Речка Визе, Гебель Иоганн Петер, Год: 1891

Время на прочтение: 9 минут(ы)

В. П. Авенаріусъ.

ВАСИЛЬКИ И КОЛОСЬЯ

РАЗСКАЗЫ и ОЧЕРКИ
для юношества.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Н. А. ЛЕБЕДЕВА. Невскій просп., д. No 8.
1892.

Рчка Визе.

ИДИЛЛІЯ ГЕБЕЛЯ.

(Съ алеманскаго).

Предисловіе.

Гебель отчасти уже знакомъ русскимъ читателямъ по его ‘Овсяному киселю’ и нкоторымъ другимъ стихотвореніямъ, переведеннымъ на русскій языкъ Жуковскимъ. Родился Гебель 11 мая 1760 года въ Вазел. Лишившись рано отца, онъ провелъ очень печальное и бдное дтство. Только съ помощью друзей ему удалось кончить приходское училище и потомъ гимназію, университета-же онъ такъ и не окончилъ по недостатку средствъ. Вынужденный взять мсто деревенскаго учителя, онъ потомъ былъ помощникомъ сельскаго священника, директоромъ гимназіи въ Карлсруэ и наконецъ прелатомъ. Въ этомъ званіи онъ умеръ въ 1826 г. Писалъ Гебель на простонародномъ’алеманскомъ’ нарчіи и вполн въ народномъ дух, Какъ популяренъ алеманскій поэтъ на своей родин, въ Шварцвальд, видно изъ того, что въ рдкой хижин тамъ не найдется книжечки его стихотвореній — этого альбома благоухающихъ своеобразною свжестью пейзажей двственной природы, этого сборника наивно-поэтическихъ врованій первобытнаго, здороваго тломъ и душою народа. Предлагаемая здсь пьеса, по отзыву столь опытныхъ цнителей, какъ Жанъ-Поль Рихтеръ и Гт, по искренности, картинности изложенія и строгой выдержанности, едва-ли не лучшій перлъ этого сборника, Описывается въ ней лсной потокъ. Визе по имени, берущій свое начало на Фельдберг, высочайшей изъ шварцвальдскихъ вершинъ, близъ Гюнденгаузена принимающій въ себя другой потокъ того-же имени и близъ Клейнгюнингена, въ Базельскомъ кантон, впадающій въ Рейнъ.
Гд полуночной порой могучій духъ горъ на лсистомъ
Фельдберг серпъ золотой свой серебрянымъ молотомъ точитъ
(Въ Тодтнау *) любой мальчуганъ теб перескажетъ объ этомъ),
*) Тодтнау — деревушка у подножія Фельдберга.
Гд изъ ущелья украдкой прелестное личико Визе
Смотритъ, откуда она въ долину кидается смло, —
Любо мн взоромъ туда уноситься и вольною мыслью.
Здравствуй, о Визе! малютка прелестная Фельдберга, здравствуй!
Знаешь, я нынче тебя задумалъ прославить стихами,
Псней тебя проводить на веселомъ пути твоей жизни.
Тайно рожденная въ мгл молчаливаго лона утесов,
Вскормлена прямо изъ тучи дождемъ и росою небесной,
Спитъ моя крошка себ безмятежно въ укромной свтелк.
Очи людскія еще никогда подглядть не посмли,
Какъ въ колыбельк своей серебряной, въ грот хрустальномъ,
Сладостно дремлется ей. Ухо людское досел
Даже ея голосочка еще не подслушало, или
Просто дыханья ея, ни тайнаго смха и плача,
Горные духи одни лишь входятъ, выходятъ неслышно
Скрытой тропой, воспитаютъ тебя и ходить пріучаютъ,
Нравъ теб свтлый даютъ, полезнымъ вещамъ наставляютъ,
И что ни скажутъ — все въ прокъ. Потому что едва научилась
Ноженьки переставлять, какъ — глядь! ужъ изъ спальни хрустальной
Ты босикомъ, не спросясь, за дверь тихомолкомъ прокралась
И въ небеса надъ собой засмотрлася съ ясной улыбкой.
Ахъ ты, милашка моя! и что за веселые глазки!
Славно на вол, скажи-ка? я чай, и во сн-то не снилось?
Слышишь, какъ зелень шумитъ? А птички-то, слышишь, какъ свищутъ?
‘Да, отвчаешь ты, — слышу. Да некогда: надо мн далй.
Веселъ, чудесенъ мой путь, и чмъ дале, тмъ все чудеснй.’
Нтъ, и глядите жъ на милость, какъ скачетъ моя попрыгунья!
‘Что, не догнать? говоритъ и смется: — поймай, если можешь!’
И — дай Богъ ноги опять. Такая бдовая, право!
Ты у меня не сорвись въ оврагъ-то!— Ну, такъ, на здоровье!
Что я сейчасъ говорилъ?— Куда! не слушаетъ! Дальше
На четверенькахъ ползетъ, на ножки привстала и въ самый
Боръ забгаетъ — ищи тамъ! Вонъ, вонъ проскользнула сторонкой…
Нтъ, ужъ постой, не уйдешь! А она, притаясь гд-то, кличетъ:
‘Гд я? А ну, угадай!’ И шалостямъ просто конца нтъ.
Но, этакъ идучи, ты замтно растешь, хорошешь.
Гд своимъ чистымъ дыханьемъ пахнешь — тамъ и справа и слва
Ярче окрасится дернъ, былинки и травы пускаютъ
Сочные отпрыски, краше, роскошне всходятъ цвточки —
И на ихъ сладостный духъ слетаются лакомки-пчелы.
Вотъ и гусенокъ изъ Тодтнау пожаловалъ, и трясогузка.
Всмъ-то взглянуть на тебя, съ тобой поздороваться надо,
И въ добромъ сердц твоемъ есть для всякаго доброе слово:
‘Милости просимъ, голубчики, кушайте, пейте, родные!
Дале путь мой лежитъ, простите, Господь васъ помилуй!’
Ну-съ, и куда-жъ, угадайте, торопится двонька наша?
Врно въ деревню, гд есть хороводъ и веселые парни?
Нтъ, безъ оглядки она къ часовн Прекраснаго Бука
Путь свой беретъ, чтобы тамъ прослушать святую обдню:
Двочка въ страх Господнемъ воспитана, надо сознаться.
Посл святой литургіи молвитъ: ‘Пора мн! И то вдь
Очень замшкалась.’ Глядь — и, шутя, добралася до Шенау,
Вотъ крпостцу обогнула, и все себ далй и далй,
Между лсистыхъ пригорковъ, въ свжей, душистой прохлад,
Мимо многихъ крестовъ придорожныхъ и многихъ часовенъ.
Но, этакъ идучи, ты постоянно растешь, хорошешь.
Гд своимъ чистымъ дыханьемъ пахнешь — тамъ и справа и слва
Ярче окрасится дернъ, тамъ новыя травы пускаютъ
Мощные отпрыски, тамъ цвты возстаютъ за цвтами
Въ самыхъ нарядныхъ уборахъ и сочную пастьбу готовятъ.
Въ пряномъ дыхань твоемъ, подъ снью тнистаго русла,
Сотнями красныхъ головокъ всходитъ и ждетъ земляника.
Въ сытномъ дыхань твоемъ, по правой рук, на припек,
Рядомъ полосъ по холму, разрастается репсъ золотистый.
Въ свжемъ дыхань твоемъ, подъ кущей укрыть, безмятежно
Псню поетъ пастушокъ, и звонко топоръ раздается.
Блея, бгутъ къ теб козы изъ Мамбаха, овцы изъ Целля.
Все-то исполнено жизни, звучитъ, голоситъ, какъ уметъ,
Все-то цвтетъ, зеленетъ и рядится въ пестрыя краски,
Все-то почетне хочетъ привтствовать двочку. Впрочемъ,
Что я! Не двочка ты — ужъ красною двицей стала.
Около мостика, что надъ гранитнымъ крестомъ, по обрыву
За многоножникомъ *) лазятъ, какъ серны, ребята изъ Целля,
*) Engelaiiss, Polypodium vulgaris (Lin.), лкарственное растеніе.
Лазя, съ утесистой выси глядятъ въ глубину и дивятся.
‘Тонели, Сепли толкуетъ: — смотри-ка, что съ Визей творится?
То остановится, вишь, то понурясь на камень присядетъ,
То вдругъ сорвется опять — по полямъ, по лугамъ, какъ шальная,
Скачетъ и мечется, точно сама съ собою въ раздор.’
Дочка Фельдберга! знаешь, и мн, ты ужъ нравишься меньше.
Съ Сепли и самъ я дивлюсь: помилуй, ну, что за причуды?
Хочешь чего — такъ скажи, сокрушаешься чмъ — такъ откройся,
Но ты молчишь, ни-гугу, и только. Въ глубокомъ раздумьи,
Шаткою поступью внизъ въ луговую долину сбгаешь,
Къ гаузенскимъ рудникамъ, здсь же отцовскую вру мняешь,
Къ лютерцамъ, къ еретикамъ (прости теб Богъ!) переходишь.
Что я, небось, говорилъ? Давно вдь, давно уже чуялъ!
Ну, да, ужъ сдлано разъ-что пользы корить да браниться?
Этимъ бды не избыть, такъ разв помочь уже лучше?
Можетъ быть, все-же еще мн радость-веселье доставишь.
Стой же, сейчасъ я тебя на лютерскій ладъ разодну.
Вотъ теб бло-бумажные, съ вычурной стрлкой, чудочки
(Что же, бери, надвай!), вотъ сапожки съ серебряной пряжкой,
Вотъ и зеленая плахта. Съ обшитаго кружевомъ лифа
Ровной волною до пятъ спускается складка за складкой.
Въ пору ли? Ну, застегнись и бархатно-алымъ цвточкомъ
Сверху прикройся. Теперь приберемъ золотистыя пряди
Пышныхъ волосъ гребешкомъ и сплетемъ ихъ затйливо въ косы.
Съ косъ же, слегка перевитыхъ черною, шелковой лентой,
Кончики ленты по блой шейк и плахт спадаютъ
Внизъ до подола. А вотъ изъ камки васильковаго цвта
Шапочка вся съ золотыми узорами — что, хороша ли?
Ленту ты такъ затяни, чтобъ прошла межъ шнурками подъ косы
(Экая, право, вертушка!), а посл вотъ тутъ на макушк
Бантикомъ перевяжи. Теперь еще дай-ка передникъ,
Шелковый тоже, и вотъ напослдокъ первйшій уборъ твой —
Въ двадцать локтей долготы косынка миланская — роскошь!
Будто веселая тучка на утреннемъ неб весною,
Ветъ она у тебя на груди, поднимаясь съ дыханьемъ
И опускаясь, назадъ за плечи закинута ловко
И, развваясь по втру, шумитъ-шелеститъ за спиною!
‘Чмъ кто гораздъ, тмъ и радъ,’ старинная есть поговорка.
Снять и рукавчики разв? День-то вдь теплый, чудесный,
Такъ и сорочка виднй, и холеныя, пухлыя руки.
Шляпы соломенной лучше не надвай, а вотъ этакъ
Въ ручку за шелковый бантикъ возьми. И солнце-то въ очи
Ярче, тепле глядитъ, и сама изъ себя ты пригожй.
Ну, разрядилась, какъ-будто позвали кумой на крестины.
Правду сказать, самому мн теперь ты понравилась снова.
Да ужъ и рада-жъ она! Выступаетъ такъ важно, жеманно,
Точно считаетъ себя самой госпожею фогтейшей *),
*) Жена фогта, мстнаго судьи.
Вскинувъ головку, украдкой назадъ озирается: вс ли
Вслдъ ей глядятъ, хорошенько вс ли любуются ею?
Дурочка! да, ужъ мила, любуемся, глазъ не отводимъ,
Просто, маркграфская дочка *), въ шапочк золотомъ шитой,
*) Участокъ земли, по которому протекаетъ Визе, принадлежить по большей части къ такъ-называемой Маркграфской земл (Markgrflerland), и замокъ Ретельнъ, о которомъ говорится ниже, былъ нкогда резиденціей маркграфовъ баденъ-гахбергскихъ.
Съ длинными косами, съ лентой длиннйшей, въ миланской косынк,
Вчетверо-сложенной пышно, такъ и вздуваемой втромъ!
А угадаетъ ли кто, куда такъ торопится наша
Гордая барышня? Врно, въ село, на базарную площадь?
Вы полагаете? какъ же! Въ рудникъ мимоходомъ спустившись,
По мастерскимъ пробжитъ, повертитъ немножко колеса
Да пораздуетъ мхи, чтобы въ горн огни не погасли.
Хоть и на томъ-то спасибо! Вонъ по полямъ ужъ помчалась,
Черезъ плотины впередъ безъ оглядки большими шагами,
Что есть духу, на Фарнау и дале на Гюнденгаузенъ.
Но въ Гюнденгаузен кто, погляди-ка, стоитъ на дорог,
Ждетъ не дождется тебя, раскрыла объятья, навстрчу
Съ радостнымъ крикомъ бжитъ и, ластясь, къ груди припадаетъ?
Младшей сестрицы своей неужели ты не узнала?
Вся вдь въ тебя: и походка та-же и т-же ужимки.
Какъ не узнать! Ты любовно къ сердцу ее прижимаешь
И не пускаешь ужъ вонъ. Полегче! задавишь, пожалуй.
И рука объ руку вы, какъ слдуетъ сестрамъ, идете
Вмст все далй и далй, спускаетесь ниже да ниже.
Видишь ли Рётельнъ вдали — развалины древняго замка?
Въ залахъ съ стнною рзьбой, съ золоченымъ карнизомъ, когда-то
Жили тамъ рыцари, жили прекрасныя гордыя дамы,
Бары и челядь, — и радость въ Рётельн вчно царила.
Нын же все непробудно спитъ. Съ незапамятныхъ лтъ ужъ
Въ полуразрушенныхъ залахъ свчей не горитъ, не пылаетъ
Пламени на камельк, обвалившемся также, никто ужъ
Съ кружкою въ погребъ не сходитъ или съ ведерцемъ къ колодцу.
Дикіе голуби только на мшистыхъ деревьяхъ гнздятся…
Экъ, вдь помчалась опять! кабы не подъ гору, право,
Вслдъ не посплъ бы! Постой, оглянись, подыми-ка головку:
Кто это въ новой ермолк стоитъ наверху у окошка
И такъ привтливо внизъ киваетъ теб?Поклонись же,
Чинно присядь и промолви: ‘Здравствуйте, батюшка пасторъ!’
Такъ вотъ!— Но что же ты вдругъ притихла, насупила бровки?
Знать, увидала вдали католическій крестъ и сробла,
Лучше назадъ бы пошла, чмъ впередъ? Э, полно, не бойся!
Скоро мы выйдемъ съ тобой на вольную почву швейцарцевъ.
Но, этакъ идучи внизъ по большой каменистой дорог,
Временемъ лвой ея стороной, а временемъ правой,
Между фашинъ, ты растешь часъ отъ часу все, хорошешь,
Радостнй все и прилежнй становишься, надо сознаться.
Гд своимъ чистымъ дыханьемъ пахнешь — тамъ и справа и слва
Краше окрасится дернъ, былинки, очнувшись, пускаютъ
Свжіе отпрыски, краше цвточки несмтные всходятъ,
Такъ что у бабочекъ просто глаза разбгаются, право!
Кашка растетъ ли — ее золотой одуванчикъ смняетъ,
Этого — тминъ ароматный, того — желтоцвтникъ, манжетка,
Козлобородникъ, барвинокъ, ромашка, подсолнечникъ, ситникъ.
Каждый-то стебель и колосъ жемчужной росою сверкаетъ,
Важно межъ ними шагаетъ аистъ на длинныхъ ходуляхъ,
Цлыми милями сплошь, отъ горы до горы, необъятно
Тянутся тучныя пастьбы, тянется нива за нивой.
Кое-гд только, красуясь, селенье стоитъ, либо церковь.
Весело мчатся къ теб и телята-то, и жеребята,
Кушаютъ прямо изъ рукъ и рзвятся отъ радости, скачутъ,
А по деревьямъ кругомъ отъ Целля до самаго Рейха
Птички поютъ и дудятъ, что на площади въ праздникъ ребята.
Гд берега поровнй, какъ плавно тамъ справа и слва
Озеромъ сплыхъ колосьевъ колышатся рожь и пшеница!
Какъ виноградъ-то разросся пышно по солнечнымъ скатамъ!
Какъ по высокимъ вершинамъ и горнымъ отрогамъ тснятся
Цлыми рощами буки и темные, гордые дубы!
Ахъ, какъ везд хорошо и везд-то другое и лучше!
Да, моя дочка, гд ты — тамъ пища, и жизнь, и довольство!
По побережью весь день скрипятъ возы за возами,
Щелкаетъ бичъ за бичомъ, звенятъ-заливаются косы,
И ты съ поклономъ встрчаешь всхъ, перемолвишься съ каждымъ.
А попадется теб дорогою мельница, волокъ,
Кузница, пильный заводъ, толчея, свекловичная терка —
Ручкой проворною ты проберешься насквозь и поможешь
Мельнику за жерновами, краснымъ двицамъ за теркой,
Выпрядешь, будто изъ льна, изъ желза тончайшія нити,
Дубъ-великанъ подвернется — живо въ дошечки распилишь,
Съ псенькой на наковальню изъ горна руду высыпаешь,
И кузнецамъ-молодцамъ поднимаешь увсистый молотъ,
Скажешь: ‘Богъ помочь, ребята!’ и даже не выждешь спасиба,
Глядь — и была такова. Полотна-ль гд блятъ — ты врно
Тутъ ужъ, и дуешь, и треплешь, солнцу блить помогаешь,
Чтобъ поскоре поспло: страсть вдь какъ мшкаетъ, право!
Но, моя милочка, но!.. не совсмъ-то ты тоже безгршна…
Аль разсказать? разскажу. Причудлива ты ужъ не въ мру.
Только и слышно отъ всхъ одно: что бда теб врить.
Какъ ты, вишь, тамъ ни мила, хороша, какъ ни ласкова съ виду,
А изъ очей-де твоихъ глядитъ плутовство и озорство.
Стоитъ едва отвернуться — какъ ты перелзешь плотину,
Или и вовсе прорвешь и свой собственный путь пролагаешь,
Добрымъ людямъ соришь на поля ихъ песку и каменьевъ.
Только траву гд скосили и, высушивъ, собрали въ копны —
Сно охапками ты разсыпаешь кругомъ по сосдямъ.
А забуянишь, случится, — такъ всякій сворачивай лучше!
Домъ на дорог — и тотъ возьмешь да съ разбгу повалишь.
Гд бы ни шла ты — везд раздоръ за тобою и свара.
Слушай-ка, дочка моя: добродтелью всякой и блажью
И для внца ты, пожалуй, созрла ужъ, какъ полагаешь?
Ну? потупилась зачмъ? что ленточки дергаешь? полно!
Что тутъ еще притворяться, дитятко! будто не знаемъ,
Что сговорили васъ съ нимъ, что сама ты души въ немъ не чаешь?
Суженый твой хоть куда, и молодчика кто же не знаетъ?
Чрезъ неприступныя скалы, сквозь частый кустарникъ и плетни
Мчится онъ духомъ изъ горъ швейцарскихъ на Рейнекъ и, смло
Въ озеро {Боденское.} бросившись тутъ, безъ отдышки плыветъ до Констанца.
‘Быть ей моей, говоритъ, — голубк! ршилъ разъ — и баста!’
Около Штейна, однако, онъ духъ переводитъ и снова
Чисто-обмытой ступней неспшно выходитъ на сушу.
Тизенгофенъ его не плняетъ, и рядомъ обитель,
Внизъ на Шафгаузенъ его такъ и тянетъ къ зубчатымъ порогамъ.
‘Что тамъ ни будь, говоритъ, — а быть ей, голубк, моею!
Хоть головой поплачусь и шапкой, камзоломъ въ придачу.’
Молвилъ — и прыгъ съ вышины. Въ очахъ у него помутилось,
Но онъ на Рейнау бурлитъ, впередъ все, впередъ безъ оглядки.
И вдь нигд по пути не дастъ себ отдыха. Рядомъ
Злачныхъ равнинъ онъ бжитъ, пока впопыхахъ не достигнетъ Базеля.
Ну, слава Богу! Здсь пишется брачная запись.
Все, вишь, до тонкости знаю!..
А вонъ погляди, погляди-ка:
Это не милый ли твой спускается съ горъ къ намъ навстрчу?
Да, это онъ, это онъ! по ликующимъ кликамъ ужъ слышу!
Да, это онъ, это онъ, съ его голубыми очами
И въ шароварахъ швейцарскихъ, въ камзол перловаго цвта,
Бархатнымъ поясомъ стянутъ, въ шапк съ перомъ соколинымъ,
Рослый, прямой богатырь съ высокой, широкою грудью,
Старшій сынъ Сенъ-Готарда, но, что твой базельскій ратсгеръ,
Выступкой важенъ и гордъ, а на дл и милъ и привтливъ.
Какъ твое сердце стучитъ, какъ колышется грудь подъ косынкой,
Какъ теб кровь-то отъ сердца гонитъ въ цвтущія щеки,
Будто-бы на неб зорька вспыхнула въ майское утро!
Любъ онъ теб вдь, признайся? сама вдь не чаяла, правда?
Такъ исполняется то, о чемъ надъ серебряной люлькой
Духи теб напвали въ спальн твоей сокровенной!
Ну, такъ Господь же съ тобой! Сказать мн осталось не мало,
Да вдь тебя не удержишь: суженый ждетъ тебя, милый!
Думаешь: вонъ убжитъ? Ступай же! Съ слезами во взор
Кличешь: ‘Храни тебя Богъ!’— и къ груди жениха припадаешь.
Богъ и тебя-то храни, да запомни мои наставленья!
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека