Ревекка и ее дочери, Дилвин Эми, Год: 1880

Время на прочтение: 128 минут(ы)

РЕВЕККА И ЕЯ ДОЧЕРИ*.
РОМАНЪ

Е. А. Дильвинъ.

ПРЕДИСЛОВІЕ ИЗДАТЕЛЯ.

Настоящая автобіографія разсказана мн человкомъ, по имени Эванъ Вильямсъ. Записывая ее, я принуждёнъ былъ выпустить чисто мстныя валійскія выраженія и немного исправить его грубый языкъ. Но во всхъ другихъ отношеніяхъ разсказъ этотъ представляется публик въ томъ самомъ вид, въ какомъ я его слышалъ.

Morganveg.

* Представляемый читателямъ романъ новаго автора, миссъ Дильвинъ, встрченъ всей англійской печатью очень сочувственно. По словамъ ‘Atheneums’а’, это глубоко интересное во всхъ отношеніяхъ произведеніе. Одинъ изъ критиковъ въ ‘Daily News’ идетъ дале: ‘Авторъ, говоритъ онъ:— подарилъ свту могучій и любопытный разсказъ, обратившись къ природ за своимъ сюжетомъ и взявъ на себя трудъ глубоко его изучить и представить безъ малйшей натяжки или искуственной сентиментальности. Миссъ Дильвинъ не старается смягчить грубую натуру описываемыхъ ею валійскихъ поселянъ и въ ея разсказ нтъ и тни той сентиментальности, которая такъ часто проглядывала у Диккенса, когда онъ брался описывать смиренную жизнь низшихъ классовъ. Причина этого явленія лежитъ глубже, нежели въ простомъ артистическомъ чуть. Диккенсъ недостаточно питалъ уваженія и сочувствія къ бднымъ людямъ, чтобъ описывать ихъ вполн правдиво. Онъ полагалъ необходимымъ прибавлять къ подобнымъ описаніямъ такія деликатныя черты, которыя онъ явно сочинялъ. Онъ недостаточно врилъ въ выводимыя имъ личности, чтобъ предоставить ихъ самимъ себ. Конечно, его нсколько оправдываетъ то, что бдные обитатели большихъ городовъ, съ которыхъ онъ списывалъ большинство своихъ типовъ, не отличаются простотою сельскаго населенія. Добро и зло одинаково растутъ и тамъ и тутъ, но сельскіе всходы душисте. Миссъ Дильвинъ, въ изученіи сельскаго работника Южнаго Валлиса, выказала полное, осмысленное къ нему сочувствіе и всестороннее сознаніе нетолько заключающихся въ немъ добра и зла, но и причинъ, длающихъ его именно такимъ, какимъ онъ представляется въ дйствительной жизни. Рдкіе авторы приступаютъ къ своему сюжету съ такимъ безпристрастіемъ и такой туманностью. Исторія Эвана Вильямса, разсказанная отъ его имени въ вид автобіографіи, дышетъ юморомъ, простотой, естественностью, въ нкоторыхъ мстахъ неподдльнымъ паосомъ, и всякій читающій ее, испытывая сначала боязнь, чтобы она не кончилась сентиментальной развязкой, убждается, чмъ ближе подходитъ къ концу, что онъ находится въ рукахъ автора, хорошо понимающаго что онъ пишетъ и основательно знающаго описываемый имъ міръ’.
Что касается до сюжета романа миссъ Дильвинъ, такъ называемаго возстанія Ревекки и ея дочерей въ Южномъ Валлис въ 1843 году, то вотъ какъ описываетъ этотъ любопытный и малоизвстный эпизодъ современной англійской исторіи Мак-Карти въ его ‘Исторіи нашего времени’ (‘А history of our own times’, by Justin M’Carthy, Vol. I, p. 312—313): ‘Странной чертой времени было возстаніе Ревекки въ Валлис. Возбуждено оно было нетерпніемъ и негодованіемъ народа на чрезмрные сборы на безчисленныхъ заставахъ по дорогамъ. Кто-то нашелъ въ Библіи текстъ, говорившій ясно объ этихъ претерпваемыхъ бдными несправедливостяхъ: ‘И они благословили Ревекку и сказали ей: пусть твое смя обладаетъ вратами тхъ, которые его ненавидятъ’, Согласно этому тексту, народъ и началъ брать въ свое владніе ворота или заставы тхъ, которые ихъ ненавидли. Каждую ночь, толпа уничтожала ту или другую заставу. Въ продолженіи нкотораго времени имъ не выказывали почти никакого сопротивленія. Во глав толпы обыкновенно являлся человкъ, переодтый женщиной, изображая собою Ревекку, но потомъ, и большинство лицъ, принимавшихъ участіе въ возстаніи, прибгало къ этому маскараду. Мсяцы за мсяцами продолжались эти волненія во всемъ Южномъ Валлис, кром графства Брекнокъ, восемьдесятъ заставъ были уничтожены въ Кармартен и ни одна застава не осталась на мст въ Пемброк и Кардиган. Ревекка и ея дочери сдлались грозой всей страны. Вмст съ успхомъ начала рости ихъ смлость и пошли кровавыя столкновенія съ полиціей и солдатами, въ которыхъ мужчины и женщины платили жизнью за свою преданность Ревекк. Наконецъ, правительство положило конецъ безпорядкамъ и было достаточно мудро, чтобъ назначить для изслдованія ихъ причинъ особую комиссію, которая нашла, что въ основ народнаго волненія лежали невыносимыя и несправедливыя тяготы. Правительство обошлось довольно милостиво съ арестованными бунтовщиками и приняло мры къ уничтоженію зла, которое возбуждало народное волпеніе. Ревекка и ея дочери исчезли. Нсколько лтъ передъ тмъ, бунтовщиковъ разстрляли бы, а зло, угнетавпіее бдный народъ, осталось бы неизмненнымъ. Исторія Ревекки и ея дочерей ясно обнаруживаетъ громадный шагъ впередъ въ политическомъ и общественномъ развитіи Англіи’. Переводчикъ.

I.

Не отражается ли на натур человка, въ большей или меньшей мр, та мстность, въ которой онъ родился и провелъ свою жизнь? Не бываетъ ли человкъ боле грубымъ и дикимъ существомъ, если онъ взросъ въ хижин, стны которой дрожатъ отъ всякаго порыва втра, чмъ еслибы онъ жилъ въ мирномъ жилищ, среди прекрасной долины, окруженной горами и деревьями, гд онъ имлъ бы знакомство съ непогодой только случайное, только вн дома, а не всегда чувствовалъ на себ ея роковое вліяніе? Если эта мысль справедлива, то ею можно объяснить, почему народъ въ Верхнемъ Килле такой грубый. Дйствительно, Верхній Киллей находится на самомъ краю Фервудской вересковой степи, гд вы вполн осязаете всю силу втра, откуда бы онъ ни дулъ, гд всегда втряно, хотя въ другихъ мстахъ штиль, и гд градъ бьетъ человка съ такой грозной мощью, словно хочетъ пробить въ немъ отверстіе, чтобъ выйти съ другой стороны.
Чтобы судить о сил града въ этой мстности, вамъ надо было бы видть, въ какомъ положеніи сынъ пастора въ селеніи Три Креста явился однажды домой, лицо его было покрыто ранами, а одинъ глазъ совершенно закрытъ.
Самъ пасторъ былъ бдный, слабый, маленькій человчекъ, который никогда не протестовалъ противъ пьянства и даже любилъ выпить стаканчикъ не мене своей паствы, но питалъ удивительную ненависть къ драк. Онъ постоянно проповдовалъ противъ кулачнаго боя и всячески старался уничтожить этотъ народный обычай, увряя, что всякій, кто дрался, унижалъ себя до положенія животнаго. Конечно, онъ никогда не позволялъ своимъ дтямъ предаваться такому гршному препровожденію времени и, увидавъ своего сына въ такомъ ужасномъ вид, просто сошелъ съ ума отъ гнва, вполн убжденный, что онъ ослушался родительскихъ приказаній. Онъ выпилъ въ то утро боле, чмъ могъ вмстить и находился не въ очень хорошемъ настроеніи духа, а потому его сыну досталась бы знатная порка, еслибы онъ не поклялся, что ни на кого не поднималъ руки, и что градъ такъ отдлалъ не одного его, а также Дженкина Томаса, съ которымъ онъ шелъ тихо черезъ вересковую степь. Дйствительно, Дженкинъ Томасъ былъ на лицо и доказывалъ воочію справедливость его словъ. Я очень хорошо помню, что это обстоятельство заставило меня впервые обратить вниманіе на то, что погода была въ Фервуд всегда хуже, чмъ въ другихъ мстахъ, такъ какъ нигд въ окрестностяхъ въ этотъ день не было такой бури и такого града. Меня также очень удивляло, почему пасторъ считалъ кулачный бой хуже пьянства, тогда какъ, насколько я видлъ, пьяный гораздо боле походилъ на животное, чмъ человкъ, который немного поразмялъ себ руки въ честномъ бою съ сосдомъ. Впрочемъ, вроятно, такой слабый человчекъ, какъ пасторъ, никогда не могъ испытать этого удовольствія, потому что при малйшей попытк онъ былъ бы, конечно, избитъ.
Но вернемся къ тому, что я говорилъ. Верхній Биллей такъ расположенъ, что его жители естественно должны были имть стремленія къ дикости, и когда я былъ ребенкомъ, то никто ничего не длалъ для ограниченія этой природной наклонности. Въ т времена люди не старались такъ, какъ теперь, развивать другъ друга и вс полагали, что человкъ долженъ во всю жизнь остаться тмъ, чмъ онъ родился. Если родители черные, то и дти не могли быть блыми, если родители были необразованными, то и дти должны были оставаться необразованными во всю свою жизнь, такъ что тщетны были вс усилія ихъ развить. Съ тхъ поръ, идеи измнились и теперь вошло въ моду интересоваться просвщеніемъ низшихъ классовъ. Многіе въ настоящее время утверждаютъ, что вс должны читать, писать и понимать поэзію, исторію, географію и естественныя науки, что человкъ безъ этого не можетъ быть здоровъ, силенъ и счастливъ, и что школы, церкви и часовни начинали покрывать всю страну. Но въ мое время никто еще не изобрлъ этихъ идей и часовня въ селеніи Три Креста была единственнымъ ‘цивилизующимъ элементомъ’, какъ теперь говорятъ. Никто изъ дтей въ Килле не зналъ, что такое школа и мы весь день съ утра до ночи бгали, дурачились и длали всевозможныя проказы.
Особенное удовольствіе намъ, дтямъ, доставляли экипажи. Какъ только раздавался шумъ колесъ, мы бросались на экипажъ и окружали его, одни бжали впереди, другіе сзади, третьи по сторонамъ и вс кричали, ревли какъ сумасшедшіе. Впрочемъ, мы это длали, если насъ не останавливали, но знатные господа не любили подобнаго кавардака и приказывали своимъ кучерамъ отгонять насъ бичами. Мы такъ привыкли къ подобному обращенію, что считали не настоящими господами тхъ, которые дозволяли намъ озорничать. Мы всего боле любили торговцевъ изъ Сванси, которые здили гулять въ Гауэръ черезъ Биллей, они намъ бросали мдныя монеты и не обращали вниманія на то, сколько мы соскоблимъ краски съ экипажей. Впрочемъ, это было и понятно, такъ какъ экипажи были не ихъ собственные, а наемные. Мы всегда старались бжать какъ можно ближе къ экипажу, такъ что, повидимому, подвергались большой опасности, хотя въ сущности не было и тни ея, тогда чувствительныя дамы въ экипажахъ закрывали лицо руками и поднимали крикъ: ‘Колеса раздавятъ ихъ! Бдныя дти погибнутъ! О, остановите экипажъ! Бога ради, отгоните этихъ крошекъ!’ А любезные кавалеры, чтобы успокоить своихъ дамъ, бросали намъ мдныя монеты, чтобы отъ насъ отдлаться.
Однако, несмотря на деликатныя чувства, никому изъ дамъ не приходило въ голову выйти изъ экипажей и взойти пшкомъ на крутую Киллейскую гору, чтобы облегчить бремя бднымъ лошадямъ, имъ не казалось безчеловчнымъ наполнять до верху тяжелый, громадный дилижансъ и заставлять двухъ несчастныхъ, голодныхъ клячь тащить эту махину рысью двадцать или тридцать миль въ гору и подъ гору на солнечномъ припек.

II.

Мн было пятнадцать лтъ съ небольшимъ, когда я впервые увидать миссъ Гвенліану Тюдоръ, и этимъ знакомствомъ я былъ обязанъ только что описанному обычаю Киллейскихъ дтей набрасываться на прозжающіе экипажи. Конечно, въ то время, я уже считалъ недостойнымъ моего возраста бгать за экипажами, но охотно подбивалъ на такіе подвиги дтей и поддерживалъ своимъ басомъ ихъ визгливые голоса. Поэтому, не было ничего удивительнаго, что однажды, услыхавъ крикъ и шумъ колесъ, я бросилъ лопату въ саду, гд работалъ, и выбжалъ на улицу. Однако, на этотъ разъ я тотчасъ замтилъ, что дло было не ладно. На козлахъ не видно было кучера, возжи волочились по земл, а лошади, удивленныя своей свобод и не зная, какъ воспользоваться ею, мотали головой и бжали крупной рысью.
Въ карет сидли дв дамы, одна молодая, а другая старая. Послдняя была вн себя отъ испуга и кричала во все горло, стараясь открыть дверцу и выскочить на дорогу. Напротивъ, молодая двушка сидла спокойно и всячески пыталась успокоить старуху.
Он хали изъ Фервуда въ Сванси и только-что начали спускаться съ перваго покатаго ската длинной Киллейской горы. Немного дале ихъ ожидала боле крутая часть горы, гд тяжесть экипажа, напирая на лошадей, могла ихъ разжечь, а еслибы они понесли, то, конечно, опрокинули бы карету. Впрочемъ, это до меня не касалось и я охотно побжалъ бы за ними, чтобы посмотрть, какъ случится съ ними несчастіе, еслибы въ ту самую минуту, когда поравнялась со мною карета, молодая двушка не взглянула на меня.
На мгновеніе наши глаза встртились, и ея взглядъ, казалось, умолялъ меня о помощи. Тогда во мн произошла странная перемна, мн стало ее очень жаль, и я захотлъ во что бы то ни стало оградить ее отъ всякой опасности. Я бросился черезъ дорогу, нагнулся, чтобы схватить возжи, но оступился, упалъ и едва не былъ раздавленъ колесами, черезъ минуту я вскочилъ, догналъ карету и на этотъ разъ поймалъ возжи. Держа ихъ крпко въ рукахъ, я продолжалъ бжать рядомъ съ каретой, дергая за возжи изо всей силы. Почувствовавъ задерживающую силу, лошади уменьшили шагъ и совершенно остановились бы, еслибы я не наткнулся на большой камень и не покатился по дорог. Возжи подтянули меня подъ карету и колесо перехало черезъ правую руку. Я слышалъ, какъ кость у меня лопнула и почувствовалъ острую боль во всемъ тл, но не выпустилъ возжей изъ лвой руки, хотя лошади продолжали бжать, волоча меня по земл. Черезъ нсколько минутъ, мы поравнялись съ таверной Блый Лебедь, гд двое или трое поселянъ пили пиво. Тутъ я помню только одно: что одинъ изъ нихъ бросился къ лошадямъ и я успокоился насчетъ молодой двушки: затмъ я потерялъ сознаніе.
Когда я очнулся, то лежалъ на краю дороги, вдали отъ кареты и молодая двушка, стоя подл меня на колнахъ, обтирала мн лицо мокрымъ платкомъ. На голов у меня было нсколько ранъ отъ каменьевъ и я былъ весь въ крови, такъ что трудно было опредлить, что со мною. Въ первое мгновеніе я не могъ отдать себ отчета, и тихо лежалъ съ закрытыми глазами, стараясь припомнить, какъ я тутъ очутился, и удивляясь какъ человческое существо могло такъ нжно прикасаться. Ея пальцы дотрогивались до моего лица, какъ лтній теплый втерокъ, и я никогда въ жизни не чувствовалъ еще ничего подобнаго. Но когда я все хорошо припомнилъ, то подумалъ, что глупо лежать какъ бревно и не помочь себ, поэтому я сказалъ по англійски (моя мать была англичанка).
— Могу я встать, миссъ, или вы хотите меня еще почистить’?
— Присядьте, отвчала она съ улыбкой:— я очень рада, что вы не такъ сильно пострадали, какъ я боялась.
Мн было очень больно, но я не желалъ показаться ей ребенкомъ и длать возню изъ всякаго пустяка. Я молча прислъ и сталъ смотрть по сторонамъ.
Старуха только что перестала кричать и вышла изъ экипажа. Она была очень блдна и испуганна, но, стряхнувшись и чувствуя, что вс кости у нея цлы, немного успокоилась и подошла къ намъ. Надвъ на носъ два стеклышка, висвшія у нея на ше, она посмотрла съ удивленіемъ на меня, а потомъ сказала рзко молодой двушк:
— Я право удивляюсь теб, Гвенліана! Ты оставила меня одну въ карет и я должна была сама безъ всякой помощи выйти изъ нея, а ты вертишься здсь съ какимъ-то мальчишкой, котораго мы никогда прежде не видали. Ты, кажется, могла бы подумать, что родная сестра твоего отца иметъ боле правъ на твои заботы, чмъ какой-то чужой, и теб слдовало вспомнить, что мн некому помочь, кром тебя, такъ какъ мы не взяли съ собою лакея. Какъ я сожалю, что его нтъ съ нами, это страшное несчастіе съ нами бы не случилось. Но я знаю, что провидніе все устраиваетъ къ лучшему и не ропщу.
— Я пришла бы къ вамъ, тетя, черезъ минуту, но вы не хотли меня подождать, отвчала миссъ Гвенліана, съ улыбкой смотря на старуху: — я должна была заняться прежде мальчикомъ, который спасъ насъ, я боялась, не убился ли онъ, а вы были здравы и невредимы.
— Какъ бы не такъ, воскликнула съ негодованіемъ тетка:— разв я могу быть здравой и невредимой посл такой опасности и такого нервнаго потрясенія. Я вся избита, но не могу сказать, гд именно у меня главная боль. О! О! О! Везд колетъ!.. Ну, нечего сказать! теперешняя молодежь никогда не сочувствуетъ страданіямъ старыхъ людей. Подумать только, что такой случай приключился со мною, несмотря на всю мою осторожность. Конечно, провидніе всегда устраиваетъ все къ лучшему и я не ропщу, но я никогда боле не выду въ карет безъ лакея.
Въ эту минуту кучеръ подбжалъ къ экипажу въ большомъ испуг. Вся исторія случилась оттого, что одна изъ лошадей захромала и онъ соскочилъ съ козелъ, чтобы вынуть камешекъ, попавшій ей въ ногу, а пока онъ искалъ другой камень для этой простой операціи, лошади испугались и побжали, прежде чмъ онъ усплъ ихъ остановить. Теперь, явившись на сцену происшествія, онъ бросился къ экипажу и къ лошадямъ, ни мало не заботясь о господахъ. Прежде всего онъ осмотрлъ лошадей, потомъ хомуты до послдней пряжки и, наконецъ, экипажъ отъ кузова до колесъ. Убдившись, что все въ порядк, онъ свободно перевелъ дыханіе, снялъ шляпу и. вынувъ изъ нея пестрый платокъ, обтеръ себ лобъ.
— Слава Богу, это большое счастіе, пробормоталъ онъ:— еслибы случилось что-нибудь съ лошадьми и экипажемъ, то какими глазами я посмотрлъ бы на сквайра?
Тутъ онъ неожиданно вспомнилъ о двухъ дамахъ и посмотрлъ въ ихъ сторону. Увидавъ, что он были невредимы, онъ поднялъ съ земли возжи, взлзъ на козлы и сталъ ждать приказаній.
Между тмъ, дти со всего селенія собрались вокругъ насъ и вели себя такъ, что мн было стыдно за нихъ. Взрослые валійцы обыкновенно отличаются лучшими манерами, чмъ англійскіе поселяне. Я тоже начиналъ понимать приличія, я поэтому мн было досадно, что вс эти мальчишки и двчонки толкались, дрались, глазли на насъ, какъ на какихъ-нибудь диковинъ и громко критиковали обихъ дамъ, словно он не слышали ихъ словъ. Конечно, он не могли ничего понять, потому что дти говорили по валійски, но я объ этомъ тогда не подумалъ и очень разсердился, еслибы у меня не была сломана рука, то я надавалъ бы имъ колотушекъ.
— Какъ васъ зовутъ? вдругъ спросила меня миссъ Гвенліана.
— Эванъ Вильямсъ, миссъ, отвчалъ я.
— А вы живете далеко?
— Нтъ, миссъ, на вершин горы.
— Ну, Эванъ, сказала она:— если вы можете ходить, то пойдемте, я хочу васъ сама проводить домой и передать на попеченіе кому-нибудь.
Старуха тутъ опять вмшалась.
— Я не могу теб этого дозволить, Гвенліана, воскликнула она: — если ты не думаешь о себ, то должна вспомнить обо мн, о твоемъ добромъ отц и нашихъ слугахъ. Почемъ ты знаешь, что въ этой бдной хижин нтъ тифа, оспы, кори, скарлатины или какой другой болзни. Конечно, Провидніе все устраиваетъ къ лучшему, но все-таки надо быть осторожнымъ.
Молодая двушка только засмялась и покачала головой.
— Если ты хочешь рисковать, то тебя не удержишь, продолжала старуха:— но, по крайней мр, спроси у этого мальчика, былъ онъ или кто-либо изъ его семейства въ рукахъ медика за послднее время.
Услыхавъ это, я не вытерплъ, чтобъ ей не отвтить. Я не понималъ, что значитъ медикъ, но изъ сопоставленія этого слова со словами быть въ рукахъ, я заключилъ, что это, вроятно, было другое названіе полисмена. Меня очень оскорбила эта готовность подозрвать насъ въ какихъ-то проступкахъ, когда я очень хорошо зналъ, что ни противъ кого изъ насъ нельзя было сказать ни слова, да, наконецъ, еслибъ что-нибудь подобное и существовало, то неужели она думала, что я признаюсь въ этомъ и еще при молодой двушк. Поэтому, я отвчалъ довольно рзко:
— Мы не были ни въ чьихъ рукахъ, съ тхъ поръ, какъ, три мсяца тому назадъ, лсникъ сквайра остановилъ отца изъ-за двухъ кроликовъ, но и тогда противъ отца не могли представить никакихъ доказательствъ, и его тотчасъ выпустили. Если этотъ лсникъ будетъ такъ поступать и впредь, то ему не сдобровать.
Миссъ Гвенліана весело разсмялась и я еще боле разсердился, думая, что она мн не вритъ. Я всталъ и, надувшись, пошелъ домой, но миссъ Гвенліана догнала меня и успокоила, объяснивъ, что ея тетка только хотла знать, были ли у насъ въ дом больные. На это я далъ вполн удовлетворительный отвтъ и старуха, не возражая боле, послдовала за мною и своей племянницей.
Матери не оказалось дома и мы должны были подождать ее нсколько времени, такъ какъ миссъ Гвенліана объявила, что не уйдетъ не повидавшись съ нею. Старуха между тмъ спрашивала меня очень покровительственнымъ тономъ, сколько мн лтъ, хожу ли я въ школу, какой работой я занимаюсь, хорошо ли веду себя и т. д. Большая часть такъ называемыхъ господъ полагаютъ, что они вправ предлагать подобные вопросы бднякамъ, которыхъ они удостаиваютъ своимъ посщеніемъ. Я часто думалъ, что бы сказали знатные люди, еслибъ бднякъ, зайдя въ богатый замокъ, сталъ бы такимъ образомъ обращаться съ его обитателями.
— Представьте себ, разсказывала бы потомъ почтенная лэди, мотая головой: — я никогда бы этому не поврила, еслибъ не слышала своими ушами. Простой поселянинъ вошелъ въ мой будуаръ, даже не постучавъ въ дверь, и спросилъ меня, хорошо ли учатся мои дти, какъ обращается со мною мой мужъ, отложила ли я что на черный день и, наконецъ, замтилъ, что въ корридорахъ и на лстницахъ не довольно чисто! Я бы желала знать, какое ему до этого дло!
— Я едва не упала въ обморокъ, прибавила бы старшая дочь:— онъ спросилъ меня, сколько мн лтъ, совтовалъ не одваться съ такой излишней роскошью и предупреждалъ, что я раскаюсь въ расходованіи столько денегъ на ненужныя прихоти. Это просто дерзкій негодяй!
— Еще бы, поддакнулъ бы самъ лордъ:— онъ мн сказалъ, что я глупо длаю, занимая деньги, пожаллъ, что я слишкомъ много пью вина и выразилъ желаніе, чтобъ я одумался. Я веллъ лакеямъ выгнать его въ шею.
— И по дломъ, воскликнулъ бы наслдникъ лорда: — этотъ разбойникъ вздумалъ мн читать мораль, сожаллъ, что я рдко хожу въ церковь и рекомендовалъ мн прочесть назидательную брошюру противъ моей привычки клясться.
И все семейство признало бы въ одинъ голосъ, что, допустивъ подобное вмшательство въ чужія дла, нельзя будетъ жить на свт и что низшіе классы не должны смотрть выше своего носа. Такимъ образомъ, то, что въ богатомъ человк называется милостивымъ вниманіемъ — въ бдномъ принимаетъ характеръ дерзости. Бдный человкъ долженъ съ благодарностью привтствовать посщеніе богатаго или знатнаго во всякое время и смиренно отвчать на вс его вопросы, хотя бы они предлагались каждый разъ одни и т же и предлагающій ихъ вовсе не интересовался бы отвтами. Впрочемъ, миссъ Гвенліана не принадлежала къ этому разряду людей и ее съ радостью встрчали въ каждой хижин, но она была одна изъ тысячи и я никогда не встрчалъ другого человка, богатаго или знатнаго, который бы умлъ прилично обращаться съ бднымъ человкомъ въ его жилищ.
Но возвратимся къ моему разсказу. Дожидаясь моей матери, старуха осыпала меня вопросами и давала мн добрые совты, какъ вдругъ странное поведеніе моего брата Билля положило конецъ ея краснорчію. Онъ и моя сестра. Пегги, послдовали за нами въ домъ, засунувъ пальцы въ ротъ, какъ всегда длаютъ дти, приведенныя въ тупикъ. Маленькій Билль, никогда не видавшій роскошнаго туалета, очень заинтересовался бархатной кофтой, надтой на тетк миссъ Гвенліаны. Сначала онъ только глазлъ на бархатъ, но потомъ сталъ гладить его своими грязными руками и дергать за концы кофты. Онъ стоялъ за спиной старухи, такъ что она не могла видть, что онъ длалъ, но даже еслибъ она повернулась и взглянула на него, то его пальцы съ быстротою молніи всовывались въ ротъ и все обстояло благополучно. Однако, ей не нравилось, что онъ находится за нею и она, мало по малу, пододвинула свой стулъ въ плотную къ стн, такъ что видла вс его дйствія. Тутъ внезапно геніальная мысль оснила его голову. У насъ былъ котенокъ, котораго Билль очень любилъ, и, полагая, что его четвероногому другу доставитъ такое же удовольствіе, какъ ему, поиграть съ странной гладкой матеріей, онъ пошелъ за котенкомъ, принесъ его и, молча, бросилъ на кофту старухи. Конечно, бдный котенокъ очень перепугался, сунулъ свои когти въ бахраму и съ громкимъ мяуканьемъ обратился въ бгство, очень недовольный Биллемъ. Старуха перепугалась еще боле котенка, вскочила со стула и стала кричать во все горло, но потомъ она, мало по малу, успокоилась и замолчала, когда Пегги положила конецъ продлкамъ брата, ударивъ его по голов и прогнавъ на улицу, гд онъ могъ на свобод ревть или играть съ другими дтьми.
Наконецъ, мать вернулась и миссъ Гвенліана объяснила ей, что со мной случилось, просила позволенія прислать доктора и общала сама навщать меня. Потомъ она и ея тетка сли въ карету и ухали. Мн очень было жаль, что она ухала и я долго сидлъ, молча припоминая ея наружность и каждое ея слово.
— Очень нужно доктора, произнесъ съ неудовольствіемъ отецъ, возвратясь домой и узнавъ въ чемъ дло: — гд она найдетъ доктора, который бы зналъ столько, сколько старая Бетти Перкинсъ изъ Пенклодда? Я убжденъ, что одно ея слово или одинъ взглядъ сдлаютъ боле пользы больному, чмъ вс доктора и лекарства на свт. Впрочемъ, если она пришлетъ доктора, то значитъ она ему и заплатитъ, пусть его приходитъ.
Доктора до меня допустили, хотя вс въ селеніи считали, что грхъ было обращаться за помощью къ человку, который получалъ деньги, тогда какъ Бетти Перкинсъ не брала ни гроша, если ей не удавалось вылечить больного. Я и самъ сомнвался, полезны ли будутъ моей рук попеченія доктора, но этого желала миссъ Гвенліана и я не хотлъ ей перечить. Она меня такъ околдовала, что ея желаніе было для меня закономъ. Поэтому, ради нея, я былъ очень учтивъ съ докторомъ и вообще длалъ все, что онъ приказывалъ, за исключеніемъ очевидныхъ нелпостей, какъ, напримръ, приказанія постоянно держать окно открытымъ въ комнат, гд я спалъ. Онъ очень настаивалъ на этомъ, увряя, что у насъ въ комнат былъ такой спертый воздухъ, что могъ развиться тифъ, и мы, изъ любезности, отворяли окно при немъ, но какъ только онъ уходилъ, мы тотчасъ его снова запирали на глухо. Мы не были такіе дураки, чтобъ врить всмъ его бреднямъ и простудиться, по его милости. Холодный, свжій воздухъ дло хорошее на улиц, но не въ спальн. Въ такомъ случа уже лучше и спать на открытомъ воздух. Спальни только для того и существуютъ, чтобъ избгать холоднаго воздуха. Моя мать говорила, что нелпо расхолаживать теплый, пріятный воздухъ, стоявшій въ комнат впродолженіи нсколькихъ дней. Только человкъ, которому должны были заплатить тмъ больше, чмъ дольше я боллъ, могъ требовать подобныхъ глупостей, но мы не были дураки и его не слушались.

III.

Благодаря ли искусству доктора или нтъ, но во всякомъ случа моя рука, наконецъ, поправилась. Пока я былъ боленъ, миссъ Гвенліана навщала меня постоянно, читала мн книги и приносила такіе вкусные супы, желе, пудинги и пр., что я удивлялся, какъ можно было изъ обыкновенныхъ яицъ, муки и мяса приготовить такую прелесть. Я помню, что Пегги, однажды, попробовавъ моего желе, воскликнула, что еслибы у нея былъ поваръ, умвшій такъ прекрасно стряпать, то она ла бы цлый день не останавливаясь. Признаюсь, и я былъ одинакого съ нею мннія.
Разсказы, которые мн читала миссъ Гвенліана, были также удивительные. Въ нихъ не говорилось о добрыхъ дтяхъ, которые длались лордами и лэди, и о дурныхъ, кончившихъ жизнь въ тюрьм, но это были разсказы о людяхъ, которые сражались со львами, медвдями, волками и змями, а также о волшебницахъ, которыя могли длать все, что угодно своимъ жезломъ, походившимъ, въ моихъ глазахъ, на жезлъ Моисея. Вс ея разсказы были очень интересны, но я предпочиталъ волшебныя сказки, потому что волшебницы были страшныя и никогда нельзя было предугадать, что он сдлаютъ.
Однако, надо сознаться, что о самой миссъ Гвенліан я думалъ боле, чмъ о всхъ сказкахъ и волшебницахъ. Я находился совершенно подъ ея чарами и готовъ былъ все сдлать для нея, ея малйшее желаніе было для меня закономъ. Мн кажется, что ея глаза дйствовали на меня всего боле и придавали ей ту страшную силу, которую она имла надо мною, и совсмъ тмъ, чувствуя себя вполн связаннымъ по рукамъ и по ногамъ ея волей, я ни мало не желалъ освободиться изъ подъ этого ярма. Напротивъ, чмъ боле я ее видлъ, тмъ боле желалъ видть.
Узнавъ, что я не умю ни читать, ни писать, она начала понемногу учить меня грамат, а когда я выздоровлъ, то предложила продолжать эти уроки, съ тмъ чтобъ я приходилъ въ Пепфоръ, помстье ея отца. Конечно, я былъ очень радъ случаю видть ее и было ршено, что я буду ходить на урокъ каждое воскресенье посл обдни.
Пепфоръ находился не вдалек отъ Сванси и въ четырехъ миляхъ отъ насъ. Это было прекрасное помстье, богатое всякаго рода животными и дичью, потому что сквайръ Тюдоръ былъ страстный охотникъ, зорко оберегалъ свои лса и считалъ всякаго охотившагося безъ позволенія самымъ преступнымъ и ненавистнымъ человкомъ. Я никогда не былъ въ Пепфор и потому съ любопытствомъ отправился туда въ первое воскресенье по моемъ выздоровленіи. День былъ прекрасный и я достигъ до Пепфора гораздо позже, чмъ думалъ, потому что застрялъ на дорог, любуясь прекрасными видами. Съ вершины Киллейской горы виднлось голубое море у Сванси, Маргамскіе лса и Парткомскіе пески. Потомъ съ холма у старой Гендрефойланской фермы открывалась живописная панорама Илейнскаго лса лежавшаго у ногъ съ своей зеленой, бурой листвой, Мумбльской бухты, съ маленькими блыми парусами на зеркальной поверхности и Девонширомъ, туманно обрисовывавшейся на противоположномъ берегу. Все это было такъ прекрасно, залитое яркимъ солнцемъ, что я естественно часто останавливался въ восхищеніи. Увы! мн никогда боле не придется взглянуть на эти чудныя, родныя картины, хотя душа моя такъ и рвется къ нимъ.
Наконецъ, я очутился въ Пепфор и медленно пошелъ по дорог къ большему дому сквайра. Но какъ я уже сказалъ, сквайръ Тюдоръ очень заботливо охранялъ свои лса, а они изобиловали кроликами и фазанами. Одни прыгали вокругъ меня среди зеленыхъ кустовъ, другіе кричали въ густой листв деревьевъ, представляя большой соблазнъ для такого живого мальчика, какъ я. Въ природ всякаго ребенка и взрослаго, богатаго или бднаго, поймать и убитъ всякое живое существо, а потому естественно, что мн очень хотлось поохотиться за кроликомъ или фазаномъ. Сначала я мужественно противостоялъ соблазну, но вдругъ увидалъ на трав стараго большого фазана, который шелъ, лниво передвигая лапы, очевидно, не имя возможности летать, по случаю какого-нибудь несчастія. Я не вытерпть и послдовалъ за нимъ: онъ заковылялъ быстре, я уже протянулъ руку, чтобы схватить его. какъ онъ съ громкимъ крикомъ улетлъ въ чащу, оставивъ въ моихъ пальцахъ одно длинное перо изъ хвоста. Я остался какъ дуракъ съ открытомъ ртомъ. Что сталось бы со мною, еслибы на шумъ явился лсникъ и увидалъ бы у меня въ рук перо фазана? Я поспшно вернулся на дорогу и ускорилъ шаги, ршившись не обращать боле вниманія на соблазнительныхъ птицъ. Но я не закалилъ себя противъ другого рода соблазна, именно противъ кроликовъ, и когда одинъ глупый кроликъ выскочилъ изъ-за куста подъ самыми моими ногами, я инстинктивно, безъ всякаго дурного намренія, бросилъ въ него палкой, бывшей у меня въ рукахъ. Маленькое животное, сшибленное съ ногъ сильнымъ ударомъ палки, покатилось по земл, я прыгнулъ къ нему, чтобы съ нимъ покончить, но прежде, чмъ мн удалось это, кроликъ огласилъ воздухъ раздирающимъ визгомъ. Черезъ минуту, онъ уже спокойно лежалъ въ моемъ карман, но не усплъ я сдлать двухъ шаговъ, какъ передо мною возсталъ какъ бы изъ подъ земли самъ сквайръ Тюдоръ. Я старался побороть свое смущеніе, но все-таки покраснлъ, какъ піонъ. Сквайръ взглянулъ на меня подозрительно.
— Слышали ли вы визгъ кролика? спросилъ онъ.
Я только могъ пробормотать сквозь зубы:
— Не знаю.
— Не знаю! повторилъ онъ рзко: — не говорите вздора. Я вижу, что вы здшній, и, конечно, знаете, что такое визгъ кролика. И я бы желалъ знать, зачмъ вы шляетесь въ моемъ парк съ такой большой палкой въ рукахъ?
Я былъ такъ смущенъ, что не съумлъ сказать, что я шелъ въ его домъ по приглашенію миссъ Гвенліаны, а пробормотать:
— Я всегда, сэръ, гуляю съ этой палкой.
— Гм! произнесъ онъ:— а что это на кончик палки. Дайте ее сюда.
Я взглянулъ на палку, и что же я увидлъ? На ея кончик торчалъ маленькій кусокъ шкурки кролика. Нечего сказать, пренепріятный это былъ кроликъ, во-первыхъ, зачмъ онъ сунулся мн подъ ноги, когда я объ немъ и не думалъ, во-вторыхъ, зачмъ онъ своимъ визгомъ направилъ на меня сквайра и, наконецъ, зачмъ оставилъ на моей палк кусокъ своей шкуры, какъ улику противъ меня? Я подалъ, молча, палку и хотлъ убжать, но сквайръ схватилъ меня за горло.
— Ахъ, разбойникъ! воскликнулъ онъ, встряхивая меня изо всей силы: — ты мн, пожалуй, скажешь, что всегда натыкаешь на свою палку кусочки кроличьей шкуры! Я теперь понимаю, въ чемъ дло. Отдай мн сейчасъ кролика.
Говоря это, онъ обшарилъ мои карманы и вытащилъ кролика, еще теплаго.
— Мошенникъ! Лжецъ! Обманщикъ! воскликнулъ онъ вн себя отъ злобы:— а! вотъ какъ ты проводишь воскресенія! Гуляешь, какъ господинъ, по моему парку и убиваешь моихъ кроликовъ у меня подъ носомъ. Но я тебя научу разбойничать!
Онъ старался вырвать у меня изъ рукъ палку, конецъ которой я не выпускалъ, но я не хотлъ позволить ему меня побить, и мы стали съ нимъ бороться. Въ эту минуту на дорог показалась миссъ Гвенліана. Мы были такъ близко отъ дома, что она услышала въ своей комнат гнвный крикъ отца и поспшно выбжала въ садъ, чтобъ узнать о случившемся.
— О, папа, что это? воскликнула она:— что онъ сдлалъ дурного? Это Эванъ Вильямсъ, который остановилъ нашихъ лошадей, когда они понесли въ Фервуд. Онъ долженъ былъ прійти сегодня ко мн на урокъ и вотъ уже полчаса, какъ я его жду.
До появленія молодой двушки, я совершенно забылъ, съ кмъ я дрался, но теперь, увидавъ и вспомнивъ, что сквайръ — ея отецъ, устыдился за самого себя. Что онъ подумаетъ обо мн? Я быстро опустилъ руки и остановился, какъ вкопанный. Сквайръ также тотчасъ успокоился.
— О! такъ это Эванъ Вильямсъ, сказалъ онъ, не выпуская меня, однако, изъ своихъ рукъ: — ну, такъ вотъ что. Идя къ теб, онъ по дорог воровалъ моихъ кроликовъ. Что это за манеры? Еслибъ онъ меня попросилъ, то я бы ему далъ съ удовольствіемъ не одного, а сто кроликовъ за твое спасеніе, но, клянусь небомъ, я ему не позволю воровать моихъ кроликовъ, хотя бы онъ тебя спасъ сто разъ.
— Извините, возразилъ я:— я не такъ низокъ, чтобъ воровать вашихъ кроликовъ. Онъ самъ сунулся мн подъ ноги и я его убилъ безъ всякаго намренія. Да, наконецъ, вотъ онъ, возьмите. Значитъ, я его не укралъ.
— А еслибъ я васъ не накрылъ, то, конечно, не получилъ бы кролика, произнесъ съ улыбкой сквайръ.— Ну, такъ и быть. Я вамъ прощаю на этотъ разъ, если вы мн общаете никогда ничего не трогать въ моихъ лсахъ и никому не говорить, что я освободилъ безъ должной кары такого крупнаго преступника. Подобный безнравственный поступокъ противорчитъ всмъ моимъ правиламъ.
Я охотно далъ слово и этимъ окончилось мое первое столкновеніе съ сквайромъ.
Съ тхъ поръ я никогда не дотрогивался ни до птицъ, ни до животныхъ Пепфорскихъ лсовъ, но это не мшаетъ мн быть того мннія, что никто не иметъ исключительнаго права собственности на кроликовъ и зайцевъ. Когда Богъ создалъ землю, то онъ покрылъ ее ягодами и грибами, а также населилъ зайцами и кроликами для общаго блага, поэтому, я ршительно не вижу причины, почему одинъ человкъ иметъ право назвать ихъ своей собственностью. Нтъ, они общее достояніе, какъ вересковыя степи и луговины — общее достояніе всхъ сосдей, выгоняющихъ туда на пастбище лошадей, коровъ, свиней и барановъ, причемъ никто не иметъ права ихъ огораживать заборами и признавать за свои. Какое право иметъ человкъ назвать кроликовъ и зайцевъ своими только потому, что они случайно находятся на его земл? На этомъ основаніи, я никогда не считалъ воровствомъ поймать кролика на чужой земл, и этого мннія держались вс въ Верхнемъ Килле, даже самъ пасторъ. Его паства платила ему столько же натурой, сколько деньгами, и если кто приносилъ ему фазана, то онъ отказывался принять говоря, что не пріемщикъ ворованныхъ вещей, но зайцевъ и кроликовъ онъ всегда бралъ съ удовольствіемъ.

IV.

Я еще не сказалъ вамъ, изъ кого состояла семья сквайра Тюдора. У него не было братьевъ, и только одна сестра, миссъ Елизабета. Онъ женился на англичанк и имлъ двухъ дтей — мальчика и двочку. Послдняя была миссъ Гвенліана, а мальчикъ, Овенъ, два года ея моложе, погибъ очень трагичнымъ образомъ, когда ему былъ только годъ. Однажды утромъ, нянька пошла съ нимъ гулять и не вернулась домой къ обду. Мистрисъ Тюдоръ стала очень безпокоиться и только-что хотла послать людей на поиски няньки съ ребенкомъ, какъ эта женщина явилась, но вся мокрая и безъ ребенка. Она разсказала, горько всхлипывая, что она гуляла, держа на рукахъ маленькаго Овена, по песчаному морскому берегу и зашла очень далеко, такъ какъ отливъ былъ въ этотъ день необыкновенно сильный. Она не замтила, когда начался вдругъ приливъ и въ нсколько минутъ вода окружила ее со всхъ сторонъ. Она кричала о помощи, но никого вблизи не было и она побжала къ берегу, высоко держа надъ головою ребенка. Но вода была очень глубока и неожиданно поднялись такія волны, что ей трудно было держаться на ногахъ. На половин дороги она оступилась о камень и упала. Волной выбило у нея изъ рукъ ребенка и унесло въ открытое море, а она сама едва добралась до берега.
Вотъ какъ разсказала нянька о случившемся, и никто такъ не убивался о потер ребенка, какъ она. Ожидая, что море выброситъ на берегъ тло бднаго ребенка, сквайръ посылалъ нсколько дней сряду толпу людей на поиски вдоль всего берега между Мумбльсомъ и Сванси. Но все было тщетно. Вроятно, ребенка унесло въ океанъ, такъ что даже не нашли бывшихъ на немъ маленькаго платьица и шляпки съ лентами.
Бдная мистрисъ Тюдоръ, которая никогда не отличалась крпкимъ здоровьемъ, не могла перенести этого рокового удара, начала чахнуть и, наконецъ, умерла, когда Гвенліан было восемь лтъ. Съ тхъ поръ сестра сквайра, миссъ Елизабета, поселилась въ его дом и приняла все хозяйство въ свои руки.
Это была добросердечная старая два, но у нея были очень странныя идеи по многимъ вопросамъ и я никакъ не могъ съ ней ладить, что, впрочемъ, быть можетъ, происходило отъ ея видимой антипатіи ко мн. Она никакъ не могла понять, что бдные люди созданы изъ той же плоти и крови, какъ и она. Она готова была помочь бднымъ, но длала это съ такимъ гордымъ пренебреженіемъ, словно они были кошки или собаки, а не существа, думавшія, говорившія и чувствовавшія такъ же, какъ она.
Одной изъ самыхъ любопытныхъ чертъ ея характера была ужасная осторожность, побуждавшая ее принимать мры противъ всхъ могущихъ встртиться опасностей, хотя она всегда говорила, что Провидніе все устроиваетъ къ лучшему. Она такъ часто повторяла эту фразу, что, вроятно, врила въ нее, но все-таки полагала, что и сама можетъ помочь Провиднію въ наилучшемъ устройств вещей.
Я очень хорошо помню, какъ въ одно воскресеніе миссъ Гвенліана была нездорова и просила тетку дать мн урокъ вмсто нея, и смшной же это былъ урокъ. По правд сказать, мн далеко не нравилась эта замна, такъ какъ я учился только изъ угожденія миссъ Гвенліан, но, не желая ее разсердить, я смиренно принялся за работу подъ надзоромъ миссъ Елизабеты, которая никогда никого не учила, кром приличныхъ двочекъ, посщавшихъ воскресную школу близь Пепфора и принадлежавшихъ къ англиканской церкви. Диссентеровъ же она ненавидла и считала даже грхомъ говорить о нихъ. Поэтому, невденіе мною всего того, что, по ея мннію, я долженъ былъ знать, привело ее въ неописанное изумленіе.
Прежде всего, она стала задавать мн вопросы изъ англиканскаго катехизиса и, видя, что я никогда объ немъ не слыхалъ, разсердилась и, давъ мн книжку, велла выучить наизусть первую страницу. Я повиновался и вскор повторилъ ей безъ ошибки весь урокъ. Она немного смилостивилась.
— Ну, теперь посмотримъ, понимаешь ли ты то, что училъ, сказала она:— куда тебя носили, чтобы крестить?
— Никуда, произнесъ я, не понимая, какого отвта она отъ меня ждала.
— Такъ тебя крестили на дому?
— Нтъ, отвчалъ я:— нигд.
Она вздрогнула и отшатнулась отъ меня, словно я былъ змей или какимъ-нибудь другимъ ядовитымъ животнымъ.
— Ты… некрещеный! воскликнула она: — Стало быть, Гвенліана иметъ дло съ язычниками! Некрещеный и не знаетъ катехизиса! И моя родная племянница интересуется такимъ существомъ и взяла его себ въ ученики!
Она съ такимъ презрніемъ смотрла на меня и такъ долго продолжала восклицать ‘о! о! о!’ что я, наконецъ, подумалъ: ‘вроятно я какое-нибудь чудовище’. Потомъ она вдругъ ршилась разомъ обратить меня на путь истины и произнесла цлую проповдь. Но что это была за проповдь! Я сначала старался ее слушать, хотя ршительно не понималъ ни одного слова, но вскор ея строгій, монотонный голосъ усыпилъ меня и я задремалъ. Она разбудила меня пощечиной и съ сердцемъ объяснила, что не желаетъ боле имть дла съ такимъ гадкимъ мальчикомъ. Съ тхъ поръ она никогда уже не пыталась меня учить чему бы то ни было.
Лакей сквайра, съ которымъ я былъ очень друженъ, разсказалъ мн потомъ, что миссъ Елизабета просила племянницу бросить знакомство со мною, но молодая двушка съ улыбкой сказала, что если я былъ такимъ гадкимъ мальчикомъ, какимъ старая два меня считала, то тмъ боле надо постараться меня исправить.
Еще я узналъ отъ моего пріятеля лакея, что когда я сломалъ себ руку, то сквайръ былъ не доволенъ частыми посщеніями нашего дома его дочерью, и говорилъ, что ей вовсе не мсто среди грубыхъ, безнравственныхъ жителей Верхняго Киллея, которые, по слухамъ, часто грабили на Фервудской вересковой степи фермеровъ изъ Гауэра, возвращавшихся пьяными съ рынка въ Сванси. Хотя эти слухи не были подтверждены никакими фактами, но дйствительно Верхній Киллей пользовался очень дурной славой во всемъ околодк. Однако, миссъ Гвенліана, сама ничего не боявшаяся, съумла урезонить отца и выпросила у него позволеніе нетолько посщать нашъ домъ, но и принимать меня въ Пепфор.
Мало по малу, она сдлала изъ меня очень порядочнаго ученика, такъ какъ большинство валійцевъ отличаются способностью быстро воспринимать то, что хотятъ, а я хотлъ длать все, что ей доставляло удовольствіе. Она научила меня нетолько читать и писать, но познакомила и съ основами религіи, при чемъ я узналъ, къ большому моему удивленію, что люди, ходившіе въ церковь, читали туже библію, какъ и прихожане диссентерской часовни. Впрочемъ, я не очень развился въ религіозномъ отношеніи, такъ какъ мн было все равно, чему она меня ни учила, и я съ одинаковой готовностью принялъ бы на вру самыя нечестивыя теоріи, еслибы ей пришло въ голову ихъ проповдовать. Поэтому она могла бы сберечь много времени, не выбиваясь изъ силъ, чтобы объяснить мн разницу между добромъ и зломъ, потому что ей было достаточно сказать: это добро, а это зло, и я не сталъ бы требовать никакихъ разъясненій. Я не знаю, врила ли она въ разсказы о грабеж Гауэрскихъ фермеровъ, но очень настаивала на томъ, что воровство большой грхъ, вроятно, желая предостеречь меня отъ воровства. Повторяю: все это было напрасно, ей стоило только сказать, что воровство ей не нравилось, и я никогда не позволилъ бы себ сдлать то, что могло ее огорчить.
Время шло, я съ удовольствіемъ учился у нея и былъ бы счастливъ, еслибы эти уроки продолжались вчно. Но имъ наступилъ конецъ черезъ два года, такъ какъ миссъ Гвенліана ухала съ отцомъ за-границу на нсколько лтъ, по причин своего разстроеннаго здоровья.

V.

Всякое описаніе Верхняго Киллея было бы не полно безъ характеристики Филиппа Дженкинса, хозяина единственной въ селеніи таверны ‘Блый Лебедь’. Это былъ здоровенный, сильный дтина, никогда не смотрвшій ни на кого прямо, но обыкновенно державшій глаза опущенными внизъ. Онъ жилъ одинъ съ женою и дочерью Джени въ этой таверн, у нихъ не было прислуги и они сами исполняли всю работу, но бдная Джени не была хорошей помощницей, такъ какъ была почти идіотка, вслдствіе того, что упала въ дтств и страдала вчнымъ ревматизмомъ. Вс сожалли это несчастное, больное существо, за исключеніемъ отца, который постоянно сердился на ея безпомощность и въ пьяномъ вид жестоко обходился съ нею.
Онъ пилъ не часто, но когда начиналъ пить, то запоемъ, и въ продолженіи недли или двухъ до того накачивался пивомъ, что доходилъ до бшенства. Я помню, что, однажды, доведя, себя до такого состоянія, онъ взялъ свчу, пошелъ на верхъ въ комнату, гд спала его жена, и поджегъ надтый на ней ночной чепчикъ. Она выскочила изъ постели, сорвала съ себя горящій чепчикъ и выбжала на улицу, обезумвъ отъ испуга. Дженкинсъ слдовалъ за нею, держа въ рукахъ свчу. Онъ сдлалъ это только для забавы, потому что никогда серьёзно съ нею не ссорился. Другой разъ онъ такъ же съ пьяна выгналъ ночью жену и дочь на снгъ, и имъ пришлось бы спать на мороз, еслибъ сосди ихъ не пріютили. Въ третій разъ, мы уже вс спали, какъ вдругъ послышался громкій стукъ въ дверь, и бдная Джени, босая, въ одной рубашк и вся въ крови, просила укрыть ее отъ отца, который вытащилъ ее изъ постели и сталъ наносить ей такіе безчеловчные побои, что наврное убилъ бы, еслибъ мать не выпустила ея въ заднюю дверь.
Одинъ только сынъ его, Джимъ, умлъ справляться съ Дженкинсомъ, когда онъ входилъ въ азартъ. Часто посылали за нимъ для приведенія въ порядокъ отца, и, бросивъ работу, онъ являлся и задавалъ отцу такую встряску, что тотъ приходилъ въ себя.
Эта характеристика хозяина нашей таверны даетъ вамъ понятіе о томъ, что за народъ были вс мы, обитатели Верхняго Киллея. Если онъ былъ таковъ, то люди, находившіеся въ дружескихъ съ нимъ отношеніяхъ и пившіе ежедневно у него въ таверн, не многимъ отъ него отличались. Но пора продолжать мой разсказъ.
Однажды, въ субботу утромъ, посл отъзда Тюдоровъ за-границу, я стоялъ на дорог подл нашей хижины, какъ мимо прохалъ въ Сванси человкъ на срой лошади, держа въ поводу другую лошадь. Я зналъ его потому, что онъ обыкновенно прозжалъ мимо насъ въ базарные дни, его звали Джонъ Смитъ и онъ имлъ ферму въ Росилли, близь Гауэра. Это былъ угрюмый, надутый, сердитый человкъ, вчно готовый обругать или ударить попавшагося ему подъ руку ребенка или животное, притомъ онъ почти никогда не возвращался съ рынка въ Сванси трезвымъ. Въ эту минуту Томъ Девисъ, сынъ стараго Джо Девиса, жившаго прямо противъ насъ, работалъ въ саду, спиною къ дорог и я слышалъ, какъ онъ спросилъ у Гью Риза, стоявшаго въ томъ же саду у самой изгороди:
— Что это за лошади?
— Это Джонъ Смитъ детъ на рынокъ, отвчалъ Гью:— и ведетъ въ поводу другую лошадь, вроятно, для продажи.
— На что такому человку деньги? произнесъ со смхомъ Томъ: — онъ во всей своей жизни ни на что не израсходовалъ шести пенсовъ, кром пива. Вотъ еслибъ онъ мн далъ вырученныя за лошадь деньги, то я купилъ бы что-нибудь хорошенькое для красотки Марты Вильямсъ.
Томъ очень ухаживалъ за моей старшей сестрой Мартой, всегда приглашалъ ее съ собою гулять по воскресеніямъ и когда только могъ, длалъ ей подарки, но это случалось не часто, такъ какъ онъ былъ очень лнивъ и едва вырабатывалъ достаточно, чтобъ заплатить отцу за харчи и въ таверну за выпитое въ кредитъ пиво. Марта едва обращала вниманіе на вс его любезности, хотя мн казалось, что она въ глубин своего сердца предпочитала его всмъ остальнымъ молодцамъ, но только не хотла этого выказать.
— Ну, сказалъ Гью Гизъ небрежно, но не спуская глазъ съ Тома и наблюдая, какъ тотъ приметъ его слова: — не трудно отнять у Смита деньги, если онъ сегодня вечеромъ будетъ такъ пьянъ, какъ въ прошлую субботу. Что ты скажешь, Томъ, еслибъ мы съ тобой обдлали это дльце и подлили деньги пополамъ? Мн такъ же очень нужны гроши.
— Странно было бы, еслибъ теб не нужны были деньги, отвчалъ Томъ, смясь, потому что Гью пропивалъ каждый пенсъ, который онъ выработывалъ, и постоянно бралъ у всхъ деньги въ займы:— но мн серьёзно надо денегъ для подарка хорошенькой Март Вильямсъ.
Тутъ я вмшался въ ихъ разговоръ.
— Этотъ подарокъ, Томъ, сказалъ я:— будетъ для Марты или для кошки? Въ послдній разъ, когда ты принесъ Март ленту, то она отдала ее кошк Вилля.
Я не могъ удержаться, чтобъ не поддразнить Тома, хотя и боялся очень разсердить его, такъ какъ онъ былъ старше на четыре или пять лтъ и могъ легко отколотить меня. Какъ онъ, такъ и Гью, были очень удивлены моимъ вмшательствомъ въ ихъ разговоръ, потому что не подозрвали моего присутствія. Томъ весь вспыхнулъ и воскликнулъ, грозя кулакомъ.
— Эй, ты, Эванъ, не мшайся въ чужія дла и держи языкъ за зубами. Еслибъ ты не былъ братъ Марты, я бы тебя тотчасъ знатно отколотилъ. Теб какое дло давать совты молодымъ людямъ или подсматривать, куда дваютъ молодыя двушки полученные ими подарки, проклятый мальчишка!
Посл этого я отправился на работу и не слыхалъ дальнйшаго разговора между Гью и Томомъ. Я не обратилъ особаго вниманія на слышанныя слова и только удивлялся, что Марта не отвчала взаимностью на ухаживаніе Тома. Онъ былъ высокаго роста, очень красивъ и добрый малый, несмотря на его лнь, по всей вроятности, онъ обходился бы хорошо съ своей женой и не угощалъ бы ее побоями, какъ почти вс мужья въ Верхнемъ Килле. Вотъ дло иное, еслибъ за нею ухаживалъ Гью Ризъ, потому что это былъ человкъ очень непріятный, сердитый, сварливый. Онъ выходилъ изъ себя отъ всякаго вздора и готовъ былъ тогда драться со всми, эти вспышки случались съ нимъ такъ часто, что онъ почти не имлъ времени остывать въ промежутки.
Вечеромъ, въ эту самую субботу, мн случилось пойти въ таверну ‘Блый Лебедь’ за джиномъ для отца, который обыкновенно выпивалъ свою порцію дома въ базарные дни, потому что не любилъ встрчаться въ таверн съ толпой незнакомыхъ лицъ, проходившихъ и прозжавшихъ мимо Верхняго Киллея. Онъ любилъ за стаканомъ и трубкой высказывать свои мннія и ненавидлъ, когда его перебивали или производили шумъ вокругъ него. Онъ говорилъ тихо, часто останавливался, чтобъ перевести дыханіе и молча посматривалъ на своихъ слушателей. Все это было немыслимо, когда каждую минуту входили въ таверну шумные постители, возвращавшіеся съ рынка уже въ нетрезвомъ вид, требовали въ торопяхъ пива или водки и тотчасъ удалялись. На этомъ основаніи, отецъ рдко ходилъ въ таверну по субботамъ, и тихо, смирно пилъ свой джинъ дома, покуривая трубку.
Придя въ таверну, я засталъ тамъ много народа и долженъ былъ дожидаться, пока отпустятъ прежде пришедшихъ покупателей. Пока я ждалъ, явился Джонъ Смитъ, очень пьяный. Онъ потребовалъ горячей воды и водки, чтобъ согрть желудокъ прежде, чмъ отправится черезъ ‘проклятый, холодный Фервудъ’, какъ онъ называлъ нашу вересковую степь. Винные пары сдлали его словоохотливымъ и онъ сталъ похваляться, что продалъ свою лошадь за очень хорошую цну, и что ему дали въ Сванси для жены нчто, повидимому, очень драгоцнное, судя по пламеннымъ просьбамъ не потерять, а врно передать въ собственныя ея руки.
Кром него, тутъ былъ еще другой фермеръ изъ Гауэра, почти совершенно трезвый и онъ всячески удерживалъ Смита отъ вина, уговаривая ухать пораньше. Но вс его усилія были тщетны, Смитъ не обращалъ на него ни малйшаго вниманія и онъ, наконецъ, ухалъ, оставивъ Смита напиваться сколько угодно. Когда я, взявъ джинъ, вышелъ изъ таверны, онъ еще оставался тамъ, громко хвастаясь, что вскор сдлается богатымъ человкомъ. благодаря своей смекалк и счастливой звзд его жены, которой посылали въ подарокъ таинственныя сокровища.
Спустя часъ посл моего возвращенія домой, мать вспомнила, что нашъ оселъ не вернулся на ночь изъ Фервуда, гд онъ всегда пасся, и послала меня за нимъ. Было очень темно и трудно было распознать одного осла отъ другого, но нашъ оселъ меня хорошо зналъ и на мой зовъ прибжалъ бы, какъ собака. Къ тому же, луна уже всходила и мн не предстояло большого труда при исполненіи приказа матери. Я надлъ шапку и пошелъ на окраину Фервуда, гд нашъ оселъ обыкновенно щипалъ верескъ, но его тамъ не было. Длать было нечего, приходилось искать его по всему Фервуду, довольно обширной мстности, изрзанной болотами, въ которыя въ темнот было легко попасть.
Я полагалъ, что нашъ оселъ вроятне всего находился на небольшой полянк, гд была хорошая трава, она отстояла на нсколько сотъ ярдовъ отъ перваго указательнаго столба, на окраин Фервуда со стороны Сванси. Поэтому, я туда и направился по краю дороги, боясь взять боле короткій путь черезъ болота. Не усплъ я пройти столбъ, какъ услыхалъ шумъ лошадиныхъ копытъ на дорог и остановился. Въ темнот я только могъ разсмотрть, что лошадь была срая, и что всадникъ былъ или очень боленъ, или очень пьянъ, потому что онъ сидлъ въ сдл, согнувшись дугою, и такъ перекачивался со стороны на сторону, что малйшій толчокъ долженъ былъ сбросить его на землю. Очевидно, лошадь берегла человка, а не человкъ управлялъ ею. Мн показалось, что эта лошадь походила на ту, на которой утромъ прохалъ Смитъ, да и всадникъ очень смахивалъ на него, но было слишкомъ темно, чтобы ясно разсмотрть ихъ обоихъ.
Лошадь, какъ бы сознавала безпомощность своего господина и шла шагомъ. Она миновала меня, но, на разстояніи тридцати или сорока сажень, вдругъ выскочили на дорогу изъ-за кустовъ дв черныя фигуры. Я прилегъ на землю и, скрытый верескомъ, могъ видть все, что он длали, не замченный ими.
Одинъ изъ этихъ людей схватилъ лошадь подъ уздцы и остановилъ ее, а другой стащилъ всадника на дорогу и сталъ шарить въ его карманахъ. Все это случилось такъ быстро и неожиданно, что я сначала подумалъ, не вижу ли это во сн. Но я протеръ глаза и дйствительно на яву, у меня на глазахъ, совершался грабежъ.
Если вы думаете, что это зрлище возбудило во мн ужасъ и отвращеніе, то вы ошибаетесь. Въ Верхнемъ Килле, гд я провелъ всю мою жизнь, понятія о добр и зл были очень смутны и мы вообще полагали, что сила всегда права. Слдовательно, мн не показалось очень возмутительнымъ, что двое людей вытащили деньги изъ кармановъ третьяго, когорый былъ до того глупъ, что довелъ себя до безпомощнаго положенія. Очнувшись отъ первой минуты изумленія, я даже хотлъ подойти къ нимъ и попросить, чтобы мн позволили поздить немного верхомъ на лошади прежде, чмъ она понадобится ея собственнику, потому что я страстно любилъ верховую зду. Но вдругъ я вспомнилъ о миссъ Гвенліан и о томъ, чему она меня учила. Не разсердится ли она, если я приму какое бы то ни было участіе въ грабеж? Конечно, она, по всей вроятности, ничего не услышитъ объ этой исторіи, но я чувствовалъ, что мн не слдуетъ длать то, что ей не правится, даже и въ томъ случа, если она объ этомъ не узнаетъ. Еслибы она была со мною въ эту минуту, то что бы она мн присовтовала? Нашла ли бы она необходимымъ мое вмшательство съ цлью помшать грабителямъ совершить свое дло? Нтъ, она, конечно, не потребовала бы отъ меня невозможнаго, а невозможно было такому юнош, какъ мн, остановить двухъ взрослыхъ людей. Къ тому же, если она меня учила не воровать, то никогда не говорила, что я обязанъ другимъ мшать въ совершеніи кражи. Поэтому я ршился быть безмолвнымъ зрителемъ происходившей передо мною сцены и еще боле притаился.
Они вынули изъ кармана бдняка кошелекъ, и потомъ оттолкнули его отъ себя. При этомъ онъ откатился на нсколько шаговъ и голова его случайно попала въ канавку съ водой. Холодная влажность немного протрезвила его и онъ открылъ глаза. Потомъ онъ схватился руками за грудь, словно тамъ было скрыто что-то очень драгоцнное и промолвилъ глухимъ, полусознательнымъ тономъ, пристально смотря на того изъ грабителей, который былъ ближе къ нему.
— Оставь меня, разбойникъ, или я теб это припомню. Будешь знать Джона Смита.
Эти слова были очень глупы, такъ какъ врядъ ли Смитъ, протрезвившись совершенно, узналъ бы лицо грабителя, но послдній не подумалъ объ этомъ или не хотлъ рисковать возможностью своего отождествленія. Какъ бы то ни было, онъ громко поклялся, что Смитъ его никогда не признаетъ и нанесъ ему два или три страшныхъ удара но голов толстой палкой, находившейся въ его рукахъ. Я вздрогнулъ, дло становилось серьёзное, это не былъ простой грабежъ. По голосу человка, нанесшаго эти удары бдному Смиту, я узналъ въ немъ Гью Риза. Теперь заговорилъ и его товарищъ, это оказался Томъ Девисъ.
— Что ты надлалъ? воскликнулъ онъ съ испугомъ:— ты убилъ его. Что намъ теперь длать? Вдь ты мн общалъ не трогать его, иначе я не согласился бы на это дло.
Гью нагнулся къ бдному Смиту, лежавшему неподвижно и приложилъ руку къ сердцу.
— Я не думаю, что онъ умеръ, сказалъ онъ посл минутнаго молчанія: — но если онъ и умеръ, то тмъ лучше. Иначе, онъ предалъ бы насъ суду. Во всякомъ случа его деньги у насъ.
— Ну, если мы достали чего хотли, то уйдемъ отсюда поскоре, произнесъ Томъ, боязливо озираясь по сторонамъ.
— Возьми сдло и уздечку, жаль ихъ оставить, отвчалъ Гью:— а я посмотрю, нтъ ли у него часовъ. Если ужь намъ повезло счастье, то надо всмъ воспользоваться.
Пока Томъ отстегивалъ сдло и снималъ уздечку, Гью обыскалъ Смита и, взявъ ножикъ, разрзалъ его сюртукъ на груди, на томъ самомъ мст, за которое онъ хватался. Изъ отверстія онъ вытащилъ что-то показавшееся мн книжкой, ящичкомъ или конвертомъ. Я тогда вспомнилъ, что Смитъ говорилъ вечеромъ въ таверн о какомъ-то сокровищ, которое онъ везъ жен. Я такъ же припомнилъ, что въ Бломъ Лебед былъ въ то время Гью Ризъ и догадался, что вещь, взятая имъ теперь, была именно этимъ сокровищемъ. Гью быстро обернулся, чтобы посмотрть, слдитъ ли за нимъ Томъ. Но послдній стоялъ но другую сторону лошади и былъ занятъ отстегиваніемъ сдла, а потому Гью поспшно спряталъ таинственную вещь въ карманъ и громко сказалъ, что ничего не нашелъ, причемъ еще грубо обругалъ Смита за неимніе при себ часовъ. Лошадь взять было не безопасно и ее пустили на волю. Потомъ грабители бросили послдній взглядъ на свою жертву.
— Я увренъ, что онъ убитъ, сказалъ Томъ съ безпокойствомъ: — насъ могутъ найти и, конечно, повсятъ. И, однако, я не дотронулся до него пальцемъ. Не только я, но и ты можешь въ этомъ присягнуть.
— А если я не захочу присягать, отвчалъ съ грубымъ смхомъ Гью:— что тогда будетъ съ тобою? Почему теб скоре поврятъ, чмъ мн, если я подъ присягой покажу, что ты убилъ Смита, а я тебя еще удерживалъ? Но полно, не будь дуракомъ, не пугайся по пусту. Мы спрячемъ сдло и уздечку до времени, когда объ этой исторіи забудется и никто не вздумаетъ насъ подозрвать. Зачмъ насъ подозрвать боле, чмъ другихъ, если на насъ не найдется вещей Смита?
— Но, мы кажется, говорили о своемъ намреніи сегодня утромъ при Эванс Вильямс? воскликнулъ Томъ.
— Да, ты правъ, я объ этомъ забылъ, отвчалъ Гью:— но ему не сдобровать, если онъ посметъ сказать хоть словечко. Впрочемъ, не вроятно, чтобы его сталъ кто-нибудь разспрашивать о Смит, а самому ему не придетъ и въ голову болтать объ этомъ. Наконецъ, онъ, вроятно, ничего и не разслышалъ изъ нашего разговора, онъ вчно бредитъ о дочери сквайра. Ну, пойдемъ, пора уйти отсюда.
И они удалились, пройдя мимо меня такъ близко, что я боялся, какъ бы они меня не замтили. Дло въ томъ, что я боялся Смита съ самаго дтства, а то, что я сейчасъ видлъ, только усиливало во мн этотъ страхъ. Поэтому, я затаилъ дыханіе и только тогда вышелъ изъ засады, когда они исчезли въ темнот.
Что мн было длать? Былъ ли Смитъ мертвъ или нтъ? Я боялся подойти къ нему. Если онъ дйствительно убитъ, то лучше мн этого не знать, потому что страшно было оставаться съ мертвецомъ на большой дорог, да еще и ночью. Я хотлъ было даже догнать Гью и Тома, такъ какъ общество живыхъ людей, все равно какихъ, казалось мн предпочтительне. Но меня остановила мысль, что, съ одной стороны, можетъ быть онъ и живъ, а съ другой — Гью, увидавъ меня и подозрвая, что я все знаю, поступилъ бы со мною такъ же, какъ съ бднымъ Смитомъ. И я отказался отъ этого намренія.
Я снова посмотрлъ на неподвижное тло Смита, освщенное только-что взошедшей луной. Лицо его было страшно блдно и только волоса его слегка колыхались отъ втра. Изъ подъ головы и черезъ дорогу шла какая-то черная полоса. Это, вроятно, была кровь и я пересталъ сомнваться въ смерти несчастнаго.
Я никогда еще не видывалъ мертвеца и на меня напалъ невообразимый страхъ. Какъ ужасно было, что живое, дышащее, разумное существо превращалось въ прахъ земной, не теряя своей человческой формы. И эта роковая перемна произошла съ нимъ на моихъ глазахъ, и я ничего не замтилъ! Нчто находилось въ этомъ человк и заставляло его жить, и это нчто могло выйти изъ него незамтно! Во всякомъ случа, оно должно было, теперь гд-нибудь находиться не очень далеко, потому что, вроятно, ему хотлось видть, что станется съ тломъ, въ которомъ оно обитало. Но гд оно? Быть можетъ, оно имло страшную форму и было близко отъ меня… При одной мысли объ этомъ, я дрожалъ какъ въ лихорадк. Я не смлъ оборачиваться, не смлъ глядть по сторонамъ. Мн было страшно увидть это невдомое нчто. Я не смлъ тронуться съ мста и боялся оставаться на мст. Глаза же мои все это время не отрывались ни на секунду отъ черной лужи, которая, все увеличиваясь, текла изъ подъ головы убитаго. Все остальное было неподвижно и я тоже замеръ. Страхъ меня сковалъ такъ же, какъ смерть сковывала бднаго Смита, и мы оба находились неподвижно другъ противъ друга, онъ лежа, я стоя.
Наконецъ, едва слышный стонъ вырвался изъ груди страшной жертвы, и въ ту же минуту она перестала быть для меня страшной. Если онъ стоналъ, значитъ онъ былъ еще человкомъ и невдомое нчто, такъ напугавшее меня, находилось въ немъ. Я собрался съ силами и подошелъ къ нему. Я поднялъ ему голову съ земли и его вки приподнялись. Но глаза его безсознательно взглянули на небо и снова закрылись. Я не зналъ что длать.
Я не хотлъ ни идти за помощью, ни дожидаться прихода кого-нибудь, такъ какъ боялся, что меня заподозрятъ въ убійств и мн придется въ самозащиту показать на Тома Девиса и Гью Риза, чего я никакъ не желалъ. Выдать сосдей считалось въ Верхнемъ Килле вполн безнравственнымъ дломъ, къ тому же, я любилъ Тома и боялся мести Гью. Однако, мн претила мысль уйти, оставивъ бднаго Смита одного, хотя я, оставаясь, и не могъ принести ему никакой пользы. Однимъ словомъ, я не видлъ исхода изъ своего затруднительнаго положенія, какъ вдругъ услыхалъ шумъ колесъ. По всей вроятности, это возвращались изъ Сванси поселяне, которые могли подобрать Смита и оказать ему помощь. Я снова спрятался въ верескъ, окаймлявшій дорогу и сталъ смотрть, что произойдетъ.
Прозжая мимо Смита, телега остановилась, двое людей вышли изъ нея, подняли несчастнаго, положили его въ телегу и похали по направленію въ Гауэръ. Посл этого мн, нечего было вмшиваться въ это страшное дло и я бросился искать нашего осла, боясь, чтобы мои родители не стали безпокоиться обо мн.
Я вскор нашелъ осла, онъ смиренно пасся на полян, вмст съ однимъ изъ своихъ друзей, и я отвелъ его поспшно домой. Отецъ спросилъ меня, отчего я такъ долго пропадалъ и я объяснилъ, что оселъ очень далеко зашелъ и мн пришлось его искать по всему Фервуду. Отецъ былъ совершенно заспанный и поврилъ мн на слово, замтивъ, что надо будетъ спутать ноги ослу, если онъ такъ далеко заходитъ.
Я былъ очень радъ, что отецъ былъ заспанный, а то, онъ непремнно замтилъ бы, по моему волненію и блдному лицу, что случилось нчто необыкновенное. Во всю ночь я почти не смыкалъ глазъ и все думалъ о виднномъ мною страшномъ зрлищ. Глухой ударъ палки о черепъ Смита раздавался въ моихъ ушахъ, его блдное лицо и лужа крови носились передъ моими глазами. Тысячи мыслей тснились въ моей голов. Я спрашивалъ себя, поймаютъ ли грабителей, что они сдлаютъ съ сдломъ и уздечкой, что заключалось въ таинственномъ пакет, взятомъ Гью, и что купитъ Томъ на деньги, которыя достанутся на его долю. Я надялся, что Марта не возьметъ отъ него подарковъ, которые были бы обагрены кровью Смита, однако, я не могъ предупредить ее объ этомъ. Потомъ я вспоминалъ о миссъ Гвенліан, сомнвался, поступилъ ли я въ эту ночь такъ, какъ она бы хотла, чтобы я поступилъ. Она мн лично запрещала убивать или грабить, но не научила, какъ поступить, когда при мн грабили и убивали человка, и я не имлъ физической возможности этому помшать. Во всякомъ случа, я намренно ничего не сдлалъ противъ ея желаній, и это было большимъ для меня утшеніемъ.

VI.

На слдующій день, я не зналъ ни минуты покоя, такъ хотлось мн узнать, что сталось съ Смитомъ, умеръ ли онъ или былъ живъ, но въ т времена всти не скоро распространялись, и до насъ дошли слухи о Смит только черезъ три дня.
Разсказывали, что въ воскресенье утромъ пришла къ нему въ домъ его срая лошадь безъ сдока, сдла и уздечки, это обстоятельство, вмст съ невозвращеніемъ Смита наканун ночью, возбудили безпокойство его жены и она начала розъиски о пропавшемъ муж. Наконецъ, она узнала, что старый Вильямъ Робертсъ и его жена, жившіе на Гопфрской сторон Фервуда, возвращались поздно ночью домой въ субботу и, увидавъ, что на дорог лежалъ раненый, окровавленный человкъ, подняли его и привезли домой, гд онъ и лежалъ теперь. Мистрисъ Смитъ отправилась къ нимъ и оказалось то, чего она боялась: раненый человкъ былъ ея мужъ.
Потомъ до насъ дошло извстіе, что мистрисъ Смитъ ршилась, какъ только ея мужъ будетъ въ состояніи говорить, обратиться къ полиціи и къ суду о розъиск и наказаніи виновныхъ. Но черезъ день было узнано, что Смитъ умеръ, не очнувшись отъ своего забытья и не сказавъ ни слова. Затмъ явился коронеръ, произведено было дознаніе и полиція стала рыскать повсюду, отъискивая грабителей и убійцъ.
Одинъ изъ констаблей прибылъ въ Верхній Киллей. Прежде всего, онъ отправился въ таверну ‘Блый Лебедь’, гд не было никого, кром Джени, которая только вытаращила на него глаза и ничего не отвчала на вс его разспросы. Но вскор пришелъ хозяинъ Филь и отъ него полицейскій узналъ, что Смитъ былъ въ таверн въ ту самую ночь, когда его убили и ухалъ оттуда довольно поздно, но Филь никакъ не хотлъ признать, чтобы онъ былъ очень пьянъ, хотя этотъ фактъ удостоврили постители ‘Благо Лебедя’, по словамъ которыхъ Смитъ былъ такъ пьянъ, что едва держался въ сдл.
Потомъ констабль, одинъ видъ котораго, какъ агента полиціи, былъ ненавистенъ всему селенію, пошелъ по хижинамъ, предлагая ихъ обитателямъ различные вопросы. Но онъ ничего отъ этого не выигралъ, потому что никто изъ лицъ, къ которымъ онъ обращался, ничего не зналъ о таинственномъ убійств, но еслибы они что-нибудь и знали, то не сказали бы ни слова представителю полиціи. Посл всхъ, онъ пришелъ къ намъ и спросилъ у матери, не было ли ей извстно, чтобы кто-нибудь ходилъ поздно вечеромъ въ Фервудъ въ прошедшую субботу.
— Нтъ, отвчала сердито мать, которая ненавидла полицію, можетъ быть, боле всхъ сосдей:— никто не ходилъ въ степь посл Эвана, который привелъ домой осла.
— Такъ Эванъ ходилъ въ Фервудъ? въ какое время ночи? спросилъ полицейскій.
— Въ какое время ночи? повторила моя мать, мывшая блье и желавшая какъ можно скоре отдлаться отъ непріятнаго гостя:— кто вамъ сказалъ, что это было ночью? Мальчикъ ходилъ вечеромъ, но когда именно, я не помню, кажется, какъ только начало смеркаться.
Конечно, это было несправедливо, но, по всей вроятности, она сама не замтила, что было поздно, когда она меня посылала за осломъ. Полицейскій не удовлетворился этимъ отвтомъ и, вмсто того, чтобы уйдти, началъ разспрашивать меня, въ какомъ именно часу я ушелъ изъ дому и вернулся назадъ. Я очень боялся, чтобы онъ, по моимъ отвтамъ, не догадался, что я знаю боле другихъ и потому, не говоря ни слова о моихъ странствіяхъ по Фервуду, старался указать ему съ точностью ту минуту, когда я вышелъ изъ дому. Сначала я сказалъ ему, сколько было минутъ, когда я въ послдній разъ посмотрлъ на часы прежде, чмъ выйдти изъ дому, потомъ распространился о томъ, что наши часы отставали на прошедшей недл, а четыре дня тому назадъ, они стали идти впередъ. Соображаясь съ этимъ, я опредлилъ время, когда я посмотрлъ на часы, но при этомъ сослался на мнніе посторонняго лица, который со мною не соглашался. Затмъ я сталъ вспоминать, сколько прошло времени отъ той минуты, когда я посмотрлъ на часы и когда вышелъ изъ дому. Наконецъ, я спохватился и торжественно заявилъ, что, можетъ быть, я совершенно ошибался и смотрлъ на часы не въ субботу, а въ пятницу или въ четвергъ. Все это я объяснялъ такъ долго, неясно и сложно, что полицейскій вышелъ изъ терпнія и, полагая, что отъ такого дурака не добьешься никакого толка, ушелъ среди моего разсказа, гнвно воскликнувъ:
— Какое мн дло до вашихъ часовъ! Отстаютъ ли они или идутъ впередъ. Твой языкъ мотается, какъ маятникъ и болтаетъ безъ умолку чертовщину. Право, я никогда не видывалъ такого Дурака! Ты мн толкуешь о часахъ, а я тебя спрашиваю объ убійств.
Мать проводила его до дверей бранью, жалуясь на то, что всякій полицейскій суетъ носъ, куда его не просятъ и осмливается подозрвать честную семью въ разныхъ преступленіяхъ.
— Большой, должно быть, оселъ этотъ полицейскій, сказалъ мой отецъ, когда мы ему разсказали о посщеніи: — если онъ думалъ, что ему кто-нибудь скажетъ правду. Ему платятъ деньги за розъиски, значитъ самъ все и розъискивай, а если онъ только будетъ повторять то, что., ему другіе скажутъ, то не за что ему и деньги платить, а слдуетъ ихъ отдать тому, отъ кого онъ все узналъ.
Я вполн соглашался съ справедливостью этого взгляда и, дйствительно, полагалъ, что, еслибы я разсказалъ полицейскому все, что зналъ о таинственномъ убійств, то самовольно исполнилъ бы его обязанность и ему не осталось бы ничего длать. Къ тому же, если было жаль смерти одного человка, то еще боле пришлось бы сожалть о смерти трехъ человкъ, такъ какъ Тома и Гью наврное повсили бы, еслибы ихъ преступленіе было открыто, хотя этимъ ни мало не воскресили бы Смита. Поэтому, я упорно держалъ языкъ за зубами и надялся, что, благодаря моему молчанію, это дло канетъ въ воду. Меня только безпокоила мысль о сдл и уздечк. Что сталось съ ними? Но когда, наконецъ, они были отъисканы въ старомъ гумн близь селенія Три Креста, то подозрніе пало скоре на обитателей этой деревни, чмъ жителей Верхняго Киллея. Такимъ образомъ, посл долгихъ розъисковъ, хлопотъ и усилій, полицейскія и судебныя власти должны были бросить это дло и сознаться, что они не имли ни малйшаго ключа къ открытію убійцы или убійцъ Смита.
Достоврными фактами въ этомъ дл было только то, что Смитъ продалъ лошадь въ Сванси и получилъ за нее деньги, что онъ зазжалъ въ каждую таверну по дорог изъ Сванси въ Киллей и пилъ тамъ здорово, что, вызжая изъ ‘Благо Лебедя’, онъ былъ совершенно пьянъ и что, наконецъ, его подобрали на дорог Вильямъ Робертсъ и его жена, которые и привезли его ограбленнаго и въ безчувственномъ состояніи въ свой домъ, гд онъ и умеръ. Одно обстоятельство, выяснившееся на слдствіи коронера, однако, заставило меня задуматься, именно, мистрисъ Смитъ объявила, что у ея мужа въ день его убійства не было при себ ни часовъ, никакой драгоцнной вещи, кром денегъ. Ясно было, что она ничего не знала о таинственномъ сокровищ, которое онъ ей везъ, судя но его собственнымъ словамъ. Я былъ убжденъ, что оно заключалось въ ящичк или пакет, который Гью тайно вытащилъ изъ сюртука Смита и скрылъ его отъ Тома. Мн очень хотлось узнать, что это было за сокровище, и я терялся въ догадкахъ, но не смлъ спросить объясненія у Гью, который одинъ могъ бы удовлетворить моему любопытству.
Вообще, я очень сожаллъ, что былъ невольнымъ зрителемъ этой роковой драмы, такъ какъ она не выходила у меня изъ головы ни днемъ, ни ночью. Конечно, большимъ утшеніемъ мн было бы поговорить съ кмъ-нибудь обо всемъ этомъ и я завидывалъ Гью и Тому, которые могли говорить другъ другу о томъ, что ихъ мучило, хотя и радовался, что не имю такого тяжелаго гнета на своей совсти, какъ они. Впрочемъ, мало по малу, я сталъ думать мене объ убійств Смита, и мн въ этомъ много помогла дружба съ мальчикомъ, котораго я подобралъ самымъ страннымъ образомъ въ Сванси.
Однажды, мать послала меня купить кое-что на рынк и я стоялъ на базарной площади, какъ вдругъ замтилъ невдалек мальчика, лицо котораго почему-то мн напомнило миссъ Гвенліану. Онъ былъ очень блденъ и худощавъ, казалось, онъ давно не лъ и одежда его была вся въ лохмотьяхъ. Онъ ничего не длалъ, не покупалъ, не продавалъ, не просилъ милостыни, не лазилъ по карманамъ, насколько я видлъ, онъ только нервно переминался съ ноги на ногу и съ безпокойствомъ смотрлъ по сторонамъ, словно чего-то опасался. Онъ меня заинтересовалъ и я сталъ съ любопытствомъ слдить за нимъ. Неожиданно онъ задрожалъ и, бросившись на землю, подползъ къ тележк съ овощами, за которую и спрятался. Онъ мн понравился съ первой минуты и, подойдя къ нему, я сказалъ шепотомъ:
— Ты хочешь отъ кого-то укрыться, помочь теб, что ли?
Онъ взглянулъ на меня съ изумленіемъ, но кивнулъ головой и указалъ знакомъ, чтобы я всталъ передъ тележкой. Я исполнилъ его желаніе, но черезъ нсколько минутъ онъ поднялся съ земли, словно опасность миновала, и поблагодарилъ меня. Я тотчасъ спросилъ, кого онъ боялся и онъ мн разсказалъ, что служилъ на корабл, гд съ нимъ обращались очень дурно и потому онъ убжалъ съ корабля нсколько дней тому назадъ. Испугался же онъ оттого, что увидлъ на площади одного изъ матросовъ съ корабля. Онъ старался все это время найдти себ работу и на рынокъ пришелъ съ этой цлью, но досел вс его усилія были тщетны. Вспомнивъ, что одинъ фермеръ близь Верхняго Киллея искалъ мальчика, чтобы пасти стадо овецъ, я сказалъ объ этомъ моему новому пріятелю и общалъ отвести его къ фермеру посл того, какъ окончу свои дла въ Сванси.
Онъ желалъ тотчасъ отправиться изъ города, боясь встрчи съ матросомъ, но я не могъ еще идти и онъ долженъ былъ дожидаться. Сначала онъ, повидимому, мн не доврялъ и подозрительно смотрлъ на меня изъ-подлобья, какъ бы ожидая, что я его выдамъ и потому готовый всякую минуту искать спасенія въ бгств. Но мало по малу его довріе ко мн увеличилось, особенно посл того, какъ я подлился съ нимъ моимъ обдомъ, такъ какъ никто истощенный голодомъ не можетъ сомнваться въ человк, накормившемъ его, по крайней мр, до тхъ поръ, пока эта пища не переварится въ его желудк.
Наконецъ, я кончилъ вс свои дла и уже хотлъ отправиться домой съ новымъ пріятелемъ, какъ вдругъ онъ схватилъ меня за руку и, указывая на шедшаго но площади мужчину въ морской куртк, произнесъ съ испугомъ:
— Вотъ мой шкиперъ! Я пропалъ, если онъ меня увидитъ. Посмотрите, куда онъ пойдетъ, а я снова спрячусь.
Шкиперъ прошелъ мимо всхъ ларей, но не смотрлъ на выставленный товаръ, а озирался по сторонамъ, словно искалъ кого-то. Я началъ подозрвать, что моему пріятелю грозила бда, въ чемъ я совершенно убдился, когда матросъ подошелъ къ полисмэну и началъ что-то говорить ему.
У самой стны, подл которой мы находились, была большая куча мусора, я сказалъ мальчику, чтобы онъ подползъ, какъ можно ближе къ этой куч и набросилъ на него валявшійся тутъ мшокъ. Я же самъ направился къ тому мсту, гд стоялъ морякъ и полисмэнъ, чтобы подслушать ихъ, разговоръ.
— Вашъ матросъ правъ, говоря, что онъ видлъ здсь мальчишку, сказалъ полисмэнъ въ ту самую минуту, какъ я подошелъ къ нимъ: — не боле четверти часа тому назадъ, я видлъ мальчика въ род того, котораго вы отъискиваете у ларя Джона Джонса. Пойдемте и посмотримте, нтъ ли его тамъ.
Ларь Джона Джонса находился вблизи мусорной кучи и я, быстро пробравшись въ толп, слъ на мшокъ, подъ которымъ скрывался мой новый пріятель и сталъ грызть рпу, какъ ни въ чемъ не бывало. Черезъ минуту шкиперъ съ полисмэномъ подошли ко мн и послдній спросилъ, не видалъ ли я стоявшаго тутъ недавно мальчика въ лохмотьяхъ. Я отвчалъ, что никогда не обращаю вниманія на оборванцевъ, а предоставляю это тмъ, до кого это касается. Такимъ образомъ, я вторично привелъ полицію въ недоумніе и это мн доставило большое удовольствіе. Поискавъ всюду исчезнувшаго мальчика, ршили, что онъ, вроятно, ушелъ съ площади незамтнымъ образомъ, но полисмэнъ не былъ вполн въ этомъ увренъ и общалъ шкиперу держать ухо востро и сообщить о томъ же другимъ полисмэнамъ.
Посл этого шкиперъ удалился, а полисмэнъ всталъ не подалеку отъ ларя Джона Джонса и подозрительно осматривалъ всхъ проходящихъ. Въ виду такой неусыпной бдительности полиціи, намъ невозможно было искать спасенія въ бгств, и я возненавидлъ полицію боле, чмъ когда-либо. Окончивъ свою рпу, я не смлъ двинуться съ мста и прикинулся, что заснулъ, изъ боязни, чтобъ полисмэнъ не прогналъ меня. Я, однако, шепнулъ своему пріятелю, чтобъ онъ лежалъ тихо, такъ какъ опасность все еще не миновала и въ этомъ непріятномъ положеніи мы оставались боле часа. Наконецъ, полисмэна отозвали въ сосднюю улицу, гд произошелъ шумъ, и какъ только онъ повернулся къ намъ спиною, я вытащилъ мальчика изъ подъ мшка и мы оба пустились бгомъ по противоположному направленію. Черезъ нсколько минутъ, мы очутились вн Сванси и свободно перевели дыханіе. Потомъ мы, веселые и довольные, отправились въ Верхній Киллей.
По дорог, мальчикъ разсказалъ мн, что его зовутъ Вильямомъ Джонсомъ и что ему около пятнадцати лтъ. Въ дтств, онъ сначала жилъ съ матерью въ Нит, потомъ она перехала въ Сванси и отдала его юнгой на коммерческій корабль Нанси-Джонсъ, ходившій въ Гавръ. Посл двухъ лтъ морской жизни, которая ему была ненавистна, онъ бросилъ корабль и вернулся домой. Но онъ не могъ найти работы и, преслдуемый матерью, которая все ворчала, что не въ состояніи его содержать, снова поступилъ на корабль. Шкиперъ корабля, жестокій тиранъ, такъ дурно обращался съ нимъ, что онъ убжалъ отъ него, какъ только они вернулись въ Сванси. Матери своей онъ не нашелъ въ прежнемъ ея жилищ и, посл многихъ розысковъ, узналъ въ этотъ самый день, что она умерла шесть мсяцевъ тому назадъ. Тогда, не имя ни гроша, ни крова, онъ пошелъ искать работы на рынокъ, гд встртилъ меня.
На слдующій день я свелъ Вильяма Джонса къ фермеру, который нуждался въ пастух, и онъ тотчасъ его взялъ, не очень заботясь о нравственныхъ качествахъ мальчика, который будетъ пасти его овецъ. Но это еще было не все, мальчику надо было еще пріискать квартиру и я предложилъ ему жить у насъ. Мать не представила никакихъ возраженій и Биль Джонсъ поселился въ нашемъ дом, словно членъ нашей семьи.
Чмъ ближе я его узнавалъ, тмъ боле привязывался къ нему и черезъ полгода онъ занялъ въ моемъ сердц первое мсто посл миссъ Гвенліаны. Онъ нисколько не походилъ на меня. Я былъ живой, горячій, вспыльчивый юноша, а онъ тихій, спокойный. Любовь его ко мн была стойкая, преданная, но не отличалась страстнымъ, ревнивымъ характеромъ моей любви къ нему. Я никогда не врилъ, чтобъ тихій, разсудительный человкъ, никогда не увлекающійся и не выходящій изъ себя, а, напротивъ, могущій дремать, занимаясь своимъ любимымъ дломъ, такъ же глубоко чувствовалъ, какъ пламенный человкъ, въ которомъ любовь и ненависть кипятъ ключемъ. Конечно, бываютъ люди, которые умютъ сдерживать свои чувства и потому кажутся спокойными, но такихъ людей мало и, я полагаю, что большинство ихъ не отличается глубокими чувствами и слишкомъ эгоистично, равнодушно или лниво, чтобъ принимать вещи къ сердцу. Если человку ничто въ мір не дорого, если онъ ни о чемъ не заботится, то его спокойствіе не заслуга.
Биль Джонсъ былъ одинъ изъ этихъ спокойныхъ, тихихъ людей, которые кажутся кусками льда, и часто выводилъ меня изъ терпнія своимъ равнодушіемъ. Однако, въ сущности, у него были глубокія чувства, только до нихъ трудно было добраться.
Вскор вс сосди его полюбили, но что было всего странне, это расположеніе къ нему Гью Риза, который, по своей грубой, жестокой натур, казалось, могъ думать только о самомъ себ. Какъ бы то ни было, Гью, даже пьяный и въ припадк бшенства, былъ всегда любезенъ съ Билемъ, кром того, онъ очень любилъ общество Биля и хотлъ быть постоянно съ нимъ. Я протестовалъ противъ этого. Вдь я нашелъ Биля, привелъ его въ Верхній Киллей, нашелъ ему мсто и пріютилъ его, значитъ, онъ былъ моимъ другомъ, почти моей собственностью. Поэтому, естественно я питалъ ревность ко всякому, кто хотлъ отбить его отъ меня. Кром того, я не считалъ Гью полезнымъ товарищемъ для Биля и боялся, что онъ, пріобртя надъ мальчикомъ вліяніе, могъ его научить многому дурному, такъ какъ я не забылъ, что онъ увлекъ Тома Девиса и сдлалъ его своимъ сообщникомъ въ дл убійства Смита.
Единственнымъ результатомъ этого убійства былъ успхъ ухаживанія Тома за Мартой. Онъ подарилъ ей шаль и брошку, которыя она приняла съ удовольствіемъ, говоря, что значитъ онъ началъ хорошо работать и накопилъ денегъ, ибо иначе онъ не могъ бы позволить себ такого крупнаго расхода. Я полагаю, что она всегда питала къ нему маленькую слабость, но, зная, какой онъ лнивый и легкомысленный человкъ, боялась выйти замужъ за такого человка и изъ благоразумія удерживала себя отъ серьёзной привязанности. Но неожиданное появленіе денегъ обмануло ее, она поврила, что онъ измнился, сдлался работящимъ и бережливымъ, а потому позволила ему чаще видться съ нею, ходила съ нимъ гулять и, мало по малу, дло дошло до того, что ихъ бракъ сдлался только вопросомъ времени. Наблюдая за ними со стороны и зная источникъ, откуда Томъ пріобрлъ свои деньги, я молчалъ, хотя мн было больно видть, какъ она заблуждалась. Но я не могъ открыть страшной тайны и долженъ былъ оставить ихъ въ поко. Всмъ было извстно, что Тому стоило только накопить еще немного денегъ и завести свою хижину, чтобъ жениться на Март. Когда, однажды, объ этомъ заговорили при Гью Риз, онъ засмялся, и сказалъ, что Тому легко накопить денегъ. Эти слова меня непріятно поразили, Томъ постоянно хороводился съ Гью, и я боялся, чтобъ онъ не вовлекъ его въ новую бду, которая могла окончиться не такъ благополучно, какъ дло Смита. Поэтому, я хотлъ удостовриться, насколько Томъ былъ привязанъ къ Гью, и не было ли возможности ихъ разлучить.
— Ты, кажется, Томъ, такъ любишь Гью Риза, сказалъ я ему однажды полушутя:— точно онъ, а не Марта твоя невста. Или ты хочешь научиться у него, какъ выходить изъ терпнія и сердиться? Но я слыхалъ, что для этого лучше всего жениться, жена разомъ всему научитъ.
Тому не понравились мои шутки надъ его дружбой съ Гью и онъ отвчалъ съ сердцемъ:
— Да, я его люблю, а теб какое до этого дло? Онъ не хуже другихъ, и все это вздоръ, что разсказываютъ объ его гнвныхъ вспышкахъ.
Я долженъ былъ замолчать и вскор посл этого Томъ и Гью неожиданно удалились на время изъ селенія. Никто не зналъ объ ихъ уход, пока Томъ не пришелъ проститься съ Мартой. Ея не было дома и онъ хотлъ ее дождаться, но сопровождавшій его Гью такъ торопилъ его, что онъ долженъ былъ отправиться, приказавъ сказать Март, что уходитъ съ Гью на очень выгодную работу, съ которой не вернется ране недли.
Прошла недля, потомъ вторая, и они все-таки не являлись. Тогда Марта начала безпокоиться о своемъ жених, хотя никто другой въ Верхнемъ Килл не думалъ о томъ, чтобы съ ними что-нибудь случилось. Такъ мало иметъ значенія на свт жизнь или смерть бднаго человка, неимющаго семейства.
Спустя нсколько недль, я былъ случайно въ Сванси и слышалъ тамъ толки о недавнемъ разбо въ Нит. Ночью грабители взломали дверь въ одиноко стоящемъ дом, похитили большую сумму денегъ и все сдлали такъ ловко, что до утра никто не хватился о краж. Несмотря на вс поиски, полиція еще не напала на слдъ воровъ, хотя, вроятно, это были цыгане, такъ какъ въ то время цыганскій таборъ останавливался вблизи отъ Нита.
Я никому не разсказалъ объ этой исторіи, кром Биля Джонса, такъ что извстіе о ней первый принесъ въ Верхній Киллей, черезъ два дня, Томасъ Дженкинсъ и передалъ ее всмъ въ таверн Блый Лебедь. Я не разъ замтилъ, что первому разсказчику какой бы то ни было исторіи всегда врятъ боле всхъ послдующихъ и если кто-нибудь оспариваетъ его свднія, то его поднимаютъ на смхъ. Поэтому, слыша отъ Томаса Дженкинса, что воровство въ Нит произведено человкомъ въ очкахъ, съ длинной бородой и съ русыми волосами, который, за нсколько времени передъ тмъ, сновалъ вокругъ дома, я сожаллъ, что не разсказалъ ране своего варіанта, по которому воры были цыгане, а кто же видалъ когда-нибудь цыгана въ очкахъ и съ длинными русыми волосами? Я сказалъ Дженкинсу, что онъ ошибался и что я зналъ лучше его, такъ какъ слышалъ объ этомъ воровств два дня ране его. Но онъ настаивалъ на своемъ и мы стали горячо спорить, какъ вдругъ въ таверну вошелъ Гью Ризъ и вс тотчасъ забыли исторію о воровств. Гью тотчасъ забросали вопросами, когда онъ вернулся, гд Томъ, какъ имъ удалась работа и т. д. Гью никогда не любилъ много говорить но тутъ онъ удостоилъ насъ отвтомъ и сообщилъ, что они только-что вернулись, что Томъ, вроятно, пошелъ къ своей милой и что работа оказалась очень выгодной.
Вскор посл этого я вернулся домой и засталъ въ кухн Тома, который смотрлъ съ любовью на Марту, приготовлявшую ему ужинъ. Онъ не передалъ намъ никакихъ подробностей о работ, и только сказалъ, что это была спшная земляная работа и что за нее заплатили очень хорошо. Онъ былъ въ прекрасномъ расположеніи духа, и сказалъ Март, что у него вскор будетъ достаточно денегъ для ихъ свадьбы.

VII.

Томъ Девисъ не одинъ ухаживалъ за Мартой. У нея былъ еще другой поклонникъ, Погъ Морганъ, жившій въ Нижнемъ Килле, некрасивый, рыжій, маленькій человчекъ, съ такимъ страннымъ визгливымъ голосомъ, что однажды услыхавъ, вы никогда его не забывали. Онъ былъ сапожникъ, но мало занимался своимъ ремесломъ и рдко сидлъ дома, онъ постоянно находился въ отлучкахъ и его часто видали на ярмаркахъ и аукціонныхъ продажахъ, потому что онъ отличался такимъ врнымъ глазомъ при покупк лошадей и скота, что многіе фермеры поручали ему длать для нихъ различныя покупки. Что касается до меня, то я его не очень долюбливалъ, особенно съ тхъ поръ, какъ онъ меня обманулъ сапогами. Марта же никогда не обращала на него вниманія, а съ тхъ поръ, какъ она сошлась съ Томомъ, то перестала и смотрть на него, вслдствіе чего Погъ возненавидлъ Тома и очень дурно выражался о немъ.
Однако, онъ не настолько былъ мн противенъ, чтобъ избгать его общества и однажды, въ конц 1842 года, я отправился съ нимъ вмст на ярмарку въ Кармартенъ. Въ то время прошло боле двухъ лтъ посл отъзда миссъ Гвенліаны изъ Пепфора, и я былъ здоровеннымъ, рослымъ двадцатилтнимъ юношей.
На ярмарки обыкновенно стекаются люди со всхъ сторонъ и пока я разговаривалъ съ встртившимися мн знакомыми, къ Погу подошелъ человкъ, котораго я никогда прежде не видалъ. Онъ заговорилъ съ нимъ и они вмст куда-то ушли. Потомъ я случайно ихъ снова встртилъ, они выходили изъ маленькой таверны и я слышалъ, какъ незнакомецъ спросилъ у Тома, кто я, тогда онъ пристально посмотрлъ на меня. Черезъ нсколько часовъ, Погъ отыскалъ меня и предложилъ пойти вечеромъ на митингъ, гд первоклассный ораторъ, по имени Томасъ Бейнонъ произнесетъ рчь объ очень важномъ для насъ всхъ вопрос. Я спросилъ, что это за человкъ Бейнонъ и о чемъ онъ будетъ говорить? Погъ отвчалъ, что Бейнонъ былъ тотъ незнакомецъ, съ которымъ я его видлъ днемъ, что моя наружность ему очень понравилась и онъ просилъ его привести меня на митингъ, если я дамъ слово никому не говорить о всемъ, что услышу, такъ какъ Бейнонъ хотлъ говорить о вопіющей несправедливости, оказываемой бдному народу правительствомъ. А потому, еслибъ власти узнали объ его рчахъ, то наврное заперли бы его въ тюрьму. То обстоятельство, что власти были противъ этого митинга, нисколько не отняло у меня охоты быть на немъ, потому что большинство бднаго народа смотрло на властей какъ на богатыхъ людей, имвшихъ силу, издававшихъ законы въ свою пользу и запиравшихъ въ тюрьму всякаго, кто нарушалъ сочиненные ими законы. Въ нашихъ глазахъ власти были люди, которые дозволяли намъ, бднякамъ, рождаться, жить, страдать и умирать, и затмъ не обращали на насъ никакого вниманія, за исключеніемъ тхъ случаевъ, когда мы похищали кроликовъ, которыхъ они считали своей собственностью, или инымъ образомъ мшали ихъ забавамъ. Поэтому, ихъ несочувствіе къ чему-нибудь, конечно, не могло меня, отъ этого удержать и, отличаясь, какъ вс валійцы, страстью къ краснорчію, я охотно далъ требуемую клятву и отправился на митингъ съ Погомъ Морганомъ.
Мы вошли съ нимъ въ маленькую таверну и сли въ кухн къ огню. Вскор хозяинъ подошелъ къ намъ и спросилъ, не видали ли мы на дорог куртки? Погъ отвчалъ, что видли куртку, вывороченную на изнанку. Это, вроятно, былъ пароль, потому что хозяинъ тотчасъ повелъ насъ чрезъ корридоръ въ комнату, гд сидло за столомъ около пятнадцати или двадцати человкъ, въ числ которыхъ я узналъ Тома Девиса и Гью Риза. Бейнонъ сидлъ во глав стола и, какъ только мы вошли въ дверь, онъ спросилъ у Пога:
— Вашъ другъ поклялся никому не говорить о томъ, что онъ услышитъ здсь сегодня?
— Да, отвчалъ Погъ:— иначе я не привелъ бы его сюда.
— Ну, такъ я начну, потому что сегодня не жду боле никого, произнесъ Бейнонъ и началъ длинную рчь на Балтійскомъ нарчіи.
Съ первыхъ словъ я понялъ, что вопіющую несправедливостью, противъ которой онъ возставалъ, были неправильные, гнетущіе бдный народъ налоги. Сдлавъ нсколько общихъ замчаній, онъ продолжалъ:
— Какое право иметъ правительство облагать налогами такіе предметы, которые необходимы бдному народу, безъ которыхъ онъ не можетъ жить? И что оно длаетъ съ этими деньгами? Эти люди утопаютъ въ роскоши и богатств, они съдаютъ и выпиваютъ въ одинъ обдъ столько, что хватило бы на мсяцъ для прокормленія цлаго семейства бднаго рабочаго, они одваются въ самыя дорогія матеріи, мстныя и иностранныя. И эти-то люди не брезгаютъ послднимъ грошомъ бдняка и, не стыдясь, прибавляютъ его къ своему богатству, которое они безумно расточаютъ на себя, своихъ дтей и знакомыхъ. Словно нельзя найти лучшаго употребленія для нашихъ шиллинговъ и пенсовъ, выработанныхъ въ пот лица! Вроятно, знатные господа полагаютъ, что деньги, взятыя у насъ, лучше употребить на клубнику и зеленый горошекъ на Рождеств, чмъ на спасеніе бдствующихъ семействъ честныхъ работниковъ, но терпть подобную вопіющую несправедливость, друзья мои, стыдъ и позоръ!
Тутъ Бейнонъ остановился и среди его слушателей пробжалъ ропотъ одобренія.
Затмъ, онъ обтеръ лицо рукой, выпилъ глотокъ воды, и возобновилъ рчь. Онъ говорилъ такъ прекрасно и такъ искренно, что увлекъ всхъ своихъ слушателей. Мы знали, что относительно насъ онъ говорилъ правду и врили, что все остальное столь же справедливо. Безспорно, что мы платили налоги, и никогда не видали обратно изъ уплаченныхъ денегъ ни одного пенса, исключая тхъ случаевъ, когда кончали жизнь въ богадльн.
— Посмотрите на заставы! воскликнулъ Бейнонъ: — и тутъ, и тамъ, и везд заставы, и у каждой заставы собираютъ деньги за проздъ! Идутъ эти деньги на исправленіе дорогъ? Пустяки. На заставахъ собираютъ столько денегъ, что дороги должны бы быть отличныя, еслибъ на ихъ исправленіе шли деньги, но он отвратительныя, значитъ, деньги употребляются не на это. Заставочный налогъ просто одинъ изъ способовъ выжимать изъ насъ деньги, но справедливый ли это налогъ, и ложится ли онъ равномрно на всхъ? Нтъ, ни мало. Онъ не ложится на городскихъ жителей, а гнететъ всей своей тяжестью васъ, жителей деревень, которые должны возить на рынки произведенія своихъ фермъ и покупать тамъ необходимые для себя предметы, а по дорог на рынокъ вы столько платите денегъ на заставахъ, что теряете половину барыша. И эти несправедливо взыскиваемыя деньги умножаютъ доходы правительства, увеличиваютъ богатства тхъ, которые уже и такъ не знаютъ, куда бросать деньги. Англія, несчастная, рабская, согбенная подъ игомъ Англія можетъ терпть это, если хочетъ, но она намъ не указчикъ. Въ нашихъ жилахъ течетъ не холодная кровь англичанъ. Мы сыны Валлиса, того дикаго Валлиса, который, въ старыя времена, не хотлъ повиноваться никому другому, кром своихъ туземныхъ князей, и долго отбивалъ вс попытки англійскаго тирана подчинить его своему игу. Разв мы переродились? Нтъ, никогда про насъ не скажутъ, что мы недостойные потомки достойныхъ предковъ! Довольно терпть несправедливости и оскорбленія! Тни нашихъ праотцевъ поведутъ насъ къ побд. Возстанемъ вс, какъ одинъ человкъ, и сломаемъ вс заставы. Пусть наши дйствія говорятъ за насъ, пусть они громко заявятъ, что мы не хотимъ боле терпть подобныхъ несправедливостей. Помните нашъ древній великой лозунгъ: лучше смерть, чмъ стыдъ, и да будетъ стыдно всякому, кто откажется помочь своей родин свергнуть съ себя позорныя оковы!
Слыша эти пламенныя слова, мы вс вошли въ азартъ и готовы были броситься на ближайшую заставу и разнести ее въ щепы. Но время для этого еще не пришло.
— Подождите немного, сказалъ Бейнонъ:— пока я подговорю другихъ присоединиться къ вамъ. Много народа въ Пемброкшайр и въ другихъ мстахъ клятвенно обязались возстать противъ этой вопіющей несправедливости, но мы должны еще боле увеличить наши ряды прежде, чмъ начать дло. А если мы возстанемъ слишкомъ рано, то можемъ все погубить. Будьте готовы, какъ только я вамъ скажу или пришлю сказать, что время настало, и когда вс заставы въ стран загорятся, то наши тираны увидятъ, что они зашли слишкомъ далеко и что впредь надо осторожно обращаться съ Кимврами.
Эта отсрочка борьбы намъ очень не понравилась, потому что мы жаждали поскоре дать исходъ накипвшему въ нашемъ сердц воинственному пылу. Но Бейнону удалось немного успокоить насъ увреніемъ, что промедленіе только увеличивало шансы нашего успха, и что намъ не придется долго ждать.
— Нсколько мсяцевъ пройдетъ быстро, замтилъ онъ:— и, пріобртя за это время большую силу, мы нанесемъ врагамъ боле чувствительный ударъ.
Потомъ онъ объяснилъ намъ, что странствовалъ по всему Южному Валлису, возбуждая народъ противъ заставъ и подготовляя общее возстаніе всей страны. Для этого дла онъ нуждается въ помощник и спросилъ, не хочетъ ли кто изъ насъ сопровождать его, бросивъ на время свой домъ и семью ради общаго блага. Что же касается до остальныхъ, то онъ общалъ, что они будутъ получать по возможности извстія о немъ, хотя необходимость соблюдать величайшую тайну въ этомъ дл длаетъ очень трудными подобныя сообщенія.
Не усплъ онъ окончить своей рчи, какъ я вскочилъ и выразилъ желаніе отправиться съ нимъ. Двое другихъ сдлали тоже: то были Гью Ризъ и Погъ Морганъ.
Бейнонъ ничего не отвтилъ, но пристально посмотрлъ на каждаго изъ насъ. Потомъ, обращаясь къ Гью, сказалъ:
— Судя по вашему лицу, я полагаю, что вы были бы врнымъ товарищемъ, но я васъ вижу теперь впервые и не могу ршить сразу, такой ли вы человкъ, какого мн надо.
— Я могу вамъ сказать, что это за человкъ, воскликнулъ одинъ изъ присутствовавшихъ:— онъ только разъ въ полгода бываетъ добръ, но и въ этотъ промежутокъ времени забываетъ, какъ выражается доброта. Если вамъ надо такого человка, то берите его.
Раздался общій смхъ. Гью злобно взглянулъ на говорившаго и намъ едва удалось удержать ихъ отъ ссоры. Когда порядокъ былъ водворенъ, Бейнонъ уже боле не говорилъ о Гью, а обернулся ко мн.
— Я сомнваюсь, чтобы вы мн пригодились, сказалъ онъ:— вы слишкомъ молоды, смлы и горячи для такой дятельности. Я не желалъ бы лучшаго товарища въ минуту открытой борьбы, но теперь мн надо человка постарше, хладнокровне и стойче. И такъ, прибавилъ онъ, указывая рукой на Пога:— остаетесь вы одинъ. Я васъ не много знаю, но убжденъ, что вы будете въ настоящее время полезне двухъ остальныхъ.
Однако, онъ прибавилъ какъ бы про себя и такъ тихо, что, вроятно, никто не слыхалъ его словъ, кром сидвшихъ рядомъ съ нимъ:
— Хотя я не могу сказать, чтобы ваше лицо мн нравилось боле другихъ.
На этомъ окончился митингъ и, на слдующее утро, Бейнонъ и Погъ отправились изъ Кармартена такъ рано, что я ихъ боле не видалъ.
Что касается до меня, то я вернулся домой съ Томомъ Девисомъ. Мы были такъ возбуждены пламенной рчью Бейнона, что я съ ненавистью смотрлъ на вс заставы, надясь, что скоро придетъ время поджечь ихъ.
Въ продолженіи двухъ недль, мы не имли никакихъ извстій и ничего не случилось важнаго. Я сгоралъ отъ нетерпнія и глубоко сожаллъ, что не могъ сообщить Билю Джонсу, какую вопіющую несправедливость составляли заставы, которыя мы собирались уничтожить. Но клятва обязывала меня молчать и большимъ утшеніемъ для меня было говорить объ этомъ съ Томомъ и Гью, которые относились къ длу далеко не съ такимъ энтузіазмомъ, какъ я, потому что Гью былъ старше и сдержанне, а Томъ былъ поглощенъ своей любовью къ Март.
Наконецъ, Гью встртилъ въ Сванси одного изъ людей, бывшихъ на митинг въ Кармартен, и этотъ человкъ сказалъ ему, что наши враги были на сторож, и что намъ не слдовало упоминать о своемъ знакомств съ Бейнономъ, котораго полиція старалась поймать. Гью передалъ это извстіе мн и Тому. Спустя два дня, пришелъ къ намъ въ домъ какой-то незнакомецъ и спросилъ, не знали ли мы Томаса Бейнона, и не произносилъ ли онъ рчей въ околодк. Незнакомецъ объяснялъ свой вопросъ тмъ, что онъ слышалъ чудеса о краснорчіи Бейнона и желалъ бы послушать оратора, который говорилъ, повидимому, такъ хорошо и разумно. Искренность и добродушіе этого человка такъ пришлись мн по сердцу, что я непремнно подружился бы съ нимъ, еслибы не вспомнилъ предостереженія Гью, и потому держалъ языкъ за зубами, а мои родители вполн справедливо объяснили, что Бейнонъ никогда не бывалъ въ Кинле, и что они даже не слыхивали его имени.
Видя, что онъ ничего не узнаетъ отъ насъ, незнакомецъ пошелъ въ другія хижины и между прочимъ къ Гью. Я зналъ, что въ его дом никого не было, кром старой матери Гью, глухой и не говорившей по-англійски, а потому не полагалъ, чтобъ это посщеніе могло принести какой-нибудь вредъ. Но я сильно ошибался, хотя происшедшее отъ того зло вовсе не касалось Бейнона и начатого имъ дла.
Вечеромъ Гьго Ризъ явился въ таверну ‘Блый Лебедь’ очень сердитый и спросилъ у всхъ присутствовавшихъ, кто осмлился войти въ его хижину и шарить въ его вещахъ, когда его не было дома, а мать его сидла въ саду? Я объяснилъ ему, что, вроятно, безпорядокъ въ его вещахъ произвелъ незнакомецъ, спрашивавшій у насъ о Бейнон, потому что я видлъ, какъ онъ вошелъ въ его хижину.
Гью мрачно насупилъ брови и тотчасъ удалился изъ таверны, даже не выпивъ стакана пива, что вовсе на него не походило.
Въ эту самую ночь онъ и Томъ Девисъ исчезли, не сказавъ никому, куда они пошли, зачмъ, и когда вернутся. Конечно, Томъ забжалъ проститься съ Мартой, которая была очень огорчена этимъ неожиданнымъ уходомъ и просила его остаться. Но вс ея слезы и мольбы были тщетны: онъ былъ очень взволнованъ и только могъ промолвить, что ему необходимо уйти изъ Верхняго Киллея, и что онъ если не вернется, то она должна пріхать къ нему по мсту его новаго жительства. Онъ объяснилъ, что самъ еще не знаетъ, гд поселится, но во всякомъ случа увдомитъ ее, и вмст съ тмъ умолялъ не разлюбить его и не врить, если о немъ станутъ дурно говорить.
На слдующій день выяснилась причина внезапнаго бгства Гью и Тома. Незнакомецъ, постившій насъ наканун, снова явился, но уже съ двумя полисмэнами, и хотлъ арестовать Гью. Они очень разсердились, узнавъ объ его исчезновеніи и стали наводить справки по хижинамъ о Гью. Мало по малу, они узнали, когда онъ отлучался изъ Верхняго Киллея на земляныя работы, сколько времени оставался въ отлучк, а равно и о томъ, что Томъ сопровождалъ его. Собравъ эти свденія, они объявили, что Гью и Томъ наврное совершили кражу со взломомъ въ Нит, надлавшую столько шума, и что ихъ арестуютъ какъ только найдутъ.
Потомъ обнаружилось, что постившій насъ незнакомецъ былъ переодтый полисмэнъ. Я всегда считалъ ремесло переодтыхъ сыщиковъ самымъ гнуснымъ. Когда полицейскій, естественный врагъ всякаго человка, ходитъ въ своей оффиціальной, извстной всмъ одежд, то всякій знаетъ, съ кмъ иметъ дло и во всякомъ случа онъ борется честнымъ оружіемъ. Но переодться частнымъ человкомъ и заставить васъ проболтаться, а затмъ арестовать васъ или вашихъ друзей — это непостижимая низость, и я не понимаю, какъ находятся люди для такого грязнаго ремесла.
Какъ бы то ни было, но переодтый полицейскій, войдя въ домъ Гью для собранія справокъ о Бейнон, не нашелъ тамъ никого, потому что мать Гью на время отлучилась изъ хижины. Тогда, въ надежд найти письма или брошюры Бейнона, онъ сталъ шарить въ столахъ и комодахъ, причемъ нашелъ нчто, наполнившее радостью его полицейскую душу. Это былъ мшокъ съ очками, русымъ парикомъ и таковой же фальшивой бородой. Означенный полицейскій производилъ и розыски по длу о краж со взломомъ въ Нит, и такъ какъ сильное подозрніе пало тогда на неизвстнаго человка въ очкахъ, длинной бород и съ блокурыми волосами, то онъ тотчасъ сообразилъ, что напалъ на слдъ преступника. Онъ поспшно отправился въ Сванси за помощью и исполнительнымъ листомъ судьи объ арест Гью, но когда вернулся на слдующій день, то Гью и Томъ уже исчезли.
Вечеромъ въ ‘Бломъ Лебед’ поднялся горячій споръ о томъ, куда бжали Гью и Томъ: одни увряли, что они отправились въ Сверный Валлисъ, другіе — въ Девонширъ, а третьи полагали, что они скрывались въ окрестностяхъ Киллея. Но я, въ глубин своего сердца, полагалъ, что они постараются примкнуть къ Бейнону и его друзьямъ, съ цлью принять участіе въ борьб противъ заставъ. Конечно, я не могъ никому сообщить эту мысль, потому что одинъ былъ посвященъ въ тайну подготовлявшагося возстанія.
Вернувшись домой, я засталъ бдную Марту въ отчаяніи, и это было не удивительно. Полагая, что Томъ, дйствительно, сталъ работящимъ и бережливымъ человкомъ, она дозволила своей наклонности къ нему развиться въ горячую любовь, и теперь не могла уже разлюбить его, хотя онъ оказался далеко не тмъ работящимъ и бережливымъ человкомъ, какимъ она его считала. Къ виду его бгства и преслдованія полиціей, всякая надежда на счастье исчезла и бдная Марта всю ночь горько рыдала. Мы съ Билемъ (я спалъ съ нимъ въ одной комнат) слышали ея рыданія черезъ перегородку и, паконецъ, Биль промолвилъ мн шепотомъ:
— Ты не спишь, Эванъ?
— Нтъ, отвчалъ я:— а что?
— Я все думаю о Том. Ему, конечно, слдовало бы не показываться сюда, но онъ, вроятно, захочетъ повидаться съ Мартой и въ одинъ прекрасный день вернется! Вдь онъ будетъ въ большой опасности, не правда ли?
— Да, ты правъ, отвчалъ я: — но мы не можемъ этому помшать.
— Конечно, возразилъ онъ:— но я хотлъ теб сказать объ этомъ, чтобы ты былъ на сторож. Какъ я радъ, Эванъ, что не ты былъ принужденъ бжать.
Онъ очень рдко выражалъ свои чувства и эти слова меня удивили.
— Неужели ты радъ, что бда обрушилась на Гью, а не на меня? спросилъ я, все еще питая нкоторую ревность къ Гью.
— Онъ выкарабкается изъ всякой бды, а ты не съумлъ бы. Но неужели ты думаешь, что онъ дороже мн тебя, Эванъ?

VIII.

Митингъ въ Кармартен произвелъ громадную перемну въ моей жизни. До тхъ поръ я жилъ спокойно, но теперь я пылалъ нетерпніемъ вступить въ борьбу. Просвщенный краснорчивой рчью Бейнона я такъ жаждалъ вступить въ открытый бой съ тиранами, что съ искреннимъ горемъ видлъ, какъ проходила зима и отъ Бейнона не получался общанный сигналъ къ возстанію. Мн часто казалось, что я былъ бы гораздо счастливе, еслибъ отличался такой же апатіей, какъ Биль Джонсъ, который никогда не волновался и поднималъ на смхъ мою горячность. Бдной Март было бы также лучше, еслибъ у нея была холодная натура, потому что она очень безпокоилась о Том и стала видимо чахнуть, когда недли проходили за недлями безъ извстій о немъ.
Наконецъ, въ конц марта 1841 года, начали доходить до Верхняго Киллея слухи, что въ предъидущемъ мсяц произошло возстаніе въ Пемброкшир съ цлью уничтоженія заставъ. Разсказывали, что люди, переодтые женщинами и съ запачканными сажей лицами, сломали и сожгли много заставъ. При этомъ извстіи, кровь у меня еще боле закипла и я никакъ не могъ понять, почему Бейнонъ не подавалъ сигнала, чтобъ Гламорганширъ послдовалъ примру Пемброкшира.
Но если я и не могъ бороться открыто, то, во всякомъ случа, отъ меня зависло пріобртать новыхъ сторонниковъ Бейнону, и когда въ ‘Бломъ Лебед’ стали разсуждать о возстаніи Ревекки (это названіе противники заставъ взяли изъ Библіи, гд говорится: ‘пусть твое, т. е. Ревекки, смя овладетъ вратами тхъ, которые его ненавидятъ’), я началъ смло повторять все слышанное отъ Бейнона, выдавая, однакожъ, его мысли за свои, изъ боязни нарушить данную клятву или подвергнуть его опасности разоблаченіемъ ввренной мн тайны. Многіе изъ моихъ слушателей соглашались со мною и прибавляли, что мы слишкомъ долго терпли несправедливые налоги и заставы, а потому давно пора кому-нибудь возстать противъ такого вопіющаго зла. Но двое особенно горячились, принимая сторону Ревекки. Это были Дженкинъ Томасъ изъ селенія Три Креста и Джимъ Дженкинсъ. Они приходили ко мн нсколько разъ на домъ и предлагали, составивъ отрядъ дочерей Ревекки, уничтожить ближайшую заставу. Однакожь, хорошо помня совтъ Бейнона, я проповдывалъ имъ терпніе, увряя, что вскор Ревекка возстанетъ и въ Гламорганшир и что необходимо подождать, пока все будетъ готово къ начатію борьбы. Все, что мы могли теперь длать, это, но возможности, увеличивать число сторонниковъ Ревекки, и мы такъ энергично занялись этимъ, что вскор почти все наше селеніе сочувствовало возстанію, такъ что, еслибъ Бейнонъ тогда явился въ Килле, то вс его жители пошли бы за нимъ.
Отецъ мой очень оригинально смотрлъ на это движеніе. Онъ, въ сущности, былъ не противъ Ревекки, но не хотлъ примкнуть открыто къ ея сторонникамъ изъ зависти ко мн, ибо я пріобрлъ важность тмъ, что первый сталъ развивать новыя идеи. Онъ никакъ не могъ понять, откуда я вдругъ почерпнулъ такія разумныя мысли, и ему было даже обидно, что онъ самъ не догадался, что заставы — вопіющая несправедливость, пока его не научилъ этому его собственный сынъ.
— Откуда теб, мальчишк, знать, какъ слдуетъ поступать? говорилъ онъ съ сердцемъ каждый разъ, когда я начиналъ съ нимъ рчь о Ревекк.
Дженкинъ Томасъ, Джимъ Дженкинсъ, я и еще двое или трое сосдей добыли себ даже женское платье и были, такимъ образомъ, совершенно готовы къ борьб, хотя старательно скрывали это отъ другихъ. Наконецъ, до насъ стали доходить слухи, что возстаніе распространяется по Кармартенширу и приближается къ намъ.
Во все это время Погъ Морганъ ни разу не возвращался домой, и потому я былъ очень удивленъ, увидавъ его въ одно прекрасное іюньское утро у дверей своей хижины.
— Ну, что новаго, Погъ? воскликнулъ я, подбгая къ нему:— когда придетъ наша очередь возстать противъ проклятыхъ заставъ?
Онъ съ безпокойствомъ оглянулся, боясь, чтобъ насъ кто-нибудь не подслушалъ, и отвчалъ шепотомъ:
— Чего ты кричишь, какъ дуракъ, иди хочешь, чтобъ насъ арестовали? Я могу теб передать отъ Бейнона только то, что онъ проситъ всхъ друзей дла еще немного подождать и быть, наготов. По его словамъ, никакъ не позже августа Гламорганширъ узнаетъ, что такое Ревекка.
— А гд теперь Бейнонъ? спросилъ я: — и ты долго здсь останешься?
— Я наврно не знаю, гд онъ, отвчалъ Погъ:— а я здсь не намренъ долго оставаться. Онъ прислалъ меня по длу и я по дорог зашелъ домой, но тотчасъ отправлюсь снова въ путь.
Мн очень хотлось вывдать отъ него вс подробности о томъ, что они длали, но онъ избгалъ разговора о Ревекк и былъ вообще въ большомъ волненіи. Видя, что онъ старался какъ можно скоре отъ меня отдлаться, я оставилъ его въ поко, а когда прошелъ мимо его хижины, черезъ нсколько часовъ, то она снова была пустой.
Только въ іюл мсяц увидалъ я его вторично, когда онъ явился вечеромъ въ воскресенье въ таверну. Его такъ давно не видали въ ‘Бломъ Лебед’, что вс вскрикнули отъ удивленія.
— Э, Погъ Морганъ, произнесъ одинъ изъ присутствующихъ:— неужели это вы? Гд вы пропадали?
— Онъ такъ долго странствовалъ, замтилъ другой: — что износилъ боле сапоговъ, чмъ можетъ наработать въ цлый годъ.
— Погъ не такой дуракъ, чтобы ходить пшкомъ, прибавилъ третій:— онъ все здилъ и все-таки принесъ много денегъ домой, не даромъ онъ мастеръ дешево покупать и дорого продавать скотину.
— Можетъ быть, онъ помогалъ Ревекк, сказалъ четвертый со смхомъ:— покупалъ лошадей у ея враговъ и перепродавалъ ихъ ея друзьямъ.
— Нтъ, воскликнулъ Джимъ Дженкинсъ:— онъ, вроятно, поставлялъ коровъ для солдатъ, которые преслдуютъ Ревекку. Впрочемъ, довольно болтать, послушаемъ, что онъ скажетъ самъ.
Вс эти вопросы не очень понравились Погу, особенно когда рчь зашла о Ревекк, но онъ отвчалъ шутя и не выражая прямого порицанія этому народному движенію. Впрочемъ, онъ оставался въ таверн недолго и когда вышелъ, то я послдовалъ за нимъ, чтобы узнать, какія всти онъ принесъ лично для меня. Эти всти были, поистин, радостныя. Ревекка имла большой успхъ въ Пемброкшир и Кармартеншир, а теперь настало время перейдти ей и въ Гламорганширъ. Вс ея друзья должны были собраться въ слдующую среду ночью у Патардюлеса съ запачканными сажей лицами, въ женской одежд и съ наивозможно большимъ количествомъ оружія въ рукахъ. Тамъ они найдутъ Бейнона и другого предводителя, которые поведутъ ихъ противъ ближайшей заставы. Конечно, все это надо было сохранять въ самой строжайшей тайн.
Я объяснилъ Погу, какіе ревностные сторонники Ревекки были Джимъ Дженкинсъ и Дженкинъ Томасъ, и что я общалъ имъ, что они примутъ участіе въ уничтоженіи первой заставы близь Киллея. Поэтому, я заявилъ желаніе взять ихъ съ собою въ Понтардюлесъ. Но Погъ возсталъ противъ этого, увряя, что лучше не вербовать новыхъ сторонниковъ, а первый успхъ привлечетъ самъ собою бойцевъ со всхъ сторонъ. Такъ, по его словамъ, было везд. Онъ находился въ какомъ-то лихорадочномъ волненіи и боялся всякаго новаго сообщника. Но, найдя, что эти люди никогда не измнятъ нашему длу, и что они оскорбятся, если я ихъ обману, я настаивалъ на своемъ и, наконецъ, посл долгихъ преній, Погъ согласился, чтобы я привелъ ихъ съ собою. Потомъ онъ передалъ мн пароль, и спросилъ, гд ему найдти Гью Риза и Тома Девиса для передачи имъ того же извстія. Когда я разсказалъ ему о случившемся, то онъ очень удивился и на лиц его ясно выразилась радость, что съ Томомъ случилась бда и что онъ не можетъ вернуться въ Верхній Киллей.
— Это прекрасно, произнесъ онъ, потирая руки отъ удовольствія:— Томъ попался и долженъ теперь бросить всякую мысль о первой красавиц Киллея. Можетъ быть, и Марта, не видя его, перестанетъ о немъ думать и милостиво взглянетъ на честнаго человка.
Эти слова меня взорвали, потому что я любилъ Тома гораздо боле, чмъ маленькаго хитраго Пога Моргана.
— Марта никогда не забудетъ стараго друга, отвчалъ я съ сердцемъ: — да и почему мы можемъ знать, что она боле съ нимъ не видается?
— О! о! произнесъ онъ, насупивъ брови:— значитъ, Томъ приходитъ тайкомъ къ своей красавиц или она ходитъ къ нему? Но берегитесь, Эванъ, чтобы полиція не узнала объ этихъ свиданіяхъ и тогда Марта пожалетъ объ нихъ.
Мн стало досадно, что я далъ ему мысль о возможности свиданій и старался его уврить, что я только смялся, и что въ дйствительности мы нетолько не видали Тома, но и не знаемъ, гд онъ. Однако, хотя Погъ и замолчалъ, но я видлъ ясно, по выраженію его лица, что онъ мн не врилъ и былъ убжденъ, что мы знали, гд скрывался Томъ.
На слдующій день, Погъ снова ушелъ изъ Верхняго Киллея, чтобы оповстить еще нкоторыхъ друзей Ревекки объ ея появленіи въ нашемъ околодк. Черезъ два дня, т. е. во вторникъ, Биль Джонсъ, вернувшись изъ Сванси, привезъ еще очень важную новость для меня. Тюдоры должны были вернуться въ Пепфоръ въ этотъ день или на другой. Я былъ очень взволнованъ извстіемъ о прізд миссъ Гвенліаны, потому что, несмотря на нетерпливое желаніе принять участіе въ возстаніи Ревекки, я все-таки былъ, по прежнему, горячо преданъ миссъ Гвенліан, жаждалъ ее увидть, услышать ея голосъ и посмотрть, перемнилась ли она. Я часто думалъ о возможности ея возвращенія и ршилъ въ глубин души, что если она не перемнилась, то я поговорю съ ней объ всемъ, что меня мучило, о Том, о Март, о несправедливости заставъ и о необходимости ихъ уничтожить, такъ какъ мн не входило и въ голову, что она могла считать возстаніе дломъ дурнымъ.
А если она меня забыла? Если она не захочетъ меня видть и слушать мои разсказы? Дйствительно, къ чему ей было помнить грубаго деревенскаго мальчика, къ которому она когда-то была добра? Что было во мн необыкновеннаго и достойнаго памяти? Безъ сомннія, она видла множество людей, которые были во всхъ отношеніяхъ достойне меня и могли совершенно изгладить изъ ея памяти воспоминаніе обо мн. Однако, какъ бы богаты, красивы и образованы ни были вс эти люди, но въ одномъ отношеніи я отъ нихъ не отставалъ: я отдалъ бы за нее съ радостью свою жизнь, и никто изъ нихъ не могъ сдлать большаго ради нея. Человкъ, хотя низшаго класса, можетъ любить искренно, и если онъ любитъ искренно, то можетъ въ нкоторомъ отношеніи подняться до уровня любимой женщины. Во всякомъ случа, моя любовь къ миссъ Гвенліан, вмст съ тмъ развитіемъ, которымъ я былъ ей обязанъ, значительно возвысила меня надъ уровнемъ обитателей Верхняго Киллея. Впрочемъ, былъ ли я только грубый деревенскій дтина или изъ меня вышелъ человкъ боле или мене мыслящій, во всякомъ случа, я принадлежалъ всецло ей и глубоко сознавалъ, что не могъ ни къ кому другому питать той же пламенной преданности и глубокой любви, какъ къ ней.
Повидимому, мн суждено было въ эти дни переходить отъ одного волненія къ другому. Въ этотъ самый вторникъ ночью, ложась спать вмст съ Билемъ, я вдругъ услыхалъ странный шумъ. Кто-то бросилъ маленькій камешекъ въ наше окно. Мы посмотрли другъ на друга съ удивленіемъ и, посл минутнаго молчанія, я произнесъ:
— А если это Томъ?
— Пойди и посмотри, отвчалъ Биль: — но не шуми, если это, дйствительно, онъ, то не надо никого будить въ дом.
Я тихонько спустился съ лстницы и отворилъ дверь. Это, дйствительно, былъ Томъ. Я отвелъ его подале отъ нашей хижины и спросилъ, что онъ длалъ все это время. Онъ отвчалъ, что отправился вмст съ Гью прямо въ Пемброкширъ, гд ихъ никто не зналъ, и поступилъ въ дочери Ревекки. Съ тхъ поръ они оба принимали участіе во всхъ дйствіяхъ Ревекки, какъ тамъ, такъ и въ Кармартеншир, а теперь, узнавъ, что Ревекка переходитъ въ Гламорганширъ и желая, во что бы то ни стало, увидать Марту, онъ ршился побывать въ Верхнемъ Килле, несмотря на полицію. Объяснивъ, такимъ образомъ, свое неожиданное появленіе, онъ умолялъ меня устроить ему тотчасъ свиданіе съ Мартой.
Я вернулся домой и тихонько вызвалъ Марту, такъ что никто этого не замтилъ, и повелъ ее къ тому мсту, гд находился Томъ. Увидавъ его, она такъ удивилась, что едва не закричала, хотя я предупреждалъ ее о необходимости молчанія, но, по счастью, я былъ тутъ и въ ту же секунду закрылъ ей ротъ рукой. Посл этого она была совершенно тиха и я оставилъ ихъ вдвоемъ, но черезъ нсколько времени снова подошелъ къ нимъ и сказалъ, что имъ пора разстаться, такъ какъ Тому надо было отдохнуть въ виду предстоящей на слдующую ночь работы въ Понтардюлес. Вмст съ тмъ, я далъ Тому хлба и холоднаго мяса, такъ какъ ему, вроятно, трудно было найдти себ пропитаніе. Влюбленные разстались очень грустные, мрачные, да и неудивительно: посл дла въ Нит Тому было не безопасно оставаться въ Англіи, а теперь его участіе въ возстаніи Ревекки еще увеличило грозившую ему опасность. Все это совершенно уничтожало планы Марты, которая всегда разсчитывала выйдти замужъ за всми уважаемаго, работящаго и бережливаго молодого человка. Она дозволила себ полюбить Тома только тогда, когда ей показалось, что онъ именно такой человкъ, какого она желала, но теперь, хотя она и видла свою ошибку, было уже поздно. Она такъ пламенно его любила, что скоре согласилась бы просить милостыню, чмъ жить безъ него.
На слдующій день я отправился въ Пепфоръ, чтобы повидаться съ миссъ Гвенліаной, но ее ждали только вечеромъ, а такъ какъ мн надо было отправиться заране въ Понтардюлесъ, то я и не могъ дожидаться ея. Вернувшись домой, я зашелъ за Джимомъ Дженкинсомъ и мы оба отправились въ Понтардюлесъ.
Вечеръ былъ прекрасный и солнце какъ бы не хотя разставалось съ природой. Пройдя нсколько шаговъ по Фервуду, мы встртили Тома и остановились вмст съ нимъ, чтобы вымазать себ сажей лица и надть женскія платья. Нечего сказать, мы были страшными женщинами съ черными лицами и бакенбардами, торчавшими изъ подъ блыхъ чепцовъ. Намъ не очень нравилась эта женская одежда и мы были благодарны судьб, что не навсегда осуждены носить такой неловкій костюмъ. Мы поймали три лошади, которыя паслись на вересковой степи и, вскочивъ на нихъ, продолжали верхомъ свой путь. Вскор присоединился къ намъ Дженкинъ Томасъ изъ селенія Три Креста. Онъ былъ также верхомъ и одтъ по женски, но такъ какъ онъ всегда отличался любовью къ франтовству, то съумлъ придать платью и шали кокетливый видъ.
— Вы, наврное, самая красивая изъ дочерей Ревекки, воскликнулъ я со смхомъ:— такъ и кажется, что вы родились женщиной!
— Неужели? зато вы уже вовсе не походите на женщину, отвчалъ онъ:— неужели вы никогда не видали близко женщины, что не умете надть прилично шаль.
Съ этими словами онъ сдернулъ шаль, которую я закрутилъ какъ веревку вокругъ своей шеи и прилично надлъ мн ее частью на голову, частью на плечи. Не удивительно было, что я не зналъ, какъ одваются женщины: я никогда не обращалъ вниманія ни на одну женщину, кром миссъ Гвенліаны, а она не носила ни такихъ платьевъ, ни такихъ шалей.
Мы дохали почти до Понтардюлеса безъ всякихъ приключеній, какъ неожиданно, въ разстояніи одной мили до сборнаго пункта, увидали женщину, сидвшую на краю дороги. Она окликнула насъ, выразивъ удивленіе, что молодыя двушки разъзжаютъ такъ поздно, и спросила, куда мы демъ. Я зналъ отъ Моргана, что это былъ пароль и отвчалъ, какъ онъ меня научилъ, что мы хали къ нашей матери.
— Ее зовутъ Ревекка? спросила она.
— Да, конечно, отвчалъ я.
— Ладно, воскликнула она, вскакивая съ мста:— она и моя мать. Все обстоитъ благополучно. Вы дете изъ Верхняго Киллея и я васъ караулю.
И этотъ человкъ, который былъ такой же женщиной, какъ и мы, бросился въ кусты, привелъ оттуда лошадь и присоединился къ намъ. Онъ былъ одинъ изъ дочерей Ревекки, досланныхъ на рекогносцировку и сказалъ, что о врагахъ не было ни слуху, ни духу, а потому, по всей вроятности, никто не помшаетъ исполненію нашего плана.
Прибывъ на сборный пунктъ, мы застали тамъ человкъ двадцать. Они вс были замаскированы, какъ мы, и вооружены дубинами, копьями, лопатами, кольями, топорами, старыми саблями, однимъ словомъ, всякимъ оружіемъ, какое только попало подъ руку. Слишкомъ было темно, чтобы узнать другъ друга и я только узналъ но голосу Пога Моргана и Бейнона. Вскор къ намъ присоединились еще нсколько товарищей и тогда человкъ, который явился съ цлью предводительствовать нами, произнесъ краткую рчь. Онъ напомнилъ намъ, какую вопіющую несправедливость составляли заставы, объяснилъ, что до сихъ поръ Ревекка везд имла блестящій успхъ, и пригласилъ насъ слдовать за нимъ къ ближайшей застав, участь которой была ршена!
— Вы сломаете заставу и сожжете домъ сторожа, воскликнулъ онъ:— это будетъ справедливымъ протестомъ противъ тираніи и яснымъ доказательствомъ, что мы умемъ постоять за свои права, если никто не хочетъ насъ защитить. Слдуйте за мной и, главное — молчаніе.
Раздался тихій ропотъ одобренія и мы только-что собрались въ путь, какъ мн вошла въ голову мысль, что уничтожить заставу было совершенно справедливо, но сжечь домъ и имущество сторожа было слишкомъ жестоко. Поэтому, я подошелъ къ нашему предводителю и сказалъ смиреннымъ тономъ.
— Извините меня, но разв справедливо сжечь домъ сторожа вмст съ заставой? И что намъ длать, если сторожъ будетъ защищать свое имущество? Надо и его сжечь?
— А вы кто? воскликнулъ предводитель, взглянувъ на меня съ нетерпніемъ:— какъ вы смете разсуждать, когда ваше дло молча исполнять свое дло?
Многіе изъ окружавшихъ насъ стали ворчать на меня и я думаю, что не отдлался бы легко за свою выходку, еслибы Бейнонъ не шепнулъ что-то на ухо предводителю. Я только разслышалъ, что онъ два раза повторилъ:
— Надо поддержать между нами миръ и единодушіе.
Тогда предводитель обратился ко мн:
— На этотъ разъ, сказалъ онъ: — я вамъ объясню ваше заблужденіе. Знайте, что Ревекка, заклятой врагъ всякой несправедливости, сама никогда не можетъ сдлать столь ненавистной жестокости. Если застава, при прозд черезъ которую берутъ. деньги съ бднаго народа, есть вопіющая несправедливость, то сторожъ, приставленный къ застав, конечно, помогаетъ осуществленію этой несправедливости. Еслибы никто не шелъ въ сторожа, то и заставы исчезли бы сами собою. Но находятся люди, которые ради денегъ берутъ на себя исполненіе этой несправедливости и получаютъ жалованье изъ тхъ самыхъ денегъ, которыя вырываются у бднаго народа. Значитъ эти люди вполн заслуживаютъ наказанія. Если они не сопротивляются, то мы имъ не длаемъ никакого вреда, но если они осмливаются намъ мшать, то пусть несутъ за это отвтственность.
Я удовлетворился этими объясненіями и молча послдовалъ за другими. Вскор мы достигли до заставы.
— Вотъ нашъ врагъ! воскликнулъ предводитель, указывая рукой на заставу:— чтобы черезъ пять минутъ не осталось и слда отъ него. Мы дружно бросились впередъ. Въ одно мгновеніе шлахбаумъ былъ снятъ съ петлей и сломанъ на мелкія части. Потомъ мы уничтожили столбы и, наконецъ, приступили къ дому сторожа. Нкоторые изъ насъ зажгли лучины, нарубленныя изъ остатковъ заставы, и при свт этихъ мерцающихъ факеловъ увидали въ окн домика испуганное лицо сторожа, который съ ужасомъ слдилъ за нашей работой.
— Выходи вонъ, дуракъ, если не хочешь сгорть вмст съ домомъ! воскликнулъ Бейнонъ.
— Мой домъ! Мой домъ! воскликнулъ сторожъ: — я бдный человкъ и все мое имущество въ этомъ дом. Разв вы несжалитесь надъ бднымъ человкомъ?
Но никто не слушалъ его.
— Выходи, выходи! крикнулъ ему одинъ изъ насъ и поднесъ горящую лучину къ соломенной крыш деревяннаго дома.
Сторожъ словно ждалъ только этого и въ тоже мгновеніе выскочилъ изъ окна и пустился бжать черезъ сосднія поля, оглашая воздухъ неистовыми криками. Онъ хорошо сдлалъ, что не медлилъ, потому что еще минута и его домъ загорлся, какъ свчка. Я, кажется, никогда не забуду этой странной, необыкновенной сцены, домъ пылалъ среди бшеной толпы съ черными лицами и въ женскихъ платьяхъ, которая съ дикой радостью бросала въ огонь обломки заставы.
Однако, мы не смли оставаться долго на мст своего торжества. Огонь былъ видимъ издалека и сторожъ своими криками поднялъ бы на ноги весь околодокъ, поэтому, чмъ скоре мы разошлись бы по домамъ, тмъ было лучше. Предводитель снова произнесъ краткую рчь, поздравилъ насъ съ первой побдой, просилъ быть готовыми снова явиться по первому кличу Ревекки и указалъ на необходимость скрывать наши дйствія въ строжайшей тайн. Затмъ мы вс разошлись, а Томъ Девисъ отправился съ Бейнономъ въ боле безопасную для него мстность, чмъ Верхній Киллей.
Какъ мы были счастливы и какъ гордились своимъ подвигомъ! Ложась спать на разсвт въ своей скромной комнат, я всмъ сердцемъ радовался, что борьба противъ ненавистныхъ заставъ была, наконецъ, начата въ Гламорганшир и что мн удалось участвовать въ первомъ открытомъ бою съ тиранами.

IX.

Въ пятницу вечеромъ, посл сожженія Понтардюлесской заставы, собралось много народа въ Бломъ Лебед и вс сочувственно обсуждали появленіе Ревекки въ окрестностяхъ Верхняго Киллея. Многіе сожалли о томъ, что не приняли участія въ первомъ ея подвиг, а одинъ, поршительне, воскликнулъ:
— Зачмъ попусту болтать? Пойдемте-ка прямо на ближайшую заставу и уничтожимъ ее.
Это смлое предложеніе такъ поразило присутствующихъ, что наступило минутное молчаніе, но потомъ раздалось общее громкое одобреніе и мы вс стали обсуждать немедленное исполненіе этого плана.
На противоположной сторон Фервуда, не вдалек отъ Кильврога, находилась маленькая застава, въ очень уединенномъ мст, вдали отъ всякаго жилища, и мы ршили сдлать нападеніе на эту заставу. Потомъ былъ возбужденъ вопросъ, когда произвести атаку. Я предлагалъ съ мста отправиться туда, такъ чтобъ никто не могъ ране узнать о нашемъ намреніи, но двое или трое предлагали отложить экспедицію до слдующей ночи и заручиться помощью друзей, которые также были сторонниками Ревекки. Я доказывалъ, что, въ виду уединеннаго положенія заставы, никто не явится на помощь сторожу и что насъ было совершенно довольно для успшнаго выполненія нашего плана. Но другіе, въ томъ числ Погъ Морганъ, полагали, что благоразумне отложить дло и одержали верхъ. Было ршено, по большинству голосовъ, уничтожить заставу на слдующую ночь. Сборнымъ пунктомъ выбрали извстную всмъ мстность въ Фервуд, тамъ должны были вс собраться къ одиннадцати часамъ ночи и уже оттуда двинуться на обреченную къ погибели заставу. Мн и Погу Моргану очень не нравилось, что такъ открыто обсуждали опасное предпріятіе и мы старались убдить остальныхъ товарищей въ необходимости тайны, такъ какъ на свт могли найтись люди, и не сочувствовавшіе Ревекк, о чемъ, повидимому, они забыли.
На слдующій день кто-то принесъ извстіе изъ Сванси, что мстныя власти были очень разгнваны появленіемъ въ околодк Ревекки и поклялись усмирить бунтовщиковъ, для чего хотли потребовать на помощь солдатъ, стоявшихъ въ Сванси. Но это насъ ни мало не испугало, такъ какъ власти уже клялись отомстить бунтовщикамъ въ Пемброкшир и Кармартеншир, но не могли ничего сдлать.
Погъ Морганъ вернулся съ нами въ Верхній Киллей посл сожженія Понтардюлесской заставы, впродолженіи слдующихъ трехъ дней, онъ постоянно сновалъ вокругъ нашего дома, появляясь въ различные, самые неподобные часы, такъ что я заподозрилъ въ немъ намреніе убдиться, приходилъ ли Томъ къ Март. Я былъ очень счастливъ, что Томъ находился гд-то въ безопасномъ мст съ Бейнопомъ, потому что, хотя я и не полагалъ Пога способнымъ выдать Тома полиціи, тмъ боле, что Томъ, въ свою очередь, могъ указать на его участіе въ возстаніи Ревекки, но, очевидно, Погъ имлъ зубокъ противъ Тома и мн не хотлось, чтобъ онъ такъ или иначе находился въ его рукахъ.
Всякій разъ, какъ Погъ являлся въ нашъ домъ, онъ открыто ухаживалъ за Мартой, но она не могла его выносить и, ни мало этого не скрывая, постоянно удаляла его подъ тмъ или другимъ предлогомъ. Одинъ разъ, когда онъ надодалъ ей своими любезностями, она встала и пошла за углемъ въ сарай, но такъ какъ онъ послдовалъ за нею, то она случайно уронила ему на ногу тяжелый совокъ, что заставило его уйти, прихрамывая. Въ другой разъ онъ сталъ ей разсказывать какія-то сказки, которыя нарочно для нея выучилъ, но она вдругъ бросила свое шитье и начала мести полъ, отодвигая мёбель и поднимая такой шумъ, что онъ долженъ былъ остановиться на полуслов и ушелъ въ сильномъ негодованіи. Наконецъ, онъ засталъ ее въ кухн, гд она мсила тсто и, усвшись на любимое мсто Тома, сталъ бросать на нее взгляды, полные любви, она долго не обращала на него никакого вниманія, словно его не было въ кухн, но, видя, что онъ не унимается, вышла изъ себя и, протянувъ руку на полку, словно доставая что-то, опрокинула ему на голову чашку съ помоями, которую не успли еще снести свиньямъ въ хлвъ. При вид Пога, залитого помоями, я не могъ удержаться отъ смха. Но онъ вскочилъ, вн себя отъ гнва, и рзко воскликнулъ:
— Вы, Марта Вильямсъ, полагаете, что со мною не стоитъ учтиво обходиться? Хорошо, хорошо, мы увидимъ! Никто не станетъ ухаживать за вами, если вы обливаете помоями своихъ дружковъ.
— А кто сметъ себя называть моимъ дружкомъ безъ моего позволенія? произнесла съ сердцемъ Марта.
— А! мы хотимъ имть только одного дружка? замтилъ иронически Погъ:— что же мы сдлаемъ, когда этого дружка повсятъ или сошлютъ въ Ботани-Бей? а это непремнно случится, какъ только онъ попадется въ руки полиціи. Тогда, можетъ быть, мы и пожалемъ, что не были учтивы съ честными людьми, какъ Погъ Морганъ, а любезничали только съ лнивымъ негодяемъ и воромъ, не смющимъ показать носа на свою родину!
Эти оскорбительныя слова окончательно взорвали Марту.
— Что? воскликнула она:— вы думаете, что такую уродливую, рыжую, подлую дрянь, какъ васъ, можно сравнить съ Томомъ! Пора вамъ догадаться, что ни одна женщина не захочетъ и взглянуть на васъ рядомъ съ Томомъ! Что же касается меня, то, еслибъ кром васъ не было на свт ни одного мужчины, я и тогда не вышла бы за васъ замужъ. Ступайте вонъ, или я ошпарю васъ кипяткомъ.
Она схватила со стола большую кострюлю съ варившимся картофелемъ и, еслибъ Погъ остался еще одну минуту, то былъ бы дйствительно облитъ кипяткомъ. Но онъ выскочилъ въ дверь съ быстротою молніи и уже съ порога крикнулъ:
— Хорошо, Марта Вильямсъ, хорошо. Я вамъ этого не забуду и отплачу при случа обоимъ!
Съ этими словами онъ удалился и боле въ этотъ день не безпокоилъ Марту.
Но какъ только онъ исчезъ, бдная двушка упала на стулъ и, закрывъ лицо передникомъ, начала рыдать. Въ то время, кром меня, не было никого въ хижин, и я не зналъ, какъ ее успокоить. Посидвъ молча впродолженіи нсколькихъ минутъ, я сталъ вытирать полъ, залитый помоями, но она продолжала плакать, не обращая на меня ни малйшаго вниманія. Тогда я подошелъ къ кадк, въ которой она передъ тмъ мсила тсто и, засучивъ рукава, сказалъ:
— Ну, надо кому-нибудь спечь хлбъ за тебя. Попробую-ка я свое искуство въ первый разъ въ жизни.
Тутъ она очнулась отъ своего горя, потому что гордилась своимъ умньемъ печь хлбъ и увряла, что никто, даже мать, не могла съ нею въ этомъ сравниться. Она вскочила со стула, подбжала къ кадк и, оттолкнувъ меня, промолвила:
— Кто будетъ сть твой хлбъ, Эванъ? Ты на эти вещи хуже всякаго ребенка.
И она принялась молча мсить хлбъ, но черезъ нсколько минутъ, стала громко выражать безпокойство, чтобъ Погъ не исполнилъ своей угрозы относительно Тома. Чтобъ хоть нсколько успокоить ее, я общалъ принять вс мры, чтобъ Погъ не могъ узнать, гд скрывается Томъ.
Окончивъ свою работу въ субботу къ шести часамъ вечера, я находился въ такомъ волненіи, что не зналъ, какъ убить остававшіеся до назначеннаго срока пять часовъ. Я отправился бродить по вересковой степи и очутился въ сумерки на дорог, соединявшей Фервудъ съ Клайнскомъ выгономъ. Я прислъ, чтобъ отдохнуть, какъ вдругъ услышалъ какіе-то шаги, не желая, чтобъ меня видли въ этой мстности, я спрятался за изгородь. Вскор на дорог показались три человка, они шли очень скоро и, достигнувъ Фервуда, повернули на западъ, къ той именно застав, которую мы намревались уничтожить въ эту ночь. Они были мн незнакомы и, повидимому, не принадлежали къ нашему околодку. Пока я недоумвалъ, кто бы они могли быть, вдали по дорог прошли еще два человка и повернули въ туже сторону. Ихъ наружность показалась мн очень подозрительной и я сталъ опасаться, не извстно ли было наше предпріятіе полиціи и не встртимъ ли мы стойкаго отпора въ нашей экспедиціи. Мн надо было вернуться домой за женской одеждой и по дорог я встртилъ еще пять человкъ, поспшно направлявшихся все по одному направленію. Тогда мои подозрнія совершенно окрпли и, явившись на сборное мсто, я разсказалъ товарищамъ о всемъ, что видлъ. Оказалось, что въ 9 часовъ Биль Джонсъ встртилъ одного изъ сосднихъ представителей мстной власти и многіе другіе также видли, какъ къ застав, обреченной на погибель, направлялись неизвстныя лица по два и по три за разъ. Изъ всего этого было ясно, что мы встртимъ сопротивленіе, и что намъ неудастся уничтожить заставы безъ борьбы. Поэтому, возникъ вопросъ, вступить ли въ открытый бой съ врагами или вернуться спокойно домой, отложивъ экспедицію на другое боле удобное время. Я не хотлъ отступать, а Погъ Морганъ предлагалъ разойтись. По его словамъ, мы не знали числа нашихъ враговъ, а насъ было всего пятнадцать человкъ. Я возразилъ на это, что враговъ могло оказаться мене насъ и что вообще подло отступать въ ршительную минуту. Но Погъ заявилъ, что Бейнонъ всегда считалъ наилучшимъ избгать открытой борьбы, если только сторонники Ревекки не были въ громадномъ количеств. Посл долгихъ обсужденій, Погъ одержалъ верхъ, мы ршили оставить въ поко заставу и спокойно разбрелись во вс стороны, очень недовольные своимъ разочарованіемъ.
Я пошелъ вмст съ Погомъ, Джимомъ Дженкинсомъ и Билемъ Джонсомъ. По дорог Джимъ спросилъ меня:
— Ты видлъ Тома Девиса съ среды?
— Такъ Томъ былъ съ нами въ среду къ Пантардюлес? воскликнулъ Погъ, прежде чмъ я усплъ отвтить:— я этого и не зналъ. Откуда онъ явился?
— Неудивительно, что вы его не узнали, замтилъ Джимъ:— я полагаю, что даже жена не узнаетъ мужа въ темнот и въ женской одежд съ запачканнымъ сажею лицомъ.
Я не хотлъ говорить о Том при Пог и сказалъ, что не видалъ Тома со среды и ничего о немъ не слыхалъ. Потомъ, я старался перемнить разговоръ, но вс мои усилія были тщетны. Погъ продолжалъ разспрашивать Джима и только тогда успокоился, когда узналъ, что Томъ явился въ Понтардюлесъ съ нами изъ Верхняго Киллея, и по уничтоженіи заставы отправился неизвстно куда, съ Бейнономъ, но, по всей вроятности, приметъ участіе во всхъ дйствіяхъ Ревекки въ нашемъ околодк.
Разставшись съ Погомъ и Джимомъ, я предложилъ Билю отправиться къ застав и убдиться во очію, тамъ ли наши враги. Конечно, это была опасная рекогносцировка, но важно было знать, основательно ли мы отказались отъ своего предпріятія и дйствительно ли были власти предупреждены о немъ. Биль согласился и мы, переодвшись дома, отправились поспшно черезъ Фервудъ.
Достигнувъ противоположнаго его конца, мы свернули съ дороги въ поле и тихонько, ползкомъ добрались до заставы, боясь каждую минуту наткнуться на враговъ. Наконецъ, мы спрятались за изгородь противъ самой заставы и стали дожидаться разсвта, ибо въ темнот мы не могли ничего не разобрать. Спустя не боле получаса, начало свтать и, мало по малу, окружающіе предметы стали рельефно выступать на сромъ фон. Въ тридцати шагахъ отъ насъ, въ небольшой ям, лежало пять человкъ, но хотя это зрлище вполн подтвердило наши подозрнія, мы остались въ своей засад пока совершенно разсвло.
Тогда наши враги поднялись, и со всхъ сторонъ стали къ нимъ подходить товарищи, спрятанные вокругъ заставы. Вс они очень устали и жаловались на холодъ и росу, потомъ они говорили, что, вроятно, ихъ выслали туда по ложному извстію, что все было спокойно, что, кажется, Ревекка не имла ни малйшаго намренія коснуться этой заставы и что не досадно ли было провести цлую ночь въ пол, безъ всякой пользы. Напротивъ, все, что мы слышали, очень позабавило насъ. Они не подозрвали, что такъ близко отъ нихъ находились два бунтовщика и что судьба заставы была ршена въ эту ночь, еслибъ они не явились на ея защиту. Наконецъ, они удалились и мы пошли домой, утшая себя мыслью, что вскор насъ, вроятно, пригласитъ Бейнонъ къ уничтоженію если не этой, то какой-либо другой заставы.
Мы легли спать, когда уже солнце высоко взошло, но на другой день было воскресеніе и мы могли спать сколько хотли. Однако, вставъ очень поздно, я уже не имлъ времени пойти въ Пепфоръ, какъ намревался, что повидать миссъ Гвенліану.
Вечеромъ Бейнонъ лично явился въ домъ Пога Моргана, и, узнавъ о его прибытіи, мы вс, бывшіе съ нимъ въ Понтардюлес, собрались туда. Онъ объяснилъ намъ, что дла шли отлично, и что, уничтоживъ еще нсколько заставъ, мы заставимъ отмнить несправедливый подорожный налогъ. Онъ прибавилъ, что Ревекка должна снести вс заставы вокругъ Понтардюлеса и что наше содйствіе потребуется для уничтоженія другой заставы, невдалек отъ той, которую мы уже снесли. Мы должны были собраться въ слдующую среду въ указанномъ имъ мст близь Понтардюлеса и ждать тамъ сигнала — ракеты, посл чего уже могли идти дале. Я спросилъ, можемъ ли мы привести съ собою людей, хотвшихъ снести Кальврогскую заставу наканун ночью и онъ охотно согласился на это, только просилъ хранить въ тайн планъ дйствія, изъ боязни, чтобъ снова наши намренія не были узнаны врагами.
На слдующее утро, очень рано, Бейнонъ удалился изъ Верхняго Киллея, но такъ какъ онъ провелъ ночь у Пога, то мн пришла въ голову мысль, что Погъ, вроятно, узналъ отъ него, гд и что длаетъ Томъ. Еслибъ я подумалъ объ этомъ ране, то могъ бы предупредить Бейнона, но теперь было уже поздно. Въ этотъ день и на слдующій, несмотря на все мое желаніе, я не могъ отправиться въ Пепфоръ, такъ какъ меня задерживало то то, то другое.
Во вторникъ, Погъ пришелъ къ намъ въ домъ, впервые посл того, какъ Марта облила его помоями, и просилъ извиненія за то, что въ послдній разъ вышелъ изъ себя. Марта охотно съ нимъ помирилась, потому что она никогда не была злопамятна, и потомъ надялась, что этимъ путемъ отвратитъ опасность отъ Тома. Погъ остался у насъ довольно долго, какъ бы все не ршаясь сказать что-то важное. Какъ бы то ни было, онъ такъ и ушелъ ничего не сказавъ и только на другое утро, въ тотъ самый день когда мы должны были уничтожить вторую заставу, онъ объяснилъ, хотя и съ большимъ трудомъ, въ чемъ дло. Онъ просто предложилъ свою руку Март, прося забыть Тома и выйти за него замужъ. Онъ логично доказалъ, что, по всей вроятности, ей никогда не обвнчаться съ Томомъ, которому будетъ необходимо скрываться до той минуты, пока онъ найдетъ средство покинуть навсегда страну, а, слдовательно, при такихъ обстоятельствахъ жена была бы ему только обузой. Погъ давалъ клятву, что если она согласится быть его женою, то онъ всегда будетъ хорошимъ мужемъ и станетъ всячески баловать ее, совершенно забывъ, что она когда-то любила другого. Онъ былъ увренъ, что она, мало по малу, его полюбитъ, какъ онъ уже любилъ ее, и согласенъ былъ ждать свадьбы, прося теперь только позволенія надяться на ея благопріятный отвтъ.
Меня не было въ это время дома и Марта мн потомъ разсказала объ его посщеніи, смясь надъ его дерзостью.
— Какъ онъ смлъ вообразить, что я флюгарка и буду мнять свои чувства со дня на день, сказала она:— но я его такъ проводила, что онъ не вернется боле. Я ему прямо сказала, чтобъ отложилъ всякое попеченіе обо мн, что я никогда не выйду за него замужъ, какъ бы богатъ онъ ни былъ, а буду во всю жизнь врна Тому. Еслибъ ты видлъ, какъ онъ разсердился! его лицо стало такое кислое, что я боялась, чтобъ наше молоко, стоявшее въ кухн, не скислось.
Конечно, со стороны Пога было очень глупо предположить, что Марта могла вдругъ забыть свою любовь къ Тому и согласиться выйдти за него замужъ, но я полагаю, что онъ въ то время такъ былъ влюбленъ въ нее, что почти рехнулся. Однако, я съ безпокойствомъ подумалъ, что отказъ Марты, вроятно, еще боле усилитъ его ненависть къ Тому и что было неосторожно приводить въ отчаяніе Пога, прежде чмъ Томъ благополучно оставитъ нашъ околодокъ. Но я не сказалъ объ этомъ ни слова бдной Март, не желая ее тревожить. Дло было сдлано и сожалніемъ ничего нельзя было поправить. Къ тому же, я утшалъ себя мыслью, что, въ сущности, Погъ не могъ сдлать много вреда Тому, такъ какъ обнаруженіе участія послдняго въ бунт могло скомпрометировать и его самого. Поэтому, я пересталъ на время объ этомъ думать и пошелъ собирать товарищей, которыхъ впервые долженъ былъ въ эту ночь привести на сборный пунктъ Ревекки.

X.

Передъ обдомъ, въ тотъ день, когда мы хотли уничтожить вторую Понтардюлесскую заставу, мистеръ Вайтъ, начальникъ полиціи въ Сванси, сидлъ въ своемъ кабинет, когда ему доложили, что его желаетъ видть какой-то человкъ, не желавшій сказать свое имя. Введенный въ кабинетъ, онъ казался очень смущеннымъ, его нервно подергивало, и на вопросъ мистера Вайта, что ему было нужно, онъ не хотлъ отвчать, прежде чмъ затворилъ дверь, и, подойдя къ начальнику полиціи, сказалъ вполголоса:
— Говорятъ, что вы и другіе джентльмэны желаютъ знать, гд скрываются дочери Ревекки.
— Да, конечно, отвчалъ мистеръ Вайтъ:— можете вы намъ помочь въ этомъ?
— Не я самъ, но одинъ мой знакомый.
— Такъ отчего вы не привели его съ собою?
— Сказать правду, отвчалъ незнакомецъ посл минутнаго колебанія:— онъ, кажется, самъ принималъ участіе въ возстаніи Ревекки, но я въ этомъ не увренъ, а только полагаю. Общаете ли вы, что ему простятъ за все прежнее, если онъ явится къ вамъ и разскажетъ все, что ему извстно о Ревекк?
— Да, сказалъ мистеръ Вайтъ:— я могу ему общать полное прощеніе, если онъ дастъ намъ врныя свднія о Ревекк и поможетъ захватить бунтовщиковъ.
Но незнакомецъ все еще не ршался нойти за своимъ пріятелемъ безъ торжественнаго общанія хранить въ тайн все, что онъ разскажетъ. Мистеръ Вайтъ и это общалъ, прося поскоре привести своего пріятеля.
Незнакомецъ направился къ дверямъ, но не вышелъ изъ комнаты, а, убдившись, что никто ихъ не подслушиваетъ, вернулся къ мистеру Вайту:
— Я самъ тотъ человкъ, который можетъ вамъ разсказать все, что вы желаете узнать, произнесъ онъ почти шепотомъ:— Ревекка нападетъ сегодня ночью на вторую Понтардюлесскую заставу, ихъ будетъ много, человкъ пятьдесятъ и боле, въ томъ числ Томъ Девисъ, который, говорятъ, недавно ограбилъ домъ въ Нит. Онъ теперь всюду слдуетъ за Ревеккой. Ну, теперь я вамъ все сказалъ, и если они узнаютъ объ этомъ, то меня убьютъ. Такъ не проговоритесь никому, а теперь прощайте.
— Нтъ, погодите, воскликнулъ мистеръ Вайтъ, схвативъ незнакомца за руку:— я не могу васъ отпустить, прежде чмъ окажется, что ваши слова справедливы. Можетъ быть, вы хотите нарочно насъ сбить съ толку и направить на фальшивый слдъ, чтобъ дать возможность Ревекк дйствовать на свобод. Я васъ арестую, и если вы мн сказали правду, то завтра я васъ выпущу.
Незнакомецъ этого не предчувствовалъ и произнесъ въ испуг:
— Они догадаются, что я ихъ выдалъ, и убьютъ. Отпустите меня, я пойду къ нимъ и они ничего не заподозрятъ. Я вамъ сказалъ чистую правду. И если я сегодня пойду вмст съ Ревеккой противъ васъ, то это будетъ только комедія. Отпустите меня, пожалуйста. Вы не можете себ представить, что они сдлаютъ со мною, узнавъ, что я былъ у васъ.
Но мистеръ Вайтъ былъ неумолимъ. Онъ общалъ не вызывать его въ судъ, какъ свидтеля противъ его недавнихъ товарищей и вторично подтвердилъ, что отпуститъ его на слдующее утро, если его слова оправдаются. Потомъ онъ спросилъ о мст и час сбора бунтовщиковъ, а также нсколько другихъ подробностей. Наконецъ, онъ веллъ отвести подъ арестъ незнакомца, а самъ отправился, чтобъ посовтоваться съ властями и принять необходимыя мры.
День былъ прекрасный, теплый и въ Сванси происходила игра въ крикетъ. Желая поговорить съ нкоторыми изъ мстныхъ судей и зная, что онъ ихъ найдетъ если не въ числ играющихъ въ крикетъ, то въ публик, мистеръ Вайтъ отправился прямо на лужайку, кишвшую зрителями. Одинъ изъ судей, съ которыми онъ желалъ посовтоваться, мистеръ Вильямсонъ, только-что окончилъ игру и разговаривалъ съ сквайромъ Тюдоромъ и другимъ джентльмэномъ, по имени мистеръ Поуэль. Полицейскій незамтно отвелъ ихъ въ сторону и сообщилъ только-что полученныя имъ свднія, прося ихъ совта, какъ поступить, и указывая на то, что нельзя было терять времени, такъ какъ атака на Понтардюлесскую заставу должна была произойти черезъ нсколько часовъ.
— Если это правда, то мы дадимъ хорошій урокъ Ревекк, воскликнулъ Вильямсонъ: — какъ вы полагаете, онъ лгалъ или нтъ?
— Право, не знаю, онъ на взглядъ довольно хитрый человкъ, отвчалъ Вайтъ: — но онъ не кажется достаточно храбрымъ, чтобъ придти ко мн съ ложной исторіей, и потому я думаю, что онъ сказалъ правду.
— Необходимо, чтобъ Ревекка не подозрвала, что мы знаемъ объ ея намреніяхъ, замтилъ мистеръ Поуэль:— а то она останется дома. Наша попытка накрыть ее у Кильврогской заставы въ прошедшую субботу была совершенно неудачна и Ревекка не показала своего носа, если и намревалась.
— Да, сказалъ сквайръ Тюдоръ:— не слдуетъ посылать тотчасъ людей въ Понтардюлессъ, у Ревекки множество лазутчиковъ и мы должны сохранить въ тайн наши приготовленія. Я бы полагалъ, что достаточно будетъ, если мы четверо съ семью или восьмью полисменами отправимся въ Понтардюлессъ, когда совершенно стемнетъ. Мы направимся въ Лангафелахъ, чтобъ обмануть Ревекку, если ее встртимъ, а потомъ повернемъ назадъ и кратчайшимъ путемъ, черезъ поля, явимся къ застав прежде, чмъ они окончатъ свое дьявольское дло.
— Хорошо, произнесъ мистеръ Вайтъ:— но если этотъ человкъ сказалъ правду, то бунтовщиковъ будетъ столько, что двадцати человкамъ не справиться съ ними.
— Но вдь въ Сванси стоятъ драгуны, сказалъ мистеръ Вильямсонъ: — они могли бы слдовать за нами въ разстояніи нсколькихъ часовъ. Они не обратили бы на себя вниманіе раннимъ появленіемъ на сцену, а все-таки помогли бы переловить бунтовщиковъ.
— Да, я думаю, что это было бы хорошо, отвчалъ мистеръ Вайтъ:— я скажу капитану, чтобъ онъ привелъ своихъ солдатъ въ Понтардюлессъ часомъ позже срока, назначеннаго бунтовщиками на атаку заставы.
Такимъ образомъ, все было устроено, и какъ только стемнло, семь полисмэновъ, имя во глав Вайта, Тюдора, Вильямсона и Поуэля, отправились верхами изъ Сванси по Кармартенской дорог, а часа черезъ два посл нихъ выступили драгуны.
Вс эти подробности я узналъ уже впослдствіи, но привожу ихъ здсь для ясности моего разсказа и теперь снова возвращаюсь къ собственнымъ воспоминаніямъ.
Въ то время, когда гнусный измнникъ предавалъ Ревекку въ руки ея враговъ въ Сванси, Дженкинъ Томасъ, Джимъ Дженкинсъ и я честно служили нашему длу въ Верхнемъ Килле. Строго исполняя приказаніе Бейнона, мы до самаго вечера не сказали никому ни слова о предстоящей экспедиціи, и только когда стемнло, собрали всхъ друзей Ревекки и спросили ихъ, хотятъ ли они тотчасъ идти на Понтардюлесскую заставу. Вс, участвовавшіе въ субботней экспедиціи, съ удовольствіемъ вызвались идти на новую опасность, кром одного Биля Джонса, который былъ посланъ хозяиномъ въ Сванси и не возвратился еще домой, а потому ничего не зналъ о подготовлявшемся предпріятіи. Я очень сожаллъ объ его отсутствіи и дожидался его до послдней минуты, но, наконецъ, настало время отравляться въ путь, вс сгорали отъ нетерпнія, и мы выступили изъ Верхняго Киллея безъ него.
Вс мы были замаскированы, по обыкновенію, и вооружены какъ кто могъ. У меня было ружье, которымъ я до того гордился, что веллъ вырзать на мдной оправ мое имя, у двухъ или трехъ были также ружья, у одного пистолетъ, у другого сабля, у третьяго коса, а у остальныхъ тяжелыя дубины. Не успли мы отъхать на дв мили, какъ Дженкинъ Томасъ неожиданно воскликнулъ:
— А гд Погъ Морганъ? Отчего его нтъ между нами?
— Онъ былъ у насъ въ дом сегодня утромъ, отвчалъ я:— а потомъ я его не видалъ. Можетъ быть, онъ отправился заране къ Бейнону и мы, конечно, встртимъ его у заставы.
— Вы говорите о Пог Морган? спросилъ одинъ изъ сосдей:— я видлъ, какъ онъ пошелъ въ два часа пополудни въ Сванси.
Этимъ разговоръ о Морган прекратился и мы боле о немъ не думали, но впослдствіи припомнили, что онъ не принялъ участія въ экспедиціи, несмотря на свое общаніе, и что его видли по дорог въ Сванси въ два часа дня.
Мы продолжали свой путь и достигли безъ всякихъ затрудненій мста, гд должны были ждать сигнальной ракеты, которая объявила бы, что нтъ опасности и что намъ слдуетъ идти впередъ для атаки заставы. Въ этомъ сборномъ пункт мы нашли другихъ дочерей Ревекки и вскор къ намъ присоединились еще новые товарищи. Одинъ изъ послднихъ, явившійся изъ окрестностей Комберла, разсказалъ намъ, что видлъ на Кармартенской дорог многочисленныхъ всадниковъ, хавшихъ изъ Сванси, и это извстіе насъ обезпокоило. Мы боялись, чтобъ это не были наши враги, увдомленные о нашемъ предпріятіи. Впрочемъ, насъ скоро успокоила мысль, что у Ревекки было столько лазутчиковъ, что они, конечно, предупредятъ насъ объ опасности, если таковая представится. Поэтому мы, шутя и тихо разговаривая, стали дожидаться ракеты.
Время шло и назначенный срокъ для сбора миновалъ, но мы тщетно искали глазами сигнала. Еще прошло полчаса и многіе изъ насъ начали жаловаться, что, вроятно, Ревекка забыла подать намъ сигналъ или, въ виду опасности, отложила атаку. Одни предлагали разойтись по домамъ, другіе совтовали атаковать заставу безъ посторонней помощи, а третьи находили необходимымъ подождать еще немного.
— Я боюсь, что дло неладно, сказалъ мн Джимъ: — наше предпріятіе окончится ни чмъ, какъ въ субботу.
— Чтобы не кончилось еще хуже, отвчалъ я:— насъ теперь боле и мы зашли дале. Насъ, кажется, довольно народа, чтобы сжечь весь Понтардюлесъ, а не одну несчастную заставу, а мы какъ дураки сидимъ здсь сложа руки боле часа.
Не усплъ я окончить этихъ словъ, какъ давно ожидаемая ракета взвилась на воздухъ. Мы поспшно направились впередъ и вскор были встрчены Бейнономъ и быстро сбгавшимися это всюду людьми, такъ что всего насъ оказалось боле ста человкъ. Признавъ въ толп Тома Дэвиса и зная, что онъ былъ при Бейнон, который на этотъ разъ предводительствовалъ, я подъхалъ къ нему и спросилъ, почему мы такъ долго ждали сигнала, а также слышалъ ли онъ о всадникахъ, скакавшихъ по дорог въ Понтардюлесъ.
— Да, конечно, отвчалъ онъ со смхомъ: — это полиція, но она теперь далеко. Наши лазутчики слдили за ними и они, вмсто того, чтобы повернуть въ Пантардюлесъ, отправились въ Тавгафелахъ. Тогда лазутчики вернулись къ Бейнону и объявили, что всякая опасность миновала. Но онъ все-таки полагалъ, что лучше подождать, пока они удалятся и потомъ уже поджечь заставу. Вотъ причина вашихъ долгихъ ожиданій. Въ настоящее время, полиція, вроятно, достигла Лангафелаха, и старый сторожъ, пожалуй, перепугался до смерти, принявъ ихъ за враговъ. Онъ, можетъ быть, даже стрлялъ въ нихъ по ошибк!
Мы засмялись при этой мысли и порадовались, что враги такъ далеко отъ насъ благодаря этой ошибк.
Между тмъ, мы уже достигли заставы, и сторожъ обратился въ бгство, не обнаруживъ никакого желанія защищаться, а мы, вполн увренные въ своей безопасности, сложили на землю оружіе, которое могло бы стснить насъ, и бросились на заставу, чернвшую передъ нами.
Вскор мы разломали ее на мелкіе куски и сложили вс обломки подл дома, съ цлью устроить одинъ громадный костеръ. При этомъ мы смялись и шутили, а нкоторые оглашали воздухъ проклятіями. Наконецъ, все было готово и костеръ зажгли. Вдругъ я услыхалъ чей-то громкій голосъ:
— Спасайтесь! Полиція!
Я поднялъ голову и увидалъ, что нсколько всадниковъ врзалось въ нашу толпу. Въ ту же минуту я вспомнилъ, что оставилъ свое ружье въ канав у дороги и побжалъ за нимъ. Но многіе другіе такъ растерялись отъ внезапнаго нападенія, что забыли о своемъ оружіи и искали спасенія въ бгств. Конечно, я не отрицаю, что наши враги выказали много мужества, нападая въ числ одиннадцати человкъ на сотенную толпу, но они имли за себя три преимущества. Во-первыхъ, они были приготовлены къ бою, а мы были застигнуты въ расплохъ, во-вторыхъ, они были хорошо вооружены, тогда какъ только нкоторые изъ насъ имли при себ оружіе и, въ-третьихъ, они представляли собой сомкнутую, дружную силу, а мы совершенно не знали, что такое дисциплина.
Впрочемъ, хотя большинство дочерей Ревекки опозорило себя бгствомъ, но нкоторые изъ насъ, несмотря на устрашенную толпу, увлекавшую съ собою всхъ и каждаго, стойко, мужественно дали отпоръ врагамъ. Доставъ изъ канавы ружье, я бросился туда, гд свалка была сильне. Луна и ярко горвшій домъ сторожа съ остатками заставы блестяще освщали всю сцену.
Первый, кого я различилъ въ общей свалк, былъ Гью Ризъ, который, выхвативъ большую жердь изъ изгороди, наносилъ ею страшные удары одному изъ враговъ. Они схватились между собою и упали въ канаву, но такъ какъ я зналъ, что Гью сильне многихъ, то предоставилъ ему окончить какъ знаетъ свое единоборство и обратился на полисмэна, который схватилъ одного изъ нашихъ за горло. Выхвативъ изъ кармана ножикъ, я глубоко поранилъ въ ногу лошадь, на которой сидлъ полисмэнъ. Животное грохнулось на землю, а сдокъ хотлъ спрыгнуть, но я ударилъ его по голов прикладомъ ружья и онъ упалъ на землю безъ чувствъ.
Затмъ я увидалъ, что Дженкинъ Томасъ отбивался отъ двухъ враговъ, одного на лошади и одного пшаго, которые хотли взять его въ плнъ. Онъ сражался, какъ левъ, но всадникъ, находившійся ко мн спиною, такъ крпко схватилъ его за правую руку, что онъ не могъ боле отбиваться отъ своего другого противника.
— Помоги, Эванъ, или меня заберутъ, воскликнулъ онъ въ отчаяніи, увидвъ меня.
Конечно, я не могъ потерпть такого несправедливаго боя, двухъ противъ одного, не могъ дозволить, чтобы моего товарища арестовали. Въ тоже мгновеніе я поднялъ къ плечу ружье, прицлился въ всадника и спустилъ курокъ. Прежде чмъ раздался выстрлъ, онъ обернулся ко мн и лицо его показалось мн знакомымъ, но тутъ не было времени вспоминать, гд я его видлъ. Черезъ секунду онъ вскинулъ руками къ небу и упалъ съ лошади. Освобожденный отъ этого врага, Дженкинъ легко справился съ другимъ.
На нашей сторон было слишкомъ мало бойцовъ и нкоторые уже были арестованы. Тогда Бейнонъ, дравшійся все время съ необычайнымъ мужествомъ, громко воскликнулъ:
— Не стоитъ боле сопротивляться! Мы побждены. Спасайтесь, какъ кто уметъ.
Дйствительно, только онъ, Дженкинъ и я оставались на свобод и не арестованными, но и мы были такъ окружены врагами, что не могли бы спастись, еслибы они не были загромождены большимъ числомъ плнниковъ. Поэтому, какъ ни было горько бжать передъ врагомъ, намъ ничего не оставалось, какъ искать спасенія въ скорости своихъ ногъ и мы дали тягу, причемъ я бросилъ свое ружье, чтобы освободиться отъ лишней обузы.
Двое конныхъ полисмэновъ пустились за нами въ погоню и Бейнонъ закричалъ намъ, чтобы мы слдовали за нимъ, такъ какъ онъ зналъ эту мстность лучше всхъ насъ. Онъ указалъ намъ дорогу черезъ изгороди и рвы, представлявшіе не малую преграду лошадямъ, такъ что вскор мы освободились отъ нашей погони. Боясь очень далеко отойти отъ главной силы своего отряда, полисмэны бросили эту скачку съ препятствіями и вернулись вспять.
Мы продолжали бжать еще нсколько времени, и къ намъ присоединились по дорог еще двое или трое изъ товарищей, принявшихъ участіе въ борьб. Наконецъ, мы достигли небольшой поляны, гд собралась большая часть бунтовщиковъ, разбжавшихся въ первую минуту опасности. Они были очень смущены и не знали что длать.
Видя, что мы въ порядочномъ числ, Бейнонъ захотлъ повести насъ снова въ бой, и если возможно, отбить взятыхъ въ плнъ товарищей.
— Стыдитесь! воскликнулъ онъ, обращаясь къ бглецамъ, не вступившимъ даже въ борьбу со врагомъ:— вы разбжались, какъ испуганное стадо овецъ, не постоявъ ни одной минуты за право и справедливость. Разв вы забыли претерпваемыя нами тягости? Или вы хотите впредь переносить безпрекословно вс тяжелые и несправедливые налоги, которыми вздумаютъ васъ обложить? Нтъ, я этому не врю! Вы бжали только потому, что были застигнуты врасплохъ и теперь еще время доказать нашимъ врагамъ, что побда останется не на ихъ сторон, что Ревекку не такъ легко побороть, какъ они думаютъ. Подумайте только о нашихъ друзьяхъ, попавшихъ въ руки враговъ, неужели мы ихъ не отобьемъ? Нтъ, вернемся обратно, освободимъ товарищей и смоемъ пятно пораженія! Насъ теперь много, кто идетъ за мною?
— Я иду! воскликнулъ я. Дженкинъ Томасъ и еще человкъ двадцать, но остальные были слишкомъ перепуганы, чтобы къ намъ присоединиться и спокойно разошлись по домамъ.
Мы же отправились съ Бейнономъ къ застав, пылая жаждой отомстить своимъ врагамъ за позоръ вынужденнаго бгства. Мы шли молча до изгороди, отстоявшей отъ заставы на шестьсотъ ярдовъ и тамъ остановились, чтобы произвести рекогносцировку.
Костеръ теперь тллъ, по временамъ только загораясь снова на минуту яркимъ пламенемъ. Вокругъ невидно было никого и нельзя было сказать, удалилась ли въ Сванси полиція съ взятыми въ плнъ бунтовщиками или они еще находились близь той мстности, гд мы ихъ оставили. Это обстоятельство было необходимо опредлить вполн точно и потому Бейнонъ со мною вызвался пойдти впередъ и навести справку. Приблизившись къ огню, мы услыхали голоса и подползли какъ можно ближе къ говорившимъ, но такъ что изгородь все-таки скрывала насъ. Оказалось, что это полиція караулила на небольшомъ пол своихъ плнныхъ, которыхъ она забила подъ находившійся тутъ навсъ, откуда доносились болзненные стоны раненыхъ. Но если мы пострадали, то и наши враги понесли потери, потому что нкоторые изъ нихъ лежали на земл, очевидно, тяжело раненые. Все это мы ясно разглядли при свт луны.
— Странно, что они здсь остаются, промолвилъ шепотомъ Бейнонъ:— можетъ быть, они ждутъ разсвта. Подвинемся еще ближе и послушаемъ, что они говорятъ.
Мы сдлали еще нсколько шаговъ на четверенькахъ и припали снова къ изгороди. Теперь передъ нами виднлся еще одинъ предметъ, доказывавшій всего краснорчиве, что, по крайней мр, нкоторые изъ насъ дали стойкій отпоръ полиціи. Подл самаго навса лежала безмолвно и неподвижно какая-то фигура, она не стонала, не металась и никто не ухаживалъ за нею, не давалъ ей пить, какъ другимъ раненымъ. Лицо убитаго было покрыто платкомъ и его положили въ сторон, словно живымъ было противно на него смотрть, Судя но одежд, это не была дочь Ревекки и Бейнонъ шепнулъ мн:
— Это человкъ, въ котораго ты выстрлилъ. Я видлъ, какъ ты прицлился. Чисто вышло, нечего сказать.
И, смотря на кровавое дло моихъ рукъ, я почувствовалъ дикую радость, что помшалъ, по крайней мр, одному изъ нашихъ враговъ хвастаться, что онъ обратилъ въ бгство Ревекку. Что бы потомъ ни случилось, я могъ утшать себя всегда мыслью, что избавилъ свтъ отъ одного изъ тхъ, которые поддерживали вопіющія несправедливости, и если я вынужденъ былъ бжать, какъ трусъ, то, по крайней мр, отомстилъ хоть одному за такой позоръ.
Бейнонъ указалъ мн изгородь, подходившую къ самому навсу и шепнулъ мн:
— Мы можемъ подкрасться незамтнымъ образомъ къ самому навсу со всми нашими людьми. Одни могутъ тогда броситься внутрь навса и освободить плнныхъ, а пока будутъ бороться съ врагами. Мы въ одинаковомъ числ, а освобожденные товарищи тотчасъ увеличатъ наши ряды. Пойдемъ за другими.
Мы только-что хотли отправиться въ обратный путь, какъ я произнесъ такъ же шепотомъ:
— Что это за странный шумъ? вы слышите?
— Это втеръ свиститъ въ кустахъ, отвчалъ Бейнонъ:— идемъ скоре, нельзя терять ни минуты.
— Нтъ, это конскій топотъ. Слышите? произнесъ я снова.
Мы прислушались и, черезъ минуту, дйствительно, раздался на дорог конскій топотъ. Наши враги, повидимому, кого-то ожидали, потому что они немедленно вскочили съ земли. Еще нсколько мгновеній, и въ сред ихъ появился конный полисмэнъ.
— Все обстоитъ благополучно! воскликнулъ онъ: — солдаты ждали приказаній въ Понтардюлес. Они слдуютъ за мною.
Мы съ Бейнономъ переглянулись въ ужас. Солдаты! Это окончательно разсевало вс наши надежды на спасеніе товарищей. Мы, конечно, подождали, чтобъ убдиться въ справедливости грустнаго извстія. Дйствительно, черезъ дв или три минуты, показался при лунномъ свт отрядъ драгунъ, шумя оружіемъ и шпорами.
— Чортъ возьми, пробормоталъ Бейнонъ:— дло сегодня проиграно. Намъ надо бжать какъ можно скоре, а то они, пожалуй, начнутъ повсюду розыскивать запоздавшихъ дочерей Ревекки.
Мы незамтно удалились, и какъ только достигли товарищей, то, молча, увели ихъ на почтительное разстояніе и тамъ разсказали, въ чемъ дло. Вс они были мужественные, храбрые люди и жаждали отомстить врагамъ, поэтому, лица ихъ вытянулись при извстіи, что всякая борьба въ эту ночь была немыслима.
— Но какимъ образомъ солдаты очутились въ Понтардюлес въ данную минуту? воскликнулъ одинъ изъ насъ.
— Я могу это объяснить только измной, отвчалъ Бейнонъ, сдлавшійся вдругъ черне громовой тучи: — кто-нибудь имъ, врно, сказалъ, что Ревекка въ большемъ числ намрена произвести экспедицію въ эту ночь, иначе солдаты не были бы заране присланы на мсто.
— Да, наврное, кто-нибудь донесъ на Ревекку, но кто?
— Кто бы онъ ни былъ, я желалъ бы его имть теперь въ своихъ рукахъ! воскликнулъ одинъ голосъ въ толп и общій зловщій ропотъ не на шутку испугалъ бы измнника, еслибъ онъ тутъ находился.
— Если насъ выдали, то измнникъ долженъ быть одинъ изъ тхъ, которымъ я слпо довряю, продолжалъ Бейнонъ.— Никто, кром самыхъ врныхъ людей, не зналъ о нашемъ план до послдней минуты, а тогда уже было бы поздно предувдомлять враговъ. Я посвятилъ въ эту тайну не боле двнадцати человкъ и поручилъ имъ собрать васъ въ назначенное время и привести къ сборному пункту. Каждый изъ нихъ уже послужилъ Ревекк, и если одинъ изъ этихъ людей измнилъ намъ, то онъ заслуживаетъ…
— Смерти, произнесли вс присутствующіе съ пламенной ненавистью, и тутъ же вс торжественно поклялись, что если когда-нибудь откроется, кто именно выдалъ насъ въ эту ночь, то мы отомстимъ ему, хотя бы онъ былъ самый сердечный другъ нашъ.
Усталые, разочарованные неудачей, грустные при мысли, что между нами былъ измнникъ, и сожаля о взятыхъ въ плнъ товарищахъ, мы разошлись по домамъ, всякій въ свою сторону. Но наше возвратное странствіе обошлось не очень благополучно, солдаты были посланы ловить бглецовъ по всмъ направленіямъ, и мы нсколько разъ едва не попались въ ихъ руки. Однажды въ особенности мы были близки къ погибели. Услыхавъ ихъ приближеніе, мы съ Дженкиномъ Томасомъ спрятались, какъ кролики, въ терновыхъ кустахъ, окаймлявшихъ дорогу. Одинъ изъ солдатъ, замтивъ эти кусты, воскликнулъ, что онъ направитъ на нихъ свою лошадь и раздавитъ бунтовщиковъ, которые вздумали бы тамъ спрятаться. Товарищи стали надъ нимъ смяться, говоря, что даже Ревекка и ея дочери не вздумаютъ залзть въ терновникъ, какъ бы он ни боялись солдатъ. Но онъ настаивалъ на своемъ и пришпорилъ лошадь, но та, уколовъ себ ноги о первые шипы, не захотла идти дале, и солдатъ, хвативъ по кустамъ саблей, которая едва не разскла колнко Дженкина, удалился.
Освободившись отъ опасности быть пойманнымъ солдатами, я сталъ разспрашивать людей, шедшихъ по одной дорог съ нами, что сталось съ Томомъ Девисомъ и Гью Ризомъ, но никто не могъ мн сказать боле того, что я самъ зналъ, т. е., что они съ самаго начала не обратились въ бгство, а дали стойкій отпоръ врагамъ. Я также спросилъ, что сталось съ Погомъ Морганомъ, но его никто не видалъ, и я подумалъ, что, вроятно, онъ былъ однимъ изъ первыхъ бглецовъ, такъ какъ я не имлъ большого доврія къ его храбрости.
Единственнымъ утшеніемъ во время этого долгаго странствія мн служила мысль, что Биль Джонсъ не былъ съ нами, потому что я былъ бы еще вдвое несчастне, еслибъ онъ попалъ въ руки полиціи, а это могло очень легко случиться, потому что онъ не убжалъ бы, а былъ моложе и слабе всхъ насъ. Наконецъ, я очутился дома, совершенно изнеможенный отъ усталости.
Биль очень обрадовался, увидавъ меня. По его словамъ, онъ очень безпокоился обо мн, не зная, куда я двался, и не вря, чтобъ я пошелъ помогать Ревекк, не взявъ его съ собою. Несмотря на мою усталость, я разсказалъ ему обо всемъ, что случилось — о нашемъ пораженіи и о вроятномъ нахожденіи среди насъ измнника. Онъ выслушалъ меня очень внимательно и потомъ спросилъ:
— А гд твое ружье, выстрломъ изъ котораго ты убилъ человка?
— Я его бросилъ во время бгства, отвчалъ я: — мн не было времени его снова зарядить и оно мн только мшало.
— Но его не слдовало тамъ оставлять, произнесъ Биль съ безпокойствомъ:— вдь на немъ вырзана надпись: ‘Эванъ Вильямсъ, Верхній Киллей’. Разв ты не помнишь, какъ мы заказали сдлать эту надпись въ Сванси и какъ ты ею утшался?
Я вздрогнулъ, онъ былъ правъ, но въ жару борьбы я объ этомъ забылъ.
— Какой я дуракъ! промолвилъ я: — что я надлалъ? Мн теперь здсь нельзя оставаться. Они увидятъ, что въ ружь заряда нтъ и прочтутъ мое имя. Вс улики на лицо.
— Вроятно, тамъ были и другія ружья, такъ что они не могутъ ршить, изъ котораго ружья вылетлъ роковой выстрлъ, замтилъ Биль.
— Нтъ, я въ этомъ не увренъ. Я не слыхалъ ружейныхъ выстрловъ, кром моего. Другіе стрляли изъ пистолетовъ, но не изъ ружей. Нтъ, нтъ, если они меня поймаютъ, то непремнно повсятъ.
— Что намъ длать, Эванъ? воскликнулъ съ ужасомъ Биль:— теб, кажется, лучше тотчасъ уйти отсюда какъ можно дале, прежде чмъ они начали тебя искать.
Но я былъ слишкомъ истощенъ, чтобъ сдлать еще одинъ шагъ, даже еслибъ отъ этого зависла моя жизнь.
— Такого спха нтъ, отвчалъ я, ложась на кровать:— они, можетъ быть, не сразу поднимутъ ружье и, во всякомъ случа, я не могу двинуться отсюда, прежде чмъ хорошенько не отдохну. Мн необходимо прежде всего уснуть.
И, не думая ни о чемъ другомъ, кром отдыха, я повернулся и заснулъ крпкимъ, безмятежнымъ сномъ. Уже свтало и Биль вышелъ на улицу, чтобъ предупредить меня о приближеніи враговъ.

XI.

Уставъ до изнеможенія, человкъ перестаетъ быть самимъ собою. Жизнь и смерть ему ни почемъ, онъ не можетъ ни дйствовать, ни говорить, ни думать, ни понимать, дайте ему только спокойствіе и забвеніе, все остальное для него не существуетъ. Но, какъ только онъ выспался и возстановилъ свои силы, прежняя жизнь въ немъ бьетъ ключемъ и онъ начинаетъ заботиться объ всемъ, что ему дорого. Въ такомъ именно положеніи находился я посл несчастной экспедиціи въ Понтардюлесъ. Я такъ изнемогалъ отъ усталости, что заснулъ, ни мало не заботясь о своей безопасности, но въ два часа дня я проснулся въ совершенно иномъ настроеніи. Я чувствовалъ вполн необходимость какъ можно скоре бжать изъ Верхняго Киллея. Кром того, я былъ очень голоденъ и, сойдя внизъ, чтобы позавтракать, я съ удивленіемъ увидлъ въ кухн Тома Девиса. Онъ сидлъ съ моей матерью и Мартою. Вс трое казались очень грустными. Марта плакала, и Томъ, повидимому, былъ готовъ послдовать ея примру.
— Какъ я радъ, что вижу тебя, Томъ, здравымъ и невредимымъ, воскликнулъ я:— что сталось съ тобою посл паники вчера ночью? Разскажи мн все подробно, пока я позавтракаю.
Биль Джонсъ стоялъ снаружи на часахъ и, зная, что онъ предупредитъ меня въ случа опасности, я довольно спокойно полъ и выслушалъ разсказъ Тома.
Онъ мужественно исполнялъ свой долгъ во время побоища, пока былъ мыслимъ отпоръ, но когда уже намъ оставалась одно спасеніе въ бгств, то онъ также пустился со всхъ ногъ черезъ поле. Но вдругъ онъ увидалъ двухъ полисмэновъ, которые вели одного изъ нашихъ, взятаго въ плнъ. Онъ инстинктивно остановился и, никмъ не замченный, скрылся подъ навсомъ, стоявшимъ среди поля. Но въ сара было опасно оставаться и онъ взлзъ на крышу и закопался въ старой, полусгнившей солом.
Случайно полиція избрала этотъ самый навсъ для содержанія своихъ плнныхъ, такъ что Тому пришлось пробыть въ солом доле, чмъ онъ ожидалъ, и каждую минуту онъ боялся, чтобы старая крыша не подалась подъ его тяжестью. Изъ этой засады онъ подслушалъ разговоры полицейскихъ агентовъ и ясно вывелъ изъ ихъ словъ, что вс планы дйствія Ревекки на эту ночь были заране извстны одному изъ ея враговъ. Двое полицейскихъ со смхомъ упоминали о военной хитрости, употребленной властями, именно о воображаемой посылк полиціи въ Лангафелахъ, что такъ обмануло насъ, вселивъ въ насъ полную увренность въ успх пашего предпріятія. Солдаты также были приведены заране и находились подъ рукою. Наконецъ, Тома очень удивило, что одинъ джентльмэнъ, повидимому, власть имющій, упомянулъ его имя и выразилъ неудовольствіе, не найдя его въ числ плнныхъ, такъ какъ ему было хорошо извстно, что Томъ долженъ былъ находиться въ числ бунтовщиковъ и онъ разсчитывалъ, наконецъ, поймать его.
— Я едва могъ удержаться отъ смха, прибавилъ Томъ, разсказывая намъ свои похожденія:— несмотря на весь мой страхъ. Онъ заботился обо мн внизу, а я лежалъ надъ самой его головой. Но почему онъ искалъ именно меня? Откуда онъ зналъ, что я буду среди дочерей Ревекки? Этого я ршительно не могу понять.
Мн также это было непонятно и я только замтилъ, что если насъ кто-нибудь выдалъ, то, вроятно, тотъ же самый измнникъ, изъ личной злобы къ Тому, упомянулъ его имя. Посл этого маленькаго отступленія, онъ продолжалъ свой разсказъ. Въ числ плнныхъ онъ узналъ голосъ Гью Риза и ему казалось, что онъ былъ очень тяжело раненъ. Только, когда полиція и солдаты совершенно удалились, Томъ выползъ изъ своей засады и пришелъ къ намъ, чтобы сказать Март о своихъ дальнйшихъ намреніяхъ.
Онъ былъ твердо убжденъ, что ему нельзя было безопасно оставаться въ Англіи и онъ ршился бжать въ Америку, а, устроившись тамъ, вызвать къ себ Марту и жениться на ней.
Теперь наступила моя очередь разсказать, какъ я убилъ человка и оставилъ въ рукахъ враговъ ружье, помченное моимъ именемъ. Такимъ образомъ, и мн необходимо было спасать бгствомъ свою жизнь. Планъ Тома мн очень понравился и я объявилъ, что отправлюсь съ нимъ въ Америку, куда впослдствіи къ намъ прідутъ отецъ, мать, Марта и остальные члены моей семьи. Томъ былъ въ восторг, найдя такого товарища и мы поспшно стали готовиться въ путь, такъ какъ не могли терять ни минуты. Конечно, намъ слдовало взять съ собою какъ можно мене вещей, но въ то же время лучше было не показываться въ лавкахъ, гд насъ могли узнать, поэтому, мы взяли съ собою сколько могли денегъ и състныхъ припасовъ столько, чтобы на первое время не нуждаться въ покупк чего бы то ни было.
Помогая матери снаряжать насъ въ дорогу, Марта была очень задумчива, словно она размышляла о чемъ-то очень важномъ. Вдругъ она воскликнула:
— А что, Погъ Морганъ зналъ о вчерашней экспедиціи и о томъ, что Томъ въ ней участвуетъ?
— Конечно, отвтилъ я:— Погъ зналъ обо всемъ.
— Онъ также былъ въ числ дочерей Ревекки? спросила еще Марта.
— Да, только вчера я его не видлъ, а ты, Томъ?
— Нтъ и я вчера его не замтилъ, сказалъ Томъ посл минутнаго размышленія:— но вдь нельзя всхъ видть въ такой толп. Но отчего вы, Марта, вдругъ стали такъ интересоваться Погомъ Морганомъ?
— Я убждена, что онъ измнникъ, отвчала Марта: — онъ донесъ на Ревекку въ полицію и сказалъ, что вы, Томъ, будете въ числ бунтовщиковъ.
— Погъ Морганъ! воскликнулъ Томъ:— отчего вамъ въ голову вошла такая странная мысль! Я никогда въ жизни ничего не сдлалъ ему дурного. Зачмъ бы ему желать мн зла?
Тогда Марта разсказала ему, что Погъ Мортонъ преслдовалъ ее своей любовью и вчера еще утромъ, когда она ему сказала, что никогда не выйдетъ за него замужъ, онъ поклялся отомстить ей и Тому. Къ этому я прибавилъ, что мы вс замтили отсутствіе Пога при начал экспедиціи, хотя онъ общалъ прійдти во-время, и что одинъ изъ насъ видлъ, какъ онъ торопливо шагалъ по дорог въ Сванси. Сообразивъ все это, мы не могли не прійдти къ убжденію, что догадка Марты была очень правдоподобна. Но врядъ ли мн самому пришла бы когда-нибудь эта мысль безъ помощи Марты. Странно, какъ женщины дальнозорки, когда дло идетъ о любимомъ человк.
Давъ наканун клятвенное общаніе стараться всми силами открыть измнника, предавшаго Ревекку и не имя возможности лично оставаться въ Килле, я просилъ Марту передать все, что она знала Дженкину Томасу, который уже знаетъ, что ему длать. Хотя я самъ былъ лишенъ удовольствія принять участіе въ достойной кар злодя, но былъ спокоенъ, что оставалось достаточно людей, которые не оставятъ камня на камн, чтобы отъискать его и подвергнуть заслуженному наказанію.
Какъ только были окончены наши сборы, мы простились съ матерью и Мартой, и пустились въ путь. Мы еще не ршили, куда направить свои шаги, но вышли изъ Верхняго Киллея на дорог въ Сванси, чтобы сосди могли сказать объ этомъ полицейскимъ агентамъ. На границ селенія насъ встртилъ Билы Джонсъ, который караулилъ тамъ прибытіе нашихъ враговъ и мы простились съ нимъ.
Бдный Биль! Онъ очень любилъ насъ обоихъ, хотя съ обычнымъ своимъ спокойствіемъ, и почти такъ же горевалъ, какъ и я, при разставаніи. Узнавъ, что я намревался бжать въ Америку, онъ объявилъ, что также переселится туда, какъ только узнаетъ, гд я водворюсь на житье. Прощаясь съ нимъ, я далъ ему порученіе, которое онъ обязался свято исполнить. Я просилъ его пойдти въ Пепфоръ, поговорить съ самой миссъ Гвенліаной и разсказать ей, почему я былъ вынужденъ бжать. Главное, онъ долженъ былъ объяснить ей, противъ какого вопіющаго зла боролась Ревекка, такъ какъ я не хотлъ, чтобы она была дурного мннія о моемъ участіи въ возстаніи. По всей вроятности, окруженная нашими врагами, она не знала, какъ мстныя власти поддерживали несправедливые налоги, угнетающіе народъ и старались уничтожить силой всякую попытку добиться справедливости, а потому могла считать насъ шайкой безпокойныхъ бунтовщиковъ, не имвшихъ за себя ни нравственнаго права, ни разумнаго основанія.
— И потомъ, ты скажи ей, Биль, прибавилъ я:— что я всегда ее помнилъ, и никогда не забуду, что я постоянно старался, по мр своихъ силъ, исполнять ея желанія. Если она, Биль, приметъ тебя любезно и станетъ охотно слушать твои разсказы обо мн, то скажи, что величайшимъ для меня счастьемъ и гордостью было бы, еслибы она, по временамъ, вспоминала обо мн. бдномъ мальчик, къ которому была такъ добра. Скажи ей, что я не знаю другого способа отплатить ей за ея доброту, какъ покупать всегда въ жизни согласно ея наставленіямъ, и что намренъ никогда не отступать отъ этого правила. Скажи ей еще, что она всегда будетъ жива въ моей памяти, хотя бы я никогда боле не увидалъ ея, и что бы со иной ни случилось, это воспоминаніе будетъ лучшимъ, драгоцннйшимъ украшеніемъ моей жизни.
Быть можетъ, вамъ покажется страннымъ, что я такъ говорилъ посл того, какъ наканун убилъ человка, вопреки всмъ наставленіямъ миссъ Гвенліаны. Но мн эти слова не казались странными, я былъ такъ убжденъ въ справедливости того дла, которое я защищалъ, что такъ же мало думалъ объ убитомъ мною человк, какъ мало думаетъ солдатъ о врагахъ, случайно убитыхъ имъ въ битв.
И такъ, мы простились съ Билемъ и покинули навсегда Верхній Киллей.

XII.

Какъ только мы очутились вн домовъ и человческихъ взоровъ, мы повернули направо съ большой дороги и углубились въ Клайнскій лсъ, гд на свобод могли ршить, что намъ длать. Хотя мы уже ршили бжать въ Америку, по не имли ни малйшаго понятія о томъ, какъ исполнить этотъ планъ, и знали только, что переселенцы отправлялись въ Америку изъ Ливерпуля. Какъ бы то ни было, прежде всего намъ слдовало удалиться изъ окрестностей Киллея, гд насъ вс знали, и намъ пришла въ голову мысль, что всего удобне было это сдлать моремъ. Изъ Момбльса и Оксвича отходили суда въ различныя мстности, а намъ было все равно, куда бы насъ ни отвезли, только бы подальше. Что же касается до конечнаго отплытія въ Америку, то это можно было совершить отовсюду.
Поршивъ, такимъ образомъ, общій планъ дйствія, мы остановились на вопрос, куда направить шаги, въ Момбльсъ или Оксвичъ. Первый городокъ находился въ трехъ миляхъ, а второй въ девяти миляхъ отъ насъ. Конечно, намъ ближе было до Момбльса, но зато туда было ближе и изъ Сванси, а потому нашъ выборъ палъ на Оксвичъ, гд была мене вроятность встртить враговъ. Кром того, мы ршились идти только ночью, а днемъ скрываться, чтобъ никто не зналъ о нашемъ бгств. Намъ не было извстно, началась ли за нами погоня, но предосторожности были необходимы, потому что погоня должна была начаться, какъ только найдутъ мое имя на ружь. Мы не покинули Клайнскаго лса до сумерекъ, но съ опушки его видли, какъ два полисмэна переходили черезъ Илайнскіе луга по направленію къ Фервуду, куда и мы хотли направиться. Конечно, они могли идти и по другому длу, но одинъ ихъ видъ насъ встревожилъ и мы ршили уклониться отъ нихъ какъ можно дале и взять самую далекую дорогу въ Оксвичъ черезъ Картеръ-Фордъ и Кефи-Бринскую гору, вмсто того, чтобъ идти прямо черезъ Паркъ и Пенмэнъ.
Какъ только наступила ночь, мы перескли Фервудъ въ Картеръ-Форд и, мало-по-малу, достигли Килибимской фермы, находящейся на лвой сторон горы Кефи-Бринъ. Такъ какъ Оксвитчъ лежитъ въ двухъ или трехъ миляхъ на южномъ склон этой горы, то намъ стоило только перейти чрезъ ея длинный кряжъ и спуститься въ бухту, гд мы надялись найти судно. Но уже начинало свтать и мы забрались въ старый навсъ близь фермы, гд и провели спокойно весь день. Хотя наша провизія быстро уменьшалась, но все-таки у насъ оставалось еще довольно и мы не имли еще надобности покупать что бы то ни было.
По наступленіи ночи, мы съ новыми силами стали взбираться на Кефи-Бринъ, въ полномъ убжденіи, что къ разсвту достигнемъ Оксвитча. Ни одинъ изъ насъ не бывалъ тамъ, но мы знали, что разстояніе до бухты было такъ невелико, что, даже взявъ самую дальнюю дорогу, мы могли добраться до нея, пока еще было темно.
Когда мы вышли изъ-подъ навса, шелъ мелкій дождь, на что мы ни мало не сердились, такъ какъ избгали свта даже лунной ночи. Но туманъ хуже дождя, и едва мы успли добраться до половины горы, какъ густой туманъ окружилъ насъ, такъ что нельзя было ничего видть на два шага. Однако, мы продолжали идти впередъ, зная, что слдовало все подниматься въ гору, пока не достигнемъ вершины. Но горный склонъ былъ до того усянъ обломками утесовъ, что трудно было сказать, поднимались ли мы или опускались. Тутъ также было много горныхъ потоковъ и проваловъ, наполненныхъ водою, мы слышали вокругъ себя журчаніе и плескъ воды, но попрежнему подвигались въ темнот, не зная, куда именно мы шли.
Вдругъ Томъ, шедшій рядомъ со мною, хотя я его не видалъ, громко вскрикнулъ и въ ту же минуту я услыхалъ сильный плескъ воды.
— Что съ тобой, Томъ? воскликнулъ я.
Отвта не было. Я простеръ руки, надясь его найти, но тщетно. Я тогда подумалъ, что онъ врно упалъ въ одинъ изъ проваловъ, наполненныхъ водою. Эта мысль меня обдала холодомъ, ибо я зналъ, что онъ не умлъ плавать. Но какъ мн было ему помочь, когда я не видалъ дале своего носа и не могъ даже сказать, гд онъ былъ? Я снова окликнулъ его, надясь, что онъ подастъ голосъ и тмъ укажетъ, въ какомъ онъ находится направленіи. Но окружающая тишина не прерывалась ни чмъ, кром свиста втра и журчанія воды. И такъ, мой другъ утопалъ въ двухъ шагахъ отъ меня, и я, отличный пловецъ, не могъ ничего сдлать для его спасенія. Мое положеніе было невыносимо! Трудно себ представить что-нибудь ужасне’
Въ отчаяніи я сдлалъ два шага по направленію, гд мн казалось раздался плескъ воды, и, бросившись на землю, сталъ ощупывать края бездны. Она оказалась рядомъ со мною и подъ моими руками плескалась вода. Въ эту самую минуту я услышалъ подл себя слабый вздохъ. Я простеръ руку наудачу и — о, счастье!— въ моихъ пальцахъ очутились волосы. Томъ всплылъ на поверхность и снова опустился бы на дно, еслибъ я не схватилъ его за голову. Еще минута, и онъ уже лежалъ на берегу бездны. Хотя я не могъ его видть, благодаря мраку, но я его чувствовалъ и былъ совершенно счастливъ. Я забылъ вс грозившія мн опасности и отъ избытка радости громко разсмялся. Я настолько любилъ Тома и смотрлъ на него, какъ на будущаго своего зятя, что при мысли, что я его лишился, мн стало страшно. Я остался бы одинъ-одинехонекъ въ изгнаніи, безъ товарища, отъ котораго я не имлъ тайнъ.
Томъ вскор пришелъ въ себя, и единственнымъ послдствіемъ этой неожиданной ванны было то, что онъ промокъ до костей. Впрочемъ, было еще очень непріятное для насъ послдствіе: почти вся оставшаяся у насъ провизія находилась въ его карманахъ и выпала въ воду, когда я его вытаскивалъ, такъ что у насъ двоихъ остался только небольшой бутербродъ съ мясомъ..
Посл этого мы продолжали еще нсколько времени нашъ путь, но вскор ршили, что не стоило идти дале наугадъ и, опустившись на землю, стали ждать, чтобъ туманъ разсялся. Это желанное событіе произошло долго посл разсвта и мы увидали, что намъ оставалось еще довольно далеко до вершины горы.
Очутившись, наконецъ, на вершин, мы бросили нетерпливый взглядъ на Оксвичъ, лежавшій у нашихъ ногъ въ разстояніи четырехъ миль. Была суббота и, значитъ, базарный день, а такъ какъ было уже около полудня, то мы боялись отправиться прямо къ цли нашихъ стремленій, а нашли боле осторожнымъ отложить наше появленіе въ Оксвич до слдующаго утра, когда на разсвт тамъ будетъ мене народа. Однако, невозможно было найти сокровеннаго убжища на обнаженномъ склон Кефи-Брина и потому мы поспшно опустились въ равнину, гд полуразрушенныя отъ времени стны стараго замка Пенрисъ могли прекрасно укрыть бглецовъ. Намъ было очень непріятно оставаться еще день въ бездйствіи. Къ тому же, мы были голодны, такъ какъ вскор покончили съ послднимъ бутербродомъ, и одежда у насъ была вся мокрая: солнце, какъ на зло, не показывалось изъ-за тучъ. Такимъ образомъ, мы провели весь день, лежа за старинными стнами замка, холодные, мокрые, голодные, раздумывая съ безпокойствомъ, отыскали ли мое ружье, началась ли погоня за нами и найдемъ ли на слдующее утро въ бухт судно, которое согласилось бы взять насъ.
‘Что я сдлалъ? думалъ я въ отчаяніи: — за что я теперь очутился въ положеніи бглеца, обязаннаго скрываться отъ людей? Я ничего не сдлалъ постыднаго, ничего, чмъ бы я не могъ гордиться? Вс несчастія посыпались на мою голову потому, что я посмлъ поднять руку противъ вопіющаго зла и несправедливости! Если такъ со мною будутъ всегда обходиться въ Англіи, то лучше искать мн новаго отечества въ Америк, гд, какъ я слышалъ, вс имютъ одинаковый голосъ въ дл изданія законовъ, которымъ вс должны повиноваться’.
Подобныя горькія мысли наполняли мою голову впродолженіи того долгаго дня, когда я, лежа на сырой трав, жаждалъ тепла, пищи, спокойствія. Единственнымъ нашимъ развлеченіемъ было дремать и, отъ времени до времени, смотрть черезъ щели въ стн на новый сосдній домъ, обитатели котораго и не подозрвали, что такъ близко находились отъ нихъ двое изъ страшныхъ дтей Ревекки.
Однако, всему есть конецъ, и этотъ ужасный день прошелъ. Ночью мы отправились черезъ поляну на берегъ Оксвитчской бухты. Намъ теперь было необходимо вступить въ сношенія съ людьми для того, чтобъ навести справки о судахъ, выходившихъ въ море, и также, чтобъ достать пищи. Однако, не было никакой надобности показываться намъ обоимъ, и Томъ остался на берегу, а я одинъ, какъ только разсвло, отправился къ селенію, гд уже жители начали показываться на улиц. Принявъ на себя самый небрежный, равнодушный видъ, я спросилъ у перваго попавшагося мн человка, скоро ли ждутъ какія-нибудь суда, такъ какъ въ это время въ бухт не было ни одного. Онъ отвчалъ, что въ Оксвитч стоянка не безопасная, а потому суда рдко стояли тамъ боле одного прилива и что ране нсколькихъ дней не ожидали никакого судна. Это извстіе непріятно поразило меня, такъ какъ мы не могли ждать нсколько дней, но еще было досадне, что, по словамъ этого человка, наканун ушло въ Девонширъ судно, нагруженное известнякомъ, и шкиперъ нуждался въ работникахъ. Такимъ образомъ, мы могли бы отправиться на этомъ судн и теперь уже находиться въ мст сравнительно безопасномъ, еслибъ не вынуждены были, благодаря туману, отложить на сутки свое прибытіе въ Оксвичъ. Но длать было нечего, я сказалъ, что пришелъ издалека искать работы и просилъ указать мн, гд можно было купить пищи. Но этотъ человкъ и другіе, къ которымъ я обратился, смотрли на меня съ удивленіемъ, какъ бы не понимая, зачмъ я хочу покупать състные припасы, и не довряли моему разсказу, такъ что я нашелъ всего благоразумне намъ поскоре убраться изъ окрестностей Оксвича.
Возвратясь къ Тому, я передалъ ему неутшительныя всти.
— Такъ мы даромъ потеряли столько времени, сказалъ онъ нахмуривъ брови:— и если мы желаемъ бжать моремъ, то намъ надо вернуться въ Момбльсъ, хотя онъ такъ страшно близокъ отъ Сванси. Какъ ты думаешь Эванъ, у насъ нтъ другого выбора?
— Да, я съ тобою согласенъ, отвчалъ я: — и полагаю, что намъ безопасне идти берегомъ, тамъ, кром птицъ и барановъ, насъ никто не увидитъ.
— Подождать намъ до ночи или тотчасъ пуститься въ путь? Здсь на берегу не очень ловко спрятаться.
— Какъ только вс обитатели селенія пойдутъ въ церковь, мы и отправимся въ путь. А теперь подимъ, смотри, что я принесъ.
Я разложилъ на песк купленную мною провизію и мы тотчасъ принялись за ду. День былъ прекрасный и, позавтракавъ, мы наслаждались, легка на спин, солнечнымъ припекомъ, пока не заблаговстили въ Оксвитчской церкви. Тогда мы поспшно встали и, повернувъ на востокъ, вскор достигли бухты Трехъ Утесовъ. Но тамъ, на берегу расположилось два семейства, выхавшіе пикникомъ на море. Конечно, мы могли бы пройти мимо нихъ, но мы такъ боялись, чтобы кто-нибудь не навелъ полицію на нашъ слдъ, что ршились обождать ихъ удаленія, скрываясь за утесами.
— Дураки! промолвилъ Томъ:— неужели они не могли расположиться нигд иначе, какъ въ этомъ мст. У Сванси также есть море и песчаный берегъ, нтъ, надо имъ хать такую даль!
— Можетъ быть, они хотятъ посидть на утесахъ, а близь Сванси нтъ утесовъ.
— Очень нужны утесы. У нихъ есть въ Сванси домики для купанья и на ступенькахъ можно сидть удобне, чмъ на утесахъ. Право, лучше имъ было бы оставаться дома и не мшать намъ.
Наконецъ, веселыя общества удалились, но они насъ такъ долго задержали, что, не надясь застать въ Момбльс какое-нибудь судно, выходившее въ море вечеромъ, мы ршили отложить наше появленіе въ Момбльсъ до утра, когда мы могли сразу отправиться въ море, избгая долгаго пребыванія въ этой опасной мстности. Поэтому, пройдя бухту Трехъ Утесовъ, мы стали искать пещеры, гд бы провести ночь, такъ какъ я слышалъ, что на этомъ берегу есть въ утесахъ нсколько большихъ пещеръ, а искать иного убжища мы не могли, изъ боязни встртить кого-нибудь.
Посл долгихъ поисковъ, мы нашли среди двухъ большихъ, утесовъ маленькое отверстіе, въ которое едва могло проникнуть человческое тло.
— Я посмотрю, что это за убжище, сказалъ я и съ большимъ трудомъ на четверенькахъ вползъ въ отверстіе.
Очутившись въ темнот, я въ первую минуту ничего не видлъ вокругъ себя, но ощупалъ утесы по сторонамъ и убдился, что пещера была довольно большая. Потомъ я, мало-по-малу, поднялся и оказалось, что можно было стоять тутъ во весь ростъ. Я позвалъ Тома и гляза мои, привыкнувъ къ темнот, теперь ясно разобрали, гд я. Въ этой пещер можно было помстить на земл около двадцати человкъ, высота же ея терялась во мрак. Каменныя стны блестли и съ нихъ тихо сочилась вода, которая, собираясь на земл, образовала нчто въ род цистерны.
— Ну, намъ придется здсь ночевать, сказалъ Томъ:— но, признаюсь, это должно быть очень сырое, и вредное для здоровья мсто.
Конечно, это убжище было не очень привлекательное и мы выползли снова на свтъ Божій, расположившись, однако, близь самаго отверстія пещеры, такъ чтобъ, при малйшей опасности, можно было тотчасъ въ ней скрыться.
Судя по свту, было около семи или восьми часовъ вечера. Я вскор задремалъ и видлъ во сн миссъ Гвенліану, Марту и Верхній Киллей, какъ вдругъ Томъ разбудилъ меня, одной рукой тряхнувъ за плечо, а другой закрывъ мн ротъ, чтобъ я не закричалъ.
— Какіе-то люди ходятъ на верху, промолвилъ онъ шепотомъ:— я ихъ не видлъ, но слышалъ голоса. Не лучше ли намъ спрятаться?
Я согласился, и мы черезъ минуту были въ глубин пещеры.
— Какъ ты думаешь, они меня искали, Томъ? спросилъ я.
— Не знаю, я не слышалъ ни слова изъ ихъ разговора, отвчалъ Томъ: — но тутъ безопасне. По счастью, снаружи все камни, а то на песк были бы видны слды нашихъ ногъ.
Привыкнувъ снова къ темнот, мы осмотрли стны пещеры и замтили, что он шли уступами, такъ что, въ случа появленія нашихъ враговъ въ пещер, мы могли скрыться отъ нихъ, вскарабкавшись на высокіе выдающіеся камни.
Вскор голоса раздались у самаго отверстія и мы даже могли разслышать ихъ слова. Мало-по-малу, оказалось, что это былъ отрядъ полиціи, посланный для поимки меня. Но они очень утомились и, повидимому, недоумвали, не сбились ли они съ моего слда.
— Я не думаю, чтобъ онъ былъ гд-либо здсь, говорилъ грубый голосъ:— онъ ушелъ изъ Оксвича въ одиннадцать или двнадцать часовъ утра, значитъ, теперь уже далеко. Къ тому же, почемъ мы знаемъ, что онъ отправился въ эту сторону? Онъ можетъ быть углубился въ материкъ?
— Нтъ, отвчалъ другой голосъ: — онъ хотлъ выйти въ море и искалъ отходящаго судна, значитъ онъ долженъ держаться берега.
— Человкъ, который говорилъ намъ о немъ въ Оксвич, замтилъ третій голосъ:— видлъ, что двое, а не одинъ перешли черезъ песчаный берегъ бухты.
— Вотъ почему я и полагаю, что онъ видлъ не того, котораго мы ищемъ, отвчалъ первый голосъ:— это просто безуміе охотиться за бглецомъ, не зная его слда, лучше вернемся и донесемъ, что не могли его найти.
— Посмотрите, какое здсь странное отверстіе въ утесахъ, воскликнулъ четвертый голосъ: — ужь не спрятался ли онъ въ этой пещер?
Затмъ началось длинное разсужденіе о томъ, могъ ли я находиться въ этомъ убжищ и, повидимому, никто не хотлъ проникнуть въ пещеру. Наконецъ, одинъ изъ полицейскихъ вызвался заглянуть въ отверстіе, и мы съ Томомъ тотчасъ вскарабкались на выдающіеся изъ стнъ камни.
Прошло нсколько минутъ, и въ отверстіи показались голова, шея и плечи какого-то человка. Мы, привыкшіе къ темнот, хорошо его видли, но онъ не могъ ничего разобрать.
— Здсь такъ темно, что ничего не разберешь безъ факела! крикнулъ онъ во все горло:— и какъ тутъ сыро! вроятно, много змй и ящерицъ. Я исцарапалъ себ вс руки и дале не пойду.
И онъ медленно попятился назадъ, громко пыхтя, почему мы догадались, что, вроятно, это былъ плотный мужчина.
Нсколько времени голоса еще раздавались и полицейскіе ршили, что не стоило длать обыска пещеры, что, во всякомъ случа, безъ факеловъ не было возможности въ нее проникнуть и что теперь была пора разойтись по домамъ. Потомъ голоса стали удаляться и мы были спасены до слдующаго утра.

XIII.

Посл нсколькихъ часовъ тревожнаго сна на каменному полу пещеры, мы покинули это убжище и, миновавъ бухты Казыль и Лангландъ, достигли на разсвт Момбльской горы. Было совершенно безполезно спуститься тотчасъ въ лежавшее у нашихъ ногъ селеніе, такъ какъ его жители еще спали, поэтому, усвшись на вершин горы, мы стали любоваться моремъ, которое блестло подъ лучами восходящаго солнца, золотившаго одно за другимъ суда съ ихъ мокрымъ такелажемъ. Въ Момбльс приливъ заливаетъ берегъ, по крайней мр, на милю и въ эту минуту вода была на убыли, такъ что флотилія маленькихъ судовъ или барказовъ, занимающихся ловлей устрицъ, находилась на сухомъ песк, на разстояніи полу мили между селеніямъ и моремъ. Видъ этихъ барказовъ возбудилъ новую мысль въ ум Тома.
— Знаешь что, сказалъ онъ:— если намъ и удастся выйти въ море на одномъ изъ большихъ судовъ, то врядъ ли оно тотчасъ снимется съ якоря. По всей вроятности, намъ придется прождать нсколько часовъ, или, быть можетъ, цлый день, а въ этотъ промежутокъ времени полиція можетъ нагрянуть на насъ. Я думаю, что мы можемъ выкинуть штуку половче. Наймемъ одинъ изъ устричныхъ барказовъ на цлый день, какъ бы для прогулки по морю, а когда будемъ далеко отъ берега, то вдругъ перемнимъ наше намреніе и прикажемъ матросамъ переправить насъ въ Девонширъ. Такимъ образомъ, никто не узнаетъ, куда мы длись до возвращенія барказа.
Я вполн одобрилъ этотъ планъ, хотя для его исполненія потребовалась бы сильно порастрясти нашъ кошелекъ, но мы теперь знали, что погоня за нами началась и намъ было необходимо какъ можно скоре убраться изъ окрестностей Момбльса. Не успли мы подняться, чтобы идти къ селенію, какъ дв сороки пролетли мимо насъ и сли на обнаженныя втви высохшаго дерева. Томъ остановился въ испуг и, указывая на этихъ птицъ, воскликнулъ:
— Посмотри, Эванъ!
— Ну, такъ что же? Это сороки.
— Разв ты не знаешь, что увидать двухъ сорокъ, значитъ быть бд. Он, конечно, намъ предсказываютъ несчастье.
— Пустяки, отвчалъ я со смхомъ, потому что не врилъ всмъ этимъ суевріямъ:— он случайно пролетли мимо насъ и безуміе предполагать, что он знаютъ или предвщаютъ наше будущее. Насъ окружаетъ достаточно настоящихъ опасностей, чтобы стоило заниматься мнимыми. Оставимъ въ поко этихъ безвредныхъ птицъ.
Но мой смхъ не могъ успокоить Тома, онъ совершено упалъ духомъ, словно двери тюрьмы уже затворились за нимъ, и объявилъ, что безъ всякаго сомннія одного изъ насъ или обоихъ ждала врная погибель.
Было около пяти часовъ, такъ что, войдя въ селеніе, мы увидали нсколькихъ людей, уже принимавшихся за работу. Одинъ изъ нихъ въ морской куртк смотрлъ въ телескопъ на море, мы подошли къ нему и спросили, можетъ ли онъ указать намъ человка, у котораго можно было бы нанять барказъ для прогулки по морю на цлый день. Онъ посмотрлъ съ любопытствомъ на нашу запыленную отъ долгаго пути одежду и отвчалъ, презрительно улыбаясь:
— Однако, странный вы народъ! хотите кататься по морю! Не такіе молодцы обыкновенно нанимаютъ суда для прогулокъ. Вдь на это надо много денегъ, а у васъ, кажется, нтъ избытка.
— Почемъ вы знаете, сколько у насъ денегъ, произнесъ съ сердцемъ Томъ: — разв честные работники съ нсколькими фунтами въ карман не могутъ кое-когда доставить себ праздникъ и покататься, какъ господа? Наши деньги не хуже. Вотъ посмотрите, разв это не золото? прибавилъ Томъ, вынимая кошелекъ и подбрасывая его на ладони:— не вмшивайтесь никогда въ чужія дла, пріятель, и на учтивый вопросъ отвчайте учтиво.
Увидавъ деньги, онъ тотчасъ перемнилъ тонъ и объяснилъ, что ни мало не желалъ оскорбить насъ, а напротивъ, готовъ былъ покатать насъ въ своемъ барказ. Мы тотчасъ съ нимъ поладили, не имя времени торговаться. Я только спросилъ у него, попутный ли втеръ для переправы на противоположный берегъ.
— Если втеръ не перемнится, отвчалъ онъ, смотря на небо:— то всего лучше намъ пойти вдоль канала, но, по моему, погода ненадежна и я не удивлюсь если поднимется буря. Вы не боитесь качки?
— О не безпокойтесь объ насъ, сказалъ я:— мы привыкли къ морю и не станемъ жаловаться на качку. Но не будемъ терять времени на берегу.
— Хорошо, хорошо, отвчалъ онъ: — мы выйдемъ въ море, какъ только возможно, но не стоитъ торопиться, пока приливъ не дойдетъ до моего барказа, который лежитъ вонъ тамъ съ другими на сухомъ песк. Я пойду и сыщу своего работника.
Онъ удалился и мы съ Томомъ стали ходить взадъ и впередъ по дорог, съ нетерпніемъ слдя за медленно набгавшимъ приливомъ. Намъ казалось, что никогда прежде вода такъ тихо не покрывала песчанаго берега. Наша тревога еще увеличилась, когда Томъ замтилъ, что онъ забылъ свой галстухъ въ пещер, такъ что если полиція осмотритъ пещеру съ факелами, какъ она намревалась, то найдетъ слдъ нашего тамъ пребыванія и погоня за нами приметъ боле энергичный характеръ.
Какъ только вернулся нашъ шкиперъ съ своимъ работникомъ, мы заявили, что хотимъ тотчасъ отправиться на барказъ и въ немъ ждать прилива. Черезъ нсколько минутъ, мы вс четверо помстились въ барказ и матросы начали приготовлять паруса, такъ чтобы мы могли выйти въ море при первой возможности. Мы теперь чувствовали себя безопасне. Вода мало по малу начала окружать барказъ и мы съ удовольствіемъ замчали, какъ приливъ усиливался. Но вдругъ наше вниманіе было отвлечено отъ моря. На вершин горы показалось пять или шесть человкъ. Мы были убждены, что это полисмэны, хотя издали и не были видны мундиры. Несмотря на это, мы еще не погибли, отъ вершины горы до селенія было далеко, а нашъ барказъ отстоялъ отъ селенія на четверть мили и уже небольшія волны разбивались объ его борта.
— Ну, теперь скоро выйдемъ въ море, сказалъ шкиперъ, который хлопоталъ вокругъ парусовъ и такелажа, а потому не замчалъ странныхъ фигуръ, спускавшихся съ горы, и сосредоточивавшихъ на себ все наше вниманіе.— Эй, Джэкъ, прибавилъ онъ, обращаясь къ своему работнику:— а гд же весла? Я теб веллъ ихъ захватить изъ дома.
— Я ихъ забылъ, отвчалъ Джэкъ:— но погодите, я ихъ живо принесу.
Томъ и я вздрогнули, всякое промедленіе могло быть намъ гибельно.
— Жаль терять столько времени, произнесъ я какъ можно спокойне:— разв вы не можете обойтись безъ веселъ?
— Нтъ, отвчалъ шкиперъ:— я безъ нихъ не пойду, что мы станемъ длать безъ веселъ въ штиль. Правда, этого опасаться сегодня нельзя, но все-таки весла необходимы. Джэкъ ихъ мигомъ принесетъ. Ну, Джэкъ, живе.
Работникъ побжалъ домой, а мы должны были спокойно дожидаться его возвращенія.
— Сороки это знали, я былъ правъ, бормоталъ про себя Томъ, а я молчалъ отъ испуга.
Между тмъ, наши враги спустились съ горы и вошли въ селеніе въ ту самую минуту, какъ Джэкъ явился съ веслами. Они, конечно, узнаютъ объ насъ отъ какого-нибудь зваки, вчно сующагося не въ свое дло, и прямо направятъ свои шаги къ нашему барказу, потому что тогда не было время ловли устрицъ и на одномъ нашемъ барказ видно было движеніе, остальные же спокойно лежали на песк. Но въ нашу пользу были два обстоятельства, приливъ уже колыхалъ насъ и втеръ дулъ такой сильный, что голоса полисмэновъ не долетли бы до насъ.
Черезъ минуту, парусъ былъ поднятъ, шкиперъ взялся за руль и мы быстро понеслись го вод, лавируя между многочисленными устричными барказами и большими судами, стоявшими на якор дале въ гавани. Мы уже миновали послднія изъ нихъ, каю. на берегу, только что покинутомъ нами, показалась группа людей, неистово махавшихъ руками.
— Что это тамъ происходитъ? произнесъ шкиперъ, замтивъ это движеніе на берегу.
— Не знаю, отвчалъ Джэкъ:— въ селеніи все было спокойно, когда я ходилъ за веслами. Можетъ быть, шкиперъ одного изъ большихъ судовъ провелъ ночь на берегу и теперь требуетъ съ судна лодку, а пріятели ему помогаютъ кричать.
— Да, это вроятно, замтилъ небрежно шкиперъ: — бьюсь объ закладъ, что это шкиперъ французскаго корабля, пришедшаго сюда въ пятницу, французы всегда поднимаютъ шумъ изъ всякаго пустяка. Ну, Джэкъ, смотри въ оба, мы поднимемъ марсель, если втеръ не будетъ слишкомъ силенъ.
И къ нашей искренней радости, оба моряка занялись своимъ судномъ, не обращая боле вниманія на то, что длалось на берегу. Мы избгли большой опасности. Еще нсколько минутъ, и насъ арестовали бы, а арестъ велъ меня, по крайней мр, прямо на вислицу.
Втеръ свжлъ, нашъ ботъ былъ быстрый и рзалъ воду съ необыкновенной скоростью. Волны были значительныя, но качка, по счастью, не дйствовала ни на меня, ни на Тома, хотя мы оба впервые были въ мор.
Мы весело стали говорить о тхъ мстахъ, которыя желали бы видть, и Томъ вдругъ, какъ бы озаренный неожиданной мыслью, заявилъ, что всего лучше намъ было бы переправиться въ Девонширъ.
— Это было бы отлично, воскликнулъ я, словно и мн въ первые нредставилась мысль:— у насъ два дня праздника. А можно намъ туда отправиться, шкиперъ?
— Я думаю, что это возможно, взявъ другое направленіе, отвчалъ онъ, сомнительно качая головою:— но съ этимъ втромъ лучше всего идти вдоль капала. Я боюсь, что вскор завернетъ буря и всего благоразумне было бы вскор вернуться въ Момбльсъ.
Мы съ Томомъ гнвно протестовали и до того приставали къ шкинеру, что онъ, наконецъ, взялъ другое направленіе и пошелъ на Девонширъ, хотя видимо неохотно.
Мы стали теперь подвигаться очень медленно, а погода все боле и боле портилась. Небо покрылось тучами, втеръ крпчалъ и два или три раза дождь шелъ ливнемъ. Моряки боязливо оглядывались и совтовали вернуться, но мы съ Томомъ смялись надъ ихъ страхомъ и общали имъ увеличить плату, если они насъ доставятъ въ Девонширъ. Шкиперъ объяснилъ намъ, что если мы будемъ упорствовать въ своемъ намреніи, то намъ придется провести всю ночь въ мор, но намъ снова удалось уговорить его исполнить наше желаніе, несмотря на его опасенія и черныя тучи, грозно заволакивавшія небо.
Мало по малу, втеръ и дождь усиливались и, наконецъ, поднялась такая непогода, что нельзя было ничего видть за сто ярдовъ. Дло принимало серьёзный оборотъ, моряки стали тревожно совщаться между собою и, невидимому, не знали врно, гд мы находились. Они перемняли курсъ нсколько разъ, видимо колеблясь. Наконецъ, когда темнота ночи увеличила мракъ бури, шкиперъ прямо объявилъ намъ, что онъ ршительно не знаетъ, гд мы, и что мы носимся на удачу по Бристольскому каналу.
— Впрочемъ, это все равно, прибавилъ онъ мрачно: — мой барказъ недолго выдержитъ такой штормъ и мы вс пойдемъ ко дну, если непогода не стихнетъ.
Услыхавъ эти слова шкипера, Томъ взглянулъ на меня и тихо промолвилъ:
— Вспомни, Эванъ, сорокъ. Он это знали.
Мы доле не могли разговаривать, голоса заглушалась ревомъ втра и скрипомъ досокъ нашего барказа. Насъ такъ перебрасывало со стороны на сторону, что мы должны были ухватиться обими руками за бортъ, изъ боязни, чтобъ насъ не смыли набгавшіе каждую минуту бшенные валы. Барказъ то нырялъ въ воду, то снова приподнимался на хребетъ волны, и мы съ Томомъ, непривыкшіе къ этому, совершенно теряли сознаніе, тмъ боле, что страшный гулъ моря и ревъ бури оглушалъ насъ. Вс мы, въ томъ числ и оба опытные моряка, ежеминутно ожидали смерти. Я, по крайней мр, нисколько не сожаллъ, что мы вышли въ море, потому что, какъ бы печально ни кончилась эта прогулка, на берегу мн было бы хуже. Меня тамъ арестовали бы и повсили. Такимъ образомъ, весь вопросъ заключался для меня только въ томъ, какая смерть лучше, и я ршительно предпочиталъ потонуть, чмъ доставить своей казнью торжество моимъ врагамъ.
Долго мы боролись съ дождемъ, волнами и мракомъ. Наконецъ, наступила послдняя минута. Нашъ барказъ набжалъ на песчаную отмель, разъяренные валы въ ту же минуту разбили его въ щепы и я очутился въ волнахъ, которыя выбросили меня на берегъ. Какъ только я ощупалъ землю, я напрягъ вс свои силы и очутился вн района волны, которая могла меня снова унести въ открытое море.
Придя въ себя, я закричалъ во все горло, въ надежд, что Томъ или кто-нибудь изъ моряковъ откликнется, но ревъ моря и втра заглушилъ мой голосъ и я долженъ былъ ждать разсвта, чтобъ узнать объ участи моихъ товарищей. Къ восходу солнца буря стихла. Сначала, я видлъ передъ собою только необозримое море, а позади песчаный берегъ, но когда совершенно разсвло, то увидалъ вдали на песк фигуру человка и, подойдя, узналъ въ ней Тома, котораго также выбросило волпами на берегъ.
Другихъ нашихъ товарищей не видно было ни слда и мы ршительно не знали, гд мы, въ Англіи, въ Балис или на остров Лонди. Однако, это кораблекрушеніе было намъ на руку, потому что мы были теперь далеко отъ Киллея и нашъ слдъ исчезъ.
— Ты видишь, что твои старыя сороки не накликали на насъ большой бды, сказалъ я, смясь:— вчера дло приняло плохой оборотъ, по ты видишь, все кончилось къ лучшему.
— Ты напрасно смешься надъ сороками, отвчалъ Томъ, качая головой: — если сороки не накликиваютъ несчастье, то зачмъ бы народъ въ это врилъ?

XIV.

Какъ мы ни смотрли во вс стороны, но кром воды и песку не было ничего видно. Наши товарищи, конечно, или потонули, или отыскали еще ночью какое-нибудь убжище, а потому, не заботясь о нихъ, мы отправились внутрь страны, желая поскоре узнать, гд мы находились.
Песчаный берегъ, повидимому, тянулся безъ конца и мы думали, что никогда его не покинемъ. Какъ только мы взбирались на одинъ песчаный валунъ, нашимъ глазамъ представлялся другой и такъ дале, и вс они такъ походили другъ на друга, что мы вскор перестали распознавать, съ которой стороны море и съ которой земля. Намъ казалось, что мы кружимся все на одномъ мст и нами овладло отчаяніе. Мы промокли до костей, не спали дв ночи и страдали отъ изнеможенія и голода, кром того, по сыпучему песку было очень трудно идти. По дорог намъ не попадалось ни одного живого существа, кром кроликовъ, которыхъ было множество, по мы не могли ни поймать ихъ, ни изжарить, а слдовательно, они были совершенно безполезны. Но они напомнили мн о моемъ первомъ посщеніи Пепфора, когда сквайръ Тюдоръ нашелъ кролика у меня въ карман, и я разсказалъ объ этомъ Тому, который весело разсмялся. Посл долгихъ странствій, мы, однако, дошли до предловъ песчаныхъ валуновъ и очутились на большой дорог, на которой мы вскор встртили мальчика, который намъ сказалъ, что мы находились въ четырехъ миляхъ отъ города Бридженда и указалъ, въ какую сторону намъ идти.
Узнавъ достоврно, въ какую мстность насъ забросила судьба, мы составили новый планъ дйствія. Конечно, теперь не было и мысли о Девоншир. Но мы слышали, что не вдалек отъ Бридженда находилась дикая горная страна, гд мы могли бы скрываться, пока не нашли бы способа достичь до Ливерпуля и Америки. Намъ теперь нечего было бояться — по крайней мр, на время — преслдованія, такъ какъ враги потеряли нашъ слдъ. Имъ было извстно только, что мы отправились изъ Момбльса въ открытое море и если до нихъ дойдетъ слухъ о крушеніи барказа, то, вроятно, они подумаютъ, что и мы утонули. Поэтому, кораблекрушеніе послужило намъ на большую пользу и, благодаря ему, мы выиграли время, что для насъ было очень важно.
Прежде всего, намъ необходимо было достать пищи, а потомъ узнать дорогу въ горы. На этомъ основаніи, войдя въ Бриджендъ, мы направились въ ближайшую таверну и потребовали сть и пить. Сначала тамъ не было никого, кром хозяина, но мало по малу набралось довольно постителей, требовавшихъ пива и хлба съ сыромъ, такъ какъ было время завтрака.
Утоливъ голодъ и чувствуя полное изнеможеніе отъ усталости, мы съ Томомъ остались сидть въ таверн. Многіе изъ постителей спрашивали, входя, о Грифит и очень удивлялись, что его еще не было. Я, наконецъ, полюбопытствовалъ узнать, что это за важная личность. Мн объяснили, что Грифитъ былъ граматй, который прекрасно читалъ и писалъ, онъ обыкновенно въ это время приходилъ въ таверну съ цлью читать и писать письма для неграматныхъ. Съ особеннымъ же интересомъ его ждали въ этотъ день, потому что былъ вторникъ, а по вторникамъ выходила мстная еженедльная газета ‘Бриджендскій Встникъ’. Грифитъ же всегда читалъ газету въ таверн и сообщалъ новости всмъ окружающимъ.
Вскор явился и самъ великій грамотй, привтствуемый съ большимъ уваженіемъ всми постителями. Онъ держалъ въ рук газету и, помнявшись нсколькими словами съ хозяиномъ и двумя или тремя наиболе именитыми гражданами, слъ въ покойное кресло, потребовалъ пива, закурилъ трубку и, поправивъ на носу очки, сталъ читать про себя газету. По выраженію его лица и манерамъ, было ясно видно, что онъ сознаетъ все свое умственное превосходство и считаетъ вполн заслуженнымъ общее уваженіе, которымъ онъ пользовался. Вс присутствующіе прекратили свои разговоры и, молча, ждали, пока онъ найдетъ возможнымъ подлиться съ ними плодами своего знанія и сообщитъ имъ вс новости. Любопытство ихъ было вскор удовлетворено и онъ началъ читать отрывочныя извстія, которыя находилъ интересными, и прибавлялъ къ нимъ свои комментаріи.
— Въ Кардиж говядина поднялась въ цн до пяти пенсовъ за фунтъ, я считаю большимъ грхомъ поднимать цну на говядину до того, что бдному человку придется отказывать себ въ мяс. Въ саду мистера Джонса выведенъ гигантскій крыжовникъ въ дв унціи вса. Признаюсь, это удивительная ягода. Въ среду ея величество здила верхомъ въ парк, я слыхалъ отъ людей знающихъ, что она много здитъ верхомъ.
Тутъ онъ перевернулъ листъ и продолжалъ читать слдующую страницу.
— А, что это напечатано крупными буквами. ‘Бунтъ въ сосдств Сванси’. Что это такое? А, это Ревекка, о которой мы столько слышали.
Грифитъ умолкъ, набилъ съизнова трубку, отпилъ пива и сталъ про себя читать интересное извстіе. Онъ, вроятно, сдлалъ это, чтобы возбудить въ публик еще боле интереса и вызвать просьбы объ удовлетвореніи общаго любопытства. Дйствительно, онъ не ошибся въ разсчет и со всхъ сторонъ посыпались на него мольбы, которыя онъ милостиво исполнилъ.
— Ну, слушайте, сказалъ онъ, протягивая ноги и снова поправляя очки:— это важныя извстія, слава Богу, что у насъ недлается ничего подобнаго. Отчетъ о бунт перепечатанъ изъ ‘Ласточки Сванси‘.
И онъ началъ читать длинное описаніе бунта въ Понтардюлес. Однако, мы съ Томомъ могли бы сообщить гораздо боле подробностей, чмъ авторъ этой статьи, который, очевидно, не былъ самъ въ дл и не понялъ даже того, что ему разсказывали, потому что онъ писалъ много глупостей. Но жители Бридженда врили каждому слову и насъ это очень забавляло. Наконецъ, Грифитъ дошелъ до того, что и для насъ было новостью.
— Одинъ изъ плнныхъ, по имени Гью Ризъ, такъ серьёзно раненъ, что находится въ больниц и его выздоровленіе очень сомнительно. Никто изъ чиновъ полиціи не погибъ, но съ величайшимъ прискорбіемъ мы должны повдать нашимъ читателямъ, что нашъ старый и всми уважаемый сосдъ, владлецъ Пепфора, убитъ на мст. Онъ непремнно хотлъ принять участіе въ экспедиціи противъ бунтовщиковъ и выказалъ необыкновенную храбрость до той минуты, какъ упалъ съ лошади, убитый ружейной пулей.
У меня потемнло въ глазахъ и я хотлъ вскочить, не понимая, что я длалъ, но Томъ удержалъ меня. Онъ не понялъ причины моего волненія, но приписалъ это моей усталости и разстроеннымъ нервамъ.
Я былъ въ ужасномъ положеніи. Какъ я, который скоре наложилъ бы руку на себя, чмъ причинить малйшій вредъ кому-нибудь изъ близкихъ миссъ Гвенліаны лицъ — я убилъ ея отца! Я навлекъ горе и несчастіе на голову той, которая была мн дороже всего на свт. Это было невозможно! Убить ея отца могъ только злйшій ея врагъ, а какой же я былъ ея врагъ? Какъ могъ я это сдлать! Я ничего не понималъ. Ради миссъ Гвенліаны я пожертвовалъ бы всмъ: здоровьемъ, счастьемъ, жизнью — какъ же я могъ сдлать ее несчастной! Увы, если я дйствительно лишилъ ее отца, котораго она любила, то мн этого грха никогда не загладить, никогда, никогда.
Однако, мало-по-малу, мысли мои пришли въ порядокъ и я сталъ понимать, что говорилось вокругъ меня.
— Ну, ну, говорилъ одинъ изъ присутствующихъ:— любопытно, поймаютъ ли они убійцу сквайра.
— Конечно, поймаютъ, воскликнулъ Грифитъ: — и уже, вроятно, теперь поймали. Неужели вы думаете, что мироваго судью убьютъ и злодй, совершившій это преступленіе, останется не наказаннымъ? Я не удивлюсь, если даже повсятъ всхъ арестованныхъ бунтовщиковъ, чтобы не избгнулъ должной кары убійца.
— Посмотрите, Грифитъ, нтъ ли еще въ газетахъ какого-нибудь извстія объ этомъ интересномъ дл, замтилъ хозяинъ таверны.
Грифитъ снова взялъ газету и снова сталъ ее изучать.
— Вотъ есть еще свднія, воскликнулъ онъ:— я вамъ говорилъ, что поймаютъ убійцу. Уже узнано, кто именно убилъ сквайра и гд онъ живетъ, такъ-что теперь злодй безъ сомннія сидитъ въ тюрьм. Вотъ послушайте.
И онъ прочиталъ слдующій отрывокъ изъ ‘Бриджендскаго Встника’:
‘Дознаніемъ удостоврено, что мистера Тюдора убилъ молодой человкъ, по имени Эванъ Вильямсъ, живущій въ Верхнемъ Килле. Близъ того мста, гд происходила схватка, нашли разряженное ружье съ надписью: Э. Вильямсъ, а такъ какъ никто не слыхалъ во время схватки другого ружейнаго выстрла, то это должно быть орудіе смерти мистера Тюдора. Полиція тотчасъ отправилась въ жилище Эвана Вильямса, но онъ уже бжалъ, хотя, конечно, вскор попадетъ въ руки дятельной и энергичной полиціи. Года три тому назадъ, до отъзда семьи Тюдоровъ за-границу, убійца, повидимому, пользовался милостивымъ вниманіемъ миссъ Тюдоръ и другихъ членовъ ея семьи, которымъ онъ такъ вроломно заплатилъ за ихъ доброту. Оказывается, что онъ совершилъ убійство преднамренно, а не случайно въ общей свалк. Два полицейскихъ агента, бывшіе въ дл, свидтельствуютъ, что убійца хладнокровно прицлился въ свою жертву, которую онъ не могъ не узнать при свт горвшей заставы. По неизвстнымъ причинамъ, Вильямсъ нарочно избралъ своей жертвой прежняго своего благодтеля, вмсто того, чтобы излить свою кровожадную злобу на перваго попавшагося противника. Предполагаютъ, что онъ воспользовался удобнымъ случаемъ, чтобы удовлетворить своей жажд мести въ отношеніи мистера Тюдора. Мы можемъ только прибавить къ этому, что выказанныя въ этомъ ужасномъ преступленіи черная неблагодарность и зврская месть, поистин, изумительны, а…’
Я не могъ дале слушать, и, вскочивъ съ мста, выбжалъ изъ таверны. Томъ заплатилъ за насъ обоихъ и объяснилъ мое неожиданное исчезновеніе тмъ, что я вдругъ занемогъ. По счастію, вс постители были такъ заняты Грифитомъ и газетой, что не могли обратить вниманія ни на что иное.
Когда Томъ присоединился ко мн, я молча вышелъ изъ города и, пройдя около мили, остановился.
— Прощай, Томъ, сказалъ я съ твердой ршимостью: — ступай одинъ въ горы, какъ мы предполагали. Я съ тобой не пойду.
— Ты не пойдешь! воскликнулъ Томъ, вн себя отъ удивленія:— что съ тобой сталось и что ты хочешь длать?
— Я вернусь въ Сванси, отвчалъ я.
— Въ Сванси? произнесъ Томъ:— да ты съ ума сошелъ. Вдь тебя схватятъ и повсятъ.
— Пусть ихъ длаютъ, что знаютъ. Я долженъ во что бы то ни стало повидать миссъ Гвенліану и сказать ей, что я не намренно убилъ ея отца, что я не зналъ, въ кого я стрлялъ и что газеты лгутъ.
Томъ пристально взглянулъ на меня, полагая, что я бредилъ. Потомъ онъ старался меня уговорить отказаться отъ моего намренія, поднималъ меня на смхъ, бранилъ меня, но все тщетно. Никакая сила на земл не могла отвратить меня отъ того, что я считалъ единственнымъ средствомъ очистить себя въ глазахъ миссъ Гвенліаны, убдивъ ее, что если я убилъ ея отца, то это произошло совершенно случайно. Видя, что я добровольно вернулся только для того, чтобы ей сказать это, она, конечно, повритъ справедливости моихъ словъ, повритъ моему горю и проститъ меня.
Убдившись, что невозможно поколебать моей ршимости, Томъ хотлъ пойти со мной, но я объяснилъ ему, что это было бы очень глупо съ его стороны, напомнилъ о Март и указалъ ему, что его прямой долгъ заботиться объ ея счасть. Такимъ образомъ, мн удалось уговорить его предоставить меня моей судьб и скрыться самому въ горахъ.
Мы находились съ нимъ въ совершенно различномъ положеніи. Онъ былъ обязанъ беречь себя ради женщины, которую онъ любилъ и которая его любила, но меня не любила никакая женщина, и мн слдовало пойти къ той, которая была для меня дороже всего на свт, и вымолить у нея не любовь, а прощеніе. О томъ же, что будетъ со мною посл свиданія съ миссъ Гвенліаной, я и не думалъ и мн было въ сущности все равно.
Еслибы меня поймали, то, по всей вроятности, повсили, но, право, въ ту минуту мн и въ голову не входила мысль о себ.

XV.

Около полудня на слдующій день, я снова былъ въ окрестностяхъ Сванси, не останавливаясь ни разу, кром нсколькихъ часовъ, которые проспалъ подъ стогомъ сна. Несмотря на объявшее мой умъ тупое оцпенніе, я все-таки понималъ, что если меня арестуютъ прежде, чмъ я увижусь съ миссъ Гвенліаной, то цль моего странствія не будетъ достигнута. Поэтому я миновалъ городъ Сванси и вообще избгалъ по всему пути человческихъ жилищъ и большія дороги. Наконецъ, я очутился на границ Пепфорскихъ владній, неузнанный ни однимъ человкомъ. Я перелзъ черезъ изгородь и побжалъ черезъ поля и луга прямо къ дому сквайра Тюдора.
Съ тхъ поръ, какъ я наканун услыхалъ страшный разсказъ газеты въ Бридженд, я двигался какъ лунатикъ во сн и сознавалъ только одно: что я долженъ во что бы то ни стало увидать миссъ Гвенліану, сказать ей, что я выстрлилъ въ ея отца, не узнавъ его и вымолить ея прощеніе. Эта мысль такъ всецло овладла мною, что мн и не приходило въ голову, что мое намреніе можетъ не исполниться. Но теперь, находясь уже такъ близко къ цли моихъ странствій, я подумалъ, что миссъ Гвенліана, узнавъ о моемъ приход, не захочетъ меня видть. Теряясь въ соображеніяхъ, я вдругъ остановился. Передо мною стоялъ одинъ изъ пепфорскихъ лсниковъ. Хотя это былъ совершенно новый, невдомый мн человкъ, но онъ видлъ какъ я перескочилъ черезъ изгородь и, подозрительно взглянувъ на мою невзрачную запыленную наружность, спросилъ, что я тутъ длалъ.
Эта неожиданная встрча меня очень смутила и я не зналъ, что отвтить.
— Я не имю никакого злого умысла, сказалъ я, наконецъ:— я иду только въ домъ сквайра, мн надо поговорить о важномъ дл съ молодой миссъ.
Вроятно, мой вншній видъ и смущеніе говорили противъ меня, потому что подозрніе лсника еще боле усилилось.
— Нечего сказать, правдоподобная сказка, произнесъ онъ: — люди, которые хотятъ войти въ домъ сквайра и поговорить съ молодой миссъ, идутъ большой дорогой, а не бгаютъ по полямъ и не ломаютъ изгородей. Гораздо вроятне, что у тебя, голубчика, на ум кролики. Погоди, я посмотрю, сколько у тебя въ карманахъ ловушекъ.
Онъ схватилъ меня за шиворотъ и сталъ выворачивать мн карманы. Я терпливо поддался этому обыску, въ надежд, что убдившись въ неосновательности своихъ подозрній, онъ позволитъ мн продолжать мой путь. Однако, къ величайшему моему изумленію, онъ не хотлъ пустить меня въ домъ сквайра и посл неудовлетворительнаго результата обыска.
— Я не врю, что у тебя есть дло до молодой миссъ, сказалъ онъ:— пойдемъ съ мною и я тебя выпровожу за наши владнія. Я не хочу, чтобы вс бродяги свободно прогуливались по земл сквайра, только потому, что онъ умеръ. Ну, убирайся и не показывай боле сюда своего носа.
— Нтъ, увряю васъ, мн необходимо видть молодую миссъ, отвчалъ я съ жаромъ:— я нарочно пришелъ издалека по важному для нея длу. Я виноватъ только въ томъ, что сбился съ дороги и побжалъ по полю.
Лсникъ задумался, почесывая себ затылокъ. Онъ мн не врилъ и моя наружность, очевидно, ему не нравилась, но такъ какъ, въ сущности, я не просилъ ничего необыкновеннаго и не было причины меня прогнать въ шею, онъ, наконецъ, сказалъ, насупивъ брови:
— Хорошо, если теб необходимо видть молодую миссъ, то я тебя провожу до дома. Но если ты мн солгалъ, то теб, голубчикъ, не поздоровится.
И онъ пошелъ рядомъ со мною до Пепфоръ-гауза, пристально слдя за каждымъ моимъ движеніемъ. Войдя въ людскую, онъ послалъ сказать миссъ Гвенліан, что какай-то человкъ желаетъ ее видть по важному длу, и я сталъ дожидаться, пока меня позовутъ наверхъ.
Теперь, когда давно желанная минута свиданія настала, меня объялъ неописанный страхъ, я не зналъ, что ей сказать, не зналъ, какъ взглянуть ей въ глаза. Но вотъ дверь отворилась и она вошла въ комнату.
Я сразу увидлъ, что она меня не узнала, и хотя, во всю дорогу, я только и желалъ этого, но теперь слова замерли у меня на устахъ и мн стало еще страшне. Конечно, я очень измнился съ того времени, какъ она меня видла въ послдній разъ, и не могла же она постоянно думать обо мн, какъ я объ ней. Я совершенно забылъ это маленькое различіе между нами и сердце у меня болзненно сжалось при мысли, что она меня не узнала. Что же касается до нея, то прекрасные каріе ея глаза блестли такъ же, какъ въ ту минуту, когда я остановилъ ея экипажъ на Киллейской дорог и я всегда узналъ бы ее, хотя она выросла и похорошла. Она была очень блдна и грустна въ своемъ черномъ траурномъ плать и на щекахъ ея виднлись слды недавнихъ слезъ, но она, повидимому, не хотла этого обнаруживать и, взглянувъ поспшно на меня при вход въ комнату, опустила голову.
— Вы желаете меня видть? спросила она своимъ прежнимъ добродушнымъ голосомъ, который для меня былъ прелестне всякой музыки.
— Да, миссъ, отвчалъ я заикаясь:— я, желаю…
Голосъ мой оборвался. Я забылъ все, что хотлъ ей сказать и мысли путались въ голов моей. Она терпливо ждала, пока я я оправлюсь отъ своего смущенія.
— Неужели вы меня не узнали, миссъ? пробормоталъ я, наконецъ, самъ не зная, что говорилъ.
Она подняла свои глаза и посмотрла на меня пристально.
— Нтъ, отвчала она:— но голосъ вашъ мн знакомъ и я, вроятно, васъ припомню, если вы мн скажете ваше имя и откуда вы.
Я до того отуплъ, что счелъ необходимымъ отвтить на ея вопросъ:
— Я Эванъ Вильямсъ изъ Верхняго Киллея и пришелъ, чтобы…
Она вздрогнула и отскочила отъ меня.
— Убійца моего отца! воскликнула она:— тише, ради Бога! Зачмъ вы пришли? Я не желаю васъ видть. Я не могу васъ выдать полиціи, но вы понимаете, что посл вашего преступленія между нами не можетъ быть ничего общаго.
Она повернулась и хотла уйти. Но какъ могъ я отпустить ее, не сказавъ ей того, для чего я пришелъ. Я бросился къ ней и схватилъ ее за платье, умоляя выслушать меня. Но она подумала, что я хочу прибгнуть къ насилію и закричала во все горло. Въ туже минуту въ дверяхъ появились лсникъ и лакей.
Отчаяніе теперь развязало мн языкъ.
— Я не зналъ, что это онъ, когда выстрлилъ, воскликнулъ я, но слова мои были заглушены криками лсника и лакея, которые оттащили меня отъ миссъ Гвенліаны.
Она ихъ не разслышала и ей показалось, что я ей угрожаю. Поэтому, она произнесла грустнымъ тономъ:
— Такъ вы хотли поступить со мною такъ же, какъ съ моимъ бднымъ отцомъ. О, Эванъ! Я этого отъ васъ не ожидала!
Тутъ на сцену явилась миссъ Элизабета Тюдоръ.
— Гвенліана! Гвендіана! воскликнула она:— гд ты? Не бойся, голубушка, но, говорятъ, злодй Эванъ Вильямсъ бродитъ вокругъ дома…
Она вдругъ умолкла, увидавъ меня среди двухъ слугъ.
— Боже мой, неужели это онъ? прибавила она, и когда миссъ Гвенліана въ отвтъ кивнула головой, то продолжала:— что онъ тутъ длалъ? Пойдемъ отсюда поскоре, а то онъ, пожалуй, убьетъ и насъ. Какой онъ ужасный негодяй! Но Провидніе устраиваетъ все къ лучшему! Мы спасены, хотя все-таки лучше уйдемъ. Чарльсъ! воскликнула она, обращаясь къ лакею:— держите его крпче, полиція сейчасъ явится. Не бойся, милая Гвенліана, продолжала она, снова повертываясь къ молодой двушк: — какой-то человкъ, знавшій злодя, увидлъ его недавно въ парк и предупредилъ о томъ полицію. Она ищетъ его повсюду и тотчасъ придетъ сюда. Этотъ человкъ поступилъ очень любезно, пославъ за полиціей и я его, конечно, вознагражу за это.
(Вроятно, старая два забыла среди своего волненія, что была предложена награда за мою поимку и, конечно, желаніе заработать круглую сумму денегъ, а не сдлать ей любезность, руководило доносчикомъ).
— Нельзя ли узнать, зачмъ онъ сюда явился, продолжала съ неудержимой быстротой миссъ Элизабетъ: — но я убждена, что онъ хотлъ поджечь домъ и убить всхъ. По счастью, онъ не усплъ въ своемъ намреніи. Ты видишь, Провидніе, устраиваетъ все къ лучшему. Ты помнишь, Гвенліана, какъ я всегда тебя предупреждала противъ него. Я съ перваго раза видла, что изъ него хорошаго ничего не выйдетъ, да какъ и могло выйти, когда онъ не хотлъ учиться катехизису, не былъ крещенъ, никогда не ходилъ въ церковь и… и… Вонъ прошелъ мимо окна полисмэнъ. Да, сто разъ повторю, что Провидніе все устраиваетъ къ лучшему.
Она поспшно отворила окно и позвала полисмэна. Потомъ ушла изъ комнаты вмст своей племянницей, а я остался въ рукахъ слугъ и полиціи.
Я былъ до того пораженъ всмъ случившимся, что находился въ совершенномъ оцпенніи и почти не замтилъ, когда полицейскіе надли мн колодки на руки. Я былъ словно во сн и видлъ страшный кошмаръ, не имя силы проснуться.
Итакъ, я даромъ пожертвовалъ возможностью спасти себя бгствомъ. Я вернулся въ среду своихъ враговъ только для того, чтобы очиститься въ глазахъ миссъ Гвенліаны, и вотъ что изъ этого вышло. Она не слышала моихъ словъ и вообразила, что я хотлъ убить ее! Она ушла съ этой мыслью и я никогда ее боле не увижу. Я былъ арестованъ и, конечно, меня повсятъ. Тяжелая была моя судьба, очень тяжелая.
Еслибъ она только слышала мои слова и простила меня, то мн не было бы такъ тяжело. Но теперь я долженъ былъ умереть на вислиц, и она никогда не узнаетъ правды.
Безъ сомннія, это была не ея вина, и я могъ сердиться только на свою глупость и на свое нервное разстройство. Какой я былъ дуракъ! Но теперь этому уже нельзя было помочь! Послднія слова миссъ Элизабетъ Тюдоръ: ‘Провидніе все устроиваетъ къ лучшему’, звенли въ моихъ ушахъ. Сотни разъ повторялъ я себ эти слова, и какъ-то тупо, безсознательно сталъ размышлять, справедливы ли они.
Дйствительно ли Провидніе все устроиваетъ? Конечно, не я и не мои друзья устроивали мою судьбу, потому что ничего не случилось такъ, какъ я надялся или желалъ. Быть можетъ, все это случалось именно такъ, а не иначе, потому что, какъ увряла старая два, Провидніе все устроиваетъ. Но, значитъ. Провидніе не другъ мн. Провидніе! Что значило это слово? И что имло противъ меня Провидніе? Но самое утшительное было то, что Провидніе, доведя меня до вислицы, уже теряло всякую власть на меня. Этимъ все кончалось. А было совершенно ясно, что Провидніе желало моей погибели и нарочно устроило такъ, что миссъ Гвенліана меня возненавидла, и что меня повсятъ. Но Провидніе было сильне меня, слдовательно, напрасно было ворчать на него и лучше было бы думать о чемъ либо другомъ.
Но думать о чемъ либо другомъ, въ то время, было для меня невозможно и я повторялъ снова и снова: Провидніе устроиваетъ все къ лучшему. Неужели было къ лучшему, что я убилъ сквайра Тюдора, что миссъ Гвенліана меня ненавидла и что меня повсятъ? Для кого же это было къ лучшему? Не для меня, не для стараго сквайра и не для его дочери. Такъ это было, вроятно, къ лучшему для самого Провиднія. Иначе бы не говорили, что Провидніе устроиваетъ все къ лучшему.
Эти слова не выходили изъ моей головы и подъ тактъ ихъ я шагалъ по дорог изъ Пепфора въ Сванси, подъ присмотромъ полиціи. Каждому слову соотвтствовалъ шагъ и, хотя я старался перемнить нсколько разъ темпъ и сбиться съ такта, но слова были сильне меня и заставляли мои шаги сообразоваться съ ними.
Очутившись въ тюрьм, и запертый въ одиночную келію, я думалъ, что эти страшныя слова оставятъ меня въ поко. Но нтъ. Извн, въ корридор, находились большіе стнные часы и ихъ мрные удары повторяли упорно, безостановочно: ‘Провидніе устроиваетъ все къ лучшему’.
Эти ужасныя слова до того овладли мною, что я не могъ ихъ забыть, не могъ отъ нихъ отдлаться. Верхній Киллей, Ревекка, Биль Джонсъ, миссъ Гвенліана, Томъ Девисъ — все исчезло изъ моей головы. Я забылъ все, кром словъ миссъ Элизабеты. Наступила ночь и я жаждалъ сна: такъ изнемогъ я нравственно и физически. Но я не могъ заснуть, пока проклятые часы повторяли эти роковыя слова. Я горлъ, какъ въ огн и бшено метался на кровати. Вдругъ мн вошло въ голову, что еслибъ я сталъ говорить эти слова въ слухъ, то заглушилъ бы часы. Я сдлалъ опытъ, но тогда, къ величайшему моему ужасу, я не могъ остановиться и долженъ былъ громко произносить эти слова въ тактъ ударовъ маятника. Я уже не думалъ боле объ ихъ смысл, а механически произносилъ ихъ, желая только одного, поскоре кончить этотъ урокъ и отдохнуть.
Но тщетно жаждалъ я отдыха. Я не могъ остановиться и созналъ это. Пока часы продолжали идти и мой языкъ долженъ былъ шевелиться, произнося все тже слова. Лежа говорить безъ устали было тяжело и, чтобъ не задохнуться, я слъ, и въ этомъ положеніи всю ночь безостановочно повторялъ, вытаращивъ глаза и не останавливаясь ни на минуту: ‘Провидніе… устроиваетъ… все… къ… лучшему’.
Наконецъ, мрачные часы ночи исчезли и разсвло. Но свтъ не освободилъ меня отъ ужасной работы, судьба моя была ршена и я сознавалъ что никогда не перестану произносить эти слова, если кто-нибудь не убьетъ часы и не помилуетъ меня. Отчего же никто не хотлъ надо мною сжалиться? Вдь я просилъ не многаго, а эта милость дозволила бы мн умереть и успокоиться. Я такъ усталъ, такъ умаялся отъ этой работы и, однако, она не могла кончиться безъ вмшательства какого-нибудь добраго человка.
А если никто не явится мн на помощь? Это было бы ужасно! Мн пришлось бы вчно произносить эти слова и я никогда не успокоился бы въ могил, какъ вс другіе. И какъ на зло, удара маятника стали все чаще и чаще, а вмст съ ними и я долженъ былъ все быстре и быстре произносить свои слова, чтобъ не отстать отъ часовъ. Это было ужасно трудно и я едва не сходилъ съ ума.
Когда первые лучи солнца проникли въ мою келью, я увидалъ, почему часы такъ быстро бжали. Сквозь стну теперь ясно были видны часы, стоявшіе въ корридор и на нихъ дв сороки каркали безъ умолка въ тактъ маятника. Я нетолько видлъ вншность часовъ, но ихъ внутренность. Однимъ изъ колесъ былъ Смитъ, съ блднымъ, окровавленнымъ лицомъ, какъ я его видлъ на земл въ Фервуд, и онъ бжалъ все вокругъ, спасаясь отъ другого колеса. Этимъ другимъ колесомъ былъ Гью Ризъ, который гонялся за Смитомъ, стараясь нанести ему ударъ. Чмъ быстре бжало колесо Смита, тмъ быстре слдовало за нимъ колесо Гью, и теперь было ясно, почему удары маятника были такъ часты. Оба колеса казались такими смшными, что я громко бы захохоталъ, еслибъ имлъ на это время. Я не могъ перевести дыханія, такъ быстро надо было повторять мои слова.
Гоняясь другъ за другомъ, Смитъ и Ризъ все время что-то кричали. Сороки также произносили явственно слова. И, мало по малу, я разслушалъ ясно, что Смитъ съ Гью и сороки повторяли тоже самое, что я и часы: ‘Провидніе устроиваетъ все къ лучшему’.
И мы вс повторяли эти слова, не останавливаясь ни на минуту и все скоре, скоре, потому что Смитъ и Гью бжали ужасно скоро, а это заставляло сорокъ, часы и меня выбиваться изъ силъ, чтобъ поспть за ними.

XVI.

Прошло нсколько недль прежде, чмъ я пришелъ въ себя, и когда я открылъ глаза, то увидлъ, что лежу въ постели, въ тюремномъ лазарет.
У меня было воспаленіе въ мозгу и я находился въ большой опасности. Войдя въ мою келью, на слдующее утро посл моего прибытія въ тюрьму, сторожъ нашелъ, что я сижу на постели, уставившись глазами въ стну и громко повторяю какія-то слова, но такъ шибко, что онъ не могъ ихъ разобрать. Видя, что я не обращалъ на него никакого вниманія, онъ пошелъ за докторомъ я тотъ перевелъ меня въ лазаретъ, гд я долго былъ между жизнью и смертью.
Очнувшись, я былъ такъ слабъ, что не могъ ничего сообразить, но потомъ, мало по малу, силы ко мн возвратились, и я началъ припоминать все, что случилось до моей болзни. Я спрашивалъ себя, знали ли мои родственники и Биль Джонсъ, гд я и, если знали, то отчего они меня не навстили. Но когда я объ этомъ сказалъ доктору, то онъ отвчалъ, что я недостаточно силенъ для пріема постителей. Поэтому, я терпливо ждалъ, впрочемъ, я былъ слишкомъ слабъ, чтобъ даже выразить нетерпніе и къ тому же всякое чувство было во мн заглушено сознаніемъ, что я не оправдалъ себя въ глазахъ миссъ Гвенліаны. и что она меня считаетъ преднамреннымъ убійцей ея отца.
Потомъ я припомнилъ, что меня наврное приговорятъ къ смертной казни и мн показалось, что было жестоко вылечить меня отъ болзни и посылать ко мн доктора только для того, чтобъ въ конц-концевъ меня повсить. Я предпочелъ бы умереть въ постели отъ воспаленія.
Все это меня тревожило, но очень смутно, и я находился въ такомъ изнеможеніи, что ничего не принималъ близко къ сердцу, и не смотрлъ впередъ дале сегодняшняго дня.
Наконецъ, я настолько поправился, что ко мн допустили отца, мать и Марту. Но Биль Джонсъ все-таки не приходилъ меня навстить, и на мой вопросъ, что съ нимъ, они неохотно отвчали, что онъ здоровъ и поспшно перемнили разговоръ. Однако, впослдствіи, какъ только я собрался съ силами, мн разсказали, что сдлалось съ Билемъ Джонсомъ. Удивительная эта была исторія. Оказалось, что нашъ Биль Джонсъ, котораго я подобралъ на рынк въ Сванси, былъ не кто иной, какъ сынъ сквайра Тюдора, Овенъ, котораго вс считали потонувшимъ. Значитъ, онъ былъ братомъ миссъ Гвенліаны и законнымъ наслдникомъ Пепфорскаго помстья, которое иначе переходило, какъ мужской ленъ, къ дальнему родственнику сквайра.
Но мн надо разсказать эту любопытную исторію сначала.
Въ то время, когда родился Овенъ Тюдоръ, жила въ Сванси женщина, по фамиліи Джонсъ. Она была по ремеслу воровка, но также собирала и милостыню, она подружилась съ нянькой Овена, убдила ее стащить нсколько мелкихъ предметовъ, принадлежавшихъ ея госпож, и этимъ держала ее въ своихъ рукахъ.
Овена всегда водили въ шелку и кружевахъ, а на ше у него постоянно вислъ массивный золотой медальонъ сердечкомъ, украшенный изумрудами. Этотъ медальонъ переходилъ въ род Тюдоровъ изъ поколнія въ поколніе и въ старину его считали талисманомъ, приносившимъ счастье его обладателю, поэтому, мистрисъ Тюдоръ не позволяла никогда снимать его съ своего ребенка.
Нуждаясь въ деньгахъ, Джонсъ съ завистью смотрла на великолпную одежду ребенка, и на его драгоцнный медальонъ. Наконецъ, она предложила няньк украсть ребенка, его вещи он продали бы, а ребенка она взяла бы себ. Въ дтств онъ помогалъ бы ей просить милостыню, а потомъ она съумла бы сдлать изъ него полезнаго сообщника. Сначала, нянька ни за что не хотла согласиться, но Джонсъ стала грозить ей, что она откроетъ мистрисъ Тюдоръ ея кражи, и нянька поддалась соблазну.
Дйствительно, въ одно прекрасное утро, она передала ребенка Джонсъ, а сама, окунувшись съ головы до ногъ въ ручь, вернулась въ Пепфоръ и разсказала, что ребенка унесла морская волна.
Взявъ ребенка, Джонсъ потребовала, чтобъ нянька, которая была граматная, написала бы на лоскутк бумаги все, что случилось, и настоящее имя ребенка. Этотъ документъ она всегда хранила при себ, вроятно, съ цлью возвратить за дорогую цну ребенка его родителямъ, когда онъ выростетъ. Она продала одежду ребенка и отдала часть вырученныхъ денегъ няньк, но медальонъ остался у нея на рукахъ, потому что лавочникъ, обыкновенно покупавшій у нея ворованныя вещи, давалъ ей слишкомъ незначительную цну, а она боялась показать его порядочному ювелиру, который, конечно, спросилъ бы, какъ медальонъ попалъ къ ней.
Посл этого, нянька оставалась еще нсколько лтъ въ услуженіи и затмъ вышла замужъ за фермера Смита, убійство котораго въ Фервуд, я уже разсказалъ въ начал моей повсти.
Украденный мальчикъ взросъ у мистрисъ Джонсъ, которая назвала его Билемъ и выдавала за своего сына, но съ теченіемъ времени она почему-то его не взлюбила и отправила въ море на Нанси Джонсъ, вмсто того, чтобъ оставить его при себ, какъ она намревалась. На вопросы своего друга, мистрисъ Смитъ, зачмъ она такъ поступила, она отвчала:
— Я просто не могу видть этого мальчишку, онъ мн противенъ. Можетъ быть, я его полюблю, когда онъ вернется и привезетъ мн много денегъ. Я люблю только тхъ, которые мн полезны.
Затмъ, въ продолженіи долгаго времени, мистрисъ Смитъ не видала Джонсъ, но вдругъ въ одно прекрасное утро, возница изъ Гауэра, бившій въ Свапси, привезъ ей всточку отъ ея старой подруги, которая была очень больна и просила ее навстить. На слдующій день, мистрисъ Смитъ не могла сама похать въ Сванси, а просила мужа, отправлявшагося въ городъ для продажи лошади, заглянуть къ Джопсъ и узнать, что ей надо. Онъ исполнилъ это порученіе и зашелъ къ Джонсъ, которая жила въ несчастномъ, полуразвалившемся домик, въ одной изъ самыхъ бдныхъ улицъ Сванси. Но она уже умирала. Однако, передъ своей смертью, она передала ему маленькій ящичекъ, который онъ долженъ былъ передать своей жен, знавшей, какое сокровище тутъ заключалось.
Очень странно, что Джонсъ такъ бережно сохраняла доказательства тождественности украденнаго ею мальчика, быть можетъ, на смертномъ одр совсть ее мучила и она думала этимъ путемъ нсколько загладить свою вину. Однако, это только предположеніе и никто не можетъ сказать какими именно побужденіями она руководилась.
Но, несмотря на вс ея старанія, маленькій ящичекъ не достигъ до ея друга, потому что вечеромъ въ этотъ самый день Смитъ былъ ограбленъ и смертельно раненъ въ Фервуд Томомъ Девисомъ и Гью Ризомъ. Послдній слышалъ, какъ Смитъ хвастался въ таверн, что везетъ сокровище, и похитилъ ящичекъ, который дала Смиту мистрисъ Джонсъ. Полагая, что въ немъ заключалось сокровище, онъ скрылъ эту находку отъ Тома Девиса. Открывъ его наедин, онъ былъ очень разочарованъ, увидавъ въ немъ только дв исписанныя бумажки и кусокъ металла, въ форм сердечка, но до того грязный, что трудно было сказать, какой это металлъ. Не умя читать, онъ не могъ разобрать того, что было написано на бумажкахъ и сначала хотлъ ихъ сжечь, но потомъ ршилъ ихъ сохранить, правильно разсуждая, что еслибъ он не имли для кого-нибудь важнаго значенія, то не стали бы ихъ такъ бережно хранить въ ящичк и поднимать такой шумъ? А если он имли важность, то лучше ихъ сберечь, и съ теченіемъ времени постараться извлечь изъ нихъ пользу. Ящичекъ былъ очень маленькій и, для большей сохранности, онъ всегда носилъ его на себ. Раненый во время схватки при Понтардюлес и взятый въ плнъ, онъ вспомнилъ объ этомъ ящичк и, не желая, чтобъ онъ попалъ въ чужія руки, закопалъ его въ землю въ углу навса, гд держали полисмэны плнныхъ до прибытія солдатъ.
Полученная имъ рана была очень серьёзная, и онъ вскор умеръ, но передъ смертью пожелалъ видть Биля Джонса, котораго онъ всегда какъ-то странно любилъ. Онъ сообщилъ ему о спрятанномъ въ навс ящичк и передалъ ему въ собственность находившееся тамъ сокровище.
Посл смерти Гью, Биль въ первую свободную минуту отправился въ Понтардюлесъ и нашелъ ящичекъ. Онъ также былъ не гранатный и потому снесъ эти об записки къ пастору въ селеніе Три Креста, который и прочелъ ихъ.
Одна изъ записокъ заключала въ себ разсказъ о похищеніи Овена Тюдора, а въ другой стояло только: ‘Мальчикъ теперь въ мор на ‘Гордости Тоби’. Эти слова были написаны какимъ-то сосдомъ мистриссъ Джонсъ по ея просьб и не за долго до ея смерти.
Услыхавъ имена судовъ, Биль наострилъ уши, ибо хорошо помнилъ, что служилъ на ‘Нанси Джонсъ’ и былъ въ мор на ‘Гордости Тови’, когда, по его предположенію, умерла его мать. Видя важность этихъ бумагъ для семейства Тюдоръ, пасторъ снесъ ихъ вмст съ ящичкомъ въ Пепфоръ и тамъ миссъ Элизабета тотчасъ признала медальонъ за тотъ, который былъ на ше Овена Тюдора въ тотъ день, когда онъ исчезъ.
Все это дло было отдано въ руки семейнаго стряпчаго. Онъ отправился въ Гауэръ къ вдов Смитъ, которая сначала не хотла ничего говорить, подтверждая старую сказку о томъ, какъ ребенка унесла волна, но когда ей показали разсказъ объ его похищеніи, написанный ея собственной рукой, она во всемъ чистосердечно созналась. Такимъ образомъ, было совершенно ясно доказано, что Овенъ Тюдоръ и Биль Джонсъ составляли одно и тоже лицо. Его собственныя воспоминанія вполн подтвердились показаніями многихъ обитателей Нита и Сванси, которые знали, что мистриссъ Джонсъ всегда выдавала его за своего сына, и что онъ находился въ мор на ‘Гордости Тоби’, когда она умерла.
Эта удивительная исторія меня такъ поразила, что я долго не могъ ее вполн усвоить. Странно было подумать, что нашъ Биль Джонсъ сдлался джентльмэномъ, богачемъ и еще въ придачу братомъ миссъ Гвенліаны! Какія необыкновенныя послдствія имла схватка въ Понтардюлес! Она лишила Пепфора, одного владльца и дала ему другого, открыла Билю, кто былъ его отецъ и въ тоже время унесла въ могилу этого отца, заставила миссъ Гвенліану оплакивать отца и радоваться возвращенію брата, отомстила за убійство Смита смертью Гью Риза, и въ тоже время обнаружила преступленіе жены Смита.
Самымъ большимъ утшеніемъ для меня въ этой исторіи было то обстоятельство, что Овенъ Тюдоръ зналъ, что мн не было извстно, кого я убилъ въ Понтардюлес, а потому онъ могъ объяснить это сестр. Дйствительно, онъ не только это сдлалъ и привезъ ко мн въ тюрьму миссъ Гвенліану, но досталъ мн ловкаго адвоката для защиты на суд и старался вмст съ нею оказать мн всякую помощь. Благодаря ихъ стараніямъ, меня не повсили, а сослали на всю жизнь сюда.
Я провелъ здсь пятнадцать лтъ, пятнадцать долгихъ, мрачныхъ лтъ, и во все это время былъ лишенъ свободы, которая составляетъ наслдіе всякаго человка и придаетъ жизни такую сладость, какую не можетъ дать ничто иное, во все это время, я былъ оторванъ отъ людей и мстъ, дорогихъ моему сердцу. Но я не долженъ жаловаться, такъ какъ во всемъ самъ виноватъ. Еслибы я не вздумалъ отправиться въ Пепфоръ для личнаго объясненія съ миссъ Гвенліаной, то мн, вроятно, удалось бы бжать въ Америку.
Въ эти пятнадцать лтъ я имлъ довольно времени передумать и хладнокровно обсудить всю прежнюю свою жизнь, а тюрьма научила меня терпнію. Быть можетъ, миссъ Элизабета, въ конц-концевъ, права и дйствительпо Правидніе все устроиваетъ къ лучшему, такъ какъ иначе я, вроятно, не пріобрлъ бы этой необходимой добродтели. Впрочемъ, теперь и это мн лишнее, такъ какъ вы, докторъ, говорите, что мн не долго жить, и я самъ это чувствую.
Мн очень хотлось бы видть передъ смертью хоть одинъ разъ миссъ Гвенліану. Но такъ какъ это немыслимо, то прошу васъ, докторъ, возвратясь въ Англію, розыщите ее и разскажите ей мою исторію, такъ какъ я вамъ ее разсказалъ. Передайте ей, что, хотя я ее давно не видалъ, но воспоминаніе о ней такъ свжо, какъ будто я разстался съ нею вчера.
Я ей благодаренъ нетолько за ея доброту ко мн, но и за все, что она сдлала для моего семейства. Посл моей ссылки, она и ея братъ много заботились о моихъ родныхъ, которыхъ они отправили на свой счетъ въ Америку, гд Марта вышла замужъ за Тома Девиса. Что касается до Тома, то онъ благополучно добрался до Ливерпуля и тамъ слъ на корабль, отходившій въ Америку. Тамъ они вс процвтаютъ, судя по ихъ письмамъ, которыя я постоянно получаю.
Старые друзья также иногда присылали мн всточки и изъ ихъ писемъ, а также изъ газетъ я узналъ печальную судьбу Пога Моргана.
Вы, можетъ быть, не забыли, что Март вошла въ голову мысль, что Погъ Морганъ выдалъ насъ изъ ревности къ Тому. Она сказала объ этомъ, по моему совту, Дженкину Томасу, а онъ, въ свою очередь, передалъ товарищамъ. Они навели справки и оказалось, что Погъ Морганъ дйствительно былъ въ Сванси въ день схватки у Понтардюлеса, и что въ тотъ же день человкъ, походившій на него по всмъ примтамъ, особливо по голосу, долго бесдовалъ съ начальникомъ полиціи и вышелъ изъ его дома только на слдующее утро. Эти свднія поршили судьбу Моргана.
Хотя отъ него сохраняли въ тайн вс подозрнія и справки, но онъ, сознавая свою вину, находился въ постоянной тревог и началъ длать приготовленія къ отъзду изъ Верхняго Киллея. Онъ уже продалъ свой домъ и только любовь къ Март удерживала его отъ окончательнаго переселенія въ Англію, такъ какъ онъ все еще не терялъ надежды уговорить ее выйти за него замужъ. Наконецъ, въ одинъ прекрасный день, онъ исчезъ и съ тхъ поръ никто его боле не видалъ. Сосди полагали, что онъ ухалъ въ Англію, какъ собирался, но находили страннымъ, что онъ не взялъ съ собою всхъ своихъ вещей. Впрочемъ, онъ всегда любилъ таинственность и потому въ Верхнемъ Килле вскор перестали о немъ думать. Но черезъ нсколько мсяцевъ, случилось событіе, снова напомнившее о немъ.
Я уже упоминалъ о Клайнскомъ лс, который находится подл Киллея и доходитъ до самаго моря. Въ немъ много угольныхъ коней, разработанныхъ поселянами. Въ одной изъ такихъ заброшенпыхъ копей былъ найденъ трупъ человка, съ завязанными руками и ногами: очевидно, онъ не самъ туда упалъ, но его бросили, лицо несчастнаго было такъ изъдено крысами, что нельзя было его признать, но подл него нашли жестяную коробочку, съ именемъ Пога Моргана и ножикъ, который принадлежалъ ему. Какъ онъ попалъ въ эту яму, да еще связанный, никто не зналъ, но я могу это очень легко объяснить. Люди, которыхъ предалъ Погъ Морганъ поклялись отомстить ему и, убдившись въ дйствительности своихъ подозрній, они, вроятно, подкараулили его гд-нибудь въ уединенномъ мст, а можетъ быть, взяли его ночью изъ дома, завязали ему ротъ, связали руки и ноги, снесли въ Клайнскій лсъ и бросили въ яму, гд онъ умеръ отъ голода — достойная кара за его измну. Такъ ли именно это все случилось я положительно не знаю, но никто боле не видалъ, и не слыхалъ о Пог Морган, а человкъ, предавшій своихъ товарищей на смерть и каторгу, не можетъ разсчитывать на спокойную жизнь и тихую смерть.

——

Исторія моей жизни окончена и я надюсь, что вы ее передадите миссъ Гвенліан, если къ тому представится возможность. А также, если вы когда-нибудь постите Сванси и, взобравшись на одну изъ окружающихъ ея горъ, бросите взглядъ на голубое море, простирающееся до Девоншира, на островъ Ланди, виднющійся вдали, на горныя вершины Пемброкшира, Кармартен.

ПОСЛСЛОВІЕ ИЗДАТЕЛЯ.

Я былъ докторомъ въ одной изъ пенитенціарныхъ колоній, когда познакомился съ героемъ этого разсказа, онъ страдалъ неизлечимымъ недугомъ и умеръ вскор посл того, какъ продиктовалъ мн предъидущія страницы.

Конецъ.

Приложеніе къ ‘Отечественнымъ Запискамъ’, т. 253, 1880

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека