Путешествие сера Джона Фирфакса по Турции и другим замечательным странам, Кузмин Михаил Алексеевич, Год: 1909 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

М. Кузминъ

Путешествіе сера Джона Фирфакса по Турціи и другимъ замчательнымъ странамъ.

‘Аполлонъ’, No 3, 1909

OCR Бычков М. Н.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мои родители были не богаты, хотя и принадлежали къ роду Фирфаксовъ, я совсмъ не помню отца и матери, потерявъ ихъ еще въ дтств, а воспитывался у дяди съ материнской стороны, стараго холостяка Эдуарда Фай, онъ былъ судьею въ Портсмут, имлъ небольшой домъ, изрядную библіотеку и единственную служанку: экономку, домоправительницу, кастеляншу, кухарку, судомойку и мою няньку,— кривую Магдалину. Изъ оконъ второго этажа былъ виденъ портъ и суда, а во двор былъ небольшой огородъ и нсколько рядовъ розъ. Дядя велъ тихую и экономную жизнь, которая мн не казалась бдностью, но потомъ я сообразилъ, что мы могли бы жить и иначе, не будь мистеръ Фай грязнымъ скрягой.

Я былъ шаловливъ и непослушенъ, всегда воевалъ съ уличными мальчишками, возвращался домой съ продранными рукавами на куртк,— и мистеръ Эдуардъ съ Магдалиной взапуски меня бранили и не скли только потому, что все таки я былъ серъ Джонъ Фирфаксъ,

Въ школ я подружился съ Эдмондомъ Пэджъ, сыномъ сосдняго аптекаря. Трудно было предположить, какой отчаянный сорвиголова скрывался за блднымъ лицомъ Эдмонда, лицомъ ‘двченки’, какъ дразнили его товарищи, Правда, буйная рзвость находила на него только временами, и тогда онъ былъ готовъ на самыя сумасбродныя зати, на любую ножовую расправу, обычно же онъ былъ тихъ, послушенъ, скроменъ, помогалъ отцу развшивать лекарства, ходилъ каждое воскресенье въ церковь и выслушивалъ до конца проповди, опустивъ свои длинныя рсницы. Говорилъ глухо и съ трудомъ, будто чахоточный. Никто бы не узналъ этого недотрогу, когда онъ засдалъ въ портовыхъ кабачкахъ, куря трубку, затвая ссоры съ иностранными матросами, играя въ карты и ругаясь, какъ солдатъ, или. когда онъ на лодчонк выходилъ въ открытое море на всю ночь ловить рыбу или просто воображать себя вольнымъ мореходцемъ.

Море привлекало насъ обоихъ и часто, лежа на камняхъ за городомъ, мы строили планы, какъ бы собрать удалую ватагу, отправиться по широкой дорог въ Новый Свтъ или Австралію, смотрть чужіе края, обнимать веселыхъ двушекъ въ шумныхъ портахъ, разодться въ бархатъ, бросать деньги, орать за элемъ свободныя псни, сражаться, грабить, никого не слушаться, ничего не жалть,— словомъ, длать все то, что намъ запрещали домашніе. Я былъ не похожъ на Эдмонда: я всегда былъ равно веселъ, никогда не прочь поцловать краснощекую двку, перекинуться въ карты, сверкнуть ножомъ, но до неистоваго буйства своего друга не доходилъ, зато онъ быстро утихалъ, я же все продолжалъ бурлить и вертться, будто разъ пущенный волчокъ.

Но напрасно приняли бы насъ за низкихъ гулякъ изъ разночинцевъ: и я, и мой дядя ни минуты не забывали, что я — серъ Фирфаксъ, и когда мн минуло 15 лтъ, мистеръ Фай призвалъ портного и, хотя торговался за каждый грошъ, заказалъ для меня людное платье, сталъ давать карманныя деньги и началъ самъ учить меня играть на лютн и пть, вытащивъ старыя ноты Дуланда. Я читалъ Виргилія и Сенеку и порядочно здилъ верхомъ. Дядя бралъ меня въ помстье нашей родственницы, гд гостили лондонскія барышни, и тамъ посл обда я впервые игралъ и плъ въ обществ свои, нсколько старолюдныя псни, въ отвтъ на что одна изъ прізжихъ двицъ дала мн розу, сама же заиграла сонату Пёрселя. И когда мы съ Эдмондомъ показывались теперь въ кабачкахъ, намъ кланялись особенно почтительно, думая, что карманы моего новаго сиреневаго камзола полны золота и не зная, что этотъ камзолъ у меня единственный.

Вскор моя судьба переменилась въ тсной зависимости отъ судьбы Эдлюпда. Однажды, посл особенно продолжительнаго кутежа, гд моего друга ранилъ въ руку зазжій испанецъ, аптекарь ршилъ женить своего сына, и очень спшилъ съ этимъ, чтобы поспть кончить дло въ періодъ покорности Эдмонда. Я выходилъ изъ себя тмъ боле, что найденною невсто была нкая Кэтти Гумбертъ, французская еврейка, не общавшая быть ни любящей женою, ни хорошею хозяйкой. Но вс мои доводы разбивались о вялую послушность Эдмонда. Аптекарь, догадываясь о моихъ проискахъ, старался не допускать меня до своего сына, и даже свадьбу справили за городомъ, украдкой. Съ тхъ поръ я не видался съ Эдмондомъ Пэджь.

Я недлю прогулялъ въ порту, а вернувшись въ разорванномъ сиреневомъ камзол, заслъ дома, не отвчая на разспросы мистера Фая. Наконецъ, я объявилъ, что хочу предпринять путешествіе, дядя пробовалъ меня отговаривать и, наконецъ, сказалъ, что денегъ мн не дастъ, на что я спокойно замтилъ, что деньги эти — не его, а моей матери, что я — взрослый человкъ, что, конечно, онъ воленъ поступать, какъ ему угодно, но пусть онъ ршитъ самъ, насколько это будетъ добросовстно. Повидимому, мое спокойствіе больше подйствовало на судью, чмъ если-бы я сталъ грубить и говорить дерзости, такъ какъ вечеромъ за ужиномъ, онъ началъ примирительно:

— Ты былъ правъ, Джонъ, конечно, я поступилъ бы благоразумно, но не совсмъ добросовстно, не давая теб денегъ твоей матери. Ты взрослый юноша и можешь сообразить самъ, умно ли это, такъ отправляться въ неизвстный путь? Не лучше ли бы теб посщать университетъ и готовить себя къ какому нибудь мирному занятію, чмъ терять лучшіе годы въ попойкахъ и рискованныхъ затяхъ? Теб 19 лтъ, въ твоемъ возраст я уже давно переписывалъ бумаги у своего патрона. Кто тебя гонитъ? Я понимаю, что теб скучно, но займись наукой — и скука пройдетъ.

— Я бы хотлъ побывать въ Италіи, вы знаете, ничто такъ не образуетъ человка, какъ знакомство съ чужими краями.

— Къ тому же сестриныхъ денегъ очень немного, а потомъ уже я теб не дамъ.

Хотя я зналъ, что дядя меня обманываетъ, что у покойной матушки былъ достаточный капиталъ създить хотя бы въ Китай и лтъ 20 жить безбдно, но я былъ такъ обрадованъ согласіемъ мистера Фая, что поблагодарилъ его и за это. Вздыхая, дядя далъ мн часть денегъ, и я сталъ готовиться къ отъзду.

Корабль отходилъ только черезъ 10 дней и все это время я не зналъ, какъ прожить скоре. Наконецъ, наступилъ вторникъ 3-го Марта 1689 года. Одвшись уже, я взбжалъ по крутой лстниц въ свою комнату, обвелъ глазами стны, голландскіе тюльпаны на окн, шкапъ, столъ, гд лежалъ раскрытый Сенека, постель съ пологомъ, полки, висвшее платье,— заперъ ее на ключъ, простился наскоро съ дядей, вышелъ на улицу, гд стояла утирая глаза передникомъ, съ суповой ложкой въ рукахъ, старая Магдалина и скакалъ лая Неронъ, махнулъ шляпой и пошелъ къ гавани въ сопровожденіи матроса, несшаго мой багажъ. Втеръ раздувалъ плащъ, и я все сердился на собаку, которая, скача и визжа, путалась подъ ногами, и на матроса, который плелся въ отдаленіи. Наконецъ, я взошелъ на бортъ ‘Безстрашнаго’ и перекрестился, отеревъ потъ.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Такъ какъ ‘Безстрашный’ былъ судномъ англійскимъ, то я мало чувствовалъ себя лишеннымъ родины, притомъ радость настоящаго плаванія, вс подробности морскаго дла, тихая, несмотря на мартъ, погода, не давали мста грустнымъ мыслямъ, свойственнымъ первымъ часамъ отплытія. Я даже мало выходилъ на берегъ при остановкахъ и мало знакомился съ пассажирами, все время проводя съ командой и съ увлеченіемъ участвуя въ ея работахъ. Наконецъ мы вошли въ длинное устье Гаронны, чтобы высадиться въ Бордо. Мн отсовтовали огибать Испанію, такъ какъ это замедлило бы мое прибытіе въ Италію, куда я считался направляющимъ путь. И потомъ, мн хотлось видть ближе хоть часть прекрасной Франціи. Такимъ образомъ я ршилъ прослдовать изъ Бордо въ Марсель сухимъ путемъ черезъ Севенны. Бордо уступаетъ Портсмуту въ томъ отношеніи, что лежитъ, собственно говоря, на усть, а не на мор, и мн показалось даже, что прізжихъ здсь, какъ будто, меньше и толпа мене разноплеменна. Можетъ быть, это была не боле, какъ случайность. Что меня особенно удивило, такъ это — обиліе публичныхъ домовъ. Конечно, изъ этого нельзя ничего заключать о распутств французовъ, такъ какъ эти заведенія расчитаны главнымъ образомъ на прізжихъ.

Я въ первый разъ видлъ французовъ, какъ они у себя дома и толпой, и могу сказать, насколько я замтилъ, что они — расчетливы, скупы, вроломны, безтолковы, непосдливы и невыносимо шумливы. Молва о вольности въ обращеніи ихъ женщинъ очень преувеличена, такъ какъ, если не считать веселыхъ двицъ, то двушки держатся строго и не позволяютъ себ ничего лишняго, у насъ я безъ обиды могъ бы поцловать любую изъ честныхъ и благородныхъ барышень, межъ тмъ какъ здсь это почлось бы оскорбленіемъ. Впослдствіи я узналъ, что это не боле, какъ разница въ манерахъ, люди же везд одинаковы, но сначала это меня удивляло, совершенно опровергая заране составленное мнніе.

Изъ Бордо я и нсколько французовъ отправились верхами вдоль Гаронны, берега которой зеленли весенними деревьями, холмы были покрыты виноградниками, которые я видлъ впервые. Мы безъ особыхъ приключеній стали подыматься въ горы, какъ вдругъ одинъ изъ передовыхъ вскричалъ: ‘вотъ Монтобанъ’. Я вздрогнулъ при этомъ имени и тотчасъ устыдился своего волненія, такъ какъ не могъ же морской разбойникъ, наводившій трепетъ на Испанію и Америку, находиться въ глухихъ Севеннахъ. Оказалось, что то же имя, какъ славный пиратъ, носилъ и горный городокъ, виднвшійся впереди насъ.

Осматривая старинный соборъ въ Родец, я замтилъ быстро вошедшихъ туда же кавалера и даму. Повидимому, они не были прізжими, такъ какъ не обращали вниманія на древнія изображенія святыхъ, но вмст съ тмъ пришли и не для молитвы, потому что, едва поклонившись предъ алтаремъ, гд хранились Св. Дары, отошли къ колонн и оживленно заговорили, поглядывая въ мою сторону. Я же продолжалъ спокойно свой осмотръ, краемъ уха прислушиваясь къ говору, какъ показалось мн, марсельскому. Когда я проходилъ мимо, они сразу умолкли и дама улыбнулась. Она была очень маленькаго роста, нсколько полна, черноволоса, съ веселымъ и упрямымъ лицомъ. Впрочемъ, въ собор былъ полумракъ, и я не могъ разсмотрть хорошо Марсельской красавицы. Не доходя еще до выхода, я былъ остановленъ окликомъ: ‘не вы ли, сударь, обронили перчатку?’ — Перчатка была, дйствительно, моею, и я поблагодарилъ незнакомца. Мн запомнились только закрученные большіе усы и блестящіе темные глаза. Вжливо раскланявшись, мы разстались.

Рано утромъ я былъ разбуженъ громкимъ разговоромъ, доносившимся со двора. Двое рабочихъ запрягали небольшую карету, ругаясь, господинъ, наклонившись, наблюдалъ за ихъ работой, а вчерашняя дама, уже въ дорожномъ плать, стояла на высокомъ крыльц, изрдка вставляя звонкія замчанія. Я распахнулъ окно и поймавъ взглядъ незнакомки, поклонился ей, она привтливо закивала головою, будто старинному другу.

— Надюсь, это не вы узжаете, сударыня?— осмлился я крикнуть.

— Именно мы,— весело отвчала она и улыбнулась.

Господинъ поднялъ голову на наши голоса и снялъ шляпу, увидвъ меня въ окн.

— Конечно, вы спшите по важнымъ дламъ?— спросилъ я его.

— Да, дла — всегда дла, вы знаете,— отвчалъ онъ серьезно.

Между тмъ карета была не только запряжена, но уже и чемоданы взвалены на верхъ и привязаны. Дама мелькнула въ экипажъ, крикнувъ мн: ‘счастливой любви!’, и господинъ вошелъ за нею. Я только усплъ пожелать счастливаго пути, какъ карета, тяжело качнувшись при поворот, выхала со двора и стала подыматься въ гору. Мн долго былъ виденъ блый платочекъ, которымъ махала маленькая ручка смуглой дамы. Уже давно исчезла за послднимъ поворотомъ карета, а я все стоялъ неодтымъ у открытаго окна. Изъ разспросовъ гостинника я узналъ, что путешественники направились также въ Марсель. Можно представить, какъ торопилъ я своихъ товарищей, какихъ-то бордосскихъ купцовъ, чтобы догнать первыхъ путниковъ. Такъ какъ мы отправлялись верхами, то надялись безъ труда успть въ своемъ намреніи. Солнце еще было не такъ высоко, когда мы выхали, дорога шла все въ гору, часамъ къ пяти мы услышали громкіе крики впереди насъ, мои спутники остановили лошадей, предполагая какую-нибудь драку, но крики очевидно принадлежали только одному, притомъ женскому, голосу, такъ что я убдилъ купцовъ приблизиться и, если нужно, помочь обижаемой н, можетъ быть, покинутой дам.

Посреди дороги находилась карета безъ лошадей, разбросанные чемоданы указывали на только что бывшій грабежъ, а изнутри экипажа раздавались вопли и всхлипыванія. Представлялось, что, тамъ сидло не мене трехъ женщинъ.

Но подойдя къ окошку, мы увидли только одну даму, которая, отнявши руки отъ заплаканнаго лица, оказалась моей незнакомкой изъ Родеца. Подкрпившись виномъ и слегка успокоившись, она разсказала, что на нихъ напали грабители, убили почтальона и ея кузена, похитили цнныя вещи, а ее оставили въ столь бдственномъ положеніи. Повсть свою она нсколько разъ прерывала потокомъ слезъ, какъ только бросала взоръ на распоротые чемоданы. Звали ее Жакелиной Дюфуръ.

Я предлагалъ тотчасъ идти на поиски за разбойниками, но двица сказала, что несчастье произошло уже часа два тому назадъ. На вопросъ же, куда длись трупы, она отвчала, что сразу лишившись чувствъ, она не знаетъ, что убійцы сдлали съ тлами убитыхъ.

— Вроятно, они сбросили ихъ въ оврагъ,— добавила она и снова залилась слезами.

Осмотрвъ окрестность и ничего не найдя, я порядкомъ удивился, но подумалъ, что мн недостаточно извстны мстные нравы, и притомъ у разбойниковъ, какъ у всякаго человка, могутъ быть свои причуды. Подивившись продолжительности слезъ и горести покинутой двицы, мы отказались отъ преслдованья грабителей. Подумавъ нкоторое время, мы ршили впречь двухъ лошадей въ карету, одному ссть за кучера, другому съ m-lle Жакелиной, предоставляя только третьему оставаться всадникомъ, причемъ мстами мы чередовались. Когда мы останавливались на ночь въ попутныхъ деревняхъ, наша дама вела себя боле чмъ скромно и запиралась на ключъ, что меня нсколько смущало, показывая какой-то недостатокъ доврія къ нашей воздержанности.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Какъ извстно, изъ Лодева дорога идетъ круто внизъ, Миновавъ Клермонъ, Монпелье и Арль, мы прибыли въ Марсель. Тутъ мы разстались съ нашей Жакелиной и разошлись по своимъ гостинницамъ. Въ тотъ же день ко мн явился молодой человкъ, отрекомендовавшійся Жакомъ Дюфуръ. Лицо его показалось мн что-то знакомымъ, только усы были будто поменьше. Онъ меня горячо благодарилъ за помощь, оказанную въ несчастьи его сестр, и просилъ зайти къ нимъ въ домъ, чтобы сами счастливые родители могли мн выразить свою признательность лично. Онъ досидлъ у меня до сумерекъ, когда мы вмст отправились въ старый облупившійся домъ на полугор вправо отъ порта. Я былъ въ дорожномъ плать, не успвъ переодться и внявъ увреніямъ новаго знакомаго, что старики — люди простые и не обезсудятъ.

Въ первомъ зал, уже съ зажженными свчами, сидло человкъ пять молодыхъ людей, изъ нихъ двое военныхъ, игравшихъ въ карты, у окна сидлъ пожилой господинъ и тихонько напвалъ, подыгрывая на лютн. Хозяинъ, не здороваясь, провелъ меня въ слдующую небольшую и пустую комнату. Извинившись, онъ оставилъ меня одного. Черезъ нсколько мгновеній на порог показалась m-lle Жакелина: приложивъ палецъ къ губамъ, она молча подошла ко мн, поднялась на ципочки и, поцловавъ меня въ губы, такъ же безшумно прошла въ залъ, откуда доносились голоса играющихъ. Вскор вышли родители и со слезами на глазахъ благодарили меня въ самыхъ изысканныхъ выраженіяхъ за мое благородство, вспоминая съ сожалніемъ и горестью о погибшемъ племянник. По правд сказать, они мн мало напоминали благородныхъ людей и боле походили на проходимцевъ, особенно папаша. Въ конц нашей бесды снова вошла Жакелина и скромно помстившись около старой дамы, поглядывала украдкой на меня, стыдливо и лукаво. Жакъ проводилъ меня до дому, горячо расцловался со мною на прощанье и пригласилъ къ обду на слдующій день, передавъ мн тайкомъ записку отъ своей сестрицы.

Въ письм говорилось, что она вторично обращается за помощью къ моему великодушію и умоляетъ меня вмст съ ея братомъ выискать для нея средство избгнуть ненавистнаго брака съ богатымъ старикомъ, господиномъ де Вазанкуръ. Жакъ подтвердилъ мн точность этихъ сообщеній, и мы долго обдумывали, какъ бы устроить дло, такъ какъ, хотя я и не вполн врилъ всмъ словамъ Жакелины, но считалъ, что если даже часть грозящихъ ей бдъ дйствительна, то я не въ прав оставлять ее безъ защиты. Мой новый другъ предложилъ мн такой планъ: завести ссору за картами со старымъ ухаживателемъ, вызвать его на дуэль и убить, причемъ онъ нарисовалъ такой отвратительный портретъ г-на де Базанкуръ, что смерть его была бы благодяніемъ если не для всего міра, то для всего Марселя и, конечно, для прекрасной Жакелины. Такимъ образомъ мой отъздъ откладывался на нсколько дней. Я бывалъ каждый день у Дюфуровъ, m-lle Жакелина вела себя крайне сдержанно, только изрдка вскидывая на меня просительные и общающіе взоры. Однажды, оставшись со мною наедин, она порывисто схватила мою руку и прошептала: ‘Вы согласны, не правда-ли?’

— Будьте уврены, сударыня: я сдлаю все, что зависитъ отъ меня!

На слдующій вечеръ состоялось мое свиданье съ г-номъ де Базанкуръ. Я удивился, найдя въ предназначенной жертв нашего умысла очень почтеннаго сденькаго старика въ яркомъ костюм, съ неподкрашенно розовымъ лицомъ, скромными, нсколько чопорными манерами отставного военнаго. Завести съ нимъ предумышленную ссору казалось немыслимымъ, но Жакъ такъ откровенно мошенничалъ (конечно, нарочно, для вызова), что де Базанкуръ, вставши, замтилъ: ‘я прекращаю, съ вашего позволенія, игру: мы имемъ слишкомъ неравные шансы’.

— Какъ вамъ угодно, сударь, но въ такомъ случа вамъ придется поговорить съ моимъ другомъ о мст и времеии,— сказалъ Жакъ, толкая меня локтемъ. Памятуя наставленія Жакелины, я вступилъ въ завязавшуюся ссору, такъ что въ конц получилось, что дуэль у г-на де Базанкуръ состоится не съ Дюфуромъ, а со мною. Семь часовъ слдующаго утра были назначеннымъ часомъ поединка. Вечеръ я провелъ у родителей Жака, горько сожалвшихъ о происшедшей непріятности. Такъ какъ исходъ дла былъ неизвстенъ и въ случа неблагопріятномъ для меня оставшіяся посл моей смерти деньги могли бы пропасть въ подозрительной гостинниц, я ршилъ отдать ихъ на сохраненіе старикамъ Дюфуръ. Посл долгаго колебанія они согласились исполнить мое желаніе со всяческими оговорками, и я изъ рукъ въ руки передалъ старой дам кожанную сумку. нсколько отощавшую за мой перездъ отъ Портсмута до Марселя. Жакелина, плача, поцловала меня при всхъ, будто оффиціальнаго жениха.

Хотя противникъ оказался не изъ слабыхъ, но непритупленность моихъ молодыхъ глазъ и быстрота выпадовъ ускорили несомннный исходъ сраженія. Я впервые убивалъ человка собственноручно, и не могу скрыть, что, хотя это произошло на честномъ поединк, на меня сильно подйствовало, когда г-нъ де Базанкуръ безъ стона повалился на траву, межъ тмъ, какъ кровь почти не сочилась изъ раны.

Убдившись въ его смерти, я съ Жакомъ помогли секунданту г-на де Базанкуръ перенести тло въ карету, быстро помчавшуюся къ городу, и съ своей стороны также поспшили домой, какъ то неловко переговариваясь и избгая смотрть другъ на друга.

Жакъ зашелъ ко мн и долго молчалъ, свъ на плетеный стулъ у дверей. Наконецъ, онъ сказалъ: ‘что же мы будемъ длать, Джонъ?’ — и сталъ развивать свою мысль, что намъ нужно бжать на время, хотя бы въ Геную, пока не затихнетъ исторія о смерти стараго Базанкуръ, когда мы можемъ вернуться въ Марсель и я, если хочу, возьму его сестру замужъ. Такъ какъ я самъ собирался попасть прежде всего въ Италію, то вполн согласился со словами Жака, выразивъ желаніе какъ можно скоре получить назадъ отданныя на храненіе деньги и сказать ‘прости’ будущей невст. Но къ моему удивленію, моя нареченная теща высказала полное невдніе о судьб порученной ей суммы и, наконецъ, наотрзъ отперлась отъ того, чтобы она когда-нибудь ее отъ меня получала. Такая явная наглость меня взбсила до такой степени, что я, назвавши старую даму мошенницей и вдьмой, вышелъ, хлопнувъ дверью. Жакъ меня отговаривалъ обращаться къ правосудію, доказывая, что лучше потерять вдвое большую сумму, чмъ подвергаться самому законной кар за убійство почтеннаго горожанина, и выставляя на видъ, что у него самого достаточно денегъ, чтобы благополучно добраться до Генуи и выждать тамъ надлежащее время. Я разсудилъ, что — не мсто спорить и, наскоро собравъ свой багажъ, дождался вечера, когда вернувшійся Жакъ объявилъ, что на разсвт отплываетъ небольшое купеческое судно какъ разъ въ Геную. Мы тотчасъ же отправились къ гавани, ршивъ не ложиться спать посл дня, столь наполненнаго впечатлніями. Я не могъ удержаться и осыпалъ родителей Жака самыми горькими упреками, съ чмъ разсянно соглашался шагавшій возл меня товарищъ.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Попутный втеръ общалъ намъ благополучное плаваніе, хотя судно и экипажъ не внушали особеннаго доврія. Мы хали безъ изысканныхъ удобствъ, ршивъ экономить до поры до времени, и я имлъ случай оцнить мудрую предусмотрительность мистера Фая, воспитывавшаго меня не прихотливымъ и не изнженнымъ. Признаюсь, убійство г-на де Базанкуръ, очевидная пропажа моихъ денегъ, коварство Жакелины и ея родителей,— все это не способствовало радостному настроенію, и только веселость неунывающаго Жака, его шутки и улыбающееся не безъ лукавства лицо поддерживали во мн начинавшую ослабвать бодрость. Онъ все время хлопоталъ, усаживалъ меня подъ тнь паруса на сторону, защищенную отъ втра,— вообще оказывалъ трогательную заботливость, длая десять длъ заразъ, не переставая то переговариться съ оборванными матросами, то напвать какія-то псенки. Наконецъ, будто утомившись, онъ прилегъ на палубу близъ меня и, казалось, задремалъ, полузакрывъ голову широкой шляпой. Я смотрлъ на его большіе усы, красныя губы, вздернутый носъ, и думалъ: ‘давно ли я жилъ беззаботно въ Портсмут, только мечтая о плаваніяхъ,— и вотъ я въ открытомъ мор, безъ денегъ, на подозрительномъ судн, съ еще боле подозрительнымъ спутникомъ’, я вспомнилъ о Эдмонд Пэджъ и, недружелюбно взглянувъ на лежавшаго Жака, невольно вздохнулъ. Словно пробужденный моимъ взглядомъ (или, можетъ быть, моимъ вздохомъ), тотъ открылъ глаза со словами: ‘я не сплю’, слъ, по восточному сложивъ ноги, и безъ особыхъ приглашеній съ моей стороны сталъ разсказывать свою исторію, крайне меня удивившую.

Оказывается, онъ вовсе не былъ ни братомъ Жакелины, ни сыномъ стариковъ Дюфуровъ, которые также никогда не были родителями Марсельской красавицы, это была просто столковавшаяся шайка ловкихъ мошенниковъ, промышлявшая чмъ Богъ послалъ, онъ не объяснилъ мн, зачмъ двица попала въ Родецъ, но клялся, что ея тогдашнимъ спутникомъ былъ именно онъ, Жакъ, очевидно, не убитый при нападеніи разбойниковъ, которое было сплошь вымышленнымъ. Г. де Базанкуръ имъ чмъ-то мшалъ, потому они ршили воспользоваться моею наивною влюбленностью, чтобы избавиться отъ непріятной личности, деньги преспокойно прикарманили, а хлопоты почтеннаго друга Жака о нашемъ, скорйшемъ отплытіи объяснялись его собственными шуллерскими продлками, за которыя ему грозила неминуемая тюрьма. Я почти онмлъ отъ гнва при этихъ признаніяхъ, сдланныхъ съ видомъ самымъ невиннымъ и беззаботнымъ. Положивъ руку на пистолетъ, я воскликнулъ: ‘убить тебя мало, мерзавецъ! Зачмъ ты мн говоришь все это?’

— Чтобы вы имли ко мн довріе.

Его наглость обезоруживала мою ярость.

— Странный путь, чтобъ заслужить довріе! Разв такимъ мошенникамъ врятъ?

— И мошенники могутъ чувствовать дружбу. Посудите сами: никто меня за языкъ не тянулъ говорить вамъ все то, что вы только что слышали. Мы, марсельцы, народъ вороватый, но откровенный и врный. У насъ есть своя честь, воровская честь, и, клянусь кровью Христовой, вы мн полюбились и рука, которую я вамъ протягиваю, для васъ — хорошая рука, надежная.

— Пошелъ прочь!— сказалъ я, топнувъ ногою и отворачиваясь. Жакъ отошелъ, пожавъ плечами, но черезъ какіе нибудь четверть часа снова обратился ко мн:

— Я васъ не совсмъ понимаю: какая вамъ прибыль отвергать мою дружбу, разв у васъ въ Гену — готовые товарищи?

— Нтъ, но всегда можно найти честныхъ молодыхъ людей, если же я окажусь въ безвыходномъ положеніи, я дамъ знать мистеру Фаю, который долженъ будетъ меня выручить.

— Отлично, но пока вы еще не нашли тхъ молодыхъ людей и не обратились къ вашему дяд, не отказывайтесь отъ моего предложенія, вы можете меня прогнать, когда вамъ будетъ угодно.

Такая настойчивость меня нсколько удивила, но, расчитавъ, что, будучи безъ денегъ, я могу не бояться новыхъ мошенническихъ продлокъ, а въ крайнемъ случа всегда смогу защититься оружіемъ,— я сказалъ, не улыбаясь: ‘ну хорошо, тамъ видно будетъ’.

Жакъ радостно пожалъ мою руку и готовъ былъ снова начать сердечныя признанія, какъ наше вниманіе было привлечено странными маневрами нашего судна, которое, круто повернувъ, быстро пошло въ бокъ отъ надлежащаго направленія.

Подойдя къ борту, мы не увидли ничего особеннаго, кром паруса, блвшаго на горизонт, вроятно, капитану съ рубки приближавшееся судно было видно боле отчетливо, такъ какъ онъ смотрлъ въ длинную подзорную трубу, не отрываясь отъ которой отдавалъ приказанія не совсмъ ловкимъ матросамъ. Когда я спросилъ у Жака, что можетъ значить это отклоненіе отъ пути, онъ беззаботно замтилъ: ‘я не знаю: вроятно хозяинъ везетъ что-нибудь запрещенное и боится сторожевыхъ судовъ, или мы встртились съ морскими разбойниками’.

Какъ бы тамъ ни было, но мы быстро удалялись совсмъ въ другую сторону, и на вс мои разспросы капитанъ только отвчалъ: ‘прідемъ, прідемъ’. Между тмъ наступила ночь и мы пошли на ночлегъ. Я почти примирился со своимъ спутникомъ и спокойно заснулъ бокъ о бокъ съ Жакомъ, не думая уже о покинутомъ Портсмут, ни о Жакелин, ни о странномъ пути нашего корабля.

Я проснулся отъ сильнаго толчка, какого то стука и поминутно вспыхивавшаго краснаго огня. Мн казалось это продолженіемъ только что видннаго сна, тмъ боле, что раздававшіеся крики не принадлежали ни англійскому, ни французскому, ни итальянскому языку. Жакъ не спалъ и, прошептавъ мн: ‘нападеніе’, сталъ шарить на полу упавшій пистолетъ. Хлопаніе мушкетовъ, лязгъ сабель, гортанный говоръ непріятелей, ихъ смлыя, зврскія лица, капитанъ, лежавшій съ разрубленной головою, раскинувъ руки,— все это не оставляло ни капли сомннія, что мы подверглись нападенію разбойниковъ. Быстро выстрливъ и уложивъ на мст высокаго косого оборванца, я поднялъ валявшуюся саблю и бросился на враговъ, смутившихся появленіемъ новыхъ противниковъ. Но черезъ минуту, раненый въ плечо, я упалъ, видя смутно, какъ вязали руки назадъ уже сдавшемуся Жаку. Насъ быстро бросили въ трюмъ, хотя стрльба наверху еще продолжалась, черезъ нкоторое время на насъ спустили еще двухъ плнниковъ безъ всякой осторожности, такъ что, не отползи мы въ сторону, новые пришельцы проломили бы намъ головы каблуками.

Нечего было и думать о сн. Когда люкъ, отворившись снова, впустилъ къ намъ на этотъ разъ уже не связаннаго, а идущаго свободными ногами разбойника, мы увидли ясное небо, изъ чего заключили, что настало утро. Левантинецъ говорилъ на ломанномъ итальянскомъ язык, отъ того ли, что языкъ былъ ломаннымъ, отъ необычайности ли нашего положенія, но я отлично понялъ все, что сказалъ этотъ человкъ. Онъ убждалъ не бунтовать, не длать попытокъ къ бгству и покориться своей участи, упомяувъ при этомъ, что уходъ за нами будетъ хорошій, а въ случа сопротивленія насъ тотчасъ бросятъ за бортъ съ камнемъ на ше. Уходъ за нами былъ дйствительно хорошій, о побг же нельзя было и думать, такъ какъ судно было очень крпкимъ, на ноги же намъ набили деревянныя колодки.

Насъ было восемь человкъ: я съ Жакомъ и шесть человкъ изъ бывшей команды, такъ какъ пассажировъ на погибшемъ корабл, кром насъ двоихъ, не было. По два раза въ день мы видли то голубое, то розовое отъ заката небо съ первою звздою, когда люкъ открывался, чтобы пропустить человка съ пищей и питьемъ. Чтобы не думать о нашей судьб, мы между пищею занимали другъ друга разсказами, на половину вымышленными,— и, Боже мой, что это были за исторіи! самъ Апулей или Чосеръ позавидовали бы ихъ выдумк.

Наконецъ, мы остановилпсь и насъ вывели на палубу. Отъ долгаго пребыванія въ полумрак, мои глаза отвыкли выносить яркій солнечный свтъ, а ноги еле передвигались, отягченныя колодками,— и я почти лишился чувствъ, бглымъ, но зоркимъ взглядомъ замтилъ голубое море, чаекъ, носившихся съ крикомъ, темныхъ людей въ пестрыхъ нарядахъ, розовые дома, расположенные по полукруглому склону, и высокіе холмы, подымавшіеся кругло, какъ нжныя груди, къ неяркому, будто полинявшему небу. Эта была Смирна.

Насъ не выводили на базаръ, но сами покупатели подъжали въ длинныхъ, узкихъ и легкихъ лодкахъ къ нашему судну, такъ какъ мы стояли въ извстномъ отдаленіи. Меня рекомендовали какъ искуснаго садовника, а Жака, какъ опытнаго повара,— такъ было условлено раньше. Дня черезъ три насъ купилъ какой-то толстый турокъ обоихъ заразъ, чему я былъ искренно радъ, такъ какъ уже привыкъ къ товарищу моихъ злоключеніи. И вотъ мы — въ восточномъ плать, рабы, помыкаетъ нами даже не самъ хозяинъ, а противный безбородый экономъ съ пискливымъ голосомъ, я копаю гряды и подрзаю розовые кусты, Жакъ жаритъ рыбу на кухн, видимся только въ обдъ, да ночью, дни стоятъ жаркіе, ночи душныя — того ли я ждалъ, отплывая отъ родной гавани, то ли себ готовилъ?

ГЛАВА ПЯТАЯ

Домъ нашего хозяина Сеида находился почти за городомъ, такъ что садъ, расположенный по легкимъ склонамъ, отдляла отъ моря только широкая береговая дорога. Этотъ садъ былъ вовсе не похожъ на наши парки, я бы назвалъ его скоре цвтникомъ или ягоднымъ огородомъ: между правильно проложенными дорожками росли лишь цвточные кусты и низкія, рдко посаженныя деревца, тогда какъ высокія и тнистыя деревья были отнесены вс въ одинъ уголъ, образуя небольшую, но темную рощу, правильно же проведенныя канавы были выложены цвтными камушками, и чистая вода съ пріятнымъ журчаніемъ сбгала внизъ, гд у самой стны былъ вырытъ квадратный прудъ, облицованный краснымъ камнемъ. Тамъ купались женщины, избгая выходить къ морю. Кром нарциссовъ, гіацинтовъ, тюльпановъ и лилій, въ саду было множество розъ, всевозможныхъ сортовъ и оттнковъ, отъ блыхъ, какъ снгъ, до черныхъ, какъ запекшаяся кровь, я не видалъ нигд такого изобилія и пышности цвтовъ, и часто, когда вечеромъ случалось подрзать тяжелыя втки, у меня кружилась голова отъ смшаннаго и сладкаго запаха. Въ клткахъ были развшаны пестрыя и красивыя птицы, привезенныя издалека, и на ихъ пніе слетались другія, бывшія на вол, и чирикали не хуже заморскихъ невольницъ.

Въ саду было три открытыхъ бесдки и два павильона съ комнатами: одинъ изъ нихъ назывался: ‘Слава Сеида’, другой же ‘Робкая лань розовыхъ оршковъ’, хотя тамъ ни лани, ни оршковъ не было, а просто хозяинъ иногда приходилъ туда играть въ шахматы съ пожилыми гостями. Въ кипарисовой рощ стояла блая колонна съ чалмой, какъ ставятъ на мусульманскихъ могилахъ, но никого похоронено тамъ не было, и фальшивый памятникъ лишь придавалъ пріятную грусть темной куп печальныхъ деревъ. У выходныхъ воротъ помщалась конурка сторожа, въ которую я иногда заходилъ отдохнуть.

Прошло уже довольно времени и я не только понималъ но турецки, но и самъ могъ слегка говорить съ мстными жителями. Впрочемъ, вступать въ разговоръ приходилось мн очень рдко, такъ какъ кром слугъ и пискливаго домоправителя я никого не видалъ, а хозяинъ не велъ продолжительныхъ бесдъ со мною.

Однажды, въ особенно теплый вечеръ я заработался дольше, чмъ обыкновенно, и въ ожиданіи сна бродилъ по саду, думая о своей участи, прислушиваясь къ далекому лаю собакъ и глядя на розовую круглую луну,— какъ вдругъ я услышалъ легкій говоръ, сдержанный смхъ и быстрый топотъ проворныхъ шаговъ. Опустившись за кустъ, я увидлъ, какъ шесть женщинъ спшно спускались къ пруду въ сопровожденіи огромнаго негра съ бльмомъ. Они переговаривались и смялись, шутя по-двичьи, а ихъ браслеты издавали легкій и дребезжащій звонъ, ударяясь одинъ о другой. Вскор я услышалъ всплески воды и боле громкій смхъ, изъ чего заключилъ, что это — хозяйскія жены, вздумавшія купаться, не найдя

Читайте также: