Стихотворения, Словацкий Юлиуш, Год: 1871

Время на прочтение: 7 минут(ы)

ПОЭЗЯ СЛАВЯНЪ

СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ

ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПИСАТЕЛЕЙ

ИЗДАВШЙ ПОДЪ РЕДАКЦЕЮ
НИК. ВАС. ГЕРБЕЛЯ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

1871

ПОЛЬСКЕ ПОЭТЫ.

Изъ поэмы ‘Янъ Блецкій’. — П. Козлова
Изъ поэмы ‘Монахъ’. — П. Козлова
1. Исповдь
2. Тнь Зары

Ю. СЛОВАЦКЙ.

Юлій Словацкій, сынъ Евгенія Словацкаго, профессора словесности въ Виленскомъ университет, родился 11-го (23-го) августа 1809 года въ г. Кременц, Волынской губерніи. Онъ съ самой ранней молодости сталъ обнаруживать необыкновенныя способности, а восьми лтъ уже читалъ латинскихъ и греческихъ классиковъ въ подлинник. Въ 1824 году Словацкій поступилъ въ Виленскій университетъ, окончилъ въ нмъ полный курсъ и въ 1829 году вступилъ въ государственную службу по министерству финансовъ. Около этого времени онъ написалъ свои дв первыя трагедіи, ‘Марія Стюартъ’ и ‘Миндовъ’, и повсть изъ времнъ тевтонскихъ войнъ ‘Гуго’. Вс это было напечатано уже посл польской революціи 1831 года, въ Париж, но ни трагедіи, ни повсть не имли успха, такъ-какъ первая сильно напоминала Шиллера, а ‘Миндовъ’ и ‘Гуго’ были ни что иное, какъ рабское подражаніе ‘Гражин’ и ‘Конраду Валенроду’ Мицкевича. Затмъ, Словацкій принималъ дятельное участіе въ польской революціи 1831 года, по окончаніи которой поселился въ Париж и посвятилъ всего себя литератур. Послдовалъ цлый рядъ поэмъ, написанныхъ имъ отчасти во время революціи, отчасти уже въ Париж. Это были: эпическая поэма ‘Янъ Блецкій’, отрывокъ изъ которой, въ перевод Козлова, помщонъ въ нашемъ изданіи, стихотворная повсть ‘Змя’, ‘Ламбро’, разсказъ въ стихахъ, взятый изъ жизни греческихъ корсаровъ, и, наконецъ, повсти ‘Арабъ’ и ‘Монахъ’, отрывокъ изъ которой, въ русскомъ перевод, также помщнъ въ нашемъ изданіи. Въ 1836 году онъ перехалъ въ Швейцарію, гд написалъ свою драматическую поэму ‘Кордіянъ’, имвшую большой успхъ. Затмъ, Словацкій постилъ Италію, Египетъ и ерусалимъ, а въ 1838 году вернулся въ Парижъ, гд прожилъ цлыхъ три года безвыздно. Эти годы можно назвать самыми плодотворными въ его жизни. Не исчисляя всего имъ написаннаго въ это время, довольно будетъ сказать, что онъ въ эти три года создалъ три знаменитйшія свои произведенія, упрочившія его славу: трагедіи ‘Мазепа’ и ‘Балладина’ и неоконченный эпосъ ‘Беньовскій’, въ род Байроновскаго ‘Донъ-Жуана’. Вообще, Словацкій иметъ почти такое же значеніе въ литератур польской, какое Гейне въ нмецкой и Байронъ въ европейской. Онъ былъ одарнъ огненнымъ и въ высшей степени подвижнымъ воображеніемъ, способнымъ создать идеалы, и дкимъ остроуміемъ, никого и ничего не щадившимъ, съ которымъ онъ осмивалъ вс идеалы и кумиры, вс произведенія собственной фантазіи, а наконецъ и самого себя. Въ 1842 году онъ вступилъ въ политико-религіозную секту полусъумасшедшаго мистика Товянскаго, къ которой уже принадлежалъ Мицкевичъ, Гощинскій и многіе другіе извстные люди. Идеи, усвоенныя Словацкимъ въ этомъ мистическомъ кружк поврежднныхъ людей, выразились въ изданнойимъ въ слдующемъ году драм ‘Князь Марекъ’. Въ 1848 году онъ написалъ одно изъ лучшихъ своихъ стихотвореній ‘Автору трехъ псалмовъ’, направленное противъ Красинскаго. Затмъ, пользуясь революціоннымъ движеніемъ въ Берлин, онъ отправился въ Братиславъ, къ своей матери, съ которой не видался слишкомъ двнадцать лтъ. Въ начал 1849 года онъ возвратился въ Парижъ, гд и умеръ 3-го апрля того же года. Словацкій похороннъ на Монмартрскомъ кладбищ, гд мать поставила надъ нимъ прекрасный памятникъ. Полное собраніе сочиненій Словацкаго было издано въ Париж, въ 16 томахъ, а потомъ въ Лейпциг, въ издаваемой Брокгаузомъ ‘Библіотек Польскихъ Писателей’ (1862, 4 т.).
ИЗЪ ПОЭМЫ ‘ЯНЪ БЛЕЦКЙ’.
1.
Въ Брежанахъ шумный длится балъ,
Вс тшитъ слухъ, плняетъ око…
Иль Сигизмундъ изъ гроба всталъ?
Или Венеціи далкой
Шумитъ веслый карнавалъ?
Забыты праздники и балы
Съ-тхъ-поръ какъ царствуетъ Стефанъ,
Тогда-какъ ярко блещутъ залы
Дворца роскошнаго Брежанъ.
По вол грознаго магната
Воскресъ забытый маскарадъ,
Парчй и золотомъ богато
Чертоги пышные горятъ,
Вокругъ струятся волны свта.
Въ костюмы пышные одта,
Веселье общее для,
Проходитъ свита короля.
Но гд же Бона молодая?
Иль ядъ, угрюма и блдна,
Варвар бдной льтъ она?
По заламъ движется густая
Толпа народа, всхъ времнъ
И странъ виднются костюмы:
Здсь ходитъ, въ думы погружонъ,
Испанецъ гордый и угрюмый.
Святымъ крестомъ украшенъ онъ,
На нмъ одежда дорогая,
Тяжолый мечъ его блеститъ,
Въ рукахъ испанца, замирая,
Гитара томная звучитъ.
Тамъ два юная проходитъ,
Вуалью скрытая густой.
Съ ней обожатель молодой,
Онъ чорныхъ глазъ съ нея не сводитъ.
На дв розовый внокъ:
Она — Неаполя цвтокъ,
Его жь ласкали, нги полны,
Адріатическія волны.
Онъ съ грустью имъ ‘прости’ сказалъ —
И съ милой родиной разстался:
Какъ дожъ, онъ съ моремъ обвнчался,
Какъ Тассъ — и плавалъ и страдалъ.
Но вдругъ пришолъ въ волненье балъ:
Лія волшебное сіянье,
Явилась маска — царства фей
Святое, чистое созданье:
И мракъ и свтъ сливались въ ней.
Вс любоваться ею стали:
Въ ней вс влечтъ. Ея нарядъ
Изъ драгоцнной сдланъ шали,
Алмазы крупные горятъ,
Ея одежду осыпая,
И нити жемчуга, сіяя,
Въ волнахъ кудрей ея дрожатъ.
2.
Звучитъ набатъ, со всхъ сторонъ
Стремятся дикіе татары,
Ложатся трупы, слышенъ стонъ,
Алетъ зарево пожара.
Но кто ихъ грозный атаманъ?
Кто ихъ паша, ихъ предводитель?
И какъ онъ могъ изъ дальнихъ странъ
Попасть въ далкую обитель?
И на грабжъ и въ грозный бой
Ихъ неустанно направляетъ
Какой-то витязь молодой
Въ чалм съ серебряной луной.
Вокругъ вс рушится, пылаетъ,
Бровь льтся — всюду смерть и адъ,
А мечъ вождя — литой булатъ —
Своихъ ножонъ не покидаетъ,
Лишь взоръ искрится, какъ кинжалъ,
И проситъ крови. Въ свтлый залъ
Ворвался втеръ: гаснутъ свчи,
Лишь въ лампахъ тусклый свтъ дрожитъ.
Съ брежанскимъ паномъ ищетъ встрчи
Татарскій вождь — и вотъ стоитъ
Онъ передъ нимъ, мечмъ сверкая.
О, небо! этотъ мечъ не разъ
Сверкалъ въ тяжолый битвы часъ,
Поля родныя защищая.
На нмъ, въ насчк золотой,
Пречистой Двы ликъ святой
И гербъ виднется богатый,
Наслдство славной старины:
Звзда и свтлый рогъ луны,
А надъ луною шлемъ пернатый.
Блеснула сталь — и панъ упалъ
Въ крови. Татаринъ засмялся:
Тоской и злобою звучалъ
Ужасный смхъ и повторялся
Протяжнымъ эхомъ ряда залъ.
И незнакомка услыхала
Тотъ смхъ пронзительный, какъ жало:
Раздался стонъ, тяжолый стонъ —
Тоски и мукъ былъ полонъ онъ —
И На полъ бдная упала,
Какъ бы сражонная грозой,
Въ ней жизнь, казалось, перестала
Играть. Татаринъ молодой
Упалъ предъ нею на колна.
Онъ кочетъ жизнь въ не вдохнуть
Дыханьемъ пламеннымъ: изъ плна
Освободилъ младую грудь,
Цалуетъ страстно очи милой,
Зовтъ е, но зовъ унылый
Не слышенъ ей: предъ нимъ она
Лежитъ, какъ статуя, блдна,
Коса распущена густая,
Разорванъ розовый внокъ,
Чело волнами покрывая,
Душистыхъ локоновъ потокъ
Скользитъ по ней, закрыты очи…
Но что за шумъ? Кругомъ горитъ…
И онъ поднять е спшитъ —
И исчезаетъ въ мрак ночи…
3.
Она очнулась. Боже, гд она?
Предъ ней встатъ прошедшаго виднье…
Вокругъ нея и мракъ и тишина,
Она на вс глядитъ въ недоумньи.
Въ часовн замка блдная луна
Бросаетъ свтъ печальный и унылый.
Темно и страшно. ‘Ты ли это, милый,
По-прежнему стоишь передо мной?
Твой лобъ закрытъ турецкою чалмой:
Сними е, и дай мн въ упоеньи
Взглянуть хоть разъ на милыя черты!’
Онъ снялъ чалму. Тяжолое мгновенье!
‘О, милый мой! какъ страшенъ, блденъ ты!’
Онъ засмялся, грудь рвалась отъ муки,
Тяжолый смхъ молчанье пробудилъ —
И простоналъ онъ: ‘да, я измнилъ:
Я ренегатъ!’ И трижды эти звуки,
Отчаянья и ужаса полны,
Съ насмшкой злой были повторены
Дрожащимъ эхомъ, другомъ разрушенья.
‘Когда сіяло счастье надо мной’,
Онъ продолжалъ, исполненный волненья:
‘Я былъ инымъ — и сердцемъ и душой,
А нын мн вс шепчетъ объ измн
И отверженья страшнаго печать
Лежитъ на мн. Ужели мн сіять,
Когда встаютъ страдальческія тни,
Когда, поправъ сыновнюю любовь
Къ земл родной, я лью святую кровь
И слышу лишь проклятія и стоны?
Взгляни вокругъ: старинныя иконы
Пугаютъ взоръ, луной освщены,
Они теперь и блдны и темпы,
Но только день, сіяя надъ полями,
Ихъ оснитъ веслыми лучами,
Они опять зажгутся, заблестятъ.
Такъ и лицо прожитый нами рядъ
Счастливыхъ дней блаженствомъ озаряетъ,
Но чуть по нмъ страданья лучъ скользнтъ,
Оно блднть и гаснуть начинаетъ,
Тоска какъ флръ спускается — и вотъ
Могильный склепъ собой напоминаетъ.
Безцнный другъ! покинь родимый край!
Не покидай, мой другъ, не покидай
Несчастнаго! взгляни, какъ онъ страдаетъ!
Согрй его хладющую грудь,
Дай бдняку забыться и заснуть:
Въ его душ безмолвное мученье,
Склони къ нему сіяющій твой взоръ,
Чтобъ онъ забылъ, хотя бы на мгновенье,
Отчаянье, несчастье и позоръ,
Открой ему горячія объятья,
Страданья свй съ печальнаго лица…’
— ‘А мой отецъ?’ — ‘Покинь, забудь отца!
Пускай онъ шлтъ теб свои проклятья!
Пускай клянутъ отечество и братья!
Чего дрожать? Проклятье — звукъ пустой.
Есть чудный край: бги туда со мной!
Тамъ ты найдшь роскошныя палаты,
Въ садахъ тнистыхъ волны ароматовъ…
Друзей найдшь… тамъ ярче солнца свтъ…
Тамъ вс, тамъ вс — одной отчизны нтъ! ‘
П. Козловъ.
II.
ИЗЪ ПОЭМЫ ‘МОНАХЪ’.
I.
СПОВДЬ.
‘Подъ рясой чорной, въ кель душной,
Кончаю я тяжолый путь
И покидаю свтъ бездушный.
Слабетъ духъ, мяттся грудь…
Подъ головой моею камень —
На нмъ усну. Вокругъ меня
Темнетъ — гаснетъ жизни пламень,
Какъ пальма степи вяну я.
Съ душою полною гордыни,
Когда-то, грозенъ и могучъ,
Я былъ пождмъ сыновъ пустыни,
Меня лелялъ счастья лучъ.
Внимая голосу свободы,
Глядя на неба звздный рой,
Я забывалъ тоску невзгоды,
Мирился съ горькой нищетой…
‘Разъ, погружонный въ размышленье,
Я халъ — возл ни кого —
Какъ вдругъ плнительное пнье
Коснулось слуха моего.
Тревожа сонъ степи безлюдной,
Тотъ гимнъ божественный въ горахъ
Звучалъ торжественно и чудно
И на земл и въ небесахъ.
Къ нему восторженно я мчался —
И вотъ вс ближе, громче онъ:
То тихій колокола звонъ
Во мрак ночи раздавался.
‘Молились иноки… Во храмъ
Вошолъ я въ страх и смятеньи…
Горли свчи, лилось пнье,
Кругомъ носился иміамъ.
На стнахъ звзды золотыя
Горли въ отблескахъ зори,
Волнами свта облитые,
Блестли ярко алтари,
Какъ пальмы горъ, колонны храма
Виднлись, золотомъ горя…
Вдругъ въ свтлыхъ волнахъ иміама
Небесный ликъ увидлъ я.
То ангелъ былъ! Одтъ лучами,
По храму тихо онъ летлъ
И лучезарными глазами
Мн въ душу тмную глядлъ.
Творя горячія моленья,
Суля надежду, онъ парилъ…
Я палъ во прахъ… Съ того мгновенья
Я вр предковъ измнилъ!…’
2.
ТНЬ ЗАРЫ.
‘Ты услыхалъ мой стонъ унылый!
Златые сны минувшихъ дней
Въ теб воскресли съ новой силой —
И образъ свтлый, образъ милый
Душ представился твоей!
‘Ты позабылъ стихи корана,
Пророка гнва не боясь…
Не измняй сынамъ Ирана,
Храни святыню талисмана,
Вонми пророку въ смертный часъ!
Припомни: пламенныхъ явленій
Пустыня свтлая полна,
Надъ ней нестся рядъ видній:
Я въ нихъ живу, какъ эти тни,
Неуловима и блдна.
‘Я на луч дрожащемъ свта
Въ теб примчалась въ часъ ночной,
Любовью грудь моя согрта,
Лицо, съ улыбкою привта,
Сіяетъ прежней красотой.
‘Холоднымъ призракомъ могилы
Я не пришла тебя пугать…
Свтла, какъ ангелъ легкокрылый,
Хочу по прежнему, мой милый,
Тебя лелять и ласкать.
‘Желаньемъ нравиться объята,
Я очи вспрыснула росой,
Лицо горитъ лучомъ заката
И кудри полны аромата,
Какъ розы раннія весной.
‘Ужь близокъ часъ послдней муки,
А близь тебя монахъ сидитъ
И крестъ твои сжимаетъ руки:
Онъ намъ сулитъ тоску разлуки,
Разлукой вчною грозитъ.
‘Забудь его — падтъ преграда
И ты со мной сойдшься вновь
Въ стран, гд нга и прохлада,
Гд мирно царствуетъ отрада,
Гд счастье вчно, какъ любовь.
‘Тамъ зеленютъ кущи рая,
Иного солнца гретъ лучъ,
Сіяетъ тамъ луна иная,
Цвты цвтутъ не увядая,
Потокъ прозраченъ и пвучъ.
‘Презрвъ людское самовластье,
Мы улетимъ въ страну тней,
И тамъ, вкушая сладострастье,
Узнаемъ истинное счастье,
Вдали отъ свта и людей!
‘Твой часъ насталъ… слабютъ силы…
Мой милый, смерть тебя зовтъ,
А ты молчишь… Прости, мой милый!
И на земл и за могилой
Разлука вчная насъ ждтъ!…
П. Козловъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека