Путешествие государя императора Николая II на Восток, Ухтомский Эспер Эсперович, Год: 1897 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

НА ВОСТОКЪ.

ПУТЕШЕСТВІЕ
ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА
НИКОЛАЯ II
НА ВОСТОКЪ

(ВЪ 1890—1891).

АВТОРЪ-ИЗДАТЕЛЬ КН. Э. Э. УХТОМСКІЙ.

ИЛЛЮСТРИРОВАЛЪ H. Н. КАРАЗИНЪ.

Т. II.

С. ПЕТЕРБУРГЪ.

ЛЕЙПЦИГЪ:
Ф. А. БРОКГАУЗЪ.
1895.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

ЧАСТЬ III.

ВЪ БЕНАРЕС

НА ГАНГ

КАЛЬКУТТА

НА ПУТИ ВЪ МАДРАСЪ

ЮЖНАЯ ИНДІЯ

ЦЕЙЛОНЪ

ВЪ ТИХІЙ ОКЕАНЪ

ЧАСТЬ IV.

СИНГАПУРЪ

ЯВА

ВЪ ОБЛАСТИ ВУЛКАНОВЪ

ОТЪ ГАРУТА ДО ПАКНАМА

БАНГКОКЪ

ВЪ ЦАРСТВ СЛОНОВЪ

САЙГОНЪ И ЧОЛОНЪ

ГОНКОНГЪ И КАНТОНЪ

ПО РК ЯНЪ-ЦЗЫ

У СТРАНЫ ВОСХОДЯЩАГО СОЛНЦА

ВЪ БЕНАРЕС.

Asia! thou Light of Life!
Shadow of beauty unbeheld!
(Shelley Prometheus Unbound.)

Его Императорское Высочество Наслдникъ Цесаревичъ пребываетъ въ самомъ любопытномъ город Азіи. Центры ассиро-вавилонской, египетской и эллинской культуры давно померкли, отчасти стерты съ лица земли, только очами и устами археологовъ гласятъ о древнихъ, почти доисторическихъ формахъ человческаго культурнаго быта: одна дравидо-арійская Индія, отраженная и олицетворенная бенаресскими богомольями у священныхъ струй ‘небороднаго’ Ганга, полна вчной тайны и вчнаго жизненнаго трепета, искони жаждетъ Божественнаго свта и томится предъ бездушнымъ мракомъ идоложреческихъ храмовъ, относится къ сверхчувственному міру съ врой ребенка, но суровымъ стоицизмомъ дикаря.

Бенаресъ! Наименованіе, благоговйно повторяемое и чтимое сердцами сотенъ милліоновъ! Окаменлый прообразъ страны, на ряду съ которымъ тысячелтія Дэли — одинъ день бытія обитающихъ надъ Гималаями боговъ! Стоитъ припомнить, что лтописныя баснословія буддистовъ заставляютъ 84,000 монарховъ, потомковъ мудраго царя Асоки (Владиміра Красное Солнышко индо-туранской старины), безпрерывно править ‘во святомъ Варанази’.

Названіе города объясняется двояко: или прозвищемъ раджи Банаръ, отстроившаго громадный разрушенный центръ восемьсотъ лтъ назадъ, или сліяніемъ близь него съ водами Ганга двухъ окаймляющихъ столицу шиваизма рчекъ Варана и Ази. Послднее, впрояемъ, мене вроятно.

Древнее и донын уцлвшее имя ея — ‘Каси’ (блестящая, великолпная). Хотя свтлый царевйчъ-аскетъ Шакьямуни начало проповди своей положилъ въ окрестностяхъ совремннаго Бенареса и еще въ V—VII вкахъ нашей эры китайскіе пилигримы притекали сюда поклоняться памятникамъ излюбленной ими чужеземной религіи, воздвигнутымъ на мст основной дятельности ‘учителя’,— городъ все-таки преимущественно и даже почти исключительно оставался и остался во власти браминовъ, создавшихъ себ тутъ въ нкоторомъ род очагъ глубокаго знанія и соотвтственнаго вліянія на несмтныя толпы пришлаго и кореннаго населенія.

——

Черезъ нсколько часовъ Августйшіе путешественники приступятъ къ обозрнію здшнихъ достопримчательностей. Пока же, свыкаясь съ неуютнымъ и по характеру какъ-бы нежилымъ мрачно-сыроватымъ ‘домомъ для гостей’ туземнаго махараджи, невольно озираешься на наше тридцатидвухдневное странствованіе по азіатскому материку и на порог этнографически новаго міра,— такъ-сказать составляющаго переходную ступень къ Небесной имперіи съ ея гигантскими полувассальными окраинами на юго-запад,— мысленно представляешь себ въ общихъ чертахъ ясную судьбу недавно покинутаго собственнаго Индостана. Это — тмъ боле кстати, что до сихъ поръ, при посщеніи и осмотр черезчуръ тронутыхъ цивилизаціей (врод Бомбея) или же, напротивъ, не въ мру обособленныхъ по духу городовъ (врод Джодпора), соображенія культурно-историческаго, а подавно и политическаго свойства естественно отстранялись сами собой на второй планъ. Однако постепенно, чмъ сознательне въ дорог вырабатывается взглядъ на Востокъ,— вяніе его жизни, его культа и затаенной безсмертной мощи такъ и просится въ душу, такъ и чаруетъ невыразимой скорбной прелестью. Гд, если не въ Бенарес, умстно вспомнить хотя бы слдующую характеристику неподвижной Азіи?!

Въ теб потокъ временъ, стирающій народы,

Надъ бездной зла и тьмы стихаетъ и молчитъ,—

А призракъ красоты, блаженства и свободы

Изъ вчности встаетъ, тускнетъ и бжитъ.

Но думать, будто дв трети человчества, именно въ силу какого-то фатализма и прирожденной косности, чуть-ли не вчно нмы и мертвы, чуть-ли не сказали своего послдняго слова на арен міроваго развитія и міровыхъ событій, противорчило бы дйствительному положенію вещей: намъ — русскимъ особенно важно и любопытно вникнуть въ несостоятельность подобнаго обобщенія западниковъ, ибо наше прошлое и прошлое самой типичной восточной страны (Индіи) до мелочей сходны и родственны, одинаково смутны и печальны въ матеріальномъ отношеніи, въ совершенно равной мр заключаютъ въ себ залогъ обновленнаго будущаго и увренной борьбы за свои исконныя права. Согласиться съ тривіальной европейской точкой зрнія на инородческіе міры, значитъ подписать жалкій приговоръ самимъ себ, какъ государству и какъ племени съ преобладающими надъ всмъ остальнымъ мистически окрашенными высокими идеалами. Тамъ, за Алтаемъ и за Памиромъ, та же неоглядная, неизслдованная, никакими еще мыслителями не сознанная допетровская Русь съ ея непочатой ширью преданія и неизсякающей любовью къ чудесному, съ ея смиренной покорностью насылаемымъ за грховность стихійнымъ и прочимъ бдствіямъ, съ отпечаткомъ, наконецъ, строгаго величія на всемъ своемъ духовномъ облик.

Сближеніе туземцевъ Индіи съ русскимъ простонародьемъ многими должно быть сочтено тенденціознымъ, почти невроятнымъ или же просто напросто фантастическимъ. Случайное подтвержденіе того, что не мн одному аналогія рзко бросалась въ глаза, я нахожу въ купленной здсь на дняхъ трехтомной книг епископа Хебера, которая издана, когда о нашемъ наступательномъ возсоединеніи съ Азіей англичане серьезно и не помышляли. Замтки названнаго автора относятся къ двадцатымъ годамъ, посл того какъ онъ постилъ Россію и прохалъ ее отъ столицы до южныхъ границъ, оставаясь подъ неизгладимымъ впечатлніемъ церквей и палатъ Кремля, подобіе коего иногда ему чудится потомъ въ Индіи при вид иного колоссальнаго сооруженія. Духомъ старой Москвы повяло на Хебера, лишь только онъ вступилъ на бенгальскую почву. Раджпутскіе и маратскіе вершники, сопровождавшіе его въ теченіе оффиціальныхъ передвиженій по гигантской епархіи, показались ему схожими съ кубанскимъ казачествомъ: видно, недаромъ въ Индостан принято именовать ‘козаками’ тамошнихъ смлыхъ конныхъ, а то даже пшихъ воиновъ (напр. джатовъ, во глав которыхъ до сихъ поръ выдляется бартпурскій махараджа у Агры, своевременно являвшійся съ визитомъ къ Августйшему Атаману казачьихъ войскъ), которые воспитаны поэзіей непрерывнаго боеваго напряженія и удалыхъ наздовъ.

Безъ сомннія чмъ глубже станутъ всматриваться въ индійскую исторію и въ индивидуальныя качества населяющихъ ея полуостровъ рассъ, тмъ опредленне могутъ сдлаться извстные тезисы объ этой стран, вызывающей въ насъ все большій и большій какъ-бы инстинктивный интересъ. Разъ что понятія ‘Россія’ и ‘Востокъ’,— подразумвая подъ послднимъ совокупность культурныхъ особенностей ислама, браманизма, буддійскихъ развтвленій, конфуціанства и т. п. поставлены будутъ исторіософами въ одну органически цльную группу жизненно стойкихъ народовъ,— ихъ одинаково рзкое отличіе отъ западныхъ націй съ ихъ минувшимъ и настоящимъ ясною истиной мало по малу скажется всякому безпристрастному наблюдателю.

Хотя на первый взглядъ очень трудно уловить между Россіей и Индіей что-нибудь общее въ историческомъ отношеніи, а тмъ боле представляется невозможнымъ проводить между столь далекими и по видимому столь не однородными странами основанную лишь на нкоторыхъ крайне любопытныхъ фактахъ параллель, тмъ не мене намтить ее, рано или поздно, кому-нибудь все равно бы пришлось,— почему именно русскому умстне, значитъ, привести подобныя мысли въ извстную связь, особенно подъ тмъ знойнымъ небомъ, которое разстилается теперь надъ нашей головою.

Несмотря на то, что обозрваемый Его Императорскимъ Высочествомъ обширнйшій край въ сущности представляетъ собою самую смшанную, пеструю амальгаму народностей, врованій и культуръ,— онъ все-таки, въ своихъ главнйшихъ основахъ, строго отмченъ отпечаткомъ арійскаго духа. Этотъ духъ очень давнихъ и горделивыхъ пришельцевъ, постепенно колонизировавшихъ страну, передавался и передался въ теченіе вковъ отдаленнйшимъ областямъ и даже уголкамъ Индіи. Этотъ духъ неискоренимо жилъ и живетъ въ сердцахъ большинства ея обитателей. Сами англичане указываютъ, какъ на несомннную и характерную истину, что они отвоевали и отняли ее не у мусульманскихъ правителей, а у языческихъ князей, такъ какъ въ прошломъ и ныншнемъ вк индуизмъ (въ лиц Маратовъ, а затмъ отчасти и сикховъ) безспорно занялъ первенствующее мсто на своей великой родин. Подобная живучесть свидтельствуетъ о глубин національнаго сознанія (въ широкомъ смысл слова) даже среди народовъ, разобщенныхъ и какъ-бы ненавидящихъ другъ друга. Какая-то незримая сила постоянно составляла и упорно составляетъ подпочву всего, на чемъ зиждется, выростаетъ, развивается и, даже погибая, принимаетъ тождественный по иде преобразованный видъ крайне сложная психическая жизнь боле чмъ 200 милліоновъ туземцевъ.

Борющіеся съ автохтонами Пятирчья и Деккана, мощные арійцы Ведъ и позднйшаго индійскаго эпоса — т же славяне, осдающіе по лсамъ и у ркъ доисторической Россіи, гд уже издревле разсяно множество инородческихъ элементовъ, напоминающихъ чернокожую своеобразно цивилизованную ‘чудь’, которую, кшатріи принимались истреблять, а брамины и пахари силились обратить, углубляясь въ глушь неизвданнаго полуострова, Какъ только этотъ двоякій вншній и внутренній процессъ тамъ совершился до извстнаго предла (и у насъ встарь князья съ дружиною при малйшей нужд охотно искореняли ‘нечистыхъ’ инородцевъ, пока шедшій въ дебри крестьянинъ и пламенвшій ревностью миссіонеръ подготовляли грядущее сближеніе и сліяніе), на Индію сталъ наступать грозный и труднопримиримый степной Туранъ, единовременно двигавшій свои варварски-хищныя орды на Удльную Русь. И тамъ, и тутъ результатъ подобнаго вторженія и вліянія грубыхъ началъ на основы государственнаго строя и народнаго быта привелъ къ невольному самоуглубленію и неисчерпаемый по составу браминскій міръ, и наше отягченное ‘ношей крестной’, многострадальное великорусское племя. Затмъ, съ обихъ сторонъ, началась реакція, едва замтная на глазъ, но чрезвычайно послдовательная и знаменательная по своему творческому напряженію. Въ эпоху, когда Индостанъ и Московское царство, поверхностно судя, сильно поддались басурманскимъ обычаямъ, слегка потеряли арійскій обликъ, отчасти приняли совершенно туранскую окраску (что между прочимъ выразилось хотя-бы напр. въ томъ, какъ сложилась высшая придворная жизнь въ Блокаменной и въ послднемъ Дэли, вознесшемся къ слав при помощи раджпутскаго меча и даровитости подданныхъ — индусовъ),— характеръ обоихъ дворовъ, ихъ отношенія къ иноземщин, полуварварская роскошь и до щепетильности доведенный этикетъ — все дышетъ далеко не случайнымъ сродствомъ и олицетворяетъ глубокій Востокъ, въ которомъ больше ассиро-вавилонскаго и скискаго, чмъ славянскаго или вообще европейскаго. И вдругъ ндра Россіи, а за Гималаями Декканъ (преимущественно же конканское побережье) приблизительно въ тотъ же періодъ просыпаются съ расширеннымъ сознаньемъ.

Средняя Азія, въ теченіе цлыхъ вковъ тревожившая и насъ, и Пятирчье немолчнымъ прибоемъ безпокойныхъ степей, мало по малу почувствовала незыблемую стну передъ собой,— живую стну сплотившихся бойцевъ — арійцевъ (по языку и культур), ршившихъ отбросить и умалить ненавистный Туранъ. Подобно русской вольниц и отважной голытьб, двигавшейся противъ него въ качеств передовыхъ застрльщиковъ, свободолюбивые сикхи страшными ударами потрясли исламъ, съ юга же отъ Дэли (словно изъ нашихъ центральныхъ губерній) стали неотразиме и неотразиме наступать когда-то мирные и добродушно настроенные Мараты, безсознательно выросшіе до степени героевъ и носителей національнаго, довольно еще туманнаго идеала. Отъ престижа Моголовъ, отъ преобладанія тюркской рассы вскор сохранилась одна (и то расплывающаяся!) тнь. Индуизмъ торжествовалъ, смло могъ праздновать побду, общалъ обратить родные ему края въ нсколько федеративныхъ государствъ древне-языческаго типа, со здоровой въ корн основой. Если бы это дйствительно случилось, то въ предлахъ страны, имющей религіознымъ центромъ Бенаресъ, въ непродолжительномъ времени, быть можетъ, начала бы вырабатываться непринужденная и самостоятельная потребность къ образованію, просвщенію, гуманизму и. т. п. (что въ виду свойственной народамъ Востока быстрот воспріимчивости, отъ разумнаго соприкосновенія съ европейской цивилизаціей, легко дало бы т же плоды, какъ и у насъ при зарожденіи наукъ и искусствъ съ XVIII на XIX столтіе). Но судьба судила иное. Юная, возроставшая изъ праха, независимая по духу и врная исконнымъ традиціямъ Индія испытала новое паденіе вслдствіе прихода и воцаренія въ ней горсти пришельцевъ — эксплоататоровъ съ Запада. Вс т бды, которыя могли насъ ожидать, если бы Россія полтораста лтъ назадъ, шагнувъ на пути прогресса, не высвободилась бы ршительно и безповоротно изъ-подъ непрошенной опеки заграничныхъ авантюристовъ, привыкшихъ зачастую смотрть на наше отечество точно на тучную ниву, съ которой имъ дозволено жать, ничего не сючи и не вспахавъ,— вс эти бды, повторяю, какъ-бы незамтно обрушились на несчастную родину буддизма. Летаргическій сонъ оковалъ ее на два-три поколнія. Пока тождественный съ ней по историческому складу сверный колоссъ развернулся и все еще съ каждымъ днемъ развертывается, открывая накопленное за 000 лтъ психическое наслдіе борьбы и взаимноотношеній съ финно-монголо-татарскими наслоеніями,— Индія нметъ подъ гнетомъ своихъ безпочвенныхъ университетовъ и прочихъ дорого стоющихъ, но энергично прививаемыхъ благъ… За то сколько ироніи таится въ словахъ: ‘туземные конгрессы’, ‘туземная необуздываемая печать’, наконецъ ‘туземныя права быть гражданами великой колоніальной имперіи’! ..

——

Раньше чмъ излагать мысли, составляющія такъ-сказать органическое продолженіе намченнаго на этихъ страницахъ, любопытно вкратц помедлить надъ основной чертой туземнаго строя и всего внутренняго міра языческой среды.

Вротерпимость индусовъ, не смотря на вс крайности ихъ кастовыхъ предразсудковъ и самоограниченія, лучше всего проявляется въ томъ явленіи, что они, будучи по природ глубоко убжденными въ божественномъ происхожденія своей собственной религіи, тмъ не мене охотно допускаютъ, будто и мусульманамъ вра ихъ могла быть дана отъ Бога, что и христіане исповдуютъ святое ученіе, обновляющее ихъ жизненный строй и т. д. По мннію индусовъ (да и вообще восточныхъ народовъ) всмъ людямъ подобаетъ оставаться въ той вр, въ какой они родились. На базарахъ любаго большаго города осматриваемой нами страны въ продаж, говорятъ, есть картинки, ясно свидтельствующія о томъ, до чего полны эклектизма умы современныхъ язычниковъ-браманистовъ: напримръ, тамъ бываетъ изображенъ человкъ съ восемью руками, изъ коихъ каждая — различнаго цвта и обозначаетъ ‘восемь верховныхъ учителей міра’. Шесть изъ нихъ: Брама, Вишну, Шива, Кришна, Кали и Дурга — божества, наиболе близкія и понятныя фантазіи туземцевъ, седьмая и восьмая длань, держащія по книг, характеризуютъ Христа-Спасителя и создавшаго Коранъ Магомета.

Настроеніе индуса — чрезвычайно миролюбиваго свойства и потому, отнюдь не желая относиться съ какимъ-нибудь насиліемъ къ чужимъ врованіямъ, онъ и самъ проситъ только объ одномъ, чтобы ему не мшали врить, какъ онъ признаетъ это для себя спасительнымъ. Знающіе народъ не только по его ныншнимъ взглядамъ и наклонностямъ, а также и по его исторіи, утверждаютъ, будто индусы въ прежнее время въ сущности были гораздо фанатичне. Различныя секты свирпо боролись другъ съ другомъ, превозносимые толпою кумиры словно жаждали исключительнаго значенія и преобладанія передъ другими. Жречество скоре поддерживало, чмъ смягчало подобный разгаръ религіозныхъ страстей.

Понемногу, однако, страшный разладъ умолкъ и затихъ. Теперь индусъ, хотя бы онъ и ненавидлъ въ душ иной обрядъ, кажущійся ему противнымъ и достойнымъ презрнія, тмъ не мене спокойно смотритъ на его совершеніе и открыто не протестуетъ. Люди, посвятившіе себя, напримръ, служенію, не допускающему кровопролитія и лишенія жизни,— почитая свтлаго небожителя Вишну, тмъ не мене за деньги принимаютъ участіе въ жертвоприношеніяхъ кровожадной богин Дург. Старые брамины, не лишенные извстнаго рода начитанности и даже учености, нердко приносятъ въ даръ своему избранному божеству какія-нибудь установленныя жертвы и параллельно съ тмъ бросаютъ горсть рису чужимъ богамъ, какъ-бы признавая, что за предлами нашего познаванія есть много непостижимыхъ силъ, жить въ ладу съ которыми намъ и полезно, и необходимо. Не этимъ-ли объясняется, что различные религіозные памятники Индіи,— гд только къ нимъ не прикасалась рука мусульманъ-разрушителей или не въ мру ревностныхъ португальцевъ,— въ теченіе ряда вковъ сохранялись почти нетлнными, хотя одинъ побдившій культъ уже успвалъ смниться другимъ и въ иныхъ мстностяхъ, по видимому, некому было пещись о сохраненіи предметовъ упраздненной вры и совершенно невдомаго искусства. Тмъ не мене населеніе, вруя въ новыхъ боговъ, умло съ благоговніемъ относиться и къ тмъ, которыхъ постигало забвеніе. Обожаніе вещества, принявшаго какую-нибудь законченную и канонически установленную форму, до того казалось важнымъ и неизбжнымъ для индуса, что едва-ли не этимъ можно главнйшимъ образомъ объяснить, почему многія архитектурныя и скульптурныя созданія древности въ первобытной красот дошли до нашихъ дней.

——

Сегодня предстоитъ увидть впервые сожиганіе труповъ на берегу Ганга. Страшный обрядъ требуетъ нкоторыхъ поясненій и оправданія.

Индусское міросозерцаніе ни въ чемъ такъ самобытно не выражается, какъ во взгляд на смерть, на отношенія къ умирающимъ и къ усопшимъ. Европейцы присутствуютъ на странномъ зрлищ, гд народъ,— среди котораго любовь родителей къ дтямъ, дтей къ родителямъ и т. д. глубока и трогательна,— при мысли, что кто-нибудь близокъ къ кончин, прежде всего заботится не о борьб съ тяжкимъ недугомъ, поразившимъ любимое существо, не объ охраненіи его спокойствія и не объ облегченіи его послднихъ минутъ, но прежде всего о спасеніи и успокоеніи его души. Изъ всей утомительно-сложной обрядности, соблюденіе которой индусъ считаетъ для себя обязательнымъ, долгъ по отношенію къ разстающимся съ жизнью и къ покойникамъ наиболе кажется, съ нашей точки зрнія, дикимъ (!) и суровымъ.

Согласно ученію браминской религіи, какъ-бы ни былъ гршенъ человкъ, достаточно ему умереть на берегахъ священнаго Ганга или другой какой-нибудь высоко чтимой рки,— а то и прямо даже у связаннаго съ ними водохранилища,— и духъ такого счастливца можетъ достигнуть блаженства въ новой жизни. Стоитъ бросить въ спасительныя воды хоть частицу трупа, и это уже послужитъ на благо душ умершаго. Такъ какъ поведеніе отдльнаго лица не всегда отличается степенью праведности, требуемой для счастливаго дальнйшаго возрожденія, то родственники опасно заболвшаго, видя приближеніе смерти, прежде всего торопятся принести его къ священной влаг. Поступить иначе значило-бы навлечь и на него, и на себя много бдствій въ будущемъ. Соблюденіе обычая особенно сильно развилось за послдніе три-четыре вка, оно исходитъ изъ того глубокаго врованія, что рка Гангъ (skr. Ganga), жена бога Шивы, проникнута всеисцляющею и всеискупляющею святостью. ‘Ганга’, какъ ее называютъ* туземцы, сошла съ небесъ, прикасающіеся къ ней, обмывающіеся въ ея струяхъ, погружающіеся въ ея чистое лоно — тмъ самымъ какъ-бы пріобщаются къ лучшей жизни, къ блаженному существованію, однимъ словомъ къ безгршной радости и живительной тишин обителей рая. Воззванія индусовъ къ умиротворяющей ихъ души рк положительно свтятся дтской врою въ ея благотворное начало:

У ГАНГА НА ЗАР.

‘О мать Ганга, я склоняюсь къ твоимъ ногамъ! Умилосердись надъ твоимъ рабомъ! Кто можетъ передать, каковы твои добродтели, когда разумніе человческое не въ силахъ ихъ постигнуть и только верховное существо — Брама — знаетъ нкоторыя изъ твоихъ свойствъ? Величайшій гршникъ, оскверненный безчисленными злодяніями, пусть только произнесетъ твое имя .. и онъ очистится, возродится среди небесныхъ жилищъ. Ты одна справедливо называешься ‘источникомъ счастья’, ‘спасительницею людей’. Безконечны т средства, которыя въ твоей власти. Омывающійся въ твоихъ струяхъ не только самого себя спасетъ, но очищаетъ также духъ своихъ предковъ, предковъ своей матери, предковъ своей жены. Ты — единовременно и вещество, и не вещество,— ты заразъ и проста, и крайне сложна,— ты — вчное начало всего.’

Какъ глубока должна быть вра индуса въ чудотворныя качества рки, видно, хотя бы изъ того, что въ народ живетъ убжденіе, будто даже людямъ, отдаленнымъ отъ Ганга на многія сотни верстъ, стоитъ вспомнить святое имя богини и этимъ спастись! Каждому умирающему слдуетъ лишь подумать о великой рк, и мсто въ раю Шивы для него обезпечено! Если человкъ отправляется изъ дому, чтобы выкупаться въ Ганг и умираетъ по дорог,— одно уже доброе намреніе засчитывается ему въ заслугу, словно бы онъ дйствительно совершилъ установленныя омовенія. Такіе ужасные для браминиста грхи, какъ напр. умерщвленіе своихъ духовныхъ наставниковъ или коровъ, какъ напр. пристрастіе къ одуряющимъ напиткамъ и т. п. прощаются человку отъ прикосновенія къ божественнымъ водамъ, если погружающіеся въ нихъ мысленно каются въ содянномъ. Народная религія учитъ, что всякій червячекъ, или наскомое, или растеніе, находящіеся на берегахъ дивной рки и падающіе въ нее, въ случа смерти, затмъ боле не возрождаются, а прямо сливаются съ Брамой. Даже кончающіе самоубійствомъ, утопая въ волнахъ Ганга, непремнно удостоиваются конечнаго блаженства. Если чье-нибудь тло, въ моментъ кончины, на половину погружено въ божественную влагу, душа въ воздаяніе того тысячу тысячъ лтъ будетъ блаженствовать въ раю.

Фантазія туземца ищетъ даже въ разныхъ сказкахъ поясненія, что случается съ тми тварями, которыя случайно попадаютъ и тонутъ въ Ганг. Напр. какъ проста и мила одна повсть о маленькой птичк, гнздившейся подъ широковтвистымъ деревомъ, вблизи рки! Однажды свирпая буря вырвала его съ корнемъ и птичка, унесенная порывомъ урагана, погибла въ водоворот… Но вотъ она возрождается на неб, становится одною изъ царицъ Индры. Блаженствовать тамъ ей, однако, приходится короткое время, потому что, какъ только ея крошечное тло быстро разложилось въ вод на мельчайшія частицы, и душ птички, соотвтственно съ этимъ, необходимо было снова возродиться въ какой-нибудь иной земной оболочк. Индра, отпуская свою царицу, спросилъ ее, какую вншность она хочетъ выбрать для этой новой жизни и она выбрала съ умысломъ тло слона, такъ какъ его гигантское туловище, а особенно кости, и посл смерти Долго не могутъ разложиться. Душа прежней птички (она же и душа одной изъ царицъ бога Индры), родившись у Ганга въ форм слона, нарочно пребывала до смерти на берегу рки: потомъ трупъ упалъ въ протекавшія мимо струи и безплотная тнь отлетла опять въ небо Индры, для вкушенія блаженства, на безчисленное число лтъ.

——

Когда туземные врачи признаютъ положеніе какого-нибудь больнаго безнадежнымъ, его друзья и родственники немедленно ршаются ‘отдать его Гангу’. Никому и въ голову не приходитъ, что можно отсрочить часы кончины, усугубить борьбу съ недугомъ, отвоевать заболвшаго у смерти. ‘Жизнь и смерть’,— разсуждаютъ они,— ‘во власти боговъ, но отъ насъ зависитъ отнести умирающаго къ священнымъ водамъ’. Больнаго кладутъ поэтому на носилки,— если темно, его выносятъ при свт факеловъ, вообще торопятся впередъ, опасаясь, какъ-бы несомый ими не умеръ по дорог. Можно себ представить, до чего несчастный долженъ страдать нравственно отъ стремительности его выноса изъ дому, отъ прощанья съ остающимися тамъ членами семьи, которые неизбжно оглашаютъ минуты разлуки воплями и рыданіями. Притащивъ свою ношу на берегъ желаннаго водомстилища, процессія скучивается вокругъ умирающаго и требуетъ отъ него, чтобы онъ устремилъ свой взоръ на водное пространство, разстилающееся передъ нимъ, со словами: ‘Мать Ганга, я пришелъ тебя улицезрть!’. Такъ какъ смерть обыкновенно наступаетъ не сразу, то родственники кладутъ больнаго въ какой-нибудь низкій, сырой и жалкій шалашъ на берегу, гд томящемуся въ агоніи суждено дожидаться разставанія души съ тломъ. Въ нкоторыхъ пунктахъ для пріема больныхъ воздвигнуты боле приличныя постройки, но он такъ грязны и такъ переполнены существами, лежащими въ состояніи послдней предсмертной борьбы, что умирающимъ съ проблескомъ сознанія быть среди нихъ еще вдвое тяжеле. Все вокругъ стонетъ и хрипитъ въ отвратительныхъ корчахъ. Родственники, между тмъ, ждутъ, когда же пора будетъ окунуть больнаго въ рку, чтобы онъ наконецъ испустилъ тамъ духъ. Обыкновенно смерть приходитъ далеко не вдругъ, и (что всего ужасне!) принесенныя на берегъ Ганга женщины и даже дти подолгу лежатъ,— страдая отъ солнца и ночью отъ холода,— въ тягостномъ ожиданіи, чтобы наконецъ пробилъ ихъ послдній часъ. Бываетъ и такъ: больные иногда сами добровольно соглашаются въ столь мучительныхъ условіяхъ ожидать недли по три своей кончины, зачастую, впрочемъ, и родственники не согласились бы взять ихъ обратно домой. Съ обихъ сторонъ считается какъ-бы несчастіемъ лишеніе возможности найдти успокоеніе въ Ганг.

Порою рвеніе на пользу умирающаго доходитъ до того, что радющіе о немъ ближніе набиваютъ ему въ ротъ рчной глины, и несчастный умираетъ, задохнувшись.

——

Однако живучесть индусовъ настолько поразительна, что иные разъ десять проходятъ черезъ подобные варварскіе опыты и въ конц концевъ всегда приносятся назадъ къ родному очагу. Когда это случается съ пожилыми людьми, то они просто стыдятся того, что смерть ихъ не взяла на Ганг. Хуже всего положеніе старухъ-вдовъ. Т, не успвъ задохнуться даже при помощи набиванія въ ротъ глины, отъ горя и позора сами потомъ топятся въ рк.

Если кто-нибудь даже нечаянно попадетъ въ Гангъ, его не станутъ спасать, считая за счастіе для него погибнуть въ священныхъ струяхъ, если же иной человкъ и спасется, то на него съ тхъ поръ смотрятъ, какъ на отвергнутаго божествами.

Оставляя совершенно въ сторон вопросъ о степени и причинахъ нашего внутренняго сродства съ Индіей, нельзя однако не отмтить нкоторыхъ характерныхъ особенностей въ Духовно-исторической жизни обихъ странъ. Эти особенности такъ странны, такъ рзко поражаютъ, если надъ ними призадуматься, такъ въ своемъ род замчательны и достойны внимательнаго разслдованія, что не далекъ часъ, когда о нихъ серьезне и безъ предубжденія заговорятъ. Вотъ т случайные, въ сущности общеизвстные факты, о которыхъ стоитъ сказать два-три слова. Почему въ XIII—XIV вкахъ языческая Литва, оборонявшаяся противъ суровыхъ крестоносцевъ, удивительно напоминаетъ и какъ-бы повторяетъ собою (по обычаямъ и величію характера борцевъ) рыцарски настроенную, грозную мусульманамъ Раджпутану? Князь Маргеръ, изнемогшій при осад роднаго городка и спокойно ршившійся, вмсто сдачи врагу, принести въ жертву пламени женщинъ, дтей, сокровища, кумировъ своей крпости,— чтобы потомъ, соорудивъ изъ всего дорогаго и завтнаго страшный погребальный костеръ, бшено ринуться на послдній бой съ ‘нмцами’,— разв этотъ Маргеръ и его окружающіе чмъ-нибудь отличаются отъ индійскихъ махараджей средневковаго типа, которые, удушивъ въ дыму слабый полъ и облекшись въ одежды шафрановаго цвта, бросались на врную смерть въ мусульманскій станъ съ высоты поколебленныхъ Тураномъ древне-арійскихъ кремлей?!.. Но вдь литовцы того періода въ сущности — олицетвореніе нашей же тождественной съ загималайскими зехмлями Руси!

А какими, спрашивается, путями надо истолковывать непостижимое, именно индуизму свойственное предубжденіе нашихъ раскольничьихъ общинъ, осквернять себя вкушеніемъ пищи совмстно съ иноврцами, хотя бы разногласіе въ религіозномъ отношеніи было даже крайне ничтожно и поверхностно, коренясь преимущественно въ унаслдованной косности мыслей? Затмъ: неужели въ изуврств нашихъ иныхъ сектантовъ XVII-го столтія, въ ихъ жажд саморазрушенія, самосожженія не видть чисто индійскихъ чертъ? Почти неизслдованные и загадочные ‘душители’ (тюкальщики) среди русскихъ отщепенцевъ отъ православія разв только по звуку представляютъ аналогію съ ‘тюгами’, избиравшими преступный родъ дятельности исключительно въ угоду религіи?

Высказывать по этому поводу что-либо опредленное пока чрезвычайно трудно. Всякая смлая гипотеза въ столь богатой неожиданными сближеніями области фактовъ отчасти преждевременна, отчасти безпочвенна. Можно чутьемъ быть непосредственно у истины, не имя еще достаточныхъ данныхъ, чтобы ее формулировать. Одно, впрочемъ, кажется вполн яснымъ и неоспоримымъ: мы непомрно много должны были безсознательно впитать въ себя изъ Индіи въ тяжелую эпоху колонизаціи своихъ заволжскихъ окраинъ, когда русскіе полоненники ежегодно тысячами увлекались на басурманскую чужбину, продавались съ базаровъ Хивы и Самарканда пышнымъ вельможамъ Моголовъ, подолгу влачили рабское существованіе между язычниковъ, которые этимъ невольникамъ естественно представлялись симпатичне и ближе обоюдныхъ господъ-мусульманъ,— незамтно возвращались иногда на родину съ претворенными взглядами на духовный міръ, съ иноземными предразсудками первобытно-жизненнаго свойства, со складомъ религіозныхъ умозрній, способнымъ нравиться нашему патріархально мыслящему простонародью. Вотъ откуда, вроятно, происходилъ упорный токъ странныхъ воззрній, исключительныхъ чувствъ, мистическихъ порывовъ,— пожалуй, и самозарожденныхъ въ глубин русскаго сравнительно новйшаго сознанія, но едва-ли не подъ прямымъ вліяніемъ браминской Индіи. Не потому-ли теперь (да въ смутномъ вид и гораздо раньше) у насъ постепенно крпнетъ стремленіе тсне соприкоснуться съ ней, больше узнать о ней, основательне убдиться въ какомъ-то коренномъ сродств (усилившимся благодаря хищному степному Турану) нашего пестраго по составу населенія съ еще значительно сложнйшими племенными элементами той Азіи, гд таинственно пошелъ въ толпу посыпанный пепломъ нищій Шива и гд выросъ историческій Будда?

——

Гостя въ Бенарес, нельзя умолчать, какъ и почему отсюда распространилась религія кроткосердечнаго царевича изъ воинственнаго рода Шакіевъ. Они не были достаточно браманизированы, симпатизировали исконному населенію покоренной арійцами страны, чувствовали свою племенную и духовную связь съ дравидо-туранскими элементами. Непокорство по отношенію къ всесильной каст жрецовъ, параллельно съ глубокой внутренней потребностью искать и найдти въ себ Божество, порождали смуту въ умахъ индусовъ дв тысячи пятьсотъ лтъ тому назадъ. Толпа хотла приблизиться до неприступныхъ ей, окованныхъ кумиреннымъ мракомъ алтарей. Мудрецы отрицали самое существованіе сверхъ-естественнаго міра за гранями познаваемой тщеты явленій и безсмысленно-жалкой дйствительности. Соціально-религіозный кризисъ становился неизбжнымъ … и вотъ тогда-то надъ сверной Индіей зазвучала проповдь одного изъ ‘тхъ’, кто, по рельефному опредленію Фета:

…. давно въ кручин жаркой,

Въ перегар силъ,

Всю неволю жизни яркой

Втайн отлюбилъ.

Идеализировать буддизмъ безполезно. Въ немъ несомннно можно подмтить мрачныя стороны, и христіанскимъ націямъ трудне чмъ какимъ-нибудь инымъ удовлетвориться его отвтами на вопросы бытія и небытія. Но на Восток массы слпы и жаждутъ очарованія цлебными для больныхъ душъ рчами. Такія рчи съумлъ своевременно произнести на берегу Ганга полулегендарный человкъ, именуемый Гаутама Будда, и он нашли неожиданно-страстный откликъ въ разнообразнйшихъ слояхъ древней Индіи. Слова любви и правды впервые были восприняты мірянами тамъ, гд теперь возвышается безформенная ‘ступа’ (памятникъ спеціально буддійскаго типа для ознаменованія какихъ-либо благочестивыхъ поступковъ или помышленій) у незначительнаго при

НА ВОСТОКЪ.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

ВЪ БЕНАРЕС.

Читайте также: