Рами, Беляев Александр Романович, Год: 1930 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 18 минут(ы)

Александр Романович Беляев.

Рами.

Рассказ из колониальной жизни.

Рассказ ‘Рами’ рисует жизнь и революционную борьбу угнетенного класса современной Индии. С древнейших времен население этой страны разделялось на так называемые ‘касты’ — обширные сословные группы, резко разграниченные друг от друга. Высшей кастой были брамины (духовенство), жестоко эксплуатировавшие остальное население. Лица, принадлежащие к разным кастам, не имели права вступать в брак. Но есть люди, стоящие вне каст. Это — изгнанные из касты за какой-нибудь проступок или принадлежащие к завоеванному племени и лишенные всяких прав — парии. Их считают ниже животных. В настоящее время в Индии около 50 миллионов париев (22—23 процентов населения). В южной Индии, где еще сильны кастовые предрассудки, положение париев особенно ужасно. Им запрещено входить в поселки и брать воду из общественного колодца. Лишь кое-где париям поручают уборку мусора и нечистот. Парии ведут голодное, нищенское существование. Десятки тысяч ежегодно умирают от голода. В наиболее индустриализованных районах страны, особенно на севере, кастовая система быстро разрушается, на смену ей выдвигаются классы. Брамины н другие высшие касты составляют индусскую буржуазию, а низшие касты и парии — пролетариат. За последние месяцы с ростом революционного движения началось пробуждение париев в южной Индии. Это — первые робкие попытки борьбы за человеческие права. Но близок час, когда миллионы париев осознают свое поруганное человеческое достоинство и поведут беспощадную борьбу против своих угнетателей — туземной буржуазии и опирающегося на нее английского империализма.

0x01 graphic

***

1. ‘Тум-Бранет’.

— Дедушка, а дедушка! Они опять летят за нами, — сказала Рами, худенькая смуглая девочка лет пяти, с черными лохматыми волосами и повязкой из грязной тряпки вокруг бедер.

Она остановилась и обернулась назад. Перед ней расстилалась бесконечная пыльная дорога, ослепительно блестевшая под лучами солнца среди полей риса. Кое-где этот зеленый ковер прорезали более темные полосы табака. Вдали виднелись квадраты индийской пшеницы. Шагах в двадцати от путников, на дороге, у кучи буйволового навоза, сидели две вороны, а еще дальше лежала тощая собака с облезлой шерстью и слезящимися глазами.

— Вон и собака не отстает, — с досадой заметила девочка.

— Пусть их, — равнодушно ответил старик, шамкая беззубым ртом. — Идем, Рами.

0x01 graphic

И девочка поплелась усталой походкой за стариком. Дед шаркал по дороге босыми ногами, поднимая клубы пыли. Весь наряд его состоял из грязного набедренника (дхоти) и старой ивовой корзинки вместо чалмы на голове. Из-под корзинки свисали до плеч седые космы волос. Старик напоминал скелет, обтянутый высохшей темно-серой кожей. На правое плечо был накинут ветхий мешок, который от грязи, пота и пыли лоснился, как кожаный. В левой руке он держал длинную бамбуковую трость с привязанным к ней мешочком. Руки и грудь были покрыты беловатыми струпьями. Солнце жгло немилосердно. В полях стрекотали кузнечики. Высоко в синеве безоблачного неба парил ястреб, высматривая добычу.

Губы и язык Рами были совершенно сухими, томила жажда. Девочка засунула в рот большой палец правой руки и начала его сосать. Она знала, что от этого во рту появится немного слюны. Перед нею мерно мелькали ноги деда. Дорога уходила вдаль, словно убегая от путников, и Рами казалась, что они идут так целую вечность, что в мире есть только эта дорога, зной и жажда.

— Пить хочется! — жалобно сказал Рами.

Но дед ничего не ответил. Девочка вздохнула и вновь обернулась назад. Перелетая с места на место, за ними следовали две вороны, а поодаль ковыляла собака. Девочка подняла кусок высохшего навоза и швырнула в ворон.

— Кыш, проклятые! — крикнула она.

Но вороны, не обращая на нее внимания, продолжали следовать за путниками. Рами даже топнула худенькой ножкой о горячую пыль дороги и почти со слезами крикнула:

— Неужели мы никогда не уйдем от них? Опять оставят нас без обеда!

— Я что-то плохо стал видеть, — сказал старик, прищуривая выцветшие красные, слезящиеся глаза. — Посмотри, Рами, кажется, там кто-то идет по дороге.

— Едет кто-то на арбе! — отозвалась девочка, выходя вперед. И, не ожидая приказания деда, она по привычке свернула на межу. Дед, ковыляя разбитыми ногами, поспешил за нею. У края дороги он разостлал с-вой грязный мешок и отошел в сторону, шагов на двадцать. Две вороны и собака расположились на противоположной стороне, у самой дороги. С жалобным скрипом медленно приближалась арба. Когда она подъехала, старик затянул плачущим голосом:

— Тум-бранет, тум-бранти! Милостивые государи, милостивые государыни!

И Рами вторила звонким детским голоском:

— Тум-бранет, тум-бранти!..

Арба с двумя огромными, в рост человека колесами медленно проехала. Горбатые буйволы мерно качали тяжелыми головами. На арбе сидел индус в чалме и белой одежде, наполовину скрытый мешками. Он слышал голоса, просящие милостыню, но не повернул головы. Только проезжая мимо грязного мешка, крикнул на буйволов, которые, однако, не ускорили шаг. Когда арба проехала, собака поднялась, а две вороны, сделав низкий круг над дорогой, пролетели над мешком. Увидев, что на нем ничего нет, они улетели вперед. Старик и девочка вышли из своей засады и медленно поплелись дальше. Опять потянулась бесконечная лента дороги. Есть хотелось все больше, и нестерпимо томила жажда… В полдень, когда солнце стояло над головой, впереди показался путник. Надежда вновь воскресла в душе девочки. Навстречу шла женщина с корзиной в руке. Дед поспешно разложил трясущимися руками мешок и далеко отошел от дороги вместе с внучкой. Они снова затянули свою жалобную песню. Рами, затаив дыхание, следила за каждым движением женщины, и, казалось, сам голод кричал в ней: ‘Тум-бранти’! В то же время она с замиранием сердца следила за своими врагами. Собака сидела на противоположной стороне дороги, а ворон не было видно. Неужели они улетели далеко вперед и прозевают добычу?

Вот было бы хорошо!

Женщина также не повернула головы. Однако она на ходу зачерпнула из корзины рис и, брезгливо обойдя мешок, почти не глядя на него, бросила пригоршню. Девочка радостно вскрикнула, но в ту же минуту вскрикнула еще раз от огорчения. Две вороны, — и откуда только они взялись? — грузно опустились на рис и начали жадно его клевать, а собака, ковыляя, направилась к мешку.

— Кыш! Кыш! — неистово кричала девочка, не двигаясь с места. Проклятые птицы уничтожали их обед — жалкую подачку, которая могла спасти ее и деда от голодной смерти.

— Не кричи, Рами, это может обидеть госпожу! — остановил ее дед. Голодные спазмы сжимали желудок девочки. Она страдала невыносимо. Собака доковыляла до мешка. Вороны, громко каркая и махая крыльями, старались отогнать ее, не переставая клевать. — Я не могу! Я не могу больше ждать, дедушка! — крикнула Рами в полном отчаянье. — Я побегу и отгоню их! — И девочка приподнялась с колен, намереваясь бежать. Но старик крепко ухватил ее за руку. — Разве ты не видишь, что госпожа отошла еще недостаточно далеко? Мы можем оскорбить ее, если выйдем раньше времени.

— Но почему?.. — не унималась девочка.

Рами не знала, что парии, к которым она имела несчастье принадлежать, не смеют приближаться к прочим людям. Но теперь она взбунтовалась против такой несправедливости, и старику с трудом удавалось ее удержать. Наконец, женщина удалилась на достаточное по мнению старика расстояние, и он отпустил Рами. Девочка стрелой помчалась по меже к дороге. Вороны, поглядывая на нее одним глазом, продолжали клевать, потом, грузно поднявшись, боком отлетели в сторону только тогда, когда девочка оказалась в двух шагах от них. А голодная собака еще жадно подбирала языком крошки. Когда и она была отогнана, в мешке оставалось не больше десятка зерен. Девочка расплакалась. Кряхтя, подошел старик.

— Вот ты не пускал меня, и ничего не осталось, — говорила она, жалобно всхлипывая. И, собрав все зернышки с мешка в кучку, она разделила рис на две равные части. — Это тебе, дедушка, а это — мне.

Старик усмехнулся. — Ешь все, Рами. Я не хочу.

— Как же не хочешь, дедушка?

— А вот так и не хочу! — ответил старик, продолжая улыбаться. — Ведь меня зовут Паухари. А ты знаешь, что это значит? — ‘Человек, который живет воздухом’. Я хватаю воздух ртом, вот так: ам, ам! — и сыт. А воздуху много!

Рами недоверчиво посмотрела на деда, но не заставила себя уговаривать, мигом отправила в рот весь рис и, не разжевав, проглотила.

— Еще больше есть хочется! — печально сказала она и начала искать в пыли дороги зерна, разбросанные птицами. Но во рту ее оказалось больше пыли, чем зёрен.

— Пойдем, внучка! — сказал старик, поджимаясь, и они снова плелись по дороге.

В этот день им не лезло. Как ни тянули они свое ‘тум-бранет, тум-бранти’, — никто больше не бросал им на мешек. Только один нищий из низшей касты бросил им мелкую монету, на которую не купишь и луковицы. Когда нищий отошел, Паухари положил монету в мешочек, привязанный к палке. Этот нищий, уделивший им грош от своих скудных доходов, был неизмеримо счастливее их: он мог входить в деревни и города и просить милостыню на улице.

2. ‘Пить! Пить’!..

— Есть хочется! — стонала девочка.

Старик вздохнул, молча повернул с дороги и пошел межою. Он сам еле передвигал ноги от голода. Паухари шел медленно, изогнувшись дугой, и внимательно искал чего-то в земле больными сощуренными глазами. Рами внимательно следила за ним. Она знала, что, когда не было надежды на подачу, дедушка ‘отправлялся на охоту’. Девочка также не теряла времени даром: поймала пару стрекоз и кузнечика, оторвала им крылышки и отправила в рот. Вот старик остановился над небольшой норой, опустился на колени и начал разрывать землю скрюченными пальцами, Скоро он вытащил из норы большую жабу с бородавчатой спиной. Она была еще влажная. Жабы и лягушки были последним спасением бедняков. Старик убил жабу палкой, содрал кожицу ногтями, разорвал мясо на куски и дал внучке лучшую часть — задние ножки. Рами с жадностью села .их, старик доел остальное. Их желудки так привыкли к голодовке, что и эта скудная пища насытила их. Они бодрее двинулись в путь. Но скоро жажда опять начала томить девочку. Рами стонала, плакала, ноги ее путались в пыли. Недалеко от дороги виднелась бедная деревушка райотов (крестьян). Бамбуковые хижины, покрытые листьями, стояли в небольшой пальмовой роще. На отлете, ближе к дороге, виднелся общественный колодец. Там была вода, там была жизнь! Но парии не имеют права брать воду из общественных колодцев…

— А вороны и собака не отстают-таки от нас! — сказал старик, чтобы отвлечь внимание девочки, и ускорил шаги. Но Рами увидала колодец. Она обхватила руками палкообразные ноги деда и, захлебываясь от слез, кричала, что не пойдет дальше, пока не выпьет хоть один глоток воды.

В эту минуту на дороге появился автомобиль. Старик подхватил внучку на руки и быстро потащил ее на другую сторону дороги. Автомобиль мчался так быстро, что Паухари успел добежать только до края дороги, когда машина пронеслась мимо. С высоты плеч деда Рами увидала людей, сидевших в чудесном самокате. У них были белые лица, белые шлемы с большими полями и белые костюмы. Они весело улыбались. Один из них курил сигару, другой пил воду или виню из блестевшей серебром короткой бутыли.

Огромные клубы белой пыли, как облака, покрыли дорогу. Белые люди показались Рами необыкновенными существами. Но больше всего девочку взволновало то, что один из них пил воду.

— Пойдем, внучка! — оказал старик, не спуская Рами с рук, но она начала биться, как рыба в сетях, царапалась и кричала:

— Пить!.. Пить!..

Паухари спустил девочку на землю. Он больше не имел сил держать ее. И Рами, вырвавшись, тотчас исчезла в клубах еще не осевшей пыли. Когда Паухари догнал внучку, она была уже на той стороне дороги и бежала к колодцу. Что оставалось делать? Старик с опасной посмотрел на деревню. Все взрослое население в этот час было на полях. В деревне оставались только старики и дети. Может быть, все обойдется благополучно? Паухари подошел к колодцу и опустил ведро на длинной веревке. Рами стояла возле и с жадным любопытством глядела в глубокий колодец, откуда несло прохладной сыростью. Зачерпнув воды, старик начал поднимать ведро.

В это время из-за крайней хижины выбежали двое черных, как жуки, голых ребят и с недоумением остановились, увидав у колодца чужих людей.

— Вы куда убежали? — послышался старческий голос, и. из-за угла хижины появилась старуха в грязном изорванном ‘сари’ (куске материи, в который завертываются

индийские женщины). — А это еще что за люди? — вскричала она, увидав париев.

— Бежим, Рами! — крикнул с отчаянием Паухари.

В деревне залаяли собаки. Из хижин начали выглядывать старики, старухи, дети. — Вон отсюда! Как вы смеете, поганые, брать воду из общественного колодца? — визжала старуха, потрясая кулаками.

— Вон! Пошли отсюда, паршивые собаки!

— Вон! Вон! — подхватили старики и дети.

Подростки бежали к колодцу с угрожающими криками. Полное ведро воды стояло на краю колодца, но Рами и деду было не до воды. Они пустились убегать под улюлюканье толпы и бежали до тех пор, пока голоса не замолкли вдали. Тяжело дыша и обливаясь потом, Паухари и внучка в бессилии опустились у края дороги, но, увидав подъезжавшую арбу, отползли в сторону и там легли. Рами даже не плакала. Она была слишком напугана.

0x01 graphic

Солнце безжалостно палило. Ни малейшего ветерка не проносилось над полями. Странники лежали с закрытыми глазами, как мертвые, Рами — ничком, свернувшись в комочек, а Паухари — лицом вверх. Молчание длилось долго. Наконец, Рами тихо всхлипнула и сказала с глубокой тоской: — Зачем так?.. В этом восклицании выразилось все возмущение ребенка против несправедливости людей к ним. Дед вздохнул и открыл глаза.

— Пойдем, Рами, — сказал он, с трудом поднимаясь, — может быть, нам удастся найти какую-нибудь лужу… И они двинулись по меже, в сторону от дороги. Земля была безводна и суха. В одной лощине Паухари начал рыть яму и в конце концов дорылся до влажной земли. Он и Рами брали эту землю в рот, чтобы хоть немного охладить сухой, воспаленный рот. Потом они побрели дальше, но Рами быстро теряла силы. Она еле передвигала ноги и, открыв рот, дышала часто, как умирающая птица. Глаза ее подёрнулись пленкой. Наконец, она споткнулась и упала. Старик попытался поднять ее и нести на руках, но это было ему не по силам. Он положил девочку на землю, прикрыл ей голову мешком, чтобы предохранить от солнца, а сам опустился возле нее на колени и замер, тупо глядя на маленькое коричневое тельце. Он был бессилен помочь ей. Рами умирала. Время от времени она вздрагивала и угасающим голосом коротко и хрипло говорила одно слово: — Пить!..

Солнце склонялось к западу. Неожиданно над париями пролетели две знакомые вороны, громко каркая. Быть может, они почувствовали, что скоро для них будет хорошая пожива. Рами, услыхав карканье, громко крикнула:

— Они опять летят за нами. Они хотят выпить всю воду!..

Девочка бредила. Старик запустил в ворон комом земли. Птицы отлетели на несколько шагов и уселись на меже. А по другую сторону межи улеглась собака. Но вот солнце зашло. Воздух стал свежее. Старик вздохнул с облегчением и открыл голову девочки. Рами лежала, как мертвая, с приоткрытыми немигающими веками.

— Рами! — окликнул дед, — но она не отзывалась.

Быстро сгущались сумерки. И вдруг откуда-то издалека послышались глухие раскаты грома. Налетел порыв свежего ветра. Старик выпрямил спину, расширил ноздри и начал вдыхать свежий воздух. У него возникла надежда: с грозою может прийти ливень. Тогда воды будет более чем достаточно. Совсем стемнело. Удары грома слышались все ближе. Ветер крепчал. Потянуло сыростью.

— Дедушка, а дедушка! Что это гремит? — вдруг спросила Рами. — Вечерняя прохлада и влажный ветер вернули ей сознание.

— Гроза идет, дождь будет, вода будет! — ответил обрадованный старик.

Рами вздохнула и зашевелилась. Гром грохотал чаще, ветер завыл в бесконечных просторах полей. Старик размахивал руками и бормотал какие-то непонятные слова.

— С кем ты говоришь, дедушка? — спросила Рами.

— Молюсь. Заклинаю злых духов ночи, ветра и грозы, чтобы они пощадили нас и не сделали нам зла.

— А добрым духам ты молишься, дедушка?

— А зачем им молиться? Если они добрые, так и сами не сделают нам зла.

Первые крупные капли дождя упали на лицо и руки.

— Дождь! Дождь, дедушка, дождь! — закричала, оживая, Рами. — Она поднялась, протянула вверх руки с ладонями, сложенными ковшиком, и открыла рот. Скоро тропический ливень обрушился на головы истомленных жаждой людей. Целые потоки живительной влаги заливали все тело. Рами пила свежую, прохладную воду и не могла напиться. Она хохотала, как безумная, хлопала себя руками по мокрым бедрам и вновь пила. На этот раз старый Паухари и его внучка были спасены.

3. Новые люди.

Дни шли за днями, длинные, как годы. Жизнь Рами тянулась бесконечной лентой дороги. Друг от друга они отличались только тем, что одни из них были полуголодными, а другие — наполнены нестерпимыми муками голода. Когда прохожие не подавали ничего, странники питались лягушками, жабами и падалью. Старик понемногу дряхлел, а Рами росла, несмотря ни на что. Ей было уже тринадцать лет, когда в ее жизни случилось большое событие. Это было вечером, на закате солнца. Причудливые облака горели на небе, как яркие шелковые лоскуты: красные, оранжевые, лиловые. Даже дорога окрасилась в розоватый цвет. Зоркие глаза Рами увидали вдали группу людей, и девочка поспешила вместе со стариком ‘вернуть в сторону. А люди, шедшие навстречу, также свернули с дороги. Некоторое время те и другие ожидали, пока пройдут встречные путники. Наконец, Паухари сказал:

— Э! Они, кажется, такие же типа, как и мы. Они свернули от нас, а мы—от них. Но типа нечего избегать друг друга. Пойдем вперед, внучка.

В то же время вышли на дорогу двое юношей. Они несли на руках худую старуху с опухшими ногами. Она держалась руками за их шеи и стонала, приговаривая:

— Ох, не могу! Сил моих больше нет! Положите вы меня на зсмлю, чтобы я могла хоть умереть спокойно!

Молодые люди опустили старуху на землю. Паухари и Рами подошли к ним и поздоровались.

— Смерть моя! — продолжала она стонать.

Юноши, тоже очень худые, в одних набедренниках, были почти одинакового роста и похожи друг на друга. Только у одного волосы были рыжеватые и глаза живее, а другой казался задумчивым и как будто грустным.

— Это ваша мать? Что с нею? — спросил Паухари.

— Мать, — отвечал рыжеволосый. — Мы все сегодня ели мясо павшего буйвола, а в нем уже шевелилось немало червей. Но что поделаешь, если трое суток у нас во рту не было ни зернышка? Мы и приналегли. Нас с братом порядком помутило, а мать вот никак в себя прийти не может.

Паухари неодобрительно покачал головой:

— Разве можно быть такими неосторожными? Кто часто голодает, тот должен знать, что голодному нельзя набрасываться на еду! Как тебя зовут? — обратился он к старухе.

— Ох, Бринда. Ох, смерть моя!

Все стояли вокруг больной, не зная, чем ей помочь. Она стонала все глуше, потом вдруг захрипела и, икнув, вытянулась. По ее рукам пробежала судорога. Опухшие ноги несколько раз поднялись в коленях резкими толчками. Глаза остановились, она перестала дышать.

— А ведь, пожалуй, что и померла Бринда! — сказал Паухари, наклоняясь к старухе. — Он положил руку ей на сердце. Не бьется. Совсем померла!

— Да, умерла, — ответил рыжий, и в его словах не было горя.

Для этих людей смерть была только концом голодовки.

— Помоги нам похоронить мать, — обратился он к Паухари. Мужчины подняли труп старухи и понесли его по меже к реке, которая протекала недалеко от дороги. Там они положили труп на землю и, набрав сухих ветвей в соседней роще, сожгли его на костре, а пепел бросили в реку. Но перед тем, как сжечь, рыжий юноша снял с трупа ветхий грязный кусок материи — сари и протянул его Рами:

— Вот тебе будет сари, выстирай в реке и носи. Ты ходишь в одном набедреннике, а ты уже не маленькая. Тебе пора носить сари! Рами была смущена и обрадована. Она не верила своему счастью. У нее будет сари! Она почти вырвала одежду из рук юноши и побежала к реке стирать. Сияющая, она вернулась оттуда к догоравшему костру, вокруг которого сидели юноши и Паухари, и начала сушить одежду. Нетерпение ее было так велико, что она надела на себя еще невысохшее сари. Рыжий юноша рассмеялся.

— Разве так надевают сари? Так только кульки заворачивают! Дай я тебе покажу!

И хотя Рами отворачивалась от него и отталкивала острыми локтями, он все-таки нарядил ее, как хотел. Этот юноша злил Рами. Уж очень он свободно держал себя с нею. А другой — черноволосый, с печальными глазами, только посматривал на нее время от времени.

— Ну, вот и хорошо! — сказал Паухари. — Ты теперь совсем невеста, Рами. И ночью не будет так холодно. Спасибо вам, — обратился он к юношам.

— Тебя как зовут?

— Кедар, — ответил рыжеволосый.

— А тебя?

— Рам.

— Что-о? — удивленно спросила Рами. — Разве так бывает?

— Как? — отозвался через костер черноволосый.

— Ведь это меня зовут Рами, — пояснила девочка.

— Ну, что ж, — вмешался Кедар. — Тебя Рами, а его — Рам. Рам и Рами. Рам и Рами. Очень хорошо выходит!

Это совпадение поразило Рами. Она посмотрела на черноволосого юношу с каким- то новым интересом и тихо прошептала несколько раз: — Рам и Рами. Рам и Рами…

Кедар поднялся. — Спасибо за помощь и компанию. Мы пойдем.

— Боишься, что не успеешь всех дорог обойти? — насмешливо спросил Паухари. — Некуда вам спешить. Ночуйте у костра, а завтра пойдем вместе. И они остались. Наутро Паухари убедил юношей отправиться в путь вместе с ним и Рами. У старика была своя цель: он дряхлел не по дням, а по часам, и его беспокоила мысль о том, что будет с внучкой, когда он умрет. Юноши не оставят ее и помогут в трудную минуту.

4. Сила слабых.

Для Рами началась новая жизнь. Дед был молчалив, с ним она разговаривала мало, и потому запас ее слов был очень ограничен. Она почувствовала это, когда ей приходилось разговаривать с Кедаром. Он был словоохотлив и, видимо, много повидал на свете, несмотря на свой юный возраст. Кедар был болтлив и насмешлив, Рам — молчалив и задумчив. Кедар ее интересовал, но и злил. Рам привлекал ласковыми взглядами и мелкими услугами, которые он оказывал ей в пути. Кедар обращался с нею, как старший брат. Он постоянно изводил ее насмешками. Зато он многому научил ее. До встречи с ним Рами принимала жизнь, как она есть. Кедар относился к жизни критически. Он считал, что ее надо переделать. Он возмущался кастами и бесправным положением париев.

— Это возмутительно! — говорил он. — Мы такие же люди, как и другие, из костей и мяса, а между тем наше положение хуже собачьего. Нас зовут ‘неприкасаемыми ‘, потому что всякий, кто прикоснется к нам, считается оскверненным. Говорят, что мы очень грязны и заражены всякими болезнями. Боятся заразиться! Но разве мы можем быть чистыми и здоровыми при такой жизни, когда мы лишены всего, даже права на труд? Нас не принимают в школу, гонят из деревень и от общественных колодцев, не пускают в ночлежные дома, даже храмы для нас закрыты. Впрочем, это еще не велика беда. Если бог забыл нас, то и нам нечего ходить к нему на поклон. Ты знаешь, Рами, что мы даже свое имя должны писать с маленькой буквы! Мы не только должны отходить в сторону перед всяким дураком, который имеет счастье принадлежать к какой-нибудь касте, но и опускать перед ним глаза, так как, по их мнению, даже наш взгляд оскверняет все, на что мы посмотрим.

Паухари не нравились такие речи: ‘Испортит внучку и навлечет гнев злых духов! ‘ — думал он. Старик боялся всего на свете. Кажется, если бы можно было, он зарылся бы в землю, чтобы его никто не видел. Рам нравился Паухари гораздо больше своей молчаливостью и благоразумием. Однако старик не мог не признать, что Кедар был незаменимым спутником. Он очень скоро отделался от надоедливой собаки, прогнав ее камнями. Труднее было сладить с воронами. Но он одолел и их. Кедар устроил на мешке силки, в которые и попались птицы. Он тотчас свернул им головы, зажарил на костре и угостил всех ‘дичью’.

— Довольно они нас объедали, теперь мы их будем есть! — весело сказал он.

В другой раз, когда все умирали с голоду, он исчез куда-то, пропадал несколько часов и явился усталый, но сияющий, с большим безголовым петухом в руках. Паухари с ужасом посмотрел на петуха. Это было неслыханно! Откуда Кедар мог достать петуха? Не иначе как украл в деревне. Паухари хмурился до тех пор, пока не почувствовал аппетитный запах жареного мяса. И только насытившись, он сказал:

— Нас всех убьют райоты, если когда-нибудь застанут тебя на таком деле!

— От райотов можно убежать, а от голода нет! — беспечно ответил Кедар.

Однажды Кедар выкинул такую штуку. Когда на дороге показалась арба и Паухари со своими спутниками, по обычаю, свернули в сторону, Кедар неожиданно вышел на дорогу и направился прямо к арбе. В ней сидел важный индус с такой же важной женщиной. В их ногах стояли большие корзины, наполненные съестными припасами.

— Как ты смеешь приближаться ко мне, грязный типа? — с негодованием закричал индус. Он был из высшей касты браминов и относился к париям с особым презрением. Но Кедар, не обращая внимания на окрик, спокойно подошел вплотную к арбе, наклонил голову и начал осматривать корзину.

0x01 graphic

— Какие вкусные вещи! — сказал он. — Хлеб, рис, фрукты и даже мурги (пирог с начинкой) и пузатенькая тыквенная бутылка, в которой уж наверно крепкий арак (спиртной напиток из сока кокосовой пальмы).

Индус был вне себя от гнева. Лицо его налилось кровью. Он начал проклинать Кедара и вдруг, схватив корзину, выбросил ее на дорогу со всем содержимым.

— Ты опоганил мне все своим гнусным взглядом! — крикнул он и погнал буйволов, спасая ‘от сглаза’ остальные корзины.

А Кедар, смеясь, подбирал свою добычу. Этого ему только и надо было. И снова Паухари был в большом замешательстве: бранить ли Кедара или же насладиться давно невиданными лакомствами? Победил голод. Уписывая за обе щеки вкусные мурги, Кедар говорил:

— Это называется сила слабых. Надо пользоваться предрассудками. Если бы мы все поступали так, богачи скоро заявили бы, что наш взгляд совсем не оскверняет.

Наступило молчание. Все наслаждались едой. С тех пор как появился Кедар, старику и Рами уже не приходилось прибегать к насекомым, лягушкам и жабам, чтобы утолить голод.

— Положение париев невыносимо, — вдруг заговорил молчаливый Рам. — И оно должно быть изменено. Лучшие люди Индии уже говорят об этом. Есть святой человек — Махатма Ганди. Говорят, он взял на воспитание девочку, одну из наших париев, вот такую как ты, Рами, и воспитывает ее у себя, как родную дочь. Он призывает других членов каст поступать так же.

— Ганди — прохвост, — с убеждением ответил Кедар. — Одну он спас от голода, а тысячи Рами будут погибать по-прежнему. Надо действовать иначе. Ганди не спасёт нас.

— Как же действовать? — спросил Рам.

— Кто спасет нас? — одновременно спросил и Паухари.

Кедар многозначительно пошевелил бровями и ответил: — Мы сами должны спасти себя!

На этот раз он больше ничего не прибавил. Такие разговоры очень волновали Паухари. На его счастье Кедар начал куда-то отлучаться, пропадая по нескольку дней. Однажды он явился и сказал, что больше не желает слоняться по дорогам и тянуть плаксивым голосом: ‘Тум-бранти, тум-бранет’.

— Чтоб они сгорели все эти бранти и бранет. Мне надоело быть нищим. Не хочу быть парнем. Я ухожу в город!

— Оттуда тебя выгонят, как собаку, — сказал Паухари.

— Не выгонят! — уверенно ответил Кедар. — Я знаю одно местечко, где нужны крепкие руки и где не спрашивают, к какому телу они пришиты.

— Уж не думаешь ли ты связаться с шайкой разбойников? — тревожно спросил Паухари.

— Вот именно. Я поступлю в шайку ‘разбойников’, которые свернут головы всем богатеям, — он громко рассмеялся, и нельзя было понять, шутит ли он или говорит серьезно.

5. Рам и Рами.

Когда Кедар ушел, Рам удвоил свое внимание к Рами. Но он не был таким предприимчивым и энергичным, как Кедар. Несмотря на все заботы Рама, жить стало тяжелее и голоднее. Вместе с Кедаром ушли спички, костры в холодные ночи, жареное мясо и вкусные пирожки мурги. О петухах пришлось забыть, и уже не раз странников спасали от голодной смерти лягушки и жабы. Голодные, истомленные, бродили путники по бесконечным дорогам Индии. Иногда вечером проходили они мимо храма. Со священными огнями двигались там жрецы, слышался звук цимбалов, колокольчиков, барабана, флейт. Рами заглядывала издали в раскрытые двери, скрываясь в ночной темноте. С каким удовольствием она зашла бы в этот храм! Но доступ туда для нее был закрыт. Однажды, проходя возле придорожной деревни, они увидали свадьбу. На большой лужайке, в кругу родных и знакомых, сидели на ковре жених и невеста в белых одеждах, увешанные гирляндами раковин и цветов. На грубых холстах — дунгари — были разложены угощения. Рискуя быть замеченными и изгнанными, путники замедлили шаги. С жадным любопытством смотрела Рами на невесту. Счастливая!.. Рами вздохнула и снова побрела по дороге. Рам отстал и еще некоторое время задумчиво смотрел на жениха. В тот же вечер молодые люди долго не спали. Паухари храпел, накрыв голову и плечи грязным мешком. Рами лежала молча. Рам сидел с поднятой вверх головой.

— Рами! — заговорил юноша. — Ты не спишь?

— Нет, — тихо ответила девушка. — Тебе никогда не казалось странным, что наши имена так похожи?

— Я иногда думала об этом, — ответила девушка совсем тихо.

Они помолчали, потом Рам взял ее худую руку и сказал, волнуясь: — Рами, мы оба отверженные, неприкасаемые. Хочешь быть моей женой?

Рука девушки дрогнула.

— Не знаю, что скажет дедушка… — ответила она, не отнимая руки. — Если он согласится… Мы спросим его завтра утром, когда он проснется.

— Значит, ты согласна! Зачем мы будем ждать до утра? Я сейчас спрошу его.

И Рам окликнул старика. Тот завозился, заохал и, приподняв голову, спросил:

— Что случилось?

— Я хочу жениться на Рами. Можно?..

— Жениться на Рами? — спросил старик, ничуть не удивляясь этому вопросу. — Ну, что ж, женитесь!

Он опять лег на землю, прикрыл голову и грудь мешком и захрапел. Так был заключен брак Рама и Рами. Не играли свадебные флейты, не бил барабан. Вскоре после того, как Рами стала женою Рама, ей пришлось испытать горести, которых она еще не знала. Началось с того, что она потеряла деда. Однажды в полдень он бродил по меже в надежде найти лягушку. Вдруг он вскрикнул. Рами быстро подбежала к нему и увидала, как маленькая пыльно-бурая змейка, высунув раздвоенный язык, шипя, отползла от ноги деда. Укус этой змеи так же смертоносен, как укус черной кобры.

— Укусила? — спросила Рами, задыхаясь от волнения.

— Укусила, проклятая, — спокойно сказал Паухари и опустился на землю, глядя на маленькую ранку, из которой вытекла струйка крови.

— Рам! Скорее сюда! — крикнула Рами и, опустившись на землю, начала высасывать кровь из ноги деда. Если бы можно было выжечь ранку или хотя бы вырезать ножом! У Кедара был нож и спички. Но его нет. Приходилось прибегнуть к последнему средству: высасывать яд с кровью.

Рами сосала и выплевывала кровь на землю. Рам в это время перевязывал ногу старика выше укуса бечевкой. Когда Рами устала, ее заменил Рам. Но все их старания были напрасны. Нога вспухала на их глазах и быстро темнела.

— Не надо… Оставьте!.. — пр

Рами.

1. ‘Тум-Бранет’.

2. ‘Пить! Пить’!..

3. Новые люди.

4. Сила слабых.

5. Рам и Рами.

Читайте также: