НАУЧНЫЙ ОБЗОРЪ.
НАУЧНЫЙ ОБЗОРЪ.
Работа мысли въ новйшей зоологіи.
Работа мысли въ новйшей зоологіи.
Профессора Н. А. Холодковскаго.
‘Міръ Божій’, No 5, 1898
Работа мысли в новейшей зоологии, Холодковский Николай Александрович, Год: 1898
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Охотно принявъ предложеніе редакціи ‘Міра Божьяго’ участвовать въ отдл ‘Научный обзоръ’, я долгое время колебался въ выбор способа осуществленія этой задачи по отношенію къ моей спеціальности — зоологіи. Было бы, разумется, немыслимо дать въ предлахъ небольшой журнальной статьи сколько-нибудь полный обзоръ движенія этой науки хотя бы за одинъ годъ: не только безчисленные интересные факты, но и главнйшіе частные вопросы не уложились бы въ эту узкую рамку. Можно было бы выбрать нкоторые изъ фактовъ и вопросовъ, могущіе интересовать не только спеціалиста, но и всякаго любознательнаго читателя. Но, во-первыхъ, этотъ путь отчасти уже ‘использованъ’ другими {См., напр., обзоры по зоологіи профессора В. М. Шимкевича въ журнал ‘Естествознаніе и Географія’.}, во-вторыхъ онъ, во всякомъ случа, можетъ вести только къ сообщенію группы свдній, боле или мене важныхъ и интересныхъ, общей же картины прогресса науки за извстный періодъ онъ не дастъ. Поэтому, отказавшись пока отъ такого подбора вопросовъ и фактовъ, по трудности его систематизированія, я пришелъ къ убжденію, что, въ особенности для перваго обзора по зоологіи, лучше всего будетъ разсмотрть нкоторыя наиболе общія направленія и главнйшія теченія мысли, характеризующія, но моему мннію, современное состояніе нашей науки.
Прежде всего надо отмтить тотъ фактъ, что переживаемое нами время, по отношенію къ зоологіи, какъ и по отношенію къ другимъ отраслямъ знанія и общественной жизни, есть эпоха переходная. Еще недавно, въ восьмидесятыхъ годахъ, почти безраздльно царило въ нашей наук филогенетическое направленіе. Изученіе животныхъ формъ въ ихъ сопоставленіи и преемственности казалось чуть не единственною задачею зоолога, отъ этого изученія наука наша ждала разъясненія всевозможныхъ вопросовъ, на этомъ изученіи строилось все біологическое міросозерцаніе. Какъ во времена Линнея надъ всмъ царила систематика, такъ въ семидесятыхъ и восьмидесятыхъ годахъ нашего истекающаго столтіи филогенія заслонила собою вс прочіе біологическіе интересы, отодвинула ихъ на задній планъ. Оно и немудрено: эволюціонное ученіе, получивъ въ теоріи естественнаго подбора могучую поддержку, быстро пріобрло въ наук право гражданства, въ которомъ ему такъ долго отказывали со временъ Кювье, плотина была разрушена и новая струя шумно ворвалась въ научную жизнь, ниспровергая все, что встрчалось на ея пути. Родство органическихъ формъ, о которомъ прежде говорилось только фигурально, для обозначенія близкаго систематическаго положенія сравниваемыхъ между собою организмовъ, превратилось въ живое, фактическое родство, такія книги/ какъ ‘Общая морфологія’ (Generelle Morphologie) Геккеля и его же сочиненія ‘Natrliche’Schpfungsgeschichte и ‘Anthropogenie’ стали въ глазахъ отчасти самихъ спеціалистовъ, а еще боле въ глазахъ учащагося юношества и массы интеллигентной публики,— кодексами званія, чуть не основою новой философіи. Всего боле содйствовала успхамъ филогеніи сравнительная ембріологія, которая, казалось, въ простыхъ и ясныхъ картинахъ давала неожиданно-быстрое, блестящее разоблаченіе филогенетическаго развитія животныхъ. Благодаря капитальнымъ работамъ Александра Ковалевскаго, теорія зародышевыхъ пластовъ, получила приложеніе ко всему животному царству, а Геккель, основавъ гастрейную теорію и выразивъ ее въ чрезвычайно удачно подобранныхъ, терминахъ и формулахъ, такъ сказать, популяризировалъ теорію пластовъ и придалъ ей выдающееся, господствующее значеніе въ зоологіи.
И вотъ, прошло какихъ-нибудь два десятилтія — и мы стоимъ на рубеж, крупной перемны. Уже во второй половин восьмидесятыхъ годовъ громкостали раздаваться голоса, называвшіе ‘Generelle Morphologie’, ‘Anthropogenic’ и другія однородныя сочиненія Геккеля — романами, отчасти даже плохими романами, въ то же время сдланы были ршительныя попытки потрясти прочно, казалось, утвердившійся догматъ всеобщей гомологіи зародышевыхъ пластовъ. Филогенетическія обобщенія и генеалогическія древовидныя схемы стали встрчаться все съ большимъ и большимъ скептицизмомъ, и не безъ основанія, такъ-какъ въ своемъ увлеченіи филогенезомъ нкоторые теоретики, потерявъ всякое чувство мры, стали возвращать насъ къ добрынъ старымъ временамъ натурфилософіи со всмъ ея, не знавшимъ удержу, произволомъ. Что касается догмата гомологіи зародышевыхъ пластовъ, то прежде всего, скомпрометирована была гомологія средняго пласта, мезодермы, а въ новйшихъ эмбріологическихъ, работахъ даже два первичные пласта — эктодерма и энтодерма — до такой степени развнчиваются въ качеств ‘основныхъ примитивныхъ органовъ’, что защитникамъ этого установившагося въ учебникахъ догмата приходится усиленно выступать на защиту его.
Вс эти ‘знаменія времени’ показываютъ, что исключительное господства филогенетической морфологіи отжило свое время и начинаетъ уступать, мало по-малу, новымъ вяніямъ. Филогенетическія работы дали зоологіи очень многое и, безъ сомннія, ни эмбріологія, ни сравнительная анатомія далеко еще не исчерпали своихъ задачъ, если даже он будутъ слдовать обычнымъ, чисто морфологическимъ методамъ изслдованія. Но все же интересъ къ филогенезу значительно ослаблъ, на мсто его выдвигаются другіе вопросы, боле физіологическаго свойства. Начатки этого новаго направленія стали, правда, проявляться еще въ семидесятыхъ годахъ, въ самомъ расцвт морфолого-генетическаго періода: тотъ же самый Дорнъ, который, не опасаясь множества натяжекъ, производитъ позвоночныхъ животныхъ, какъ старые натурфилософы, отъ. кольчатыхъ червей,— основалъ плодотворное ученіе о ‘перемн функцій’, тотъ, же самый Земперъ, который своими работами о развитіи выдлительной системы акуловыхъ рыбъ положилъ основу теоріи, упорно защищаемой Дорномъ,— написалъ превосходную книгу ‘о естественныхъ условіяхъ существованія животныхъ’, въ которой указалъ на необходимость изученія ‘цлыхъ организмовъ’ въ живомъ соотношеніи ихъ съ вншнею средою. Но никогда еще стремленіе къ приложенію чисто физіологическихъ методовъ изслдованія, къ изученію физико-химическихъ основъ жизни не проявлялось въ зоологіи съ такаю силою и настойчивостію, какъ въ настоящее время.
Экспериментъ, который до новйшаго времени считался главнымъ образомъ орудіемъ физіологовъ, начинаетъ все боле и боле эксплуатироваться анатомами и эмбріологами. Изучая животную клтку, современный изслдователь не только интересуется ея морфологическимъ изученіемъ, которое Альтманомъ и его школою доведено до мельчайшихъ подробностей, но старается свести ея жизненную дятельность и самое ея морфологическое устройство къ физико-химическимъ основамъ (Бючли), изслдуетъ вліяніе химическихъ агентовъ на ядро и протоплазму, пытаясь выдлить, путемъ эксперимента, физіологическую дятельность того и другой (Демооръ), наконецъ, особенное вниманіе посвящаетъ онъ процессу размноженія клтки, при которомъ выступаетъ дятельность, а стало быть, и значеніе центральныхъ тлецъ (центрозомъ) и хроматиннаго вещества ядра. Изучая анатомическое строеніе многоклточныхъ организмовъ, современный зоологъ все чаще и чаще пользуется впрыскиваніемъ въ полость тла живого животнаго различныхъ веществъ, имющихъ сродство къ тмъ или другимъ тканямъ и органамъ,— методомъ, также въ значительной степени экспериментальнымъ, такъ, введеніе растворовъ кармина, разболтанной въ вод китайской туши и другихъ веществъ, примненное Ковалевскимъ и его учениками, а за ними и другими учеными, привело къ открытію и выясненію физіологическаго значенія многихъоргановъ, дотол неизвстныхъ или же мало извстныхъ и непонятныхъ. Опыты съ ампутированіемъ разныхъ частей животныхъ, съ цлью наблюденія регенераціи ихъ, также повели къ множеству интересныхъ открытій и къ основанію ученія о гетероморфоз (Лёбъ), опыты надъ вліяніемъ разныхъ физическихъ и химическихъ агентовъ на цлые животные организмы и на отдльныя клтки выдвинули вопросы о хсмотропизм, термотропизм, геліотропизм животныхъ и проч.
Но едва ли не наиболе интересуются зоологи въ настоящее время приложеніемъ экспериментальныхъ способовъ изслдованія къ эмбріональному развитію животныхъ. На этой почв уже выросла цлая новая наука — экспериментальная морфологія или, какъ ее обыкновенно называютъ въ Германіи, механика исторіи развитія (Entwickelungsmechanik). Этой новой отрасли біологіи посвященъ уже особый журналъ (‘Archiv fr Entwicklungsmechanik’), основанный нмецкимъ анатомомъ и эмбріологомъ Вильгельмомъ Ру, въ настоящее время профессоромъ въ Галле. Названіе ‘механика истеріи развитія’, положимъ, не совсмъ удачно и нсколько претенціозно, такъ какъ приложеніе экспериментальнаго метода далеко еще не даетъ возможности свести вс процессы развитія или хотя бы только нкоторые изъ нихъ къ простымъ законамъ механики. Этимъ отчасти объясняются т страстныя нападки на Ру и его журналъ, который высказаны О. Гертингомъ въ его брошюр ‘Mechanik und Biologie’ (lena 1897). 0. Гертвигъ утверждаетъ, что экспериментальный методъ практиковался въ морфологіи многими раньше Ру и его школы, что названіе ‘механика’ неприложимо къ исторіи развитія, что экспериментъ ничуть не долженъ считаться какимъ-то высшимъ орудіемъ, въ сравненіи съ наблюденіемъ и, наконецъ, что никакой новой науки ‘механика исторіи развитія’ собою не представляетъ. ‘Для меня,— говоритъ Гертвигъ,— природа является по меньшей мр столь же надежнымъ учителемъ, какъ и экспериментирующій анатомъ. Природ, которая является передъ нами въ вид разнообразныхъ, взаимно пополняющихъ другъ друга объектовъ и измненій ихъ, причемъ вс эти явленія абсолютно однородны и строго закономрны,— этой природ я даже отдаю предпочтеніе передъ человческими экспериментами, результаты которыхъ всегда обнаруживаютъ нкоторыя колебанія’. Другими словами, Гертвигъ является защитникомъ стараго, излюбленнаго морфологами-филогенетиками, метода непосредственнаго наблюденія, безъ экспериментальнаго вмшательства. Для поддержки своихъ доводовъ онъ приводитъ характеристику наблюденія и опыта, сдланную знаменитымъ физіологомъ и анатомомъ сороковыхъ и пятидесятыхъ годовъ — Іоганномъ Мюллеромъ. Вотъ эта замчательная характеристика: ‘Наблюденіе просто, спокойно, прилежно, честно, лишено предвзятаго мннія, опытъ искусственъ, нетерпливъ, суетливъ, склоненъ разбрасываться, страстенъ, ненадеженъ. Нтъ ничего легче, какъ надлать множество такъ называемыхъ интересныхъ опытовъ. Стоитъ лишь насильственно испытывать природу тнь или другимъ способомъ: она всегда будетъ вынуждена, въ своихъ страданіяхъ, дать какой-нибудь отвтъ. Но нтъ ничего трудне, какъ правильно истолковать этотъ отвтъ, нтъ ничего трудне, какъ произвести надежный физіологическій опытъ’. Приводя эти слова, Гертвигъ, впрочемъ, самъ признаетъ нкоторую односторонность такой аттестаціи наблюденія я опыта и соглашается, что существуетъ множество вопросовъ, къ разршенію которыхъ можно подойти только съ помощью эксперимента. Нападки Гертвига вызвали горячую отповдь со стороны Ру,— отповдь, которая весьма удачно опровергаетъ множество частныхъ упрековъ, брошенныхъ Гертвигомъ Ру и его послдователямъ, а также достаточно защищаетъ самостоятельное положеніе экспериментальной морфологіи, какъ ‘новой’ науки. Дйствительно, нельзя оспаривать, что если экспериментальный методъ въ морфологіи примнялся, въ частностяхъ, уже давно и многими, то возведеніе его въ систему, основаніе новой морфологической дисциплины, которая ставитъ себ задачею не простое описаніе и сопоставленіе явленіи живой природы, а анализъ ихъ причинъ съ помощью системагическихъ опытовъ, составляетъ всецло заслугу Ру и его школы. При этомъ, однако, Гертвигъ остается вполн правъ, находя терминъ ‘механика исторіи развитія’ неудачнымъ и неврнымъ, возраженія Ру на этотъ упрекъ слабы и отчасти даже комичны. Такъ, онъ разсказываетъ исторію имени, которое онъ собирался дать основанной имъ наук, причемъ думалъ, между прочимъ, дать ей названіе ‘физіологіи исторіи развитія’, но отказался отъ этаго намренія по разнымъ соображеніямъ, въ числ которыхъ фигурируетъ опасеніе, что ученые, посвятившіе себя этой отрасли, будучи въ сущности анатомами, а не физіологами, не найдутъ себ каедръ въ нмецкихъ университетахъ! Отъ великаго до смшного — одинъ шагъ!
Названіе ‘экспериментальная морфологія’, которое Ру почему-то не избралъ, очевидно, подходило бы къ основанному имъ новому біологическому направленію’ всего лучше. Оно, во-первыхъ, нисколько не претенціозно, во-вторыхъ, совершенно врно выражаетъ всю суть дла, т.-е. и выдающееся значеніе эксперимента въ этой дисциплин, и то обстоятельство, что работники ея, несмотря на физіологическіе методы изслдованія, по существу остаются морфологами. Этимъ объясняется и тотъ фактъ, что Ру, внесшій физіологическій оттнокъ въ современную морфологію, является въ вопросахъ наслдственности врнымъ союзникомъ Вейсмана,— чистйшаго морфолога, который ршительно вс явленія жизни клтки хочетъ свести на борьбу за существованіе мельчайшихъ частицъ, составляющихъ гипотетическую зародышевую плазму. Здсь повторяется та же исторія, которая случилась въ восьмидесятыхъ годахъ съ Негели, пожелавшимъ основать новую, ‘механико-физіологическую’ теорію развитія. По его мннію, вопросы о происхожденіи живыхъ существъ, вопросы наслдственности и филогеніи подлежавъ главнымъ образомъ вднію физіологовъ, а морфологическія науки могутъ доставить для этого лишь сырой матеріалъ. И что же? Для объясненія явленій наслдственности, индивидуальнаго и племенного развитія физіологъ Негели не нашелъ ничего другого, какъ чисто морфологическую схему идіоплазмы, съ мельчайшими гипотетическими частицами (мицеллами) опредленной формы, расположенными опредленными рядами и т. д. Очевидно, при современномъ состояніи нашихъ знаній о живомъ веществ такіе, сложные вопросы, какъ, напр., наслдственность, съ чисто физіологической стороны еще слишкомъ мало доступны и поневол приходится прибгать къ морфологическимъ схемамъ.
Повидимому, отчасти именно въ силу этого, такъ сказать, вынужденно-морфологическаго направленія теорій наслдственности, не могутъ пробить себ дороги такъ называемыя ‘ламаркистскія’ тенденціи Эймера, Гааке и другихъ, естественный подборъ — принципъ чисто морфологическій, теорія Дарвина и въ особенности теорія Вейсмана въ физіологическихъ данныхъ, строго говоря, не нуждаются: он имютъ дло съ готовыми варіаціями, которыя эксплуатируются естественнымъ подборомъ, а какъ возникли варіаціи — для нихъ, въ сущности, вопросъ второстепенный. Напротивъ, другія теоріи развитія (Жоффруа Сентъ-йлера, Ламарка, Негели, Эймера, Гааке) стремятся не только объяснять происхожденіе видовъ, но и самое возникновеніе варіацій. Теорія Дарвина, которой впервые удалось укрпить догматъ измняемости видовъ, своимъ блестящимъ успхомъ затмила и вытснила теоріи Жоффруа Сантъ-Илера и Ламарка, точно такъ же и въ наши дни теорія Вейсмана, развившая принципъ естественнаго подбора до крайнихъ предловъ, пользуется большимъ успхомъ, чмъ теоріи Эймера и Гааке. Но чмъ дале развивается теорія естественнаго подбора, тмъ боле чувствуются ея недостатки, какъ исключительной формы эволюціонной теоріи, тмъ боле наростаетъ потребность въ объясненіи возникновенія варіацій. Эймеръ, упорно отстаивающій свою теорію ортогенеза или органическаго роста, изложеніе которой завело бы насъ слишкомъ далеко, недавно выпустилъ большую книгу (‘Orthogenesis der Schmetterlinge’), въ которой онъ собралъ множество интересныхъ фактовъ, ясно доказывающихъ, что однимъ естественнымъ подборомъ невозможно объяснять органическое развитіе: не только самое возникновеніе варіацій не зависитъ отъ естественнаго подбора, но и дальнйшее развитіе ихъ можетъ совершаться безъ его помощи, естественный подборъ есть факторъ контролирующій, но не создающій. Но если Эймеру удается сдлать въ высокой степени вроятнымъ, что, напр., рисунокъ на крыльяхъ бабочекъ извстной группы развивается закономрно, послдовательно проходя извстныя стадіи, то, допустивъ даже, что это развитіе происходитъ отъ комбинированія вншнихъ вліяній съ внутренними силами и жизненными процессами организма, мы все-таки ршительно не въ состояніи будемъ объяснить, почему именно порядокъ развитія рисунка такой, а не иной, и тмъ мене, почему данное вншнее вліяніе вызываетъ данное измненіе въ организм. Чрезвычайно интересные опыты лепидоптерологовъ, напр., Штандфуеса, показываютъ, что, напр., измненія температуры вызываютъ вполн опредленныя измненія окраски бабочекъ, такъ, большая перламутровка Argynnis Aglaja, развиваясь при повышенной температур, становится сверху ярко-бурокрасною, а зеленый цвтъ снизу длается значительно темне, при пониженной же температур вся окраска длается темне, особенно на переднихъ крыльяхъ разростается темный рисунокъ. Но почему это именно такъ, а не наоборотъ или вообще не иначе,— объ этомъ мы не имемъ даже отдаленнаго представленія, да нельзя и думать о полномъ объясненіи такихъ сложныхъ и запутанныхъ вопросовъ, какъ происхожденіе окраски на крыльяхъ бабочекъ, когда химія и физіологія животныхъ красокъ вообще находится въ зачатк. Можно съ увренностью сказать, что цока сравнительная физіологія не разовьется въ той же мр, какъ разви. лисъ сравнительная анатомія и эмбріологія, ученіе Жоффруа Сентъ-Илера и Ламарка не пріобртетъ господствующаго положенія въ біологіи. Теорія естественнаго подбора тнь и сильна, что она обходитъ щекотливый вопросъ о первомъ возникновеніи варіацій и работаетъ съ готовымъ матеріаломъ, а для ‘ламаркистовъ’, ставящихъ вопросъ о развитіи шире и глубже, большую часть матеріала слдуетъ еще подготовить. Притомъ, надо еще принять во вниманіе, что если и удастся объяснить происхожденіе варіацій, то придется имть дло съ вопросомъ: какія варіаціи наслдственны и какія нтъ, и почему именно, т. е. опять понадобится хорошо разработанная и физіологически обоснованная теорія наслдственности. Все это дло будущаго и, можетъ быть, не близкаго, а пока ‘ламаркизмъ’ находится въ зачаточномъ состояніи и иметъ, главнымъ образомъ, значеніе, какъ заслуживащій полнаго вниманія протестъ противъ, крайностей ученія о естественномъ подбор.
Пониженіе интереса къ филогенезу имло своимъ послдствіемъ не только развитіе новыхъ направленій въ морфологіи, не только повело къ воскрешенію ламаркизма, но и способствовало возрожденію тхъ отраслей зоологіи, которыя въ расцвт филогенетическаго періода были заброшены. Такъ, стали вновь боле усердно заниматься изученіемъ жизни животныхъ. Эта отрасль старательно культивировалась въ прошломъ столтіи, которое оставило намъ превосходныя изслдованія Рбзеля, Реомюра, Де-Геера и другихъ. Съ тхъ поръ, какъ Кювье положилъ прочное основаніе сравнительной анатоніи я морфологіи вообще, весь интересъ изслдователей сосредоточился на темахъ морфологическаго характера, а изученіе образа жизни животныхъ предоставлено было охотникамъ и любителямъ. Результатомъ этого былъ несомннный застой въ развитіи знаніи о жизни животныхъ. Еще относительно позвоночныхъ, въ особенности птицъ и млекопитающихъ, продолжалъ накопляться богатый матеріалъ, доставляемый путешественниками и охотниками, что же касается безпозвоночныхъ, изученіе жизни которыхъ привлекаетъ гораздо меньшее число любителей и требуетъ нердко значительной научной подготовки, то невжества современныхъ натуралистовъ въ этомъ отношеніи поразительно велико. Оказывается, напр., что мы знаемъ мельчайшія подробности анатоміи и эмбріологію рчного рака — и очень мало можемъ сказать о его зимовк, о его половой жизни и проч., мы имемъ подробныя изслдованія строенія тла постельнаго клопа — и далеко недостаточно знакомы съ періодами его размноженія, мы прекрасно ознакомлены съ строеніемъ и эмбріональнымъ развитіемъ комнатной мухи — и лишь сравнительно недавно познакомились достаточно съ ея личинкою, и т. д., и т. д. Сознаніе этого, пробла, наконецъ, настолько усилилось, что явился новый журналъ, который, на ряду съ морфологическими задачами, сталъ равномрно преслдовать и задачи зообіографіи или экологіи (‘Zoologische Jahrbcher, Abtheilung fr Biologie’). Этотъ журналъ, издающійся уже нсколько лтъ и богатый интересными работами, представляетъ собою, такимъ образомъ, тоже одно изъ знаменій времени. Когда интересъ къ изученію живи животныхъ снова оживился, это тотчасъ же отразилось и на нкоторыхъ отрасляхъ зоологіи, тсно связанныхъ съ этимъ изученіемъ. Возникли новыя задачи въ зоогеографіи, которая до недавняго времени стремилась главнымъ образомъ установить, въ связи съ геологическими данными и предположеніями, границы и взаимную связь отдльныхъ фаунъ. Новйшему времени принадлежитъ, напр., возникновеніе ученія о планктон, т. е. о совокупности тхъ, организмовъ, которые всю или почти всю свою жизнь плаваютъ, составляя живое содержаніе различныхъ водъ. Таковы различныя микроскопическія простйшія животныя, медузы, мелкіе рачки, личинки разныхъ животныхъ и проч. Планктонъ играетъ, безъ сомннія, огромную роль въ экономіи природы, такъ какъ составляющіе его организмы служатъ пищею для множества боле крупныхъ животныхъ, когда планктонные организмы гибнутъ отъ тхъ или другихъ причинъ, напр., отъ рзкихъ измненій температуры, то нерастворимыя части ихъ осдаютъ на дно, а растворимыя распространяются въ вод. Такимъ образомъ планктонъ иметъ очевидное вліяніе какъ на составъ водъ, такъ и на химическій характеръ дна водоемовъ. Такимъ образомъ изученіе планктона оказывается весьма важнымъ и интереснымъ во многихъ отношеніяхъ, какъ съ чисто теоретической, такъ и съ практической точки зрнія, и новйшая біологія уже выработала цлую методику для качественнаго и количественнаго изслдованія планктона. Первоначально біологи интересовались преимущественно морскимъ планктономъ, но въ послдніе годы чрезвычайно выдвинулся вопросъ о систематическомъ изслдованіи прсныхъ водъ. Въ періодъ филогенетической горячки море привлекло къ себ большую часть свжихъ научныхъ силъ, надявшихся найти въ немъ разгадку многихъ и многихъ тайнъ, такъ какъ, но общепринятому взгляду, унаслдованному нами отъ натурфилософовъ, а натурфилософами — отъ древней греческой философіи,— въ океан находится начало всякой жизни. Прсныя воды, какъ населенныя организмами боле вторичнаго характера, переселившимся отчасти съ суши, отчасти изъ морей, привлекали къ себ сравнительно мало вниманія. Но когда неотложныя филогенетическія задачи частью были ршены, частью оказались нова недоступными удовлетворительному ршенію, наступила нкоторая реакція, и тутъ-то біологи снова обратили боле пристальное вниманіе на прсныя воды. Еще въ семидесятыхъ годахъ швейцарскій зоологъ Форель основалъ новую науку — лимнологію, интересъ къ ней мало-по-малу все возросталъ и въ послднія десять лтъ открылось нсколько прсноводныхъ біологическихъ станцій въ Богеміи, Германіи, Франціи, Америк и, наконецъ, у насъ въ Россіи. Станціи эти поставили себ задачею какъ изслдованіе планктона, такъ и вообще всестороннее изученіе жизни прсныхъ водъ. Весьма возможно, что работы этихъ станцій современенъ будутъ имть не меньшее, а въ практическомъ отношеніи, вроятно, даже большее значеніе, чмъ работа морскихъ біологическихъ станцій. До какой степени лимнологія сдлалась уже интересною и важною отраслью естествознанія, доказываетъ появленіе популярныхъ лимнологическихъ руководствъ, какъ ‘Thierund Pflanzenwelt des Ssswassers’ д-ра Захаріаса и превосходной, выходящей въ настоящее время выпусками, книги проф. Лампезина ‘Das Leben der Binnengewsser’.
Еще одна отрасль зоологіи стала замтно развиваться въ послднія два десятилтія, параллельно упадку морфологогенетическихъ интересовъ, — это сравнительная психологія. Въ шестидесятыхъ годахъ главною задачею зоопсихологовъ было сведеніе къ общему источнику умственныхъ способностей человка и животныхъ, чтобы показать, что между первыми и вторыми разница не качественная, а количественная. Въ силу неразработанности относящагося сюда матеріала сужденія объ умственныхъ способностяхъ животныхъ гршили, однако, нердко грубымъ антропоморфизмомъ. Въ новйшее время вопросы сравнительной психологіи съ философской стороны разрабатывались преимущественно Ромэнсомъ и Вундтомъ, а другая группа послдователей — Фабръ, форель, Леббокъ, Вейсманнъ и у насъ въ Россіи В. Вагнеръ — доставили множество интересныхъ экспериментальныхъ данныхъ. Наиболе полные трактаты по сравнительной психологіи принадлежатъ Романсу. Въ своемъ сочиненіи ‘Animal Intelligence’ (умъ животныхъ) онъ собралъ сырой матеріалъ разныхъ свдній о психик животныхъ, расположивъ его по типамъ и классамъ животнаго царства, въ этой книг авторъ еще во многихъ мстахъ обнаруживаетъ чрезмрный антропоморфизмъ и недостатокъ критики. Зато въ другой своей книг ‘Mental Evolution in animais’ Роменсъ, повидимому, уже окончательно выяснилъ себ т идеи, которыя лишь слегка набросаны въ краткомъ введеніи, предпосланномъ первому изъ названныхъ сочиненій. Здсь онъ излагаетъ свои мысли опредленно и систематично, а къ фактамъ относится съ большею критикой, такимъ образомъ книга эта, какъ и ‘Основы психологіи’ Вундта, является весьма цннымъ кодексомъ новйшей зоопсихологіи. Вообще же сравнительная психологія, несмотря на сдланные ею успхи, все еще находится почти въ зачатачномъ состояніи, и остается лишь пожелать, чтобы въ ней возможно шире и всесторовне прилагался экспериментальный методъ, который одинъ можетъ дать для нея твердыя основы.
Изъ предложеннаго обзора читатель, надюсь, видитъ, что наука наша, дйствительно, какъ говорится, ‘совершаетъ эволюцію’. Измнились методы, измнились интересы и цли, выросли даже цлыя новыя отрасли нашей науки’ все боле и боле привлекающія къ себ молодыя силы,— работниковъ будущаго. Длая этотъ обзоръ, я намренно не коснулся еще одного теченія мысли, которое въ послдніе годы много заставило говорить о себ,— именно, витализма. Я не коснулся его потому, что, на мой взглядъ, витализмъ есть нчто совершеннно безплодное и, строго говоря, не составляетъ Опредленной научной доктрины или направленія. Можетъ быть, онъ находить себ извстное оправданіе въ нкоторыхъ разочарованіяхъ, испытанныхъ наукою, можетъ быть, онъ даже заслуживаетъ вниманія, какъ исканіе новыхъ путей (напр., въ теоретическихъ работахъ зоолога-виталиста Ганса Дриша), но въ этомъ случа онъ иметъ не боле значенія, какъ декадентство въ современномъ искусств: породить онъ ничего не въ состояніи.