Рекомендательное письмо, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1900

Повести и рассказы разных лет
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Скачать в PDF

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА

ТОМЪ ДЕВЯТЫЙ
ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ. ПЕТРОГРАДЪ
Приложеніе къ журналу ‘Нива’ на 1917 г.

РЕКОМЕНДАТЕЛЬНОЕ ПИСЬМО.
Разсказъ.

I.

Анна Сергевна Мякишева, какъ всегда, проснулась ‘съ дловымъ видомъ’, который и сохраняла на цлый день, какъ лошадь, которую ежедневно закладываютъ въ одинъ и тотъ же экипажъ и которая сама просовываетъ свою голову въ знакомый хомутъ. Извиняюсь за это вульгарное сравненіе, но я не имлъ ни малйшаго намренія унизить имъ или огорчить почтенную дловую женщину. Говоря между нами, нкоторыя дамы отъ души завидовали именно этому дловому виду Анны Сергевны и напрасно старались ей подражать. Выходило то, да не то, какъ это всегда бываетъ при подражаніяхъ. Другой Анны Сергевны не могло быть.
Укладываясь спать, Анна Сергевна имла привычку подводить дловой итогъ прожитому дню и длала самой себ что-то въ род экзамена. Вдь ни одинъ день не вернется и ни одно солнце не поднимется заднимъ числомъ, а въ сорокъ пять лтъ дловые люди начинаютъ крпко задумываться надъ количествомъ оставшихся въ ихъ распоряженіи дней, и на этомъ основаніи Анна Сергевна, просыпаясь утромъ и лежа въ постели, составляла подробную программу для наступающаго дня.
— Докончить переводъ восьмой главы — думала она вслухъ, борясь съ утренней дремотой.— Посл завтрака създить въ комитетъ… визитъ къ Просперовой… Ахъ, какіе это тошные люди, а не отдать визита нельзя. Сегодня… да… именно сегодня обдъ у Колчевыхъ. Тоже немного будетъ радости, если не придетъ Черняковъ, который общалъ похлопотать но одному длу. Вечеромъ засданіе въ благотворительномъ обществ и ужинъ по подписк. Это все наша взбалмошная княгиня придумываетъ, ‘для сближенія элементовъ’, какъ она говоритъ.
Однимъ словомъ, цлый день оказывался полнымъ, и еще не хватало времени създить въ дв школы, побывать въ книжномъ магазин, захать въ типографію и т. д., и т. д. Больше всего огорчалъ Анну Сергевну ужинъ по подписк, потому что она терпть не могла платить деньги и, вроятно, на этомъ основаніи умла вымогать деньги на свои благотворительныя дла съ изумительной ловкостью, находчивостью и упорствомъ. Когда она подходила съ улыбкой къ кому-нибудь изъ богатыхъ людей гд-нибудь въ фойе театра или въ концертной зал, отъ нея откупались безъ всякихъ видимыхъ знаковъ сопротивленія, сознавая ихъ полную безполезность. Говоря просто, Анна Сергевна была скупа, торговалась съ каждымъ извозчикомъ до ожесточенія, но давала прислуг на чай, а своихъ кухарокъ считала поголовно воровками и торговалась каждое утро съ ними изъ-за каждаго гроша до бшенства. Конечно, послдняго никто но видалъ, и Анна Сергевна слыла просто дловой, строгой женщиной.
Итакъ, Анна Сергевна проснулась, составила программу на цлый день и позвонила. Вошла горничная съ блднымъ, немного испуганнымъ лицомъ и остановилась въ дверяхъ.
— Что Еввочка?— спросила Анна Сергевна съ скрытой тревогой въ голос, какъ спрашивала каждое утро.
— Он спятъ…
— Подними шторы… Подай теплой воды… Достань синее суконное платье… Пришей пуговицу къ ботинк.. Барину принеси сухарей… Впрочемъ, не нужно: осталась вчерашняя булка… У Еввочки вчера плохо была вычищена юбка… Потомъ въ углу подъ роялью я вчера замтила паука: поймай его и раздави… Потомъ скажи кухарк, что она вчера не подала мн за масло двухъ копеекъ… Скажи дворнику, чтобы онъ не смлъ носить сырыхъ дровъ… Подожди: кто вчера отбилъ ручку у бленькой чайной чашки?
У Анны Сергевны былъ деспотическій характеръ, и она держала всхъ въ дом, особенно мужа, въ ежовыхъ рукавицахъ.
Павелъ Максимовичъ Мякишевъ обладалъ мягкимъ, податливымъ характеромъ и съ первыхъ дней супружества терпливо несъ тяжелое иго семейнаго счастья. Этотъ худенькій, тихій и скромный человкъ съ какой-то скромной лысиной на голов и робкими движеніями былъ счастливъ только тогда, когда сидлъ въ своемъ правленіи и вырзывалъ изъ газетъ объявленія о продающихся дворянскихъ имніяхъ, домахъ, дачахъ и земляхъ. Онъ вставалъ рано и проводилъ утро въ столовой, раскладывая пасьянсъ. Анна Сергевна просыпалась поздно и часа два совершала свой утренній туалетъ. Прислуга въ грошъ не ставила робкаго барина и не обращала на него никакого вниманія. Какой это баринъ, который боится не только жены, но родной дочери, тоже робкой и слишкомъ намуштрованной двушки.
Чета Мякишевыхъ жила, какъ тысяча такихъ счастливыхъ парочекъ, достигшихъ въ своемъ семейномъ счасть того предльнаго возраста, когда отъ жизни нечего ожидать. Впрочемъ, Анна Сергевна, какъ многія дамы ея возраста, постепенно пришла къ убжденію, что сдлала непоправимую ошибку, выйдя замужъ за Павла Максимовича, и что ея жизнь могла бы сложиться иначе. Примиряющимъ элементомъ являлась только Еввочка, но и та несла въ своемъ характер мякишевскія черты, да и вообще была какая-то вялая, инертная и безвольная.
По утрамъ Мякишевъ очень страдалъ, потому что Анна Сергевна по скупости не выписывала ни одной газеты (‘Все глупости въ твоихъ дурацкихъ газетахъ пишутъ, а шестнадцать рубликовъ — деньги… Посчитай-ка, сколько французскихъ булокъ выйдетъ на шестнадцать рублей: триста двадцать булочекъ! А ты еще сухарей требуешь… Читай въ своемъ правленіи, сколько угодно’). И Мякишевъ уныло слонялся по столовой, какъ заморенный зврь въ зоологическомъ саду слоняется по своей клтк. У него былъ великолпный ‘дловой’ кабинетъ, съ такимъ большимъ письменнымъ столомъ, какой годился бы для любой кухмистерской, но онъ его терпть не могъ, потому что ему ршительно нечего было длать въ этомъ кабинет. Скромнаго Павла Максимовича всегда немного коробило, когда Анна Сергевна говорила:
— Ахъ, Павелъ Максимовичъ такъ занятъ, такъ занятъ, что я его вижу только за обдомъ и поздно вечеромъ…
И онъ долженъ былъ цлую жизнь разыгрывать роль человка, которому дохнуть некогда, и знакомые даже жалли его, какъ заработавшагося человка, который неизбжно долженъ кончить нервнымъ переутомленіемъ.
— Я и сама боюсь за него,— подтверждала Анна Сергевна, изображая на лиц покорность судьб.— Но что подлаете: каждый долженъ работать.
Слова: работать, работа, рабочій,— были любимыми словами для Анны Сергевны, и она очень часто себя называла рабочей бабой.
Сегодня все было, какъ всегда. Анна Сергевна вышла въ столовую уже совсмъ готовая, т.-е. затянутая въ синее суконное платье, что означало, что она сейчасъ посл завтрака отправится по дламъ. Никакихъ капотовъ она не признавала и любила повторять слова Бисмарка, что каждая кляча должна умереть въ своихъ оглобляхъ.
— Здравствуй, Поль!..
Павелъ Максимовичъ немного трусилъ, какъ это ни смшно сказать, вотъ именно этого синяго суконнаго платья, въ которомъ Анна Сергевна являлась для него чмъ-то въ род неприступной крпости, и даже у нея въ выраженіи лица являлось какое-то зловщее выраженіе. Онъ почтительно поцловалъ ее въ дряблую щеку и что-то такое пробормоталъ, чего нельзя было разобрать, какъ встрчаетъ рота своего командира.
— А что Еввочка?— еще разъ спросила Анна Сергевна, усаживаясь на свое мсто за столомъ.
— Он еще спятъ,— отвтила, какъ эхо, горничная.

II.

Отпивая свой кофе короткими глотками, Анна Сергевна имла привычку упорно слдить глазами за мужемъ, и онъ впередъ чувствовалъ себя виноватымъ, какъ тотъ кроликъ, на котораго уставилась глазами гремучая змя.
— Опять за работу?— иронически спросила она, разламывая на мелкіе кусочки сахаръ,— это была ея дурная привычка.— Вырзывать объявленія?
— Что же, я… я, вообще, никому не мшаю, Анюта…
— И это называется — работа. Удивляюсь… И вс члены вашего правленія тоже занимаются только тмъ, что вырзываютъ газетныя объявленія?.. Я посовтовала бы вашему правленію раскрашивать картинки изъ ‘Нивы’,— тоже очень интересно.
Анна Сергевна презрительно повела жирными плечами. За послдніе годы она начала быстре старть, что ее серьезно огорчало, потому что портило дловой видъ. И лицо длалось полнымъ и брюзгливымъ, около глазъ выступали морщины, блки глазъ по утрамъ покрывались желтизной,— вообще наступала старость.
Павелъ Максимовичъ былъ всегда радъ, когда утренній кофе кончался. Это было сигналомъ, что онъ можетъ уходить на службу, т.-е. быть до самаго обда самимъ собой. Онъ уходилъ на службу всегда съ немного виноватымъ видомъ, повторяя одну и ту же фразу:
— Я къ обду вернусь, Анюта.
Анна Сергевна провожала его презрительнымъ взглядомъ и еще разъ пожимала плечами. Трудно было объяснить это презрніе, тмъ боле, что Павелъ Максимовичъ ршительно ничего такого не длалъ, что дало бы къ этому какой-нибудь поводъ. Единственнымъ объясненіемъ могло быть разв только то, что онъ всегда былъ очень скромнымъ человкомъ. И женился онъ тоже изъ скромности, т.-е., врне сказать, Анна Сергевна женила его на себ. Въ ранней юности она прошла тяжелую школу бдности и лишеній. Ея отецъ, профессоръ-филологъ, говоря словами Некрасова, ‘кром каменной болзни не имлъ ничего’ и умеръ отъ этой же болзни, оставивъ семью нищею. Мякишевъ былъ знакомъ съ братомъ Анны Сергевны и бывалъ иногда у нихъ въ дом. Скромный и застнчивый студентикъ къ окончанію курса неожиданно сдлался богачомъ, благодаря какимъ-то участкамъ земли около Баку, пріобртеннымъ еще его ддомъ. Неожиданное богатство не сдлало Павла Максимовича смле, и онъ никогда не ршился бы сдлать ей предложеніе, хотя смлая и ршительная двушка нравилась ему. Анна Сергевна сама пошла навстрчу къ нему.
— Мн вашего богатства не нужно,— предупредила она, когда еще была невстой.— Я буду жить своимъ трудомъ. Да… Вы такъ и знайте. Время женъ-содержанокъ, къ счастью, прошло…
Дальше пошло, какъ и слдовало итти. Прежде всего Анна Сергевна тщательно скрывала отъ всхъ свои боле чмъ солидныя средства и не проявила ни малйшаго стремленія къ показной роскоши. Затмъ она не пожелала войти въ кругъ финансовой аристократіи, а предпочла остаться въ своемъ кругу. Больнымъ мстомъ въ ея жизни было только то, что Павелъ Максимовичъ не проявлялъ ршительно никакихъ талантовъ и едва сумлъ попасть въ члены правленія какого-то акціонернаго общества, гд былъ однимъ изъ главныхъ пайщиковъ. Для знакомыхъ Анны Сергевны онъ оставался сфинксомъ.
Когда Павлу Максимовичу все-таки приходилось показываться при гостяхъ, онъ длался настоящимъ мученикомъ, потому что долженъ былъ разыгрывать роль длового человка. Зато онъ отводилъ душу у себя въ правленіи, вырзая газетныя объявленія. У него развилось что-то въ род маніи быстро разбогатть еще разъ. Вдь богатли же другіе,: богатли прямо у него подъ носомъ. Богатство оказывалось везд, даже тамъ, гд о его существованіи никто и подозрвать не могъ. Ужъ не говоря о Кавказ, богатства открывались по всему югу Россіи, на свер, на восток,— везд ршительно.
Одной изъ причинъ скрывать свое богатство для Анны Сергевны былъ вчный страхъ, что вс, какъ только узнаютъ, ползутъ занимать въ долгъ, начнутъ клянчить, приставать. Съ другой стороны, ей хотлось совершенно самостоятельно создать себ извстное положеніе въ обществ, а главное — играть видную роль. Она сохранила знакомства отца и особенно дорожила нкоторыми литературными именами. Здсь же она получала и работу, главнымъ образомъ переводы.
Кофе конченъ. Анна Сергевна поднялась и еще разъ спросила горничную:
— А что Еввочка?
— Он еще не просыпались…
Анна Сергевна безумно любила дочь, но никакъ не могла понять: взрослая двушка, знающая три иностранныхъ языка, и такъ безсовстно спитъ. Еввочка тоже ‘работала’, не считая занятій на курсахъ: она тоже ‘переводила’, и Анна Сергевна гордилась, когда подъ какимъ-нибудь переводомъ появлялось имя Еввочки. Ахъ, какая способная двчонка, только ужасно вялая. Ну, въ свое время оживится, а пока пусть выспится хорошенько. Собственно Еввочка только числилась на курсахъ, хотя, какъ не ‘медальерка’, и не имла права на нихъ поступить, а попала туда благодаря протекціи
— Какіе нынче профессора?— говорила Анна Сергевна тономъ своего человка при университет.— Такъ, что-то такое… вообще… Не думаю, чтобы Еввочка вынесла оттуда особенно много, но пусть поучится… Все-таки извстный режимъ, товарищество, и наконецъ нужно же молодой двушк что-нибудь длать…
Переходя изъ столовой въ свой рабочій кабинетъ, Анна Сергевна думала:
‘Что же длать, служба… Нельзя себя распускать. Дло прежде всего’.
Кабинетъ, большая, высокая и свтлая комната, былъ обставленъ съ дловой простотой, съ тою разницей отъ длового кабинета Павла Максимовича, что письменный столъ здсь былъ приставленъ къ стн и, благодаря вычурнымъ полкамъ и этажеркамъ, походилъ отчасти на буфетъ, отчасти на церковный органъ. Конечно, это довольно сложное сооруженіе было завалено бумагами просто, бумагами въ папкахъ, бумагами въ спеціальныхъ картонкахъ, бумагами въ трубочкахъ и т. д., и т. д. Анна Сергевна входила въ свой кабинетамъ видомъ замученнаго на работ начальника какого-нибудь департамента, медленно усаживалась къ столу и еще медленне старалась повторить про себя программу сегодняшняго дня.
— Прежде всего докончить восьмую главу,— думала она вслухъ, протягивая руку къ картонк съ надписью: ‘Переводы’.
Картонка уже была раскрыта, когда въ передней послышался звонокъ. Анна Сергевна нахмурилась, потому что терпть не могла, когда ей мшали работать.
‘Кто бы это могъ быть?— сердито подумала она.— Всего еще только одиннадцать часовъ…’
По сдержанному голосу горничной, доносившемуся изъ передней, Анна Сергевна, поняла все.
— Рекомендательное письмо…
Горничная, дйствительно, подала писано и на нмой вопросъ барыни отвтила:
— Я говорила, что вы принимаете отъ двухъ до трехъ часовъ, а он мн суютъ прямо въ носъ письмо. Я ужъ не знаю…
— Барышня?
— Точно такъ-съ, въ томъ род, какъ на курсы пришли проситься…
— Ахъ, ужъ эти мн курсы… Нельзя же всю Россію помстить на курсы! Наврно, какая-нибудь провинціалочка… изъ дальнихъ…
Письмо имло довольно затасканный видъ, и Анна Сергевна какъ-то брезгливо прочитала адресъ, написанный мелкимъ старческимъ почеркомъ. Разорвавъ конвертъ и прочитавъ подпись, она съ несвойственной быстротой проговорила:
— Пригласите барышню сюда…

III.

Изъ передней вошла молодая двушка въ темномъ шерстяномъ плать и помятой фетровой шляп и нершительно остановилась у дверей. Анна Сергевна сама подошла къ ней и, протягивая руку, проговорила:
— Вы дочь Алекся Васильича? Да? Очень, очень рада васъ видть… Садитесь, пожалуйста. Да, рада…
Анна Сергевна старалась придать своему голосу ласковость и въ то же время съ какой-то жадностью разсматривала двушку.
— Вотъ вы какая…— въ какомъ-то раздумь проговорила она, кончивъ осмотръ.— Именно такой я васъ и представляла себ… и зовутъ васъ тоже Еввой, какъ и мою дочь.
При послдней фраз Анна Сергевна, подавленно вздохнула и, извинившись, принялась читать письмо. Время отъ времени она взглядывала изъ-за письма на гостью и улыбалась.
— Ахъ, какъ я его узнаю, вашего папу… Все такой, же неисправимый идеалистъ. Да… Боже мой, а сколько времени прошло… Вы хотите поступить на курсы? Но, къ сожалнію, уже поздно… Срокъ подачи прошеній былъ напечатанъ во всхъ газетахъ.
— Я подавала прошеніе и получила отказъ,— конфузливо отвтила двушка.— Я кончила гимназію безъ медали, а такихъ не принимаютъ…
— Совершенно врно… И вы все-таки пріхали?
— Да… Вдь бываютъ случаи, что поступаютъ на курсы и безъ медали…
— Гм… конечно, иногда случается… Везд бываютъ свои исключенія.
Анна Сергевна, собственно, не слышала этихъ объясненій и продолжала разсматривать гостью. Да, вотъ и отцовскій лобъ, и упрямый вихоръ на пробор волосъ, и горбинка на носу, и эти срые съ поволокой глаза,— однимъ словомъ, вылитый отецъ. Если бы тогда Анна Васильевна вышла замужъ за Алекся Васильича, то у нея была бы, вроятно, такая же дочь… Мысленно она невольно сравнила двухъ Еввочекъ и ревниво нахмурилась.
‘Эта не пропадетъ’,— ршила она про себя, принимая обычный дловой видъ.
— Разскажите мн что-нибудь про своего папу,— проговорила она не совсмъ кстати.— Онъ, кажется, усплъ послужить во всхъ университетахъ и все еще приватъ-доцентъ?
— У папы такой характеръ… Ему трудно гд-нибудь ужиться.
— Да, дйствительно, характеръ… Впрочемъ, я кое-что слышала объ его исторіи въ Харьков, потомъ въ Казани или въ Варшав… Вообще, одинъ изъ русскихъ историческихъ людей.
Гость не понравился вынужденный смхъ Анны Сергевны, и она опустила глаза. Зачмъ она такъ говоритъ объ ея отц и еще обидно подчеркиваетъ слова?
Анна Сергевна замтно волновалась и нсколько разъ прошлась по комнат, чтобы успокоиться. Изрдка она взглядывала на гостью, и ей длалось жутко, точно это сидла на стул сама она, когда была просто дочерью профессора. О, какъ она хорошо понимала эту приличную бдность, которая притаилась въ каждой складк скромнаго шерстяного платья, придала прошлогодней шляп измятый видъ и т. д., понимала все, до того неловкаго душевнаго состоянія, которое сейчасъ переживала вотъ эта двушка въ качеств просительницы.
— Ахъ, да, вы хотли бы поступить на курсы,— спохватилась Анна Сергевна, просыпаясь отъ своего раздумья.— Я, конечно, могу похлопотать… Могу поговорить кое съ кмъ… Но впередъ могу сказать, что изъ этого ничего не выйдетъ. Вы представьте себ, что до трехсотъ прошеній получили отказъ…
— А если записаться кандидаткой?
— Это, конечно, можно, но… Право, мн длается больно говорить о томъ, что я совершенно безсильна въ данномъ случа, какъ безсильны и другіе. Каждая двушка думаетъ, что она первая такая неудачница и единственная, а ихъ такъ много… Вы не можете себ представить, какъ тяжело отказывать, и я каждый разъ страшно волнуюсь. Я понимаю, что и вамъ нелегко. О, какъ я отлично понимаю эти золотыя мечты юности, эти порывы впередъ, эту молодую энергію… Да!.. Наконецъ просто: въ ваши годы жить хочется…
‘Къ чему она все это говоритъ?’ — удивлялась гостья.
— Да… А съ другой стороны…— тянула Анна Сергевна, видимо, затрудняясь высказать что-то окончательное и ршающее.— Конечно, непріятно, что вы не попадете нынче на курсы, но, съ другой стороны, когда вы подумаете объ этомъ и хорошенько проврите себя, то, можетъ-быть, даже будете довольны именно такимъ исходомъ дла…
— Что вы этимъ хотите сказать, Анна Сергевна?
— Самую простую вещь, моя дорогая… Вы не обижайтесь на меня. Представимъ себ такой случай, именно, что благодаря рекомендаціи вы попадете на курсы,— говорю это къ примру. Да, попадете… А не будетъ вамъ немного совстно, что вы попали именно но рекомендаціи, то-есть, называя вещи своими именами, заняли чье-то чужое мсто, то-есть мсто той двушки, которая не имла никакой рекомендаціи?
Гостья покраснла и сдлала движеніе подняться.
— Пожалуйста, не волнуйтесь, моя хорошая, и не сердитесь на меня,— удержала ее Анна Сергевна.— Въ жизни встрчаются такія роковыя комбинаціи… Вы себя будете оправдывать тмъ, что другія двушки поступаютъ же по рекомендаціи, но вдь это чисто-формальное оправданіе и даже, если хотите, совсмъ не оправданіе. Мало ли что могутъ длать другіе, и мы нисколько не обязаны подражать дурнымъ примрамъ. Говорю все это только потому, что мн постоянно приходится съ этимъ считаться.
Гостья вся вспыхнула и вскочила. На глазахъ у нея были слезы.
— Анна Сергевна, вы совершенно правы, и я сама то же самое думала, но… Есть еще одна сторона дла, именно — сейчасъ на курсахъ неизвстно зачмъ числятся такія двушки, которымъ совершенно нтъ даже охоты учиться. Идутъ на курсы, потому что такая мода и потому что дома имъ нечего длать. И такихъ, къ сожалнію, очень много… Посидятъ нсколько семестровъ и все бросятъ. Думаю, что это похуже всякой рекомендаціи.
— Дда, случается…— согласилась Анна Сергевна, припоминая собственную дочь, которая и на курсы попала только благодаря рекомендаціи и никакой охоты къ серьезнымъ занятіямъ не чувствовала.— Дда, бываетъ.
— Я собственно никого не желаю обвинять, Анна Сергевна. Богъ съ ними, съ курсами. Я пришла къ вамъ главнымъ образомъ съ другой просьбой…
— Вы ищете работы!..— перебила ее Анна Сергевна и въ какомъ-то ужас развела руками.— Да? Работы?!..
— Я могу длать переводы съ англійскаго, французскаго, нмецкаго…
— Боже мой! Боже мой!..— какъ-то застонала Анна Сергевна.— Да знаете ли вы, моя дорогая, что на каждую букву найдется нсколько переводчицъ? Цны за эту работу сбиты до невозможности… Прибавьте конкуренцію тхъ переводчицъ, которыя уже имютъ свое имя въ литератур. Укажу, голубушка, на собственный примръ… Говорю это не изъ хвастовства, а къ слову. Я тоже переводчица..
— Я это знаю, Анна Сергевна…
— У меня есть маленькое имя въ литератур, и мн прямо заказываютъ переводи. Да… Но вдь нынче мало знать языки, а надо имть талантъ, особенно въ такихъ областяхъ, какъ беллетристика. Мало того, чтобы передать дословно текстъ автора, а необходимо проникнуться духомъ этого автора, передать его настроеніе, т мельчайшія особенности и тонкости въ язык, которыми отличается именно данный авторъ. Какъ видите (Анна Сергевна обвела свой кабинетъ глазами), я человкъ обезпеченный и работаю совсмъ не изъ-за денегъ, а только изъ любви къ длу. У меня это въ крови… Каждая женщина должна работать. Не правда ли? Время женъ-содержанокъ миновало… У меня мужъ тоже хорошій работникъ, и у него буквально нтъ ни одной свободной минуты… Дда…
Анна Сергевна говорила еще много и горячо, и гостья едва улучила моментъ, чтобы уйти.

IV.

Анна Сергевна была немного удивлена, что гостья такъ быстро ушла. Походило даже на бгство… А, кажется, она была съ ней достаточно любезна, даже слишкомъ любезна, потому что пожертвовала ей цлый рабочій часъ. Впрочемъ, эти наивныя провинціалки совершенно не понимаютъ, что значитъ работать, рабочее время, работающій человкъ. Однимъ словомъ, порядочные эгоисты, какъ вс истинныя дти природы.
— Ушла и даже не оставила своего адреса,— думала вслухъ Анна Сергевна, пожимая плечами.— Очень мило… Ни за что ни про что оторвать человка отъ срочной работы — и уйти…
Нужно было сдлать надъ собой нкоторое усиліе, чтобы снова уссться за письменный столъ и отыскать то мсто восьмой главы, съ котораго шло продолженіе перевода. Анна Сергевна чувствовала, что все это только одна комедія, а работа все равно не будетъ клеиться. Она была вышиблена изъ обычнаго рабочаго настроенія. Вмсто того, чтобы продолжать переводъ, Анна Сергевна позвонила.
— Что Еввочка?
— Он проснулись…
— Хорошо. Иди…
— Кухарка спрашиваетъ, что готовить къ обду…
— Ахъ, говорятъ теб: уходи. Разв не видишь, что я работаю. Потомъ приду въ кухню…
Вопросы питанія для Анны Сергевны составляли вчную и неразршимую задачу, потому что наука двигалась впередъ и вмст съ этимъ поступательнымъ движеніемъ мнялись и взгляды на питаніе. Сколько огорченія доставляли Анн Сергевн одни яйца,— одно время яйцо вкрутую считалось чуть не ядомъ, потомъ смятку замнили яйцомъ въ мшочк, потомъ было ршено, что нужно сть одинъ блокъ, потомъ — совершенно наоборотъ — сть одинъ желтокъ, потомъ прописывались яйца вкрутую, и наконецъ вегетаріанцы заявили, что сть яйца совсмъ не слдуетъ и съ точки зрнія этики пищи даже стыдно. Вотъ подите и разберитесь тутъ… А мясо? Сама Анна Сергевна воспиталась въ эпоху крпкихъ бульоновъ, мясныхъ вытяжекъ, либиховскаго мясного экстракта и — главное — въ эпоху ‘пылающаго ростбифа’ и кровавыхъ бифштексовъ. И вдругъ… Да, англичане уже не дятъ бульоновъ, нмцы признаютъ кровавое мясо источникомъ всевозможной заразы, французы питаются одной булкой съ салатомъ. При такихъ условіяхъ разв легко заказать обдъ, такъ себ, съ легкимъ сердцемъ, особенно когда главный вопросъ заключается въ питаніи Еввочки. Павелъ Максимовичъ не шелъ въ счетъ, и его завтракъ заключался въ нсколькихъ бутербродахъ изъ супового мяса, которые отгь уносилъ въ своемъ портфел на службу и которыми задалъ ежедневную жатву газетныхъ объявленій.
‘Мужчины — самые жестокне эгоисты,— любила повторять Анна Сергевна.— Что бы сталъ длать Павелъ Максимовичъ, если бы къ нему въ правленіе явилась кухарка и стала требовать меню обда? Въ кухн для женщины притаился послдній призракъ рабства…’
Анна Сергевна забывала прибавить, что сама она очень любила покушать и могла питаться за-разъ по разнымъ системамъ, особенно, если за это не нужно платить.
Еввочка проснулась и долго потягивалась въ своой постели. У нея была отдльная спальня, устроенная по плану знаменитостей медицины, а рядомъ — кабинетъ, съ письменнымъ етоломъ довольно почтенныхъ размровъ. Еввочка любила понжиться утромъ, любила, чтобы горничная надла ей чулки, и долго жмурила слипавшіеся посл крпкаго сна глаза. Умывшись самой холодной водой, Еввочка накидывала на себя какой-то утренній халатикъ изъ термаламы и шла здороваться съ мамой, цвтущая, красивая, улыбающаяся, съ еще не проснувшей улыбкой. Она немножко до-дтски шепелявила, и Анна Сергевна долго цловала ея русую, кругленькую, какъ у куклы, головку.
— Ты здорова, Еввочка?— тревожно спрашивала Анна Сергевна, заглядывая дочери въ глаза.— Ахъ, ты, мой котеночекъ…
Сегодня Еввочка вошла въ кабинетъ мамы съ обычной, стереотипной улыбкой любящей дочери и даже протянула руки вперёдъ для объятій, но мамы въ кабинет не было. Утренній зарядъ дочерней нжности такъ и пропалъ даромъ… Еввочка нахмурилась и подошла къ столу, на которомъ валялось рекомендательное письмо Алекся Васильича.
— Фу, какой дурацкій конвертъ!— подумала она вслухъ.— И почеркъ дурацкій… Отъ кого это?.. Какой-то Малявинъ… нтъ, Мальвинъ… Малининъ… Малинъ… Ничего не разберешь!..
Анна Сергевна вернулась именно въ этотъ моментъ, на ходу объясняя слдовавшей за ней кухарк какой-то кухонный рецептъ.
— Ахъ, это ты, Еввочка… Ты здорова?
Мать и дочь нкоторое время душили другъ друга въ объятіяхъ, хотя Еввочка капризно отворачивалась отъ неистовыхъ материнскихъ поцлуевъ.
— Мама, это кто у тебя былъ?— капризно спрашивала Еввочка, вырвавшись наконецъ изъ- материнскихъ объятій.— Вотъ это письмо… такое смшное…
— Да, да… Была одна двушка, которую зовутъ тоже Еввочкой… Я хорошо знала ея отца… Опоздала на курсы, ищетъ переводовъ… Однимъ словомъ, самая обыкновенная исторія. Боже мой, что это я болтаю,— вдь ты еще не пила своего кофе?!..— въ ужас спохватилась Анна Сергевна. — У тебя нтъ аппетита?!..
— А какое смшное письмо, мама… Буквы такія тощія, точно ихъ выдерживаютъ на самой строгой діэт… голодныя буквы совсмъ, мама.
Боже мой, какъ Еввочка иногда бываетъ остроумна! Не правда ли, какъ это хорошо и врно сказано: голодныя буквы? Анна Сергевна смялась до слезъ. Пока Еввочка пила въ столовой свой утренній кофе, обмакивая любимые бисквиты въ ароматный напитокъ, Анна Сергевна все время любовалась ею и думала о томъ счастливц-мужчин, которому со временемъ будетъ принадлежать это живое совершенство. Да, бываютъ такіе безумно-счастливые люди… Отпивая кофе маленькими глотками, Еввочка продолжала болтать о смшномъ письм.
— Да, бываютъ и такія письма,— соглашалась Анна Сергевна и почему-то вздохнула.— Мн иногда кажется, Еввочка, что ты не достаточно цнишь то, чмъ пользуешься даромъ. Ахъ, какъ намъ съ тобой нужно много-много работать!.. А ты иногда манкируешь своими переводами… Меня ужъ спрашивали въ редакціи о стать, которую ты сейчасъ переводишь… Ты не понимаешь, какъ трудно доставать работу, и не цнишь этого. Да…
Еввочка посмотрла на мать улыбающимися глазами и отвтила:
— А у насъ будетъ, наконецъ, абонементъ на оперу, мама? Я безъ ума отъ Фигнера…
Рекомендательное письмо Алекся Васильича было забыто на письменномъ стол Анны Сергевны,— это былъ осенній листъ, палый съ дерева дружбы…
1900.
Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. На огонек, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1896
  2. На ‘Шестом номере’, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1896
  3. Красная шапочка, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1895
  4. Лётные, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1886
  5. Стрекоза, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1900
  6. Гроза, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1885
  7. Монетка, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1910
  8. Ответа не будет, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1890
Электронная библиотека