СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
МАРКА ТВЭНА
ТОМЪ ПЕРВЫЙ.
ЮМОРИСТИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ и РАЗСКАЗЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія братьевъ Пантелеевыхъ, Верейская, No 1
1896.
Переводъ В. О. T.
РАЗГОВОРЪ ЗА СТОЛОМЪ.
РАЗГОВОРЪ ЗА СТОЛОМЪ.
——
Разговор за столом, Твен Марк, Год: 1896
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Во время нашего путешествія по Швейцаріи, мы, т. е. я и мой спутникъ Гаррисъ, остановились, между прочимъ, въ Люцерн, въ ‘Швейцарской гостинниц’, гд намъ случилось имть за столомъ разговоръ, который я буду помнить въ теченіе всей моей жизни.
Къ обду въ 7 1/3 часовъ сходилась цлая масса отельныхъ жильцовъ всевозможныхъ національностей, за безконечно растянувшимися столами легче было разсматривать костюмы, чмъ самихъ ихъ владльцевъ, такъ какъ большинство физіономій оставалось въ перспектив. За то во время завтрака постители располагались за маленькими круглыми столиками и потому, занявъ, при счастьи, одинъ изъ столиковъ посредины залы, можно было изучать сколько угодно физіономій. Сперва мы пробовали угадывать національности отдльныхъ лицъ и это намъ удавалось весьма легко, но съ угадываніемъ именъ — стало уже значительно трудне: для того, чтобы угадывать имена, необходимы, вроятно, особо продолжительныя упражненія. Поэтому мы довольно скоро забросили этотъ отдлъ загадокъ, удовольствовавшись мене труднымъ.
Однажды утромъ я сказалъ: ‘Вотъ та компанія — американцы.’
— Да, — согласился Гаррисъ, — но изъ какого штата?
Я назвалъ одинъ штатъ, Гаррисъ другой. Что молодая двушка, принадлежавшая къ указанной компаніи, была очень красива и со вкусомъ одта, — въ этомъ наши мннія совпадали, но относительно возраста мы не могли придти къ соглашенію: я полагалъ, что ей 18 лтъ, а Гаррисъ — 20. На этомъ пункт мы заспорили и я полу-серіозно предложилъ: ‘вопросъ разршается совсмъ просто — я пойду и спрошу ее.’
Гаррисъ насмшливо сказалъ: ‘Да, это, конечно, совсмъ просто. Теб стоитъ только подойти и въ обычной здсь форм отрекомендоваться: ‘я — американецъ!’ — и она, наврное, ужасно обрадуется, увидавъ тебя. При этомъ онъ далъ мн понять, что едва-ли я ршусь заговорить съ ней.
— Я это такъ сказалъ, — продолжалъ я, — не въ серьезъ, но ты меня считаешь ужь слишкомъ робкимъ: я далеко не такъ пугливъ передъ женщинами, и въ доказательство этого, сейчасъ отправляюсь и начинаю разговоръ съ этой барышней.
Мой планъ былъ совсмъ простъ: я хотлъ изысканно вжливо заговорить съ ней, предварительно попросивъ извиненія, если меня ввело въ заблужденіе замчательное сходство ея съ одной моей хорошей знакомой. Если бы она отвтила, что названное мною имя принадлежитъ не ей, то, вновь извинившись и вжливо откланявшись, я вернулся бы на свое мсто. Никакого несчастія изъ всего этого выйти вдь не могло!— Итакъ, я направился къ ихъ столику, поклонился сидвшему рядомъ съ ней господину и уже хотлъ было обратиться къ ней, какъ вдругъ она воскликнула:
— Ага! Стало быть, я не ошиблась! я только что сказала Джену, что это вы, а онъ мн не хотлъ врить, но я отлично знала, что права и что вы наврное узнаете меня и подойдете къ намъ! Меня очень радуетъ, что вы такъ именно и сдлали: уйди вы, не узнавъ меня, я не могла бы считать это особенно для себя лестнымъ. Садитесь пожалуйста… Удивительно! Вы тотъ именно человкъ, встртиться съ которымъ еще когда-нибудь я мене всего ожидала!
Я былъ такъ удивленъ, что совсмъ онмлъ и въ теченіе минуты боялся потерять сознаніе. А, пока что, мы машинально обмнялись рукопожатіями и я занялъ мсто подл нея. Въ такомъ положеній я не бывалъ еще никогда въ жизни. Мн чудилось, какъ бы сквозь сонъ, что дйствительно я уже видлъ однажды черты лица этой двушки, но когда именно и кто она такая, этого я положительно не могъ вспомнить. Поэтому, дабы съ первыхъ же словъ не попасть въ просакъ, я завелъ было рчь о швейцарскихъ ландшафтахъ, но это ничуть не помогло, она сразу перешла на темы, боле для нея интересныя.
— Нтъ! А какую пережили мы ночь, когда штормъ унесъ въ море переднія шлюпки! Вы помните?
— Еще бы, — подтвердилъ я, не имя, впрочемъ, ни малйшаго представленія, о чемъ она говоритъ. Я былъ бы согласенъ, чтобы штормъ унесъ въ море и руль, и дымовую трубу, и самого капитана, если бы только все это могло помочь мн догадаться, гд я видлъ эту вопрошающую незнакомку, но…
— Я помните, какъ боялась бдная Мери?
— О, да!—отвтилъ я, — мн кажется, что все это было только вчера!
Въ душ я хотлъ, чтобы такъ оно именно и было, но на самомъ дл въ памяти моей не оставалось даже искорки отъ этого ‘вчера’! Конечно, представлялось наиболе благоразумнымъ тотчасъ же откровенно выяснить недоразумніе, но мн показалось это слишкомъ обиднымъ посл комплимента молодой двушки что я узналъ ее! Такимъ образомъ, я все больше и больше запутывался, тщетно отыскивая спасительную тропинку, которая могла бы меня вывести изъ этого лабиринта. Незнакомка оживленно продолжала:
— А знаете, вдь Георгъ женился таки на Мери.
— О! неужели?
— Какже, какже! Онъ утверждалъ потомъ, что еа отецъ гораздо больше виноватъ во всемъ, чмъ она сама, и мн думается, что онъ былъ правъ. А вы какъ думаете?
— Понятно, совершенно ясно! Я это всегда говорилъ…
— Нтъ, вы были тогда совсмъ другого мннія, по крайней мр, въ то лто…
— Лтомъ? Да, лтомъ, — вы правы… Но зато въ слдующую зиму, — я уже говорилъ совсмъ… другое!..
— И вотъ, такимъ образомъ, выяснилось, что Мери ни въ чемъ не виновата, а виноваты — ея отецъ и старый Дарлей!
Дабы что-нибудь отвтить, я подтвердилъ:
— Да, этотъ Дарлей… онъ всегда казался мн крайне несноснымъ старикомъ!
— Таковъ онъ и былъ дйствительно! однако, несмотря на вс его странности, вы относились къ нему особенно любезно. Помните, какъ онъ всегда порывался проникнуть въ домъ, какъ только на двор становилось немножко холодно?
Я не ршался идти дальше. Несомннно: этотъ Дарлей не принадлежалъ къ числу двуногихъ, но пользовался двумя парами ногъ, можетъ быть, это была собака, а можетъ быть и слонъ. Но такъ какъ всякое животное иметъ шерсть, то я, не отвчая на вопросъ, рискнулъ замтить:
— И какой славный былъ у него мхъ!
Это замчаніе, кажется, пришлось кстати, такъ какъ она подтвердила:
— Да, густой… онъ былъ весь какъ бы покрытъ шерстью!
Это меня немножко смутило, и потому я, въ свою очередь, осторожно подтвердилъ:
— Да! шерстью онъ могъ похвалиться! Она сказала: ‘Другого негра, съ такими ‘шерстяными’ волосами не легко отыскать!’ Мн показалось это лучемъ свта, а то я уже опять сталъ терять сознаніе. Я очень обрадовался, а она продолжала:— Вдь у него было достаточно удобное жилище, но каждый разъ, какъ только становилось холодно, онъ непремнно являлся въ домъ и его нельзя было удалить оттуда. Впрочемъ, ему многое прощалось въ воспоминаніе того, какъ нсколько лтъ назадъ онъ спасъ жизнь Тому. Вспоминаете вы Тома?
— Совершенно ясно! Вотъ это былъ красивый молодой человкъ!
— О, да! А ребенокъ его — такое миленькое существо!
— Я не видлъ никогда ребенка красиве его!
— Я ужасно любила возиться съ нимъ и играть!
— А я съ такимъ удовольствіемъ качалъ его на колняхъ!
— Да вдь вы же ему и придумали имя! Какъ его звали-то?
Я чувствовалъ, что теперь настаетъ конецъ. Если бы хоть я зналъ, какого пола былъ этотъ мерзкій ребенокъ? Къ счастью, мн вспомнилось имя, пригодное для обоихъ случаевъ. Я сказалъ:
— Ребенка звали Шурочкой!
— Кажется, въ честь кого-то изъ родственниковъ. Но вдь вы же придумали имя и тому, который умеръ и котораго я никогда не видла? Какъ звали того?
Такъ какъ ребенокъ умеръ и она его никогда не видла, я призналъ возможнымъ назвать его на удачу первымъ попавшимся именемъ:
— Его звали Томасъ-Генрихъ!
Она съ минуту подумала, а потомъ сказала:
— Это странно… очень странно!
Я сидлъ какъ на угольяхъ съ холоднымъ потомъ на лбу. Но какъ ни отчаянно было мое положеніе, я все еще не терялъ надежды выпутаться изъ него, если только она не пожелаетъ знать имена еще дюжины дтей. Съ нетерпніемъ ожидалъ я, что будетъ дальше! Все еще раздумывая объ имени послдняго ребенка, она вдругъ сказала:
— Какъ жаль, что васъ уже не было, когда у меня родился ребенокъ, — вамъ пришлось бы и для него выбрать имя!
— У васъ ребенокъ? Да разв вы замужемъ?
— Уже 13 лтъ!..
— Какъ васъ крестили? Вы это хотите сказать?
— Нтъ не крестили, а внчали! Вотъ этотъ мальчикъ — мой сынъ!
— Но вдь это совершенно невроятно… почти невроятно? Простите великодушно за нескромный, быть можетъ, вопросъ, — я хотлъ бы спросить: разв вамъ больше 18 лтъ?
— Въ день шторма, о которомъ мы вспоминали, мн было ровно 19 лтъ, — это былъ день моего рожденія!
Но отъ этого я не сталъ умне, такъ какъ все-таки не зналъ, когда былъ этотъ самый штормъ.
Я соображалъ, чтобы такое сказать совсмъ безопасное, дабы, съ одной стороны, подержать разговоръ, а съ другой — сдлать мене замтными прорхи въ моихъ воспоминаніяхъ. Но мн не приходило въ голову ничего вполн безопаснаго въ данномъ моемъ положеніи. Если бы я сказалъ: ‘Вы нисколько не измнились съ тхъ поръ’, это могло быть очевидно рискованнымъ, скажи я наоборотъ: ‘вы теперь выглядите гораздо лучше’, — и это тоже. Я уже было ршилъ перейти на тему о погод, но землячка опередила меня, воскликнувъ:
— Какъ мн было пріятно вспомнить о миломъ старомъ прошломъ! А вамъ?
Я съ чувствомъ подтвердилъ:
— О, безъ сомннія! Подобныхъ полчаса я никогда не переживалъ! и, по справедливости, могъ бы добавить: ‘я охотне согласился бы, чтобы съ меня, съ живого, содрали кожу, чмъ пережить это еще одинъ разъ!’ Я отъ всего сердца былъ ей признателенъ, чувствуя, что этимъ заканчивается моя пытка, и думалъ уже ретироваться, какъ вдругъ она сказала:
— Вотъ одного только я не могу понять…
— Что такое?
— Относительно имени умершаго ребенка? Какъ вы его назвали?
Я этого не ожидалъ: я забылъ имя ребенка, не могъ же я предполагать, чтобы оно мн еще когда-нибудь понадобилось. Но, не давая замтить этого, я отвтилъ:
— Джонъ-Вильямъ!
Мальчикъ, сидвшій рядомъ, поправилъ мою ошибку:
— Нтъ, Томасъ-Генрихъ!
Я поблагодарилъ его и сказалъ:
— Ахъ, да, да! Я перепуталъ его съ другимъ ребенкомъ. Дйствительно, бднаго малютку звали Томъ-Генри: Томъ ги… гм… въ честь великаго Томаса Карлея, а Генри… гм… гм… въ честь Генриха VIII… Родителямъ очень нравились эти оба имени…
— Тмъ удивительне все это!— промолвила моя прекрасная собесдница.
— Почему?
— Потому что, вспоминая объ этомъ ребенк, родители всегда называли его — Амалія-Сусанна!
Наступилъ очевидный конецъ, я плотно сжалъ губы и ршилъ молчать какъ убитый. Продолжая выпутываться, мн пришлось бы лгать все больше и больше, а это уже мн надоло. Я сидлъ, не издавая ни единаго звука, медленно поджариваясь на огн собственнаго позора!
Вдругъ моя собесдница весело разсмялась и сказала:
— Наши воспоминанія о миломъ прошломъ доставили гораздо больше удовольствія мн, чмъ вамъ! Я сразу же догадалась, что вы хотите представиться, будто обознались во мн и, огорошивъ васъ комплиментомъ, тогда же ршила наказать васъ за это, — что, кажется, и удалось вполн. Мн было очень пріятно познакомиться, при вашемъ посредств, съ Томомъ, Георгомъ и Дарлеемъ, о которыхъ до тхъ поръ я никогда ничего не слыхала. Если умть правильно начать, то отъ васъ можно узнать цлую массу всякихъ. новостей. Мэри и штурмъ, унесшій въ море переднія шлюпки, — это дйствительные факты, все остальное — область фантазіи. Мэри — моя сестра, ея полное имя — Марія Х. Ну, теперь вы знаете кто я?
— Да, теперь явасъ припомнилъ! Вы остались такой же жестокой, какой были и 13 лтъ назадъ на пароход, иначе вы не наказали бы меня такъ чувствительно. Вы не измнились ни сердцемъ, ни вншностью. Вы выглядите также молодо, какъ и тогда, а ваша не блекнущая красота носила достойную копію въ этомъ прелестномъ мальчик! и, если эти слова мои васъ хоть немножко тронутъ, то заключите миръ: я признаю себя разбитымъ и побжденнымъ!
Въ этомъ смысл и ратификованъ былъ миръ, тутъ же приведенный въ исполненіе.
Вернувшись къ Гаррису, я сказалъ:— Вотъ видишь, что могутъ сдлать талантъ и ловкость!
— Едва-ли! Я вижу только то, на что способны колоссальная невжливость и глупость! Чтобы человкъ, не потерявшій вс свои пять чувствъ, сталъ приставать такимъ манеромъ къ совершенно незнакомымъ ему людямъ и надодать имъ цлыхъ полчаса своимъ разговоромъ, — это… это — нчто такое, подобнаго чему я никогда не видлъ! Но что ты имъ говорилъ?
— Ничего неприличнаго! Во-первыхъ, я спросилъ двушку, какъ ее зовутъ!
— Честное слово, — это на тебя похоже! Ты въ состояніи выкинуть такую штуку! Я, конечно, поступилъ не умно… Но вдь не могъ же я предполагать, что ты дйствительно отправишься туда и разыграешь изъ себя такого болвана. Я совсмъ забылъ объ этихъ твоихъ спеціальныхъ способностяхъ! Что могутъ теперь подумать о насъ эти незнакомцы! Но какъ же ты это спросилъ? въ какой форм? Надюсь, ты все-таки постарался, какъ-нибудь объяснить…
— Нтъ, я просто сказалъ: мой другъ и я очень хотли бы узнать, какъ васъ зовутъ, если вы не имете ничего противъ этого….
— Это чортъ знаетъ, что такое! Ты выбралъ удивительно элегантную форму, длающую теб честь, и я въ особенности благодаренъ теб за то, что ты впуталъ и меня! Ну, а что же она?
— Ровно ничего. Она просто сказала, какъ ее зовутъ.
— Неужели? И даже не удивилась?
— Нтъ, немножко какъ будто бы… Можетъ быть, это было и удивленіе, но мн показалось, что это скорй радость…
— Да, вроятно… Совершенно естественно, это была радость! Какъ же ей было не обрадоваться, услышавъ такой вопросъ отъ совершенно незнакомаго человка! Что же ты сдлалъ дальше!
— Я протянулъ ей руку, а она пожала ее.
— Я видлъ это, хотя и не врилъ своимъ глазамъ! А ея сосдъ не предупредилъ тебя о своемъ намреніи немедленно свернуть теб шею?
— Нтъ, мн показалось, что они вс были очень рады со мной познакомиться…
— Это наврное такъ и было!.. Они, вроятно, думали про себя: вотъ человкъ, котораго показывали въ какомъ-нибудь музе и который убжалъ оттуда, — попробуемъ развлечься этимъ манекеномъ! Другого объясненія ихъ кротости быть не можетъ… Ты слъ… Тебя, конечно, пригласили сдлать это?
— Нтъ, я подумалъ, что они просто забыли пригласить…
— Ты обладаешь замчательно врнымъ инстинктомъ. Что же ты длалъ потомъ? о чемъ ты разговаривалъ?
— Я спросилъ двушку: сколько ей лтъ?
— Нтъ, дйствительно, твоя деликатность выше всякой похвалы! Ну, дальше, дальше… Не обращай пожалуйста вниманія на мою скорбную физіономію, я всегда такъ выгляжу, когда въ душ чему-нибудь особенно глубоко радуюсь! Разсказывай дальше!.. Она отвтила теб о своемъ возраст?
— Да, и потомъ разсказала мн о своей матери, о своей бабушк, о всхъ остальныхъ родственникахъ и, наконецъ, о самой себ.
— Сама — о самой себ?
— Нтъ, не совсмъ такъ. Я спрашивалъ, а она отвчала.
— Это божественно! Можетъ быть, ты освдомился объ ея политическихъ убжденіяхъ?
— Разумется, — она демократка, а ея мужъ — республиканецъ.
— Ея мужъ! Разв этотъ ребенокъ замужемъ?
— Она совсмъ не ребенокъ, она давно замужемъ, а господинъ, который сидитъ съ ней рядомъ, — ея мужъ.
— У ней есть дти?
— Понятно! Семь съ половиной!
— Что за чепуха!
— Нисколько, это — сущая истина. Она мн сама сказала.
— Но какъ же… семь съ половиной… при чемъ тутъ половина?
— Это отъ перваго брака… Пасынокъ всегда считается за половину.
— Отъ перваго брака? Разв она уже была замужемъ?
— Еще бы! три раза, это ея четвертый мужъ.
— Не врю ни одному слову! невозможность очевидна. Этотъ мальчикъ ея братъ?
— Нтъ, это ея самый младшій сынъ. Онъ моложе, чмъ выглядитъ: ему всего 11 1/2 лтъ.
— Все это положительно абсурдъ! А впрочемъ, дло представляется совершенно яснымъ: они сразу поняли, кого имютъ передъ собою, и дурачили тебя для собственнаго развлеченія. Я очень радъ, что остался въ сторон во всей этой комедіи, по крайней мр, они не имютъ основаній предполагать, что оба мы изъ одного и того же тста. Они еще долго пробудутъ здсь?
— Нтъ, передъ обдомъ они уже узжаютъ.
— Я знаю одного человка, который сердечно радъ этому. Откуда ты знаешь это? Ты ихъ, вроятно, спросилъ объ этомъ?
— Нтъ, въ начал я только спросилъ объ ихъ планахъ вообще и они мн тогда сказали, что хотли бы остаться здсь еще недлю и предпринять прогулки по окрестностямъ. Но въ конц нашего разговора я имъ далъ понять, что мы съ тобой не прочь сопровождать ихъ въ этихъ прогулкахъ и предложилъ сейчасъ же привести тебя и представить имъ. Но они какъ будто колебались одну минуту, а потомъ спросили: можетъ быть, ты изъ того же учрежденія, откуда и я? Когда я подтвердилъ это, то они замтили, что предполагали другое и выразили желаніе немедленно отправиться въ Сибирь навстить одного своего больного родственника.
— Это — дипломъ твоей глупости! До такихъ способовъ никто еще никогда не доходилъ. Если ты умрешь раньше меня, то я общаю соорудить теб памятникъ изъ ослиныхъ головъ вышиною въ Страсбургскій соборъ. Такъ они интересовались узнать, изъ того же-ли я учрежденія, откуда и ты? Какое учрежденіе они подразумевали?
— Я не знаю, мн не пришло въ голову спросить ихъ объ этомъ.
— За то я знаю! Они подразумвали сумасшедшій домъ, колонію для умалишенныхъ. И теперь они обоихъ насъ считаютъ за помшанныхъ. Вотъ видишь, что ты надлалъ! И теб не стыдно?
— А чего же мн стыдиться? Душа моя не помышляла ни о чемъ зломъ… Въ чемъ мой грхъ? Это очень милые люди и я имъ, кажется, очень понравился.
Гаррисъ сдлалъ еще нсколько рзкихъ замчаній, а затмъ удалился къ себ въ номеръ, съ цлью, какъ онъ сказалъ, разломать тамъ въ дребезги вс столы и стулья. У него удивительно холерическій темпераментъ: самая малость выводитъ его изъ себя.
Передъ молодой дамой я попалъ въ просакъ, но, одурачивъ Гарриса, я отомстилъ за себя. Всегда нужно какъ можно скорй сорвать на комъ-нибудь сердце, — иначе раненое мсто заживаетъ слишкомъ медленно.