РЮККЕРТЪ.
РЮККЕРТЪ.
* * *
* * *
АЛЕКСАНДРЪ ВЕЛИКІЙ.
АЛЕКСАНДРЪ ВЕЛИКІЙ.
КУБЪ-АЛРУМІЯ.
КУБЪ-АЛРУМІЯ.
Пять стиховторений, Рюккерт Фридрих, Год: 1877
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Нмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
Пвецъ, когда на голосъ свой…— И. Крешева
Александръ Великій.— В. Жуковскаго
Кубъ-Алрумія. — . Миллера
Бухарское посольство. — . Миллера
Хидгеръ. — М. М.
Фридрихъ Рюккертъ былъ родомъ изъ Швейнфурта, гд родился 10-го мая 1789 года и, проведя тамъ первую молодость, слушалъ затмъ курсъ наукъ въ Іенскомъ университет. Любовь къ литератур помшала однако ему кончить изученіе правъ. Уже въ 1809 году онъ оставилъ университетъ, и, увлечённый общимъ воодушевленіемъ тогдашней молодёжи, думалъ поступить въ военную службу, отчего однако былъ удержанъ заключённымъ въ томъ году миромъ. Въ 1815 году получилъ онъ мсто редактора журнала ‘Morgenblatt’ въ Штутгарт, а затмъ, спустя три года, совершилъ путешествіе въ Италію, ревностно изучая памятники искусства и, въ особенности, народную поэзію. Возвратясь на родину, Рюккертъ поселился въ Кобург, гд занялся изученіемъ арабскаго и персидскаго языковъ. Учоные труды по этой отрасли знанія доставили Рюккерту мсто профессора восточной литературы въ Эрланген, а затмъ онъ былъ переведёнъ на профессорскую же каедру въ Берлинъ.
Литературную карьеру Рюккертъ началъ въ 1814 году изданіемъ ‘Нмецкихъ Стихотвореній’, подъ псевдонимомъ Фрейнунда Райнара.Уже въ этихъ первыхъ опытахъ обнаружился замчательный талантъ молодого человка, послдующее же затмъ изданіе ‘Сонетовъ’ окончательно упрочило за Рюккертомъ славу одного изъ замчательнйшихъ поэтовъ его родины. Эти сонеты, въ которыхъ Рюккертъ, по собственнымъ словамъ, хотлъ выразить огненными буквами ‘сначала — позоръ, а затмъ побдную славу своего народа’, дйствительно прекрасно изображаютъ національную борьбу Германіи съ Франціей отъ начала ея до конца. Съ замчательною правдою относился онъ одинаково какъ къ хорошимъ, такъ и къ дурнымъ сторонамъ тогдашняго нмецкаго общества и силою высказываемыхъ мыслей иного способствовалъ сплоченію разнородныхъ элементовъ тогдашней Германіи къ общему возстанію противъ общаго врага. Многіе изъ его псень отличаются юмористическимъ направленіемъ, всегда мтко попадавшемъ въ цль для осмянія какого-либо общественнаго порока, но несравненно выше т изъ нихъ, въ которыхъ онъ высказываетъ богіе глубокіе и серьёзные взгляды на положеніе своего отечества.
По окончаніи войны за освобожденіе, муза Рюккерта покинула политическую сферу Дятельности. Но могъ ли подобный талантъ успокоиться и задремать въ бездйствіи? Выше уже сказано было, что, въ бытность свою въ Италіи, онъ съ особенной любовью занимался народной поэзіей. Плодомъ этого изученія былъ рядъ стихотвореній, написанныхъ размромъ въ дух италіанскихъ поэтическихъ произведеній. Это были ‘Ритурнели’, ‘Октавы’ и ‘Секстины’, выполненныя съ неменьшимъ искусствомъ, чмъ прежде сонеты. Въ произведеніяхъ этихъ являются тэмой любовь и картины природы. Каждое изъ этихъ стихотвореній въ отдльности крайне коротко, но тнь боле слдуетъ удивляться искусству, съ какимъ Рюккери, ограниченный размровъ и числомъ стиховъ, умлъ выразить многое въ каждомъ отдльномъ отрывк. Впрочемъ, занимаясь этимъ новымъ трудомъ, Рюккертъ позабывать и сонета, но внутреннимъ содержаніемъ уже явились у него теперь не военные подвиги и слава родины, а, напротивъ, тихія и нжныя чувства любви и дружбы. Таковы, напримръ, сборникъ сонетовъ, озаглавленные имъ общимъ именемъ: ‘Амариллисъ’ и ‘Смерть Анисы’. Нкоторыя псни написаны имъ терцинами, которыхъ суровый и строгій характеръ онъ также въ замчательнымъ искусствомъ съумлъ передать на литературномъ язык своей родины.
Знакомство съ восточными зыками, а частью и удивленіе, возбуждённое въ Рюккерт появившимся извстнымъ сочиненіемъ Гёте: ‘Weststlicher Divan’, побудили его издать два сборника, подъ заглавіемъ: ‘Восточныя Розы’ и ‘Газели’, въ которыхъ онъ съ рдкимъ искусствомъ съумлъ поддлаться подъ ладъ и характеръ восточныхъ стихотворцевъ. Наконецъ, внцомъ поэтическихъ произведеній Рюккери является его сборникъ, озаглавленный ‘Весы любви’ и посвящённый преимущественно изображенію любви. Къ числу особенностей таланта Рюккерта принадлежитъ между-прочимъ замчательное его умнье передавать одинаково-увлекательно въ поэтической форм, какъ возвышеннйшія чувства, такъ равно и самыя обыдённыя событія будничной жизни. Эта черта, очень рдкая въ писател, служитъ лучшимъ доказательствомъ силы таланта, умющаго обращать въ чистое золото всё, до чего онъ ни коснётся. Поэзію Рюккерта, какъ можно видть изъ перечисленныхъ выше разнообразнйшихъ отдловъ его стихотвореній, трудно охарактеризовать, тмъ боле, что, независимо отъ вышеприведённыхъ категорій, онъ написалъ ещё множество стихотвореній, не подходящихъ подъ отмченныя рубрики, но можно сказать безошибочно, что вс они отличаются необыкновенной широтой и ясностью воззрнія, мткостью мысли и прелестью подходящей въ содержанію формы, то-есть всми тми качествами, которыми должны отличаться произведенія всякаго первокласснаго поэта. Доказательствомъ чуткости его пониманія, по двумъ-трёмъ намёкамъ, существа и характера произведеній даже чужихъ народовъ, можетъ служить изданный имъ въ нмецкой переработк сборникъ китайскихъ народныхъ псень, подъ заглавіемъ ‘Шикингъ’. Рюккертъ ни слова во зналъ по-китайски и могъ пользоваться для своего труда только плохимъ латинскимъ переводомъ китайскаго подлинника, тмъ не мене подъ перомъ Рюккерта произведенія эти получили силу и жизнь, невольно переносящія читателя въ серединное царство, на сколько намъ извстны его нравы и характеръ. То же можно сказать и о прелестной, переведённой имъ съ индійскаго поэм ‘Налъ и Дамаянти’. Хотя индійская литература была ему знакома, тмъ не мене для подобной передачи характера чужого народа и страны необходимо владть огромнымъ поэтическимъ талантомъ, независимо отъ сухого знанія литературы. Въ дидактическихъ произведеніяхъ Рюккертъ держался одинаковой системы какъ и въ лирическихъ, то-есть точно также издавалъ сборники множества, по большей части короткихъ, стихотвореній, изъ которыхъ каждое имло самостоятельное значеніе, а между-тмъ вс вмст они связывались въ одно стройное цлое. Къ такого рода изданіямъ принадлежитъ его ‘Мудрость Браминовъ’, состоящая изъ множества притчъ, эпиграммъ и моральныхъ сентенцій, связанныхъ однако однимъ общимъ характеромъ. Большинство этихъ мелкихъ стихотвореній написано хотя и гладкимъ, но неизмнно-александрійскимъ стихомъ, почему, относительно формы и по отсутствію римы, сборникъ этотъ уступаетъ его лирическимъ стихотвореніямъ. Можетъ-быть, будучи поэтомъ по природ, Рюккертъ тяготился сухой дидактикой и писалъ на этотъ разъ свои произведенія съ меньшей любовью и жаромъ. Относительно внутренняго содержанія слдуетъ замтить, что въ ‘Мудрости Браминовъ’ порой замчается отсутствіе и той ясности мысли, которая преобладаетъ въ прочихъ сочиненіяхъ поэта. Такъ, напримръ, мысли о Бог и нравственности часто проникнуты мистическимъ взглядомъ восточныхъ мудрецовъ. Вообще можно сказать, что Рюккертъ ничего бы не отнялъ у своей славы, если бы вовсе не издавалъ этого сборника, и ничего къ ней не прибавилъ его изданіемъ.
Пвецъ, когда на голосъ свой
Въ сердцахъ людей ты ждёшь созвучья —
Пой не весну любви живой,
Но тёмной жизни злополучья.
Затмъ-что многимъ не дано
Извдать въ мір наслажденья,
Но въ каждой груди есть зерно
Тяжолой скорби и сомннья.
И. Крешевъ.
Черезъ песчаную пустыню шолъ
Съ своею ратью Александръ въ страну,
Лежавшую за рубежомъ пустыни:
Онъ нёсъ войну. И вотъ пришолъ къ рк
Широкой онъ. Излученный путёмъ
По знойнону песку, на тучномъ брег
Рки онъ рать остановилъ — и скоро вся
Она заснула въ глубин долины,
Прохладою потока освжонной.
Но Александръ заснуть не могъ. И въ зной,
И посреди спокойствія долины,
Гд не было слда тревогъ житейскихъ,
Нетерпливой онъ киплъ душою:
Её и мигъ покоя раздражалъ.
Погибель войскъ, разрушенные троны,
Побда, власть, вселенной рабство, слава
Носилися предъ ней, какъ привиднья.
Онъ подошолъ къ потоку, наклонился,
Рукою зачерпнулъ воды студёной
И напился — и чудно освжила
Божественно-цлительная влага
Его вс члены, въ грудь его проникла
Удвоенная жизнь. И понялъ онъ,
Что изъ страны, благословенной небомъ,
Такой потокъ былъ долженъ вытекать,
Что близь его истоковъ надлежало
Цвсти земному счастію, что врно
Тамъ въ благоденствіи, въ богатств, въ мир
Свободные народы ликовали.
‘Туда! туда! съ мечёмъ, съ огнёмъ войны!
Моей они должны поддаться власти
И отъ меня удлъ счастливый свой
Принять, какъ даръ моей щедроты царской.’
И онъ веллъ гремть труб военной —
И раздалась труба — и пробудилась,
Минутный сонъ вкусивши, рать — и быстро
Ея потокъ, кипящій истребленьемъ,
Вдоль мирныхъ береговъ рки прекрасной
Къ ея истокамъ свтлымъ побжалъ.
И много дней, не достигая цли,
Вёлъ Александръ свои полки. Куда же
Онъ наконецъ привёлъ ихъ? Ко вратамъ
Эдема. Но предъ нимъ не отворился
Эдемъ: былъ стражъ у вратъ съ такимъ ужасно
Пылающимъ мечёмъ, что задрожала
И Александрова душа, его
Увидя. ‘Стой!’ сказалъ привратникъ чудный:
‘Кто бъ ни былъ ты, сюда дороги нтъ.’
— ‘Я царь земли’, воскликнулъ Александръ,
Прогнванный нежданнымъ запрещеньемъ.
— ‘Царемъ земныхъ царей я здсь поставленъ.’
— ‘Я Александръ!’ — ‘Ты самъ свой приговоръ,
Назвавшись, произнёсъ. Одни страстей
Мятежныхъ обуздатели, одни
Душой смиренные вратами жизни
Вступаютъ въ рай, теб жь подобнымъ, міра
Грабителямъ, ненасытимо жаднымъ,
Рай затворёнъ.’ На это Александръ:
‘И такъ назадъ мн должно обратиться,
Тогда-какъ я уже стоялъ ногой
На этихъ ступеняхъ, туда проникнувъ,
Гд отъ созданья міра ни одинъ
Изъ смертныхъ не бывалъ. По-крайней-мр
Дай знаменіе мн, чтобы могла
Провдать вся земля, что Александръ
У вратъ Эдема былъ.’ На это стражъ:
‘Вотъ знаменье Да просвтитъ оно
Твой тёмный умъ высокимъ разумньемъ!
Возьми.’ Онъ взялъ — и въ путь пошолъ обратный,
А на пути, созвавши мудрецовъ,
Передъ собою знаменье веллъ
Имъ изъяснить.’Мн!’ повторилъ онъ въ гнв,
‘Мн, Александру, даръ такой презрнный:
Кусокъ истлвшей кости!’ — ‘Сынъ Филинповъ’,
На то сказалъ одинъ изъ мудрецовъ:
‘Не презирай истлвшей этой кости:
Умй спросить — и дастъ теб отвтъ.’
Тутъ принести веллъ мудрецъ всы.
Одну изъ чашъ онъ золотомъ наполнилъ,
Въ другую чашу кость онъ положилъ,
И — чудо! золото перетянула
Кость. Изумился Александръ. Онъ вдвое
Веллъ насыпать золота, онъ самъ
Свой скипетръ золотой, свою корону
И съ ними тяжкій мечъ свой бросилъ въ чашу —
Ни на волосъ она не опустилась.
Затрепеталъ на трон царь могучій,
И онъ спросилъ: ‘Какою тайной силой
Нарушенъ здсь законъ природы? Чмъ
Ей власть ея возможно возвратить?’
— ‘Щепоткою земли’, сказалъ мудрецъ.
И бросилъ онъ на кость земли щепотку —
И чаша съ костью быстро поднялася,
И быстро чаша съ золотомъ упала.
Мудрецъ сказалъ: ‘Великій государь,
Былъ нкогда подобный твоему
Разрушенъ черепъ, въ нёмъ же эта кость
Была частицей впадины, въ которой
Глазъ, твоему подобный, заключался.
Глазъ человческій въ объём малъ,
Но съ ненасытной жадностью объемлетъ
Онъ всё, что насъ здсь въ области видній
Такъ увлекательно плняетъ, цлый
Онъ міръ готовъ пожрать голоднымъ взоромъ.
Всё золото земное всыпьте въ чашу,
Вс скипетры и вс короны бросьте
На золото — всё будетъ мало, но
Покрой его щепоткою земли —
И пропадётъ его ненасытимость:
Сквозь лёгкій праха грузъ ужь не пробьётся
Онъ жаднымъ взоромъ. Ты жъ, великій царь,
Въ сёмъ знаменьи уразумй прямое
Значеніе и времени и жизни.
Ненасытимости передъ тобою
Лежитъ символъ въ истлвшей этой кости.’
Но царь внималъ съ поникшей головой,
Съ челомъ нахмуреннымъ. Вдругъ онъ вскочилъ,
Сверкнулъ на всхъ могучимъ окомъ льва
И возгласилъ такъ громко, что скалы
Окрестныя ужасный дали голосъ:
‘Греми труба! вперёдъ, мои дружины!
Жизнь коротка, уходитъ время, стыдъ
Тому, кто жизнь и время праздно тратитъ!’
И вихрями взвился песокъ пустыни —
И рать великая, какъ змй съ отверстымъ
Голоднымъ звомъ, шумно побжала
Къ предламъ Индіи. Завоеватель
Потоками лилъ кровь и побждалъ,
И съ каждою побдой разгорался
Сильнйшей жаждою побды новой —
И наконецъ они ему щепоткой
Земли глаза покрыли — онъ утихъ.
В. Жуковскій.
Съ давнихъ лтъ, въ стран Гаджутовъ,
Кубъ-Алрумія стоитъ
На гор, а подъ горою
Море плещетъ и шумитъ.
То вковъ минувшихъ зданье,
Кмъ построено оно —
Неизвстно, лишь преданье
Къ намъ дошло о нёмъ одно.
Бенъ-Кассимъ былъ поселянинъ,
Но и въ хижин своей
Онъ считалъ себя счастливй
Всхъ на свт королей.
Онъ ласкалъ малютку-сына,
Онъ любилъ свою жену —
Вдругъ отвага въ нёмъ вскипла
И ушолъ онъ на войну.
Подъ знамёнами Ислама
Тамъ сражался храбро онъ,
Но, плнённый, былъ въ неволю
Къ христіанамъ отведёнъ.
Разъ, трудами утомлённый,
Онъ на камн отдыхалъ
И, тоскуя объ отчизн,
Дни былые вспоминалъ.
‘Долго ль мн чужое поле
Жаркимъ потомъ орошать
И въ постыдной здсь невол
Дни и ночи тосковать?
‘Ахъ, увижу ль свой далёкій
Кровъ и сына, и жену,
Иль умру здсь одинокій,
Неоплаканный, въ плну?’
Такъ, вздыхая, онъ слезами
Горе сердца облегчалъ.
Вдругъ, предъ нимъ, въ одежд мага,
Мужъ таинственный предсталъ.
— Плнникъ! ты откуда родомъ?—
Бенъ-Кассиму онъ сказалъ.
‘Я изъ племени гаджутовъ’,
Тотъ печально отвчалъ.
— Такъ теб извстно мсто,
Гд стоитъ Алрумія?—
‘О, Аллахъ! у тхъ развалинъ
И живётъ семья моя!’
— Не къ своимъ ли на свиданье
Ты летишь теперь мечтой?—
‘Ахъ, мечтать о томъ напрасно,
Въ чёмъ отказано судьбой!’
— Я мечту твою исполню:
Ты родной увидишь край,
Лишь одно моё велнье
Мн исполнить общай.—
‘Я готовъ на вс лишенья,
Чтобъ увидть милый край,
Лишь души моей спасенье
У меня не отнимай.’
— Мн души твоей не надо!—
Магъ съ улыбкой отвчалъ:
— Я куплю теб свободу
За хорошій капиталъ —
— И въ Алжиръ, въ твою отчизну,
Съ кораблёмъ тебя пошлю,
Вотъ возьми туда съ собою
Эту рукопись мою.
— И, прибывъ въ родную землю,
Къ Кубъ-Алруміи ступай
И у стнъ ея пергаментъ
Въ жертву пламени предай,
— Чтобъ высоко дымъ поднялся
И проникъ подъ древній сводъ