РЕБЕНОКЪ.
Разсказъ Шалькъ де-ла Фаври.
* * *
‘Встникъ Иностранной Литературы’, No 6, 1893
Ребенок, Фаври Шальк Де-Ла, Год: 1893
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Маленькая, хорошенькая, кокетливая церковь, съ претензіей на архитектурность, стоявшая какъ разъ напротивъ замка и тонувшая въ зелени липъ и каштановъ, была переполнена народомъ.
Внутри ея не было ни одного свободнаго мста. Запоздавшіе и не попавшіе въ церковь стояли группами у открытой двери, изъ которой въ этотъ чудный майскій день неслись въ душистый воздухъ запахъ ладона и отрывки погребальныхъ мотивовъ. Эти отзвуки пвшихъ голосовъ были проникнуты безвыходной, нжной, хватающей за душу тоской, они надрывали сердце и уносились въ пространство, все плача и плача.
Вс взволнованно слушали службу. Никто не оставался равнодушенъ къ тяжелому горю генерала и графини, его жены, такъ весело прожившихъ тутъ всю зиму, а теперь облекшихся въ трауръ, по случаю смерти ихъ маленькой дочки, самой младшей и самой нжно любимой изъ всхъ дтей.
Предъ алтаремъ стоялъ маленькій, блый гробикъ, осыпанный грудой цвтовъ и выдлявшійся какой-то особенной близной среди близны драпировокъ въ желтомъ свт восковыхъ свчей, пламя которыхъ колебалось отъ втра, вспыхивая и дрожа точно звздочки.
Направо стояли мужчины. Чернла масса черныхъ сюртуковъ, между которыми тамъ да сямъ попадались голубые доломаны егерей и свтлые воротники драгунъ.
Въ первомъ ряду, высоко держа голову, точно онъ былъ на пол битвы, стоялъ самъ генералъ въ полной парадной форм, съ орденомъ Почетнаго Легіона на ше. Время отъ времени его рука, затянутая въ перчатку, поднималась къ сдому усу, какъ будто бы для того, чтобы закрутить его, а въ сущности, чтобы смахнуть скатившуюся туда слезу.
Рядомъ съ нимъ, молодцовато выпрямляя станъ, стоялъ его ординарецъ съ холоднымъ и надменнымъ лицомъ. Его высокомрные голубые глаза со стальнымъ блескомъ скользили по голымъ церковнымъ стнамъ взглядомъ, выражавшимъ непроходимую скуку. Очевидно онъ исполнялъ скучнйшую обязанность. Ничего не подлаешь! Пришлось ему явиться сюда, въ захолустье, въ деревню и затянуться для этого въ свой элегантный гусарскій мундиръ. Съ дисциплиной не шутятъ. Скрестивъ на груди руки, онъ разсматривалъ церковь, разглядывая подробно яркія цвтныя стекла оконъ, въ которыхъ преломлялись солнечные лучи, освщая ореолы святыхъ мучениковъ. И когда, подъ строгіе звуки органа, женщины склоняли еще ниже свои опущенныя головы, молодой человкъ нетерпливо поигрывалъ ногой, обутой въ лакированный сапогъ.
Друзья генерала перешептывались, глядя на молодого офицера.
— А красавецъ Лярдакъ никакъ не можетъ обойтись безъ рисовки!
— Могъ бы, кажется, принять приличный случаю видъ…
— Ну, вотъ еще, онъ слишкомъ занятъ самимъ собою… Будьте уврены, что онъ даже не сочувствуетъ горю несчастной матери!.. Обратите-ка вниманіе, онъ ни разу не взглянулъ на нее…
— А между тмъ нельзя не пожалть!
Въ самомъ дл, графиня, колнопреклоненная въ складкахъ длинной траурной одежды, представляла изъ себя настоящую статую отчаянія. Ея прекрасные блокурые волосы, обрамлявшіе ея лицо какъ бы сіяющимъ внцомъ красоты и любви, были скрыты подъ мрачнымъ крепомъ. За т рдкія минуты, когда она поднимала къ небу свои невыразимо грустные глаза, съ нмой мольбой въ которой смшивалось все: и страданіе, и горечь, и какъ бы угрызенія совсти, можно было различить ея тонкій профиль съ ввалившимися теперь, подъ гнетомъ непоправимой утраты, щеками.
Печальная процессія потянулась по большой дорог съ торжественностью, свойственной сельскимъ похоронамъ. Легкій гробикъ несли люди въ черныхъ одеждахъ. Маленькія двочки, сверстницы и подруги покойной, держали красивыя ленты, украшавшія колесницу и разввавшіяся по воздуху въ этотъ сіяющій весенній день. Листва деревьевъ тихо шелестла, свжая и обновленная. Молодые ростки роскошно разстилались повсюду: голосъ священника, скандировавшаго погребальные стихи, разгонялъ птичекъ, сидвшихъ попарно по краямъ гнздъ, а въ гнздахъ копошились уже птенцы.
Вс шли попарно, съ печальнымъ видомъ, направляясь къ тихому, заботливо содержащемуся густому кладбищу. И вс прислушивались къ этому шуму крыльевъ, къ жужжанію наскомыхъ, къ легкому шелесту травы, длавшейся все гуще, по мр того, какъ тянулось поле, и все глуше доносился далекій погребальный благовстъ колоколовъ.
Когда все было кончено и когда вс почтительно откланялись генералу, послдній сказалъ Лярдаку:
— Васъ, мой другъ, я попрошу остаться у насъ.
Генералъ и его ординарецъ, войдя въ большой просторный кабинетъ-библіотеку, въ открытыя окна котораго виднлись зеленые садъ и лса, нашли заране приготовленный легкій полдникъ, ящики сигаръ и папиросъ.
— Я совсмъ разбитъ,— сказалъ генералъ и взялъ сигару, которую принялся медленно закуривать.
Съ наслажденіемъ затянувшись душистой сигарой, онъ продолжалъ
— Какой тяжелый день!— Да возьмите же себ сигару… он, право, недурны…
— Благодарю васъ, генералъ…
— Въ мрачныя минуты жизни особенно пріятно видть около себя друзей. Спасибо вамъ, Лярдакъ, за то, что вы пріхали.
— Я только исполнилъ свой долгъ, генералъ…
— Положимъ, но вы съумли исполнить этотъ долгъ такъ любезно и деликатно. Вдь въ ваши годы имются занятія поинтересне утшенія горюющихъ… Я, впрочемъ, скоро отпущу васъ на вс четыре стороны… Вамъ, конечно, хочется поскоре вернуться въ Парижъ… Это вполн понятно… Возьмите-же сандвичей…
— Благодарю васъ, генералъ…
— Придетъ день, когда и вы узнаете подобное-же горе… отъ этого никто не застрахованъ. Впрочемъ, у васъ такая холодная натура…
— Вы думаете, генералъ?
— На дняхъ я какъ разъ говорилъ объ этомъ съ графиней. Знаете-ли вы, что ваше нелюдимство принимается многими за излишнюю гордость… Да попробуйте-же этой мадеры… Мн такъ пріятно немного поболтать, чувствуешь себя какъ-бы бодре… А мн это было очень нужно…
И генералъ выпилъ съ наслажденіемъ маленькую рюмочку мадеры.
— Что это за женщина, графиня! Знаете-ли, мой другъ, что я за эти дни просто удивлялся на нее. Мы, солдаты, и понятія не имемъ о томъ, что такое мужество матери. Что она только перестрадала, вдь она обожала дочь! Между нами сказать, бдная покойная двчурка была ея любимйшимъ ребенкомъ!..
— Вы думаете, генералъ?..
— И какъ она баловала ее! Знаете-ли, что материнская любовь отличная узда для женскаго воображенія… Покойная крошка и васъ тоже очень любила… У нея была уже слабость въ мундиру… Это въ крови… Но вы, вдь, не любите дтей!
— Видите-ли, генералъ…
— Въ этомъ нтъ никакого преступленія. Дтей можно любить только тогда, когда уже имлъ своихъ, хоть разъ въ жизни…
Лярдавъ не удержался и пристально взглянулъ на стараго солдата, но тотъ продолжалъ спокойно и самодовольно:
— Какую мы получили массу писемъ и карточекъ!.. Но это мы отложимъ до другого раза… Не задерживаю васъ больше… Вы еще успете попасть на поздъ и вернуться въ Парижъ до обда… Не оставляю васъ обдать… это было-бы слишкомъ печально для васъ… Я заду въ клубъ какъ-нибудь, на дняхъ, вечеркомъ… Конечно, я долженъ оставаться первые дни около графини… Вы еще не видлись съ нею? Смотрите, не вздумайте ухать, не попрощавшись… Ей будетъ очень пріятно ваше вниманіе…
Лярдакъ всталъ и отдалъ почтительно честь. Потомъ, какъ-бы повинуясь приказанію своего начальника, онъ быстро направился по корридору, ведшему въ комнату графини. Онъ засталъ ее на колняхъ, погруженную въ молитву и отчаяніе.
При его приближеніи, она тихонько повернула голову, они обмнялись долгимъ взглядомъ горя и раскаянія.
— Я задыхаюсь!..— вскричалъ Лярдакъ.
И внезапно отдавшись такъ долго сдерживаемому горю, онъ упалъ къ подножію кровати, и въ припадк мгновеннаго, но глубокаго страданія, молодой человкъ, самъ еще большой ребенокъ, громко зарыдалъ, оплакивая умершаго ребенка.