Речь о конном походе Игоря, Игоря Святославовича, внука Олегова, Тарловский Марк Ариевич, Год: 1938

Время на прочтение: 11 минут(ы)
Тарловский М. Речь о конном походе Игоря, Игоря Святославовича, внука Олегова // Слово о полку Игореве. — Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1967. — С. 409-428.
http://feb-web.ru/feb/slovo/trans/s67/s67-409-.htm
Марк Тарловский
31. РЕЧЬ О КОННОМ ПОХОДЕ ИГОРЯ,
ИГОРЯ СВЯТОСЛАВОВИЧА, ВНУКА ОЛЕГОВА
(Слово о плъку Игорев, Игоря,
сына Святъславля, внука Ольгова)
1. ВСТУПЛЕНИЕ
Товарищи, старую быль взворошить
Не стоит ли нам для почина,
Чтоб Игорев конный марш изложить,
Рейд Святославова сына?
Мы слогом теперешним речь начнем,
На происшедшее глянув:
Певцу не к лицу изжитый прием,
Ветхий обычай Боянов.
Уж так он, Боян, в запевке мудрил:
Как векша, скакал чрез ветки,
Волком он серым в ловитве кружил,
Сизым орлом на разведке.
Притравит он, вспомнив завязку смут,
Лебедок сокольим десятком —
И птице, которую первой сгребут,
Петь гимн усобищным схваткам.
О старом она Ярославе трубит,
Романе, прослывшем статью,
Мстиславе, кем, н_а_зло касогам, убит
Редедя пред всей их ратью…
Не десять, товарищи, соколов
Бояну лебедок метали, —
То пальцы его у струнных колков
Славу князьям рокотали.
Мы речь от Владимира, братья, начнем
И с нашим Игорем свяжем,
Мы силу желаний, стесненных в нем,
И крепость духа уважим.
Точа свое сердце, как точат клинки,
В порыве кипя молодецком,
За Русь он лихие повел полки —
Биться в краю половецком.
2. НАПЕРЕКОР ЗАТМЕНИЮ
Вот Игорь на светлое солнце взглянул, —
Затмилось оно без причины.
Он, видя, что мрак всю рать затянул,
Сказал пред лицом дружины:
‘Товарищи, братья, мы гибнем в бою
Охотней, чем плен принимаем.
Чтоб синего Дона познать струю,
Давайте коней оседлаем!’
У князя теперь одно на уме:
Хотя б им грозило уроном
Незримое солнце в нежданной тьме,
Он жаждет встретиться с Доном:
‘Зазубрить мне — русские! — любо свой меч,
Блуждая по вражьим глубям,
То ль головы снимут враги нам с плеч,
То ль шлемом Дону пригубим’.
О вещий Боян, былой соловей,
Чт_о_, если б для рати могучей,
Щекочущей песней грянув с ветвей,
Ты замысел взнес под тучи!
Свивая разрозненные времена,
С Троянова б ты виадука
Шел низом и верхом… Будь так сложена
Песня Боянова внука:
‘Не смерч соколов низвергнул с небес —
Дон черен от пришлой гали’…
Нет, пел бы Боян, чей пращур — Велес:
‘В Засульи кони заржали,
В Киеве слава звенит’… или так:
‘Труба в Новеграде трубёжит,
Стяги — в Путивле’… Дай, Всеволод, знак, —
Брат Игорь дождаться не может.
И вот он, Всеволод, тур боевой:
‘Одна мне, — сказал, — отрада,
Свет, брат мой, в тебе! мы, Игорь, с тобой
Два Святославовых чада.
Коней своих быстрых, брат, снаряди.
Мои-то кони готовы:
Оседланы в Курске, ждут впереди,
Всадник на каждом бедовый.
Курян нам рожали под пенье труб,
Их в люльках шлемами крыли,
Не груди — мечи касались их губ,
Дом — степь им да яр чернобылий.
Звенит тетива и открыт колчан,
У каждого сабля — что надо,
Для князя он ищет славы чужан,
Честь ему, волку, привада’.
3. НАПЕРЕКОР СУДЬБЕ
Вот князь на червонное стремя налег:
Ни зги на пути их чистом.
Померкшее солнце и гром — поперек,
Дичь откликается свистом.
Див море и Волгу смущает, трубя
Над глушью лесного ухаба,
Корс_у_нь, и Сурож, и Сулу, и тебя,
Притмутораканская баба!
А половцы к Дону, славной реке,
Рванулись по пням и лозам.
Не лебедю лебедь трубит о стрелке —
Скрипят они в полночь обозом.
Князь к Дону свой конный ведет порожняк.
К знаменьям глух горемыкарь:
Не внемлет ни птице, ушедшей в дубняк,
Ни волку овражному Игорь.
Дичь клектом орлы приглашают на смрад.
Уже ты у русских окраин,
Ты скрыт за бугром, краснощитный отряд,
И лисьим брехом облаян!
Ночь мешкает. Утренний луч дрожит.
В тумане — путям перепутка.
Раскат соловьиный дрема глушит,
Галочья грает побудка.
Отряд краснощитных — их путь сквозь емшан,
Вся степь — щитовая преграда.
Для князя нужна им слава чужан,
Свой подвиг им, русским, привада.
Смелись, как от стрел, половчане от них —
День выдал их, выпав из пятниц,
И русский, топча их, брал, как жених,
Смазливых языческих ратниц.
Он золото взял, аксамиты и бязь,
Ковров награбил жадливо,
И свальным настилом легла на грязь,
Топи покрыла пожива.
Был красный бунчук с жеребячьим хохлом,
Был дротик, что чернью трачен,
Был князем, стремившимся напролом,
Хоругвенный стяг захвачен.
Спит с выводком Ольгович, хабрый гнездарь.
Вернутся ль с дальнего юга?..
Ни сокол, ни кречет не цапал их встарь,
Ни ты, вороньё-половчуга!
4. В ЛОВУШКЕ
К великому Дону пройти тайком
Кончак советует Гзаку.
Серым тот нехристь трусит бирюком,
Послушный ханскому знаку.
Торопится день, восток кровяня,
От моря тянется хмара:
Под ней солнцеравная четверня,
В ней молний синяя свара.
Быть знатному грому, быть ливню стрел,
Дождить над великим Доном,
Тут копьям — излом, тут саблям — предел,
Тут шлемы стоят заслоном.
За Доном течет Каяла-река.
Там будешь, пришлец, измаян.
О, скрыт за бугром ты! Русь далека,
Не видно ее окраин…
Вот с моря шлют стрелы на княжий стан
Ветрищи, внуки Стрибожьи.
Мутнеет стремнина, гудит курган,
Пыль на всем бездорожьи.
Идут половчане со всех краев —
И с Дона идут и с моря.
Нет русским пути, и на их прозёв
Знамена глядят, гуторя.
Вкруг русских смыкается целина
Под вой бесовских исчадий,
Но степь их щитами обагрена,
И нет мольбы о пощаде.
Тур Всеволод ярый! Ты принял бой,
Стоишь ты, стрелами брызжа,
Ты рушишь на шлем с поганой резьбой
Клинок булатного крыжа.
Там, тур, где червонный твой шлем блеснет,
Валяться башкам вповалку.
Меч, тур, твой аваров крушит вразмет,
Оправдывая закалку.
Что раны тебе, если, чужд всему,
Ты отчий забыл Чернигов
И сласть прожитых с женой в терему,
Дареных Глебовной мигов!
5. УРОКИ ПРОШЛОГО
Всё прахом пошло: в саркофаге — Троян,
В ладье — Ярослав, и во гробе —
Олег-стрелосев, Святославич-смутьян,
Упорный коваль межусобий.
Он стременем звякал, коня оседлав,
В излюбленной Тмуторакани.
Тот звяк еще слышал старик Ярослав,
Его в ежесуточной рани
Владимир Черниговский слушал, бранясь
И уши себе затыкая.
Борис Вячеславич же, вспыльчивый князь,
Был насмерть Олегом покаян.
У Канины зелен Борисов покров.
К Софии ж, как пал на Каяле,
До Киева, парой угорских одров
Отца Святополка качали.
Олег Гориславич, крамолы севец,
Бездолил потомство Даждь-божье,
И тяглый, усобицы княжеской жнец,
Давился лукавством и ложью.
Звал покриком редко плугарь плугаря,
Но вороны граяли часто,
И галочь была, про поклёв говоря,
На трупной дележке горласта.
6. ПРОИГРАННОЕ СРАЖЕНИЕ
Рубились тогда и вязли не раз,
Но с тем не сравнить, как ныне,
Среди половчан, пришелец увяз
В бескрайней степной полыни.
С рассвета до тьмы, во тьме до зари
Литые копья грохочут,
Там стрелы шныряют, нетопыри,
О бронь мечи себя точат.
Засеян костями был чернозем,
Копыта по ним стучали,
Их кровь залила, и пошли в подъем
Побеги русской печали.
Чт_о_ в ухе звенит, чем сны мои рвет
Предзорья темень глухая? —
Брат Игорь полкам трубит заворот,
О Всеволоде вздыхая.
Шла день, шла другой, шла третий резня.
Тут стяги Игоря пали:
Рассталась у поймы, к исходу дня,
Родня на быстрой Каяле.
Иссякли кровавые тут ковши,
Тут русские, кончив тризну
И сватьев насытив от всей души,
Костьми легли за отчизну.
Сочувственно никнет степной ковыль,
И стелется ствол плакучий.
Вот грустная вам, товарищи, быль!
Вот мощь в могиле сыпучей!
7. ПОСЛЕДСТВИЯ НЕОСТОРОЖНОСТИ
Лег под крылья Обиды Даждь-божий внук.
Чтоб Троянов юг обесхлебить,
В синей хляби морской, у Донских излук,
Заплескалась она, как лебедь.
Княжья смута росла. Брату брат кричал:
‘Вот — мое, и это — мое же!’
Он заботой безделицу величал,
Кузней распрей стали сторожи.
Сводит счеты поганый с русской страной.
Ты зарвался, перепелятник,
Лукоморья достиг, о сокол шальной!
Не воскреснет Игорев ратник…
Русь — в дыму. Вопли плакальщицы над ней.
Потрясая пламенным рогом,
Забавляется ведьма игрой огней
И роняет их по дорогам.
‘Не вернутся дружки, добычу везя, —
Слышен плач молодок надрывный, —
Нам подумать о них, помечтать нельзя,
Уж не наши — звонкие гривны!’
Слышит Киев, товарищи, весть о зле
И с Черниговом вместе стонет,
Черный смерч угрожает Русской земле,
Волны скорби по ней он гонит.
Что ни князь, то своих же бедствий коваль,
Что ни половец, то грабитель:
Бельей данью на шубы для готских краль
Обложил он двор и обитель.
Этот Игорь со Всеволодом вдвоем,
Эти отпрыски Святослава,
Разбудили усобицу лезвием,
Киевлян обойдя лукаво.
А ведь грозный, великий их опекун,
Святослав, с вершины престола
Мироносный низверг было свой колун
На гнездо, что свила крамола.
Взбаламутив речной и озерный ил,
Иссушив трясины и топи,
Он овраги курганами завалил,
Стал грозой поганых бестропий.
С лукоморья железный нехристь Кобяк,
На глазах у несчетных злыдней,
Святославовым вихрем был снят и — шмяк —
Очутился в Киевской гридне.
В той столице посланники венецьян,
Люд из греков, немцев, моравов
Восклицают согласно: ‘Игорь — смутьян!’ —
Славословят дом Святославов.
‘Князь по-детски в Каялу мощь уронил,
Погрузил в поток половецкий,
Там он русское золото схоронил’, —
Рассуждают гости по-грецки.
Разлученный с седлом своим золотым,
Пленный Игорь сидит во вражьем.
Нам зубцами стор_о_жей — набатный дым.
Там не бражничают — куда ж им!
8. СОН СВЯТОСЛАВА
А привиделся неясный сон
Святославу в горнем Киеве:
‘Вот мой сон, — сказал боярам он, —
Суть его, кто может, выяви.
С ночи черный расстилали плат
Мне над гробовою скрынею,
Разбавляя горечью утрат,
Мне сливали брагу синюю,
Мне из полых варварских чехлов
Сыпали на грудь жемчужины,
Без князька мой златоверхий кров —
Доски гребня обнаружены,
В ночь пришлось мне серым вороньём
Быть у Плесенска тревожиму,
Сквозь трущобу, полозным путем,
Ехать к морю запорожьему…’
— ‘Сон, — сказали князю, — неспроста,
В сердце, князь, не зря заёкало:
С золотого отчего шеста
Взмыли ввысь два ловчих сокола.
Их найти Тмуторакань влекло,
Взять хоть шлемом влаги Доновой,
Но в оковах, сломано крыло,
Вот в чем суть виденья сонного’.
9. СОН БЫЛ В РУКУ
Два столпа исп_е_плились в три дня,
Два багряных доночерпия,
Двух светил затмившихся родня,
Меркнет юное двусерпие.
Сумрачны Олег и Святослав.
В море воинство потоплено.
Буйствуют ордынцы у застав.
На Каяле тьма накоплена.
Половцы по русскому жнивью
Шнырят, как окотье баброво,
Вольный люд приравнен к воловью,
Трус высмеивает храброго.
На подзол уже низвергся Див.
Бьет прибой в спевальню готскую,
Звонким русским золотом снабдив
Хороводниц прелесть плотскую.
Шарукана с Бусом нараспев
Славят готки всем девчинником.
Хмурим лбы мы, игр их не стерпев,
До того ль уж нам, дружинникам!
10. РЕЧЬ О КОННОМ РЕЙДЕ
Святослав же клич свой золотой
Слил с укором проповедника:
‘О мой Игорь, Всеволод ты мой,
Стыд вам, два моих наследника!’
Начал клич он золотой в слезах:
‘В степи вторгшийся не вовремя,
Злой ваш меч сплеча и впопыхах
Над шатрами поднят обрими.
Кто сердца булатом вам облек,
Закалил в ловитвах дебряных?
Ваша слава — только жалкий клок
От седин моих серебряных.
Вам помог бы брат мой, Ярослав,
Князь, исполненный достоинства,
Он разбил бы половцев, послав
Тьмы черниговского воинства.
Тьмы татранов, топчаков, ревуг,
Тьмы шельбиров кормит родина,
Тьмы ольберов годны для услуг,
В них — надежда воеводина.
Без щитов могутны их тела,
И в железе засапожников
Им звенят их прадедов дела,
Покрик их рукоположников.
Вы сказали: ‘Слава утечет,
Если свяжемся содружеством.
Весь былой, весь будущий почет
Мы добудем нашим мужеством’.
Галь кружит у нашего гнезда…
Разве, что ль, тряхнуть старинкою?
Сокол взмыл бы, если есть нужда, —
Он ведь крепнет с каждой линкою.
Но князья помочь мне не хотят!
Снова дани хан потребовал,
Римов жгут, Владимира когтят,
Кровь и мор у сына Глебова.
Князь великий Всеволод! вдали
Быстрой мыслию мне явленный,
В память бати Суздаль окрыли, —
Киев ждет тебя ославленный.
Ты гребками б Волгу раскропил,
Не вдевая их в уключины,
Будь ты с нами, шлемами бы был
Дон исчерпан взбаламученный,
Глебичам, пращам твоим живым,
Пленных ладили б по резани,
По ногате б, торгом рядовым,
Брали девок из желез они.
Дерзновенный Рюрик и Давид!
Вы ль, в крови мечом работая,
Не топили в паводке обид
Ваших шлемов с позолотою?
Не ревет ли каждый ваш храбрец
Туром, саблями израненным
И гонимым сквозь степной чебрец
Вам неведомым чужанином?
Лезьте ж в стремя — властью двух булав
Мстить за Русь, что стонет, выгорев,
За гнездо, что вывел Святослав,
За разбитый панцирь Игорев!
Золотопрестольный Ярослав,
Страж Карпатов восьмисмысленный!
Их железным рыцарством сковав,
Ты подпер верховья Вислины.
Крестоносец дрогнет среди туч,
На заслон твой взоры пялючи,
От Дуная стережешь ты ключ
И вершишь расправу в Галиче.
Слышит Киев, как течешь грозой
Ты за отчими пределами,
В свой престол упершись золотой,
Ты в султанов мечешь стрелами.
Обстреляй кочевнический сброд,
С русских нив Кончака выкурив!
Встань как вождь за Святославов род,
За разбитый панцирь Игорев!
Ты ж, Роман отважнейший, не зря
Со Мстиславом взыскан славою:
Бьете птиц вы, дерзостно паря,
Соколами в небе плавая.
Ваша бронь и римских шлемов блеск
Взоры радуют латынщикам,
Меч ваш фряжский, под всесветный треск,
Сделал половца повинщиком,
Руки вверх ятвяжская Литва
Подымает с Деремелою…
Но затмился Игорь, и листва
Не к добру кружится прелая.
Рвут Сулу и Рось нам, вечный сон
Войско Игоря занеговал,
Вас, князей, зовет на подвиг Дон,
По следам гнезда Олегова.
Всеволод и Ингварь, весь тройник,
Шестикрылья знать Мстиславова!
Ваших шлемов, ляшских лат и пик
Жду я, судьи дела правого.
Заградите нехристям проход,
Над отчизной стрелы взвихорив,
Мстя за храбрый Святославов род,
За разбитый панцирь Игорев!’
11. ОДИН В ПОЛЕ НЕ ВОИН
Не течет волной серебряной Сула,
Уж не моет стен Переяславля,
И Двину под грозным Полоцком ввела
В грязь и в топь языческая травля.
Изяслав лишь, сын Васильков, иззубрил
Звонкий меч свой шлемами литвинов,
Славу деда он, Всеслава, ободрил,
Красный щит на грудь свою надвинув.
Сам в траве, литовской саблей ободрен,
Он сказал на ложе смертной ласки:
‘Стан твой, князь, могильной галью окрылен,
Кровь с нас волки слижут без опаски’.
Не был Всеволод там, не был Брячислав.
Он один душой, как жемчуг чистой,
Изошел, ее сквозь рану потеряв,
Пропустив сквозь красное монисто.
Смолкли песельники. В Гродне — звуки труб.
Ярослав и каждый внук Всеславов!
Стяг ваш в лохмах, меч лишь годен на изруб…
Дед бы внучьих не одобрил нравов.
Это ваш поныне празднуя заман,
Землю Русскую поганцы топчут.
Вы в хозяев превратили басурман,
Двор Всеславов ныне стал холопчат.
12. УТРАЧЕННОЕ ИСКУССТВО
Выбрав суженую, выехал Всеслав
За Троянову седьмую веху.
Нащипал он приворотных горьких трав,
Чтоб в гаданьи не было огреху.
Ткнул он пикой стольный Киев золотой,
Лютым зверем гриву сгреб конёву,
Ночь в пути ему на Белградский постой
Синей мглы накинула панёву.
Двери Новгорода вышиб он дубьем,
Волком он, на протяженьи суток,
Ярослава перекрыл в один прием
И к Немиге добежал с Дудуток.
Стелют павших на Немиге сноповьем,
Бьет по ним булатом молотило,
На току они прощаются с житьем,
Веют души их от плоти стылой.
То не сеятель мирянских житных благ
Обошел поемные булыги —
Кость он русскую посеял, а не злак,
На кровавых берегах Немиги.
Был Всеслав, ночной бегун, по-волчьи борз:
Князь — раздатчик вотчин и взысканий,
В ночь он крыл, пока великий медлил Хорс,
Путь от Киева к Тмуторакани.
Им Софийский колокольный ранний звон
В Киеве из Полоцка был чуем.
Но, и вещим был хоть духом крепок он,
Счастьем редко он бывал балуем.
Вот какой ему припевкой в старину
Сам Боян еще велел мерекнуть:
‘Ни волхву, ни чародею-летуну
Пригов_о_ра свыше не избегнуть’.
Вспомнив прошлое, о Русская земля,
Огласишься воплями кручинниц!
Твердь Владимирова старого кремля
Сделал зыбкой Киевский детинец.
Стяги пращура он делит, нам на стыд,
Ко вратам щита не приколотит…
Врозь разбредшиеся Рюрик и Давид
Друг от друга головы воротят.
13. ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ
Среди придунайских плавней
Копья в дали рассветной
Поют в ответ Ярославне,
Кукующей неприметно.
Она говорит: ‘Кукушкой
С Дуная бы я вспорхнула,
Рукав с бобровой опушкой
В Каялу бы окунула.
Кровавые княжьи раны
На теле твоем могучем
Утерла б я, мой коханый,
Своим рукавом плакучим’.
Вот зорный плач Ярославны
В Путивле, с башни дозорной:
‘О ветер, вихрун державный!
К чему твой порыв задорный?
К чему ты стрелы поганых
Крылом, натянутым туго,
Несешь, во мглах и туманах,
На знаменщиков супруга?
Иль мало тебе, что струги
Несешь на волну с волны ты,
Что в небе пути для вьюги,
Заоблачные, открыты?
Взамен веселья былого,
К чему мне печаль бобылья,
Тобой, государь, сурово
Навеянная с ковылья?’
Вот зорный плач Ярославны
В Путивле, с башни дозорной:
‘О Днепр, о суд_а_рь преславный,
Ведь камень пробил ты горный!
Волною твоей качаем,
Грозил Святослав Кобяку,
Он плыл Половецким краем
И лодки вел на вояку.
Чтоб слез в морские поимни
Не стряхивала с плеча я,
Супруга, суд_а_рь, верни мне,
Обратной волной качая!’
Вот зорный плач Ярославны
В Путивле, с башни дозорной:
‘Свет солнца, трем светам равный,
Ты любишь и стебель сорный!
Мор жажды зачем простер ты
Над мужним полком, владыка?
В колчане проклятья сперты,
И лук повело, как лыко…’
14. БЕГСТВО ИГОРЯ
В полночь море взыграло. Клубятся смерчи.
Князю Игорю бог указует в ночи
Путь к престолу отцовскому, к Русской земле
Из земли Половецкой, лежащей во мгле.
До краев затуманивается дол.
Игорь спит?.. — Игорь ждет! Игорь мысленно счел,
Как велик тот невымеренный конец,
Путь с великого Дона на малый Донец.
Тихий свист за рекой. Игорь знает — Овлур.
Так вы князя и видели, чур его, чур!
Шурхнул лист, взгромыхали земные пласты,
Половецкие заколебались юрты.
Горностаем князь Игорь в тростник шмыгнул,
Белым гоголем в воду пловец нырнул,
На другом берегу быстрый конь его ждал, —
Серым волком к земле ездок припадал.
Несся птицей он к дружественному Донцу,
Мгла была соучастницей беглецу,
Был у сокола ужин, завтрак, обед:
Гусь да лебедь в когтях, и в тумане след!
Если соколом Игорь к лугам летел,
То и волк его, Влур, отстать не хотел.
Отряхал студеную всадник росу,
Капли крови дрожали в конском носу.
15. СЛАВА ДОНЦУ
Струи Донца в честь князя журчали:
‘Вдоволь Кончак отхлебнет печали,
Русские лихо дудят пищали’.
— ‘Славьтесь, — в ответ он, — струи Донцовы!
Свежестью били князю в лицо вы,
Нежил его ваш берег тал_о_вый.
Луг ваш он сделал своей постелью,
Росной баюкаем он был капелью,
Спал над серебряной вашей мелью.
Стражей обслужен был Игорь чуткой:
В заводи — чайкой, в воздухе — уткой,
Зорким нырком над речной закруткой’.
Нет, не сравнить Донца со Стугной:
Снега и льда нажравшись весной,
Речка та нрав явила иной.
Руслом, залившим корни дубрав,
Юный задержан был Ростислав.
Князь не попал на Днепровский сплав.
Черный под паводью отступной,
Слушает пойменый перегной
Плач его матери над Стугной.
В юности вянущие цветы
Шепчут: ‘Горюнишься ли и ты?’
Грабы погнулись от маяты.
16. ГЗАКУ ДОСАДА
То не сороки за Донцом стрекочут:
Гзак и Кончак вслед Игорю топочут.
Не слышно карканья, не слышно грая.
Молчат сороки, в камышах шныряя.
Ведет на р_е_ку дятлия долбня,
Дробь соловьев — предшественница дня.
Гзак говорит: ‘Раз сокол — лётом к дому,
Бей золотой стрелой по молодому!’
Кончак в ответ: ‘Раз не удержан старый,
Мы сокольц_а_ пригожей свяжем парой’.
А Гзак: ‘Раз так, он с привязью уйдет!
Поклёв нас в поле половецком ждет’.
17. ЕДИНЫЙ ФРОНТ
Напомню вам я, Святославов певец,
Исход, сочиненный Бояном.
Его Ярославу он пел под конец,
Олегу и старым каганам:
‘Без тела бы жить голова не могла,
Мертво и безглавое тело…’
Вслед Игорю солнце пробилось, и мгла
Над Русской землей поредела.
Дунайские девки поют на заре,
И вече шумит, объязычев.
Заморские струги преснеют в Днепре,
Князь Игорь плывет под Боричев.
У риз Пирогощей поклон он кладет.
Князь дома! Отечество радо.
Воздали князьям мы старинным почет —
Почтить современников надо:
Да чтятся ж Владимир, чей дед — Святослав,
И Всеволод, турьего чина,
И Игорь, противник поганых орав!
Да здравствуют князь и дружина!
1938
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека