Распространеніе идеи
Распространеніе идеи
I.
I.
II.
II.
* * *
III.
III.
IV.
IV.
Людвикъ Крживицкій.
‘Міръ Божій’, No 9, 1897
Распространение идеи, Крживицкий Людвик, Год: 1897
Время на прочтение: 19 минут(ы)
Въ своей стать, посвященной генезису идей {См. ‘Міръ Божій’, 1897, май, ‘Генезисъ идей’.}, мы занимались изслдованіемъ источниковъ, изъ которыхъ происходятъ въ исторіи новыя идеи и вообще новыя стремленія. Мы задались вопросомъ, почему идеи въ общественномъ развитіи появляются въ извстномъ порядк и почему въ данное историческое время он имютъ такое, но не другое содержаніе. Происхожденіе новыхъ идей было поставлено вами въ причинную, непосредственную связь съ матеріальными условіями общественнаго быта, среди которыхъ возникаютъ новыя стремленія. Мы показали, что въ динамик общественнаго развитія идея представляетъ вторичное, производное явленіе, т. е. появляется на историческомъ поприщ, какъ выраженіе, въ членораздльной форм, новыхъ фактовъ жизни. Факты эти возникли въ общественной жизни механически, стихійно, подъ вліяніемъ сознанія, задающагося лишь частными вопросами и не задумывающагося надъ соціальными послдствіями, происходящими съ теченіемъ времени, когда мелкія измненія въ матеріальныхъ вещественныхъ условіяхъ общественной жизни, накопившись въ достаточномъ количеств, передвинуть центръ общественной тяжести. Мы занимались анализомъ развитія производительныхъ силъ общества: элементы эти, подъ вліяніемъ частныхъ интересовъ и частныхъ стремленій, подлежать медленному измненію. Мелкія, иногда очень медленно происходящія перемны вызываютъ къ жизни со временемъ новый строй вещественныхъ условій общественнаго быта, и вмст съ тмъ новыя общественныя потребности и новыя соціальныя стремленія. Механически и стихійно, но органически созрваетъ въ данномъ обществ новая общественная задача, съ своимъ возникновеніемъ накопляющая орудія для своего разршенія: соотвтственный классъ. Идея ничто иное, какъ формулировка такой задачи и одновременно указаніе направленія, въ какомъ, сообразно съ интересомъ даннаго класса, слдуетъ разршить эту задачу.
Мы доказывали, что идея эта лишь отраженіе новыхъ вещественныхъ, по своему существу относительныхъ, фактовъ въ сознаніи членовъ даннаго общества, склонныхъ свои идеалы считать послднимъ словомъ развитія.
Но въ своемъ анализ мы разсмотрли вопросъ не во всей его полнот. Стремясь лишь къ одному, именно къ познанію источниковъ идеи, къ уразумнію ея происхожденія, мы ограничили кругъ нашего изслдованія и не выходили за предлы той среды, непосредственнымъ твореніемъ которой является разбираемая идея. Мы оставили совершенно въ сторон вс вопросы о томъ, какъ она, т.-е. новая идея, дйствуетъ, если проникнетъ изъ родной среды въ другія страны, въ которыхъ соотвтствующіе вещественные элементы еще не созрли достаточнымъ образомъ и еще не въ состояніи самостоятельно произвести на свтъ данную задачу. Въ обществ, въ которомъ данная историческая идея приняла практическую форму, т. е. существуетъ не какъ произведеніе чьей-то взбалмошенной фантазіи, или исключительно впечатлительнаго ума, но какъ достояніе цлыхъ группъ народа, въ такомъ обществ задача, подготовленная жизнью и сформулированная въ иде, достигла уже такой степени развитія, что появляется вопросъ о наиболе соотвтственномъ разршеніи возникшей задачи. Иначе бываетъ въ стран, въ которой едва начали накопляться вещественныя условія, гд-то вызвавшія къ жизни разсматриваемую идею, какъ формулировку своихъ стремленій. Но идея все-таки проникаетъ и въ такія общества и начинаетъ тамъ дйствовать на умы и сердца людей. Она приноситъ съ собой результаты чужого историческаго опыта и, разумется, не можетъ остаться безъ воздйствія, особенно если въ другой стран дождалась полнаго или хотя бы даже частичнаго осуществленія и на дл доказала свою пользу, или если въ данномъ обществ, въ которое проникла, существуютъ уже соотвтственные матеріальные элементы, не успвшіе лишь еще высказать свои стремленія.
Въ вашей стать мы займемся изслдованіемъ такого воздйствія идеи, возникшей изъ фактовъ жизни въ одной стран и проникшей въ другія, въ которыхъ развитіе матеріальныхъ условій общественнаго быта не подвинулось настолько, чтобы дать самостоятельно начало данной идеи.
Исторія средневковой Европы доставляетъ намъ очень наглядный и характерный примръ вліянія, какое можетъ имть на ходъ событій извстная идея, возникшая въ совершенно другомъ мст.
Мы имемъ въ виду распространеніе памятниковъ римскаго права и популяризацію юридическихъ понятій, содержащихся въ этихъ произведеніяхъ античнаго міра. Мы уже касались этого вопроса въ нашей предъидущей стать. Теперь намъ придется повторитъ приведенные тамъ факты, давъ имъ другое освщеніе.
Мы знаемъ уже, что средневковые бурги возникли изъ общиннаго строя, изъ котораго медленно образовались муниципальныя, т. е. городскія учрежденія. Старый обычай тяготлъ надъ личной иниціативой жителей первоначальнаго бурга, налагая ограниченія на свободную дятельность гражданъ: онъ не позволялъ имъ распоряжаться самовольно своей собственностью и подчинялъ интересы отдльной личности интересамъ возникающей городской общи мы.
Нельзя было продавать земли, не получивъ на то согласія сосдей или, по крайней мр, всхъ членовъ рода. И даже продажа продуктовъ собственнаго труда не была свободна: гончаръ, колесникъ и другіе не могли высылать произведенныхъ предметовъ изъ предловъ общины, пока сосди не заявили, что данный продуктъ имъ не нуженъ. Случалось, что даже когда предметъ былъ уже проданъ и удовлетворены вс требованія общинныхъ устоевъ, даже тогда какой-нибудь общинникъ могъ догнать покупщика и, возвративъ уплаченныя деньги, отобрать проданный продуктъ — въ предлахъ общинной территоріи. Движимая собственность была незначительна и состояла исключительно изъоружія, домашней утвари, одежды и украшеній. Обычай опредлялъ, сколько каждый изъ наслдниковъ долженъ получить изъ имнія, оставшагося отъ родителей или родственниковъ. Существовала мужская и женская собственность, и состояла каждая изъ разныхъ предметовъ. Двушки не имли доли въ имніи, которое могло переходить въ мужской линіи, мужчины же ничего не получали изъ того, что подлежало женскому вдомству.
Однимъ словомъ, правовой строй, свойственный германскимъ народамъ, почти каждой мелочью разнился отъ среды, въ которой мы рождаемся и живемъ теперь. Отношенія и понятія, родственныя нашимъ воззрніямъ, возникаютъ лишь съ появленіемъ бурговъ и развитіемъ правильныхъ и систематическихъ торговъ, подъ прикрытіемъ городскихъ стнъ. Новый юридическій режимъ въ начал не выходитъ за предлы бурговъ и лишь въ позднйшее время распространяется дальше и дальше, по мр того, какъ обмнъ продуктовъ начинаетъ соединять между собой отдльные города. ‘Право купеческое’ становится мало-по-малу всеобщимъ учрежденіемъ. Земля въ городахъ и тмъ паче движимые продукты освобождаются отъ стсненій, которымъ когда-то подлежали, когда авторитетъ общинныхъ устоевъ еще былъ во всемъ своемъ могуществ. Появляется личная свобода. По мр возникновенія движимой собственности и все боле возрастающаго ея значенія по отношенію въ недвижимой, не древній обычай, но воля умирающаго опредляетъ, кому изъ дтей и сколько достается наслдства, двушки получаютъ одинаковое право съ сыновьями въ наслдств, оставшемся посл смерти отца, вмсто отчужденія собственности мужа и жены возникаетъ общность ея. Мало-по-малу созрваетъ новый строй правовыхъ понятій и учрежденій, отражающій въ себ требованія и послдствія свободной купли-продажи. Изо дня въ день, подъ безпрестаннымъ дйствіемъ новыхъ вещественныхъ отношеній, жители бурговъ убждались въ несоотвтствіи и даже противорчіи, которыя существовали между древнимъ правовымъ режимомъ и возникающими потребностями повседневной жизни и, замтивъ этотъ диссонансъ, искали средствъ разршить его и устранить. Слдуя указаніямъ будничной жизни и руководясь эмпирическимъ опытомъ, города формулируютъ свои правовыя потребности и стараются запастись покровительствомъ верховной власти, т. е. получить подтвержденіе монарховъ и князей для новаго юридическаго строя. Грамоты уже въ XII и XIII вкахъ служатъ опорой для городскихъ правовыхъ учрежденій противъ притязаній общинныхъ устоевъ. Он относятся къ самымъ разнообразнымъ сторонамъ будничной жизни: признаютъ свободную куплю-продажу, т. е. jus utendi et abutendi собственностью, право составлять завщанія и т. д. Прогрессивное течете жизни создаётъ антагонизмы между обычаями отцовъ и ддовъ и воззрніями дтей и внуковъ, живущихъ въ сред новыхъ производительныхъ силъ. Появляется сначала грубое и неловкое, затмъ все боле и боле утонченное умніе оперировать понятіями о движимомъ и недвижимомъ имуществ, объ имніи, добытомъ собственнымъ трудомъ или по наслдству, возникаетъ учрежденіе опеки надъ несовершеннолтними и право женщинъ наслдовать, совершенствуется право личное и новое семейное, вещественное и наслдственное.
Города мало-по-малу пробиваютъ дорогу не только для новыхъ запросовъ жизни, но и для новыхъ правовыхъ воззрній, и ищутъ формулировки и кодификаціи возникшихъ потребностей. Но воплощеніе въ жизни новыхъ понятій происходитъ слишкомъ медленно. Нравственные инстинкты, воспитанные въ атмосфер древнихъ германскихъ, общинныхъ устоевъ, ропщутъ противъ новыхъ стремленій, не признаютъ ростовщичества легальнымъ и нравственнымъ учрежденіемъ, требуютъ, чтобы правамъ родственниковъ или сосдей были подчинены интересы отдльной освобождающейся отъ всякой солидарности со своими личности, и чтобы произволу личнаго хищничества была поставлена преграда.
Открытіе памятниковъ римскаго права (распространяется оно въ Германіи въ XV и XVI вкахъ) (сильно способствуетъ окончательной побд новыхъ стремленій и новыхъ воззрній. Являясь произведеніемъ обмна и возникши изъ свободной купли-продажи, римское право формулировало вразумительнымъ, краткимъ, но сильнымъ языкомъ и разработало какъ разъ т же самыя правовыя положенія, по направленію которыхъ все развитіе средневковыхъ городовъ подвигалось, при посредств рефлективнаго, стихійнаго, не координированнаго опыта будничной жизни. Все то, что слдовало шагъ за шагомъ высказывать и защищать, исправлять и измнять, все это ужъ было изложено систематически и заключалось въ кодекс. Средневковые города какъ будто получали безплатный подарокъ, освобождающій существующее поколніе отъ поисковъ за наиболе подходящимъ разршеніемъ мелкихъ, независящихъ одинъ отъ другого запросовъ жизни и одновременно отъ хлопотъ искать оплота и защиты для пріобртенныхъ результатовъ. Развитіе правовыхъ учрежденій можетъ теперь подвигаться свободне, такъ какъ дорога уже указана и очищена. Римскій кодексъ пользуется авторитетомъ вковой премудрости и величія Рима. Благодаря. этому, онъ способствуетъ скорйшей побд новаго строя, противоставляя германской старин другую, еще боле древнюю и славную. Находя поддержку среди заинтересованныхъ группъ городского населенія, римское право распространяется не только тамъ, гд вещественныя условія благопріятствовали возникновенію такого рода правовыхъ понятій, но завоевываетъ и дальнйшія полосы феодальнаго строя. Германскіе консерватисты жалуются, что римскій кодексъ уничтожилъ повсемстно древніе германскіе обычаи. Дйствительно, мы видимъ наглядно, что опытъ минувшихъ дней, разработанный и координированный въ свод правъ, выступаетъ какъ вліятельный историческій факторъ, и, уничтожая общинные устои, сразу пробиваетъ дорогу для развитія новыхъ правовыхъ учрежденій. Онъ разрушаетъ не только существующія, но и будущія преграды, иными словами — ускоряетъ возникновеніе новыхъ вещественныхъ условій и съ ними новыхъ потребностей.
Если бы средневковая Европа не нашла источниковъ римскаго права, ея развитіе, быть можетъ, запоздало бы на нсколько вковъ и, запоздавши, пошло бы отчасти иначе.
Римскій кодексъ осуществилъ въ себ и воплотилъ извстную идею, которая во времена античныя появилась, какъ формулировка требованій будничной жизни, возникшихъ вполн стихійнымъ образомъ. Но оторвавная отъ родной почвы, на которой выросла, и пересаженная въ совершенно другую среду, эта идея принимаетъ соотвтственно другой характеръ. На мст своего возникновенія она была произведеніемъ фактовъ и только фактовъ, т. е. отразила въ своемъ содержаніи запросы тогдашней жизни, разршила задачу, созрвшую стихійно. По отношенію къ этимъ фактамъ она была тамъ вторичнымъ, производнымъ явленіемъ. Посл молчанія въ теченіе многихъ столтій, она снова появляется какъ историческій факторъ, но уже какъ самостоятельный, первичный факторъ, который предупредилъ своимъ появленіемъ факты жизни, по крайней мр, нкоторые изъ нихъ, и ускорилъ ихъ возникновеніе.
Такимъ же точно образомъ дйствуетъ всякая другая идея, возникшая въ данномъ мст и распространившаяся отсюда въ другія общества. Разумется, подчеркивая такое ея вліяніе, мы вовсе не желаемъ сказать, чтобы она была всесильна и могла создать новыя общественныя формы изъ ничего. Мы стремимся показать, что такая, пришедшая изъ чужбины идея способствуетъ скорйшему сознанію того, что существуетъ, еще не сознавая себя, хотя матеріальныя условія уже достаточно зрлы, что стремленіямъ еще разрозненнымъ и не развившимся она указываетъ способы дйствія, словомъ, что такъ или иначе она вліяетъ на ходъ событій, которыя безъ ея дйствія, можетъ быть, потекли бы по другому руслу.
Извстная идея можетъ проникнуть иногда въ страны, въ которыхъ соотвтственныя, матеріальныя отношенія находятся еще въ очень неразвитомъ состояніи. Тамъ она вызываетъ къ жизни движенія, заслуживающія вниманія по своему характеру.
Общественныя стремленія, бывшія гд-то произведеніемъ фактовъ, т. е. выраженіемъ широко распространенныхъ потребностей, привлекаютъ къ себ, въ такомъ неразвитомъ обществ, впечатлительныя, нервныя натуры, которыя алчно поглощаютъ ‘заморскую’ правду и, поглотивъ скоро, еще скоре бросаютъ, чтобы поискать другое идейное блюдо, боле модное и новое. Движеніемъ руководитъ тамъ не общественная необходимость, которая домогается въ извстномъ дух реформъ, не реальная жизнь требуетъ разршенія созрвшей и настоятельной задачи, но какой-то инстинктъ заставляетъ людей волноваться — инстинктъ поглощенія чего-то новаго, наркотическаго. Движеніе, которое гд-то охватываетъ широкія группы народа, переиначивается и становится просто своего рода забавой. Появляются типы ‘рыцарей на часъ’ — сегодня человкъ прислушивается къ броженію умовъ на Запад и думаетъ основывать фаланстеры, завтра детъ освобождать Болгарію отъ ига турковъ, зато вскор же, гд-нибудь на окраин, начинаетъ насаждать культуру кулака. По крайней мр, такіе типы составляютъ громадный процентъ среди умовъ, воспринявшихъ идею, которая проникла изъ мста нормальнаго своего появленія въ мене развитую страну.
Разумется, есть тамъ и солидные представители: небольшая кучка дйствительныхъ идеологовъ. Ихъ впечатлительный умъ, познакомившись съ извстной идеей, остается ей вренъ. Идеологи эти, умно направляя свои силы, составляютъ авангардъ арміи, которая въ будущемъ возникнетъ, по мр созрванія соотвтственныхъ вещественныхъ отношеній, или, если такія отношенія уже существуютъ, по мр сознанія ими своей роли. Въ передовыхъ странахъ, въ которыхъ идея возникла самостоятельно, какъ отраженіе фактовъ тамошней жизни, какъ формулировка выдвинутыхъ мстнымъ развитіемъ задачъ, такой штабъ руководителей выходить изъ среды соотвтственнаго класса, онъ сознаетъ свое происхожденіе и задачи, равно какъ и связь своихъ идейныхъ стремленій съ запросами реальной жизни. Ихъ дятельность представляетъ идейную работу въ самыхъ широкихъ размрахъ, но работу, которая иметъ корни въ дйствительности. При случа, они открыто заявятъ, какъ сдлали англійскіе чартисты, что для нихъ идейный вопросъ это вопросъ ложки и вилки. Иначе въ запоздалой стран. Идеологи, появившись подъ вліяніемъ идеи, пришедшей извн, черпаютъ силу своихъ убжденій не въ сознаніи обидъ и несправедливостей, которыя перенесли они сами или ихъ близкіе, но въ соціальныхъ инстинктахъ своей души и въ рвеніи, которымъ ихъ сердце проникнуто. Они склонны смотрть на идею, которая вндрилась въ ихъ умъ, какъ на продуктъ, не зависящій отъ матеріальныхъ условій, и съ пренебреженіемъ относятся къ суровой, окружающей дйствительности, иногда противорчащей ихъ честнйшимъ стремленіямъ. Они переносятъ свой собственный душевный опытъ на весь общественный строй: они сами вдь сдлались апостолами данной идеи вопреки собственному матеріальному интересу, равно какъ и интересу соціальной группы, къ какой принадлежатъ по рожденію. Точно также могутъ и должны поступить вс другіе,— необходимы лишь пророки, которые умли бы ‘глаголомъ жечь сердца людей’. Подъ ихъ легкой, оторванной отъ дйствительности рукой, идея утрачиваетъ свой классовой гхарактеръ, въ какомъ появилась въ міръ божій въ родной стран, перестаетъ быть выраженіемъ чьихъ-то реальныхъ, будничныхъ интересовъ, и лишается всего историческаго мяса. Она становится какъ бы безтлеснымъ, эфирнымъ произведеніемъ, созданіемъ ‘критической мысли’ и провозглашеніемъ ‘абсолютной’ справедливости. Идеологъ, лишенный реальной почвы подъ ногами, отъ фактовъ жизни обращается къ этик и логик, отъ жизни къ иде, отъ дйствительности къ утопіи. Вмсто того, чтобы изслдовать объективныя условія развитія общества, онъ чинитъ судъ надъ прошедшимъ и настоящимъ: раздираетъ ризы свои, когда говоритъ о ‘несправедливости’, и проливаетъ слезы умиленія, нашедши честныя дла, иначе — аршиномъ своихъ симпатій мрить факты. Появляется ‘субъективная соціологія’ — соціологія честныхъ порывовъ, хорошихъ пожеланій, трепетовъ самоотверженія, но не очень глубокаго пониманія пружинъ исторической жизни.
Такое состояніе длится короче или дольше, до тхъ поръ, пока жизнь не произведетъ соотвтственныхъ и матеріальныхъ условій и не дастъ идеологамъ практической работы, отвчающей ихъ стремленіямъ, и изъ поднебесья метафизики не низведетъ ихъ на землю.
Чаще, однако, жизнь горько подшучиваетъ надъ ними.
Передовому авангарду въ запоздалой стран предстоитъ великая задача — очистки среды отъ историческихъ предразсудковъ. Работа эта, по существу своему, отрицательная. Но идеологъ этимъ не довольствуется, онъ жаждетъ положительныхъ результатовъ и стремится къ воплощенію своихъ идеаловъ. Онъ не замчаетъ, какъ постепенно становится представителемъ стремленій и защитникомъ классовъ, несущихъ совсмъ другое будущее, нежели то, о какомъ онъ мечталъ. Изъ борца за ‘народъ’, напр., онъ длается подчасъ просто идеологомъ мелкой буржуазіи.
Смотря по времени, идеи распространяются неодинаково. Есть эпохи, когда он обречены на жизнь въ узкомъ кругу родной среды, въ которой возникли.
Сфера ихъ дйствія зависитъ отъ историческихъ условій.
Разберемъ еще разъ средніе вка.
Мстная автономія составляетъ отличительную черту вковъ XI—XIII и даже XIV и XV. Обмнъ продуктовъ соединилъ города между собою уже въ боле поздній періодъ средневковой исторіи. Вначал каждый бургъ вполн самостоятеленъ экономически и удовлетворяетъ потребностямъ горожанъ мстными продуктами. И его общественная жизнь представляетъ замкнутое цлое: стремленія, волнующія въ немъ умы, отличаются мстнымъ характеромъ, задачи, требующія разршенія, не выходятъ за предлы родного уголка. Общественное развитіе бурговъ везд подвигается въ томъ же самомъ направленіи и везд вызываетъ къ жизни т же запросы: пришельцы, по отношенію къ представителямъ первоначальной сельской общины, везд становятся все многочисленне и зажиточне, въ ихъ рукахъ сосредоточивается ремесло и богатство, между тмъ какъ муниципальными длами завдываютъ роды патриціевъ и самовольно распоряжаются городской казной. Возникаетъ антагонизмъ, который, какъ мы уже знаемъ, составляетъ суть средневковой муниципальной исторіи: плебеи, организованные въ цехи, борются противъ привилегій патриціевъ. Въ каждомъ изъ городовъ, который возвышается надъ другими благодаря торговл, появляются т же движенія, требующія введенія боле соотвтственнаго правового режима, чмъ древне-германскій обычай. Горожане разршаютъ появляющіяся задачи, пользуясь везд тми же самыми учрежденіями, какъ орудіями борьбы. Но вслдствіе взаимной отчужденности такихъ центровъ прогрессивнаго развитія, антагонизмъ и вся общественная эволюція идутъ въ каждомъ город самостоятельно. Нтъ взаимной зависимости и взаимнаго воздйствія. Тотъ фактъ, что въ какомъ-то бург разршили уже извстную задачу и пріобрли историческій опытъ, не вліяетъ на событія въ другомъ мст.
Разршеніе возникшихъ стремленій происходитъ самостоятельно во многихъ пунктахъ, и люди дйствуютъ очень часто, не пользуясь опытомъ жителей другого города.
Разумется, мы вовсе не намрены утверждать, чтобы каждый городъ довольствовался и жилъ лишь собственнымъ умомъ. Нтъ!
Даже въ вкахъ XIII и XIV, не смотря на всю автономію тогдашнихъ центровъ ремесленной продукціи, идея, возникшая въ одномъ бург, оказываетъ дйствіе на жителей сосднихъ городовъ. Плебеи какого-нибудь бурга, убдившись на опыт въ значеніи цехового строя и создавши идею равноправности всхъ горожанъ, указываютъ товарищамъ, проживающимъ въ другомъ промышленномъ центр, наиболе соотвтственные способы дйствія, и наиболе пригодныя орудія борьбы. Города, основанные въ боле позднее время или развивающіеся медленне, получаютъ уже напередъ готовую схему стремленій и требованій, средствъ и способовъ дйствія. Идеи эти, проникши въ городъ, въ которомъ уже, въ стихійномъ, механическомъ воздйствіи личныхъ интересовъ, накопились соотвтственныя вещественныя условія, еще не сознающія своей исторической задачи, — пробуждаютъ сознательное отношеніе къ запросамъ жизни и ускоряютъ появленіе новыхъ общественныхъ учрежденій. Тотъ же историческій опытъ, сдлавшись достояніемъ патриціевъ, учитъ ихъ, какъ слдуетъ противодйствовать пробужденію сознательнаго классоваго интереса среди плебеевъ… Во всякомъ случа, въ самостоятельный центръ прогрессивнаго развитія врываются указанія эмпиріи, добытыя гд-то на чужбин, проникнувъ сюда, он выступаютъ какъ самостоятельный историческій факторъ, вліяющій на дальнйшій ходъ событій,— факторъ первичный. Данная группа борющихся интересовъ получаетъ результаты чужого опыта. Все дло въ томъ, что такое воздйствіе боле развитыхъ центровъ жизни на запоздалые было въ теченіе среднихъ вковъ очень незначительно и случалось рдко, вслдствіе недостатка путей сообщенія и излишка автономіи отдльныхъ городовъ. Это правда. Но вліяніе это не было велико и сильно, по крайней мр, до тхъ поръ, пока обмнъ между городами продуктовъ не принялъ достаточно большихъ размровъ. Соотвтственно съ такимъ мстнымъ характеромъ жизни, и сфера историческаго вліянія, доступная отдльной личности, была узка и тсна. Кто-то въ данномъ город высказалъ новую идею, готовый сложить свою буйную голову, защищая и распространяя свои убжденія. Не смотря на то, что, можетъ быть, онъ обладалъ громаднйшими умственными способностями и отличался силой духа, энергіей и умньемъ вліять на людей, все-таки жизнь его проходила безслдно, убитая мелкими уколами враговъ и среди незначительныхъ надъ ними побдъ, въ кругу нсколькихъ тысячъ гражданъ. Имя его было неизвстно вн предловъ родного города и память о немъ вскор исчезала. Онъ сгоралъ, какъ свча въ тсномъ уголку, не способная разсять мрака на боле далекомъ пространств. И кругъ вліянія, и значеніе самоотверженныхъ поступковъ, и дйствіе, которое могли оказать творческіе умы, стремящіеся найти разршеніе для запросовъ жизни, наконецъ, широта пользованія чужимъ опытомъ,— все это было такъ же узко и замкнуто, какъ домики бурговъ, поднимающіеся на высоту трехъ и четырехъ этажей, но шириной всего въ одно или два окна.
Раздробленіе и разрозненность человческихъ стремленій и самостоятельная постановка задачъ въ отдльныхъ центрахъ жизни происходили вслдствіе взаимной экономической независимости бурговъ.
Такое воздйствіе одного историческаго центра, прогрессивнаго, на другіе, запоздавшіе въ своемъ развитіи, увеличивается по мр того, какъ обмнъ товаровъ распространяется въ обществ. Между городами, нкогда вполн самостоятельными въ экономическомъ и, слдовательно, историческомъ отношеніи, возникаетъ все боле густая и многочисленная сть путей сообщенія, обмнъ товаровъ обнимаетъ все боле широкія пространства, и, параллельно съ этимъ развитіемъ, распространеніе идей становится интенсивне.
Мы не будемъ изслдовывать, шагъ за шагомъ, этого прогресса, но разберемъ лишь послднее звено, именно отношенія, свойственныя новйшимъ обществамъ.
Государство составляетъ по виду вполн самостоятельное и замкнутое политическое цлое, народъ же — культурное. Но ни первое, ни второй не обладаютъ теперь экономическою независимостью. Международное раздленіе труда уничтожило ее. Каждый изъ насъ связанъ неосязательнымъ, но крпчайшимъ образомъ съ отдаленнйшими странами и отвчаетъ постоянно за чужіе грхи. Гд-то, на другомъ полушаріи, улучшили технику перевозки мяса и масла, продукты эти въ громадномъ количеств изъ Америки и Австраліи привозятся въ Европу, вызываютъ пониженіе цнъ на рынкахъ нашей части свта и уничтожаютъ благосостояніе европейскихъ земледльцевъ. Фабрики хлопчато-бумажныхъ издлій въ какой-то стран произвели слишкомъ много товара, рынокъ переполненъ, возникаетъ кризисъ, И тысячи ткачей въ Лодзи и Москв лишаются всякаго заработка. И куда бы мы ни посмотрли, какія бы стороны жизни ни изслдовали, мы найдемъ везд т же самыя картины. Международное раздлевіе труда распространяется все шире и шире и соединяетъ между собой отдаленнйшія мста. Параллельно съ этимъ развитіемъ увеличивается идейное воздйствіе одной страны на другую. Отдльная страна теряетъ свою экономическую и даже историческую самостоятельность. Напр., Англія среди народовъ земного шара представляетъ какъ будто громаднйшій городъ, получающій извн сырые и състные припасы и отдающій взамнъ фабричныя издлія. Всякій перерывъ обмна продуктовъ вызвалъ бы въ этой стран большія бдствія. Желзныя дороги, почты и телеграфы, срочные транзакціи и международный обмнъ векселей,— все это лишь видимыя, осязательныя проявленія возрастающей съ каждымъ днемъ взаимной зависимости между отдаленными странами. Надъ культурной жизнью народовъ, надъ политическими стремленіями государствъ, экономическая, стихійно-созрвающая организація воздвигаетъ свое зданіе и мало-по-малу соединяетъ государства и народы въ организмъ высшаго разряда — въ организмъ международнаго раздленія труда и международнаго обмна. Страны становятся лишь провинціями этого боле широкаго общественнаго отношенія, просто даже новаго международнаго общества.
И послднее все увеличивается съ теченіемъ времени. Лтъ десять тому назадъ, только въ вид исключенія, мы могли встртить въ политическомъ отдл газетъ извстія, относящіяся къ Африк или Японіи. Теперь страны эти не сходятъ съ газетныхъ столбцовъ, имя тамъ свою спеціальную рубрику. Еще нсколько десятковъ лтъ, и желзныя дороги избороздятъ Азію и Африку, сть морскихъ телеграфическихъ проволокъ возрастетъ и количество пароходныхъ линій увеличится,— и весь земной шаръ будетъ составлять сплошной организмъ раздленія труда.
Вмст съ развитіемъ взаимной зависимости, обмнъ продуктовъ становится не только шире, но и интенсивне, и подвижне. Мертвый продуктъ нашей усидчивости и умнья уходить все въ боле отдаленныя страны. И его примру слдуютъ безчисленныя толпы людей, покидающія родной уголокъ и ищущія счастья за тридевять земель. Великое переселеніе племенъ осталось навсегда на страницахъ исторіи индо-германскихъ народовъ. Но, что касается его размровъ, оно ничтожно въ сравненіи съ величиной теперешней эмиграціи, когда нсколько сотъ тысячъ людей оставляютъ ежегодно старую Европу и уходятъ за океанъ.
Точно также интенсивне распространяются и идеи. Новое требованіе, высказанное въ какой-нибудь стран, вскор проникаетъ въ самыя отдаленныя захолустья международнаго общества. Достаточно будетъ указать на скорость, съ какой распространилась идея Генриха Джорджа о націонализаціи земли. Простой, но оригинальный и даровитый наборщикъ, совершенно незнакомый съ исторіей развитія экономическихъ доктринъ, высказалъ теорію, въ которой обобщилъ факты и явленія соціальной жизни въ Соединенныхъ Штатахъ, особенно же въ Калифорніи. Теорія его была лишь воспроизведеніемъ физіократическаго ученія, но отличалась радикально-практическими требованіями. Въ теченіе нсколькихъ лтъ она распространилась широко и вызвала къ жизни движеніе къ націонализаціи земли. (Говоря о Джордж, мы оставляемъ въ сторон научную стоимость его доктрины, по нашему мннію, очень ничтожную, но занимаемся лишь механизмомъ ея воздйствія).
Также точно дло происходитъ и въ другихъ случаяхъ. Благодаря взаимной зависимости, идея, возникшая въ какой-нибудь провинціи международнаго организма, т.е. въ стран, въ которой вещественныя отношенія созрли надлежащимъ образомъ, проникаетъ въ другія части этого общества и становится факторомъ дальншаго развитія. Широта и интенсивность мстной иниціативы и личнаго почина возрастаютъ. Джоржъ, родившись въ средневковомъ бург, повліялъ бы на нсколько тысячъ согражданъ родного города. Въ наши дни онъ оказалъ вліяніе на далекія страны. Когда-то геній погибалъ, связанный раздробленіемъ соціальныхъ условій и ихъ мстной автономіей, теперь же нердко случается, что человкъ обыкновенныхъ, дюжинныхъ способностей можетъ оказать громадное вліяніе, тмъ боле широкое, чмъ интенсивне обмнъ продуктовъ.
Страну, которая развивается медленно, просто наполняютъ иностранныя идеи, т. е. чужой историческій опытъ. Можетъ быть, по недостатку соотвтственныхъ вещественныхъ условій, вліяніе ихъ ничтожно и поверхностно, но все-таки оно существуетъ. За то, если подходящіе матеріальные элементы, хотя бы и не сознающіе еще своей исторической задачи, уже явились, идея оказываетъ громаднйшее вліяніе, она дйствуетъ какъ важнйшій факторъ исторіи, организуетъ соціальную армію изъ людей, находящихся въ извстномъ общественномъ положеніи. Движеніе растетъ не по днямъ, а по часамъ. И даже когда данныя матеріальныя отношенія не обняли всей страны, но составляютъ лишь прогрессивную формацію среди экономическихъ устоевъ старины, даже тамъ идея, пришедшая извн, вліяетъ также. Данный классъ, хотя малочисленный, пріобртаетъ значеніе, по своей величин, не сообразное съ его размрами: онъ становится выразителемъ требованій, которыя гд-то доказали свою практическую способность и, быть можетъ, уже начали преобразовывать общественный строй. Выдвинутая проникшей извн идеей группа — только авангардъ большой международной арміи, авангардъ, который въ запоздалой стран выступаетъ, пользуясь авторитетомъ своихъ международныхъ собратьевъ.
Все равно, какую идею ни возьмемъ, прогрессивную или ретроградную — механизмъ воздйствія тотъ же. Идея, какъ удачно выразился Энгельсъ, становится сама матеріальной, вещественной силой, коль скоро овладетъ умами людей. Движеніе, которое начало развиваться въ какой-нибудь запоздалой стран, не только производитъ въ обществ такую матеріальную силу, воплощенную въ умахъ людей, но еще даетъ ей размахъ и интенсивность гораздо большую, чмъ слдовало ожидать по ея размрамъ, снабжаетъ ее частью той силы, которая присуща аналогичнымъ стремленіямъ въ передовыхъ странахъ.
Говорятъ,— и съ такимъ мнніемъ встрчаешься часто,— что общественная жизнь новйшихъ временъ отличается не только большимъ разнообразіемъ, но что она необыкновенно сложна. Возникло столько занятій и профессій, наука накопила столько знаній, духъ человческій пріобрлъ способность проявлять такія разнообразныя и утонченныя чувства, жизненная борьба такъ тяжела и требуетъ столько энергіи и находчивости! Въ будущемъ дла примутъ еще боле сложный характеръ. По мр развитія цивилизаціи требованія жизни станутъ все тяжеле. Лишь ловкій и сильный пловецъ будетъ въ состояніи удержаться на волнахъ житейскаго моря и не потонуть въ омут трудныхъ запросовъ жизни.
Факты эти истинны, хотя мы нсколько сомнительно относимся къ высказанному пророчеству насчетъ будущаго и думаемъ, что оно горько подшутитъ надъ пророками, которые изъ обычаевъ и явленій современнаго режима строютъ картины грядущаго. Но что бы ни говорили, мы должны сознаться, что ни одинъ изъ прошедшихъ періодовъ исторій не требовалъ отъ человка такого расхода силъ и не держалъ всхъ его способностей въ такомъ напряженномъ состояніи. Эпох натуральнаго хозяйства свойственны немногочисленныя потребности, къ тому же он очень просты. Согласно съ этимъ, и проявленія человческаго духа очень примитивны и незамысловаты. Мелкое производство, составляющее необходимую основу этого періода экономической исторіи, укладывало вс характеры въ тотъ же шаблонъ и подавляло, такъ или иначе, вс инстинкты и вс влеченія, которыя не соотвтствовали тогдашнимъ условіямъ и препятствовали надлежащему исполненію задачъ будничной жизни. Художники слова неоднократно посвящали свои разсказы представленію печальной судьбы артистическихъ мальчугановъ, которымъ пришлось родиться въ крестьянской хат. Мечтательныя натуры, порывающіяся отъ сельскихъ занятій въ волшебный міръ звуковъ и красокъ, всю жизнь свою сгибались подъ бременемъ отвратительныхъ для нихъ работъ. Раздленіе труда, совмстно съ другими сторонами теперешней экономической жизни, создало запросъ на способности и таланты, которыя когда-то погибали безслдно по недостатку возможности ихъ приложенія. Проявленія человческаго духа сдлались боле сложными не только потому, что нашъ психическій организмъ измнился, но просто по той причин, что зародыши, дремлющіе въ глубин нашего естества, увядали безплодно во времена натуральнаго хозяйства, такъ точно, какъ погибаетъ слабый цвтокъ среди лопуха и крапивы. Но въ нашу эпоху матеріальная основа общественнаго быта разрослась разносторонне и широко, усложнилась и сдлалась разнообразной, и вмст съ тмъ представители человческаго рода, занимающіе различные посты, пріобртаютъ боле сложную и заманчивую физіономію, какъ восковая бумага, подъ которую мы подложили замысловатый рисунокъ. Мало того! Развитіе производительныхъ силъ, которымъ слишкомъ тсно въ оковахъ индивидуальнаго режима, вызываетъ постоянное перепроизводство товаровъ, знаній и людей, создаетъ конкурренцію и взаимную жизненную борьбу, принуждаетъ вс наши способности къ лихорадочной и разстраивающей дятельности, нездоровымъ распредленіемъ общественныхъ правъ и общественныхъ обязанностей и негигіеническими условіями жизни и труда уродуетъ и калчитъ нашъ духъ. Взаимное и всеобщее соревнованіе дало начало очень сложному строю жизненныхъ условій, матеріально-соціальныя силы, вызванныя изъ небытія человческой рукой, становятся ‘желзными законами’ природы, несутъ съ собой бдствія и всегда въ своихъ ндрахъ скрываютъ возможность личнаго несчастія. Все это отражается въ человческомъ существ и усложняетъ его — иногда дйствительнымъ, иногда только мнимымъ образомъ.
Не смотря, однако, на такое разнообразіе и сложную структуру психическихъ отправленій, общественный строй теперь проще, чмъ-былъ нкогда. Наше мнніе можетъ показаться читателю парадоксомъ, но мы все-таки думаемъ, что оно согласно съ дйствительностью. Структура теперешней жизни проще. Это значитъ: общественныя отношенія отличаются однообразіемъ на значительномъ пространств, причемъ такое однообразіе все возрастаетъ. Эта черта новйшаго общества обнаруживается уже при самомъ поверхностномъ анализ. Достаточно будетъ сопоставить прошлыя отношенія съ отношеніями, свойственными нашей цивилизаціи, и мы сразу поймемъ, какъ значительно и велико это однообразіе. Вмсто пестроты костюмовъ, различныхъ обычаевъ, даже блюдъ, распространяется все большій шаблонъ. Изъ оконъ позда, который мчитъ насъ поперекъ мстности, не потерявшей еще своей отличительной физіономіи, мы можемъ удобно наблюдать это нашествіе общественнаго однообразія и упадокъ мстныхъ праддовскихъ устоевъ. Вдали на горизонт мы видимъ крестьянскія избы особенной архитектуры, глазъ останавливается на селянин, одтомъ въ мстный костюмъ, ухо можетъ подхватить звуки народной мелодіи. Но вблизи станціи уже господствуетъ типъ архитектуры, который повторяется отъ одного конца международной территоріи до другого, шляпы и покрой платья т же, шарманка везд играетъ т же мелодіи изъ вульгарной оперетки. Мы наталкиваемся постоя и но на такое явленіе! Большіе города составляютъ центръ новой эпохи — однообразныхъ отношеній и однообразнаго способа жизни. Желзныя дороги служатъ артеріями, по которымъ новая культура, городская, по существу своему космополитическая, распространяется вдоль и поперекъ прежнихъ культурныхъ, національныхъ организмовъ.
Такое паденіе стародавняго разнообразія показываетъ, что въ ндрахъ соціальной жизни происходятъ и произошли глубокія перемны. Свободная конкурренпія создала громадныя производительныя силы, важнйшая характеристическая черта которыхъ это концентрація и централизація. Сосредоточеніе орудій труда въ вдніи того же капитала и соціализація самаго труда сдлались факторомъ развитія, всхъ послдствій котораго нашъ умъ не въ силахъ обнять сразу. Распространяясь, концентрація условій производства упрощаетъ общественныя отношенія. Путешественникъ, который прежде отправлялся изъ Петербурга въ Парижъ, вынужденъ былъ хать въ дилижанс, тратилъ на поздку много времени и подвергался безчисленнымъ хлопотамъ. Черезъ нсколько лтъ, предпринимая то же самое путешествіе, онъ могъ воспользоваться прежнимъ опытомъ въ самыхъ незначительныхъ размрахъ. Теперь желзная дорога перевозитъ насъ въ двое сутокъ. Концентрація транспорта упростила вс условія поздки, и, находясь въ купэ, мы почти не замчаемъ, что отправляемся въ далекое путешествіе.
Или обратимся къ продукціи мяса въ Соединенныхъ Штатахъ. Въ Чикаго, Омах, Канзасъ-Сити и въ другихъ городахъ возникли громадные заводы, на которыхъ бьютъ милліоны рогатаго скота. Изо дня въ день, изъ степей, отдаленныхъ на тысячу и боле верстъ, прізжаютъ сотни вагоновъ, везущихъ скотъ, и также точно отъзжаютъ многочисленные позда, наполненные мясомъ и распредляющіе продуктъ по всмъ городамъ штатовъ. Этотъ промыселъ ведется въ такихъ широкихъ размрахъ, такъ упрощены вс задачи и такъ съорганизованы, что великая республика Сверной Америки легче можетъ націонализировать продукцію мяса, чмъ Берлинъ отдать ее въ вдомство городской думы.
И такія гигантскія фирмы распространяются во всхъ сферахъ производства, транспорта и обмна. Возрастающее однообразіе исходитъ изъ этого источника. Иногда оно обращается въ пошлйшій шаблонъ, хотя мы должны сдлать замчаніе, что это явленіе не столько происходитъ отъ концентраціи человческихъ стремленій, сколько отъ правовыхъ условій, при которыхъ оно дйствуетъ. Такое сосредоточіе и соціализація выдвигаютъ на первый планъ не отдльныя личности, но массы, т. е., какъ говорить теорія вроятностей, большія цифры.
Это обстоятельство создаетъ постоянство тамъ, гд нкогда господствовали случай и своеволіе.
Если мы наблюдаемъ отдльную личность, мало намъ знакомую, мы никоимъ образомъ не сможемъ предвидть впередъ ея поведенія: можетъ быть, она кончить самоубійствомъ, но, можетъ статься, умретъ самымъ приличнымъ образомъ. Отдльная личность — это своеволіе и капризъ, которые не поддаются никакому предвиднію. Но дло принимаетъ сразу другой видъ, когда мы производимъ нашъ разсчетъ, исходя изъ массовыхъ цифръ. Статистика показала, что даже число поступковъ, по виду столь случайныхъ, какъ ошибки въ адрес на письм или самоубійства, держится въ данномъ обществ извстнаго уровня, и если переступаетъ его, то все-таки тяготетъ къ нему, какъ къ своему центру. Намъ трудно было бы найти боле подходящій примръ, доказывающій, что общежитіемъ и его дятельностью руководятъ постоянство и правильность.
Концентрація создаетъ везд группы и выдвигаетъ ихъ вмсто отдльныхъ личностей. Въ прежнія времена каждый ремесленникъ и каждый крестьянинъ жили самостоятельно, какъ ‘у Бога за пазухой’, деревни и города составляли взаимно независимые центры жизни. Такое раздробленіе, въ сфер соціальныхъ силъ и соціальныхъ стремленій, производило безпредльную разрозненность и открывало широкое поприще для своеволія и случая, не поддающихся никакому обобщенію. Соціальныя силы, каждая приложенная къ безчисленному множеству самостоятельныхъ пунктовъ, уничтожались взаимно и уравновшивались другъ другомъ. Каждый изъ членовъ даннаго народа напоминалъ собой полипа, т. е., застрявъ на мст рожденія, даже мысленно не выходилъ за предлы родной усадьбы. Онъ дйствовалъ и былъ орудіемъ историческаго развитія, но его стремленія сливались въ одно цлое со стремленіями небольшой кучки непосредственныхъ сосдей. Новйшія времена разрушили такую неподвижность и раздробленіе, т. е. взаимное отчужденіе соціальныхъ факторовъ. Вмсто сотенъ и тысячъ ремесленниковъ, занимающихся промысломъ каждый въ другихъ условіяхъ, они создали фабрики, зависящія отъ одного и того же международнаго рынка, соединили эти единицы нашей цивилизаціи въ національные и даже международные синдикаты, на одномъ полюс. На другомъ же он произвели армію фабричныхъ рабочихъ.
Общественная жизнь каждаго народа, по мр возрастающей промышленной концентраціи, становится все проще, такъ какъ вмсто множества независимыхъ группъ стремится къ созданію двухъ ярко обособленныхъ лагерей.
Прежде человкъ долженъ былъ разршать чисто мстныя задачи при помощи мстныхъ же средствъ, теперь возникаютъ боле широкіе вопросы, относящіеся ко всему международному обществу, что однако не значитъ, чтобы везд они были тожественны во всхъ своихъ подробностяхъ.
Объединеніе и однообразіе, концентрація и соціализація, т же везд вещественные элементы будничной и исторической жизни, т же самыя задачи, т же борющіяся силы и т же орудія исторической развязки, наконецъ большія массы и большія цифры!
Такова отличительная черта общежитія Западной Европы, бросающаяся въ глаза при сравненіи нашей эпохи съ средними вками. И, живя въ такой обстановк, мы сознали и убдились, что соціальнымъ развитіемъ руководятъ извстныя законы и что мы должны подчиняться ихъ дйствію. Въ эпоху раздробленія и взаимнаго отчужденія индивидуальныхъ стремленій, человку казалось, что его личная воля есть всесильный факторъ, способный въ каждое время преобразовывать общественныя учрежденія въ любомъ направленіи. Но индивидуальныя стремленія, перекрещиваясь другъ съ другомъ или дйствуя въ одномъ пункт, не производили никакого результата.
Большія цифры доказали намъ, что изъ стихійныхъ влеченій могутъ возникать постоянныя и сознательныя стремленія.
Познакомившись съ ними, мы можемъ сознательно воздйствовать на ходъ общественнаго развитія, разумется, не въ каждомъ любомъ направленіи. Африканскій шаманъ иметъ противъ грома множество средствъ: амулеты, заклинанья, жертвы. Если бы мы сказали, что это явленіе природы происходить по неподлежащимъ измненію законамъ, то онъ, можетъ быть, разгнвавшись, сказалъ бы, что мы ограничиваемъ значеніе личности, низводимъ ее на уровень простого орудія, отрицаемъ вліяніе сознательной дятельности,— словомъ, наговорилъ бы намъ всякой чепухи, которую приходится очень часто слышать защитникамъ діалектическаго пониманія исторіи. Но наука, изслдовавъ природу электричества, нашла, что, дйствуя на основаніи ея законовъ, мы можемъ предупредить вредъ, причиняемый громомъ, т. е. поработить его и подчинить своему сознанію. То же самое относится и къ ‘законамъ’ общественнаго развитія. Боле близкое знакомство съ историческимъ развитіемъ и уразумніе стихійнаго элемента не только не ограничиваетъ вліянія индивидуальной, личной дятельности, но, напротивъ, увеличиваетъ и укрпляетъ ее, такъ какъ освобождаетъ насъ отъ утопій, т. е. отъ безполезныхъ и напрасныхъ попытокъ. Ваше пониманіе есть историческій детерминизмъ, но не фатализмъ. Для сиднія у моря, съ заложенными руками, и пассивнаго выжиданія погоды, здсь нтъ мста и быть не можетъ.
Сознаніе составляетъ одинъ изъ факторовъ историческаго развитія, вопросъ состоитъ лишь въ томъ, какъ это сознаніе появляется, т. е. изъ какихъ источниковъ черпаетъ оно свое содержаніе, и, затмъ, въ какомъ направленіи должно дйствовать на ходъ событій. Оно не создаетъ своевольно формъ общественнаго общежитія, но лишь осуществляетъ то, къ чему общество накопило вс требуемыя условія.