Архитектура — застывшая музыка — давно и удачно сказано. Загадочная прелесть старинныхъ архитектурныхъ формъ самыхъ простыхъ, очевидно не претендовавшихъ на красоту, именно — въ музыкальныхъ отзвукахъ далекаго прошлаго. Къ какой категоріи чувствъ, отнести ‘чувство старины’, въ которомъ звучатъ, конечно, иныя струны, чмъ сухая любознательность ученаго археолога и которое возбуждаютъ самыя примитивныя постройки, произведенія рукъ человческихъ? Вдь именно далекой музыкальной красотой ветъ отъ суровыхъ остатковъ Якутскаго острога, строители котораго, не особенно заботились объ архитектурной красот. И здсь — не только ‘красота развалинъ’, гд великій гримеръ — время, умющее показать или сгладить какъ разъ то, что нужно, слить произведенія рукъ человческихъ въ одну гармонію съ окружающей природой, какъ бы заставляя насъ почувствовать законы, разлитые въ природ и сообщающіе ей такую гармонію. Чувство старины, ея красоты складывается изъ разнообразныхъ элементовъ, гд кром непосредственныхъ художественныхъ воспріятій играютъ роль и знанія, и какъ бы мистическія проникновенія, и общая, трудно опредлимая музыкальность намековъ. И вотъ этой-то сложности никогда, повидимому, не понимаютъ реставраторы, дерзновенно посягающіе именно на самую утонченную красоту памятниковъ старины, гд человческое творчество такъ гармонично сливается съ остаткомъ высшихъ законовъ, управляющихъ природой. Сколько художественной прелести, сколько отзвуковъ трогательной легенды давали бы развалины дворца царевича Дмитрія въ Углич, и какую нелпую, ничего не говорящую кирпичную трубу сдлалъ изъ нихъ ученый реставраторъ, допустимъ даже, точно скопировавшій и возстановившій размры, пропорціи, детали! Не является ли реставрація вообще, въ огромномъ большинств случаевъ, прискорбнымъ недоразумніемъ, разрушеніемъ красоты? Вдь и самая точность ея почти всегда очень относительна. Нтъ ли грубой ошибки въ самомъ стремленіи новыми средствами воспроизводить старое? Старинный кирпичъ, старинный цементъ, старинный способъ кладки далеко не такая бездлица для общаго характера постройки, какъ это обыкновенно кажется реставраторамъ: издали чувствуется иная поверхность, даже иныя формы, контура, какихъ никогда не имютъ современныя постройки. Положимъ, за границей уже поддлывается самый матеріалъ, способъ работы, чмъ конечно достигается возможность боле точной реставраціи, но нельзя поддлать неуловимый оттнокъ дальней одухотворенности, налетъ времени. Въ томъ сложномъ и чарующемъ впечатлніи, которое даютъ памятники старины, какъ бы необходимымъ элементомъ является чувство, что вотъ именно къ этимъ камнямъ много столтій назадъ прикасалась рука нашихъ предковъ, что именно эти стны были политы ихъ кровью, что именно подъ этими сводами, съ почернвшими отъ времени фресками, раздавались молитвенные голоса. Здсь какъ бы разлиты незримые флюиды прошлаго, вся музыка отдаленной жизни какъ бы вещественно отпечатллась на древнихъ стнахъ, ибо красота ихъ не только въ пластик, a и въ поэзіи, въ намекахъ на общую, широкую, музыкальную красоту, какъ бы разлитую въ основ жизни.
Тайна красоты художественнаго творчества одинаково сильна и могуча во вс времена независимо отъ совершенства техники и знанія. Реставраторъ во всеоружіи современнаго знанія и умнія, посягая на эту тайну, губитъ нердко самое драгоцнное въ произведеніи безымяннаго художника прошлаго. Ключъ тайны какъ бы потерянъ. Мало того, нердко древнія формы, древнее искусство представляются столь совершенными и цльными, что является потребность вернуться къ нимъ, снова цликомъ воспроизводить ихъ. Насколько законность реставраціи представляется спорной, настолько въ явленіяхъ ренессанса чувствуется глубокая и можетъ быть необходимая основа: здсь какъ бы вчная борьба между безличіемъ неизбжнаго эклектизма и потребностью въ стил, въ строго опредленной форм. Но не бываетъ ли плодотворно возвращеніе къ прежнему искусству только тогда, когда это искусство прошло вс стадіи развитія, и является стройнымъ законченнымъ цлымъ, какъ напр. — античное? Можетъ быть наиболе свжимъ доказательствомъ этому служитъ нашъ русскій ампиръ, въ прекрасныхъ образцахъ котораго взяты и скомбинированы формы самаго совершеннаго и завершеннаго изъ искусствъ… И наоборотъ, такъ называемый ‘русскій ренессансъ’, на сколько онъ сказался въ архитектур, въ стремленіи возродить и продолжить формы 16 и 17 столтій, со времени своего возникновенія въ половин прошлаго столтія и до послдняго ярко-отрицательнаго образца — храма Воскресенія на Екатерининскомъ канал, явленіе глубоко интересное, многое выяснившее, но пока по крайней мр — не давшее никакихъ положительныхъ результатовъ. Еще не такъ давно оспаривалось существованіе оригинальныхъ формъ русскаго искусства, во всякомъ случа сохранившіеся образцы зодчества многими признавались, да можетъ быть еще и признаются варварскими. Взглядъ Куглера, признававшаго впрочемъ ‘своеобразный складъ’ нашей древней архитектуры, относительно магометанскаго вліянія, давно оставленъ.
Взявъ планъ y Византіи, заимствовавъ въ вид деталей ломбардскія формы,— хотя вдь и эти формы романскаго стиля шли изъ той же общей древней сокровищницы,— наше церковное зодчество удивительно оригинально и цльно слило съ ними чисто самобытныя славянскія формы, возникшія изъ деревянныхъ построекъ, деревянной конструкціи и деталей. И вотъ теперь, когда уже достаточно изучены наши памятники старины, передъ нами развертывается чрезвычайно интересная, стройная и послдовательная картина развитія древнерусскаго зодчества. Съ наглядной очевидностью можно прослдить возникновеніе новыхъ формъ, ихъ развитіе и постепенное осложненіе по какъ бы существующимъ общимъ законамъ. Пресловутое вліяніе татарщины и религіозная нетерпимость отнюдь не помшали намъ заимствовать y другихъ народовъ, отдльныя формы, удачно примняя ихъ къ самобытнымъ. Какъ и везд, созданіе новыхъ формъ шло параллельно съ совершенствомъ строительной техники, что, напримръ, такъ ярко сказалось въ благотворномъ вліяніи итальянскихъ зодчихъ съ Аристотелемъ Фіарвенти во глав. Однимъ словомъ, приходится говорить не ? варварств, грубости, a объ оригинальной утонченности нашего стиля. Достаточно указать не только на такіе шедевры, какъ Василій Блаженный, кремлевскіе соборы, церкви въ Останкин, Покрова на Филяхъ, a и на первоначальныя прелестныя формы Владимірскихъ церквей и соборовъ XII—XIII вв., на такой прелестный уникумъ, какъ фантастически-узорчатыя стны собора въ Юрьев-Польскомъ. Петръ Великій какъ-бы оборвалъ стройное развитіе нашего зодчества на Строгановскихъ и Нарышкинскихъ церквахъ, гд до такой степени красиво и удачно были заимствованы и примнены формы Барокко въ вид разорванныхъ фронтоновъ, завитковъ и т. д. Образовался, на первый взглядъ, какъ бы провалъ. Тмъ не мене намъ посчастливилось.
Цлый рядъ дивныхъ зодчихъ отъ Растрелли до Росси украшаютъ наши столицы превосходными постройками, несмотря на вполн развитыя цликомъ перенесенныя западныя формы, опять таки получившія, благодаря мстнымъ условіямъ, своеобразный характеръ. Благотворное вліяніе западныхъ художниковъ сказывается и въ старинныхъ очень удачныхъ постройкахъ многихъ провинціальныхъ городовъ и помщичьихъ усадебъ. Петербургъ и Москва, столь рзко различные по общему характеру, такъ интересно и превосходно дополняютъ другъ друга, являясь своеобразнйшими и красивйшими городами въ Европ. Нигд не встртишь ничего подобнаго вычурному разнообразію московскихъ сорока-сороковъ, внчанныхъ кремлевскими золотыми маковками,— характерному лабиринту улицъ и переулковъ или привольно раскинувшимся на широкихъ площадяхъ, по берегамъ широкой рки, огромнымъ зданіямъ Петербургскаго ампира. У насъ нтъ такихъ цльно-прекрасныхъ, стильныхъ городовъ, какъ Нюрнбергъ, Ратебургъ, Брюгге, но сказочная прелесть, какую придаютъ многимъ нашимъ стариннымъ городамъ, напримръ, Новгороду, Пскову, Переяславлю-Залсскому, Ростову-Ярославскому, Суздалю, Угличу, многочисленные древніе церкви и монастыри, и самое ихъ мстоположеніе наврно въ ближайшемъ будущемъ найдутъ себ надлежащую оцнку и на Запад: такой наивной свжестью ветъ отъ нашихъ памятниковъ старины, объятыхъ сонливой лнью окружающаго приволья.
Можетъ быть именно потому, что романскій, готическій и позднйшіе стили нашли себ полное выраженіе и выработку въ западной Европ, наше русское зодчество — столь не схожее, на первый взглядъ, съ европейскимъ — до конца 17-го столтія и столь удачно перенесшее и примнившее западныя формы въ 18-мъ и первой половин 19-го столтія, явится интереснйшимъ дополненіемъ къ общей исторіи европейскаго искусства.
Весьма, естественно, конечно, что какъ разъ въ тотъ періодъ, когда и y насъ начинаетъ окончательно водворяться безличный эклектизмъ и когда съ другой стороны выясняется красота нашей старины, является стремленіе заполнить провалъ, возникаетъ соблазнительная и симпатичная сама по себ идея русскаго ренессанса въ смысл продолженія и развитія чисто самобытныхъ формъ, какъ бы насильственно остановленнаго. Какъ всегда и везд, любовное изученіе народнаго искусства и творчества даетъ благіе результаты, которые уже достаточно ярко сказались въ живописи и прикладномъ искусств. Надо ли называть имена Полновой, Врубеля, Нестерова, Рериха, говорить ? дятельности Абрамцева и кн. Тенишевой въ ‘Талашкин’, объ отличныхъ театральныхъ декораціяхъ Коровина, Головина, Билибина и др.? Интересны и нкоторыя новйшія попытки національной архитектуры Малютина, Щусева, Покровскаго, но можетъ быть именно потому, что въ нихъ сказывается самобытное и современное творчество художниковъ, пользующихся старинными формами, такъ сказать, для новыхъ узоровъ.
Въ силу талантливости эти художники, очень удачно комбинируя старинныя формы, даютъ цльное, удовлетворяющее и современнымъ требованіямъ и художественному вкусу. Но можно ли пока по крайней мр эти попытки приравнивать къ возрожденію, напр., ампира? Разумется, нтъ. И глубоко интересенъ вопросъ: возможенъ ли по существу ренессансъ именно архитектурныхъ формъ, не совершившихъ полнаго цикла развитія, a въ данномъ случа, нельзя ли все-таки найти слды дальнйшей эволюціи по крайней мр основныхъ древнихъ формъ, намекающіе на возможность иного продолженія и развитія.
Казалось бы, факты налицо. Наши города уже достаточно попорчены очень неудачными постройками въ ‘русскомъ стил’, гражданскими, врод Московскихъ Историческаго Музея и Думы, и особенно церковными, начиная съ совершенно бездарныхъ произведеній Тона и кончая Петергофской церковью Н. Султанова и особенно курьезнымъ и нелпымъ сооруженіемъ проф. Парланда. Этотъ новйшій продуктъ русскаго ренессанса, варварскій образчикъ художественнаго убожества, и архитектурнаго, и живописнаго, въ соединеніи съ роскошью и богатствомъ матеріала — столь афишированъ именно въ смысл задачъ ренессанса и носитъ столь ярко окрашенныя черты, что необходимо подробне остановиться на характеристик именно Парландскаго храма. Конечно, ‘исторія выяснитъ’, почему въ многомилліонномъ государственномъ и народномъ сооруженіи такъ безпримрно увковчена мозаикой бездарная и безграмотная живопись ‘неизвстныхъ художниковъ’, но я остановлюсь только на его тяжеловсной, вымученной и придуманной архитектур.
Когда разсматриваешь снаружи храмъ Воскресенія на Екатерининскомъ канал, получается впечатлніе аляповатаго большого пряника, покрытаго пестрой глазурью, изъ тхъ пряниковъ, которые продаются на лоткахъ, привлекая дтей, и которые такъ приторны и такъ несъдобны.
Проф. Парландъ въ 35 No журнала ‘Зодчій’ (1907 года) такъ объясняетъ свои намренія и достиженія: ‘Задача состояла не только въ изученіи и разбор богатаго матеріала, дошедшаго до насъ въ памятникахъ старины, но, главнымъ образомъ, въ удачномъ выбор только тхъ пріемовъ и деталей, тхъ типично русскихъ оттнковъ, представляющихъ собой какъ бы послдній фазисъ развитія стиля XVII вка. Но этимъ еще не исчерпывается задача зодчаго, стремящагося соорудить постройку, которая производила бы впечатлніе естественнаго, нормальнаго продолженія прерваннаго національно-художественнаго движенія. Одно повтореніе, воспроизведенное хотя бы съ величайшей врностью и точностью подходящихъ къ задач пріемовъ и деталей, было бы здсь не вполн умстнымъ. Необходимо, чтобы чувствовалось, такъ сказать, продолженіе развитія въ художественно-національномъ направленіи, что можетъ-быть достигнуто лишь однимъ путемъ, a именно: дальнйшей разработкой избранныхъ пріемовъ и деталей, стараясь приблизить ихъ къ идеалу совершенства’.
И дале: …’мн удалось скомпановать въ дух требуемой эпохи новые пріемы, впервые примненные въ фасадахъ храма Воскресенія. Сюда относятся большіе фронтонные кокошники свернаго и южнаго фасадовъ и вся наружная отдлка главнаго алтарнаго апсида’.
Увы! Не можетъ быть разговора не только объ идеал совершенства, ? продолженіи развитія, ? передач духа требуемой эпохи, но даже — объ удачномъ выбор и повтореніи. Передъ нами именно — наимене удачный и осмысленный образчикъ пережевыванія пріемовъ и деталей. Стоитъ только припомнить прототипы: Василія Блаженнаго, лучшіе образцы храмовъ XVII вка, напр., церкви въ Останкин, Николы въ Хамовникахъ, Рождества въ Путинахъ, Ярославскія церкви. Соразмрность частей, красота пропорцій и линій, цлесообразность, несмотря на богатство деталей, гармоничность общаго тона архитектурнаго и декоративнаго такъ привлекательны въ этихъ оригинальныхъ сооруженіяхъ! Право, Храмъ Воскресенія кажется пародіей на нихъ. Уже одно совмщеніе плана старинныхъ крестообразныхъ, кубовидныхъ церквей съ вншностью Василія Блаженнаго, которая выражаетъ совсмъ иной планъ, кажется несообразнымъ, является какъ бы основой дисгармоніи. Общія формы, детали ржутъ глазъ не только дисгармоніей частей, a своей опредленностью, яркимъ подчеркиваніемъ и нагроможденіемъ. Лубочно-пестрыя, грубыя главы, кричащія на непріятномъ коричневомъ фон блыя, синія, желтыя и зеленыя шашечныя украшенія, шашечныя и узорчатыя покрытія, тхъ же цвтовъ, надъ входами, столь уморительно напоминающія дтскую игру ‘кубики-мозаику’, рзко выскакивающія, мертвенно отшлифованныя детали… Между тмъ, именно въ ‘отдлк’ современный зодчій долженъ быть очень остороженъ. Благодаря совершенству строительной техники, столь обезличивающей современныя постройки, придающей имъ характеръ фабричнаго производства, исчезъ смягчающій, чарующій элементъ старинныхъ построекъ, гд такъ чувствуется ‘дло рукъ человческихъ’,— наивность, примитивность техники, соединенная съ желаніемъ сдлать какъ можно лучше. Вс ‘переводы и образы’ (изреченіе лтописца о деталяхъ Василія Блаженнаго) сооруженія г. Парланда — сводятся, благодаря именно дурному пониманію старыхъ формъ, на утрированныя повторенія, безвкусныя комбинаціи и примненія деталей.
Возьмемъ, напр., окна. Извстно, какую роль въ красот и характеристик фасадовъ старинныхъ церквей играютъ ихъ размщеніе, нердко несимметричные размры, форма, украшеніе наличниками. Какъ здсь всегда скомпанованы и угаданы размры, пропорціи и самихъ оконъ, и простнковъ между ними, и колонокъ наличниковъ. Не курьезны ли въ храм Воскресенія длинныя окна изъ любого современнаго дома стиля модернъ съ тоненькими перегородками цльныхъ стеколъ, съ узенькими простнками? Взяты формы и детали кокошниковъ, колонокъ наличниковъ и отсутствуетъ самое главное — пропорціи, связь ихъ съ окнами, вслдствіе чего новый пріемъ въ фасад главнаго алтарнаго апсида сводится на удлиненіе колонокъ наличниковъ, такъ похожихъ на приклеенныя къ стн водосточныя трубы, или части ‘пожарной кишки’. Другое изобртеніе проф. Парланда — ‘большіе фронтонные кокошники свернаго и южнаго фасадовъ’, пожалуй, особенно сообщаютъ этимъ фасадамъ характеръ пряниковъ. Упраздненіе боковыхъ кокошниковъ, замна ихъ маленькими кокошниками — все говоритъ именно о томъ, какъ дурно поняты старинныя формы, гд три кокошника очень логично выражали внутреннюю конструкцію и покрытіе сводами. Пилястры, длящіе фасадъ на три части, замнены дйствительно характерными для построекъ конца XVII вка украшеніями — изразцами въ рельефныхъ квадратахъ, но насколько эти украшенія нужны, мягки и благородны, напр., въ Останкинской церкви, въ Ярославскихъ церквахъ, въ нкоторыхъ Владимірскихъ, настолько грубыми нашлепками, пряничными украшеніями являются они въ храм Воскресенія. По символическимъ замысламъ проф. Парланда, помщеніе подъ колокольней всхъ гербовъ Россійской Имперіи превратило эту часть фасада въ какую-то грубую, пеструю вафлю. Даже столь характерные во всхъ старинныхъ постройкахъ входы-паперти съ кувшинчатыми колонками н двойной аркой превратились y r. Парланда во что-то жидкое и безвкусное. Конечно, т же дурно понятыя формы чувствуются и во внутренней архитектур, въ отсутствіи конструктивнаго смысла и логической пропорціональности. Храмъ какъ будто вытягивали въ высоту, такъ длинны, одновременно жидки и не соотвтствуютъ сводамъ столбы-колонны. Извстное изреченіе Дарленкура о Василіи Блаженномъ — ‘это сооруженіе было бы варварскимъ, если-бы искусство не расточалось здсь щедрой рукой’ — во всякомъ случа нельзя было бы примнить къ этому сооруженію, возникшему 400 лтъ позже, ибо здсь именно нтъ искусства въ щедро разсыпанныхъ деталяхъ. Однако, г. Парландъ въ своемъ, прежде всего, конечно, не талантливомъ произведеніи, придерживался основныхъ принциповъ русскаго ренессанса, выработанныхъ до него цлымъ рядомъ строителей. Мн думается, что здсь органическая несостоятельность этихъ принциповъ только подчеркнута неталантливостыо, явнымъ непониманіемъ значенія конструктивности пропорцій.
. . .
Развитіе формъ идетъ всегда параллельно съ развитіемъ строительной техники. У насъ произошло исключительное въ исторіи искусствъ явленіе — насильственное, не въ буквальномъ, конечно, смысл, прекращеніе развитія формъ. Фантазія художниковъ-строителей направилась въ другую сторону, образованіе ихъ получило совсмъ иные корни, и наши прекрасныя русскія зданія конца XVIII, начала XIX ст. были вполн уже чужды русскому стилю, хотя и внесли въ цликомъ воспринятыя западныя формы своеобразную русскую струю, обусловленную мстными условіями и бытомъ. Оригинальныя византійско-русскія формы замерли въ своемъ развитіи на извстной конструкціи, на извстной техник. И вотъ почти черезъ 200 лтъ, когда уже невозможно отршиться отъ современной техники и строительныхъ пріемовъ, является мысль возродить и продолжить старыя формы’ въ полной степени обусловленныя старой техникой, старыми пріемами. Пришлось пойти, съ одной стороны, на компромиссы — напр., относительно размровъ, освщенія — и благодаря этому, на неизбжное измненіе конструкціи и деталей (окна г. Парланда), a съ другой стороны, дошло до нелпаго повторенія, копированія старинныхъ конструктивныхъ формъ, врод, напр., наивныхъ, но когда-то необходимыхъ желзныхъ балокъ-распоровъ, толстыхъ пилоновъ и пр. Между тмъ, понятія красоты и конструкціи въ архитектур такъ тсно слиты, что прямо немыслимо гармоническое соединеніе старыхъ формъ и новой конструкціи, и наоборотъ. Несомннно, зодчіе Владимірскихъ соборовъ не могли бы построить Останкинской церкви, и, несомннно, богатыя детали Останкинской церкви не гармонировали бы съ конструкціей Владимірскихъ соборовъ. Совершенно послдовательно можно прослдить логичный переходъ кружалъ, выражающихъ снаружи внутреннюю конструкцію, въ орнаментальную’ столь характерную для русскаго искусства форму кокошника, постепенную эволюцію куполовъ и главъ, появленіе красивыхъ двухъэтажныхъ церквей, того удивительнаго фантастическаго лабиринта, который создалъ въ Ростовскомъ кремл митрополитъ Іона Сысоевичъ, очевидно, глубоко чувствовавшій красоту уже развившихся формъ, столь удачное примненіе формъ Барокко.
Съ другой стороны, перенесеніе въ современныя постройки несомннно прекрасныхъ старинныхъ деталей, несомннно прекрасно выполненныхъ, ведетъ только къ дисгармоніи, возбуждаетъ только досадливое чувство. Насколько въ грубоватой ручной работ деталей Останкинской церкви — прелесть художества, настолько въ отшлифованныхъ деталяхъ храма Воскресенія — плоскость и пошлость.
Буквальное повтореніе старинныхъ формъ кажется невозможнымъ и ненужнымъ, какъ бездушная поддлка подъ красоту старины, ибо никакими средствами не передашь мистическое вяніе столтій, a ‘продолженіе и развитіе’, не по силамъ современнымъ зодчимъ, вооруженнымъ всми совершенствами современной техники, неизмримо боле сложнымъ и богатымъ матеріаломъ, ибо утеряно нчто еще боле драгоцнное — какъ бы оборванная логическая нить постепеннаго развитія.
Впрочемъ, такъ ли ужъ рзко была порвана эта нить? Дйствительно ли съ XVIII столтія въ нашемъ зодчеств, особенно церковномъ, окончательно умираетъ русскій стиль и наступаетъ царство безличнаго европейскаго эклектизма, гд ярко выдляются только отдльныя стильныя постройки талантливыхъ зодчихъ? Вдь какъ-никакъ церковные преданія и каноны, установившіяся требованія должны были сказываться во вс послдующія эпохи, какъ и въ XII и XIII ст., когда иностраннымъ зодчимъ было предоставлено требованіе объ абсолютномъ сохраненіи византійскаго плана при постройк нашихъ соборовъ. Никонъ, наложившій свою руку на богато и свободно развившееся зодчество XVI в., тмъ не мене, утвердилъ основныя русскія формы, что касалось, напримръ, плана, одно или пятиглавія, шатроваго покрытія колоколенъ и пр. Реформы Петра не коснулись религіозныхъ основъ. Столь чтимыя преданія и каноны остались въ неприкосновенности, осталось неприкосновеннымъ и въ церковной архитектур все, что было символически связано съ религіей. Несмотря на возникшія потомъ чисто-итальянскія сооруженія, особенный типъ православныхъ пятиглавыхъ церквей съ алтарными апсидами, съ папертями-колокольнями, съ издревле установленнымъ внутреннимъ устройствомъ, при всемъ эклектизм наружныхъ формъ, сохранился до нашихъ дней. Вдь въ сущности со всми послдующими иностранными зодчими, строившими наши церкви — напримръ, съ Растрелли въ его прекрасныхъ соборахъ — Смольномъ Петербургскомъ и Андреевскомъ Кіевскомъ — повторялась исторія Аристотеля Фіарвенти: приходилось примнять выработанныя иностранныя формы къ установленному русскому плану и типу. Несмотря на разнообразіе формъ многочисленныхъ церквей постройки конца XVIII, начала XIX ст., разбросанныхъ по нашимъ провинціальнымъ городамъ и богатымъ въ старину помщичьимъ усадьбамъ, несмотря на преобладаніе неуклюжихъ эклектическихъ формъ, врод ящика съ широкимъ, приплюснутымъ куполомъ, античными колоннами и деталями и высокой колокольней набалдашникомъ,— выдляется нигд еще въ Европ не повторявшійся типъ пятиглавыхъ церквей, связанныхъ въ одно цлое съ колокольнями, попадаются, несомннно, красивые и оригинальные экземпляры, гд чувствуются отзвуки древнихъ формъ, даже деревянныхъ. Сколько, напримръ, интереснаго въ постоянной эволюціи и варіантахъ куполовъ и главъ, получившихъ уже исключительно символическій характеръ. Византійскія и луковичныя замнились боле сложной формой какъ бы двойныхъ главъ, гд внчающая барабанъ византійская полуемфера переходитъ въ шейку и совершенно уже шарообразную главу. Правда, подобная, очень неуклюжая форма недавняго происхожденія изуродовала древній соборъ во Владимірскомъ Княгининскомъ монастыр — единственный кирпичный храмъ въ XIII ст. Встрчаются формы какъ бы раздавленныхъ, расплюснутыхъ шаровъ, врод баклажановъ и пр. Замчательны, напримръ, форма и размры куполовъ въ собор Псковскаго Печерскаго монастыря, если не ошибаюсь, постройки Елисаветинскаго времени. Помимо соборовъ Растрелли, въ нашемъ церковномъ зодчеств XVIII—XIX ст. можно найти немало оригинальнаго, красиваго, утонченнаго, мене всего варварскаго, какъ принято думать еще многими. Во всякомъ случа, вдь именно церкви, ихъ золотыя и разноцвтныя главы на нердко старинныхъ барабанахъ, башни колоколенъ и отнюдь не безличная ящикообразная гражданская архитектура придаютъ и сейчасъ такой красивый, своеобразный видъ нашимъ городамъ, столь отличный отъ вида городовъ европейскихъ. Можетъ быть, при внимательномъ изученіи здсь тоже оказалась бы оригинальность своеобразныхъ формъ, вызванныхъ и сохранившимися преданіями и широко нахлынувшими, замнившими многое старое, новыми западными формами, можетъ быть, именно здсь и удалось бы найти слды порванной нити и еще новые пути для продолженія и развитія русскаго стиля.
. . .
Наша древняя архитектура ярко и цльно отражаетъ свою эпоху. Въ веселой раскраск старинныхъ церквей, въ ихъ приземистости, въ ихъ мене всего угрюмомъ, нердко уютномъ и домовитомъ вид, въ простомъ величіи древнихъ соборовъ, столь чуждомъ фантастическому, демоническому великолпію мрачныхъ, черно-срыхъ готическихъ, удивительно сильно сказываются черты, совсмъ особый укладъ жизни, гд обрядовая сторона религіи на ряду съ исконными обычаями изъ далекой языческой старины, обожествлявшей явленія природы, играла выдающуюся роль. Съ прелестью старинныхъ обрядовъ, народной поэзіи, русской природы такъ гармонировала древняя архитектура, въ которой сказался своеобразный художественный вкусъ, мене всего варварскій, такъ оригинально претворившій въ себ западные образцы. Сильное тяготніе къ Западу и до Петра, при Алекс Михайлович, и потомъ, хотя бы въ лиц Артамона Матвева, Софіи, Нарышкиныхъ, Голицына, уже сказалось благотворно на развитіи нашего стиля. И при дальнйшемъ нормальномъ ход этого развитія мы, можетъ быть, уже имли бы оригинальнйшіе и богатйшіе образцы нашего искусства, ибо дло, разумется, не остановилось бы на Нарышкинскихъ и Строгановскихъ церквахъ. Но нельзя думать, чтобы подмнившіе эти образцы, образцы современнаго русскаго ренессанса, даже потомъ, черезъ столтія, когда время наложитъ и на нихъ свою облагораживающую руку, придавъ и имъ остатокъ красоты старины, получили бы истинно-художественный характеръ: слишкомъ чувствуются ихъ фальшь, поддлка, отсутствіе художественной логичности, сложной связи съ потребностями, укладомъ и духомъ современной жизни, что такъ характерно въ ихъ оригиналахъ.
Идея ренессанса глубоко почтенна сама по себ, какъ выраженіе любви къ старин, ея красот, но основы и пути художества, связь его съ жизнью такъ сложны и глубоки, что въ извстныхъ случаяхъ эта идея можетъ оказаться безплодной. Мы поистин можемъ гордиться прекрасной въ общей исторіи искусства страницей, пусть даже оборванной, какую представляетъ собой наше древнее зодчество, столь своеобразное, истинно-художественное и послдовательное въ своемъ развитіи. Но пусть эта страница не будетъ испорчена ненужнымъ приклееннымъ добавленіемъ. Желаніе, можетъ быть, еще не слишкомъ запоздавшее, ибо хотя бездарный экстрактъ изъ Василія Блаженнаго на Екатерининскомъ канал только что появился, но вдь, благодаря его явной антихудожественности, еще боле выяснилось, что послдними прекрасными памятниками оригинальнаго русскаго зодчества, гд можно прослдить неподдльную преемственную связь, попрежнему остаются построенныя двсти лтъ назадъ церкви — Покровская подмосковская и Нижегородская Строгановская.