Путешествие флота капитана Сарычева по северо-восточной части. Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану…, Сарычев Гавриил Андреевич, Год: 1805

Описание
Время на прочтение: 123 минут(ы)
Скачать в PDF

САРЫЧЕВ Г. А.

ПУТЕШЕСТВИЕ

флота капитана Сарычева

по Северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному Океану, в продолжение осьми лет, при Географической и Астрономической морской Экспедиции, бывшей под начальством флота капитана Биллингса, с 1785 по 1793 год.

ЧАСТЬ I.

САНКТПЕТЕРБУРГ.

Печатано с Указного дозволения в типографии Шнора, 1802 года.

ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ

ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШЕМУ ДЕРЖАВНЕЙШЕМУ

ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ

АЛЕКСАНДРУ ПАВЛОВИЧУ

ВСЕЯ РОССИИ САМОДЕРЖЦУ.

ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ!
Вечной памяти достойная ВСЕАВГУСТЕЙШАЯ ГОСУДАРЫНЯ ИМПЕРАТРИЦА ЕКАТЕРИНА Великая, простирая материнские СВОИ попечения и на дальнейшие пределы обширного Российского государства, повелела в 1785 году отправить нескольких Чиновников в морскую Экспедицию к Северовосточным границам России, как для сочинения вернейших карт сей части, не довольно еще известной, так и для излияния благости СВОЕЙ и возвещения покровительства всем обитающим в тех подвластных Ей странах диким народам.
Я имел щастие быть в числе избранных для исполнения воли ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВА. Путешествуя чрез Северные необитаемые страны Сибири, и плавая по Ледовитому морю и Восточному океану более осьми лет, употребил я все мои силы и способности к описанию [*] виденных мною мест, положил их со всевозможною верностию на карты, и сделал рисунки всему, что показалось мне примечания достойным. А дабы сии труды мои послужили в пользу будущих путешествий и к безопасному плаванию подданных ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, имеющих ежегодные промыслы на тех морях, И подвергающих себя часто бедствиям, по неизвестности гаваней, заливов и рейдов, составил я из дневных моих записок и примечаний повествование, под названием Путешествия, которое и осмеливаюсь с благоговением поднести ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ.

ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ!

ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА

Верноподданный Гаврила Сарычев.

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ.

Нет морей менее известных в нынешние времена, как Ледовитое море и Северо-восточный океан, и нет Государства, которое бы более имело причины, как Россия, оные описывать, и более способов и удобностей к исполнению сего полезного дела. Многие были со стороны России на сей конец покушения, но все оные, выключая двух первых морских Экспедиций, клонившихся более к открытиям, мало принесли пользы: потому что расположение их не сообразно было ни морским правилам, ни препятствиям, каковые должны непременно встретиться исполнителям тех умственных начертаний, кои сделаны в кабинете, за десять тысяч верст от мест, бывших предметом таковых плаваний, с темными об них понятиями и ложными заключениями, основанными на одних догадках. — Толь недостаточными наставлениями руководимый мореплаватель находит везде затруднения и препятствия, напрасно теряет время и тщетно употребляет свои усилия достигнуть желаемого, наконец принужден бывает с малыми успехами, а часто и без всякой пользы возвратиться обратно.
Из всех многочисленных со стороны России морских предприятий, первое важнейшее учинено для открытия неизвестных берегов Северовосточного океана, по начертанию вечной памяти достойного Императора ПЕТРА ВЕЛИКОГО, совершенное уже после кончины Его, в 1728 году Капитаном Берингом, которой решительно доказал, что берега Азии к Северу не соединяются с Америкою. Потом в 1741 году тот же мореплаватель с Капитаном Чириковым на двух судах путешествовал от Камчатки до Американских берегов: первой из них приходил под широту Северную 60о, другой под 57о, и по сему в первые известно стало, как далеко лежит Америка от Камчатки. — В 1742 году Капитан Шпанберг, Лейтенант Вальтон и Мичман Шелтинг, плавая на трех судах, определили положение Курильских островов, простирающихся от Камчатки к Японии, а чрез то назначенные на картах, почитаемые доселе пространными землями Езо и Компанейская (Ныне достоверно уже, что мнимые земли Езо и Компанейская, суть Курильские острова, из коих первый, отделяющийся от Японии узким проливом, известен под именем Матмая, а вторый под именем Урупа, и считается осмым надесять из сих островов.) заключились в теснейшие пределы.
За сими открытиями следовали морские путешествия, клонившиеся более к описи берегов. В 1743 и 1744 Лейтенант Хмитевской описывал берега от города Охотска к Камчатке и кругом оной. — В 1768 Лейтенант Синт на боту плавал от Камчатки к Берингову проливу. — В 1768 и 1769 Капитаны Креницын и Левашов на двух судах плавание имели от Камчатки, мимо Алеутских островов, до острова Унимака, и обратно.
Берега Ледовитого моря описываемы были по частям посыланными нарочно в разные места морскими Офицерами: в 1734 и 1736 Лейтенант Овцын плавал на сей конец от устья реки Оби к Енисею, в 1735 Лейтенант Прончищев, от устья реки Лены к Западу, а Лейтенант Лаптев к Востоку, в 1736 Лейтенант Малыгин о треки Печоры до реки Кары, и в 1737 от реки Кары до Оби, в 1738 Мастер Кошелев, от реки Оби к устью Енисея, в 1738, 1739 и 1740 Штурман Манин делал покушение опт устья Енисея к Северу, в 1738 Штурман Головин, от реки Оби до реки Кары, и потом к городу Архангельскому.
Прочие частными людьми деланные плавания не заслуживают внимания, ибо столь мало принесли пользы как в рассуждении открытий, так и описи берегов, что не стоят быть упомянуты.
При всех таковых покушениях употреблялись мореходные суда, что и было причиною малых успехов в описании берегов Северовосточного океана. Не говорю о предприятиях для открытия неизвестных островов и берегов, где нужно переплывать пространные моря: тогда других судов кроме мореходных и употребить нельзя. Но для верной описи берегов оные совсем неудобны: на них нельзя приближиться без опасности близко к земле: подводные камни и мели, протягающиеся далеко в море, часто угрожают дерзкому мореплавателю неминуемою гибелью, густые туманы, господствующие здесь во все лето, закрывают настоящую опасность, лот, единое остерегательное средство на море, здесь часто бывает обманчивым показателем, ибо неизмеримая глубина иногда находится близ самых камней и близ самого берега, и для того благоразумие требует в таковых случаях удаляться от них, оставляя неосмотренными и неописанными самые важные места. Когда ж благоприятные ветры и ясные погоды дозволяют итти близ земли, то и тогда самый искусный и наблюдательный мореплаватель не может с большого судна издали определить верно положение берега, которой кажется непрерывным там, где находятся многие хорошие заливы, устья рек, и близ берегов лежащие острова: от чего описание бывает недостаточно, и другой, подошедший ближе к тем местам, найдет их совсем в ином виде.
Кто более из мореплавателей имел искусства, предприимчивости и терпения, как Капитан Кук! Его рвение к обстоятельному определению на картах берегов, было толь велико, что и самая видимая опасность иногда не могла ему в том воспрепятствовать. Но будучи в здешних морях, принужден он был многие места, за крепкими ветрами, туманами и отмелями, оставить неосмотренными (Американского берега от Нутки до широты 55о, за крепкими ветрами и мрачностию, не видал, также берег, от губы Бристоль до широты 63о, при всех его усилиях должен был за мелководием оставить неосмотренным.), да и те берега, которые видел, означить на картах в некоторых местах не соответственно настоящему их положению (**)(Мыс Гревиль положен на карте Англинской 13 минутами по широте южнее, Афогнак и ближний от оного маленькой островок, называемой Еврашичей, 15 минутами, острова Цукли южная оконечность 13 минутами, а Медной остров на Меркаторской Генеральной карте 25 южнее, Умнацкой столб, или высокой пирамидальной камень, по долготе западнее 48 минутами.), некоторые заливы пропустить, островов не отделить от матерой земли, и наконец туманы почесть за острова (***)(Андерсонов остров и другой севернее Кляркова, маленькой, безымянной, совсем не существуют.).
Следовательно, чтоб иметь верные карты здешних морей, надобно опись делать, так сказать, ощупью. Для сего нужно производить ее на больших кожаных байдарах, или на малых гребных судах, удобных, по малому углублению своему, безопасно плавать подле самых берегов, и могущих находить всегда закрытие себе, при крепких ветрах, в мелководных речках или заливах.
Таковая опись если хорошо будет расположена и по частям разделена, то в одно или в два лета можно верно описать все берега северной части Восточного океана, от широты 56о до самого Берингова пролива, и острова как Курильские, так и Алеутские: притом все это будет стоить очень малых издержек.
Некоторым, может быть, покажется невероятно, чтоб в одно лето можно было описать такое великое пространство берегов, и скажут, что надобно употребить для сего множество байдар. Но я полагаю, что их нужно не более десяти, ибо каждая байдара может в день описать, при благополучном ветре, до 50 верст и более. Я в 1789 году на деревянной байдаре описал морской берег от города Охотска до реки Улькана, что зделает 400 верст, в 8 дней, потом в 1791 году на маленькой Алеутской байдарке, северную сторону острова Уналашки, на сто верст, в полтора дня, прочие же немалые заливы, с промером глубины, описывал не долее, как по одному дню, и при всей этой скорости соблюдаема была совершенная верность.
Все таковые описи производимы мною были в продолжение Географической и Астрономической морской Экспедиции, предпринятой в северовосточную часть России, в 1785 году, под начальством Капитана Биллингса, где и я был в числе прочих морских Офицеров, данных ему в помощь.
Сия Экспедиция продолжалась около осьми лет. Во все это время старался я вести верные дневные записки, внося в них все, что встречалось примечания достойного, не думая впрочем издавать их в свет, потому что никогда не готовил себя в Сочинители, и не имел намерения, а тем более тщеславия быть оным. Но Его Превосходительство Логин Иванович Голенищев-Кутузов принудил меня, дневные мои записки обработать, привесть в порядок и составить из них связное повествование. Когда ж первая часть сего моего труда была окончена, то Его Сиятельство Граф Григорий Григорьевич Кушелев, прочтя оную, одобрил, и приказал мне продолжать и последнюю часть. Между тем по службе моей должен я был ехать к городу Архангельску, потом на новопостроенном корабле отправиться в Англию, откуда возвратился уже в 1800 году: это было причиною, что последняя часть моего труда не прежде 1801 года приведена к окончанию, в то самое время, как Его Высокопревосходительство Николай Семенович Мордвинов вступил в Государственную Адмиралтейскую Коллегию Вице-Президентом. Его благотворительное расположение и покровительство, оказываемое всем трудящимся для пользы отечества, доставило и мне то щастие, что труды мои были поднесены ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ, и Высочайше повелено напечатать, как журнал мой, так и карты.
Нет нужды объяснять, сколько пользы мореплавателям и сколько удовольствий любопытной Публике доставляют такового роду издание: сие доказывается тем, что все описания морских путешествий, при самом появлении их в свет, переводятся уже на разные языки.
Учиненные до сего Россиянами плавания как по Восточному океану, так и Ледовитому морю, сопряженные с величайшими трудностями, сопровождаемые нещастными происшествиями, без сомнения имеют в себе весьма много полезных примечаний для мореплавателей и очень любопытны для Публики, но из всех их только малая часть напечатана в Ежемесячных Изданиях, и то так нерадиво писана, что все морские нужные наблюдения пропущены: а это от того, что или Сочинитель не был морской Офицер, или не имел случая выбрать из журналов полезных примечаний. Теперь можно надеяться, что впредь не будут оставаться в забвении подобные морские путешествия: ибо при Адмиралтейств-Коллегии учрежден морской Комитет, от которого издаются, трудами Начальствующего в оном, Его Превосходительства Александра Семеновича Шишкова, всех плаваний журналы, прошедших и нынешних времен.
Предлагаемое мною повествование относительно красоты в слоге конечно недостаточно, также и в принадлежащем до физического описания ( * ) (Для описаний по части Естественной Истории, вместо назначенного в Именном Указе Шихтмейстера Патрина, оставленного за болезнию, определен был к нам в Экспедицию из Иркутска Доктор Мерк, которой и находился при оной до окончания. По усердию его, с каковым он трудился, можно ожидать от него полного и верного журнала. Смерть его постигла по возвращении в Петербург, однако ж успел он привести в порядок свои записки, и препроводил их к Профессору Палласу, известному всем своими дарованиями. Г. Паллас конечно не упустит со временем издать их в свет.): напротив того, могу сказать, что до пользы мореплавателей касающиеся наблюдения учинены со всякою точностию и описаны, сколько можно, обстоятельнее.
Во все те дни, в которые видна была земля, или встречалось на море что-либо достопамятное, означал я в повествовании моем полуденную широту и долготу, какова была но журналу нашему. Притом расстояние до виденной земли и величину островов внес не глазомерную, но определенную чрез плавание и верные пеленги, так что из оного можно сочинить карту всего плавания, с берегами и островами, в таком виде, как наше счисление пути показывало.
Все пеленги и румбы внесены так, как они были записаны в журнал, то есть, но неправому компасу.
К приготовляемому мною журналу нужно было приложить карты, планы гаваней и рисунки. А как оные, по окончании путешествия нашего, были отобраны и хранились в Государственной Адмиралтейств-Коллегии, то дано повеление снять в чертежной со всех моих карт и рисунков копии, которые и сняты с уменьшением против подлинных, мною сочиненных.
При составлении Меркаторской генеральной карты, счислимые долготы каждых суток поправлял я по пропорции вышедшей погрешности, от одной сысканной по наблюдению долготы, до другой, и исправленное таким образом плавание полагал на карту, от чего на ней полуденные долготы каждых суток означились уже не те, какие находятся в повествовании моем.
Все те путешествия, в коих я был как на сухом пути, так и во время плавания по Восточному океану и Ледовитому морю, положил я на генеральную карту, с означением в каждые полдни места, где мы тогда по счислению нашему находились, подписав притом числа дней, а для отличения плаваний разных годов, также пути вперед и обратно, употреблял я особливые точки, непрерывные черты и черту смешанную с точками. — Я не мог положить на свою карту одного только берегового путешествия Капитана Биллингса чрез Чукотскую землю от Берингова пролива к реке Колыме (Со временем может быть издано будет полное путешествие и Капитана Беллингса со всеми его примечаниями.), потому что я в сем вояже с ним не был, а сверх того вознамерился я издать собственные мои описания, и мне позволено было приложить к оным одни только моих трудов карты и рисунки.
Наконец, скажу, что я не упускал ни одного представлявшегося мне благоприятного случая к описанию, где только можно, морских берегов, островов или заливов, и сочинил всему верные карты. Усердие мое толь велико было, что не удерживали меня ни препятствия, ни сопряженные с оными трудности, ни самая видимая опасность, которой часто я подвергал жизнь свою, в той утешительной надежде, что принесу пользу будущим после нас мореплавателям, и что может быть чрез то впредь избавлю многих себе подобных людей от бедствий и кораблекрушений, которые часто случаются здесь, по неизвестности гаваней, при опасных берегах, в жестокие ветры.
Кроме пользы для мореплавателей, я желал бы изданием сего Путешествия угодить и почтенной Публике. — Я не старался, по примеру некоторых странствователей, украсить повествование свое привлекательными, чрезвычайными и забавными, но вместе вымышленными приключениями, а только, следуя всегда одной истине, с точностию вносил в оное подлинные происшествия, и местами делал свои замечания.

ГЛАВА I.

Назначение морской Экспедиции в Северовосточную часть России. Имена офицеров и число служителей, определенных для исполнения оной.

В 1786 году, Августа 8 дня, вечной памяти Достойная Государыня Императрица ЕКАТЕРИНА Великая, простирая материнские свои попечения и на дальнейшие пределы Российского Государства, ко благу своих подданных, изволила Адмиралтейств-Коллегии наслать именной Указ следующего содержания:

‘Указ нашей Адмиралтейской Коллегии.

,,Назначая географическую и астрономическую Экспедицию в Северовосточную часть России для определения степеней долготы и широты устья реки Колымы, положение на карту берегов всего Чукотского Носа до Мыса Восточного, також многих островов, в Восточном океане к Американским берегам простирающихся, и совершенного познания морей между матерою землею Иркутской Губернии и противуположенными берегами Америки, повелеваем: — Первое: быть начальствующим в сей Экспедиции флота Порутчику Иосифу Биллингсу, объявя ему ныне чин Капитан Порутчика флота, и нарядя с ним в команду потребных людей, по собственному его избранию, как Обер-Офицерских, так и других нижних чинов, Всемилостивейше жалуем Начальнику и команде его на все время их похода двойное по чинам жалованье, которое выдать им здесь за год вперед, да сверх того еще не в зачет двойное же годовое жалованье, и отправить без замедления в Губернский город Иркутск, предписав Капитан-Порутчику Биллингсу, по случаю и удобности, доставлять донесения свои в Адмиралтейств-Коллегию. Второе: снабдить Начальника сей Экспедиции математическими, астрономическими и другими инструментами, також для руководства всеми картами прежних мореходцев и сухопутных в тамошних местах путешествий, с нужными выписками из журналов его предшественников, от 1724 по 1779 год, и подробным окроме того наставлением на основании сего Указа Нашего, дав притом прилагаемые у сего образцы Словаря, по которому записывать слова на языках и диалектах разных народов, изображая произношение их наречий Латинскими и Российскими буквами, об отпуске же новоделаемых медалей и суммы, потребной как на выдачу здесь и во время похода, так и на покупку разных вещей для подарков, предписано от Нас Действительному Тайному Советнику и Генерал-Прокурору Князю Вяземскому. Третие: флота Капитан-Порутчику Биллингсу по прибытии в Иркутск явиться у Нашего Генерал-Порутчика, правящего должность Генерал-Губернатора Иркутского и Колыванского, Якоби, коему дан Указ Наш о неукоснительном пособии по делам, к сей Экспедиции относящимся, причисля в оную для наблюдений и описаний, до натуральной Истории касающихся, Шихтмейстера Патрина, пожалованного в чин Коллежского Ассесора. Туга не оставит Генерал-Порутчик Якоби, по точному сведению о намерении Нашем, употребить старание в действительном выполнении всего потребного на пользу Экспедиции, Капитан-Порутчику Биллингсу порученной, как для скорейшего запасу в удобных местах провианта, съестных припасов и разных надобностей к приготовлению или построению с снарядом и вооружением речных и морских судов, також в даче, по требованию и выбору Беллингса, лучших учеников из Иркутской навигацкой школы и прочих морских служителей, Адмиралтейскою Коллегиею назначенных, а равномерно толмачей для разных диалектов и других бывалых и способных людей для препровождения и пособия в пути, Экспедиции предполагаемом, Капитан же Порутчик Биллингс Всемилостивейше уполномочивается объявить в Иркутске всем команды его Обер и Унтер-Офицерам повышение в следующие им чины, окроме тех, которым Адмиралтейская Коллегия определила награждение деньгами, кои им и выдать. Четвертое: по лучшему и удобнейшему постановлению о предлежащем пути Капитан-Порутчику Биллингсу, основываясь в том на наставительном совете Нашего Генерал-Порутчика Якоби, следовать сухим или водяным путем с Коллежским Ассесором Патрином и с командою своею в город Якутск, или иное для предприятия его выгоднейшее место, с данным от Правящего должность Генерал-Губернатора под открытою печатью предписанием всем Начальникам и команду имеющим по дорогам и близлежащим местам для нужного вспомоществования, по требованием Экспедиции, в сходственность чего может Капитан-Порутчик Биллингс осмотреть в Якутске описание новейших мореплаваний по Ледовитому и другим морям, и дела, относящиеся к проезду на реку Колыму и к земле Чукчей, списав все для него надобное и срисовав карты. Пятое: Капитан-Порутчику Биллингсу, приехав в город Охотск, выбрать потребных учеников из Морской школы, також лоцманов, матрозов и Козаков, по предварительному назначению Правящего должность Генерал-Губернатора Иркутского, и сделать все приготовление к походу как в рассуждении запаса провианта и провизии, так и судов мореходных, ибо в случае негодности тамошних казенных судов, надлежит поспешишь построением новых надежных и прочных, с двойною обшивкою, по чертежам Капитан-Порутчика Биллингса, коему, учиня все нужные распоряжения к построению судов, отправиться с Коллежским Ассесором Патрином и с частию надобной для него команды на реку Колыму, чрез Ижигинскую ли крепость по реке Омолону до Колымы, или иначе, избирая выгоднейший и удобнейший путь, делая географические и астрономические наблюдения степеней долготы и широты в Верхне-Колымском, Нижне-Колымском и при устьи Колымы, и описав с возможною точностию сея реки течение, с примечаниями, к той земле и жителям относящимися. Шестое: по достижении Колымы и исполнении препорученного, начальствующего над сею Экспедициею флота Капитан-Порутчика Биллингса Всемилостивейше жалуем в Капитаны 2 ранга, с тем, чтоб старался, сколько обстоятельства дозволят, объехать Ледовитым морем подле берегов, простирающихся от Колымы до Восточного Мыса, определяющего Восточной край Сибири: но буде бы сие оказалось совершенно невозможным, и осведомления, там полученные, предъявляли бы лучший успех в описании берегов и Чукотской земли посредством объезда сухим путем, или по льдам, то предоставляется оное на благорассуждение и ближайшее рассмотрение Начальника Экспедиции, чтоб испытать, не откроются ли острова или земли в Севере сих берегов и так называемого Берингова пролива. Седьмое: по обозрении предписанного на берегах Ледовитого моря, флота Капитану 2 ранга Биллингсу возвратиться кратчайшим путем в город Охотск для довершения приготовлений к плаванию по Восточному морю и к берегам Американским, но буде бы новостроемые суда не были еще готовы, то в таком единственно случае Биллингс может употребить остающееся время для путешествия на одном из находящихся в Охотске галиотов между островами Курильскими, Япониею и Китайскою матерою землею до Кореи, стараяся поверить карты сей не довольно известной части тамошних морей. Осьмое: Всемилостивейше уполномочиваем флота Капитана 2 ранга Биллингса, когда сядет с командою своею на изготовленные и вооруженные в Охотском порте мореходные суда для путешествия по морю Восточному и к берегам Американским, объявить вторичное повышение чинами всем, под начальством его пребывающим Обер и Унтер-Офицерам, окроме назначенных Адмиралтейскою Коллегиею к денежному награждению, которым оное и выдать, после чего, распорядя все нужное к походу, с наблюдением, дабы первый по нем имел команду второго судна, всегда за главным судном следующего, и установя дневные и ночные сигналы, отправиться для объезда Камчатской Лопатки, где зайти в гавань Петропавловскую для взятья Камчадалов и разной провизии по назначению заблаговременно Правящим должность Генерал-Губернатора Иркутского, потом продолжать путь свой для обозрения всей цепи островов, к Америке простирающихся, и для новых открытий с полезными и необходимыми к тому примечаниями, обращая внимание на острова, мало посещаемые и несовершенно известные, лежащие вдоль и под ветром сих берегов на Восток острова Унимака и большого носа Аляксы, составляющего часть матерой земли, как на пример: Санаях, Кадьяк и Лесной, острова Шумагин и Туманной, виденные Берингом и другими. Девятое: употребя вешнее и летнее время на выше предписанные открытия, Начальнику сей Экспедиции, при приближении погод осенних, искать выгодной гавани в Америке, или в островах, на морях сих находящихся, или в Камчатке, для зимованья, при наступлении же благопоспешествующего времени продолжать морское путешествие: и как по признакам, примеченным Берингом и подтвержденным Англинскими Капитанами Кларком и Гором, во время прохода их с островов Сандвича в Камчатку, думать можно, что есть острова на Полдень и на Восток Камчатского меридиана между 40 и 50 степени широты, то без потеряния многого времени, туда или обратно идучи, сделать покушение для открытия сих неизвестных островов, оставляя на волю Начальствующего Экспедициею производить изыскание и тех частей Американской матерой земли, коих предшественники его обозреть не могли. Десятое: буде посредством сей Экспедиции открыты будут вновь земли или острова, населенные или ненаселенные и никакому Государству Европейскому непокоренные и не принадлежащие, то по мер пользы и выгод, от такового приобретения ожидаемых, стараться оные присвоить скипетру Российскому, и буде тамо есть дикие или непросвещенные жители, то, обходясь с ними ласково и дружелюбно, вселить хорошие мысли о Россиянах, и одарить разными вещами, по надобностям или обычаю им нужными, а Тоенам или Старшинам, или лучшим и почетным из числа тех жителей дать сделанные на таковой случай медали, чтоб носить на шее в знак всегдашней к ним дружбы Россиян, поступая впрочем осторожно, дабы не подвергнуться нещастию, от озлобления и зверства Диких происходящему, что самое наблюдать и при обхождении с дикими Островитянами, России принадлежащими. Одиннадцатое: проходя вдоль назначаемых для осмотра и описания островов, мысов и берегов, когда дойдет флота Капитан Биллингс до мыса Святого Илии, то на сем месте Всемилостивейше жалуем его Капитаном 1 ранга, где по учинении потребных наблюдений, буде на возвратном пути настанет позднее осеннее время или приближение зимы, тогда итти судами для зимования на остров Уналашку в залив, Капитан-Лейтенантом Левашевым гаванью Святого Павла названный, или на остров Унимак, в пролив против Аляксы, или в иные заливы по Аляксинскому берегу, сообразуясь с журналами прежних путешествователей, в тамошних местах бывших. После сего, ежели возможно будет в рассуждении погоды, экипажа судов и провизии, то пробыть еще одно лето на сих морях для довершения предприятых наблюдений, продолжая плавание к Берингову проливу для определения в точности положения берегов Чукотских, или возвратиться в Камчатку, обходя Анадырской залив, или касаясь тех островов, коих при первом походе не можно было положишь на карту. Двенадцатое: во время плавания в упомянутых морях, буде встретятся с судами Российскими иные суда под флагом Англинским, или французским, или другим Европейским, то обходишься дружественно, не подавая ни малейшего повода к ссорам и распрям. Тринадцатое: наконец по возвращении в Охотской порт, Начальнику Экспедиции распустить взятых лоцманов, матрозов и прочих к прежним их командам, удовольствовать двойным жалованьем по день прибытия в порт, и денежным награждением по его рассмотрению. Самому же ему, с Коллежским Ассесором Патрином, которого мы тогда же в Надворные Советники жалуем, и с людьми, от Адмиралтейской Коллегии отправленными, поспешать в Санктпетербург для обстоятельного донесения о исполнении порученного дела, где всем, из оной Экспедиции прибывшим, выдать двойное жалованье по тем чинам, с коими возвратятся, быв при случаях производимых своим Начальником, да таковое же двойное жалованье в награждение, и сверх того определить окладное жалованье каждому по смерть вместо пенсии: из увеченных уволишь от службы по смерть с половинным жалованьем против того оклада, какой в походе имели, женам же и детям умерших производить половинное жалованье против того, какое умерший получал во время похода, женам по замужество или по смерть, а детям до вступления в совершенные лета.’
На подлинном собственною ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою написано тако:

ЕКАТЕРИНА.

В Царском Селе, Августа 8, 1786 года.
Для руководства к точному исполнению сего Указа, из Государственной Адмиралтейств-Коллегии Г. Биллингсу дано пространное наставление, состоящее в 25 статьях.

Имена Офицеров, определенных в морскую Экспедицию, и число нижних чинов, находившихся при оной.

Число
людей

Начальник:

Капитан-Лейтенант Иосиф Биллингс.

Лейтенанты:

Роберт Галл,
Гаврила Сарычев,
Крестьян Беринг.

Штурманы:

Антон Батаков,
Сергеи Бронников.
Подштурман, Иван Кондратов,
Шхипер, Афанасий Баков.
Подшхипер, Алёксандр Мараков.
Штаб-Лекарь, Михайла Робек,
Лекарь, Петр Алегрети.

Подлекари:

Антон Лейман,
Василий Волошенов.
Секретарь, Мартын Соур
Механик, Иосиф Эдварц
Рисовальный Мастер, Лука Воронин
Боцман-Матов

2

Квартирмейстеров

3

Корабельного дела Тиммерман

1

Плотник 1 класса

1

Блокового дела плотник

1

Парусной ученик

1

Егерского корпуса учеников

2

Зверовщик

1

Сержант Михайла Бакунин
Егерей

7

Морских канониров

3

Сверх вышеписанных определены были после в Экспедицию из разных городов Сибири:
Доктор, Карл Мерк
(Принят в Иркутске на место оставленного за болезнию Шихтмейстера Патрина.)

Его помощники:

Шихтмейстер Данила Гауз,
Иван Мейн,
Карл Кребс.
Священник Василий Сивцов
Армейской Капитан, Тимофей Шмалев.

В Комисарской должности:

Коллежской Секретарь Гаврила Ерлин,
Провинциальной Секретарь Федор Карпов.
Штурман, Гаврила Прибылов
Геодезии Унтер-Офицеров

5

Козачьих Сотников

3

Сержант

1

Музыкантов

4

Из Козаков в егери

32

Из Козаков в матросы

49

Охотского порта матросов

9

Всего:

141

ГЛАВА II.

Приготовление к Экспедиции. Отправление меня вперед. Путь к Иркутску и Якутску. Замечание о сем последнем городе. Оправление далее на верховых лошадях. Якуты. Необитаемые места. Замечание о лошадях. Прибытие на реку Омеконь. Призывание духов Якутским Шаманом.

1785 г. Сентябрь. Разные приготовления к Экспедиции продолжались около Шести месяцев. Из Англии выписаны все нужные астрономические инструменты, также закуплены разные мелочные товары на подарки диким народам, и на сей же конец сделаны медали золотые, серебряные и медные.
В половине Сентября месяца отправлен я из Петербурга с мастеровыми в город Охотск, для предварительного приготовления к Экспедиции. Между тем велено, в проезд через город Иркутск, требовать, чтоб в Верхнем или Среднем Колымских (На Российских картах поставлено Ковымские остроги, но я следовал употребительному в Сибири названию Колымские: ибо и река называется жителями тамошними Колыма, а не Ковыма.) острогах заготовлено было наступающею зимою провианту и воинских снарядов для ста человек на два года, и когда в тех местах нет строевого лесу, то просить, чтобы доставлены были туда кожи для делание байдар (Байдарами в Сибири называют два рода больших лодок особого строения: одни бывают деревянные, сделанные из досок, другие кожаные, то есть, обтянутые, вместо досок, кожами морских зверей. Весел бывает на них от 8 до 16, вместо руля управляются веслом.), а прибывши в город Охотск, осмотреть транспортные суда, и ежели из них не найдется годных для Экспедиции к плаванию по Восточному океану, то заготовлять лес на построение двух судов, по данным от Адмиралтейств-Коллегии чертежам.
1785 г. Октябрь. Как отправление мое последовало в самое осеннее время, когда дороги от дождей были уже испорчены и крайне грязны, то до самого Тобольска принужден я был ехать весьма медленно, но от сего города далее, наступившими сильными морозами скрепило совсем дорогу. 23 Октября переменил летние повозки на зимние и переехал по льду Иртыш. Между тем река Обь не стала еще и 28 числа, однако ж несло по ней множество льду, так, что я с опасностию переправился через нее на лодках. В последствии моего путешествия все прочие реки переезжал я по льду, кроме Ангары, текущей под самым Иркутском, которая, по чрезмерной своей быстроте, становится не ранее Декабря. В Иркутск прибыл я 10 Ноября.
1785 г. Ноябрь. Первое мое здесь старание было осведомиться обстоятельно о всех могущих повстречаться неудобствах и препятствиях, в рассуждении возложенного на меня дела, это не трудно было мне узнать от людей, очень часто там бывающих. Сверх того получил я дефекты (Дефектом называется у мореплавателей описание доброт и недостатков судна.) судам и ведомости морским припасам, находящимся в Охотском порте, из коих усмотря неспособность первых и недостаток в последних, решился, не упуская времени, требовать, чтоб для постройки новых судов сделать все нужные орудия и, запасши материалы здесь в нынешнюю еще зиму, а будущим летом доставить в Охотск, почему сочиня всему тому ведомость, представил Генерал-Губернатору Якоби.
1785 г. Декабрь. В начале Декабря, получив от Генерал-Губернатора открытой ордер ко всем Начальникам областей и городов о всяком мне вспоможении в случае нужды, отправился я из Иркутска. Дорога до Качужской пристани была очень хороша, но оттуда вниз по реке Лене до города Алюкмы чрезвычайно беспокойна. Река стала не очень гладко, от неровностей льда беспрестанно ломало повозки, и 1785 г. тем делало не мало остановки. От Алюкмы до Якутска хотя дорога и была хороша, но за то должно было ехать очень тихо, не больше как по тридцати верст в день, причиною чему Якутские лошади, употребляемые только к верховой езде, непривычные и неспособные к упряжке в санях, а выставляемые ежегодно на почтовых станциях Якутами по наряду.
Генваря 10 приехал я в город Якутск. Он стоит на левом берегу Лены, и есть самой старинной из всех здешних городов (Якутской острог построен в 1647 году, и после сделан городом.). Старая деревянная его крепость с башнями существует еще и ныне, однако в некоторых местах уже обвалилась, в ней каменное казенное строение и церковь, кроме которой есть еще две каменные же церкви, одна в монастыре, другая в городе, и две деревянные. Впрочем все домы обывательские деревянные, построенные на старинной Руской вкус, между ними по разным местам рассеянны Якутские юрты. Окошки в домах, за неимением стекол, у некоторых слюденые, у других летом бывают пузырные, а зимою вставливаются большие льдины, прикрепляемые к косякам снегом, облитым водою, от чего, по жестокости здешних морозов, так крепко примерзают, что никакая теплота в покоях не сильна их оттопить. Свет сквозь льдины бывает такой же, как и сквозь обмерзлые стекла.
Жители, населяющие город, кроме Чиновников присутственных мест, суть дети боярские, Козаки, Якуты, также купцы и мещане, последние большою частию из поселенных, а некоторые и наказанные, однако здесь поправившие свое поведение и сделавшиеся порядочными гражданами. Да и вообще можно сказать, что во всей Сибири ссылочные, и даже самые те, кои заточены туда в наказание за чрезвычайные злодейства, и коих бы между нами и виду страшились, не только ходят там вольно, но ниже слышно о каких-либо от них шалостях. Многие из жителей имеют к ним доверенность, и держат их без опасания в своих домах: ибо в таком случае ссылочные остерегаются сделать малейшее преступление, чтобы не быть сосланными на вечную работу в Нерчинские рудокопные заводы. Впрочем нет сомнения, что между сими нещастными есть и добрые по сердцу своему люди, которые может быть случаем, нуждою, или обстоятельствами вовлечены в преступление. Здесь предварили меня, что далее к Охотску в зимнее время никто не ездит, кроме легкой почты, по причине глубоких снегов и необитаемых мест, и советовали дожидаться весны, но я, не хотя упустишь времени, решился непременно ехать, каковые бы впрочем ни могли повстречаться со мною трудности и беспокойства. Двенадцать дней употребил я на приготовление к сей трудной дороге. На два месяца запас провизии и сделал себе для защиты от тамошнего столь холодного климата и по тамошнему образцу, теплое оленье платье, обыкновенно употребляемое в дорогах.
22 Числа Генваря отправился я из Якутска на верховых, а кладь и провизию повезли на вьючных лошадях, полагая на каждую не более пяти пуд. Якуты были проводниками, каждой из них вел за собою вьючных лошадей, числом не более девяти, связанных поводами так, что они шли одна за другою, между ними была и одна заводная.
Для меня бы крайне трудно было в дороге объясняться с моими проводниками и с народами, кои я проезжал, если бы здешний Коммендант не дал мне Козака, знающего Якутской и Тунгусской языки, с помощию его везде я мог получать все нужное. Из всех вообще Якутов очень редко кто говорит по-Руски: потому что Россияне, поселившиеся здесь, все без изъятия знают их язык, и для того первые не имеют нужды учиться нашему, а последние чрез то получают от них великую выгоду в торговле и промене товаров.
Сперва ехали мы по летней дороге, лежащей к Охотску, чрез учрежденные станции, а потом, во сте пятидесяти трех верстах, поворотили от ней влево на зимнюю, лежащую через вершину реки Индигерки или Омекони, которая хотя и будет против летней дороги около пяти сот верст далее, однако ехать по ней гораздо удобнее: нет больших горных хребтов, и снега бывают не так глубоки, как по первой.
От Якутска до реки Алдану, три ста пятьдесят верст, дорога шла через Якутские улусы (Улусом называется несколько селений, состоящих под управлением одного Князька или Старшины.) или селения, ровными местами, где часто попадались перелески, озера, поля и сенокосные дуга. Лес везде лиственица и березняк. Ночлеги имели мы по большой части у Князьков (**)(Князьками здесь называются выбранные из зажиточных Якутов старосты.) в юртах, и принимаемы были везде ласково. Можно сказать, что гостеприимство у Якутов есть первая добродетель: не успеешь приехать к селению, как они уже встречают, помогают сойти с лошади и ведут в юрту, раскладывают большой огонь, снимают с приезжего платье и обувь, очищают снег, и сушат. Постелю приготовляют в самом покойном месте, и стараются услужить, сколько возможно. Сверх того потчуют всем, что только у них есть лучшего, иные дарят еще соболем, либо лисицей. За все то старался я отдаривать бывшими со мною на их вкус разными мелочами и табаком, которой они очень любят курить, а к водке столь пристрастны, что не стыдятся, когда дашь одну рюмку, попросить другую, а там и третью.
Якуты, как думать надобно, происходят от древнего поколение тех Татар, кои не были еще Магометанами. Доказательством сему служит подобие лица, образ жизни, а более всего язык их, которой так сходен с Татарским, что бывший в Экспедиции с нами Татарин большую часть разговоров их мог разуметь без нужды.
Многие из Якутов принимают Христианский Закон, однако это большою частию бедные, и крестятся только для того, чтоб избавишься на несколько лет от подушного, богатым же не нравится, что Закон Христианский запрещает иметь двух жен, есть в посты говядину, масло и молоко, а особливо употреблять кобылье мясо, которое они почитают лучшим в свете кушаньем, и говорят, что если б Руские узнали в нем вкус, то не стали бы совсем употреблять говядины. Жир кобылий и говяжий едят без всего, с жадностию, и более сырой, также пьют с удовольствием растопленное коровье масло, почитают его лекарством в некоторых болезнях, и поят им больных. Грудному ребенку, чтоб не плакал, дают сосать кусок сырого говяжьего жиру. Летом, когда станут жеребиться кобылы, из молока их делает кумыс, точно такой же, как и у Татар, а зимою, вместо его, пьют ундан, составленный из кислого коровья молока и непахтанного масла, смешанного с водою, из чего выходит довольно вкусной напиток. Отсюда можно видеть ясно, что весь запас и провизия их состоит из непозволенной Христианам пищи, а наши Проповедники требуют, чтоб новокрещеные Якуты непременно воздержались от запрещенного Законом и соблюдали посты: но как у них ни хлеба, ни овощей, ни рыбы нет, то и не возможно исполнить сего предписания. Вот причина, почему большая часть Якутов не крестятся.
Юрты Якутские строятся сверх земли, видом четвероугольные, коих величина соразмерна числу семьи. Сперва вкапывают в землю три ряда столбов, средний ряд несколько повыше других, на оные ряды кладут три перекладины вдоль и две поперек, на концы двух крайних продольных перекладин: таким образом связывается юрта. Верх покрывают горбылями от средней перекладины на обе стороны скатом, стороны обносят такими жь горбылями, приставливая их несколько наклонно к крайним перекладинам, после чего всю юрту покрывают травою, потом землею и дерном. Внутри юрты, по средине, на самой земле, обыкновенно бывает очаг, обращенный к лучшей стороне жилища, трубу над очагом делают из длинных тонких жердей, соединяя их плотно и обмазывая внутри глиною. Дрова на очаг кладут не плашмя, а стоймя, и огонь беспрестанно горит во всю зиму. Кругом юрты, подле стены, сделаны широкие лавки, разделенные перегородками для постели каждого человека. Рогатой скот держат в особой пристройке, соединенной с юртою большим отверстием, через которое он ходит, от чего в жилище Якутов бывает отвратительной запах. Летние юрты, совсем отменные от зимних, называемые урасы, делаются круглые, ставятся конусом из жердей и покрываются снаружи берестою.
Платье носят Якуты, богатые из оленьей, а бедные из лошадиной кожи, и притом как зимою, так и летом почти одинакого покрою, с тою только разностию, что для зимнего кожи употребляются с шерстью. Вместо рубашки надевают нагрудник, потом род длинного полушубка шерстью внутрь, а сверх всего с завороченными полами кафтан, называемой санаях, шерстью вверх. Штаны у них короткие, на четверть выше колен, к ним привязываются ремешками наколенники, опускающиеся не много пониже икр, потом на ноги надеваются носки, а на них сапоги, называемые этербесы. Достаточные Якуты сверх всего платья носят привязанные к поясу два набедренника, состоящие из двух четверосторонних лоскутов красного или синего сукна.
Каждой Якут, когда едет в дорогу, привешивает к поясу большой нож на длинной палке, огниво, кремень и трут, приготовляемой из травы полыни, а за сапоги кладет гамзу или трубку, которая бывает по большой части деревянная, с коротеньким чубуком, расколотым вдоль для удобнейшего чищенья и связанным ремешком. Табак курят, примешивая к нему половину самых мелких деревянных стружек, и всегда дым глотают: часто случается им закуриваться до того, что падают без памяти. Уверяют, что проглоченный дым табачной полезен бывает во время колики при засорении желудка..
Женское Якутское буднишное платье почти такое ж, как и мужское, но нарядное длиннее и полнее обыкновенного, покрыто цветным сукном, фанзою или китайкою, унизано серебряными и медными бляшками разных фигур, и обложено кругом широкою опушкою из мехов бобровых или выдреных. К сему платью шапки надевают особого роду, с тремя к верху хохлами из птичьих перьев, в ушах носят серебряные большие кольца, волосы завязывают назади в косу.
Февраля 5 остановился я в последнем Якутском селении, в юрте отставного Козака, которой исправляет должность писаря у Князьков здешних волостей и приготовляет лошадей под почту и для курьеров. Отсюда вперед на четыреста верст находятся необитаемые места, и до реки Омекони перемены лошадям нет. На другой день хотя и приведены были хорошие лошади, однако Якуты просили меня пообождать, уверяя, что с поля пойманные жирные лошади такой дальней дороги перенести не могут, ежели не будут к тому приготовлены. Я согласился, и Якуты четыре дня держали их привязанных к столбу и давали им через день очень по малому количеству сена.
11 Числа пустились мы в путь. Переехав реку Алдан, шли вверх по реке Хандуге, ровными лесистыми и болотистыми местами. Следов дороги вовсе не было, и Якуты вели по одним приметным для них местам. Проехав сто верст, очутились мы между высоких горных хребтов и продолжали пут свой вверх по той же реке, то лесистым ее берегом, то через острова, а иногда и по самой реке, где не препятствовали от ключей распространившиеся накипни, или от чрезмерной быстрины полыньи. Во сте шестидесяти верстах поворотили от сей реки вправо по долине, между гор, приметно понижающихся, и продолжали путь свой местами совсем безлесными, покрытыми чрезмерно глубоким снегом, так, что лошади с великим трудом пробирались по нем. Якуты место это называют чистым, и стараются в один день засветло его переехать, опасаясь, чтоб не застигла вьюга: в таком случае может проезжих совсем занести снегом. Сказывают, что много бывало таких примеров, и что здесь погибали от того не только лошади, но и люди. Мы были так счастливы, что проехали это опасное место в хорошую погоду, и выбрались на вершину реки, называемой Амуг-умог-гага, вниз по коей, через тридцать пять верст, вышли на реку Кюнкюй, покрытую большими накипнями. Здесь нашли Якутскую юрту, в которой живет один бедной Якут, не имеющий никакого скота, и питающийся ловимою из близ лежащего озера рыбою и куропатками, которых водится здесь довольно много.
Проводники мои сказывали, что от сего места вперед до ближнего на Омекони селения осталось только десять днищ (Днищем называется расстояние, какое в день могут кочевые народы перейти со всем своим имуществом. Большое днище имеет около 10 верст, а малое около 8.), что будет около семидесяти верст, почему и торопился я отправиться ранее, чтоб доехать туда в один день и ночевать по крайней мере первую ночь в теплой юрте, после одиннадцати весьма беспокойных и холодных ночлегов, проведенных при жестокой стуже в лесах. Можно сказать, что наше путешествие становилось уже несносно: каждой день, от утра до вечера, должно было сидеть на лошади, ночи ж проводишь, зарывшись в снегу, и во все время не снимать платья и не переменять белья.
В тридцати пяти верстах от юрты, где мы ночевали, спустились на реку Контю, текущую в Омеконь, и по ней вниз ехали верст двадцать, потом через сенокосные луга, ввечеру уже поздно, прибыли в юрты.
Я располагался было после столь трудной дороги несколько здесь отдохнуть и обсушить свое платье, но мне сказали, что за сорок верст оттуда вперед живет Якутской Князек здешнего улуса, и что ежели я хочу получить в перемену скорее лошадей, то должен ехать к нему, и так на другой день отправился я далее. На половине дороги переехали невысокой горной хребет, называемой Атбас, которой Якуты некоторым образом боготворят, так, как и все отличнейшие горы, и приносят им в жертву лошадиные волосы, вешая их по деревьям. Наши проводники также не преминули исполнить сей обряд: когда были на самом верху горы, то каждой Якут выдернул или из гривы, или из хвоста своей лошади по нескольку волосов, и повесил на сучья дерев, близ стоящих к дороге.
Лошади наши так истощали, что с великою нуждою довезли нас до последнего Омеконьского селения, хотя при отправлении с Алдану и довольно были жирны. Как прежде еще пути четыре дня их не кормили, да и дорогою должны они были сами для себя из-под снегу копытами доставать поблеклую и негодную траву, которая не имела уже в себе питательного соку, в иных же местах и той совсем не было, и как сверх того во все продолжение пути очень не надолго пускали их на кормовище, первые ж четыре дня по отправлении нашем только перед утром, часа на два, впрочем всю ночь держали привязанных к деревьям: то можно сказать, что бедные лошади во все двенадцать дней, не имели и столько корму, сколько в других местах дают на одни сутки. После я узнал, что без такой предосторожности не довезли б они нас и до половины дороги, ибо несколько лошадей, от несмотрения и оплошности провожатых, будучи в поту, рано нахватались снегу, от чего на другой же день сделались на спинах их большие нарывы, так, что нельзя было положишь ни вьюков, не седел. Якуты оставили их в лесу без всякого призрения, на обратном пуши намерены были их отыскать, и ежели поправятся, взять с собою, когда ж того сделать будет нельзя, то должны хозяевам тех лошадей по крайней мере привезши хвост и уши, в доказательство, что они не проданы. Хотя это некоторым образом и предохраняет от злоупотребления, не мешает однако ж им нарочно портить жирных лошадей, чтоб иметь причину убить их и на щет других попировать.
Остановились мы в одной юрте, где живет отставной Козак, исправляющий должность писаря у Омеконьских Князьков.
Здесь узнал я, что далее к Охотску, за великими снегами, на лошадях продолжать пути нельзя: ибо за несколько времени отправившиеся по сей дороге Козаки с почтою нашли толь глубокие снега, что, не проехав и половины оной, потеряли всех лошадей, быв принуждены назад возвращаться на лыжах, и если б не повстречали Оленных Тунгусов, то и сами б пропали. Тунгусы доставили их в Охотск. Олени, у сих народов употребляемые к переездам с места на место, отменно пригодны в таковых случаях: их не удерживают ни зимою великие снега, ни летом болотистые места. Для того решился я ехать на оленях, и послал нарочного за Тунгусами в гористые места, где они обыкновенно кочуют в своих юртах.
Между тем имел я случай видеть, как Якутской Шаман призывал духов. Был он приглашен одним больным Якутом, желавшим умилостивить злого духа, которой, как верят тамошние жители, причиною болезни. Шаман снял с себя обыкновенное Якутское платье, и надел особое Шаманское, сделанное из ровдуг (Ровдуга есть оленья выделанная кожа.), которое не много длиннее колена, обвешано кругом узенькими ремешками и железными бляхами разных фигур и величины. Изготовясь совсем, распустил завязанные на голове волосы (**)(Надобно знать, что одни только Шаманы имеют отращенные волосы, прочие ж Якуты обрезывают их так, как Руские мужики.), выкурил трубку табаку, взял свой бубен, сел посередь юрты и начал изредка бить в оной болуяхом (Болуях есть деревянная плоская палочка, обтянутая оленьею кожею, им биют в бубен.), припевая Шаманскую песню, коею, как сказывал толмачь, призывал он поименно семь духов, бывших у него в повиновении. Через несколько минут стал чаще бить в бубен и кричать громче, привставая с места и поворачиваясь во все стороны, вскоре после того вскочил и начал прыгать около больного в такт бубна, продолжая кричать странными голосами, делая притом страшные телодвижения. Голова его, с растрепанными волосами, то опрокидывалась вперед, то назад, а иногда вертелась во все стороны так быстро, что казалась быть на пружине, глаза тогда сверкали у него, как у бешеного, и он скоро от сильного движения пришел в некоторой род исступления или беспамятства: тогда двое Якутов старались его поддержать. Через несколько минут опамятовавшись, просил ножа, и когда подали, то ударил им себя в брюхо, и велел одному Якуту вколачивать его поленом до самого черня, потом, подошел к очагу, взял три горящие угля и один за другим проглотил, не показывая ни малой боли, после чего плясал еще долго, наконец вынул из брюха нож, и выхаркнув с некоторым усилием проглоченные угли, стал предсказывать, что больной выздоровеет, если в жертву злому духу, мучившему его, убита будет лошадь, и назначил притом, какой она должна быть шерсти. В сем случае безошибочно жребий падает всегда на самую жирную.
Шаманы за труды платы никакой не требуют, а довольны тем бывают, что им дадут. Сверх того присутствуют они при жертвоприношении и пожирают с алчностию жертвенное мясо, ибо злому духу предоставляют только голову, ноги, хвост и кожу, которую растягивают на месте и вешают на березе или на листвянице, где и остается навсегда.
Доверенность, каковою пользуются Шаманы у всего здешнего простого народа, отнимает всякое на них подозрение в обмане, а предрассуждение о связи их с злыми духами утверждает еще более в мнении, что все, делаемое Шаманами, производится чрезъестественным образом и не иначе, как с помощию дьявольскою. Мнимая сия власть над духами дала им право выдумывать разные сказки и нелепости для суеверного невежества, дабы более верили, что они могут предсказывать будущее, знать настоящее и прошедшее, повелевать ветрами и бурями, производишь ведро и ненастье, отыскивать потерянные вещи, лечить больных и доставлять щастье в звериной ловле. Таким образом всегда имеют они случай выманишь что-нибудь у легковерного народа.

ГЛАВА III.

Отправление с реки Омекони к Охотску на оленях. Выезд на реку Охоту. Урочище Уега. Тунгусская ярморка. Образ жизни Тунгусов. На реке Арке пешие Тунгусы. Езда далее на собаках. Прибытие в Охотск. Замечание о сем городе, его торговле и жителях. Осмотр судов и материалов. Отыскание лесу для строения судов. Болезнь в городе и причины оной. Ловля рыбы и ее заготовление. Разные породы птиц, и способы, как их ловят.

1786 г. Март. Посланные для отыскания Тунгусов через двенадцать дней возвратились, имея с собою двадцать пять оленей с юртою и двумя Тунгусскими семьями.
Марта 11 числа на приведенных оленях отправился я с Омекони. Съестные припасы, платье и прочее навьючили на оленей, полагая на каждого не более трех пуд, сами мы сели также на оленей оседланных. Много стоило нам труда привыкнуть к этой необыкновенной езде: седло столь мало, что с нуждою можно на нем держаться, к тому ж оно без стремян и без подпруг, лежит на передних лопатках оленя и подвязано одним тонким ремнем, так, что при малом потерянии равновесия должно упасть. Вместо узды правят ремнем, привязанным к шее оленя.
В первой день отъехали мы верст тридцать. С начала дорога шла чрез сенокосные луга, потом между гор, лесистыми долинами. Ночевать остановились на невысокой горе, изобильной мохом, годным для пищи оленям, где и поставили юрту, для которой Тунгусы вырубили только жерди, приготовили дрова и развели огонь, впрочем всю работу исправляли женщины, они развьючивали оленей, развязывали багаж и устанавливали юрту. Все, принадлежащее к такой подвижной юрте, Тунгусы возят с собою: как то, ровдуги и из бересты сшитые пластинки, нужные на покрышку, сошки, на кои ставятся жерди, и занавески к дверям.
Юрты обыкновенно бывают круглые, на подобие Калмыцких, к верху конусом, где оставляется отверстие для дыму, огонь раскладывают по середине, почему бывает в них чрезвычайно дымно, особливо при жестоких морозах.
Следующие дни продолжали путь па известной только одним Тунгусам дороге, через горы, леса и тундры (Тундрами здесь называются топкие болотистые места, покрытые мохом и кочками, где растет только мелкой свилеватой лес, также покрытый мохом.), на третий день наехали мы на оленьи следы. Тунгусы и Якуты различают их с чрезвычайным искусством, как летом, так и зимою, узнают не только число оленей или лошадей, но и определяют время, когда те следы оставлены. Наши проводники по сим признакам тотчас узнали, что того же дня проехали Тунгусы. Мы пустились за ними в след, и в вечеру действительно догнали их на месте, где они остановились ночевать. Назавтра переменили они нам оленей и дали своих вместо тех, кои у нас были и кои уже ослабели.
15 Числа в полдень переехали мы реку Куйдусун, которая, соединясь с рекою Омеконью, составляет реку Индигерку. Места, подобно прежним, были гористые, покрытые листвяничным лесом. Снег становился приметно глубже и местами лежал сверх земли выше двух сажень.
20 Числа выехали мы чрез разлог между гор на реку Охоту, по течению которой продолжая путь свой три дни, миновали урочище, по-Тунгусски называемое Уега, где в известное время зимою съезжаются со всех сторон Тунгусы и производят торг: это их ярморка. Приехавшие из городов, с теми, кои жили в горах, меняют табак, ножи, иголки, бисер и плашки, на оленей, мехи разных зверей, оленьи кожи, сушеное звериное мясо и рыбу. Первые могли б всегда получить более выгоды, нежели последние, если б не пропивали большой части своего прибытка на вине, к которому они стали теперь очень пристрастны, и отвозили бы вымениваемые вещи в город для продажи: ибо в таком случае могли б они выручить втрое более, нежели что сам за них дали.
Сии народы ведут кочевую жизнь и зимою, и летом. Они беспрестанно переселяются с места на место, со всем своим домом, семьею и имением, и редко где простоят неделю по нужде, то есть, по причине ненастья или для промыслу зверей, впрочем, почитают за великое наказание долго жить на одном месте.
Имение свое, состоящее в платье, юрте и съестных припасах, возят с собою на вьючных оленях, складывая все то в побочни, весом каждой не более полутора пуд. Малых детей, кои не могут сидеть верхом, сажают во плетеные корзинки, обтыкая вокруг мохом, к ним привязывают равновесной побочень, и таким образом кладут все то на вьючного оленя, дорогою, чтоб ребенок не плакал, дают ему сосать кусок сырова жиру. Взрослые мущины и женщины ездят верхом, а за собою ведут вьючных оленей.
Богатство Тунгусов ценится по числу оленей: у кого их больше, тот богаче и почтеннее. Многие имеют до двух тысяч, и пасут их обыкновенно табунами на местах, обильных мохом. Сколько бы впрочем у Тунгуса ни было оленей, однако для себя не убьет он ни одного, разве которой падет, повредится, или охромеет, иначе скорее согласится дни три терпеть голод и питаться древесною корою, либо старыми заветрелыми костьми, которые обыкновенно бережет на нужной случай и возит с собою. Убитого оленя съедают дочиста, то есть, не только мясо, внутреннюю и кровь, но и всю в кишках находящуюся нечистоту, из которой варят род каши, смешивая с кровью и жиром. Сырова мяса не употребляют, разве сушеное, напротив того мозг из костей едят сырой: я и сам его отведывал и нашел очень непротивным.
25 Марта доехали мы на оленях до урочища Арки, так называемого по реке сего имени, текущей в реку Охоту. Здесь живет несколько Пеших Тунгусов, называемых пешими потому, что они, за неимением оленей, летом должны ходить пешком, зимою ж для езды на нартах употребляют собак, живут в земляных юртах: впрочем ничем не разнятся от оленных Тунгусов. Отсюда уже должен я был ехать на собаках в нартах.
Нарты, легкие санки, длиною в двенадцать, а шириною в два фута, высота их от полоз полтора фута, они так тонки и легки, что одною рукою можно поднять. В них запрягают собак, от десяти до двенадцати, таким образом: к переду нарты по середине привязан, вместо дышла, ремень, по сторонам которого становятся собаки в лямках и пристегиваются к нему помощию нарочно сделанных петель кляпышками. В передней паре запрягают одну собаку, приученную к двум словам, которыми заставляют ее поворачивать направо или налево. Для остановления ж нарты втыкают в снег между копыльями оштол, род деревянной толстой палки с железным наконешником, на верху оштола повешены железные побрякушки, которыми пугают собак, чтоб скорее бежали.
Весною ездить на собаках крайне не удобно: ибо как нет у нарт подрезей, то по дорогам делаются большие раскаты и прорезы, от чего проезжих часто опрокидывает, а в лесистых местах тем это опаснее, что раскаты бывают прямо на деревья, об которые при самой малой неосторожности можно расшибиться, особливо когда собаки почувствуют дух какого-нибудь зверя: тогда бегут они изо всей силы и трудно их удержать. Часто бывает, что по рекам гоняясь за выдрою, затаскивают в полыньи, в таком случае, если нельзя их остановить, другого нет средства, как опрокинуть нарту в снег, или соскочить с нее и дать им волю.
Если с начала зимы или в продолжение оной вдруг выпадет большой снег, так, что собаки в нем тонут: то вперед идет тогда один или два человека на лыжах и обминают его, прокладывая дорогу, от селения до селения, но приметным деревьям, горам или рекам. Часто бывает, что от сильного ветру заносит ее опять снегом: в таком случае прокладывают вновь, от чего дороги бывают наравне с прочим снегом, а в безлесных местах и выше. От многого проезду нарт морозами скрепляет дороги так, что подымает человека, а весною, когда начнет таять, нет возможности итти пешком, ибо совсем можно утонуть в снегу: глубина его в нынешнем году была местами до двух сажень.
27 Марта приехал я в город Охотск. Он стоит на берегу моря, его же именем называемого, при самом устьи двух соединяющихся рек, Охоты и Кухтуя. Расположен вдоль узкой косы, состоящей из мелкого камня, имеющей в ширину не более ста пятидесяти сажень, а как Охота. всякое лето подмывает его своею водою, то по нескольку домов ежегодно сносит, от чего в короткое время город лишился уже трех улиц, напротив того со стороны моря коса прибывает набрасываемыми от волнение камешками. Правительство положило перенести город в другое безопасное место, и потому никакого строения не прибавляют, а прежнее, сделанное при основании города, почти обвалилось: оно состоит из одной деревянной церкви, крепости, обнесенной палисадом, и нескольких магазинов.
Здешние домы по большой части принадлежат служивым, ибо во всем городе жители одни военнослужащие и Чиновники Присутственных Мест, учрежденных при открытии Иркутского Наместничества. Город сделан областным: к нему принадлежит полуостров Камчатка, Алеутские и Курильские острова и весь морской берег от Охотска к Северу до Чукотского мыса.
Купцы здесь торгуют более иногородние, привозят съестные припасы и разные товары для Руских, а некоторые и на Азиатской вкус, чтоб променивать Тунгусам, Якутам, Корякам и Чукчам, на мягкую рухлядь. Есть и Складочные Компании, имеющие здесь своих прикащиков, которые строят в Охотске или в Камчатке суда и отправляют их на Алеутские острова и в Северную часть Америки для ловли бобров, морских котов, лисиц и песцов. Людей для сего нанимают в разных городах Российской Империи, и препоручают начальство над всеми одному из них, бывалому прежде в промыслах, под названием передовщика. Сверх того для управление судном дается от Правительства Штурман или Подштурман. Разъезды их продолжаются иногда около десяти лет: по возвращении делят весь промысел на части, называемые паи.
1786 г. Март. Уведомив здешнего Комменданта о причине моего приезда и истребовав позволение, приступил я к осмотру судов и материалов. Из числа пяти транспортных, в здешнем порте находившихся судов, два бывшие в Экспедиции Капитана Креницына, по свидетельстве моем, нашлись за гнилостию совсем негодны, прочие три были отправлены прошедшего лета с провиантом в Камчатку, где и остались зимовать. Все они однопалубные, и построены на подобие наших галиотов, почему для дальнего пути но могли быть годны, к тому ж и здешний порт нельзя оставить без судов: Камчатка, город Инжига, Тауской и Ямской остроги лишились бы провианту, доставляемого туда ежегодно, и тамошние жители должны бы были претерпевать неминуемой голод. После того осматривал я морские припасы и материалы, хранящиеся в здешних магазинах (если можно так назвать почти обвалившиеся из досок сделанные сараи), и нашел очень малое количество годного, прочее ж от долговременного лежания, а частию и от худости магазинов, при сыром здешнем воздухе, сгнило.
Апрель. В начале Апреля месяца отправился я осматривать леса. За неимением при здешнем порте описания оным, принужден был отыскивать сам. В этом случае много мне способствовал предместник нынешнего Комменданта Коллежской Ассесор Г. Кох, которой знал довольно хорошо положение окружных мест. Я столько одолжен сим почтенным человеком, что не могу упомянуть об нем без чувствительнейшей благодарности. Нимало не будучи обязан, из одного усердия, чтоб доставить только пособие в возложенном на меня деле, сопутствовал он мне по всем лесам и разделял со мною все трудности. Более семидесяти верст обошли мы на лыжах (Лыжи здесь употребляют двоякого рода: одни для рухлого снегу, широкие и подбитые кожею с оленьих ног, другие для отверделого, узкие и длинные, не подбитые ничем.), и первые дни нашего пути, можно сказать, мучились совершенно, и вывихали себе ноги от неуменья действовать лыжами. При каждом шаге они у нас путались и задевали то за кусты, то одна за другую, от чего падали мы беспрестанно и тонули в снегу, глубина коего толь чрезвычайна, что самому, без помощи других, высвободиться из него не возможно. Мы осмотрели все леса, лежащие вверх по реке Охоте, верст на восемьдесят, и нашли годный лес только в двух местах. Впрочем хотя оба берега реки и покрыты листвяничными деревьями, но они так мелки, что на строение судов употребить их нельзя. В двадцати верстах от Охотска, урочище Чернолесье было первое место, где отыскали небольшое количество лесу покрупнее и годного: второе место было Мундуканское урочище, в семидесяти пяти верстах от города, на правом берегу реки Охоты. В сем последнем нашли мы его столько, что без нужды могли заготовить на оба судна.
В половине Апреля возвратились мы в Охотск. Первое мое старание было истребовать людей для заготовления лесу: но получил от Комменданта очень малое их число, и то одержимых цинготною болезнию, которые не только не могли работать, но и с нуждою ходили. Этой болезни подвержены здесь вообще люди скудного состояния. Главную ее причину должно приписать сырым и влажным погодам и употребляемой ими пище, которая состояла из одной соленой рыбы, да из кислого жидкого ржаного теста, называемого бурдук. Свежей пищи никакой не могли они иметь. Говядины и рыбы совсем не было. Прочие съестные припасы хотя и находились в небольшом количестве у купцов, но продавались чрезвычайно дорого: масло коровье по тридцати рублей пуд, крупа по семи, мука пшеничная по десяти. Жители, имеющие достаток, заготовляют обыкновенно летом на ярморке всю годовую провизию, или выписывают из Якутска, кто ж не в состоянии того сделать, тот в другое время уже ничего не достанет и неминуемо должен терпеть голод. По приезде моем сюда и я подвергся бы той же участи, ежели б по благосклонности здешних господ, Комменданта Полковника Козлова-Угрейна, Надворного Советника Рейникина и Коллежского Ассесора Коха, не был обласкан и приглашен к их столу. После, коротко уже познакомившись, имел я щастие пользоваться дружбою и доверенностию сих почтения достойных людей, что несколько облегчало труды и беспокойства, сопряженные с порученною мне коммисиею, особливо Г. Кох, имея обстоятельное сведение о здешнем крае, много мне способствовал своими советами.
В исходе Апреля вскрылась река Охота, после чего стала возвышаться в ней вода и с чрезвычайною скоростию поняла все низменные места, однако в сем положении стояла не более десяти дней, и вошла опять в берега.
1786 г. Май. В это время стала показываться рыба: первая появилась мальма, кунжа и камбала, потом временно из моря входила в реку большими стадами корюха и сельдь, а за ними следовали белуга и тюлени, называемые здесь нерпами. Свежая рыба и зелень поправили совершенно здоровье людей, и я мог уже послать для заготовление лесу: рубили его сперва в Чернолесьи, потом и в урочище Мундукан. Май и Июнь месяцы происходила сия работа довольно успешно.
В начале Июля прежней рыбы стало не видно, а пошла из моря в реку другая, называемая кета и нярка, величиною и видом похожая на лосося, только у нярки тело гораздо краснее и несколько тверже: вкус имеет приятной, и в Июле бывает довольно жирна. В Августе и Сентябре идет ее такое множество, что вода в реке получает вкус рыбы. Тогда здешние жители стараются заготовлять ее на весь год, как для себя, так и для собак, коих держат для зимней езды, в каждом доме по одной или по две упряжки, то есть, от двенадцати до двадцати четырех собак. Собаки здешние походят на наших Руских, только мало лают, а вместо того воют, и это обыкновенно бывает несколько раз в день, особливо по зарям и перед тем, когда должно на них куда-либо ехать. Начинает выть сперва одна, за нею ж и все прочие в городе. Такая музыка для приезжего, пока не привыкнешь, бывает не очень приятна.
Рыбу заготовляют разными способами: первую попадающуюся нярку распластывают и коптят в нарочно сделанных коптильнях, когда ж поспеет, укладывают в ящики, пересыпая сушеною и толченою кетею, от чего она лучше сберегается. Отправляют ее в Иркутск и Якутск, только не в большом количестве, по причине дороговизны провозу. Кешу сушат на воздухе, отделяя мякоть от средней кости: так приготовленная называется она юколой, лучшие части употребляют для себя, прочее для собак. Кету и нярку солят в бочках целыми рыбами или одни пупки. Соль здесь варят в зимнее время из морской воды на казенной солеварне, построенной в одиннадцати верстах от города. В исходе Августа и Сентября, когда бывает самой большой ход рыбы, ее не ловят, а можно сказать, берут из реки, так как из садка, и бросают в нарочно приготовленные в земле ямы, где она киснет, гниет и вся распускается. Употребляют ее для собак, а иногда и сами едят. Камчадалы почитают такую пищу лучшею и приятнейшею, хотя бывает от нее тогда самой отвратительный и толь сильной запах, что, при открывании ям, на несколько верст чувствителен. К исходу Сентября, когда настанут уже заморозы, ловимую кету и другую рыбу, в то же время показывающуюся и называемую ломки, морозят, кладут в срубы и берегут на зиму.
Для ловли рыбы употребляют невода и сети, первые для мелкой, последние для крупной, и делают их двоякие: одни на мальму и кунжу, другие на нярку, кету и ломки. Сети закидывают с берегу длинными шестами. Во время большого ходу рыбы, она так скоро набивается в сети, что не успеют еще закинуть их, как и должно уже вытаскивать, чтоб от множества не изорвались. Козаки с женами и детьми занимаются этою ловлею, и от скуки, вместо лакомства, едят с отменным удовольствием хрящи, вырезываемые у живой рыбы из головы. Думать надобно, что их приучили к этому лакомству собаки, которые в летнее время, при изобилии рыбы, сами для себя ловят ее на мелких местах, и ничего больше не едят, кроме голов.
Пролетных птиц весною и осенью бывает здесь чрезвычайно много. В исходе Апреля и в Мае летят они стадами из теплых стран в Северные края, и тогда на лугах садятся гуси и журавли, а утками разных родов покрыта бывает вся губа. В Июне, когда улетят гуси и утки, появляются вместо их, во множестве, разных родов кулики. В Июле и Августе никакой птицы уже не видно, кроме морских уток, называемых турпаны, которые водятся обыкновенно на взморьи в великом множестве. Как в исходе Июля они линяют и не могут летать, то здешние жители, выбрав тихой день, выезжают на однодеревках (Однодеревки, род небольших лодок.) в море, окружают их и загоняют в устье реки, потом на мелкие места к берегу: тогда выскакивают из лодок все в воду, бьют или ловят их руками, и посредством костяной или железной иголки, нанизывают на длинной ремень, которой за каждым тащится позади. Часто случается, что задний человек у переднего, между тем как тот занимается довлею, отрезывает ремень с утками и присоединяет к своему.
Тунгусы турпанов ловят с помощию деревянной чучелы, делаемой на подобие их самки: чучелу прикрепляют на конце длинного шеста, а впереди ее на тот же шест насаживают железное копьецо. Таким образом изготовившись, держат сей шест впереди на поверхности воды, и подъезжают на однодеревках к стаду самцов, которые, увидя чучелу и почитая ее за живую самку, подплывают к ней весьма беспечно: тогда Тунгусы без всякого затруднения колют их выше упомянутым копьецом.
На озерах и в тихих местах реки ловят уток силками. Перегораживают озеро или речку в разных местах тальниковыми прутиками, между тем оставляют изредка небольшие воротцы, а в них ставят петли. Утки, не находя другого пути, кроме сих отверстий, плывут туда и попадают в петли. Другой способ ловления бывает через силки же на икру: делают для сего рамы, переплетенные не очень часто тальником, а к ним привязывают множество силков, потом, с помощию привешиваемых камней, опускают такой снаряд на дно реки в мелких местах, посыпав на рамы и между плетенкою икры: утки, подплывая к этому месту, видят на дне приманку, ныряют за нею и попадают в петли.
Из лесных птиц водятся здесь орлы белохвостые, глухие тетеревы, рябчики и куропатки. Еще есть примечания достойная птица, называемая водяной воробей: видна бывает только зимою по полыньям реки, величиною с дрозда, перья на ней черные, и хотя не имеет на ногах плавальных перепонок, однако ныряет в воду и по нескольку минут там бывает, потом опять показывается: но никогда не видно, чтоб плавала сверх воды. Дворовых воробьев здесь нет, а вороны совсем черные. Чаек находится пять разных родов: семисаженные, серые с белым, говорушки, мартышки и разбойники. Первые имеют необыкновенную величину, так, что растянутые у сей чайки длинные крылья, ноги и голова в окружности имеют около семи сажень маховых, почему и называется семисаженною. Она так прожорлива, что наевшись рыбы, не может лететь. Серые с белым точно такие ж, как и в Европе. Чайки говорушки походят на серых, только меньше их, и когда сидят на воде, то беспрестанно кричат, почему и названы говорушками. Самой же менышой их род, мартышки, с красненькими короткими ногами и с двумя развилинками на хвосту. Последний род чаек, черные, средней величины, с двумя на хвосту длинными перами. Сами они рыбы никогда не ловят, а отнимают у других чаек, почему и называются разбойниками.

ГЛАВА IV.

Прибытие К. Биллингса в Охотск. Отправление мое на реку Колыму. Дорого вверх по реке Охоте. Замечание о неплодородии земли. Река Арка. Пляска пеших Тунгусов. Речка Уега, на берегу которой оленные Тунгусы. Ночлег при озере. Пойманная в нем рыба и чудное ее натуральное побуждение. Помощник докторской заблудился. Поворот с реки Охоты на реку Куйдусун. Побег проводника, от чего затруднение в отыскании дороги. Прибытие к пустым юртам и потом на реку Омеконь к Якутскому селению. Путь далее. Переправа через высочайший хребет. Приезд в Верхне-Колымской острог. Заготовление лесов. Юкагири и образ их жизни. Закладка судна. Жестокие морозы. Закладка другого судна. Нечаянной пожар.

1786 г. Июль. В первых числах Июля приехал в Охотск Начальник Экспедиции Г. Биллингс, а за ним скоро Доктор Мерк, Капитан-Лейтенант Галл и Шхипер Баков с командою и припасами. Тогда узнал я, что 7 числа прошедшего Марта все в Экспедиции находящиеся Чиновники, в силу Высочайшего повеления, повышены чинами, в том числе и я произведен в Капитан-Лейтенанты.
В исходе Июля, по приказанию Начальника, все имеющиеся у меня в ведении дела и команду сдал я Капитан-Лейтенанту Галлу, а сам получил повеление отправиться в Верхне-Колымской острог. Из пришедших конвоев от Якутска с тягостями выбраны сто лучших лошадей, на которых 1 Августа выехал я с командою из Охотска. Со мною отправились Шхипер Баков, Штаб-Лекарь Робек, Штурман Батаков, рисовальной мастер Воронин, Тиммерман и двадцать человек нижних чинов. Из числа отправляющихся на Колыму реку, в Охотске остались для окончания некоторых дел Г. Биллингс, Доктор Мерк, его помощник, Регистратор, Боцман и три человека егерей.
Путь наш начался вдоль узкой дресвяной. косы, продолжающейся от Охотска вверх реки на семь верст, и имеющей с другой стороны море. От сего места река Охота и подле оной проложенная дорога поворачивает от моря вправо: но как в сие время от сильных дождей река наводнилась столько, что потопило водою оба ее берега и дорогу, то пробирались мы стороною, с великою трудностию, лесом и болотистыми местами. На третий день воды убыло столько, что могли продолжать путь дорогою, переходя в брод некоторые протоки. В тридцати четырех верстах от города проехали Якутское селение, называемое Медвежья голова, а от него в девяти верстах, другое, называемое Киох-терях, и наконец последнее селение Мундукан, от Охотска в семидесяти пяти верстах. В сем селении дневали для просушки подмоченных третьего дня вещей.
Дорога до сих пор, кроме беспокойства от наводнения, была довольно хороша и везде представляла места прекрасные. Лес по большой части листвяничной, а местами березник и ольховник, по островам реки растут ивы и тополи, от смолы и листьев сего последнего дерева происходит ароматической приятной запах. По сторонам дороги растет кустами множество шиповнику или диких розанов и жимолости с сладкими ягодами, которые не имеют никакой почти горечи и почитаются здесь из лучших. Между тем попадалась голубица и княженика, похожая на землянику как листьями, так и видом, только цветок на ней не белой, а розовой, ягода ж имеет благовонной запах и приятной вкус. Здешние жители цвет и лист сей травы употребляют вместо чаю, и варят из нее декокт, которой, сказывают, полезен бывает от грудной болезни, кашлю, удушья и от всех припадков, происходящих от простуды. Трава по полям росла везде густая и высокая: что хотя и доказывает тучность земли, однако по многим опытам, деланным от Правительства, изведано, что хлеб не может на ней родиться. Это приписывать должно не неплодию земли, но краткости лета, глубоким снегам, которые не растаевают местами до половины Июня, и влажным холодным погодам, часто бывающим в такое время, когда нужны жары, чтоб хлеб мог созревать. Это ж причиною, что и огородные овощи здесь не так хороши, как в других местах, лежащих далее к Северу, но под лучшим климатом (Места около города Архангельска четырьмя градусами ближе к Северному полюсу, а родятся там не только огородные овощи, но и хлеб.). Капуста здесь не имеет никаких вилков и бывает один только лист, картофель, редька и морковь хотя и родятся, но очень мелкие.
От Мундуканского селения верст двадцать продолжалися еще сухие и приятные места, а далее пошли болотистые и гористые. Лес везде листвяничной, а как он растет по скатам гор и в долинах на мокрых мшистых местах, называемых тундры, то нет нигде крупного и годного для строения.
Мох, лежащий на болотах, переплетаясь с кореньями дерев, составляет зыблющийся довольно твердой мост: когда по нем едут на лошадях, то он колеблется и качает деревья. Часто случается, что лошади проваливаются и вязнут в болоте, тогда все проводники вместе пособляют провалившейся высвободиться, снимая с нее вьюки, и потом прокладывают новую дорогу в свежем месте. Таковые провалы и топкие места. называются здесь байдараны. По болотам находится великое множество морошки, а в долинах около ручьев растет на кустах голубица. На шестой день нашего пути приехали мы к селению пеших Тунгусов, называемому Арка, лежащему во сте верстах от Охотска, при устьи довольно не малой речки того же имени, впадающей в Охоту. Сего дня догнал нас Начальник Экспедиции с прочими остававшимися в Охотске, кроме Боцмана, которой, переплывая чрез небольшую протоку, был сброшен лошадью в воду, и утонул.
Здешних жителей застали мы упражняющихся в рыбной ловле. Оная состояла в багрении кеты, которая в великом множестве шла вверх реки близ самого берега, ловить ее тем было удобнее, что в сем месте река не очень глубока, вода ж столь чиста, что не только без труда можно видеть в ней рыбу, но и удобно различить жирную от худой. Тунгусы очень искусно ловят ее баграми, никогда не сделают промаха, и при всяком ударе вытаскивают добычу.
В вечеру после ужина Тунгусы забавлялись пляскою: мущины и женщины, взявшись рука за руку, составили небольшие круги и прыгали в такт песни, которую сами пели, оная состояла в повторении двух только слов охур-иохур, что значило изъявление радости.
Сколь ни бедно кажется состояние сих людей, но они гораздо им довольнее, нежели просвещенные в непрерывном довольстве живущие богачи. Сует и беспокойств они не знают, нужды их ограничены, и все их благополучие заключается в одном изобилии рыбы, она составляет главную их пищу, на нее ж выменивают у оленных Тунгусов платье и обувь.
Следующие дни ехали мы все вместе. В двух верстах от Арки, поворотили от реки Охоты влево через горы и тундреные лесистые места. Переходя бродом поперешные речки, текущие в Охоту, выехали на речку Атарлан, по коей вверх шли двадцать верст до самой ее вершины, потом сухим боровым местом, между множеством небольших озер, чрез десять верст спустились на речку Уегу, текущую в Охоту, где нашли несколько юрт оленных Тунгусов. До сего места от Арки щитают около восьмидесяти верст.
Погода по девятое число стояла хорошая и дождей мы не видали, только по утрам и вечерам было уже довольно холодно, девятого ж в вечеру пошел дождь и продолжался не только во всю ночь, но и во все почти утро следующего дня.
Как бывшие у нас Якуты не знали далее дороги, то мы взяли из здешних Тунгусов четырех человек в проводники, а для подвод двадцать два оленя. От Уеги дорога пошла самая беспокойная, гористыми и болотистыми местами, и завалена была подгорелыми деревьями, от чего, проехав тридцать верст, лошади наши так измучились, что несколько из них совсем выбились из сил, и должно было их оставить в лесу. В вечеру расположились мы ночевать подле озера, имеющего в окружности версты три, где было хорошее лошадям кормовище, почему, для поправление их сил, и следующий день провели тут же.
Отсюда Капитан Биллингс отправил своего Секретаря и Тиммермана в Верхнеколымской острог с нужными повелениями к Капитан-Лейтенанту Берингу, посланному туда в начале лета из Якутска с материалами и припасами для судов, которые предполагаемо было там строить.
В близь лежащем лесу, егери наши настреляли нам рябчиков и куропаток. В озере ловили сетьми хариузов, между ними попалась одна нярка, которая совсем уже излощала и не имела никакого подобие с тем, что она бывает, входя из моря в реку: на коже ее совсем шелухи не было, а одни только багровые и синие пятна, нос закорючился, выросли большие зубы, а на спине горб, тело ж ее сделалось рыхло и ноздревато. В озеро она зашла, как кажется, по текущему из него в реку Охоту ручью, не смотря на то, что он с чрезвычайною быстриною извивается вниз под гору, и очень мелок. Кета и нярка, войдя из моря в реку, по особливому натуральному побуждению, беспрестанно стремится вверх воды, не смотря ни на какие препятствия, до тех пор, пока выбьется совсем из силы. Редкая дойдет до какого-нибудь озера, а вся пропадает и сгнивает по берегам, так, что ни одна уже не возвращается назад в море. Казалось бы, что от такого чрезвычайного множества кеты и нярки, ежегодно выходящей из моря во все реки и пропадающей, должно со временем истребиться всему этому роду, однако ее не убывает, по чему думать надобно, что выпускаемая ею икра стремлением воды уносится в море н производит там новых рыб.
От озера продолжали мы путь вниз ручья, из него текущего, которой чрез десять верст довольно увеличился и получил название речки Катор. В двадцати верстах выехали на реку Охоту, и шли вверх по ней, пробираясь то берегом, то через острова и каменистые ее отмели. Горы простирались по обе стороны реки: они покрыты были мелким листвяничным лесом, но далее вперед безлесны, наконец совсем голы и состоят из дикого сыпучего камня.
15 Числа Начальствующий Экспедициею отправился вперед, взяв с собою Доктора, двух егерей, и двух Тунгусов в проводники. На другой день, по отбытии его, помощник Докторской Англичанин Мейн отстал от нас для собирания каменьев, и заблудился. Мы приметили это в вечеру, тогда, как остановились на ночлег, почему следующий день принуждены были пробыть тут же для отыскания заблудившегося, которого нашли уже после полудни в лесу, идущего пешком к Охотской стороне. Лошадь от него ушла, а дорогу вперед потерял, не приметя, что она лежала через реку водою. Будучи в отчаянии, не знал он, что делать, и наконец решился возвратишься к первому Тунгусскому жилью, что однако не так легко было сделать, как он думал: ибо ближайшие Тунгусские юрты были тогда от него далее ста верст.
Прошед около четырех сот верст вверх по реке Охоте, поворотили мы от ней вправо через разлог между гор, и спустились на вершину реки Куйдусуна, где местами на мелях ее находится лед, толщиною до четырех футов, которой, как видно, не тает никогда (Лед сей намерзает и накопляется во время зимы от вод, вытекающих из ключей.).
В первую ночь, как мы остановились на сей реке, бывший у нас в проводниках Тунгус бежал с оленями, и тем привел нас в крайнее затруднение. Дороги вперед далее никто не знал, и нам оставалось единственное средство пробираться по следам тех, кои прежде нас проехали с Капитаном Биллингсом, но к нещастию признаки их пути на болотистых и мохом покрытых местах едва были приметны, ибо порядочной дороги здесь совсем нет, а каждой Тунгус прокладывает свою и едет, как ему вздумается. Много раз теряли мы следы, и стояли по нескольку часов на одном месте, в ожидании, пока их отыщут. Таким образом мучились мы семьдесят верст, пробираясь через крутые горы, леса и болота. Наконец выехали на Якутскую битую дорогу, ведущую к сенокосным лугам, по ней пустились мы с радостию, полагая наверное, что она доведет нас к Якутскому жилому селению: однако ж вместо того через осьмнадцать верст приехали к пустым Якутским юртам, от коих в разные стороны лежали дороги. По ним послал я людей для сыскание Якутов, и к щастию по утру привели ко мне одного, которой взялся проводить нас к юртам Якутского Князька Омеконьского улусу, до коих полагал он девять днищ, что будет около семидесяти верст.
Сначала перешли мы в брод реку Контю, текущую в Омеконь, и ехали между гор. В двадцати верстах спустились на реку Утюгай-урях, которая, разрезывая пространную долину, покрытую сенокосными лугами, впадает в Омеконь. По ту сторону долины снова пошли гористые места. Проехав шестьдесят верст, вступили мы на луга, простирающиеся на шесть верст, до самых Якутских юрт, в коих живет вышеупомянутый Князек. Здесь нашли Г. Биллингса ожидавшего нас. В сем селении должно было переменить нам лошадей, в ожидании которых прожили мы тут пять дней, между тем, как их собирали по рассеянным в разных местах юртам.
29 Числа Капитан Биллингс отправился вперед налегке, взяв с собой Шхипера Бакова и трех человек егерей, за ним скоро и мы последовали. Сперва ехали пространными лугами и сенокосами до реки Омекони: переправившись же через нее в брод, пошли вверх по реке Сарбалах, и чрез невысокие горы спустились на речку Курдат, по коей шли вниз до ее устья, где она впадает в другую, называемую Ачугуй-тарын-урях, что значит малая ледяная река: имя сие дано ей потому, что на ней всегда лежит толстой лед, намерзающий в зимнее время от ключей. По берегу сей реки ехали мы верст сорок, грязными и болотистыми местами, потом поворотили вправо, и перешли в брод реку, называемую Улахан-тарын-урях, или большая ледяная река, соединяющаяся с первою и текущая чрез ровные места в реку Омеконь.
1786 г. Сентябрь. Четыре версты от Тарынь-уряха дорога лежала сенокосными лугами до высоких гор, между коими и стали мы подыматься вверх по речке Джулкан до ее вершины. На пространстве двадцати верст переправлялись мы через два хребта, один от другого в версте: первой покрыт мелким листвяничным лесом, мохом и кустами кедровника, растущего не выше двух сажень и приносящего плод через два года, другой, отменной высоты против всех виденных нами хребтов, простирается грядою от Юго-Востока к Северо-Западу: снизу до половины только покрыт мохом, верх его состоит из голого камня. Не малого стоило нам труда взобраться на него пешком, но спускаться надлежало с большею еще трудностию по чрезвычайно крутой его стороне, ползком, и с беспрестанным страхом, чтоб не упасть. Здешние лошади как ни цепки и как ни привычны к таким дорогам, однако некоторые обрывались и падали. Сей хребет лежит от Омекони во сте двадцати пяти верстах. От него далее дорога идет гористыми лесными местами через маленькие речки. В двадцати верстах от хребта перешли мы в брод довольно не малую речку, называемую Нера, которая течет в Индигерку, по ней находятся хорошие сенокосные луга.
Во сте верстах от переправы нашей через хребет, очутились мы снова между отменно высокими безлесными хребтами, продолжавшимися верст двадцать. В сих горах водится много диких баранов. Тунгусы здесь обыкновенно летом кочуют, как для промысла баранов, так и для пасьбы своих оленей, избегая лесных мест, где беспокоят их оводы и комары, которых бывает там множество. В шестидесяти верстах от вышеупомянутых гор, перешли реку Мому, которая течет в Индигерку. В это время она почти вся высохла, а в наводнение разливается на несколько верст.
Здесь должны мы были остановиться, для того, что взятые с Омекони Якуты не знали далее дороги, по чему и послал я за бывалым проводником в близлежащие Якутские юрты, называемые Кысыл-6алык-тах, что значит с красною рыбою: имя такое дано этому селению по причине ловимой в ближнем озере красной рыбы, которой в других озерах нет.
По прибытии проводника продолжали мы путь далее. В тридцати верстах от Момы спустились на вершину реки Зырянки, впадающей уже в реку Колыму, и шли стороною, вниз оной по вершинам небольших ручьев, текущих в Зырянку, болотистыми и байдаранными местами. Горы от часу становились меньше, наконец во сте верстах вниз по Зырянке совсем кончились, и пошли ровные болотистые топкие места, наполненные озерами, между коими изредка попадались небольшие листвяничные рощи. Дорога через сии места была отменно дурна и продолжалась шестьдесят верст. Лошади наши беспрестанно проваливались и вязли в болоте, от чего так избились, что с трудом довезли нас до Верхнеколымска. Не доезжая до него, миновали мы два озера нарочитой величины: одно в окружности имеет до пяти верст, другое, называемое Ламутское, в длину будет верст пять, а в ширину три версты.
Здесь нашли мы Капитана Биллингса, которой приехал десятью днями прежде нас, и Капитана-Лейтенанта Беринга, прибывшего сюда за несколько дней прежде его. Из команды и клади, отправленной из Якутска с Г. Берингом, осталось много в дороге: потому что из бывших у него под вьюками лошадей большая часть от худой дороги пали, и для того нужны были другие лошади, чтоб доставить ее к нам: но как поблизости их не нашлось, то выбрав несколько из прибывших со мною, послали, чтоб по крайней мере привезли вблизи оставленные нужные вещи.
Верхне-колымской острог стоит на левом берегу реки Ясашной, которая впадает, в двух верстах от острога, в реку Колыму. Ширина Ясашной в сем месте до девяноста сажен. Берега ее низменные, и во время разлития понимаются водою. Строения, составляющие острог: часовня, пять изб, три юрты и обнесенной деревянным забором двор, в средине которого черная изба и несколько анбаров: вот, что называется здесь острогом. Не без нужды расположились мы в сем селении: Начальник выбрал себе лучшую избу, а я с двумя товарищами, Штаб-Лекарем Робеком и Шхипером Баковым, поместился в юрте. Но как большой части нижних чинов негде было жить: то начали строишь просторную юрту, также пекарню для сушения сухарей и кузницу. Между тем служители жили в лесу и заготовляли на строение одного судна кокоры и деревья, которые рубили вверх по Ясашной, верстах в трех.
27 Сентября Ясашна замерзла, чем остановилось на несколько доставление лесу, которой сперва привозили водою, не смотря на то, продолжали заготовлять его по набережным местам маленькой речки, впадающей у острога в Ясашну. Когда река укрепилась, то старались перевозить лес на присланных от Якутов лошадях.
Якуты поселились в здешних местах не очень давно, и перешли с реки Индигерки, как в верхний так и в средний Колымские остроги. Живут они по разным местам, в нарочитом расстоянии от острога. Рогатого скота держут очень мало, и питаются больше рыбою. Для зимней езды употребляют собак, и сим только разнятся от прочих Якутов.
Отправленным вперед с дороги 11 Августа, Секретарю и Тиммерману давно надлежало уже быть здесь, вместо того мы никакого не имели об них известия, и начинали опасаться, не случилось ли с ними нещастия, однако ж тридесятого числа приехали они благополучно. Причиною медления их было то, что они заблудились, потеряв настоящую дорогу, и выехали к городу Зашиверску, отсюда дали им знающего проводника и снабдили съестными припасами, в коих имели они нужду.
Октябрь. При замерзании реки, когда по ней несло лед, ловили сетьми рыбу, называемую чиры, но как скоро лед утвердился, то ее не стало.
В половине Октября сделали на реке заезок, в которой попадало довольное число налимов: большие из них весом были до двадцати пяти фунтов. Стужа в сие время, по Реомюрову термометру, показывала ниже точки замерзания тридцать градусов.
Ноябрь. В Ноябре Г. Биллингс с Доктором ездил в небольшое селение, лежащее вверх по реке Ясашной в сороке верстах, где живут несколько семей Юкагиров. Сей народ прежде был многолюден, страшен своим соседям, и обладал многими пространными землями, но когда от распространившихся заразительных болезней, оспы и другой, называемой здесь Киликинскою, многие перемерли, тогда соседи их Корики и Тунгусы взяли верх, и по прежней ненависти своей к ним стали утеснять в промыслах, от сего произошли войны, которыми истребился весь почти их род. Остальные должны были искать защиты у Россиян и поселяться близ острогов. Частое обращение Юкагиров с здешними Козаками не чувствительно ввело между ними, как обычай их, так и платье. Прежний же образ жизни и одежда Юкагиров сходствовали с Тунгускими: подобно Тунгусам имели они оленей, кочевные юрты, и переходили с места на место, но теперь живут в землянках, и вместо оленей для зимней езды держат нарты с собаками. Питаются рыбою и сохатинным мясом (Сохатым называется здесь отменной величины лось.). Сих зверей на островах по рекам водится довольно, особливо славна ими река Коркодон, впадающая в реку Колыму вверх от острога в двух стах верстах, куда Юкагиры, обыкновенно весною, в Апреле месяце, ездят на собаках ловить разных зверей, как-то, соболей, лисиц, росомах и белок. Но главной промысел есть сохатые, которых Юкагиры обыкновенно гоняют на лыжах с собаками, охотники мучат их до тех пор, пока не выбьются они совсем из сил и не остановятся, чему способствуют чрезвычайно глубокие снега, и бываемый в сие время наст (**)(Наст есть отверделая поверхность снега, бывает только весною, когда снег от солнца притаивает во время дня, а ночью замерзает.), которой подымает только на лыжах охотников и собак, а сохатого, по его тягости, не держит, следственно ни один почти из этих зверей уйти не может. Сохатого мясо разрезывают на тонкие пластинки и сушат на воздухе. По вскрытии реки на плотах приплывают Юкагири в острог, и тогда с здешними Козаками бывает у них общее празднество и пьянство. Между тем променивают своих зверей Козакам на привезенные ими из городу нужные для них вещи и табак, к которому очень пристрастны. Ярмонка сия продолжается до тех пор, как река, после разливу, войдет в берега: тогда разъезжаются все по разным местам ее, для промыслу рыбы.
Юкагири, от обращения с здешними Козаками, хотя и приняли Христианской закон, однако суеверие и шаманство не истребилось, по тому, что сами Козаки, будучи не более их просвещены, закосневают в предрассудках, и в нужных случаях прибегают к шаманству. Многие болезни приписывают колдовству, и верят, что иногда на людей нападает злой дух, особливо боятся одной Якутки Аграфены Жиганской, славной Шаманки, которая умерла лет за тридцать назад. Думают, что она вселяется в людей и мучит их, по чему все здешние жители боготворят эту колдунью и приносят ей жертвы. Якутское правительство сколько ни старалось истребить сие предрассуждение, но не имело успеха: наконец послано было строгое повеление в город Жиганск, чтобы, отыскав место, где похоронена Аграфена, сожечь ее тело, но и тем ни чего не преуспели в умах суеверного народа. Здешние Якутские Шаманы поддерживают славу сей чародейки, и уверяют что без принесения прежде ей жертвы не смеют они делать призывания духов: ибо в случае такого упущения она вселится в них и будет мучить.
В исходе Ноября заложили на берегу Ясашной судно, длиною в сорок пять футов. Материалы для строения доставлены уже все были из Якутска: не доставало только густой смолы, по чему здешним Якутам приказано было, вместо ее набрать серы с листвяничных дерев, которая, будучи переварена с жидкою смолою, не уступала добротою лучшему пику.
Генварь 1787 г. В Генваре морозы увеличились до сорока трех градусов, и стужа была не сносная, так, что захватывало дыхание, выходящий же изо рта пар мгновенно превращался в мельчайшие льдинки, которые от взаимного трения производили шум, подобный небольшому треску. Солнце тогда действовало весьма слабо и не могло согревать воздуха, ибо показывалось на горизонте только около полудня, и то на самое малое время, при том лучи его падали весьма косвенно. Примечательно, что при самых жестоких морозах не бывает здесь никогда ветру и воздух стоит безо всякого движения, как же скоро начнется ветр, то мороз станет уменьшаться. Ртутные термометры здесь не годились, для того, что самая чистая ртуть, при тридцати трех градусах морозу, превращалась в твердое тело: мы употребляли одни спиртовые.
Пока не так было холодно, мы иногда занимались охотою, и ходили на лыжах в лес стрелять глухих тетеревей, рябчиков и куропаток, но при жестоких морозах с нуждою переходили из одной избы в другую. Тогда начал показываться недостаток в свежей провизии, ибо и налимы, составлявшие главную пищу, не стали ловиться. Тут все почувствовали с прискорбным раскаянием свою неосторожность, что при изобилии рыбы, когда ловилось ее множество, не знали экономии и не сберегали запаса на нужной случай. Сперва налимьи головы бросали, как негодную часть, но после дошло до того, что и их вырывали из снегу и употребляли за самое лучшее кушанье. Наконец обыкновенным следствием недостатка в свежей пище была цинготная болезнь, оказавшаяся в людях.
Февраль. В феврале послан в Якутск Капитан-Лейтенант Беринг, для скорейшего отправления оттуда в Охотск Экспедиционных тягостей и материалов.
Апрель. В Апреле заложили другое судно, длиною двадцати восьми футов. Строить его взялся Шхипер Баков, ибо бывший у нас Тиммерман, по неумению своему, не без труда управлялся с непривычными к плотничному делу козаками при работе большого судна, которая шла очень медленно. А как надобны еще были гребные малые суда, то строение их взял я на себя. Оставалось только, для довершения нашего дела, произвести работу якорную, купорную и блоковую, но в этом состояло не малое затруднение: у нас совсем не было знающих по сей части людей. Однако ж нужда научит всему, те ж самые козаки все то исправили. Здесь должно отдать справедливость Г. Бакову: его старанию и расторопности одолжены мы были приведением в совершенство сих частей нашего судостроения.
С половины Апреля стали показываться водяные пролетные птицы.
13 Маия в ночи сделался пожар в доме где жил Доктор и Механик. Загорелось от оставленного на кухне по неосторожности огня. Пламень так скоро и сильно обнял дом и примыкающийся к нему чулан, где хранилась казенная водка, что не успели ничего спасти, кроме живущих в том доме людей.
В Верхне-Колымском остроге широта места по наблюдению найдена Северная 65о, 28′, а склонение компаса 7о, 00′ Восточное.

ГЛАВА V.

Спуск судов и приготовление к походу. Плавание вниз по Колыме. О промысле зверей и рыбы. Прибытие в Средне-Колымской острог, потом к Омолонскому летовью. Принятие Капитана Шмалева и с ним бывших на суда. Стояние на якорь у Нижне-Колымска. О реках Анюях, плавь через них оленей. Путешествие наше далее рекою Колымою к ее устью. Прибытие туда, и стояние на якоре против Лаптева маяку. Выход наш в Ледовитое море. Встреча льдов и туманов. Плавание к Востоку. Положение берега. Стояние на якоре в двух местах.

1787 г. Маия 15 вскрылась река н начала прибывать вода. На третий день возвысилась она столько, что подняла большое судно, которое уже было совсем вооружено и приготовлено. По спуске дано имя ему Паллас. На четвертой день спустили другое судно, и назвали по имени реки Ясашна.
22 числа река вышла из берегов и покрыла их водою: тогда все офицеры и служители перебрались на суда. На первое сели Начальник, Капитан-Лейтенант Биллингс и с ним Доктор Мерк, Механик Едварц, рисовальный мастер Воронин, а из воинской команды Шхипер Баков, Штурман Батаков, Штаб-Лекарь Робек и тридцать человек нижних чинов. На второе судно, состоявшее под моим начальством, вступили Геодезии унтер-офицеров трое, подлекарь и боцман-мат, да козаков в матрозской должности двенадцать человек. И так из всех со мною на судне находившихся, кроме боцман-мата, не только никто не бывал в море, но и понятия не имел об нем. С сими неопытными людьми должен я был предприять самое трудное и самое опаснейшее плавание по Ледовитому морю, где требовалось беспрестанное бдение и всевозможная осторожность. По чему, сколько я мог, приготовил двух Геодезистов к Штурманской должности, обучил их знанию компаса, бросанию лота, и показал, как вести морской журнал, третьего определил к коммисарской должности, а из козаков троих приучил править рулем. Впрочем судно вооружил так, чтоб самым легчайшим образом можно было им управлять, Сверх того приделали четыре весла, которые после очень пригодились и много раз избавляли нас от опасностей. Провизии взято на семь месяцов: не было только у нас мяса и уксусу, потому, что подрядчик не успел доставить.
25 Маия по утру оба судна снялись с якорей и пустились вниз по Ясашной, которою скоро выплыли на реку Колыму. Стремлением воды несло нас по одной миле немецкой в час. Берега реки везде видны низменные, местами покрыты водою, на них растет листвяничной лес средней величины.
Река Колыма разделяется на множество протоков, выходящих из нее, и через несколько верст опять в нее же впадающих: многие из сих протоков, по збытии воды, бывают сухи.
В тридцати верстах от устья реки Ясашной, миновали мы две реки, впадающие в Колыму с левой ее стороны: первая называется Малая Зырянка, другая Большая Зырянка, на последней живут несколько Якутов.
В вечеру положили мы якорь у нижнего устья протока Шипунова, в ожидании другого судна, которое стремлением воды занесло в тот проток. На следующий день дожидались его до десяти часов утра, и после снявшись с якоря поплыли далее, предполагая, что оно уже прошло.
Около полудня миновали в левой стороне устье реки Магазейки, так называемой потому, что при вершине ее близ города Зашиверска, построены магазейны, где прежде хранился доставляемой в Анадырской острог чрез Зашиверск провиант. Когда не известна еще была дорога чрез вершину реки Колымы, то возили оной по реке Магазейке, и по другой, называемой Ожогина, выходящей оттуда же и впадающей в Колыму, ниже Магазейки, в тридцати пяти верстах.
В вечеру проплыли мы в левой стороне маленькую речку называемую Чикураевка, из коей выехал к нам на лодке Якутской Князек, имеющий свои юрты при вершине ее у озера. Князька привело к нам любопытство: ему хотелось посмотреть наших судов. От него узнал я, что Паллас еще назади, и так, чтобы дождаться его, стали мы на якорь. В полночь проплыл он мимо нас, и мы следовали за ним.
27. По полудни миновали, так называемые частые острова, коих считается всех вместе семь. В полночь проехали Троицкие острова и реку того ж имени, получившие название в давние времена от руских промышлеников, кои здесь хотели заложишь церковь во имя св. Троицы, но как у них выбрано было к тому, другое место, а именно то, где ныне стоит Средне-Колымск: то они в нерешимости бросили жребий, которой пал на сие последнее, где и построили церковь, а в последствии времени основался и самой острог.
28. Поутру миновали в правой стороне устье довольно большой реки, называемой Каменка, выходящей из гор. Как по ней, так и по Троицкой, ходят Якуты и Тунгусы ловить разных зверей: лисиц, выдр, росомах и белок, изредка попадаются и соболи, но прежде, как сказывают, ловилось их очень много.
По берегам Колымы, начиная от устья Зырянки до Средне-Колымского острогу, стоят летовья Верхне-Колымских и Средне-Колымских козаков, где они обыкновенно летнею порою заготовляют для себя и для собак рыбу. Ловят ее неводами, сушат и делают юколу. По большой части попадают нельма, муксуны, чиры, и наконец к осени в большом количестве идет сельдь.
В вечеру остановились мы у Средне-Колымска, расположенного на левом берегу Колымы, огорожен он деревянным забором, внутри оного церковь, а около его несколько домов.
Сей острог назывался прежде Ярмонка, по причине собиравшихся в нем для торгу всех окрестных жителей, как то, Тунгусов, Якутов и Юкагирей. С Якутскими купцами и козаками меняли они, на мелочные товары и табак, кожи разных зверей, лисиц, выдр, росомах, горностаев белок, более ж всего соболей, которых по Колыме ловилось чрезвычайно много, так, что годовой пошлины собиралось в казну до девяноста сороков соболей, полагая одного с десяти, по чему и называлась это десятинная подать. Теперь соболиных промыслов не стало, потому, что соболей по Колыме совсем нет, от чего рушилась и ярмонка.
В Средне-Колымском остроге нашли мы дожидающегося нас Штурмана Бронникова, которой от Экспедиции послан был прошедшего году из Охотска чрез город Инжигу, и привез для делания байдар китовые усы, но как мы не имели уже в них надобности, то и оставили здесь, а Штурмана начальник взял к себе на судно.
1787 г. Июнь. Здесь простояли мы 14 дней, между тем сковали якорь на судно Паллас. Во все это время ветр дул Северной и временем шел дождь, а по утрам был мороз иногда более градуса.
11. В вечеру оставили мы Средне-Колымский острог. Течением реки несло нас гораздо тише прежнего. Берега Колымы везде ровны и покрыты небольшим листвяничным лесом. В шести верстах от острога миновали в леве небольшую речку, называемую Ловья, от коей правой берег пошел каменной, местами косогором и отчасти утесом. У речки Ловьи утес называется Половинной камень, другой немного далее, Запроточной, третий, за Заборцовскими островами, называется Березин камень.
12. После полудня миновали в правой стороне реку Березову, впадающую в Колыму тремя устьями. Березова вытекает из одного хребта с рекою Омолоном, по ней ходят здешние Якуты промышлять разных зверей. По полуночи, проплыв частые острова, оставили реку Колыму в правой стороне и пустились по протоку, называемому Быстрой, через пять часов выплыли из него опять на Колыму. Здесь ширина ее до шести сот сажен, берега по обе стороны имеют прежний вид.
13. В вечеру для ожидания Палласа, которой остался назади, легли на якорь у правого утесистого берега, называемого Рудников камень. Под ним на отмели росло довольно дикого луку. До здешнего места от Средне-Колымска по берегам видны были местами Якутские летовья.
14. Поутру снялись мы с якоря и следовали за главным судном, которое мимо нас проплыло.
15. После полудни в праве миновали последний высокой каменной утес, называемой по-юкагирски Гонжебой. Подле него есть летовье Омолонских крестьян.
17. Поутру, поравнявшись прошив устья реки Омолона, впадающей с правой стороны, остановились у левого берега Колымы подле летовья Омолонских крестьян. Здесь в летнее время, ловят они неводами рыбу, а осенью возвращаются в деревню, которая лежит в верх по Омолону, в двадцати верстах от его устья. Далее за сею деревнею живут несколько Юкагиров.
Река Омолон выходишь из одного хребта с реками Инжигой и Пенжиной, в нее впадают пять довольно больших рек, три с правой и две с левой стороны, из последних одна, называемая Омолонская Магазейка, примечания достойна потому, что при ее устье, для складки привозного водою на судах провианту, построены были магазейны, откуда уже зимою на собаках возили оной в Анадырской острог. В.четырех стах верстах вверх по Омолону, есть древнее строение, получившее существование свое еще в то время, как найдена сие река рускими промышленниками, которые предприяли путь на Кочах (Кочами называется род судов похожих на барки.) с реки Лены в Ледовитое море, а оттуда в устье Колымы, и по ней вошли в Омолон.
Здесь на летовье ожидал нас Инжнгинского гарнизона Капитан Шмалев, и с ним сотник Кобелев, да. Чукотской толмачь, Дауркин. Приехали они из города Инжиги по требованию Г. Биллингса, чтоб во время плавания по Ледовитому морю, в случае встречи с Чукчами, можно было лучше приласкать сих диких людей. Шмалев несколько лет был Начальником в Инжиге, куда ежегодно проходят для торгу Чукчи, ласковостию и подарками приобрел он от многих из них доверенность и любовь. Кобелев же и Дауркин знали их язык и бывали на самом Чукотском носу у сих народов. Сотника и толмача Г. Биллингс взяв к себе, а Шмалева определил ко мне на судно.
Простояв здесь три часа на якоре, пустились мы опять по течению реки, и в сутки приплыли к Нижне-Колымску, расположенному на левом берегу Колымы. В нем строения: деревянная обнесенная забором крепость, церковь и тридцать три дома, козаков здесь находится шестьдесят шесть человек.
Против острога с другой стороны впадают в Колыму две большие реки, одна от другой не в дальнем расстоянии: одна называется Большой Анюй, другая Сухой Анюй. Первая течет около восьми сот, другая до пяти сот верст, на обеих живут несколько Юкагирей.
По Омолону и Анюям бывают два раза в году оленья плавь: первая весною, в исходе Маия, когда дикие олени идут великими табунами из лесов к морю, избегая, как видно, множества бывающих здесь комаров, другая плавь осенью: тогда они возвращаются назад в леса, и неминуемо должны переплывать все сии реки. Здешние козаки и живущие по Омолону и Анюям Юкагири, стараются в это время узнать место переправы оленей через реки, выезжают тогда на своих вешках и на воде колют их великое множество, так что один человек может убить в день до шестидесяти оленей и более. Они обыкновенно переплывают не все вдруг, но один за другим, почему охотники колют их без всякого замешательства. При том обыкновенно наблюдают, чтоб не нападать на них до тех пор, пока передовой олень совсем не переплывет на другую сторону: ибо ежели ему встретится хотя малейшее препятствие, то он возвращается назад, а за ним и весь табун, но как скоро дадут ему переплыть, то ни один уже не возвратится, а следуют все за предидущим безостановочно.
Мясо оленье после рыбы составляет главной съестной запас здешних жителей: они разрезывают его на тонкие пластинки и сушат. Мозг и язык оленьи почитаются самым лучшим куском. Еще делают они любимое для себя кушанье из брусники, толченой с сушеною рыбою, и рыбьим жиром, и этим кушаньем обыкновенно подчивают летом всех гостей, зимою ж вместо его употребляют мерзлую сырую рыбу, чиры, нарезывая ее тоненькими стружками, и тогда называется она строганиной, едят ее пока еще не растаяла. Уверяют, что эта пища предохраняет от цинги, и во время стужи сообщает теплоту, почему во все зимнее наше бытие в Верхне-Колымском остроге, мы ее употребляли. Сперва казалась она отвратительна, но когда привыкли, то ели с удовольствием и из лакомства.
1787 г. Июнь. У Нижне-Колымска простояли мы четыре дни, исправляя на судах, что было нужно. На малое судно для его валкости (Оно было столь валко, что когда не имело грузу, то при подъеме на него малейшей тягости валилось на бок.) прибавлено чугунного баласту, а на оба принято тридцать тушь сушеного оленьего мяса, и сто пятьдесят пуд соленого. Все это заготовлено Омолонскими и Анюйскими Юкагирями. Соль для соления дана была им от нас, для того, что здесь ее нет, а привозится из Якутска и продается дорого.
Во все время якорного нашего здесь стояния погода продолжалась теплая и ясная, ветру совсем почти не было. Чрезвычайное множество комаров несказанно нас беспокоило, и чтоб избавишься от них, должны мы были надевать на головы чехлы с сетками, на ногах носить из оленьих кож чулки, а на руках перчатки.
19. Паллас снялся с якоря и при благополучном ветре поплыл вниз по реке, я за неготовностию остался еще в Нижне-Колымске на два дни, а на третий отправился в след за ним. Ветр тогда стал утихать, по чему одним течением несло судно медлительно. Ширина реки в сем месте до двух верст. В двадцати верстах миновали протоку Староострожскую, примечания достойную потому, что на ней стоял прежде Нижне-Колымской старой острог. Не много далее, на правой стороне Колымы, есть три высокие горы, называются, одна Пантелеева, другая Сурова, третия Белая Сопка, у подошвы первой, по реке Анбонихе, есть жилище или летовье Нижне-Колымских козаков. В шестидесяти верстах, вниз от острогу, Колыма разделяется на двое, и особливыми устьями впадает в море. Та Колыма, которая течет от сего места к Востоку, и по которой мы поплыли, называется Каменная, вероятно потому, что правой ее берег каменистой и продолжается далее не высоким увалом (Увал есть понижение высокого и ровного берета косогором.), горами, а инде утесом каменным: напротив того левой берег низменной. От сего места лес начал становиться приметно мельче, а далее, верст через тридцать, совсем кончился, один только ивняк изредка рос кустами, но и того, через несколько верст, стало не видно, и берега покрыты были только мохом и травою.
С полуночи ветр сделался опять попутной. При помощи его, на другой день после полудня, миновали на правом берегу бывшее зимовье купца Шалаурова (**)(Купец Шалауров в 1762 году предпринимал плавание по Ледовитому морю, от устья Колымы к Востоку, но за препятствием от льдов, возвратился того ж года назад, и здесь зимовал. На другой год отправившись опять в море, потерял судно, которое льдом раздавило и выбросило на берег, сам же он с людьми, как сказывают Чукчи, умер с голоду.) и увидели впереди маяк Лейтенанта Лаптева (Лейтенант Лаптев в 1735 году описывал берега Ледовитого моря и построил сей маяк.), к которому и направили плавание наше, но принуждены были за мелководием остановиться, и послать промеривать фарватер, который нашли удалившимся к левому берегу. Тогда снялись с якоря и пошли по оному далее. Здесь ширина реки верст с восемь. К вечеру увидели судно Паллас, стоявшее на якоре, подойдя к нему и мы положили якорь.
Маяк Лаптева был тогда прямо против нас в пяти верстах, а левой берег или остров, по положению своему низменной и простирающийся еще далее в море, верстах в четырех. На карте у Лаптева острова сего не означено, и как думать надобно, он его по низменности не видал. Кажется вероятно, что прежде фарватер реки был возле правого берега, что доказывают построенные на нем Лаптевым для людей казармы, близ коих вытащен был и бот его, но теперь не только большое судно приближиться к сему берегу не может, но и шлюбка подходит с трудом, то водополье, а во время убыли воды, отмель бывает версты на три.
На другой день по утру восставшим от Юго-Запада сильным ветром произвело не малое волнение, и в судне нашем показалась течь. К вечеру ветр стал тише и волнение меньше, так что можно было замазать салом и обить свинцом место, где текла вода: оно было несколько повыше воды, и течь сделалась от выбившейся из пазу пеньки.
24. Начальник Экспедиции, в полном собрании всех подчиненных, объявил, что Высочайшим Указом, данным ему в Санктпетербурге, по прибытии на устье Колымы, пожалован он в Капитаны второго ранга. Того ж дня в полдень снялись с якоря, и через шесть миль (Мили здесь упоминаемые, есть Италианские, коих щитается шестьдесят в одном градусе.) вышли из устья Колымы в Ледовитое море. Глубина реки по фарватеру, которой шириною здесь до двух сот сажен, была от трех до пяти сажен, на дне жидкой ил. Берег продолжается каменным утесом, высотою до восьми сажен, под ним видно много наносного лесу. По удалении от устья реки, вода начала становиться несколько солоновата.
В полночь ветр утих т поднялся густой туман, почему простояли до утра на якоре. Тогда стало несколько прочищаться и ветр сделался попутной, мы снялись с якоря и пошли к Востоку вдоль берега, которой в последствии стал возвышаться горами и местами утесом каменным.
25. В полдень увидели по всему морю большие льдины, и подумали сперва, что они стоячие: но скоро приметили, что их несло течением и Северо-Западным ветром к берегу. Сколько можно, пробирались мы между берегом и льдом, но в вечеру, за множеством его, нельзя было идти далее, по чему приближились к самому берегу и стали на якорь, против устья небольшой речки, текущей из гор, в расстоянии от устья Колымы к Востоку миль на двадцать. Тут за выдавшимся каменным мысом нашли мы некоторое закрытие от льду, беспрестанно мимо нас стремившегося. Густой туман покрывал как море, так и окрестные набережные места. От сей речки берег далее пошел к Баранову камню земляным увалом, вышиною от воды до четырех сажен. Весь он одет мохом и травою, инде растет стелющийся по земле в фут длиною, ивняк и березник, изредка видны мелкие цветочки. На вершинах гор и внизу под утесами лежит оледенелый снег, толщиною сажени в две. Здесь видели четырех медведей и стадо оленей.
Три дни простояли мы на сем месте спокойно. Но как скоро переменился ветр, то лед стало нести прямо на нас, по чему принуждены, были снятся с якоря и пробираться с великою опасностию назад подле самого утеса, к которому едва нас льдом не прижало. Положили опять якорь от прежнего места в восьми милях, против разлогу гор, откуда вытекал ручей чистой воды. Здесь ловили неводом довольно сельдей и муксунов, и видели тюленей.
До первого числа Июля продолжались маловетрия, и временем была совершенная тишина. Льдины носило вдоль берега, взад и вперед одним течением, которое без всякой надлежащей причины, переменялось по-видимому от реки и коловратного движения самых льдин, ибо приметили по поставленному у берега шесту, что чувствительной перемены в прибывании воды не было.
В сем месте найдена чрез наблюдение широта Северная 69о, 29′, из чего видно, что на всех прежде изданных картах, берег Ледовитого моря положен далее к Северу почти на два градуса. Склонение компаса было здесь 16о, 00′ Восточное.

ГЛАВА VI.

Плавание к Северу и обратно. Вторично Предпринятый путь к Востоку и опасность от льдов. Стояние на якоре, не доходя Баранова камня. Путь пешком к оному. О стоячих и табунных оленях. О промысле диких гусей и сбережении их. Возвращение судов к устью Колымы. Плавание опять к Востоку. Препятствие от льдов. Совет о обратном плавании. О кекурах или столбах, виденных по горам. Стояние на якоре у Баранова камня, где найдены земляные юрты. О жителях сих мест. Замечание о Ледовитом море. Возвращение в Нижне-Колымской острог. Совет о средствах обойти Чукотской мыс. Рассуждение о прежде бывших плаваниях по Ледовитому морю и о причине множества льду. Путь по реке до Средне-Колымского острогу.

1787 г. Июль. В полдень первого числа Июля, при свежем Восточном ветре, снялись с якоря и стали лавировать между несущихся к Западу льдов и между берегом. Большое судно, будучи лучше нашего, имело хороший ход, и скоро от нас удалилось, а к вечеру, пробравшись между льдов, пошло к N, чего мы не могли сделать: ибо ветр стал увеличиваться и произвел волнение, препятствовавшее нам, по малости нашего судна, иметь хороший ход и миновать лед, которой несло назад вместе с судном, почему стали мы на якорь. Скоро после сего лед стал реже, и между им сделались полые места. Тогда снялись мы с якоря и следовали за Палласом, которой уже вдали закрылся туманом. Держали мы сколько можно ближе к ветру: но волнением сносило нас далеко под ветер, к тому ж и для льдин, между коими надлежало проходишь, беспрестанно принуждены мы были спускаться. Но скоро лед сделался реже, и наконец совсем стало его не видно, а только распространялся по всему морю туман. Глубина сначала увеличивалась, и доходила до семнадцати сажен, после стала уменьшаться, и на другой день, идучи в том же направлении, дошли до семи сажен глубины. Это дает причину думать, что мы находились не в дальнем расстоянии от Медвежьих островов, но туман препятствовал их видеть. Наконец он сделался столь густ, что в двух саженях ничего различить было нельзя. По сей причине, равно как и по причине уменьшающейся глубины, стали на якорь.
Как во время плавание, так и при стоянии на якоре, пушечными выстрелами давали знать о нашем месте другому судну, но в ответ ни чего не слыхали. Через несколько часов туман прочистился к Южной стороне и открылся весь берег, простирающийся от устья Колымы, к Востоку, а к Северу, за бывшим там туманом, ничего было не видно. Тогда снявшись с якоря продолжали плавание наше к Северу, но скоро принуждены были возвратиться назад, ибо высокие и большие льды, коим не видно было конца, покрывали впереди все море и ударяющиеся об них волны производили ужасной шум. До сего места, по моему исчислению, отошли от берега к Северо-Западу двадцать миль Италианских. При возвратном пути ветр стал утихать, а после полудни сделалось совершенное безветрие, течением же несло нас к Западу по одной миле в час. По сей причине стали мы на якорь, в пяти милях от берегу, против самого устья Колымы. Между тем на берегу усмотрели огонь, и я послал на байдаре нарочно разведать, кто развел его. По возвращении посланных узнали, что там были люди с судна Палласа, и что оно стоит на якоре на том же месте, откуда вчерашнего числа отправилось. Нетерпеливо желая соединиться с ним, велел я поднять якорь и пошел греблею ближе к берегу, чтоб скорее выдти из противного на попутное течение реки Колымы. На другой день подошли мы к Палласу и стали на якорь.
В вечеру ветр сделался Западной и море близ берега казалось чисто, только далее, в двух верстах, под густым туманом несло множество льду.
5. По утру снялись с якоря и стали держать к Востоку. Уже прошли двенадцать верст, как вдруг покрыл нас густой туман, впереди и в левой стороне слышен стал великой шум от льдов, после того скоро они нас совсем окружили. В которую сторону мы ни поворачивали, везде были льды, и опасность, казалась, неизбежна. Соединяющиеся льдины непременно бы судно раздавили, если б в то самое время ветр не подул с другой стороны, и не сделался бы тихим, которой способствовал нам пробраться между льдов к берегу, тут на двух саженях глубины стали на якорь. Опасность однако ж все еще не миновалась, густой туман не позволял нам рассмотреть, что у самого берега множество было мелкого льду, которой скоро новым ветром стало нести прочь, и могло б оттащишь нас опять в море, но от сей беды избавились мы, отводя лед шестами. После беспокоила нас только неизвестность другого судна, которое прежде было впереди, а потом услышали назади, ответ его на наши сигналы. Однако скоро прочистился туман, и мы увидели Палласа, идущего буксиром к Востоку. Мы также подняли якорь и следовали за ним на гребле, с попутным течением. Не доходя Баранова камня, за великими впереди льдами, должны были поворотить к берегу и положить якорь, в двух верстах от оного, но и здесь не долго стояли, ибо течение переменилось и сделалось от Востока: тогда понесло лед прямо на нас, почему надлежало идти под самой берег, где вода стоит тихо, и где нет льду, которой несло только по быстрине.
Во время стояния здесь на якоре, посылали штурмана к Баранову камню для осмотра, нет ли какой возможности пройти между льдами на Восток. Штурман по возвращении доносил, что всходил он на самую высокую гору, откуда видел по всему морю далее Баранова камня, на Восток и к Северу, сколько его зрение могло простираться, сплошь льды, и что никакого отверстия нет. Хотя мы и не имели сумнения в справедливости штурманского известия, однако вознамерились видеть все то сами. Капитан Биллингс, Доктор и я отправились к помянутому камню. Сперва ехали мы на шлюбке подле берега верст с шесть, потом позади гор Баранова камня, выдавшихся в море, шли пешком чрез небольшие пригорки. Часто попадались нам стоячие олени, называемые так потому, что они живут близ моря зиму и лето, и не соединяются с приходящими сюда из лесов стадами оленей, которые и здесь не разбиваются и ходят вместе, от чего видны везде битые большие дороги. На озерах, встречавшихся нам видели много диких серых гусей большого роду, называемых гуменниками, которые в то время линяли и не могли летать, почему можно было настрелять их множество. Здешние козаки вместо того употребляют выгоднейшее средство, они загоняют гусей великими стадами в растянутой невод, бьют их палками и без всякого приготовления бросают в ямы, вырытые нарочно в земле. Тут лежат они целой год, нимало не портясь, потому, что земля здесь летом не тает глубже полуаршина, и как скоро яму сверху закроют, то гуси тотчас замерзают.
В здешней стороне погребенные мертвые тела, без превосходного Египетского бальзамирования, пребудут вечно нетленными, и с тем еще преимуществом, что не только не потеряют ничего из своей вещественности, но и платье на них сохранится невредимо. Проходя Баранов камень, увидели море, все покрытое льдом. Берег, продолжающийся отсюда к Востоку, не очень высок и ровен, последний вдали мыс его казался горами, и его оконечность к Северу была прямо от нас на Восток, по не правому компасу, в пятидесяти верстах. Сей мыс, кажется, есть тот самый, который на карте у Шалаурова означен под именем Пещаного, а за ним тот залив, где он искал реки Чауна, и откуда в первый год своего плавания назад возвратился. В сем же месте, думать надобно, было и жилище известного Чукотского Князька Копая, с которого козак Вилигин в 1723 году, первой Ясак взял.
1787 г. Июль. При обратном нашем пути, нашел я на Западной стороне Баранова камня старой деревянной крест, который с одной стороны почти совсем сгнил, потому что лежал на земле, подписи не видно никакой: со всем ли ее не было, или время истребило. Поперечные перекладины отбиты и гвозди вынуты, они были железные и вероятно взяты Чукчами. Судя по ветхости креста, можно предполагать, что он поставлен во время плавания на кочах, около 1640 году. Другой столь же древний крест видел я на Омолонском летовье, но тот совсем еще цел, и подпись можно было разобрать: поставлен в 1718 году. На нем показывали тамошние жители небольшие ямочки, которые, по их уверению, сделаны стрелами Чукчей, в прежние времена нападавших на Российские селения.
Простояв на якоре три дни на прежнем месте, на четвертой пошли назад, и проходили между льдов с опасностию. Остановились снова близ устья Колымы за небольшим мысом в изгибе берега, где простояли до седьмогонадесять числа. Во все это время погода и ветер были переменные, и впервые слышан был гром. Теплоту и стужу чувствовали мы, смотря потому, откуда дул ветер: от Юга, или от Севера. Ночей здесь, по причине стояния нашего в толь высокой широте, совеем не было, ибо солнце с 11 Маия ходило всегда сверх горизонта, и в половине Июля уже, опустилось до оного.
17. Поутру снялись мы с якоря и пошли опять в море. Близ берега не видно было льдов, но носившийся над горизонтом густой туман предвозвещал множество их впереди. Ветр был от Северо-Востока, по чему должны были лавировать при способствовавшем нам тогда течении. Лишь только отошли верст тридцать, как вдруг сделался густой туман, и другова судна стало невидно, оно подошло к берегу и легло на якорь: но я, не слыша сигналов, поворотил от берегу в море. Между тем течение переменилось, сделалось противное и ветр зашел к Востоку, от чего снесло нас далеко назад. На якоре остановился я в том месте, где мы стояли Июля первого. В ночи был изрядной мороз, так что мачты и снасти оледенели.
Ветр и течение от Востока продолжалось три дни, после чего сделалась тишина и течение переменилось на попутное. Тогда мы соединились с другим судном, которое стояло на якоре, далее верстах в семи. Начальник, увидя нас приближающихся, снялся с якоря и пошел буксиром к Баранову камню, куда и мы следовали на веслах. Скоро ветр сделался нам попутной от Запада. Подходя к Баранову камню, очутились мы между льдин, из коих большие были длиною до ста сажен, а вышиною от поверхности воды до двух сажен. Миновав Баранов камень, шли к Северо-Востоку до вечера. Наконец льдины при каждом, так сказать, нашем шаге, становились больше и гуще, так что мы с нуждою и величайшею опасностию между них пробирались, ожидая. ежеминутно, что сии громады раздробят наши суда. Глубина увеличилась до шестнадцати сажен, и на сей глубине многие льдины доставали дно. Пройдя одиннадцать миль от Баранова камня, принуждены мы были возвратиться назад. Лавируя всю ночь, насилу добрались к Баранову камню, и поутру на другой день стали близ его на якоре.
Здесь Капитан Биллингс составил совет из Офицеров, в коем положено, за невозможностию пройти далее к Востоку по причине льдов, возвратиться назад. Наступающее осеннее время кроме опасностей от жестоких ветров, ничего не обещало. Щастливы мы еще, что во все наше плавание не было ни одного крепкого Северного ветра, в таком случае суда наши неминуемо бы разбило о льдины или каменные утесы, ибо укрытие никакого нет по всему берегу.
Лишь только кончился совет, то снялись с якоря и по завозам стали обходить Баранов камень близ самого его берега. Сей камень состоит из смежных нескольких гор выдавшихся в море мысом, образующим полукружие. На них есть кекуры или столбы каменные, из коих иные представляют обвалившуюся крепость, другие башни и людей. На одной невысокой горе, близ коей стояли на якоре 28 Июня, видели мы один кекур, похожий видом на двух разговаривающих женщин, держащих в средине ребенка. Сии столбы не иное что, как крепкие камни, оставшиеся слоями от обвалившегося кругом их рухлого камня.
Здесь мы видели множество белуг, тюленей и одного кита: неоспоримое доказательство, что Ледовитое море имеет соединение с Восточным или Северным океаном.
22. По полудни, в ожидании Палласа, стали на якорь в небольшом изгибе берега на Северной стороне Баранова камня, где несколько закрывало нас от Восточных и Западных ветров и от льду, выдавшимися в море двумя каменными мысами.
Берег в средине сего изгиба пещаной и отлогой, на верху его росла изрядная трава с цветами, по обе стороны возвышались горы, из коих вытекал ручей чистой воды. Эта малая долина хотя не представляет ничего прелестного, по крайней мере есть лучшее место по всему Ледовитому моею. После трудов и опасностей была она приятным для нас отдохновением. По берегу ручья, нашел я обвалившиеся земляные юрты, не в дальнем одна от другой расстоянии. Сделаны они были сверх земли, и казались круглыми, в диаметре сажени три. По разрытии земли, в средине, нашли кости тюленьи и оленьи, также много черепьев от разбитых глиняных горшков, и два каменные трехугольные ножа, на подобие Геометрического сектора, сторона, которая дугою, вострая, другие две прямые и толстые. Из сих ножей один отдал я Капитану Биллингсу, другой Доктору. О жителях сих мест, которые без сомнения должны быть Чукчи, сказывали Колымские козаки, что они назывались Шалагами, по поселении в соседстве с ними Россиян, перешли они на Восток, и основали жилище свое близ выдавшегося далее прочих к Северу мыса, которой с того времени стал называться Шелагским.
Здесь на берегу поставили мы крест, сделанный из наносного лесу, лежащего по берегам в великом множестве, и означили на нем год, месяц и число его постановления. Для сооружения сего памятника, мы имели довольно времени: противные ветры продержали нас тут четверы сутки. Между тем лед несло беспрестанно к Востоку в таком же количестве, как и прежде. Течение через сутки, а иногда и через двои переменялось с той и с другой стороны вдоль берега, вода временем возвышалась, только не более, как на половину фута, и то без всякого порядка. Это дает повод заключить, что сие море не из обширных, что к Северу должно быть не в дальнем расстоянии матерой земле, и что оно по-видимому, соединяется с Северным океаном посредством узкого пролива, и потому здесь не исполняется общий закон натуры, коему подвержены все большие моря.
Мнение о существовании матерой земли на Севере, подтверждает бывший 22 Июня Юго-Западной ветр, которой дул с жестокостию двои сутки. Силою его конечно бы должно унесши лед далеко к Северу, если б что тому не препятствовало, вместо того на другой же день увидели мы все море покрытое льдом. Капитан Шмалев сказывал мне, что он слышал от Чукочь о матерой земле, лежащей к Северу, не в дальнем расстоянии от Шалагского носа, что она обитаема, и что Шалагские Чукчи, зимнею порою, в одни сутки переезжают туда по льду на оленях.
26 Июля начал дуть попутной нами ветр от Востока, мы снялись с якоря, и благополучно вошли в устье Колымы. Течение ее было тогда очень тихое, так, что мы без всякого затруднения, через пять дней, дошли до Нижне-Колымска, и тем кончили сколь трудное, столь и опасное плавание наше по Ледовитому морю.
1787 г. Август. Из повествования моего видно, что покушение наши в нынешнем году на Ледовитом море были неудачны, по чему Г. Биллингс собрал совет, в коем рассуждаемо было: как бы удобнее и безопаснее обойти водою или берегом мысы Шалагской и Чукотской. Опыт уже показал, что морем, от устья Колымы, за великими льдами, на судах исполнишь того невозможно. Хотя прежде бывшие плавания доставили нам сведения, что море иногда местами бывает от льду чисто, однако из множества отважных мореплавателей, покушавшихся открыть себе путь через Ледовитое море в Восточной океан, один только козак Дежнев, в 1648 году, был столько щастлив, что на кочах успел туда пройти, но и в том многие еще сомневаются, и думают, что сие путешествие его есть сказка, выдуманная им для приобретения славы нового открытия, и что все рассказанное Дежневым о тамошних берегах основал он единственно на известиях, полученных от Чукочь.
Впрочем хотя бы и правда была, что Дежнев обошел Шалагской мыс, и лед ему в то время не препятствовал, но все еще, непреодолимая трудность сего пути не опровергается. Может быть натура отступила тогда от обыкновенного своего ходу, может быть это случилось во тио лет один раз. Здешние козаки уверяют, что по большой части льду на море всегда так много, что и из устья реки выдти совсем нельзя, нынешнее ж лето почитают они к плаванию лучшим и способнейшим, какого давно уже не запомнят. Судя по малой теплоте, бывшей сего лета, и по слабому действию солнечных лучей на льды, защищаемые всегда непроницаемым туманом, нельзя полагать, чтоб в это время года растаяла и половина того, что намерзнет зимою. Присовокупить к тому еще должно, что многие весьма обширные реки всякой год приносят в Ледовитое море чрезвычайное множество льду. И так если б чрез проливы, коими соединяется это море с океанами, не выносило льдов, то оно давно бы совершенно наполнилось ими. Отсюда следует, что причину малого или большого количества бываемого на море льду, должно приписывать не теплому или холодному лету, а единственно расположению дующих ветров, иногда способствующих выходить льдам в проливы.
Оставалось нам еще средство объехать мысы зимою на собаках, но оно отвергнуто в совете, так как не удобное: потому что нельзя взять с собою для собак корму более, как на двести верст пути. По долгом советовании положено наконец оставить дальнейшие исследования относительно сего предмета, до будущего плавания по Восточному океану, а тогда сделать еще покушение пробраться от Берингова пролива к Западу. На сей конец дано повеление сотнику Кобелеву, и толмачу Дауркину следовать в город Инжигинск, где дождавшись прибытия Чукочь, которые ежегодно туда приходят для торгу, отправишься с ними на Чукотской нос, и предваря живущие там народы о нашем прибытии, ожидать судов наших у самого Берингова пролива.
Как наступило уже по здешнему климату холодное время и начали показываться утренники, то мы спешили управится с своими делами, чтоб еще водою успеть дойти до Средне-Колымска, почему к 5 числу Августа разоружили мы оба судна и отдали их вместе с припасами, под ведение бывшего в сем остроге Зашиверского Земского Суда Заседателю Коллежскому Ассессору Мартьянову.
Начальник Экспедиции отправился вперед на двух гребных судах, взял с собою Доктора, Штаб-Лекаря, Секретаря и двадцать человек нижних чинов, остальную ж комманду препоручил мне, с приказанием, нагрузить судно Ясашну сухопутным провиантом на четыре месяца для всей комманды, и отправить со штурманом в Средне-Колымской острог, самому же мне с коммандою следовать тогда, как скоро возвратятся гребные суда.
На другой день, по отбытии Капитана Биллингса, приплыла в Нижне-Колымск с провиантом барка. Я счел за лучшее отправиться на ней, нежели на судне Ясашной, которое ходило в глубину не меньше четырех футов, и для бичевой, в рассуждении отмелей реки, не могло быть удобно, напротив того барка углублялась только на полтора фута. И так положа на нее всю провизию и поместя людей, отправился вверх по Колыме. Для удобности, чтоб скорее тянуть барку бичевую, разделил я всех людей на две равные части, таким образом могли они переменяться и идти безостановочно, по чему не более двадцати дней пробыли в пути до Средне-Колымска.
Во время сего плавания ничего примечание достойного не случилось, одно только забавное зрелище, которое мы видели, заслуживает быть здесь описанным. Два сокола напали на орла в то время, как он летел через реку, сражение между ними началось над самою срединою реки, соколы сначала плавали вверху над орлом, потом один опустился клубом прямо на орла, но он в ту же минуту оборотился когтями к верху, и готов был встретить противника. Сокол, видя вооруженного неприятеля, увернулся и миновал его, после чего, лишь только орел принял прежнее положение, другой его неприятель бросился к нему и дал в спину сильной удар, так, что звук его слышан был нам. Между тем первой сокол, поднявшись к верху и не дав оправишься орлу, нанес ему вторичной удар. Побежденный, видя превосходство неприятеля, стал опускаться на низ без всякого защищения, и до тех пор, пока не сел, соколы попеременно били его в спину.
29 Августа прибыли мы в Средне-Колымск, где ожидал нас Начальник Экспедиции. В это время дорога к Якутску была крайне грязна, и мы принужденными нашлись ожидать морозов, между тем заготовляли лошадей.
18 Сентября река Колыма покрылась льдом. Тогда, здешние жители сделали на ней заезок, в которой попадало множество чиров и нельмы.

ГЛАВА VII.

Отправление наше из Средне-Колымска в Якутск. Дорога до Алазейского селения. Примечание о Мамантовой кости, находимой по берегам Ледовитого моря. Путь вверх подле реки Алазеи, и выезд на реку Индигерку. Один из сопутников наших приходит в отчаяние и желает смерти. Уяндинское Российское селение. Прибытие в город Зашиверск и некоторые о нем замечания. Дорога далее и выезд на реку Яну. Жестокость наступивших морозов, и предохранение от оных. Переезд чрез высочайший Bepxo-Янской хребет. Прибытие на реку Алдан в первое селение. Забавное для нас, но для Доктора неприятное приключение. Приезд наш в Якутск. Отправление мое с коммандою на устье реки Маи. Амгинская слобода и близлежащая деревня. Прибытие на устье Маи. Приезд к нам Капитана Фомина. Вскрытие реки Алдана. Плывущий по ней остров, и чрезвычайное наводнение. Отправление Капитана Фимина на лодках вверх по реке Мае, а Капитан-лейтенанта Беринга к Юдомскому кресту. Возвращение мое в Якутск.

Сентября 24 отправилась первая часть комманды со Шхипером Баковым, а 28 и я выехал из Средне-Колымского острога на верховых лошадях, со мною отправился Доктор, Штаб-Лекарь и Механик. Дорога лежала на Алазейское селение, находящееся от Средне-Колымска в девяносте верстах, по болотным и лесным местам через множество озер, из коих три были отменной величины: каждое имело в окружности не менее двадцати верст.
В Алазейское селение прибыли мы 1 Октября. Состоит оно из часовни и двух изб, в которых живут купец и мещанин с своими семьями, опрятность домиков и угощение сих двух семейств нас удивило. Мы не воображали, чтоб в такой отдаленности, в таком холодном и бесплодном климате, могли быть люди довольные своим состоянием и жили щастливо. В сих странах недостаток хлеба натура щедро вознаградила изобилием рыбы, дичины и привольностию скотоводства. Птицы летом, как-то, гуси и утки, водятся здесь в большом количестве по озерам, зимою ж великое множество куропаток прилетает к самому селению. Рыба здешняя почитается лучшею, особливо озерные чиры зимою для строганины возят во все Колымские остроги.
Река Алазея, протекая близь самого селение, устьем своим впадает в Ледовитое море. Здешние жители сказывали, что по сей реке вниз, верстах во сте от селения, из песчаного ее берега вымыло до половины остов большого животного, величиною со слона, в стоячем положении, совсем целой и покрытой кожею, на коей местами видна длинная шерсть. Г. Мерк желал очень осмотреть его, но как это было далеко в сторону от нашего пути, и при том выпали тогда глубокие снега, то он не мог удовольствовать своего желание.
По всем берегам Ледовитого моря есть в земле подобных зверей кости и клыки, только никогда не находили целого животного. Некоторое общество Российских купцов имеет ими свой промысел и вывозит их в Россию, под названием Мамантовой кости, находят ее в большем количестве на островах, называемых Ляховыми, лежащих в Ледовитом море, против устья реки Яны. Теперь следует вопрос, требующий решения: каким образом звери сии могли обитать в толь бесплодном и совсем не естественном для них климате, где стужа бывает более сорока градусов? Некоторые думают, что они не водились здесь, а только заведены во времена давно бывших походов, из теплых стран на Северные народы. Другие утверждают, что мертвые тела сих животных занесло сюда водою, когда был всемирный потоп. Однако оба сии мнения неосновательны: походы не могли быть чрез толь дальнее расстояние, по бесплодным и болотистым местам и чрез высочайшие горные хребты, где не только слоны и подобные им большие звери проходить не могут, но едва пробираются степные и привычные к перенесению всяких трудностей здешние лошади. Потопом также занести сих костей невозможно, для того что отсюда до теплых мест, где водятся сии животные, будет около пяти тысяч верст: расстояние, которое корабль, хорошим ходом, при благополучном ветре, едва в тридцать дней может переплыть. И так естественно ли, чтоб мертвые тела, хотя б то и во время всеобщего потопа, могли занесены быть, в такую отдаленность. Мне кажется, лучше приписать это великой перемене земного шара, нежели упомянутым причинам, и верить, что в сих местах был некогда теплой климат, сродный натуре сих животных. Впрочем я оставляю решить сие сомнение испытателям натуры.
От Алазейского селения, дорога лежала, вверх подле реки Алазеи, большею частию озерами, болотами и чрез небольшие перелески. На четвертой день пути, в девяносте верстах имели мы, теплой ночлег в юрте у казака, содержащего здешнюю почту. На другой день переехали два большие озера: одно называется Бержегестяг, другое Калькинское, величиною первое в окружности до 25 верст, другое около тридцати. Вообще все здешние озера соединяются между собою небольшими протоками и речками, впадающими в Алазею.
В шестой день пути поворотили мы от сей реки чрез гористые лесные места, и в осьмой спустились на реку Батыряхый, которая по Руски называется Падерка, и которая течет в Индигерку. Через двадцать верст от ней выехали мы и на самую Индигерку, коей ширина в сем месте до двух сот пятидесяти сажен.
Хотя тогда было еще 10 Октября, однако морозы уже становились жестокие. Здоровые и крепкого сложения люди переносили их с твердостию, но байдарщик наш, человек слабой и имеющий более шестидесяти лет от роду, не в состоянии был вытерпливать жестокость стужи, и дошел до такого отчаяния, что решился отстать от нас и в лесу ожидать смерти: великого труда стоило мне отвлечь его от такого пагубного намерения, и я едва успел в том, обещая в первом селении его оставить. К щастию, оно находилось от нас не далеко: на другой же день приехали мы к двум избам, стоящим при устьи реки Уяндиной, в коих живут двое мещан, у них оставил я измученного сего старика, чем он был весьма доволен. В тот же день проехали мы еще двадцать верст, через леса и озера, и остановились в Якутских юртах, называемых Тоус-талалах. Где пробыли весь следующий день, между тем в перемену дали нам свежих лошадей.
От сих юрт продолжали путь лесами и озерами. На третий день, в семидесяти верстах, переехали большую реку, называемую Селеннях, которая течет в Индигерку, и ночевали в юртах, называемых Кислые. В пятидесяти верстах отсюда спустились на реку Индигерку, по коей и пошли вверх между высоких гор, через двои сутки, то есть 18 Октября, приехали в Зашиверск.
Город сей стоит на правом берегу Индигерки, а как он из новоучрежденных и сделан из Коммисарства, то недавно только начали в нем селиться, однако есть уже присутственные места и в них чиновники. Строения, его составляющие: церковь и тридцать деревянных домов. Болотистое и гористое кругом местоположение, неплодность земли и недостаток во всем нужном, делают пребывание здесь скучным, а в рассуждении дороговизны, несносным. Запасать надобно все вовремя, и привозить на вьючных лошадях из Якутска, кто ж этого не сделает, тот после ж за большие деньги ничего здесь не достанет.
В Зашиверске провели мы трои сутки и здешними Г. Городничим Надворным Советником Сампсоновым, Капитаном Исправником Баннером, обласканы и угощены были с отменным усердием так, что нельзя умолчать о том, не оставшись крайне неблагодарным. Сверх того снабдили они нас и на дорогу съестными припасами, в которых мы имели крайнюю надобность, и которых без их помощи не достали бы ни за что.
Капитан Исправник сказывал, что на другой стороне реки в горе, лежащей против города, находятся хорошие хрустали. По просьбе Доктора, согласился он проводить нас туда и показал нам под утесом горы осыпь, в которой мы не нашли крупных хрусталей, а только собрали несколько мелких, и к употреблению негодных: может быть, снег тому причиною. Лишь только приуготовились мы в путь, как приехал в город Капитан Биллингс и задержал нас до другого дня.
22 Октября отправились мы из Зашиверска и четыре дни ехали, иногда по речкам, текущим в Индигерку, и через гористые места, покрытые небольшим листвяничным лесом. На пятой день, во сте двадцати верстах от города, въехали мы между отменно высоких безлесных хребтов, продолжающихся грядою от Юго-Востока к Северо-Западу, которые отделяют реки, текущие в Индигерку, от тех, кои впадают в Яну.
Дорога лежала вверх реки Руской Рассохи, протекающей между сих высочайших гор, которые она прорезывает и производит с обеих сторон страшные каменные утесы, крутостию своей подобные стенам, имеющие величественный вид, представляющий вдоль реки улицу с огромным строением. Проезд по ней не всегда бывает безопасен: зимою сильные ветры и вихри могут занесши снегом, а летом потопить чрезвычайные внезапно поднимающиеся наводнения. По горам водится много лисиц и диких баранов, из коих удалось нам убить одного. Мясо его было в это время довольно вкусно и жирно, и послужило нам пищею на несколько дней. Через двадцать пять верст, выехали из сих высоких хребтов, и спустились по маленькой речке на обширную реку, называемую Догдо, подле коей вниз ехали четверы сушки, почти до ее устья, где она соединяется с другою рекою, по имени Тостах, текущею в Яну. Далее путь лежал вверх подле Яны.
30. Первую ночь провели в теплой Якутской юрте, после десяти холодных в лесах ночлегов. Сего дня обогнал нас Капитан Биллингс.
Ноября 3. Остановились в юртах называемых Барылах: это последнее жилое место, откуда далее должно ехать до самого Алдана, чрез необитаемые страны, около четырех сот верст, и на одних лошадях, почему здесь дали нам свежих.
Столь дальнее расстояние и жестокость наступивших морозов, приводили нас в ужас. И действительно, все наше прежнее до сих пор путешествие было ничто в сравнении с тем, что претерпели мы, едучи далее к вершине реки Яны, между гор, почти безлесными местами, где пронзительные ветры, при жесточайших морозах, доводили нас до крайности. Хотя и было на нас теплое тройное оленье платье, но стужа казалась несносною и едва не останавливала движение крови. Полчаса нельзя было просидеть на лошади, и почти беспрестанно надлежало согреваться пешеходством. Лица наши так изуродовало морозом, что, почти не оставалось места, где бы не видно было действий его лютости, наконец, чтоб совсем не отмерзли у нас щеки и носы, придумали мы сделать из байки личины, которые хотя от исходящего изо рта пару леденели и были не очень приятны для лица, однако много помогли нам. В сем странном и смешном наряде походили мы более на пугалищь нежели на людей.
Места для ночлегов старались выбирать закрытые от ветров, также изобильные кормом для лошадей и сухими дровами. Огонь разводили более для варения пищи, нежели для согревания, платья никогда не скидали и после ужина, которой был вместе с обедом, ложились спать в вырытую в снегу яму. Щастливы мы, что в продолжение сего тяжкого пути, никто из нас не занемог: в таком бедственном случае, ни помощи, ни надежды к спасению ожидать было невозможно, и только смерть была единственным избавлением.
Через десять дней приближились мы к самой вершине реки Яны, и к отменно высокому безлесному хребту, называемому Верхо-Янской, из которого вытекают реки, впадающие в Ледовитое море и в реку Алдан. Поднимались на хребет несколько отлогою стороною, но спуск был утесом крутизны чрезвычайной: прямо бы по оному сходить было невозможно, если б не была проложена дорога многими изгибами, но и тут страх видеть под ногами неизмеримую пропасть, принуждал нас спускаться иногда ползком.
Сошед с хребта, ехали вниз по реке Тукулану, между высоких гор, скоро начался лес тополевой, полом листвяничной. В тридцати верстах от хребта, в первые показался ельник, а в семидесяти верстах, выехав из гор на ровные теста, увидели и сосны. Зеленеющиеся сии деревья сделали путь наш тем приятнее, что единообразность листвяничного лесу чрезвычайно уже нам наскучила. Елей и сосен мы не видали с самого отправления нашего из Якутска, ибо сих двух родов деревьев, как на Север от Верхоянского хребта, так и на Восток к Охотску, совсем нет.
19 Ноября приехали к реке Алдану и к первым жилым Якутским юртам. Здесь случилось для нас забавное, но для Доктора не очень приятное приключение. При входе в юрту, мы все заблаговременно сняли личины, но Г. Мерк того не сделал, и лишь только успел переступить в сем наряде через порог в юрту, как одна Якутка, подобно сумасшедшей, бросилась на него и с величайшим криком стала бить по лицу и рвать маску. Доктор чрезвычайно испугался, не понимая, что с ним делается: потому что через заиндевелую личину не мог еще различать предметов. Мы хотя и оттащили эту бешенную бабу, однако она не переставала кричать, пока не сделалась без памяти. После мы узнали, что это род болезни, делающейся от испугу, которой подвержены многие Якутские женщины, особливо старухи: такие больные называются здесь Мирячками.
Ночь провели мы отменно покойно, хотя это было и в самой негодной юрте, вместе со скотом, где от одного противного духу в другое время ни минуты бы пробыть не согласились, но нам после холодных ночлегов, так приятна была теплота, что все сие казалось сносным.
Отсюда до Якутска оставалось еще сто пятьдесят верст, но как дорога лежала через селения, и лошади везде были переменные, то мы без дальнего беспокойства приехали туда 24 Ноября. Удовольствие, какое мы чувствовали при окончании тяжкого и многотрудного своего путешествия, не изъяснимо словами: чтоб иметь о том понятие, должно самому претерпеть все то, что мы претерпели.
Г. Биллингс за несколько дней приехал прежде нас, а Г. Беринг с самого лета занимался здесь отправлением материалов в Охотск (В сие время находился в Якутске чрезвычайный по своему предприятию путешественник, Англичанин Ледеард, знакомой Г. Биллингсу потому, что с ним вместе был в последнем путешествии Капитана Кука, в звании Капрала, но после, как сказывают, служил Полковником в армии соединенных Американских областей. Намерение его было обойти пешком вокруг света, почему и приехал в Петербург, чтоб с России начать свое странствование, и дошедши до Восточных границ Азии, сыскать случай на каком-нибудь судне переправишься к Англинским селениям. Сколь безрассудно было его предприятие, доказывается первое тем, что без доверенностей и без денег пустился он путешествовать чрез просвещенное Государство, и хотел в холодном платье проходить пешком такие страны, где мы с нуждою проезжали на лошадях, будучи тепло одеты. Второе: где б сыскал он такое судно, которое бы доставило его по желанию в то место, куда ему надобно? Третие: положим, что Ледеард мог бы найти благосклонность у диких Американцев, но известно, что жители в тех местах находятся только близ моря: как же стал бы он путешествовать через горы и необитаемые места? Доброхотство Россиян избавило его труда идти через Россию пешком: попутчики без всякой платы, довезли до Якутска, и здесь обласкан был он всеми. Коммендант пригласил его к себе в дом, где имел готовой стол, и как уже наступила стужа, то велел ему сшить теплое платье. Из сего видеть можно, сколько Ледеард был одолжен Россиянами, и мог ли надеяться подобного гостеприимства в другом каком Государстве? Что ж? за все то отплатил он неблагодарностию, стал говоришь обо всех худо, и обходиться дерзко, наконец за напоминание ему о благопристойности, осмелился вызывать Комменданта на поединок. Г. Биллингс, отправлявшийся тогда в Иркутск, предупреждая дальнейшие могущие произойти из того следствия, взял его с собою, между тем Коммендант писал к Генерал-Губернатору и жаловался на сего дерзкого Англичанина, в следствие чего, по прибытии в Иркутск, отправлен он в Петербург, как беспокойный человек.). Они приуготовили для нас хотя не великолепные, но теплые домы, где мы расположились очень покойно. Жителями здешними, Г. Коммендантом Маркловским и прочими чиновниками, приняты были весьма ласково, и время пребывания нашего в сем городе провели довольно весело.
19 Декабря Капитан Биллингс отправился в Иркутск, дав мне повеление ехать с коммандою на устье реки Маи, и построить там пятьдесят лодок, удобных к доставлению вверх по рекам Мае и Юдоме в Охотск тягостей. В начале Генваря отправлена туда комманда с Штурманом и Прапорщиком, по изготовлении же нужных к строению орудий, в след за ними и я выехал из Якутска. Дорога лежала сперва через реку Лену, потом лесом, покосами и через озера, мимо множества по разным местам стоящих Якутских юрт. Во сте верстах от города, селения кончились, и пошли гористые места.
1788 г. Генварь. На четвертой день пути, во сте шестидесяти двух верстах от Якутска, приехал я в Амгинскую слободу, достойную примечание потому, что прежде было в ней Алданское воеводство. Стоит она на пространном поле, по левую сторону реки Амги, в двух верстах от оной. Строения в слободе: церковь и двадцать дворов принадлежащих Руским поселенцам из крестьян. За неурожаем ржи, сии крестьяне сеют один только яровой хлеб, который родится довольно хорошо. Прежде продавали здесь четверик ячменю не дороже восьми копеек, но теперь хлебопашество пришло в упадок: крестьяне не радеют об нем нимало. Якутская праздная жизнь им очень полюбилась, и для того скотоводством стали доставать себе пропитание, и во всем последовать Якутским обычаям, даже многие бросили Руской язык и в разговорах употребляют Якутской. От слободы верстах в четырех, есть населенная Рускими крестьянами деревня, юрт пятнадцать, где от неупотреблеиия редкой умеет говорить по Руски. В пяти верстах от слободы, переехали мы реку Амгу. Тут она с правой стороны подходит к горам и подмывая их, производит утесы, а по левую продолжаются пространные поля, разделенные перелесками и небольшими увалами.
От Амги дорога лежала между гор, вверх по небольшому ручью. В пятнадцати верстах перебрались через плоской хребет и спустились на реку Нотору, которая протекая многими изгибами через пространную долину, разделенную на поля, перелески, болота и озера, впадает в реку Алдан. Проехав двадцать восемь верст, вниз по Ноторе, поворотили от ней в право, и через небольшой плоской хребет выбрались на вершину речки Мукуи, текущей через множество озер и болот в Алдан. Вниз по сей речке лежит дорога. Горы, покрытые листвяничным лесом, по обе стороны продолжаются, но чем далее едешь, тем они становятся меньше, и в нарочитом между собою расстоянии, близ реки Алдана, кончаются увалами.
28. Приехал я на Усть-Майскую пристань, где построены в прежнюю Экспедицию Коммандора Беринга магазейны и две казармы. Стоят они на левом берегу Алдана, прошив устья реки Маи, впадающей в него с другой стороны.
От Якутска до сего места считается триста девяносто верст. Широта здешнего места, по наблюдению моему, Северная 60о, 17′, склонение компаса 2о, 00′ Западное. Здесь, в силу данного мне повеления, должно было строить лодки. Я осмотрел близ лежащие леса, и нашел довольно годных дерев по берегам Алдана. Еловой лес предпочел я листвяничному, как по легкости, так и по удобности к строению. Рубили его на устьи речки Мукуи и по островам.
Март. В начале Марта получил я повеление, первое: отправить в удобное время Штурмана для описи реки Улькана, а второе: строить вместо пятидесяти, только двадцать пять лодок.
Апрель. В Апреле отправил я Штурмана Бронникова с тремя козаками для описания реки Маи, и дороги до устья реки Улькана.
В исходе сего месяца приехал на устье Маи флота Капитан Фомин. Послан он из Петербурга с особенным препоручением, и остался здесь до вскрытия рек, чтоб тогда отправиться на лодках вверх по Мае в Удской острог. Май. С первого Маия начала возвышаться в реке вода, и к 9 числу поднялась на одиннадцать футов, тогда прошла река Мая, и стремлением своим сломала лед вниз по Алдану. 13 числа возвысилась вода до двенадцати футов, и тогда тронулся Алдан. Лед несло по нем три дни в превеликом множестве. Здесь должен я упомянуть о чудном виденном нами явлении. Между множеством льду приметили мы плывущий остров, которой был величиною в окружности до семидесяти сажен, на нем росло много мелкого березнику и листвяниц, и лежали рубленые дрова, несколько маленьких птичек, перелетывая с дерева на дерево, усугубляли еще странность сего зрелища. Как его несло близко к нашему берегу, то легко можно было рассмотреть, что он состоял из дерну, почему думать надобно, что его большою водою сорвало с какого-нибудь болота, и что под дерном должен быть непременно лед, которой бы на воде его поддерживал.
Прибывание воды продолжалось до 17 Маия. Самое большое возвышение ее против обыкновенной, было на тридцать восемь футов. Вверху, по реке Алдану, верстах в семидесяти, где лежит Удская дорога, было страшное наводнение: от приехавшего к Г. Фомину, комманды его Геодезии ученика, которой послан был в Удской острог с кладью, получили мы известие, что потопило такие места, которые возвышались на шестьдесят футов. Якуты, и те, кои ехали в Удской острог, претерпели великое разорение от сего потопа, все лошади, на коих везли кладь, и которых было более трех сот, потонули. Не малой также убыток причинен сим и Г. Фомину: у него много пропало провизии.
Когда убыло несколько воды в реке, ловились неводом небольшие осетры, стерляди, сиги и щуки, а на уду окуни, плотва и ерши.
К 28 Маия окончилось строение лодок, и тогда отправился вверх по Мае на двух лодках Г. Фомин. Через неделю после него приехал на Усть-Маю Капитан-Лейтенант Беринг, с коммандою, взял здесь лодки и пошел на них вверх по рекам, для доставления к Юдомскому кресту оставленных прошлого году на Юдоме тягостей (Г. Беринг прошедшего года на лодках доставлял тягости по рекам, но как не успел их того лета довести до Юдомского креста, то оставил на берегу реки Юдомы.). Находившиеся в команде моей у строения лодок служители все отданы для бичевой Г. Берингу.
Не желая остаться здесь без всякого дела, решился я ехать в Якутск, и в проезд осмотреть дорогу, по коей должно вести тягости: я нашел, что бывшими сего лета дождями и наводнением попортило ее, а сделанные прошлого году через речки мосты снесло.
12 Июня приехал я в Якутск, Начальник прибыл туда тремя днями прежде меня. Я донес ему о состоянии дороги, и о том, какого требует она поправления. Как тогда уже все тягости пришли в Якутск, то поспешили отправить повеление с Земским Заседателем к Амгинским Якутским Князькам о неукоснительном исправлении дороги.

ГЛАВА VIII.

Перевоз тягостей быками из Якутска на Усть-Майскую пристань. Доставление их на лодках к Юдомскому кресту препоручается мне. Отправление вверх по реке Мае. Положение и берега ее. Встреча с речными Тунгусами. Один из них берется в Лоцманы. Поворот на реку Юдому. Мели ее, затрудняющие наше плавание. Оказавшаяся в людях болезнь, и причины ее. Обжорство Якутов, и опыт над одним из них. Переход через подпорожье и порог. Большие мели и затруднение от них. Прибытие к Юдомскому кресту. Путь берегом к Охотску. Уракское плотбище. Перевоз через реку Урак, выезд на реку Охоту и плавание вниз по ней на ветках. Прибытие в Охотск. Все тягости от Юдомского креста собаками привозятся в Охотск.

В начале Июля получил я от Капитана Биллингса повеление, идти на новопостроенных лодках вверх по рекам Мае и Юдоме, и стараться доставить в одно лето все тягости к Юдомскому кресту.
14 Июля приехал я на Усть-Майскую пристань, тогда уже всю кладь из Якутска привезли туда телегами на быках. На другой день, положив все тягости на семнадцать лодок, отправился я с ними в назначенной путь. Каждая лодка поднимала до семидесяти пуд. Главнейшую тягость составляли двадцать медных трехфунтовых пушек и якорные лапы, а весь груз вместе с провиантом простирался до полторы тысячи пуд. Для тяги лодок бичевою было у меня сто двадцать человек, большею частию наемные Якуты. Лодки, таким образом нагруженные, ходили в воде не глубже трех футов.
В полночь отвалили мы от Усть-Майской пристани. Переплыв Алдан, которого ширина в сем месте одна верста и двести сажен, вошли в реку Маю. Ширина ее в устье не более трех сот сажен, глубина на средине девять футов, однако есть такие места, где и через всю реку не глубже пяти футов. Возвышение в ней воды было тогда против обыкновенной два фута. Течение с начала было так тихо, что лодки отчасти шли на веслах, но далее вверх быстрина увеличивается. Берега оба покрыты небольшим листвяничным лесом, правой низменной, понимаемой водою, на нем отчасти видны между листвяницей березник, ольховник и рябинник. Левой берег идет утесом, и в восьми верстах от устья называется Горанго, тут высота его от воды около двадцати сажен. Далее возвышаясь, продолжается на шесть верст, и там, где кончится, имеет название Нюмгур. Высота его здесь до шестидесяти сажен, расположен горизонтальными слоями. От него, в пяти верстая, за островом Сомбесом, берег опять идет утесом, и называется Лукин камень, высотою до восьмидесяти сажен. Далее речки Аяя, от нижнего устья протоки того ж имени, Мая отклонилась в право от гор, и берег пошел низменной, понимаемой водою, напротив того с правой стороны реки начались горы, и берег продолжался небольшим каменным утесом.
Здесь видели мы несколько речных Тунгусов: я называю их Речными потому, что они не имеют оленей и всегда кочуют по рекам на берестяных маленьких ветках (Берестяные ветки есть маленькие лодочки употребляемые Якутами для разъездов по рекам и озерам. Делаются они из тонких прутьев загнутых на место ребр и привязанных к продольным жердочкам, что составляет ее основу, кругом же на место досок обшивают берестою. Для замазывания швов варят из сметаны род замазки.), со всем своим домом, и питаются рыбою. Они собственно не Тунгусы, а только причислены к ним: происходят же от Якутов, и редко которой из них умеет говоришь по Тунгуски. Одного взял я в проводники, чтоб он сказывал нам имена всех речек, утесов и островов.
За тридцать шесть верст до Юдомы, река Маия подошла опять по левую сторону к горам и у речки Илчикит произвела утес, называемой Услянской, которой высотою до шестидесяти сажен. Здесь в первые видны стали между листвяницей небольшие сосны. На девятой день пути поворотили с Маи на лево, вверх по реке Юдоме, коей ширина в устьи до ста пятидесяти сажен. При впадении ее в реку Маю, сажен на двести, не имеет глубины более трех футов, и течет в этом месте по каменистому дну, с чрезвычайным стремлением так, что каждую лодку человек тридцать насилу могли тащить вверх против быстрины. Такие места на реках называются по всей Сибири шеверами.
Пройдя версты полторы от устья, остановились мы для починки одной изломавшейся о камень лодки, у правого берега, которой низменной, оброс тальником и ольховником, здесь нашли несколько кустов красной и множество отменного роду черной смородины, известной в Сибири под именем дикуши. На противной стороне берег реки каменным утесом, называется Соурджаг.
Проплыв от сего места двадцать четыре версты, мы опять должны были с большею еще трудностию подниматься через шеверу, на которой глубины было три фута. При сем случае у одной лодки лопнула бичевая и к несчастию оторвалась несколько повыше того места, где была пристегнута лямка одного Якута, от чего при сильном назад стремлении лодки бичевою унесло его в воду, так, что нельзя было подать никакой помощи.
Шесть верст далее вперед, река разделяется на двое, и через восемь верст опять соединяется. В правой стороне протока называется Абасылах, а другая Горбова. Сия последняя названа так по имени одного человека, шедшего некогда с тягостями на лодках и за мелководием в ней зимовавшего. Протока Абасылах (Абасылах на Якутском языке значит Дьявольская.) хотя казалась больше Горбовой, но бывший проводником Тунгус отсоветовал плыть по ней, уверяя, что она очень опасна, по чему и названа сим именем. Мы послушались его, и пошли по протоке Горбовой, хотя и она очень мелка, так, что местами не глубже двух с половиною футов. С немалым трудом провели лодки через сии мели, люди же должны были бродить в воде, и каждую лодку почти переносить на руках.
1788 г. Август. Далее вверх по реке не встречалось больших затруднений, хотя и попадались шеверы, но не столь мелкие, как прежде. За то постигло нас здесь другое нещастие: большая часть работников занемогли ногами, так, что я начал уже отчаиваться нынешнего лета дойти до Юдомского креста. Болезнь эта началась опухолью плеснов и пальцев на ногах, потом растрескивалась кожа и делалась короста. Она скоро проходила, когда больные места часто мазаны были смолою или салом. Причиною сему злу, кажется, едкая Юдомская вода, в которой идущие с бичевою каждой день должны были бродить. Я приметил, что козаки не столько страдали от этой болезни, как Якуты, особливо те, кои издержав съестной свой запас жир и масло, стали употреблять один бурдук.
Недостаток в съестном у Якутов произошел от неумеренности их в пище. Пока было у них что есть, то беспрестанно пировали, не упуская ни малейшего к тому случая. Лишь только останавливались мы где для отдыху или на ночлег, как тотчас у всех у них котлы были уже на огне, с которого не сходили до тех пор, пока опять надлежало выступить в дорогу. Между тем занимались они беспрестанно только едою, переходя друг к другу опоражнивать котлы, и в этом приятном для них упражнении проводили ночи, не думая ни мало о сне, но как натура требовала ей должного, то днем ходили почти сонные, и одним дреманием награждали недостаток в отдыхе.
Чрезвычайное обжорство Якутов, казалось бы долженствовало произвести худые для них следствия, однако ж того никогда не случается. В иную пору съедают они вдруг невероятное множество такой пищи, от которой бы другой человек должен умереть, но для них это ничего, желудок их в сем случае варит все также исправно, как и страусов.
Один из бывших в бичевой Якутов, при отправлении нашем в путь, имел до четырех пуд масла и жиру, сверх того дано ему было два пуда ржаной муки. Судя по такому количеству запаса, казалось бы, что станет ему на долго, однако ж, не прошло и двух недель, как он уже жаловался, что ему есть нечего. Я сперва не верил, чтоб один человек мог все то съесть в такое короткое время, но прочие Якуты привели меня в удивление, уверяя, что этот человек при случае, дома в одни сутки, съедал заднюю ногу большого быка, иди полпуда жиру, а иногда выпивал столько ж растопленного коровьего масла. Вид сего человека не подтверждал нимало того, что об нем сказывали: он был росту небольшого и собою сухощав, почему вздумалось мне сделать над ним опыт. Я приказал нарочно сварить из ржаной муки густую саломату, и положить в нее коровьего масла гари фунта, потом все то вывесили, нашлось двадцать восемь фунтов. Обжора хотя на ту пору уже и позавтракал, однако принялся кушать с великою жадностию, и к крайнему моему удивлению съел все, не вставая с места. Тогда брюхо его и ниже спины, полые места так раздулись, что все вместе походило на набитой туго мешок, однако после того не чувствовал он никакого вреда: и на другой день в состоянии был опять приняться за такой же обед. Я советовал этому объедале быть умереннее в пище, и располагать производимым ему провиантом так, чтоб доставало на назначенное время. После сего не стал он уже приготовлять для себя саламаты, а ел сырую муку размешенную в холодной воде, и чувствовал более прежнего сытости.
Берега реки, продолжались, как и прежде, местами низменные, понимаемые водою, и местами гористые, смотря по тому, как река изгибами своими подходила к хребтам с той или с другой стороны, и отчасти производила утесы: один из них называемый Утоног, показался мне, в рассуждении отменного своего виду, достойным примечания. Лес по берегам виден листвяничной, и местами топольник, ольховник и тальник. Горы также покрыты мелким листвяничным лесом. В двух стах одиннадцати верстах, горы с обеих сторон подходят к реке, и так сказать, провожают ее на довольное расстояние: почему место это названо Щеки.
Августа 7 вода в реке возвысилась в одни сутки до такой степени, что потопила низменные берега и с сильным стремлением несло по реке множество лесу. Судя по толь великому разливу, думать надобно, что у вершин реки были сильные дожди. Трои сутки мы должны были стоять на одном месте и дожидаться, пока вода не сбудет. По наблюдению моему, широта здешнего места 59о 29′.
Августа 20 перешли через подпорожье, которое простирается сажен на двести, и которое подле берегов наполнено высунувшимися острыми камнями, не малого стоило нам труда тянуть лодки между сих камней и против течения. На средине, поверх воды не видно ни одного камня, только вода течет с чрезвычайным волнением и всплесками. Отсюда две версты вперед, есть настоящий порог, имеющий падение перпендикулярно до шести футов. Он простирается от правого берега не чрез всю реку, а только до каменного маленького островка, лежащего по средине Юдомы. Мы прошли по левую сторону сего островка, где хотя нет порогу но течение было чрезвычайно быстрое и глубина малая, так, что принудило облегчать лодки выгрузкою некоторого количества клади. От порога далее вверх не видно было островов, и река текла как бы в трубе между гор. Верст за тридцать до Юдомского креста разделяется она опять множеством островов на протоки, шеверы и большие отмели, так, что бичевою не было возможности идти далее, все люди должны были бродить в воде по пояс и перетаскивать лодки по одной на руках. К большей же нашей беде наступила стужа, по утрам бывали морозы, и вода в реке так настыла, что нельзя было долго в ней оставаться, люди выходили из терпения и начинали роптать, особливо Якуты не хотели совсем работать: ни ласки, ни ободрение не сильны уже были их к тому понудить, наконец должен я был собою показывать пример и вместе с ними бродить в воде. Сим только средством мог удержать их в повиновении, и успел переправиться благополучно через сии трудные места, продолжавшиеся двадцать пять верст.
Семь верст не доходя до Юдомского креста, все протоки соединяются опять вместе. Здесь при проходе одной оконечности острова, в самом быстром месте, от неосторожности кормщика, опрокинуло лодку, и несколько клади потонуло.
27 Августа пришли благополучно к Юдомскому кресту, и того ж дня выгрузили из лодок все тягости в здешние магазейны. На другой день отпустил я обратно бывших в бичевой Якутов на порожних лодках. Широта здешнего места по наблюдению моему 59о, 53′.
Должно еще упомянуть, что во все мое плавание по рекам Мае и Юдоме, больших впадающих в них рек я не заметил, попадались только маленькие, текущие из гор: из них четыре несколько побольше. Одна впадает в реку Маю с правой стороны, в шестидесяти пяти верстах от ее устья, называется Чебда. Прочие три текут в Юдому: первая в девяноста пяти верстах впадает с правой стороны именуется Дерби, по ней ходят речные Тунгусы на ветках для ловли зверей. Вторая течет с левой стороны, против самого подпорожья. Третья от Юдомского креста в трех верстах, с той же стороны впадает в Юдому, и называется Окачань, по берегам ее проложена летняя конная большая дорога из Якутска в Охотск.
За неимением здесь лошадей должен я был всю кладь оставить у Юдомского креста, под смотрением одного козака, сам же с коммандою 29 числа отправился в Охотск на немногих лошадях, которых я взял из под привезенной сюда муки. Дорога лежала несколько гористыми местами вверх подле реки Крестовки, текущей в Юдому. Горы вперед от часу увеличивались. В тридцати верстах спустились мы на вершину реки Урака, по которой вниз ехали, то берегом, то каменистыми ее отмелями. В семи верстах увеличивается она от соединения с другою речкою, текущею с правой стороны.
31 Августа миновали две избы и магазейны, называемые Уракское плотбище, построенные в прежнюю Камчатскую Экспедицию Коммандором Берингом. Здесь строили тогда плоты и лодки, на коих доставляли тягости и провиант по Ураку до его устья, а оттуда уже морем перевозили на судах в Охотск. В нашу бытность вода в Ураке была так мала, что местами нельзя пройтить вниз даже на маленькой порожней лодке. Если надобно плыть по этой реке, то не иначе, как в весенний разлив, или после больших дождей, когда вода поднимется. Все здешние реки выходят из гор, по чему и наводняются вдруг чрезвычайно много от мелких ручьев и речек, которые также текут из гор и впадают в большие реки, но в сем положении вода долго не стоит, и столь же поспешно опять сбывает.
1788 г. Сентябрь. Дорога от Плотбища лежала, как и прежде, подле Урака, по правую его сторону. На островах и отчасти подле берегов реки растет топольник, тальник и березник. Впрочем как горы, так и берега покрыты листвяничным лесом, где водится множество глухих тетеревов. В сие время были они чрезвычайно вкусны и жирны, потому что питались ягодами, напротив того весною их почти есть нельзя: тогда кормятся они шишками с листвени, и мясо их имеет вкус ее и запах.
На другой день по отправлении нашем с Плотбища, обогнал нас Капитан Биллингс, потому что ехал он налегке, с малым числом людей. Поруча комманду Штурману, меня взял он с собою.
Дорога далее лежала вниз Урака, по правую его сторону берегом. В восьмидесяти четырех верстах от Плотбиша переправляются на однодеревках через 1788 г. Урак, и поворачивают от него в лево, чрез не высокие горы. В сорока верстах от перевозу выезжают на реку Охоту к Якутскому селению, называемому Мета.
Как отсюда можно было плыть по Охоте, то на двух спаромленных ветках, и отправились мы вниз по ней. Течение было столь быстро, что в шесть часов переплыли мы не менее семидесяти верст, и пристали у самого города Охотска.
Со времени отбытия нашего в 1786 году, из сего города, Капитан-Лейтенант Галл находился здесь при строении двух для Экспедиции судов, из коих одно в то время набрано было набором, а другое только заложено. Г. Биллингс пробыв здесь десять дней, уехал обратно в Якутск.
Октябрь. По наступлении зимы, отправлены из Охотска нарты с собаками к Юдомскому кресту, для перевозу оттуда разных тягостей, оставленных там прошлого года. Чрез шесть недель привезли их в Охотск. Самые тяжеловесные вещи были пушки, камбузные котлы, якорные лапы и цевья, которые здесь должно было сваришь, для чего и выписана большая наковальня.
Зиму всю провели мы в строении начатых судов, между тем, приготовляли на них такелаж, и прочие снаряды.
1789 г. Март. По наступлении весны описал я устье рек Охоты и Кухтуя, и сделал план города Охотска. Географическая его широта, по наблюдению моему Северная 59о 18′. Склонение компаса 00о, 40′ Восточное.

ГЛАВА IX.

Отправление мое из Охотска на байдаре морем к реке Улькану. Замечание о низменном береге. Знаменитой мыс Ханянгда. Крепкой ветр и опасность от него. Остров Нансикан, и промыслы на нем. Губа святого Феодора. Прибытие на Улькан. Отправление на реку Алдому. Описание алдомского залива, и дороги до Якутска. Нечаянное прибытие Капитана Фомина. Мнение о заведении порта на Алдоме. Река Амур. Возвращение на реку Улькан, потом в Охотск.

1789 г. Апрель. Весною должен я был, по повелению Начальника Экспедиции, описывать морской берег, простирающийся от устья реки Охоты к Юго-Западу до реки Улькана. На сей конец принялись строить деревянную байдару, удобную к плаванию морем, подле берегов, величиною в двадцать пять футов. В Апреле, строение было окончено, и я совсем приготовился в путь, но как тогда у берегов стоял еще лед, то не ранее 31 Маия, можно было выехать из устья Охоты. Служителей взял я с собою десять человек, в том числе два Геодезии Унтер-офицера, морской провизии запасено на три месяца.
В первой день путь наш был не очень поспешен за противным ветром и волнением. На другой день поутру миновали реку Урак, за сильным течением и буруном, в ее устье войти было не можно. Не много по далее от Урака, впадают в море две небольшие речки, Чичиканка и Хомот, текут обе из Уракских гор верст по тридцати.
Июнь. Два дни не приставали мы к берегу за великим буруном, а на третий, при приливе воды, вошли в устье двух соединившихся речек Марияканки и Андыча, которые текут обе из ближних гор, верст по сороку. На последней, в двух верстах от устья живут две семьи Якутов. Между речками Марияканкою и Хомотом есть озеро, называемое Марияканское, длиною на десять верст, шириною полверсты, лежит оно в параллель с берегом близ моря, и соединяется небольшим ручьем, с речкою Хомотом. Озеро это, равно как и прочие озера, имеющие одинакое положение вдоль по морскому берегу, кажется, произошли от речек, которые сперва текли по нескольку верст подле самого моря вдоль берега, но после, при большом наводнении стремительностию своею прорывали узкие перешейки, отделявшие их от моря, и тем открыли себе другие устья, оставя в стороне прежнее приморское течение, от сего произошли продолговатые, из рек выдавшиеся вдоль моря проливы, напоследок течение и бурун засыпает мелким камнем, с обеих сторон, устья сих проливов, и таким образом превращаются они в озера.
В полночь, при полной воде, отправились далее, и поутру на другой день, с немалым трудом вошли против сильного течения, бичевою в устье реки Ульи, которое шириною семьдесят пять сажен, при входе в него нет никаких банок, глубины здесь в малую воду не менее двух сажен, а в устье три и четыре сажени. С правой стороны из реки вышел залив, продолжающийся семь верст, близ самого моря, шириною на половину версты, а с левой, при самом устье, впадает речка, называемая Елгян, течение которой полагают сто пятьдесят верст, и которая пред впадением своим в реку Улью, идет близ самого моря верст шесть. В Елгян впадает несколько небольших речек, в числе коих текущая с правой стороны из ближних гор речка Джудмал.
Река Улья выходит из того хребта, которой отделяет Улькан от Маи. В двух стах верстах от ее устья есть высокой порог, по коему, для чрезвычайной его высоты и крутизны, спускаться никакими судами невозможно, впрочем далее от него на лодках вниз плыть способно. Лее, на строение годный, находится, по уверению Тунгусов вверху реки в довольном количестве. Здесь простояли мы, за худою погодою, одни сутки, в это время шел дождь, потом снег, которым покрыло все ближние горы.
От реки Ульи продолжали плыть с попутным ветром под парусами. Берег шел от самого Охотска низменной, высотою не более трех сажен, за ним горы, в расстоянии верст на пятнадцать, которые у реки Ульи подходят ближе.
Как низменный сей берег, от самых гор, весь состоит из мелких окатанных камешков, то думать надобно, что море омывало прежде подошвы тех гор, и что в последствии времени составился этот берег: сему кажется, способствовали текущие из гор реки, приносящие беспрестанно в море мелкие камешки, которые оно волнением выбрасывает на берег, и приметно всякой год его прибавляет.
В двадцати пяти верстах от Ульи, горы подходят к самому морю, откуда начинаются утесы, и продолжаются на двадцать верст, высотою в иных местах, по глазомеру, до ста сажен. Далее берег идет местами осыпью, и местами увалом, высотою до восьми сажен, горы здесь удаляются несколько от моря. Около сих мест видели мы в трех юртах оленных Тунгусов, живущих для промыслу медведей, которых здесь водится множество, и как они питаются выбрасываемою из моря морскою капустою, то всегда ходят стадами по взморью для сыскивания пищи, и Тунгусы удобно могут их стрелять. Медведи здешние чрезвычайно смирны и боятся людей.
На четвертой день миновали реку Гюнчи, ширина ее в устьи до одиннадцати сажен, выходит она из хребтов, и вершиною своею склоняется к Юго-Западу. С нею соединяются две речки, Нандакан и Уба, первая с левой, другая с правой стороны. От сей реки в пятнадцати верстах, начались опять каменные утесы. Первой, выдавшийся в море, высотою до ста сажен, называется мыс Ханянгда. Замечание достоин он потому, что под ним водятся морские львы, или по здешнему, сивучи, несколько из них видели мы лежащих под утесами на камнях. На вершине утесов гнездится множество разных родов птиц, как-то: чайки, урилы, ары, топорки, ипатки и каменушки.
Подле сего мыса подхватил нас крепкой попутной ветр, и борясь с противуположным ему течением моря, произвел сильное волнение. Валы морские, отражаясь от утесов, сделали сулой: так называются здесь поднимающиеся столбами, от взаимного ударения волн, всплески: ими едва нас не залило, и мы находились в великой опасности, но чрезвычайно быстрым ходом байдары, которая в это время шла не менее шести миль в час, отражало с обеих сторон стремящиеся в судно волны и сохраняло нас от потопления. К щастью увидели мы между утесами, в одном месте, пологой берег, к которому и хотели пристать, но лишь только подошли к нему, то сильным волнением бросило байдару на бок, и ежели б люди не успели заблаговременно выскочить, и поддержать, то следующим валом опрокинуло бы ее совсем, и изломало, и может быть кто-нибудь из нас нашел бы тут свою погибель.
Двои сутки пробыли мы здесь, занимаясь сушением подмоченной провизии и платья. Между тем ветр утих, волнение стало меньше, и мы отправились далее. С начала обошли другой утесистой каменной мыс, называемой Енкан. Против самой его оконечности, саженях в семи, есть отделившийся от него каменной столб, на подобие башни, вышиною равный почти с ним. В семи верстах от него далее, впадает в море речка называемая Кекра, которая течет между хребтов верст шестьдесят, принимая две равные себе величиною реки, Кивангду и Иняну, первую с правой, другую с левой стороны, вершины их в одном хребте с рекою Гюнчи.
Против устья Кекры, на взморье, должны были мы простоять всю ночь на якоре потому, что войти в нее, за великим буруном, было невозможно.
На шестой день, пройдя не много за утес, называемой Оджан, против небольшого острова нашли в четырех юртах оленных Тунгусов, которые живут здесь для промыслу по взморью медведей, на горах диких баранов, а на острове Нансикане сивучей. Сей остров лежит от берега в трех милях, он весь из утесов дикого камня, величиною в полмили Италиянской, на нем водится множество водяных птиц из прежде упомянутых родов. Тунгусы во все лето довольствуются от них с избытком яйцами, которые обирают они по островским утесам через два или три дни, чтоб птицы не имели времени их насиживать: по чему яйца достаются им всегда свежие.
Переночевав здесь, пошли поутру далее, и в полдень миновали речку, называемую Токчи, ширина ее в устье до десяти сажен, а до вершины ее двадцать верст, с нею соединяются с правой стороны, от устья в семи верстах, речка Огонькан, которой вершина находится в хребте, отделяющем впадающие в море реки от тех, кои текут в Маю. От сего места берег пошел опять каменным утесом, и местами продолжался горою, верст на двадцать. Там где оканчиваются утесы, у маленькой речки, остановились мы ночевать.
7. В поддень дошли до залива, названного мною заливом Святого Феодота, который пространством на четыре мили, и закрыт от Юго-Западных и Северо-Восточных ветров, на дне его песок, и изредка попадаются большие камни. Ни речек, ни источников в него не впадает, на якоре, разве по нужде стоять можно, глубина в половине версты от берегу, пять, шесть и семь сажен, в Северо-Восточной только стороне гребными судами приставать можно, берег пологой и пещаной, от волнения со всех сторон закрыт, в прочем по всему заливу у берегов подводные камни. От сего залива начинается каменной утес, называемый мыс Еикан. Он состоит из дикого камня, высотою местами более ста сажен, близ него на каменьях мы видели много лежащих сивучей. За Еиканом далее есть небольшая губа, которую назвал я губою Святого Феодора. По входе в нее, при полной воде, показалась она мне хорошею гаванью: я описал ее весьма тщательно, но вымеривая глубину ее в малую воду, нашел, того она чрезвычайно мелка. На пещаном берегу залива находили много выкидных разных раковин. Широта здешнего места, по наблюдению моему, 57о, 3′.
От сего места дошли мы в полдни до реки Улькана, где должен я был, в силу данного мне повеления, дожидаться прибытия Начальника: он намерен был из Якутска приехать берегом прямо на сию реку.
Улькан описан был прошлого года посыланным от меня с устья Маи Штурманом. Ширина его в устье девять сажен, глубина в малую воду три фута, а немного подалее от устья вверх, полтора фута. Широта здесь, по наблюдению моему, 57о 00′, возвышение прилива от шести до семи фут, а во время новолуния девять и десять фут.
Близость реки Алдомы, и то, что слышал я об ней в Якутске, побудили меня осмотреть ее. И так 10 Июня поутру, отправился я морем на байдаре, в намерении описать в проезд и берег, к ней лежащий. В полдень вошли мы в Алдомской залив, названный так по имени реки Алдомы, впадающей в него с Западной стороны. Сей залив закрыт от Востока протянувшимся к Югу гористым полуостровом, соединяющимся с матерою землею, узким низменным перешейком. Глубины по всему заливу в малую воду не более пяти с половиною сажен, и то перед входом. Впрочем третья часть его при отливе обсыхает, и тогда остаются только небольшие из реки протоки, в которых глубина на полтора фута.
Алдома имеет две вершины: во первых выходит она из Яблонного хребта, и тут называется собственным своим именем, во вторых под именем Танчи, выходит из тех же гор, из которых вытекает и речка Улькан, и соединяется с Яблонною Алдомою в тридцати четырех верстах от ее устья. По ней лежит дорога на Маю. В шестидесяти верстах от моря переезжают не высокой пологой хребет и спускаются на речку Челасту, впадающую в реку Уй, во ста двадцати верстах от хребта выходят на реку Маю, близ устья реки Уи, откуда уже на лодках иди плотах можно плыть водою до реки Алдана. Из сего видно, что дорога от Якутска до здешнего места гораздо удобнее, нежели к Охотску, переезд берегом только сто восемьдесят верст, и на сем расстоянии один плоской хребет, через которой можно ехать на телегах. Далее дорога идет все по реке Мае, на которой нет никаких порогов и больших россыпей, а что она не так быстра, как Юдома, доказывается тем, что по ней вниз спускаются на плотах, по Юдоме ж напротив того с великою опасностию и на лодках плыть можно. На устье Алдомы живут в трех юртах пешие Тунгусы, питающиеся одною ловимою в ней рыбою, которая та же самая, что и в Охотске, и приходит в обыкновенное время года, однако ж в Алдоме нет совсем нярки, ломков и хариузов.
В исходе Июня приезжают сюда оленные Тунгусы от Удской и Майской стороны, и живут здесь по нескольку времени для промыслу рыбы.
К строению годного лесу на Алдоме, по уверению Тунгусов, нет совсем, но я приметил, что между наносными деревьями по берегам ее есть и такие, которые в отрубе на четырех саженях, толщиною от двенадцати до четырнадцати дюймов.
На реке Алдоме пробыл я для описи ее двои сутки. Между тем, сверх всякого чаяния, приехал туда ж от Удской стороны на байдаре Капитан Фомин. При встрече нашей, удивление с обеих сторон было чрезвычайное. В самом деле, кто из нас мог воображать, что в толь отдаленном и пустом месте, и при том так нечаянно найдем мы друг друга ? От чего свидание наше было тем чувствительнее.
Господин Фомин имел повеление на реке Уде основать порт. Но как устье ее нашлось очень мелководно и к принятию судов неспособно, то он должен был искать другого выгоднейшего положения, отправился на байдаре из Удского острога, и осматривал весь морской берег как от устья реки Уды к Востоку до границ Китайского владения, так и к Северо-Востоку до реки Алдомы: однако ж нигде не нашел желаемого. Один только Алдомской залив показался ему несколько удобным к заведению порта, потому, что он закрыт ото всех ветров, кроме Южного, но и тут, в защиту судам можно сделать мулю на каменном рифе (Риф называется, выдавшаяся узкою косою мель.), выдавшемся внутрь залива от гористого полуострова, на двести сажен, глубина позади сего рифа от тринадцати до четырнадцати футов, следственно небольшие суда свободно и безопасно стоять могут. Сверх того дорога до Якутска от сего места способнее, нежели из Удского острога. Впрочем известно уже как по прежним, так и по нашим описаниям, что кроме сего залива других удобнее нет, также и рек больших в Охотское море не впадает, кроме славного Амура, текущего около 4000 верст, большею частию через Китайское владение, и на конец впадающего в Охотское море не в дальнем расстоянии от наших границ.
Сия река прежде принадлежала России, и с 1664 по 1689 год Руские козаки и промышленники собирали ясак со всех живущих по ней народов, до самого ее устья. По берегам ее построены были города, остроги и деревни, и заведено хлебопашество. Земля сия плодородна, рыбы здесь изобильно, и поселяне жили в совершенном довольстве, со временем край тот мог бы сделаться благополучнейшею страною во всей России. Китайцы, завидуя вновь заводимым селениям, и боясь может быть опасных для себя из того следствий, старались, сколько можно, воспрепятствовать распространению наших заведений, и посылали не малые войска для истребления оных, но Россияне храбро оборонялись до учиненного между нами и Китаем в 1689 году трактата, которым оставлена за Россиею верхняя только часть Амура, под именем рек Шилки и Аргуня, они сливаясь близ новоустановленных границ, составляют реку Амур. От сего места далее вниз вся река уступлена Китайцам, и бывший на берегу Амура Российской город Албазин с селениями и с Аргунским острогом на Южной стороне реки Аргуни, разорен, остался только город Нерчинск, но после, на Северной стороне Аргуня, вновь построен Аргунской острог.
Китайцы от владения рекою Амуром не получают никакой пользы, но если б она до сих пор оставалась под Российскою Державою, то мы без сомнения давно бы владели всем Восточным океаном, но и торги бы на сих морях могли производить несравненно выгоднее всех прочих Европейских держав.
Господин Фомин удержал меня на Алдоме еще двои сутки, с тем, чтоб со мною вместе ехать берегом к реке Улькану на оленях, байдару свою отпустил я морем вперед. Расстояние от Алдамы до Улькана берегом около тридцати верст, в дороге пробыли мы не более шести часов, и приехали к устью Улькана, где оставлена была палатка и люди, которые меня ожидали. Г. Фомин сделал мне удовольствие пробыл со мною двои сутки, после чего простился и поехал обратно на реку Алдому.
Я уже упомянул, что по данному мне повелению должен был здесь ожидать Капитана Биллингса, который имел намерение из Якутска берегом приехать на сию реку, чтоб вместе со мною отправиться на байдаре в Охотск. В это время позволил я служителям съездить к мысу Ейкану за промыслом сивучей. Через два дни возвратились они, и привезли двух сивучей, которых убили из винтовки. Стреляют их обыкновенно лежащих на каменьях и в самом близком расстоянии, так, чтоб можно было безошибочно попасть в темя или в висок: по этим только двум местам можно сивуча убить до смерти: в противном случае уйдет в воду, и хотя умрет там, но уже достать его нельзя, потому, что тотчас потонет. Мясом сих двух зверей, которого было, как кажется, не менее восьмидесяти пуд, загрузили почти всю байдару: служители ели его с великим удовольствием, и оно казалось им отменно вкусно, однако я не мог его есть, кроме ластов, мозгу из головы и почек, которые не имели никакого отвратительного запаху и были довольно хороши. 27 Июня получил я чрез Тунгусов от Капитана Биллингса повеление, не дожидаясь его прибытия на Улькан, возвратиться в Охотск. В следствие чего того же дня предприял я обратной путь. На шестой день, при самом крепком ветре и сильном волнении, вошли в устье реки Ульи, после того заходили в реку Урак, где пробыли, для описания оной, двои сутки. Ширина сей реки в устье семьдесят сажен, глубина в малую воду пять и шесть футов, а не много далее вверх, два и полтора фута. Три года назад, Урак впадал в море немного западнее, но при большом бывшем тогда наводнении, прорвало узкой перешеек, отделявший реку сию от моря, от чего прежнее устье забросало, и река течение свое начала иметь через сделанный прорыв. Сказывают, что прежнее устье было гораздо глубже.
На здешних берегах Урака, живут несколько Якутов, переселившихся из Якутска. Также находятся казармы и еленги купца Шелехова, где строил он три судна.
7 Июля вошли мы в устье Охоты, и были встречены на берегу всеми почти городскими жителями. Начальник наш и прочие чиновники были все в Охотске. По представлении мною журналов и карт моего плавания, определен я, под главною коммандою Капитана Биллингса, на судно Слава России, которое уже было спущено на воду и вооружалось. Длина его по палубе восемьдесят шесть футов и шесть дюймов, ширина двадцать три фута восемь дюймов, глубина девять футов и шесть дюймов. Другое судно стояло еще на еленге и приготовлялось к спуску.

ГЛАВА X.

Спуск судна называемого Доброе намерение. Вооружение судов. Слава России переходит к устью Охоты, и потом на рейд. Судно Доброе намерение, выходя на рейд, разбивается при устье Охоты. Отправление наше с Охотского рейда. Крепкой ветр. Открытие острова Ионы. Путь между Курильскими островами. Прибытие в Авачинскую губу и вход в Петропавловскую гавань.

1789 г. Июля 8, при обыкновенных обрядах, спустили другое судно на воду, и назвали его Добрым намерением. Это судно против Славы России меньше пятью с половиною футами, коммандиром на него определен Капитан-Лейтенант Галл, к нему под начальство назначен Капитан-Лейтенант Беринг с приличным числом низших чинов.
Оба судна поставили мы на Охоте, прямо против города, и старались сколько можно, поспешать вооружением, которое более всего нас затрудняло: матрозы все почти были из козаков, набранные по разным городам Сибири. Они не только не плавали в море, но и морских судов никогда не видывали, следственно работа эта была для них новая, и много стоило труда приучить их к оной. Хотя мы взяли несколько человек из Охотских портовых матрозов, но и те были не много искуснее козаков: наше вооружение с их галиотским имело великую разность. Шхипер Баков, Боцман и еще несколько унтер-офицеров, приехавших с нами, должны были большую часть сами работать.
1789 г. Август. Судно Славу России вооружили совсем, но нельзя было нагружать его глубже 8 1/2 футов, для того, что до устья реки Охоты есть мелководные банки, не имеющие глубины в самую большую воду 9 футов. Через сии банки, простирающиеся на полторы версты, должно было перевести судно. При благополучном бы ветре, под парусами перешли мы их в полчаса, но за противностию оного принуждены были несколько дней тянуться завозами, и всякие сутки два раза по 11 часов, при сбывании воды, стоять на мели. Сверх того завозы наши иногда не действовали потому, что верпы не держали по причине рухлого дна реки, и сильного течения, которое во время прилива и отлива бывает до 6 миль в час.
Переведя судно через мели, ошвартовили его у берегу реки Кухтуя на другой стороне устья обеих соединившихся рек, где было довольно глубокое место. От носу в воду положили большой якорь, а с кормы стоп-анкор и верп, почему и казалось, что надежно укрепили. Два дни стояли спокойно, на третий же ночью, при отливе воды, стремительность течения так усилилась, что сорвало судно с якорей, а как береговые швартовы удержали, то и прижало нас к берегу, где на мели должны были стоять 12 часов. На другой день, при полной воде, оттянулись на глубину и положили со стороны реки два больших якоря.
К половине Августа приготовили судно Слава России к выходу на рейд. Между тем описал я устье реки и промерил фарватер, продолжающийся в море версты на две. Глубина в самом мелком месте, в малую воду, 5 и 6 футов. По обе стороны форватера лежат подводные и выдавшиеся наружу пещаные банки, ширина между ими не более 100 саженей.
27 Августа, при тихом попутном ветре, судно Слава России благополучно вышло на рейд, и стало на якорь в 4 верстах от берегу, на 6 саженях глубины, при песчаном дне. Капитан Биллингс поехал на берег, препоручив мне привести все в надлежащий порядок и докончить нагружение судна: для последнего употреблены были Охотские галиоты.
Сентябрь 8. Между тем поспешали вооружать судно Доброе намерение, которое от города перешло уже к устью реки. 8 Сентября был нещастный для него день: в которой видели мы начало, и с крайним прискорбием, конец его плавания. Поутру рано изготовили его к выходу на рейд, сняли все швартовы и вывели в самое устье реки. В 9 часов, когда поднялась вода, пошло оно под всеми парусами, при самом тихом попутном ветре, с помощию буксирующих нескольких гребных судов. По выходе из устья реки, ветр совсем утих, и следовательно не было от парусов никакой помощи, а чрезвычайная зыбь, бывшая с моря прямо на нос, отнимала действие буксира, и производила сильную килевую качку, от того судно мало подавалось вперед, и едва могло держаться против воздымающихся горами волн, которыми склоняло его к банке. В 11 часов зыбь усилилась, и один большой вал привел буксирующие шлюбки в беспорядок и замешательство, и тем ослабил буксиры. Судно вдруг поворотилось боком и через минуту было уже на банке, тогда сильный бурун с пенящеюся засыпью, разбиваясь о судно, воздымался выше марсов, и силою своею то ударял в дно и подвигал к берегу, то бросал с чрезвычайным стремлением с боку на бок, от чего скоро сломило все мачты. При таком нещастном случае никакой помощи подать было не возможно. Все городские жители, сбежавшись на берег, стояли против того места, где судно Доброе намерение разбивалось, и как ни подъехать на гребном судне, ни подойти к нему, ни с него людям попасть на берег, за сильным буруном, не было возможности: то первые смотрели только с соболезнованием на сие ужасное зрелище, а последние с отчаянием ежеминутно ожидали смерти. Страшные валы, следующие один за другим, ударяясь беспрестанно о судно с чрезвычайным стремлением, бросали его со стороны в сторону, и сильным сотрясением всех частей отрывало людей от веревок, за кои держались, некоторых же сбросило в воду, а обломки мачт, реев и марсов, летавшие со всех сторон, готовы были их раздавишь. В сем ужасном и жалостном состоянии препроводили они 4 часа, пока при отливе моря, не сбыла вода и судно перестало буруном бить: тогда люди принялись сгружать с него тягости и все припасы. Между тем осмотрели поврежденные места, и нашли, что его можно еще исправить, тотчас начали делать приготовления, чтоб по снятии бывшего на нем грузу, при будущей полной воде, втащить его на берег и потом починивать. Но как, в следующие за сим два прилива, возвышение воды с волнением было еще больше прежнего, то судно повредило столько, что не оставалось уже никакой надежды к исправлению: Г. Биллингс, с совету всех бывших на берегу Офицеров, решился его сжечь, чтоб достать из него по крайней мере железо. В вечеру 9 числа с крайним прискорбием увидели мы, как пламень пожирал судно Доброе намерение, стоившее толь многих трудов, забот и иждивения.
Зыбь продолжалась трои сутки, и бурун в устье реки и на банках был столь велик, что от нас с судна нельзя было тогда пробраться в город. Я ожидал, что с той стороны, откуда была зыбь, должен скоро последовать жестокий ветр, но вместо того восемь дней стояла тихая погода: из чего заключить должно, что ветр был только вдали на море и до нас не дошел. Во все это время привозили к нам с разбитого судна разные припасы и материалы.
15. Перебрался к нам на судно Капитан-Лейтенант Беринг, и тогда позволено мне было съехать на берег для своих надобностей.
16. Сделался с моря крепкой ветр, сперва от Юго-Востока, потом от Востока, который к ночи усилился и произвел большое волнение, так, что на судне должно было опустить стеньги и реи. Капитан Биллингс, Г. Галл и я в сие время хотя были на берегу, однако всю ночь не спали, и находились в чрезвычайном беспокойстве, ибо в вечеру приметили, по бывшему на судне огню, что его подрейфовало (Выражение: дрейфует судно, употребляется тогда, когда якорь не держит и тащится по дну моря.). Зная худость на рейде дна, состоящего из мелких камешков, мы имели причину страшиться, чтоб не случилось и с ним такого ж нещастия, какому бывают часто подвержены здешние транспортные суда: одно из них выброшено на берег в нашу здесь бытность 1787 года. Сие судно пришло из города Инжиги, и как в то самое время вода убыла и нельзя было войти в устье реки, то остановилось оно на якоре перед банками. Между тем ветр усилился, сделалось волнение и судно начало дрейфовать, тогда хотя брошены были все остальные якори, однако стащило его на мель, и выбросило на берег. Наше судно по щастию уцелело.
К 19 Сентябрю ветр совсем утих. Тогда Капитан Биллингс, Г. Галл и я отправились на судно. В сие время подняли опять стеньги и реи. В следующую ночь выпало столько снегу, что палубу покрыло оным на полфута, также и берег весь был им покрыт. Как мы приготовились уже совсем к походу, и ветр 19 числа сделался попутный от Севера, то не мешкав ни мало, снялись с якоря и пошли в море. Тогда настояла уже осень, и мы предприяли путь в Камчатку, мимо Курильских островов, прямо к Петропавловской гавани, чтоб провести там наступающую зиму, а будущею весною ранее отправиться в море.
Благополучный ветр послужил нам одни только сутки. После того начал дуть ветр крепкий от Востока и произвел сильное волнение, так, что мы принуждены были убрать все паруса и лечь под одною безанью на дрейф (Лечь под безанью на дрейф, значит убрать все паруса, кроме одного заднего, закрепить руль на подветренную сторону, и отдаться на произвол ветра и волнение.). Большая часть людей, находившихся с нами, никогда прежде не бывали на море, следственно, по непривычке, многие сделались больны, а чрезвычайное волнение и колебание судна приводило их в ужас, каждая стремящаяся на него горою волна, казалось им, зальет его или опрокинет. Некоторые прежде бывшие на море из Охотских матрозов, люди суеверные, внушали прочим, что буря сделалась от того, что Капитан Биллингс взял с собою на судно пойманного на берегу живого орла, почему и просили все, чтоб его отпустить на волю, надеясь, что тогда ветр свирепствовать перестанет: однако их не послушались. Буря через два дни утихла, и 23 сделался опять попутной нам от Севера ветр: мы распустили все паруса, и стали держать на ZO прямо к второму Курильскому острову.
В сем пути хотя мы и не воображали новых открытий, ибо здешнее море довольно известно, и транспортные суда ежегодно ходили по оному из Охотска в Камчатку: однако послали на саленг человека смотреть во все стороны. В 10 часов утра посланный на верх закричал, что в правой стороне видит землю. Мы все обратились туда с зрительными своими трубами, и действительно уверились, что земля видна, а чтобы не осталось никакого сомнения, мы направили плавание свое прямо к ней. Через час подошли довольно близко, и увидели, что это был небольшой каменной остров, величиною в полмили (Мили, упоминаемые в сем путешествии, суть Италиянские.), высотой от воды на 100 сажен. Он казался окруженным со всех сторон высокими утесами и подводными камнями, видом походил издали на стог сена.
Этот остров, будучи неизвестен здешним мореплавателям, был очень опасен в туманное и ночное время. Я думаю что отправленное прошлого году в Сентябре, из Охотска в Камчатку транспортное судно, пропавшее безвести, не погибло ли у сего опасного острова, тем больше, что по выходе его в море, на третий день, сделался жестокий ветр с пасмурностию от Юго-Востока. Стремительностию ветра может быть принесло его в ночное время сюда на камни и разбило. Иначе если б, на пример, нещастие сделалось с ним у матерого берега или близ Курильских островов, то нельзя бы не получишь о том известие. Остров сей назвали мы именем Ионы, в честь Святому, которого память в тот день была празднуема. Широта места здешнего, по наблюдении моему 56о, 55, глубина по лоту 27 саженей, на дне мелкой камень, остров был тогда от нас на ZTW в 15 милях.
Во время пребывания нашего на Охотском рейде, приметил я, что водяные птицы, а особливо чайки всякой вечер улетали от берегу в море к Югу, и поутру рано опять возвращались. Отсюда можно заключить, что они бывали на острове Ионы, или на другом, который может быть находится еще ближе, и которой ему подобен: на таких утесистых островах морские птицы обыкновенно любят делать свои гнезды, тут их никто не может беспокоить.
Попутный ветер служил нам до самых Курильских островов, из коих первый, Алаид, увидели мы 27 числа. Лежит он против второго Курильского острова, несколько в сторону, по чему и не щитается в числе прочих сей гряды островов. Он есть не иное что, как одна высочайшая гора, покрытая вечным снегом, и вершиною своей поднимающаяся выше облаков. Вид его с сей стороны имеет подобие сахарной головы, но от Юго-Востока кажется он плоскою, несколько продолговатою горою. Сказывают, что временем выходит из него дым. За Алаидом, скоро показался из-под туману и второй Курильской остров. К ночи, по неизвестности места, поворотили прочь от островов, а поутру на рассвете пошли к третьему Курильскому острову, называемому Ширинки, и в полдень прошли близ него по левую сторону. Величиною он около двух миль, кругом утесист, состоит из каменной горы, покрытой местами мхом. Когда были мы очень близко у сего острова, то от него прилетало к нам много черных птиц, называемых урилы. Они попеременно, одна за другою, облетали кругом судна, довольно близко, каждая не менее трех раз, как будто осматривали нас со вниманием, потом возвращались к утесам в свои гнезда. Сия любопытная птица, сказывают, служит достоверным признаком близости земли, в туманное время, потому, что далеко от берегов она не летает.
От третьего Курильского острова держали мимо четвертого, гористого и утесистого, называемого Мамриш, в пролив, лежащий между вторым и пятым островом, Онекотаном (Вторый и пятый остров, лежат по линии один за другим, вдоль гряды Курильских островов, а третий и четвертый несколько в стороне, и выдались к Северо-Востоку.). По полудни, на самой средине пролива, захватила нас совершенная тишина. Тогда бросили лот, но дна не достали, ширина сего пролива 27 миль, и следовательно он из числа самых больших между Курильскими островами, и безопаснейший для плавания. В нем не бывает больших сулоев, н течение воды не так стремительно, как в прочих узких проливах.
Третий и четвертый Курильские острова безлесны и необитаемы, а на втором и пятом растет местами березник, и есть небольшое число жителей, которые видом и образом жизни подходят ближе к Камчадалам, нежели к Южным Курильцам, отличающимся длинными бородами, и потому называются мохнатыми Курильцами. Северные Курильцы может быть произошли от Камчадалов, если судить по сходству между ими, но мохнатые откуда происходят, отгадать трудно: ибо все народы, окружающие их, как-то: Японцы, Китайцы, и вообще живущие к Северу по всему Азиатскому берегу, бород почти не имеют, хроме Гиляков, живущих на устье Амура.
Прошедший день был из самых лучших во все наше плавание. Солнце беспрерывно светило до самого вечера и согревало нас, как бы среди лета. После продолжительных холодных погод, казалось, что мы вдруг перешли из холодного климата в теплый, однако и то правда, что мы в одну неделю переменили широты от Севера к Югу на 10 градусов. Теплота воздуха, приятной вид берегов и тишина моря, гладкого подобно стеклу, привлекали общее внимание: это был для нас праздник, который с удовольствием проводили мы все на верху палуб, между тем, как в другое время за худою погодою, кроме караульных не выходил из кают ни один человек.
1789 г. Сентябрь. В полночь сделался опять попутный нам ветр, с помощию которого, идучи несколько часов к Юго-Востоку, вышли из пролива, и к утру поворошили на Северо-Восток, потом на NNO вдоль второго Курильского острова, которой закрывало от нас пасмурностию. Сего дня видели мы стадо косаток и морских свиней.
Два дни шли к NNO при благополучном ветре и пасмурной погоде, а в третий когда прояснило открылся гористой Камчатской берег, вдоль которого продолжали путь по первое Октября, до высоты Петропавловской гавани.
Тут увидели пять отменно высоких и приметных гор, по коим легко узнать можно Авачинскую губу. Одна из сих гор называется Вилюйчинская, и лежит по левую сторону губы, другие три вместе по правую сторону, в расстоянии от моря на 50 верстах: из них лежащая на Запад называется Стрелошною, она кверху острее и выше прочих, другая близ ее огнедышущая Авачинская, она ж называется и Горелою, третия безымянная Восточнее и ниже двух первых. Последняя Жупанова лежит Севернее и далее всех прочих, вид имеет плоской. Хотя сии горы и далеко от моря внутрь земли, однако по чрезвычайной своей высоте открываются гораздо прежде ближнего гористого и довольно возвышенного берега. Вид сих гор в книге последнего путешествия Кука изображен на рисунке очень сходственно. Хотя мы находились далеко и не на том месте, где оный сниман, но тотчас узнали по рисункам, что это они. Небольшое различие, происходящее от местоположения Кукова и нашего, можно видеть, слича его рисунок с моим.
Наступившую ночь пролежали на дрейфе, а поутру на другой день пошли к Авачинской губе. Чрез несколько часов открылось ее устье и поставленный при входе в него маяк, к Восточной стороне, на высоком каменном утесистом мысе. Подходя ближе, миновали в левой руке каменный, не высокою горою островок, называемый Старичков, по имени небольших морских птиц, делающих себе на нем гнезды в великом множестве. Урилы нас и здесь встретили, осматривали с таким же любопытством, как и прежде, и улетали назад. Кроме сих птиц в утесах водится много топорков или морских попугаев и чаек.
В 7 милях от устья губы достали лотом дно: глубины было 60 сажен, на дне песок. Ош сего места чем далее подавались вперед, тем глубина становилась меньше, и в самом устье против маяку было только 13 сажен. Ширина входа 2 1/4 мили, в длину же продолжается на 5 миль, по обе стороны на сем расстоянии утесистые каменные берега, а местами в небольших изгибах есть и отлогости. В правой стороне, не много подалее от маяка, находятся три отделенные высокие камня, на подобие столбов, стоящие вместе один подле другого, по чему и называются Три брата. Не много далее за сими каменными братьями, с той же стороны, есть небольшой залив, называемой Соловаренным по причине находящихся на берегу Соловарен. При входе в него лежит низменной каменной островок, называемой Изменной (Это имя дано сему острову во время прежде бывших бунтов от Камчадалов, изменивших Россиянам и скрывавшихся на нем.). На противуположной стороне, подле берега, стоит высокой камень называемый Бабушкиным, на нем множество чаек вьют свои гнезды. Далее от него две мили, кончится вход и начинается большая Авачинская губа, имеющая вокруг пространства до 26 миль. Из нее есть три побочные залива: один называется Тарьинской, другой Раковой, третий меньше двух первых, Петропавловская гавань. К сей последней и пошли мы через губу. Лежит она от устья или входу на Север. Прямо по сему румбу идти нельзя, для того, что по средине есть подводная небольшая банка, на коей глубины не более 1 1/2 сажени, миновать ее можно, держа на один румб левее. Глубина по всей губе от 6 до 15 сажен, на дне ил, следственно везде хорошие якорные места. Положение кругом губы гористое: в Северо-Западной только части есть низменные ровные места, где впадают в губу реки Авача и Паратунка.
В вечеру положили якорь близ Петропавловской гавани, которая величиною в окружности одна верста и 300 сажен, закрыта с Западной стороны гористым узким полуостровом, а с Южной выдавшеюся от берегу низменною, из мелкого камня состоящею, узкою косою, называемою кошка. Вход в гавань между оконечностию кошки и гористым полуостровом: ширина его до 40 сажен, глубиною 7 и 8 , а на самой средине гавани 8 и 9 сажен, на дне ил.
Строения в двух местах, обывательских деревянных домов 12, из коих 8 построены на вышеупомянутой кошке, и между ими несколько балаганов (Балаганы, шалаши, поставленные на высоких столбах.), а остальные в Северной части гавани, там же есть и казенное строение: деревянный дом и в прежнюю Экспедицию построенные Коммандором Берингом магазейны, которые довольно еще крепки. Жители здешние: 11 Камчадалов, армейской Прапорщик и 23 человека козаков. Положение места около гавани гористое, однако можно на Северной и на Восточной ее стороне по косогору построить до 300 домов.

ГЛАВА XI.

Расположение наше к зимованию в Петропавловской гавани. Строение юрт. Описание мест кругом гавани. Замечание о рыбной ловле и разведении рогатого скота к Камчатке. О езде на собаках. Путь в Большерецкой острог. Камчадальская пляска. Возвращение в гавань. Нынешнее состояние Камчадалов.

1789 г. 5 Октября вошли внутрь Петропавловской гавани, и ошвартовили судно в Северной ее части близ берега против магазейнов, в которые сложили сухую провизию и некоторые припасы, между тем судно разоружили. Люди все перебрались на берег и поместились довольно тесно по обывательским квартирам. Г. Биллингс занял казенный дом, который сделан изрядно и довольно пространен. Капитан-Лейтенант Галл, Баков и я стали поблизости, в одном казачьем доме, который так был мал, что повешенные наши койки, заняли большую его часть, высота его соразмерна величине, и мы только что могли стоять свободно, не доставая головою до потолка. Г. Доктор с Штаб-Лекарем стал подле нас, в другом доме, прочие расположились в домах, построенных на кошке.
Для облегчения обывателей в рассуждении постою и тесноты, начали строить в Северной части гавани большую юрту, сверх того баню и кузницу. Лес на строение доставали березовой, который один только здесь и есть, растет кругом гавани по косогорам и пологостям. Время способствовало нашей работе, она с успехом и скоро была кончена: до первого Ноября погода стояла хорошая и теплая, снегу не было нигде, кроме высоких гор, которые давно уже были им покрыты.
Хотя берега, лишенные оживляющей их зелени, и обнаженные от листьев деревья не представляли прелестей весны или лета, однако по косогорам сухие места, обросшие изредка кедровыми кустарниками и березником, казались нам приятны, и мы часто ходили туда прогуливаться, но когда выпал снег, то лишились сего удовольствия. В сие время можно было ходишь только по тропинкам, проложенным жителями чрез косогор на кошку и по разлогу к Северу до озера, лежащего от селения в 300 саженях. По сей последней дороге, не далеко от селения, в правой стороне, на берегу текущего в гавань ручья, погребены два знаменитые мужа, один близ другого: Профессор де Лилль де ла Кроер, бывший в Экспедиции Коммандора Беринга Астрономом, и начальствовавший над двумя Англинскими судами, после смерти Капитана Кука Капитан Клярк. От вышеупомянутого озера хотя и можно в малую воду обходить кругом, по подножию утесов, гористый полуостров, закрывающий гавань с Западной стороны (что сделает около двух верст), но как сия каменная дорога трудна и беспокойна, то мало по ней ходят, и то охотники, которые стреляют уток, называемых савки, и чаек. Тех и других во всю зиму водится на губе множество, они часто подплывают к самому берегу.
Некоторые слои в утесах сего полуострова состоят из сыпучей выветрившей зеленой яшмы, на коей видны изображения, представляющие подобие нарисованных кустов и деревцов. Там же находили в расселинах камней небольшими тонкими слоями амиянт.
28 Октября. Начальник, при собрании всех нас, объявил: что Высочайшим Указом, данным ему в С. Петербурге, с отправления нашего из Охотска в море, то есть, 19 Сентября, произведены Господа Галл, Беринг, и я в Капитаны 3 ранга, также и другие некоторые из бывших с нами повышены чинами, а прочим прибавлено жалованья.
Ноябрь. С прибытия нашего, свежей рыбы никакой уже не было, в начале Ноября ловилось неводом в Петропавловской гавани довольно вахни (Вахнею называется здесь род мелкой рыбы.). Сия рыба весьма похожа на пикшу как вкусом, так и видом, только не одинакой величины: иная слишком длиною в фут, другая полфута, большая часть была с мелкою довольно вкусною икрою. Между вахнею попадали и сельди. Как мы, так и все здешние жители довольствовались ею с избытком до половины Ноября, но после перестала она ловиться, чрез то лишились мы свежей здоровой пищи, и должны бы были приниматься за соленую, если б не убедили одного козака, продать нам за 65 рублей. небольшую корову, из которой хотя не много вышло мяса, но с бережливостию стало нам на долго. Во всей Петропавловской гавани была одна только сия корова, да 7 быков казенных, пригнанных из Верхне-Камчатского острога для Экспедиции, назначенной из Кронштата в здешние моря, под начальством Капитана Муловского.
Рогатый скот завезен сюда в первую Камчатскую Экспедицию, чему будет около 50 лет: казалось бы, что через такое долгое время, если б приложено было хотя малое старание о разведении его, он должен бы довольно размножиться. Места для скотоводства нельзя желать лучше, как на Камчатке: сенокосных лугов довольно, особливо близ Петропавловской гавани, по рекам Аваче и Паратунке, а летом вообще пастьбы везде изобильные, трава растет большая, сочная и питательная, от которой мясо у скотины бывает отменно хорошо, жир имеет вкусом приятный, и много походит на мозг.
Ноябрь. По наступлении зимы, каждый из здешних жителей начал приуготовлять свои санки, и стал привязывать собак к столбам, чтоб чрез то сделать их способными к езде, а до сего времени бегали они по воле. Это обыкновенный экипаж здешних жителей, каждой должен его иметь как для езды самому, так и для домашних потребностей: мы также с Г. Галлом завели свой. Сперва учились мы ездить на трех только собаках и поблизости, но после уже могли управлять довольно хорошо пятью собаками, и смело пускались через горы, до ближнего селения, отстоящего от Петропавловской гавани на 25 верст, называемого Паратунка.
Санки здешние совсем отменны от нарт, употребляемых в Охотске: первые гораздо последних короче, уже, легче, и вдвое выше, сидеть на них можно только двоим, и то с нуждою, по высоте своей чрезвычайно валки. При спусках под гору и в раскатах должно с великою осторожностию и уменьем править ими посредством ног и оштола, в противном случае, от неосторожности, ушибиться можно до смерти об деревья, навислые к дороге, что не редко, как сказывают, случалось и с привыкшими ездоками. Собак в санки запрягают хотя не более 5 или 4, однако трудно их удержать, когда почувствуют по духу какого-нибудь зверя, или когда спускаются под гору. Для остановления их, втыкают между передними копыльями оштол, которой бороздит снег и сдерживает санки, сверх того передовую пару собак притягивают к санкам привязанным за их ошейники особливым ремнем, чтобы не могли лямками тянуть и мешали бы бежать коренной паре. Когда ж повстречается спуск под гору очень крут и опасен, то на полозья надевают из березовых ветвей сделанные кольца, которые служат вместо подрезей. При удерживании собак, обыкновенно употребляют слова: ко, ко, ко, а когда погоняют, то кричат аах, аах, при поворотах вправо: хна, хна, хна, а влево уга, уга, уга. Охотник, будучи на промысле, не говорит и не кричит никогда, чтобы тем не испугать зверя, а при поворотах вправо стучит только потихоньку с правой стороны по полозу оштолом, при повороте ж влево бьет наотмашь в ту сторону оштолом по снегу. Впрочем езда на собаках кроме того, что сопряжена с опасностями, есть самая беспокойная, и, можно сказать, настоящая собачья. Надобно беречься, чтобы собак не упустить. Когда случится опрокинуться и упасть, то никак не должно покидать из рук санок, как бы далеко ни тащили по снегу, не удержаться ж и упустить собак, а самому идти несколько верст пешком, почитается не малым бесчестием. Кроме того собаки часто запутывают упряжку, и ездок должен на морозе, голыми руками ее расправлять и пачкаться в их кале. Чтоб пошутить над едущим позади, стоит только бросишь на дорогу кусок юколы: собаки бросятся за нею, перепутаются и станут грызться, тогда седок должен с немалым трудом их разнимать и распутывать, а между тем непременно отстанет далеко от своих товарищей. Ехать назади невыгодно еще и потому, что полозья у санок мараются от собачьего калу, которой, примерзая к ним, останавливает экипаж: надобно беспрестанно ножом очищать полозья. На ночлеге требуется особливой присмотр за собаками: когда выпрягут их из санок, то на тонких железных цепочках привязывают к столбам. Кормят их не скоро после езды, но через несколько часов, когда на них обсохнет пот, дают им по одной или по половине юколы, хозяин тут же должен быть с палкою, и смотреть, чтобы при нем каждая собака свою часть съела и не отнимала у других, он также отгоняет и ворон, которые здесь очень нахальны: прилетают в великом множестве и у глупых собак отнимают корм.
В исходе Ноября Капитан Биллингс поехал в Большерецкой острог, взяв с собою Капитана Галла, Штаб-Лекаря и шхипера Бакова.
В начале Декабря, морозы увеличились, и тогда покрылась льдом Петропавловская гавань.
В последних числах сего месяца по пригласительному письму Капитана Биллингса, Г. Беринг и я отправились также в Большерецск на собаках. От Петропавловской гавани ехали мы сперва близ Авачинской губы, через невысокие горы, покрытые березовым лесом. На верху одной из них видели ноздреватый горелый камень, величиною в окружности до 5 сажен. Казалось, что он выкинут из какой-нибудь огнедышущей горы: но как отсюда до ближней Авачинской будет около 40 верст, то невероятно, чтоб и при самом сильном ее возгорении, толь огромный камень выбросило так далеко, скорее можно заключить, что извержение было прежде поблизости. Может статься, на месте Авачинской губы возвышалась когда-нибудь огнедышущая гора, которая, но выгорении внутри, обрушилась и образовала сию превосходную гавань: самые берега ее доказывают, что она произведена землетрясением.
В 7 верстах от Петропавловской гавани спустились мы с гор на низменные ровные места, продолжавшиеся 20 верст. На сем расстоянии переехали две реки, Авачу, и Паратунку, и остановились в Паратунском Камчадальском селении, находящемся на правом берегу сей последней в 7 верстах от ее устья. Здесь есть деревянная церковь, сделанная из походной после Камчатской Экспедиции Коммандора Беринга.
От Паратунского острога (Здесь, все селения называются острогами, или уменьшительным именем, острожками.), дорога лежала вверх подле реки Авачи. Сего дня видели мы, по сторонам дороги, в лесу на снегу следы соболей и лисиц, а по рекам выдр.
Здешние соболи почитаются не из лучших в Сибири, напротив того красные лисицы Камчатские принадлежат к числу превосходнейших и покупаются довольно дорого, по своей доброте и огненному цвету, по которому и называются огневками. Кроме сих зверей, по сказкам Камчадалов, водятся в горах дикие бараны и олени, также есть медведи и волки: последние опаснее первых, и часто зимою нападают на проезжих, напротив того медведи здешние так смирны, что боятся людей, и как скоро увидят человека, убегают.
В 33 верстах ночевали мы в Корякском острожке, названном так по первым жителям Корякам, основавшим оный. Далее за сим селением, места пошли несколько гористые. В 30 верстах от него в Начикинском остроге ночевали.
Отсюда в двух верстах, несколько в стороне от дороги, есть горячие ключи, называемые Начикинскими. Мы с Берингом ездили к оным. Вода в текущем из них ручье довольно горяча, хотя в то время и были жестокие морозы, запах имеет она серной, а вкус горьковатой, положенные в нее монеты через несколько часов делаются как бы вылуженными и получают светло-серой цвет. Камчадалы в этом ручье часто моются вместо бани, и для того сделаны на нем два огороженные досками места, одно вверху ручья для зимы, другое для лета по ниже первого. Мы хотели видеть самые ключи, но не могли близко подойти к ним потому, что земля вокруг самая вязкая и топкая.
Ош Начикинского селения отправились мы очень рано, еще до свету, чтоб успеть в один день доехать до Апачинского острожка, до коего щитают от Начикинского 95 верст. Дорога лежала между высоких гор, которые идут грядою вдоль всей Камчатки по средине. От сего хребта к Востоку, горы продолжаются до самого берега и кончатся утесами, напротив того Западная сторона Камчатки низменная и болотистая. Апачинской острожек стоит, по выезде из помянутых гор, на реке называемой Большая. От него до Большерцского острога оставалось только 40 верст, которые по ровной и гладкой дороге мы переехали меньше нежели в четыре часа.
1790 г. Генварь. Большерецской острог стоит на берегу реки, называемой Большая. В нем церковь и до тридцати обывательских домов, жители здешние по большой части козаки, купцов и мещан не много. Прежде учреждения в Нижне-Камчатском остроге города, имел здесь пребывание главный Начальник над Камчаткою, теперь же управляет Большерецским острогом Сержант. Козаки здешние зажиточнее Петропавловских: все почти имеют скот, и занимаются более домоводством, у них в огородах родится хорошая репа и картофель, последний разведен еще недавно и привезен сюда бывшим Камчатским Начальником Надворным Советником Рейникиным.
Платье, все жители вообще носят в будни из оленьих кож, так как Камчадалы, парки (Парками называется здесь платье, сшитое из оленьих кож, покроем похожее на рубашку.) и камлей (**)(Камлеи похожи на парки, только шьются из кож без шерсти, выделанных мягко.), женщины ж в праздник все одеваются в шелковое платье, грезетовое или юстриновое, старинного покрою, какой в употреблении был за 60 лет прежде в России, на головах носят платки шелковые барсовые.
В это время как были святки, то жители часто собирались на вечеринки, и женщины плясали по Руски хорошо: но удивились мы, как увидели, что танцовали польской и а-ла-грек довольно правильно. Музыку составляли трое скрипачей из козаков.
Камчадальская пляска здесь не в употреблении, напротив того в Петропавловской гавани по большой части казачки ею забавляются. Она столь неблагопристойна, что всякая скромная женщина не только плясать, но постыдится и смотреть на эту пляску. Начинает ее сперва одна женщина: имея в руках платок, растянутый накось за концы, выходит на средину избы и переступая тихо, делает движение руками, всем корпусом и головою, которая кажется движущеюся с одного плеча на другое, а иногда качается взад и вперед. Между тем плясунья подходит к мужчине и ломается перед ним: сие значит, что она вызывает его с собою плясать. Он берет таким же образом, как и она свой платок, и выходит к ней. Тогда один к другому, с сильным движением всеми членами приближаются: женщина временем отворачивается от мужчины, но опять скоро к нему поворачивается, наконец опускается понемногу на колени и ложится навзничь, не оставляя прежних движений, тогда и мущина становится также на колени и наклоняясь над нею, делает любострастные движения, и сим последним действием кончится пляска. Во все продолжение ее, как плясуны, так и все зрители поют песню, состоящую в повторении двух только слов: ан-келле, ан-кагет. Кроме сей песни есть много других, столь же коротких, под звук которых пляшут подобно как под звук первой. Некоторые пляски состоят у них в передразнивании зверей и птиц: например, мущина представляет медведя, а женщина медведицу. Иногда выходят плясать вдруг многие, и скачут подобно куропаткам, или ходят как гуси, стараясь подражать, сколько можно, сим птицам.
В Большерецском остроге пробыли мы две недели. После чего Капитан Биллингс и Г. Галл отправились в Нижне-Камчатск, а я с Г. Берингом поехал назад по прежней дороге в Петропавловскую гавань, куда прибыли мы чрез 5 дней.
Во время пути нашего, как в Большерецск, так и обратно, Камчадалы в селениях своих принимали нас ласково и угощали с усердием. Иногда получали мы от них куропаток, свежую рыбу мальму, называемую здесь гольцами, мерзлую кету, юколу, ягоды и коренья некоторых трав, доставаемые ими в немалом количестве из мышачьих нор, и составляющие знатную часть их съестных припасов.
Для собирания сих кореньев, ходят нарочно осенью по полям, стучат чем-нибудь в землю, и где по звуку услышат пустоту, в том месте роют и находят магазейны сих животных. Запасу всего не берут, а оставляют на пропитание мытам третью часть, вероятно, чтоб чрез то не отогнать сих полезных для них тварей. Камчадалы. сказывали, что мышь, у которой не оставят ничего, непременно из отчаяния удавится на дереве. К сплетению такой басни подала повод, может быть одна какая-нибудь мышь, случайно увязшая между сучьев.
Сравнивая нынешнее состояние Камчадалов и образ их жизни с описанием Г. Крашенинникова, нашли мы великую перемену. Камчадалы вообще оставили уже прежние суеверные свои обряды, и все почти окрещены. Юрт их или землянок нигде не видно, а вместо того построены везде Русские избы (Балаганы ж остались в употреблении по прежнему.). Камчадалки стали одеваться по праздникам большею частию так, как козачки: носят душегрейки и юпки, а на голову повязывают платки. Впрочем Камчадалы столь же ленивы, как были и прежде: изобилие рыбы, которая ловится без дальнего труда, и привычка к ней, есть причиною, что они не стараются о разведении скота и хлебопашества. Всего удивительнее, что чрез такое долговременное обращение с Россиянами не сделались они ни осторожнее, ни умнее: ибо и ныне легко отдают купцам за безделицу соболей и лисиц. С сею простотою сохранили и хорошие свои свойства: они также добродушны, искренны, миролюбивы, услужливы и гостеприимны как были и прежде. Пороки в них приметны только, леность и неопрятность, воровство очень редко между ими случается, и тем реже еще смертоубивство. Некоторые путешествователи приписывают им порок пьянства, но я не могу утвердить этого, ибо не должно делать заключение обо всех, по некоторым только Камчадалам пристрастным к вину.
Камчадалы хотя и оставили многие из прежних своих суеверных обрядов, однако и теперь не менее верят Шаманам и мнимым делаемым от них чудесам. Один козак, знав их легковерие, выдал себя за Шамана, и забавною выдумкою изобличил вора. Это случилось, когда он был в дороге с несколькими Камчадалами, из коих один украл у него табак. Козак спрашивал всех по одиночке, но никто в воровстве не признавался, тогда, для найдения пропажи, употребил он следующее средство. Наломал несколько ровной величины лучинок и дал каждому Камчадалу по одной, с надежным уверением, что у вора, через ночь к другому дню, силою Шаманства, данная лучинка непременно вырастет и будет длиннее всех прочих. Тот, кто украл всю ночь беспокоился и часто смотрел не прибывает ли его лучинка, а как от сильного предуверения и воображения, казалось ему, что будто и действительно лучинка становится длиннее, то отламывал от нее понемногу, чтоб сделать не так длинною. На другой день, когда все Камчадалы принесли к козаку свои лучинки, он легко узнал вора. Уличенный Камчадал сам после признался и отдал украденное, извиняясь при том, что издержав свой табак, без которого он жить не может, и не имея денег, на что ево купить, принужден был украсть. В сие время табак на Камчатке чрезвычайно был дорог: один фунт его в розницу, продавался по 100 рублей, не смотря на то здешние жители покупали, и чтоб только его иметь, отдавали последнее. Обыкновенная же цена табаку во время привозу от полуторых и до двух рублей. Вообще для торгующих здесь купцов нет выгоднее товару как табак, сколько бы его ни было привезено, скоро раскупят и с великою прибылью, ибо все здешние народы, кои только имеют сношение с Рускими, курят его, нюхают, или кладут за губы, и следственно табаку расходится ежегодно чрезвычайное множество. Буряты, Якуты, Коряки, Юкагиры и Чукчи любят табак самой крепкой Черкаской, того ж, которой разводится в окрестностях Иркутска, не берут. Курят его пополам с мелкими древесными стружками. Камчадалы и Алеуты не курят, а нюхают и кладут за губы.

ГЛАВА XII.

Работы, происходившие на судне Слава России во время зимованья. Камчатские березовые леса. Землетрясение и извержение огнедышущей ключевской сопки. Служители подвержены цинготной болезни. Приготовление судна к походу. Описание губы Авачи. Мысли О заведении торгов с Ост-Индскими селениями.

1790 г. Февраль. В продолжение зимы, происходили разные работы, которые по скорости отправления из Охотска не были кончены. Также вновь построен шестивесельной гребной катер из ольхового лесу, которой доставляли мы за 30 верст, с берегов реки Паратунки. Березовой лес, которой растет по близости гавани, употребляли на многие к судну потребности. Он так крупен, что можно бы строить из него небольшие мореходные суда, если б только был прочнее, и имел более крепости. Впрочем построенная в первую Экспедицию, из Камчатской березы, добельт шлюбка, служила во все продолжение оной, и после транспортным судном, для перевозу провианта из Охотска в Камчатку, лет 12. Камчатской березовой лес употребляют и ныне, на блоки и шхивы для транспортных и купеческих судов. По тучности здешней земли можно бы, кажется в сем краю, желудями развести дубовой лес.
25 февраля около полудня слышно было землетрясение, продолжавшееся несколько секунд. По причине близости Авачинской огнедышущей горы, землетрясения бывают здесь очень часто, и временем чрезвычайно сильные, но в нашу бытность, это случилось еще в первой раз. Огнедышущая Авачинская гора во все время была покойна и не делала никаких извержений, а курился из нее небольшой только дым, напротив того Камчатская Ключевская сопка, в Генваре месяце, извергала пламя, камни, лаву и множество черного песку, которым покрыло близлежащие места.
Марта 5 Капитан Биллингс возвратился из Нижне-Камчатска в Петропавловскую гавань. С половины Апреля начали вооружать судно и грузить на него припасы. В сие время Авачинская губа ото льду уже очистилась, в прошлую зиму не вся она покрывалась им, а только близ берега, побочные ж заливы, Раковой Тарьинской, и Петропавловская гавань стояли подо льдом почти до первого Маия, и потому ранее из Петропавловской гавани судна вывести мы не могли.
Во время зимованья нашего здесь, по недостатку свежей пищи, многие из служителей подвержены были цинге, которая при наступлении весны усилилась еще больше, но как скоро, в половине Апреля, стала ловиться рыба, кунжа, гольцы или мальма, сельди и камбала, и когда показалась первая зелень, род чесноку, называемого здесь черемшою: то все больные, при употреблении свежей сей пищи, очень приметно стали поправляться, и в Маие не много оставалось уже таких больных, кои бы не могли работать.
Май. К первому числу Маие судно совсем приготовили к походу и люди все туда перебрались. Тогда вывели его из Петропавловской гавани и поставили в самом ее устьи, в ожидании благополучного ветра к выходу в море. Между тем ездил я описывать Авачинскую губу, и осмотрел два побочные выходящие из нее залива: один называется Раковой и простирается от NWTW1/2W к SOTO1/2O на 3 мили, ширина его полмили, глубина от 6 до 13 сажен, на дне ил. Другой называется Тарьинской. Он лежит в Северо-Западной части Авачинской губы, в длину от NWTW1/2W к SOTO1/2O до пяти миль, в ширину полмили. Северо-Восточной его берег составляет узкой гористой мыс, отделяющий его от Авачинской губы. Глубина по сему заливу на средине 15 сажен, далее внутрь уменьшается, на дне ил.
В Авачинскую губу, в Северной ее части, впадают две реки, Авача и Паратунка, выходящие из гор, и наконец протекающие ровными низменными местами пред впадением своим в губу. От устья сих рек, простирается отмель на полторы мили. Впрочем по всей губе у берегов глубоко, и можно становиться на якорь большими судами по близости их. На средине губы везде глубина от 14 до 15 сажен, а к берегам уменьшается до 6 сажен, на дне, в самых глубоких местах, ил, а там, где мельче, песок.
По пространству Авачинской губы с побочными ее заливами, может в ней стоять на якорях спокойно многочисленной флот. Жаль, что эта превосходная, от натуры устроенная гавань, находится в таких отдаленных морях, где нет Российского флоту, и чрез то остается без пользы. Но может статься, со временем будет она важнейшею и нужною пристанью, когда купечество наше обратит внимание на выгоды торговли с Китаем, Япониею и прочими Ост-Индскими селениями, и распространит мореплавание по здешним морям. Тогда Авачинская губа будет главным сборищем судов, отправляемых как за промыслами на острова и в Америку, так и для торгу в Ост-Индию: ибо на здешних морях, по всем берегам, принадлежащим России, нет удобнее и безопаснее сего места для пристани судам, по чему и магазейны для складки товаров должны построены быть здесь.
Что касается до произведений, которые могут с нашей стороны отправляемы быть для торгу в Китай и Японию, то одни здешние, без тех кои находятся внутрь России, весьма достаточны, как-то: морские бобры и коты, выдры, лисицы, песцы и белки, а сверх того моржовые зубы. Важнейший же торг может быть китовым жиром и усами, если только учредить нарочные промыслы китов, которых здесь чрезвычайное множество. Наконец изобилие рыбы в Камчатке, может обращено быть также в немалую пользу сей торговли, ежели заготовлять рыбу надлежащим образом, и отправлять ее соленую и сушеную.
Доставление Ост-Индских товаров из Авачинской губы внутрь России может облегчиться, когда отвозить их из губы сперва на малых мореходных судах в Алдомской залив, которой удобен к принятию небольших судов, а оттуда уже, как я прежде упомянул при описании того берега, отправлять легко можно водою, по реке Мае в Якутск.
Сверх всех выгод, произойти могущих от сей торговли, если б еще размножены были колонии в Камчатке, распространено хлебопашество, распложен скот и учреждены разные фабрики, то со временем страна сия сделалась бы страною изобилия, богатства и щастия. Климат здесь умеренный, земля плодородна и с избытком произращает все нужное для жизни. Хлебопашество уже несколько лет производится с успехом по реке Камчатки, в Верхнем остроге и в населенной Русскими мужиками Ключевской деревне, которые живут щастливо. Но как их весьма не много, то и польза, доставляемая ими, не чувствительна.
Для всей воинской комманды провиант привозят из Охотска. Мука ржаная, с доставкою обходится здесь казне 3 рубли 75 копеек пуд, крупа грешневая и яшная по 6 рублей четверик. Картофель, завезенной сюда лет десять назад, родится хорошо и довольно размножился, особливо в Большерецке, где стараются о разведении его. Нет сомнения, что здесь можно растить лен и делать холст, вместо привозного, которой продают купцы, самой простой, по 70 копеек и по рублю аршин. Рогатой скот, которого малое число завезено сюда во время первой Камчатской Экспедиции, несколько расплодился, и теперь продают, частные люди от 80 до 100 рублей быка.
Горячее вино делается здесь из сладкой травы и имеет чрезвычайно отвратительной запах и вкус, продается по 40 рублей ведро, а водка французская от 16 до 18 рублей штоф.
Медных денег на Камчатке совсем почти нет и до сего времени одни серебреные были в употреблении, но ныне начали показываться мелкие асигнации.

Конец первой части.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие флота капитана Сарычева по Северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану в продолжение осьми лет, при географической и астрономической морской экспедиции, бывшей под начальством флота капитана Биллингса с 1785 по 1793 год. Часть I. СПб. 1802
OCR — Чернозуб О. 2016
Сарычев Гавриил Андреевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Путешествие флота капитана Сарычева по северо-восточной части. Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану…, Сарычев Гавриил Андреевич, Год: 1805
  2. Известия о Голландии, Карр Джон, Год: 1809
  3. Моя поездка в Бухару, Петровский Николай Фёдорович, Год: 1873
  4. Записки флота капитана Головина о приключениях его в плену у японцев, Головнин Василий Михайлович, Год: 1818
  5. Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806 годах на кораблях ‘Надежда’ и ‘Нева'(ч.2), Крузенштерн Иван Федорович, Год: 1812
  6. Российского купца Григорья Шелехова продолжение странствования по восточному Океану к Американским Берегам в 1788 году, Шелехов Григорий Иванович, Год: 1792
  7. По русскому и монгольскому Алтаю, Сапожников Василий Васильевич, Год: 1949
  8. Voyage round the world…, Лисянский Юрий Фёдорович, Год: 1814
Электронная библиотека