы теперь чистосердечны. Можетъ многое случится, что перемнитъ ваше мнніе, прежде нежели попрошу о томъ, если я должна просить васъ помочь Діан, какъ сестр своей.

— Будь она сестра мн, вскричалъ я, и тогда не боле имть буду готовности къ ея услугамъ. А теперь конечно я не долженъ спрашивать, добровольно ли, изъ дружбы ли Ралейгъ старался о моемъ оправданіи.

— Не у меня, но вы можете спросить у него самаго, будьте уврены, что онъ отвтитъ: да, ибо всякой разъ, когда можешь похвалиться добрымъ дломъ, не упуститъ случая приписать его себ.

— И я не долженъ спрашивать: не былъ ли Кампбель человкъ, похитившій его чемоданъ, и письмо, полученное другомъ моимъ Жодіономъ, въ то время, какъ мы находились у Инглевуда, не была ли хитрость, чтобъ удалить его отъ мста дйствія и помшать ему препятствовать Зтоему освобожденію? И я не долженъ спрашивать….

— Вы ничего не должны у меня спрашивать, сказала Миссъ Вернонъ, и такъ безполезно полагать предлы вашему любопытству, за которые вы не можете преступить. Вы должны думать о мн также выгодно, какъ бы я отвчала на вс ваши вопросы, и на тысячу другихъ съ тмъ вольнымъ и развязнымъ тономъ, которой такъ легко принять Ралейгу и которому подражать мн не возможно. Послушайте, всякой разъ, когда поднесу руку къ подбородку — вотъ такъ, это будетъ знакомъ, что не могу изъяснить вамъ того, что занимаетъ ваше вниманіе. Надобно, чтобъ были условные знаки въ нашихъ сношеніяхъ. Вы теперь сдлаетесь моимъ повреннымъ совтникомъ, но не будете участвовать въ длахъ моихъ.

— Ничего не можетъ быть основательне, отвчалъ я смясь, а вы можете надяться, что мудрость совтовъ моихъ будетъ соотвтствовать вашей довренности.

Таковъ почти былъ разговоръ, занимавшій насъ во время дороги, и мы прихали въ Осбалдистонъ-Галль, когда семейство начало свое пиршество.

— Обдать подай намъ въ библіотек, сказала Миссъ Вернонъ слуг. Ужъ я сжалюсь, надъ вами, прибавила она, оборотясь ко мн, и постараюсь, чтобъ вы не умерли съ голоду въ нашемъ гостепріимномъ дом, иначе я не знаю, должна ли вамъ показать мою обитель. Библіотека мое любимое убжище, она одинъ уголокъ въ дом, въ которомъ я защищена отъ моихъ орангъ-утанговъ братьевъ. Они и ноги сюда не заносятъ, боясь, я думаю, чтобъ эти фоліанты, упавъ, не разбили имъ черепа. Вдь это одно дйствіе, которое они могутъ произвесть надъ ихъ мозгомъ. Послдуйте за мною.

Я пошелъ за нею по длиннымъ извилинамъ коридоровъ, переходовъ, галлерей и лстницъ, и наконецъ взошелъ въ библіотеку.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

‘Въ это уединенное мсто она приходила часто заниматься ученіемъ и на минуту забывала свои несчастія.’

Неизвстный.

Библіотека въ Осбалдистонъ-Галл была темная комната, въ которой старыя дубовыя полки гнулись подъ тяжестію полновсныхъ фоліантовъ, драгоцнныхъ въ семнадцатомъ вк, но изъ нихъ-то, съ позволенія сказать, мы перегнали содержаніе нашихъ in quarto и нашихъ in octawo, которые еще разъ перейдя черезъ кубокъ, ежели наши потомки будутъ суетне насъ самихъ, могутъ быть приведены въ двнадцатую и даже осмнадцатую долю. Собраніе состояло преимущественно изъ классическихъ авторовъ, историческихъ, а особливо богословскихъ книгъ. Она была въ большомъ разстройств Священники, которыя въ послдовательномъ порядк одинъ за другимъ исправляли въ замк должность капеллановъ, долгое время исключительно пользовались правомъ входить въ библіотеку, пока наконецъ любовь къ чтенію не заставила Ралейга нарушить покой почтенныхь наскомыхъ, раскинувшихь свою ткань передъ полками шкафа. Такъ какъ онъ себя назначилъ въ духовное званіе, то его поведеніе казалось не очень безумнымъ Сиръ Гильдебранду, какъ бы оно показалось въ другомъ изъ его сыновй, ежели бъ въ которомъ нибудь изъ нихъ родилась такая смшная склонность, и Сиръ Гильдебрандъ согласился поправить комнату такъ, чтобъ можно было жить въ ней. Но впрочемъ въ этомъ обширномъ поко все еще замшенъ былъ видъ какого-то безпорядка и разрушенія, и сокровища наукъ погребены были подъ толстымъ слоемъ пыли, который скрывалъ ихъ отъ взоровъ. Ветхія обои, червями источенныя полки и книги, плохія стулья, шаткіе налои и столы, очагъ въ комнат, покрытый ржавчиной и рдко оживляемый огнемъ угольевъ или пламенемъ дровъ, все показывало презрніе владтелей замка къ наукамъ и къ книгамъ, содержащимъ сокровища оныхъ.

— Это мсто кажется вамъ не много дикимъ, сказала Миссъ Вернонъ, видя, что я обозрваю комнату со взоромъ удивленія, но оно для меня маленькой рай, я въ немъ спокойна и не боюсь, чтобъ кто нибудь помшалъ мн. Ралейгъ владлъ ею вмст со мною, когда мы были друзьями.

— А теперь разв вы недрузья? былъ натурально вопросъ мой.

Она поднесла палецъ къ прелестной ямочк подбородка, чтобъ дать мн почувствовать нескромность моего вопроса.

— Мы все еще союзники, отвчала она, и связаны между собою, какъ и вс союзныя державы, взаимными выгодами. Но боюсь, что слдуя обычаю, мирный договоръ не переживетъ дружескихъ расположеній, въ которыхъ онъ былъ заключенъ. Какъ бы то ни было, мы уже не такъ часто бываемъ иметъ, и когда онъ входитъ въ эту дверь, я убгаю вонъ въ ту. И видя наконецъ, что эта комната, какъ ни велика она кажется, была тсна для двухъ, онъ имлъ великодушіе отказаться отъ своихъ правъ въ мою пользу, и я стараюсь продолжать занятія, въ которыхъ сперва онъ меня руководствовалъ.

— Какія это занятія, могу ли спросить?

— О! смло можете. Не бойтесь, что при этомъ вопрос я подниму мой палецъ. Исторіей и словесностью преимущественно занимаюсь я, но изучаю также поэзію и классическихъ писателей.

— Классическихъ писателей? и читаете ихъ въ подлинник?

— Кое какъ, Ралейгъ — человкъ не безъ познаній,— далъ мн нкоторое понятіе объ языкахъ древнихъ и объ языкахъ нын боле употребляемыхъ въ Европ. Поврьте мн, я не совсмъ дурно воспитана, хотя и не умю ни обрубать косынокъ, ни вышивать платковъ, ни длать пуддинговъ и наконецъ, какъ жена священника поставляетъ себ за удовольствіе говорить обо мн такъ приятно, вжливо и справедливо, хотя я ничего не знаю полезнаго въ сей юдоли міра.

— А курсъ наукъ сдлана’ по вашему выбору, Миссъ Вернонъ, или по выбору Ралейга?

— Гмъ! сказала она, какъ бы не ршаясь отвчать на мой вопросъ, но стоитъ ли труда подымать палецъ для такой бездлицы. И такъ я вамъ скажу, что отъ части по своему вкусу, отъ части но его совту, учась здить верхомъ, сдлать лошадей по нужд, перепрыгивать черезъ огородъ, стрлять изъ ружья наморщась и наконецъ всмъ искуствамъ, которыми обладаютъ мои любезные братья. Мн нравилось, посл такихъ трудныхъ упражненій, читать съ Ралейгомъ древнихъ писателей и приближаться къ древу познанія, съ котораго вы ученые одни бы хотли собирать плоды, какъ бы въ отмщеніе за участіе, принятое нашею общею праматерью въ грх первородномъ.

— И Ралейгъ поставлялъ себ за удовольствіе очищать вашъ вкусъ къ наукамъ?

— Да, я сдлалась его ученицею, но какъ онъ могъ меня выучить тому только, что самъ зналъ, то и вышло, что я совсмъ несвдуща въ искуств блишь кружева и обрубать платки.

— Но я думаю, что желаніе имть у себя подобную ученицу было побудительною причиною для учителя.

— О! я вамъ напередъ говорю: если вы станете проникать побудительныя причины Ралейга, то я буду всегда подымать палецъ. Откровенно съ вами говорить я могу о томъ, что касается до меня, короче, Ралейгъ уступилъ мн изключительное пользованіе библіотекою, и не входитъ въ нее не испросивъ и не получа на то позволенія, и потому я взяла смлость принести въ эту залу нсколько изъ моихъ пожитковъ, которые вы можете видть около себя.

— Извините, Миссъ Вернонъ, какъ я ни гляжу, а не вижу ничего похожаго на ваши пожитки.

— Конечно потому, что не видите ни пастуховъ, ни пастушекъ въ хорошихъ рамкахъ, ни чучелы попугая, ни клтки канареекъ, ни коробки для работы, оправленной въ золото, ни красиваго туалета, съ приборомъ, ни трехструнной лютни, ни маленькой шавки. Я не обладаю такими сокровищами, прибавила она, остановись Для минуту, чтобъ перевесть духъ, посл, такого длиннаго исчисленія,. но вотъ мечъ, моего предка Сиръ Ришарда Вернона, убитаго при Шрейсбури, и котораго такъ жестоко оклеветалъ нкто Шекспиръ. Онъ хотя былъ и умной человкъ, но приверженный къ Герцогу Ланкастерскому и его сообщникамъ, а потому исказилъ исторію въ ихъ пользу. Подл сего страшнаго меча виситъ панцырь другаго Вернона, бывшаго оруженосцемъ у Чорнаго Принца. Его судьба не похожа на участь Сиръ Ришарда, ибо въ поэт, его воспвшемъ, видно боле добраго намренія, чмъ дарованій. Вотъ мое охотничье ружье съ новоизобртенною доскою и куркомъ. Но это говоритъ само за себя.

Говоря такимъ образомъ, она показала мн портретъ во весь ростъ, писанный Вандиномъ, на которомъ готическими литерами было написано: Verno semper vir et. Вы, кажется, удивляетесь, сказала она, но разв не знаете, что это нашъ девизъ, девизъ всхъ Верноновъ? Разв не видите подъ гербомъ двухъ флейтъ, крестъ на крестъ положенныхъ?

— Флейтъ! я бы ихъ почелъ дудками. По извините моему невжеству, прибавилъ я, примтя, что она покраснла, я не могу осуждать вашего герба, потому что и своего не знаю.

— Вы Осбалдистонъ и признаетесь въ томъ! вскричала она. Коли такъ, то Персей, Торнклифъ, Джонъ, Дикъ и самъ Вильфредъ могутъ бытъ вашими наставниками: слыхано ли такое невжество?

— Я признаюсь, къ стыду, любезная Миссъ Вернонъ, гіероглифы Геральдики также для меня не поняли вы, какъ гіероглифы пирамидъ Египетскихъ.

— Какъ! возможно ли? Мой дядя, самъ дядя, ненавистникъ всхъ книгъ вообще, въ длинные зимніе вечера заставляетъ читать себ Гвиллима. Не знали изображеній Геральдики! Да о чемъ же думалъ отецъ вашъ.

— О изображеніяхъ ариметическихъ, изъ которыхъ самое простое, кажется, для него важне всей рыцарской Геральдики, но ежели я былъ такъ недогадливъ, что не узналъ вашего герба, то по крайней мр у меня достанетъ столько вкуса, чтобы удивляться прекрасному портрету, въ которомъ я открываю какое-то фамильное сходство съ вами.

— Точно ли хороша эта картина? примолвила она.

— Я видлъ много произведеній этаго знаменитаго художника, но ни одного не видалъ, которое бы мн такъ понравилось.

— Я такой же плохой знатокъ въ живописи, какъ вы въ Геральдик, подхватила Миссъ Вернонъ, но на моей сторон то преимущество, что я удивлялась этому портрету, не зная цны ему.

— Кого изображаетъ онъ?

— Моего дда, раздлявшаго вс несчастія Карла І-го и, съ стыдомъ признаюсь, вс распутства его сына. Онъ безумно расточилъ часть своихъ владній, другую часть отецъ мой продалъ, чтобы поддержать правое дло.

— Вашъ отецъ много потерплъ во время междуусобій?

— Не только потерплъ, онъ всего лишился. И его дочь, несчастная сирота, питаясь хлбомъ чужихъ людей, принуждена покоряться ихъ капризамъ, сообразоваться съ ихъ нравомъ. Впрочемъ, еслибъ слдуя внушеніямъ благоразумія, а не праводушія, онъ пожертвовалъ своими правилами обстоятельствамъ и оставилъ меня наслдницею богатыхъ помстьевъ, находившихся во владніи его фамиліи, я бы меньше гордилась отцомъ своимъ.

Приходъ слуги, который принесъ обдать, Помщалъ продолженію нашего разговора. Обдъ былъ непродолжителенъ, и когда собрали со стола и поставили бутылки, слуга насъ увдомилъ, что Г. Ралейгъ просилъ сказать ему, когда мы отобдаемъ.

— Скажи ему, отвчала Миссъ Вернонъ, что ежели онъ хочетъ придти сюда, то мы будемъ ради его видть. Поставь стаканъ, принеси стулъ и оставь насъ. Вы удалитесь съ нимъ вмст, когда онъ захочетъ уйти, прибавила она₎ обращаясь ко мн. Не смотря на мою щедрость, изъ 24-хъ часовъ я не могу удлить молодому человку боле осьми, но, я думаю, и восемь пролетли очень скоро.

— Старикъ съ косокъ бжалъ такъ быстро сего дня, что я не успвалъ считать его шаговъ.

— Тсъ! сказала Миссъ Вернонъ, вотъ Ралейгъ. Она отодвинула свой стулъ, который почти касался моего, и сдлала большой промежутокъ между нами.

Легкій ударъ въ дверь, вжливоевниманіе отворять потихоньку ее, когда попросили войти, смиренно принтіая поступь, все показывало мн, что понятія, составленныя мною о обхожденіи совершеннаго Іезуита, соотвтствовали воспитанію, полученному Ралейгомъ въ школ Сентъ-Омерской, нужно ли говорить, что сіи понятія Протестанта были для него не очень выгодны.

— Къ чему, сказала Миссъ Вернонъ, эта церемонія стучаться въ дверь, когда вы знаете, что я не одна въ комнат.

Она произнесла сіи слова съ какимъ-то нетерпніемъ, какъ бы примтя, что подъ скромнымъ и смиреннымъ видомъ Ралейга скрывается дерзкое подозрніе. Не сами ли вы, прелестная кузина, научили меня стучаться въ эту дверь, отвчалъ Ралейгъ съ тмъ спокойствіемъ, съ тою кротостію, которая отъ долговременной привычки обратилась у него въ природу.

— Я чистосердечіе люблю боле вжливости, сказала Миссъ Вернонъ.

— Вжливость, отвчалъ Ралейгъ, слогомъ Амадиса, вжливость можетъ назваться храбрымъ и любезнымъ рыцаремъ, учтивымъ и по имени и по ремеслу, ему прилично быть сотоварищемъ дамы.

— Но истинный рыцарь есть чистосердечіе, и съ этимъ именемъ онъ везд хорошо принимается. Но кончимъ споръ, вовсе незанимательный для Г-на Франка. Садитесь-ка лучше и налейте стаканъ, чтобъ подать примръ ему. Я взяла на себя обязанность потчивать за обдомъ, чтобъ поддержать славу о гостепріимств въ Осбалдистонъ-Галл.

Ралейгъ слъ и наполнилъ стаканъ, поперемнно смотря то на Діану, то на меня съ такимъ смущеніемъ, что никакія усилія не могли скрыть его. Я замтилъ, что онъ старается проникнуть, какъ далеко простиралась ея довренность ко мн, и потому поспшилъ дать другой оборотъ разговору, чмъ онъ и успокоился, увидя изъ него, что Діана не измнила его тайнамъ.— Г-нъ Ралейгъ, сказалъ я ему, Миссъ Вернонъ препоручила мн изъявить вамъ мою признательность за счастливое окончаніе дла съ Моррисомъ, но несправедливо опасаясь, что моя благодарность не напомнитъ мн объ обязанности, она подстрекнула еще любопытство и препоручила просишь у васъ изъясненія тайны, которой, по видимому, я обязанъ освобожденіемъ.

— А я такъ думалъ, отвчалъ Ралейгъ, быстро бросивъ проницательный взглядъ на Діану, что Миссъ Вернонъвсе изъяснила вамъ, и его взоръ, устремясь на меня, казалось, хотлъ открыть, такъ ли ограничена была ея довренность, какъ я утверждалъ. Миссъ Вернонъ презрительнымъ взглядомъ отвчала на его безмолвный вопросъ, между тмъ какъ я, не зная, долженъ ли отвергнуть подозрнія или оскорбиться ими, отвчалъ:— Ежели вамъ угодно, Г-нъ Ралейгъ, оставлять меня въ неизвстности, я покоряюсь, но если вы отказываете въ объясненіи подъ предлогомъ, что я получилъ его, то божусь вамъ, что ничего не знаю относительно происшествій, которыхъ былъ свидтелемъ ныншняго утра. Вы сильно содйствовали въ мою пользу, вотъ все, что могъ я узнать отъ Миссъ Вернонъ.

— Миссъ Вернонъ слишкомъ превознесла мои слабыя усилія, хотя я ничмъ не пренебрегъ для вашей пользы. Я поспшно возвращался въ замокъ, чтобъ убдить кого нибудь изъ нашего семейства вмст со мною за васъ поручиться, что мн казалось самымъ дйствительнымъ средствомъ къ вашему освобожденію, какъ вдругъ встртилъ Кавмеля…. Колвеля…. Кампбеля, но впрочемъ что нужды до его имени. Я узналъ отъ Морриса, что сей человкъ былъ вмст съ нимъ при покраж, и имлъ счастіе убдить его, признаюсь, хотя и съ трудомъ, сдлать показаніе, чтобъ оправдать и извлечь васъ изъ затруднительнаго положенія, въ коемъ вы находились.

— Чрезвычайно обязанъ вамъ, что вы уговорили его дать свидтельство къ мою пользу, но ежели, по его словамъ, онъ былъ свидтелемъ похищенія, то для чего не согласился онъ придти и объявить настоящаго преступника или по крайней мр оправдать невиннаго?

— Вамъ не извстенъ, сударь, характеръ Шотландцевъ, отвчалъ Ралейгъ, скромность, благоразуміе и проницательность, вотъ главныя ихъ качества, они проявляются во первыхъ въ патріотизм, худо понимаемомъ, но пламенномъ и составляющемъ какъ бы наружное укрпленіе, коимъ Шотландецъ окружаетъ себя и защищается отъ нападеній высокихъ чувствованій человколюбія. Разрушьте это препятствіе и вы встртите труднйшую преграду: любовь къ своей области, своей деревни, или лучше сказать своему поколнію. Преодолйте второе укрпленіе, васъ остановитъ третіе: его привязанность къ семейству, къ своему отцу, къ матери, къ сыновьямъ, къ дочерямъ, къ дядямъ, теткамъ, ко всмъ родственникамъ до девятаго колна. Въ сихъ предлахъ разливается усердіе Шотландца и не выходитъ дале. Въ сихъ-то предлахъ онъ сосредоточиваетъ вс сладостныя побужденія природы, которыя слабютъ и потухаютъ по мр ихъ приближенія къ окружности, въ коей они заключены. Но если вы успете преступить за вс преграды, укрпленныя склонностями и привычкой, васъ остановитъ сильная и непреступная крпость, покорить ее не возможно: это самолюбіе или лучше сказать эгоизмъ Шотландца.

— Все это очень краснорчиво и очень фигурально, сказала Миссъ Вернонъ, не въ силахъ удержать долго своего намренія, но у меня есть два возраженія на ваше прекрасное разсужденіе. Вопервыхъ оно ложно, но хотябъ было и справедливо, то не иметъ никакого отношенія къ предмету, который насъ занимаетъ.

— Это изображеніе очень врно, прелестная Діана, и сверхъ того иметъ прямое отношеніе къ нашему предмету. Оно врно, какъ слдствіе частыхъ и глубокихъ наблюденій надъ характеромъ народа, объ которомъ, какъ вы сами знаете, я могу судишь правильне всякаго, оно иметъ прямое отношеніе къ предмету, когда отвчаетъ на вопросъ Г-на Франка и показываетъ: почему острожный Шотландецъ, не видя въ нашемъ любезномъ братц ни единоземца, ни Кампбеля, ни родственника изъ тхъ колнъ, коими означаются ихъ родословныя, и боле всего не ожидая никакой личной выгоды, но видя потерю времени, нкоторый трудъ….

— И множество другихъ неприятностей, безъ сомннія столь же ужасныхъ, прервала Миссъ Вернонъ съ язвительною насмшкою, показавшею ея нетерпніе.

— Да, множество другихъ, сказалъ Ралейгъ съ ненарушимымъ хладнокровіемъ. Однимъ словомъ, моя теорія показываетъ, почему сей человкъ, не надясь получить прибыли и опасаясь нкоторыхъ неприятностей, съ трудомъ преклонился на мои просьбы и заставилъ себя просить прежде, нежели согласился придти и сдлать показаніе въ пользу Г-на Франка.

— Мн кажется страннымъ, замтилъ я, что Г-нъ Моррисъ не упомянулъ Судь, что Кампбель былъ съ нимъ вмст, когда напали на нихъ разбойники.

— Я слышалъ отъ Кампбеля, что онъ ему торжественно общался не говорить ни слова объ этомъ обстоятельств, и посл Оттого, что я вамъ сказалъ, вы легко поймете причины. Онъ хотлъ какъ можно скоре возвратиться къ себ, не останавливаясь за судейскими обрядами, коимъ бы онъ долженъ былъ покориться, при томъ Кампбель торгуетъ скотомъ, и какъ у него много длъ и ему часто бываетъ нужно прогонять большія стада черезъ Графство, то онъ старается жить въ ладу съ Нортумберландскими разбойниками, самыми мстительными людьми въ свт.

— Я сама согласна съ этимъ, сказала Миссъ Вернонъ голосомъ, означавшимъ боле, нежели простое согласіе.

— И я согласенъ, сказалъ я, повторяя прежнее, что Кампбель имлъ очень побудительныя причины желать, чтобъ Моррисъ молчалъ, но я не понимаю, какъ онъ могъ приобрсть такое вліяніе надъ умомъ сего человка и обязалъ его къ утаенію такого важнаго обстоятельства, съ явною опасностію подвергнуть подозрнію справедливость всего происшествія, когда бы его посл открыли. Ралейгъ согласился, что это странно и, казалось, сожаллъ, что не разспросилъ боле Кампбеля о семъ предмет, казавшемся ему непонятнымъ.— Но, прибавилъ онъ посл таковой уступки, точно ли уврены вы, что Моррисъ въ своемъ доношеніи показалъ, что Кампбель былъ съ нимъ вмст?

— Я читалъ его наскоро, но уврясь, что сего обстоятельства не было упомянуто или было упомянуто поверхностно, я не обратилъ на него вниманія.

— Точно, точно такъ, отвчалъ Ралейгъ, хватаясь за послднія мои слова, это происшествіе было въ немъ упомянуто, какъ вы сами говорите, но очень поверхностно, впрочемъ Кампбелю не трудно было застращать Морриса. Этотъ трусъ детъ въ Шотландію опредлиться къ мсту, зависящему отъ правительства, и одаренный мужествомъ храбраго голубя или воинственной крысы, онъ опасается сдлать неудовольствіе такому молодцу, каковъ Кампбель, котораго одинъ видъ напугалъ его такъ, что онъ лишился послдней частицы разсудка, данной ему природой. Вы, я думаю, замтили, что въ Кампбел есть нчто воинственное, или страшное.

— Признаюсь, я нахожу въ его лиц выраженіе мужества и гордости, противныя ремеслу его. Не служилъ ли онъ въ арміи?

— Да…. нтъ…. не то, чтобы служилъ, но кажется, какъ и вс его земляки, учился ружью. Каждый Шотландецъ солдатъ: онъ носитъ оружіе отъ юности и даже до смерти. Ежели вы сколько нибудь успли узнать вашего спутника, то вы можете судить, что, намреваясь жить въ стран, коей жители сами собой длаютъ расправку, онъ боялся оскорбить Шотландца. Но вашъ стаканъ все еще полонъ, и я вижу, что, касательно вина, вы не боле моего длаете чести имени, которое мы носимъ. Если угодно, пойдемте ко мн въ комнату: мы тамъ сыграемъ одну партію въ пикетъ.

Мы встали, чтобъ проститься съ Миссъ Вернонъ, которая во все время, какъ говорилъ Ралейгъ, нсколько разъ покушалась прерывать его. Но въ ту минуту, какъ мы готовы были выдти, огонь, тлвшійся подъ пепломъ, съ большею силою воспламенялся.

— Г-нъ Осбалдистонъ, сказала она мн, вы сами можете поврить справедливость и основательность сужденій Ралейга на счетъ Г-на Кампбеля и Морриса. Но что онъ говоритъ о Шотландцахъ, это все сущая клевета, онъ безстыдно ругаетъ Шотландію и я васъ прошу не врить словамъ его.

— Можетъ быть, мн трудно будетъ вамъ повиноваться, Миссъ Вернонъ, ибо я долженъ признаться, что былъ воспитанъ въ чувствахъ, мало выгодныхъ для нашихъ сверныхъ сосдей,

— О! забудьте, забудьте эту часть вашего воспитанія! воскликнула она съ жаромъ, дочь Шотландки заклинаетъ васъ не презирать страною, въ которой родилась мать ея, пока не объявите причины вашего предубжденія. Сохраняйте ненависть и презрніе къ лицемрству, двоязычію и низости, вотъ что должно ненавидть и презирать, и это вы можете найти не вызжая изъ Англіи. Прощайте, милостивые государи! Желаю вамъ добраго вечера.

Она рукою указала намъ на дверь съ видомъ царицы, отпускающей свиту.

Мы удалились въ комнату Ралейга, куда слуга принесъ намъ карты и кофей. Видя, что Ралейгъ не хочетъ мн дашь точнаго объясненія, я пересталъ и спрашивать. Его поведеніе было покрыто какою-то тайною, которую хотлось мн проникнуть, но время къ тому было неудобно: надобно подождать, когда онъ будетъ мене остерегаться. Мы начали игру, и хотя она только что завязалась, а гордый, тщеславный характеръ моего противника виденъ былъ и въ этомъ пустомъ занятіи. Казалось, онъ совершенно зналъ правила игры, но, вмсто того, чтобъ имъ слдовать и играть осторожно, онъ пускался на удачу и жертвовалъ всмъ, въ надежд сдлать противнику пикъ, репикъ или капотъ, но какъ скоро одна игра, смнивъ другую, какъ въ театр музыка во время между дйствія, прервала нашъ разговоръ, Ралейгъ скоро наскучилъ игрою, которую онъ предложилъ мн изъ одного приличія, и мы начали разговаривать о длахъ постороннихъ.

Хотя въ немъ было боле учености, а не истинной мудрости, хотя онъ лучше зналъ природу человка, нежели нравственныя начала, коими онъ долженъ руководствоваться, но я не видалъ никого, чей бы разговоръ былъ приятне и обольстительне.

Выборъ выраженій, самыхъ разнообразныхъ, увеличивалъ очарованіе, производимое чистымъ и благозвучнымъ голосомъ, въ разговор онъ избгалъ надутости и хвастовства, и зналъ искуство не скучать слушателямъ и не утомлять ихъ вниманія. Я видалъ людей, желающихъ блистать въ обществ, видлъ, какъ они съ трудомъ соберутъ мысли, и, подобно облакамъ, которыя, скопившись надъ нашею головою, разрываются съ громомъ, нахлынутъ на васъ съ потокомъ учености, который тмъ скоре изтощается, чмъ быстре и величественне кажется сначала. Но слова Ралейга слдовали одно за другими и доходили до сердца слушателя подобно чистому обильному потоку, который, стремясь изъ неизсякаемаго источника, орошаетъ равнину скатываясь по непримтной, нечувствительной отлогости. Непреодолимое очарованіе удерживало меня у него и уже за полночь ршился я простишься съ нимъ, и когда я былъ уже въ комнат, то съ трудомъ могъ представишь себ характеръ Ралейга такимъ, какъ представлялъ до сего свиданія.

Таково, любезный Трешемъ, дйствіе удовольствія, которое притупляетъ нашу проницательность и усыпляетъ разсудокъ: его можно сравнить со вкусомъ нкоторыхъ плодовъ вмст сладкихъ и кислыхъ, посл коихъ намъ не можетъ нравиться другая пища.

ГЛАВА ТРЕТІЯ.

‘Э! помилуй! къ чему такой печальной, задумчивой видъ? Можно ли скучать въ замк Боольвара, въ дом любителя винъ?

Старинная Шотландская баллада.

На другой день было Воскресенье, которое кажется очень длиннымъ жителямъ Обалдистонъ-Галля, ибо посл обдни, гд присутствуетъ все семейство, какъ будто демонъ скуки вселился во всхъ, изключая Ралейга и Миссъ Вернонъ. Разсказъ о затруднительномъ положеніи, въ коемъ я находился вчера, занялъ на нсколько минутъ Сиръ Гильдебранда, и онъ поздравилъ меня, что я ночевалъ не въ башн Морнетской, съ такимъ видомъ, какъ бы поздравлялъ, что я, упавши съ лошади, не переломилъ себ ноги.

— Ну, хорошо, что дло приняло выгодной оборотъ, но впередъ не отваживайся на такую опасность. Чортъ возьми! Королевская дорога для всхъ путешественниковъ должна быть безопасна, и для Торисовъ и для Вейгсовъ.

— Но неужели вы думаете, сударь, что я хотлъ когда либо нарушить сію безопасность? Эй Богу! ничего не можетъ быть досадне, какъ видть, что вс согласились почитать меня виновнымъ въ преступленіи, которое я презираю, ненавижу, которое бы подвергнуло меня опасности лишиться жизни за нарушеніе законовъ моего отечества.

— Ну хорошо, хорошо, мой другъ! ни слова боле объ этомъ: кто станетъ обвинять самаго себя. Право, ты хорошо длаешь, стараясь выпутаться какъ можно лучше, и, чортъ возьми! ежелибь и я не то же сдлалъ на твоемъ мст.

Ралейгъ подосплъ на мою помощь, но своими увщаніями онъ, казалось, совтовалъ отцу притворяться, что уврился въ доказательств невинности, а не старался оправдать меня.

— Въ вашемъ дом, сударь…. и вашъ родной племянникъ!… Перестаньте, я надюсь, вы не будете оскорблять его чувствительности, сомнваясь въ’ томъ, въ чемъ для пользы его вы должны быть уврены. Вы, конечно, заслуживаете его довренность, и будьте уврены, что ежели можете оказать ему услугу, то онъ прибгнетъ къ вашей помощи. Но невинность его была объявлена и ни кто не иметъ права почитать его виновнымъ. Что касается до меня, то я ни мало не сомнваюсь въ ней, и честь нашего имени требуетъ, чтобъ мы защищали ее противъ всхъ и каждаго.

— Ралейгъ, сказалъ отецъ, посмотрвъ на него пристально, ты большой хитрецъ…. ты всегда былъ слишкомъ тонокъ для меня…., но берегись, чтобъ вс твои хитрости не послужили ко вреду теб. Дв головы подъ одной шапкой не сообразны съ правилами Геральдики. А! кстати о Геральдик, я пойду читать Гвиллима.

Онъ объявилъ свое намреніе съ продолжительной, невольной звотою, какъ звота богини въ Дунціад, она была въ нсколько пріемовъ повторена его сыновьями, по мр того, какъ они уходили избрать занятіе каждый по своему характеру: Перси почать бочку пива, Торнклифъ воевать съ мухами, за недостаткомъ другихъ жертвъ, Жонъ тесать колья, для ограды поля, Дикъ прогуляться въ конюшн, а Вольфрагъ играть одинъ въ орла и ршетку, перекидывая монету съ правой на лвую руку. Миссъ Вернонъ удалилась въ библіотеку.

Я остался одинъ съ Ралейгомъ въ старинной столовой зал, откуда слуги унесли остатки сытнаго завтрака, надлавши по обыкновенію много шуму и мало дльнаго. Я воспользовался симъ случаемъ и сталъ упрекать ему за непонятный образъ защищенія, и откровенно сказалъ, что я нахожу очень страннымъ, что онъ заставилъ отца своего скрывать подозрнія, а не старался ихъ искоренить совсмъ.

— Чтожъ длать, любезный другъ? отвчалъ Ралейгъ. Ежели отецъ мой разъ заберетъ себ что нибудь въ голову, то трудно это выбить изъ нее, И я испыталъ, что гораздо лучше отвлекать его отъ сихъ мыслей, нежели ожесточать противорчіями. И такъ, когда я не могу вырвать изъ его ума глубокихъ корней предубжденія, то стараюсь ихъ обрзывать всякой разъ, какъ покажутся, въ надежд, что они сами со временемъ исчезнутъ. Невыгодно и неблагоразумно спорить съ такимъ человкомъ, каковъ Сиръ Гильдебрандъ, который противится убжденію и вритъ своимъ вдохновеніямъ также твердо, какъ мы Католики вримъ внушеніямъ Папы въ Рим.

— Но для меня очень обидно жить въ дом человка, почитающаго меня за разбойника.

— Смшное мнніе Сиръ Гильдебранда, ежели позволительно придать такой эпитетъ мннію отца, какъ оно ни ложно, но въ самомъ дл ни мало не вредитъ вашей невинности. Чтожъ касается до страха, которымъ вы тревожитесь, что это мнимое преступленіе унижаетъ васъ въ глазахъ его, то оставьте его совершенно и будьте уврены, что и въ нравственномъ и въ политическомъ отношеніи Сиръ Гильдебрандъ внутренно смотритъ на сіе преступленіе какъ на доброе дло: это значитъ ослаблять врага, грабить Амаленитовъ, и ваше, по его мннію, участіе въ этомъ, доставило вамъ его уваженіе.

— Я не желаю ни чьего уваженія, Г-нъ Ралейгъ, если для его при обртенія нужно лишишься своего собственнаго, а эти обидныя подозрнія доставятъ мн самый благовидный предлогъ ухать изъ Осбалдистонъ Галля, какъ скоро я отпишу объ этомъ батюшк.

Рдко лице Ралейга измняло его чувствамъ, однако я примтилъ, что легкая улыбка появилась на устахъ его, между тмъ какъ притворно онъ испустилъ глубокой вздохъ.

— О! какъ вы счастливы, Г-нъ Франкъ! Вы идете, приходите какъ вамъ захочется, вы свободны какъ втеръ: и съ вашею ловкостію, съ вашимъ вкусомъ и способностями вы найдете общества, въ которыхъ они будутъ оцнены достойне, нежели глупыми жителями замка, а я…. Тутъ онъ замолчалъ.

— Но что же худаго въ участи ,доставшейся въ удлъ вамъ? Что въ ней такова, чтобъ могло внушить вамъ зависть ко мн, изгнанному изъ дому и сердца родительскаго?

— Такъ, отвчалъ Ралейгъ, но возьмите въ разсужденіе прелесть независимости, приобртенной вами минутною жертвой: ибо я увренъ, что батюшка вашъ вскор возвратитъ вамъ свою нжность, помыслите о выгод дйствовать свободно и вступать на поприще словесности, поприще, по справедливости предпочитаемое ваши всмъ прочимъ и на которомъ вами способности готовятъ вамъ блистательный успхъ. За недльное пребываніе на свер, вы получаете на всегда славу и независимость. О! эта жертва очень маловажна въ сравненіи съ выгодами, какія доставляетъ, хотя и Осбалдистонъ Галль служитъ мстомъ ссылки. Новый Овидъ, изгнанный во Фракію, вамъ не нужно писать Элегій!

— Какъ возможно, сказалъ я красня отъ скромности, чтобъ вы знали…

— Разв не былъ у васъ за нсколько дней до вашего призда посланный отъ вашего батюшки, молодый повренный Твинкаль? Онъ сказалъ мн, что вы посвятили себя Музамъ, и прибавилъ, что нкоторыя изъ вашихъ стихотвореній возбудили удивленіе лучшихъ знатоковъ этаго дла.

Ты, можетъ быть, никогда не забавлялся подбирать римъ, Трешемъ, но врно зналъ многихъ учениковъ Аполлона. Начиная отъ поэта, который гремитъ въ трубу, и до послдняго стихокропателя съ свирпкою, самолюбіе есть общая ихъ слабость: я былъ надленъ ею, какъ вс прочіе, и потому не разсуждая, можно ли знать Твинкалю о двухъ или трехъ стихотвореніяхъ украдкою, помщенныхъ мною въ журнал подъ покровомъ неизвстнаго, я тотчасъ попался въ сти, а Ралейгъ, радуясь, что могъ такъ выгодно воспользоваться моимъ самолюбіемъ, старался льстить ему, прося неотступно меня показать ему нкоторыя изъ моихъ произведеній въ рукописи.

— Вы мн врно удлите одинъ вечеръ, прибавилъ онъ: вдь я скоро промняю прелесть литтературнаго общества на рабскія занятія торговли, на пышныя забавы свта. Батюшка хочетъ отъ меня великой жертвы, требуя, чтобъ я отказался, для семейственныхъ выгодъ, отъ спокойнаго и тихаго званія, къ которому воспитаніе назначило меня.

Я былъ самолюбивъ, но не былъ совершенно слпъ, и такое лицемрное притворство не могло укрыться отъ меня.— О! вы меня не уврите, отвчалъ я, что съ сожалніемъ отказываетесь отъ надежды быть бднымъ Котолическимъ священникомъ, терпть тысячу нуждъ, и что неохотно соглашаетесь жить въ изобиліи и наслаждаться удовольствіями общества.

Ралейгъ увидлъ, что слишкомъ далеко простеръ притворство и что должно уменьшить долю, которую мн надобно принять посл минутнаго молчанія, употребленнаго, какъ думаю, на изчисленіе степени откровенности, нужной со мной (ибо эту добродтель онъ не употреблялъ безъ нужды), съ улыбкой отвчалъ мн: — Въ моихъ лтахъ быть осужденнымъ, какъ вы говорите, жить въ большомъ свт и изобиліи, признаюсь не такъ печальная будущность, но позвольте вамъ сказать, что вы ошибаетесь на счетъ участи, ожидавшей меня. Я былъ бы Католическимъ Священникомъ, но не бднымъ и неизвстнымъ. Нтъ, сударь, Ралейгъ Осбалдистонъ, сдлавшись богатйшимъ купцомъ въ Лондон, не будетъ такъ славенъ, какъ былъ бы онъ славенъ сдлавшись членомъ церкви, служители которой, по словамъ одного писателя, стоятъ наровн съ Государями. Наше семейство въ большей сил у одного изгнаннаго двора, а довренность, какой пользуется сей дворъ въ Рим, и того еще боле. Мои способности соотвтствуютъ полученному воспитанію и потому, безъ хвастовства скажу, что достигъ бы высокой степени между духовными, а внимая мечтамъ и самолюбжъмогу сказать и самой высокой. И почему же, смясь прибавилъ онъ: ибо въ особенности обладалъ искуствомъ посредствомъ шутки отвлекать вниманіе, произведя невыгодное впечатлніе, почему же Кардиналъ Осбалдистонъ не можетъ располагать судьбою государства подобно какому нибудь Мазарину, рожденному отъ простыхъ и неизвстныхъ родителей, или какому нибудь Алберону, сыну Италіанскаго садовника.

— Правда, я не вижу къ тому препятствія, но на вашемъ мст, безъ дальнихъ трудовъ я отказался бы отъ неврной надежды на достоинство, столь непрочное и столь подверженное зависти,

— И я то же бы сдлалъ, отвчалъ онъ, если бы поприще, на которое вступаю, было поврне, но я подверженъ множеству опасностей, коихъ слдствіе можетъ показать мн одинъ случай. Вопервыхъ: расположеніе ко мн вашего батюшки, не зная его характера, мн не возможно….

— Признайтесь, Ралейгъ, вамъ хочется, чтобъ я описалъ его, не такъ ли?

— Ну, коли вы, подобно Діан Вернонъ, хотите испытать мое чистосердечіе, то я откровенно скажу вамъ: да.

— И такъ, вы найдете въ батюшк такого человка, который вступилъ въ торговлю не по желанію обогатиться, но потому что сіе поприще представляло ему боле случаевъ раскрыть свои способности. Онъ накопилъ большое богатство, но воспитанный въ школ воздержанія и умренности, съ умноженіемъ имнія не умножилъ расходовъ. Онъ ненавидитъ притворства въ другихъ, не употребляетъ его самъ и уметъ открывать истину подъ какой бы непроницаемой завсой не скрывалась она. Молчаливый по привычк, онъ не любитъ болтуновъ, особливо когда разговоръ идетъ не о любимомъ его предмет. Съ строгой точностію исполняетъ онъ обязанности религіи, но вамъ нечего бояться въ разсужденіи вашей, ибо терпимость онъ почитаетъ священнымъ правиломъ политической экономіи. Но если вы изъ числа приверженныхъ къ Королю Іакову, что показываетъ ваша религія, то вамъ лучше скрывать это, ибо онъ ненавидитъ ихъ. Врный своему слову, онъ не терпитъ, чтобы другой измнялъ ему, онъ строго исполняетъ свело должность, и хочетъ, чтобы вс слдовали его примру, чтобъ заслужить любовь его, не хвалить должно его повелнія, но исполнять ихъ. Главная его слабость состоитъ въ изключительной, безусловной привязанности къ своему состоянію, и потому онъ не хвалитъ ничего, что не иметъ отношенія съ торговлею.

О превосходный портретъ! вскричалъ Ралейгъ. Ванъ-Дикъ, любезный Франкъ, ученикъ предъ вами. Я вижу вашего повелителя и властелина съ его недостатками и добродтелями, вижу, что онъ любитъ и почитаетъ Короля какъ Лорда-Мера и голову купечества, уважаетъ Камеру мщанства за указы, издаваемые противъ вывоза товаровъ, и благоговетъ предъ Перами, ибо предсдатель сидитъ на мшк денегъ.

— Я нарисовалъ портретъ, Ралейгъ, а вы длаете карикатуру. Но если я показалъ вамъ карту страны, которую вы хотли узнать, то надюсь, вы дадите мн въ награду нкоторое свденіе о географіи неизвстныхъ земель….

— На которыя васъ бросила судьба, сказалъ Ралейгъ. Но, право, это безполезно это вдь не островъ Калипсіи, усаженный цвтущими липами и цлый годъ представляющій картину весны, но родъ какого то грязнаго болота, столь же мало занимательнаго для любопытства, какъ и привлекательнаго для глазъ: въ, немъ вы побродите дв недли и узнаете его такъ хорошо, какъ бы я сдлалъ вамъ самое подробное описаніе,

— Но впрочемъ, кажется, тутъ есть нчто такое, что заслуживаетъ вниманія. Что вы скажете о Миссъ-Вернонъ? не составляетъ ли она разительной противоположности съ прочими частями картины.

Я легко примтилъ, что Ралейгъ желалъ бы избжать отвта, но свденія, которыхъ онъ у меня просилъ, давали мн право спрашивать его свою очередь. Ралейгъ это зналъ, и принужденный слдовать по проложенной троп, онъ старался, по крайней мр, идти по ней какъ можно лучше.— Я мене прежняго имю случаевъ наблюдать надъ характеромъ Миссъ Вернонъ, сказалъ онъ: когда она была моложе, я былъ ея учителемъ. Но теперь достигши возраста, съ которымъ начинается новое поприще для молодой двицы, по различію моихъ занятій, по важности назначеннаго мн званія, по особеннымъ свойствамъ ея обязанностей, словомъ по нашему взаимному положенію постоянная дружба сдлалась неприличною и опасною. Я боюсь, чтобъ Миссъ Вернонъ не почла моей осторожности за признакъ равнодушія, но чтожъ длать? это былъ долгъ мой: мн дорого стоило послушаться совтовъ благоразумія, и сожалніе, какое она ощущала, едва ли можетъ сравниться съ моимъ. Но какъ жить въ короткой связи съ молодой, прелестной, чувствительной двушкой, которая, какъ вамъ извстно, должна или пойти къ монастырь, или принять руку назначеннаго супруга?

— Монастырь или назначеннаго супруга! вскричалъ я. Неужели Миссъ Вернонъ предстоитъ такой выборъ?

— Къ несчастію такъ, сказалъ Ралейгъ, удерживая вздохъ. Мн не нужно предостерегать васъ, какъ опасно искать короткой дружбы Миссъ Вернонъ, вамъ извстенъ свтъ, извстно: до какой степени можно предашься очарованію ея сообщества, не вредя спокойствію. Но я долженъ вамъ напомнить, чтобъ вы неусыпно блюли за ея и вашими чувствованіями. Я знаю по опыту, какого пылкаго и раздражительнаго темперамента Миссъ Вернонъ, и сами вы могли видть вчера, до чего простирается ея легкомысленность и презрніе приличій.

Хотя и была тнь истины въ словахъ его, и я не имлъ права принимать въ худую сторону совтовъ^ предлагаемыхъ подъ завсой дружбы, однако чувствовалъ непреодолимую охоту подраться съ нимъ.

— Наглецъ! говоритъ такъ дерзко, ужъ не хочетъ ли увритъ онъ меня, что Миссъ Вернонъ питаетъ склонность къ его мерзкой хар и до того унизилась, что ей нужно воздержаніе и осторожность какого ни будь Ралейга, для изцленія отъ безумной страсти. Впрочемъ, я удержался, и на минуту подражая его лицемрству, сожаллъ, что такая умная и достойная особа, какъ Миссъ Вернонъ, ведетъ себя такъ неприлично.

— Не то, чтобы непричично, сказалъ Ралейгъ, но съ такою свободою, которую можно иногда назвать опрометчивостію. Впрочемъ, поврьте, у ней прекрасное сердце. И скажу вамъ откровенно: ежели она не перемнитъ отвращенія къ монастырю и къ суженому своему, и если плуту съ будетъ благосклонне и доставитъ мн счастливую независимость, я очень могу возобновить прежнія связи и предложить Діан половину моего и имущества.

— Съ своимъ прекраснымъ голосомъ и округленными періодами, подумалъ я, этошь Ралейгъ самой дерзкой и несносной хвастунъ у какаго когда либо я видлъ.

— Но, прибавилъ Ралейгъ, какъ будто говоря про себя, мн бы не хотлось смнить Торнклифа.

— Смнить Торнклифа! вскричалъ я съ величайшимъ удивленіемъ: вашъ братъ Торнклифъ неужели назначенъ въ супруги Мисъ Вернонъ?

— Безъ сомннія, по приказанію отца и въ слдствіе фамильнаго договора, одинъ изъ сыновей Сиръ Гильдебранда долженъ жениться на Д. Вернонъ, и она уже получила отъ Римскаго двора разршеніе выдши за двоюроднаго брата Осбалдистона: имени не поставлено и ей остается только избрать счастливаго смертнаго, котораго имя наполнитъ пустое мсто. Но какъ Персей только и дла, что пьетъ, и потому не можетъ быть приличнымъ мужемъ, батюшка избралъ Торнклифа, и второй отрасли семейства препоручилъ продолжать поколніе Осбалдистоновъ.

— Молодая невста, сказалъ я, стараясь принять шутливый видъ, который, думаю, совсмъ не шелъ ко мн, можетъ быть желала бы ниже поискать на родословномъ дерев втви, съ коей должна соединиться.

— Не знаю, отвчалъ онъ, но въ машемъ семейств нечего долго выбирать: Дикъ грубіянъ, Жонъ скотина, а Вильфредъ оселъ. Какъ ни говори, а отецъ мой не могъ лучше выбрать для бдной Діаны.

— Присутствующія особы всегда изключаются.

— О! духовное званіе, къ которому я былъ назначенъ, не позволяло мн быть между соперниками, а иначе, я не скрою, что получивъ воспитаніе, могъ быть выбранъ батюшкой предпочтительно предъ другими братьями.

— И конечно молодою невстою?

— О! не думайте такъ, отвчалъ Ралейгъ, притворно отвергая эту мысль дабы подтвердить ее, дружба, одна дружба связала узы, насъ соединившія, и страстная привязанность души нжной и чувствительной къ своему учителю, любовь же не приближалась къ намъ или по крайней мр не входила въ сердца наши. Я уже сказалъ вамъ, что остерегся кстати.

Я не былъ расположенъ продолжать разговора и выдумавъ предлогъ, чтобъ отдлаться отъ Ралейга, удалился въ свою комнату, въ которой расхаживалъ большими шагами, громко повторяя выраженія, наиболе меня поразившія: раздражительна!…. пылка…. страстная привязанность!…. любовь!…. Діана Вернонъ, прекраснйшая двушка, влюблена въ ужаснаго и гнуснаго урода, которому не доставало горба на спин, чтобъ сравняться въ безобразіи съ Ричардомъ IIL… Впрочемъ, частые случаи говоришь съ нею во время уроковъ, его обольстительный языкъ, его умъ, его ловкость… глупость и ничтожество братьевъ, которые не могутъ быть ни соперниками… уваженіе Миссъ Вернонъ къ его способностямъ, хотя и кажется сердитою на него, вроятно потому, что равнодушенъ къ ней… Но что за дло мн до этаго? Діана Вернонъ первая ли изъ своего пола полюбила дурнаго человка и вышла за него! Что мн нужды, если она и свободна или рука ея ни кому не общана! Католичка…. Папистка…. драгунъ въ женскомъ плать!….. Дуракъ я быль, что думалъ соединить ея судьбу съ своею участью.

Эти размышленія не только не потушили огня, пожиравшаго меня, но еще боле воспламенили его, и я пришелъ за обдъ въ самомъ худомъ расположеніи духа.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Какъ! сердиться, принимать на себя мрачной и холодной видъ? и въ изступленьи бшенства нападать на собственную тнь свою?

Я уже сказалъ, любезный Треніемъ, и это была не новость для тебя, что главной мой недостатокъ: непобдимая гордость, отъ которой я терплъ тьму неприятностей. Я никогда не воображалъ, чтобъ любилъ Миссъ Вернонъ, но едва Ралейгъ началъ говорить объ ней, какъ о побд, которою онъ могъ по вол пренебречь и воспользоваться, какъ вс старанія бдной двушки, въ невинности сердца употребленныя, чтобъ свести со мной дружескую связь, показались мн самымъ оскорбительнымъ кокетствомъ. Она видно на всякой случай хотла подготовить замну себ, когда Г. Ралейгъ Осбалдистонъ вздумаетъ прикинуться жестокимъ! Но она увидитъ, что я не такой человкъ, которымъ бы можно играть… Я покажу ей, что знаю вс ея хитрости и презираю ихъ.

Но я и не подумалъ, что это смшное, неумстное негодованіе, показывало, что я былъ неравнодушенъ къ прелестной Миссъ Вернонъ, и слъ за столъ въ страшной злоб’ на нее и на все потомство Эввы.

Миссъ Вернонъ удивилась, услыша отъ меня холодные отвты на остроты, у ней вырывавшіяся, и на ядовитыя стрлы, которыя она съ обыкновенною вольностію безпрестанно бросала въ любезныхъ своихъ братцевъ, но не думая, что я хочу оскорбить ее, она довольствовала съ мои грубые отвты отражать подобными отвтами, и боле тонкими, учтивыми и колкими. И вотъ какъ она отвчала на припадокъ своенравія,увидя, что я точно былъ не въ дух: — Говорилъ Г-нъ Францисъ, что можно чему нибудь научиться даже изъ словъ дурака: я слышала давича, какъ братъ Вильфридъ отказывался играть въ жгуты съ братомъ Жономъ, потому что братъ Жонъ разсердился и билъ больне, нежели позволяли правила игры. Ну, справедливо ли, говорилъ честный Вильфридъ, за мои щелчки давать мн удары кулакомъ? Понятно ли для васъ, Г-нъ Франкъ, нравоученіе этой маленькой повсти?

— Я никогда еще не былъ принужденъ, сударыня, пользоваться скудною частицею, здраваго разсудка членовъ этаго семейства.

— Принужденъ! и сударыня!… Вы удивляете меня, Г-нъ Осбалдистонъ.

— Сожалю, сударыня.

— Что эта за капризъ? Говорите ли вы серіозно, или принимаете такой тонъ, чтобъ дать почувствовать цну вашему веселому расположенію?

— Вы вправ требовать вниманія отъ сихъ господъ, а ихъ такъ много, Миссъ Вернонъ, что вамъ неприлично спрашивать меня а причин моего ничтожества и моей неловкости.

— Какъ! неужели вы меня оставили и передались неприятелю?

Она посмотрла на сидвшаго противъ нее Ралейга, и видя, что онъ съ злобной радостію примчаетъ за нами, прибавила:

— Такъ точно, Ралейгъ торжествуетъ, лишивъ меня еще одного друга, но, благодаря Небу и состоянію зависимости, въ которой я всегда находилась, и которое приучило меня сносить все безъ жалобы, меня не такъ легко обидть, и чтобъ не поссориться съ вами, я ухожу раньше обыкновеннаго и желаю, чтобъ ваша мрачность прошла посл обда.

При сихъ словахъ удалилась.

Едва она вышла и я уже раскаивался въ своихъ поступкахъ, Я, съ презрніемъ отвергнувъ изъявленіе ея благосклонности, дошелъ до того, что не постыдился оскорбить прелестное существо, которое не боялось для меня лишишься своей доброй славы, тогда какъ и одинъ полъ долженъ бы защищать ее отъ моей грубости. Чтобъ прогнать и разсять эт тяжкія мысли, я наливалъ стаканъ всякой раз, какъ подносили мн бутылку.

Приучась къ воздержанію, я вскор почувствовалъ пагубныя дйствія вина. Записные пьяницы, огрубвшіе отъ частаго употребленія крпкихъ напитковъ, могутъ безъ опасенія предаваться всякой неумренности: она только помутитъ ихъ разсудокъ, не слишкомъ здравый и въ трезвомъ состояніи, но люди, непривыкшіе къ сему гнусному пороку, унижающему насъ до степени скотовъ, тотчасъ подвергаются его ужасному вліянію. Голова у меня пошла кругомъ, и я скоро дошелъ до невроятнаго сумазбродства, говорилъ безъ умолку, самъ не зная о чемъ спорилъ, разсказывалъ повсти безъ смыслу и толку, и самъ хохоталъ во все горло отсутствію, памяти. Предлагалъ тьму нелпыхъ закладовъ, вызвалъ бороться великана Ліона, который былъ изъ первыхъ борцовъ въ кантон, а я только ученикъ въ семъ искуств.

Хорошо, что дядюшка потрудился предупредить слдствія моего безумства, отъ котораго, мн кажется, я сломилъ бы себ голову.

Злословіе говоритъ, что я заплъ даже застольную псню, но какъ этаго не помню и мн кажется, что не произнесъ ни одного звука, то и думаю, что это обвиненіе ни на чемъ не основано. И такъ я надлалъ столько дурачествъ бывши пьянымъ, что нтъ нужды приписывать мн тхъ, о которыхъ я и не думалъ. Я не совсмъ лишился чувствъ, но совершенно оставилъ скромность, и буйная страсть, меня волновавшая, оказывалась въ самомъ шумномъ изступленіи. Я слъ за столъ угрюмый, печальный, ршась ни говорить ни слова, но вино сдлало меня нескромнымъ, вздорливымъ и сердитымъ. Я спорилъ со всми и всему противорчилъ, презирая благопристойность, я возражалъ на политическія мннія и опровергалъ религію моего дяди за его же собственнымъ столомъ. Притворная умренность Ралейга, которую онъ показывалъ, чтобы увеличить мое бшенство и ярость, въ тысячу разъ боле разгорячили меня, чмъ ругательства и крикъ его братьевъ. Я долженъ отдать справедливость дядюшк: онъ старался возстановить порядокъ между нами, но его власть ничего не значила въ безпрестанно возрастающей суматох. Наконецъ бшенство мое вышло изъ предловъ, и разсерженный дйствительно или мнимообидною шуткой Ралейга, я вскочилъ со стула, подбжалъ къ нему и далъ ему пощечину. Самой стоической философъ не снесъ бы подобнаго оскорбленія съ большимъ хладнокровіемъ и терпніемъ: онъ удовольствовался однимъ презрительнымъ взоромъ.. Но Торнклифъ, не столь умренный въ мщеніи, видя, что братъ его не проситъ удовлетворенія за обиду, вскричалъ, что онъ въ крови моей омоетъ пятно, нанесенное ихъ чести. Мы выняли шпаги, раза два выпали, но были розняты братьями. Ни когда не забуду я дьявольской улыбки, обезобразившей лице Ралейга, когда два молодые гиганта насильно увлекли меня. Они заперли меня въ моей комнат, приперли дверь большими желзными запорами, и я слышалъ, какъ они съ невыразимою злобою хохотали во все горло, съ ходя съ лстницы. Въ первомъ бшенств я хотлъ разломать дверь, но вс усилія мои были слабы противъ ихъ предосторожности. Потомъ я бросился на постель, замышляя планы страшнаго мщенія, но наконецъ уснулъ.

День принесъ мн съ собою позднее раскаяніе. Я съ горестью почувствовалъ наглость и сумазбродство моихъ поступковъ, и принужденъ былъ признаться, что вино унизило меня ниже Вельфрида Осбалдистона, котораго такъ глубоко презиралъ я. Мысль, что должно въ присутствіи Миссъ, Вернонъ извиниться въ моей неумстной вспыльчивости, увеличила неприятность такихъ размышленій. Они стали еще несносне для меня отъ упрековъ, какіе я себ длалъ за несправедливое обращеніе съ Миссъ Вернонъ во время стола, въ чемъ я не могъ извиниться и пустою отговоркой опьянлости.

Обремененный стыдомъ и униженіемъ, я сошелъ въ столовую, какъ преступникъ передъ смертнымъ пригово, ромъ. Сильной морозъ не позволялъ хать на охоту,.и мн было очень досадно видть, что все семейство, изклю-чая Ралейга и Миссъ Вернонъ, собралось около огромнаго окорока. Громкой смхъ раздался при моемъ вход и далъ мн замтить, что я былъ предметомъ ихъ насмшекъ. И въ самомъ дл, что казалось мн достойнымъ раскаянія и сожалнія, то въ глазахъ моего дяди и большой части братьевъ была забавная выдумка веселости. Сиръ Гильдебрандъ, превознося мои геройскіе подвиги, божился, что въ мои лта лучше два или три раза въ день напиться, чмъ съ жаждою ложиться спать,какъ длаютъ Пресвитиріане. И, для подтвержденія такой утшительной мысли, онъ налилъ большой стаканъ водки, и просилъ меня проглотить отъ шерсти звря, который уязвилъ меня.

— Пускай они смются, племянникъ, прибавилъ онъ, смотря на сыновей своихъ, пускай смются, вдь они были бы настоящіе молошные телята, точно такіе какъ ты, еслибъ я не научилъ ихъ осушать бутылокъ.

Не смотря на вс недостатки и странности моихъ братьевъ, у нихъ было доброе сердце: увидя, что я оскорблялся ихъ насмшками, они старались, хотя съ обыкновенною неловкостію, уничтожить неприятное впечатлніе, которое получилъ я Одинъ Торнклифъ стоялъ въ сторон съ мрачнымъ и задумчивымъ видомъ. Этотъ молодой человкъ всегда удалялся меня, и я никогда не видалъ отъ него тхъ неловкихъ, но доброжелательныхъ учтивостей, которыя оказывали мн иногда его братья. Ежели правда, въ чемъ я началъ, однако, сомнваться, — ежели правда, что его назначили въ супруги Миссъ Вернонъ, то привязанность ко мн молодой двушки, можетъ быть, огорчаетъ его и, ^опасаясь во мн страшнаго соперника, онъ питаешь ко мн ненависть и ревность.

Наконецъ вошелъ и Ралейгъ съ мрачнымъ и задумчивымъ взоромъ, какая то угрюмость на лиц показывала, что онъ не забылъ безчестной обиды, ему нанесенной. Я уже обдумалъ, какъ должно поступить въ семъ случа, умлъ укротить себя и увриться, что истинная честь не требуетъ отъ меня поединкомъ доказать, что я правъ, когда былъ явно виноватъ, но требуетъ, чтобъ благороднымъ образомъ извинился въ обид, которая превышаетъ все, что я могъ бы сказать въ оправданіе.

И такъ я поспшилъ на встрчу Ралейгу и изъявилъ ему свое раскаяніе въ дерзости, которую вчера позволилъ себ.

— Ничто на свт, сказалъ я, не въ силахъ исторгнуть изъ меня ни одного слова въ извиненіе, ничто, кром совсти, упрекающей меня въ моемъ поступк. Я надялся, что братъ мой приметъ чистосердечное увреніе раскаянія, и разсудитъ, что причиною вины моей было примрное гостепріимство Осбалдистонъ-Галля.

— Онъ будетъ другомъ твоимъ, вскричалъ добрый Сиръ Гельдебрандъ отъ полноты сердца, онъ будетъ твоимъ другомъ, или пусть чортъ меня возметъ, если я хоть разъ назову его сыномъ! Что стоить ты какъ пень, Ралейгъ? Ты жалешь, да! чортъ возьми! чегожъ больше требовать отъ дворянина, когда онъ напроказилъ забивши за галстукъ. Я служилъ, такъ, кажется, долженъ знать эти дла. Ну, чтобъ я не слыхалъ боле объ этомъ, мы вмст подемъ травить сурка въ Биргенсвудъ-Банк.

Я сказалъ уже, что физіогномія Ралейга имла необыкновенный характеръ, и что съ роду не видалъ подобной, но не столько въ чертахъ заключалась эта странность, какъ въ особенномъ образ измнять ихъ выраженіе. При переход отъ радости къ печали, отъ негодованія къ удовольствію, есть краткой промежутокъ времени, пока господствующая страсть не изобразится во всхъ чертахъ и не займетъ изключительно мста предшествовавшей, какъ между ночью и восхожденіемъ солнца мы видимъ неврный свтъ сумерекъ, такъ замчаемъ родъ нершительности въ выраженіи лица, пока мускулы опадутъ, чело прояснится, глаза получатъ прежній блескъ, пока, наконецъ, все лице, освободясь отъ мрачнаго тумана, принимаетъ спокойный и ясный видъ. Но физіогномія Ралейга не переходила чрезъ эти степени, дв совершенно противныя страсти вдругъ одна за другою появлялись на лиц его. Такова мгновенная перемна декорацій въ театр¹: машинистъ свистнетъ и скала исчезаетъ и дворецъ воздвигается,

Но такая странность всего боле поразила меня при семъ случа, когда Ралейгъ вошелъ, взоръ его выражалъ вс враждебныя страсти, безъ малйшей перемны въ лиц, слушалъ онъ и мои извиненія и увщанія отца своего. Но едва Сиръ Гильдебрандъ кончилъ, и мрачное облако, покрывавшеечело Ралейга, исчезло, самымъ учтивымъ и привтливымъ голосомъ изъявлялъ онъ свою благодарность за извиненія, какія мн угодно было ему сдлать.

— Ахъ, Боже мой! сказалъ онъ, у меня то же преслабая голова, когда я выпью боле трехъ положенныхъ стакановъ вина, то у меня, какъ у добраго Кассіо, остается одно темное понятіе оf вчерашней суматох. Мн представляется все въ куч и ничего не помню особливо. Знаю, что была ссора, вотъ и все шутъ. И такъ, любезный братецъ, прибавилъ онъ, пожимая мн дружески руку, какое приятное удовольствіе я почувствовалъ, когда увидлъ, что не только я не долженъ просить прощенія, но еще передо мной извиняются. Но перестанемъ говорить объ этомъ, глупо разсматривать счетъ, итогъ котораго былъ бы невыгоденъ для меня, тогда какъ онъ такъ неожиданно вышелъ въ мою пользу. Вы видите, Г. Франкъ, что я говорю уже языкомъ Ломбардъ-Стритскимъ и готовлюсь къ приличному отправленію, моей должности.

Я хотлъ отвчать, и поднялъ потупленный отъ стыда взоръ, который встртился со взоромъ Миссъ Вернонъ. Она тихо вошла во время разговора и слушала его внимательно, смущенный и разстроенный, я, молча, поникъ головою и печально слъ подл братьевъ, коихъ занималъ изключительно завтракъ.

Ддъ мой не упустилъ случая и прочелъ намъ съ Ралейгомъ нравственную проповдь: совтовалъ отстать отъ смшныхъ и опасныхъ привычекъ, приучаться къ дйствію вина во избжаніе брани и споровъ, и начать тмъ, что выпивать каждой день по бутылк портовскаго, а этаго — ежели прибавить мартовскаго пива и нсколько стакановъ водки, — очень довольно для новичковъ въ искуств пить. Въ одобреніе намъ сказалъ, что зналъ многихъ, которые достигали нашихъ лтъ, не выпивъ и трехъ бутылокъ вина, но которые, однако, попавъ случайно въ лучшее общество и подражая хорошимъ примрамъ, заслужили блистательную славу въ этомъ род и могли спокойно опростать шесть бутылокъ, не теряя разсудка и не сдлавшись больными на другое утро…

Не смотря на мудрый совтъ и на блестящую будущность, которую онъ открывалъ мн, мало воспользовался имъ, показывалъ, что слушалъ дядю, но думалъ совсмъ о другомъ. Всякой разъ, какъ я обращалъ взоры на Миссъ Вернонъ, замчалъ, что ея глаза были устремлены на меня, читалъ на лиц ея выраженіе жалости и вмст неудовольствія. Я искалъ случая изъясниться и съ ней и представить свое оправданіе, по скоро понялъ, что она ршилась избавить меня труда просить свиданія.— Братецъ Франкъ, сказала она, называя меня именемъ, какое по привычк давала другимъ Осбалдистонамъ, хотя точно говоря, я небыль ея братомъ,— мн встртилось нынче поутру одно мсто въ Divina comedia Данта, не угодно ли взойтивъ библіотеку и изъяснить мн его? А открывши настоящій смыслъ въ темномъ Флорентинц, вы придете къ симъ господамъ и увидите, такъ ли счастливо удается вамъ открыть нору сурка.

Я тотчасъ отвчалъ, что готовъ слдовать за нею, а Ралейгъ вызвался провожать насъ.— Я скоре могу, сказалъ онъ намъ, искать смысла въ Дант сквозь метафоры и темноту слога, нежели выгонять бднаго пустынника изъ его убжища.

— Извините меня, Ралейгъ, сказала Миссъ Вернонъ, но какъ вы скоро займете мсто г.-на Франка въ Лондонскомъ банк, то должно уступить ему воспитаніе вашей питомицы въ Осбалдистонъ Галл? Впрочемъ, мы призовемъ васъ, если будетъ нужно, да не принимайте пожалуйста такого важнаго вида. Притомъ, какъ, Осбалдистону, вамъ стыдно быть плохимъ охотникомъ. Что вамъ длать, если дядюшка спроситъ: какъ гоняются за суркомъ.

— Такъ, Діана, это сущая правда, сказалъ со вздохомъ Сиръ Гильдебрандъ, ежелибъ Ралейгъ, подобно братьямъ, захотлъ приобрсть полезныя свденія, Богъ знаетъ, отмстилъ ли бы онъ? А то нмъ онъ занимался? Чтеніемъ и письмомъ, будто изъ книгъ можно научиться разводить собакъ. Нтъ, братъ, иди-ка за мной, да неси мою рогатину:, теперь ты не нуженъ твоей сестр, а притомъ я не соглашусь, чтобъ принуждали въ чемъ нибудь мою Діану и не хочу, чтобъ сказали: что въ Осбалдистонъ Галл была одна женщина и та умерла отъ невозможности исполнять свою волю.

Ралейгъ повиновался отцу и пошелъ за нимъ, сказавши въ полголоса Діан: — Я думаю, скромность требуетъ, чтобы сего дня учтивая церемонія не отходила отъ меня и то, потому не забуду постучаться въ дверь библіотеки, прежде нежели войду въ нее.

— Нтъ, нтъ, Ралейгъ, сказала Миссъ Вернонъ, отгоните прочь ложнаго очарователя, названнаго лицемріемъ, вотъ лучшій способъ открыть свободный входъ къ намъ во время нашихъ ученыхъ разговоровъ.

При сихъ словахъ она пошла въ библіотеку, и я послдовалъ за ней… какъ преступникъ, хотлъ сказать, котораго ведутъ на казнь, но мн кажется, что я раза два употребилъ это сравненіе, и потому, оставя его, скажу просто, что послдовалъ за нею съ трепетомъ и страхомъ, и что далъ бы все на свт, чтобъ преодолть послдній. Онъ мн казался совсмъ не кстати въ этомъ случа: ибо я довольно подышалъ воздухомъ твердой земли, испыталъ, что счастливаго смертнаго, коего молодая прелестная двушка удостоиваетъ разговоромъ наедин, должны отличить три существенныя качества: втренность, ловкость и самонадянность.

Но на этотъ разъ чувства Англичанина взяли верхъ надъ Французскимъ воспитаніемъ, я теперь представляю себ, какую жалкую рожу я сдлалъ, когда Миссъ Вернонъ, величественно свши въ креслы, какъ судья предъ ршеніемъ важнаго дла, дала мн знакъ ссть на противъ, что я исполнилъ дрожа, какъ бдный преступникъ предъ осужденіемъ, и она начала, разговоръ тономъ самой язвительной насмшки.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

‘Жестокосердъ былъ первый человкъ, который въ яд омочилъ убійственную шпагу, но еще безчеловчне, во сто разъ вроломне тотъ, кто первый равнодушною ядомъ наполнилъ гостепріимную чашу.’

Неизвстный.

— По чести, Г-нъ Франкъ Осбалдистонъ, сказала Миссъ Вернонъ съ видомъ особы, увренной въ своемъ нрав насмхаться, по чести вы насъ всхъ побдили. Я не думала, что вы такъ достойны своего благороднаго имени. Вчерашній день покрылъ васъ славой, вы намъ показали свои права войти въ почтенное сословіе Осбалдистоновъ. Они неоспоримы и вашъ начальный опытъ былъ мастерскимъ дломъ.

— Сознаюсь въ своей вин, Миссъ Вернонъ, но я получилъ извстій, возмутившія мой разсудокъ. Вотъ все, что могу сказать въ оправданіе, чувствую, что я былъ какъ не льзя глупе и неучтиве.

— О, нтъ, возразилъ неумолимый, судья, вы не отдаете справедливости себ. Судя потому, что я видла, и что посл мн разсказали, то въ одинъ вечеръ вы показали вс высокія качества, отличающія вашихъ братцевъ: кротость и обходительность Ралейга, умренность Персея, хладнокровіе Торнклифа, терпніе Жона, но всего удивительне вашъ выборъ мста и времени, чтобъ выказать свои рдкія способности, выборъ достойный Дикова вкуса и Вильфредова ума.

— Пожалйте меня немного, Миссъ Вернонъ, сказалъ я, ибо признаюсь, что почиталъ выговоръ справедливымъ, особливо вспомнивъ, кто мн длаетъ его. Простите, ежели въ извиненіе сумазбродства, въ которое не всегда впадаю, я осмлюсь сослаться на обычаи здшняго дома и здшней страны. Я не хвалю этаго, но опираюсь на мнніе Шекспира, онъ называетъ вино добрымъ товарищемъ и говоритъ, что всякой человкъ рано или поздно можетъ быть пьянымъ.

— Это правда, Г-нъ Франкъ, но Шекспиръ влагаетъ это похвальное и защитительное слово въ уста самаго закоренлаго изъ злодевъ, написанныхъ его кистью. Впрочемъ, я не хочу пользоваться преимуществомъ, какое мн даетъ ваша ссылка, не хочу стыдишь васъ отвтомъ, которымъ Кассій опровергаетъ его. Я желаю только, чтобъ вы знали, что есть хоть одна особа жалющая, что молодой человкъ съ такими способностями и такъ много общавшій, вязнетъ въ болот, въ коемъ каждый вечеръ купаются жители замка.

— Увряю васъ, Миссъ Вернонъ, что я на минуту занесъ въ него ногу, и увидя теперь, какъ отвратительно это болото, не ступлю ни одного шагу впередъ.

— Если таково намреніе ваше, возразила она, то оно благоразумно, и я хвалю его. Но меня такъ терзаютъ слухи объ этомъ, что я не могла не изъясниться съ вами, прежде нежели начнемъ говорить о томъ что собственно относится ко мн. Ваше вчерашнее обхожденіе со мною за столомъ ясно показывало, что вы слышали на мой счетъ нчто такое, что уменшило ваше уваженіе ко мн. Не угодно ли вамъ изъясниться получше?

Я обомллъ. Этотъ неожиданный, ршительный вопросъ былъ сказанъ не такимъ голосомъ, какимъ восмнадцати-лтняя двушка спрашиваетъ молодаго мущину, но учтивымъ и твердымъ тономъ человка, требующаго отъ другаго изъясните свои поступки. Въ немъ было совершенное отсутствіе тхъ длинныхъ оборотовъ, тхъ личностей и намковъ, которые обыкновенно употребляются людьми различнаго рода въ ихъ разговорахъ.

Я находился въ ужасномъ смущеніи, ибо тогда въ спокойномъ дух, представивъ себ слова Ралейга, я принужденъ былъ сознаться, что и предполагая въ нихъ основательность, они бы должны были возбудить въ душ моей чувство сожалнія къ Миссъ Вернонъ, а не дтское негодованіе, но если бы они и могли совершенно оправдать мои поступки, то приятно ли мн повторять то, что такъ чувствительно должно оскорбить гордость Діаны. Видя, что я колеблюсь отвтомъ, она сказала мн твердымъ и ршительнымъ, но кроткимъ голосомъ:

— Надюсь, Г-нъ Осбалдистонъ согласится, что я имю право требовать изъясненія, у меня нтъ родственниковъ, нтъ друзей, защитниковъ, и такъ естественно, что я хочу сама оправдать себя.

Съ большою неловкостію старался я извинить грубость моего обращенія нездоровьемъ, неприятными письмами изъ Лондона. Она дала мн изтощить вс предлоги, безъ жалости къ моему стащенію, и прослушала ихъ съ улыбкой недоврчивости.

— Ну теперь, Г-нъ Франкъ, когда вы кончили прологъ оправданія съ обыкновенною неловкостію всмъ прологамъ, не угодно ли поднять завсы и показать то, что мн хочется видть? Словомъ, перескажите слова Ралейга: вдь онъ ворочаетъ всми машинами въ Осбалдистонъ-Галл.

— Но положимъ, Миссъ Вернонъ, что онъ сказалъ мн нчто, каковъ же долженъ быть человкъ, который измняетъ тайнамъ одной державы и открываетъ ихъ держав союзной?.. А вы сказали мн, что Ралейгъ, не будучи вамъ другомъ, все еще вашъ союзникъ.

— О! пожалуйста не увертывайтесь и перестаньте шутить, у меня нтъ ни терпнія, ни охоты слушать васъ. Ралейгъ не можетъ, не долженъ, не сметъ говорить ничего обо мн, о Діан Вернонъ, чтобъ я слышать не могла. Правда, у насъ есть тайны, но не объ этихъ тайнахъ говорилъ онъ вамъ, не ко мн собственно относятся эт тайны.

Между тмъ, какъ она говорила, присутствіе духа возвратилось ко мн, и я ршился не открывать того, что Ралейгъ по одной довренности сказалъ мн: я почитаю низкимъ пересказывать тайные разговоры? Моя нескромность могла огорчить Миссъ Вирнонъ и не принесла бы никакой пользы. Я важно отвчалъ, что нашъ разговоръ съ Ралейгомъ шелъ о семейственныхъ длахъ, уврялъ, что не слыхалъ ничего, чтобъ оставило во мн невыгодное впечатлніе на счетъ ея, и изъявлялъ надежду, что она удовольствуется такимъ увреніемъ и не потребуетъ подробностей, которыя честь запрещала открывать мн.

— Честь! вскричала она, вскочивъ со стула съ пылкостію и содроганіемъ Камиллы, готовой летть на брань, честь! Это значитъ, что моя опорочена. Прочь эти увертки: они безполезны, мн нуженъ положительный отвтъ! Щеки покраснли у ней, лице горло и глаза сверкали.— Я требую, прибавила она голосомъ, отъ котораго разрывалось сердце, я требую объясненія, какого женщина гнусно оклеветанная вправ требовать отъ человка, который называется честнымъ, какого бдное созданіе безъ подпоры, безъ друзей, безъ наставника, безъ защитниковъ, одинокое въ цломъ свт, иметъ права требовать отъ существа боле счастливаго, именемъ Бога, который послалъ ихъ на землю одного для наслажденія, другую для страданій. Вы не откажете мн, или, прибавила она, подъемля торжественно взоры, вамъ отмстятъ за меня, если только есть какое нибудь правосудіе на земл или въ неб.

Меня поразила такая пылкость, но я чувствовалъ, что посл подобнаго вызова мн должно поступать со строгою разборчивостію, и пересказалъ ей въ кратц, что узналъ изъ разговора съ Ралейгомъ. Увидя, что я хочу удовлетворить ея, она сла и слушала со вниманіемъ, но когда я останавливался, дабы пріискать выраженіе понжне и тмъ смягчить то, что мн казалось сдлало бы на нее сильное впечатлніе, она тотчасъ говорила:

— Продолжайте, сдлайте милость продолжайте, первое слово, которое войдетъ въ голову ясне и потому лучше. Не заботитесь о моихъ мысляхъ, говорите мн, какъ бы вы говорили другому, совсмъ постороннему въ этомъ дл.

Побуждаемый неотступными просьбами, я повторилъ, что Ралейгъ сказалъ мн о семейственномъ договор, въ слдствіе коего она обязывалась выдти за однаго изъ Осбалдистоновъ. Я бы не хотлъ говорить больше, но ея проницательность открыла, что я отъ ней что-то таилъ и, казалось, все угадала.

Это не все, Ралейгъ сказалъ вамъ больше, что именно касается до него, не такъ ли?

Онъ говорилъ, что еслибъ не сожалніе смнить Торнклифа, то онъ бы желалъ теперь, когда новое поприще позволяетъ ему жениться, чтобъ на мсто имени Торнклифа, его имя наполнило пустое мсто въ разршеніи.

— О! не уже ли, возразила она, не уже ли онъ такъ снисходителенъ? Много чести для меня… и врно онъ думаетъ, что такая смна, когда она збудется, приведетъ въ восторгъ Діану Вернонъ.

— Точно, онъ говорилъ мн это, и даже сказалъ….

— Что?… Я должна все знать! вскричала она скоро.

— Будто бы прекратилъ онъ съ вами дружбу изъ опасенія, чтобъ изъ все не родилась страсть, воспользоваться которой ему запрещало назначеніе его къ духовному званію,

— Много обязана ему за сію предусмотрительность, отвчала Миссъ Вернонъ, вс черты которой выражали глубокое презрніе. Она подумала съ минуту и съ величайшимъ хладнокровіемъ продолжала:— Ваши слова не удивляютъ меня: я ожидала почти подобнаго расказа, ибо, за изключеніемъ одного обстоятельства, это сущая правда. Есть яды столь сильные, что нсколько капель достаточно для отравленія ручья, такъ и въ открытіи Ралейга есть ужасная ложь, она могла бы заразить и кладезь, въ коемъ истина скрывается. Зная Ралейга — а мн очень можно знать его — я ни зачто въ свт ни подумаю выдти за него. Нтъ! вскричала она, содрагаясь отъ ужаса, нтъ! на все въ свт соглашусь, но не пойду за Ралейга, лучше пьяницу, спорщика, жокея, дурака возьму: я ихъ въ тысячу разъ почитаю боле, и для меня лучше монастырь или тюрма, лучше гробъ всякаго изъ шестерыхъ.

Звукъ ея голоса отзывался чмъ-то печальнымъ, что отвчало волненію ея души и странности положенія. Какъ! такъ молода, такъ прелестна, безъ опытности, оставленная самой себ и не иметъ ни друга, который бы присутствіемъ служилъ ей покровомъ, и лишена даже той защиты, какую въ свт доставляютъ ея полу приличія и уваженія, — нтъ, не метафора будетъ, когда скажу, что сердце мое обливалось кровью за нее. Впрочемъ въ этомъ презрніи пустыхъ обрядовъ было нчто важное, въ ненависти къ обману какое-то величіе въ особливомъ образ смотрть на окружающія опасности, ршительность и мужество наконецъ въ поступкахъ родъ какого-то героизма, который внушалъ мн благоговйное удивленіе. Ее почли бы Королевой, оставленной подданными и лишенной власти: она все еще презираетъ эти приличія, эти условія общества, выдуманныя для людей нисшаго сословія, все сохраняетъ твердость духа и непоколебимое постоянство, и посреди всхъ препятствій полагаетъ свое упованіе на правосудіе неба.

Я хотлъ ей выразить чувство жалости и удивленія къ ея несчастіямъ и ея постоянству, но она прервала меня.

— Я шутя сказала, что презираю комплименты, теперь сурьезно говорю, что не люблю утшеній. Я все перенесла, что должно было претерпть, и еще, что нужно претерпть и то переносу. Безплодная жалость не облегчаетъ ига, бременящаго бднаго невольника, во всемъ мір существовалъ человкъ, онъ одинъ мн могъ помочь, и этотъ человкъ захотлъ лучше увеличить бдствія мои: это Ралейгъ Осбальдистонъ.— Да, было время, когда я могла бы научиться любить его, но, Великій Боже! причина, по коей онъ вкрался въ довренность бднаго, совершенно одинокаго созданія, постоянное, неизмнное желаніе завлечь меня въ бездну, изрытую подъ ногами, не внимая ни гласу совсти, ни гласу сожалнія, ужасная причина, для которой онъ въ ядъ превращалъ пищу, коей питалъ мою душу, о Боже мой! чтобъ было со мной и въ этомъ и въ другомъ мір, когда бы попалась въ сти безчестнаго злодя.

Эт слова, новое вроломство, которое я изъ нихъ увидлъ, такъ поразили меня, что я всталъ, не зная что длаю, схватился за ефесъ шпаги и побжалъ къ двери въ намреніи идти къ тому, на кого долженъ пасть праведный гнвъ мой. Едва переводя дыханіе, со взоромъ, въ коемъ выраженіе безпокойства смнило признаки ненависти и презрнія, Миссъ Вернонъ бросилась между дверью и мною.

— Остановитесь, остановитесь! вскричала она, какъ ни справедливо негодованіе ваше, но вы не знаете и половины таинствъ этой ужасной темницы. Она пробжала безпокойнымъ взоромъ комнату, и понизя голосъ, сказала мн:— Есть одно очарованіе, оно хранитъ его жизнь, и вы не можете напасть на него не подвергнувъ опасности существованіе другихъ особъ. О если бы не это, въ какую нибудь минуту, въ какой нибудь, назначенный правосудіемъ, часъ эта рука, какъ ни безсильна, но могла бы отмстить за меня. Я сказала вамъ, что мн не надобно утшенія, теперь скажу, что не нуженъ и мститель.

Я слъ и невольно размышлялъ о томъ, что услышалъ, и вспомнилъ забытое мною въ первомъ движеніи, вспомнилъ, что не имю никакого права назваться рыцаремъ Миссъ-Вернонъ. Она умолкла на минуту, и дала время отдохнуть и успокоиться мн.

— Я сказала, что у меня съ Ралейгомъ есть пагубная, несчастная тайна. Какъ онъ ни подлъ, какъ ни увренъ, что мн извстна его подлость, я не могу, я не смю ни ссоришься съ нимъ, ни противишься ему. И вы, Г-нъ Франкъ, вооружитесь терпніемъ, будьте осторожне, разрушайте его ковы противополагая имъ благоразуміе, но не дйствуйте такъ открыто и такъ дерзко, избгайте поступковъ, подобныхъ вчерашнимъ, они дадутъ ему преимущество, коимъ онъ постарается воспользоваться. Вотъ какой совтъ я не хотла вамъ дать, вотъ для чего желала съ вами говорить, но простерла свою довренность дале, нежели предполагала.

Я уврялъ ее, что она не будетъ въ томъ раскаиваться.

— И я также думаю, отвчала она, ваши поступки, ваше обращеніе подтверждаютъ мою довренность. Будемъ друзьями, вамъ нчего бояться, прибавила она съ улыбкой, непринужденнымъ и свободнымъ голосомъ, хотя и покраснвъ не много, вамъ нчего бояться, что наша дружба будетъ благовиднымъ предлогомъ для другаго чувства, воспитанная съ мущинами, пріучась къ ихъ образу мыслей и дйствованій, я боле принадлежу къ ихъ полу. Притомъ мн назначенъ монастырь, надъ головой виситъ роковое покрывало, и будьте уврены, что для избжанія моей участи я никогда не покорюсь ненавистному условію, которое мн предлагаютъ. Не приспло еще время, когда я должна постричься, и единственно въ намреніи наслаждаться свободою, я не совершенно отказала назначенному супругу, но вы объяснили мн Данта, и такъ подите посмотрть, что сдлалось съ неустрашимыми охотниками, мн же не позволяетъ съ вами идти несносная головная боль.

Но я пошелъ изъ библіотеки не къ братьямъ, а вышелъ подышать чистымъ воздухомъ и успокоиться до свиданія съ Ралейгомъ, котораго ужасный характеръ открылся предо мною, котораго гнусное злодйство внушило мн такую ненависть, что мн бы не возможно было удержать себя въ первую минуту. Отъ семейства Дюбурговъ, бывшихъ реформатскаго исповданія, я слышалъ много повстей о католическихъ священникахъ, которые, нарушая священные права гостепріимства, удовлетворяли страстямъ, не сообразнымъ съ правилами ихъ званія. Но въ тысячу разъ ужасне самой страшной изъ повстей, слышанныхъ въ Бордо, казался мн хитро устроенный планъ: взятъ на себя воспитаніе беззащитной, несчастной сироты изъ своей же фамиліи, съ коварнымъ намреніемъ обольстить и изложенный предъ мною съ такимъ благороднымъ гнвомъ невиннымъ созданіемъ, которое онъ хотлъ принести въ жертву скотскому сладострастію, я чувствовалъ, что встртясь съ Ралейгомъ мн трудно будетъ укротить бшенство, коимъ киплъ я. Между тмъ нужно было воздержаться какъ потому, что не имлъ явной Причины ссориться, такъ и по таинственнымъ словамъ Діаны, ибо я не могъ лишить его жизни, не подвергая опасности жизнь другаго.

Я ршился подражать скрытности Ралейга во все время, какъ буду жить съ нимъ вмст, но когда онъ соберется въ Лондонъ, я намренъ былъ написать къ Ойну, начертать ему легкой абрисъ его характера, и тмъ заставить остерегаться и наблюдать выгоды отца моего. Я справедливо думалъ, что гнусность и честолюбіе владютъ боле распутства такою порочною дутою, какова была душа Ралейга. Твердость характера, искуство прикрывать себя маской добродтели, доставятъ ему довренность отца моего, а совсть и благодарность не помшаютъ ему употреблять ее во зло. Эта обязанность, наложенная мн должностью, была очень затруднительна въ моемъ положеніи, потому что желаніе поселить невыгодное мнніе на щетъ Ралейга припишутъ многіе зависти или досад, что онъ смнилъ меня въ Контор и сердц родительскомъ. Но какъ это письмо было необходимо д. ъ удаленія несчастныхъ послдствій, и притомъ, зная осторожность и скромность Ойна, къ коему я ршился адресоваться, я слъ, написалъ его и послалъ по первой почт.

Увидвшись съ Ралейгомъ, я замтилъ, что онъ подобно мн остерегался и избгалъ всякаго повода къ спору. Онъ догадался, что нашъ разговоръ съ Миссъ-Вернонъ не былъ для него выгоденъ, но не зналъ, что она открыла всю низость поступковъ, всю подлость его плановъ. Въ продолженіи немногихъ дней, проведенныхъ имъ въ Осбалдистонъ-Галл, замтилъ два обстоятельства, которыя меня особенно поразили. Вопервыхъ, невроятная легкость, съ какой онъ узналъ начальныя основанія, необходимыя для его новаго званія, онъ безъ отдыху изучалъ ихъ и часто хвастался передо мною, дабы показать какъ легка для него тяжесть, которую я не могъ снести. Т о вторыхъ: мн показалось всего странне, что, не смотря на все, что ни говорила Миссъ Вернонъ о Ралейг, у ней были частыя и продолжительныя бесды въ библіотек, хотя при насъ они совсмъ не разговаривали и, казалось, мене обыкновеннаго были дружны.

Въ день Ралейгова отъзда, отецъ простился съ нимъ равнодушно, братья съ неискусно скрытою радостью школыіиковъ, когда у нихъ узжаетъ учитель: они чувствуютъ радость, но не смютъ ее показать, а я съ холодною учтивостью. Когда онъ подошелъ обнять Миссъ-Вернонъ, она отступила съ гордымъ и презрительнымъ видомъ, но подавая руку, сказала ему:

— Прощайте Ралейгъ, да наградитъ васъ небо за добрыя дла, какія вы свершили, и проститъ за худыя, какія замышляли.

— Аминь! любезная сестрица, отвчалъ онъ съ видомъ сердечнаго сокрушенія, которому, я думаю, онъ научился въ Сентъ Омерской Семинаріи: блаженъ, чьи добрыя намренія созрваютъ, а злыя умираютъ при рожденіи.

При сихъ словахъ онъ удалился.— Истинный лицемръ! сказала мн Миссъ-Вернонъ, когда онъ вышелъ за дверь, удивительно, что такое наружное сходство можетъ существовать между ненавистнымъ и любимымъ предметомъ.

Онъ послалъ съ Ралейгомъ одно письмо къ отцу и нсколько строчекъ къ Ойну, кром особеннаго письма, о которомъ я уже говорилъ, и которое, мн казалось, лучше отправить по почт. Въ моихъ посланіяхъ къ отцу и другу, мн бы должно было говорить, что гостя у дяди я не получу никакой пользы, кром того, что выучусь охот и забуду между лакями и конюхами вс познанія и таланты, какіе у меня только были, нужно бы жаловаться было на скуку и отвращеніе жить съ людьми, которые кром собакъ и лошадей ничмъ не занимаются, на всегдашнюю невоздержность семейства, на гоненіе Сиръ Гильдебранда за то, что не подражаю ему, и эта послдняя статья на врно бы задла за живое моего отца, ибо воздержность онъ почиталъ первою добродтелію, и тронуть эту струну, значило отворитъ двери темницы и сократить время ссылки, или по крайней мр, перемнить мсто оной, но между тмъ я ничего этаго не говорилъ въ письмахъ къ отцу и Ойну. Осбалдистонъ-Галль будь знаменитыми, великолпными Афинами, будь наполненъ героями, мудрецами и поэтами, и тогда бы ни за что не согласился жить въ немъ.

Ежели въ теб, любезный Трешемъ, есть хоть одна искра пламени и энтузіазма юности, то ясно поймешь причину моего молчанія. Необыкновенная красота Діаны Вернонъ, которой она такъ мало гордилась, ея таинственное романическое положеніе, несчастія, какія ее угнтали и преслдовали, ея обращеніе гораздо боле откровенное, нежели другихъ особъ ея пола, что показывало чистоту и невинность души, и боле всего лестное предпочтеніе, которымъ она отличала меня, все это, соединясь вмст, возбуждало во мн участіе, подстрекало любопытство, воспламенило воображеніе и льстило самолюбію. Я не смлъ признаться самому себ въ участіи, какое она внушила мн, и впечатлніи, какое произвела на мое сердце, мы читали, прогуливались вмст: занятія, удовольствія, забавы, словомъ, все было у насъ общее. Ученіе, которое она принуждена была прервать, поссорившись съ Ралейгомъ, было возобновлено подъ руководствомъ учителя, котораго намренія были чище, хотя способности и ограниченне.

Я не могъ ей преподавать наукъ отвлеченныхъ, которыя она начала съ Ралейгомъ, боле, приличныхъ духовному, а не двушк. Я не понимаю, къ чему онъ завелъ Діану въ непроходимый, мрачный лабиринтъ, который называютъ философіей, и въ сферу Математики и Астрономіи, наукъ столь же отвлеченныхъ, поболе точныхъ, разв для того, чтобъ затмить въ ея ум понятіе о различіи половъ и пріучить къ топкимъ разсужденіямъ, Чмъ бы онъ могъ воспользоваться для внушенія ей своихъ правилъ. Для тхъ же видовъ, но не съ такимъ утонченіемъ и притворствомъ, Ралейгъ посредствомъ своимъ уроковъ, убдилъ Миссъ-Вернонъ возвыситься надъ всми приличіями я презирать пустыми условіями, коими полъ ея ограждается, какъ крпкою стною. Правда, она была удалена отъ сообщества женщинъ и не имла подруги, а потому и не могла ни подражать примру другихъ, ни узнать общихъ правилъ поведенія, предписываемыхъ ея полу приличіемъ. Но такова была у ней природная скромность и разборчивость ума въ различіи хорошаго отъ худаго, что еслибъ ее не уврили, что презрніе обыкновенныхъ обрядовъ означаетъ превосходство разсудка и благородную довренность невинности, но она никогдабъ не имла такого смлаго, боле мущин приличнаго обращенія, которое такъ удивило меня въ первую минуту. Ея низкій учитель конечно имлъ свои выгоды подкапывать твердыню осторожности и благоразумія, коей ограждается добродтель, но за чмъ открывать вс его преступленія: онъ давно далъ отвтъ за нихъ предъ Всевышнимъ судилищемъ.

Кром успховъ, пріобртенныхъ Миссъ-Вернонъ въ наукахъ отвлеченныхъ, ибо ея живой и проницательной умъ скоро понималъ все, что ей объясняли, я нашелъ, что она также сильна въ древней и новйшей Литератур. Еслибъ я не зналъ, что великіе умы тмъ скоре достигаютъ совершенства, чмъ боле имютъ пособій, я бы не поврилъ быстрымъ успхамъ Діаны Вернонъ, они еще не обыкновенне при сравненіи ея учености съ совершеннымъ невденіемъ свта и общества. Можно сказать, что она знала все, кром того, что происходило вокругъ нея, и я думаю, что это незнаніе самыхъ простыхъ предметовъ, длая разительную противоположность съ обширными свденіями, какими она обладала, придавало ея разговору такую занимательность и останавливало вниманіе на томъ, что онъ говорилъ, ибо не возможно было предвидть, что покажетъ новое слово, которое она готовилась произнесть: тонкую ли проницательность или удивительную странность. Находиться безпрестанно съ такимъ любезнымъ занимательнымъ предметомъ, жить съ нею въ такой короткой связи, вотъ положеніе для моихъ лтъ самое критическое, хотя и старался скрывать отъ себя его опасность.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

‘Нтъ, это не обманъ! Яркой блескъ освщаетъ стекла ея оконъ. Въ полночь! въ такомъ мст! чтожъ это за тайна?’

Не льзя описать, какую однообразную жизнь мы вели въ Осбалдистонъ-Галл. Я и Діана Вернонъ посвящали большую часть времени на ученье, другіе проводили дни занимаясь охотою, къ нимъ иногда присоединялись и мы. Мой дядя привыкалъ ко всему, и такъ привыкъ наконецъ къ моему присутствію и образу жизни, что я совершенно понравился ему. Я бы могъ и дале войти въ довренность его, еслибъ захотлъ употребить хитрости Ралейга, который пользуясь отвращеніемъ отъ длъ отца своего, не чувствительно вкрался въ управленіе имніемъ, хотя я охотно помогалъ дяд своимъ перомъ и познаніями въ Ариметик, когда ему нужно было написать письмо къ сосду или разчитаться съ Арендаторомъ, однако по разборчивости не хотлъ мшаться въ управленіе длъ, и добрый Шевалье, называя племянника Франка усерднымъ, расторопнымъ молодцемъ, сознавался, что никогда подумалъ, что Ралейгъ такъ нуженъ ему.

Не приятно жить въ семейств и быть не въ ладу съ членами онаго, а потому я сдлалъ нсколько попытокъ доставить себ дружбу братьевъ. Я перемнилъ шляпу съ золотой петлицой на охотничью шапку, за что получилъ нкоторое уваженіе Жона. Укротилъ горячую лошадь съ такою силою, что она ввела меня въ довренность у Дика. Два, три заклада проигралъ Вильфреду, дв, три бутылки опросталъ съ Персеемъ и приобрлъ дружбу всхъ молодыхъ господъ, изключая Торнклифа.

Я уже сказалъ, что этотъ молодой человкъ всегда удалялся меня, ибо, будучи нсколько умне своихъ братьевъ, онъ имлъ дурной характеръ. Грубый, подозрительный и сварливый, онъ казалось былъ недоволенъ, что я гощу въ Осбалдне тонъ-Галл и смотрлъ завистливыми, ревнивыми глазами на мою дружбы съ Діаною Вернонъ, которая, въ слдствіе одного семейственнаго договора, назначена была ему въ супруги. Я пробовалъ нсколько разъ помириться съ Торнклифомъ, но онъ отвергнулъ мои покушенія съ приятнымъ видомъ собаки, которая глухо ворчитъ и кажется хочетъ укусить, когда чужой человкъ ее погладитъ. И такъ я оставилъ Торнклифа съ его угрюмостью, и не старался боле примиришься съ нимъ.

Таково было мое положеніе относительно всхъ членовъ этой семьи, но я долженъ упомянуть и о другомъ жител замка, съ коимъ я говорилъ иногда: это садовникъ Андрей Ферсервисъ, узнавъ, что я протестантъ, онъ никогда не пропускалъ меня, не открывъ мн своей Шотландской таба’ керки, такая учтивость, по многимъ причинамъ, была для,него выгодна: во первыхъ, она ничего ни стоила ему, ибо я не бралъ табаку, а притомъ это былъ лучшій предлогъ для Андрея, любившаго прерывать по времени работу и нсколько минутъ отдыхать, облокотясь на заступъ, но боле всего это былъ предлогъ, въ продолженіи нашей бесды, разсказывать новости, какія онъ слышалъ, и длать колкія замчанія, внушенныя ему сатирическимъ его умомъ.

— Ну, я скажу вамъ сударь, говорилъ онъ мн однимъ вечеромъ съ важностію, съ какою обыкновенно сообщалъ вс любопытныя новости, и такъ я вамъ скажу, что былъ нынче поутру въ Триплей-Кнов.

— Ну, Андрй, чтожъ новаго узналъ ты въ кабак?

— Боже меня сохрани ходить въ кабакъ!… то есть, разв сосдъ по. потчуетъ, а идти туда и издерживаться, нтъ! и жизнь не легка и денежки то трудно добывать…. По я сказалъ, что былъ въ Триплей-Кнов за бездльнымъ дломъ со старухой Самсонъ: ей надобно нсколько сотенъ грушъ, а у меня ихъ столько, что въ замк всего и не съдятъ, то почему жъ не угодить ими доброй женщин. Ну, покуда мы торговались, вдругъ вошелъ Патрикъ Мехредей, странствующій купецъ.

— Разнощикъ, хочешь ты сказать?

— Все равно, ваша честь, какъ ни назовите, я знаю только, что это честное и доходное ремесло…. Патрикъ не много мн съ родни, и мы были ради такой встрчи.

— И врно выпили бутылку пива, не такъ ли?… Да ну, Андрей, ради Бога, сократи свой разсказъ.

— Господи помилуй! постойте не много. Вы жители Юга слишкомъ ужъ поспшны. Дайте мн отдохнуть, вдь это касается до вашей части, и потому будьте терпливе, если хотите узнать!… Бутылку пива!… Да, Патрикъ вызвался заплатить за одну, но старуха Самсонъ дала намъ по большой чашк молока, да по ячменной булк, мы сли и кой о чемъ начали толковать между собой.

— Ахъ! пожалуста покороче, Андрей. Разсказывай поскорй новости, ежели он есть у тебя, мн не льзя же пробыть здсь цлую ночь.

— Господи помилуй! и мн то же не льзя! какъ поработаешь днемъ, не станешь вечеромъ болтать. Братъ Патрикъ сказалъ мн, что въ Лондон были такъ…. маленькія сплетни на щетъ того дла.

— Какого дла? и что ты хочешь сказать?

— Дла…. гмъ!… какъ будто незнаете…. Ну, на дорог….

— На дорог! хоть убей не понимаю.

— Ну, да! сказалъ Андрей таинственнымъ голосомъ, на щетъ чемодана….

— Какого чемодана? говори ясне!

— Моррисова чемодана: онъ потерялъ его тамъ, но если это не дло вашей чести, то и не мое также, а мн нехочется терять такого хорошаго вечера.

И вдругъ, какъ будто пришелъ къ нему припадокъ дятельности, Андрей снова принялся копать.

Негодяй удачно предвидлъ: онъ подстрекнулъ мое любопытство, но я ожидалъ, пока болтливость опять приведетъ его къ оставленному предмету, не желая, чтобъ онъ замтилъ, что я принимаю участіе въ семъ дл. Но Андрей продолжалъ работать съ жаромъ, по временамъ говорилъ, но не объ новостяхъ Мекредея, а я слушалъ все, проклиная его изъ глубины сердца, но мн хотлось видть: долго ли духъ противорчія будетъ торжествовать надъ охотою разсказать окончаніе своей повсти.

— Я посажу спаржи, потомъ посю бобовъ. Вдь надо же чмъ нибудь приправлять говядину въ замк. Да не такъ имъ вкусно сть, какъ мн трудно выводить. ‘Андрей, намъ надобно капусты,’ сказала старуха Марфа, Господи помилуй! они думаютъ: стоитъ сказать слово и все выростетъ…. Да что-то нынче вечеромъ погода прояснилась, а все отъ того, что завтра Воскресенье, вдь если хоть одинъ день хорошій въ недли, то врно ужъ Воскресенье…. а, да вотъ и звонокъ, намъ кажется пора идти спать.

Андрей воткнулъ заступъ въ землю, и посматривая на меня съ торжествующимъ видомъ человка, который знаетъ важную новость и воленъ сообщить ее и нтъ, онъ поправилъ рукава рубашки и взялъ куртку, которую онъ бережно сложилъ на другой грядк.

— Видно надо ршиться, подумалъ я, выслушать повсть Г. Ферервича, какъ ему хочется разсказать ее. Ну, чтожъ Андрей, какія новости узналъ ты отъ своего брата, странствующаго купца?

— Да, разнощика хотите вы сказать, подхватилъ Андрей съ насмшливой улыбкой, да какъ угодно называйте ихъ, а они очень полезны въ такой стран, какъ Нортумберландъ, гд города такъ рдки. Вотъ въ Шотландіи, это другое дло: тамъ есть Графство Фейфское, на примръ, вотъ земля: изъ конца въ конецъ, на право и на лво, только и видишь огромныя селенія, одно подл другаго, такъ что цлое Графство составляетъ одинъ городъ. Ну естьли у васъ въ Англіи что нибудь подобное?

— О! разумется, нтъ. Да ты говорилъ, сей часъ, о Лондонскихъ новостяхъ, Андрей.

— Да отвчалъ Андрей, но я думалъ, что вашей милости не нужно ихъ знать. Патрикъ Мекредей сказалъ мн, прибавилъ онъ съ кривляніемъ, которое почиталъ за насмшливую улыбку, что въ Лондонскомъ Парламент произошла ссора по случаю кражи у Морриса.

— Въ Парламент, Андрей? Да къ какой стати?

— Это уже и я спрашивалъ у Патрика. Патрикъ, говорилъ я, да кои чортъ они думали найти въ чемодан! Когда у насъ въ Шотландіи былъ Парламентъ (провались сквозь землю, кто его уничтожилъ) онъ давалъ намъ законы, а не мшался въ дла, которыя касаются до нижнихъ инстанцій. Господи помилуй! я думаю кошка опрокинетъ кострюлю и они велятъ ей явиться въ Лондонской Парламентъ. Вдь это значитъ, сказалъ я, что они глупе стараго хрыча Лерда и его дураковъ сыновей, съ ихъ собаками и лошадьми и рогами…. ну что цлой день рыскаютъ за звремъ а поймаютъ, онъ не вситъ и шести фунтовъ.

— Чудесно разсудилъ, Андрей, сказалъ я ему, желая, чтобъ онъ изъяснился получше, а что отвчалъ Патрикъ?

— О! для Англичанина, Патрикъ отвчалъ, славно! Но обратимся къ покраж. Вотъ какъ эти Торисы и Вейгсы спорили, ругались между собою, бранили другъ друга, вдругъ встаетъ одинъ и протяжно говоритъ, что Якобинцовъ на свер Англіи унять не льзя (и не ошибся) что они ведутъ открытую войну, что Королевскій посланный бывъ остановленъ на большой дорог, что знатнйшія фамиліи въ Нортумберланд участовали въ этомъ, что…. да мало ли еще чего? что у него отняли много денегъ, важныя бумаги, и много другаго, что когда посланный пришелъ жаловаться совстному Судь того мста, то нашелъ ихъ за столомъ какъ родню и пріятелей, и что угрозами и обманами принудили его уничтожить свое доношеніе, и наконецъ въ заключеніе всего., честной человкъ, котораго ограбили, убрался отсюда, опасаясь бды себ.

— Да правда ли это, Андрей?

— Патрикъ божился, что это также справедливо, какъ справедливо то, что въ его мр аршинъ. Господи помилуй! но воротимся къ нашему длу: когда Министръ кончилъ свою рчь, поднялся страшной крикъ, вс спрашивали о имени ограбленнаго, разбойниковъ и Судьи, а онъ назвалъ Морриса, вашего дядю, Инглевуда, и еще другихъ, прибавилъ онъ съ насмшкой.. Потомъ, всталъ Ораторъ изъ противной партіи, и спрашивалъ: разв можно обвинять знатнйшихъ особъ, въ Королевств по обвиненію труса, котораго разжаловали въ присутствіи, полка за то, что убжалъ съ мста сраженія и ушелъ во Фландрію и при томъ вроятно, что всю эту исторію выдумалъ онъ за одно съ Министромъ, прежде отъзда, изъ Лондона. Тутъ они приняли Морриса въ пытку, думали вынудить у него признаніе, но бдной такъ боялся, чтобъ не возобновили дла о побг, что, по словамъ Патрика, казался не живымъ, а мертвымъ, и отъ него не льзя было допытаться двухъ словъ сряду, такъ испугался ихъ крику. Нтъ, видно, его голова хуже мерзлой рпы, прости меня Господи! ужъ на какой бы чортъ, не помшалъ Андрею Ферсервису высказать, что у него лежитъ на сердц.

— Ну, чмъ же кончилось дло? Узналъ ли твой пріятель?

— Узналъ ли? онъ недлей отсрочилъ поздку, чтобъ посл все пересказать своимъ покупщикамъ. Первый молодецъ началъ скоро понижать свой тонъ, и говорилъ, что ему извстно, какъ ограбили, но онъ могъ ошибиться въ обстоятельствахъ дла, а соперникъ съ. противной стороны отвчалъ, что ему мало дла до Морриса, ограбленъ ли онъ, нтъ ли, но зачмъ порочить честь знатныхъ дворянъ Нортумберландскихъ и вотъ что называютъ, они изъясниться, одинъ уступитъ не много, другой, побольше и вотъ опять они друзья. Вы думаете тмъ и кончилось? Ничуть ни-бывало, тутъ еще вмшалась Камера Перовъ. Въ нашемъ бдномъ. Парламент и Перы и представители вс засдали вмст и не толковали и двухъ разъ объ одномъ и томъ, же дл. Ну какъ бы то нибыло, а въ Лондон возобновили его въ другой Камер. Здсь кто-то сказалъ, что въ воровств замшенъ нкто Кампбель, которой въ оправданіе представилъ свидтельство за подписаніемъ Герцога Аржиля. Герцогъ это услышалъ, и вы можете представить какъ его взорвало: онъ покраснлъ, какъ свекла, и утверждалъ, что вс Кампбелли добрые и честные люди. Если осмлюсь сказать мое мнніе, то_л прости Господи, а мн кажется, что Герцогъ солгалъ. Но какъ у него и волки сыты и овцы цлы, къ тому же много родни на обихъ сторонахъ, то спорить съ нимъ и не посмли. Моррисову исторію назвали клеветой и обманомъ, и еслибъ онъ не навострилъ лыжи, то на врнобъ прогулялся къ позорному столбу за ложный доносъ.

При сихъ словахъ честный Андрей собралъ заступы, грабли, и бросивъ въ тлежку, которую хотлъ везти къ оранжере, но такъ медленно, что мн можно было спрашивать его. Видя съ какимъ хитрымъ плутомъ я имлъ дло, ршился ничего не скрывать и разсказать ему дло какъ оно было, опасаясь, чтобъ осторожность не вселила въ него подозрній и не сдлалась для меня источникомъ новыхъ неприятностей.

— Мн бы хотлось видть твоего земляка, Андрей. По я думаю ты слышалъ, что и я замшанъ въ дл по глупости Морриса (Андрей отвчалъ выразительной рожей) и если можно, желалъ бы видть твоего брата и разспросить его по обстоятельнй о всемъ, что онъ узналъ въ Лондон.

— О ничего нтъ легче, отвчалъ Андрей, я скажу брату, что вамъ нужно купить пары дв, три чулокъ и онъ явится въ минуту.

— Да, да, уврь его, что онъ найдетъ хорошаго покупщика, и въ ожиданіи его въ такую тихую прекрасную ночь я буду гулять по саду. Луна скоро взойдетъ. Ты приведешь его къ задней палатк, между тмъ при блеск луны я буду смотрть на деревья и траву.

— Ну такъ, я часто говорилъ, что капустный цвтъ при лунномъ свт сіяетъ, какъ дама въ алмазахъ.

Говоря такимъ образомъ, Андрей былъ въ полномъ весельи, хоть ему нужно было пройти слишкомъ и милю, но онъ съ величайшимъ удовольствіемъ ршился на такой походъ, желая доставить случай своему брату продать нсколько изъ его товаровъ — хотя на врно можно сказать, что онъ пожаллъ бы десяти копекъ, чтобъ угостить его бутылкой пива. Любовь Англичанина выражается противнымъ дйствіемъ, думалъ я, гуляя по длиннымъ аллеямъ древняго Осбалдистонъ-Галльскаго сада.

Но достигнувъ конца аллеи, примыкавшей къ замку, я замтилъ огонъ жъ библіотек, окна которой выходили въ садъ. Но это меня не удивило: я зналъ, что Миссъ Вернонъ проводитъ иногда тамъ вечера, но по разборчивости и положилъ за правило не ходить туда въ то время, какъ семья предавалася веселымъ пирушкамъ: наши бесды могли бы назваться въ полномъ смысл свиданіями наедин. Другое дло утромъ: тогда часто приходили въ библіотеку слуги или за книгой для пыжей молодымъ господамъ или съ приказаніемъ къ Діан отъ Сиръ Гильдебранда, такъ что утромъ библіотека могла назваться мстомъ сообщенія, оно хотя и рдко посщалось, но служило точькою всеобщаго соединенія. Не такъ было вечеромъ, и воспитанный въ стран, гд столь много уважается приличіе, я хотлъ строго наблюдать его относительно Миссъ Вернонъ, которая его пренебрегала, я съ осторожностью замтилъ ей, что при нашихъ вечернихъ бесдахъ необходимо присутствіе третьяго.

Миссъ Вернонъ засмялась, потомъ покраснла и наконецъ едва не разсердилась, но вдругъ, раздумавши, сказала: — Такъ точьно, ваша правда, когда мн придетъ охота заниматься, я приглашу старуху Мару на чашку чаю, и она будетъ служить мн защитою.

У Мары, старой клюшницы дома, былъ одинакой вкусъ со всмъ семействомъ. Она предпочитала хорошій стаканъ вина лучшему Китайскому чаю, но какъ въ то время чай пили одн знатныя особы, то такое приглашеніе — льстило ея самолюбію и она часто приходила къ намъ. Впрочемъ по захожденіи солнца ни кто изъ служителей замка не подходилъ къ библіотек, потому что одинъ или два труса увряли, что въ сей части дома они часто слышали шумъ, когда въ замк вс спали и сами молодые господа не смли входить вечеромъ въ страшное убжище.

Мысль, что библіотека долго была любимымъ мстомъ Ралейга, и что потайная дверь изъ сего покоя вела въ уединенную его комнату, не только не уменьшала суеврнаго страха, но боле его увеличивала. Обширныя связи въ свт, его ученость, его познанія во всхъ родахъ наукъ, нкоторые физическіе опыты, которые онъ длалъ для забавы, были достаточными причинами почитать его въ связи съ духами. Онъ зналъ по Гречески, по Латыни, по Еврейски и слдовательно, — какъ однажды выражался напуганный Вильфредъ,— ему нчего бояться, ни духовъ, ни привидній, ни чертей. Слуги утверждали, что слышали, какъ онъ громко говорилъ одинъ въ библіотек, когда въ замк вс спали, что онъ проводилъ ночь съ мертвецами, а утромъ спалъ и не гонялся съ собаками добраго Осбалдистона.

Мн часто по довренности переносили такіе нелпые слухи, и видъ простодушія и легковрія разскащика не рдко забавлялъ меня. Но не эти ‘смшныя сказки — я ихъ презиралъ всегда, но глубокое уединеніе, на которое всякой вечеръ посл звонка осуждалась страшная комната, удерживало меня отъ посщенія, когда Миссъ Вернонъ въ нее удалялась.

Короче сказать: я не удивился, замтя огонь въ библіотек, но былъ чрезвычайно изумленъ, увидя тнь двухъ человкъ, которые проходили между свтомъ и первымъ окномъ. Я подумалъ, что ошибся, и тнь Діаны принялъ за другаго человка: нтъ, вотъ проходятъ они мимо втораго окна: это дв разныя особы. Вотъ опять изчезаютъ они, и опять ихъ тнь рисуется на третьемъ, потомъ и на четвертомъ окн. Кто можетъ быть въ такой часъ у Діаны? Дв тни прошли мимо всхъ окошекъ, дабы показать мн, что я не ошибся, наконецъ погасили огонь и все облеклось темнотою.

Случай былъ пустой, но я никакъ не могъ забыть его. Съ того времени я не смлъ и подумать, что въ нашу дружбу съ Миссъ Вернонъ могла входить ревность. Между тмъ не могу выразить, какое неудовольствіе чувствовалъ при мысли, что она допустила другова къ тайному разговору въ такое время и въ такомъ мст, въ которомъ я имлъ разборчивость сказать ей, какъ неприлично принимать и меня.

Легкомысленная, упрямая Діана! подумалъ я, она ршительно не хочетъ слушать добрыхъ совтовъ. Нтъ! меня обмануло ея свободное обхожденіе выказать себя — вотъ цль, для которой она принимаетъ видъ чистосердечія и надваетъ соломенную шляпку, когда она въ мод. Я твердо увренъ, что не смотря на ея превосходный умъ играть въ вистъ съ полдюжиной дураковъ больше удовольствія доставитъ, чмъ самъ Аріостъ, когдабъ возвратился къ жизни.

Мои грустныя мысли сдлались несносне, когда вспомнилъ, что нынче поутру ршившись показать Діан мой переводъ въ стихахъ первыхъ псней Аріоста, я просилъ ее пригласить Мару на чашку чаю, но она просила отложить до другаго дня извиняясь пустой отговоркой. Я старался объяснишь вс эти обстоятельства и вдругъ услышалъ, что задняя калитка сада отворяется: это Андрей возвращался съ своимъ землякомъ, который сгибался подъ тяжестію ноши.

Я увидлъ въ Мекреде хитраго и умнаго Шотландца, большаго разскащика новостей и по склонности и по ремеслу. Онъ мн подробно описалъ все происходившее въ Камер Депутатовъ и Камер Перовъ касательно Моррисова дла, которое было оселкомъ для узнанія духа Парламента. Отъ него узналъ я, что и прежде слышалъ отъ Андрея, какъ Министръ не усплъ въ этомъ дл и принужденъ былъ отстать отъ доказа безчестнаго для многихъ знатныхъ особъ и сдланнаго человкомъ не имвшимъ никакого права на довренность, и который въ своемъ разсказ на каждомъ шагу противорчилъ себ. Мекредей доставилъ мн печатный журналъ, въ коемъ заключалось все содержаніе споровъ, и далъ списокъ рчи Герцога Аржиля. Онъ ихъ много привезъ, чтобъ продать его сообщникамъ въ Шотландіи: изъ журнала я не узналъ ничего новаго, онъ только подтвердилъ слова Шотландца, въ рчи Герцога, хотя сильной и краснорчивой, провозгласили только его семейство и его поколніе, и помщено нсколько похвалъ ему самому, столь же чистосердечныхъ, но боле умренныхъ, я не узналъ точно ли опорочено мое доброе имя, но очень понялъ, что честь фамиліи моего дяди была явно оскорблена, ибо Моррисъ въ полномъ собраніи Парламента объявилъ, что Кампбель былъ одинъ изъ двухъ разбойниковъ, что онъ безстыдно пришелъ и длалъ показаніе въ пользу Гн. Осбалдистона своего сообщника, и что онъ, съ помощію Судьи, доставилъ свободу сему послднему, а сего принуждалъ отказаться отъ исканій. Эта часть Моррисовой исторіи о правда а мои подозрнія о Кампбел, которыя поселились во мн, съ той минуты, какъ я увидлъ его у Судьи Инглевуда. Меня до крайности терзалъ новый оборотъ страннаго дла и потому я отпустилъ Шотландца, купивъ кои какія бездлки у Мекредея и удалился въ комнату, чтобъ подумать о средствахъ защитить мою поруганную славу.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Откуда ты? И за чмъ между нами?
Мильтонъ.

Размышляя цлую ночь объ этомъ извстій, я сперва почелъ за нужное возвратиться, какъ можно скоре, въ Лондонъ и своимъ присутствіемъ отразитъ клевету, но посл раздумалъ, увидя, что, этимъ только увеличу гнвъ моего отца, ибо ршенія его на щетъ семейства были непоколебимы. По своей опытности онъ могъ руководствовать моими поступками, а по своей связи съ сильнйшими Вейгсами могъ оправдать меня. Вс сіи причины побудили меня обстоятельно описать къ отцу дло: и хотя до перваго почтоваго двора было слишкомъ 10 миль, но я ршился самъ отнести письмо, чтобъ оно не затерялось.

Мн казалось страннымъ, что я не получилъ ни одного письма отъ Ойна, ни отъ моего отца, хотя уже прошло нсколько мсяцовъ посл моего отъзда изъ Лондона, и хотя Ралейгъ увдомлялъ уже Сиръ Гильдебранда о своемъ благополучномъ прибытіи и дружескомъ пріем дяди. Я соглашался, что поведеніе мое было не похвально, но мн казалось, что не заслуживалъ такого забвенія. На конц письма моего къ отцу, касательно дла съ Моррисомъ, я изъявлялъ желаніе получить въ отвтъ нсколько строчекъ, чтобъ дать мн совтъ въ такомъ затруднительномъ положеніи, и чтобъ я могъ на что нибудь ршиться пока не узнаю его намреній. Не имя мужества проситься въ Лондонъ, я скрылъ подъ завсой покорности родительской вол настоящія причины, по коимъ я оставался въ Осбалдистонъ-Галл, а ограничился только просьбою пріхать на нсколько дней въ Столицу и обличить клевету, которая такъ далеко распространилась. Большаго труда стоило мн написать это посланіе, ибо я все еще колебался между желаніемъ защитить честь моего имени и сожалніемъ на минуту оставить настоящее мсто моего пребыванія, но кончивъ, я самъ понесъ его на почту, бывъ награжденъ за свой трудъ, получивши тамъ письмо на мое имя, котороебъ не скоро до меня дошло, оно было отъ моего друга Ойна и содержало слдующее:

Любезный Францискъ!

‘Увдомляю васъ, что письмо ваше, врученное мн Ралейгомъ Осбальдистономъ и чрезвычайно обрадовавшее меня, получилъ я 10-го числа сего мсяца. Я почту долгомъ оказывать вашему братцу всевозможную любовь и почтеніе, и водилъ уже его въ биржу и въ банкъ. Онъ мн показался порядочнымъ человкомъ: трезвъ, прилженъ, имешь понятіе о торговл и знаетъ Ариметику. Я бы желалъ, чтобы другой вмсто меня руководствовалъ имъ по этой части, но чтожъ длать, видно Богу такъ угодно! Вы теперь въ такой земл, гд деньги очень нужны, такъ беру смлость и посылаю вамъ приложенный здсь вексель, во сто ф. ст. на имя гд Гупера и Гардера Ньюкастельскаго, по коему они имютъ заплатить въ седьмой день по предъявленіи. Остаюсь, любезный Францискъ, съ, глубочайшимъ почтеніемъ, вашъ покорный и послушный слуга

Іосифъ Ойнъ.

Post scriptum. Сдлайте одолженіе увдомте меня о полученіи сего письма. Батюшка вашъ хотя и говоритъ что здоровъ по прежнему, однако очень перемнился.

Прочитавъ эту записку, написанную частымъ и точнымъ слогомъ добраго Ойна, я удивился, что онъ не упоминала объ особенномъ письм, которое я ему послалъ, въ намреніи показать истинный характеръ Ралейга. Мн не льзя было думать, что оно затерялось, ибо послалъ его съ служителемъ замка. Но какъ въ немъ содержалось много извстій важныхъ для моего отца и для меня, то я опять написалъ Ойну, повторилъ все прежнее, просилъ, чтобъ онъ далъ мн знать дошло ли до него мое письмо. И увдомилъ его также о полученіи векселя, которымъ общался возпользоваться въ случа нужды. Странно было, что отецъ мой поручилъ прикащику доставлять мн деньги на расходы, но подумалъ, что они сдлали между собой такое условіе. При томъ Ойнъ не былъ женатъ, имлъ достатокъ и всегда любилъ меня и потому я не колебался и принялъ эту небольшую сумму, въ намреніи отдать ему при первомъ случа какъ будутъ деньги, если только отецъ мой не заплатилъ ему. Почтмейстеръ представилъ меня одному купцу, который выдалъ мн сполна золотомъ по векселю на Г-дъ Гупера и Гардера, и такимъ образомъ я возвратился въ Осбалдистонъ-Галль богаче, нежели выхалъ оттуда. Такое приращеніе моей казны пришло очень кстати, ибо деньги, привезенныя изъ Лондона, начали чувствительно уменьшаться, а у меня въ виду было много расходовъ такъ, что кошелекъ мой скоро бы истощился.

Возвратясь въ замокъ, я узналъ, что Сиръ-Гильдебрандъ ушелъ съ своимъ достойнымъ отродьемъ въ маленькую деревенку Тонлей-Кновъ смотрть, по словамъ Андрея, какъ дюжина птуховъ щиплютъ другъ друга.

— Не правда ли, Андрей, это безчеловчная забава и у васъ нтъ подобной въ Шотландіи?

— Господи помилуй! конечно нтъ, отвчалъ Андрей, разв на канун большаго праздника, ну, да впрочемъ пускай они что хотятъ, то и длаютъ съ этой глупой птицей: она только и знаетъ, что скребетъ, да скоблетъ на двор, да еще и самъ не увидишь, какъ придетъ и разроетъ вс грядки. Слава Богу! меньше ее будетъ, меньше труда садовникамъ, да, позабылъ васъ спросить, скажите, кто ростворяетъ эту дверь? Врно не Г-нъ Ралейгъ: онъ давно ухалъ. Дверь, о которой говорилъ онъ, выходила въ садъ и вела къ крутой лстниц, а по ней всходили въ комнату Ралейга. Эта комната, я уже сказалъ, была удалена отъ другихъ покоевъ замка и сообщалась съ библіотекой посредствомъ потайной двери, а съ другою частію замка длиннымъ и темнымъ переходомъ. Узкая дорожка, обгораженная съ двухъ сторонъ заборомъ, вела отъ башни къ задней калитк сада. Посредствомъ сего сообщенія Ралейгъ, который никогда не пылъ вмст съ семействомъ, могъ уходить и выходить, минуя замка. Но въ его отсутствіе ни кто не ходилъ этой лстницей и вотъ почему замчаніе Андрея возбудило во мн любопытство.

— Часто ли ты замчалъ, что ее отворяютъ? спросилъ я у него.

— О часто, разумется часто, то есть, какъ бы вамъ сказать, два или три раза. Мн кажется, это все Длаетъ попъ, отецъ Ваганъ, какъ его называютъ. А если вы думаете, что слуга, то ихъ ни одного не найдете на этой лстниц, прости меня Господи! они слишкомъ ужъ боятся духовъ, привидній и всего изчадія не здшняго свта. Но отецъ Ваганъ почитаетъ себя святымъ человкомъ, а что въ немъ? пустое чванство, вотъ и все тутъ, бъюсъ объ закладъ, что послдній деревенскій проповедникъ въ Шотландіи вдвое скоре заговоритъ духовъ, нежели онъ, своей Святой водой и языческими обрядами. Да сказать ли вамъ правду: я думаю, что онъ не уметъ говорить по латын, говорить какъ надо, разумется, ну всякой разъ, какъ стану называть ему растнія учеными именами, онъ совсмъ не понимаетъ меня.

Обязанности и время отца Вагана были раздлены между Осбалдистонъ-Галлемъ и полдюжиною сосднихъ католическихъ домовъ, я теб не говорилъ объ немъ потому, что мн рдко встрчался случай видть его. Ему было тогда около шестидесяти лтъи я слышалъ, что онъ имлъ важную, почтенную наружность, происходилъ изъ знатной фамиліи, и пользовался большимъ уваженіемъ отъ Нортумберландскихъ Католиковъ, которые его почитали святымъ и праведнымъ человкомъ. Однако отецъ Ваганъ не совсмъ былъ избавленъ маленькихъ недостатковъ, неразлучныхъ съ его званіемъ. Во всей его особ видно было выраженіе таинственности, которая въ глазахъ протестанта, не много походила на лицемрство. Осбалдиспіонъ Галльскія туземцы (такъ можно назвать жителей замка) оказывали ему боле уваженія, нежели любви. Видно было, что онъ осуждалъ ихъ пирушки, и они тотчасъ прекращались, когда священникъ приходилъ въ замокъ. Самъ Сиръ Гильдебрандъ воздерживался въ словахъ и поступкахъ, и отъ того присутствіе отца Вагана было непріятно и тягостно.

Онъ обращался учтиво, привтливо, вкрадчиво и даже льстиво, какъ и все Католическое духовенство, особенно въ Англіи, въ которой свтскіе Католики стсняются строгостію законовъ и нетерпимостію ихъ Религій, удерживаются наставленіями своихъ пастырей и отъ того показываютъ большую осторожность, часто даже какую-то робость въ обществ протестантовъ, но ихъ священники уважаемы по своему сапу, имя свободу и случай посщать людей всхъ исповданій, поступаютъ открыто, смло и вольно, любятъ славу и обладаютъ искуствомъ достигать ее.

Отецъ Ваганъ былъ тсно связанъ съ Ралейгомъ, и ему въ особенности былъ обязанъ за лестный пріемъ въ замк: это отнимало у меня охоту познакомиться съ нимъ покороче, а какъ и онъ не очень желалъ того, то вс наши сношенія ограничивались взаимными привтствіями. Мн не казалось страннымъ, что Г-нъ Ваганъ занималъ комнату Ралейга, когда ему случалось ночевать въ замк, потому что она была всхъ ближе къ библіотек, а туда онъ часто ходилъ заниматься чтеніемъ. И такъ вроятно, что его свчу видлъ я вчера вечеромъ. Эта мысль напомнила мн невольно, что въ его обращеніи съ Миссъ-Вернонъ замтна была та же таинственность, которою отличалось обхожденіе Діаны съ Ралейгомъ. Я никогда не слыхалъ отъ нее имени Вагана, не слыхалъ, чтобъ она говорила объ немъ прямо, выключая перваго дня, когда я встртилъ его, и когда она сказала мн, что въ замк можно говорить только съ стремя человками: съ Ралейгомъ, старымъ священникомъ и съ ней. Впрочемъ, хотя она съ тхъ поръ и не говорила мн объ немъ, но замтилъ, что всякой разъ, какъ онъ приходилъ, Мисъ Вернонъ чувствовала какой-то страхъ и безпокойство до тхъ поръ, пока не размняются они двумя или тремя значительными взорами.

Подъ какою бы тайною не скрывалась участь этой прелестной двушки, но видно, что она извстна была Вагану. Можетъ быть, думалъ я, онъ долженъ постричь ее, когда откажется выдти за брата, а въ такомъ случа легко объяснить невольный трепетъ отъ его присутствія.

Впрочемъ они говорили рдко и никогда не старались сойтись. Если были у нихъ сношенія, то сношенія и безмолвныя и условныя, они управляли ихъ поступками безъ помощи словъ. Я помню, что раза два или три замчалъ я, какъ отецъ Ваганъ говорилъ на ухо Миссъ Вернонъ нсколько словъ.— Я думалъ тогда, что они относились къ Религіи, зная, какъ искусно и неутомимо старается Католическое духовенство поддержать свое вліяніе на умы послдователей, теперь я подозрвалъ, что они относятся къ тайн, которую напрасно думалъ проникнуть.

Были ли у насъ тайныя бесды въ библіотек? а если были, то для чего? и почему Миссъ-Вернонъ удостоиваетъ довренности друга вроломнаго Ралейга? Эти вопросы и тысячу подобныхъ толпились у меня въ голов, и тмъ сильне подстрекали любопытство, чмъ трудне было отвчать на нихъ. Я начиналъ подозрвать, что моя дружба съ Миссъ Вернонъ была не такъ безкорыстна, какъ я воображалъ сначала. И прежде еще, когда я получилъ извстіе что Торкклифъ мой соперникъ, ревность терзала меня, потомъ за невинныя обиды Діаны я порицалъ ее съ жаромъ оскорблявшимъ всякое приличіе и теперь я съ неусыпнымъ вниманіемъ наблюдаю за поступками Миссъ Вернонъ и напрасно приписываю простому любопытству. Не смотря на мои усилія и софизмы, эти признаки ясно говорили, что я люблю, но разсудокъ не хотлъ признаться, что онъ допустилъ такую безразсудную страсть, онъ былъ похожъ на тхъ проводниковъ, которые, заблудясь съ путешественниками на дорог, имъ самимъ неизвстной, не знаютъ какъ выдти, а все еще упорно стоятъ, въ томъ, что имъ не льзя сбиться съ пути.

ГЛАВА ОСЬМАЯ.

‘Однажды въ полдень, возвращаюсь на плотъ, я замтилъ на посл слды босой ноги человка.

Робинзонъ Крузе.

Любопытство и ревность наконецъ увлекли меня, и я началъ неотвязчиво присматривать за поступками и взорами Миссъ-Вернонъ, что она и примтила, не смотря на мою осторожность. Мысль, что я ежеминутно замчаю за ея поведеніемъ, огорчала и тяготила ее, была ей несносна, То казалось хотла она изъявить свое неудовольствіе за мое обращеніе, тмъ боле оскорбительное, что она имла откровенность признаться въ своемъ критическомъ положеніи, то готова была прибгнуть къ прозьбамъ, но или мужество измнило ей или другая какая причина удерживала ее отъ объясненій. Ея неудовольствіе изливалось въ колкихъ отвтахъ, ея прозьбы замирали на устахъ. Оба мы находились въ довольно странномъ положеніи: были всегда вмст и всегда таили наши мучительныя чувства: я свою ревность, она свое неудовольствіе. Между нами существовала дружба безъ довренности, я питалъ любовь безъ надежды и цли, она оказывала принужденность, сомннія, иногда досаду. Но таково свойство человческаго сердца, что это волненіе страстей, коему способствовали тьма другихъ постороннихъ обстоятельствъ, заставлявшихъ насъ думать другъ о друг, всегда боле содйствовали къ усугубленію нашей взаимной привязанности. Но хотя отъ самолюбія моего неукрылось, что пребываніе мое въ Осбальдистонъ Галл увеличило отвращеніе Діаны къ монастырю, я не могъ однако надяться на страсть совершенно покорную ея таинственному, странному положенію. Характеръ Миссъ Вернонъ былъ такъ твердъ и ршителенъ, что она не позволитъ усилиться любви надъ должностью. Въ чемъ я уврился изъ разговора, который у насъ былъ около сего временя.

Мы сидли въ библіотек, о коей такъ часто я говорилъ теб. Миссъ Вернонъ, разсматривая неистоваго Роланда, уронила исписанный листокъ бумажки. Я хотлъ поднять его, но она предупредила меня.

— А это стихи, — сказала она, бросивъ бглый взоръ на листокъ, могу ли я осмлиться?…. О! если вы краснете, если занимаетесь, то я не смотрю на вашу скромность и предположу, что получили отъ васъ позволеніе.

— Но здсь только набросаны первыя черты, одно начало перевода, одинъ легкой абрисъ нестоющій и минутнаго вниманія, и я боюсь слишкомъ строгаго приговора отъ судьи, который такъ совершенно понимаетъ подлинникъ, такъ хорошо чувствуетъ красоты его.— Любезный другъ, отвчала Діана, поврьте мн, берегите ваши похвалы и ваше смиреніе до другаго удобнаго случая, и я васъ могу уврить: вы за нихъ не получите ни одного комплимента. Вы сами знаете, что я принадлежу къ простой фамиліи откровенныхъ и не стану льстить самому Аполлону за его лиру.

Она прочла первый стансъ, который заключался въ слдующихъ словахъ:

‘Я славлю красоту, оружіе и брань,

Героевъ подвиги — любви сердечну дань.

Пою тотъ славный вкъ, когда съ бреговъ далекихъ,

Подъ предводительствомъ вождей своихъ жестокихъ,

Въ долины Франціи Арабы притекли

И нашихъ воиновъ судьбину потрясли.

Хочу Роланда нтъ… и проч.’

— Но этаго довольно, сказала она, быстро пробжавъ глазами листокъ бумаги и прервавъ самые сладкіе звуки, какіе только могутъ поразить слухъ молодаго поэта, для котораго всего пріятне слышать свои стихи изъ устъ обожаемаго предмета.

— О, безъ сомннія слишкомъ много, чтобъ заслужить ваше вниманіе, сказалъ я съ нкоторой досадой, взявши обратно листокъ, который она хотла удержать у себя. Впрочемъ, прибавилъ я, меня заточили въ эту пустыню, принудили искать занятій и я не умлъ лучше употребить минуты досуга и продолжалъ единственно для своего удовольствія, переводя сего превосходнаго писателя, кото* рый я началъ нсколько мсяцовъ тому назадъ на берегахъ Гаронны.

— Но я васъ спрошу, сказала важно Діана, разв не льзя было употребить вамъ свое время съ большею пользою?

— Вы хотите сказать на сочиненія оригинальныя, отвчалъ я, побуждаемый самолюбіемъ, но скажу вамъ правду: моему генію легче пріискивать слова и римы, нежели мысли, и вмсто того, чтобъ рыться въ голов и попустому искать ихъ, я очень счастливъ, что могу присвоишь мысли Аріоста. Впрочемъ, Миссъ Вернонъ, вы имли милость дать мн одобреніе….

— Извините, Г-нъ Франкъ, вамъ угодно принимать одобренія, но я не давала ихъ. Я не говорю ни объ сочиненіяхъ оригинальныхъ, ни объ переводахъ, но думаю, что вы моглибъ посвятить свое время на важнйшіе предметы. Вамъ досадно, прибавила она, жалю, что я тому причиной.

— Досадно? о! нтъ…. совсмъ нтъ, сказалъ я какъ можно учтиве, я очень благодаренъ, что вы принимаете участіе въ судьб моей.

— Эхъ! что ни говорите, возразила неумолимая Діана, но въ этомъ важномъ, принужденномъ тон видна досада и даже замтно не много гнва, впрочемъ простите меня, что огорчила васъ такимъ испытаніемъ, но мн остается сказать вамъ то, что можетъ, еще боле огорчить васъ.

Я почувствовалъ безразсудность своихъ поступковъ, и уврилъ ее, что я не буду обижаться критикою и припишу ее одной дружб.

— А! вотъ такъ гораздо лучше, я знала, что остатокъ поэтической раздражительности пройдетъ съ легкимъ кашлемъ, который послужилъ прелюдіей къ вашему объясненію, но поговоримъ поважне: давно ли вы получали письма отъ вашего батюшки?

— Я не получалъ ни одного слова, Отвчалъ я, ни одной строчкой неудостоенъ отъ него съ самаго отъзда изъ Лондона.

— Это не понятно! Да впрочемъ, вы Осбалдистоны престранная семья! И такъ вы не знаете, что онъ ухалъ въ Голландію по нкоторымъ важнымъ дламъ, которыя непосредственно требовали его присутствія.

— Въ первой разъ слышу объ этомъ.

— И безъ сомннія для васъ будетъ новостью, и можетъ быть не такъ пріятною, когда узнаете, что онъ препоручилъ Ралейгу управлять длами до его возвращенія?

— Ралейгу, вскричалъ я, едва скрывая свое удивленіе и безпокойство.

— Да, вамъ есть чмъ огорчаться, сказала Миссъ Вернонъ важнымъ голосомъ, и на вашемъ мст я старалась бы предупредить пагубныя слдствія, какія могутъ произойти отъ такого распоряженія.

— Но мн невозможно отвратить….

— Все возможно тому, кто одаренъ мужествомъ и дятельностію, а кто боится, кто не ршается, тому ни чего не возможно потому, что все кажется невозможнымъ.

Миссъ Вернонъ произнесла эти слова съ какимъ то героическимъ восторгомъ, и въ то время, какъ она говорила, я воображалъ въ ней героиню рыцарскихъ вковъ, которой одно слово, одинъ взоръ одушевлялъ мужествомъ неустрашимыхъ витязей и усугублялъ храбрость ихъ въ часъ опасности.

— Но чтожъ мн длать, Миссъ Вернонъ? спросилъ я, желая и вмст боясь слышать отвтъ ея.

— Сей часъ же хать, сказала она съ твердостью, и возвратиться въ Лондонъ. Можетъ быть, вы слишкомъ долго оставались здсь, примолвила она кроткимъ голосомъ, хотя и не васъ должно обвинять въ томъ, но каждая минута, проведенная здсь, будетъ преступленіемъ, да, преступленіемъ, ибо скажу вамъ необинуясь, что Ралейгъ слишкомъ долго управлялъ длали вашего батюшки, и на врно можно полагать, что онъ раззоренъ въ конецъ.

— Какъ! возможно ли?…

— Безъ дальнихъ вопросовъ, сказала она, перебивъ меня, поврьте мн, что отъ Ралейга всего должно опасаться. Вмсто того, чтобы употреблять имніе вашего батюшки на торговые обороты, онъ расточитъ его на исполненіе своихъ честолюбивыхъ плановъ. Когда Г-нъ Осбалдистонъ былъ въ Англіи, Ралейгъ не могъ привести въ дйствіе своихъ намреній: въ его отсутствіе онъ найдетъ тысячу случаевъ къ тому, и будьте уврены, не упуститъ воспользоваться ими.

— Но какъ возможно мн, отверженному отцомъ, безъ всякой власти въ его дом, какъ можно отвратить опасность своимъ присутствіемъ?

— Одно ваше присутствіе много сдлаетъ. По своему происхожденію вы имете право смотрть за выгодами вашего батюшки, это неотъемлемое право. Васъ поддержитъ его главный прикащикъ, его друзья, его товарищи. Притомъ намренія Ралейговы таковы…. Она замолчала, опасаясь сказать слишкомъ много.— Однимъ словомъ, таковы, какъ и вс своекорыстные планы, люди, которые ихъ замышляютъ, лишь только увидятъ, что хитрости ихъ открыты, лишь только замтятъ, что за ними присматриваютъ, тотчасъ ихъ оставляютъ. И такъ, говора языкомъ вашего любимаго поэта:

‘На коня! Разсуждать не толь, что бояться.’

— Ахъ! Діана! вскричалъ я, увлеченный непреодолимымъ чувствомъ, вы ли мн совтуете хать? Не кажется ли вамъ, что я слишкомъ долго пробылъ здсь?

Миссъ Вернонъ покраснла, но отвчала съ величайшею твердостію: — Да, не только совтую оставить Осбалдистонъ-Галль, но и ни когда не возвращаться сюда. Вы оставляете здсь во мн друга, прибавила она съ принужденной улыбкой, но я уже давно привыкла счастію другихъ жертвовать своимъ благополучіемъ. А въ свт вы встртите тысячу особъ, коихъ дружба будетъ также безкорыстна, но боле полезна, она не будетъ соединена съ такими несчастными обстоятельствами, не будетъ подвержена такому вліянію злыхъ языковъ и преградъ неизбжныхъ.

— Никогда! вскричалъ я, никогда! въ обществ я ни чего не найду, чтобъ могло замнить то, что я оставляю. И я схватилъ ея руку и прижалъ къ губамъ своимъ.

— Какое безумство! вскричала она, стараясь вырваться! послушайте меня, сударь и не ребячьтесь. Въ слдствіе одного торжественнаго договора, я назначена въ супруги Богу, если не выйду за Торнклифа. И такъ я невста Бога, монашескій покровъ и монастырь — вотъ удлъ мой. Умрьте восторгъ вашъ, онъ сильне доказываетъ необходимость вашего отъзда. При сихъ словахъ она выдернула руку и прибавила, понизя голосъ:— Сей часъ оставьте меня…. Мы еще увидимся здсь, но въ послдній разъ.

Я примтилъ, что она трепетала, мои взоры слдовали за движеніемъ ея глазъ, и я увидлъ, какъ шевелились обои, которыя закрывали дверь тайнаго прохода изъ библіотеки въ комнату Ралейга, я догадался, что насъ кто-то подслушивалъ и смотрлъ на Миссъ Вернонъ.— Это ничего, (сказала она слабымъ голосомъ, врно за обоями бгаютъ крысы.

Я бы отвтилъ какъ отвчалъ (Гамлетъ, еслибъ послдовалъ внушенію гнва, который овладлъ мною при мысли., что я имлъ свидтеля въ подобную минуту. Но благоразуміе или лучше сказать неотступныя просьбы Миссъ Вернонъ, которая про’ сила меня задыхаясь: оставьте, оставьте меня! не позволяли мн внимать гласу гнва и я бросился изъ комнаты въ какомъ-то свирпомъ бшенств, которое напрасно я старался успокоишь.

Въ моемъ ум царствовалъ хаосъ понятій, они уничтожали, смняли одно на другое и походили на т туманы гористыхъ странъ, которые, ложась огромными массами, изкажаютъ или скрываютъ обыкновенные знаки, по коимъ путешественникъ узнаетъ дорогу чрезъ степи. Темное, сбивчивое воспоминаніе объ опасности отца, о моемъ полу-объясненіи въ любви Діан Вернонъ, мысль, что она не хотла того замтить, затруднительное ея положеніе, ибо она принуждена или пожертвовать собою для неприличнаго брака, или постричься въ монастыр, вс эти воспоминанія такъ тснились въ голов моей, что я неспособенъ былъ размышлять о нихъ. Но всего боле раздиралъ мое сердце видъ, съ какимъ Миссъ Вернонъ отвчала изъявленію моей нжности, эта смсь симпатіи съ твердостію, которою, казалось, она хотла показать, что я занимаю мсто въ ея сердц, но оно такъ тсно, что не позволяетъ ей забыть и препятствій къ признанію во взаимной нжности. Выраженіе не удивленія, но ужаса, съ какимъ она замтила движеніе обоевъ на потаенной двери, казалось возвщало въ ней страхъ новой опасности и сей страхъ не могъ быть пустымъ, ибо Діана Вернонъ не была подвержена нервическимъ припадкамъ своего пола: ея характеръ запрещалъ ей предаваться неосновательному испугу. Какого же рода были эти тайны, которыми она была окружена, какъ магическимъ крутомъ, безпрестанное, сильное вліяніе ихъ оказывалось на всхъ поступкахъ и мысляхъ ея, но сокровенныя пружины оныхъ были невидимы. На этой мысли я остановился, забылъ о длахъ моего отца, о Ралейг, о его коварств, думалъ объ одной Діан и ршился до тхъ поръ не вызжать изъ Осбалдистонъ-Галля, пока не узнаю чего нибудь положительнаго и врнаго о жизни этаго очаровательнаго существа, жизни, раздленной между таинственностію и добродушіемъ: вс слова, вс чувства ея отзывались искренностію, вс поступки, какъ завсою тумана, подернуты были тайною.

Мало того, что чувства любопытства и любви волновали меня, я уже замчалъ, что мною овладло еще глубокое, хотя и неясное чувство ревности, оно всегда возрастаетъ съ любовію, какъ плевелы растутъ съ хлбомъ, и, возбуждалось во мн предпочтеніемъ Діаны къ невидимымъ существамъ, которыя управляли ея поступками. Чмъ боле я размышлялъ о ея характер, тмъ боле внутренно убждался, что не льзя покорить ни какому игу, еслибъ его захотли положитъ на нее, и что она кром любви не признаетъ другой власти, и въ мою душу прокралось жестокое подозрніе, что здсь было основаніе могущественнаго и страшнаго для ней вліянія.

Эти сомннія въ тысячу разъ были ужасне извстности, они увеличили желаніе проникнуть тайну ея поведенія, а для достиженія сего, я предпринялъ намреніе, слдствія котораго ты увидишь въ слдующей глав, если не наскучило теб чтеніе этихъ подробностей’

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

Звуки голоса для тебя неслышнаго приказываютъ мн ухать, мановеніе руки незримой велитъ повиноваться.

Тиккель.

Я теб сказалъ, любезный Трешемъ,если не забылъ ты, что вечеромъ я никогда не ходилъ въ библіотеку къ Миссъ Вернонъ, разв въ присутствіи старухи Марфы. Впрочемъ такое обыкновеніе было совершенно условное, и я самъ предложилъ его. Но съ тхъ поръ, какъ затруднительность нашего взаимнаго положенія увеличилась, вечернія посщенія совсмъ прекратились. Миссъ Вернонъ не предполагала, чтобъ я за хотлъ возобновить ихъ, не сказавъ напередъ ей, дабы она, по обыкновенію, пригласила Марфу на чашку чаю, но впрочемъ эта осторожность не была строгимъ закономъ. Библіотека открывалась для меня, какъ и для всхъ прочихъ членовъ семейства, во всякой часъ и днемъ и ночью, и какъ бы неожиданно не вошелъ я туда, Миссъ Вернонъ не могла на то сердишься. Я былъ увренъ, что Діана принимаетъ въ этой комнат или отца Вогана или другую особу, мнніемъ которой она руководствовалась и избираетъ для сихъ свиданій такое время, когда никто не посщаетъ ее. Все увряло меня, что кто-то посторонній ходилъ въ эту комнату: я самъ вечеромъ замтилъ огонь въ библіотек, ясно видлъ тнь двухъ человкъ, поутру нашли множество слдовъ отъ двери башни до задней калитки сада, наконецъ нсколько слугъ слышали шумъ и толковали его по своему. Подозрвая, что эта особа иметъ вліяніе на судьбу Діаны, я принялъ твердое намреніе открыть: кто’ она такова, почему, иметъ власть надъ ней, и особенно — хотя и старался себя уврить, что это желаніе было побочное — и особенно узнать: какимъ образомъ она со храняетъ вліяніе надъ Діаной, и страхомъ или любовію управляетъ ею. Но не смотря на вс мои усилія изгнать эту мысль, хотя я не могъ дать себ отчета въ своемъ предубжденіи, но всегда представлялъ въ ней мущину, и безъ сомннія мущину молодаго и ловкаго, который по своей вол управлялъ поступками Миссъ Вернонъ, и это уврило меня, что ревнивое любопытство занимало первое мсто въ ум моемъ. Въ нетерпніи открыть соперника, сошелъ я въ садъ и ожидалъ минуты, когда, покажется: огонь въ библіотек.

Меня пожиралъ такой сильной, пламень, что я давно уже стоялъ на своемъ мст и ожидалъ явленія, которое не могло показаться прежде ночи, за часъ до захожденія солнца. Тогда была Суббота и вс аллеи запустли и одичали. Я долго прохаживался, размышляя о возможныхъ послдствіяхъ своего предпріятія. Тихое дыханіе свжаго, бальзамическаго втерка немного успокоило кровь, кипвшую въ моихъ жилахъ. Волненіе страсти начало постепенно утихать и я спрашивалъ у себя: какое имю право проникать въ тайны Миссъ Вернонъ или въ тайны семейства моего дяди? Что мн было за дло, если дядюшка и скрываетъ кого-то въ своемъ дом, въ коемъ и самъ жилъ только по праву гостя? Долженъ ли я мшаться въ дла Миссъ Вернонъ и раскрывать тайну, въ которую она просила меня никогда не проникать?

Страсть и любопытство, искусные софисты, скоро умли разршить вопросъ. Открывъ таинственнаго постителя, я окажу услугу Сиръ Гальдсбранду, ибо онъ врно не знаетъ ничего объ этихъ интригахъ и сдлаю пользу самой Миссъ Вернонъ, ибо живя въ тайной связи съ человкомъ, коего характеръ ей не извстенъ, она подвергается большой опасности съ своею откровенностію и простодушіемъ. По видимому, я насильно вынуждалъ у ней довренность, но длалъ это изъ великодушнаго и безкорыстнаго намренія (я до того былъ ослпленъ, что называлъ егодаже безкорыстнымъ), руководствовать ею, покровительствовать ей и защищать ее отъ злобы, обмана, особливо отъ скрытнаго совтника — вотъ какими доводами воля моя усыпляла совсть, она ихъ требовала отъ воли, но была похожа на купца, который для своихъ выгодъ ршается лучше принять деньги фальшивой пробы, нежели упустишь хорошаго покупщика.

Идя большими шагами и разсуждая такимъ образомъ, я нашелъ на Андрея Ферсервича, который въ благоговйномъ созерцаніи стоялъ, какъ вкопаный, чредъ длиннымъ рядомъ пчелиныхъ ульевъ, однимъ глазомъ наблюдая за движеніями трудолюбивыхъ животныхъ, летвшихъ съ журчаніемъ въ свои жилища, а другимъ читая въ молитвенник, лишенномъ краевъ и принявшемъ овальную фигуру отъ частаго употребленія, что соединясь съ запачканнымъ цвтомъ книги, придавало ей видъ почтенной древности.

— Я читалъ на един Цвтъ спасенія Жона Кваклебена, сказалъ Андрей, увидя меня, закрывъ книгу и въ знакъ почтенія положивъ свои роговые очки на то мсто, гд остановился.

— А мн кажется, Андрей, что и пчелы раздляли твое вниманіе съ священнымъ писателемъ?

— Экое нечестивое племя! подхватилъ садовникъ, дано имъ шесть дней въ недл роиться, ну такъ нтъ, надо дождаться дня субботняго и мшать православнымъ слушать проповдь. Правду сказать, нынче это не велика бда: вдь сего дня въ Гренической церкви не было обдни.

— Ты бы Андрей подражалъ мн: пошелъ бы въ приходскую церковь и услышалъ бы превосходную проповдь.

— Охъ! эти обглодки холодной курицы, сказалъ Андрей съ злобной улыбкой, съ позволенія вашей чести, годятся для однхъ собакъ. Я знаю, что могъ бы послушать, какъ министръ въ своей длинной блой рубашк деретъ во все горло, какъ музыканты наигрываютъ на свисткахъ, но, Господи прости, это похоже на крестьянскую свадьбу, а не на проповдь. Я лучше бы сдлалъ, послушавъ Докартеева бормотанья..

— Докартеева! сказалъ я (такъ назывался старый Ирландскій священникъ, который иногда служилъ въ Осбалдистонъ-Галл), я думалъ, что отецъ Воганъ въ замк, онъ былъ вчера поутру.

— Да, отвчалъ Андрей, а вечеромъ ухалъ въ Грейстокъ, или куда нибудь въ ту сторону. Тамъ, слышно было, что-то пошевеливалось. Они вс суетятся, какъ мои пчелы, впрочемъ, Боже медіа избави сравнитъ этихъ бдныхъ наскомыхъ съ папистами! Да! кстати о плечахъ: вдь это нынче другой ужъ рой вылетаетъ, а первый вышелъ на разсвт,— надо знать, что я тутъ стою съ пяти часовъ утра. Да вотъ он вс почти влетли, и такъ желаю вашей чести добраго вечера и благословенія неба. При сихъ словахъ Андрей удалился, но уходя, онъ часто оглядывался, бросая взоры на ульи.

Я стороною вывдалъ отъ Андрея важное извстіе: Отца Вогана не было въ замк. И такъ, если я увижу огонь въ библіотек, то врно не Вогановъ, или его поведеніе будетъ слишкомъ таинственно и потому подозрительно. Съ нетерпніемъ ожидалъ я захожденія солнца и сумерекъ. День клонился къ вечеру, когда вдругъ слабый блескъ мелькнулъ въ окнахъ библіотеки, хотя блдный свтъ, сливаясь съ послдними лучами заходящаго солнца, едва былъ примтенъ, однако я различилъ его съ быстротою заблудившагося мореходца, который примчаетъ въ далек первый лучь путеводнаго маяка. До сихъ поръ сомнніе, нершительность и уваженіе къ законамъ приличія удерживали мое любопытство и ревность, но они вдругъ изчезли при семъ случа удовлетворить первое, увриться въ послднемъ и возвратить спокойствіе сердца, когда бъ мои подозрнія вышли несправедливы. Я вхожу въ домъ, и, осторожно, какъ преступникъ, избгая жилыхъ покоевъ, достигаю библіотеки, берусь за ручьку, еще минуту колеблюсь…. слышу кто-то ходитъ…. отворяю дверь…. и нахожу одну Миссъ Вернонъ.

Діана была въ изумленіи: не могу сказать, отъ моего ли нечаяннаго и нежданнаго прихода, или отъ чего нибудь другаго, но она казалась въ большомъ волненіи отъ сильнаго душевнаго движенія, хотя въ-одну минуту успла успокоиться, но какова сила совсти? Я, который шелъ съ намреніемъ застать и изобличить ее, я стоялъ въ смущеніи и не зналъ, что длать.

— Не случилось ли чего? сказала Миссъ Вернонъ. Не пришелъ ли кто въ замокъ?

— Кажется ни кто, отвчалъ я заикаясь, я пришелъ сюда за Неистовымъ Роландомъ.

— Онъ лежитъ тамъ на стол, сказала мн Діана, которой спокойствіе приводило меня въ замшательство.

Желая сыскать эту книгу, я перебиралъ дв или три, и думалъ какимъ бы образомъ отступить безъ стыда и въ порядк. А это не легко было сдлать въ моемъ положеніи и съ такимъ проницательнымъ противникомъ, какова Діана, какъ другъ примтилъ на стол мужскую пернатку. Взоры мои встртились со торами Миссъ Вернонъ, и она тотчасъ покраснла.

— Это одна изъ моихъ завтныхъ вещей, сказала она запинаясь: эту перчатку носилъ мой ддушка, подлинникъ прекрасной картины Вандика, которой вы удивлялись.

Но думая, что простаго увренія недостаточно для разсянія моихъ подозрній, она выдвинула изъ стола ящикъ и вынувъ оттуда перчатку, бросила передо мною. Когда человкъ отъ природы, откровенный и простодушный надваетъ на себя личину притворства и лицемрія, неумнье носитъ ее, и усилія скрыть свое смятеніе, часто внушаютъ подозрнія: и раждаютъ желаніе увриться самому въ словахъ, произносимыхъ слабымъ и неврнымъ голосомъ. Я взглянулъ на об перчатки и важно отвчалъ, что хотя он похожи видомъ, но Миссъ Вернонъ благоволитъ замтить, что он не могутъ составлять пару, будучи об съ правой руки.

Миссъ Вернонъ закусила губы отъ досады и снова покраснла.

— Вы хорошо длаете, что стараетесь изобличить меня, сказала она въ гнвомъ. Другой бы заключилъ изъ моихъ словъ, что я не хочу изъяснить обстоятельства, не имющаго вовсе ни къ кому отношенія, а всего мене къ постороннему человку. Но вы поступили лучше, вы дали мн почувствовать низость ненавистнаго притворства, отъ котораго на все’ гда отказываюсь, у меня нтъ способности лицемрить, такая роль не прилична мн, и только одна необходимость принудила меня играть ее. Нтъ, ваша догадливость не обманулась, эта перчатка не подъ пару той: она принадлежитъ другу, который мн дороже Вандиковой картины…. другу, котораго совтамъ буду слдовать….. котораго уважаю….. котораго…. Она остановилась.

— Котораго люблю, врно хочетъ сказать Миссъ Вернонъ, вскричалъ я, скрывая свою досаду подъ насмшливымъ тономъ.

— А хотя бы и сказала, возразила она съ гордостію, то кто вправ осуждать мои чувства? Кто осмлится требовать въ нихъ отчета?

— Врно не я, Миссъ Вернонъ, возразилъ я съ жаромъ, ибо въ свою очередь мн было досадно, я васъ прошу не почитать меня ₍такъ дерзкимъ, но надюсь, что Миссъ Вернонъ проститъ другу или человку, коего удостоивала симъ названіемъ, если онъ осмлится ей замтить.’.

— Не трудитесь замчать, Государь мой, сказала она съ живостію, а замтьте сами, что я не люблю допросовъ. Не думаете ли вы поставить себя моимъ судьею? Я не позволю эта го, и если вы пришли подсматривать за мною, то и дружба не можетъ извинить такого дерзкаго любопытства.

— Я освобождаю васъ отъ моего присутствія, сказалъ я съ такою же гордостью. И такъ это былъ пріятный сонъ, одинъ сонъ прелестный и обманчивый! и…. но мы понимаемъ другъ друга.

Я готовъ былъ выдти, какъ вдругъ Миссъ Вернонъ, которой движенія, какъ инстинктъ, были быстры и неожиданны, бросились къ двери и схвативъ за руку, удержала меня съ этимъ повелительнымъ видомъ, который былъ въ разительной противоположности съ ея простымъ и свободнымъ обращеніемъ.

— Остановитесь, Г-нъ Франкъ, сказала она, мы не должны этакъ разставаться, у меня, такъ мало друзей, что я не ршаюсь изключать изъ ихъ числа даже и неблагодарныхъ и эгоистовъ. Послушайте меня, Г-нъ Франкъ, вы ничего не узнаете касательно таинственной перчатки. (Она взяла ее въ руки). Нтъ, клянусь, ничего не узнаете сверхъ извстнаго вамъ, и да не будетъ она поводомъ къ разрыву. Мое пребываніе въ здшнемъ дом, прибавила она спокойнымъ голосомъ, будетъ не продолжительно, ваше еще мене, намъ должно разстаться безъ надежды свиданія, и такъ не станемъ ссориться и мои тайныя горести не отравятъ раздоромъ послднихъ минутъ которыя мы проведемъ вмст до встрчи на другомъ берегу вчности.

Не знаю, Треніемъ, какимъ очарованіемъ, какой волшебной властію умла она управлять моимъ характеромъ, котораго укротить и самъ былъ не въ силахъ. Входя въ библіотеку, я ршился требовать удовлетворительнаго объясненія отъ Миссъ Вернонъ. Она отказала въ немъ, съ обидною гордостію призналась, что предпочитаетъ мн соперника,— какъ иначе могъ я истолковать ея предпочтенія къ. таинственному совтнику — и не смотря на то, когда я хотлъ выдти изъ комнаты и на всегда прекратить знакомство, чтобъ возвратить своего подданнаго на прежнее мсто,подчинить прежнимъ суровымъ законамъ, ей только стоило принять другой видъ, перейти отъ гордаго и сердитаго тона къ повелительному и самовластному, умряя его кротостью и выраженіемъ меланхоліи.

— Къ чему я ворочусь, садясь сказалъ я, за чмъ мн быть свидтелемъ несчастій, которымъ не могу помочь, и тайнъ, въ которыя, не обижая васъ, не могу проникнуть? Хотя свтъ не извстенъ вамъ, но все вы должны знать, что молодая двушка не можетъ имть боле одного друга. Еслибъ я узналъ, что одинъ изъ моихъ друзей въ тайн удостоилъ третьяго довренностью, въ которой отказалъ мн, я бы не могъ воздержаться отъ ревности, но къ вамъ, Миссъ Вернонъ, къ вамъ….

— Вы ревнуете во всемъ смысл этаго слова, не такъ ли? Но, любезный другъ, зачмъ повторять, что глупцы учатъ наизусть изъ романовъ и комедій, пока это вздорное вранье не произведетъ на ихъ умъ дйствительнаго вліянія. Молодые люди и двушки вс болтаютъ, пока влюблены, когда же любовь угаснетъ, они перестаютъ болтать, терзаться и мучиться отъ ревности. Но намъ, Франкъ, намъ, существамъ разумнымъ должно говорить языкомъ добродушной, искренней дружбы. Иной связи между нами быть не можетъ, какъ будто я мущина, или какъ будто вы женщина. Говоря откровенно, хотя я приношу послднюю жертву приличію, красня за неприличное значеніе моихъ словъ, намъ не льзя жениться, если мы и захотимъ, но когдабъ и можно было, мы не должны жениться.

Небесный, живой румянецъ одушевлялъ ея лице, когда она говорила. Я позабылъ свои оправданныя подозрнія и хотлъ оправдать ея доводы, но она предупредила и примолвила съ холодною твердостью и даже нкоторою суровостью: — Слова мои неоспоримая истина и не возможно ихъ опровергнуть, и такъ я васъ прошу безъ дальнихъ вопросовъ…. Вдь мы друзья, Г. Осбалдистонъ, не правда ли? Она протянула руку, и взявъ мою, сказала: и на всегда останемся друзьями.

Она опустила мою руку и видя., что я не могу укротить своего волненія, поспшила перемнить разговоръ.

— Нтъ, сказала она, письмо на ваше имя, но оно, не смотря на предубжденіе того, кто пишетъ, никогда бы не дошло до васъ, еслибъ не попало въ руки моего Паколета или волшебника Карлы, котораго, какъ и вс несчастныя красавицы въ романахъ, тайно держу у себя.

Письмо было запечатано, я открылъ его и пробжалъ на скоро. Бумага выпала изъ рукъ и я невольно воскликнулъ: — Великій Боже! мое безумное упорство погубило отца моего.

Миссъ Вернонъ сперва испугалась, и о вскор оправясь: — Вы блднете,сказала она, вы больны, не принесть ли вамъ воды? Не ребячтесъ, Г-нъ Осбалдистонъ, что случилось? не умеръ ли вашъ батюшка?

— Онъ живетъ, слава Богу, но въ какомъ затруднительномъ, въ какомъ несчастномъ положеніи!

— И только? Есть отъ чего унывать! Можно ли мн прочесть письмо? спросила она, поднимая его.

Я согласился, не зная самъ, что говорю. Она прочла его съ большимъ вниманіемъ.

— Подписано: Г. Трешемъ. Кто онъ такой?

— Товарищъ батюшки (твой доброй отецъ, любезный Вилліамъ), но обыкновенно, онъ не принимаетъ никакого участія въ торговыхъ длахъ.

— Онъ говоритъ о какихъ то письмахъ къ вамъ.

— Я не одного не получалъ.

— И кажется, прибавила она, что Ралейгъ, оставленный вашимъ батюшкой управлять длами передъ отъздомъ въ Голландію, оставилъ Лондонъ и удалился въ Шотландію, забравъ съ собою на значительную сумму товаровъ, назначенныхъ на уплату билетовъ вашего батюшки на имя нкоторыхъ тамошнихъ особъ.

— Совершенная правда — Въ письм еще упоминаютъ, что не зная ничего о Ралейг, послали въ Гласговъ главнаго прикащика отыскивать его, и васъ также просятъ прихать туда и помогать ему.

— Да, я сей часъ же ду.

— Кажется, слдствіемъ этаго всего будетъ потеря нкоторой суммы денегъ, а у васъ ужъ слезы на глазахъ! Э! Г. Осбалдистонъ!

— Вы обижаете меня, Миссъ Вернонъ, отвчалъ я, не о потери имнія я жалю, но боюсь какое дйствіе она произведетъ на умъ и здоровье батюшки, которому честь дороже самой жизни. Невозможность исполнить свои обязательства приведетъ его въ отчаяніе, будетъ для него также горестна, какъ храброму солдату горестна необходимость бжать отъ неприятеля или честному человку лишеніе достоинства и добраго имени въ обществ. Этихъ несчастій можнобъ было избжать, еслибъ я не внималъ самолюбивымъ мечтамъ пустаго честолюбія, коварнымъ совтамъ преступной безпечности, еслибъ не отказался раздлять труды отца и вступить на полезное и почтенное поприще! Боже мой! Какъ исправитъ пагубныя слдствія моего безумія?

— Послушайтесь совтовъ вашего друга и скоре позжайте въ Глассовъ.

— Но если Ралейгъ въ самомъ дл предпринялъ злодйское намреніе разсорить своего благодтеля, то гд посредства разрушить планъ, такъ хитро устроенный?

— Признаюсь, за успхъ не льзя ручаться, но впрочемъ и оставшись у насъ вы не сдлаете пользы вашему батюшк. Вспомните, что этаго несчастія никогда бы не случилось, еслибъ вы были на мст вашего назначенія, что все можно поправить, если вы поспшите₎ куда васъ призываютъ. Подождите, не уходите изъ комнаты, я сей часъ приду.

Она ушла и оставила меня въ жертву изумленію и безпокойству, однако посреди ихъ волненія, промелькали минуты спокойствія, позволявшія мн удивляться твердости, хладнокровію и присутствію ума Діаны Вернонъ въ непредвиднныхъ и опасныхъ случаяхъ.

Чрезъ минуту она возвратилась съ бумажкою въ рук, сложенною и запечатанною наподобіе письма, однако безъ надписи.— Я вручаю вамъ, сказала она, залогъ моей дружбы, совершенно полагаясь на вашу честность. Если я хорошо поняла содержаніе письма, то сумма, захваченная Ралейгомъ, 12 Сентября должна быть предъявлена для уплаты билетовъ, если вы успете прихать прежде, то обезопасите кредитъ вашего батюшки.

— Это правда, письмо Г. Трешема очень ясно. Я еще разъ прочелъ его и прибавилъ: тутъ нтъ и тни сомннія.

— И такъ, сказала Миссъ Вернонъ, въ этомъ случа мой маленькой пакетъ пригодится. Вы слыхали о волшебной сил нкоторыхъ писемъ? Возьмите этотъ пакетъ, и если вы успете въ своемъ предпріятія другимъ средствомъ и получите отъ Ралейга похищенные товары, то я полагаюсь на вашу честность, что вы, не раскрывая, его сожжете, а не то вы можете разломать печать за десять дней до сроку билетамъ, вашего батюшки: вы найдете въ немъ нужныя наставленія. Прощайте, Франкъ, мы никогда не увидимся, почаще вспоминайте о вашемъ друг, Діан Вернонъ.

Она протянула мн руку, но я прижалъ ее къ сердцу. Она вздохнула, вырываясь изъ моихъ объятій, убжала въ маленькую дверь, которая вела въ ея комнату и я не видалъ ее боле.

ГЛАВА X.

‘Ничто не остановитъ ихъ быстраго бга. Чего-жъ ты боится? почему не хочешь хать со мною?’

Бюргеръ.

Когда нсколько несчастій вдругъ, различныхъ по своему свойству и причинамъ, обременяютъ человка, онъ находитъ по крайней мр ту выгоду, что развлекаясь противными дйствіями ихъ, сохраняетъ силу души и ни подъ однимъ и падаетъ. Разлука съ Миссъ Вернонъ чувствительно огорчила меня, но еслибъ затруднительное положеніе батюшки не привлекало моего вниманія, я бы боле огорчился. Еслибъ сожалніе оставить то, что такъ дорого сердцу, не наполняло мою душу, горестныя извстія Г. Трешема подавили бы ее. Я пламенно любилъ Діану и нжно былъ привязанъ къ отцу своему, но узналъ, что чувствительность Можетъ раздлиться, когда дв разныя причины ее возбуждаютъ: такъ заимодавцы длятъ по частямъ капиталъ банкрута. Вотъ что я думалъ, подходя къ своей комнат, какъ будто духъ торговли и купечества начиналъ вселяться въ меня.

Я перечелъ съ большимъ вниманіемъ лаконическое письмо своего отца. Онъ мн совтовалъ, не теряя ни минуты, отравиться въ Шотландскій городъ, называемый Гласговъ, отъискать тамъ Ойна и узнать отъ него вс подробности дла, прибавлялъ, что могу узнать о старомъ своемъ друг отъ тамошнихъ купцовъ, Г-дъ Маквиттея, Макфина и компаніи, живущихъ въ Гласговит, говорилъ о разныхъ письмахъ, которыхъ я никогда не получалъ, и вроятно потому, что ихъ перехватили, и наконецъ, упрекалъ меня въ молчаніи, и притомъ’ словами вовсе несправедливыми, если мои письма достигали своего назначенія. Чмъ боле я перечитывалъ письмо, тмъ боле удивлялся. Я тотчасъ уврился, что геній Ралейга неутомимо преслдовалъ меня и нарочно окружилъ отвсюду препятствіями. Съ ужасомъ увидлъ я, какими успшными средствами умлъ онъ достигнуть тайной цли своихъ злодйскихъ намреній. Однако мн должно отдать себ справедливость: какъ для меня ни горестна была разлука съ Миссъ Верномъ, какъ ни мучительна она показалась бы въ другое время, по при воспоминаніи объ опасности, угрожавшей батюшк, она теряла въ глазахъ моихъ всю важность, и не то, чтобъ я дорого цнилъ богатство: напротивъ, я думалъ, какъ и вс молодые люди съ пламеннымъ воображеніемъ, что лучше прожить безъ богатства, чмъ на его приобртеніе убивать время и посвящать свои труды. Но я зналъ, что батюшка въ его тогдашнемъ положеніи, нарушеніе обязательствъ почтетъ неизгладимымъ, пятномъ своей чести, зналъ, что жизнь потеряетъ для него всю прелесть, что въ одной Смерти онъ будетъ искать отраднаго утшенія и утраченныхъ надеждъ.

Я искалъ въ ум возможныхъ средствъ помочь сему несчастію и занимался этимъ съ такимъ жаромъ, съ какимъ бы врно не старался о собственномъ счастіи. Слдствіемъ моихъ размышленій было твердое намреніе ухать изъ Осбалдистонъ-Галля на другой день по утру, отправиться въ Гласговъ и отыскать тамъ Ойна. Я почелъ за лучшее увдомить дядюшку о своемъ отъзд, оставя благодарственное письмо за хорошій пріемъ и въ общихъ выраженіяхъ извиниться, что важное, непредвиднное дло помшало мн отблагодарить его лично. Я зналъ хорошо стараго Шевалье, зналъ, что онъ легко проститъ мнимое нарушеніе условій приличія, а коварныя намренія Ралейга такъ напугали меня, что я боялся гласно объявлять о своемъ отъзд, подозрвая что у него есть тайныя средства помшать путешествію, коего цль была — разрушеніе его плановъ.

И такъ я твердо ршился ухать на другой день съ разсвтомъ, перейти за границу Шотландіи, прежде нежели узнаютъ о моемъ отъзд. Но одно неодолимое препятствіе замедляло мое путешествіе: мн не былъ извстенъ кратчайшій путь въ Гласговъ, я даже совсмъ не зналъ дороги. Поспшность была для меня важна и потому я ршился совтоваться съ Андреемъ Ферсервичемъ: это былъ одинъ врный способъ выдти изъ затрудненія.

Хотя было поздно, однако я принялся за важное дло и ту же минуту отправился къ садовнику. Домъ его, или лучше сказать хижина во вкус Нортумберландской архитектуры, стояла недалеко отъ наружной стны сада. Окна и двери были украшены большими косяками и цльными карнизами изъ дикаго камня, а кровля была сдлана изъ-тростинка на мсто соломы или черепицы. Съ одной стороны быстро катилась прозрачная вода игриваго ручейка и втьви древней груши осняли поверхность площадки передъ домомъ. Дале былъ виднъ огородъ, лугъ для коровы, и небольшое засянное поле. Однимъ словомъ, все показывало то довольство, то изобиліе, какимъ старушка Англія надляетъ своихъ жителей даже въ отдаленныхъ провинціяхъ.

Подходя къ дому осторожнаго Андрея, я слышалъ: кто-то говорилъ торжественнымъ голосомъ и подумалъ, что, слдуя похвальному обычаю -своихъ согражданъ, онъ собралъ нсколько человкъ сосдей и совершалъ съ ними вечернюю молитву, ибо онъ жилъ одинъ и ни жены, ни дочери, ни сестры, словомъ: ни одной женщины не было дома. У моего отца, говорилъ юнъ однажды, много было этой скотины, по за то Андрей часто собиралъ слушателей изъ Католиковъ и Протестантовъ и обыкновенно называлъ ихъ горящими головнями, коихъ онъ извлекалъ изъ пламени, обращая къ Пуританизму, на зло отцамъ Вогану и Дохартею и Священникамъ Англиканской церкви, кои мшаться въ духовныя дла почитали за ересь или за церковную контрабанду. И такъ я полагалъ, что въ этотъ вечеръ онъ врно сдлалъ подобное собраніе, но вслушавшись получше, я уврился, что весь шумъ исходилъ изъ легкихъ Андрея, и отворивъ дверь, я увидлъ, что онъ сидлъ одинъ, и, для своего поученія, вслухъ читалъ богословскіе споры, бился и ломалъ голову надъ словами и не могъ ничего понять.

— Это вы, Г-нъ Франкъ, сказалъ онъ, откладывая къ сторон огромный infolio, а я читалъ себ на досуг знаменитаго доктора Лейтъ-фута {Легкая нога.}.

— Лейтъ-фута, отвчалъ я, посмотрвъ на толстую книгу, ну, не по автору имя.

— Впрочемъ, сударь, это его настоящее имя, ужъ такого богослова нынче не увидишь. Ахъ! извините, сударь, я все держу васъ у дверей, но прошлую ночь такъ меня измучилъ нечистой духъ, что я ршился до тхъ поръ не закрывать книги, пока не прочту всей вечерней службы и вотъ только теперь кончилъ пятую главу Нееміи. Ну если этаго мало и не удержитъ ихъ въ почтеніи, то я не знаю, что и длать.

— Тебя мучилъ нечистой духъ, Андрей! что ты хочешь сказать?

— Что я бился съ нимъ цлую ночь, онъ желалъ, Господи прости! Желалъ, чтобъ я вылзъ изъ кожи, и не хотлъ потрудиться ободрать меня какъ угря.

— Отложи на минуту твой разсказъ, Андрей, я хочу узнать, не можешь ли ты мн показать кратчайшей дороги въ вашъ Шотландскій городъ Гласговъ.

— Знаю ли дорогу въ Гласговъ! Ну какъ мн не знать? Она въ нсколькихъ миляхъ отъ моей деревни, отъ Дриндейлейскаго прихода, который подался не много къ западу. Но, Господи прости, для чего ваша честь детъ въ Гласговъ?

— За однимъ дломъ.

— Это значитъ: не спрашивай меня, я лгать теб не стану. Въ Гласговъ! Я думаю вы какъ нибудь наградите проводника.

— Разумется, если только найду его.

— Ну, вы возмете въ разсужденіе время и труды?

— Безъ сомннія, если ты найдешь человка, которой захочетъ провожать меня, я щедро награжу его.

— Нынче Воскресенье, сказалъ Андрей, возведя взоръ къ небу, и не время говорить о длахъ житейскихъ, а то я бы спросилъ, что вы дадите удальцу, который будетъ вашимъ товарищемъ въ дорог, который можетъ назвать поимянно вс замки на пути, можетъ разсказать всю родословную ихъ владтелей?

— Мн нужно знать дорогу и я хорошо заплачу тому, кто ее укажетъ.

— И только, прервалъ Андрей, это ничего, и удалецъ, о коемъ я говорю, знаетъ вс тропинки, вс проходы въ горахъ, вс….

— Я тороплюсь, Андрей, мн не льзя терять времени, сдлай съ нимъ условіе вмсто меня.

— А! хорошо. И такъ, я думаю, прости Господи! что этотъ удалецъ буду я самъ.

— Ты, Андрей? разв хочешь оставить свое мсто?

— Я вамъ сказалъ уже, Г-нъ Франкъ, что давно, съ того времени, какъ опредлился въ замокъ, думаю какъ бы его оставить. Но теперь рано или поздно, я ршился.

— Но ты можешь потерять жалованье?

— Разумется, что безъ потери не обойдется. Но я продалъ яблоки, за кои деньги еще остаются у меня, не смотря на требованія Сиръ Гильдебранда, то есть его управителя, — какъ будто это рудникъ золота, я еще получилъ нсколько денегъ на сапоги, и еще … это составитъ, нкотораго рода вознагражденіе. Къ томужъ ваша честь не останетесь безъ вниманія къ моимъ потерямъ,когда мы будемъ въ Гласгов. Ваша честь когда намрены хать?

— Завтра утромъ на разсвт.

— Это не много поспшно! и гд найду я клячу? Постойте… Да, я знаю, гд найти нужную мн скотину.

— И такъ, Андрей, завтра въ пять часовъ я найду тебя въ конц аллеи.

— Ничего не опасайтесь, Г-нъ Франкъ: чтобъ чортъ меня побралъ, если я васъ обману! Но когда хотите слдовать моему совту, то лучше будетъ отправиться намъ двумя часами раньше. Ночью я также хорошо знаю вс дороги, какъ днемъ, и до самаго Гласгова дойду отсюда съ завязанными глазами, безъ ошибки и притомъ по кратчайшей дорог.

Величайшее желаніе хать заставило меня согласиться на предложеніе Андрея и мы условились быть на мст свиданія въ три часа завтрашняго утра.

Но одна мысль пришла въ голову моему будущему товарищу.

— А духи! вскричалъ онъ, духи! Ну если они вздумаютъ преслдовать насъ въ три часа утра! Мн не весьма хочется, чтобъ они въ одни сутки навщали насъ по два раза.

— Небойся, сказалъ я, оставляя его, на земл есть довольно злыхъ духовъ, которые для пользы своей длаютъ то, чего не сдлалибъ вс подчиненные дьявола!

Посл сего восклицанія, родившагося отъ такого положенія, въ коемъ я находился, я оставилъ хижину Андрея и возвратился въ замокъ.

Я сдлалъ немногія приготовленія къ моему путешествію: зарядилъ пистолеты и, не раздваясь, бросился въ постель, чтобъ нсколькими часами сна приготовиться къ трудностямъ и безпокойствамъ, кои должны были сопровождать меня во время путешествія. Природа, истощенная волненіями, кои испыталъ я въ этотъ день, благоприятствовала мн сверхъ ожиданій, я наслаждался глубокимъ сномъ и проснулся тогда, какъ на часахъ замка, стоявшихъ на башн не далека отъ моей комнаты, пробило два часа. Я не гасилъ свчи, поспшно вставъ, написалъ письмо къ моему дяд, въ намреніи оставить оное въ комнат. Окончивъ это, я положилъ въ чемоданъ необходимое платье и блье, оставя большую часть моего гардероба, безъ шуму сошелъ съ лстницы въ конюшню. Хотя и не былъ я такимъ искуснымъ конюхомъ, какъ каждый изъ моихъ братцевъ, но осдлалъ, взнуздалъ мою лошадь и отправился въ путь.

Въхавши въ аллею, которая вела къ воротамъ парка, я остановился на минуту, чтобъ еще разъ взглянуть на стны, заключавшія въ себ Діану Вернонъ. Казалось, тайный голосъ говорилъ мн, что я никогда ее не увижу. Не возможно было въ длинныхъ и неправильныхъ рядахъ готическихъ оконъ, освщенныхъ блднымъ свтомъ луны узнать окна ея комнаты.— Она уже для меня потеряна,думалъ я, тщетно стараясь различить ихъ, потеряна прежде, нежели оставлю т мста, гд она живетъ! Какая остается мн надежда? Имть съ нею нкоторыя сношенія во время нашей разлуки!

Я былъ погруженъ въ нкоторый родъ неприятной задумчивости, когда на башн замка пробило три часа и привело мн на память не весьма приятную особу и свиданіе, къ коему мн нужно было поспшать.

Достигнувъ конца аллеи, я примтилъ человка, сидящаго на лошади и скрывшагося подъ тнью стны парка. Я нсколько разъ кашлялъ, но ни кто не отвчалъ мн, наконецъ тихимъ голосомъ произнесъ имя Андрея и садовникъ отвчалъ мн: Да, да, это Андрей.

— Ступай впередъ, сказалъ я, и молчи, если можно, пока мы передемъ чрезъ деревню, лежащую въ долин.

Андрей не заставилъ повторятъ этаго приказанія: онъ въ минуту похалъ и притомъ весьма скоро, чего я совсмъ не желалъ, онъ съ такою точностію повиновался приказу хранить молчаніе, что не отвчалъ на мои вопросы о причин его поспшности, которая была не только не нужна, но даже безразсудна при начал пути и могла утомить нашихъ лошадей. Мы не прозжали чрезъ деревню: онъ провелъ меня извивистыми тропинками и мы прибыли въ большую долину и наконецъ очутились посреди горъ, отдляющихъ Шотландію отъ Англіи, на пути, которыя называютъ Среднимъ путемъ. Дорога, или лучше сказать дурная тропинка, по которой мы хали, на каждомъ шагу перескалась кустарниками и болотами. Но Андрей не уменьшилъ шагу и мы длали отъ девяти до десяти миль въ часъ.

Я былъ удивленъ и вмст не доволенъ упорствомъ моего чудака, но между тмъ должно было слдовать, или потерять проводника. Мы то сходили, то восходили по крутымъ тропинкамъ, и всякую минуту были въ опасности сломить себ шею, по временамъ хали на краю пропастей, гд одинъ неврный шагъ лошадей стоилъ бы врной смерти. Луна помогала намъ иногда своимъ блднымъ свтомъ, но часто облако или гора погружали насъ въ глубокой мракъ, тогда терялъ я изъ виду моего проводника и мн оставалось слдовать за стукомъ копытъ его лошади и за искрами, кои извлекала она изъ кремней своими подковами. Скорость пути и забота о моей безопасности были достаточнымъ средствомъ для разсянія печальныхъ размышленій, кои начинали меня занимать. Я снова кричалъ Андрею хать тише и не шутя разсердился, увидвъ, что онъ не обращаетъ ни малйшаго вниманія на мои приказы и не отвчаетъ ни слова. Но гнвъ не послужилъ мн ни къ чему. Два или три раза покушался съ нимъ соединиться и поласкать его спину рукоятью моего кнута, но потому ли, что лошадь его была лучше моей, или возбуждаема благороднымъ жаромъ, — она никакъ не позволяла намъ поравняться. Наконецъ, будучи не въ состояніи управлять своимъ гнвомъ, я закричалъ ему, что прибгну къ моимъ пистолетамъ и пошлю Андрею нулю, которая уменьшитъ его глупую поспшность. Онъ вроятно услышалъ сію угрозу и она,кажется, сдлала на него нкоторое впечатлніе, ибо онъ похалъ тише, и я соединился съ нимъ въ короткое время.

— Не къ чему такъ торопиться! сказалъ онъ съ величайшимъ хладнокровіемъ.

— За чмъ же ты скачешь такъ, дурачина?

— Я думалъ, что ваша честь спшитъ, сказалъ онъ съ живостію.

— Разв ты не слыхалъ, какъ я въ продолженіи двухъ часовъ кричалъ, чтобъ ты халъ тише? Ты пьянъ, или дуракъ?

— Это потому, видите ли, Г-нъ Франкъ, что я не много крпокъ на ухо, къ томужъ стукъ отъ копытъ нашихъ лошадей объ утесы, къ томужъ … къ томужъ правда, что я выпилъ добрую порцію на дорогу, а такъ какъ нкому было пить за мое здоровье, то я взялъ это на себя, къ томужъ я не хотлъ оставить Папистамъ мою водку, видители, не любю ничего терять.

Все это могло быть правдою, но впрочемъ я не врилъ ни одному слову. Такъ какъ мое положеніе требовало того, чтобъ я поддерживалъ доброе расположеніе между мною и моимъ проводникомъ, то довольствовался тмъ, что веллъ ему хать подл меня.

Ободренный моимъ кроткимъ голо’ сомъ, Андрей поднялъ свой тонъ до октавы, слдуя своему обыкновенію.

— Ваша честь, также какъ и ни’ кто въ мір, не увритъ меня, что благоразумно подвергаться ночьному воздуху, не подкрпивъ желудка стаканомъ вина, можжевеловой водки, или чмъ нибудь подобнымъ, я могу говорить объ этомъ, потому, что я, прости Господи! много разъ прозжалъ ночью чрезъ эти горы, имя по боченку водки съ каждой стороны моего сдла.

— Другими словами, ты промышлялъ контрабандою. Не понимаю, какъ человкъ, съ такими строгими правилами, какъ ты, ршился нарушать законы?

— Бдная Шотландія со времени несчастнаго соединенія съ Англіею, довольно потерпла отъ этихъ мошенниковъ, сборщиковъ, которые налетли на нее, какъ туча саранчи, всякой доброй гражданинъ долженъ достать ей нсколько капель, чего нибудь для прохлажденія сердца.

Разспрашивая его, я узналъ, что онъ много разъ перезжалъ сіи горы, промышляя запрещеннымъ торгомъ, котораго не оставлялъ и во время пребыванія своего въ Осбалдистонъ Галл. Это обстоятельство было для меня немаловажно, оно удостоврило меня, что Андрей можетъ быть хорошимъ проводникомъ.

Въ это время мы хали не такъ скоро, но лошадь Андрея, или лучше сказать самъ Андрей весьма желалъ ускорить, шагъ и я не разъ принужденъ былъ умрять его пылкость. Взошло солнце и проводникъ мой часто оглядывался назадъ, какъ бы опасаясь преслдованія. Наконецъ мы достигли площадки одной высокой горы, на которую взбирались около получаса, съ вершины видна была вся часть страны, по коей предлежалъ намъ путь. Андрей остановился, посмотрлъ въ ту сторону, и не примчая ни одного живаго существа на поляхъ и дорогахъ, принялъ довольный видъ, началъ свистать и наконецъ заплъ псню своего отечества, припвая:

‘…..О милая Джеси!

Ты наконецъ въ моей отчизн,

Твой кланъ тебя не узритъ никогда.’

Въ то же время онъ ласкалъ шею своей лошади, это привлекло мое вниманіе и я въ минуту узналъ любимую кобылу Торнклифа Осбалдистона.

— Что это значитъ, Андрей? сказалъ я, нахмуривъ брови, кобыла эта принадлежитъ Торнклифу.

— Не отпираюсь, что она нкогда ему принадлежала, но теперь она моя.

— Это воровство, бездльникъ!

— Воровство, избави Боже! Господинъ Франкъ, никто не иметъ права называть меня воромъ.— Вотъ, что это значитъ: Г. Торнклифъ занялъ у меня десять фунтовъ, чтобъ хать на скачку въ Йоркъ и чортъ меня возьми, если ему приходило въ голову отдать, мн мои десять фунтовъ, напротивъ, когда я говорилъ ему объ этомъ, то онъ общалъ перещитать мн кости. Но теперь, надобно, чтобъ онъ отдалъ мн все до послдней копйки, если хочетъ имть свою кобылу, безъ того не получитъ даже волоса съ ея хвоста. Я знаю одного тонкаго хитреца — прокурора въ Лугмебен, заду къ нему и попрошу устроить хорошенько это дло. Воровство! нтъ, нтъ! Никогда Андрей Ферсервичь не грлся у этаго огня. Я взялъ залогъ. Я взялъ самъ, вмсто того, чтобъ взять посредствомъ приказнаго,— вотъ вся разница. Это законъ — и я единственно изъ экономіи сберегъ издержки на правосудіе.

— Эта экономія будетъ теб дороже стоить, нежели ты думаешь, если станешь продолжать расплачиваться собственными руками, безъ помощи власти законной.

— Та, та, та! мы теперь въ Шотландіи, гд найдутся адвокаты, прокуроры и судьи также точьно для меня, какъ и для всхъ Англійскихъ Осбальдистоновъ. Двоюродный братъ, въ третьемъ колн тетки моей матери, есть двоюродный братъ жены Думфрійскаго Судьи, а онъ не допуститъ свою кровь до оскорбленія. Здсь законы для всхъ одинаковы, не такъ какъ у васъ, гд повелніе писаря Жобсона отправитъ васъ къ позорному столбу прежде, нежели вы узнаете за что. Но погодите не много, и въ Нортумберландъ будетъ еще мене правосудія, потому-то я съ нимъ и распрощался.

Не имю нужды сказывать теб, любезный Трешемъ, что правила Андрея совершенно не были согласны съ моими, я располагалъ выкупить кобылу по призд въ Гласговъ, и возвратить ее брату. Также я ршился писать къ моему дяд изъ перваго Шотландскаго города и увдомить его о томъ. Но я имлъ нужду въ Андре и эта минута показалась мн неблагоприятною ни для сообщенія ему моего намренія, ни для того, чтобъ упрекать его въ томъ поступк, который онъ по невжеству своему дочиталъ весьма естественнымъ. По этому-то я перемнилъ разговоръ, спросивъ Андрея:— Изъ чего заключаетъ онъ, что скоро будетъ мене правосудія въ Нортумберланд?

— А! а! сказалъ онъ мн, правосудія будетъ довольно, но оно будетъ на конц ружья. Ирландскіе Офицеры и вс скоты Паписты, которыхъ искали въ чужихъ земляхъ, не надясь найти довольно у насъ, разв не собрались во всемъ Графств? Эта вороны слетаются, когда слышатъ падалище. Изъ видннаго мною увренъ, что Сиръ Гильдебрандъ не будетъ сидть сложивши руки. Я видлъ, какъ привезли въ замокъ ружья, сабли, шпаги. Эти молодые Осбалдистоны сущіе бшеные дьяволы, прости Господи!

Сіи слова привели мн на память мои подозрнія, что Якобиты готовы сдлать какое нибудь отчаянное предпріятіе. Но не желая ни вывдывать, ни разбирать поступковъ моего дяди, я избгалъ случая узнать о томъ, что происходило въ замк. Но Андрей вроятно не былъ одного со мною мннія.

ГЛАВА XI.

Видители сію колокольню, коей смлая вершина возносится къ небесамъ? Тамъ, освободясь отъ заботь сей жизни, покоятся сномъ вчнымъ любовникъ, воинъ, поэтъ….

Лангорнъ.

Въ Лугмабен, первомъ город Шотландіи, гд мы остановились, мой проводникъ пошелъ отыскивать своего друга прокурора, чтобъ посовтоваться съ нимъ о способахъ для приобртенія законнымъ порядкомъ кобылы Торнклифа, которая принадлежала ему только въ слдствіе того, что я назову ловкостію. Когда онъ возвратился, то я не безъ удовольствія узналъ по его длинному лицу и печальному виду, что совщаніе его не увнчалось счастливымъ успхомъ, какого онъ ожидалъ. Съ совершеннымъ довріемъ къ Г. Тутону, который не одинъ разъ избавилъ его отъ опасностей контрабандскаго торга, онъ откровенна разсказалъ ему все дло. Но съ того времени, какъ онъ видлъ его въ послдній разъ, Г. Тутонъ сдланъ былъ писцомъ мирнаго суда въ Графств, и сказалъ ему, что не смотря на участіе, которое онъ принимаетъ въ старинномъ друг, Андре Ферсервисъ, — долгъ и совсть требуютъ,чтобъ онъ донесъ правительству о такихъ длахъ, когда он доходятъ до его свденія, что онъ долженъ удержать кобылу и поставить ее въ конюшню судьи Трумбула до того времени, когда сомннія объ оной разршатся, что даже самаго Андрея должно бы остановить, но онъ не ршится такъ дурно поступить съ стариннымъ знакомымъ. Потому-то позволяетъ и даже совтуетъ ему ухать изъ города, какъ можно скоре. Онъ простеръ великодушіе свое до того, чти подарилъ ему разбитую и одышливую лошадь для продолженія пути.

Не безъ труда узналъ я вс сіи подробности отъ Андрея, коего народная гордость оскорбилась до крайности, когда онъ принужденъ былъ признаться, что Шотландскія прокуроры подобны всмъ прокурорамъ въ мір, и что писарь Тутонъ ничмъ не лучше писаря Тобсона.

— Еслибъ это случилось со мною въ Англіи, то я въ половину бы мене сердился на покражу того, что я досталъ, подвергая опасности шею. Видано ли, чтобъ соколъ нападалъ на сокола? Не горестно ли видть, какъ честный Шотландецъ грабитъ своего земляка? Надобно, чтобъ все перемнилось въ здшней сторон, и это началось, прости Господи съ проклятаго соединенія.

Надобно замтить, что Андрей не упускалъ случая приписывать соединенію Англіи и Шотландіи вс худые качества своихъ единоземцевъ: особенно негодовалъ онъ на уменьшеніе пинты, на возвышеніе цны състныхъ припасовъ и разныя другія постановленія, о коихъ онъ мн сообщалъ во время нашего путешествія.

Чтожъ касается до меня, то такой оборотъ дла избавлялъ меня отъ всякой отвтственности касательно кобылы. Я довольствовался тмъ, что написалъ къ дяд, какимъ образомъ она была отъ него уведена, извщая, что теперь находится въ рукахъ правосудія и его достойныхъ представителей: судьи Трумбула и писаря Тутона, къ коимъ совтывалъ отнестись съ требованіями. Возвращена ли она охотнику лисицъ Нортумберландскихъ? или продолжала служить Шотландскому прокурору? Теперь не время объ этомъ безпокоиться.

Мы продолжали хать на Сверо-Западъ, хотя не такъ скоро, какъ при начал нашего путешествія. Андрей очень хорошо зналъ дороги, но только такія, по коимъ здятъ контрабандисты, которые имютъ причины избирать не всегда кратчайшія и спокойныя. Цпи голыхъ и безплодныхъ горъ единобразно возвышались передъ нами. Наконецъ мы въхали въ плодоносную долину Клида и прибыли въ Гласговъ.

Сей городъ не былъ тогда такъ важенъ, какъ теперь. Обширная и безпрестанно возрастающая торговля съ Западною Индіею и Американскими колоніями, была основаніемъ его богатства и благосостоянія, если тщательно будутъ созидать на семъ крпкомъ основаніи, то онъ сдлается однимъ изъ важнйшихъ городовъ Великобританіи. Но въ то время, о коемъ я говорю, заря его славы даже не занималась. При соединеніи хотя и открыло для Шотландіи торговлю Англійскую, но недостатокъ капиталовъ и зависть Англійскихъ негоціантовъ еще лишало Шотландцевъ тхъ выгодъ, которыя должны были произойти отъ преимуществъ, данныхъ имъ достопамятнымъ актомъ. Гласовъ, находящійся въ Западной части острова, не могъ принять участіе въ небольшой торговл, которую производила восточная часть съ твердою землею, и которая была единственнымъ ея прибжищемъ.

Впрочемъ, хотя онъ тогда не общалъ достигнуть до той коммерческой значительности, на которую онъ скоро будетъ имть все право, его центральное положеніе на запад Шотландіи длало его однимъ изъ важнйшихъ мстъ сего Королевства.

Клидъ, притекающій не вдалек отъ его стнъ, облегчалъ внутреннее судоходство, которое весьма ему полезно. Не только плодоносныя долины, лежавшія близь него, но даже графство Анрское и Думфрійское, почитали его своею столицею, отправляли туда свои произведенія и въ замну получали разные необходимые предметы.

Горы сверо-западной Шотландіи часто доставляли на рынки сего города рогатый скотъ, малорослый, дикій, пригоняемый столь же дикими горцами. Чужеземцы съ изумленіемъ смотрли на ихъ одежду древнюю и странную, дивились грубымъ и рзкимъ звукамъ языка для нихъ не понятнаго, горцы вооруженные пистолетами, саблями, ружьями и кинжалами, — даже и во время мирныхъ занятій торговли — съ изумленіемъ глядли на предметы роскоши, которыхъ не знали даже употребленія, и часто съ завистію на т вещи, о коихъ имли понятіе. Горцы сверной Шотландіи всегда съ удовольствіемъ оставляютъ свои пустыни, ихъ также трудно приучить къ другому мсту, какъ возрастить горную сосну на хорошей почв. Впрочемъ вс долины были населены. Нкоторыя изъ ихъ колоній придвинулись къ Гласгову, гд нашли себ занятія, хотя и различныя отъ тхъ, въ коихъ они упражнялись въ своихъ горахъ. Сіе присоединеніе трудолюбивыхъ рукъ, способствовало благосостоянію города, служило средствомъ къ поддержанію уже возраждавшихся въ немъ ремеслъ и было основаніемъ его будущей славы. Наружность города отвтствовала этому.

Главная улица города, широкая И прекрасная, была украшена публичными зданіями, коихъ архитектура нравилась глазамъ, хотя и не удовлетворяла требованіямъ вкуса, съ обихъ сторонъ возвышались каменные домы, украшенные съ наружи лпною работою, придававшею имъ величественный видъ, котораго не имютъ большая часть городовъ Англійскихъ по причин цвта и непрочности кирпича, употребляемаго для строеній, въ нихъ заключающихся.

Въ одно воскресное утро, я и мой проводникъ достигли Митрополіи западной Шотландіи. Вс колокола звонили, и народъ, наполнившій улицы и шедшій въ церковь, возвщалъ день, посвященный религіи. Мы сошли съ лошадей передъ трактиромъ, коего хозяйка, съ довольно приятною физіогноміею, ласково насъ приняла. Первая мысль моя была сыскать Ойна, немедленно, но я узналъ, что этаго невозможно сдлать до тхъ поръ, пока не окончится божественная служба. Моя хозяйка уврила меня, что я никого не найду у Гг. Макквиша Манфинъ и компаніи, гд, какъ извщало меня письмо твоего отца, Трешемъ, я могъ найти, нкоторыя извстія, — сказала, что они набожные люди и находятся теперь въ томъ мст, гд всякой доброй Христіанинъ долженъ быть, т. е. въ церкви Баронства.

Андрей, недавно получившій къ законамъ своего отечества отвращеніе, которое впрочемъ не простиралось: на обряды вры, спросилъ у нашей хозяйки имя проповдника, который будетъ раздавать духовную пищу врующимъ, собравшимся въ церковь Баронства. Едва она произнесла его имя, какъ онъ возгласилъ ему похвальную пснь, а хозяйка почтительно къ каждому его слову прибавляла аминь. Я ршился отправиться въ сію церковь, боле въ надежд узнать, прихалъ ли Ойнъ въ Гласговъ, нежели слушать поученія Шотландскаго проповдника. Надежда моя увеличилась, когда хозяйка сказала мн, что если Г. Ефремъ Макквитей находится въ живыхъ, то врно теперь въ этой церкви, и что если у него въ дом чужестранецъ, то безъ сомннія он поведетъ его съ собою. Эта вроятность заставила меня ршиться и я отправился въ церковь Баронства, сопровождаемый врнымъ Андреемъ.

Впрочемъ проводникъ былъ не нуженъ мн въ этомъ случа: толпа, спшившая по узкой крутой и дурно вымощенной улиц слушать славнаго во всей западной Шотландіи проповдника, увлекла бы меня съ собою. Пришедши на вершину горы, мы повернули въ лво и чрезъ большую дверь, коей об половины были отворены, вошли въ огромное кладбище, окружающее Катедральную Гласговскую церковь. Сіе зданіе готической мрачной и тяжелой архитектуры, но иметъ величественный и почтенный видъ, столь хорошо согласованный съ ея назначеніемъ, что не льзя не удивляться, видя его въ первый разъ. Я такъ былъ пораженъ, что остановился на нсколько минутъ, не смотря на усилія Андрея, старавшагося понудитъ меня войти во внутренность храма, между тмъ какъ я разсматривалъ его наружность.

Не смотря на то, что зданіе сіе находится въ самой средин многолюднаго города, оно кажется стоящимъ въ глубочайшемъ уединеніи. Съ одной стороны высокія стны отдляютъ оное отъ другихъ домовъ, съ другой лежатъ долины въ глубин коей течетъ незримый ручеекъ, котораго журчаніе придаетъ симъ мстамъ еще боле у торжественности. Самое кладбище иметъ особенный характеръ, при всей величин своей, оно не соотвтствуетъ множеству погребенныхъ, коихъ могилы почти вс покрыты надгробными камнями. Но необходимость сберегать землю была, причиною, что здсь не видно было ни дерну, ни кустарниковъ, которые обыкновенно украшаютъ т мста, гд злой перестаетъ вредить, а безвинно гонимый находитъ спокойствіе. Камни гробницъ такъ близки одинъ къ другому у что составляютъ нкоторый родъ помоста, хотя не имющаго другой крыши, кром свода небеснаго, но впрочемъ, похожаго на старинныя наши церкви Англійскія, гд камни гробницъ такъ многочисленны. Сіи печальные списки смертности, тщетныя стованія на нихъ начертанныя, свидтельствующія ничтожность земнаго величія, большое пространство земли могильной, печальное единобразіе памятниковъ: — все это напомнило мн книгу пророка, исписанную внутри и извн, въ которой читали: стованія, печали, горести.

Величество храма еще боле увеличиваетъ впечатлніе, произведенное окружающими предметами. Внутренность онаго не много груба, но замчая это, чувствуешь въ то же время, что еслиб архитектура его была легче и красиве, это не производило бы такого дйствія. Исключая церковь Киркваллійскую на островахъ Оркадскихъ, — изъ всхъ катердальныхъ церквей Шотландіи, эта одна избжала преобразованія. Андрей, съ гордостью увидвъ, какое впечатлніе произвело на меня сіе зданіе, отдалъ мн слдующій отчетъ о томъ, какъ избжало оно разрушенія.

— Это превосходная церковь, сказалъ онъ мн: въ ней не найдешь вашихъ безполезныхъ украшеній. Это строеніе крпкое, которое, если спасется отъ пушечнаго пороха и рукъ злобныхъ: то разрушится не прежде, какъ вмст съ міромъ. Она подвергалась большой опасности во время преобразованія, когда разрушили церкви Пертскую и Св. Андрея, потому… что за одинъ разъ хотли избавиться отъ всего, что отзывалось папизмомъ, идолопоклонствомъ. Жители Ренфрева, Горбаиса и всхъ окрестностей, соединились, чтобъ разрушить церковь, но обитателямъ Гласгова пришло на мысль, что такое множество докторовъ дастъ больному убійственное лкарство, и они сами предприняли излченіе. Къ счастію, достойный Яковъ Сабатъ былъ въ то время первымъ судьею Гласгова. Онъ самъ былъ хорошій архитекторъ и потому еще боле старался спасти церковь. Онъ приказалъ звонить въ колокола, собралъ гражданъ, веллъ имъ вооружиться, и сказать пришедшимъ, что Гласговъ не нуждается въ ихъ помощи для истребленія Папизма, пошелъ съ оружіемъ къ нимъ на встрчу и обратилъ въ бгство ихъ войско, вовсе не имвшее желанія сражаться. Это было не изъ любви къ папизму. Нтъ? нтъ! Умные люди говорили, что такъ должна было поступать во всей Шотландіи, мы бы имли боле церквей, достойныхъ Христіанскаго имени. А теперь, прости Господи! псарня Осбалдистонъ Галля лучше многихъ домовъ Божіихъ въ Шотландіи.

Такъ говорилъ Андрей, входя сомною въ церковь..

Конецъ второй части.