Риваль, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1896 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА

ТОМЪ ДЕВЯТЫЙ
ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ’ ПЕТРОГРАДЪ
Приложеніе къ журналу ‘Нива’ на 1917 г.

РИВАЛЬ.

Открытіе сезона въ Павловск для извстной части петербуржцевъ является цлымъ событіемъ. Къ этому дню начинаютъ готовиться, какъ къ празднику. Для многихъ открытіе ‘музыки’ является синонимомъ весны. Въ роковой день Царскосельскій вокзалъ представляетъ собою трогательную картину настоящей дачной сутолоки. Вс торопятся, на всхъ лицахъ написана радостная тревога, всхъ захватываетъ что-то одно общее ‘павловское’,— вдь здсь собираются свои, почти родные. Вс и всхъ знаютъ. Это особенный ‘павловскій народъ’, какъ есть народъ болгарскій, сербскій, потому что онъ складывался цлыми поколніями, выработалъ свои традиціи и вообще сложился въ одно органическое цлое. Было бы большой ошибкой назвать собравшуюся на вокзал публику просто дачниками именно по выше приведеннымъ соображеніямъ.

Въ пестрой толп, разодтой по-весеннему, вроятно, лучше всхъ себя чувствовалъ Иванъ Дмитричъ Околышевъ. Это былъ осанистый, представительный мужчина подъ шестьдесятъ, выстриженныя котлетами баки придавали ему министерскій видъ. Одтъ онъ былъ съ самой щепетильной изысканностью и старался держать себя съ непринужденной важностью заслуженнаго дипломата. Но подъ этимъ вншнимъ величіемъ такъ и прыгала самая легкомысленная радость. Околышеву хотлось пожать руку первому встрчному, дружески поговорить съ жандармомъ, потрепать по плечу кондуктора, спросить о здоровь старика-газетчика, подмигнуть посыльному,— вообще что-нибудь такое выкинуть, чтобы проявить свое настроеніе. На вокзалъ онъ забрался съ семьей на цлыхъ полчаса раньше и теперь съ особеннымъ удовольствіемъ толкался въ толп, ни съ того ни съ сего выпилъ въ буфет рюмку водки, перечиталъ вс объявленія и никакъ не могъ удержать самой глупой улыбки, какая присвоена безсовстно-счастливымъ людямъ. Да и какъ не быть счастливымъ, когда Иванъ Дмитричъ только-что вернулся въ Петербургъ съ далекой окраины, посл двадцатилтняго отсутствія, и чувствовалъ каждой каплей крови, что онъ наконецъ у себя дома и что никогда больше не подетъ ни на какія окраины, кром приличнаго кладбища, въ род Александро-Невской лавры.

Онъ десять разъ возвращался въ общую залу перваго класса, гд въ томительномъ ожиданіи сидли его жена и дочь. Анна Петровна была уже въ томъ солидномъ возраст, когда не стыдятся имть взрослую дочь. Для своихъ лтъ она сохранилась порядочно, хотя бывшая красота и заплыла старческимъ жиромъ, на лиц уже выступили предательскія морщины, а глаза потеряли молодую живость и блескъ. Она была одта съ дорогой простотой, какъ и приличествовало матери, вывозившей взрослую дочь въ первый разъ на музыку. Это былъ своего рода экзаменъ, какъ первое появленіе молодого скакуна на скаковомъ круг. Поэтому слишкомъ откровенная радость мужа нсколько шокировала Анну Петровну, и она нсколько разъ посмотрла на него строгими глазами, что въ перевод значило: ‘Милостивый государь, вы забываете, что у насъ есть дочь’… Анна Петровна за эти двадцать лтъ отсутствія превратилась по-провинціальному въ строгую даму и довольно сердито посматривала на торопливо сновавшихъ петербургскихъ дамъ и двушекъ. Разв ихъ можно было сравнить съ Ксеніей?.. Околышевъ думалъ то же самое, хотя смотрлъ на дохленькихъ, зелененькихъ петербургскихъ двицъ не съ презрніемъ, а съ отеческимъ сожалніемъ, какъ на уродцевъ. Конечно, гд же сравнивать ихъ съ Ксеніей… Онъ любовно смотрлъ на рослую, дышавшую здоровьемъ дочъ и принималъ какой-то вызывающій видъ, точно хотлъ крикнуть громко:

— Вотъ смотрите, какая у меня дочь… Ага, что вы скажете?..

Двушка, дйствительно, была красива, какъ бываютъ красивы въ восемнадцать лтъ. Она напоминала мать, а старые павловцы еще не забыли красавицу Annette Котовцеву, которая блистала на павловскомъ горизонт нсколько сезоновъ въ качеств первоклассной звзды и потомъ вдругъ куда-то исчезла. Эта молодая особа тоже волновалась, ожидая чего-то волшебнаго. Она такъ много слышала о Павловск, и теперь вдругъ раскрываются настежь т двери, черезъ которыя должны были войти избранники. Ее разочаровывало только то, что на вокзал было слишкомъ много стариковъ и старухъ,— эти несчастные куда стремятся? Въ представленіи двушки на музык должны были быть только одни молодые, а старики и старухи сдлали бы самое лучшее, если бы вернулись домой. Ксенія высказала именно это соображеніе матери.

— Ахъ, какая ты глупенькая!— строго замтила Анна Петровна.— У молодыхъ все впереди и для нихъ Павловскъ еще ничего не значитъ, а у этихъ старичковъ и старушекъ, можетъ-быть, все тамъ осталось, то-есть лучшія воспоминанія юности.

— Я не думаю, что ихъ ревматизмы и невралгіи особенно обрадуются отъ такой поздки,— капризно замтила Ксенія.— Только кашлять будутъ…

— У тебя нтъ сердца…

А старички и старушки не хотли даже подозрвать этого молодого негодованія и смло тащили свои ревматизмы, кашли и невралгіи на открытіе музыки, потому что считали свое присутствіе тамъ необходимымъ,— какъ же это безъ нихъ-то состоится открытіе?.. Мало этого, они смотрли покровительственно на безпечную молодежь, какъ смотрятъ старые заслуженные солдаты на новобранцевъ.

II.

Дальнйшія событія слдовали въ такомъ порядк: papa взялъ билеты перваго класса, papa усадилъ свою семью въ купэ, papa торжественно оглянулъ весь вагонъ, точно еще разъ хотлъ сказать:

— Вотъ посмотрите, какая у меня дочь…

Papa даже раскрылъ ротъ, но въ этотъ моментъ къ нему подковылялъ какой-то древній старецъ и радостно прошамкалъ:

— Ба! Кого я вижу!.. Иванъ Дмитричъ… Какими судьбами?..

Papa радостно трясъ руку старичку, говорилъ что-то, а самъ никакъ не могъ припомнить, какъ зовутъ этого старца, гд онъ съ нимъ познакомился, гд встрчался — просто павловскій старичокъ. Papa былъ недоволенъ сисей памятью, которая лишила его возможности провозгласить на весь вагонъ: ‘Позвольте вамъ представить мою дочь’… За первымъ старичкомъ точно откуда-то изъ щели выползъ второй,— этотъ уже облобызалъ papa, опять не знавшаго ни имени ни фамиліи стараго павловскаго друга. Потомъ на эту семейную радость откликнулась изъ угла какая-то старушонка съ сдыми буклями, которая долго всматривалась въ papa черезъ модный лорнетъ на ручк. Papa цловалъ ручку у старушонки, причемъ оказалось, что старушонка сидла не одна, а рядомъ съ другой такой же старушонкой, и papa долженъ былъ цловать руку и этой другой. Ксенія отвернулась къ окну, чтобы не видть этихъ интересныхъ знакомыхъ papa.

— Сколько лтъ, сколько лтъ!..— шамкали старички.— Многихъ ужъ нтъ… Да, печально. Помните Сергя Петровича? Два года назадъ умеръ. Марья Ивановна — въ прошломъ году… Иванъ Иванычъ… Аделаида Карловна… Какой былъ народъ! Ахъ, какой народъ!..

Papa долженъ былъ ахать, удивляться, качать головой, длать постное лицо, соболзновать. Это искреннее горе нсколько умрилось только тмъ, что онъ за эти двадцать лтъ усплъ позабыть ршительно всхъ этихъ прекрасныхъ покойниковъ, а теперь былъ даже радъ поговорить о нихъ, чтобы слышать настоящій французскій языкъ, которымъ говорятъ только въ Павловск,— разговоръ шелъ, конечно, по-французски. Все-таки papa вздохнулъ облегченно, когда вырвался наконецъ отъ вцпившихся въ него старыхъ павловцевъ.

— Кто это?— спросила Анна Петровна, когда онъ вернулся на свою скамью.

— Кто ихъ знаетъ: не помню. Во всякомъ случа, я очень радъ… Да, очень.

Поздъ давно летлъ на всхъ парахъ. По сторонамъ мелькала довольно унылая картина, совсмъ уже не отвчавшая настроенію пассажировъ какія-то жалкія поля, залитыя коричневой весенней водой, какіе-то чахлые кустики около самой дороги, голыя березы, грязный снгъ по ямамъ и канавамъ,— скупая петербургская весна еще не вступила окончательно въ свои права. Но и эта картина нравилась Околышеву, потому что говорила ему о его петербургской юности, о молодыхъ надеждахъ и радостяхъ.

— Неужели ужъ Царское?— удивился papa, когда завылъ свистокъ.— Да, да, скажите…

Въ Царскомъ публики было еще мало, и платформа не представляла лтней оживленной картины. Сидвшая по вагонамъ публика заволновалась, когда поздъ полетлъ впередъ,— вдь всего нсколько минутъ, и Павловскъ тутъ какъ тутъ. Милый, родной Павловскъ… Сдыя старухи въ букляхъ смотрли въ окна и любовались начинавшимся паркомъ,— вотъ и онъ, зеленый красавецъ, этотъ старый другъ, который одинъ уметъ хранить женскія тайны.

На павловскомъ дебаркадер уже ждали поздъ новые старички и старушки, которые съ молодой радостью встртили пріхавшія изъ Петербурга древности.

Настоящее маленькое воскресенье. Было много молодежи и людей зрлаго возраста, но ‘открытіемъ’ овладлъ именно павловскій ветхій человкъ, который сегодня праздновалъ это открытіе, можетъ-быть, въ послдній разъ.

— Да посмотрите же, вотъ она, моя дочь!— внутренно кричалъ Иванъ Дмитричъ, врзываясь въ галдвшую толпу со своими дамами.

Достопримчательности вокзала были осмотрны въ нсколько минутъ, пока семью Околышевыхъ не приперла къ стн живая волна медленно двигавшагося круга. Иванъ Дмитричъ съ большимъ трудомъ извлекъ своихъ дамъ изъ этого муравейника и вывелъ въ садъ, гд двигалась такая же толпа. У Ксеніи зарябило въ глазахъ отъ этихъ тысячъ лицъ. Анна Петровна смотрла на толпу слегка прищуренными глазами, вспоминая свои павловскія побды. Да, ихъ было много, и вс он были вотъ здсь… Конечно, зданіе вокзала какъ будто измнилось, деревья выросли, но мсто то же. Анна Петровна даже тсне прижалась къ мужу и налегла крпче на его руку, точно искала защиты отъ этихъ игривыхъ воспоминаній.

— Вотъ это я называю: жить!— замтилъ Иванъ Дмитричъ, любовно глядя на жену.— Сейчасъ музыка начнется.

Но вмсто того, чтобы итти въ залу, papa повернулъ куда-то къ мостику. Ксенія протестовала, но безполезно,— maman молча поддерживала авторитетъ papa. Перешли деревянный мостикъ, шоссе и очутились въ алле. Начинало уже смеркаться, и двушка брезгливо ступала по непросохшему песку. Что за удовольствіе гулять по сырымъ аллеямъ, когда деревья еще совсмъ голы, когда начинаетъ, вдобавокъ, темнть, когда наконецъ вокзалъ освщается разноцвтными огнями и слышатся звуки настраиваемыхъ инструментовъ. Нтъ, это ршительно невозможно: изъ первой аллеи papa повелъ въ слдующую… Шли-шли, наконецъ maman устала, и вс сли на садовую скамейку.

— Maman, вдь ты можешь простудиться,— замтила Ксенія, надувая губки.— Такъ нельзя рисковать своимъ здоровьемъ… Наконецъ здсь совсмъ темно: я боюсь.

Вмсто отвта maman горячо поцловала свое сокровище и прижалась къ ней своею головой. Какая странная сегодня maman и какая-то разсянная… А papa поглуплъ сразу на пять градусовъ. Вонъ онъ зажегъ спичку и что-то такое разсматриваетъ на ствол старой березы, а самъ длаетъ видъ, что раскуриваетъ сигару. Кто же теперь куритъ сигары?.. А на берез еще сохранилось вырзанное перочиннымъ ножомъ сердце, пронзенное стрлой, а въ немъ точно запеклись дв буквы: А. и И.

— Мы найдемъ нынче дачу въ Павловск,— ршилъ papa, обжигая ротъ раскуреннымъ концомъ сигары.— Да, въ Павловск…

— Конечно…— подтвердила maman.— А то гд же?

Maman такъ крпко оперлась на руку papa, когда пошли назадъ.

‘Какое это наивное милое созданіе Ксенія!— думалъ papa.— Крошка ничего не подозрваетъ, а вдь эта скамейка… гм… да…’

III.

Музыка уже гремла, когда они вернулись на вокзалъ. Вс скамьи передъ эстрадой были заняты. Это огорчило maman, но papa сейчасъ же нашелся.

— Мы займемъ отдльный столикъ… Вонъ тамъ. И музыку будетъ слышно, и поужинаемъ отлично.

Когда они пробирались въ толп къ зал, гд стояли отдльные столики, Околышевъ вдругъ остановился и испуганно посмотрлъ на жену. Ему показалось, что въ толп мелькнуло знакомое лицо… Онъ проводилъ глазами какого-то господина, который шелъ впереди, и успокоился. Нтъ, это просто показалось ему. Кстати, подвернулись новые знакомые, которые засыпали обычными вопросами: ‘Какими судьбами? Давно ли?… Вотъ удивилъ-то всхъ!’

Иванъ Дмитричъ улыбался, пожималъ направо и налво руки, называлъ себя милымъ провинціаломъ и опять чувствовалъ себя прекрасно.

— Будетъ, послужилъ окраинамъ, а теперь централизуюсь,— повторялъ онъ съ особеннымъ удовольствіемъ.— Да, пора отдохнуть… Вотъ позвольте представить вамъ: моя дочь Ксенія.

Когда былъ занятъ столикъ, явились новые знакомые. Это длалось наконецъ скучно. Ксенія смотрла на старыхъ знакомыхъ такими скучающими глазами. Хоть бы одинъ интересный человкъ, т.-е. молодой, а то все какое-то старье. Настоящій архивъ.

Пока пили чай, первое отдленіе успло кончиться. У Ксеніи начало рябить въ глазахъ отъ этихъ тысячъ лицъ, живой стной тянувшихся по кругу. Околышевъ замтилъ унылое настроеніе дочери и предложилъ пройтись.

— Вы идите, а я посижу здсь…— устало замтила Анна Петровна, длая смотръ весеннему костюму Ксеніи.

Околышевъ подалъ руку дочери и съ гордостью повелъ ее въ толпу. Онъ съ торжествомъ счастливаго отца смотрлъ всмъ въ глаза и повторялъ про себя: ‘А посмотрите-ка, какая у насъ дочь’… Эта счастливая парочка обошла всю залу, подвергаясь самымъ безцеремоннымъ толчкамъ. Околышевъ опять чувствовалъ себя молодымъ, какъ двадцать лтъ тому назадъ, когда гулялъ здсь подъ руку съ Анной Петровной. Обойдя залу, они прошли въ садъ, гд сплошной стной двигалась такая же толпа. Какъ хорошо иллюминованъ былъ фасадъ вокзала,— Околышевъ невольно залюбовался и по пути наступилъ кому-то на ногу.

— Виноватъ…

Оглянувшись на потерпвшаго, Околышевъ весь вздрогнулъ: это былъ онъ, тотъ единственный человкъ, съ которымъ онъ не желалъ встрчаться. И нужно же было ему подвернуться именно въ ту минуту… А онъ стоялъ и, какъ казалось Околышеву, дерзко мрялъ его съ ногъ до головы. Положимъ, прошло цлыхъ двадцать лтъ, какъ онъ не видалъ этого человка, но это не помшало ему узнать его сейчасъ же. Еще давеча онъ почувствовалъ его присутствіе и не ошибся. Нтъ, нужно же было подвернуться такому глупому случаю, чтобы испортить все настроеніе. Первая мысль, которая мелькнула у Околышева, это скоре вернуться къ жен: она тамъ сидитъ одна, а отъ этого нахала можно ожидать всего. Онъ на все способенъ… Для него вдь нтъ ничего святого.

А онъ продолжалъ оставаться на томъ же мст и провожалъ глазами удиравшаго непріятеля. Это былъ пожилой господинъ, приличный и важный, съ усталымъ лицомъ и кислымъ выраженіемъ рта.

‘Что это за особа съ этимъ болваномъ?— думалъ онъ, припоминая свжее личико Ксеніи.— Должно-быть, какая-нибудь родственница’.

Чтобы не встрчаться съ ‘болваномъ’, онъ отправился въ противоположную сторону.

Анна Петровна замтила, что мужъ вернулся взволнованнымъ, и спросила его взглядомъ, что случилось.

— Я совсмъ отвыкъ отъ толпы и просто задыхаюсь,— отвтилъ Иванъ Дмитричъ и прибавилъ самымъ невиннымъ тономъ: — не отправиться ли намъ домой? Поздъ отходитъ черезъ десять минутъ…

Но тутъ запротестовала Ксенія. Помилуйте, что же это такое,— ухать отъ самаго интереснаго. Сейчасъ начинаемся только второе отдленіе. Скрпя сердце, Иванъ Дмитричъ согласился и даже заказалъ ужинъ.

— Веригинъ здсь…— замтилъ онъ вскользь, глядя на жену.— Я его сейчасъ встртилъ…

— А…— протянула она и тревожно посмотрла на дочь.— Ты съ нимъ не поздоровался?

— Я? съ нимъ? съ этимъ?..

Околышевъ почувствовалъ, какъ его охватило то бшенство, отъ котораго сводитъ челюсти, руки трясутся и въ глазахъ прыгаютъ вс окружающіе предметы. Онъ будетъ здороваться съ Веригинымъ? Да онъ его убьетъ, этого негодяя… Да-съ, убьетъ. Анна Петровна знала вспыльчивый характеръ мужа и встревожилась въ свою очередь. Въ самомъ дл, слдовало сейчасъ же ухать, а тутъ какой-то дурацкій ужинъ… Иногда насъ удерживаютъ ничтожные пустяки, а изъ такихъ пустяковъ потомъ вырастаютъ цлыя событія. Началось уже второе отдленіе, а толпа все росла. Это была публика съ послдняго позда. Недалеко отъ столика, занятаго Околышевыми, образовалось что-то въ род водоворота, благодаря встрч двухъ теченій. Передніе ряды подпирались задними, изъ круга точно выдавливались отдльныя лица, столикъ Околышевыхъ начиналъ подвергаться серьезной опасности, потому что стоялъ на краю. Именно въ этотъ моментъ Иванъ Дмитричъ замтилъ приближавшійся въ толп модный срый цилиндръ. Это опять былъ онъ… Анна Петровна отвернулась отъ толпы, но по выраженію лица мужа чувствовала приближеніе опасности. Положеніе, во всякомъ случа, не изъ красивыхъ. Иванъ Дмитричъ только-что поддлъ вилкой кусокъ бифштекса, да такъ и остался. А толпа несла срый цилиндръ все ближе и ближе, пока не притиснула его къ самому столику Околышевыхъ. Веригинъ, очевидно, не узналъ врага и только старался не наваливаться на стулъ, на которомъ сидла Ксенія. Двушка оглянулась на него, и Веригинъ замеръ: это было то самое лицо… Да, то самое женское лицо, которое посмотрло на него черезъ двадцать лтъ.

Анна Петровна со страхомъ смотрла на мужа, который поблднлъ, поднялся и раскрылъ даже ротъ, съ очевиднымъ намреніемъ сказать что-то ужасное. Моментъ наступилъ критическій, когда противники встртились наконецъ глазами.

— Виноватъ…— машинально извинился Веригинъ, приподнимая свой цилиндръ.

— Милостивый государь, это… это…

Околышевъ хотлъ сказать: ‘это нахальство’, но противъ ожиданія проговорилъ:

— Это… это моя дочь. Да, дочь…

Дальше случилось то, чего никто не ожидалъ. Какъ это случилось — тоже никто не могъ объяснить. Противники опомнились только тогда, когда пожали другъ другу руки. Каждый утшалъ себя тмъ, что сдлалъ это не онъ первый.

— Да, моя дочь Ксенія…— съ гордостью повторилъ Околышевъ, предлагая врагу стулъ.

Анна Петровна ограничилась однимъ поклономъ.

— Давненько мы не видались, Иванъ Дмитричъ,— просто заговорилъ Веригинъ и этимъ окончательно разршилъ все дло.

У всхъ сразу отлегло на сердц. Буря промчалась. Околышевъ даже вытеръ себ лобъ платкомъ, точно поднялся на какую-нибудь очень высокую гору.

— Вы очень измнились, Павелъ Евгеньевичъ,— замтила Анна Петровна съ участіемъ посторонняго человка, который не хочетъ сказать больше.— Да, очень… Такъ что въ первую минуту я васъ совсмъ не узнала.

— Вы хотите сказать, что я совсмъ состарился? Что же, все въ порядк вещей…

Изъ вжливости онъ, конечно, не сказалъ, что Анна Петровна измнилась еще больше, т.-е. совсмъ состарилась. Женщинамъ этого не говорятъ, какъ не говорятъ о неизбжной смерти безнадежнымъ больнымъ. Да, состарилась Анна Петровна, какъ умютъ стариться только отставныя красавицы: отъ минувшей красоты ршительно ничего не осталось, и Веригинъ разсматривалъ картину разрушенія съ полнымъ равнодушіемъ. Неужели это Annette Котовцева? Иванъ Дмитричъ прочиталъ этотъ взглядъ и совершенно успокоился. Ему даже сдлалось смшно надъ самимъ собой за свой напрасный страхъ. Да вдь все прошло… Одна Ксенія ничего не понимала, кром того, что papa и maman были чмъ-то взволнованы. Двушка нсколько разъ вопросительно посмотрла на мать и получала въ отвтъ такой любящій, благодарный взглядъ.

Околышевъ разговорился и повторилъ стереотипную исторію о своей жизни на окраин, назвалъ себя ‘добродушнымъ провинціаломъ’ и вообще почувствовалъ себя въ своей тарелк. Когда Веригинъ началъ прощаться, онъ пригласилъ его къ себ въ городъ и далъ свою визитную карточку.

— Это ужъ лишнее…— строго замтила Анна Петровна, когда срый цилиндръ скрылся въ толп.— Какъ онъ постарлъ: совершенная развалина. И все-таки лишнее…

— Ахъ, Annette, какая ты странная… Мн какъ-то вдругъ сдлалось совстно и вмст жаль его. Вдь тогда я хотлъ его убить…

Послдняя фраза заставила Ксенію открыть широко глаза.

— Papa, ты могъ убить этого господина?

— Разв я это сказалъ?— смутился Околышевъ.

— Да, сказалъ…

— Я пошутилъ, крошка.

Анна Петровна опустила глаза. Теперь ужъ никто не захочетъ убивать изъ-за нея…

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙСЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА

РИВАЛЬ.

Читайте также:

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА