Русская оппозиция русскому правительству нам вовсе не претит, как естественное выражение двух точек зрения на одно и то же дело: точки зрения, так сказать, помещающейся внутри государственной машины и точки зрения, разлитой в самосознании и самочувствии русского народа и общества. На плывущем корабле важно мнение капитана и команды, но важен, очень важен, кроме того, и голос нужды, опасения и удобства пассажиров, ибо в конце концов корабль плавает именно для них. В такой здоровой и ясной оппозиции не только мы не находим, но, очевидно, и само правительство не находит ничего дурного, опасного или ненормального: иначе для чего бы ему и давать конституцию. Но послушайте эти речи из подворотни, то бишь из ‘Речи’, и вы покраснеете за профессорско-адвокатскую ‘оппозицию’, которая смеет называться ‘оппозицией русского народа’. В самый день выслушания министерской декларации ‘Речь’ пишет: ‘Таким образом, истинное красноречие сегодняшнего заседания обнаружится не в шумных прениях с бурными перерывами справа и слева, а в коротенькой и сухой парламентской формуле перехода к очередным делам. Переведенный с парламентского языка на обыкновенный житейский, этот переход будет означать: Г. Дума вас знать не хочет, а кто вы такие, собирающиеся в ней совместно работать, это мы скоро покажем, и покажем не тогда и не так, как вы хотите, а как захотим мы сами’.
‘Речь’ и кадеты, жиды, полужиды и жидовствующие никого не удивят своим надменным тоном. По-видимому, эти храбрецы добились у ‘левого блока’ робкого и унизительного молчания в ответ на декларацию министерства из страха, что критика этой декларации повела бы к роспуску Думы. Друзья, выйдите из подворотни, куда вы так тревожно забрались, и огляните спокойным взглядом все поле действительности, перед вами лежащее. Правительство, гораздо менее растерянное, чем в прошлом году, и гораздо лучше подготовившееся к перипетиям парламентской борьбы, конечно, способно к выжиданию и терпению еще более, чем прошлогоднее правительство, между тем и прошлогоднее правительство даже речи не подымало о роспуске Думы в ответ на грубую и дерзкую критику декларации, прочитанной И.Л. Горемыкиным, а распустило Думу только тогда, когда она вышла из законных рамок и постановила обратиться непосредственно от себя с воззванием к народу, т.е. свернуть на явно революционный путь. Пока никто не собирается ‘роспускать’ Думу за резкую критику: такой шаг могла бы продиктовать жидовская впечатлительность к насмешке, к критике, к словесному задору, русская государственная власть стоит гораздо выше этого. Но знаете ли, в каком случае может последовать роспуск? Он может последовать при совершенной тишине, без всяких вызывающих дерзостей, если окажется, и притом, несомненно, окажется, в работах Думы, что члены ее в подавляющем большинстве преследуют не дело, что она не помогает чинить и укреплять русский государственный корабль, а занята исключительно целью проявлять свои чувства, марать государственную власть, и притом не имея в виду никакой другой более солидной цели. Увы, Дума имеет не только права, но и обязанности довольно сурового смысла. Она должна именно работать, трудиться, размышлять над данными государственного управления, исследовать, сверять и давать свои заключения. Хотя и грубо сказать, но нельзя не сказать, что платить по 10 руб. ежедневно молчащим депутатам за то, что они только сидят в Думе и по временам хлопают речам какого-нибудь Аладьина или Алексинского, — это слишком дорого, и бедному русскому народу не по карману. Вообще многие еще думают, что парламент есть главным образом зрелище и аудитория. Нет, господа, он есть рабочая мастерская, и потрудитесь поработать.
Вот если этот суровый долг работы выборное представительство подменит поползновением к краснобайству и пожинанию дешевых лавров путем язвительной словесности с трибуны, то, конечно, серьезные части русского общества потребуют роспуска Думы, а правительство последует этому требованию. Россия не в таком положении, чтобы краснобайствовать, да и более или менее ‘смелых речей’ она может начитаться в ‘товарищеской’ печати, так что для словесного излияния второго запаса таких же ‘речей’ не для чего было собирать с такими трудностями представителей со всей России и рассаживать их в Таврическом дворце. Вообще все это дешевле стоит. Парламент — дорогое и трудное учреждение. Все в России переломилось, переменилось, чтобы открыть эру парламентской и конституционной жизни, эру насущных преобразований. Это именно эра. Много пота и крови сюда ушло, хоть и не всегда видных. И воображать, что это гигантское усилие сделано Россиею для выполнения пошленькой ‘тактики’, указываемой со столбцов ‘Речи’, — воображать это было бы ужасным уничижением для России.
Нет у нас пока ни героев конституционализма, ни настоящих политических бойцов. ‘Оппозиция’ таковых была бы плодотворна для дела государственного управления, она дисциплинировала бы, школила бюрократию и научала бы политическому уму и смыслу общество. Такая ‘оппозиция’ всех бы воспитывала. Едва ли не роковым случаем для кадетской партии было то, что ей навязались в ‘предводители’ такие господа, как Винавер, Гессены и Милюков, которые отстаивают одни только интересы еврейства и нисколько не заботятся о нуждах русского народа. И едва ли не первым делом оздоровления кадетской партии было бы развязаться с этими лидерами и руководиться своими соображениями и свободным разумом. Мы, русские, очень скромны и пасуем перед развязною речью, невероятно, чтобы среди молчаливых членов кадетской партии не нашлось умов гораздо большего роста, нежели у их пресловутых закулисных лидеров.
Впервые опубликовано: Новое Время. 1907. 7 марта. No 11129.