Путешествие чрез Юж. Россию, Крым и Одессу в Константинополь, Малую Азию, Сев. Африку, Мальту, Сицилию, Италию, Юж. Францию и Париж в 1836 и 1837 годах, Всеволожский Николай Сергеевич, Год: 1839

Время на прочтение: 250 минут(ы)

ПУТЕШЕСТВІЕ, ЧРЕЗЪ ЮЖНУЮ РОССІЮ, КРЫМЪ И ОДЕССУ,
ВЪ
КОНСТАНТИНОПОЛЬ, МАЛУЮ АЗІЮ, СВЕРНУЮ АФРИКУ, МАЛЬТУ, СИЦИЛІЮ, ИТАЛІЮ, ЮЖНУЮ ФРАНЦІЮ И ПАРИЖЪ,
въ 1836 и 1837 годахъ.

H. С. ВСЕВОЛОЖСКАГО.

ТОМЪ ПЕРВЫЙ.

МОСКВА,
ВЪ ТИПОГРАФІИ АВГУСТА СЕМЕНА,
при Императорской Медико-Хирургической Академіи.
1839.

ПЕЧАТАТЬ ПОЗВОЛЯЕТСЯ

съ тмъ, чтобы по отпечатаніи представлено было въ Ценсурный Комитетъ узаконенное число экземпляровъ. Москва, Авуста 23 дня, 1838 года.

Ценсоръ В. Флеровъ.

ОГЛАВЛЕНІЕ ПЕРВАГО ТОМА.

Глава I. Отъздъ изъ Москвы.— Подольскъ, Серпуховъ, Тула, Мценскъ.— Свекло-сахарный заводъ.— Орелъ.— Курскъ.— Блгородъ.— Харьковъ.— Константиноградъ.— Ново-Московскъ — Екатеринославль.— Степь.— Никополь.— Запорожская Сча.— Бериславъ — Курганы.— Миражъ
Глава II. Крымъ.— Перешеекъ — Соленыя озера.— Татарскія деревни.— Симферополь.— Чатырдагъ.— Салгиръ — Полуденный берегъ Крыма.— Дачи.— Остатки древности.— Свиданія съ старыми знакомыми
Глава III. Ялта.— Оріанда.— Воспоминаніе объ Императоръ Александръ.— Свиданіе съ сестрой и жизнь у нея.— Г-жа Сабавская.— Гаспра, Кн. А. Н. Голицына.— Мои разъзды.— Алупка.— Сименсъ, И. А. Мальцева.— Прибытіе парохода.— Грустное прощаніе.— Докторъ Ванцети. живописецъ Чернецкій
Глава IV. Размышленія о Крым.— Графъ М. С. Воронцовъ.— Отплытіе.— Пароходъ.— Г-жа Нарышкина. Г. Кеппенъ, Г. Войцеховичъ.— Балаклава.— Путевыя замчанія.— Кинбурнская коса.— Одесса.— Исторія ея.— Графъ и ГрафИня Воронцовы.— Графъ Виттъ.— Пріятность Одесскаго общества.— Новыя и старыя знакомства.— Опера.— Дачи
Глава V. Отплытіе въ Константинополь.— Семейство Графа Хребтовича.— Докторъ Пиннеръ.— Ощущенія при вид береговъ Босфора.— Проливъ Константинопольскій.— Буюкдере.— Россійскій Посланникъ, А. П. Бутеневъ.— Пристань Золотой рогъ.— Описаніе Босфорскихъ береговъ
Глава VI. Константинополь.— Общій видъ его.— Поздка въ Буюкдере.— Первое обозрніе города.— Галата.— Ворота. Стны. Башни. Семибашенный замокъ.— Церкви.— Взглядъ на историческія событія.— Турецкія бани.— Безестейны.— Турчанки.— Разговоръ съ одною изъ нихъ.— Оружейный и книжный ряды.— Кофейни.— Г. Фродингъ
Глава VII. Сераль.— Софійская мечеть.— Древности.— Мечеть Ахмета.— Рамизъ-Чифликъ.— С. И. Богдановъ — Нечаянное свиданіе съ Султаномъ.— Сынъ его.— Черчилль.— Разговоръ съ Генералъ-Адъютантами Султана.— Патріаршій соборъ.— Посщенія къ Патріархамъ.— Предмстіе Фанари.— Обдъ у Сераскира Хозрева
Глава VIII. Древняя Византія.— 14 частей города.— Мечети.— Училища.— Библіотеки.— Турецкія кладбища.— Гробница Графа Бонневаля.— Кханы, или постоялые дворы.— Адмиралтейстпо.— Турецкій флотъ.— Пера и Пероты.— Дервиши Мевлеви, или вертящіеся.— Регулярныя войска.— Типографіи.— Чума
Глава IX. Прощаніе съ Константинополемъ.— Принцевы острова.— Геллеспонтъ.— Берега Азіи.— Аннибалова могила.— Никомидія.— Воспоминаніе о Діоклитіан и Константин Великомъ.— Семейство хозяина моего Космоса.— Отъздъ въ Бруссу.— Арганеонскія горы.— Никейское озеро.— Брусса.— Пріемъ, сдланный мн Ахметъ-Пашею.— Разговоры съ нимъ.— Восхожденіе на Олимпъ.— Туркмены.— Рка Рындакъ.— Кизическій полуостровъ.— Мармара.— Граникъ.— Гробница Гекубы.— Троянское поле.— Гробницы Ахиллеса и Патрокла.— Скамандръ и Симонсъ
Глава X. Гробница Протезилая.— Имбросъ, Лемносъ, Тенедосъ.— Александрія-Троя.— Митилена.— Хіосскій проливъ.— Чесма. Знаменитая побда Рускаго флота — Негропонтъ.— Суніумъ.— Эгина.— Саламинъ.— Кориннъ — Аргосъ.— Инахъ.— Немея.— Микена.— Гробницы Атридовъ.— Возвращеніе на корабль.— Навплія.— Паламиди — Морейцы — Ныншнія Гречанки
Глава XI. Чериго, древняя Цитера.— Буря.— Африканскій берегъ.— Бенгази.— Бедуины — Поздка въ степь.— Лагерь Бедуиновъ.— Угощеніе у Шейха.— Образъ жизни Бедуиновъ.— Опасность отъ самума.— Поспшное возвращеніе наше на берегъ.— Ужасное дйствіе самуна.— Отплытіе
Глава XII. Островъ Мальта.— Плнительный видъ его.— Городъ Лавалетта.— Карантинъ.— Образъ жизни въ немъ.— Россійскій консулъ Г. Тальяфери.— Исторія Мальты.— Описаніе города.— Состояніе земледлія на остров.— Торговля Лтомъ.— Г. Нюдженть.— Адмиралъ Бригсъ.— Арсеналъ.— Превосходный морской госпиталь.— Загородный домъ Гроссмейстеровъ.— Садъ Графини Пречіоза.— Общество на остров Мальт.— Иконы Суздальской живописи.— Отплытіе.— Берега Сициліи
Глава XIII. Мессина.— Очеркъ города.— Поздка въ Таормину.— Провожатые.— Разбойники.— Начальникъ ихъ, Корниліо, врный слуга.— Берега Калабріи.— Описаніе Таормины.— Катана.— Обворожительныя окрестности ея.— Восхожденіе на Этну.— Природа на разныхъ возвышеніяхъ горы.— Вершина ея.— Очаровательное утро.— Возвращеніе въ Месенну другимъ путемъ.— Отплытіе къ берегамъ Италіи

ГЛАВА I.
ПУТЬ ОТЪ МОСКВЫ ДО КРЫМА.

Конечно странно покажется, что я на 64 году моей жизни совершалъ путешествіе, которомъ съ 4 5-ти лтняго возраста бредилъ, и потомъ неоднократно предпринималъ совершить его, но занятія службы, политическія обстоятельства въ Европ, и домашнія отношенія препятствовали и всегда меня отвлекали. Надо и то сказать, что какъ при вступленіи моемъ въ свтъ счастье меня отмнно было забаловало, такъ быстре потомъ покинуло, я началъ встрчать повсюду неудачи, служба не льстила, со всмъ усердіемъ моимъ на этомъ сорокалтнемъ поприщ, по истин не провинясь ни разу, я отсталъ чинами, наградами, почестями отъ всхъ моихъ не только товарищей, но даже подчиненныхъ. Обдумавъ хорошенько такое горе, не виня никого, кром самого себя, я ршился отойти, перестать бороться съ счастьемъ, и, по пословиц: плетью обуха не перешибешь, ршился жить дома, съ родными и малымъ числомъ оставшихся у меня друзей, зарылся опять въ богатую свою библіотеку, снова полюбилъ Литтературу, и вдругъ, какъ говорятъ псовые охотники, попалъ на старикъ {Попасть на старикъ значитъ по охотничьи то, когда собака найдетъ старый слдъ, по которому ужъ гоняла, и опять примется по немъ гнать.}. Опять вспомнилъ я старыхъ друзей: Омира, Пиндара, Иродота, укидида и проч. и проч. Я не забылъ еще ихъ языка. Вс любимые мои Греческіе герои явились передо мной, знаменитыя мста Мараона, Платеи, Саламина и Термопилъ манили меня къ себ по прежнему, я встряхнулся: чувствую еще довольно силы, знаю, что паровыя машины и не такія массы нын приводятъ въ подвижность. Такъ сяду на пароходъ, и въ род стараго Донъ-Кихота, пущусь искать приключеній. Признаюсь однако, что положеніе Турецкой Имперіи, вводимыя ныншнимъ Султаномъ перемны, отдленіе Египта и Сиріи, сильно возбуждали мое любопытство. Я хотлъ на мст разгадать эту загадку, и, не основываясь на разсказахъ журналистовъ и на сужденіяхъ вслухъ кабинетовъ Европы, ршился удостовриться самъ, чего можно ожидать отъ этого. Какъ ни говори, мы сосди, и стыдно было бы отъ дальнихъ узнавать то, что у насъ подъ носомъ. И такъ, помолясь у Иверской Божіей матери, распрощавшись съ старымъ Кремлемъ и Царскими теремами, я отправился молиться къ Влахернской Богородиц, къ стнамъ Константиновымъ, и ко дворцу еодосіеву: они межь собой въ тсной связи, можно сказать въ сродств, и я везъ отъ первыхъ поклоны и пожеланія благополучія и новаго счастья послднимъ. Время весеннее, погода прелестная, коляска готова, ямщикъ на козлахъ: ‘Ступай!’
Я выхалъ изъ Москвы въ Серпуховскую заставу, 4 7-го Апрля 4836 года, въ 9 часовъ утра. Время было теплое, даже жаркое, весна являлась уже во всей своей красот: невольно вздохнулось! Я вспомнилъ, что ровно сорокъ три года назадъ, я прозжалъ по этой дорог съ другомъ своимъ, Графомъ Валеріаномъ Зубовымъ, насъ послала тогда Великая Екатерина, въ Молдавскую армію. Я никогда не забуду той минуты, когда пожаловавъ насъ къ рук, она, съ этою божественною улыбкою, которая всегда сопровождала ея милостивое обхожденіе, сказала намъ: ‘Ступайте, васъ ждетъ слава, я не сомнваюсь, что вы скоро заслужите Георгіевскіе кресты. Я и того и другаго знаю, помните, что мои пожеланія васъ сопровождаютъ, мое вниманіе за вами послдуетъ.’ Посл такого отпуска можно было наврное угадать, что изъ двухъ вещей одна неминуемо сбудется: или смерть или Георгіевскій крестъ, къ счастью сбылось послднее, и мы оба его получили, 7 Іюня, въ Польш, подъ Жилинцами: онъ третьей, а я четвертой степени. Намъ было обоимъ по 24-му году. Отъзжая отъ пышнаго двора Великой, напитанные Ея славой, преисполненные преданности, желанія содлаться достойными Ея вниманія, сколько мечтаній, сколько воздушныхъ замковъ строили мы въ воображеніи! Въ Москв, почтенный родитель, прощаясь со мной со слезами (я былъ единственный сынъ его), сказалъ: ‘Не забывай, мой другъ, что предки наши, Князь Дмитрій Александровичъ Всеволодъ и сынъ его Бояринъ Иванъ Дмитріевичъ, были честь и подпора своего отечества.’ Онъ благословилъ меня и отпустилъ съ миромъ. Теперь я халъ одинъ, безъ друга, безъ мечтаній, безъ надеждъ, горькая опытность показала мн тщету всего, что прежде такъ прельщало, я почти одинъ остался отъ современниковъ, которые могли-бы еще вспомнить волшебныя времена Екатерины, друзья, товарищи, вс померли. Куда-жь? за чмъ я ду? Неужто опять мечтать? Опять строить воздушные замки? Но ежели и такъ, то ужь право не для себя. ду потому, что судьба искони опредлила мн быть въ Константинопол, въ Рим, и я слпо повинуюсь ея вол, не знаю за чмъ, но ду въ Константинополь, ду въ Римъ Подольскъ! что можно писать о Подольск? Посл долгой разлуки увидвшись съ знакомымъ, самое лестное привтствіе было-бы, сказать ему: вы ни сколько не перемнились, я это сказалъ Подольску. Серпуховъ я прозжалъ ночью, но мн показалось много улучшенія въ его строеніяхъ, я даже замтилъ родъ бульвара, усаженнаго деревьями, нашелъ при трактир лавку съ Тульскими издльями, весьма хорошими, и купилъ пару пистолетовъ и двуствольное ружье, перехалъ Оку на довольно плохомъ паром, и 18-го утромъ прибылъ въ Тулу. Тула не очень древній, но историческій городъ, я зналъ его, когда онъ красотой своей могъ еще равняться съ лучшими у насъ губернскими городами: не большой, но красивый его кремль, оружейные заводы, огромныя казенныя заведенія, и машины всякаго рода, къ нимъ принадлежащія, длали его однимъ изъ важнйшихъ пунктовъ въ Государств, теперь онъ только начинаетъ стрясать съ себя пепелъ, въ который былъ совершенно обращенъ недавними и ужасными пожарами, часть церквей, завода и множество домовъ сдлались жертвою пламени. Но Государь тотчасъ обратилъ на него свое вниманіе, большія суммы и всякаго рода льготы поспшили на помощь жителей. Я засталъ необыкновенную дятельность къ приведенію всего въ прежній видъ, плотники, каменьщики, кузнецы, какъ муравьи кишили по всмъ улицамъ, бдительное око, и могущая рука Монарха, при помощи гражданъ, безъ сомннія скоро возставятъ городъ въ прежнее цвтущее его состояніе! Я здсь пообдалъ, накупилъ множество бездлокъ Тульскихъ издлій, между прочимъ два кинжала, совершенно подражающіе Персидскимъ: это былъ запасъ на подарки въ Азію и Грецію, потомъ, пустился дале въ путь. Прозжая на другой день часть Богородскаго и Крапивенскаго уздовъ, я съ восхищеніемъ смотрлъ на тучную и богатую почву. Поселяне уже везд пахали, черные, глубокіе пласты издавали паръ, отъ силы произрастительной: какъ не родить этой земл! Дубовыя, ясеневыя и кленовыя рощи, довольно ужь доказывали присутствіемъ своимъ, что здсь земля ждетъ только оратая и готова сторицею вознаграждать его труды. Я имлъ случай, прозжая потомъ лучшими странами Италіи и Франціи, длать сравненіе, и смло могу сказать, что грунтъ земли ни гд, разв кром Малой Азіи, не можетъ сравниться съ Тульскимъ грунтомъ тучностію и плодородіемъ. О климатахъ рчи нтъ, здсь ни маслины, ни винограду, ни многихъ другихъ плодовъ производить не можно, за то пшеница, ячмень, свекловица, безъ сомннія, вдесять разъ лучше родятся чмъ гд нибудь. Крестьянинъ можетъ и долженъ быть избыточне и довольне: это будетъ зависть отъ правленія, и оно конечно не упуститъ этаго изъ виду. Я прозжалъ богатыми и великолпно-отстроенными деревнями Князя Гагарина и Г-на Лазарева, жаль что помщики рдко въ нихъ живутъ, кажется, не разстался бы съ такими сокровищами!
Въ Мценск я только перемнилъ лошадей. Въ его узд замчателенъ свеклосахарный заводъ, бывшій сперва Г-на Бланкеннагеля, вмст съ Генералъ-Маіоромъ А. И. Герардомъ, а потомъ одному послднему принадлежавшій. Это первой появившійся въ Россіи заводъ свеклосахарнаго производства. Сколькимъ опытамъ, сколькимъ неудачамъ, при первомъ заведеніи, должно было подвергнуться, тогда какъ и въ чужихъ краяхъ еще худо знали это дло, но прилежность хозяевъ, ихъ постоянство, и при небогатыхъ средствахъ умли все преодолть. Почтенный А. И. Герардъ, какъ трудолюбивая пчела, собиралъ отвсюду вс новыя по сей части открытія, приспособлялъ ихъ къ нашему климату, и съ помощью пріобртенной имъ собственной опытности, осторожно подвигался впередъ, такъ, что когда множество такихъ заведеній, посл него у насъ устроеницхъ, лопались и раззоряли помщиковъ, его уцлло, и нын приноситъ пользу и доходъ его вдов, которой оно досталось посл смерти Генерала, Въ Орелъ я пріхалъ ночью, и не останавливался. Городъ этотъ мн былъ знакомъ, я живалъ въ немъ по цлому мсяцу, когда мой родной дядя, С. А. Зиновьевъ, былъ въ немъ Губернскимъ Предводителемъ. Я зжалъ тогда навщать Князя А. Б. Куракина. Посл удаленія его отъ длъ, въ царствованіе Императора Павла Перваго, ему велно было жить въ богатомъ его помсть, Сел Куракин. Посщая его, я исполнялъ долгъ благодарности. Во времена Екатерины мы были въ связи и жили дружно, потомъ, когда онъ сдлался министромъ и вельможей, а я подпалъ изгнанію, онъ не только, какъ многіе другіе, отъ меня не удалился, но взялъ подъ свое покровительство, и защитилъ въ дл, отъ котораго зависло все мое благосостояніе, потомъ, при Император Александр, исходатайствовалъ мн почетное мсто и чинъ, и остался по смерть свою со мною друженъ. Миръ праху твоему, почтенный вельможа! память твоя навсегда пребудетъ сердцу моему драгоцнна!— 21-го числа достигъ я до Курска. Погода продолжала быть прекрасная, я халъ въ одномъ сюртук. Коляска моя изломалась и я долженъ былъ остановиться. Здсь нашелъ а знакомое мн доброе семейство М. Н. Чарторижскаго, его не было въ город. Жена его, милая и нкогда прекрасная Катерина Ивановна, урожденная Кошелева, со мной была въ сродств, она меня отыскала и угостила. Я у нея обдалъ. Изъ двухъ ея дочерей одна, замужняя, еще не оправилась тогда отъ болзни, другая, прелестная и веселая Даша, усладила нашу бесду своей остротой и веселостью. Время нечувствительно и пріятно для меня пролетло до вечера. Не нужно говорить о красивомъ мстоположеніи Курска: кто его не знаетъ? Городъ быстро отстроивается и теперь можетъ считаться однимъ изъ пріятнйшихъ губернскихъ городовъ въ Россіи. Въ этотъ вечеръ улицы были иллюминованы: праздновалось тезоименитство Императрицы. Эффектъ освщенія, по живописнымъ неровностямъ Курска, прекрасенъ, и я прозжалъ посреди огней его, продолжая путь свой къ Блгороду.
23 Числа пріхалъ я въ Блгородъ. Было ужь не такъ рацо, и я не могу понять, отъ чего я нашелъ здсь такую пустоту? Никого на улицахъ, никого подъ окошками, словно завороженный городъ, въ которомъ вс окаменли. На почтовомъ двор я насилу разбудилъ и расшевелилъ двухъ Малороссіянъ, которые лниво начали мн запрягать лошадей, скоро однакожь было готово, и мы поскакали.
Здсь чувствуешь ужь совсмъ иную природу: ты вступилъ въ Малороссію! народъ не тотъ, черты лица другія, почва земли, мстоположенія, все принимаетъ другой видъ, женщины не лучше, но какъ-то веселе, вообще вс гостепріимне, но всему разбросана какая-то нга, какая-то лнь, ужь начинаешь чувствовать вліяніе умреннаго климата. Мн хотлось рано поспть въ Харьковъ, но какъ я ни торопился, пріхалъ въ глубокую полночь. Я располагался здсь ночевать и на другой день обдать у Губернатора, Князя П. И. Трубецкаго, но вышло совсмъ иначе. Коляска моя такъ загрязла у самаго почтоваго двора, посреди улицы, что четверня добрыхъ лошадей никакъ не могла вытащить меня изъ топкой и вонючей этой ямы. Выдти не было возможности, я заткнулъ носъ и не зналъ, что мн длать. За мной халъ въ своей повозк чиновникъ, посланный отъ правительства, по дламъ службы, на Донецъ, онъ не загрязъ, и вышедъ изъ своего экипажа подошелъ ко мн: ‘Прыгайте на меня, я васъ удержу,’ сказалъ онъ. ‘Лошади не вытащатъ.’ Легко было сказать, да прыгать-то я отвыкъ! Съ другой стороны, я задыхался отъ вони, надо было ршиться. Я прыгнулъ, онъ меня удержалъ. Почтовой дворъ былъ шагахъ въ тридцати, но вотъ новое горе: заперто. Мы долго стучали у дверей, я началъ думать, что мы ошиблись и стучимъ у дверей пустаго дома, но ямщики увряли, что это точно почтовой дворъ, а ямщики должны это твердо знать. Наконецъ слуга мой, разсердясь, вышибъ дверь, проснулось какое-то животное, вышло въ рубашк, безъ свчи и объявило намъ, что писарь отлучился, подорожныхъ прописывать нкому, и въ дом никто не живетъ, а приходятъ въ него по утрамъ. Меня ужь и вонючая яма въ самомъ город разсердила, непорядокъ на почт, и невозможность, середи ночи, въ незнакомомъ город, и находясь ужь на краю его, искать квартиры, довершили мое бшенство, я ршился скоре изъ него выхать, не отдохнувъ и не видавъ никого. Къ счастью, чиновникова тройка помогла моимъ лошадямъ вытащить коляску, запрягли свжихъ лошадей, и я, въ провоняломъ своемъ экипаж, не прописавъ подорожной, поскакалъ изъ Харькова. Ночь была теплая, мсяцъ освщалъ дорогу, соловьи пли повсюду. Я отъ роду не слыхивалъ такого множества вдругъ поющихъ ночныхъ соловьевъ! Ихъ громкіе раскаты раздавались по всмъ садамъ, рощамъ, около ручьевъ. Эта ночная, усладительная гармонія помирила меня съ харьковскимъ приключеніемъ, я вдался въ думы, пробгалъ мысленно свою жизнь, обдумывалъ теперешнее путешествіе, и наконецъ къ утру крпко уснулъ, и проснулся только въ Константиноград, проскакавъ нсколько станцій безъ просыпа. Отсюда, по прекраснымъ мстамъ, среди грушевыхъ и вишневыхъ деревъ въ полномъ цвт, я чрезъ Ново-Московскъ, пріхалъ въ Екатеринославъ.
Губернскій городъ Екатеринославъ построенъ Великою Екатериною: она сама закладывала первый камень соборной церкви, въ присутствіи Императора Іосифа Втораго, въ 1787 году. Онъ стоитъ на правомъ берегу Днпра, нсколько верстъ повыше первыхъ пороговъ. Мн кажется, онъ никогда не сдлается достойнымъ громозвучнаго имени своего. Теперь границы Государства со всхъ сторонъ отъ него удалились, ничего нтъ въ немъ такого, что привлекало-бы населяться, н взирая на пять установленныхъ въ немъ ярмарокъ. Какъ центръ губерніи, содержащій въ себ присутственныя мста, онъ удерживаетъ еще чиновниковъ, а дла окружныхъ жителей привлекаютъ нсколько людей и торговцевъ. Ныншній Генералъ-Губернаторъ, Графъ Воронцовъ, построилъ здсь для себя довольно красивый и обширный домъ. Впрочемъ, особенно замчательнаго въ город ничего я не нашелъ. Пообдавъ довольно дурно въ трактир, я продолжалъ свой путь вдоль Днпра къ Никополю. Дорога лежитъ по степи, тучныя пажити и высокая трава довольно показывали богатый грунтъ земли. Драхва и даже стрепеты прогуливались смирно, подл самой почти дороги, и насъ не пугались. Перемнивъ лошадей, ужь поздно вечеромъ, мы хали по степи, какъ вдругъ настигла насъ ужасная буря. Громовые удары безпрестанно слдовали одинъ за другимъ, дождь лилъ, какъ изъ ведра, къ довершенію нашей бды, темнота была такова, что едва лошадей своихъ можно было видть. Мы сбились съ дороги, и уже верстъ десять, вмсто Перекопской, хали по Херсонской, къ счастью ямщикъ спохватился, и предложилъ мн хать на Херсонъ, это совсмъ не входило въ мой планъ, ибо составило-бы мн верстъ 80 лишнихъ. Я веллъ остановиться, и къ крайнему удивленію ямщика и людей моихъ веллъ отпрягать лошадей. Я разсчелъ, что при этой темнот, никакой не было возможности разглядть дорогу, и что-если еще разъ собьемся, то не мудрено будетъ упасть въ оврагъ, которыхъ на этой степи много, и слдовательно лучше простоять и дождаться дня. Кучеръ и одинъ изъ людей моихъ сли подъ коляску, чтобъ нсколько защититься отъ дождя, а я съ другимъ закупорился въ ней совершенно. И такъ мы довольно спокойно проспали въ ней до утра, дождь прошелъ, лошадей запрягли, воротились назадъ, отыскали свою дорогу, и помчались въ Никополь. Подъзжая рано по утру къ Никополю, я невольно воспомянулъ о Запорожскихъ казакахъ. Это Мстечко принадлежало къ ихъ Счи, и называлось тогда Никитинъ рогъ. Здсь содержали они перевозъ: Запорожскіе казаки и Украинскіе оставили по себ безсмертную славу. Отпадшіе въ несчастныя времена для Россіи, сыны отечества нашего, они основали здсь собственное правленіе. Мы видимъ ихъ то подъ покровительствомъ Польскихъ Королей, то союзниками Крымскихъ Хановъ, Молдавскихъ Господарей и Князей Трансильванскихъ, то ласкаемыхъ и вспомоществуемыхъ Турецкими Султанами, но непоколебимо сохранившихъ свою приверженность къ православной Греческой Церкви, къ родной земл и свобод. Претерпвая неслыханныя утсненія отъ Польши, они ей однакожъ долго и врно служили, но непрестающее тиранство Поляковъ, угнетеніе вры, лишеніе свободы, вывели ихъ изъ терпнія. Они неоднократно возставали и вооружались противъ Поляковъ. Имена ихъ героевъ: Конашевича, Сагайдашнаго, Сулимы, Наливайки, наконецъ безсмертнаго Богдана Хмльницкаго и другихъ, останутся въ Исторіи, наравн съ именами всхъ славныхъ избавителей своего отечества. Хмльницкій, разбивъ Поляковъ во многихъ кровопролитныхъ битвахъ, усплъ наконецъ склонить Царя Алекся Михайловича принять Малороссію подъ его покровительство. Съ этого времени, вся Украйна, древнее наше достояніе, Кіевъ, Черниговъ, Переяславль, и проч., на вки присоединились къ старымъ родичамъ и единоврцамъ своимъ Россіянамъ. Странно покажется иногда, что небольшой народъ, живущій посреди степей, окруженный со всхъ сторонъ сильными державами, безпрестанно воюя, то съ тою, то съ другою, могъ удержаться, и не быть совершенно истребленъ, но взгляните на карту, и вы увидите, что находясь между Польшею и Крымомъ, онъ служилъ оплотомъ и сторожевымъ войскомъ Полякамъ противу Крымцевъ, въ случа-же сильнаго угнетенія отъ своихъ властелиновъ, возставалъ, и вмст съ Татарами врывался и пустошилъ Польшу. Начальники ихъ, по обстоятельствамъ приставая то къ той, то къ другой сторон, уврены были всегда имть союзника, безстрашно плавая на малыхъ лодкахъ по Черному морю, придерживаясь береговъ, они опустошали Анатолію, неоднократно брали и грабили Требизондъ, Синопъ, сражались даже противъ Турецкихъ кораблей, когда-же превосходныя силы непріятелей принуждали ихъ къ отступленію, они уходили за свои пороги и скрывались между островами Днпра, гд ихъ преслдовать большимъ судамъ было трудно, или совсмъ невозможно. Тже самые острова служили имъ убжищемъ отъ Татаръ. Нын вокругъ Никополя и Берислава богатыя селы. Многія изъ нихъ принадлежали Князю Потемкину, а нын составляютъ помстья богатаго банкира Штиглица. Изъ Никополя одинъ перездъ до Берислава. Въ этомъ город замчателенъ соборъ: онъ находился въ Запорожской Счи, и весь срубленъ изъ толстыхъ дубовыхъ брусьевъ. Князь Потемкинъ перевезъ его въ Бериславъ.
Бериславъ назывался нкогда Миллетополь. Россіяне, въ старину, переименовали его Блою Вжею, а Татары Кизикерменемъ. Онъ построенъ на правомъ, крутомъ берегу Днпра, и принадлежалъ Запорожцамъ. Нкоторые писатели полагаютъ, что этотъ городъ основанъ былъ Миллезіанцами, и отъ нихъ получилъ наименованіе свое Миллетополемъ. Мстоположеніе его красиво. Я здсь перехалъ Днпръ, прохалъ Каховку, и по песчаной, скучной дорог дотащился до Перекопа! Не занимаясь еще Тавридой, въ которую вступаю и о которой стану говорить во второй глав, кстати скажу здсь, слова два, о встрчающихся часто на Екатеринославской, Херсонской и Крымской степяхъ курганахъ. Многіе писатели предполагаютъ, что они, подобно Керченскимъ, и тмъ, которые не рдко находятся въ Малой Азіи, не что иное какъ надгробныя насыпи, другіе принимаютъ ихъ за сторожевые маяки: это между прочимъ мнніе Герцога Рагузскаго, высказанное имъ въ послднемъ его путешествіи по полуденной Россіи. Но я ни съ тмъ ни съ другимъ мнніемъ согласиться не могу. По повелнію Князя Потемкина, и посл него, нкоторыми любопытствующими, разрываемо было нсколько кургановъ, даже иные были прорыты насквозь, крестообразно, но ни въ одномъ не найдено никакихъ гробницъ, и ниже слдовъ чего нибудь тутъ зарытаго: ни костей, ни пепла, ни малйшаго признака кладбищей. Замтьте потомъ неизмняемое, единообразное расположеніе этихъ кургановъ, имянно по три: два почти рядомъ, а третій составляетъ съ ними треугольникъ. Одинъ изъ трехъ, и именно изъ двухъ стоящихъ рядомъ, бываетъ всегда больше и выше другихъ. Это показываетъ, мн кажется, что насыпи имли какое нибудь постоянное и всегда одинаковое назначеніе. Если бы это были надгробные памятники, то они стояли бы въ большемъ числ, а иногда и по одному. Для чего-бы служило треугольное расположеніе ихъ? Отъ чего одинъ, именно и всякой разъ, больше и выше прочихъ? Сказать, что они служили маяками, также трудно: они часто никакого сношенія между собой не имютъ. Маяки должны быть расположены цпью, имть протяженіе отъ опредленнаго мста до другаго, чего здсь вовсе нтъ. Потомъ каменные уродливые истуканы, на всхъ почти курганахъ находившіеся, и на нкоторыхъ до нын уцлвшіе, не взирая на грубую и дурную работу, въ которой едва распознается намреніе художника изобразить человка, показываютъ однако черты лицъ Скискихъ кочующихъ народовъ, или Половцевъ и Печенговъ, отъ нихъ происшедшихъ. По отъ чего-же на большомъ курган всегда мужеское изображеніе, а рядомъ съ нимъ, на второмъ курган, женское, на третьемъ-же никогда никакого истукана не находилось? Я предполагаю, соображаясь съ извстными намъ отрывками Скискихъ и Половецкихъ обычаевъ, что курганы служили на становищахъ этихъ кочующихъ народовъ для помщенія на большемъ кибитки Князя, или Хана, откуда онъ однимъ взглядомъ могъ обозрть весь народъ, вокругъ него расположенный, на второмъ курган были его жена, или жены, а на третьемъ священникъ, или первый жрецъ. На площади между ними, вроятно, собирались, передъ глазами Князя, для совщанія старшины народа: здсь ршались дла и принимались мры для общаго благосостоянія, тутъ провозглашались миръ или война. Орда, переходя съ одного кочевья на другое, везд находила готовые курганы. Замтить надо еще и то, что всегда, если только позволяла это мстность, они становились близь воды.
Въ степи, не дозжая Перекопа, увидлъ я въ первый разъ въ моей жизни замчательное явленіе природы: это mirage (миражъ). Употребляю здсь Французское названіе, потому что на Русскомъ язык его, кажется мн, нтъ, или я его не знаю. Рано по утру, когда солнечные лучи еще почти горизонтально скользили по небосклону, я увидлъ, какъ-бы въ полуверст передъ собой, широкую рку. Мн даже видны были ея струи. Здсь географическія мои познанія совсмъ разстроились: я не понималъ, что это за рка? откуда она забрела въ степь, въ которой, по моимъ свдніямъ, воды никакой нтъ? Чмъ больше я разсуждалъ, тмъ больше терялся въ своихъ соображеніяхъ, наконецъ ршился спросить ямщика. ‘Что это за рка у васъ?’ Тутъ нтъ никакой рки — хладнокровно отвчалъ онъ мн. ‘Такъ это врно озеро?’ — И озера тутъ нтъ.— ‘Да разв ты слпъ, ямщикъ! ты видишь, вода!’ Да это, сударь, наважденіе. Мы это часто видимъ.— Мы скакали во всю прыть, и дйствительно давно-бы должны были достигнуть до рки, но она оставалась у насъ все въ томъ-же разстояніи. Я не могъ спустить глазъ съ этого феномена, но солнце стало выше: рка, вода и мечтанія мои исчезли.

ГЛАВА II.
КРЫМЪ.

Я възжаю въ Тавриду, или Крымъ, въ это гнздо, изъ котораго столько вковъ хищные Татары, какъ саранча, влетали въ предлы Россіи, жгли села, города наши, грабили, убивали мирныхъ жителей пограничныхъ губерній, и уводили женъ и младенцевъ въ плнъ. Миръ былъ невозможенъ съ ними, никакіе трактаты, никакія клятвы съ ихъ стороны не могли быть надежными, при первомъ случа, которой казался имъ удобнымъ, при малйшей надежд на успхъ, они, не взирая ни на что, снова вторгались въ предлы наши и возобновляли свои неистовства. Это было необходимо для нихъ. Народъ, привыкшій жить грабежемъ, основывающій на грабеж все свое благосостояніе, перемниться не могъ. Слдственно, уже не говоря о необходимости для Россіи имть пристани на Черномъ мор, одно сосдство неукротимыхъ разбойниковъ не могло быть терпимо государствомъ могущественнымъ, и, безъ сомннія, одно изъ величайшихъ благодяній Екатерины есть завоеваніе и присоединеніе Крымскаго полуострова къ Россіи. Князь Потемкинъ, которому поручено было это важное дло, въ награду за благоразумное исполненіе его, получилъ отъ Императрицы прозваніе Таврическаго.
Вроятно, что Крымскій полуостровъ былъ нкогда совершенно отдленъ отъ материка земли. По крайней мр таково было мнніе знаменитыхъ древнихъ и новйшихъ писателей, какъ-то: Плинія, Иродота, Страбона, Бюффона, Палласа. Въ Крымъ възжаешь, по моему, сквозь ворота со сводами. При самомъ възд и по средин перешейка стоитъ Перекопъ, по Татарски Оркапи, крпость каменная, почти регулярная, имющая шесть бастіоновъ, равелины, куртины и глубокіе рвы, также выкладенные камнемъ. Она довольно крпка. Въ ней находятся гарнизонъ, военные начальники, и помщены вс необходимыя потребности, какъ-то: разнаго рода магазейны, гошпиталь, казармы и проч., въ предмстіи живутъ одни чиновники, употребляемые при соляныхъ озерахъ, да маркитанты, прочіе жители, какъ-то купцы, мщане, ремесленники всякаго рода, поселились въ трехъ верстахъ отсюда, въ мстечк, называемомъ Армянскій Базаръ, чрезъ который и дорога пролегаетъ изъ Перекопа въ Симферополь. На Перекопскихъ воротахъ вытесана на камн сова. Полагаютъ, что это былъ гербъ царствовавшихъ Князей, Чингисханова рода. Этотъ городъ былъ взятъ Русскими войсками, подъ начальствомъ Фельдмаршала Миниха, въ 1736 году, потомъ, во второй разъ, Княземъ Васильемъ Михайловичемъ Долгорукимъ, въ 1771-мъ, а въ 1783-мъ уже остался, со всмъ Крымомъ, подъ властію Россійскихъ Государей. Въ немъ православная церковь и одна мечеть, жители Россіяне, Татары, Греки, Армяне и Жиды. Здсь обширнйшіе соляные магазейпы. Соль добывается изъ близъ лежащихъ озеръ, а садится въ нихъ въ Іюл мсяц. Каждый годъ вывозится ея изъ Крыма боле чмъ 25-ть тысячъ фуръ. Крымскій перешеекъ былъ укрпленъ съ древнйшихъ временъ, для защищенія полуострова отъ Тавро-Скискихъ набговъ. Укрпленія эти состояли изъ стны съ башнями, отъ чего и мсто получило отъ Грековъ названіе Неонтихоса (новая стна). Теперешнее укрпленіе сдлано Турками на томъ же мст. Оно состоитъ изъ землянаго вала, имющаго протяженіе отъ Чернаго моря до Сиваша, и изъ глубокаго рва, обложеннаго дикимъ камнемъ. Ровъ этотъ около 4 2 саженъ ширины и 25 футовъ глубины, онъ еще хорошо сохранился, но валъ въ нкоторыхъ мстахъ ослъ. Отъ Перекопа къ Черному морю онъ простирается на 5 1/2 верстъ, и въ немъ устроены три батареи, самая сильная у моря. До Сиваша считаютъ 3 версты, тутъ только дв батареи, изъ которыхъ одна поставлена на самомъ Сиваш. Не льзя не подивиться точности, съ какою Страбонъ, никогда здсь не бывавши, опредлилъ ширину перешейка. Онъ обозначаетъ ее въ 40 стадій, полагая почти 5 стадій въ верст, выходитъ ровно нашъ размръ, 8 1/2 верстъ. Какъ не заключить изъ этого, что можно съ увренностью полагаться на акуратную точность Греческаго географа, въ его описаніи Чернаго и Азовскаго морей и Таврическаго полуострова.
Разсматривая карту, можно легко замтить, что три четверти полуострова къ сверу состоятъ изъ обширной долины или степи, постепенно возвышающейся къ полудню, тутъ нтъ ни горъ, ни деревьевъ, ни ручьевъ. Только около Симферополя сцена перемняется.
Я не стану, посл знаменитаго Далласа, описывать соленыя озера, близъ которыхъ я прозжалъ. Надобно прибавить, что и время года было неудобно для обозрнія ихъ. Соль, какъ я уже, кажется, выше сказалъ, садится въ нихъ въ Іюл, а я халъ въ Апрл. До первой станціи, Терекли-Зушуна, было 26 верстъ. Я проскакалъ ихъ въ два часа. Отсюда прохалъ я по прекрасному, каменному со сводами мосту, построенному Турками на рукав, выходящемъ изъ моря и прорывшемся изгибами довольно далеко въ степь. 18 верстъ дале достигъ я второй станціи, Дюрменя, отсюда степь примтно возвышается, по сторонамъ виднются Татарскія деревни и кладбища. Въ 26 верстахъ остановился я на станціи Айбаръ. Я замтилъ пашущихъ Татаръ: у иныхъ были запряжены въ плуги верблюды, а у другихъ буйволы. Отсюда 22 версты до Абланы, гд мечеть и медресъ, т. е. школа, дале послдняя станція, въ 16 верстахъ, Менлертчихъ, а отъ нея 26 верстъ до Симферополя.
Я прибылъ въ Симферополь 27 Апрля. Здсь, мн кажется, прилично будетъ сказать нсколько словъ о теперешнихъ Крымскихъ Татарахъ. Ихъ должно раздлить на два рода, совершенно между собою разничные: горныхъ и степныхъ Татаръ. Послдніе явно происходятъ отъ Монголовъ, пришедшихъ въ Европу съ Батыемъ, они не смшались съ другими народами и не высоки ростомъ, толстыхъ изъ нихъ совсмъ нтъ, лица у нихъ широкія, скулы выпуклыя, носы плоскіе, и вообще они сходствуютъ съ Киргизцами и Калмыками, только больше блокуры, или свтлорусы, не развязны, мшковаты и застнчивы. Горные, напротивъ того, народъ, перемшавшійся съ древними жителями Тавриды, съ Готами, Греками. Они вообще высокаго роста, стройны, черноволосы, черты лица ихъ правильны, физіономія и осанка выразительны, они свободны и какъ-то благородны въ обхожденіи, въ рчахъ ихъ больше разсудка и размышленія. Между ними встрчаются, хотя рдко, пригожія женщины, между степными-же никогда, т вс дурны, и отъ того-то, мн кажется, такъ тщательно прячутся отъ иностранцевъ. Впрочемъ, вообще Татары здсь гостепріимны и кротки. Правительство имъ благопріятствуетъ, и они начинаютъ чувствовать это. Покровительствуя вр ихъ, заводя школы, избавивъ отъ всхъ почти налоговъ и рекрутской повинности, ихъ совершенно обеззаботили, и теперь, исключая нкоторыхъ старыхъ мурзъ, еще воспоминающихъ самобытность древняго своего правленія, они видятъ, что могутъ жить и уже живутъ нын счастливе, чмъ когда нибудь подъ правленіемъ своихъ Хановъ. Степной Татаринъ много работаетъ, онъ пашетъ, безпрестанно роетъ водопроводные каналы для своихъ полей, пасетъ стада, горный-же сидитъ цлый день въ тни своихъ садовъ, куритъ трубку или кальянъ, и глядя на плоды своихъ деревъ, на лозы своего винограда, разсчитываетъ, что этого достаточно будетъ на прокормленіе и содержаніе себя и своего семейства на цлый годъ. Посл этого онъ уже ни о чемъ не заботится и проводитъ дни свои въ лни и совершенномъ бездйствіи. Мурзы и дворяне любятъ еще охотиться съ соколами и съ борзыми собаками.
Симферополь прежде назывался у Татаръ Акъ-Мечеть (что значитъ Блая Мечеть), и также Султанъ-Сарай, или Дворецъ Султана, потому что здсь всегда имлъ свое пребываніе Калга-Султанъ. Онъ теперь губернскій городъ. Древностей и историческихъ воспоминаній въ мемъ искать былобы напрасно, потому что онъ основанъ только въ 4 500 году, Ибраимъ-Беемъ, получившимъ мсто его отъ Хана, въ награжденіе за удачный набгъ на Россію. Но мстоположеніе его довольно живописно: Чатырдагъ, въ 20 верстахъ отъ него находящійся, кажется, будто владетъ городомъ и стоитъ у самыхъ стнъ его. Салгиръ, какъ чистый и быстрый ручеекъ, протекаетъ посреди его. Новый городъ, выстроенный со времени Россійскаго владнія, совершено отдляется отъ стараго, Татарскаго. Онъ регуляренъ, улицы въ немъ широкія и прямыя, по средин площадь, на которой построены присутственныя мста, казармы и довольно великолпный соборъ, много уже и партикулярныхъ домовъ.— Возл него старый Татарскій городъ, въ которомъ также находятся одна Греческая и одна Армянская церковь, четыре мечети, базаръ, общественные, но полураззоренные фонтаны, улицы въ немъ кривыя, дома выстроены въ Турецкомъ вкус, но между ними начинаютъ уже выстраиваться нкоторые по Европейскимъ образцамъ. Любопытно видть въ одномъ все заведенное по обычаямъ Азіятскимъ, въ другомъ все по Европейскому вкусу. Послдній ни въ чемъ не похожъ на Татарскій городъ, за то ни одинъ Татаринъ и не живетъ въ немъ, напротивъ, нсколько Русскихъ и иностранцевъ поселились въ Татарскомъ город. Голосъ мусульманъ стараго города, призывающихъ съ своихъ минаретовъ на молитву, мшается съ звономъ колоколовъ новаго, также сзывающихъ на молитву Христіанъ. Это возбуждаетъ пріятныя размышленія о терпимости връ и кротости Русскаго правленія. Въ Симферопол недавно стали разводить публичный садъ: онъ прекрасно обрисованъ въ Англійскомъ вкус и уже довольно разросся, такъ что можетъ доставить гуляющимъ пріятную тнь. Здсь я нашелъ нсколько деревъ Индйскаго каштана (maronier des Indes), аршинъ въ пять вышины и въ полномъ цвт, множество Италіянскихъ тополей, душистой акаціи, Вавилонскія ивы, и другія древесныя и кустовыя растенія теплыхъ климатовъ. Въ Крыму везд примтно попеченіе и предпочтительное стараніе о немъ Графа Воронцова, лелющаго эту страну, какъ любимое дитя свое. И надобно сознаться, что Таврида, если не всмъ, то многими улучшеніями обязана единственно ему! Я тотчасъ, по сдланному себ правилу, пошелъ явиться къ начальнику города. Здшній Губернаторъ, Г-нъ Казначеевъ, принялъ меня ласково, и предложилъ свое пособіе и покровительство во время объзда моего по его губерніи. Замчательно, что въ Россіи, везд, начальники губерній вжливо и благосклонно принимаютъ всхъ путешествующихъ, и всегда готовы доставлять имъ вс зависящія отъ нихъ пособія. Пробывъ нсколько времени у Г-на Казначеева, я пошелъ шататься по городу. Проходя Салгирскій мостъ, мн вздумалось зайти въ мльницу: она молола, но въ ней ни мльника, и ни одного работника не было. Пріхавшіе съ помоломъ, два молодые Татарина, сидли въ углу и прилежно играли въ карты. Они не оборотились ко мн, а можетъ быть и не примтили моего входа, я замтилъ, что оба очень горячились и кричали продолжая свою игру. Мн показалось любопытно видть Татаръ, въ глуши Тавриды, играющихъ въ игру, изобртенную для развлеченія сумасшедшаго Короля Французскаго. Я подошелъ къ нимъ, передъ ними лежали мдныя и млкія серебряныя деньги, а играли они въ три листа, и, ни мало не занимаясь мной, продолжали играть. Я оставилъ ихъ въ этомъ упражненіи, размышляя, что мы еще не успли просвтить Татаръ, и уже принесли имъ начало разврата и страсть къ сребролюбію. Нтъ сомннія, что играть научились они у солдатъ, или маркитантовъ нашихъ. Я возвратился на квартиру свою, въ гостинницу Француза Амабля. Служа мн за обдомъ, Французъ усплъ разсказать, что онъ отличный поваръ, служилъ въ Петербург, въ какомъ-то знатномъ дом, и накопивъ деньжонокъ (врно отъ крупицъ съ трапезы богатаго своего барина, вздумалъ завести въ Крыму ресторацію, но что эти Татары истинные варвары, обдать къ нему не ходятъ, ни чего не понимаютъ, и даже ни разу не спрарщвали свиныхъ ножекъ съ труфелями, что холодные пастсты aux perdrix rouges часто портятся у него, ожидая покупщика, что Русскіе чиновники и прозжающіе разв человка два въ день постятъ его. ‘Чувствую, прибавилъ онъ, что я ошибся въ своей спекуляціи. Эта непросвщенная страна не достойна такого таланта!’ Онъ намревался оставить свое ремесло и заняться чмъ нибудь другимъ, ‘напримръ воспитаніемъ дтей’. Я безспорно соглашался съ нимъ, полъ водянаго супу его и жесткаго бифстека, и сталъ собираться въ дорогу.
Нанявши переводчика и проводника, Татарина Сеида, я отправился на другой день съ нимъ, верхомъ, на полуденный берега. Крыма. Коляска моя хала позади. Со всхъ сторонъ представлялись прелестныя картины. Чатырдагъ, съ цпью горъ, его окружающихъ, прекрасныя долины между ними, отненныя деревьями, беспрестанно извивающійся Салгиръ, который я, въ продолженіе этой дороги, нсколько разъ долженъ былъ перезжать за. бродъ, все это невольно приводить въ очарованіе. Скоро по вызд изъ города, я прохалъ Русскую деревеньку Петровское, а на второй верст прекрасную дачу Г-жи Нарышкиной, урожденной Графини Ростопчиной. Подале надобно подняться на горку и потомъ спуститься въ долину. Здсь картины столько-же пріятны, но он угрюме. Множество дикихъ козъ перебгали мн путь, или показывались на покатостяхъ горъ и оживляли сцену. Луга и перелски были усяны эвфорбіей въ полномъ цвт {Родъ миллефоліи.}, и я ни гд не видывалъ такого множества этого растенія. Пріятная весенняя погода, и эти живыя, свжія впечатлнія, длали мое путешествіе усладительнымъ.
Я достигъ Кильбуруна, помстья И. И. Перовскаго, и пожаллъ, что его не было дома: мы старые знакомые и очень давно не видались. Я располагался было отдохнуть у него и побесдовать съ нимъ, но надобно было продолжать путь. Кильбурунъ мсто весьма замчательное для путешественниковъ: оно окружено прекрасными рощами, дорожки вокругъ дома обрисованы со вкусомъ. Оно у самаго Салгира, на возвышеніи. При немъ есть сады, огороды, изъ лучшихъ въ Крыму, и довольно луговъ, пашенъ и лсу: все это длаетъ его богатымъ помстьемъ. Дв версты дале перехалъ я чрезъ мостъ Джолма. Близехонько влво отъ него видны развалины, довольно хорошо сохранившіяся. Сеидъ сказалъ мн, что ихъ называютъ Эски-Сарай. Татары говорятъ, что это начатой и недостроенный Ханскій дворецъ, а Г. Палласъ полагалъ, что тутъ была Генуэзская крпостца. Еще черезъ три версты прохали мы большою деревнею Султанъ-Махмудъ. Мечеть и хорошіе сады вокругъ дома мурзы, помщика этаго селенія, придаютъ ему видъ благосостоянія и избытка, чего не замтно въ другихъ деревняхъ. При вызд отсюда опять встрчаешь Салгиръ. Надо хать по его руслу до 7 версты, гд онъ соединяется съ другою рчкою, Гангаръ, возл мльницы и нсколькихъ Татарскихъ избъ, по пригорку расположенныхъ.
Дальше на лвой рук, деревня Шумкой: здсь дорога ведетъ прямо къ источникамъ Салгира. Не дозжая Большой Чафки, на лво видите деревню Малыя Чафки, изъ которой прізжаете прямо въ Кизилъ-Коба. На всемъ проханномъ мною пространств земли плодородныя, хорошо обработанныя, везд сады и поля, засянные табакомъ и поливаемые изъ каналовъ, проведенныхъ отъ самаго Салгира. Въ Малыхъ Чафкахъ я остановился у стараго Рускаго, прикащика Г-жи Офренъ. Онъ показался мн мужикомъ простымъ и добрымъ. Изба у него довольно опрятна, и мы съ Сеидомъ тутъ хорошо поли и отдохнули. Часа черезъ два мы опять сли на лошадей и по крутому спуску достигли деревни Кучукъ-Янкой. Отсюда уже близехонько до пещеръ. Надо было прозжать по берегу ручейка, обросшаго оршникомъ, и достигнувъ до кургана оставить лошадей. Поднявшись на довольно крутую гору, шаговъ въ триста, мы нашли тамъ природную террасу, окруженную полукругомъ каменныхъ, высокихъ и грозныхъ скалъ. Отсюда прелестный видъ на Чатырдагъ и на помстья Яни-Салла и Кугукъ-Янкой. Не вдалек блеститъ небольшой водопадъ. На этой-же террас есть родъ впадины, со сводомъ, гд примтны маленькія вытесанныя ниши, и разбросано много обломковъ черепичныхъ. Явно, что когда-то жили на этомъ мст, но, вроятно, очень давно, потому что Татары не сохранили о томъ ни какого преданія. Въ скалахъ Кизилъ-Коба два отверстія пещеръ, но я не замтилъ ни какого сообщенія между самими пещерами. Чтобъ достигнуть верхняго отверстія, надо лзть шаговъ сто по острымъ и разсыпающимся камнямъ, что, признаюсь, было довольно тягостно. Отверстіе это такъ низко, что я долженъ былъ на брюх туда ползти, однако скоро могъ стать на ноги. Здсь провожатый нашъ зажегъ восковыя свчи, которыми я нарочно запасся въ Симферопол. Шаговъ черезъ 40, по направленію къ сверу, есть большая пустота со сводомъ, потомъ галлерея продолжается еще шаговъ на 30 къ сверо-западу, тутъ вторая камера и пустота, 40 шаговъ дале третья, потомъ во 400 шагахъ четвертая: остается шаговъ 50 до высокаго и узкаго выхода изъ пещеры, гд съ трудомъ можно пройти. Надобно сказать, что изъ всхъ этихъ галлерей есть выходы въ другія, узенькія, но разв особенное любопытство заставитъ углубиться въ нихъ. Главная галлерея иметъ около сажени ширины и столько же вышины, полъ въ ней очень не ровенъ, но ямъ и дыръ, въ которыя можно было-бы провалиться, нтъ, слдовательно, кто идетъ осторожно, тотъ не подвергаетъ себя никакой опасности. Ширина камеръ сажени три, высота дв сажени. Потолокъ въ третьей представляетъ смшеніе цвтовъ: видъ удивительный! По стнамъ ея сталактиты приняли формы необыкновенныя и странныя. Нижняя пещера не далеко отъ упомянутаго мной водопада. Отверстіе ея въ три сажени ширины, но оно съуживается по мр углубленія въ скалу. Въ ней также нсколько камеръ, говорятъ, что какой то путешественникъ цлый день ходилъ по нимъ и не нашелъ конца. Шаговъ черезъ шестьдесятъ, въ ней есть родъ озерка, гд неминуемо должно остановиться: вроятно, это скопленіе воды, проникнувшей сюда изъ наружнаго ключа. Вода чиста и вкусна. Здсь стны какъ будто обмазаны черною глиной, очень способною на дланіе курительныхъ трубокъ: Татары часто запасаются ею для этого. Не нашедъ здсь ничего особенно любопытнаго или достойнаго замчанія, я возвратился къ Русскому прикащику, въ Малыя Чафки, ночевать. Напившись чаю и закуривши трубку, я спросилъ у Сеида, что онъ думаетъ о Кизилькобскихъ пещерахъ?— ‘Ихъ, сударь, вырылъ Царь Соломонъ.’ — На что?— Зарыть свои сокровища. У него вдь была тысяча женъ, а и съ двумя не вдругъ уладишь. Он стали просить сокровищъ, и онъ, чтобъ отвязаться отъ нихъ, вздумалъ было перевезти сюда свое богатство.— ‘ Что ты, Сеидъ! да разв не могъ онъ въ своей земл найти удобнаго мста? Легко-ли было ему пуститься въ такую даль?’ — Вся земля была его. Вы говорите даль! Разв вы не знаете, что у него было кольцо, которое стоило ему повернуть, такъ онъ мигомъ переносился куда хотлъ.— ‘Пускай такъ! да и тутъ, Сеидъ, ежели онъ таскалъ самъ, такъ ему надобно было нсколько тысячь разъ оборотиться. ‘— Разв, сударь, вы думаете быть умне Соломона?— ‘Боже упаси, Сеидъ! я этого и думать не смю. ‘— Такъ на что-же вамъ пересуживать его намренія? ‘— И то правда! ляжемъ лучше спать.
На другой день, почти до свту, Сеидъ осдлалъ лошадей, и мы, расплатясь и распрощавшись съ нашимъ хозяиномъ, похали въ путь. Шаговъ за 300 до пятой версты, на лво подл дороги, виднъ Фундаментъ крпкой стны. Татары приписываютъ ей большую древность. Это, по видимому, было укрпленіе. Они называютъ это мсто Демиръ-Хапу (желзныя ворота). Слды стны видны еще далеко по горамъ, ихъ называютъ: Каланемъ-Баире. Я не стану входить въ изслдованіе этой древности: Г-нъ Кеппенъ, такъ хорошо и подробно занимавшійся здшними древностями, вроятно уже истолковалъ и эту. Въ 9-ти верстахъ отъ Чафки, безпрестанно спускаясь, и прохавъ чрезъ многіе пересохшіе ручьи, которые посл сильныхъ дождей становятся быстрыми и непрозжаемыми потоками, мы достигли до Таушанъ-Базара (Заячій рынокъ). Это долина, на которой нтъ никакого обиталища, но конные путешественники обыкновенно останавливаются здсь покормить лошадей. Отсюда надобно подниматься на такую крутую гору, что лошадь моя насилу шла шагомъ. Полагаютъ, что гора эта иметъ 2800 футовъ перпендикулярной высоты отъ уровня моря. Она находится въ 12 верстахъ отъ Чафки.
Здсь на гор поставленъ обелискъ, съ слдующею надписью:
Воздвигнутъ въ царствованіе Его Величества Императора Николая I-го, въ слдствіе даннаго повелнія въ 1824 году Его Величествомъ Императоромъ Александромъ I-мъ, Графъ М. С. Воронцовъ будучи Генералъ-Губернаторомъ Новороссійскимъ и Бессарабскимъ, а Г-нъ Нарышкинъ Гражданскимъ Губернаторомъ, Подполковникомъ Шепиловымъ.
Здсь Императоръ Александръ отдыхалъ, прозжая въ послдній разъ черезъ Крымъ. Это мсто воспоминанія!… Глядя на грозный Чатырдагъ и на цпь горъ, подъ нимъ лежащую, вдыхая въ себя живой, чистый воздухъ на этой высот, въ уединеніи, въ глубокой тишин, вспоминаешь исторію и подвиги великаго соперника Наполеонова!…. Все это наполняетъ душу таинственнымъ и вмст усладительнымъ чувствомъ! Думая объ Александр, о его судьб, о ранней его смерти, повторяю съ Боссюэтомъ: одинъ Богъ великъ!
Отсюда дорога начинаетъ понижаться. Прохавъ шаговъ 800 уже видите море, но оно еще далеко, и съ высоты, на которой находитесь, посреди обширнаго пространства всего окружающаго, это зрлище моря не такъ поразительно. Разницу въ климат начинаешь чувствовать спустившись еще нсколько верстъ.
Долина и мстечко Алушта, къ которымъ приближаетесь по прямой линіи, начинаютъ рисовать ея передъ глазами очень пріятно, какъ вдругъ слва появляется Демирджчиская скала и привлекаетъ къ себ все вниманіе и любопытство путника. Вообразите огромную гору, неправильно и со всхъ сторонъ различно обтесанную природой: то является она женскою головой съ зачесаннымъ шиньономъ, то висящею скалою надъ деревенькой, у подошвы ея лежащей, которую грозитъ она раздавить, то неправильнымъ бастіономъ, и все это по мр какъ обозрвающій ее перемняетъ свое мсто. Солнце ударяло лучами своими прямо на нее, и она казалась мн тогда точно фарфоровою. Представьте себ яркій розовый, голубой и сроватый цвта большими пятнами {Вся скала составлена изъ мрамора этихъ цвтовъ.}, а по оврагамъ, на ней изрытымъ, и у подошвы ея, еще зеленый цвтъ кустарниковъ, и вы сознаетесь, что все это вмст составляетъ единственную картину. Я остановился и не могъ на нее довольно наглядться! Демирджи навсегда впечатллась въ мою память и оставила по себ пріятное воспоминаніе. На 16-й верст прозжаете возл ключа, обдланнаго дикимъ камнемъ. Вода въ немъ непомрно холодна: я выпилъ ея стаканъ, и тотчасъ почувствовалъ, что простудилъ горло, дйствительно я охрипъ отъ этого на цлую недлю. На колодц находится слдующая надпись: ‘Близъ сего мста, въ сраженіи противу Турокъ, Генералъ-Маіоръ Михайло Кутузовъ, что посл былъ Фельдмаршаломъ и Княземъ Смоленскимъ, раненъ въ глазъ’.
Еще воспоминаніе моей молодости! Я помню дружеское ко мн расположеніе М. Л. Кутузова, подъ начальствомъ котораго сражаясь не одинъ разъ, я учился военному ремеслу, жилъ въ его палатк и пользовался его наставленіями {Кто не слыхалъ о чудесной ран, полученной Мих. Илар. Кутузовымъ на этомъ мст? Пуля пробила у него правый високъ и вышла въ лвый, пройдя позади глазъ и не попортивъ ихъ.}.
Спустясь еще ниже, вы видите на полдень и вправо отъ Алушты гору, называемую Кастель. Здсь я выхалъ изъ горъ, и перехавъ рчку Шуму находился въ Алуштинской долин, у самаго възда въ это мстечко. Тутъ везд виноградники, насажденные уже по Европейскимъ методамъ.
Графъ Воронцовъ распространилъ насажденіе винограда и выдлку изъ него вина. За нсколько лтъ считалось на Крымскомъ полуостров едва 300 тысячъ насажденныхъ лозъ, а нын ихъ боле двухъ милліоновъ. Первые опыты винодлія конечно не соотвтствовали ожиданіямъ покупщиковъ, Судакскія вина, вышедшія изъ виноградниковъ Татарскихъ или по плоскимъ мстамъ и по берегамъ ркъ насажденныхъ и часто поливаемыхъ, оказались слабыя, но они были первыя въ продаж, отъ чего во всей Россіи и даже въ Москв приняли ихъ весьма неблагопріятно. Но изъ этого заблужденія скоро выйдутъ и отдадутъ имъ всю справедливость. Вина полуденнаго берега Крыма, выдланныя изъ сплаго винограда, искусно обработанныя, сохраненныя въ хорошихъ погребахъ, и отправленныя въ удобное время, ни чмъ не уступятъ добрымъ столовымъ винамъ въ Европ. Я-бы желалъ, чтобъ Господа Крымскіе помщики перестали величать ихъ чужими именами. Къ чему названія Бургонскаго, Мадеры, Модока, когда это Массандра, Кораисъ, Кучукъ-Ламбатъ? Покупщикъ тотчасъ по названіямъ длаетъ сравненія. Не всякой знатокъ въ вин, и часто даже то, что въ Крымскомъ превосходне чмъ въ иностранномъ, не нравится потому только, что по сравненію нтъ этого въ иностранномъ вин. Но узнаютъ доброту, привыкнутъ ко вкусу, и станутъ предпочитать чужому свое. Разница въ цнахъ неминуемо откроетъ Крымскимъ винамъ большой ходъ, они замнятъ иностранныя и дадутъ этой промышленности большее развитіе, а помщикамъ значительные доходы. Только надобно терпніе.
Алушта построена на возвышеніи, близъ морскаго берега, на самой развилин двухъ долинъ: по каждой изъ нихъ протекаютъ рчки. Здсь почтовая станція, гостинница и большая мечеть. Я осмотрлъ три башни, оставшіяся намъ отъ древности, и не соглашаюсь съ путешественниками, приписывающими построеніе ихъ Генуэзцамъ. Все напротивъ доказываетъ, что это былъ Фруріонъ, или такъ называемый укрпленный замокъ, какихъ нсколько на Таврическомъ берегу приказалъ построить Императоръ Юстиніанъ, около 465 года, для защиты страны отъ Гунновъ и Угровъ. При Грекахъ Алушта была мстопребываніемъ Епископа, жителей въ ней считалось много, теперь это не богатое мстечко, гд кром древнихъ трехъ башенъ ничего нтъ замчательнаго. Хотя высокія горы, Чатырдагъ, Бабуанъ, и Демирдже, закрываютъ нсколько Алуштинскую долину отъ свера, но разрывы между ними пропускаютъ сверные втры, и отъ того морозы доходятъ иногда до 4 2 градусовъ по Реомюру. За всмъ тмъ, здсь виноградниковъ не зарываютъ, какъ въ Астрахани, и даже во все ни чмъ не прикрываютъ отъ стужи.
Изъ Алушты я отправился въ Кучукъ-Ламбатъ, богатое помстье пріятеля моего, Сенатора А. М. Бороздина, и прохалъ между домомъ и садомъ Карабатъ, принадлежащими Гну Кеппену, тому самому ученому, который издалъ въ 1837 году Крымскій Сборникъ. Сочиненіе его особенно любопытно и замчательно по критическимъ разысканіямъ о древностяхъ южнаго берега Тавриды, и заслуживаетъ уваженіе ученыхъ людей. Отсюда полуденный берегъ становится на каждомъ шагу живописне и пріятне. Мн случилось хать по узенькой дорожк, вдоль морскаго берега, такъ, что волны выплескивались до ногъ моей лошади, по крутизна горы съ другой стороны не позволила никакъ отъ нихъ отдалиться. Виды перемнялись безпрестанно, по мр какъ извивалась дорога: то еще виднлся въ туманахъ Чатырдагъ, то являлась Кастельгора, то показывался вдали передо мной Аюдагъ. Около Кучукъ-Ламбата везд пестрли сады, виноградники, обработанная земля, и это придавало веселый и оживленный видъ ландшафту. Наконецъ я достигъ до помстья моего пріятеля. Съ какою радостію обнялъ я стараго и добраго моего товарища! Онъ напомнилъ мн пріятные дни нашей молодости, проведенные въ лучшихъ обществахъ Петербурга, и въ кругу общихъ нашихъ друзей и знакомыхъ. Его радушіе и дружескій пріемъ оживили и утшили меня. Мы сладко бесдовали за его лакомой трапезой, курили табакъ, и не могли наговориться, однако мн нуженъ былъ покой, и мой благосклонный, добрый хозяинъ отложилъ до другаго дня гулянье по его прелестной дач. Андрей Михайловичъ можетъ назваться старожиломъ Тавриды. Онъ одинъ изъ первыхъ поселился здсь постоянно. Я переночевалъ, совершенно освжился, и позавтракавъ чаемъ, пошелъ съ нимъ гулять. Въ Кучукъ-Ламбатъ хорошенькая пристань. Противъ дома возвышается огромный Аюдагъ (Медвдь-Гора), покрытый каменьями, хотя на немъ растетъ немного лсу. Эта гора совсмъ выдалась въ море, къ которому понижается она крутыми скалами, поросшими кустарникомъ. Большая часть жителей здсь Татары, они занимаются землепашествомъ и береговымъ мореплаваніемъ, Русскіе жители почти вс ремесленники. Горы, принадлежащія къ цпи Яйла, защищаютъ Кучукъ-Ламбатъ отъ свера, съ востока онъ прикрытъ скалою, выдающеюся въ море и составляющею здсь бухту, въ которой суда находятъ спокойное пристанище. И такъ, не мудрено, что виноградъ здсь отмнно хорошъ, и вино А. М. Бороздина считается между лучшими. Съ террасы стараго дома {А. М. выстроилъ теперь новый домъ, а старый, съ частію сада и дачи, продалъ, не помню кому-то.} виды къ морю и на Аюдагъ живописны: оттуда какъ на ладони прекрасная дача и строеніе Карассана, принадлежащаго родному брату А. М., Генералъ-Лейтенанту М. М. Бороздину. За нсколько лтъ на Аюдаг нашли остатки строенія, крестъ, и почти изглаженныя надписи. Должно предполагать, что тутъ нкогда былъ Греческій монастырь, или церковь. Многіе писатели полагаютъ, что эта гора та самая, которую Страбони и другіе древніе писатели называли Кріу-Метопонъ, но географическое положеніе Аюдага противоречитъ этому мннію. Кріу-Метопонъ (Баранья голова) должна-бы выдаваться въ море, посреди полуострова, а Кучукъ-Ламбатъ въ боку и гораздо лве. Я скоре соглашусь съ тми, которые отыскиваютъ историческое мсто въ Алупк.
Сады, цвты, и вообще вс заведенія А. М. заслуживаютъ любопытство путешественника. Разнообразныя познанія, начитанность, свднія, почерпнутыя изъ лучшихъ авторовъ, а боле всего гостепріимство, добрый правъ и радушіе здшняго помщика ни съ чмъ не могутъ сравниться. Еслибъ я не спшилъ увидться съ сестрой, я прогостилъ бы у него, кажется, долго, по надо было распрощаться. Онъ снабдилъ меня всмъ нужнымъ на дорогу, далъ мн собственную верховую лошадь, и мы распрощались, но я взялъ съ него слово, что онъ скоро прідетъ навстить меня въ Корайс, у сестры моей. Я обнялъ моего пріятеля, и поскакалъ съ Сеидомъ, моимъ врнымъ сопутникомъ, въ Партенитъ.
Деревня эта любопытна мстоположеніемъ своимъ, на довольно крутой покатости, у самаго моря. Она въ 4 верстахъ отъ Кучукъ-Ламбата. Я нашелъ жителей ея въ избыточномъ состояніи. Они сютъ ленъ, табакъ и наживаютъ за это деньги отъ сосдей своихъ. Посредин селенія есть огромное орховое дерево, оно достопамятно тмъ, что подъ нимъ писалъ Принцъ Де Линь къ Екатерин II-й письмо о путешествіи своемъ по Крыму. Изъ Партенита шесть верстъ до Артека, прекраснаго имнія, недавно проданнаго Г-мъ Олизаромъ Александру Михайловичу Потемкину. Новая помщица, Татьяна Борисовна Потемкина, искала здсь умреннаго климата и уединенія, нужныхъ для ея здоровья, и для жизни, истинно христіанской, посвященной добродтели и благотворенію. Не взирая на скромность свою, она не могла скрыться отъ благодарности окружающихъ и облагодтельствованныхъ ею людей. Она какъ роза, которую ни какая тнь утаить не можетъ: благоуханіе этого цвтка всегда покажетъ его присутствіе. Т. Б. истинно оправдала названіе своего помстья {Артекъ, или Кардіа-Гриконъ, значитъ по-Гречески: излеченіе сердца или утшеніе сердца.}. Впрочемъ, оно довольно замчательно и собственно собой: прелестный видъ морскихъ скалъ и горъ, окружающихъ Урсуфъ и Ай-Даніель, всякаго рода заведенія, построенныя у подошвы Аюдага и прикрываемыя лсами его, луга, раздляющіе прекрасные виноградники, строенія въ хорошемъ вкус, новый погребъ, Англійскіе сады, водопадъ, масличныя деревья, которыя здсь успшно растутъ, все это вмст длаетъ помстье Г-на Потемкина прелестнымъ и достойнымъ особеннаго замчанія.
Изъ Артека прозжалъ я мимо множества небольшихъ дачь, какъ-то Г-жи Казначеевой, Кн. Ан. Нор. Голицына, перехалъ прекрасную рчку Суюксу, и дачу Султана Кати-Глрся. Не далеко отсюда небольшія, но еще не обработанныя дачи Г-жи Полтарацкой и Г-на Понятовскаго. Черезъ часъ былъ я въ Урсуф.
Не дозжая до этой деревни, можно видть остатки Генуэзскихъ укрпленій, основаніе круглой башни, и каменную стну, спускающуюся къ морю со скалы, которую стна раздляетъ на двое. Дальше скала соединяется съ плотиною, основанною на камняхъ и составляющею родъ пристани.
Мстоположеніе Урсуфа самое пріятное. Здсь дача, съ прекраснымъ домомъ, принадлежавшая нкогда Дюку Де Ришелье. Англійскій садъ, по покатости расположенный и искусно разбитый, дернъ, собраніе гранатовыхъ, смоковичныхъ деревъ, кипарисы, тополи, украшаютъ это мсто. Въ правой рук цпь горъ Яйлы, впереди деревня и скалы Урсуфа, наконецъ море, котораго волны тихо выплескиваются на покатый берегъ у самаго сада, все это придаетъ Урсуфу видъ очаровательный. У меня есть хорошій рисунокъ этой дачи, гд между прочимъ изображенъ, и очень сходно, Императоръ Александръ, верхомъ, разсматривающій мстоположеніе Урсуфа. Отъ Дюка Де Ришелье дача перешла къ Графу Воронцову, и нын принадлежитъ Г-ну Фундуклсю. Извиваясь еще на нкоторомъ пространств по берегу, дорога удаляется отъ моря влво: она ведетъ въ Ай-Даніель. Ай-Даніель также одно изъ помстьевъ Графа Воронцова. Здсь разводятся виноградныя лозы почти всхъ извстныхъ родовъ, и устроены богатые погреба. Во всхъ заведеніяхъ Графа примтна одна цль: это общественная польза. Онъ своимъ примромъ поощряетъ другихъ помщиковъ къ улучшенію ихъ собственностей, и не щадитъ издержекъ на опыты, которые были-бы имъ тяжелы, испытанныя-же имъ и удачныя нововведенія перенимаются потомъ съ пользою другими, и такимъ образомъ онъ съ этой стороны можетъ назваться благодтелемъ Крыма. Не подалеку отсюда хорошенькія дачки Барона Беркгейма и Г-на Жаксона.— Никита., дача выдавшаяся въ море, съ ботаническимъ садомъ, гд собранъ разсадникъ почти всхъ извстныхъ виноградовъ, и деревъ теплыхъ климатовъ, которыя можно приспособить въ Крыму: это казенное заведеніе содержится въ хорошемъ порядк, подъ смотрніемъ Г-на Партвица. Нодале его Магарачъ и, наконецъ, Марсанда, богатое имніе, въ которомъ боле 600 десятинъ. Графиня Браницкая купила его и подарила молодому внуку своему, Графу Воронцову. Это мсто напоминаетъ исполинское предпріятіе Графини Потоцкой, которая владла имъ и хотла тутъ основать большой городъ. хавши изъ Никиты надобно замтить, на самомъ возвышенномъ мст большой дороги, недавно достроенную, прекрасную церковь Дорической архитектуры. Изъ-подъ-фундамента ея бьетъ сильный ключъ чистой и свжей воды, портикъ церкви окруженъ орховыми деревьями, между ними есть дубъ, почитающійся самымъ огромнымъ во всей Таврид. Въ этомъ имніи, украшенномъ богатыми строеніями всякаго рода, Графъ Воронцовъ помстилъ конскій заводъ. Отъ Марсанды къ Ялт виды становятся еще прекрасне: передъ вами Ялтинская долина, ущелія Горъ, обросшія большими соснами, за Ай-Василіемъ, Дерекой и Ауткою, густые лса, по Яйлской цпи горъ, наконецъ продолженіе плодороднаго полуденнаго края, везд обработаннаго и лентою извивающагося по берегу моря. Живописно, прекрасно, восхитительно! Вдали выказывается высокая блая Оріандская башня, между купами окружающихъ ее деревъ, и довершаетъ эту прелестную картину.

ГЛАВА III

КРЫМЪ.
(продолженіе.)

Отъ Марсанды въ Ялту, версты дв, дете все подъ гору.
Ялта нын городокъ. Въ немъ довольно спокойная пристань, и пароходы, летающіе изъ Одессы въ Керчь, а изъ Керчи въ Одессу, еженедльно и постоянно заходятъ сюда, отъ чего мстечко становится день отъ дня важне и полезне для всего полуденнаго берега. Здсь уже начинаютъ строиться хорошіе домы, заводятся гостинницы, трактиры, лавки съ товарами умножаются, и уже есть много складочныхъ амбаровъ. Ялта, безъ сомннія, въ скоромъ времени будетъ значительный и богатый городокъ. Прекрасная долина ея изобильна всмъ, и обрисована природою съ плнительнымъ кокетствомъ. Здсь, не вдалек, дача Адмирала Графа Мордвинова, Ливадія Генерала Ревеліоти, и Оріанда, вызывающая названіемъ своимъ грустныя воспоминанія объ Император Александр! Онъ хотлъ тутъ строитъ для себя домъ, потому что мстоположеніе ему понравилось. Сколько размышленій влечетъ за собой это намреніе Государя, прошедшаго черезъ столько испытаній и видвшаго у ногъ своихъ вс славы міра… Нын благополучно царствующій Государь Императоръ, въ послдній проздъ свой по Таврид, подарилъ это помстье Супруг своей, Императриц Александр еодоровн. Конечно не могло въ лучшія руки перейти имніе, любимое Александромъ. Съ этимъ имніемъ смежны земли, принадлежавшія Гр. Дибичу Забалканскому! Еще отблескъ славы! Ея лучъ скользнулъ мгновенно по его имени, и скоро исчезъ съ нимъ въ могильной тм, на берегахъ Вислы!— Близъ Ялты достоинъ замчанія водопадъ Акарсу: онъ низвергается со скалы, имющей 40 саженъ вышины. Рано весною и посл большихъ дождей, масса воды очень велика, въ другое время она какъ ручеекъ разсыпается внизу млкою водяною пылью.
Въ Ялт я слъ въ телжку и не останавливаясь прохалъ мимо богатаго помстья, также Оріандой называемаго и принадлежащаго Графу Витту, чрезъ Гаспру, прекрасный замокъ Кн. Александра Николаевича Голицына, и чрезъ дачу племянника моего, Кн. Сергя Ивановича Мещерскаго. Посл буду говорить объ этихъ мстахъ, теперь тороплюсь въ Кораисъ: у меня сердце бьется отъ нетерпнія скоре увидть сестру мою, Кн. Голицыну, съ которой я боле десяти лтъ въ разлук и которую спшу обнять, можетъ быть въ послдній разъ!—

——

Наконецъ я въ Кораис, наконецъ я обнимаю сестру, друга, котораго никогда, ни на одну минуту не переставалъ любить! Не знаю для чего воображеніе переселило меня ко днямъ нашей молодости, но вмсто прелестной, стройной, ловкой женщины, я держалъ въ объятіяхъ согбенную, худую старушку. Однако черты лица ея по прежнему выражаютъ умъ, доброту и твердость характера, которыми всегда отличалась Княгиня Голицына. И она, какъ я, но можетъ быть съ большими правами, могла мечтать о счасть! И ее, какъ меня, оно мгновенно польстило и обмануло! Но уму ея нужны были, въ замну этого, дятельныя занятія, и она умла найти ихъ, употребляла постоянно съ пользой себ и ближнимъ, чего я, съ вчными мечтаніями своими, никогда не умлъ сдлать. Теперь, удалясь отъ свта, она живетъ въ уединенномъ уголк Крыма, но еще любима и уважаема всми, кто иметъ счастье знать ее, кто уметъ цнить ея достоинства и постигаетъ великость ея души. Въ первыя минуты мы не могли наговориться, спрашивали другъ друга не дожидаясь отвтовъ, и только поуспокоившись могли вполн насладиться нашимъ свиданіемъ.
Я давно не былъ такъ счастливъ! Мы пробгали воспоминаніями нашими прежнее, говорили о нашихъ общихъ друзьяхъ, знакомыхъ, о событіяхъ, въ которыхъ иногда вмст участвовали! Она нашла пристанище въ вр и въ этой христіанской философіи, къ которой и я стремился, но сколько мытарствъ еще надобно мн пройти! сколько испытаній выдержать, до тхъ поръ пока я съ нею сравняюсь!
За столомъ я возобновилъ знакомство съ неразлучной подругой сестры моей, почтенной и добродтельной Баронессою Беркгеймъ. Она въ недавнемъ времени лишилась супруга, скончавшагося здсь въ помсть своемъ. Посл обда присоединилась къ нашей бесд Г. Сабинская, урожденная Графиня Ржевуцкая. Я рдко встрчалъ женщинъ, столько прелестныхъ во всхъ отношеніяхъ. Она жила въ маленькомъ домик, посреди сада сестры моей. Мы гуляли по саду, разведенному Кн. Голицыной, и по гор, до самаго моря понижающейся. Здсь все создала помщица, во всемъ видны вкусъ и мысль о польз. Домъ въ два этажа, спокойно расположенный, и убранный не богато но прилично, небольшая, но прекрасная церковь: этого довольно для такой спокойной и благочестивой жизни. Но вотъ свтлые кристальные ключи: они бьютъ изъ горы, орошаютъ всю дачу, и такъ проведены всюду, что ихъ достаточно для поливки всхъ растеній, вотъ богатые виноградники, уже приносящіе большой доходъ, вотъ деревья, рдкія или невиданныя въ Крыму: все это уже относится къ польз общей и частной. Винодліе усовершенствовалось стараніями сестры моей. Она выписала изъ Франціи и Германіи мастеровъ, погребщиковъ, бондарей, и все необходимое для этой промышленности. Насажденіе маслинъ также начинаетъ у нея процвтать. Словомъ: на голомъ и Дикомъ мст сдлала она вс, что можно придумать къ польз, и при томъ къ украшенію ея собственности. Правда, что и природа много помогала ей: здсь уже были огромныя орховыя деревья, цпь Яйлы, позади самаго дома, защищаетъ дачу отъ стужи и сверныхъ втровъ, изобиліе воды, столь необходимой въ здшнемъ климат, вс это вмст длаетъ Кораисъ однимъ изъ прекраснйшихъ помстьевъ полуденнаго берега. Я просилъ и даже требовалъ, чтобы мое присутствіе ни сколько не нарушало заведеннаго порядка въ длахъ и упражненіяхъ. Ввечеру, посл чаю и прогулки, еще нсколько времени сидя на террас, мы наслаждались благораствореннымъ воздухомъ и прелестными видами съ высоты Кораиса, потомъ сестра читала вслухъ священное писаніе, за тмъ вс распрощались и разошлись по своимъ комнатамъ. На другой день и во все время, покуда я оставался въ Кораис, распредленіе времени и занятія были одинаковы. Это однообразіе могло-бы показаться инымъ людямъ скучно, но посреди трехъ умныхъ, образованныхъ и милыхъ (каждая въ своемъ род) женщинъ, скука не могла найдти себ мста, и я не видалъ какъ время протекло. Почти дв недли, проведенныя мной у сестры моей, показались мн однимъ и пріятнйшимъ днемъ моей жизни!
Назначивъ Кораисъ моею главною квартирою, я расположилъ свои набги и посщенія по окрестнымъ мстамъ. У сестры была тамъ для меня верховая лошадь, маленькая и приспособленная къ здшнимъ дорогамъ, и сверхъ того была еще спокойная таратайка. И такъ, съ карандашемъ и тетрадкой, я началъ свои осмотры на третій день.
Первую поздку посвятилъ я Гаспр, Князя А. Н. Голицына. Вновь выстроенный, готическій, прекрасный замокъ съ башнями, окруженный обширнымъ англійскимъ садомъ (въ немъ 8 десятинъ), составляетъ владніе Князя. Изъ оконъ замка виды обширны и прелестны: въ одну сторону море и берега его до Мисхора и Алупки, въ другую, цпь горъ Яйлы, и большая дорога, вновь отдланная, которая пролегаетъ у самыхъ воротъ дома, наконецъ, возл самаго почти сада, прекрасный домикъ Князя С. И. Мещерскаго, какъ бы нарочно выстроенный для украшенія его, и какъ будто совершенно входящій въ его планъ. Все это вмст составляетъ ландшафтъ, достойный кисти Клодъ-Лоррена. Домъ, богато и съ отличнымъ вкусомъ меблированный, наполненъ всми потребностями и ждетъ хозяина. Но хозяинъ никогда здсь не бывалъ, и вроятно не будетъ: слишкомъ сорокъ лтъ служа при Двор, удостоенный любви трехъ Государей, Царедворецъ, занимавшій высокія должности, Министръ и Членъ Государственнаго Совта, можетъ-ли онъ оставить Петербургъ! Но Князь часто твердитъ о Гаспр, о полуденномъ берег Крыма, о климат, о своемъ здоровь, требующемъ отдохновенія. Объ этомъ онъ часто пишетъ къ сестр моей, по пишетъ уже такъ давно, что она и ждать его перестала. Впрочемъ, для него и то полезно, что мысль эта пріятно занимаетъ его. Готическій замокъ Гаспры, для Кн. А. Н. воздушный замокъ, лелющій его воображеніе!— Я здсь нашелъ садовника, стараго Нмца, который посвятилъ всю жизнь свою садовому искуству: онъ ни о чемъ другомъ не говоритъ, ничего другаго не любитъ, и сокрушается только объ одномъ, что Князь не детъ, и не увидитъ его успховъ. Надобно впрочемъ отдать ему полную справедливость: садъ его прекрасенъ, онъ искусно умлъ воспользоваться всми выгодами мстоположенія, да и теперь безпрестанно роется, сажаетъ, уравниваетъ. Жаль, что онъ старъ и глухъ: почти нтъ возможности съ нимъ говорить. Часть Гаспры, принадлежащая Князю Мещерскому, также помстьице очень пріятное: у него насажено уже боле 50 тысячъ лозъ винограда, и вино производится очень хорошее.
Отсюда мн вздумалось хать горами и посмотрть на Татарскія жилища. Я поднялся на Яйлу. Дорожка шла въ полугор, возвышаясь нечувствительно, я любовался видами, дышалъ какъ-то свободне на этой высот, и вдругъ былъ пораженъ великолпною картиною заходящаго солнца: огненный шаръ его почти касался волнъ и готовился потонуть въ нихъ, фіолетовые, розовые лучи его разливались по горизонту моря, на которомъ вдали бллись паруси плывущихъ лодокъ и кораблей, тнь разстилалась у подошвы Яйлы, но верхи скалъ еще горли въ лучахъ солнца. Описать этой картины невозможно! Я остановилъ лошадь, тихія, сладостныя ощущенія наполняли душу мою, и я съ четверть часа былъ недвижимъ. Наконецъ я замтилъ впереди родъ маленькой Террасы: мн показалось, что съ нея еще лучше увижу я окрестности. Я поворотилъ свою лошадь, и едва усплъ взъхать на террасу, какъ вдругъ лошадь моя провалилась всмъ передомъ…. Я испугался, думая, что неминуемо полечу съ вершины Яйлы въ какую нибудь пропасть. Конь мой не могъ подняться и барахтался на одномъ мст. Я усплъ соскочить съ него и не понималъ, какъ на такой высокой гор могъ онъ увязнуть? Еще боле изумился я, когда услышалъ подъ собою крикъ, увидлъ двухъ Татаръ и столько же Татарокъ, которые явились ниже меня и вс кричали! Я не постигалъ, откуда они взялись и чего хотятъ, но человкъ, хавшій за мной и уже сошедшій съ лошади, подбжалъ ко мн съ ними вмст, и дло объяснилось: я принялъ за террасу или площадку — плоскую кровлю Татарской лачуги, пристроенной, или лучше сказать прилпленной къ гор, что здсь довольно часто встрчается. Вообразите удивленіе и страхъ этихъ бдныхъ поселянъ, которые сидли за ужиномъ, и вдругъ увидли надъ чашкой своей дв болтающіяся лошадиныя ноги! Они ожидали, что и всадникъ съ конемъ упадетъ къ нимъ въ похлебку! Сначала они было закричали на меня, но узнали слугу сестры моей, которую вс въ округ чтутъ и называютъ Султаншею, схватили за хвостъ и за шею мою лошадь, и стащили ее невредимо и благополучно на дорогу. Я слъ на своего россинанта и похалъ назадъ, отложивъ поздку на вершины Яйлы до другаго дня. Заплативъ Татарамъ пять рублей за свое дурачество, я похалъ сопровождаемый ихъ пожеланіями добраго пути. Надобно знать, что народу собралось много: тутъ цлая деревушка, и вс домы построены такъ-же, какъ этотъ, въ который я было провалился. Я я никакъ не примтилъ ея! Зрители смялись и вс кричали мн вслдъ: добрый и)ть, добрый путь!… Я прохалъ почти до самой Оріанды Графа Витта, и оттуда воротился домой, разсказывать, не безъ прикрасъ, по праву и обычаю всхъ путешественниковъ, свое рыцарское приключеніе любезнымъ моимъ хозяйкамъ.
Вторая экспедиція моя была въ Оріанду Графа Витта. Богатые виноградники, искусно расположенные сады, орошаемые изобильною, текучею водою, всякаго рода строенія хорошей архитектуры составляютъ эту дачу. Мстоположеніе ея самое романтическое! Особенно прекрасна высокая скала, называемая Мегаби, на верху которой поставленъ блестящій вызолочецпый крестъ. Виды отвсюду обширные и, какъ на всемъ почти полуденномъ берег, прелестные. Хозяина не было: онъ находился тогда въ Одесс, и я, не останавливаясь долго, похалъ опять на Яйлу. Невыразимое наслажденіе находилъ я быть въ горахъ. Тамъ, въ уединеніи, окруженный дикой природой, посреди шороха деревъ и ропота водопадовъ, какъ-то сближаешься съ величественной простотою творенія и съ необъятными небесами. Внезапное блеяніе оленя, или шелестъ испуганнаго волка, прерываютъ мгновенно спокойствіе природы, и опять все стихаетъ, опять остается человкъ съ своими размышленіями Я пробрался на самую вершину горы и очутился совершенно въ другой части Крыма. Верхи Яйлы везд покрыты зеленью, только на нихъ растетъ по большей части кустарникъ и верескъ, а хорошія пастьбища и крупный лсъ на полугор и дальше. Я увидлъ большое стадо овецъ и между ними нсколько лошадей, подъ присмотромъ двухъ молодыхъ Татаръ. Одинъ изъ нихъ игралъ на дудк, но увидвши меня пересталъ, подошелъ ближе и сталъ любопытно разсматривать меня. Я зналъ нсколько словъ по-Татарски и началъ было говорить ему, во видно онъ не понялъ меня, продолжалъ глядть молча, наконецъ повернулся ко мн спиной и пошелъ прочь. Прогулка моя нечувствительно продолжилась, я рано выхалъ со двора, по тутъ солнце уже было высоко, жаръ усиливался и я поторопился домой, тмъ больше, что сестра моя обдала довольно рано, а горный воздухъ и верховая зда сильно пробудили мой аппетитъ. Когда я пріхалъ домой, меня ужь ждали. Посл обда и посл обычнаго своего отдыха, который Итальянцы такъ выразительно означаютъ словами: far la siesta, я одинъ съ сестрой пошелъ гулять по ея дач. Въ разговор съ нею мн показалось, что она скучаетъ, что ея хозяйственныя занятія мало занимаютъ се: она какъ будто чувствовала свое одиночество и ей надоли заботы всякаго рода. Я не сказалъ ей моего замчанія, зная, что она не сознается въ истин его, но меня огорчило это внезапное открытіе. Если спокойствіе ея нарушится, думалъ я, и она, охладвши ко всему, что ее занимаетъ здсь, почувствуетъ скуку, которую слишкомъ трудно будетъ преодолть… дай Богъ, чтобы я ошибся!… Уединившись въ свою комнату, я задумался, обратился къ себ, и почувствовалъ, что величайшее несчастіе въ жизни: потерять вс обольщенія, вс мечты. Это почти смерть сердца, когда мы не можемъ любить, какъ любили, не можемъ восхищаться, какъ восхищались прежде. Не значитъ-ли это вообразить, что природа вянетъ, когда она еще во всемъ своемъ блеск? Болзнь воображенія дйствуетъ и на организмъ. Ахъ! оставаться холоднымъ при восхожденіи или захожденіи солнца, при взгляд на великолпіе и гармонію природы, не радоваться душой, не восхищаться ея картинами, видть только ложь и обманъ въ обществ, не врить ни чьимъ словамъ, не смть заглянуть въ сердце человческое изъ страха ужаснуться его, и наконецъ истребить въ себ доброту, доврчивую къ словамъ и которую такъ долго хранимъ мы въ душ своей какъ сокровище не растраченное…. дойти до презрнія ко всему и не имть силъ возвыситься до ненависти!… Это страшно и горько!… Сколько это разочарованіе разстилаетъ мраку на жизнь, и какъ убиваетъ ее! Но судьба ведетъ насъ къ этому тихо и незамтно. Надежда, прелесть ниспосланная Провидніемъ, привязываетъ къ неизвстному, надежда много разъ еще увлекаетъ насъ, прежде нежели разстаемся наконецъ и съ нею. Такія размышленія навели на меня грустную думу. Я былъ готовъ отказаться отъ своего путешествія, но опять встрепенулся, сказалъ: впередъ, впередъ! Судьба велитъ хать въ Константинополь! велитъ хать въ Римъ!
На другой день Г-жа Сабанская очень мило сказала мн, что мои разъзды лишаютъ ихъ пріятной бесды, а между тмъ скорый отъздъ мой грозитъ на долго потерять ее. Она прибавила, что ршилась не отпускать меня одного и детъ со мной въ Мисхоръ и Алупку. Ничего не могло быть для меня пріятне этого предложенія! Я веллъ заложить таратайку, и мы похали вмст.
Дорогой, разговаривая съ нею, я еще больше удостоврился, что съ прелестью красоты она соединяетъ умъ необыкновенный, большой навыкъ въ свт, и любезность, рдкую даже въ самыхъ лучшихъ обществахъ.
‘Останьтесь съ нами еще нсколько времени!’ сказала она мн. ‘Мы такъ пріятно проводимъ эти дни съ вами! Но, можетъ быть, мы не до вольно любезны, и потому не въ силахъ удержать васъ съ собой!— ‘Если-бъ я былъ моложе, сударыня, то вашъ Кораисъ сдлался-бы для меня Калипсинымъ островомъ. Новый Телемакъ, безъ Ментора, который столкнулъ-бы меня со скалы увидвши Финикійскій корабль, я непремнно остался-бы прикованнымъ къ прелестямъ Эвхарисы, но Фенелонъ не описалъ-бы моихъ приключеній, и тогда, прощай Римъ! прощай Константинополь!— Она улыбнулась и отвчала мн: — А что-жь сказало-бы потомство?…. Такъ разговаривая мы дохали до Мисхора, дачи Льва Александровича Нарышкина. Она на берегу моря. Домъ, со вкусомъ построенный, прекрасный садъ, множество цвтовъ, все это длаетъ Мисхоръ очень пріятнымъ мстомъ для хозяевъ. Особенно замчательна цлая роща лавровыхъ деревъ. Виноградникъ здшній производитъ хорошее блое вино: рислингъ и мускатъ-люнель. Мы довольно долго гуляли по саду, но съ сопутницею моею время летло! Она первая (и это должно было такъ быть) замтила, что пора хать дальше. Близко отсюда начинаются богатые виноградники Гр. Воронцова. Мы прохали потомъ черезъ Алупку, не останавливаясь въ ней, чтобъ оставить экипажъ свой въ гостинниц, выстроенной на другой сторон помстья и называемой: Два кипариса. Тутъ дйствительно два огромные кипариса, посаженные Кн. Потемкинымъ, въ бытность здсь Екатерины Великой, посреди большихъ гранатовыхъ и лавровыхъ деревъ. Кипарисы эти первые и, можно сказать, праотцы всхъ растущихъ теперь въ Крыму. Отсюда пошли мы пшкомъ осматривать обворожительную Алупку. Съ первымъ шагомъ обрисовались въ глазахъ нашихъ виды, чудесные и безпрестанно перемняющіеся! Огромная гора Ай-Петра (святаго Петра), иметъ 500 саженъ перпендикулярной высоты отъ поверхности моря, и оканчивается вверху голыми, дикими скалами. Большія отрасли ихъ, или обломки, наполняютъ даже верхній садъ, и между ними изобильныя воды то бьютъ ключами и фонтанами, то прорываютъ себ скромное русло…. Тутъ искуство начинаетъ помогать природ. Въ иномъ мст оно загораживаетъ воду, и составляетъ изъ нея прозрачные озерки, въ другомъ стсняетъ ее невидимыми трубами, и раздраженная стихія бьетъ высокими фонтанами и освжаетъ воздухъ. Здсь пробита скала, и вода льется въ обширныя марморныя или гринштейновые бассейны, оживленные насаженными въ нихъ форелями. Скалы вошли въ планъ сада, обсаженныя всякаго рода прекрасными деревьями и раздленныя дорожками, вьющимися между ними, по которымъ гуляющій приходитъ то на лужокъ, устланный ковромъ млкаго дерна, то въ густой лсъ, гд розовый лавръ, душистая акація, пирамидальный тополь, или тюльпановое дерево, предлагаютъ свою усладительную тнь, то ко входу въ пещеру, около которой шумятъ воды и протекаетъ ручеекъ. По берегамъ ручья разсяны благовонные цвты, а пещера готова принять изумленнаго, отъ виднныхъ имъ красотъ, путника, и дать ему пріютъ и отдыхъ. Везд одна природа, однако виды безпрестанно перемняются. Каждымъ пунктомъ воспользовалось невидимое искуство. Съ одного мста Лй-Нетра ужасаетъ своею огромностію и дикостію, съ другаго виднъ истинно царскій дворецъ Гр. Воронцова, тамъ видно море во всемъ его великолпіи! Все это изумительно, прелестно, единственно! Мн сказали, что Графиня Воронцова съ любовью занимается этимъ садомъ, и что хотя искусный ея садовникъ, Гнъ Кибашъ, трудится надъ нимъ, но онъ изъ воли и распоряженій ея не выступаетъ. Я тогда еще не зналъ Графини, но познакомившись съ нею потомъ въ Одесс, ясно понялъ Армидины сады.
Другая половина сада расположена около моря, на незамтной покатости. Она отдляется отъ верхней большой дорогой, по которой мы пріхали изъ Мисхора. Здсь сцены не такъ разнообразны. Но широкія Англійскія дорожки, богатая зелень, прекрасныя деревья нравятся и посл красотъ верхней половины. Тутъ замчательно строеніе съ колоннадой, поставленное на возвышеніи у самаго моря: отсюда взглядъ обнимаетъ неизмримый горизонтъ. Берегъ и ограждающія его отъ волнъ скалы, видны на большомъ разстояніи.
Въ самой деревн Графъ выстроилъ, для обитающихъ въ ней Татаръ, большую и красивую мечеть.
Долго было-бы описывать вс красоты этого обворожительнаго мста. Въ одну прогулку я не могъ осмотрть всего, не льзя однако не сказать, хоть нсколько словъ, о дом, который строитъ здсь Графъ Воронцовъ. Онъ будетъ единственный въ своемъ род, и по архитектур, и по великолпію, и по богатству матеріяловъ, употребляемыхъ на него. Вообразите древнее готическое аббатство, какія еще сохранились въ нкоторыхъ мстахъ Англіи: все это построено изъ камня и съ низу до верху обложено гринштейномъ. Пріятно было-бы имть и табакерку изъ этого камня, а здсь изъ него цлый дворецъ!… Отъ зжая, я опять осмотрлъ положеніе Алупки, и нахожу, что трудно назначить здсь мсто древняго Кріу-Метопона, Аюдагъ въ Кучукъ-Ламбат не въ центр полуострова, однако онъ сходенъ съ описаніями древнихъ, въ Алупк, хотя точно это почти средина Тавриды, и географическое положеніе соотвтствуетъ Страбонову Кріу-Метопону, Ай-Петра совсмъ не выдается въ море. Гора эта, правда, очень отличается отъ другихъ, окружающихъ, своею высотою, своими голыми вершинами, но никакое воображеніе не представитъ въ ней сходства съ бараньею головою. И такъ, по мннію моему, означеннаго древними мста еще не льзя опредлить съ точностію.
За Алупкою Сименсъ, принадлежащій Князю В. И. Мещерскому и И. А. Мальцеву. Мстоположеніе его, сады, виноградники сходны красотою и богатствомъ почти со всми, которые объхалъ я, начиная отъ Алушты, но я пишу не путешествіе въ Крымъ, а только припоминаю себ нкоторыя мста, больше поразившія меня и оставившія по себ пріятныя воспоминанія. Скажу здсь однакожъ, что Иванъ Акимовичъ Мальцовъ учредилъ на дач своей складку нкоторыхъ товаровъ, или матеріяловъ, необходимыхъ для земледлія, садоводства и домашняго употребленія, которыхъ достать было очень трудно, и то разв за большую цну. Таковы: полосное желзо, чугунъ, строевой лсъ, доски, стекла для окошекъ, бутылки, даже хрустальная посуда, потомъ мука, крупа и другіе припасы. Г. Мальцовъ привозить все это сюда моремъ, и безъ сомннія оказываетъ жителямъ полуденнаго берега большую услугу, доставляя способъ снабжаться предметами, для нихъ необходимыми, которые, безъ его пособія, рдкій могъ-бы получить. Я даже увренъ, что Г. Мальцовъ не получаетъ за это никакого барыша, да и не считалъ на него, желая только общественной пользы, ві’ чемъ, безъ сомннія, совершенно усплъ.
Мы воротились домой посл прогулки, усладительной для меня. Я пошелъ къ себ въ комнату записать все виднное мной, а остатокъ дни провелъ съ такою-же пріятностію въ бесд съ сестрой и ея друзьями. Время летло, ждали парохода въ Ялту. Я со страхомъ считалъ минуты, но откладывать отъздъ мн было невозможно. Я страшился часа прощанія: я никогда не любилъ его, а избгнуть теперь никакъ не могъ! Сестра моя также задумывалась. Она скрывала, что ей также тягостна была эта разлука, посл кратковременнаго свиданія. Мы оба чувствовали, что въ наши старые годы мало намъ остается надежды свидться вновь. Эта мысль навела на обоихъ насъ какое-то принужденіе, и становилась даже несносна. 3-го Мая, кто-то изъ слугъ сестры моей вбжалъ въ комнату и поспшилъ возвстить, что пароходъ изъ Одессы идетъ и уже очень виднъ съ террасы. Никто не отвчалъ на эти слова, вс замолчали. Я всталъ. Г-жа Сабанская сказала мн: Вы нетерпливо хотите увидть пароходъ?— Нтъ, я иду въ свою комнату.— Сестра поняла меня, я хотлъ скрыть, какъ пораженъ былъ этимъ извстіемъ, будто неожиданнымъ!
На другой день я веллъ изготовить телжку… Сердце мое стснилось, и я почти молча обнялъ сестру, простился съ Б. Беркгеймъ, съ Г-жею Сабанской, выбжалъ изъ дома и поскакалъ въ Ялту. Я могъ-бы еще сутки пробыть съ ними, но положеніе мое становилось несносно, для меня гораздо легче горевать одному и уже не видать людей, съ которыми тяжко разставаться. Въ Ялт я не хотлъ даже остановиться: прямо слъ на пароходъ, и до отплытія его, цлыя сутки, сидлъ на немъ одинъ. Сестра и Г-жа Сабанская писали ко мн, я отвчалъ имъ, по это было ужь какъ будто изъ другаго края свта.
Живши у сестры, я познакомился съ докторомъ и операторомъ Г-мъ Ванцети: онъ, кажется, родомъ изъ Падуи. Къ необыкновенному искуству оператора, особенно глазнаго, Г. Ванцети присоединяетъ обширныя свднія по всмъ частямъ медицины. Онъ любезенъ и очень пріятенъ въ обхожденіи, молодъ и хорошъ собою, я совтовалъ ему и даже уговаривалъ его перехать въ Москву, для глазныхъ болзней, онъ нашелъ-бы для себя много занятій. Не знаю, послушаетъ-ли онъ меня.
Здсь я познакомился также съ Русскимъ художникомъ, Г-мъ Чернецкимъ. Онъ живописецъ. Я видлъ множество снятыхъ имъ видовъ замчательнйшихъ мстоположеній Крыма, и былъ очень доволенъ его гуашами и акварелями. Колоритъ прекрасный, нигд не отступающій отъ природы, рисунокъ правильный, перспектива превосходная: однимъ словомъ, пейзажи Г-на Чернецкаго достойны его таланта, и были-бы уважены первыми художниками по этой части въ другихъ странахъ Европы. Сестра общала мн рисунка два этого художника, по, къ сожалнію моему, я ихъ не получилъ. Правда, что Г-нъ Чернецкій былъ обремененъ работой, и, вроятно, не имлъ времени обо мн вспомнить.

ГЛАВА III.
ОДЕССА.

Сидя одинъ на пароход, я имлъ время пробгать въ ум моемъ все виднное мной въ Таврид. Цпь горъ и прелестный берегъ были еще передъ моими глазами. Въ зрительную трубку, ясно и какъ подл себя видлъ и разсматривалъ я Акарсу: этотъ водопадъ былъ тогда прелестенъ! Крымъ, самъ собою, и въ политическомъ отношеніи, страна необходимая для Россіи. Вопервыхъ, это ключъ Азовскаго моря, онъ держитъ подъ своею властью всю торговл Таганрога, Тамана и части полуденной Россіи. Во-вторыхъ, гавани его безцнны для насъ, и въ одной изъ нихъ весь Черноморскій флотъ помщается безопасно и утверждаетъ за нами владычество Чернаго моря. Во всхъ своихъ частяхъ, Крымскій полуостровъ иметъ начала внутренняго благосостоянія. Даже въ степной или верхней части, соленыя озера и богатыя пастьбища для насъ источники богатства. Нагорная часть прекрасна: плодоносная во всхъ отношеніяхъ земля ея, живописное мстоположеніе, воды, лсъ всякаго рода, и даже строительный, доставляютъ жителямъ возможность совершенно обходиться безъ чужихъ пособій. Полуденный берегъ, эта Италія Россіи, заключаетъ въ себ все, что можетъ усладить жизнь и доставить спокойствіе человку. Чего-жь-недостаетъ Крыму? Людей…. общества! Крымъ слишкомъ отдаленъ отъ столицъ, ничто не привлекаетъ туда селиться богатыхъ. Слдовательно, капиталы не проникаютъ на полуостровъ и не даютъ способа развиться промышленности, земледлію, наукамъ, художествамъ, этимъ источникамъ внутренняго изобилія, богатства и просвщенія. Графъ Воронцовъ, ныншнй начальникъ Новороссійскій, любитъ Крымъ и лелетъ его какъ милое свое дитя. При обширныхъ познаніяхъ, при стремленіи ко всему полезному, и, смю сказать, великому, онъ исполненъ неограниченнаго усердія къ исполненію Высочайше ввренной ему службы. Онъ заботится оживить, украсить и, если можно, обогатить Тавриду. Онъ уже далъ ей жизнь, но это еще жизнь искуственная. Онъ воздвигаетъ зданія, дворцы, и по его примру строятся друзья его, приверженные къ нему люди, онъ часто перезжаетъ на полуденный берегъ, и Крымъ оживляется, онъ любимъ народомъ, и, могу сказать, всми жителями, потому что занимается ихъ благосостояніемъ, онъ справедливъ, принимаетъ участіе въ каждомъ… но все это зависитъ отъ одного человка. Будь кто иной на его мст, даже съ тмъ-же усердіемъ, съ тми-же дарованіями (что однакожъ довольно трудно), но если этотъ новый правитель не будетъ такъ страстно любить Крыма, или не будетъ такъ богатъ какъ Графъ Воронцовъ, то отъ одного этого Крымъ падетъ въ прежнюю свою мертвенность, хотя не потеряетъ ни красотъ своихъ, ни живописныхъ береговъ, ни благотворнаго климата, ни источниковъ своего изобилія. Севастополь останется всегда превосходною и необходимою гаванью, соленыя озера будутъ высылать по прежнему обозы соли въ Малороссію, предположимъ даже, что и Керчь останется транзитнымъ (богатымъ портомъ, но Крымъ запустетъ и потеряетъ свою жизненность! Горько помыслить, что отъ одного человка зависитъ теперь вся дятельность, вся пріятность жизни на полуденномъ берег Тавриды. Этому причиной не иное что, какъ отдаленность отъ центра государства, слдовательно, не взирая на красоту здшнихъ мстоположеній, на прелесть климата, на изобиліе плодовъ, и всего что нужно для жизни, всегда станутъ предпочитать имъ дачу на влажныхъ и плоскихъ островахъ Невы, и даже холодную Подмосковную.
Пассажиры начинаютъ собираться. Я забылъ сказать, что пароходъ нашъ называется Петръ Великій. Онъ построенъ прекрасно. Капитанъ нашъ, Михайло Парфентьевичъ Захаровъ, человкъ вжливый и пріятный въ обращеніи. Я съ удовольствіемъ узналъ, что въ числ пассажировъ находится дама: это была вдовствующая супруга бывшаго Губернатора Тавриды, Нарышкина, урожденная Графиня Растопчина. Тутъ-же были: Г. Кеппенъ, тотъ самый ученый описатель древностей Крыма, о которомъ я упомянулъ выше, Г. Войцеховичъ, чиновникъ особыхъ порученій при Оберъ-Прокурор Святйшаго Синода, человкъ образованный, съ которымъ мн очень пріятно было бесдовать во все время нашего плаванія, наконецъ Докторъ Ванцети, о которомъ я говорилъ въ предъидущей глав. Погода была прекрасная, пароходъ бжалъ по 8, 9 и даже 4 О узловъ въ часъ, онъ извстенъ своимъ необыкновенно быстрымъ ходомъ. Плаваніе наше началось благополучно. Я еще разъ взглянулъ на Кораисъ, но мы шли довольно далеко отъ берега, и я не могъ никого увидть, вроятно и оттуда глядли на насъ! Мысленно распрощавшись съ близкими сердцу, я не въ силахъ былъ продолжать бесду съ сопутниками моими, и пошелъ въ свою койку спать. Рано по утру мы почувствовали боковую качку. Кто бывалъ на мор, тмъ не для чего объяснять что значитъ этотъ несносный морской терминъ: право, онъ и въ звук напоминаетъ себя очень непріятно. Въ виду Балаклавы мы обдали: намъ подали камбалу (Turbot), особаго рода, безъ камешковъ на чешу. Здсь зовутъ эту рыбу Калканъ, она гораздо нжне и вкусне обыкновенной камбалы.
Возл Балаклавской пристани видно было древнее Генуэзское укрпленіе. Скоро показался Георгіевскій монастырь, и маякъ на мст древняго Херсониса. Вотъ мста, гд Владиміръ Великій позналъ Христіанскую вру и просвтилъ потомъ Рускихъ. Противъ Херсониса увидлъ я въ первый разъ дельфиновъ, они постоянно шли за кораблемъ, играли и выплескивались передъ нами очень забавно. Вдали виднлись Севастополь и Тендра, съ своимъ маякомъ, берегъ къ Очакову отъ насъ удалялся. При названіи этой крпости, я вспомнилъ безпокойство Екатерины Второй, долго не получавшей извстія изъ арміи своей, осаждавшей Очаковъ при наступленіи Декабрскихъ морозовъ, подумалъ о затрудненіи военачальника ея, Князя Потемкина, потерявшаго всхъ лошадей, и наконецъ воображалъ, какъ въ день Чудотворца Николая, 6-го Декабря, Русскіе герои штурмовали крпость, преодолли вс препятствія, торжествовали и успокоили Великую.
Вотъ и Кинбурнская коса, напоминающая единственнаго, непобдимаго Суворова! Когда прибжали ему сказать, что Турки высаживаютъ войско, и начинаютъ окапываться валомъ, ‘Помилуй Богъ! не мшайте имъ!’ вскричалъ онъ. ‘Пусть вс выберутся на берегъ: тогда ужь ни одинъ не уйдетъ.’ — Такъ и сбылось: Турки вс сошли, укрпились, отослали корабли въ Очаковъ, Суворовъ атаковалъ, разбилъ и истребилъ ихъ до послдняго!—
Въ 8-мь часовъ утра, военный пароходъ Метеоръ повстрчался съ нами, онъ плылъ отъ насъ саженяхъ въ 20-ти. Зрлище было прекрасное, мы раскланивались, а матросы на обоихъ судахъ прокричали ура Наконецъ, ровно черезъ сутки посл отплытія нашего изъ Ялты, въ часъ пополудни бросили мы якорь въ Одесс, у самой набережной.
Видъ Одессы съ моря прелестенъ. Здсь дв пристани: карантинная и вольная, совершенно одна отъ другой отдльныя. Я сошелъ съ корабля, и оставилъ на немъ людей своихъ при вещахъ, а самъ, полагая, что скоро найду извощика, взялъ съ собой довольно тяжелую шкатулку и пошелъ отыскивать квартиру. Я принужденъ былъ взлсть на довольно высокую гору, а день жаркой, извощика нтъ въ виду…. Къ счастію, мн попался на встрчу А. К. Лачинозъ, Директоръ Одесской таможни: мы были пріятелями еще въ Москв и въ Петербург. Онъ благосклонно показалъ мн лучшую гостинницу, въ которой и самъ квартировалъ: это Htel de Richelieu (Отель де Ришелье), гд я тотчасъ и поселился.
Одесса, прежде бдная Татарская деревенька, Гаджибей, при которой находилось не большое Турецкое укрпленіе, показалась Адмиралу О. М. де Рибасу удобнымъ мстомъ для построенія города и пристани. Нездоровое мстоположеніе Херсона, и множество неудобствъ тамошней пристани, дали ему мысль замнить этотъ городъ Одессою. Можетъ статься, и желаніе превзойти услугою Г-на Синельникова, который строилъ Херсонъ и получилъ за то богатое награжденіе, входило въ разсчеты де Рибаса, но какъ-бы ни было, онъ подалъ докладъ Императриц Екатерин II, а она утвердила его и поручила ему строеніе города. Миръ съ Портою Оттоманскою, 1792 года, распространилъ границы Имперіи отъ Буга до Днстра, почти въ то-же время присоединено было отъ Польши древнее наше достояніе, ныншнія Подольская и Волынская губерніи, прилегающія почти къ Черному морю, и посл этого явилась необходимость открыть торговл удобное мсто къ сбыту пшеницы и другихъ произведеній, безъ переправы чрезъ Бугъ. Все это конечно входило въ планы Императрицы, и она увидла, что новая пристань именно выполнитъ ея цль. Обративъ на нее все свое вниманіе, она только въ 4796 году назвала новый городъ Одессою, и даровала ему нкоторыя привиллегіи. Начали селиться, начали торговать, но до восшествія на престолъ Императора Александра I-го, Одесса еще мало подвигалась къ цвтущему состоянію. Несогласія между Англіей и Россіей въ это время прекратились, торговыя сношенія съ Франціей были возобновлены трактатомъ 8 Октября 4 804 года, посл Аміенскаго мира Франція заключила съ Портою трактатъ, по которому кораблямъ ея предоставлялось право плаванія по Черному морю, скоро потомъ Англичане, Пруссаки, Испанцы, Неаполитанцы, Рагузинцы, Голландцы и Правленіе Семи Острововъ, получили то-же право. Съ этой замчательной эпохи, Черное море освободилось отъ владычества Турецкаго, и сдлалось общею собственностію Европы, центромъ обширныхъ торговыхъ оборотовъ, которые сосредоточились большею частію въ Одесс. Правительство наше, тщательно и успшно занимаясь благосостояніемъ южнаго края, тотчасъ почувствовало важность обширнаго движенія въ торговл, и поощрило ее, сложивъ 25 процентовъ съ пошлиннаго сбора. Въ 1803 году, когда Государь поручилъ Дюку де Ришелье управленіе полуденнымъ краемъ Россіи, изъ 900 кораблей, вошедшихъ въ Черное море, 336 прибыли въ Одессу, почти вс съ балластомъ, и вс нагрузились пшеницею, а ее почти всю доставили изъ Подольской, Волынской, Кіевской и Херсонской губерній. Въ этотъ годъ было выпущено пшеницы 643,000 четвертей, которыя, по тогдашнимъ дешевымъ цпамъ, составили уже 4,000,000 рублей, а наврное можно сказать, что боле половины этой суммы заплачено было звонкою монетою: Голландскими червонцами и Испанскими піастрами, привозимыми черезъ Броды или на самихъ корабляхъ. Въ этомъ году народонаселеніе Одессы простиралось до 8 тысячъ человкъ, домовъ еще было мало, и т маленькіе, безпокойные, дурно построенные, магазиновъ для складки товаровъ, такъ-же какъ и публичныхъ зданій, вовсе не существовало. Карантинъ, худо устроенный, окрестности города дикія и пустыя, въ город для продовольствія почти ничего, о роскоши стола не могли имть и мысли, когда не было даже чистой воды, вотъ что засталъ тамъ Дюкъ де Ришелье! Новый Генералъ-Губернаторъ посвятилъ все свое стараніе, всю дятельность свою на улучшеніе средствъ и положенія города. Онъ выспросилъ новыя льготы, доходы отъ винной продажи, и десятую часть таможеннаго сбора въ пользу Одессы, исходатайствовалъ у Монарха капиталъ для раздачи строящимся и поселяющимся тамъ, въ вид займа по 6 процентовъ. Городъ съ своей стороны застроилъ пристань, новый и обширный карантинъ, положилъ основаніе огромному собору, Католической церкви, госпиталю, театру, словомъ: почти всмъ заведеніямъ, которыя нын ставятъ Одессу на равн съ богатйшими городами въ Европ. Правительство обратило свое вниманіе и на окрестности: тамъ, на обширной степи, поселились колоніи Славянъ, Болгаръ, Венгровъ и Нмцевъ, добровольно выходящихъ въ Россію. Одесса вполн начала пользоваться благоразумными трудами и распоряженіями своего Начальства, и Дюкъ до Ришелье совершенно достоинъ воздвигнутой ему статуи въ созданномъ имъ город!… Но Графу М. С. Воронцову было предоставлено распространить, усовершенствовать, и можно сказать переобразовать начатое Дюкомъ. Въ правленіе его, городъ считаетъ уже около 50 тысячъ жителей, и неимоврно до какой красоты достигла при немъ Одесса, какимъ, часъ отъ часу возрастающимъ, благоденствіемъ пользуется она при немъ! Этотъ государственный во всхъ отношеніяхъ человкъ, ревностный исполнитель Монаршей воли, ждетъ, своего историка. Я только странникъ: могу лишь радоваться, что такихъ сыновъ иметъ Россія! Хвалить ихъ не мн!…. Теперь въ Одесс есть множество прекрасныхъ домовъ, въ два и три этажа, складочные магазины для товаровъ всякаго рода, и улицы, вс вымощенныя камнемъ: а это не бездлица, когда вообразишь, что большая часть камня привезена изъ Мальты. Карантинъ доведенъ до такого совершенства, что далеко превосходитъ Марсельскій. Заведеніе искуственныхъ минеральныхъ водъ, и при немъ прекрасный публичный садъ, наполненный всякаго рода растеніями, красивыя площади, улицы широкія, усаженныя по сторонамъ тнистыми деревьями, по большей части цвтущей акаціи и Италіянскаго тополя: вотъ, при первомъ взгляд, несомннные знаки заботливости городскаго управленія! Магазины здшніе, напоминающіе лучшіе Петербургскіе щегольскою наружностью, наполнены товарами всякаго рода, потому что нын Одесса вольная пристань, слдовательно вы найдете здсь, для удовлетворенія роскоши и даже прихоти, вс, что только вздумаете пожелать, и гораздо дешевле чмъ гд нибудь въ другихъ городахъ Россіи. Прекрасный Италілискій театръ здсь не безъ талантовъ, особенно пвецъ Г-нъ Марине заставляетъ и донын въ Италіи сожалть о потер его. Пріемъ, всегда гостепріимный, въ дом чтимаго и любимаго всми Начальника и его супруги, довершаютъ очарованіе путешественника въ Одесс, и онъ можетъ иногда позавидовать здшнимъ жителямъ.
На другой день по прізд явился я къ Графу Воронцову, нетерпливо желая видть этого знаменитаго сановника. Онъ встртилъ меня благосклонно и пригласилъ обдать. Съ привычкой къ свту и людямъ, легко было увидть въ немъ человка обширнаго ума, исполненнаго свдній всякаго рода. Онъ занимался въ своемъ кабинет длами, и потому нескромно было-бы мн долго оставаться, я пошелъ отыскивать своихъ знакомыхъ, а ихъ было въ Одесс довольно. Гуляя по городу, я радовался, восхищался этою дятельностію, этою заботою, новостью, живостію, которую почти всегда встрчаютъ въ приморскихъ торговыхъ городахъ. Я видлъ здсь людей всхъ націй: Грековъ, Италіянцевъ, Нмцевъ, Французовъ, Жидовъ (ихъ здсь много), Армянъ, и толпу Украинцевъ, отдыхающихъ между волами и фурами своими на площадяхъ. Послдніе только что привезли и ссыпали свою пшеницу. Вообще разнообразныя картины моря и совершенію Европейскаго, великолпнаго города, удивительно привлекательны. Переодвшись, я похалъ обдать къ Генералъ-Губернатору, онъ представилъ меня Графин, супруг своей. Не нахожу словъ, которыми я могъ-бы описать прелесть ея, умъ, очаровательную пріятность въ обхожденіи. Соединяя красоту съ непринужденною вжливостію, удломъ образованности, высокаго воспитанія, знатнаго, большаго общества, Графиня плнительна для всхъ и уметъ занять всякаго разговоромъ пріятнымъ! Въ ея обществ не чувствуешь новости своего положенія, она умно, пріятно и весело разговариваетъ со всми. Удивительно-ли что я, сдлавшись почти вседневнымъ постителемъ дома и общества Графа и Графини Воронцовыхъ, съ трудомъ могъ оставить Одессу: такъ не хотлось мн лишиться ихъ общества, какого не найду въ чужихъ краяхъ! Въ этотъ день я видлъ у нихъ Ольгу Станиславовну Нарышкину: назвать е, значитъ напомнить красоту, умъ, ловкость, и вс прелести, какія только бываютъ соединены въ женщин. Тутъ-же были: Графиня П…. Гр. III…. Гр. Б….. Кн. Г….. Г-жа Щ…. Вс, кто иметъ честь знать ихъ, согласятся, что трудно собрать въ одно мсто столько милыхъ и занимательныхъ дамъ, и что счастливымъ долженъ почесться собесдникъ такого общества, особенно находясь на краю просвщеннаго міра.— Здсь-же имлъ я удовольствіе познакомиться съ Графомъ Ив. Ос. Виттомъ, Инспекторомъ всей поселенной кавалеріи. Еще необыкновенный человкъ! х Еще генералъ, исполненный достоинствъ и ума! Жалю, что не имлъ случая видть военныя поселенія, Высочайше ввренныя его начальству, они давно изумляютъ всхъ иностранцевъ, и Герцогъ Рагузскій, въ Путешествіи своемъ по Южной Россіи, превозноситъ ихъ похвалами. Посл Высочайшаго смотра и манвровъ въ 1837 году, Государь Императоръ наградилъ труды и усердіе Графа Витта своимъ Высочайшимъ благоволеніемъ.
Пароходъ Николай І-й, на которомъ я долженъ былъ отплыть въ Константинополь, починивался, и мн оставалось боле недли для Одессы, этимъ я въ полной мр и воспользовался. Графъ Воронцовъ, не переставая оказывать мн свою благосклонность, записалъ меня своимъ гостемъ въ здшнемъ клуб, я бывалъ тамъ, иногда обдать, иногда играть въ вистъ, и всегда находилъ очень пріятное общество иностранныхъ консуловъ, купцовъ, чиновниковъ, часто встрчалъ и Графа, который охотно удлялъ часа два своего времени нашей бесд. Съ какимъ удовольствіемъ нашелъ я въ Одесс М. А. Нарышкину! Я изъ первыхъ ея знакомыхъ въ Россіи, помню когда она пріхала, почти ребенкомъ, съ матерью своею, Кн. Четвертинскою, сестрою и братомъ, ко Двору Екатерины. Несравненная красота ея была предметомъ удивленія всхъ, кто ее видлъ! Государыня тотчасъ отличила ее, и всегда была къ ней особенно милостива. Всего больше длаетъ чести М. А. ея ангельская доброта во все время жизни. Посреди пышностей Двора, и посреди окружавшимъ ее знакомыхъ, она никогда и ни къ кому не перемнялась, а искала случая оказать услугу или одолженіе. По крайней мр я навсегда останусь благодарнымъ ея почитателемъ, за то, что во всякое время находилъ ее тою-же, какою зналъ при первомъ нашемъ знакомств. Я нсколько разъ посщалъ ее въ Одесс. Она еще хороша, и такъ-же была добра ко мн, какъ прежде, нын строитъ она огромный домъ, на лучшей улиц города, противъ самаго булевара. Не знаю долго-ли она останется здсь, кажется, скучаетъ! Потеря ея будетъ чувствительна для здшняго общества!
Я часто видался съ Львомъ Александровичемъ Нарышкинымъ. Домъ его и Графа Витта могутъ почесться первыми, по красот и великолпію, посл дома Гр. Воронцова. Здсь замчательны паркеты и большая часть мебелей изъ чинароваго дерева, я ничего лучше не видывалъ!… Радушіе и любезность хозяина и хозяйки, сдлали для меня домъ Нарышкиныхъ драгоцннымъ! Я посщалъ манежъ Л. А., и, какъ старый кавалеристъ и страстный охотникъ до лошадей, часто бесдовалъ съ нимъ объ общей нашей охот. Графъ В. А. Бобринскій и прекрасная супруга его, также дозволяли мн часто пользоваться ихъ бесдою. Графъ охотникъ заниматься всякими полезными предметами. Мы зжали съ нимъ на купленную имъ близъ моря дачу, гд онъ хотлъ разводить сады. По вечерамъ, иногда, слушалъ я Графиню, которая, аккомпанируя себ на фортепьяно, пла очаровательнымъ голосомъ… Сколько наслажденій… Присоедините къ этому множество любезныхъ и добрыхъ Московскихъ знакомыхъ моихъ, которыхъ я нашелъ въ Одесс, и вы сознаетесь, что пребываніе мое здсь было самое пріятное. Остается мн еще выразить искреннюю благодарность Андрею Яковлевичу Фабру, за доброе расположеніе: я имлъ случай просить его оказать свое покровительство живущему здсь старому наставнику моему, Профессору Шнейдеру, и онъ общалъ мн руководствовать его своими совтами. Г. Спада, Директоръ Одесской Библіотеки и Музеума, извстный своею вжливостью, показывалъ мн съ снисходительнымъ терпніемъ вс предметы этихъ двухъ собраній, въ которыхъ есть много достойнаго замчанія археологовъ. Онъ подарилъ мн прекрасно сохранившуюся медаль древней Ольвіи, и она съ благодарностью была принята въ Парижскомъ богатомъ Кабинет, гд не было еще ни одной принадлежавшей этой древней Греческой колоніи.
Я упомянулъ о Профессор Шнейдер и не могу не сказать еще нсколькихъ словъ объ этомъ старомъ, добромъ и ученомъ наставник моей молодости. Я лтъ тридцать не видалъ его и думалъ, что онъ уже давно умеръ. Судите о моемъ удивленіи, когда мн сказали, что онъ, въ маститой старости, преблагополучно живетъ съ своею престарлою сестрою въ Одесс! Я спшилъ навстить его, и хотлъ узнать, не могу-ли быть ему полезенъ въ чемъ нибудь. Я сохранилъ живйшую благодарность къ этому человку, замчательному своими обширными познаніями и своимъ краснорчіемъ. До Французской революціи онъ, вмст съ извстнымъ Рейбелемъ, былъ адвокатомъ Верховнаго Совта въ Кольмар (Conseil Souverain), потомъ Перехалъ въ Россію, былъ въ дом отца моего наставникомъ моимъ и Профессоромъ Юриспруденціи въ Московскомъ Университет. Получивъ отставку, онъ купилъ помстье въ Швейцаріи, но происки якобинцевъ вытснили его оттуда. Этотъ человкъ много разъ бесдовалъ наедин съ Наполеономъ, тогда еще Генераломъ Республики, желавшимъ его видть. Онъ зналъ, что Шнейдеръ иметъ большія связи во Франціи и пользуется извстность, какъ писатель о государственномъ благоустройств и комментаторъ знаменитаго сочиненія Монтескь: о сущности законовъ. Теперь добрый и ученый Шнейдеръ, дряхлый старикъ, живетъ неизвстный никому въ Одесс. Онъ сперва не узналъ меня, но потомъ чрезвычайно обрадовался! Почитаю себя счастливымъ, что передъ отъздомъ моимъ усплъ его видть, обнять, и оказать ему услугу. Профессору Шнейдеру должно быть боле девяноста лтъ.
Описывая Одессу, не льзя не упомянуть объ окружающихъ ее дачахъ. Принадлежащая Г-ну Рено (Renaud) очень живописна: это прекрасный домикъ, въ долин, на берегу моря, заслоненный крутымъ берегомъ. Сады, еще столь рдкіе въ Одесс, длаютъ ее безцнною. Здсь нсколько времени имла пребываніе свое Императрица Александра содоровна. Дача Г-на Стурдзы прелестна: садъ хорошо разбитъ въ Англійскомъ вкус, и множество цвтовыхъ кустовъ и растеній даютъ ей видъ самый пріятный. Въ ней, какъ выражаются охотники, Вилладжьятуры боле чмъ на дач Г-на Рено, хотя та великолпне. Дача покойнаго пріятеля моего, Гр. Петра Алексевича Разумовскаго, почти въ самомъ город, безъ хозяина, она теперь запущена. Я халъ мимо, но не имлъ духу заглянуть въ нее.
Посщая много разъ Итальянскій театръ, я имлъ случай замтить, что большая часть. зрителей въ партер Жиды. Они показались мн страстными охотниками до музыки. Съ какимъ жаромъ принимали они участіе то въ томъ, то въ другомъ актер! Съ какимъ восторгомъ апплодировали! Они истинно оглушали сидящихъ въ креслахъ, и безпрестанно вызывая актеровъ кричали съ изступленіемъ! Я признаюсь, эти fanatico per la musica меня отмнно забавляли. Вообще публика здсь любитъ музыку и поддерживаетъ свой спектакли’.
Время летло быстро. Пароходъ вычинился и былъ готовъ къ отплытію. Полученное мной въ это время письмо изъ Парижа, отъ Л. И. Жюльвекура, обрадовало и манило меня. Я, съ сожалніемъ оставляя Одессу, поспшилъ отправиться. Прощаясь со всми, кто меня здсь такъ благосклонно принималъ, я особенно жаллъ, что не буду наслаждаться обществомъ Графа и Графини Воронцовыхъ. Они оставили во мн глубокое воспоминаніе своею милою обязательностью. При самомъ отъзд моемъ, Графиня нашла случай обязать меня благодарностію, прося принять на память нсколько древнихъ медалей и стекляную лакриматорію, найденныя въ Керченской гробниц. Въ душ моей невольно раждалась тяжелая мысль: неужели никогда не увижусь я съ этими рдкими людьми?
Не прежде какъ въ самый день моего отъзда узналъ я, что наканун пріхали въ Одессу новые сопутники мн въ Константинополь: Графиня Хребтовичева, съ дочерью, съ сыномъ, и супругою его, урожденною Графинею Нессельроде. Они хали для свиданія съ другою дочерью Графини Хребтовичъ, супругою Посланника нашего въ Константинопол, Аполлинарія Петровича Бутенева.

ГЛАВА IV.
ПЛАВАНІЕ ОТЪ ОДЕССЫ ДО КОНСТАНТИНОПОЛЯ, И БОСФОРЪ РАКІЙСКІЙ.

21 Мая, въ 9 часовъ утра, отправился я на корабль, съ однимъ своимъ камердинеромъ, другаго слугу отослалъ я въ Москву. Все было готово. Ожидали только семейства Графини Хребтовичъ. Въ одиннадцать часовъ пріхали и они. Тотчасъ загремлъ якорь и мы пустились въ путь. Время было благопріятное. По вскор продольная и довольно сильная качка стала оказывать свое дйствіе: дамы наши, а потомъ и нкоторые изъ мужчинъ, начали разнемогаться. Но всхъ больше страдалъ ученый оріенталистъ докторъ Линкеръ. Онъ плылъ въ Константинополь, съ надеждой собрать у тамошнихъ Евреевъ нкоторыя свднія, а если можно то и достать манускрипты, нужные ему для огромной его работы: перевода на Нмецкій языкъ Талмуда. Во все время нашего плаванія онъ бдный пролежалъ почти безъ движенія, на палуб, не глядлъ ни на право, ни на лво. Что нужды ему было смотрть на берега, когда наконецъ увидли мы ихъ? Его не занималъ ни походъ Аргонавтовъ, ни Вщій Олегъ, ни разгульные набги Запорожскихъ казаковъ…. Ему нуженъ былъ Талмудъ, одинъ Талмудъ! Только о немъ думалъ онъ, имъ однимъ бредилъ, и все остальное предоставилъ намъ.
На другой день пути, рано утромъ, я вышелъ на палубу. Дамы всю ночь не спали и даже не входили въ каюты: имъ постлали матрасы на палуб, и он лежали тамъ, ужасно разстроенныя отъ качки корабля. Старая Графиня казалась крпче другихъ. Посл обычныхъ привтствій съ ними, я расположился на корм пить чай, и закурилъ трубку. Солнце уже было высоко, береговъ ни съ которой стороны не было видно, но дельфины, мои старые знакомые, явились, и хоть немного нарушили однообразіе этой картины. Никогда они такъ меня не забавляли! Ихъ было множество. Я любовался оборотами ихъ вокругъ корабля, и при свт солнца разсматривалъ этихъ морскихъ жителей: ихъ гладкая кожа, при лучахъ солнечныхъ и сквозь воду, казалась аквамариновою или блдноизумрудною. Они играли около насъ цлыми стаями: иные, оборачиваясь колесомъ, выкидывали изъ воды огромные плески, на подобіе корабельнаго руля. Когда сообразишь огромность и тяжесть этой рыбы, то невольно подивишься, съ какою легкостію выметывается она изъ воды. Многіе дельфины плыли за нами, выставивъ по верхъ воды весь хребетъ, какъ будто именно для того, чтобъ дать намъ лучше разсмотрть себя. Меня долго занимало это зрлище. Потомъ, красота моря, ясность неба, неизмримое пространство, разстилающееся передо мной, завлекли меня мало но малу въ какія-то усладительныя размышленія. Съ благоговніемъ созерцалъ я природу и дивился величію Создателя ея!…. Вдругъ, что-то обрушилось и застучало вплоть подл меня: я вскочилъ!… Это былъ мой камердинеръ: онъ несъ мн столикъ, чай и трубку, но, отъ качки корабля потерялъ равновсіе, зацпился за веревку и упалъ со всмъ приборомъ! Куда двались мои размышленіи, мои виднія! Пропалъ мой чай, разбилась моя трубка! Камердинеръ бранилъ море, качку, корабль: вс засмялись, съ другими и я. Вскор я не только утшился, но и самъ пошелъ утшать бднаго доктора, стараясь помочь болзни его разговоромъ о Талмуд.
На корабл заговорили объ обд, но кром меня никто не хотлъ сть. Дамы только отвдали бульену, Графъ Хребтовичъ, то-же едва проглотилъ кусочекъ чего-то. Мы уже довольно ознакомились другъ съ другомъ: ничто такъ не сближаетъ какъ корабль. Дамы, сопутницы наши, были очень любезны. Старая Графиня казалась очень добра, обходительна, и, не взирая на морскую болзнь, довольно весела, невстка ея, урожденная Графиня Нессельроде, также милая и очень пріятная дама, но это увидлъ я посл во время пути она больше всхъ терпла отъ качки, и лежала почти безъ чувствъ. Двица Гр. Хребтовичъ, молодая, веселая, свжая, шутила, и очень забавно, надъ собой и надъ кочевьемъ своимъ подъ открытымъ небомъ среди корабля. Молодой Графъ началъ оправляться: я увидлъ въ немъ человка образованнаго, вжливаго, со свдніями, и очень радъ былъ съ нимъ сблизиться. Бдный нашъ Пиннеръ вздыхалъ, во-первыхъ отъ того, что его тошнило, а еще боле, что ничего не могъ сть. Его поддерживала одна надежда отыскать у Жидовскаго Каханъ-Паши въ Константинопол что нибудь еще неизвстное ему на Еврейскомъ язык, но и тутъ онъ сомнвался, а это еще больше его мучило.
День прошелъ нечувствительно. Ввечеру, какъ наканун, дамы и Графъ Хребтовичъ остались ночевать на палуб, я ушелъ въ каюту и проспалъ спокойно и безъ просыпа до утра.
На другой день, рано одвшись, я вышелъ на верхъ. Сопутники мои, кажется, немного уснули, и вс были пободре, даже докторъ Пиннеръ бродилъ на корм и улыбался. Я съ нетерпніемъ глядлъ впередъ, по направленію корабля. Около двнадцатаго часа закричали: берегъ! Я затрепеталъ, и вперилъ свои глаза на черную точку, появившуюся передъ носомъ корабля: это былъ берегъ Азіи. Распознать еще не льзя было ничего, но я не отводилъ глазъ. Наконецъ стали по немногу обрисовываться горы, мысы, берегъ ясно обозначался, и корабль, принявъ другое направленіе, повернулъ къ западу. Мы пошли къ ракійскому Босфору: уже былъ виднъ берегъ Европы. Я замтилъ, что Азіятская сторона вообще гораздо выше Европейской. Вотъ и Кіанійскіе острова, или, лучше сказать, голыя скалы: ихъ два у Европейскаго и два у Азіятскаго берега, при самомъ вход въ Босфоръ. Не могу описать съ какимъ восторгомъ вступилъ я наконецъ въ эти страны, которыя такъ давно желалъ видть. Тысячи мыслей и воспоминаній историческихъ тснились въ моемъ воображеніи: я видлъ, кажется, Язона и знаменитыхъ его сопутниковъ, выплывающихъ изъ Босфора ракійскаго, и устрашенныхъ Кіанійскими скалами {Въ Баснословіи сказано, что эти скалы, при проходъ кораблей между ними, сближались и раздавливали ихъ, а потомъ опять расходились.}. Но ко мн были благосклонны эти скалы: оставались недвижимы, спокойны, и корабль нашъ благополучно вступилъ въ проливъ. Я воображалъ также древнихъ предковъ нашихъ, смлыхъ Норманновъ, плывущихъ на легкихъ и утлыхъ ладьяхъ своихъ, подъ предводительствомъ Олега, Игоря, опустошать богатые берега и налагать данъ на приведенныхъ въ ужасъ слабыхъ Императоровъ Константинопольскихъ. Желзные предки наши какъ будто указывали путь могущественнымъ наслдникамъ своимъ. Не стало Греческихъ Императоровъ: другой народъ, другіе цари стоятъ нын лагеремъ въ раззоренной ихъ столиц, и будто предчувствуютъ непрочность своего завоеванія, потому что уже около 500 лтъ тяготя владычествомъ своимъ несчастную Грецію и Малую Азію, они не сдлали ничего для прочной власти, и до сихъ поръ остаются только потомками завоевателей, не думаютъ о благ народномъ, и, странное дло, даже не сохранили, не поддержали ни одного древняго зданія!… Ничего не основали и вновь {Кром мечетей и бань.}. У нихъ все разрушается, вс государственныя пружины ослабли, и дйствуютъ только насильственно, ни гд и ни въ чемъ не видно систематическаго хода благоустроеннаго государства! Они заняли у побжденныхъ ими Грековъ только роскошь и нгу, обыкновенно довершающія паденіе царствъ. Впрочемъ, я согласенъ съ Г-мъ Базили {Очерки Константинополя.}, когда онъ говоритъ, что нтъ страны, боле достойной вниманія нашихъ соотечественниковъ. Уже десять вковъ постоянно устремлены взгляды Россіи на Босфорскую столицу: то заманиваетъ она нашихъ древнихъ рыцарей своимъ богатствомъ, то изливаетъ на обрадованный Сверъ свтъ Христіанства, то завщаетъ Московскому Князю послднюю отрасль Императорскаго Дома и улетвшихъ отъ плнныхъ береговъ Босфора орловъ Рима, то занимаетъ великіе помыслы Екатерины II-й, и общаетъ міру новыя судьбы, а удивленной Европ новую эпоху рыцарства. Въ наши дни, испуганный городъ Султановъ, съ высоты своихъ холмовъ и минаретовъ, видитъ бивачный дымъ Русской арміи и блескъ побдительныхъ штыковъ, потомъ наше войско и нашъ флотъ приносятъ Востоку даръ мира! Но я оставлю теперь преждевременное разсужденіе о Туркахъ и займусь Босфоромъ, въ который мы только что вступили. Объхавъ оба берега его боле пяти разъ, въ бытность мою въ Константинопол, я могу, кажется, описать его довольно точно. Разумется, не тотчасъ по прізд могъ я обозрть его, но чтобъ не обращаться къ нему боле, начну здсь мое описаніе.
При самомъ вход въ Босфоръ изъ Чернаго моря, на Кіанійскомъ остров съ Европейской стороны, стоитъ такъ называемая, не знаю почему, Помпеева колонна: это просто жертвенникъ, поставленный въ честь Императора Августа, что ясно видно изъ надписи:

CSARI Augusto
Е. CL. Annidius
L. F. CLA.
Fronto.

На берегу, надъ самымъ островомъ, находится Европейскій маякъ (Roumeli Fence). Мысъ, на которомъ онъ поставленъ, назывался въ древности Паніумъ, тутъ нын укрпленіе, или замокъ (Фанараки), построенный въ 1796 году Греческимъ архитекторомъ, гд есть 15 пушекъ. Подале, на томъ-же берегу, находится укрпленьице Каринше, древняя пристань Ликійцевъ, его строилъ Баронъ Тоттъ въ 1773 году, здсь 23 пушки. Еще подале Буюкъ-Лиманская батарея, сооруженная Французскими инженерами: на ней 12 пушекъ. Это мсто называлось въ древности Ефеніанскою пристанью, оно почти возл самаго устья древняго Хрисороаса {Наззаніе Хрисороасъ происходитъ отъ того, что въ древности, какъ полагаютъ, находила уже золото въ песк.}, отъ котораго, до самаго укрпленія Карипше, берегъ состоитъ изъ огромныхъ скалъ, раздленныхъ только въ одномъ мст Буюкъ-Лиманскою бухтою.
Ниже, по теченію, и не вдалек, стоитъ первый Европейскій замокъ Румеликавакъ, при немъ батарея, построенная въ 1783 году, Французомъ Туссенемъ, и распространенная въ 4 79U году, также Французомъ, инженеромъ Монье. Подл самаго замка видны развалины старой Генуэзской крпости, за которыми течетъ Хрисороасъ: тутъ, на возвышеніи, находилась нкогда башня. Греки называли ее Тимеа, и на ней былъ поставленъ маякъ, указывающій мореплавателямъ изъ Чернаго моря входъ въ Босфоръ. Съ этой точки видны: Черное море, Константинополь и Марморное море. Не доплывая еще до Буюкдерской долины, вы увидите Греческое селеніе, сохранившее свое древнее наименованіе: Селектрина, Турки зовутъ его Сарикью. Оно подл самаго залива, называемаго въ древности, по его имени, Селектринумъ. По словамъ Діонисія Византійскаго, заливъ оканчивается къ полудню мысомъ, что нын Meзарбурунъ. На немъ былъ жертвенникъ, посвященный Венеръ Меретриксъ {Венер распутной.}. На сверной оконечности того-же залива былъ еще храмъ, прямо противъ храма Юпитера-Уріуса, на Азіятскомъ берегу. Тутъ нын сильная батарея, изъ 25-ти пушекъ большаго калибра.
Вблизи Буюкдерскаго залива, въ древности Ваикольпосъ, видны остатки монастыря Святыя Евфиміи, и часовня, до сихъ поръ называемая по имени этой угодницы Божіей. Въ самомъ начал залива загородный домъ Русскаго Посольства, и въ это время Посланникъ нашего Двора, А. П. Бутеневъ, находился тутъ.— Я остановлюсь на минуту въ описаніи Европейскаго берега Босфора. Аполлинарій Петровичъ Бутеневъ давно и нетерпливо ждалъ нашего парохода, онъ зналъ, что на немъ семейство его. Едва поравнялись мы съ домомъ, и уже Посольская лодка отчаливала отъ пристани и быстро неслась къ намъ. Шесть богато-одтыхъ Турецкихъ гребцовъ, Россійскій флагъ и убранство шлюпки привлекли наше вниманіе. Пароходъ остановился, и мы скоро увидли нашего Посланника: онъ бросился въ объятія своихъ родныхъ, которыхъ обнималъ посл долгой разлуки. Слезы радости и умиленія, восторженныя, несвязныя рчи восхитили, растрогали всхъ, и я особенно боялся въ такую минуту развлечь Посланника, такъ что даже не подошелъ къ нему. Когда уже онъ сталъ сбираться въ обратный путь и увозилъ моихъ сопутниковъ, я вручилъ ему письма, бывшія у меня къ нему. Въ это время и Г. Хребтовичъ началъ говорить обо мн…. Я зналъ Г-на Бутенева въ Москв, почти ребенкомъ, не удивительно, что, не встрчавшись съ тхъ поръ, мы не узнали-бы другъ друга. Г. Посланникъ очень вжливо пригласилъ меня на другой день къ себ обдать, и со всмъ семействомъ Графини Хребтовичъ поплылъ къ Русскому дворцу, гд нетерпливо ожидала ихъ супруга его, стоявшая во все это время на пристани. Пароходъ опять закурился, мы быстро понеслись въ Константинополь, и черезъ полчаса бросили якорь. Тамъ въ минуту окружили насъ лодки, и со всхъ сторонъ послышались приглашенія, по-Италіански, по-Французски, по-Нмецки, по-Гречески. ‘Ко мн, сударь! у меня вы найдете комнаты, хорошій столъ, за самую дешевую цпу!’ Одинъ изъ пригласителей вскочилъ на пароходъ, взялъ меня подъ руки, и увряя, что онъ точно тотъ трактирщикъ, котораго рекомендовали мн въ Одесс, увелъ въ свою лодку. Между тмъ, человкъ десять Турокъ расхватали мои пожитки (замтьте, что достаточно было-бы троихъ). Я боялся, что все это растащатъ и весь мой скарбъ пропадетъ. Но лодка отчалила и я скоро очутился въ Пер, въ довольно дурномъ трактир, подъ вывскою Hlel de Hongrie (Венгерская гостинница). Надо знать, что я спрашивалъ о рекомендованномъ мн въ Одесс дом, Htel de Russie (Русская гостинница), и мой плутъ хозяинъ уврялъ меня на корабл, что это та самая. Я смючись сталъ ему пенять, а онъ началъ уврять меня, что въ томъ трактир гораздо хуже, что вс нумера давно заняты, а у него буду я жить прекрасно и преспокойно…. Ну, хоть и такъ! Я остался, увидлъ, что пожитки цлы, расплатился съ плутами-носильщиками, и къ удовольствію своему узналъ еще, что добрый нашъ докторъ Пиннеръ остановился въ томъ-же трактир, рядомъ съ моею комнатою. Здсь кстати сказать слова два о бакчиз. Меня посадили съ корабля въ лодку — бакчизъ, вмсто трехъ носильщиковъ десятеро схватились за мои вещи: одинъ взялъ футляръ съ шляпой, другой портфль, третій шкатулку, четвертый кисетъ съ табакомъ, и проч. Вс потомъ кричали бакчизъ! Съ берегу подниматься довольно круто, и я взялъ верховую лошадь, какой-то шалунъ придержалъ мн стремя — бакчизъ, другой сдлалъ тоже, когда я слзалъ съ лошади — бакчизъ! Это наше Русское на водку. И все это не въ счетъ рядной суммы. Къ счастью, не дорого: каждому дв, три пары. Я прожилъ потомъ недли три въ Константинопол, и, право, не было дня, въ который не случилось-бы мн десять разъ лазить въ карманъ за бакчизомъ. Но пора возвратиться къ описанію Босфора, съ того мста, гд я оставилъ его въ Буюкдерскомъ залив.
За Буюкдерскимъ заливомъ находится обширная и прелестная долина, которую, за плодородіе и красоту ея, съ самой древности и понын называютъ Калосъ-Агросъ. Она служитъ нын мстомъ прогулки для Франковъ, обитающихъ въ Буюкдере. Сюда перезжаютъ въ весеннее время жить иностранные министры, купцы и богатые Греки, здсь они блистаютъ Европейскою роскошью, предъ глазами набожнаго Мусульманина, нечувствительнаго къ ихъ наслажденіямъ и внутренно всхъ ихъ презирающаго.
По всему Босфорскому берегу, до сихъ поръ мною описанному, видны въ нкоторыхъ мстахъ развалины и остатки древнихъ построекъ. Продолжая плаваніе дале къ Константинополю, увидите возвышеніе, называемое Турками Кересъ-Бурунъ, а Греками Діалитра: это послдній пунктъ, съ котораго еще можно видть входъ въ Черное море. Шаговъ 500 дале Теранія, на бухт того-же имени. Встарину, бухта или заливъ этотъ назывался Фармакіасъ. Древніе полагали, что тутъ Медея оставила зелья, которыя везла съ собою. Въ Тераніи загородные домы Французскаго и Англійскаго пословъ {Противу дома Англійскаго посла всегда стоитъ Англійскій вооруженный и всегда готовый къ отплытію фрегатъ, такъ-же какъ въ Буюкдере Россійскій корабль, противу дому нашего Посланника.}. Дале заливъ и корабельная пристань Стеніосъ, обширнйшая и удобнйшая изъ всхъ, находящихся въ Босфор.’ Мн сказывали, что Екатерина II хотла купить или какъ нибудь иначе пріобрсть это мсто, и построить тутъ дворецъ и пристань для Русскихъ кораблей, но Султанъ, испугавшись такого близкаго сосдства, не согласился. Небольшая рчка, которую Діонисій Византійскій называетъ Кимаросъ, впадаетъ въ Балталиманскій заливъ. Тутъ встарину были: кипарисовая роща, а на возвышеніи, у самаго устья рки, храмъ Гекаты. Приливъ въ этомъ мст очень силенъ и волны съ шумомъ разбиваются у подошвы пригорка. Немного подале выдается Кизляръ-Бурунскій мысъ: на немъ крпость или замокъ Румели-Гиссаръ. Вотъ откуда честолюбивый Дарій Персидскій смотрлъ на переправу чрезъ Босфоръ безчисленнаго своего войска! Тутъ-же переходили потомъ Готы и Рыцари-Крестоносцы, только въ противную сторону. Поближе къ столиц, при мыс Акинди-Бурунъ, а въ древности Эстіасъ, лежитъ деревня Арнаутъ-Кью: около нея теченіе такъ быстро, что спуская лодку въ этомъ мст, принимаютъ ее на бичеву: иначе два гребца едва-ли могли-бы бороться съ волнами. Не даромъ-же Турки называютъ здшнія волны Шантанъ-Акиндиси (Чортово теченіе). Дале, въ деревн Куру-Чесм, знатные Греки и Епископы ихъ вры по большей части имютъ дачи, которыя можно различить отъ Турецкихъ по темной окраск домовъ, незавидныхъ снаружи, хотя многіе изъ нихъ богато и даже роскошно убраны внутри.
Въ деревн Бешикташъ, гд была древняя пристань Родосцевъ, Турки съ благоговніемъ хранятъ прахъ Гаджи-Бектама, основателя орды тхъ вооруженныхъ монаховъ, которые посл, подъ именемъ Янычаръ, такъ долго ужасали Европу и Азію. Кровопролитное истребленіе этого необузданнаго войска принадлежитъ къ Исторіи нын царствующаго Султана Махмуда. Это событіе изложено весьма хорошо въ Константинополя, Г-на Базили. За Бешикташемъ возвышается Султанскій дворецъ Дольма-Какіе, на самомъ томъ мстъ, гд нкогда присталъ Язонъ, плывшій въ Колхиду за Златымъ руномъ. Дворецъ построенъ довольно живописно, купы деревьевъ, окружающихъ его, составляютъ одинъ изъ прелестнйшихъ видовъ Босфора ракійскаго. Здсь было любимое пребываніе Султана Селима ІІІ-го. Неподалеку находился въ древности храмъ, воздвигнутый Византійцами въ честь Птоломея, за то что онъ подарилъ имъ въ Азіи округъ земли, богатый пшеницею, и при томъ оружія и денегъ, когда они нуждались во всемъ этомъ. Деревня Фондукли получила названіе свое отъ дома Гуссейнъ-Аги. Если не ошибаюсь, то она занимаетъ мсто древняго Айонъ-еона, гд Мегаряне поклонялись Аяксу, сыну Телемакову. Гуссейнъ-Ага былъ богатйшій Турокъ въ царствованіе Магомета IV-го, и не проходило недли, чтобъ онъ не удостоился принимать Султана въ своемъ дом, называемомъ Фондукли, и находящемся возл Перы, въ виду Императорскаго дворца. Въ немъ были устроены комнаты, выдающіяся окнами на самый каналъ, такъ что Султанъ, не обезпокоиваясь, съ дивана могъ удить рыбу. Мы плывемъ еще нсколько времени, и вотъ передъ нами Константинополь, во всей своей крас. Картина этого величественнаго города приводитъ въ удивленіе и восторгъ всякаго, кто видитъ ее въ первый разъ. Противъ самаго парохода нашего Серальскій дворецъ, съ своими теремами, башнями, кипарисами и висячими садами. Онъ построенъ на самомъ томъ мст, гд была древняя Византія, и занимаетъ пространство цлаго города. Восточная его архитектура, его великолпіе и роскошный видъ невольно напоминаютъ Багдадскихъ Халифовъ и Тысяча одну ночь. Султанская пристань, гд видны разноцвтныя и позлащенныя шлюпки, собственно Султану принадлежащія, плнительна для глазъ! Отсюда начинается Марморное море. По правому его берегу, отъ самаго Сераля, видишь протяженіе древнихъ стнъ города до Семибашеннаго замка, насупротивъ, необозримое пространство моря, по лвую сторону, Принцевы острова, вдали Олимпъ, ближе городъ Скутари, древній Халцедонъ, или Хрисополисъ, окруженный кипарисными рощами и украшенный мечетями и минаретами. На правой сторон зрлище новое и не меньше поразительное, это портъ Константинополя, или такъ называемый Золотой рогъ. Тамъ видны тысячи кораблей, лсъ мачтъ, и между ними военные огромные корабли Турецкаго флота. Здсь развваются флаги всхъ державъ. По лвую сторону пристани, Константинополь, на семи холмахъ своихъ возвышается съ своими мечетями и минаретами, между ними куполъ Святыя Софіи и нкоторые другіе замчательны зодчествомъ и великолпіемъ. По правую сторону пристани видишь арсеналъ, а по горамъ предмстія Перу и Галату’ какъ будто отдльные, особые города. Тысячи каикъ (такъ называютъ здсь легонькія лодочки), мелькаютъ безпрестанно и во всхъ направленіяхъ по проливу и между кораблями. Вообразите, что вся эта картина является вдругъ, и что вы видите ее всю съ одной точки! Прибавьте ко всему этому ясный майскій день, голубое небо, благорастворенный восточный воздухъ, блестящія струи Пропонтиды, и вы легко поймете чувство и восхищеніе путешественника. Я не могу выразить моихъ чувствованій въ эту минуту! Не распространяясь боле объ очарованіи представленной мною картины, возвращаюсь къ Азіятскому берегу Босфорскаго пролива, чтобы совершенно окончить мое описаніе. Первый мысъ Азіятской стороны Босфора, противъ Паніумскаго мыса въ Европ, есть тотъ самый, который въ древности называли мысомъ Якоря, именно потому, что Аргонавты, по велнію оракула, взяли тутъ каменный якорь. Здсь Азіятскій маякъ защищенъ такимъ-же укрпленіемъ, какъ описанный выше, на Европейскомъ берегу. Онъ построенъ тмъ-же архитекторомъ. Ниже его Азіятскія Кіанійскія скалы: одну изъ нихъ Діонисій Византійскій называетъ башнею Медеи. Мысъ Корасіонъ, насупротивъ Ефезіанской пристани, названъ такъ по множеству вороновъ, всегда собирающихся на немъ. Нын зовутъ его Филь-Бурунъ. Не подалеку отъ него построена, въ 1773 году, Барономъ Тоттомъ, крпостца Поріасъ-Лиманъ, съ 23 пушками. Дале, близъ того мста, гд нын замокъ, или укрпленіе Анадоли-Кавакъ, былъ въ древности храмъ Юпитера-Уріа. Въ 4 783 году Французъ Туссенъ, по повелнію Гассана-Паши, укрплялъ Анадоли-Кавакъ: въ немъ было тогда 25 пушекъ и 8 мортиръ, но въ 1794 году укрпленіе распространили и прибавили еще 12 пушекъ и 6 мортиръ. Подъ этой батареей еще виднъ въ вод остатокъ плотины, къ которой прикрплялась цпь, преграждавшая плаваніе по проливу, другой конецъ ея примыкалъ къ Европейскому берегу, у противолежащей крпости Румали-Кавакъ. Такимъ образомъ плотина служила для прикрпленія цпи, и составляла въ то-же время пристань Храма, гд корабли защищены были отъ теченій и сверныхъ втровъ. Тотчасъ за пристанью возвышается мысъ Аргироніумъ, нын называемый Маджаръ-Бурунъ, гд есть батарея изъ 23 пушекъ и 12 мортиръ, построенная Французскимъ инженеромъ Монье. И теперь еще видны, на крутой гор, надъ укрпленіемъ, развалины церкви Святаго Панталеона, вроятно изъ остатковъ храма Юпитера-Уріа. Недалеко отсюда находится Великанова гора, высочайшая изъ^всхъ на берегахъ Босфора. На вершин ея Турки показываютъ необыкновенной величины гробницу, въ которой, говорятъ они, покоится прахъ Великана. Удивляюсь, какъ многіе писатели не узнаютъ тутъ гробницы побжденнаго Поллуксомъ Аймика, котораго Валерійфлаккъ называлъ великаномъ. Подале, за Сельви-Бурунскимъ мысомъ, деревня Бейкосъ. Султанъ Солиманъ построилъ тутъ кіоскъ, теперь уже разрушенный, но сады, бывшіе при немъ, цлы и прекрасны, ихъ называютъ нын Султанъ-Бекгеди. За тмъ является Катанфіонскій заливъ, оканчивающійся мысомъ Гларіумъ (у Турокъ Кондлидже-Бурунъ), а за нимъ новый Азіятскій замокъ Анадоли-Гисаръ. Дале втекаютъ въ Босфоръ ракійскій дв рки: первая называлась у Грековъ Аретей, а Турки назвали ее Юкъ-су, эта самая большая изъ ркъ, впадающихъ въ проливъ, начиная отъ Чернаго моря до Халкедона или Скутари. Вторая рка: Кугукъ-су (Малыя воды). Между обими рками построенъ великолпный загородный дворецъ Султана. Однимъ словомъ: весь берегъ Азіятскій, начиная отъ Анадоли-Гизара до Скутари, усянъ почти не прерывающимися прелестными дачами, между которыми замчательна Иставровская, гд Султанъ Абдулъ-Гамидъ построилъ прекрасную мечеть. Скутари, древній Хрисополисъ, или златой городъ, по мннію Діонисія Византійскаго, назывался такъ потому, что въ немъ собирали Персы вс доходы свои съ покоренныхъ ими городовъ, другіе говоритъ, что названіе происходитъ отъ похороненнаго здсь Хрисеса, сына Агамемнона и Хрисаиды. Ксенофонтъ повствуетъ, что Аиняне укрпили и обвели стнами Хрисополисъ, для того, чтобы сбирать пошлину со всхъ кораблей, проходившихъ чрезъ Босфоръ ракійскій. На здшнихъ высотахъ Константинъ разбилъ Ликинія, и тмъ соединилъ раздробленныя части Римской Имперіи подъ власть одного Государя. Скутари занимаетъ точно мсто древняго Хрисополиса. Въ немъ много хорошихъ мечетей, домы опрятны и построены такъ, что изъ нихъ прекрасный видъ на Константинополь. Городъ со всхъ сторонъ окруженъ кладбищами, гд хоронятъ знатныхъ Турокъ, всегда почитающихъ Азію прямымъ отечествомъ Магометанъ, они полагаютъ даже, что ихъ кости тутъ останутся спокойне, а что Европа не прочна власти Оттоманской.
За мысомъ Босъ, говоритъ Діонисій Византійскій, находятся ключъ или фонтанъ Гермагора, храмъ героя Евростеса, храмъ Венеры, и наконецъ городъ Халкедонъ, на рк того-же имени. Этотъ городъ былъ славенъ своею древностью, великими людьми, въ немъ рожденными, разными перемнами судьбы своей, и наконецъ зданіями, украшавшими его, особенно былъ знаменитъ храмъ Аполлона, котораго прорицанія не уступали Дельфійскимъ.
Мегаряне, основатели Халкедона, долго назывались слпцами, и дйствительно заслуживали это названіе, если только отъ нихъ зависло избрать мсто Византіи, лежащей насупротивъ. Ключъ Гермагора, о которомъ упоминаетъ Діонисій Византійскій, и донын течетъ въ долин Ковакъ-Сарая, но рка Халкедонъ потеряла свое наименованіе. Городъ Халкедонъ, неоднократно опустошаемый Персами, лишенный стнъ своихъ Императоромъ Валенціемъ, разрушенный Готами, возстановленный Корнеліемъ-Авитомъ, еще разъ истребленный Сарацынами, нын самая бдная деревнишка, называемая Турками Коди-Кью.
Знаменитая церковь Св. Евфиміи, въ которой собирался Вселенскій Соборъ, не существуетъ, осталась часовня во имя той-же Святой. Здсь-то твердый и краснорчивый Златоустъ былъ осужденъ къ ссылк, за проповди свои, въ которыхъ гремлъ противу распутства женщинъ и противъ неприличнаго Христіанамъ поклоненія стату Императрицы Евдокіи. Заливъ за мысомъ Мунде-Бурунъ, есть древняя Евтропіева пристань, гд еще видно множество камней, остатковъ древнихъ стнъ. Въ этой пристани Фока умертвилъ Маврикія и четырехъ сыновей его. Проливъ оканчивается мысомъ Гереумъ: на немъ поставленъ Азійскій маякъ Фенеръ-Бакъези. Прокопій пишетъ, что Юстиніанъ построилъ тутъ дворецъ и бани. Еще видны развалины большаго водохранилища, разрушеннаго Геракліемъ, который разрушалъ ихъ везд, потому что ученый Стефанъ предрекъ ему гибель отъ воды.
Я нсколько распространился въ описаніи Босфора ракійскаго, почитая его настоящею большою дорогою изъ С. Петербурга въ Константинополь. Прибавлю еще нкоторыя общія замчанія о немъ. Всю длину его можно полагать въ 28 или тридцать верстъ, отъ Кіанійскихъ скалъ до Халкедонскаго мыса, ширина не везд одинакова, въ иныхъ мстахъ проливъ не шире Новы противу Зимняго дворца, по въ другихъ почти везд вдвое или въ полтора раза шире. Неравенства береговъ его, изгибы, заливы, мысы, выдающіеся иногда перпендикулярно теченію, все это длаетъ быстроту его почти везд неравною, и отъ того корабли, плывущіе изъ Чернаго моря, встрчаютъ нсколько разъ теченія, совершенно противныя имъ. Короче: въ этомъ пролив есть семь изгибовъ, и столько-же теченій: первое изъ Чернаго моря стремится къ Европейскому берегу, второе, при Канлидже-Бурунъ, къ Азіятскому, третіе къ Кизляръ-Буруну, четвертое къ мысу Ваніе-Кью, пятое къ Эфенди-Буруну, откуда частію относитъ къ Азіятскому, а частію къ Европейскому берегу близъ Салибараса, шестое къ Скутарійскому мысу, седьмое прямо на Серальскій уголъ. Вс эти семь теченій такъ сильны, что корабли, при попутномъ втр, на всхъ парусахъ, съ трудомъ преодолваютъ ихъ, и для флота на всякой случай необходимо имть при себ нсколько пароходовъ для буксировки. Но эти, часто борющіяся между собой теченія, весьма полезны для Константинопольской пристани: они безпрестанно вымываютъ ее и не даютъ ей засариваться, а безъ этого благодтельнаго пособія природы пристань давно-бы обмлла отъ множества всякой нечистоты, выбрасываемой въ нее, и отъ наноснаго въ нее илу и песку изъ ркъ, падающихъ съ материка. Позволю себ сказать нсколько словъ объ укрпленіяхъ, которыми унизаны оба берега пролива. Мн кажется, что вслуча войны они не принесутъ Туркамъ большой пользы. Во первыхъ, съ сухаго пути не защищены они ничмъ, да и не могутъ быть защищены, потому что везд повелваютъ ими высоты, находящіяся сзади, а имть сильные корпусы войскъ для прикрытія ихъ съ тылу также невозможно, потому что Турецкая армія, вроятно, будетъ занята собственною обороною отъ непріятелей, съ одной стороны слдующихъ изъ-за Балкана, а съ другой по Азіятскому берегу Чернаго моря. Не смотря ни на какія усилія, не достанетъ войскъ для защиты всюду. Слдовательно, противъ небольшаго, напримръ, 10-ти тысячнаго корпуса десантнаго войска, ни одна изъ крпостей здшнихъ не продержится сутокъ, если противъ нихъ пошлютъ по одному или по два батальона {Я полагаю, что непріятель, имющій превосходство на мор, легко войдетъ въ Босфоръ ракійскій, не смотря на крпостцы и батареи, защищающія его, что-же касается десантовъ, то я могу указать нсколько мстъ на Европейскомъ и на Азіятскомъ берегу, весьма для нихъ удобныхъ и безопасныхъ, а содйствіе флота еще больше облегчитъ это. Съ Европейской стороны, начиная отъ маяка до Эски-Фанари, на четырехъ-верстномъ разстояніи, есть нсколько бухтъ, или небольшихъ заливовъ, гд обыкновенно пристаютъ лодки: туда десантныя суда войдутъ очень удобно. Съ Азіятской стороны, въ двухъ стахъ саженяхъ отъ замка, есть обширный заливъ съ песчанымъ грунтомъ: онъ выходитъ на пространную и ровную долину, по которой протекаетъ рчка. Сосдства замка опасаться нечего, потому что выстрлы его направлены не въ эту сторону, да и не могутъ быть дйствительны, съ высоты берега этой бухты со стороны крпости. Полторы версты дале есть еще бухта, называемая Рива: она раздляется на дв части длиннымъ мысомъ. Плохое укрпленьице, въ глубин ея поставленное, не помшаетъ десанту, и въ одно мгновеніе будетъ взято вмст съ Азіятскимъ замкомъ. Надобно замтить также, что везд, гд я предполагаю возможность сдлать высадку, военные корабли могутъ подходить къ берегу на самое близкое разстояніе и становиться на хорошемъ якорномъ грунт, для содйствія войску. И такъ вроятно, что при надлежащей предосторожности, вс эти крпости и батареи, съ такимъ иждивеніемъ построенны, пали-бы въ одну ночь, и за тмъ слдовало-бы если не взятіе Константинополя, то ужь во крайней мр совершенное его раззореніе. Никакъ не предполагая войны съ Турками, излагаю свои замчанія единственно желая доказать, что вс береговыя укрпленія Босфора, даже по мстному положенію ихъ, малышни, и вслуча войны не послужатъ ни къ чему.}. Довольно будетъ овладть батареею, сбросить съ лафетовъ и заклепать пушки, не занимаясь боле ими, и потомъ идти дале. Цль будетъ достигнута, потому что флотъ можетъ тогда идти до самаго дворца въ Серал и до пристани Константинопольской.
Сдлавъ такимъ образомъ топографическое и археологическое описаніе Босфора ракійскаго, остается мн сказать нсколько словъ о прекрасномъ мстоположеніи и о видахъ его береговъ. Вообразите себ этотъ проливъ самою широкою ркой, которая величественно и быстро течетъ изгибами между гористыхъ, плодородныхъ и живописныхъ береговъ. Долины, часто встрчающіяся въ прорз горъ, почти вс орошаются небольшими рчками, впадающими въ заливъ. На нихъ, то деревеньки, то загородные домы, то дворцы везд украшаютъ пейзажъ и придаютъ ему новую прелесть. И везд неразлучны съ ними воспоминанія какого нибудь историческаго событія, или имя великаго человка. Здсь ршилась судьба цлаго царства кровопролитной битвой, тутъ милліонъ Персовъ и другихъ подвластныхъ Дарію народовъ переходилъ чрезъ Босфоръ, чтобъ покорить горсть свободныхъ Грековъ, тамъ Крестоносцы шли на освобожденіе Іерусалима. Повсюду берега эти, прельщая взоры, погружаютъ въ размышленіе. Теперь они усяны по об стороны великолпными дворцами и садами Султана, сестеръ его, вельможь, и укрпленными замками. При каждомъ изгиб, съ каждой точки, виды перемняются и являютъ новыя красоты. Прибавьте, что находитесь подъ вліяніемъ климата Малой Азіи и дышите благораствореннымъ ея воздухомъ: вы сознаетесь, что одна прогулка по Босфору стоитъ того, чтобъ ршиться хать изъ самыхъ дальнихъ странъ, взглянуть на него и восхититься имъ!

ГЛАВА V
КОНСТАНТИНОПОЛЬ.

На другой день моего прізда въ Константинополь, меня пробудили рано по утру стукъ и крики носильщиковъ всякаго рода. Слухъ мой еще не привыкъ къ ихъ голосамъ и языку. Они продавали състные припасы, зелень, рыбу, плоды, бузу и проч. Я слъ къ окну. Передо мной толпился разноплеменный народъ: Турки въ военныхъ костюмахъ, и въ старомъ своемъ наряд, въ чалмахъ, Армяне въ огромныхъ своихъ шапкахъ, Греки, Франки, и множество Жидовъ, которые молча и робко пробирались подл стнки. Наконецъ, вотъ и женщины, закутанныя такъ, что разв по цвту ихъ туфлей можно было узнать какой он націи. Вотъ арбы (родъ крытаго фургона), запряженныя быками, украшенными лентами, или суконными лоскутками и бубенчиками. Это экипажъ Турецкихъ дамъ. Дале навьюченные верблюды, или рядъ ословъ, съ мшками воды, или съ ношами дровъ: все это толпилось по узкой, едва вымощенной улиц и толкало другъ друга. Прибавьте къ этому стаи гадкихъ и голодныхъ собакъ, которыя скитаются посреди всего этого народа, и ихъ никто не бьетъ: вы сознаетесь, что я увидлъ прелюбопытный и совершенно новый для меня маскарадъ.
Я веллъ позвать цырюльника: вошелъ преважный Армянинъ въ большой шапк, а за нимъ смиренный мальчикъ, который несъ тазикъ, родъ кофейника съ горячею водою, мыло, бритвы и полотенце. Хозяинъ намылилъ мн бороду просто ладонью, вытащилъ преогромную бритву, и я, къ удивленію моему, замтилъ, что она въ черенк своемъ не гнется, какъ наши бритвы, а просто укрплена, какъ скира, и удобне казалась мн отрубить голову или по крайней мр перерзать горло, чмъ выбрить бороду. Однако онъ обрилъ меня такъ проворно, легко и ловко, что я приказалъ ему приходить ко мн черезъ день, для исправленія своей должности.
Теперь опишу мою квартиру. Это небольшая комната, съ однимъ огромнымъ Итальянскимъ окномъ, которое выдается на главную улицу Перы, такъ что мн можно смотрть вдоль ея на об стороны. Эта комната служитъ мн спальнею, столовою и гостиною. Изъ нея выходъ въ сни, а изъ сней дверь на балконъ, или террасу, главное украшеніе моего дворца. Здсь я проводилъ большую часть времени, читалъ, пилъ чай, курилъ трубку, и часто, въ прохладныя майскія ночи, просиживалъ до восхожденія солнца. Съ балкона моего былъ совершенно виднъ Сераль, и именно часть садовъ и гарема, которые недоступны путешествующимъ. Въ нихъ передо мною величаво возносилась Юстиніанова колонна. Я часто наводилъ туда телескопъ, чтобъ посредствомъ его, хотя украдкою, взглянуть на какую нибудь гурію Махмудова гарема, но, кром садовниковъ, никогда и никого не видалъ, можетъ быть отъ того, что Султанъ жилъ тогда въ Кіатъ-Гане, да и вс покои въ гарем, какъ слышалъ я, въ это время переправляли. Дале видно было море, Принцевы острова и синія горы вокругъ Олимпа. Видъ прелестный На террасу мою выходило сосднее окошко, и черезъ него я часто разговаривалъ съ прекрасною Гречанкой. Кокона Катерина была сестра діакона церкви Успенія Богородицы, веселая характеромъ. Она говорила мн, что очень желаетъ знать по-Русски, любитъ единоврцевъ и берется учить меня по-Гречески. Она жила съ мачихой одна, и кажется скучала своимъ единеніемъ. Я въ самомъ дл воспользовался этимъ пріятнымъ сближеніемъ, протвердилъ почти забытый мною Греческій языкъ, употребляемый между народомъ, и сталъ потомъ говорить имъ гораздо свободне. Катерина была истинно прекрасна и проста въ обхожденіи, а какъ на балконъ мой не приходилъ никто, и онъ былъ закрытъ со всхъ сторонъ, то она, познакомившись со мною, обходилась совершенно свободно. Къ тому-же мои шестьдесятъ лтъ представляли ей совершенную безопасность, она видла во мн отца, или и ддушку. Мы разговаривали, смялись, и однажды она осмлилась даже выпрыгнуть на мой балконъ и пить со мной чай. Я упросилъ ее пропть нсколько Греческихъ псенъ, и она не отговариваясь исполнила мою просьбу. Ей хотлось видть Русскихъ дамъ, особливо Русскую Царицу. Съ любопытствомъ распрашивала она, что если-бъ была въ Россіи, то могла-ли-бы къ ней быть допущена? Хотла знать говорятъ-ли у насъ о Грекахъ, но больше всего занимали ее дамскіе уборы. Она не могла понять, когда я уврялъ ее, что наши дамы одваются лучше и богаче Перотокъ. Зная, что у меня бываютъ гости, она просила никого не пускать на балконъ: я общалъ, и съ тхъ поръ балконъ сдлался почти гаремомъ моимъ. Правда, изъ комнаты доктора Пиннера также было окошко на балконъ, но, во-первыхъ, доктора почти никогда не было дома, и онъ ни разу не подымалъ занавса, къ тому-же кокона Катерина не знала по-Еврейски и не читывала Талмуда, какъ-же могъ онъ обратить на нее свое ученое вниманіе?
Въ два часа я отправился обдать къ Посланнику нашему въ Буюкдере, и нанялъ для этого каику съ двумя гребцами. Садясь безъ привычки въ эту узенькую, но длинную лодочку, я чуть было не опрокинула ея, не зная, что въ нее не льзя иначе ступить, какъ поставя ногу на самую середину. Лодка заколыхалась, но наемный слуга мой, стоя еще на пристани, усплъ схватить меня за воротъ, гребцы закричали было, однако все кончилось благополучно. Наученный опытомъ, я осторожно спустился въ лодку и смирнехонько услся по средин ея, на подушку. Гребцы работали веслами съ большимъ усиліемъ, потому что мы должны были во все время плыть противу теченія. Дорогою еще засталъ насъ дождь, и я принужденъ былъ выдти на берегъ, кажется въ Фондукли, и укрыться въ кофейномъ дом. Тутъ сидло уже много Турокъ, большею частію военныхъ. Они не обратили на меня ни малйшаго вниманія. Прислужники заботились, бгали, подавали кальяны, трубки, разносили кофе, и одинъ спросилъ меня, что мн угодно? Чтобъ не даромъ укрываться у нихъ отъ дождя, я веллъ подать себ кофе. Компанія была самая тихая, большая часть гостей сидли и курили молча. Черезъ нсколько минутъ дождикъ пересталъ, и я, расплатясь, продолжалъ свой путь.
Въ Буюкдере Посланникъ нашъ принялъ меня съ обыкновенною своею вжливостью, представилъ своей супруг и познакомилъ съ нкоторыми чиновниками посольства. Онъ рекомендовалъ мн въ чичероне Грека господина Комидаса, и поручилъ меня совтамъ и попеченію Сергя Ивановича Богданова. Я съ удовольствіемъ увидлся съ моими сопутниками. Дамы были здоровы, и кажется не сказанію восхищались прелестями Босфорскихъ береговъ! Графъ Хребтовичъ начиналъ разнемогаться и не выходилъ изъ своей комнаты. Я самъ навстилъ его. У него была желчная болзнь и требовала спокойствія. Посл обда, Апполлинарій Петровичъ гулялъ со мною по саду, гд множество старыхъ и густыхъ деревъ доставляютъ гуляющимъ пріятную тнь, а это первое сокровище въ жаркомъ климат! Г. Посланникъ показалъ мн нсколько кустовъ розановъ, аршина по четыре вышины, и съ низу до верху покрытыхъ цвтами. Тутъ видлъ я прекрасные и огромные чинары, кипарисы, пирамидальные тополи, орховыя деревья, и всякаго рода растенія, свойственныя здшнему климату. Внутри сада довольно крутая гора, гд старый пріятель мой Александръ Семеновичъ Хвостовъ, отправляя здсь нкогда должность Посланника, устроилъ спокойную мраморную лстницу, въ угодность какой-то дам, которая жаловалась на крутизну всхода. Обласканный всмъ семействомъ Г. Посланника, я провелъ посреди него одинъ изъ пріятнйшихъ дней моей жизни, и къ вечеру отправился обратно въ Константинополь. Мн нетерпливо хотлось начать мои обозрнія и расположить ихъ въ нкоторомъ систематическомъ порядк. Обратное плаваніе мое было гораздо легче: мы плыли по теченію, и оно быстро принесло насъ въ городъ. Времени прошло въ половину мене, чмъ при восхожденіи по проливу въ Буюкдере. Я нашелъ добраго моего товарища, доктора Морица Пиппера, совершенно довольнымъ: онъ былъ у Жидовскаго Каханъ-Паши, который вжливо предложилъ ему свои услуги и пособія во всхъ его разысканіяхъ, и Пиннеръ цлый день провелъ среди старыхъ манускриптовъ, а возвратился покрытый драгоцнною ихъ пылью. Онъ сознался мн однако, что особенно рдкаго и нужнаго для себя еще ничего не нашелъ, но ему оставалось еще многое видть, рыться въ библіотек Кахана, разговаривать съ раввинами, и онъ не терялъ надежды сдлать какое нибудь открытіе и пріобрсти достаточно матеріяловъ для своей работы. Мы просидли остатокъ дня вмст, курили и бесдовали очень пріятно, о восточныхъ обычаяхъ, о Іудейскихъ древностяхъ, о нашихъ предположеніяхъ на слдующій день, и разошлись по своимъ комнатамъ очень довольные собою.
По утру рано я занялся визитами, и роздалъ карточки господамъ чиновникамъ Посольства, не находя почти никого дома, усплъ однакожь пригласить къ себ обдать Г-на Комидаса, необходимаго мн для обозрнія Константинополя. Онъ пришелъ, мы разговорились, и я нашелъ въ немъ человка опытнаго въ сопровожденіи иностранцевъ по любопытнымъ мстамъ города. Отъ большаго навыка, онъ зналъ древнія наименованія многихъ зданій, но не былъ археологъ. Чрезвычайно услужливый, неутомимый, всегда готовый доставить всякое удовольствіе, онъ отличался пріятнымъ характеромъ. Константинополь ныншній зналъ онъ наизусть, и въ этомъ никто съ нимъ сравняться не можетъ. Онъ говорилъ чисто по-Турецки. Я замтилъ, между прочимъ, что онъ ревностный Римскій Католикъ, отъ того, что, не знаю ддъ или праддъ его, удостоился быть причисленъ Папою въ число святыхъ мучениковъ, и Г. Комидасъ не долюбливалъ моихъ единоврцевъ, даже не охотно посщалъ ихъ. Я замтилъ это потомъ, въ посщеніяхъ моихъ къ Патріархамъ и въ Греческія церкви, куда онъ долженъ былъ меня провожать. Впрочемъ, не льзя было имть боле пріятнаго и услужливаго чичероне. Во все время моего пребыванія въ Константинопол, я былъ имъ чрезвычайно доволенъ и остаюсь благодаренъ! Мы положили на другой день рано начать паши прогулки. Я имлъ правиломъ, во всякомъ замчательномъ город сперва взглянуть на общность его и окрестностей, чтобы потомъ удобне и ясне узнавать его части, по этому плану, мы ршила прежде всего взойти на Галатскую высокую башню, взглянуть съ нее на панораму Константинополя, и потомъ объхать городъ вокругъ, для подробнаго обозрнія его любопытныхъ для археолога и прелестныхъ для живописца стнъ, за тмъ войдти, (если можно) въ Семибашенный замокъ, и оттуда уже водою (иначе не льзя) довершить обозрніе стнъ и тмъ окончить первую прогулку.
Я поручилъ Г-ну Комидасу приготовить къ раннему утру верховыхъ лошадей, съ проводниками. На другой день мы отправились въ Галату, и пошли на башню. Она построена Генуэзцами, когда они владли здшнимъ предмстіемъ. Всходя по лстниц, я очень усталъ, хотя ступеньки довольно удобны и башня раздлена на три или четыре этажа, и въ каждомъ изъ нихъ есть просторная комната, гд можно отдохнуть, но нетерпніе мое взобраться на самый верхъ было такъ велико, что я почти не останавливался. Оттуда я увидлъ весь Константинополь, даже весь полуостровъ, на которомъ онъ построенъ: видны очень ясно Принцевы острова, большая часть Босфорскаго пролива, а подъ ногами предмстія Тофана, Галата, Пера и пристань, ни гд въ свт не льзя увидть подобнаго зрлища! Я согласенъ съ Герцогомъ Рагузскимъ, который говоритъ: ‘Если и теперь видъ этотъ такъ чудесенъ, то что-жь онъ былъ когда пространство это покрывали пышныя зданія, обширные и великолпные дворцы! Теперь ихъ и остатковъ нтъ! Не только дворцы не устояли противу дйствія вковъ и рукъ человческихъ, но и развалины пали подъ ихъ соединенными силами. Не многое, что еще существуетъ, и показываетъ древнее могущество и прошедшую пышность, скрыто теперь отъ лучей солнца: и это должно отыскивать подъ землею! Все, что на поверхности, куда ни взглянете, построено изъ дерева: это необъятное множество лачугъ, которыя могутъ истребиться отъ одной искры! Эти расписанные и изукрашенные домы, только временныя и непрочныя убжища. И такъ справедливо сказано, что Турки только кочуютъ въ Европ.’ Мн ничего не остается прибавить къ этому справедливому описанію.
Я долго наслаждался этой панорамой Константинополя, но мн надобно было еще многое видть. Мы сошли съ башни, и я отправился къ пристани. Перехавъ въ лодк на ту сторону пристани, мы сли на лошадей и, намреваясь объхать вокругъ стнъ всего города, выхали въ ворота Эгри-Капи (Косвенныя врата). Здсь хочу я описать древнія и ныншнія наименованія всхъ воротъ, прежде чмъ стану говорить о стнахъ города.
До взятія Магометомъ II Константинополя, въ немъ было 43 воротъ: изъ нихъ 13 отпирались къ Марморному морю, 12 на пристань, и 18 на твердую землю. Большая часть этихъ воротъ закладены и теперь не существуютъ: но которыя остались, т по большей части сохранили наименованія, соотвтственныя древнимъ, только на Турецкомъ язык. Начнемъ описаніе оставшихся 7 воротъ, изъ 18 отпиравшихся на твердую землю, съ того мста, гд мы теперь находимся, то-есть съ угла отъ пристани.
Первыя назывались въ древности Ксилопорта, или Ксилоцирконъ: они прилегали къ Влахернскому кварталу и дворцу, возл нихъ была тогда больница. Они донын сохранили свое названіе.
Вторыя, Эгри-Капу (Косвенныя), въ которыя я выхалъ, въ древности Харзіаскія, они стоятъ на прежнемъ мст.
Третьи, Адріанопольскія, Эдрене-Капуси, прежде Поліандріунъ, такъ названныя отъ того, что тутъ собиралось множество рабочихъ людей изъ Венетовъ и Празіевъ {Названіе двухъ сторонъ, спорившихъ между собою на конскихъ ристалищахъ въ циркъ.}, одни передъ другими работавшихъ въ царствованіе еодосія Младшаго, при возстановленіи стны, обрушенной землетрясеніемъ.
Четвертыя, Святаго Романа, нын Топъ-Капуси (ворота Пушки). Здсь-то славно палъ, съ оружіемъ въ рукахъ, послдній Константинъ, защищая свою столицу. На это мсто были обращены огромныя пушки Магомета втораго.
Пятыя, Мевлане-Сени, встарину Меландизія {Мелетій, Гл. 424.}.
Шестыя, Селиври-Капуси, въ древности Кинитусовы.
Седьмыя, Капаню-Капуси, Атталовы врата.
Что-жь касается до Златыхъ воротъ {Пахимеръ, Книг. II. Глав. 27. Дукасъ, Глава 28, Прокопій, Книга I, de Acdificiis.}, я отыскалъ ихъ не безъ труда: они цлы, и находятся въ Семибашенномъ замк, какъ я посл скажу.
Прежде нежели окончимъ эти названія всхъ воротъ, взглянемъ на древнія стны, мимо которыхъ прозжаемъ теперь, поперегъ перешейка по твердой земл, то-есть между Семибашеннымъ замкомъ и Золотымъ рогомъ, или пристанью. Эта часть древнихъ укрпленій Константинополя построена Императоромъ еодосіемъ: стны въ два ряда и защищены глубокимъ, въ 25 футовъ ширины, рвомъ. Башни и стны выдержали много землетрясеній, много осадъ, и еще удивительно сохранились. Къ тому-же он представляютъ самую живописную картину древности: ихъ готическая архитектура, и въ разрушенныхъ мстахъ плющъ, висящій цлыми полотнами по зубцамъ и башнямъ, часто большія и уже съ плодами деревья смоквы, растущія въ разслинахъ стнъ, разведенные во рву огороды, все это восхищаетъ любителя живописи и питаетъ размышленія путешественника. Одинъ Римъ можетъ представить подобную картину! По об стороны каждыхъ воротъ возвышается башня. Он не вс одинакой архитектуры, по вс величавы и живописны. На самомъ углу стны, вдоль моря, находится Семибашенный замокъ, по Турецки Едикуль. Здсь Золотыя ворота: они какъ будто укрыты отъ любопытныхъ двумя огромными башнями, построенными Палеологомъ для усиленія укрпленій города съ этой стороны. Рдкому изъ путешественниковъ удавалось видть этотъ замокъ и входить въ него, такъ что многіе изъ нихъ сомнвались даже въ его существованіи. Получивъ дозволеніе осмотрть Едикуль, я, по самымъ-же этимъ двумъ башнямъ, легко отыскалъ Золотыя ворота. Они находится между башнями, и аркою своею соединяютъ ихъ. Дуга или арка поддерживается Коринскими пиластрами (довольно посредственнаго стиля). Этотъ памятникъ воздвигнутъ еодосіемъ, по случаю одержанной имъ побды надъ бунтовавшимъ Максимомъ, что доказывалось надписью, которую видли и списали многіе ученые: она не существуетъ боле и со всмъ изглажена Турками хотя Англичанинъ, почти въ одно время со мною бывшій въ Константинопол, и увряетъ въ противномъ. Но я смотрлъ тщательно, даже нашелъ остатки нкоторыхъ буквъ: надписи уже нтъ. Вотъ она, какъ списали ее видвшіе до насъ:
Aurea Soecla gerit qui Portain construit auro.
Они были названы Золотыми по великолпію ихъ украшеній, и потому, что ими всегда, въ торжественныя шествія, възжали Императоры въ Константинополь. Вверху на нихъ стояла статуя еодосія Великаго, но при Император Льв Изаврянин {еофанъ и Золара.} она упала отъ землетрясенія. Ту-же участь имла въ царствованіе Михаила, сына еофилова, статуя Побды, на нихъ-же бывшая. Лтъ двсти назадъ можно еще было видть Геркулесовы подвиги, казнь Промется и множество другихъ изображеній, теперь вовсе не существующихъ.
Древніе писатели Константинополя считали четырнадцать тысячъ шаговъ отъ Золотыхъ воротъ до Влахерны, т. е. до другаго конца стнъ, которыми я прозжалъ отъ пристани. Стоитъ только взглянуть на карту, чтобъ удостовриться, какъ до сихъ поръ точно это измреніе {Это составляетъ около девяти верстъ.}.
Теперь продолжимъ обозрніе воротъ то стороны моря. Первыя отъ Едикуля называютъ Турки Гранатными, Нарлевъ-Капу, потому, что приходящія съ гранатами и апельсинами изъ Архипелага лодки, обыкновенно тутъ пристаютъ.
Вторыя за ними, Песочныя Псаматія-Капуси, отъ Греческаго слова Псаматосъ, Arena, песокъ, потому что они стоятъ на углу, къ которому теченіемъ наноситъ множество песку.
Третьи, Давудъ-Пашинскія ворота. Это должны быть древнія врата Св. Емеліана, гд оканчивались стны Константина, до распространенія ихъ еодосіемъ.
Четвертыя, Новыя врата, Іени-Капуси, близъ которыхъ Армянскій кварталъ.
Пятыя называются также какъ вторыя Песочными, но по-Турецки Кумъ-Капуси, въ древностиже Кондоскаліа.
Шестыя, Турки называютъ Тшатлади-Капу {Разсвшіяся.}.
Седьмыя, Конюшенныя, Акхуръ-Капуси: черезъ нихъ провозится все нужное для Султанскихъ конюшенъ. Здсь начинается стна, окружающая Сераль, которая оканчивается у Или-Кіоска {Кіоскъ, или теремъ пристани.}. Къ пристани отъ Едикуля до Серальскаго угла, вся стна обвалена огромными каменьями, набросанными безъ всякаго порядка одинъ на другой, и служащими оплотомъ противъ сильнаго ударенія морскихъ волнъ о стны. У Едикуля я долженъ былъ оставить лошадей и плыть въ лодк. Намъ остается осмотрть ворота по Пристани, до того мста, съ котораго я началъ мою прогулку.
Кантакузинъ назначаетъ Евгеніевы ворота на томъ мст, гд нын Сарай-Бурунъ (уголъ Серали). Неизвстно какой Евгеній далъ имъ свое имя, тотъ-ли, который возсталъ противъ еодосія Великаго и былъ имъ побжденъ? или тотъ, который въ числ двнадцати Сенаторовъ, сопровождавшихъ Константина, перехалъ съ нимъ изъ Рима въ новую столицу Имперіи? Этихъ воротъ уже нтъ. За ними были такъ называемыя Неорія (флотскія ворота). Ныншніе Греки сохранили имъ искаженное названіе Орая, а Турки зовутъ ихъ Тшифутъ-Капу (Жидовскія ворота), потому, что тутъ поселилось много Жидовъ, не далеко отъ ныншней таможни. Здсь-то прикрплялась цпь, преграждавшая входъ въ Константинопольскую гавань. Другимъ концемъ достигала она Галаты {Дука, Глав. 38.} и поддерживалась въ нкоторыхъ мстахъ набитыми въ пристани сваями. Землеописатель Мелетій {Стран. 423.} полагалъ, что Пеорійскія ворота т самыя, которыя называются нын Балукъ-Базаръ (врата рыбнаго рынка) и ведутъ въ Безестейны (базары).
Четвертыя ворота, Порта-тонъ Каравіонъ, или врата Судовъ, а у Турокъ Джеми-Искела (ворота Плодовъ) и Зинданъ-Капуси.
Пятыя были Мучныя, Farinaria: они теперь закладены, но Турки сохранили имъ древнее ихъ названіе и зовутъ ихъ Унъ-капаневъ-Капуси (закладенныя Мучныя ворота).
Шестыя ворота Стекольщиковъ, Джубали-Капуей.
Седьмыхъ я не отыскалъ. Вроятно они скрыты въ какомъ нибудь частномъ дом.
Осьмыя, какъ въ древности, такъ и нын извстны подъ именемъ Ая-Капуси, Святыя ворота. Здсь садились въ лодки перезжавшіе на ту сторону пристани богомольцы, къ церкви Святыя еодосіи.
Девятыя, называютъ Турки Петри-Капуси. Они находились въ той части города, которую Францезъ {Книги 3 Глава 2.} обозначаетъ именемъ Regio Petri, и гд, въ послднюю Магометомъ II осаду города, такъ храбро сражался Нотарасъ.
Десятыя мн неизвстны.
Одиннадцатыя были Императорскія, Василике-Пуле. Это, вроятно, т самыя, которыя Турки называютъ теперь Балатъ: искаженное имя Палатіума, или Палатина.
Двнадцатыя ворота назывались Кинегіонъ, или амфитеатра. Турки именуютъ ихъ Гайванъ-Гисарикапу, т. е. врата замка дикихъ зврей.
Стны города, по берегу Марморнаго моря и вдоль пристани, были часто поправляемы Турками: это и замтно, потому что на каждомъ шагу можно увидть въ нихъ закладенные обломки оннъ, надписей, драгоцннаго мрамора, перемшанныхъ съ глиною и съ самыми простыми каменьями.
Извстно по Исторіи, что Императоръ Юстиніанъ построилъ дв церкви, противъ обоихъ концовъ городскихъ стнъ, и об во имя Пресвятыя Богородицы, одну противъ Влахерна, а другую противъ Золотыхъ воротъ. Эти два храма, по словамъ Прокопія, были поставлены передъ градскими стнами, и долженствовали служить имъ защитою, {Прокопій, de Aedificiis, Кн. 1. Гл. 5.} или, лучше сказать, городъ и стны его поручены были покровительству Богородицы. Влахернская раззорена до основанія: видны еще остатки фундамента и небольшая, почти совсмъ заваленная часовенька, въ которой поставлена икона Влахернской Богоматери. Я нашелъ тамъ стараго священника и отслужилъ молебенъ. Другая церковь, которая была противъ Золотыхъ воротъ, сгорла, однакожъ съ позволенія нын царствующаго Султана Махмуда возобновлена совершенно. Онъ, говорятъ, даже выдалъ значительную сумму на о’гстройку ея. Прозжая отъ Адріанопольскихъ воротъ къ Золотымъ, я увидлъ, саженяхъ въ полутороста отъ городскихъ стнъ, на правой рук, подл Жидовскаго кладбища, небольшую церковь, окруженную кипарисами и тополями. Мн сказали, что эта самая церковь Богородицы въ Балуклахъ при живоносномъ источник, въ которомъ чудесно сохраняются семь живыхъ рыбъ, отъ временъ осады Турками Константинополя. Я повернулъ туда мою лошадь, и, подъхавъ къ оград, сошелъ помолиться Матери Господа нашего.
Нсколько священниковъ сидли у паперти, подъ кипарисами. Узнавъ обо мн, они, казалось, обрадовались моему присутствію. Старшій изъ нихъ тотчасъ пошелъ въ церковь, и, надвъ епитрахиль, скоро вышелъ назадъ съ крестомъ и святою водою. Допустивъ приложиться ко кресту и окропивъ водою, онъ повелъ меня въ церковь. Я нашелъ ее прилично и благолпно украшенною. Она совершенно вновь отдлана: иконостасъ изъ сраго, настоящаго мрамора, рисунокъ его простъ, но правиленъ и приличенъ, рамы вокругъ образовъ позолочены червоннымъ золотомъ, а также и царскія врата. Я вошелъ въ алтарь: вся утварь церковная богатая, сосуды, дароносица, звзды, кресты, серебряныя, вызолоченныя: это даръ Московскаго благочестиваго купечества, и за то сословіе его съ благодарностію внесли въ диптики и за каждой обднею поминаютъ. Священникъ разсказалъ мн довольно любопытный анекдотъ. Когда я спросилъ его, отъ чего въ иконостас, по лвую сторону царскихъ вратъ, поставленъ образъ Іоанна Крестителя, а не Божіей Матери, какъ это обыкновенно въ Греческихъ церквахъ бываетъ, онъ, улыбнувшись, отвчалъ мн, что Султанъ, одинъ разъ прозжая мимо ихъ церкви, чрезвычайно перепугалъ ихъ: сошелъ съ лошади и пошелъ прямо въ церковь. Не зная что подумать о такомъ необыкновенномъ посщеніи, бросились отпирать ему двери. Онъ вошелъ, осмотрлъ все новое устройство, милостиво одобрилъ, и подходя къ иконостасу указалъ на образъ Спасителя, говоря: Исса Бенъ-Маріамъ? (т. е. Іисусъ сынъ Маріи?) Священникъ отвчалъ: точно такъ, государь! Потомъ Султанъ указалъ на образъ Богоматери, и сказалъ: Маріамъ? Ему тоже отвчали. Тогда онъ приказалъ, чтобы тутъ поставили Іоанна Крестителя, а образъ Маріи на другое мсто. Отъ чего эта мысль пришла Султану? Какое участіе пробудилось въ немъ? Это осталось для всхъ загадкою. Священникъ сказывалъ мн при томъ, что онъ отъ кого-то слышалъ, будто Махмудъ и въ своихъ покояхъ хранитъ икону Предтечи. Но правда-ли это. онъ не знаетъ, да и мн кажется очень сомнительно. Дло однакожь въ томъ, что волю его безпрекословно исполнили, и икона Іоанна Крестителя стоитъ тутъ по приказанію Махмудову. Султанъ, прямо царскими вратами, вошелъ потомъ въ алтарь, удивился богатству утвари, и спросилъ, на какое иждивеніе она сдлана? Ему отвчали, что это приношеніе единоврнаго купечества Московскаго. Онъ сказалъ: Пеки, пеки, что значитъ: хорошо, хорошо, и вышелъ изъ церкви, пожаловавъ священникамъ нкоторую сумму денегъ. Они усердно благодарили Бога, что гроза такъ счастливо миновалась, и съ тхъ поръ живутъ спокойны.
Приближалось время служить обдню, и они для меня еще поускорили начатіемъ ея. Я усердно молился, и благодарилъ Всевышняго за его милосердіе, которымъ онъ сохранилъ меня, и, въ преклонныхъ уже лтахъ, цла и здрава привелъ исполнить обтъ мой, воздать Ему хвалы на томъ мст, откуда просіялъ намъ лучъ истинной вры и Святаго Евангелія Его При большомъ выход, діаконъ провозгласилъ во-первыхъ имя Благочестивйшаго, Самодержавнйшаго Государя Императора Николая Перваго и всей Царской Его благоврной фамиліи и проч. Это меня сердечно обрадовало, но, признаюсь, я поопасался за священниковъ, и когда, посл службы, сказалъ имъ о томъ, они отвчали, что не думаютъ сдлать этимъ непріятное Султану, да и хотли на этотъ разъ почтить Русскаго богомольца, усерднаго слугу своего Государя. Евангеліе читалъ діаконъ по-Славянски и довольно хорошо. Посл обдни я отслужилъ молебенъ Богородиц, сошелъ внизъ къ живоносному источнику, прикладывался къ явленной икон, и смотрлъ рыбъ. Посл службы, священники угощали меня у себя. Мы пили кофе, курили табакъ, и довольно долго бесдовали. Они поднесли мн икону Божіей Матери, что въ Балуклахъ, описаніе чудесъ живоноснаго источника и рыбъ, и внесли имя мое въ диптики, а я отблагодарилъ ихъ раздачею денегъ, и сдлалъ небольшой вкладъ къ образу, потомъ распростился съ ними съ сердечнымъ умиленіемъ, и поскакалъ обратно къ стнамъ города.
Окончивъ такимъ образомъ обозрніе стнъ, башенъ и воротъ Константинополя, кстати напомню здсь вс выдержанныя имъ осады, съ указаніемъ, сколько разъ онъ быль взятъ осаждавшими его.
Съ самаго начала своего основанія, называясь еще Византіею, до взятія Магометомъ II въ 1453 году, Константинополь былъ 29 разъ въ осад, и въ томъ числ восемь разъ взятъ непріятелемъ. Подробное хронологическое исчисленіе этого помщаю здсь въ примчаніи (*)
{(*) 1. Въ 477 году до Рождества Христова, посл Платовскаго сраженія, осажденъ Павзаніемъ Лакедемонскимъ, и взятъ.
2. Въ 410, Алкивіадомъ Аинскимъ, взятъ.
5. Въ 547 до Рождества Христова, Леономъ, военачальникомъ Царя Филиппа Македонскаго.
4. Въ 197 году посл Рождества Христова, въ царствованіе Императора Септимія Севера, взятъ.
5. Въ 515 по P. X., Цезаремъ Максиміемъ.
6. Въ 513, Императоромъ Константиномъ Великимъ, взять.
7. Въ 616, Царемъ Хосросмъ Персидскимъ.
8. Въ 620, Коганомъ Аварцомъ.
9. Въ 654, Сарацынами, подъ предводительствомъ Шоависа, военачальника Халифа Алія, въ царствованіе Констанція III.
10. Въ 667. Язидомъ, сыномъ Шоависа, въ тоже царствованіе Констанція III.
11. Въ 672, Софіанъ-Бенъ-Ауфомъ, полководцемъ Халифа Моависа.
12. Въ 713, Муслемою и Омаръ-Авдііль-Аепзомъ, сыновьями Халифа Мсрвана.
13. Въ 759, Сулейманомъ, сыномъ Халифа Абдиль-Мслска.
14. Въ 764, Паганосомъ, Крадемъ Булгарекимъ, въ царствованіе Константина V.
15. Въ 790, Халифомъ Гарунъ-Алрашидомъ, при Император Льв IV.
16. Въ 798, Авдулъ-Мелскомъ, военачальникомъ Халифа Гарунъ-Алрашида.
17. Въ 811, Крумомъ, Деспотомъ Славянскимъ.
18. Въ 820, омою Славеномъ, въ царствованіе Михаила Косноязычнаго.
19. Въ 868, Славяно-Русскими Князьями Кіева, Аскольдомъ и Диромъ.
20. Въ 914, Симеономъ, Крадемъ Булгарскимъ.
21. Въ 1048, орникіемъ, мятежникомъ при Император Михаил Мономах.
22. Въ 1081, Императоромъ Алексіемъ Комиеномъ, взятъ.
25. Въ 1204, Крестовыми рыцарями, взятъ.
24. Въ 1268. Императоромъ Михаиломъ Палеологомъ, взятъ.
28. Въ 1390, Султаномъ Баязидомъ Ильдеримомъ.
26. Въ 1407, тмъ-же Султаномъ.
27. Въ 1414, Муссою, сыномъ Султана Баязида.
28. Въ 1422. Султаномъ Мурадомъ II, сыномъ Магомета.
29. Въ 1453, Султаномъ Магомдеомъ II, взять 29 Маія.
Я не полагаю въ число осадъ набгъ, въ 941 году, Русскихъ Князей Олега и Игоря. Хотя они и подходили подъ стны Константинополя, но удовольствовавшись данью, тотчасъ отошли и возвратилгсь съ добычею въ свои земли.}
Возвратясь домой обдать довольно поздно, я, къ удовольствію моему нашелъ, что докторъ Пиннеръ насъ дожидался. Мы пріятно бесдовали, пили шампанское за здоровье отсутствующихъ, и говорили всякой о своемъ: онъ о Талмуд, я о стнахъ города, Комидасъ о перотахъ. Не такъ-ли часто бываетъ и въ свт? Вжливо слушаешь разговоръ сосда, а занимаешься совсмъ другимъ. Въ этомъ я нашелъ ту пользу, что отъ такихъ разговоровъ никогда не случается споровъ, и вс остаются довольны.
Отдохнувъ посл обда, мн вздумалось побывать въ Турецкой бан. Мы опять переправились черезъ пристань, и почти на самомъ берегу ея нашли одну изъ лучшихъ бань въ город: построеніе ея врно принадлежитъ къ временамъ Греческой Имперіи. Это истинно великолпное зданіе, гд своды и стны выложены разноцвтнымъ мраморомъ, комнаты обширны и высоки. Я постараюсь описать всю прославленную роскошь восточныхъ бань, потому что гд-же могутъ он быть лучше, какъ не въ Константинопол? Меня ввели сперва въ пространную квадратную залу гд я раздлся: здсь высушиваютъ бль и тутъ же находится надзиратель съ банщиками, для услуги приходящихъ мыться. Когда я раздлся, мн подали полотенце, опоясаться, и деревянныя туфли дойдти до бани, потомъ повели по узкому, теплому корридору. Мы очутились въ обширной, натопленной скрытыми печами комнат, гд готова вода для бани, а по сторонамъ есть очень спокойные кабинеты. По средин комнаты, противъ купола ея, полъ возвышенъ и покрытъ сукномъ, на которомъ меня положили. Тутъ я началъ сильно потть, а между тмъ вошелъ банщикъ, почти нагой, кром пояса. Онъ, какъ говорится, сталъ править мн тло, по направленію мускуловъ, тщательно вытиралъ поры, такъ что вс члены длались гибче, и когда началъ сгибать мн суставы, истинно захрустли вс кости. Онъ началъ это съ большихъ пальцевъ и щиколотокъ у ногъ, и прошелъ колни, пальцы, поясницу и ребры, потомъ онъ сталъ крутить мн шею, поворотилъ меня спиною вверхъ, загнулъ мн руки на спину, упиралъ свое колно между моихъ плечъ, словомъ, я думалъ, что онъ изломалъ меня въ кусочки. Окончивъ это ломанье, онъ сталъ тереть мн тло фланелевой рукавицей, которая, наподобіе стригила {Стригила, родъ скребницы.} древнихъ, стрла съ меня всю грязь. Посл этого повелъ онъ меня въ кабинетъ, гд я нашелъ трубки для благоуханнаго куренія и бассейнъ съ кранами для горячей и холодной воды. Здсь банщикъ принесъ, въ деревянной шайк, напненнаго мыла и губку, вытеръ имъ меня съ головы до ногъ, и окатилъ нсколько разъ довольно горячею водой. Наконецъ подали мн мягкія и нагртыя простыни, укутали ими и отвели обратно въ первую комнату, гд приготовили постель, на которой я скоро и уснулъ. Когда я проснулся, посл легкаго и пріятнаго сна, мн подали трубку и чашку коўе: этимъ кончилось все дйствіе, и никогда не чувствовалъ я себя свже и развязне, какъ посл этой операціи, а за все это заплатилъ я десять піастровъ, что составитъ на наши деньги съ небольшимъ три рубли.
Такъ заключился первый день моихъ обозрній. Возвратясь домой, я просидлъ весь вечеръ на моемъ балкон, въ dolce far niente, курилъ табакъ, наслаждался видами, благораствореніемъ воздуха, и терялся въ мечтаніяхъ и размышленіяхъ всякаго рода, пока не пришло время лечь спать.
Въ первый разъ вступилъ я во внутренность города чрезъ Балукъ-Базарскія ворота. Надобно сказать, что первый взглядъ на него не привлекателенъ: столица Великаго Константина едва кажется городомъ, она представляетъ, напротивъ того, нсколько разныхъ -слободъ, раскиданныхъ по берегу моря и по многимъ холмамъ, выбленныя зданія, домы, раскрашенные всми цвтами, обширные пустыри между ними, гд видны остатки обгорлыхъ домовъ, мстами деревья посреди самыхъ населенныхъ кварталовъ, повсюду мечети, съ ихъ куполами въ Арабскомъ вкус, и минаретами, возвышающимися къ небу на подобіе воздушныхъ колоннъ, за стнами кладбищные кипарисы, окружающіе городъ могильнымъ поясомъ: вотъ что сначала поражаетъ взоръ. Посреди этой картины, Златой рогъ, или пристань, какъ море вливается въ средину города, касается главныхъ его частей и служитъ для сообщенія между ними. Тамъ во всхъ направленіяхъ скользятъ тысячи лодокъ и покрываютъ пристань. Дале, цлый лсъ мачтъ, и между ними линейные корабли съ флагами Оттоманской Порты, наконецъ флаги всхъ земель. Въ город видите узкія и темныя улицы, разломанныя и грязныя мостовыя, нечистыя лавки, худо обстроенные домы. Словомъ, Константинополь вблизи разочаровываетъ зрителя, на него надобно смотрть съ высоты, издалека. Онъ представляетъ чудесныя перспективы, и каждая изъ нихъ подобна надежд, удаляющейся отъ насъ въ будущность, по мр нашего къ ней приближенія.
Я пошелъ въ безестейны, или по нашему въ ряды. Они точно тоже, что наши Московскіе, и раздлены совершенно также, по роду товаровъ, въ каждомъ продающихся. Они крытые, но шире и кажутся гораздо богаче. Я полагаю, что наши ряды точно бдне съ того времени, когда у насъ завелись богатые магазины и лавки отдльно, по разнымъ частямъ города, гд и продаются лучшіе товары. Слдственно, богатство нашихъ лавокъ раздлилось по всему городу, а у Турокъ все сосредоточено въ безестейнахъ, и нигд въ другомъ мст ничего купить невозможно. Еще другая разница, что въ Константинопол прозжаютъ въ нихъ верхомъ, и даже лошади съ вьюками по нимъ проходятъ, потому-то они гораздо шире нашихъ. Особенно замчательны здсь ряды: съ орудіемъ всякаго рода, башмачный, и тотъ, гд продаютъ шелковыя и парчевыя матеріи. Въ этихъ двухъ можно всегда застать множество Турчанокъ. Он сидятъ, иногда долго, подл знакомой имъ лавки, И часто купецъ подчиваетъ ихъ кофеемъ и сорбетами. Мн случилось, однажды, покупать женскіе башмаки, шитые золотомъ и жемчугами, которые я хотлъ привезти домой, какъ гостинецъ съ востока. Въ то время у лавки сидли дв женщины: одна старая, другая молодая и очень пригожая, за ними стояли дв невольницы. Старая замтила, что я покупаю башмаки разной величины, и спросила чрезъ Жида, тутъ-же стоявшаго: кому я покупаю башмаки? Я веллъ ей сказать, что покупаю ихъ жен. ‘Да онъ христіанинъ,’ возразила она, ‘много женъ имть не можетъ, а покупаетъ башмаки разныхъ мръ.’ Тогда я осмлился спросить: много-ли у мужа ея женъ?— Дв, сказала она.— А невольницъ?— Семь.— ‘А у меня, сударыня, одна жена, а невольницъ пять сотъ.’ Она тотчасъ встала, плюнула и пошла прочь, молодая засмялась {Почти вс путешественники по восточнымъ странамъ описываютъ намъ ужасную неволю Турецкихъ женщинъ, всегдашнее ихъ заключеніе, невозможность доступиться до нихъ, познакомиться съ ними и даже ихъ видть. Намъ изображаютъ страшныя опасности при малйшемъ на то покушеніи, и приводятъ, обыкновенно слышанные или виднные, примры строгости и наказанія. Но въ дйствительности это немногаго стоитъ труда въ Константинопол, только необходимо умть, хоть немного, говорить по-Турецки, иначе, знакомство съ женщинами конечно почти невозможно. Турчанки средняго состоянія всюду ходятъ свободно, и одн. Я самъ встрчалъ ихъ на улицахъ, въ безестейнахъ, особенно въ башмачныхъ и шелковыхъ рядахъ: это ихъ любимое гулянье! Отъ праздности-ли, отъ безпрестаннаго-ли уединенія, или отъ врожденнаго въ женщинахъ любопытства, но он охотно смотрятъ на Европейцевъ, и молодой, пригожій мужчина не рдко обращаетъ на себя ихъ вниманіе. Даже, если въ уединенныхъ прогулкахъ по прекраснымъ Босфорскимъ долинамъ, встртите вы этихъ гаремныхъ затворницъ съ черными невольниками, и взглядъ Турка не пугаетъ ихъ, то часто покрывала ихъ развертываются, и вы увидите хорошенькое личико, выражающее намъ ршительную готовность отбросить вс предразсудки Востока. Самая трудность въ свиданіяхъ сокращаетъ обыкновенныя околичности и сближаетъ знакомства. Мн разсказывалъ давно живущій здсь, и опытный въ такихъ длахъ соотечественникъ нашъ, Г-нъ Ф…., которому можно врить, что часто Турчанка, замтившая васъ, проходя мимо, и даже не взглядывая на васъ, скажетъ въ полголоса: Есть-ли мисто? (разумется для свиданья). Тогда, если вы, также не глядя на нее, скажете: Есть, она войдетъ за вами куда хотите. Опасны въ этомъ случа шпіоны! Это обыкновенно бдные бродяги Турки, которые, не имя гроша, ищутъ случая что нибудь сорвать: они доносятъ споимъ единоврцамъ, что гъяуръ пошелъ въ такой-то домъ съ мусульманкой. По и противу этого очень легко взять предосторожности, въ случа-же несчастья, почти вся опасность падетъ на женщину. Пойманную, безъ всякаго суда, завязываютъ въ мшокъ и бросаютъ въ море! Европеецъ можетъ еще, принадлежа къ какой нибудь націи, спастись защитой Посланника своего Государя. Домы для свиданія бываютъ у торговокъ Гречанокъ, Армянокъ или Жидовокъ. Вы заблаговременно приготовите себ такую квартирку, и проходя мимо дома, не примтно для всякаго другаго, кром идущей за вами красавицы, укажете на дверь: она тотчасъ пойдетъ, вы-же идете, не оглядываясь, мимо, и черезъ нсколько минутъ, по другой дорог, входите въ другія двери на свиданіе съ вашей новою знакомкой. Часто он остаются съ вами до другаго утра. Это покажется удивительно только тмъ, которые не знаютъ обычаевъ Турецкихъ. Здсь мужъ, или отецъ, не имютъ никакого, средства узнать, гд была ихъ жена или дочь, она, уходя изъ дома, сказала, что идетъ къ родственниц и вроятно у ней ночуетъ: это у нихъ въ обыкновеніи и не запрещается, и мужья въ родственныхъ. связяхъ ясенъ не стсняютъ. Въ случа-же подозрнія, если-бъ мужъ и захотлъ узнать, подлинности была жена его въ дом такого-то родни, то у кого спросить? Хозяинъ дома (если еще по обидится) на врно будетъ отвчать, что не видаетъ женщинъ, входящихъ къ его жен. Спросить жену его? Да се никогда не льзя увидть. Впрочемъ, пріятель мой сказывалъ мн, что въ такихъ знакомствахъ, кром нкоторой опасности, нтъ никакого наслажденія. Бесда съ этими женщинами вообще скучна: он почти вс необразованы и безъ всякаго воспитанія, говорить съ ними совершенно не о чемъ, а безпрестанно уврять въ любви невозможно. Какъ-бы ни была хороша женщина, одна красота ея удержать постоянно мужчину не можетъ. Отъ того, связи эти рдко бываютъ продолжительны и благоразумный человкъ долженъ взбгать ихъ.}.
Для меня, любопытне всхъ рядовъ показались оружейный и книжный! Въ первомъ изъ нихъ, охотникъ до рдкаго оружія найдетъ все, что только вздумать можно въ этомъ род и въ восточномъ вкус. Однакожь сабельныя хорошія полосы и здсь становятся рдки и чрезвычайно дороги. Хорошаго мессиръ, древней Египетской полосы, и найти не льзя, стараго Дамаску также трудно. За такую полосу платятъ не рдко до трехъ тысячъ піастровъ. Новый Дамаскъ можно купить очень дешево, но онъ въ презрніи и негоденъ. Славились Самаркандскія фабрики, но он не существуютъ боле. Теперь лучшая сталь Персидская, и потому сабли изъ нея и кинжалы предпочитаются всмъ другимъ. Я видлъ здсь богато убранные, каменьями, жемчугомъ и золотомъ, ружья и пистолеты, но они хороши только для кабинетовъ любителей, а на войн и на охот ни куда не годятся.
Книжный рядъ особенно замчателенъ для иностранца. Здсь вы увидите, что въ одной лавк полируютъ пергаменту и бумагу, во многихъ другихъ сидятъ писцы и, въ глубокомъ молчаніи, внимательно занимаются списываніемъ рукописей. Для фигурныхъ и заглавныхъ буквъ есть особые краснописцы: они выводятъ съ большимъ искуствомъ, золотомъ, лазурью или кинварью, слова или рисунки вкругъ листовъ. Вообще употребляютъ для того родъ перьевъ изъ тростника. Въ книжномъ ряду тишина и молчаніе совершенныя. Каллиграфія здсь доведена почти до совершенства, и я, видя какого труда и времени это стоитъ, нахожу что рукописи еще и не такъ дороги. Я купилъ одну, на тонкомъ пергамент, съ богатыми золотыми и лазуревыми заглавными буквами, въ сто листовъ или боле, и въ шелковомъ футляр, за 75 рублей на наши деньги. Я забылъ еще сказать, что въ этомъ ряду и переплетчики, тутъ-же продаются пергаментъ, чернила, перья, и все необходимое для книжнаго дла.
Москотильные ряды (ихъ не одинъ) изобильны товаромъ. Здсь вс лекарственныя вещества, травы, соли, кажется, собраны со всхъ краевъ свта. Краски, сра, селитра, купоросъ, лежатъ громадами. Тутъ-же продается сахаръ, кофе. Мдный рядъ оглушителенъ: въ немъ не только продаютъ, но и выработываютъ всякую мдную посуду, а отъ этого стукъ безпрерывный: тотъ выковываетъ кастрюли, другой плющитъ подносъ. Я былъ радъ вырваться изъ этого маленькаго аду, гд отъ угля ужасно воняетъ чадомъ.
Можетъ быть, я слишкомъ распространился о безестейн, и конечно отъ того, что часто ходилъ туда гулять. Тамъ безпрестанно толпится множество народа всхъ націй, въ разныхъ костюмахъ. Только тамъ свободно можно видть женщинъ почти всхъ возрастовъ и всхъ народовъ, а для путешественника такое зрлище привлекательно и любопытно. Такъ-же какъ въ нашихъ Московскихъ рядахъ, въ безестейн разнощики, со всякими състными припасами и напитками, расхаживаютъ и кричатъ о своемъ товар: одинъ продаетъ изготовленный пилавъ, другой кусочки кебаба, этотъ плоды, подчиваютъ сорбетами, бузой. Я хотлъ все отвдывать и, признаюсь, многое мн очень полюбилось, особенно напитки: они похожи на наши воды, брусничную, смородиновую, инбирную, и проч.
Изъ Безестейна здилъ я смотрть водохранилища и водопроводы Константинопольскіе, древніе и нын существующіе. Хотя, по словамъ Прокопія, въ Византіи {De Aedificiis, Гл. II.} было большое изобиліе воды, однако извстно, что лтомъ источники часто изсякали. Чтобы избгнуть такого неудобства, тягостнаго для народа, устроили, въ разныхъ частяхъ города, обширные и великолпные водоемы, подобные тому, который служитъ фундаментомъ церкви Св. Софіи. Многіе изъ нихъ я отыскалъ и видлъ: самый главный называютъ водоемомъ Тысячи колоннъ. Не подумайте однакожъ, чтобы въ немъ дйствительно было такое число колоннъ: ихъ всего тамъ 336, каждая составная изъ трехъ частей, но помножьте колонны этими частями, и выйдетъ въ самомъ дл тысяча слишкомъ. Теперь водоемъ пустъ: въ немъ фабричные работники разматываютъ шелкъ. Въ древности называли его: Cisterna Basilica (Царскій водоемъ). Другой водоемъ: Аспарисъ, находится близъ мечети Лаллели, его поддерживаютъ 80 мраморныхъ столбовъ, 14 дюймовъ въ діамер. Названіе свое онъ получилъ отъ Аскара, жившаго въ царствованіе Императора Льва, и построившаго его близъ городскихъ стнъ. Большой водоемъ — Cisterna Maxima. Мокеевъ водоемъ, такъ названный по близости своей къ церкви Св. Мокея, тутъ нын садъ, и Турки зовутъ его: Тимуръ Бостанъ (малый садъ). Онъ близь мечети Эсси-мармара. Я видлъ еще водоемъ около мечети Имроръ-Джами: въ немъ 24 колонны Коринскаго ордена, изъ гранита, въ 20 дюймовъ толщины въ діаметр. Есть много и другихъ, иные цлы, другіе разрушены, но какъ я ихъ не видалъ, то и описывать со словъ другихъ не стану.
Еще до раздленія Имперіи на Восточную и Западную, Императоръ Адріанъ построилъ водопроводъ (aqueduc) для снабженія Византіи водою, и назвалъ его по своему имени {Ватиканская лтопись (Chronique Vatic.).}. Вроятно, это самое зданіе называлось потомъ Валенсовымъ, а посл еодосіевымъ. Прокопій жалуется, что въ царствованіе Юстиніаново его запустили и не чинили, а Зонара говоритъ даже, что Императоръ Юстиніанъ выбралъ весь свинецъ изъ трубъ и употребилъ на другія зданія {Зонара, листъ 52. Соркать кн. 4. глава 8. Никифоръ, кннг. II. глав. 4.}. Въ царствованіе Гераклея Авары раззорили его, Константинъ Иконоборецъ возобновилъ, наконецъ Султанъ Солиманъ II нашелъ его въ совершенномъ упадк и выстроилъ вновь съ основанія. Не понимаю отъ чего нын называютъ его Юстиніановымъ водопроводомъ? Я осматривалъ его и даже срисовалъ: по мннію моему, онъ принадлежитъ не Юстиніану, да и Солиману II не льзя приписать чести совершеннаго его возстановленія. Даже теперь легко различить въ немъ цлыя части древней постройки, а другія новой починки, которыя одн и принадлежатъ Солиману. Это зданіе строено такъ-же какъ стны Константинопольскія: нсколько рядовъ складено изъ камня, а остальныя изъ кирпича. Но оно не иметъ ни той смлости, ни того величія, какія нашелъ я потомъ въ такихъ-же зданіяхъ около Рима. Двойныя его готическія арки показываютъ безвкусіе архитектора. Удивляешься огромности этой работы, но недостатки ея тяготятъ взоръ. Турки называютъ теперь этотъ водопроводъ: Боздоганъ-Кемеръ. Мн кажется, Бургасскій водопроводъ, съ которымъ онъ сходится, построенъ красиве и прочне. Во-первыхъ этотъ весь изъ дикаго камня, тщательно притесаннаго, и также въ два ряда арокъ. Столбы, всею толщиною своею, проходятъ насквозь галлерею, такъ что можно прохать верхомъ во всю длину его, что составляетъ 120 саженъ. Вода рки Гидролиса, изъ-на 4 3 верстъ, протекаетъ по двумъ этимъ водопроводамъ въ самыя возвышенныя части Константинополя, откуда снабжаетъ бани и многочисленные фонтаны города.
Въ этотъ день я былъ приглашенъ обдать къ Г-ну Фродингу, и поторопился окончить свою прогулку осмотромъ нсколькихъ кофейныхъ домовъ. Ихъ множество въ Константинопол, но лучшіе находятся около Еникапу (Новыя ворота), что къ Марморному морю: тутъ во всякое время собираются Турки, даже и знатные, тихо сидятъ на диванахъ, курятъ кальянъ, или трубку, пьютъ молча кофе, и иногда между собою бесдуютъ — это любимое ихъ собраніе и они проводятъ тамъ почти цлый день, потомъ также смирно и тихо расходятся по домамъ. Употребленіе опіума годъ отъ году уменьшается: теперь очень рдко увидишь охотника до этого зелья. Еще можно встртить въ кофейныхъ домахъ, близъ Солимановой мечети, нсколько стариковъ, привыкшихъ къ наслажденію опіумомъ. Замтно, однакожъ, что съ тхъ поръ какъ открыли кабаки и явно продаютъ вино, которое Турки очень охотно пьютъ, мода на опіумъ совсмъ прошла.

ГЛАВА VI
КОНСТАНТИНОПОЛЬ.
(продолженіе).

Весь слдующій день посвятилъ я обозрнію Сераля, церкви Святыя Софіи, и Ипподрома. Я вступилъ въ городъ опять черезъ Балукъ-Капу, повернулъ на лво, и вдоль старинной стны, окружающей Сераль со стороны города, дошелъ до первыхъ воротъ^ называемыхъ здсь различно, чаще же Баба-Гумаюмъ (Блистательная Порта). Я три раза былъ въ Серал, не могу однако похвалиться, что видлъ въ немъ то, чего-бы другіе до меня не видали и не описали прежде. При вход въ названныя мною ворота, я замтилъ по об стороны впадины (родъ нишей), гд выставляются отрубленныя головы государственныхъ преступниковъ, или остатки убитыхъ на войн непріятелей. За тмъ идетъ первый дворъ, гд монетная палата (Терапъ-Гане), Диванъ Верховнаго Визиря и древняя церковь святыя Ирины, обращенная нын въ арсеналъ {Я имлъ дозволеніе войти въ этотъ арсеналъ, и хотя краткость времени не дозволила мн подробно разсмотрть всего, однако я усплъ замтить множество любопытныхъ и драгоцнныхъ для археологовъ оружіи, особенно-же древнихъ осадныхъ машинъ, извстныхъ намъ только по описаніямъ. Здсь также много древнихъ шлемовъ, Римскихъ, Греческихъ, и въ особенности рыцарскихъ, временъ крестоносцевъ. Къ сожалнію, я видлъ, что въ размщеніи всего этого нтъ никакого порядка и вообще все худо содержится и не сохранено даже отъ ржавчины и пыли.}. Ворота, ведущія отсюда на второй дворъ, называются Орта-Капуси. По бокамъ ихъ дв башни: тутъ казнятъ только Визирей. На этомъ же первомъ двор, по лвую сторону зала Дивана, и Султановы конюшни.
На второмъ двор, такъ называемыя ворота Спасенія, Бабъ-шадемъ, ведутъ въ тронную залу, куда Султанъ допускаетъ на аудіенцію иностранныхъ Пословъ. Библіотека, бани, казна, гаремъ и сады занимаютъ остальную часть всего пространства въ стнахъ Сераля {Здсь, посреди кипарисовъ, еще стоитъ древняя колонна. Многіе писатели несправедливо называютъ ее Юстиніановою. Могу сказать утвердительно, что она та самая, которую воздвигъ еодосіи Великій, въ память покоренія Готовъ и Царя ихъ Атанарика. Это достаточно подтверждается и надписью на ней, хорошо сохранившеюся: Fortune reduci ob devictos Gothas.}, сады усажены различными деревьями: чинары, пирамидальные тополи, кипарисы доставляютъ довольно тни. Между ними множество кіосковъ, или бесдокъ, и террасъ, утвержденныхъ стнами, которыя выкрашены зеленою краской. Он усяны множествомъ цвтовъ всякаго рода. Есть много и пустырей въ этомъ Султанскомъ саду, вообще-же все здсь не обдлано, безъ вкуса, повсюду безпорядокъ и разнохарактерность.
Въ казн, какъ говорятъ, собраны большія сокровища. Это зданіе раздлено на четыре палаты: въ первой хранятся луки, стрлы, ружья, сабли, однимъ словомъ, всякое оружіе, поднесенное въ подарокъ Султанамъ, во второй богатый его гардеробъ, ковры, подушки шитыя золотомъ и жемчугомъ, въ третьей, конскіе уборы, сбруи и сдла, украшенные разноцвтными каменьями и брилліантами, множество серебряной и золотой посуды, часовъ, драгоцнныхъ камней всякаго рода, въ четвертой, наконецъ, сундуки, наполненные серебряной и золотой монетой. О гарем я говорить не стану, я его не видалъ, повторять же чужіе разсказы не хочу. Знаю только, что когда одна изъ одалискъ родитъ сына, то это бываетъ для нее большимъ счастіемъ. Она тотчасъ получаетъ наименованіе Гассеки, и особенные покои, къ ней назначается дворъ, или прислуга, и она повсюду иметъ въ Серал свободный входъ, даже безъ доклада, и когда только пожелаетъ, ходитъ къ самому Султану.
Видъ Сераля прекрасенъ съ моря, или еще лучше съ высоты котораго нибудь изъ Константинопольскихъ холмовъ. Онъ представляетъ тогда громаду окруженныхъ деревьями строеній, расположенныхъ безъ симметріи, безъ всякаго порядка и правильности, тутъ отдльные павильоны съ теремами, тамъ большой домъ на деревянныхъ аркахъ. Все это живописно, если хотите, но странность этого великолпія и вкуса, перемшанныхъ, неопредленныхъ, такова, что ея почти невозможно описать, если-бъ даже случай и позволилъ здсь разсмотрть все свободно и подробно.
Мечеть Софійская довольно близко отъ Сераля. Я не стану входить въ подробности объ этомъ знаменитомъ храм, столько разъ, и такъ подробно описанномъ прежде меня, какъ въ вид христіанскаго собора, такъ и потомъ, по преобразованіи его въ мечеть. Къ тому-же я не могъ хорошенько разсмотрть его, входилъ во внутренность почти украдкою и торопился выйти, чтобъ не застигло меня тамъ время, въ которое собираются на молитву мусульмане. Я не имлъ фирмана, хотя мн и общали его. Надобно былобы дожидаться, а мн оставалось мало времени и я спшилъ въ Малую Азію, желая застать Ахмета-Пашу въ Брусс. Впрочемъ, я набросаю здсь краткій историческій и архитектурный очеркъ: въ этомъ поможетъ мн Бандурій и другіе Византійскіе писатели, которые не всмъ извстны, добавлю и то, что самъ усплъ разсмотрть.
Церковь святыя Софіи началъ строить, не за долго до своей кончины, Константинъ Великій, сынъ его Констанцій довершилъ ее, по плану, кажется, очень сходному съ тмъ, по которому выстроена церковь святаго Апостола Павла, за Римскими стнами. Церковь св. Софіи горла нсколько разъ, между прочимъ въ то время, когда противники Іоанна Златоустаго сожгли въ ней всхъ, кто не соглашался на изгнаніе его. еодосій возобновилъ ее въ большемъ размр, а Юстиніанъ построилъ совершенно вновь, 17 лтъ употребляя для этого вс доходы Египта. Онъ перевезъ изъ Малой Азіи, съ Архипелажскихъ острововъ и даже изъ Галліи лучшіе мраморы, восемь порфирныхъ колоннъ взяты изъ храма Солнца, построеннаго Императоромъ Авреліаномъ, и посвящены святой Софіи одною Римскою дамой. Другія восемь изъ зеленой яшмы, присланы были Императору Ефесскими градоначальниками. Народъ, съ самаго начала построенія этой церкви, имлъ къ ней набожную привязанность и привыкъ видть въ ней палладіумъ своей столицы: и теперь еще, вся надежда бдныхъ Грековъ въ Константинопол, вс ихъ ожиданія стремятся ко дню, въ который услышатъ въ ней свою литургію.
Откуда ни подходишь къ св. Софіи, видишь широкій и какъ-бы сплюснутый ея куполъ. Вокругъ него видно множество другихъ куполовъ, гораздо ниже и меньшаго размра. Тяжелые контрфорсы со всхъ сторонъ окружаютъ и поддерживаютъ стны.
Общій видъ церкви представляетъ Греческій крестъ, длина ея, отъ востока къ западу, 270 фут., ширина отъ свера на полдень 240 фут. {Вотъ сравнительные размры трехъ знаменитйшихъ теперь въ Европ церквей: Петра Апостола въ Римъ, Павла Апостола въ Лондон, и Си. Софіи въ Константинопол. Очень жаль мн, что не могу помстить здсь размра великолпнаго храма Исаакія Далматскаго въ С. Петербург, потому что онъ не оконченъ строеніемъ, знаю только, что онъ, какъ величиною, такъ и великолпіемъ, далеко превзойдетъ Лондонскую церковь и Св. Софію, и будетъ, по огромности своей вторымъ посл церкви Св. Апостола Петра въ Рим Церковь, 610 фут. длины, Святаго Петра въ Рим 420 — ширины, 133 — діаметра въ купол, 500 — высоты подъ ключомъ свода. Павла Апостола въ Лондон 474 фут. длины , 207 — ширины, 100 — діаметра въ купол, 234 — высоты подъ ключомъ свода. Святыя Софіи 270 фут. длины, 240 — ширины, 105 — діаметра въ купол, 163 — высоты подъ ключомъ свода.}. Кром трапезы, въ ней находится еще отдленіе, въ которомъ стояли оглашаемые во время совершенія тайнъ. Въ соборъ вели девять бронзовыхъ воротъ, украшенныхъ барельефами, сорокъ колоннъ изъ разнаго камня, больше или меньше драгоцннаго, поддерживали 60 другихъ колоннъ, украшавшихъ хоры, называемые у Грековъ Гинетиконъ, потому что на нихъ одн женщины присутствовали богослуженію.
Куполъ, съ двумя полукуполами и шестью меньшими куполами, почитается превосходнымъ произведеніемъ архитектуры: онъ утвержденъ на четырехъ огромнйшихъ столбахъ, соединенныхъ между собою большими дугами и скрпленныхъ еще 8 гранитными колоннами, 4 футовъ въ діаметр. Между 24-мя довольно узкими окошками храма, сдланы изъ мозаики арки, которыя съуживаготся до самой его вышины, плоскость свода такова, что онъ не иметъ боле 10 фут. высоты, хотя храмъ отъ помоста до ключа возвышается на 165 футовъ, а въ діаметр купола 105 футовъ. Турки увряли меня, что церковь св. Софіи построена изъ ноздреватаго камня и даже изъ пемзы. Это послднее увреніе доказываетъ только ихъ невжество, но первое можетъ быть истина. Въ Мальт вс строенія изъ такого камня. Но здсь удостовриться въ этомъ было мн не льзя, когда я не смлъ взлзть и отскоблить штукатурку. Турецкая чернь донын уврена, что если христіанинъ взойдетъ на верхъ этой мечети, то она неминуемо развалится. Но, предполагая, что для свода дйствительно употребили ноздреватый камень, нечего и удивляться, что такой огромный куполъ такъ давно и такъ твердо держится безъ малйшаго поврежденія.
Въ то время, когда еще была посвящена церковь св. Софіи христіанскому служенію, для нея одной опредлено было до 900 священниковъ и прочаго причта. На содержаніе ихъ Императоръ Юстиніанъ назначилъ боле милліона нашихъ рублей годоваго дохода. Тогда здсь, какъ въ нашемъ Успенскомъ собор, было по одну сторону мсто для Императора, а по другую для Патріарха.
Многіе Европейскіе писатели увряли, будто Магометъ II, по взятіи города, въхалъ въ соборъ св. Софіи верхомъ: это совершенная выдумка. Онъ сошелъ съ лошади, вошелъ въ храмъ, и остановился пораженный его величіемъ, богатствомъ и красотою, даже ударилъ одного изъ своихъ воиновъ, который осмлился коснуться мраморнаго помоста. Онъ осмотрлъ храмъ подробно, съ низу до верху, и потомъ уже веллъ начать богослуженіе по своему обряду. {Ни гд не льзя найдти такого прекраснаго и достоврнаго описанія взятія Константинополя, какъ въ Исторіи Оттоманской Имперіи, Г. Гаммера. Онъ заимствовалъ свднія не только у современныхъ Византійскихъ писателей, но и у всхъ Турецкихъ историковъ. Histoire dе l’Empire Ottoman, par J. de Hammer, trad, de l’allemand par J. J. Heilert. Tome II, pag. 429.} Посл молитвы поставили Алкоранъ въ магарабъ. {Родъ шкафа, сдланнаго для этой книги въ стн каждой мечети. Магарабъ всегда обращенъ къ сторон Кеблы, или города Мекки.} Императорское мсто оставлено для Султана, а Патріаршее для Муфтія. Нын полъ покрытъ Египетскими цыновками и коврами, я не смлъ приподнять ихъ, но меня увряли, что подъ ними сохранились еще, на многихъ мраморныхъ плитахъ, Греческія надписи, двуглавые орлы, и кресты, такъ-же какъ подъ штукатуркою сохранилась мозаика.
Здсь кстати сказать нсколько словъ о церкви Святыхъ Апостоловъ, построенной Константиномъ Великимъ и украшенной потомъ Юстиніаномъ {еофанъ, стр. 21, Прокопій, de dificiis, книг. 1. глав. 4.}. Лтописцы увряютъ, что она ни чемъ не уступала Святой Софіи {Епагрій, Кн. 4 Гл. 30. Зонара, листъ 53.}. Изъ описанія Евсевія видно, что расположеніемъ своимъ она сходствовала съ ныншними Султанскими мечетями. Передъ нею, такъ-же какъ передъ мечетями, былъ обширный дворъ, окруженный портиками, вокругъ двора были устроены публичныя школы, купальни, жилища для церковно-служителей. Въ ней погребенъ Константинъ Великій. Тло его было положено въ золотую раку, и опущено въ прекрасную порфировую гробницу: нын показываютъ обломки ея, выброшенные близъ Сейрекской мечети {Гробница Константинова имла 10 фут. длины, шесть ширины и восемь глубины. Мн не удалось видть ея остатковъ.}, и оставленные на поруганіе черни.
Нкоторые ученые полагаютъ, что церковь св. Апостолъ была на томъ мст, гд нын Магометова мечеть. По моему мннію, напротивъ, ей должно быть тамъ, гд донын видна Константинова гробница, слдственно на мст ныншней Сейрекской мечети, довольно древней. Контрфорсы, поддерживающіе эту мечеть, на покатости четвертаго холма, и планъ Бандурія, утверждаютъ меня въ этомъ мнніи.
Римскій Патрицій Студій, человкъ въ свое время строгой набожности, выстроилъ монастырь въ Константинопольскомъ предмстіи {Безъимянный, часть 1, (Anonym. pars prima.)}. Въ числ иноковъ, прославившихъ эту обитель, особенно замчателенъ былъ еодоръ, прозванный Студитомъ, отъ котораго остались намъ разныя сочиненія не безъ достоинства. Этотъ смлый и твердый въ своихъ правилахъ мужъ, находился 7 лтъ въ изгнаніи за то, что не соглашался съ ученіемъ иконоборцевъ. Онъ даже осмлился публично упрекать Императора Константина, сына Льва IV, за разводъ его съ женой для того только, чтобъ вступить въ бракъ съ другою. Студіева церковь и до нын существуетъ: это мечеть Имроръ-Джами, между Семибашеннымъ замкомъ и Псаматійскими вратами. Преддверіе ея украшено четырьмя мраморными колоннами, на которыхъ довольно красивый архитравъ. Еще недавно можно было видть въ ней два ряда Коринскихъ колоннъ, но посл послдняго пожара осталось ихъ только 14, и то по одну сторону мечети. Он изъ зеленой яшмы (vert d’antique), толщина діаметра ихъ 26 дюймовъ. Фатиге-Джамисъ (Мечеть Завоевателя), былъ храмъ Пресвятыя Богородицы, построенный Михаиломъ Дукою. Въ немъ покоились тла многихъ Императоровъ и Императрицъ Комненова и Палеологова рода. Между ними, гробница Анны Комненой была въ дорогомъ саркофаг, подъ Императорскими орлами. Здсь-же находился гробъ послдняго Князя дома Палеологовъ. ома, деспотъ Морейскій, сначала убжавшій въ Римъ, возвратился потомъ подъ великодушное покровительство Магомета II, и скончался въ Константинопол. Но когда этотъ храмъ, въ послдствіи времени, обратили въ мечеть, то вс царскія гробницы выбросили изъ него. О маломъ числ оставшихся въ цлости Греческихъ церквей я упомяну въ своемъ мст, теперь обращаюсь къ Ипподрому.
Ипподромъ, а по-Турецки Атмейданъ {Конная площадь.}, былъ начатъ Императоромъ Северомъ и оконченъ Константиномъ. Въ постройк его подражали большому Римскому цирку. Два ряда колоннъ, поставленные одинъ надъ другимъ, на широкомъ подножіи, составляли его окружность. Мраморныя статуи, изображенія зврей, служили ему украшеніемъ. Тутъ были статуи Императоровъ и отличныхъ бойцовъ, особенно замчательны, бывшіе здсь, четыре бронзовые коня, привезенные изъ Рима, т самые, которые были увезены потомъ въ Венецію, а изъ нея Наполеономъ въ Парижъ, откуда они возвратились опять въ Венецію и находятся тамъ донын. Здсь совершился тріумфъ побдителя Африки и Вандаловъ, Великаго Велисарія, и вскор потомъ, если врить нкоторымъ преданіямъ, у подножія тхъ-же памятниковъ, столько разъ спасенныхъ рукой его, онъ просилъ милостину. Я не хочу врить, чтобы Юстиніанъ навки посрамилъ свое имя такою ужасною и почти безпримрною неблагодарностію! Я готовъ согласиться съ тми историками, которые утверждаютъ, что Велисарій подпалъ немилости Императора, но ходатайствомъ жены своей Антонины и Императрицы еодоры, возвратилъ себ прежнюю благосклонность Государя.
Изъ всхъ памятниковъ украшавшихъ нкогда Ипподромъ, осталось теперь только три: Гранитный обелискъ, полуразрушенная пирамида, нкогда обложенная бронзою Константиномъ Багрянороднымъ, и славная бронзовая колонна, составленная изъ трехъ свитыхъ змй, на головахъ которыхъ стоялъ золотой треножникъ, посвященный Греками храму Аполлона Дельфійскаго, посл разбитія ими Ксеркса. Этотъ памятникъ одинъ изъ любопытнйшихъ и достоврнйшихъ, въ числ всхъ оставшихся намъ отъ древности.
Зосима, Евсевій, Сократъ и Созоменъ {Бандурій, d. Antiq. Cunslant, стр. 668. Жиллій, Кн. II. глава 13.} особенно именуютъ его между священными сокровищами, увезенными Константиномъ изъ Дельфовъ. Когда Магометъ II вошелъ въ Константинополь, онъ, въ ярости противу всхъ памятниковъ христіанскихъ, ударилъ топоромъ по одной изъ зминыхъ головъ и отшибъ ее.
Гранитный обелискъ, по мннію нкоторыхъ писателей, былъ перевезенъ изъ Рима, другіе утверждаютъ, что онъ взятъ изъ Египта и поставленъ здсь въ царствованіе еодосіево. Гіероглифы, покрывающіе четыре его фаса, очень правильнаго рисунка, но памятникъ самъ не пропорціоналенъ, пьедесталъ не соотвтствуетъ ни его древности, ни вкусу. На немъ четыре барельефа относятся къ еодосіевой исторіи: въ одномъ виднъ этотъ Государь, держащій внецъ и окруженный музыкантами и плясунами, будто отдыхающій, среди веселія, отъ трудовъ правленія. Въ двухъ другихъ онъ представленъ принимающимъ дары и внцы отъ народовъ, въ четвертомъ, наконецъ, онъ даетъ наставленія сыновьямъ своимъ, Аркадію и Гонорію. Столпъ Багрянороднаго иметъ форму тяжелаго обелиска: онъ составленъ изъ гранитныхъ плитъ, скрпленныхъ между собою пиронами, его покрывала золоченая мдь, но по взятіи Турками города, они содрали мдь и оставили его голымъ посреди Атмейдана, какъ колоссальный скелетъ {Вышина его 94 фута.}. Теперь онъ грозитъ своимъ паденіемъ мимоидущимъ. На мраморномъ подножіи надпись сравниваетъ его съ Колоссомъ Родосскимъ, хотя между ними не бывало ни малйшаго сходства. Разв не одинаковъ-ли металлъ {Изъ той-же надписи видно, что Константинъ Багрянородный не былъ его основателемъ, онъ только обновилъ его.}?
Во всю длину Ипподрома построена великолпная мечеть Ахмета. Надобно сознаться, что Т никогда и ни чего не воздвигали превосходне этого зданія. Оно одно, своею красотою, могло-бы утшать въ гибели тхъ изящныхъ зданій древности, которыя разрушены завоевателями, если что нибудь можетъ утшать въ этомъ. Для теперешняго Ипподрома осталось только 250 шаговъ въ длину и 4 50 въ ширину. На немъ и нын бываютъ военныя ристанія и смотры, во время придворныхъ церемоній, или въ торжественные вызды Султана, черезъ него бываетъ шествіе, такъ-же какъ бывало это и при Римскихъ Императорахъ. Таково ныншнее величіе Ипподрома!
Остается мн упомянуть еще о нкоторыхъ древностяхъ, уцлвшихъ отъ конечнаго истребленія. Порфировая колонна, перенесенная изъ Рима, поставлена здсь на третьемъ холму, гд былъ прежде Форумъ, а нын Таукъ-Базаръ. Она была воздвигнута въ честь Константина Великаго. Вышина ея 90 фут. На ней стоялъ Фидіевъ Аполлонъ, окруженный лучами, съ надписью: Константину, сіяющему подобно солнцу! Колонна стоитъ еч еще не обгорвшая, окованная желзными обручами, чтобъ нсколько удержать ее отъ совершеннаго разрушенія. Видно, что она была Дорическаго орденъ. Четыреугольный пьедесталъ ея 18 фут. въ вышину. Нкоторые путешественники несправедливо говорили, что во внутренности этой колонны есть пустота. Она 38 фут. въ окружности, и вся составная, изъ нсколькихъ кусковъ порфира, которыхъ швы скрывала обвивающая ее гирлянда: отъ того-то и полагали, что это монолитъ. Каждый камень ея иметъ 40 фут. вышины, и прежде было ихъ восемь, но въ царствованіе Алекся Комнена громомъ сшибло статую и три верхніе камня. Этотъ Государь веллъ исправить разрушенное, накладкою изъ простыхъ плитъ, потомъ крупными словами сдлалъ надпись, и передалъ въ ней потомству имя возобновителя, и безвкусіе, какъ свое собственное, такъ и вка, въ которомъ онъ жилъ.
Отъ Лркадіевой колонны остался одинъ пьедесталъ ея, онъ близъ Лоретъ-Башира (женскаго рынка). На углахъ еще примтны четыре орла, колесница, запряженная четырьмя конями (quadrige), и еще нсколько фигуръ {}. Первый рядъ камней самой колонны еще цлъ, по немъ можно видть, что она была 12 футовъ въ діаметр.
Есть еще гранитная колонна близъ мечети Ибрагима-Паши. Она 15 футовъ въ вышину. Турки
По описаніямъ, которыя читалъ я въ Византійской библіотек, она была изъ благо мрамора, 140 фут. въ вышину, и обвита спирально барельефомъ, гд Аркадій изобразилъ побды отца своего еодосія надъ Скиами, на ней была поставлена статуя этого Императора, вылитая изъ серебра, въ 7 тысячъ фунтовъ всу. Разстроенные Финансы при Юстиніан заставили расплавить статую, Императоръ Анастасій, на мсто ея, поставилъ свою. Съ высоты ея Тіерій де Лозъ, одинъ изъ Крестовыхъ рыцарей, сбросилъ Алекся Марзуфла, убійцу Алекся Помнена и похитителя его престола. Колонна эта, уже поврежденная пожарами и землетрясеніями, стояла еще до конца 115 вка, но грозила ежечасно паденіемъ, и разрушена совершенно по приказанію правительства. называютъ ее Кизъ-Ташъ (Камень Двы) {Хотя Г. Базили и говоритъ, что она изъ благо мрамора, но онъ ошибается. Послдній пожаръ, когда горли вс строенія, стоявшія вокругъ вся такъ тсно, и когда сгорла даже лачуга у самаго подножія ея, этотъ пожаръ неминуемо обратилъ-бы ее въ известь, но она цла, и только почернла. Теперь присвоилъ се себ какой-то Турокъ: онъ поставилъ шалашъ у самаго пьедестала и завладлъ правомъ собирать гроши со всхъ любопытныхъ иностранцевъ. Онъ не отходитъ отъ своего шалаша.}. По дйствительно это Маркіанова колонна, что видно изъ надписи, отъ которой еще остатся нсколько буквъ. Веллеръ видлъ ее въ полной цлости, и списалъ надпись, которую передаетъ намъ такъ:

Principis hanc statuam, Marciani
Cerne torumque
Ter ejus vorit quod Tatianus opus.

Маркіанъ родился во ракіи, отъ бдныхъ и незнатныхъ родителей, началъ службу простымъ солдатомъ, и своими достоинствами достигъ высшей степени въ Имперіи. При немъ все взяло другой видъ: Имперія какъ будто возродилась. Онъ принялъ строгія мры противъ злоупотребленій, возвратилъ ссыльныхъ, уничтожилъ тяжелые налоги, и отказался платить постыдную дань, наложенную Аттилою. Когда этотъ завоеватель сталъ требовать ея, Маркіанъ веллъ отвчать ему, какъ истинный Римлянинъ: ‘Золота у насъ много, но оно хранится для друзей, а для непріятелей у насъ есть мечи’. Этотъ великій человкъ готови<испорчено>рику, противъ лжеимператора, г<испорчено>когда смерть постигла его, и лишила Имперію великаго, уважаемаго всми Государя.
Возвратившись домой, я нашелъ у себя записочку отъ Серг. Иван. Богданова. Онъ, извщая меня, что на другой день, въ Пятницу, Султанъ будетъ присутствовать на молитв въ Рамизъ-Чифликской мечети, предлагалъ захать за мной, чтобъ отправиться туда вмст и видть Султана. Часу въ десятомъ утра, на другой день, нанявъ шлюпку мы отправились. Со мной были еще Турецкій кавазъ и мой наемный слуга. Приставъ у самой мечети, мы узнали, что Государь прислалъ адъютанта своего сказать, чтобъ его не ждали, и что онъ не будетъ. Такая неудача привела насъ въ недоумніе. Куда-же хать? Утро было прекрасное, возвратиться домой — далеко, цлый день пропадетъ. Пока мы разсуждали объ этомъ, какой-то военный Турокъ, очень видный собою и блокурый, подошелъ ко мн и спросилъ очень чистымъ и правильнымъ Нмецкимъ языкомъ, не Султана-ли я хотлъ видть Точно такъ, отвчалъ я ему, но къ сожалнію <испорчено> его Величество сюда не будетъ.— <испорчено> Кіатъ-Гане.— Мн сказали, что <испорчено> никого не допускаютъ.— Велите сказать о себ Акимъ-Паш: {Лейбъ-Медику.} онъ о васъ доложитъ Султану и вы врно будете допущены. Мн показалось это довольно странно: съ какой стати пойду я къ Акимъ-Паш, который обо мн, вроятно, никогда и не слыхивалъ? Да и зачмъ пойдетъ онъ съ докладомъ объ иностранц къ Государю? Если я имю на то какое нибудь право, то почему, не адресуюсь къ своему Посланнику? Вроятно, отказъ мн дастъ случай другимъ иностранцамъ, очень справедливо, посмяться надо мною, и все это будетъ весьма непріятно Аполлинарію Петровичу Бутеневу. Онъ такъ благосклонно меня принялъ, а я ни о чемъ не увдомилъ его и не спросилъ. Сергй Ивановичъ, съ которымъ я сталъ совтоваться, былъ совершенно моего мннія, и сказалъ мн,, что этотъ ренегатъ {Мы оба заключили это по чистому Нмецкому выговору Турка и совершенному его незнанію этикета Турецкаго Двора.} вретъ. Съ какой стати Акиму-Паш докладывать? Это не его дло, и онъ никогда не осмлится съ этимъ идти къ Султану. И такъ совтъ Турецкаго Нмца оставили мы безъ вниманія, и ршились хать прогуливаться по рчк Кіатъ-Ганъ. Берега ея живописны. Тутъ былъ кавалерійскій лагерь, и прекрасный павильонъ, гд еще не давно Султанъ давалъ праздникъ, не задолго была и великолпная иллюминація. Мы, безъ всякой опредленной цли, поплыли вверхъ по рчк, любовались окрестностями ея и пріятно бесдовали. Вдругъ начался споръ между нашимъ кавазомъ и стоявшимъ на берегу часовымъ. Г. Богдановъ, вслушавшись въ ихъ споръ, сказалъ мн, что часовой кричитъ, чтобъ лодка не плыла дале, и что не велно пускать такъ близко ко дворцу. Кавазъ нашъ, упрямясь плыть дале, былъ неправъ, а часовой исполнялъ свою должности: надобно было повиноваться. Я тотчасъ веллъ пристать къ берегу, и ни мало не зная, что мы были такъ близко ко дворцу, спросилъ любезнаго сопутника своего, гд-же дворецъ? Онъ указалъ мн, шагахъ въ 50, огромныя ворота: у нихъ толпилась куча людей. Мы пошли туда. Подходя ближе, онъ узналъ въ этой толп многихъ знатныхъ чиновниковъ. Не предвидя никакого неудобства мы подошли къ нимъ. У воротъ стояли часовые, около нихъ нсколько офицеровъ и Полковникъ. Какъ скоро Полковникъ замтилъ насъ, онъ подошлъ ко мн и спросилъ, чего я хочу? Я попросилъ г. Богданова перевести ему, что мы здили въ Рамизъ-Чифликъ, надясь видть Султана, но узнавши тамъ, что Е. В. туда не будетъ, похали кататься по направленію КіатъГане, ко дворцу, думая, не счастливе-ли будемъ здсь? Онъ спросилъ: кто я? Я отвчалъ, что я Русскій путешественникъ, генеральскаго чина, и очень желаю удостоиться видть ихъ Государя. Полковникъ сказалъ мн, что въ этомъ дворц Султанъ никого не принимаетъ, а въ доказательство — прибавилъ онъ — вы видите здсь Пашей и другихъ чиновниковъ нашихъ, которые даже и воротъ не проходятъ. ‘Однако я о васъ доложу дежурному Генералу.’ Дйствительно, скоро пришелъ дежурный Паша, сдлалъ мн тже вопросы, и когда я повторилъ ему свои отвты, онъ еще спросилъ меня: въ какихъ войскахъ я служилъ? Я сказалъ ему, что когда былъ въ военной служб, то служилъ въ кавалеріи. ‘Хотя здсь Султанъ никого не принимаетъ, однакожь объ васъ, Московъ-Паша, я доложу Генералъ-Адъютанту Ахметъ-Паш.’
Ахметъ-Паша самъ вышелъ ко мн. Я сказалъ тогда Его Пр-ву, что главнымъ предметомъ моего путешествія черезъ Константинополь было видть великаго Государя, преобразователя своего народа, слдующаго примру нашего Великаго Петра. Ахметъ весьма благосклонно сказалъ мн, что онъ доложитъ это Султану, и увдомитъ меня о его вол. Не прошло пяти минутъ, какъ выбжалъ мой Полковникъ и сказалъ мн, что Султанъ приказалъ ввести меня одного, а прочихъ оставить за воротами.— Я не знаю восточныхъ языковъ — замтилъ я — и безъ товарища моего, Г-на Богданова, буду совершенно глухъ и нмъ.— ‘Пусть онъ войдетъ съ вами.’ — сказалъ Полковникъ, и насъ провели черезъ ворота. Мы вошли въ небольшой дворикъ: по правую сторону его крылечко, въ три ступени, ведущее въ придворную мечеть, прямо противъ насъ были двуэтажные покои Султанскихъ сыновей. Меньшой изъ нихъ, прекрасное дитя, на рукахъ толстаго евнуха арапа, глядлъ въ окошко, подъ которымъ стоялъ фронтъ пхоты съ музыкантами. Вблизи меня были поставлены въ два ряда какіе-то старики, въ коричневыхъ кафтанахъ, съ медалями на груди: я узналъ потомъ, что это были Камергеры. Между ними и Фронтомъ былъ проходъ съ другаго двора, изъ внутреннихъ покоевъ. Меня поставили подл стариковъ, и Г-на Богданова со мною, немножко позади. Вдругъ загремла музыка, солдаты взяли ружья подъ прикладъ, и изъ внутреннихъ воротъ показались два чиновника, несущіе огромныя серебряныя и позолоченныя курильницы, въ вид вазъ, изъ которыхъ исходило благовоніе алоэ. Вслдъ за ними шелъ Султанъ, поддерживаемый по правую руку Галиль-Пашею, а по лвую Сераскиромъ Хозревомъ. Солдаты сдлали на караулъ, и Султанъ тихими шагами прошелъ, очень близко подл меня, въ мечеть. Когда Е. В. поравнялся со мною, я низко поклонился ему, онъ удостоилъ меня благосклоннымъ взоромъ. Такимъ образомъ желаніе мое видть Султана исполнилось. Полагая, что мн тутъ оставаться боле не для чего, я располагался было уйти, тмъ больше, что лучи солнца немилосердо палили меня, посреди маленькаго этого двора, на песк и безъ малйшей покрыши, но товарищъ мой весьма благоразумно замтилъ мн, что какъ допускъ мой передъ лицо Султана долженъ быть принятъ за особенную милость, тмъ больше, что никто, кром меня, не получилъ дозволенія войти во дворъ, такъ онъ и совтуетъ мн дождаться возвращенія Султана изъ мечети, чтобы въ другой разъ поклониться Его Величеству, и тмъ изъявить благодарность за оказанное мн милостивое вниманіе. Я послушался совта Сергя Ивановича Богданова, и не раскаялся, потому что вскор посл этого вышелъ изъ мечети тотъ-же Полковникъ, и сказалъ мн, что Султанъ, опасаясь, чтобы я, ожидая его на двор подъ солнцемъ, не потерплъ отъ сильнаго жару, поручилъ двумъ Пашамъ пригласить меня въ покои, до возвращенія его изъ мечети. Въ самомъ дл, ко мн вышли два молодые Генералъ-Маіора, одинъ служащій въ пхот, а другой въ кавалеріи, и повели въ комнаты, надъ которыми, какъ я выше сказалъ, живутъ молодые Принцы, сыновья Махмуда. Когда мы вошли въ комнату, гд вокругъ стнъ были диваны, меня пригласили ссть, а Паши сли по об стороны меня: служители подали намъ всмъ по трубк и скоро потомъ кофе. Бесда наша началась съ ихъ стороны привтствіями. Они сказали мн, что я первый иностранецъ, допущенный во дворецъ Кіатъ-Гана, въ которомъ Е. В., отдыхая отъ длъ, рдко допущаетъ къ себ и вельможъ своихъ. Я отвчалъ, что чувствую эту милость Султана, и принимаю ее во всей цн. Потомъ они начали общій и неминуемый разговоръ того времени о Чорчилл (Churchill), стали разсказывать эту исторію, и спрашивали, слышалъ-ли я о ней?— Слышалъ (отвчалъ я коротко). Атлніанннъ виноватъ.— Сказавъ это я примтилъ, что слова мои какъ будто отразились радостью на лицахъ ихъ. ‘Не правда-ли, Московъ-Паша? Но Султанъ нашъ такъ добръ, что это его очень огорчило! Человку, ужь не молодому, пріхавшему на чужую сторону по дламъ торговли, не надобно было шататься по полямъ и стрлять перепелокъ, да и тутъ, вмсто птицы, онъ подстрлилъ ребенка. Мудрено-ли, что отецъ и мать дитяти порядочно поколотили его? Жаль только, что не отослали его потомъ къ Англійскому Послу.’ Этотъ разговоръ расплодился, и когда мы совершенно истощили его, то одинъ изъ Нашей отправился въ мечеть, вроятно донести о моихъ словахъ. Чрезъ нсколько минутъ, неминуемый Полковникъ взошелъ къ намъ и объявилъ мн, что Султанъ скоро выйдетъ изъ мечети, и что онъ, желая лучше видть меня, приказалъ Камергерамъ удалиться, а мн стать на ихъ мст одному. Я тотчасъ пошелъ съ Г. Богдановымъ, и мы заняли назначенный намъ постъ. Вышедъ изъ мечети, Махмудъ пріостановился на крыльц, окинулъ насъ взглядомъ, какъ-бы желая удостовриться, что приказаніе его исполнено, и прежнимъ порядкомъ пошелъ, прямо ко мн. Подойдя очень близко, онъ остановился и что-то сказалъ Галиль-Паш. Этотъ оборотился ко мн, и положа руку на грудь отдавъ мн поклонъ. Хотя не слдовало-бы мн, въ присутствіи Государя, кланяться другому лицу, но я разсудилъ, что поклонъ Галиля могъ быть слдствіемъ того, что сказалъ ему Султанъ (чего однако отъ музыки и барабановъ Г-нъ Богдановъ не разслушалъ), и потому я ршился отплатить Галиль-Паш его поклонъ. Посл этого Государь продолжалъ свое шествіе во внутренніе покои, а мы отправились къ своей лодк.
Теперь кстати, мн кажется, описать особу Султана, и костюмъ, въ которомъ я его видлъ.
Махмудъ роста средняго, плечистъ и довольно строенъ, лицо у него смуглое, по выразительное, глаза его проницательные, но во взгляд есть что-то строгое и даже грозное, брови черныя, почти колесомъ, носъ орлиный, но пропорціональный, ротъ маленькій. На поклоны онъ отвчаетъ, когда хочетъ изъявить благосклонность, ласковымъ взглядомъ и даже улыбкой, по головой никогда не кивнетъ. Его высокій фесъ, съ огромною шелковой кистью, надвинутъ до бровей, что придаетъ лицу его нкоторую мрачность. Бороду носитъ онъ довольно коротко остриженную, она совершенно черва, легко можетъ статься, что онъ се и краситъ. Говорятъ, онъ весьма здороваго сложенія, никогда не лечится, и Акимъ-Паша (Лейбъ-Медикъ) у него мебель совсмъ не нужная, а только роскошь или прихоть этикета.
Мн сказывали, что Султанъ еще красиве, на лошади, здитъ теперь на Европейскомъ сдл, и смло, свободно скачетъ передъ фронтомъ, на горячемъ Арабскомъ жеребц, но я этого не видалъ. Махмудъ одвается съ большимъ вкусомъ, и на немъ новый костюмъ Турецкій можетъ понравиться. Одинъ Галиль-Паша, и то съ тхъ поръ какъ побывалъ въ Петербург можетъ равняться съ нимъ въ щегольств. Въ тотъ день, когда я видлъ Султана, на немъ былъ кафтанъ (родъ казакина) суконный синій, Французскіе сапоги (hottes l’cuy&egrave,re), стройно сшитые, съ золотыми шпорами, на правильныхъ и пропорціональныхъ ногахъ, обували его очень красиво. Шпоры онъ всегда выписываетъ изъ Франціи. Сверхъ казакина былъ накинутъ недлинный плащъ, застегнутый на груди брилліантовымъ фермуаромъ, на рукахъ были перчатки. Все это вмст составляло костюмъ довольно красивый для глазъ, но трудно сказать, удержится-ли это новое введеніе узкаго платья? Народъ вообще не любитъ его, Улемы и старики имъ гнушаются, но повинуются боясь теперь Махмуда.
Упоминая безпрестанно о дворц Кіатъ-Гане, и о рчк того-же имени, по которой я до него доплылъ, я долженъ здсь объяснить гд именно онъ находится и почему такъ называется.
Древніе называли Византійскую пристань Хрисокерасъ (Золотой рогъ). Это названіе выводятъ писатели разнымъ образомъ. Я не имю нужды разыскивать, да и трудно было-бы достоврно сказать, откуда оно происходитъ, знаю только, что три мыса представляются при вход въ пристань: Серальскій {Акрополисъ.}, Егри-Капуйскій, въ Галат {Метопосъ.}, и Скутарійскій, на Азіятской сторон {Дамалисъ.}. Я думаю, ни въ одной пристани въ свт не льзя найти такого множества разныхъ рыбъ. Здсь ихъ сборище изъ двухъ морей, изъ Понта Эвксинскаго, или Чернаго моря, и изъ Средиземнаго. Древніе Византійцы, потомъ Греки, а нын Турки пользуются этимъ изобиліемъ, и названіе Золотаго рога, можетъ статься, происходитъ отъ этого. Дв рчки впадаютъ въ пристань: древнее имя одной изъ нихъ было Варвисесъ, оно теперь совсмъ неизвстно: ее-то называютъ Турки Кіатъ-Гане, а Греки Картарикосъ, что на обоихъ языкахъ означаетъ бумажные заводы, которые дйствительно тутъ были. Въ эту рчку впадаетъ другая, маленькая, называвшаяся у древнихъ Сидролисъ, нын Камаръ, или Камаръ: изъ нее-то Императоръ Андроникъ, посредствомъ водопроводовъ, привелъ воду въ самый Константинополь. Есть, еще рчка Кидарисъ, которую называютъ теперь Махлена. Ея теченіе больше Кіатъ-Гане, но она уже. Почти при самомъ сліяніи этихъ рчекъ находится Султанскій дворецъ, въ которомъ я видлъ Махмуда. Эти зданія называются дворцемъ Прсныхъ водъ (des eaux douces), потому что они стоятъ не на самой пристани, гд вода соленая, а при рчкахъ, гд прсная вода.
Изъ Кіатъ-Гане я еще усплъ прохать по Константинополю посмотрть зврей, которыхъ содержатъ въ Асланъ-Гане: это была прежде церковь Іоанна Богослова, построенная при Цар Иракліи. Турки обратили ее въ звринецъ. Я нашелъ тутъ нсколько львовъ, барсовъ, множество волковъ и лисицъ, но все это содержится въ большой нечистот, перегородки деревянныя, гнилыя, и въ звринц такъ темно, что сторожъ, показывающій зврей, держитъ въ рукахъ факелъ, хотя кучи соломы и всякаго сору лежатъ вокругъ, и могутъ мгновенно вспыхнуть. Но, видно, уже судьбою опредлено, чтобъ у Турокъ все было въ безпорядк.
На другой день, я отправился въ Буюкдере, обдать у нашего Посланника, и разсказать ему все бывшее со мною у Султана. Посланникъ въ тотъ-же день былъ у Рейсъ-Эфсидія, и узналъ отъ него, что какой-то Рускій былъ допущенъ во Дврецъ. Онъ сказалъ мн при этомъ, что РейсъЭфенди отставленъ. У Апполлипарія Петровича я провелъ время, по обыкновенію, очень пріятно, и возвратился въ Константинополь ужь довольно поздно.
Въ Воскресенье похалъ я къ обдн въ Патріаршій соборъ. Это не очень большая церковь, во имя Св. Георгія (Айосъ-Гіоргіосъ). въ ней ничего нтъ особенно замчательнаго. Въ иконостас показываютъ два образа Пресвятыя Богородицы, изъ мозаики, тутъ-же есть кресла Іоанна Златоустаго, обдланныя перламутромъ, да столбъ, къ которому Жиды привязали Іисуса Христа, во время его страданій. Когда я вошелъ, обдня уже началась. Читали евангеліе. Патріархъ сидлъ на трон у праваго клироса. Пли въ носъ и довольно дурно. По окончаніи литургіи, Патріархъ ‘подозвалъ меня и далъ мн просфору, а когда Архіерей вышелъ со крестомъ, онъ взялъ его, и давъ мн приложиться возвратилъ Архіерею, потомъ благословилъ меня и пригласилъ въ свои палаты. Тамъ я нашелъ Патріарха уже сидящаго на диван. Онъ былъ окруженъ духовными особами, изъ которыхъ человкъ шесть. Архіереевъ сидли съ нимъ на диван, два Протодіакона стояли у дверей, и отправляли, казалось мн, должность церемоніймейстеровъ: они встрчали и провожали входящихъ къ Патріарху. Когда я вошелъ, Патріархъ всталъ. Я подошелъ подъ благословеніе и поцловалъ его руку, онъ привтствовалъ меня очень вжливо, и спросилъ: давноли я въ Константинопол. Узнавъ, что я былъ у Султана, онъ сказалъ мн, что я счастливе многихъ, потому что во дворецъ, гд теперь находится Е. В., никого не пускаютъ. Патріархъ иметъ осанку важную. Онъ молчаливъ и чрезвычайно остороженъ въ разговорахъ, особенно съ Рускими и при постороннихъ людяхъ. Этому не должно дивиться: онъ всегда окруженъ шпіонами, и, къ несчастію, не можетъ ввриться даже и своимъ, изъ которыхъ многіе, можетъ быть, тайно ищутъ его мста, а другіе хотятъ выслужиться у Двора какимъ нибудь доносомъ. Его положеніе совершенно политическое и стсненное. Намъ подали трубки, потомъ ко*е, по Турецкому обычаю. Бесда была довольцо суха, и я, пробывъ у Патріарха съ полчаса, откланялся. При прощаніи онъ благословилъ меня крестомъ, содержащимъ въ себ частицу древа креста Спасителя. Отъ него пошелъ я къ Іерусалимскому Патріарху. Я забылъ сказать еще, что, при прощаніи, Константинопольскій Патріархъ просилъ меня отвезти поклоны его нашимъ Митрополитамъ, С. Петербургскому, Московскому и Кіевскому, и сказать имъ, что онъ въ молитвахъ своихъ всегда о нихъ поминаетъ.
Іерусалимское подворье не давно сгорло. Нсколько уцлвшихъ комнатъ въ высокомъ терем, на гор, и небольшая церковь, составляютъ теперь все строеніе этого монастыря. Я нашелъ Патріарха сидящаго посреди комнаты, на ковр. Онъ былъ обложенъ подушками, на которыя об’ локачивался. Комната его была наполнена розанами и жасминами. Осьмидесяти-лтній старецъ, съ довольно длинною сдою бородою, Патріархъ казался еще довольно свжъ. Извиняясь, что не встаетъ, онъ сказывалъ, что только пришелъ отъ обдни, долженъ былъ взойдти почти на сто ступеней до своего терема, и отъ того чрезвычайно, усталъ. Благословивъ меня, онъ просилъ ссть возл него, и потомъ ласково и словоохотно бесдовалъ со мною. Я рдко видывалъ такого радушнаго и пріятнаго старика. Онъ съ любопытствомъ раскрашивалъ меня о Россіи, о духовенств нашемъ, спросилъ еще, знаю-ли я въ Москв Архіепископа ихъ, собирающаго подаянія на храмъ Спасителя въ Іерусалим? Удовлетворивъ его любопытство, я коснулся слышаннаго мной, будто у него много сохранилось древнихъ и никому еще неизвстныхъ манускриптовъ? Онъ отвчалъ мн, что точно есть, но при послднемъ пожар, торопясь скоре спасти книги, ихъ побросали вс, безъ всякаго порядка, въ большіе сундуки, гд он и лежатъ неразобранныя.— ‘Да и мста нтъ!’ прибавилъ онъ. ‘Куда ихъ помстить?’ — Отъ чего-же, ‘спросилъ я еще,’ столько знаменитыхъ путешественниковъ, почти всхъ націй, посл тщательнаго разысканія увряютъ, будто въ Константинопол, въ Аонскихъ монастыряхъ, и на Синайской гор, манускриптовъ уже никакихъ нтъ?— ‘На Синайской гор точно ихъ нтъ,’ сказалъ Патріархъ, ‘но въ Аонскихъ монастыряхъ можно еще найти нсколько древнихъ евангелій, псалтирей и служебниковъ, манускриптовъ языческихъ, какъ-то Греческихъ поэтовъ, историковъ, конечно не найдешь. Въ Константинопол было ихъ множество въ Патріаршей библіотек, но при частыхъ пожарахъ — особенно во время послдняго — вс истреблены, и то очень недавно. Что-жь касается до меня, ‘прибавилъ Патріархъ,’ я почитаю себя счастливымъ, что усплъ еще сохранить нсколько и этихъ.’ Онъ очень сожаллъ, что не могъ ничего показать мн, потому что вс его книги безъ всякаго порядка были навалены въ сундукахъ, такъ что въ цлый мсяцъ не доищешься, можетъ быть, до чего нибудь, заслуживающаго вниманіе.— ‘Да почему-же, Святйшій Патріархъ, вс путешественники такъ утвердительно говорили, что манускриптовъ нтъ?’ — Потому, что мы не хотимъ сообщать ихъ Католикамъ, а чтобъ отвязаться отъ нихъ, говоримъ всегда, что у насъ манускриптовъ никакихъ нтъ. Вамъ, какъ Рускому, какъ единоврному, мы-бы охотно ихъ сообщили, если-бъ вы дали слово никому объ этомъ не сказывать, но теперь, по несчастію, и этого исполнить я не въ состояніи.’ Еще долго мы разговаривали о Іерусалим, и положеніи христіанскихъ церквей, съ тхъ поръ какъ Сирія подъ властью Магомета-Али. Патріархъ сказалъ мн, что хотя особеннаго покровительства и нтъ, однакожь теперь прекращено нахальство нижнихъ чиновниковъ, которые прежде грабили и притсняли монастыри и приходящихъ богомольцевъ, что, по крайней мр, Христіане живутъ довольно спокойно, и что Ибрагимъ-Паша, когда жалобы доходятъ до него, справедливо и безпристрастно судитъ всякаго.— Я распрощался съ почтеннымъ старцемъ. Онъ обнялъ меня, и подарилъ мн Бострскаго {Бистра, столичный городъ Каменистой Аравіи.} табаку, очень рдкаго, и Іерусалимскаго мыла. Гораздо драгоцнне былъ мн другой даръ его: четки, лежавшія во всю страстную недлю на гроб Господнемъ. Въ заключеніе, Патріархъ благословилъ меня. Я былъ очень тронутъ ласкою его и радушнымъ пріемомъ. Сохраняю къ нему истинное почтеніе и сыновнюю любовь.
Посл этого посщенія къ Патріархамъ, я еще осмотрлъ нсколько Греческихъ церквей, и, между прочимъ, одну близъ Жемчужнаго терема, Инджули-Кіоскъ. Въ самыхъ стнахъ Сераля есть ключъ святой воды во имя Спасителя, Алзма-Ту Сотиросъ, къ которому Греки имютъ большуіи вру. Извстно, что Цимисхій, посл побды надъ Святославомъ, по общанію построилъ въ сняхъ дворца своего, называвшагося Халка, храмъ Спасителя. Тамъ находился этотъ ключъ, и по немъ теперь легко опредлить мсто дворца Греческихъ Императоровъ.
Входъ въ небольшую храминку, гд теперь ключъ, съ наружной стны, въ узенькомъ проулк: тутъ живетъ Турокъ, который, за небольшую плату, даетъ святую воду приходящимъ за нею Грекамъ. Я засталъ его спящимъ, но онъ тотчасъ всталъ, подалъ мн воды, указалъ на преветхій образъ Николая Чудотворца (не знаю почему тутъ находящійся), взялъ съ меня піастръ, и, прехладнокровно, тотчасъ легъ опять спать.
Близъ мечети Ибрагима-Паши есть часовенька, посвященная Василію Великому. Она сооружена на развалинахъ славнаго монастыря, гд похоронили Патріарха Іосифа, въ царствованіе Андроника Стараго {Пахимеръ, кн. 7, гл. 13.}. Церквей во имя Николая Чудотворца было въ Константинопол много. Одна изъ нихъ находилась во Влахерн {Прокопій, de difi, гл. 6.}, другая внутри большаго дворца, ее построилъ Василій Македонскій {Анна Комнина, кн. 2. Алексіады, стр. 32.}, третью выстроилъ Англичанинъ, бжавшій въ Константинополь по завоеваніи отечества его Вильгельмомъ Нордманнскимъ {Готселинусъ, кн. 1, гл. 36.}, четвертая, наконецъ, была основана Патрикіемъ и Квесторомъ Василидомъ, въ царствованіе Юстиніана: эту послднюю еще можно видть, между мечетью и Градскими воротами, Тонъ-Капу.
Мощи свят. Параскевіи хранились въ Патріаршей церкви, но какъ по Турецкимъ законамъ запрещено имть въ церквахъ мертвыя тла, то Василій, Князь Молдавскій, едва усплъ, и то за большія деньги, получить дозволеніе увезти ихъ въ Яссы, гд и положилъ въ монастыр трехъ Іерарховъ. Греки особенно чтутъ эту святую, и потому сохранили еще дв церкви въ ея память: одна въ сверной части пристани, между деревнями Пири-Паша и Гаскю, другая близъ Семибашеннаго замка, между Ходжа-Мустафинскою и Измаилъ-Пашинскою мечетями. Въ Фанарскомъ предмстіи, близъ Влахъ-Сарая (Валлахскій дворецъ), принадлежащаго Господарямъ Валлахскимъ, есть церковь, которую Турки называютъ Канликлиссія, а Греки Мокліа-Панъ-Агія: она зависитъ отъ Мегало-Спиліонскаго монастыря (монастырь большой пещеры), построеннаго Палеологами, на Морейскомъ полуостров въ Калаврит, въ этой церкви есть два святые источника: одинъ посвященъ св. Анн, другой прозванъ Магуліотиса, отъ простонароднаго слова Магуло (челюсть), потому, что которая-то Императрица излечилась отъ зубной боли цлебными его водами.
Церковь св. Поликарпа, близъ Псаматійскихъ воротъ, замчательна куполомъ, имющимъ 36 фут. въ діаметр. Въ этой церкви я входилъ въ подземельную пещеру, гд есть ключъ воды, посвященный св. Мин. Есть еще церковь, называемая Панагія Экси-Мармара, въ которой придлъ Архангела Михаила, съ источникомъ святой Двы избавительницы. Церковь Панагія ту Канджерли (Богородица съ кинжаломъ), потому такъ названа, что на образ, въ серебряной риз, Богоматерь изображена съ кинжаломъ, пронзающимъ ей сердце. Эта церковь близъ стараго Константинова дворца (Текиръ-Серай). Въ ней придлъ и источникъ св. Параскевіи.
Близъ Валамскихъ воротъ, почти въ конц пристани, дв церкви, и об называются Такснархи, съ прибавленіемъ Асоматонъ и Архистратиго {Кантакузинъ, кн. 5, гл. 88.} (такъ именуютъ Архангела Михаила). Одна изъ нихъ принадлежитъ Армянамъ, а другая Грекамъ, во двор послдней показывали мн чудотворный камень {Никифоръ Грегорасъ, кн. 8, стр. 30.}, съ сквознымъ отверстіемъ посредин, въ которое пролзаютъ для излеченія отъ лихорадки.
Есть и еще нсколько церквей въ Галат и Пер, но, во-первыхъ, я не имлъ времени осмотрть ихъ, во-вторыхъ, он бдны и не достопамятны ничмъ, относительно древности или искуствъ. Патріаршая ризница богата, такъ-же какъ и вся утварь въ церквахъ, но этимъ обязаны, по большей части, нашимъ Царямъ, Князьямъ Молдавскимъ и Валлахскимъ, и нкоторымъ богатымъ Грекамъ. Впрочемъ, произведеній искуетва въ нихъ вовсе нтъ. Духовенство по сіе время въ большомъ угнетеніи отъ Турокъ. Только Патріархъ пользуется еще нкоторымъ уваженіемъ, единственно потому, что бываетъ нуженъ въ смутныя времена, по вліянію, которое онъ иметъ надъ православными Греками.
Теперь обращусь къ предмстію Фанари, которое можно назвать довольно сходнымъ изображеніемъ прежней Восточной Имперіи {Это сходство гораздо слабе съ тхъ поръ, какъ большая часть знатныхъ Греческихъ фамилій перехала въ новое Королевство Греческое, а Молдаванскіе и Волошскіе Господари не избираются боле изъ нихъ.}. Греки, живущіе въ немъ, точные царедворцы тогдашняго времени, только больше угнетенные и презираемые своими повелителями, но они, тонкостью, униженіемъ и хитростями своими, умютъ пріобрсти довренность Турецкаго правленія, вмсто котораго управляютъ и почти царствуютъ. Дайте имъ школы, просвтите ихъ, и, можетъ быть, изъ нихъ возродятся Греки временъ Перикловыхъ и Александровыхъ. Такъ нравственный бытъ народовъ преодолваетъ истребленіе вковъ и даже силу тяжкаго ига: оно не разрушило природы Грековъ, какъ не могло разрушить горныхъ хребтовъ, пролегающихъ по государству.
Изъ Фанари я опять зазжалъ во Влахерну, взглянуть на развалины Велисаріевыхъ палатъ: это груда камней, и нтъ никакого повода предполагать, что тутъ когда нибудь были палаты великаго Велисарія. Мн кажется гораздо вроятне, что эти остатки принадлежали дворцу или монастырю Влахернскому.
На третій день посл моего представленія Султану, я получилъ, рано по утру, отъ Сераскира Хозрева приглашеніе къ нему обдать. Адъютантъ, посланный съ этимъ приглашеніемъ, сказалъ мн, что кром меня у Сераскира никого не будетъ, и чтобы я также никого съ собой не бралъ, ни даже переводчика. Время назначалось мн 7 часовъ вечера. Я отвчалъ, что непремнно буду по приглашенію Его Превосходительства, въ назначенный часъ.
Прежде посщенія моего къ Хозреву, не худо предварительно познакомить съ нимъ читателей моихъ. Для этого я займу у Г-на Базили очень хорошо сдланное описаніе, я не могъ-бы въ немъ ничего ни прибавить, ни убавить: такъ оно врно {Очерки Константинополя, Г-на Базили.}.
Хозреву-Паш за восемьдесятъ лтъ, но красный носъ и яркій румянецъ на морщинахъ его лица, безпокойная живость взгляда, и борода, торчащая остроконечнымъ клочкомъ, производятъ самое непріятное впечатлніе при взгляд на него. Онъ хромаетъ, ужасно неловко держится на лошади, и на разводы здитъ въ коги, Турецкой карет, не ресорной, обитой снаружи краснымъ сукномъ, въ какую обыкновенно садятся только женщины.
Сказываютъ, что онъ приноситъ обильныя возліянія Вакху, и это подтверждается цвтомъ его лица. Онъ Грузилецъ, рожденъ въ Христіанскомъ закон, былъ въ молодости Серальскимъ невольникомъ, вмст съ славными Гуссейномъ, и сдружился съ нимъ. Когда Гуссейнъ былъ сдланъ Капитанъ-Папіею, онъ вспомнилъ стараго товарища, и взялъ его къ себ въ секретари. За 40 слишкомъ лтъ онъ занималъ Египетскій пашалыкъ, потомъ постоянно удержался въ высокихъ должностяхъ, и былъ всегда любимъ Дворомъ, при всхъ его переворотахъ. Этимъ онъ заслужилъ репутацію глубокомысленнаго политика. При Махмуд онъ былъ шесть лтъ Калита въ-Пашею, къ счастью его, передъ самымъ открытіемъ Греческой войны, интриги недруговъ лишили его этого мста, въ которомъ, можетъ быть, онъ-бы взлетлъ на воздухъ отъ брандеровъ Канариса. Въ самой немилости, онъ получилъ Требизондскій пашалыкъ.
Махмудъ, въ начал преобразованій, окружилъ свой престолъ людьми, извстными по опытности и по уму, Хозревъ вновь былъ сдланъ Капитанъ-Пашею. Славная для Греческихъ моряковъ Самосская битва должна была, казалось, омрачить его военную славу, но Хозревъ придумалъ средство возстановить свою репутацію: остановился съ флотомъ въ Дарданеллахъ, и сталъ вводить строгую дисциплину, каждый день заскали до смерти, душили и топили народъ, этимъ до того напугалъ онъ Турокъ, что вс провозгласили его отличнымъ Адмираломъ. Дальновидный Хозревъ предчувствовалъ слдствія Лондонскаго трактата, при упрямств Махмуда, и въ 1827 году упросилъ Султана уволить его отъ этой должности, по слабости здоровья и старости лтъ. Турки, имя, какъ мы сказали, самое высокое понятіе о военныхъ дарованіяхъ Хозрева, приписали Наваринское несчастіе тому, что не онъ командовалъ флотомъ.
Съ того времени, какъ его сдлали Сераскиромъ, или Военнымъ Генералъ-Губернаторомъ столицы и главнокомандующимъ регулярными войсками, онъ показалъ себя однимъ изъ тхъ людей, въ которыхъ дятельность ростетъ съ лтами. Онъ славится геніяльными мыслями, которыя раждаются въ его голов при самыхъ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Чернь роптала и Диванъ опасался бунта Янычарской партіи. Сераскиръ обнародовалъ, что онъ собирается наказать нарушителей общественнаго спокойствія, онъ послалъ чаушей, а за ними показался самъ. Объхавъ улицы, схватилъ до трехъ сотъ человкъ, которыхъ физіономіи показались ему подозрительными, и безъ всякаго разбора веллъ ихъ душить, въ примръ другимъ! Не знаю, каково покажется это любителямъ правосудія? Но если спросите Хозрева, онъ скажетъ вамъ, что такимъ образомъ сохранено спокойствіе, и предупреждено возмущеніе черни. Сердце Сераскира съ годами черстветъ: онъ совершенно равнодушенъ къ крови, впрочемъ не проливаетъ ея съ свирпою жаждою, какъ иные Паши, а только тогда, когда это нужно по его разсчетамъ.
Сераскиръ, веселостію и любезностію своего нрава, пріобрлъ особенную благосклонность Махмуда, въ частной бесд Султанъ просто и свободно шутитъ съ старикомъ Сераскиромъ, но въ то-же время цнитъ его умъ, его преданность, ревность его къ преобразованіямъ, и, еще боле, кажется, высокое о немъ мнніе Турокъ, которые жалютъ, что не всегда въ Диван слдуютъ мннію Хозрева.
Сераскиръ непримиримый врагъ Магомета-Али и Ибрагима, эта ненависть еще боле привязываетъ его къ Султану, и удвоиваетъ его дятельность въ теперешнихъ обстоятельствахъ. Онъ нсколько разъ и давно уже имлъ порученіе отдлаться отъ Магомета-Али средствами, обычными у Турокъ но это не удавалось ему, потому что Магометъ-Али всегда съ нимъ на сторож, при дружескихъ его посщеніяхъ.
Главная страсть Хозрева, непомрная скупость. Султанъ, зная это, пошутилъ надъ нимъ, не такъ давно, очень забавно. Онъ подарилъ ему прекрасный домъ на Босфор, давно конфискованный у Армянина и весьма запущенный. Сераскиръ отдлалъ домъ, и убралъ съ роскошью, со вкусомъ, открылъ въ гор новыя террасы для садовъ, провелъ воды, устроилъ бани и фонтаны, и когда все было кончено, пригласилъ Султана, желая показать, какъ высоко цнитъ онъ его подарокъ, для украшенія котораго не пожаллъ ничего. Султанъ былъ такъ восхищенъ этими улучшеніями, что, отдавая полную справедливость вкусу стараго скупяги, взялъ себ обратно его домъ! (Изъ соч. Г-на Базили.)
Въ шесть съ половиною часовъ, я, съ своимъ переводчикомъ, отправился на каик въ Константинополь. Переправившись черезъ пристань, я взялъ верховую лошадь, и похалъ тихонько въ старый Сераль, нын Сераскирскій дворецъ. Тамъ, кажется, меня ожидали: четверо или пятеро Турокъ стояли у крыльца, и какъ скоро я подъхалъ, они подошли держать мн стремя. Я слзъ съ лошади, и, по условію, отпустилъ лошадей и слугу моего домой. Меня проводили по лстниц до первой комнаты, гд нашелъ я человка четыре военныхъ. Когда я вошелъ, они встали, и одинъ изъ нихъ показалъ мн дверь, а стоявшій подл арапъ отворилъ ее. Вторая комната была большая, длинная зала, устланная коврами до половины, въ углу стоялъ большой диванъ. Я узналъ посл, что въ этой комнат, по утрамъ, Сераскиръ принимаетъ просьбы и даетъ аудіенціи. Тутъ нсколько стариковъ сидли на ковр и что-то писали. Я подождалъ съ минуту, пока вышелъ ко мн чиновникъ и попросилъ идти дале. Я прошелъ третью комнату, которая была гораздо меньше первыхъ, здсь два арапа отдернули штофный занавсъ, служившій дверью въ угловую комнату: тамъ увидлъ я Сераскира. Онъ стоялъ, опершись на полочки съ бумагами, и держалъ одну бумагу въ рукахъ. Увидя меня, онъ тотчасъ сдлалъ нсколько шаговъ на встрчу, пригласилъ ссть, и, предупреждая меня, слъ на диванъ, стоявшій въ углу комнаты. Я обглядлъ весь покой, и увидлъ, что онъ убранъ въ полу-Европейскомъ вкус. Дв софы и нсколько креселъ, обитыхъ штофомъ, обои, два зеркала, принадлежали Европ, въ небольшихъ нишахъ, или впадинахъ стны, стояли корзинки съ цвтами, курильница разливала благовоніе алоэ, Египетскія цыновки съ изображеніемъ цвтовъ, покрывали полъ, небольшой фонтанъ, по средин, билъ въ мраморномъ бассейн: это принадлежало Азіи. Какъ скоро мы услись на одномъ диван, намъ подали трубки, я не начиналъ курить, пока не началъ Сераскиръ (учтивость того требовала). Слуги вышли вонъ, а вмсто ихъ вошелъ толмачъ и сталъ передъ нами. Помолчавъ съ минуту, Хозревъ сказалъ мн, что видлъ меня въ Кіатъ-Гане, у Султана, и что, при первомъ взгляд, видъ мой привлекъ его вниманіе и расположилъ къ дружб. Я отвчалъ, что благорасположеніе и дружба такого человка, какъ Сераскиръ, для меня очень лестны, и я всячески буду стараться оправдать ихъ. Опять полминуты молчанія, посл этого онъ спросилъ: имю-ли я какія порученія отъ моего Государя, и если имю, то онъ предлагаетъ свои услуги, и готовъ содйствовать мн въ чемъ только можетъ. Я отвчалъ, что я служилъ 40 лтъ, но теперь отъ службы уволенъ, порученій никакихъ не имю, а путешествую изъ любопытства, въ Константиноноль-же пріхалъ единственно видть Государя, преобразователя Востока, нын живущаго въ особенной дружб съ моимъ Государемъ. Подумавъ немного, Хозревъ сказала: ‘Да, конечно въ дружб, что ни говори иные люди.’ — А что-жь они говорятъ, Сераскиръ?— ‘Что намъ не должно очень полагаться на васъ, что вы нынче друзья, а завтра нтъ.’ Тутъ онъ разсмялся и прибавилъ: ‘врать вдь не запретишь!’ — Эти люди, Сераскиръ, либо вовсе не знаютъ нашего Государя, либо клевещутъ. Нашъ Государь такъ великъ, что Ему нтъ надобности уврять въ томъ, чего Онъ не думаетъ. Его слово законъ, и Онъ его не измняетъ. Я догадываюсь, о какихъ людяхъ вы говорите. Скажите: эти друзья помогли-ли вамъ противъ бунтующаго Магомета-Али? Нтъ, они продавали ему корабли, пушки, снаряды!— ‘Правда, правда!’ прервалъ Сераскиръ.— У нихъ одинъ Богъ: корысть — продолжалъ я — другаго они не знаютъ. Торгъ, барышъ, вотъ единственная цль ихъ политики. Нашъ Государь превыше всего этого: честь, великодушіе, и народное благо, вотъ предметы Его помышленій! Завоеванія были-бы легки Ему, но они Ему не нужны и Онъ о нихъ не думаетъ. Владтель почти трети земнаго шара не иметъ надобности въ новыхъ пріобртеніяхъ, они обременятъ Его больше, чмъ принесутъ ему пользы. Дружбу-же свою къ Султану Онъ показалъ на дл: едва малйшая опасность явилась отъ бунтовщиковъ вашихъ, какъ флотъ Его и войско явились въ распоряженіе Махмуда. Одинъ отблескъ Русскихъ штыковъ устрашилъ Ибрагима и прекратилъ войну. Вотъ дружба, Сераскиръ, и безкорыстная еще — Хозревъ сказалъ мн на это: ‘Вы истинную правду говорите! Государь Русскій великъ, и Султанъ нашъ Его чтитъ и любитъ. Если когда вашему Царю нужда будетъ, Султанъ готовъ помогать.
Тутъ вошли слуги и приняли трубки, другіе подали кофе. За кофеемъ Сераскиръ спросилъ меня, долго-ли я пробуду въ Константинопол, и общалъ прислать каваса {Прежде, для охраненія знатныхъ иностранцевъ, въ Константинопол давались янычары, нын, вмсто ихъ, даютъ изъ полицейскихъ, или другихъ нижнихъ чиновъ, кавасовъ.}, чтобы я могъ свободно повсюду ходить. Поблагодаривъ его, я отвчалъ, что полагаю пробыть здсь еще дня три, и поду въ Никомидію и Бруссу. ‘Пеки‘ (хорошо) сказалъ онъ. ‘Это очень кстати: туда детъ въ этоже время Ахметъ-Паша, я поручу васъ ему, и онъ васъ тамъ будетъ угощать.’ Здсь Хозревъ хлопнулъ ладоньми: вс, и даже толмачъ, вышли вонъ {(‘) Толмачъ говорилъ, во все время, чисто и свободно по-Французски, но произношеніе его показывало, что онъ долженъ быть Грекъ, или Итальянецъ.}. Явились другіе служители, съ серебряными рукомойниками: одинъ бросилъ мн на плечо тонкое кисейное полотенце, вышитое по концамъ золотомъ, поднесъ лахань и полилъ на руки розовой воды. Я омылъ руки и ротъ, и утерся полотенцемъ, Сераскиръ длалъ то-же, только гораздо продолжительне меня. Когда и эти слуги вышли, другіе поставили между нами, на томъ-же диван, на которомъ мы сидли, низенькій чинаровый столикъ, и арапъ принесъ на голов большое мдное блюдо, на которомъ было тарелочекъ съ десять разныхъ кушаньевъ. Мн подали черепаховую ложку. Какъ давно привыкшій къ восточнымъ трапезамъ, я не затруднился, и, посл своего хозяина, бралъ руками съ нкоторыхъ тарелокъ кушанье. Первый сервизъ не простоялъ минуты передъ нами, его вынесли и подали другой. Кажется за вторымъ сервизомъ, Сераскиръ смялъ въ своей ладони пилаву и подалъ мн. Хотя мн и не очень это полюбилось, но зная, что онъ хотлъ тмъ показать мн вниманіе и ласку, я почтительно принялъ кусокъ и сълъ. Не стану описывать здсь блюдъ: ихъ было около сотни. Я сълъ жареную перепелку, которую раздиралъ руками, кусочка три кебаба, да нсколько слоеныхъ пирожковъ съ вареньемъ. Когда молчаливая трапеза наша окончилась, намъ подали опять умыться, точно такъ-же какъ передъ обдомъ, окурили насъ алоэмъ, и слуги вышли вонъ: мы съ Сераскиромъ остались одни. Толмача не было, слдовательно я по невол молчалъ, Сераскиръ тоже, но онъ не спускалъ съ меня глазъ, и быстрый взоръ его, казалось, проникалъ во внутренность мою. Здсь началась сцена, которой я никогда не забуду. Хозяинъ опять хлопнулъ ладоньми. Вошелъ арапъ: въ правой рук онъ держалъ два золотые бокала, а на лвой было надто серебряное ведро со снгомъ, въ которомъ таилась бутылка, по знакомой мн форм ея, тотчасъ узналъ я присутствіе шампанскаго вина. Измривъ глазами бокалы, я увидлъ, что каждый легко вмститъ обыкновенныхъ шампанскихъ рюмокъ шесть. Поставивъ передъ нами бокалы, арапъ наполнилъ ихъ виномъ, оно мало лнилось, слдственно его вмстилось больше. Сераскиръ тотчасъ взялъ свой бокалъ, и, качнувъ головой, сказалъ мн чистымъ Русскимъ языкомъ: хватимъ! Я чуть было не захохоталъ, но къ счастью воздержался, и важно повторилъ ему: хватимъ! Онъ улыбнулся, и подлинно хватилъ разомъ весь бокалъ до суха. Я послдовалъ его примру, и когда осушилъ свой бокалъ, то опрокинулъ его вверхъ дномъ. Онъ сказалъ мн тогда: пеки, пеки (хорошо, хорошо), и веллъ налить по другому. Я было поороблъ, не привыкши много пить, но подумалъ, что еще вынесу противъ 80-ти лтняго старика, и ршился не отставать отъ него. Выпили по другому, опять: пеки, пеки! Посл этого Хозревъ задремалъ, арапъ вышелъ и тотчасъ воротился съ новой бутылкой. Вино было отличной доброты, кажется Crmant ros. Я еще не чувствовалъ никакого охмлнія, и ршился, въ свою очередь, вызвать Сераскира на бой. Онъ продолжалъ дремать, я указалъ арапу на бокалы, онъ послушался и налилъ намъ опять вина. Хозревъ взглянулъ, и видя у меня полный бокалъ, улыбнулся. Тогда я сказалъ ему: хватимъ! Онъ захохоталъ, сказалъ: пеки, и выпилъ со мною послдній бокалъ. Тутъ онъ не на шутку заснулъ. Арапъ вышелъ, а я, подождавши не много, и полагая, что хозяинъ мой крпко спитъ, началъ приподыматься, чтобъ оставить его въ поко, но онъ очнулся и далъ мн знакъ рукою, чтобъ я не уходилъ, хлопнулъ въ ладоши, и когда вошелъ слуга, приказалъ позвать толмача, который вроятно стоялъ за дверьми, потому что тотчасъ явился. Сераскиръ веллъ ему сказать мн, что онъ проситъ меня остаться у него до утра, что теперь поздно, на улицахъ темно, да и не прилично иноврцу такъ поздно выходить изъ Сераскирскихъ палатъ. Я отвчалъ, что охотно исполню волю его, но опасаюсь только, чтобъ не встревожились обо мн дома, и не отнеслись-бы объ этомъ нашему Посланнику, который, не бывши мною предупрежденъ, не будетъ знать что подумать, Сераскиръ отвчалъ: ‘пеки, пеки, я пошлю въ домъ вашъ адъютанта.’ Тутъ, поблагодаривъ его за угощеніе, и прося продолжить благосклонность ко мн, я пожелалъ ему доброй ночи и поплелся изъ комнаты, шелъ довольно твердо, только голова немного кружилась. Мн приготовлена была маленькая комната, гд, на мягкомъ диван, лежала львиная кожа, а въ изголовь сафьянныя подушки. Невольникъ снялъ съ меня сапоги, фракъ, и когда я легъ, покрылъ меня тонкимъ кисейнымъ покрываломъ отъ мухъ. Я скоро и крпко заснулъ. По утру рано, когда я проснулся, тотъ-же невольникъ подалъ мн умыться, и потомъ принесъ кофе. За нимъ вошелъ вчерашній толмачъ, спросилъ меня отъ имени Сераскира о здоровь, и когда я хотлъ идти самъ къ нему, поблагодарить за угощенье, онъ сказалъ мн, что Хозревъ уже давно сидитъ въ Диван, принимаетъ просьбы и даетъ аудіенціи, что онъ поручилъ ему просить меня не безпокоиться, и что шлюпка и провожатые для меня готовы. Я далъ 10 піастровъ бакчиза служившему мн невольнику, раскланялся съ толмачемъ и отправился домой. Меня провели какимъ-то корридоромъ, на маленькое крыльцо, и я вышелъ совсмъ не на ту улицу, по которой наканун пріхалъ. Тутъ ожидали меня два Турка. Одинъ, съ большой палкой, пошелъ впереди, другой шелъ со мною рядомъ. Довольно долго кружились мы по переулкамъ, и вс встрчные почтительно отсторанивались. Наконецъ мы вышли, черезъ Балукъ-Базаръ, на пристань, гд ожидала меня Сераскирская шлюпка. Тамъ кормчій взялъ меня подъ руку и осторожно свелъ въ шлюпку, провожатые, также получивъ бакчиза {Здсь безъ бакчиза нигд шагу нельзя ступить, слъ-ли въ лодку, вышелъ-ли изъ нея, подвели-ли лошадь, или указали путь, везд давай деньги, конечно не по десяти піастровъ, какъ я платилъ Хозреновымъ слугамъ, но за то я обдалъ и ночевалъ у Сераскира! Не бездлица!} 10 піастровъ, раскланялись и остались на берегу. Какъ скоро мы отвалили отъ берега, стоявшій на носу лодки Турокъ началъ что-то кричать, и вс ближайшія и встрчныя намъ лодки разсыпались въ разныя стороны, какъ-бы со страхомъ спша очистить намъ путь. Я примтилъ даже, что и т суда, которыя стояли на противоположной намъ пристани, спшили удалится, такъ что на мст не осталось ни одного изъ нихъ.
Вышедъ на берегъ, я далъ гребцамъ 25 піастровъ: они, казалось, были очень довольны моею щедростью. Тутъ ожидала меня богато-убранная верховая лошадь, и два невольника Сераскировы. Я похалъ на крутую гору, къ своей квартир, а невольники шли передо мной пшкомъ, до самаго дома. Трактирщикъ, хозяинъ мой, и мои люди, давно въ страх и недоумніи ожидали меня у дверей: они обрадовались, когда увидли меня на богатомъ кон, живаго и здороваго. Давъ еще 4 5 піастровъ бакчиза Сераскирскимъ конюхамъ, я отпустилъ ихъ домой, и пошелъ къ себ, писать реляцію своего похожденія.

ГЛАВА VII.
КОНСТАНТИНОПОЛЬ.
(Окончаніе).

Не многое остается мн описывать въ Константинопол. Здсь я хочу представить очеркъ Византіи при Римскихъ Императорахъ: это кажется мн особенно любопытно, оживляя въ памяти славу знаменитаго города.
Римляне раздляли Константинополь на четырнадцать частей.
Первая часть находилась на первомъ холм, на мст древней Византіи, гд нын часть Сераля. Въ ней были особенно замчательны: дворецъ Плакидіи, дочери Императора еодосія, Аркадіевы теплицы (Thermes) и колонна Императрицы еодоры.
Вторая часть вошла теперь вся въ округъ Сераля: она была тамъ, гд султановы дворцовыя кухни и бани. Въ ней находились: театръ, амфитеатръ, соборъ С. Софіи, Византійскій маякъ, арсеналъ, Зевксиповы теплицы, сенатъ, Самсонова богадльня и Евдокіина колонна.
Третья часть, расположенная по второму холму, заключала въ себ Циркъ, или Гипподромъ, дворецъ Пульхеріи, Аппуліанову пристань, и портикъ названный Сигма, по полуциркульной его форм.
Четвертая часть была въ первой долин и на возвышеніи близъ Св. Софіи. въ ней заслуживали вниманіе: прекрасная бронзовая колонна, воздвигнутая Императоромъ Юстиніаномъ, одна изъ еодосіевыхъ колоннъ, Стадій, Фаніоновъ портикъ, златая колонна, отъ которой начинались дороги во всю имперію, и памятникъ морской побды.
Пятая часть простиралась частію по сверной покатости втораго холма, частію по долин къ морю. Въ ней были: Гоноріевы теплицы, еодосіевъ водоемъ, одинъ изъ Форумовъ того-же государя, Пританей, Евдокіины теплицы, Стратегіонъ, и славный обелискъ, перевезенный изъ Египта.
Шестая часть, кром вершины втораго холма, гд теперь горлая колонна, красильные ряды, и и мечеть Али-Паши, занимала еще и правую сторону второй долины. въ ней замчались колонна Константинова, церковь Св. Анастасіи и Корозіанскія теплицы.
Седьмая часть была на вершин третьяго холма, гд нын безестейны, замстившіе, какъ кажется, древнее зданіе, называвшееся Ламптерумъ: это были также ряды, какъ и безестейны. Въ ней находились еще: Тетрапилонъ, высокая пирамида, украшенная барельефами, и показывавшая направленіе втровъ, главный еодосіевъ Форумъ, посредин котораго была поставлена его тріумфальная колонна.
Восьмая часть, за третьимъ холмомъ, къ полудню, нигд не прикасалась къ морю. Въ ней были: длинный и обширный портикъ, начинавшійся отъ порфирной, что нын горлая колонна, до колонны еодосіевой, соборъ того-же императора и Капитолій.
Девятая часть занимала все пространство между ныншнимъ водопроводомъ Солиманіей, и садами Вланга-Бостонъ. Въ ней были: пристань, еодосіевы магазейны и Форумъ его-же имени.
Десятая часть, въ долин подъ водопроводомъ, заключала въ себ теплицы Константиновы, большой Нимфей, и водопроводъ Императора Валенса, доставляющій и нын воду съ третьяго на четвертый холмъ.
Одиннадцатая часть, на вершин четвертаго холма по сверной его сторон, шла до самой стны, отдлявшей Гевдомонъ или 14-ю часть отъ города. Въ ней находились Флаксиліановъ дворецъ, Аркадіевы и Модестовы водоемы, великолпная церковь двнадцати Апостоловъ, и Колонна двы, съ статуей Венеры, которая, по баснословному преданію, имла свойство узнавать двицъ цломудренныхъ.
Двнадцатая часть была на седьмомъ холму, называемомъ Ксеролофосъ, отдленномъ отъ шести другихъ холмовъ широкою долиною. Тутъ были золотыя вороты, портики, Троады, и Аркадіевъ водоемъ.
Тринадцатая часть била уже вн города, по ту сторону Пристани, гд нын Галатское и Перское предмстія. Въ ней находились Гоноріевъ Форумъ, театръ и наумахія.
Четырнадцатая часть, наконецъ, занимала шестой холмъ и отдлялась отъ прочихъ частей города особенной оградой. Въ ней были бани, театръ, и замчательный дворецъ, какъ думаютъ, Константина Великаго: видны и теперь нкоторые остатки его, Турки называютъ ихъ Текиръ-Сарай.
Я, кажется, еще не говорилъ ни о мечетяхъ, ни о молитвахъ Турокъ. Мн много разъ случалось видть и то и другое. Не льзя вообразитъ ничего благоговйне Турка на молитв. Вс движенія его благородны, важны, означены тмъ чувствомъ, къ которому призываетъ молитва. Стоя-ли, на колняхъ-ли, или ницъ поверженный, онъ всегда молится съ жаромъ, не нарушающимъ однакожъ его важности. Онъ неподвиженъ, погруженъ въ созерцаніе! Ни что не можетъ развлечь его отъ молитвы! Величественная простота храма напоминаетъ ему присутствіе Всевышняго, предъ которымъ онъ повергается. Въ мечетяхъ нтъ ни статуй, ни картинъ, единственное украшеніе тамъ вызолоченныя доски, на которыхъ написано по нскольку стиховъ изъ Алкорана. Когда Турки завоевали Восточную имперію, они обратили въ мечети лучшія и великолпнйшія церкви христіанскія. Потомъ, когда они вздумали сами строить новыя зданія, не имя никакихъ понятій объ архитектур, они слпо подражали тому, что было у нихъ передъ глазами, и заняли у побжденныхъ планъ и расположеніе для своихъ мечетей, и даже бань и базаровъ. Въ Брусс, въ Константинопол, вс большія мечети не что иное какъ подражаніе, боле или мене совершенное, Святой Софіи, только минареты прибавлены.
Мечети раздляются на три разряда: первый, мечети Султанскія, которыя находятся только въ главныхъ городахъ государства, какъ-то въ Брусс, Адріанопол, Каир, Константинопол, и проч. Здсь ихъ 14. Он вс вообще великолпны, и обыкновенно окружены обширною оградой, отдльно отъ всхъ строеній. Второй разрядъ: мечети, построенныя частными людьми, ихъ насчитываютъ въ Константинопол до 200. Третій разрядъ: Месджиди, родъ часовенъ: этихъ есть до 300.
Вокругъ Султанскихъ мечетей обыкновенно строятся богоугодныя или общеполезныя заведенія, какъ-то имареты, или гостинницы, домы для ума лишенныхъ, школы, библіотеки, склепы, въ которыхъ похоронены бренные остатки Султановъ или членовъ ихъ фамиліи. Здсь кстати упомянуть о мечети Эйюба, въ которой коронуются Султаны.
При Магомет II-мъ, былъ одинъ шейхъ, который игралъ роль пророка. Султанъ научилъ его созвать народъ въ Св. Софію и тамъ провозгласить, что въ видніи представился ему правоврный Эйюбъ, современникъ и ученикъ пророка Магомета, тотъ самый, который предрекъ одному изъ Константиновъ, что царство его падетъ, столица будетъ завоевана Султаномъ Магометомъ, и этотъ Султанъ навсегда изгонитъ Римскихъ Императоровъ, утвердитъ свою державу въ Константинопол и распространитъ по всему свту исламизмъ, или вру Алкорана. Эйюбъ сказалъ, прибавилъ еще шейхъ, что тло его сохраняется неистлвшимъ, и что сколько ни старались неврные скрыть мсто, гд оно находится, но онъ ему откроетъ это. Султанъ тотчасъ веллъ идти, и самъ торжественно пошелъ искать мсто, гд лежитъ Эйюбъ. Пришли въ ту часть города, которая нын называется по имени этого мнимаго пророка, и стали рыть въ нетронутомъ, казалось, мст, гд не бывало никакой постройки. Довольно глубоко въ земл отрыли большой гробъ, съ надписью: ‘Здсь лежитъ Эйюбъ Энсара, врный другъ, совтникъ и апостолъ Божій, да будетъ помощь его боле и боле благопріятна!’ Въ гробу лежало тло, дйствительно, совершенно сохранившееся. Въ восторг, съ радостными криками провозгласили новое чудо. Магометъ тотчасъ украсилъ великолпно гробницу, выстроилъ мечеть, и при ней публичное училище.
На разрушенной церкви св. Апостоловъ построена нын, кажется, мечеть Магомета II. При ней лучшія и великолпнйшія въ Константинопол бани. Турки называютъ ихъ: Тункуръ-Гамамъ (малая баня). Тамъ три огромныя залы, вымощенныя мраморомъ, получаютъ свтъ, какъ Римскій Пантеонъ, сверху, изъ купола.
Не стану говорить обо всхъ мечетяхъ: многіе путешественники описывали ихъ, и я упомянулъ о мечетяхъ Эйюбовой и Магомета II потому только, что он особенно достопамятны: въ первой коронуются Султаны, и слава ея основана на лжепророчеств и на смшной басн, вымышленной Магометомъ ІІ-мъ, для народа, тогда почти дикаго и варварскаго. Другая мечеть любопытна въ иномъ отношеніи: она занимаетъ мсто славной церкви св. Апостоловъ, которую равняли въ красот съ церковью св. Софіи. Впрочемъ, многіе еще сомнваются, точно-ли здсь было мсто этого знаменитаго храма?
Мечеть, называемая Турками Кугукъ-ая-Софія (Малая св. Софія), передлана изъ древней церкви Сергія и Вакха. Она круглая, и куполъ въ ней поставленъ на восьми столбахъ, между которыми два ряда колоннъ Іоническаго ордена, изъ зеленаго агата и благо мрамора. Мечеть Гюлъ-Джами., близъ пристани, занимаетъ мсто церкви св. Анастасіи, построенной св. Григоріемъ Пазіанзиномъ. Греки называютъ ее Родонъ-Амерондонъ (Роза неувядаемая), что значитъ тоже самое, что по-Турецки Гюль-Джами. Подъ ней обширные склепы, со сводами. Я входилъ въ одинъ изъ нихъ и смрялъ его: въ немъ шестьдесятъ шаговъ длины.
Почти при каждой изъ главныхъ мечетей въ Константинопол есть высшія училища, или школы, называемыя медресе. Въ нихъ обучаются и содержатся по Я00 и боле учениковъ. Профессоръ! или учители называются софтзсъ. Каждый изъ нихъ иметъ при себ одного ученика, который обыкновенно посл заступаетъ его мсто, а до тхъ поръ находится при немъ слугою. Тутъ воспитываются вс поступающіе въ улемы, или законовдцы, и никто не можетъ занять духовнаго или судейскаго мста, не получивъ диплома въ медрес, посл строгаго экзамена. Нисшія школы, мектебъ, открыты для всхъ дтей бдныхъ родителей: тамъ учатъ читать и писать, Магометанскому закону, и первымъ правиламъ Турецкаго языка.
Въ каждой изъ этихъ школъ содержится по нскольку учениковъ на счетъ мечети. Учители не требуютъ никакой платы отъ родственниковъ, и всякое приношеніе съ ихъ стороны, въ знакъ благодарности, зависитъ отъ воли.
Въ Константинопол при мечетяхъ есть до 13 публичныхъ библіотекъ, но Серальская почитается любопытнйшею и многочисленнйшею. Полагали, что въ ней сохраняется еще до ста двадцати манускриптовъ, принадлежавшихъ Константину Beликому. Въ послднее время, иностранцы, видвшіе Серальскую библіотеку, отрицаютъ это, однако я, зная хорошо Турокъ, легко поврю, что постителямъ не все показали, тмъ больше, что аббатъ Тодерини уже давно издалъ каталогъ этимъ манускриптамъ. Изъ каталога его видно также, что никакой нтъ надежды отыскать потерянныя Декады Тита Ливія, сочиненія Тацита, и стихотворенія поэтовъ.
Турецкія кладбища въ Константинопол везд. Они расположены вокругъ города, посреди предмстій его, и даже около садовъ и загородныхъ домовъ. Тла умершихъ выносятся туда прямо изъ домовъ, потому что строго запрещается вносить мертвыхъ въ мечети и тамъ творить о нихъ молитвы. Кладбища усажены деревьями, по большей части кипарисовыми, и потому служатъ не рдко мстомъ гулянья для городскихъ жителей. Они до такой степени размножились и увеличились, что стснили городъ со всхъ сторонъ. Это особенно замтно въ Скутари. Главныя кладбища Эйюбское и Гейванъ-Сарайское, въ которыхъ покоятся остатки 26-ти учениковъ лже-пророка, потомъ Жидовское и Греческое кладбища, при Прсныхъ водахъ, Турецкое, Рийско-Католическое и Армянское въ Пер.
Гробница Графа Боневаля, который изъ Австрійскихъ генераловъ перешелъ въ Турецкую службу, перемнилъ законъ и былъ извстенъ подъ именемъ Ахмета-Паши, находится въ небольшомъ кладбищ дервишей Мевлеви, въ Пер. Она ничмъ не отличается отъ прочихъ гробницъ, только отгорожена отъ нихъ простой деревянной ршеткой. Ее давно забыли-бы, потому что Боневаль Туркамъ никакихъ важныхъ услугъ не оказалъ, и никогда не былъ у нихъ въ большомъ уваженіи, къ тому-же отступника отъ вры и измнника царю везд презираютъ, но преданія Франковъ и любопытство путешественниковъ, сохранили нкоторую извстность его гробниц.
Каждый Султанъ выстроиваетъ для себя, при какой нибудь мечети, могильный склепъ, или родъ часовни, называемой тюрбе. Только матери Султановъ имютъ право строить такія-же для себя. Стны этихъ тюрбе, внутри обыкновенно украшаются фарфоровыми изразцами, на которыхъ написаны золотыми буквами стихи, по большей части во славу Магомета. Посредин длается могила, надъ которою ставятъ родъ катафалка, покрытаго Дорогими парчами, а въ головахъ, у Султанскихъ и княжескихъ гробницъ, кладутъ кисейную чалму. По сторонамъ стоятъ подсвчники, но свчъ въ нихъ никогда не зажигаютъ, за то лампады, прившенныя къ своду, горятъ днемъ и ночью. При каждомъ Тюрбе живетъ четверо или шестеро сторожей, и содержатся 40 и до 4 5 стариковъ, читающихъ по утрамъ молитвы по усопшемъ.
Родная сестра ныншняго Султана, бывшая за Гассанъ-Пашею, а теперь вдовствующая, устроила, почти противъ самаго дворца своего, страннопріимный домъ, вплоть подл кладбища. Тутъ воздвигла она гробницу мужу своему, подл богатый мавзолей Султанши, сестры Селима Втораго. Но что удивило меня, это дв гробницы, богато вызолоченныя и отличныя отъ всхъ необыкновеннымъ блескомъ. Он конечно здсь единственныя въ своемъ род. Я спросилъ, кто погребенъ подъ ними, и мн сказали — два придворные шута Махмудова Двора! Султанъ приказалъ соорудить и вызолотить эти гробницы.
Не помню, говорилъ-ли я о кханахъ: это родъ постоялыхъ дворовъ, построенныхъ во всемъ государств, для отдохновенія и убжища путешественниковъ, купцовъ, каравановъ и проч. Кханы по большей части выстроены частными людьми, по чувству набожности и духу Магометанскаго закона, который велитъ покоить странника. Въ нихъ не берутъ никакой платы съ прозжающихъ и останавливающихся. Они везд построены одинаково. Просторный дворъ, окруженный конюшнями, надъ которыми въ одинъ, въ два, и даже въ три этажа комнаты для путешественниковъ, посреди двора, а иногда у воротъ, фонтанъ, или ключъ хорошей воды: вотъ что найдете во всхъ кханахъ. Въ Константинопол они вс каменные, и безопасны отъ пожаровъ, потому что удалены отъ. всякаго строенія. Великолпнйшій изъ нихъ находится между Османовою мечетью и Старымъ Сералемъ. Въ немъ купцы, прізжающіе изо всхъ частей государства, живутъ и довольствуются, за самую умренную плату, всми нужными для нихъ припасами. Мн случилось здсь, и потомъ въ Малой Азіи, посщать многіе кханы, и, къ сожалнію, я замтилъ, что эти полезныя и можно сказать необходимыя заведенія въ странахъ, гд путешественникъ никакого пособія и спокойствія найдти не можетъ, везд приходятъ въ совершенный упадокъ. Они, какъ все въ Турецкой Имперіи, со времени своего построенія, остаются безъ присмотра, починки и содержанія: стоятъ еще, покамстъ не развалились и не пришли въ совершенное разрушеніе.
Любезный мой товарищъ, докторъ Пиннеръ, не занимавшійся ни чмъ въ Константинопол кром Еврейскихъ манускриптовъ, Талмуда и посщеній къ Жидовскому Каганъ-Паш для его библіотеки, вдругъ, къ удивленію моему, изъявилъ желаніе видть Семибашенный замокъ! Онъ возвращался въ Россію и готовился къ отъзду. Хотя я уже осматривалъ Едикуль, но, желая удовлетворить его любопытство, отправился съ нимъ опять. Кстати, говоря о Золотыхъ воротахъ, я только слегка коснулся Семибашеннаго замка, и воспользуюсь этимъ случаемъ описать его подробне. Въ стн города къ Марморному морю была, въ древности, крпостца, которую Греки называли Кикловіонъ. Въ царствованіе Императора Исаака Ангела, жители города, видя, что она разрушается, и боясь прибытія Французскихъ рыцарей, возобновили ее, но непріятель напалъ на городъ со стороны Златыхъ воротъ и разрушилъ защищавшій ихъ Кикловіонъ. Императоръ Іоаннъ Кантакузинъ выстроилъ укрпленіе вновь и хвалился, что сдлалъ его неприступнымъ, но зять его Палеологъ взялъ и опять раззорилъ Кикловіонъ, онъ пожаллъ объ этомъ, когда увидлъ приближеніе грознаго Баязета. Наконецъ Магометъ II, взявши Константинополь, перестроилъ эту крпость, на томъ-же мст, и прибавилъ нсколько башенъ. Греки называютъ ее нын Гептапиргіонъ (Семибашенная), а Турки Едикулеръ. Въ нее-то они заключали прежде пословъ непріятельскихъ державъ, и часто содержали ихъ тамъ дурно. Въ ней долго оставались и наши: Резидентъ Левашевъ и Полномочные Министры А. М. Обресковъ и Я. И. Булгаковъ. Съ послднимъ однакожъ обходились почтительно и вжливо. Теперь, кажется, навсегда оставленъ варварскій обычай: сажать въ Семибашенный.
Видъ Едикуля съ его башнями удивительно красивъ со стороны Геллеспонта. При мн чинили и отдлывали дв башни, по сторонамъ древнихъ Золотыхъ воротъ.
Турецкое адмиралтейство, которое называютъ здсь Теріана, выстроено по берегу Золотаго Рога, или пристани. Селимъ І-й началъ заводить флоты, при немъ построили доки и устроили все нужное для кораблей. Теперь адмиралтейство обширно и окружено высокими стнами. Въ немъ есть магазины и казармы на множество рабочихъ людей и невольниковъ. Здсь Капитанъ-Паша пользуется неограниченною властію. Когда ГассанъПаша отправлялъ эту должность при Султан Абдулъ-Гамид, онъ усилилъ флотъ и значительно умножилъ число кораблей. Онъ никакихъ наукъ не зналъ и ничего не разумлъ въ морской служб, но имя при себ Французскихъ инженеровъ, Леруа, а потомъ Лебренъ Сентъ-Катерина, который посл перешелъ въ нашу службу, усплъ очень усовершенствовать эту часть. Теперь у Султана кораблей много: не льзя не отдать справедливости ихъ красот, опрятности и стройности, блескъ бронзовыхъ орудій, широкіе алые флаги, все это вмст производитъ прекрасный эффектъ. Красивая форма кораблей, особенно 430-ти пушечнаго Махмуда, на которомъ разввается генералъ-адмиральскій флагъ, приводитъ въ удивленіе Европейскихъ морскихъ офицеровъ. Одинъ корветъ построенъ въ Америк, но лучшіе корабли въ Константинопол, подъ руководствомъ Французскихъ, Англійскихъ и Американскихъ инженеровъ. Признаюсь, меня удивляетъ это постоянное усиліе Оттоманскихъ государей содержать флотъ! И какъ всегда находили они средства для этого! Посл Лепантской битвы, посл сожженія всего ихъ флота подъ Чесмою, наконецъ посл четырехъ несчастныхъ экспедицій противу Грековъ и совершеннаго истребленія Наваринскаго флота, при разстройств финансовъ, опять возникла грозная армада, носящая флаги трехъ Адмираловъ! Это конечно роскошь, совершенно безполезная, и для Турціи излишняя. Безъ матросовъ, безъ боцмановъ, безъ офицеровъ, съ тхъ поръ какъ не стало матросовъ изъ Спеціи и Идры, какой можетъ быть флотъ! Теперь ловятъ и гонятъ насильно на корабли всякой сбродъ съ Константинопольскихъ улицъ, и держатъ на служб, пока кончится кампанія, потомъ возвращается всякой къ своимъ занятіямъ. Офицеры или ничего не знаютъ, или знаютъ очень мало, и практики никакой не имли: ни одинъ секстанта въ руки не бралъ! Про Адмираловъ и говорить нечего: извстно, что ихъ по большой части жалуетъ Султанъ изъ своихъ царедворцевъ, рдкій изъ нихъ, до назначенія своего, всходилъ когда нибудь на корабль. Прибавьте еще, что на каждомъ корабл двойной, а часто и тройной комплектъ людей, на случай чумы, почти безпрестанно свирпствующей во флот, и отъ того тснота, безтолочь, невозможность маневрировать, никто не знаетъ даже своего мста. Такой флотъ, при первой встрч съ непріятелемъ, какъ-бы хороши ни были корабли, неминуемо долженъ погибнуть. Не разъ покушались имть иностранныхъ офицеровъ, но Турки не терпли учителей гяуровъ, а командировъ не хотли и видть. Теперь ни одного иностранца не осталось. Истиннымъ друзьямъ Его Султанскаго Величества остается желать, чтобы флотъ его никогда не вступалъ въ бой съ непріятелемъ.
До послднихъ дней моего житья въ Константинопол откладывалъ я обозрніе Галаты, Перы, и посщеніе дервишей Мевлеви, живущихъ также въ Пер. Галата занимаетъ ту часть города за пристанью, которая во времена Римлянъ называлась смоковичною или фиговою пристанью. Тогда было въ ней больше 700 домовъ и много великолпныхъ зданій, которыхъ теперь и слда не видно. Гораздо позже, Михаилъ Палсологъ, видя что множество иностранныхъ купцовъ и всякаго рода пришельцевъ и бродягъ наводнили Константинополь, ршился, боясь безпорядковъ и бунта отъ такой необузданной сволочи, перевести ихъ всхъ на житье въ Галату {Пахимеръ, кн. 2, гл. 58. Григор., кн. 4. стр. 6.}. По взятіи столицы Турками, жители этого предмстія покинули свои домы и бжали со всмъ имуществомъ, какое только могли спасти. Магометъ II, занявъ Галату, приказалъ подробно описать оставшееся посл бглецовъ имніе, хранить его въ цлости, и отдать тмъ изъ нихъ, которые возвратятся въ теченіе трехъ мсяцевъ. Онъ также приказалъ разломать и срыть стны Галаты, и оставилъ ее простою подгородною слободой. Съ того времени Галата сдлалась жилищемъ всхъ иностранныхъ купцовъ: они здсь имютъ лавки и складочные магазины, наполненные товарами всхъ странъ Европы. Въ Галат есть также прекрасныя мечети, артиллерійскіе магазины, Топгана, и славная башня Буюкъ-Куле, построенная Императоромъ Анастасіемъ: съ нея виднъ весь Константинополь и часть его окрестностей. Когда Галатою владли Генуэзцы, она была обнесена стонами, кое-гд видны и теперь остатки ихъ. Изъ матеріаловъ стнъ построены новые домы и мечети. Въ иныхъ мстахъ примазали къ стн, по об стороны, домики, и кровли ихъ составляютъ надъ нею пестрый внецъ. Галата въ древности составляла 13-й и послдній Регіонъ Константинополя, теперь это, какъ я сказалъ, сбродъ всхъ народовъ міра, вонючее предмстіе, гд грязныя, кривыя, узкія улицы довольно отвратительны. Возл Галаты, по гор, расположена Пера.
Выходцы всхъ народовъ Европы, поселившіеся въ Пер, размножились и составили, такъ называемыхъ, Перотовъ. Это какъ-бы особый народъ, они приняли, даже свой особый костюмъ, полуевропейскій и полутурецкій, въ которомъ расхаживаютъ по улицамъ, суетятся по базарамъ, важничаютъ и гуляютъ по кладбищамъ. Это 15 Европейскихъ племенъ, и вс вмст они едва составляютъ десятую долю народонаселенія Перы, гд считается до 50 тысячъ жителей обоего пола, но они шумятъ, и чванятся тмъ, что не признаютъ надъ собой власти Султана, что могутъ безбоязненно смяться въ глаза всмъ Турецкимъ кадіямъ, и что ихъ не смютъ бить палками по пятамъ. Видя это, право, скоре можно почесть ихъ завоевателями Стамбула, а не мирными иностранцами, которые пользуются только правомъ гостепріимства въ чужой имъ держав. Это однако не мшаетъ Туркамъ честить ихъ, по старой привычк, гяурами, и даже собаками, но Пероты знаютъ, особенно со времени послдней Русской войны, что никто прикоснуться къ нимъ не сметъ. Всякой изъ нихъ находится подъ особеннымъ покровительствомъ посла или агента какой нибудь Европейской державы, потому что онъ принадлежитъ къ ея народу.
Лтомъ, высшее общество Перы, т. е. дипломатическій корпусъ и семейства богатыхъ банкировъ, живутъ на берегахъ Босфора, въ Терапіи, Буюкдере и на Принцевыхъ островахъ. Пожаръ 1831 года превратилъ это богатое предмстіе въ пепелъ. Въ бытность мою еще везд строились. Россійскій посольскій дворецъ также сгорлъ, его снова выстроили, и онъ ужь приходилъ къ отдлк, но не совсмъ еще былъ готовъ.
По вечерамъ, въ хорошую погоду, жители
Перы, всхъ сословій, пускаются гулять въ Кюгюкъ-Мезарлыкъ, или на малое кладбище и садятся тамъ, между надгробными мраморами, со всмъ безстрастіемъ, какое внушаеть привычка къ смертности въ стран чумы, пожаровъ и вчныхъ кровопролитій. Турки, по крайней мр, сохраняютъ и здсь свою ненарушимую важность, въ которой, какъ и во всей ихъ жизни, отражается спокойствіе гробницъ, но мн всегда досадно было смотрть на Поротовъ и Перотокъ, которые сходятся сюда съ веселостію своего Левантскаго нрава, со всми сплетнями своихъ тсныхъ круговъ, толкуютъ о своихъ оборотахъ, выказываютъ свой млкій житейскій бытъ на величіи могильномъ, или назначаютъ любовныя свиданія среди обширнаго поля смерти. Я не понимаю, какъ Турки, имя столь строгія понятія о неприкосновенности гробницъ, допускаетъ осквернять могильную святыню, ненарушимую у всхъ другихъ народовъ.
Въ Пер есть кладбище дервишей Мевлеви, расположенное. вокругъ ихъ монастыря Теккіе. Оно занимаетъ тамъ одно изъ красивйшихъ мстъ. На немъ воздвигнутъ надгробный памятникъ славному Халедъ-Эфендію {Всмъ извстно, какою неограниченною довренностію и любовію ныншняго Султана пользовался Халедъ-Эфенди. Конечно ему принадлежитъ первая мысль объ истребленіи янычаръ, но Султанъ былъ принужденъ пожертвовать любимцемъ своимъ интригамъ его непріятелей, особенно янычаровъ, которыхъ еще не могъ онъ укротить. Халеда сперва сослали, а потомъ удушили.}, который принадлежалъ къ сословію, дервишей, и по смерти оставилъ имъ большіе вклады и богатую библіотеку. Еще при жизни своей онъ украсилъ и обновилъ Теккіе, гд совершаются ихъ мистическія пляски {Это зрлище можно видть каждую недлю, по вторникамъ и по пятницамъ. Туда довольно свободно допускаютъ всякаго, не смотря къ какому вроисповданію кто принадлежитъ.}. Я два раза присутствовалъ при этой церемоніи. Женщины также допускаются, по он занимаютъ особенную галлерею, закрытую ршеткою.
Я и свита моя, надвши сверхъ сапоговъ желтыя бабуши, вошли въ Теккіе. Внутренность его проста. Здсь я опять займу у Г-на Базили описаніе, потому что оно совершенно врно. ‘Архитектура залы представляетъ полигонъ подъ остроконечною кровлею, нсколько колоннъ и рядъ перилъ отдляютъ зрителей отъ средины, или того мста, гд совершается обрядъ. Надъ дверьми, на хорахъ, находится оркестръ, составленный изъ нсколькихъ восточныхъ флейтъ и литавръ, и хоръ поющихъ дервишей. Огромнаго размра Арабскія надписи, изъ Корана, украшаютъ стну съ восточной стороны.’ Зеленая подушка, для настоятеля ордена, и нсколько цыновокъ для братій — вотъ все внутреннее убранство. Средина залы, оставленная для круженія, выполирована какъ стекло. Настоятель, небольшой старикъ, въ зеленой мантіи и въ огромномъ дервишскомъ калпак, неподвижно сидлъ на подушк въ восточной сторон залы, обратясь къ зрителямъ. Три дервиша стояли по сторонамъ его, сложивъ руки, потупивъ взоры и не измняя спокойнаго выраженія въ лиц. Тутъ вошло тринадцать дервишей въ парадномъ плать ордена: въ узкихъ суконныхъ доломанахъ до земли, съ широкой драпировкой, перетянутыхъ ремнемъ кругомъ пояса. Они стали въ средин круга, въ равномъ одинъ отъ другаго разстояніи. Недвижность ихъ потупленныхъ глазъ, болзненная блдность лицъ, высокіе каллаки, и одежда фантастическаго покроя придавали имъ невыразимую таинственность. Иные были съ длинными бородами, у другихъ-же, очень молодыхъ у совсмъ не было бороды. Хоръ заплъ, вмст съ музыкою, свое Ля Илляге иллъ Аллахъ, потомъ настоятель произнесъ протяжнымъ голосомъ молитву, при которой вс дервиши стали на колни. Отъ времени до времени они клали земные поклоны и согласно издавали глухой звукъ — Гу! (онъ), выходившій какъ будто изъ груди. Нсколько минутъ царствовало глубокое молчаніе. Хоръ началъ протяжное и тихое пніе, сопровождаемое чуть слышными вздохами инструментовъ. Дервиши, за настоятелемъ своимъ, проходили мрными шагами передъ зеленой подушкой, на которой, вроятно, вышито какое нибудь священное для нихъ имя, останавливались, кланялись ей до земли, и начали свое круженіе на пятахъ, сперва медленно и сложивъ руки на груди. Музыка постепенно длалась громче, хоръ издавалъ восклицанія во славу Аллаха, и круженіе дервишей становилось живе. Они протянули свои руки, подняли глаза къ небу, полы ихъ широкой драпировки наполнились воздухомъ и образовали большіе вертящіеся круги. Блдные дервиши казались восторженными. Музыка, пніе и восклицанія хора слились наконецъ въ дикій, оглушительный гулъ, казалось все Теккіе содрогалось, но среди самой большой суматохи — знакъ, данный невидимо, мгновенно остановилъ разомъ и музыку и дервишей. Они очутились въ томъ-же разстояніи одинъ отъ другаго, какъ были при начал представленія, опять недвижные и блдные какъ мертвецы. Посл краткаго отдыха, дервиши опять начали кружиться прежнимъ порядкомъ, только быстре и продолжительне, музыка издавала звуки рзче, и усиливалась до самыхъ дикихъ и раздирающихъ слухъ тоновъ, пніе дервишей превратилось въ бшеныя, дрожащія восклицанія, и такимъ образомъ до трехъ разъ, и все crescendo. Глаза ихъ были опущены и почти закрыты, потъ лился съ нихъ градомъ, блдность лицъ отнялась желтыми и синими отливами, но когда они останавливались, ни малйшее движеніе усталости не измняло ихъ глубокому смиренію, даже дыханіе не становилось сильне и грудь не подымалась.
Невозможно представить себ, какой эффектъ производитъ все это на зрителей! Дикая гармонія такъ овладла и мною, что я былъ какъ подъ вліяніемъ волшебной силы. Вдругъ все прекратилось, омертвло — будто съ послднимъ трескомъ оркестра лопнула пружина огромной машины! Я невольно содрогнулся, когда посл этой бури, постепенно возраставшей, сдлалась вдругъ глубокая тишина, и все какъ-бы окаменло.
Въ томъ состоитъ все богослуженіе Мевлеви. Этотъ орденъ дервишей боле всхъ другихъ уважается въ Турціи, и къ чести ихъ должно сказать, что они вообще ведутъ жизнь тихую. Есть слухъ, что они довольно любятъ непозволительный имъ напитокъ (вино), теперь смотрятъ на это сквозь пальцы, и большихъ безпорядковъ нтъ.
Мн остается сказать нсколько словъ о новыхъ перемнахъ, введенныхъ Махмудомъ въ его войск. Посл войны съ Россіей, Султанъ тщательно занялся устройствомъ регулярныхъ войскъ, безпрестанно и передъ своими глазами училъ новыхъ воиновъ, формировалъ полки, наконецъ обмундировалъ и вооружилъ ихъ по-Европейски. Новая армія простиралась до 40 тысячъ человкъ, но она пришла въ совершенное разстройство посл Иконійскрй битвы, гд не оправдала ожиданій Султана. У противника его, Ибрагима, есть генералы и много офицеровъ изъ Европейцевъ, принявшихъ Магометанскую вру, а у Султана именно этого недоставало. Командиры и офицеры несвдущіе, по невол принявшіе нововведенныя правила, не понимающіе пользы ихъ, и солдаты, не имющіе на нихъ надежды, все это вмст сдлало большой перевсъ въ пользу Ибрагима. Надобно сказать однакожъ, что сначала сраженія они дрались храбро и стойко, но противники лучше маневрировали и обошли ихъ почти въ тылъ, тогда все побжало, и Султанскія регулярныя войска частію легли на мст сраженія, а большею частію погибли въ бгств, отъ кавалеріи Ибрагима. Теперь ихъ комплектуютъ, но очень замтно, что въ Султан уже нтъ прежняго рвенія, онъ унылъ отъ неудачи. Я разсматривалъ подробно Турецкіе полки. Они составлены цо большей части изъ ребятишекъ, лтъ 16 и 17-ти, которые не знаютъ ни опрятности, ни выправки. Солдатъ стоитъ подъ ружьемъ и ходитъ рохлею, иной въ галстух, иной разстегаемъ и съ голою грудью. Я видлъ Даже босыхъ на караул! На учень солдаты равняются худо, а офицеры, по небреженію-ли, или по неопытности не взыскиваютъ за это. Ружья заряжаютъ они и стрляютъ мшкатно, а хуже всего то, что они отъ нововведеній ничего не ждутъ добраго, и внутренно презираютъ ихъ, какъ выдумку неврныхъ, которыхъ, говорятъ они, предки наши всегда бивали по старой своей метод. Сераскиръ и другіе вельможи говорятъ: Петръ Великій такъ-же началъ, а посл поражалъ своего побдителя, но они не знаютъ, что у Петра Великаго, исключая двухъ или трехъ главнокомандующихъ, какъ-то: Шеина, Шереметева, Голицына, и потомъ уже Менщикова, почти вс дивизіонные, бригадные и даже полковые командиры были сперва иностранцы. Они образовали офицеровъ, а изъ нихъ впослдствіи вышли генералы: Минихъ, Кейтъ, Лассій, Левендаль. Въ царствованіе Императрицъ Анны и Елисаветы явились Салтыковы, Румянцевы, Чернышевы, Долгорукіе. Эти, въ свою очередь, при Великой Екатерин, произвели Орлова-Чееменскаго, Каменскаго, великаго Суворова, Репнина, Ферзена. Съ тхъ поръ у насъ всегда были знаменитые полководцы. Вообще теперь вс генералы хороши, но изъ среды ихъ являются отличные, даже великіе! Сколько ихъ вдругъ вышло при Александр! Кто изъ насъ не помнитъ Барклая де Толли, Багратіона, Ермолова! кто не чтитъ памяти безсмертнаго Кутузова! Въ ныншнее-же благополучное время Николая I, когда знамена побдоноснаго войска Его разввались съ одной стороны въ Эрзерум, а съ другой въ Адріанопол, и угрожали самой столиц Султановъ, Турки безъ трепета не вспоминаютъ имени Паскевича Эриванскаго. Вотъ, что насадилъ Петря. Великій! Но у него были учители и командиры. Турки этого никогда имть не будутъ. Надо принять ихъ вру, чтобы поступить въ службу и надяться потомъ командовать, но чего можно ждать отъ ренегатовъ, которыхъ сами Турки внутренно презираютъ? Науки у нихъ вообще въ презрніи, и офицеры, кром фрунтовой службы, и то по навыку, ничему не учатся. Но моему мннію, никогда у нихъ не будетъ арміи, и кажется не къ тому идетъ Турецкое государство.
Регулярная кавалерія у Турокъ вся легкая. Она состоитъ изъ гусаръ и улановъ, сформированныхъ Наполеоновскимъ офицеромъ, Піемонтцемъ Коллосомъ. Я смотрлъ любимые Султанскіе эскадроны гвардіи. Во время маневровъ Султанъ любитъ командовать ими самъ. Они отлично богато одты: синія куртки съ желтыми шелковыми снурками весьма красивы. Трудно сначала было заставить ихъ здить на длинныхъ стременахъ, съ вытянутой ногою, самая форма Европейскаго сдла была для нихъ противна. И теперь даже, новообразованные кавалеристы, если чуть не досмотрятъ за ними, тайкомъ укорачиваюти свои стремена. Это происходитъ отъ привычки ихъ сидть въ казармахъ, и даже въ караульняхъ, на полу, по прежнему, поджавши подъ себя ноги. Кавалерія точно цвтокъ Турецкаго регулярнаго войска: лучшіе рекруты поступаютъ въ нее, вс Константинопольскіе щеголи служатъ въ ней. Золотое шитье идетъ къ ихъ Азіятской осанк, они любятъ брянчать саблею и шпорами по мостовой. Офицеры затвердили нсколько привтствій по-Французски, начинаютъ шаркать и кланяться по-Европейски, и слывутъ между молодежью примромъ хорошаго тона. Молодые Турки вообще радушны и привтливы, особенно къ Европейскимъ офицерамъ, стараются перенять ихъ манеры и непринужденность, но тмъ ограничивается все ихъ образованіе.
На маневрахъ кавалерія атакуетъ съ перваго шагу быстро, но фронтъ скоро разстроивается, и лотомъ выравнивается мшкатно. Зазды также плохи, дистанціи между дивизіонами, или взводами, худо соблюдаются, но я видлъ построеніе полка, сдланное на всемъ скаку по третьему эскадрону очень хорошо, быстро, и линія соблюдена была исправно. Лошади вообще млки, рдкая въ два вершка, но он крпки, горячи и хорошо выдержаны. Могу ошибаться, но, по мннію моему, для легкой кавалеріи ничего лучше не надобно.
Вообще, во всей арміи нтъ опредленной границы между офицерами и нижними чинами. По новому положенію о регулярныхъ войскахъ, и офицеры, до маіорскаго чина, подвержены тлеснымъ наказаніямъ: ихъ такъ-же какъ солдатъ скутъ розгами по груди, вроятно для того, чтобы привыкли получать раны въ грудь, а не въ спину.
Полевая артиллерія всегда была у Турокъ въ лучшемъ устройств, чмъ остальныя войска, и теперь сохранила свое первенство. По пушки теперь несравненно лучше отлиты, и способне къ употребленію. Этимъ обязаны они Французамъ. Корпусъ Топчи и Кумбараджи (канонеровъ и бомбардировъ) ввренъ Халиль-Пашъ, который усердно занимается улучшеніемъ этой части. Офицеры даже учатся математик, и изъ нихъ есть довольно хорошіе артиллеристы.
Краткое обозрніе мое регулярнаго Турецкаго войска, такъ-же какъ всхъ ихъ нововведеній, ясно доказываетъ, что вс улучшенія въ Турціи вводятся личными побужденіями одного вельможи, одного Султана. Народъ равнодушенъ ко всему, и, неподвижный въ своихъ понятіяхъ, не хочетъ постигнуть, къ чему ведутъ новыя изобртенія. Возьмите въ примръ книгопечатаніе, которое, можно сказать, въ одно мгновеніе разбудило, спящій геній Европы: здсь существуетъ оно уже цлый вкъ, и нсколько разъ почти уничтожалось, вліяніе его до сихъ поръ вяло и безжизненно. Махмудъ, боле занятой военными преобразованіями, не забылъ и книгопечатанія: новыя и красивыя литеры отлиты для его типографіи въ Париж, у Дидота, и новаго изобртенія станки выписаны изъ Англія. Уже напечатано нсколько книгъ: это новые военные регламенты, опыты о Европейской тактик, и Исторія истребленія янычаръ {Я очень удивился, когда увидлъ какъ работаютъ здсь наборщики: они сидятъ на ковр, обставлены со всхъ сторонъ ящиками литеръ, набираютъ, и въ то-же время курятъ свою трубку.}. Все это доказываетъ только, что Махмудъ усиливается пересоздать свой народъ и свое царство, но народъ мало его понимаетъ, и вовсе ему не сочувствуетъ.
На третій день посл визита моего къ Сераскиру, Ахметъ-Паша прислалъ спросить меня, когда ду я въ Бруссу. Онъ веллъ сказать съ своей стороны, что отправляется туда на другойже день, и что если я скоро поду, то застану его въ Никомидіи, не то, онъ распорядится такъ, что я найду лошадей, провожатыхъ, и все, что только мн угодно будетъ, въ Никомидіи, а ожидать меня будетъ онъ въ Брусс. Я веллъ благодарить Пашу за его вжливость, и сказать, что мн раньше двухъ дней выхать невозможно, что я ожидаю писемъ изъ Россіи съ Одесскимъ пароходомъ, и заду еще на Принцевы острова, гд пробуду сутки, а оттуда уже отправлюсь въ Никомидію. Здсь кстати сказать нсколько словъ объ Ахмет Паш.
Онъ теперь въ большой милости у своего Государя, который недавно пожаловалъ его Генералъ-Адъютантомъ. Ахметъ считается въ числ первыхъ ревнителей нововведеній, онъ боле занимается по части промышленности и сельскаго хозяйства, командуетъ въ Анатоліи, и носитъ на груди знаки отличія: это награжденіе замнило у Турокъ жалованныя прежде Пашамъ шубы. Онъ человкъ лтъ сорока, пріятной наружности, привтливъ и особенно вжливъ, но бывши съ нимъ въ Азіи, я замтилъ, что подчиненные боятся его чрезвычайно.
Въ это время житья моего въ Константинопол начали поговаривать о чум. Я не хотлъ, чтобъ она застала меня врасплохъ, въ гостинниц, и сталъ торопиться отъздомъ. Можетъ быть не вс знаютъ, что Русскій докторъ Самойловичъ первый открылъ и началъ утверждать, что чума существуетъ не съ воздух, и не сообщается иначе какъ прикосновеніемъ. Тогда Французы сильно оспоривали это, особенно Докторъ Парисъ (Pris) исписалъ кучу бумагъ на возраженія. Теперь уже вся Европа признала справедливость замчаній нашего знаменитаго врача. Нкоторые ученые приписываютъ эту болзнь даже наскомымъ, ускользающимъ отъ микроскопическихъ наблюденій, и говорятъ, что шелуди и другія накожныя болзни имютъ такое-же начало. Это еще не доказано, однако мн кажется вроятно. Опытъ показываетъ, что продающіе и разливающіе масло, имя блье и часто платье напитанное масломъ, никогда или по крайней мр очень рдко подвергаются зараз, водоносы также почти не заражаются, а извстно, что вода и масло истребляютъ наскомыхъ.
Я нанялъ кирлангичъ {Легкая гондола, или лодка, остроконечной формы. Такія лодки служатъ для самого Султана. Он плаваютъ быстро, и по фигур своей и быстрот прозваны кирлангичъ (ласточка).}, съ шестью гребцами до Принцевыхъ острововъ, и условился, чтобы тамъ ждали меня сутки, или двои, а потомъ доставили въ Никомидію. Я распрощался съ нашимъ Посланникомъ и его семействомъ: благодарилъ Ихъ за добрый, благосклонный пріемъ, обнялъ всхъ своихъ пріятелей Константинопольскихъ, особенно Г-на Фродинга и Г-на Богданова, которымъ остаюсь благодаренъ за ихъ дружбу, совты и помощь въ моихъ разысканіяхъ, и приготовился къ отъзду. Еще разъ объхалъ я вокругъ стнъ Константинополя, вздохнулъ и подумалъ: Вотъ остатки этого знаменитаго города! Нсколько изувченныхъ колоннъ, развалина одного царскаго дворца, и православные храмы, обращенные въ мечети и звринцы и Водопроводы и стны — вотъ главное, что осталось отъ столицы Константина Великаго, вмст съ семью холмами ея. Эти холмы будто предзнаменовали, что на прелестномъ берегу Босфора ракійскаго должна была возстать столица преобразованной Имперіи, преемница семихолмнаго Рима!

ГЛАВА VIII.
ПРИНЦЕВЫ ОСТРОВА, НИКОМИДІЯ, БРУССА, ОЛИМПЪ, ДАРДАНЕЛЛЫ, ТРОЯ.

Рано поутру слъ я на кирлангичъ, со своимъ камердинеромъ. Я взялъ еще съ собой нанятаго слугу, переводчика стараго Франческо. Погода была прекрасная, море совершенно тихо. Какъ хорошъ Константинополь съ моря! Поравнявшись съ устьемъ Босфора, гд столько разъ гулялъ я по берегамъ, я съ невольною грустію подумалъ, что въ послдній разъ вижу эту очаровательную картину. Прости Беглербейскій дворецъ {Беглербейскій дворецъ, на Азіятскомъ берегу Босфора, любимое мстопребываніе Султана.}! Прости Буюкдере, съ знаменитыми чинарами Балдуина! Прости прелестная Хуньяръ-Скелеская долина, на которой Турки видли стройные ряды побдоносныхъ войскъ Николая! Праздникъ, данный въ этой долин Графомъ Орловымъ, передъ обратнымъ походомъ Рускихъ, служитъ предметомъ разсказовъ для Турокъ: они описываютъ его какъ чудо, достойное древнихъ Халифовъ!
Скоро миновалъ я Скутари. Принцевы острова означались ясне. Посл двухъ часовъ съ половиной плаванія, я присталъ къ главному изъ нихъ, Принкипосъ. Два другіе, Прота и Литмгона, остались у меня далеко вправо, но четвертый, Халкисъ, былъ очень близко. Городъ Принкипосъ находится на восточной сторон острова того-же имени. Онъ расположенъ вдоль берега. Жители его не большей части Греки, моряки и земледльцы. Ихъ считаютъ здсь до трехъ тысячъ. Берегъ Азіи очень виднъ: онъ верстахъ въ семи, не больше, и корабли во всякое время года находятъ врное пристанище въ этомъ узкомъ пролив, особенно становясь саженяхъ въ 20-ти отъ Халкиса или Принкипоса. Млкія суда причаливаютъ къ самой набережной.
Принцевыхъ острововъ всего девять, изъ нихъ четыре большихъ и пять маленькихъ. На полдень отъ Принкипоса небольшой Кроличій островъ, на западъ два маленькіе: Оксія и Плата, еще два безъимянные: это просто дв каменныя скалы.
Принкипосъ, самый большой и плодородный изъ девяти острововъ, долженъ быть произведеніе волканическое, потому, что весь составленъ изъ кварца и гранита, совершенно разложенныхъ и пришедшихъ въ большое измненіе. Почва земли возвышенная, неровная и гористая, везд показываетъ, что подземный огонъ работалъ: она суха и безплодна на высотахъ, красновата, но довольно жирна въ низкихъ мстахъ, особенно на полдень отъ города. Между растеніями я замтилъ: Алепскую сосну, кадъ (родъ можжевельника), много душистыхъ травъ, цистръ и проч. На этомъ остров сютъ немного пшеницы, ячменя, гороху, бобовъ, Турецкихъ и простыхъ, содержатъ виноградъ, но вина изъ него не длаютъ, потому что выгодне продавать его кистями на Константинопольскихъ рынкахъ. Смоквы здсь удивительно вкусны: плодъ снаружи зеленый, а внутри яркокраснаго цвта, сочный и усладительный.
Принкипосъ часто служилъ мстомъ ссылки для Греческихъ Князей. Здсь-же была изгнанница и больше знаменитая: это Ирина, жена Льва Багрянороднаго. Она родилась въ Аинахъ, и достигла престола не знатностью рода, а красотой и умомъ, но она не знала предловъ своему честолюбію, и посл смерти мужа обезчестила себя всякаго рода злодяніями. Одинъ изъ приближенныхъ ея, Никифоръ, свергнулъ съ престола недостойную вдову Императора, сослалъ сюда и веллъ заключить въ монастырь, ею-же самою построенный.
Жители Принцевыхъ острововъ ловятъ множество рыбы всякаго рода, также устрицъ и муфелей. Дичь здсь только перелетная, зайцевъ мало, а кроликовъ вовсе нтъ, за то на остров, который носитъ ихъ имя, они безчисленны. Впрочемъ, на Принкипос не встртилъ я ничего особенно замчательнаго, древнихъ памятниковъ нтъ никакихъ. Но благораствореніе воздуха и мстоположеніе очаровательны. Вдалек видны Константинополь и Азіятскій берегъ {Если-бъ я жилъ въ Константинополь, то на лтнее время не имлъ-бы, по примру всхъ живущихъ тамъ Европейцевъ, дачи, ни въ Блград, ни въ Буюкдере, ни на Европейскомъ берегу Босфора, хотя он очень пріятны. Я непремнно избралъ-бы мсто на Принцевыхъ островахъ, или на обворожительномъ Азіятскомъ берегу Босфора.}. Отъ Принкпоса до Халкиса версты четыре. Я плавалъ туда осмотрть Троицкій монастырь. Настоятель и монахи его, люди кроткіе, гостепріимные, ведутъ жизнь тихую и строгую. Монастырь построенъ на гор, посредин острова, видъ изъ него прекрасенъ! На воротахъ монастырскихъ есть картина, изображающая Рай и Адъ. Въ аду множество Мусульманъ, въ раю только монахи, простые священники, и простолюдины въ бдномъ плать. Я замтилъ одному монаху, что Турки, увидя себя въ аду, могутъ разсердиться, онъ отвчалъ мн, что это уже не разъ и случалось, но монахи всегда откупались деньгами, а картиной такъ дорожатъ, что никакъ не согласятся снять ея. Не потому-ли, что она удивительно дурно написана и конечно не древняя? На Халкис есть и другіе монастыри, на Принкипос ихъ два, на возвышеннйшихъ мстахъ острова, но я не имлъ времени осмотрть вс. Во всхъ этихъ монастыряхъ братія живутъ скромно, можно сказать примрно, занимаются земледліемъ, ремеслами для нихъ нужными, и не знаютъ никакихъ страстей. За то они здоровы и достигаютъ глубокой старости. Турки не тревожатъ ихъ и живутъ съ ними въ мир. Смненный не задолго до моего прізда Патріархъ, извстный своими познаніями и украшенный добродтелями, жилъ въ Троицкомъ монастыр, куда сослали его. Я не имлъ чести видть его: онъ былъ очень боленъ и веллъ изъявить мн свое сожалніе, что не можетъ меня принять.
Рано по утру отправился я съ Принцевыхъ острововъ. Кирлангичъ мой взялъ направленіе къ востоку. Мы подняли парусъ, и при самомъ умренномъ втр, не теряя изъ вида Азіятскаго берега, шли довольно быстро. Скоро мы повернули круто къ полудню и обогнули Кафтальскій мысъ. По этому направленію плыли мы часа полтора, прошли мимо Георгіевскаго монастыря, мимо Акритскаго мыса, и пристали къ берегу близъ Туслы, у деревеньки, которую Турки называютъ Хевиса. Деревенька эта на большой дорог, ведущей изъ Скутари въ Никомидію. Такъ вотъ она, древняя Ливисса!… Тутъ кончилъ дни величайшій полководецъ своего времени, Аннибалъ, побдитель Римлянъ! Этотъ бугоръ, на сверъ отъ селенія, Аннибалова могила {Евтропій, кн. 4, гл. 11.}. Пока гребцы мои обдали и отдыхали, я осмотрлъ бугоръ. Нтъ никакихъ остатковъ, по которымъ можно было-бы наврное признать это мсто могильнымъ холмомъ Аннибала. Извстно только, что изгнанный неблагодарнымъ отечествомъ, преслдуемый Римлянами, не перестававшими страшиться его, оставленный даже послднимъ покровителемъ, Царемъ Антіохомъ, онъ скончался въ Ливисс, еще замышляя нанесть новые удары Риму. Удивительная судьба великаго человка! Аннибалъ, ужасъ Рима, герой, едва не измнившій всей исторіи и просвщенія Европы въ пользу Африки, почіетъ смиренно, въ бдной и почти никому неизвстной деревеньк, въ углу Пропонтиды! Я тщательно
Осматривалъ холмъ, и, кажется, могу сказать съ увренностью, что онъ еще никогда не былъ разрываемъ. Я не могъ тутъ долго останавливаться, и возвратился къ лодк, гд нашелъ гребцовъ своихъ, ожидающихъ моего приказанія. Мы поплыли возл самаго берега, обогнули Филокренскій мысъ, и, круто поворота къ востоку, вошли ч въ Никомидійскій заливъ. Онъ далеко врзывается въ землю, берега его гористы и живописны, въ самомъ конц его, гд заливъ довольно съуживается, была нкогда знаменитая Никомидія.
Филокренскій мысъ получилъ свое названіе отъ города того-же имени. Здсь-то погибавшая Греческая имперія, въ послдній разъ осмлилась сразиться съ Турками. Греками предводительствовалъ Императоръ Андроникъ, Турки сражались подъ начальствомъ славнаго Султана своего Органа. Хотя Византійскіе писатели приписываютъ побду своимъ соотчичамъ, но, судя по слдствіямъ сраженія, скоре должно приписать ее Туркамъ. Раненый Андроникъ спасся бгствомъ въ Константинополь. Турки овладли лагеремъ, всмъ обозомъ, и черезъ два дни посл битвы взяли Филокрено, а скоро потомъ и Никомидію.
Никомидію (ныншній Ис-никъ) основалъ Никомедъ II, сынъ и наслдникъ вроломнаго Пруссіаса, Царя Виинскаго. Онъ перенесъ туда свою столицу, и роскошный дворъ его славился на восток. Извстно, что Юлій Цезарь, въ молодыхъ лтахъ, жилъ нсколько времени у Никомеда Втораго. При Римскихъ Цезаряхъ, этотъ городъ былъ въ цвтущемъ состояніи. Въ немъ славился великолпный театръ, стны города, если врить Византійскимъ писателямъ, не уступали твердостію стнамъ Вавилонскимъ. Никомидіи покровительствовалъ Августъ, Траянъ украсилъ ее многими зданіями, но Діоклитіанъ особенно возвеличилъ ее, перенесъ въ нее свою резиденцію, и усилилъ великолпіе до такой степени, что вскор Никомидія сдлалась соперницей Рима. И теперь видны еще остатки развалинъ дворца Діоклитіанова. Въ наше время, Ис-никъ бдное мстечко. Я тщетно искалъ какихъ нибудь остатковъ его величія: все погибло, даже имя его не существуетъ и едва угадывается въ Ис-ник, ныншнемъ его названіи.
Османъ-Ага, командующій здсь, встртилъ меня и объявилъ j что Ахметъ Паша приказалъ ему быть совершенно въ моемъ повелніи. Онъ приготовилъ мн квартиру у одного Грека, и сказалъ, что я могу отъ него требовать всего, что мн угодно будетъ, а лошади и проводники готовы, когда только я захочу хать въ Бруссу, гд Ахметъ Паша пробудетъ еще недлю. Я благодарилъ Османа за его вжливость, и отвчалъ, что теперь мн ничего не надобно кром покоя, но что квартирой я воспользуюсь, и на другой день около обда поду въ Бруссу. Козмосъ, мой хозяинъ, ожидалъ меня у себя, принялъ съ радушіемъ и повелъ въ пріуготовленный покой. Онъ очистилъ для меня свои собственныя комнаты, а самъ съ женою и тремя дочерьми помстился въ какомъ-то чердачк. Я совстился, что невольно стснилъ это бдное семейство, но длать было нечего: одна ночь скоро пройдетъ, и я хотлъ за нее щедро вознаградить. Выкуривъ трубку славнаго своего Бострскаго табаку, я взялъ Грека, моего хозяина, и пошелъ съ нимъ къ Осману’ Аг. Улица, по которой мы проходили, была узкая, вс строенія здсь бдны, жители на половину Греки, однако есть и Жиды. Въ Ис-ник дв мечети, одна передлана изъ старой христіанской церкви. Османъ-Ага встртилъ меня у две’рей, и мы пошли съ нимъ въ его покои, а когда услись на диван, то, посл обычныхъ привтствій, намъ принесли кофе и трубки. Османъ сказалъ мн, что онъ за счастіе почитаетъ видть у себя въ дом друга своего начальника, что Ахметъ-Паша приказывалъ ему угощать меня, какъ-бы самого его. Я поблагодарилъ старика Агу, и распрашивалъ, не осталось-ли въ город какихъ нибудь древностей, или замчательныхъ зданій?— Какихъ рдкостей вы хотите здсь найти!— отвчалъ Ага.— У насъ по недл и баранины не бываетъ! Какой-то Грекъ перестроивалъ домъ, и нашелъ въ стн каменную руку съ однимъ пальцемъ. Онъ эту дрянь, вообразите, продалъ Жиду, за червонецъ. А на что-бы она годилась Жиду? Разв на ворожбу! Эти нечестивцы колдуютъ. Одинъ изъ нихъ, знаете-ли какъ отмстилъ своему врагу? Сдлалъ изъ тста куклу и прокололъ ей иголкой сердце, проговоря какую-то чертовщину: въ ту-же минуту, врагъ его, жившій въ Константинопол, палъ мертвъ! Можетъ статься, и руку эту Жидъ купилъ на такое-же дло.— Я сказалъ Осману, что ворожбамъ не врю, а ежели есть люди, которые дозволяютъ себ длать зло, то надобно молиться Богу, чтобы онъ просвтилъ ихъ неразуміе и очистилъ сердце.— Вотъ еще! сказалъ Османъ.— Молиться о собак.— Посидвъ съ старымъ Туркомъ, я пошелъ къ тому мсту, гд, какъ полагаютъ, былъ Діоклитіановъ дворецъ. Груды кирпичей, черепицы, и нсколько камней показываютъ ясно, что тутъ было когда-то значительное строеніе, но ни колоннъ, ни мрамора не видно. Вроятно, вс такіе матеріялы перевезены въ Константинополь, для какого нибудь новаго строенія. Отъ этого мста начинается большое поле, оно незамтною покатостью идетъ къ заливу. За полемъ, близъ залива, виднъ замокъ, гд уцлло нсколько башенъ: это древній Анкиронъ, а нын Гереке. Невольно впадешь въ размышленіе на этомъ пол и при этомъ замк. Тутъ совершилось большое событіе въ Исторіи, а тамъ сошелъ въ вчность великій человкъ. Здсь сложилъ съ себя корону Діоклитіанъ, и потомъ удалился въ Салону, жить въ уединеніи, частнымъ человкомъ, въ Анкир скончался Константинъ Великій. Разсматривая это поле, засянное въ нкоторыхъ мстахъ арбузами, я нашелъ, на самомъ высокомъ его мст, небольшую кучку камней: они были тесаные, и должны были составлять что-то цлое, но, наврно, не строеніе, для этого мсто слишкомъ тсно, къ тому-же, никакихъ другихъ остатковъ, никакихъ признаковъ развалинъ нтъ. Неужто это была та самая каедра, съ которой Діоклитіанъ въ послдній разъ держалъ рчь къ народу? Отрченіе его отъ престола останется навсегда загадкою для потомства. Многіе современники его думали, что если-бы народъ изъявилъ малйшее сожалніе, малйшее участіе, если-бы хоть одинъ голосъ закричалъ Августу, чтобы онъ не покидалъ правленія, Діоклитіанъ остался-бы. Я остановился при этихъ камняхъ, и вся картина событія представилась моему воображенію: поле усыпанное народомъ, ожидающимъ чего-то новаго, необыкновеннаго. Весь дворъ, духовенство, военные и гражданскіе чиновники стояли здсь въ торжественномъ наряд. Вотъ мста, приготовленныя для Августа, для его, семейства, и для знатныхъ женщинъ города.
Вдругъ показалась Августова колесница: она тихо подъзжала, сопровождаемая множествомъ конныхъ, Цезарь Галерій, молодой Константинъ (тогда еще не Цезарь), Консулы, Трибуны, Царь Армянскій, были въ томъ числ. Они сошли съ лошадей. Августова колесница дохала до изготовленной ему каедры. Поддерживаемый двумя ликторами, онъ съ трудомъ взошелъ по ступенямъ, и сказалъ къ народу рчь, искусно сочиненную: напомнилъ ему о многочисленныхъ своихъ благодяніяхъ, о мир, столько лтъ ненарушимомъ, о торжеств своемъ надъ Персами. Онъ останавливался нсколько разъ, вроятно желая видть, какое дйствіе производила рчь его … Но не слышно было ни одного голоса, которыйбы началъ благодарить его и умолять, чтобъ онъ продолжалъ управлять Имперіею, вс показывали только любопытство. Наконецъ онъ сталъ говорить о слабости своего здоровья, о невозможности переносить труды правленія, объявилъ намреніе свое удалиться и отдать верховное правленіе государства въ руки больше крпкія. Тутъ онъ еще остановился. Молчаніе продолжалось…. Тогда, подозвавъ Галерія, онъ представилъ его народу какъ Августа, снялъ съ себя порфиру, надлъ ее на новаго Императора и сошелъ съ каедры. Раздались радостныя восклицанія, но не общія, и трудно было судить, чему радовались? выбору-ли наслдника, или отрченію Діоклитіанову? Галерій тотчасъ сталъ на мсто Діоклитіана, а тотъ слъ опять въ колесницу, и никмъ не провожаемый, поспшно возвратился въ городъ, гд уже все изготовлено было для отъзда его въ Салону. Такъ заключилось царствованіе Діоклитіаново. Вся эта картина живо представилась мн. Я стоялъ на Діоклич іановомъ, на Галеріевомъ мст!… Но поле было пусто! Нтъ Консуловъ, Трибуновъ, нтъ Римлянъ! Нтъ Никомидіи!— Бдное мстечко Ис-никъ, засянное арбузами поле, непросвщенные Турки, никогда не слыхавшіе о Діоклитіан, о Константин, заступили ихъ мсто. Потупивъ голову, съ грустью пошелъ я дале, мн была приготовлена лошадь. Я похалъ въ Анкиру. Ни гд, мн кажется, не льзя видть такого прелестнаго мста, какое представляютъ берега Никомидійскаго залива. Природа истощила здсь вс свои сокровища! Богатая почва, голубое небо, прекрасныя рощи, множество плодовъ, винограда, огромные чинары, все это вмст составляетъ дикую, но несравненную картину! Я не дивился, что Діоклитіанъ любилъ жить въ этомъ мст. Селенія вокругъ теперь рдки, или, лучше сказать, ихъ почти во все нтъ. Турки все опустошили, все раззорили, и не думаютъ что нибудь исправить. Козмосъ халъ со мною и дивился, отъ чего я задумался, и зачмъ такъ долго разсматривалъ пустую арбузную бахчу. Я старался разсказать ему, но онъ меня не понималъ, и спросилъ: зачмъ я ду въ Анкиру?— Видть мсто, гд скончался Константинъ Великій.— Онъ качалъ головой, говоря мн: Не правду вамъ сказали, онъ умеръ въ церкви Св. Софіи, откуда ангелы перенесли его прямо предъ престолъ Всевышняго!
Въ полчаса мы дохали до Анкира. Предмстія уже нтъ. Замокъ, нсколько разъ завоеванный, то Турками, то Греками, и даже отрядомъ войскъ Тамерлановыхъ, совершенно опустошенъ и раззоренъ. Глубокіе рвы его почти везд вровень засыпаны. Въ комнаты верхняго этажа и лстницы нтъ, въ нижнемъ живутъ два Турецкія семейства, которыя насъ довольно дурно приняли, но когда узнали, что я ничего не требую, а смотрю ихъ жилище изъ одного любопытства, то оставили меня въ поко. Видъ отсюда прекрасенъ’ Въ отдаленіи на земл видны голубыя горы, рощи и рка. Бдная Никомидія! Вотъ и ея лачуги въ правой сторон! Заливъ, при заходившемъ солнц, былъ освщенъ прелестно. Боле ничего я видть не могъ: въ покояхъ Константина везд провалились своды, тамъ живутъ мыши летучія и совы. Суета суетъ, и всяческая суета! Я не слзалъ даже съ лошади, далъ Туркамъ бакчизъ и возвратился въ Никомидію.
Пріхавъ домой, я замтилъ, что было какое-то приготовленіе. Въ комнат моей были разсыпаны цвты, накрытъ столъ скатертью, молодыя хозяйки въ наряд, и хозяинъ казался довольнымъ, улыбался. Двицы встртили меня у дверей, большая взяла мою руку и поцловала, я не усплъ предупредить этой вжливости, и когда хотлъ ей заплатить тмъ-же, то отецъ сказалъ: О! о! ну стоцтъ-ли этого двка.— Я слъ на диванъ и пригласилъ хозяина ссть со мною. Старая хозяйка, съ дочерьми, убирала столъ цвтами, он просили меня ужинать. Тщетно отговаривался я тмъ, что никогда не мъ по вечерамъ, он мн сказали, что я вроятно не захочу ихъ обидть, что двицы Козмосъ сами для меня готовили, и провизія пашинская. Я наконецъ согласился, но видя одинъ мой дорожный приборъ на стол, спросилъ, отъ чего-же нтъ и имъ приборовъ? Козмосъ сказалъ, что они вс будутъ мн служить, а сами подятъ посл, тогда я ршительно отказался отъ ужина, или хотлъ, чтобы они ужинали со мной. Прибавили еще одинъ приборъ, для Козмоса, я опять заспорилъ и насилу упросилъ, чтобъ и старуха съ нами сла. Но дочерей посадить за тотъ-же столъ Козмосъ никакъ не согласился: он носили намъ кушанья и служили. По восточному обычаю, прежде всего подали умыться. Кушаньевъ было много, но я только отвдывалъ ихъ, не привыкши ужинать. Старики ли аппетитно и много, двицы стояли скромно, перемняли тарелки, и съ любопытствомъ глядли на меня. Я однакожъ таки полъ козленка, прекрасно зажаренаго, и приказалъ своему слуг подать бутылку шампанскаго, которая находилась въ моихъ дорожныхъ припасахъ. Хозяева мои сначала отказывались, но я, въ свою очередь, уврилъ ихъ, что это будетъ мн обидно, и что на прощань надо выпить за здоровье Православнаго Царя, и пожелать мн на завтра добраго пути. Они согласились. Я налилъ Козмосу добрый стаканъ. Онъ всталъ, снялъ свою скуфейку, поднялъ глаза къ небу, и почтительно выпилъ за здоровье Русскаго Царя. Старуха не смла отказаться и выпила полстакана, двицы только отвдали, поморщились и поклонились. Я, въ свою очередь, отблагодарилъ ихъ, и просилъ не забыть меня. Старикъ, к второму шампанское, кажется, полюбилось, протянулъ руку со стаканомъ, выпилъ, и передалъ стаканъ жен. Она ужъ не отговаривалась, и такимъ образомъбутылку осушили. Разговоръ сталъ гораздо веселе и откровенне. Тутъ я узналъ, что у старшей дочери есть женихъ, но что они не смли представить его мн, что онъ рейсъ (морякъ), иметъ собственную лодку и шесть товарищей (гребцовъ), здитъ даже въ Архипелагъ, и очень искусенъ въ мореплаваніи. Я на другой день съ нимъ познакомился и нанялъ его лодку. Посл ужина, старикъ хозяинъ взялъ мандолину, родъ торбана, и заигралъ, а дочери его, какъ три Граціи, пошли танцовать ромейку. Он дйствительно были прелестны, веселы, и, ознакомившись со мною, очень свободны и любезны въ обхожденіи. Я пріятно провелъ съ ними часа два вечера. Мн подали разныхъ плодовъ и арбуза, я, въ свою очередь, подчивалъ ихъ плодами, присланными ко мн отъ имени Ахмета-Паши. Передъ тмъ какъ надобно было расходиться спать, я подарилъ старшей двиц ожерелье, а двумъ меньшимъ по пар браслетъ изъ хрисокала. Я не видывалъ такой радости, можно сказать, такого восторга! Он не отводили глазъ отъ своихъ сокровищъ, отецъ былъ вн себя, онъ кланялся, и приказалъ дочерямъ цловать мои руки. Я сказалъ ему, что у насъ это не водится, но чтобъ онъ позволилъ мн поцловать своихъ красавицъ. Он очень благосклонно протянули губки, и мы разошлись дружелюбно. Рано по утру, лошади и конвой изъ четырехъ вооруженныхъ каваеовъ ожидали меня у дверей. Османъ-Ага пришелъ самъ проводить меня. Онъ очень любовался моими Тульскими двуствольными пистолетами, но не понималъ, какъ можно изъ нихъ стрлять. Я растолковалъ ему механизмъ, и подарилъ ихъ, съ коробочкой капсулей для затравки. Добрый Ага былъ въ восхищеніи и проводилъ меня до заставы, своей деревушки, нкогда пышной Никомидіи. Все семейство моихъ хозяевъ плакало при прощаньи со мной.
Утро было прекрасное, день еще не жарокъ, вдали виднлась цпь горъ Арганеонскихъ, которыя казались голубыми. Поля, довольно обработанныя, и кой-гд рощи, представляли очаровательный ландшафтъ. Часовъ черезъ пять мы въхали въ горы, и остановились, покормить лошадей и пообдать, въ небольшой деревеньк Таушанджи, на гор, принадлежащей къ Арганеонской цни горъ. Я узналъ, что у здшнихъ жителей есть довольно странная обязанность: они должны всходить на самую вершину Олимпа, наблюдать минуту появленья луны во время рамазана, и тотчасъ скакать въ Константинополь, съ извстіемъ объ этомъ. Видъ изъ Таушанджи прекрасенъ и обширенъ: Никейское озеро разстилается вдали, во всей своей красот. Я очень жаллъ, что не могъ постить Никеи, знаменитой своимъ древнимъ великолпіемъ, двумя вселенскими соборами, и осадою во время Крестовыхъ походовъ. На поздку туда понадобилось-бы дни два, а я боялся не застать Ахмета-Пашу въ Брусс. Не знаю почему Герцогъ Рагузскій, въ своемъ Путешествіи, говоритъ, что Никея не существуетъ боле, но что въ Никомидіи видно еще много остатковъ древности. Я могу удостоврить, посл моего личнаго обозрнія, что, напротивъ того, въ Никомидіи не осталось ничего, кром кучь мусору, которыя почитаютъ остатками Діоклитіанова дворца, а въ Нике, какъ сказывали мн Греки, тамъ живущіе, да и самъ Ахметъ-Паша, въ Никс есть много развалинъ, надписей, задланныхъ въ новыхъ строеніяхъ, и даже колоннъ, правда, лежащихъ на земл. Никея находится на берегу озера того-же имени, и обсажена вокругъ кипарисовыми рощами. Въ древности тамъ была архіепископія. Въ Нике былъ избранъ легіонами, посл смерти Іовіана, Императоръ Валентиніанъ.
Цпь Арганеонскихъ горъ раздляетъ два залива: Никомидійскій, stacenus Sinus, и Никейскій, Cianus Sinus. Въ здшнихъ горахъ, какъ говоритъ Миологія, нимфы похитили Гилласа, сопутника Геркулесова, и во времена Страбона еще праздновали это происшествіе. Вакханки разсыпились по горамъ, вызывая съ криками потеряннаго Гилласа.
Мы опять пустились въ путь и пріхали въ по, или Гемлекъ, мстечко при Никейскомъ залив (нын заливъ Муданіа). Въ древности оно называлось Ціусъ: его раззорилъ Филиппъ, отецъ Персеевъ {Страбонъ, кн. 12.}. Утомясь отъ зды, я остался здсь ночевать. Въ Гемлек я узналъ, что это мстечко производитъ довольно значительный торгъ съ Константинополемъ, пшеницей, виномъ, плодами и шелкомъ.
Я сказалъ, что въ Никомидіи нанялъ я лодку молодаго рейса, жениха старшей дочери моего хозяина Козмоса. Вотъ въ чемъ состояло наше условіе: онъ долженъ былъ тотчасъ отправиться и ждать меня въ самомъ усть рки Рындака, а оттуда доставить къ острову Мармара, гд полагалъ я найти Мессинскій корабль, въ случа-же неудачи, онъ обязывался плыть со мною въ Геллеспонтъ, до послдняго замка, за условленную между нами плату. Такимъ образомъ обезпечивалъ я возвращеніе свое изъ Бруссы. На другой день, напившись чаю, рано по утру слъ я на коня и выхалъ изъ Гемлека. Олимпъ, хотя еще отдаленный, являлся передо мной во всей своей красот: лучи восходящаго солнца освщали вершину его, которая казалась ярко-розоваго цвта, и блистала въ конечностяхъ и на бокахъ снжноблыми отливами. Ни изобразить, ни описать этой картины невозможно: живописецъ, который-бы захотлъ скисать эти цвта, конечно былъ-бы обвиненъ всми за отступленіе отъ природы, а, мн кажется, онъ-бы къ ней еще и не приблизился.
Мы хали часа два по равнин, нечувствительно возвышающейся, деревень на дорог не было, но я видлъ ихъ много по сторонамъ. Въ первый разъ замтилъ я въ Турецкой Имперіи хорошо обдланныя поля, повсюду изобиліе, и селенія не раззоренныя, жители, какъ Турки такъ и Христіане, казались довольны и счастливы. Среди богатой страны, окруженный благораствореннымъ воздухомъ лучшаго въ мір климата, я вполн наслаждался жизнію!… Мы прохали въ бродъ дв рчки, одна изъ нихъ Ассеръ, другой имени не знаю и не спросилъ о немъ. Черезъ часъ показалась Брусса. Дорога къ ней шла подъ гору. На возвышеніи, у подошвы Олимпа разстилался большой городъ: видъ его великолпенъ, вокругъ обширная и Плодоносная долина, усаженная шелковичными деревьями и орошаемая тысячью ручьевъ, въ числ которыхъ есть два горячіе ключа, изобильные водой, теплота ея равняется кипятку.
Въ Брусс считается около 400 тысячь жителей, Турокъ, Грековъ, Жидовъ и Армянъ, и есть до ста сорока мечетей. Великолпнйшія изъ нихъ: Баязидова, Ильдеримъ-Джалъ и Мурата І-го, Мурадіа-Джами. Мечеть Оркана Побдоноснаго была прежде Греческій монастырь. Христіанскіе писатели, и между прочими Г-нъ Шевалье, полагаютъ, что подъ самыми стнами Бруссы Тамерланъ разбилъ и взялъ въ плнъ Баязида, а завоеванный городъ раззорилъ. Шевалье утверждается на томъ, что онъ нашелъ здсь фонтанъ, или ключъ, называемый Турками Персіанъ Аджіанилеръ Чесме, вокругъ котораго часто отрываютъ заржавлыя оружія, но это ничего не доказываетъ, и мнніе Христіанскихъ писателей, такъ-же какъ и Г-на Шевалье (обыкновенно столь достоврнаго) здсь совершенно ложно. Битва, проигранная Баязидомъ, гд онъ попался въ плнъ Тамерлану, была подъ Ангорою, боле 200 верстъ отсюда. Старшій сынъ Баязида, Солиманъ, бжалъ посл сраженія, и преслдуемый однимъ изъ начальниковъ Тамерланова войска, Магометомъ Мирзой Джиганъ Гиромъ, проскакалъ Бруссу, едва остановился въ ней, и спасся въ Константинопол. Магометъ Мирза, посл слабаго сопротивленія, овладлъ городомъ, захватилъ въ немъ женъ и весь гаремъ Баязидовъ, множество знатныхъ чиновниковъ и казну царскую, а городъ разграбилъ и жителей умертвилъ или увелъ въ плнъ, самъ-же Тамерланъ никогда въ Брусс и не бывалъ. Битва его подъ этимъ городомъ — сказка Христіанскихъ писателей, такъ-же какъ и выдуманная ими желзная клтка, въ которой будто-бы возили несчастнаго Баязида.
Я довольно поздно въхалъ въ Бруссу. У воротъ города ожидалъ меня чиновникъ Ахмета-Паши и проводилъ въ приготовленную ктартиру. Тамъ нашелъ я три или четыре хорошо убранныя, въ Азіятскомъ вкус, комнаты, въ одной былъ фонтанъ съ мраморнымъ бассейномъ. Когда я вошелъ къ себ, Ахметовъ чиновникъ спросилъ меня о здоровь, отъ имени Паши. Прося его благодарить Пашу за вниманіе, я сказалъ, что я здоровъ, но очень усталъ, а отдохнувъ, завтра непремнно самъ буду у Его Превосходительства и лично поблагодарю за вниманіе, которымъ пользовался съ самаго вызда моего изъ Константинополя. Спросивъ о здоровь Ахметовомъ, я откланялся чиновнику, напился чаю и легъ спать.
Я проснулся очень рано, и тотчасъ вышелъ на террасу. Олимпъ казался въ туман, солнце чуть всходило, но множество птицъ пло по садамъ, особенно жаворонки распвали такъ громко, что, кажется, я и не слыхивалъ такихъ голосистыхъ. Голубыя горлицы перелетали съ дому на домъ, он здсь ручныя и распложаются чрезвычайно. Одвшись, я пошелъ къ Ахмету-Паш. Онъ сидлъ въ диванной зал и принималъ прошенія. Увидвъ меня, онъ всталъ, подошелъ ко мни, и спрашивалъ о моемъ здоровь, я благодарилъ его за вс ласки и вниманіе. Онъ просилъ меня обдать, въ три часа, и сказалъ, что три каваса назначены отъ него исполнять въ точности мои приказанія. Я опять благодарилъ его, и оставилъ заниматься длами, а самъ пошелъ осматривать городъ. Нельзя вообразить, какое уваженіе оказывали мн везд, зная что я знакомъ съ Пашею. Повсюду говорили: это другъ Паши. К а васъ не отходилъ отъ меня и можно сказать смотрлъ мн въ глаза, стараясь предупредить малйшее мое желаніе. Улицы здсь, какъ и въ Константинопол, узкія, кривыя, но гораздо чище, городъ вообще опрятне, фонтаны везд прохлаждаютъ воздухъ. Жители Бруссы Турки: они вжливы, кротки и живутъ съ Христіанами въ ладу. Базаровъ здсь много обширныхъ, и въ нихъ множество лавокъ съ парчевыми и шелковыми товарами: послдніе славятся по всей Азіи. Фабрики шелковыхъ матерій есть значительныя, здсь также ткутъ хорошіе ковры. Я видлъ великолпныя бани, съ мраморными бассейнами и съ мозаическими полами. Олимпъ изобильно снабжаетъ городъ водою, которая искусно проведена почти во вс части его. Земля и климатъ здсь истинно благодатные. Я понимаю, что въ Брусс и ея окрестностяхъ можно жить славно, и народъ точно живетъ въ изобиліи, отъ чего и кажется добре и гостепріимне. Въ город есть минеральныя горячія воды, и при нихъ выстроены великолпныя купальни. Турки собираются туда во множеств и проводятъ цлые дни въ тихихъ увеселеніяхъ и нг. Недалеко отъ города извстна деревня Чирчіа, тамъ, въ небольшой мечети, покоится прахъ основателей Турецкаго владычества, двухъ первыхъ Султановъ: Отмана, и Оркана. Изъ какого маленькаго источника, и какъ быстро эта небольшая орда Турокъ, подъ предводительствомъ Ортогула, въ числ 400 кибитокъ вышедшая изъ Азіи, сдлалась обширною и всенаводняющею ркою! Причины быстраго возвышенія и столько-же быстраго упадка Турецкой Имперіи не затруднятъ будущаго Гиббона: он явны для человка размышляющаго.
Кончивъ мою прогулку по Брусс, я возвратился обдать къ Ахмету-Паш. Онъ меня ожидалъ, хотя еще не было трехъ часовъ. Не стану повторять разсказа обо всхъ церемоніяхъ передъ обдомъ, за обдомъ и посл обда. Все это было почти такъ-же какъ у Сераскира Хозрева: только не было шампанскаго вина. Когда убрали кушанье и подали намъ трубки, мы остались одни, при толмач, и бесдовали очень пріятно часа два. Ахметъ любезенъ, онъ много читаетъ, любитъ Политическую Экономію, и даже занимается земледліемъ и хозяйствомъ частнымъ. Онъ распрашивалъ меня подробно о крестьянскомъ быт въ Россіи, объ овцеводств, о свеклосахарныхъ заводахъ, о средствахъ удобренія земли, внимательно выслушивалъ мои отвты, и сказалъ мн, что читалъ Домбаля, котораго для него перевели на Турецкій языкъ въ Париж. Наконецъ онъ спросилъ, что я думаю о Малой Азіи, и о Пашалык, въ которомъ теперь нахожусь.— Я отвчалъ, что природа, мн кажется, истощила вс свои дары на эту благодатную землю, и что я съ удовольствіемъ замтилъ довольство поселянъ въ окружности Бруссы, что раисы даже благословляютъ его управленіе. Онъ скромно отклонилъ отъ себя мой комплиментъ, отвчая, что онъ управляетъ этимъ краемъ очень недавно, но что оба предмстника его были люди почтенные, наклонные къ добру и совершенно безкорыстные. Ахметъ сказалъ мн еще, что онъ выписалъ изъ Одессы стадо мериносовъ, и хочетъ ихъ здсь размножить. Я похвалилъ его намреніе и прибавилъ, что нигд не видывалъ я пастьбищъ столько удобныхъ для овцеводства какъ Арганонскія горы и окружности Никомидіи. Ахметъ былъ очень радъ моему замчанію, но сказалъ, что около Ангоры мста еще способне для этого. Мы разстались дружески, и кажется были другъ другомъ довольны. Онъ просилъ меня къ себ на вечеръ, и я общалъ исполнить его желаніе.
Отдохнувъ дома, я пошелъ курить трубку и пить чай на террасу моего дома. Олимпъ, при заходящемъ солнц, былъ передо мной во всей крас своей! Я не могъ наглядться на него, потому что никогда не видалъ подобнаго великана на земл, которую можно назвать земнымъ раемъ. Вскор потомъ я увидлъ Иду и Гаргаръ: они съ Олимпомъ сравняться не могутъ, но я тогда еще не видалъ все затмвающей Этны. Мн пришла мысль постить Олимпъ, и увидтъ тамъ Юпитера, Юнону и другихъ чудесниковъ древней Миологіи. А если и не застану ихъ дома, то, по крайней мр, отдамъ визитныя карточки. Мн очень понравилась эта мысль, и я ршился въ тотъ-же вечеръ поговорить о ней съ Ахметъ-Пашею и попросить для моего путешествія пособій, а потомъ, рано поутру, отправиться на Олимпъ. Меня, признаюсь, обольщало и то, что наврное ни одинъ Русскій тамъ не бывалъ, и я буду первый.
Ввечеру, когда я пришелъ къ Ахмету-Паш, онъ спросилъ меня, чмъ занимался я разставшись съ нимъ, и прибавилъ, что онъ боится, чтобы я не соскучился въ Брусс. Я уврилъ его, напротивъ, что провелъ время очень пріятно, да пользуясь его дружбой, его бесдой, и непростительно было-бы мн скучать. Я сообщилъ ему намреніе свое хать на Олимпъ, онъ покачалъ головой и сказалъ: ‘Дивлюсь и завидую этой дятельности и подвижности Европейцевъ! Я давно живу въ этой сторон, и, поврите-ли, никогда тамъ не бывалъ, а человкъ вашихъ лтъ въ минуту ршился предпринять такое трудное путешествіе! Знаете-ли однакожъ, что едва-ли можно вамъ будетъ на лошади добраться до самаго верху?’ — Поду сколько можно будетъ, Паша, а гд нельзя хать верхомъ, побреду пшкомъ.— ‘Помоги вамъ Богъ,’ сказалъ Ахметъ. ‘Я возьму вс мры для вашей безопасности. Теперь въ сосдств горы кочуютъ Туркмены: я пошлю предувдомить ихъ, что мой гость гуляетъ вблизи. Они не осмлятся потревожить васъ, но чтобъ не произошло какого нибудь недоразумнія.’ Этотъ добрый ко мн Паша не пропускалъ ни малйшаго случая обязать меня своею вжливостію и вниманіемъ: я искренне былъ ему благодаренъ!— Мы сли опять на диванъ и стали курить. Опять возобновился разговоръ о хозяйств, и я наконецъ сказалъ ему: ‘Хотите-ли, Паша, я открою вамъ секретъ, который послужитъ здсь несравненно лучше чмъ Ахардъ, Яарозьеръ и Домбаль, къ улучшенію вашей экономіи? Моимъ средствомъ вы во сто разъ умножите доходы ваши. Вамъ долго еще не понадобятся ни удобреніе земли, ни Англійскіе плуги, ни раздленіе нолей.— Сдлайте милость!— вскричалъ Ахметъ.— Да какъ-же это сдлать?— ‘Раздайте пустыя, ничмъ не засянныя земли пахарямъ, Туркамъ и Грекамъ, въ ихъ полную собственность, и обезопасьте ихъ твердымъ закономъ отъ всякаго насильства и самоуправства подчиненныхъ вашихъ, отъ всякихъ самопроизвольныхъ конфискацій. Сдлайте такъ, чтобъ всякой изъ нихъ былъ полнымъ хозяиномъ своего дла, и вы увидите, что, года черезъ два, вмсто 10 тысячъ мшковъ пшеницы, отправятъ. изъ Гемлека 100 тысячъ въ Константинополь. Вино и шелкъ умножатся въ такой-же пропорціи, а Султану это ничего не будетъ стоить, потому что эти земли теперь ему никакого дохода не приносятъ.— ‘Много правды сказали вы, о отвчалъ Махметъ, ‘но въ исполненіи этого встртятся большія затрудненія.— Это дло правительства, Ахметъ, я смотрю только съ точки хозяйственной, дале не позволяю себ никакихъ замчаній.— ‘Ахъ! много еще намъ надо учиться!’ вскричалъ Паша. ‘Да Богъ поможетъ! Всему надо начало.
Здсь Ахметъ приказалъ ввести музыкантовъ. Загремла нестройная музыка, вошли четыре альме и стали танцовать. Я увидлъ ихъ въ первый разъ. Эти двицы были пригожи и стройны, а одна изъ нихъ дйствительно прекрасна. Вс движенія ихъ были сладострастны, и чтобъ не отступить отъ истины, надобно сказать, иногда и неблагопристойны. Я долго не понималъ, что он хотли выразить? Он вскрикивали томнымъ голосомъ, какъ-бы жаловались на что-то, и не переставая танцовать начали раздваться. Снимая одинъ по одному свои уборы, он остались почти въ совершенной нагот. Ахметъ, кажется, очень радовался, глядя на нихъ. Онъ растолковалъ мн, что пчела закралась подъ ихъ платье, и он, боясь ея жала, стараются сыскать ее и скидаютъ свое платіе. Скоро потомъ он представили себя довольными и опять одлись (вроятно пчелу поймали). Тмъ и представленіе кончилось. Я понимаю, что Азіятцы, по крайней мр большая часть ихъ, не зная никакой любви кром физической, и проводя много времени въ праздности, находятъ большое удовольствіе въ этихъ представленіяхъ. Алъме то-же что наши Цыганки, по сладострастне, чище и даже богато одтыя. Изъ нихъ, какъ сказывали мн, есть много прелестныхъ. Я самъ смотрлъ на нихъ съ нкоторымъ удовольствіемъ.
На другой день, ранехонько поутру, я былъ уже на кон. Паша прислалъ ко мн еще двухъ вооруженныхъ кавасовъ, и приказалъ сказать, что Туркмены пасутъ свой скотъ на гор и обо мн предувдомлены. Мы подымались часа три въ гору, заростшую огромными орховыми и каштановыми деревьями: многія изъ нихъ были охвата въ три толщиной. Скоро взобрались мы на первую площадку: тамъ было пять кибитокъ Туркменовъ, которые, вмст съ своими женами стояли на площадк, вроятно ожидая меня. Я слзъ съ лошади, вошелъ, по приглашенію, въ одну изъ кибитокъ, и замтилъ, что он во всемъ сходны съ нашими Калмыцкими, только войлокъ здсь черный, а у иныхъ кибитокъ верхи блые. Старикъ Туркменъ выразилъ мн сожалніе, что, не ждавъ меня, теперь ничмъ не можетъ угостить. Я веллъ сказать имъ, что располагаюсь, на возвратномъ пути съ горы, обдать на этомъ мст съ людьми моими, и прошу ихъ дать намъ молодаго барашка, за котораго и за все имъ съ благодарностью заплачу. Тутъ одинъ изъ кавасовъ сказалъ мн, что съ нами Пашинскій поваръ, и что съ нимъ есть всякая провизія, кром мяса. Старикъ уврилъ меня, что все будетъ, и мы похали дальше. Часа два поднимались мы въ гору и достигли до небольшаго озерка. До него еще были растенія, кустарникъ и травы, дале уже совершенная пустыня: одн скалы. Тутъ я долженъ былъ оставить лошадей и идти пшкомъ. Черезъ часъ былъ я на самой вершин Олимпа, и стоялъ выше Фригійскихъ горъ. Вдали былъ виднъ Константинополь и Принцевы острова, у ногъ моихъ блистали озеро Авуйльоктъ и рка Уферъ, извивающаяся по Брусской долин и падающая въ море. Берега Пропонтиды и вс окрестности Кизическаго полуострова рисовались передъ глазами моими. Иногда, облака, проходя ниже меня, совершенно застилали отъ глазъ землю, тогда какъ будто всякое сношеніе между смертными и мной прекращалось!… Не это-ли восторженное ощущеніе внушило древнимъ поэтамъ мысль: назначить жилищемъ боговъ верхи Олимпа?
Я нашелъ, что отнюдь не трудно взойти на самый верхъ конуса этой горы: онъ съ трехъ сторонъ доступенъ, четвертая стоитъ стною. Гора эта известковая, везд виднъ мраморъ. Сверная сторона была покрыта льдомъ, и снгъ лежалъ версты на полторы по вершин ея. Я обрадовался увидя земляка своего и ходилъ по немъ съ восхищеніемъ: онъ былъ твердъ, и рдко нога обрываласъ по колно. Я измрилъ гигрометрическимъ термометромъ моимъ высоту горы, и нашелъ ее въ 10 тысячъ футовъ слишкомъ, выше горизонта моря. Холодъ на верху былъ самый умренный и температура довольно пріятная. Пастухи сказали мн, что ледъ и снгъ совершенно пропадаютъ въ половин Іюля мсяца. Налюбовавшись прелестнымъ видомъ съ Олимпа, я пошелъ потихоньку внизъ. Кавасъ Давудъ, данный мн Пашею, ходя сомною по снгу, часто, подымая глаза, говорилъ, тихонько и про себя: Дели, Дели Паша! Я не спрашивалъ его до времени, почему онъ называетъ меня дуракомъ или сумасшедшимъ, но угадывалъ его хорошо, и ршился, возвратившись къ Туркменамъ, поговорить съ нимъ объ этомъ. На площадк, гд кочевали Туркмены, я нашелъ все изготовленнымъ къ обду. Конвой мой и переводчикъ сли вс въ круговеньку. Я пригласилъ стараго Туркмена, но онъ отказался. Подали цлый котелъ пилаву съ бараниной, потомъ жареную баранину, и наконецъ множество плодовъ всякаго рода. Повши, я закурилъ трубку, подозвалъ Давуда, и веллъ переводчику спросить у него, за что онъ, когда мы были на гор, честилъ меня дуракомъ? потому что я слышалъ очень хорошо, какъ онъ говорилъ: Дели Московъ Паша! Діамухъ сперва ороблъ, но я уврилъ его, что не сержусь, а только хочу знать: чмъ я заслужилъ такое названіе?— Вотъ что, Паша — сказалъ онъ тогда — вы человкъ знатный: мы это вс видимъ, потому что вы безпрестанно бываете съ нашимъ Пашею, сидите и дите вмст, да мы слышали, что вы и у Султана были.— Пусть такъ, Давудъ, да вдь это не показываетъ еще, что я дуракъ.— Вы человкъ богатый: за все платите деньги, когда могли-бы все брать даромъ. Вотъ теперь, напримръ, скушали мальнькій кусочекъ баранины, а платите за цлаго барана, котораго мы димъ. Какая-же была вамъ надобность, безъ нужды, лазать съ такимъ трудомъ на верхъ этой ужасной горы, и вязнуть въ снгу, гд я, ходя поневол за вами, промочилъ ноги. Вдь, и вы ужъ врно промочили свои?— ‘Промочилъ, Давудъ.’ — Такъ не лучше-ли было-бы вамъ спокойно сидть у себя, или у нашего Паши, и оттуда смотрть на эту гору? Вы и оттуда видли-бы ее, да спокойно кушали и курили. А вы вздумали напрасно уставать. Отъ васъ зависитъ имть вс удовольствія безъ труда, а вы добровольно мучите себя. Мы по невол здимъ: начальники велятъ, а вамъ здсь никто приказать не можетъ.— Тщетно старался я уврить Давуда, что надобно было въ точности измрить высоту этой горы, и что я опредлилъ ея положеніе относительно другихъ горъ. Онъ качалъ головой, и только сказалъ: — А на что это?— Отдохнувши немного, мы сли на лошадей, и черезъ тотъ-же каштановый и орховый лсъ возвратились въ Бруссу, довольно поздно вечеромъ.
Здсь скажу, кстати, слова два о Туркменахъ. Это кочующій народъ, весьма сходный своимъ бытомъ и домашнимъ управленіемъ съ Ногайцами. Они вышли, какъ и Турки, изъ Монголіи, подъ предводительствомъ разныхъ старшинъ, были, какъ Турки, народъ воинственный, но всегда кочевой. Они до сихъ поръ не смшиваются съ другими народами и переходятъ съ мста на мсто, соображаясь съ удобствами пастьбищъ. Богатство ихъ состоитъ въ скот: имъ они питаются, одваются, и достаютъ продажею излишняго все нужное имъ: порохъ, уборы и даже принадлежности своей роскоши, которая ограничивается очень малымъ. Они статны и красивы, черты лица ихъ довольно правильны. Вс Туркмены исповдуютъ Магометанскую вру, но слабо къ ней привязаны, они гостепріимны, какъ вс кочующіе народы, и особенно склонны къ воровству. Женщины ихъ не закрываютъ лицъ, какъ Турчанки, у этого народа гаремовъ нтъ. Въ Малой Азіи Туркмены переходятъ съ одного мста на другое, по согласію съ помщиками земель и съ позволенія Нашей.
Рано поутру, распрощавшись съ Ахметомъ Нашей, и поблагодаривъ его за гостепріимство и ласки, я похалъ изъ Бруссы, по направленію къ озеру Адуліонту, сквозь которое протекаетъ рка Рындакъ. Я торопился и нигд не останавливался, боясь не застать своего Мессинскаго корабля. На самомъ томъ мст, гд Рындакъ вытекаетъ изъ озера, я оставилъ лошадей, и расплатился со свитой своей, то есть далъ хорошій бакчизъ всмъ служившимъ при мн приставамъ Ахмета. Они остались довольны, поочередно подходили ко мн и цловали полу моего сертука. Здсь ожидала меня широкая плоскодонная лодка. Я, Франческо, мой толмачъ, и слуга мой, сли въ нее и поплыли внизъ по Рындаку. Рка безпрестанно извивалась. По берегамъ ея паслось множество скота: буйволы, коровы, верблюды и овцы. Эта картина придавала жизнь ландшафту. Отъ шуму нашихъ веселъ безпрестанно вылетали изъ прибрежныкъ камышей утки и кулики, ближе къ морю я видлъ лебедей, но эти насъ не пугались и допускали лодку очень близко къ себ. Хотя со мной было ружье, но мн и въ мысль не приходило по нимъ стрлять: я любовался, напротивъ, величавой ихъ осанкой, красивыми ихъ движеніями, и заплатилъ за ихъ довренность, или неосторожность, самымъ миролюбивымъ обхожденіемъ съ ними.
Не знаю почему Турнефоръ называетъ Рындакъ Граникомъ, разв за ширину этой рки почтилъ онъ ее знаменитымъ именемъ, но въ самомъ дл Гранивъ, ознаменованный первою побдою Александра надъ Персами, не тутъ: онъ дале къ западу и гораздо ближе къ цпи Идайскихъ горъ. Шатобріанъ несравненно врне обозначилъ его географическое положеніе.
Море стало видно, и мы вскор доплыли до устья рки. Женихъ Козмосовой дочери сдержалъ свое слово, онъ дожидался меня со своимъ суденышкомъ, и я тотчасъ перебрался на него. Мы снялись съ якоря, и гребцы весело принялись за работу. Шесть отличныхъ молодцовъ гребли дружно, и какъ скоро мы удалились отъ берега, подняли парусъ. Втеръ былъ попутный, но я роблъ: маленькое суденышко, безъ груза, и огромнйшій парусъ, устрашали меня: при малйшемъ порыв втра очень легко было опрокинуться. Но Греки мои смялись и увряли меня, что невозможно имть благопріятне погоды: мы летли! Скоро островъ Калолимно остался въ правой рук за нами, и мы быстро приближались къ ІСизическому полуострову, въ полдень мы плыли вдоль берега его. Уже виднлся маякъ на остров Мармара, когда втеръ стихъ, мы пошли опять на гребл, проливомъ, между Кизическимъ полуостровомъ съ лвой стороны и островомъ Мармарою съ правой. Здсь, на берегу Пропонтиды, Гранинъ (нын Утсвола-су, у Турокъ) впадаетъ въ море. Не видя Мессинскаго корабля, я призадумался. Мы стали обдать, гребцы отдыхали и пли заунывно. На мор былъ совершенный штиль. Вдругъ Николаки, хозяинъ лодки, увидлъ корабль, неподвижно стоящій по ту сторону острова, у самой западной оконечности его. Я веллъ тотчасъ приняться за весла, и къ неизъяснимой радости моей скоро узнали мы Ментора, тотъ самый Мессинскій корабль, на которомъ я въ Константинопол условился плыть: его задерживали сперва противные втры, а теперь штиль, и онъ, какъ будто по приказу, дожидался меня передъ входомъ въ Дарданеллы. Скоро мы узнали другъ друга, капитанъ и матросы махали намъ платками, и мы, часа за два до вечера, пристали къ кораблю. Я расплатился съ Николаки, послалъ съ нимъ пару Константинопольскихъ туфель, шитыхъ золотомъ, его невст, и переселился на корабль.
Корабль нашъ подвигался впередъ очень тихо, отъ совершеннаго безвтрія. Онъ шелъ только теченіемъ пролива, въ который мы вступали. Мы находились между Пактіе (Palio patino) на Европейской сторон, и Пріапусомъ (Кара-Бья) на Азіятской. Здсь проливъ еще широкъ: въ немъ верстъ 16. Многіе писатели полагаютъ, и вроятно, что въ этомъ мст Александръ съ войскомъ своимъ переправлялся въ Азію, когда шелъ на Персовъ. Дале въ правой рук Галлиполи, древняя Каллиполисъ. Мстоположеніе этого городка такъ выгодно, что вс Государи, которые хотли завладть ракіей, старались прежде занять его. Юстиніанъ веллъ построить въ немъ обширные магазины, для снабженія аммуниціей и състными припасами войскъ, охраняющихъ входъ въ Пропонтиду, а теперь Турецкіе флоты, идущіе въ Архипелагъ, тутъ-же получаютъ сухари и порохъ. На лвомъ берегу я узнаю въ Лапсаки древній Ламисакусъ, и радуюсь его плодородными высотами: он покрыты виноградниками, какъ были въ древности, когда Ксерксъ подарилъ это мсто емистоклу.
Мы проходили мимо ркъ Перкота и Практія, что нын у Турокъ Бургасъ-су и Мусса-Кев-су, это также на Азіятскомъ берегу, по правую сторону, на Европейскомъ берегу, была у насъ Эгосъ, нын Кара Она-су, гд ршительная битва положила конецъ Пелопонесской войн.
На Европейскомъ берегу здсь три небольшіе залива: первый отъ Пропонтиды Турки называютъ Ак-Баши-Лиманъ (пристань блой головы), это древняя пристань Сестоса. На гор, у залива, видна развалина Земеникской крпостцы, это первое мсто, которымъ Турки овладли переправясь изъ Азіи въ Европу, подъ начальствомъ Султана Оркана, въ 1356 году.
Страбонъ повствуетъ, что Ксерксъ перекинулъ для своей арміи мостъ, изъ Сестоса въ Авидосъ. Смлый подвигъ Леандра, восптый Музеемъ и другими древними поэтами, кажется дломъ очень обыкновеннымъ ныншнимъ жителямъ Дарданельскихъ береговъ. Еще недавно видли они Жида, который въ томъ-же самомъ мст переплылъ проливъ, потому что любимая имъ двица не хотла иначе идти за него.
Кто не знаетъ, что Лордъ Байронъ переплылъ тутъ-же Дарданеллы, просто изъ доброй воли, и желая только похвастать!
Второй заливъ древніе называли Койлосъ, по причин его глубины: онъ и теперь называется такъ-же, но немного испорченнымъ именемъ Койлія, жители произносятъ Киліа.
Внутри третьяго залива есть деревня МаЙто, гд живутъ Греки, наразвалинахъ древняго Майтидоса. Здсь Аиняне одержали знаменитую побду надъ Лакедемонцами и воздвигли трофей на Гекубиной гробниц. Повыше Султанье-Калеси выдается изъ Азіятскаго берега, и довольно далеко, мысъ, Турками называемый Нагара-Бурунъ. На берегахъ его есть нсколько развалинъ, он, вроятно, принадлежатъ къ древнему Авидосу, потому что разстояніе отъ мыса Кепосъ-Бурунъ (мысъ Бородобревъ) до Нагара Бурунъ то самое, которое Страбонъ назначаетъ между Дарданомъ и Авидосомъ. Тотъ-же писатель говоритъ, что Киносема, или гробница Гекубы, стояла противъ паденія въ море рки Родіуса, на противоположномъ берегу Геллеспонта. На мст ея, вроятно, нын Европейскій замокъ Келидиръ-Багаръ (замокъ или ключъ моря). Родіусъ, посл Симоиса, значительнйшій изъ потоковъ, вливающихся въ Геллеспонтъ: онъ быстръ и излучистъ, влечетъ съ собою камни и песокъ, такъ что принуждены иногда ограждать отъ него плотинами Турецкую крпость на Азіятскомъ берегу, подъ которую онъ подрывается. Потому-то Омиръ въ Иліад сказалъ, что Нептунъ соединилъ воды его съ Симонсомъ и другими рками, текущими съ Иды, чтобы раззорить Греческіе окопы.
На мыс Кеносъ-Бурунъ былъ въ древности городъ Дарданусъ, знаменитый мирнымъ трактатомъ, подписаннымъ въ немъ Суллою и Митридатомъ Евпаторомъ {Страбонъ, Кассій, кн. 15, стр. 880.}.
Около полудня, когда мы проплыли нсколько дале, почти въ самомъ узкомъ мст пролива подулъ сильный противный намъ втеръ, такъ, что корабль не могъ лавировать. Капитанъ ршился бросить якорь у самаго Азіятскаго замка {Кумъ Кале.}, и я чрезвычайно обрадовался этому: неожиданный случай давалъ мн возможность осмотрть Троянскую долину и мсто древней Трои. Товарищъ капитана, я, мой переводчикъ и четыре матроса отправились на берегъ. Мы условились, что я останусь ночевать на берегу, съ переводчикомъ и однимъ матросомъ, и на другой день лодка придетъ за мной. Капитанскій товарищъ плылъ за дровами. Мы благополучно вышли на берегъ у самаго устья Симоиса {Мендере Су.}. Часть ныншняго берега не существовала во время Троянской войны: она составлена изъ наноснаго песку и земли, теченіемъ ркъ, слдовательно надобно идти около полуверсты дале по земл, чтобы опредлить мсто Греческаго лагеря и окопа. У меня были съ собой Иліада и Путешесвіе въ Троаду Шевалье. Съ такими путеводителями непростительно было-бы заплутаться. У Шевалье все такъ врно описано, что, кажется, живешь посреди героевъ, восптыхъ Омиромъ, и видишь бои, о которыхъ онъ повствуетъ. Долина, разстилающаяся передо мной, между пригоркомъ у Кумъ-Кале и берегами Имириса, непремнно то мсто, гд стоялъ Греческій флотъ. Пристань надежна и въ ней удобно было, по тогдашнему обычаю, вытаскивать корабли на берегъ. Окопъ, устроенный передъ ними, защищалъ ихъ: онъ опирался правымъ флангомъ на высоты, ограничивающія съ этой стороны долину и оканчивающіяся Сигейскимъ мысомъ, лвый флангъ былъ подл устья рки, или, еще вроятне, за ркой, такъ что она оставалась внутри лагеря, который упирался въ Ринейскій мысъ. Окопъ и палисадникъ окружали лагерь. Вправо отъ него были гробницы Ахиллеса и Патрокла: я ихъ вижу! Вотъ курганы, означающіе мста, и понын называемые ихъ именами…. Графъ Шуазель разрывалъ Ахиллесовъ курганъ, и вдругъ усомнился, не знаю въ чемъ. Онъ подумалъ, что это курганъ надъ гробомъ Фестуса, подлаго любимца изверга Каракаллы, который вздумалъ почтить его великолпными похоронами, въ подражаніе сдланнымъ Ахиллесомъ другу своему Паттроклу. Но Г-нъ Шуазль могъ-бы сообразить, что Александръ Великій приносилъ жертвы гробниц Ахиллеса и почтилъ ее празднествомъ, и что не льзя было Императору Каракалл не знать мста ея. Онъ, обезъянствуя великаго человка, также почтилъ прахъ героя, а потомъ уже хотлъ, какъ Ахиллесъ Патрокла, похоронить и своего подлаго друга. Но Геродіанъ именно говоритъ, что близъ Ахиллесовой гробницы только сожгли тло Фестуса на костр, и пепелъ его собрали въ золотой ковчегъ, увезенный потомъ Императоромъ. Посл этого ясно, что здсь Фестусова кургана нтъ, а этотъ Ахиллесовъ, тотъ самый, на которомъ приносилъ жертву Александръ и потомъ Каракалла.
Не вдалек видны еще небольшіе остатки Минервина храма и курганъ Антилоховой гробницы. Антилохъ, сынъ Нестора и другъ Ахиллеса, былъ одною изъ первыхъ жертвъ Троянской войны. Не льзя не узнать ркъ Скамандра и Симоиса, орошающихъ долину: первая — тихій ручей, наполняемый изобильными ключами близъ самой Трои, а другая — быстрая и шумная рка, они сливаются, и во время Троянской войны протекали сквозь самый лагерь Грековъ. На этой плодоносной долин, раздлявшей Греческій лагерь отъ лагеря Троянъ и самой Трои, происходили вс битвы между двумя народами. Не трудно узнать мсто, гд были Скейскія ворота, изъ которыхъ выходили Трояне: это ясно означаютъ источники Скамандра. Тутъ была слабйшая сторона города, напротивъ, задняя часть его владла всей долиной, составляя какъ-бы отдльную высоту, окруженную и защищенную быстрымъ Симоисомъ и дикими, крутыми скалами Идайской горы, въ иныхъ мстахъ даже неприступной. Эта часть совершенно соотвтствуетъ Лкрополису, или верхнему городу, гд былъ Минервинъ храмъ, и гд поставили деревяннаго коня съ скрытыми въ немъ воинами. Тутъ-же виднъ и надгробный курганъ Гектора, онъ непохожъ на другіе тмъ, что не насыпанъ, какъ они, изъ земли, но весь складенъ изъ камней. Отъ мста Трои легко можно видть Айсьетову гробницу: тамъ Трояне легко могли наблюдать вс движенія Грековъ. Словомъ, нтъ мста, упомянутаго въ Иліад, котораго ясно и врно не узналъ-бы я по описанію Шевалье. Посл него не остается ичего сказать.
Ночевать отправился я въ Бурнабапіи: эта деревенька хуторъ Капитана-Паши. Еще долго читалъ я Омира, перебиралъ Энеиду, Квинта Смирискаго, и заснулъ, такъ сказать, наполненный картинами и описаніями божественнаго Омира. Обстоятельство совсмъ не поэтическое разбудило меня и не дало покоя во всю ночь: тысячи наскомыхъ объявили мн войну, и я, не смотря на смертельную усталость свою не могъ лечь въ постель до самаго утра. Къ утру я вздремнулъ немного, но съ первыми лучами солнца проснулся, и побжалъ купаться въ Симонсъ. Купанье совершенно освжило меня. Симоисъ такъ быстръ, что въ немъ я съ трудомъ могъ стоять на ногахъ, дно его усыпано млкимъ камешникомъ. На память, я взялъ нсколько камешковъ, сорвалъ втку тростнику, и возвратился въ Бунаръ-Баши пить кофе. Времени оставалось еще довольно, и я пошелъ чрезъ Скейскія ворота въ Трою, слъ на возвышеніи и началъ опять читать Омира. Этотъ очарователь заставилъ меня совершенно переселиться въ его міръ: вотъ Гекторъ выходитъ на защиту отечества, Гекторъ, сильнйшій, и можно сказать послдній оплотъ Трои. Нжная Андромаха, держа на рукахъ сына, провожаетъ супруга своего до Скейскихъ воротъ. Картина этого прощанья неподражаема, въ ней Омиръ превзошелъ себя, проникъ до глубины сердца человческаго, и представилъ вс чувства матери, и супруги, и невиннаго младенца, робко не узнающаго отца подъ грознымъ шлемомъ. Я, кажется, видлъ ихъ передъ собою, жаллъ объ Андромах, но понималъ Гектора, и хотлъ съ нимъ вмст идти защищать отечество. Какія нжныя чувства могутъ устоять противъ любви къ отечеству! Посмотримъ, какъ Омиръ описываетъ эту сцену:
Тамъ предстала супруга, за нею одна изъ прислужницъ
Сына у персей держала, безсловнаго вовсе, младенца,
Плодъ ихъ единый, прелестный, подобный звзд лучезарной.
Гекторъ его называлъ Скамандріемъ, граждане Трояне
Астіанаксомъ: единый бо Гекторъ защитой былъ Трои.
Тихо отецъ улыбнулся, взглянувши на сына безмолвный.
Подл него Андромаха стояла, ліющая слезы,
Руку пожала ему, и такія слова говорила:
‘Мужъ удивительный, губитъ тебя твоя храбрость! ни сына
‘Ты не жалешь младенца, ни бдной матери, скоро
‘Буду вдовой я несчастная! скоро тебя Аргивяне,
‘Вмст напавъ, умертвятъ! а тобою покинутой, Гекторъ,
‘Лучше мн въ землю сойти: никакой мн не будетъ отрады,
‘Если постигнутый рокомъ, меня ты оставишь: удлъ мой
‘Горести! Нтъ у меня ни отца, ни матери нжной!
‘Старца отца моего умертвилъ Ахиллесъ быстроногій,
‘Въ день, какъ и градъ разорилъ Киликійскихъ народовъ цвтущій,
‘ивы высоковоротныя. Самъ онъ убилъ Гетіона,
‘Но не смлъ обнажить: устрашался нечестія сердцемъ:
‘Старца онъ предалъ сожженію вмст съ оружіемъ пышнымъ,
‘Создалъ надъ прахомъ могилу, и окрестъ могилы той ульмы
‘Нимфы холмовъ насадили, Зевеса великаго дщери.
‘Братья мои однокровные: семь оставалось ихъ въ дом:
‘Вс, и въ единый день, преселились въ обитель Аида
‘Всхъ злополучныхъ избилъ Ахиллесъ, быстроногій ристатель.
‘Въ стадъ застигнувъ тяжелыхъ тельцовъ и овецъ блорунныхъ.
‘Матерь мою, при долинахъ дубровнаго Плака царицу,
‘Плнницей въ станъ свои привлекъ онъ, съ другими добычами брани,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
‘Гекторъ, ты все мн теперь, и отецъ и любезная матерь,
‘Ты и брать мой единственный, ты и супругъ мой прекрасный!
‘Сжалься-же ты надо мною, и съ нами останься на башн,
‘Сына не сдлай ты сирымъ, супруги не сдлай вдовою,
‘Воинство наше поставь у смоковницы: тамъ наипаче
‘Городъ приступенъ врагамъ, и восходъ на твердыню удобенъ:
‘Трижды туда приступая, на градъ покушались герои,
‘Оба Аяксы могучіе, Идоменей знаменитый,
‘Оба Атрея сыны и Тидидъ, дерзновеннйшій воинъ:
‘Врно о томъ имъ сказалъ прорицатель какой либо мудрой,
‘Или, быть можетъ, самихъ устремляло ихъ вщее сердце.
‘Ей отвчалъ знаменитый, шеломомъ сверкающій Гекторъ:
‘Все и меня то, супруга, не меньше тревожитъ, но страшный
‘Стыдъ мн предъ каждымъ Троянцемъ и длинноодежной Троянкой,
‘Если, какъ робкій, останусь я здсь, удаляясь отъ боя.
‘Сердце мн то запретитъ, научился быть я безстрашнымъ,
‘Храбро всегда, межь Троянами первыми, биться на битвахъ,
‘Доброй славы отцу и себ самому добывая!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
‘Но, да погибну, и буду засыпанъ я перстью земною,
‘Прежде, чмъ плнъ твой увижу жалобный вопль твой услышу!
Рекъ, а сына обнятъ устремился блистательный Гекторъ,
Но младенецъ назадъ, пышноризой кормилицы къ лону
Съ крикомъ припалъ, устрашася любезнаго отчаго вида,
Яркою мдью испуганъ, и гребень увидвъ косматый,
Грозно надъ шлемомъ отца всколебавшійся конскою гривой.
Сладко любезный родитель и нжная мать улыбнулись.
Шлемъ съ головы не медля снимаетъ божественный Гекторъ,
Наземь кладетъ его пышноблестящій, и на руки взявши
Милаго сына, цлуетъ, качаетъ его, и поднявши,
Такъ говоритъ, умоляя и Зевса и прочихъ безсмертныхъ:
‘Зевсъ и безсмертные боги! О, сотворите, да будетъ
‘Сей мой возлюбленный сынъ, какъ и я, знаменитъ среди гражданъ,
‘Такъ-же и силою крпокъ, и въ Тро да царствуетъ мощно.
‘Пусть о немъ нкогда скажутъ, изъ боя идущаго видя!
‘Онъ и отца превосходить! И пусть онъ съ кровавой корыстью
‘Входить, враговъ сокрушитель, и радуетъ матери сердце!
Гндичъ, Иліады Пснь VI.
Капитанъ прислалъ ко мн матроса, сказать, что я могу пробыть на берегу до вечера, если мн угодно, потому что онъ запасается дровами и водою. Я ршился воспользоваться этимъ временемъ, и слазить на Иду и Гаргаръ. Въ Бурнабаши нанялъ я ословъ, провожатаго, и пустился въ горы. За самой Троей начинаешь подыматься на одну изъ высочайшихъ горъ, принадлежащихъ къ Идайской цпи. Здсь-то Парисъ имлъ свиданія съ Эноной, Нимфой, которой измнилъ потомъ для Елены, тутъ-же судилъ онъ красоту трехъ богинь, и далъ несчастное яблоко предпочтенія Венер: яблоко раздора, эту причину войны и паденія Трои. Теперь гора заросла Алепскими соснами. Я видлъ на ней козъ, и пастуха, но не похожаго на Париса: за пачканый, дикій Турокъ, онъ незнакомъ съ богинями и кажется не слыхивалъ про нихъ. Взобравшись на самый верхъ горы, я разсматривалъ окрестности. Къ морю лучше всего виднъ Аяксовъ курганъ, по другую сторону распозналъ я дорогу между горъ, ведущую въ Адрамити, дальше, чрезъ другія тснины, легко пробраться на дорогу, пролегающую горами къ Гранину. Слдовательно, и во время осады Трои, сообщенія города оставались свободны съ Смирной и всею полуденною Азіей и Сиріей. Неудивительно, что Эней, Антеноръ и Гелленъ безпрепятственно вышли изъ Трои, большая часть жителей спасались въ этихъ горахъ. Греки жгли, грабили городъ и спшили нагружать свою добычу на корабли, не заботясь о бглецахъ.
Верхи Гаргара были покрыты черными тучами: это напомнило мн прелестный эпизодъ Иліады, гд Омиръ описываетъ Юнону, похитившую поясъ Венеры, чтобы прельстить и усыпить Юпитера, наблюдавшаго съ высоты горы за успхами Троянъ:
Гера владычица быстро всходила на Гаргаръ высокій,
Иды горы на вершину, и проч.
Гндичъ, Иліады Пснь XIV.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Такъ беззаботно, любовью и сномъ побжденный, Кроніонъ,
Спалъ на вершин Bдонской, въ объятіяхъ Геры супруги.
Гндичъ, Иліады Пснь XIV.
Я чрезвычайно усталъ, и очень разочаровался когда сошелъ съ горъ и остановился пообдать у подошвы ихъ, съ моими провожатыми. Они глядли на все хладнокровно и не понимали меня. Имена Иды, Гаргара, Трои и самого Омира были имъ чужды. Гораздо больше занимали ихъ двухствольное ружье мое, кинжалъ и пистолеты. Мы поли, и я потихоньку началъ возвратный путь мой къ кораблю, куда довольно поздно вечеромъ дотащился благополучно. Въ кают я легъ отдохнуть, и опять сталъ думать о Тро. Передо мною уже не было кургановъ Гектора и Ахиллеса, Ида, Гаргаръ и Симоисъ съ Скамандромъ не вспоминались мн, Омиръ и Шевалье лежали смиренно въ чемодан. Но я представилъ себ эту осаду и эти бои. Не льзя полагать, чтобы во всемъ событіи Троянской войны не было истины. Греки, тогда еще дикіе, не имли ни малйшаго понятія о Фортификаціи и средствахъ брать города. Они даже не обложили города, и не отняли у него сообщеній. Они просто вышли на берегъ, стали таборомъ у кораблей, окопались, длали набги на сосдственные берега, потому что надобно было кормиться, жгли, грабили, стояли десять лтъ подъ Троей, и никогда-бы, вроятно, не взяли ея, если-бъ случайно не успли обмануть бдительности стражей. Трояне, не далеко ушедшіе отъ нихъ въ просвщеніи, выставили противъ Грековъ такой-же лагерь близъ стнъ своей столицы, и чрезъ дефилеи Идайскихъ горъ всегда сохраняли сообщеніе съ прочими народами Малой Азіи, получали отъ нихъ вс нужные запасы и даже вспомогательное войско. На обширную долину выходили они сражаться съ Греками, но что были ихъ сраженія? Кулачный бой стна на стну. Начальники были вооружены получше простыхъ воиновъ, и тутъ-то отличались молодцы. Сегодня Греки прогнали Троянъ, завтра Трояне Грековъ, на ночь расходились по таборамъ, а потомъ снова начиналась потха. Вы сознаетесь, что такая война, такая осада, могли-бы продолжиться цлыя столтія, и отъ отцовъ переходить въ наслдство дтямъ, но о герояхъ, дйствовавшихъ на этихъ бояхъ, мы такъ-же-бы мало знали, какъ о нашихъ славныхъ кулачныхъ бойцахъ Трещал, Ботов и Канашк. Омиръ, безвстный, полубаснословный, восплъ Трою, ея бои, ея героевъ, прославилъ Греческихъ бойцовъ, и имена Агамемнона, Улисса, Аякса, Діомида и Ахиллеса сдлались безсмертны. Начали отыскивать ихъ памятники, стали твердить ихъ имена, и я, неизвстный Варягъ, сынъ снговъ своихъ, пришелъ взглянуть на Трою и усладиться воспоминаніями Омира. Таково очарованіе поэзіи.

ГЛАВА IX
АЛЕКСАНДРІЯ-ТРОЯ, ТЕНЕДОСЪ, МИТИЛЕНА, ЧЕСМА, АТТИКА, ЭГИНА, САЛАМИНЪ, КОРИНЪ, АРГОСЪ, НАВПЛІЯ.

Погода стихла, мы снялись съ якоря, но до утра не могли выбраться изъ Дарданеллъ. Я вышелъ очень рано на палубу: мы огибали Сигейскій мысъ. Вправо отъ насъ, на Европейскомъ берегу, оставался Елесъ-Бурунъ (мысъ Еллесы), гд былъ въ древности знаменитый городъ Еллесъ, его теперь и развалинъ не осталось, одна гробница Протезилая, еще существующая, можетъ указать мсто, на которомъ онъ стоялъ. Наконецъ мы вышли изъ пролива. Острова Имбросъ и Лемносъ были видны противъ самаго корабля. Мы поворотили круто на лво и пошли къ полудню, вдоль Азіятскаго берега. Около вечера мы находились близъ Тенедоса, но совершенный штиль опять остановилъ корабль, и капитанъ, опасаясь близости Кроличьихъ острововъ, гд есть подводные камни, бросилъ якорь.
Геллеспонтскій проливъ, который мы прошли, боле похожъ на широкую, величественную рку, чмъ на море. Воды его текутъ между двухъ, довольно значительныхъ возвышеній, везд обработанныхъ и показывающихъ плодородіе, на склон ихъ пасутся многочисленныя стада, и пастухи часто перекликаются въ псняхъ съ матросами, быстро плывущими мимо, на легкихъ своихъ корабляхъ. Это должно располагать къ веселымъ ощущеніямъ, но путешественникъ безпрестанно вспоминаетъ о событіяхъ самыхъ грустныхъ. укидидъ, Иродотъ и Ксенофонтъ описали много кровопролитныхъ сраженій и достопамятныхъ длъ, бывшихъ на берегахъ Геллеспонта. Здсь Аиняне разбили Лакедемонцевъ, тамъ, они сами были разбиты и потеряли свободу, дале проходили Ксерксовы и Александровы арміи. Я вижу Геллеспонтъ, обагренный кровію Персовъ, Грековъ, Венеціянъ и Мусульманъ, но какія событіи еще будутъ совершаться на его берегахъ? Вроятно, долго еще грустныя. Еще много пройдетъ времени, покуда просвщеніе и миръ не воцарятся на прелестныхъ берегахъ его.
Мы стояли между Тенедосомъ и берегомъ Азіи, на которомъ любопытно было видть развалины Александровой Трои. Штиль не давалъ намъ ни малйшаго хода, и я ршился сойти на берегъ. Александръ Великій не подражалъ другимъ завоевателямъ: онъ не ознаменовывалъ, подобно имъ, пути побдъ своихъ опустошеніями и раззореніемъ, но благоразумно оставлялъ на немъ памятники, больше славные и прочные, воздвигалъ храмы, основывалъ города и навертывалъ планы для будущаго ихъ благосостоянія и величія. Онъ не могъ долго оставаться на одномъ мст, и поручалъ исполненіе свои къ благородныхъ намреній избраннымъ имъ правителямъ: въ этомъ онъ былъ такъ счастливъ, или, лучше сказать, такъ хорошо умлъ избирать людей, достойныхъ понять его и служить государю великому и щедрому, что исполненіе его воли доставалось всегда людямъ необыкновеннымъ. Александрія-Троя была однимъ изъ осмнадцати городовъ, получившихъ имя славнаго завоевателя. Сначала ее называли Антигоніею, по имени Антигона, заложившаго ее по приказанію Александра. Но Лизимахъ, одинъ изъ наслдниковъ Александровыхъ, которому досталась она, почтилъ ее именемъ великаго Македонскаго государя.
Впослдствіи Александрія отличилась врностію своею Римлянамъ, и за то они дали ей преимущества, равныя съ тми, которыми пользовались города Италіи. При Император Август тутъ поселили Римскую колонію: это значительно увеличило городъ, между всми другими, носившими то-же названіе. Только Александрія Египетская была великолпне и красиве.
Здшняя Александрія была построена на покатости горы, понижающейся къ морю и отдленной отъ Идайскаго хребта только глубокою долиной, по об стороны разстилались пространныя поля, орошаемыя текучими водами. Пристань, близъ которой я сошелъ на берегъ, окружена полукруглою горою и покрыта древними развалинами. Я входилъ въ пещеры, обитаемыя теперь летучими мышами. Пещеры эти подъ обширнымъ храмомъ, еще замтнымъ въ остаткахъ своихъ. Въ развалинахъ города можно легко распознать стадій и одеонъ. Я видлъ нсколько огромныхъ колоннъ: большею частью он лежатъ на земл, и ихъ распиливаютъ на жернова, другія еще стоятъ. Почти вс он Коринскаго ордена. Я прочелъ нсколько уцлвшихъ надписей, въ трехъ изъ нихъ упоминается имя Императора Адріана. Передъ большою пристанью образовалась песчаная отмль, которая препятствуетъ сообщенію съ моремъ, она-же почти вся заросла тростникомъ. Малая пристань совершенно высохла. При обихъ видно по нскольку гранитныхъ столбиковъ, гд, вроятно, привязывали корабли. Въ обихъ пристаняхъ соль осла кристаллами на поверхности береговъ. Въ оставшихся стнахъ города везд большія трещины, и зубцы на нихъ поломаны, но стны эти простираются на нсколько верстъ, и будучи толсты, еще тверды, и Фланкированы по мстамъ четвероугольными башнями. Многіе путешественники думали, что здсь была древняя Троя, покуда не узнали мста настоящей Трои. Я не имлъ времени хорошо осмотрть и не могу подробно описывать этого, нкогда знаменитаго города. Многіе изслдователи древности описывали его, какъ-то Графъ Шуазлъ-Гуфье, Шевалье, Шатобріанъ, и наконецъ Мишо и Пужула.
Александрій-Троя рано обратилась къ христіянской вр: въ пятомъ столтіи уже видимъ въ ней Епископа Сильвана, творящаго чудеса, ногородъ скоро сталъ приходить въ упадокъ, и вроятно былъ совершенно раззоренъ еще до паденія Греческой имперіи. Это ясно уже и потому, что въ Константинопол давно употребляли, на частныя и публичныя постройки, матеріалы, взятые изъ здшнихъ разрушенныхъ зданій. Имя Александріи-Трои было еще не вовсе забыто въ 1389 году.
Возвратившись на корабль, я еще усплъ побывать на Тенедос, отъ котораго мы стояли на пушечный выстрлъ. Островъ Теыедосъ усянъ каменными горами, однако чрезвычайно плодороденъ. Положеніе его, почти у самаго устья Геллеспонта, придаетъ ему большую значительность. Пристань его представляетъ удобное убжище кораблямъ, плывущимъ въ Константинополь: они останавливаются на здшнемъ рейд въ бурное время, когда противные втры не допускаютъ ихъ войти въ Дарданеллы.
Императоръ Юстиніанъ веллъ построить на Тенедос магазинъ для складки хлба, провозимаго изъ Александріи въ Константинополь, но задерживаемаго противными втрами или непогодою. Въ мятежныя и несчастныя для имперіи времена, Тенедосъ былъ много лтъ сборищемъ морскихъ разбойниковъ, и Отманъ, овладвъ имъ въ 1302 году, нашелъ въ немъ довольно кораблей, которые послужили ему средствомъ для завоеванія другихъ острововъ Архипелага.
Тенедосскій портъ былъ прежде закрытъ насыпью, но теперь не видно и остатковъ ея, однакожъ Турки навалили на старый грантъ кучи камней, которые довольно хорошо замняютъ бывшую насыпь, удерживая сильное стремленіе волнъ. Цпь горъ окружаетъ пристань. Къ полуденной сторон виднъ цлый рядъ втреныхъ мльницъ, и незначительный редутъ. Противъ самаго порта есть крпостца: Венеціяне, посл четырехдневной осады, завладли ею въ 1656 году, но скоро оставили ее, какъ совершенно неспособную къ защит. На Тенедос довольно много домовъ: они вс построены у подошвы и на покат горы. Ихъ отдляетъ отъ моря грязное болото, которое составилось изъ наносу съ моря, а больше изъ земли, увлекаемой съ горъ сильными дождями. Жителей здсь считаютъ семей тысячу Турокъ и четыреста Грековъ. Я заходилъ въ церковь Греческую: она содержится въ порядк и довольно благолпно. Древностей здсь очень мало, да и т не заслуживаютъ большаго вниманія. Я видлъ близъ города гробницу, изъ которой сдлали родъ бассейна: вода втекаетъ въ него черезъ небольшое отверстіе, пробитое въ крыш, и выходитъ въ кранъ, сдланный внизу. Кажется, это описывалъ Чандлеръ.
Въ рдкомъ дом здсь нтъ мраморныхъ обломковъ колоннъ, или плитъ съ надписями, задланныхъ въ стны. Я полагаю, что и эти остатки большею частію завезены сюда изъ Александріи-Трои. Тенедосъ можно назвать ключомъ Константинополя. Владя имъ, можно держать Константинополь въ совершенной блокад, и тмъ легче, что проливъ между Азіятскимъ берегомъ и островомъ не что иное какъ обширный рейдъ, гд флотъ можетъ во всякое время стоять на якоряхъ и останавливать вс корабли, идущіе въ Дарданеллы. Но Турки, кажется, не понимаютъ этого, и не думаютъ о сохраненіи столь важнаго для нихъ пункта.
Тенедосское вино славится, и мускатное не уступаетъ Самосскому, оно единственная отрасль здшней торговли.
Кажется, не льзя ничего сравнить съ прелестью вечеровъ здшняго климата! Небо сіяетъ тогда всми красками заходящаго солнца, и лучи, разливаясь по небосклону, будто сближаютъ и ставятъ передъ нами отдаленные верхи Европейскихъ горъ. Я увидлъ ясно коническій верхъ Аонской горы, въ направленіи 55 градусовъ отъ свера къ западу: вершина ея такъ высока, что живущіе на ней видятъ восхожденіе солнца тремя часами раньше, чмъ жители берега морскаго. Въ Іюн тнь этой горы простирается даже до Агоры, или рыночной площади города Мирины, на остров Лемнос, что составляетъ къ востоку боле 150 верстъ.
Близъ самаго Тенедоса, часть Русскаго флота, подъ начальствомъ Вице-Адмирала Сенявина, одержала побду надъ Турецкимъ флотомъ: въ этомъ сраженіи убитъ ядромъ храбрый офицеръ нашъ, извстный силачъ Лукинъ.
Мы снялись съ якоря, рано поутру, почти ночью. Втерокъ дулъ самый легонькій, мы могли идти на нижнихъ парусахъ, и скоро обогнули мысъ Баба, въ древности Лектосъ. Онъ не что иное какъ оконечность Идайскихъ горъ. Корабль взялъ направленіе праве, удаляясь отъ Азіятскага берега и Адрамитійскаго залива. Около вечера стала видна Митилена, втеръ опять стихъ, и мы лавировали, но къ ночи, близъ самаго берега, который былъ отъ насъ влво, насталъ совершенный штиль. Я отправился на островъ, и благодаря безвтрію пробылъ тамъ цлые сутки. Въ такое короткое время я не могъ обозрть всего: опишу что знаю и видлъ. Островъ этотъ прекрасенъ. На лемъ много горъ, рощей, текучихъ водъ. Померанцовыя, лимонныя, шелковичныя и всякія плодовитыя деревья растутъ на немъ въ изобиліи. Виноградники видны по всмъ возвышеніямъ. Исключая Малую Азію, я ничего прелестне не видывалъ! Городъ Митилену еще можно узнать по описаніямъ, оставшимся намъ отъ древнихъ. Страбонъ пишетъ: ‘Въ Митилен дв ‘пристани, полуденная неприступна для триремъ, ‘но можетъ свободно вмстить 50 млкихъ судовъ, сверная обширна и глубока, она закрыла насыпью. Передъ пристанями есть островъ, ‘на которомъ построена часть города.’ — Лонгусъ пишетъ почти то-же. Ныншній городъ Митилена построенъ на развалинахъ древняго. Вокругъ него еще видно множество прекрасныхъ остатковъ древняго его великолпія. Пристань нын очень плоха, но на остров есть другія пристани, какъ-то на западной оконечности его Сигри, и недалеко отъ Митилены, позади, Оливьери, эта всего больше посщается кораблями, и почти весь торгъ острова производится въ ней, хотя входъ въ нее узокъ и длиненъ, но она безопасна и спокойна.
На каждомъ шагу встрчается здсь множество развалинъ и древнихъ остатковъ, что совершенно согласно съ описаніями Страбона, Витрувія и Цицерона, о древней пышности Митилены. Пристань ея напоминаетъ историческое событіе Пелопонезской войны. Во время осады города Каликратидомъ, Аинскій флотъ пришелъ на помощь осажденнымъ. Каликратидъ неосторожно оставилъ часть войска и флота своего для продолженія осады, а съ другою частью вышелъ на встрчу непріятеля, котораго силы были превосходне. Онъ нашелъ его у Аргинузскихъ острововъ, и началъ неравный бой, былъ разбитъ, и самъ лишился жизни. Сраженіе это на нсколько времени дало совершенное превосходство Аинянамъ, и Исторія не говоритъ боле ничего достопамятнаго о древнемъ Лесбос. Островъ этотъ былъ славенъ не столько историческими событіями, сколько именами нкоторыхъ его урожденцевъ. Довольно было-бы одного Питтака, чтобы прославить цлую страну. Греція причислила его къ своимъ семи мудрецамъ, а родъ человческій долженъ принять въ число своихъ благотворителей. Онъ показалъ невиданный примръ философа, дерзнувшаго поработить свое отечество единственно для того, чтобы дать ему законы, утвердить его свободу, и, сдлавшись царемъ самовластнымъ, сойти добровольно съ престола и стать на ряду съ послднимъ гражданиномъ. Посл этого безсмертнаго имени, почти не смю напоминать о Саф, хотя и она знаменита своею любовью къ Фаону, своими стихами, несчастіями и смертію, о Терпандр, изобртател семиструнной лиры, объ Аріон, спасенномъ на спин дельфина….
Трудно опредлить, когда именно островъ Лесбосъ потерялъ свое древнее названіе и сталъ называться по имени главнаго своего города, Митиленой. Евстафій, Епископъ ессалоникскій, въ толкованіяхъ на 3-ю книгу Омировой Одиссеи, стр. 1462-я, говоритъ: ‘На Лесвос пять городовъ: 4-й Лесвосъ, по немъ и островъ именуется, 2-й — Актисса, или Исса, 3-й Пирра, 4-й Меимнъ и 5-й Митилена, по имени котораго нын островъ называется, какъ прежде именовался отъ Лесвоса.’ — Все, что я усплъ видть на Митилен, это множество развалинъ и остатковъ древности, разбросанныхъ по городу и въ окрестности его, но со всмъ усиліемъ воображенія не льзя составить изъ нихъ ничего цлаго. Да и вс памятники, которые потомъ видлъ я въ Греціи, почти въ такомъ-же состояніи. Хлва для скота построены изъ богатйшихъ обломковъ, принадлежавшихъ храмамъ! Тутъ искаженный барельефъ, тамъ фризъ, великолпная колонна, и часто цлыя статуи закладены въ стну простаго дома, кабака, или конюшни. Въ этихъ странахъ на всякомъ шагу встрчаются изящные остатки, напоминающіе, что была Греція и чего она лишилась.
Митилена въ равномъ разстояніи отъ Константинополя и Смирны. Находясь почти посреди Архипелага, этотъ островъ, плодородный, обильный водою, надленный хорошими пристанями, долженъ быть важнымъ и цвтущимъ владніемъ, но, по несчастію, онъ принадлежитъ Туркамъ: этимъ словомъ сказано все. Онъ бденъ, раззоренъ, и народонаселеніе его уменьшается съ каждымъ годомъ, земледліе упадаетъ, промышленность исчезаетъ совершенно. Переночевавъ въ пристани, мы поплыли въ Хіоскій проливъ. Я нетерпливо желалъ видть Чесму.
Мы шли къ Хіоскому проливу тмъ самымъ направленіемъ, которымъ шелъ Турецкій флотъ въ 1770 году, преслдуемый Русскимъ флотомъ подъ начальствомъ Графа Алекся Григорьевича Орлова-Чесменскаго. У Турокъ было 15 линейныхъ кораблей и 40 фрегатовъ, Графъ Орловъ имлъ только 9 линейныхъ кораблей и 6 фрегатовъ. Турки остановились при вход въ проливъ, опираясь на Спальмадорскіе острова, но, видя приготовленіе Рускихъ къ атак, они подняли паруса и вошли въ проливъ, гд построились въ боевой порядокъ, вдоль Азіятскаго берега, повыше Чесменской бухты: въ нее отправили они вс транспортныя суда свои, которыхъ при флот ихъ было около ста. На другой день, 24 Іюня, Русскій флотъ раздлился на три части и пошелъ въ атаку, при благопріятномъ втр. Первымъ отдленіемъ командовалъ Адмиралъ Спиридовъ: его флагманскій корабль былъ Евстафіи, тутъ-же находился Графъ . Г. Орловъ. Вторымъ отдленіемъ командовалъ Графъ А. Г. Орловъ, на флагманскомъ его корабл, Ростиславъ, разввался кайзеръ-флагъ, при немъ былъ Контръ-Адмиралъ Грейгъ. Третье отдленіе было поручено Контръ-Адмиралу Эльфинстону. Лвое крыло Русскаго флота подошло къ Турецкому на ружейный выстрлъ, и корабль Евстафіи скоро сцпился съ Турецкимъ адмиральскимъ кораблемъ, крайнимъ на правомъ крыл, съ другой стороны подошелъ къ нему фрегатъ Орловъ, а съ средняго или втораго отдленія корабли: Три Іерарха, адмиральскій Ростиславъ, Европа, и Трехъ Святителей. Они вступили въ бой. Эльфинстонова эскадра долго не могла войти въ линію, потому что была принуждена обходить отмль. Ея движеніе даже почли неисполненіемъ сигналовъ и хотли судить Адмирала. Въ это время вспыхнулъ Турецкій адмиральскій корабль. Адмиралъ Спиридовъ всячески старался удалиться, чтобы спасти свой корабль, но не было возможности: наконецъ обгорлая мачта упала на Русскій корабль, и онъ взлетлъ на воздухъ {Адмиралъ Спиридовъ и Графъ . Г. Орловъ, за минуту до взрыва, успли спастись на шлюпк, по капитанъ корабля, потомъ знаменитый Адмиралъ Крузъ, и поручикъ Шлизовъ, также потомъ Контръ-Адмиралъ, взлетли съ кораблемъ. Первый стоялъ ни борт и его спихнуло въ море, второй, находясь ближе къ средин корабля, взлетлъ и остался живъ.}. Вслдъ за нимъ взорвало и Турецкій. Флотъ непріятельскій, видя свой адмиральскій корабль погибшимъ, пустился на всхъ парусахъ и искалъ спасенія въ тсной Чесменской бухт. Рускіе преслдовали его, и на другой день совершенно блокировали въ пристани. Турки стснились тамъ въ три линіи, имя еще за собою весь транспортный флотъ. Графъ А. Г. Орловъ, со своимъ кораблемъ и Европой, вошелъ за ними почти въ самую гавань, прочіе корабли и фрегаты составили вторую линію и совершенно заперли входъ. На другой день, 26-го, рано поутру, пустили въ Турецкій флотъ четыре брандера. Два первые, изъ которыхъ однимъ командовалъ Англичанинъ Дугласъ, прошли между кораблями Не тронь меня и фрегатомъ Надежда, но были остановлены млью, третій брандеръ, подъ командою Русскаго офицера Ильина, прошелъ мимо Ростислава, удачно присталъ къ Турецкому кораблю и первый зажегъ его {Иностранцы говорили, что Англичанинъ Дугласъ зажегъ первый своимъ брандеромъ Турецкій флотъ, но его зажегъ не Англичанинъ, а Русскій Ильинъ, Дугласъ съ брандеромъ подосплъ тогда, когда одинъ Турецкій корабль горлъ уже: онъ зажегъ другой.}. Скоро и два первые брандера сошли съ мли, пристали къ другимъ кораблямъ, и также зажгли ихъ, четвертый брандеръ не дошелъ. Турки совершенно потерялись, когда распространился пожаръ, и вмсто того, чтобъ стараться тушить огонь или съ негорвшими еще кораблями пробиться сквозь Русскую эскадру, они бросались въ воду, спасались на берегъ, и оставляли корабли на произволъ судьбы. Весь флотъ ихъ, за исключеніемъ одного корабля, спасеннаго и взятаго Русскими, вс ихъ транспортныя суда и галеры были истреблены огнемъ. Мене чмъ въ три или четыре часа, боле ста судовъ погибло. Взрывы кораблей слдовали одинъ за другимъ ежеминутно: картина была изящная, но ужасная! Даже въ Смирн, около ста верстъ оттуда, чувствовали потрясеніе. Иностранцы, вообще завидующіе слав Русскаго народа, и тогда, въ особенности Англичане, непремнно хотли приписать всю честь этой побды Англійскимъ Адмираламъ, Эльфинстону и Грейгу. Я никакъ не отнимаю чести у послдняго: онъ и посл служилъ съ отличіемъ, и одержалъ побду, вс знаютъ, что Адмиралъ Грейгъ былъ отличный морякъ, но здсь справедливость требуетъ сказать, что Чесменскій бой и сожженіе Турецкаго флота принадлежатъ безъ раздла Графу Орлову: ему и честь и слава! Прозваніе Чесменскаго пожаловано ему Великой Екатериной по всей справедливости. Эльфинстонъ, по стеченію, конечно для него несчастныхъ обстоятельствъ, не могъ даже участвовать въ первомъ сраженіи. Грейгъ, находясь на корабл Графа А. Г. Орлова, безъ сомннія распоряжалъ маневрами корабля, и могъ даже совтовать многое Графу, но вс знаютъ, что когда взлетлъ на воздухъ Евстафій, Графъ Орловъ, полагая, что на немъ погибъ братъ его, упалъ въ обморокъ, но какъ скоро пришелъ въ себя, онъ приказалъ всмъ кораблямъ двинуться впередъ, не дожидаясь Эльфинстоновой эскадры, еще не Вошедшей въ линію. Грейгъ былъ противнаго мннія, но это движеніе ршило побду. Наши корабли заперли на другой день флотъ непріятельскій въ гавани: это послдствіе глупаго распоряженія Турокъ. Не надобно быть морякомъ, чтобы приказать идти брандерамъ, въ такую тсную и неподвижную массу кораблей. Но все ясно доказываетъ, что честь побды точно принадлежитъ Орлову-Чесменскому. Едва нсколько человкъ спаслось отъ гибели, да и т достались въ плнъ побдителямъ. Посл этого пораженія, у Турецкаго Султана осталось два корабля, къ счастью ихъ не успвшіе присоединиться къ флоту, да третій, ветхій, находившійся въ Константинопольскомъ канал. Крпостцу Чесму Графъ Орловъ взялъ, на другой день сожженія флота: въ ней нашли много раненыхъ и изувченныхъ въ сраженіи Турокъ, которыхъ побдитель призрлъ, сколько могъ успокоилъ, снабдилъ състными припасами, и потомъ отпустилъ. Ничего не было легче, посл этой побды, какъ войти въ Дарданеллы, гд страхъ овладлъ всми, и ничто не было готово къ защит, Графъ испрашивалъ на то повелнія Императрицы, но уже трактовали о мир, иностранные дворы и даже Русскій кабинетъ всячески отклоняли Государыню отъ продолженія войны.
Мы вошли въ гавань, и вообразите мое удивленіе: я увидлъ, черезъ 54 года посл Чесменскаго боя, еще торчащія изъ воды, въ нкоторыхъ мстахъ, мачты потопленныхъ кораблей! Он до сихъ поръ свидтельствуютъ о слав этого достопамятнаго для Рускихъ сраженія! Я осмотрлъ крпостцу: въ ней ничего нтъ достойнаго замчанія. Это древній Кизусъ, построенный на покатости пригорка, у самой пристани. Я вырылъ довольно глубоко ямку, выклалъ ее камешками, и положилъ туда большую бронзовую медаль, выбитую, по повелнію Екатерины II, въ память Чесменской побды и въ честь Графа А. Г. Орлова. По всей Греціи встрчалъ я слды нашихъ побдъ: таковы завоеваніе Тенедоса и побда у береговъ его, одержанная Адмираломъ Сенявинымъ, взятіе Пароса и основаніе на немъ магазиновъ, госпиталя и верфи Графомъ . Г. Орловымъ, взятіе Наварина и Миситры въ Пелопоннез, Кн. Юрьемъ Владимировичемъ Долгорукимъ и другими нашими начальниками’ Рускій невольно гордится и благословляетъ своихъ Царей, ведущихъ народы свои къ государственному благосостоянію и слав!
Невдалек отъ Чесмы, Сципіонъ одержалъ морскую побду надъ царемъ Антіохомъ. Здсь также былъ городъ Ернерія, гд родилась Сивилла Гіерофила. Постивъ Чесму, я заплатилъ дань памяти Графа Алекся Григорьевича ОрловаЧесмепскаго, друга моего отца, а моего благодтеля. Корабль нашъ прошелъ Хіосскій проливъ и взялъ направленіе къ западу, при легкомъ втерк. Мы плыли довольно быстро, и рано поутру прошли между острова Андроса и Негропонтскаго берега. Здсь находились мы уже въ Греціи, и вышли изъ Турецкихъ владній. Втеръ стихъ. Мы проходили мимо острова Цеа и къ полудню были въ виду Суніумскаго мыса, нын Capo colonna. Скоро корабль нашъ шелъ подл самаго мыса. Развалины Минервина храма были видны совершенно. Я непремнно хотлъ сойти на берегъ и отправился туда на шлюпк. Суніумъ въ Аттик, противъ самыхъ Цикладскихъ острововъ и Егейскаго моря, отъ него считаютъ 360 стадій, или 37 миль, до послдняго Негропонтскаго мыса Левка (благо). Солнце блистало на серебряныхъ морскихъ волнахъ. Съ одной стороны окружали ихъ берега Аттики, съ другой берега Пелопоннеза. Повсюду видны были мысы, горы, острова, и между ними голый и безплодный островъ Идра, онъ подл береговъ Морей. Идріоты выростаютъ и воспитываются на мор, привыкаютъ къ нему съ младенчества, и за то искони слывутъ лучшими моряками Леванта. Они безстрашно плаваютъ во всякую погоду. Въ послднюю войну, за независимость Греціи, они храбро дрались и никогда не допускали ни одного Турка на свой островъ. Я вышелъ на берегъ у Суніума. Онъ крутъ, утесистъ и усянъ каменьями. На самомъ верху его остатки храма Минервы Суніумской, далеко видные съ моря. подплывая къ берегу мы проходили между нимъ и островомъ Макронизи (длиннымъ островомъ). Въ древности называли его Еленинымъ островомъ, потому, будто-бы, что супруга Менелая, возвращаясь изъ Трои въ Лакедемонъ, отдыхала на немъ. Островъ этотъ принадлежалъ Аинянамъ, но не приносилъ имъ никакого дохода онъ весь усянъ камнями, длина его семь милъ.
Матросы остались на берегу купаться, а я пошелъ къ храму. Суніумъ, какъ полагали древніе географы, былъ въ 330 стадіяхъ, или въ 41 3/4 миляхъ отъ Пирея, главной Аинской пристани, онъ считался Демосомъ, или Аттической слободой, принадлежащей Атталисову колну. Въ Пелопоннезскую войну, Аиняне укрпили его для защиты транспортныхъ своихъ судовъ. Въ наше время, мсто это долго оставалось совершенно голымъ, но теперь заросло кустарникомъ, всегда сохраняющимъ зелень. Еще видны и остатки стнъ, окружавшихъ высоту, посредин которой былъ построенъ храмъ: он продолжались до самой пристани. Особеннаго рода кладка ихъ называлась у Грековъ Псевдисодомумъ. Я нашелъ здсь круглый колодезь, а подале, у самой подошвы горы, прудъ или озерко, вода въ немъ свжа и пріятна для вкуса, но черновата.
Храмъ Минервы Суніумской былъ весь изъ благо мрамора. Аиняне построили его, вроятно, въ одно время съ Паренономъ. Судя по архитектур, я даже полагаю, что онъ принадлежитъ къ временамъ Перикла. Несомннно то, что онъ Дорическаго ордена, какъ Паренонъ, и построенъ въ такихъ-же размрахъ, только не такъ обширенъ, какъ Аинскій храмъ. По остаткамъ еще можно судить о красот его. Фронтонъ храма былъ на шести колоннахъ, теперь осталось ихъ четыре, уцлло еще, съ боку, на юго-западной сторон, пять столбовъ, да съ противоположной четыре. Часть преддверія и два пиластра съ полуденнаго Фаса также цлы, вс другія колонны разбиты и лежатъ въ куч. Мн разсказывали посл, что это чудесное зданіе разрушено не такъ давно, лтъ за пятьдесятъ, извстнымъ Джіафаръ-Беем, командовавшимъ Турецкимъ гальотомъ: варваръ хотлъ воспользоваться желзомъ и свинцомъ, связывавшимъ камни!… Преддверіе совсмъ разрушается, и столбы, скатившіеся къ морю, обломаны и потерты, это я приписываю уже не столько людямъ, какъ морскимъ волнамъ, безпрестанно разбивающимся о берегъ. Сколько ни старался я сыскать какую нибудь надпись, но не нашелъ ни одной. За то путешественники разныхъ временъ испачкали мраморъ безвстными своими именами. Мсто и храмъ потеряли даже названіе Суніума: ихъ называютъ обыкновенно Сapo-Colonna, потому, что колонны видны далеко съ моря.
Мы плыли вдоль Аттическихъ береговъ, и они казались мн дики и голы. Но картина заходящаго солнца на мор великолпна. Скоро она смнилась другою картиной, въ своемъ род не меньше прелестною: это восхожденіе луны, сіяющей посреди лазурнаго неба. Мы тихо подвигались впередъ, при легкомъ втерк, безпрестанно въ виду береговъ, и мн казалось, что мы все плывемъ по широкой рк. Къ утру, на самомъ разсвт, достигли мы острова Эгины и вошли въ бухту. Здсь увидли мы Пангеленіонъ, гору, покрытую лсомъ, и на вершин ея храмъ. Разстояніе отъ насъ было не больше, какъ на одинъ часъ обыкновенной ходьбы, и я сошелъ на берегъ, осмотрть это зданіе. Храмъ посвященъ былъ нкогда Юпитеру-Пангеленіуму. Дорога къ нему, на крутую каменистую гору, идетъ среди благоухающихъ мастиковыхъ, кедровыхъ и сосновыхъ деревъ. Но въ иныхъ мстахъ земля совершенно голая. Я взошелъ на вершину горы и былъ щедро вознагражденъ за трудъ свой. Видъ съ горы очарователенъ: оттуда ясно видны берега Аттики и Пелопоннеза, дале открываются горы внутри земель, море, тогда блиставшее отъ солнечныхъ лучей, усыпано островами, которыхъ большая часть вблизи берега твердой земли. Аинская цитадель казалась такъ близко, но, увы! мн не суждено было подойти къ ней. Видны были даже масличныя рощи подл Аинъ. Храмъ Юпитера Пантеленіона построенъ въ самой глубокой древности, какъ увряли древніе, Закомъ, сыномъ Эгины, дочери Юпитера и Азопы. Эллада терпла ужасныя бдствія отъ засухи во времена Зака. Баснословная исторія прибавляетъ, что наконецъ ршились спросить оракула Дельфійскаго, и Пиія отвчала, что одинъ Закъ можетъ умилостивить Юпитера. Онъ принесъ жертвы на алтар Юпитера Пангеленіона, и тотчасъ пролились обильные дожди.
Этотъ знаменитый храмъ Дорическаго ордена. Видно, что на переднемъ фас его было шесть колоннъ: изъ нихъ осталось дв въ пронаос, да шестнадцать въ наружной части, во внутренней еще цлы три. Карнизъ упалъ весь, кром принадлежащаго къ архитраву. Изветшалый камень храма принялъ буроватый цвтъ, и во многихъ мстахъ поломанъ. Это также показываетъ глубокую древность зданія. Колонны были просверлены для ввода въ нихъ металлическихъ связей, это нсколько повредило нкоторыя, но различныя части ихъ такъ хорошо сплочены, что многія колонны кажутся монолитами. Я порылся около портика, и хотя нашелъ кусокъ барельефа, но изломанный, такъ что ничего не могъ узнать по немъ. По нкоторымъ остаткамъ видно, что храмъ былъ окруженъ оградой. Я долго разсматривалъ эти развалины, достопамятныя своею древностью. Не знаю даже, есть-ли гд нибудь остатки строеній, столько-же древніе какъ эти? Они сохранились конечно потому только, что находятся на высокой гор, и отдалены отъ моря и отъ всякаго сообщенія съ ближайшими селеніями.
Оставивъ это мсто, я поспшилъ ссть въ лодку, боясь пропустить благопріятный втеръ, всегда начинающій дуть около вечера въ этотъ мсяцъ. Мн хотлось рано поспть въ древнюю Эгину. Дйствительно, на другой день, мы рано бросили якорь въ ея пристани, подл одного Греческаго корабля. Древніе жители Эгины, какъ ныншніе Идріоты, сдлались моряками по необходимости: бдность острова заставляла ихъ нуждаться въ самыхъ первыхъ потребностяхъ жизни, и они прибгнули къ размнной торговл. Тогда, не взирая на безплодіе своей земли, Эгина сдлалась соперницей сосдственныхъ Аинъ. Я увидлъ здсь почти пустыню: на остров есть нсколько смоковницъ, уголокъ засянный пшеницей, да вмсто храмовъ, описанныхъ Павзаніемъ, до 13-ти разрушенныхъ церквей, весьма неважныхъ. Не вдалек отъ моря замтилъ я дв колонны Дорическаго ордена. Не принадлежали-ль он къ храму Венеры? потому что театръ, о которомъ упоминаютъ путешественники какъ о зданіи, достойномъ примчанія и похожемъ на Епидаврскій, былъ не тутъ, а въ особенной пристани, хотя и не далеко. Еще можно видть остатки стнъ, пристани, и арсенала, покрывающіе большое пространство. При вход въ портъ, на лвой рук, есть часовня во имя Николая Чудотворца, а прямо противъ нея четвероугольная башня, построенная Венеціянами, во время войны ихъ съ Турками въ 1693 году. Въ этомъ удостоврился я надписью, которую насилу могъ разобрать: такъ высоко она отъ земли. Вотъ надпись:

D. О .
FRANCISU MAVROCENI
DUCIS VENET. Q. C. G. MIVSSV
ALOVSIO MOCENIGO
G. GVLPHI CURANTE
ERECTA
А. MDCXCIII.

Не вдалек видны еще остатки древней гробницы, вроятно Фокаса, сына Эакова. Его нечаянно убили братья, Теламонъ и Пелей, въ игр, метая камни. Павзаній упоминаетъ объ этой гробниц. Теперешній городъ вроятно тотъ, который прежде назывался Оя. Онъ на покатости высокой скалы. Это мстоположеніе предпочли древнему, вроятно потому, что оно не такъ подвержено нападенію морскихъ разбойниковъ. Въ город считается до 400 домовъ. Вс они низенькіе, съ плоскими крышами, построены изъ земля и песку, и расположены амфитеатромъ по склону горы. Замчательно, что здсь нтъ ни комаровъ, ни другихъ докучливыхъ наскомыхъ, которыми преизобилуютъ почти вс селенія въ Греціи. Колодезная вода здсь прекрасна, за то говорятъ — воздухъ не здоровъ. Выше города видны втряныя мльницы, водоемы, и остатки Венеціянской крпости, построенной въ 1654-мъ году.
На остров Эгин есть Епископъ и множество церквей. Почва земли здсь каменистая, однакожъ въ нкоторыхъ мстахъ родится довольно пшеницы, есть также масличныя деревья, множество миндальныхъ, и виноградъ. Я не знаю ни одного острова въ Архипелаг, на которомъ было-бы столько горлицъ, голубей и куропатокъ: изъ подъ ногъ моихъ вспархивали цлыми стаями красноногія куропатки, и бывшій при мн Грекъ поймалъ одну живую. За то здсь вовсе нтъ ни зайцевъ, ни лисицъ, ни волковъ. Ручьи лтомъ почти вс пересыхаютъ, и тогда жители принуждены довольствоваться колодезною водою. Периклъ называлъ Эгину бльмомъ на глазу Пирея.
Грустно мн было., такъ близко быть отъ Аинъ и не постить этого знаменитаго города. Я чувствовалъ, что почти главная цль моего путешествія удаляется отъ меня! Великія имена тревожили мысли и душу, но должно было покориться судьб. Время летло и влекло дале. Меня предупредили, что карантинъ, учрежденный Греческимъ правительствомъ въ Скирос, ничмъ не снабженъ, что тамъ едва можно найти пріютъ для путешественника, и нтъ для него ни пищи, ни постели, ни какого спокойствія, что онъ остается среди нечистоты, на съденіе клопамъ и всякой гадин, и нтъ даже порядочнаго лекаря и нужныхъ лекарствъ: а между тмъ надобно высидть въ этой гадкой тюрьм 40 дней, въ несносномъ жару, безъ всякаго общества и почти безъ пропитанія. Отъ этого одного легко можно занемочь, да и корабль не станетъ дожидаться, надобно будетъ дорогою цною нанять дурную Греческую лодку до Аинъ, а тамъ опять новыя затрудненія! Отъ повальныхъ лихорадокъ вымеръ почти весь Пирей, и въ самыхъ Аинахъ она въ это время такъ свирпствовала, что жители разсялись по другимъ мстамъ, Король былъ въ Германіи, иностранные министры разъхались, правительство было безъ силы, и раздоры волновали всю страну. Если-бъ даже, не взирая на вс описанныя мною неудобства, я ршился туда хать, то встртились-бы другія затрудненія. Какъ оттуда выхать? Въ Константинопол и Смирн появилась чума, пароходы перестали туда ходить, купеческія суда очень рдко заходятъ въ Аины, потому что торговли тамъ нтъ. И такъ понадобилось-бы пробираться сухимъ путемъ до Патраса, и оттуда въ Корфу. Кром опасности прозжать мстами, гд тма разбойниковъ, а правительство безсильно, мн должно-бы было изъ Корфу плыть въ Анкону, а оттуда хать въ Римъ, слдовательно миновать Мальту, Сицилію, Неаполь. А хать туда изъ Рима и опять ворочаться по той-же дорог въ Римъ, было-бы и долго и слишкомъ дорого. Соображая все это, я горевалъ о драгоцнныхъ мн Аинахъ, и ршился захать украдкой и мимоходомъ въ Коринъ, Аргосъ и Навплію. Добрый Капитанъ согласился на это. Я утшалъ себя еще тмъ, что Аины мало представляютъ теперъ любопытнаго для путешественника. Послдняя осада ихъ и пожары истребили почти все древнее, а если что и осталось еще, то сдлать новыя разысканія, посл Страбона, Павзанія, Плинія, и множества новыхъ писателей, начиная съ Жиля, Веллера, Чандлера, Стуарта, Руа, Шуазля, до Шатобріана, Мишо, и больше всхъ Фовеля, было-бы съ моей стороны пустое требованіе. Разв для того только надо было захать туда, не смотря на вс препятствія, чтобъ сказать посл: я былъ въ Аинахъ! Я пишу не ученое путешествіе, а составляло только нкоторыя замтки. Ограничусь тмъ, что самъ видлъ, кажется съ меня будетъ довольно.
Я условился съ Капитаномъ такимъ образомъ: онъ долженъ былъ идти прямо въ Навилію и дожидаться меня тамъ, даже цлую недлю, потому что ему надобно было сложить въ Навпліи часть своего груза, состоявшаго въ Русскихъ кожахъ. Въ это время я могъ нанять въ Эгин лодку и отправиться на ней въ Коринъ, а оттуда верхомъ пробраться въ Навплію. Такъ, не теряя времени, я могъ увидть часть Морей.
Распрощавшись на время съ моими сопутниками, я слъ въ четырехвесельную шлюпку, съ моимъ старымъ переводчикомъ, въ которомъ, впрочемъ, уже мало имлъ нужды, потому что по-Гречески могъ самъ объясняться, и поплылъ, при попутномъ втр, прямо въ Коринъ, придерживаясь береговъ Аттики! Хозяинъ лодки уврилъ меня, что надобно только выдавать себя за прозжающаго изъ Аинъ, или просто съ Эгины, и я не встрчу ни малйшаго затрудненія отъ карантинныхъ смотрителей, которыхъ впрочемъ и нтъ. Счастье до сихъ поръ не покидало меня, и я спокойно поплылъ съ моими Греками. Скоро мы были у острова Саламина (нын Колури) {Тамъ я видлъ, что жители ловили рыбу острогой, точно какъ у насъ въ Россіи, только они били ее на ходу, потому что это было днемъ.}. Онъ миляхъ въ 42-ти отъ Эгины. Островъ этотъ знаменитъ своимъ Аяксомъ, Теламоновымъ сыномъ, восптымъ Омиромъ въ Иліад, а еще больше побдой, одержанной при берегахъ его емистокломъ надъ Ксерксовымъ флотомъ. Саламинъ составляетъ неправильную фигуру, и въ немъ полагали 70 или 80 стадій длины. Аиняне и Мегарійцы долго оспоривали другъ у друга владніе этими островами. Я вышелъ на берегъ Саламина, бродилъ по немъ, разсматривалъ найденные мною обломки, въ томъ числ и мраморные, потомъ пошелъ на мсто города Саламина. Павзаній пишетъ, что въ этой части острова былъ Діанинъ храмъ, подл котораго Греки ставили трофеи, въ память одержанной емистокломъ побды. Теперь не видно и слдовъ храма. Тутъ-же былъ другой храмъ, Кихревса, героя, будто-бы принявшаго, по повелнію Аполлона, образъ змія и присутствовавшаго въ такомъ вид на Аинскомъ флот во время сраженія. Вроятно на этомъ мст построена небольшая церковь во имя Св. Николая. Саламипъ раззорили Аиняне за то, что во время Македонской войны он сдался Царю Кассандру. Во второмъ столтіи, когда Павзаній посщалъ эту страну, еще были остатки агоры (рынка), съ храмомъ и статуей Аякса. Близъ пристани еще показывали тогда камень, на которомъ будто-бы сидлъ Теламонъ, когда Саламинскіе воины, подъ начальствомъ сына его Аякса, садились на суда, отплывая въ Авлиду, гд сбирался Греческій флотъ противъ Трои. Я видлъ еще Фундаментъ бывшихъ стнъ города. Судя по нимъ, городъ былъ мили четыре въ окружности. Измрить этого самъ я не могъ, потому что все вокругъ было засяно хлбомъ. Пристань занесло иломъ и большая часть ея высохла. На нкоторыхъ обломкахъ мрамора есть надписи: одна, особенно, показалась мн принадлежащею къ глубокой древности, потому что буквы въ ней совсмъ не такія, какія употреблялись до введенія Іонической азбуки. На другой, близъ пристани, я прочелъ имя Солона. Извстно, что этотъ великій законодатель былъ родомъ изъ Саламина, ему была воздвигнута статуя, на площади города: тамъ представили его держащимъ руку свою подъ мантіей, въ томъ скромномъ положеніи, въ которомъ обыкновенно говаривалъ онъ Аинскому народу.
На Саламин живутъ нын Албанцы, пахари, деревня ихъ, Ампелаки (виноградникъ), не далеко отъ пристани, внутри острова. Ботаники могутъ отыскивать цвтокъ, который, по разсказамъ древнихъ, явился здсь въ самую минуту Аяксовой смерти на Троянскихъ берегахъ: онъ былъ красноватый, и на листьяхъ его, которые были меньше лилейныхъ, изображалась та-же буква, какая видна на гіацинт.
Я сошелъ въ лодку и поплылъ къ Коринскому перешейку. Въ Кенхріи, тамошней гавани, мы наняли ословъ и похали въ городъ. Никто даже не спросилъ меня: откуда и куда ду?
Коринъ сохранилъ свое древнее названіе. Онъ простоенъ у подошвы горы Гераніонъ, ближе къ Хрисейскому морю, чмъ къ Саламинскому заливу, откуда я пріхалъ. Въ немъ есть домы довольно богатыхъ купцовъ, которыхъ удерживаетъ корысть въ этомъ нездоровомъ мст. Акрокоринъ, по нашему Вышгородъ, повелваетъ городомъ. При Туркахъ, не пускали въ него христіанъ. По высот горы, кажется, что пушки, поставленныя на ней, не могли-бы защищать города. Пукевиль не безъ основанія сказалъ, что эта цитадель построена, кажется, для орловъ, летающихъ надъ нею.
Не стану описывать великолпія, богатства, роскоши древняго Корина. Читатели найдутъ въ Павзаніи и Страбон описаніе всхъ изящныхъ памятниковъ Корина, отъ которыхъ теперь почти ничего не осталось.
Коринъ не разъ былъ разграбленъ и раззоренъ до основанія. Римляне, въ 3188 году, дали повелніе Консулу своему Муммію, раззорить городъ въ конецъ, продать съ публичнаго торга женъ и дтей, и не оставить камня на камн. Цезарь возстановилъ его, и Павзаній, посщавшій Коринъ черезъ 270 лтъ посл этого возстановленія, нашелъ въ немъ еще множество зданій, храмовъ и статуй. Императоръ Адріанъ украсилъ городъ банями и снабдилъ водой.
Посл этого возрожденія Корина, было второе его разрушеніе, еще боле перваго ужасное. Аларикъ, раззоритель Аинъ и всей Греціи, сжегъ и истребилъ здсь все. Едва начиналъ городъ оживать посл втораго потрясенія, какъ Султанъ Мурадъ обложилъ его данью, въ 1447 году. Легко понять, что въ стран, тревожимой безпрестанными войнами, Акрокоринъ былъ пунктомъ слишкомъ важнымъ, и необходимымъ той или другой воюющей сторон. Морейскіе деспоты, братья послдняго Императора Константинополя, отказались платить дань Туркамъ. Магометъ II осадилъ и взялъ Коринъ въ 1459 году. Съ тхъ поръ вся страна покорилась Туркамъ, и Коринъ уже не могъ возстать.
Теперь городъ представляетъ разбросанные курени. Есть и изрядные домы, но жителей мало. Одна часть города, вокругъ базара, населенне Везд видны брошенныя и пустыя мечети, вокругъ нихъ кипарисовыя деревья, кое-гд поля засяны хлбомъ, есть апельсинные и лимонные сады. Все это вмст довольно живописно, но мертво. Воздухъ здсь лтомъ не здоровъ, а осенью становится даже смертоносенъ, и потому достаточные жители удаляются въ деревни. Въ бытность мою въ Корин жаръ былъ несносенъ, и я торопился осмотрть мстоположеніе его. Единственный красотою видъ изъ Акрокоринеа привлекъ мое вниманіе: безъ всякаго преувеличенія можно сказать, что отсюда видна почти вся Греція. Съ одной стороны представляется Ахаія, Сикіонъ, Аргосъ, горы Пареніусъ и Тайгетъ, Навплія и Паламиди, величественный Аргосскій заливъ, и берега Лаконіи, внизу виднъ Лепантскій заливъ, съ другой стороны видны Мегара, Саламинъ и Элевзисъ. Въ зрительную трубку можно было-бы разсмотрть корабли, выходящіе изъ Пирея! Аины, Эпидавръ, Эгина, Калабрія, Кнееронъ…. о, всей души недовольно для полноты чувства три такихъ предметахъ!…
Я нашелъ въ Акрокорине одиннадцать Дорическихъ колоннъ, но гд великолпныя палаты, Въ которыхъ царствовали роскошь и сладострастіе? Гд юныя жрицы Венеры, привлекавшія изо всей Греціи молодежъ на праздники и веселье? Все исчезло! Нищета и болзни гнздятся здсь. Въ тысячу разъ пріятне читать исторію Коринеа, нежели отыскивать мсто его и угадывать, гд былъ этотъ Коринъ. Усладительно однакожъ думать, что, когда забыто все, остается незабвеннымъ навки бдный странникъ, посщавшій нкогда этотъ городъ, и въ тиши воздвигавшій памятникъ безсмертный, одинъ оставшійся непоколебимымъ посреди развалинъ Греціи. Этотъ странникъ тотъ самый, который писалъ посланія къ Коринянамъ, и донын утшаетъ въ горестяхъ и укрпляетъ въ надежд жителей здшняго раззореннаго края. Вра православная, имъ проповданная, можно сказать — одна уцлла, какъ негибнущее — вчное.
Нмецъ Маіоръ, комнендантъ здшній, охотно пускаетъ въ Акрополисъ. Г-нъ М*** человкъ добрый, словоохотливый, и если не очень твердъ въ Исторіи, Археологіи, и часто путается въ именахъ, то щедро вознаграждаетъ эти недостатки своимъ радушіемъ, вжливостью и готовностію угодить посщающимъ его развалшщ.
На Акрокоринъ надобно карабкаться съ часъ, и по дорог везд расбросаны обломки колоннъ, капителей, есть и цлыя, изъ лучшаго мрамора. На вершин можно узнать, гд былъ Пріенскій ключъ. Я увренъ, что нкоторые здшніе барельефы и надписи еще не описаны ни кмъ. Мн показывалъ Греческій священникъ бюстъ, недавно вырытый, этотъ бюстъ изъ дикаго мрамора, у него отшибенъ носъ, но мн показалось, что онъ изображалъ Императора Адріана, работа его, кажется, не славнаго ваятеля.
Коринскій перешеекъ очень узокъ. Древніе пишутъ, что въ одномъ мст его было только 40 стадій ширины, и тутъ-то находился Діолкосъ, или волокъ, по которому, посредствомъ машинъ, перетаскивали небольшіе корабли изъ одного моря въ другое. Это длалось еще и въ послднюю войну Турокъ съ Венеціянами. Не разъ покушались соединить оба моря, Іонійское и Эгейское, посредствомъ канала. Димитрій Поліорцетъ предпринялъ это первый, но производители работъ уврили его, что воды Коринскаго залива гораздо выше Кенхрейскихъ, и потому неминуемо затопятъ острова Эгину и прочіе, безъ всякой пользы. Онъ оставилъ свое намреніе.
Потомъ Юлій Цезарь, Калигула, Неронъ хотли исполнить то же, послдній началъ уже работы со стороны Лехеума, но прорылъ только четыре стадіи. Всякой разъ останавливалъ работающихъ гранитъ: они не умли побдить твердости его. Я смотрлъ слды работъ и уврился, что въ наше время, посредствомъ пороха, легко уничтожили-бы гранитный слой.
На перешейк была нкогда стна, отъ одного моря до другаго. Ее сдлали для защиты Пелопоннеза. Греческіе Императоры починивали ее, и даже вновь строили. Послднимъ возобновителемъ этой стны былъ Константинъ Деспотъ, владлецъ Лакедемонскій. На средин ея былъ городокъ, названный Гексимилія, потому, что въ этомъ мст, дйствительно, стна простиралась на шесть миль. Въ 1447 году, Султанъ Мурадъ, но взирая на сильное сопротивленіе почти всхъ жителей Пелопоннеза, собравшихся сюда для защиты стны и города, взялъ ихъ. Въ 1451 году, Магометъ II веллъ разрушить стну, но въ 1463 году, во время войны Венеціанъ съ Турками, первая забота Грековъ и Албанцевъ была: возстановить ее по прежнему. Венеціяне помогали имъ, привозя камни и прочіе матеріалы, но работъ не успли кончить, потому что Турки приближались, и Баязетъ вошелъ въ Морею въ 1500 году.
На этомъ-же перешейк, близъ Ехенской пристани, былъ въ древности храмъ Нептуна Истмейскаго. По одну сторону его была насажена регулярная сосновая роща, а по другую стояли статуи тхъ, кто одержалъ побду на играхъ Истмейскихъ. На средин площади были бронзовые тритоны, а при вход на нее дв статуи Нептуна, изображавшія Амфитриту и море, также бронзовыя. Изъ приношеній, украшавшихъ храмъ, замчательно было сдланное Геродомъ-Аттикомъ, Нептунъ и Амфитрита, на колесниц, и при нихъ юный Палемонъ на дельфин, все это было изъ слоновой кости и золота. Четыре коня впереди колесницы, и тритоны подл нихъ, были вызолочены, а копыты копей и нижняя часть тритоновъ сдланы изъ кости. Барельефы колесницы изображали рожденіе Венеры, выходящей изъ волнъ и сопровождаемой Нереидами. На пьедестал Нептуновой статуи видны были Касторъ и Поллуксъ, покровители кораблей и мореплавателей. Въ оград находился другой храмъ, посвященный Палемону, и украшенный статуями самого Палемона, Нептуна и Левкотои. Съ другой стороны, въ подземельномъ проход, какъ думали, скрылся Палемонъ. Если Коринянинъ, или кто другой, осмливался на этомъ мст произнести ложную клятву, то, какъ полагали, онъ не могъ избжать наказанія. Здсь былъ еще театръ и стадіумъ изъ благо мрамора’ Я долго разсматривалъ мсто, въ давнія времена украшенное такими богатствами. Что-же осталось отъ нихъ? Нсколько круговъ колоннъ, Дорическая капитель, и еще кой-какіе обломки. Тутъ-же видна раззоренная церковь, въ которой престоломъ служилъ, кажется, обломокъ колонны. Я видлъ остатки ограды и древней стны. Впрочемъ, тутъ запустніе совершенное, и остаются одни горестныя воспоминанія.
Нанявъ двухъ вооруженныхъ проводниковъ, я отправился верхомъ въ Аргосъ. Сперва поднимались мы безпрестанно въ гору, потомъ начали спускаться въ Аргосскую долину. Я съ нетерпніемъ ожидалъ появленія знаменитаго города Юноны, и дйствительно, что-то великолпное, огромное увидлъ передъ собой, но приблизившись разочаровался совершенно. Холмъ, на покатости котораго разбросаны строенія города, окружающія его скалы, Лернская гора, заливъ — все это вмст составляло вдалек что-то величественное. Когда мы приблизились къ новому городишку, я невольно вскричалъ: ‘Такъ вотъ Аргосъ! вотъ этотъ пышный городъ, прославленный и восптый всми поэтами древности! Имя его по праву должно было дойдти до поздняго потомства. Гд-же его храмы? Куда двались мраморы, изображавшіе героевъ, которыхъ имена еще живы? Гд дворецъ царя царей, Агамемнона? Гд театръ? гд стадій, мсто Немейскихъ игръ? Гд, наконецъ, Пиррова гробница?…’ Напрасно было-бы искать этихъ памятниковъ въ бдномъ городишк, ныншнемъ Аргос, сохранившемъ одно имя свое. Но и теперь еще есть нкоторые остатки прежняго его величія. Въ ныншнемъ своемъ объем, городъ занимаетъ около пяти верстъ. Мстоположеніе его, внутри залива, прекрасно: съ одной стороны Кинурійскія и Аркадскія горы, а съ другой Эпидаврскія и Трезенскія высоты представляютъ величественную картину. Городъ кажется обширенъ, потому что неправильныя его улицы и домики, раздленные садами и пустырями, занимаютъ большое пространство. Вода его ключей и колодцевъ чище и здорове всхъ другихъ въ Море, она течетъ изъ полугоры, гд расположенъ городъ. Къ полудню еще видна стна, принадлежавшая, можетъ статься, къ древней крпости. Кто знаетъ, не съ нея-ли старуха бросила черепицу, положившую конецъ огромнымъ замысламъ Пирра? Близко этого мста есть укрпленъице, родъ замка, въ которомъ я видлъ пушки. Наконецъ, на ближней скал я нашелъ нсколько обломанныхъ барельефовъ и полуизглаженныхъ надписей. На здшнемъ базар, довольно многолюдномъ, также можно видть нсколько обломковъ древнихъ колоннъ. Павзаній пишетъ, что въ его время еще была въ Аргос Юпитерова статуя, та самая, у подножія которой закололъ Ахиллесовъ сынъ Пріама, въ собственномъ его дворц, и которую Стеннель вывезъ потомъ изъ Трои.
Въ Средніе Вка Аргосъ сдлался достояніемъ какой-то Венеціянской вдовы, она продала его Республик своей, за двсти червонцевъ годоваго дохода, и пять сотъ червонцевъ единовременной уплаты. Агамемнонову столицу! О суета суетъ!
Древній Инахъ, отецъ Іо, столько прославленной ревностью къ ней Юноны, впадаетъ въ море къ западной сторон холма, гд построенъ былъ иринсъ. Воды его чисты и прозрачны, но лтомъ рка почти пересыхаетъ, не смотря на то, что въ нее впадаютъ многія рчки и ключи, и что она долго течетъ среди густыхъ лсовъ. Нын въ Аргос считаютъ до десяти тысячъ жителей, они почти вс занимаются извозами и лошадиной торговлей. Я пробылъ здсь такъ мало, что не могъ заняться какими нибудь разысканіями древностей, но увренъ, что человкъ свободный и имющій достаточныя познанія, могъ-бы съ пользою что нибудь предпринять, особенно если-бы обратилъ свое вниманіе къ Неме, около которой есть еще много нетронутыхъ кургановъ, а въ лсу любопытныя пещеры, тамъ-же часто находятъ обломки барельефовъ. Теперь время самое благопріятное для такихъ разысканій: никто не препятствуетъ, да Баварцы и сами начинаютъ этимъ заниматься.
Видъ изъ Аргоса прекрасенъ. Тутъ передъ вами весь заливъ, до острова Спецціи (древняя Типарена), по другую сторону богатая долина, покрытая масличными деревьями. Ясно видны Навплія, Лерна, и весь берегъ моря до Эпидавра Лимерскаго (нын Монемвазія). На западъ пашни, виноградники, на востокъ Микена и Коринскія горы, рисующіяся въ перспектив. Какъ отъ Аргоса до Микены съ небольшимъ пять верстъ, то непростительно было-бы мн не заглянуть и въ эту древнюю столицу. Я нанялъ лошадь и отправился туда съ проводникомъ. Надо было перезжать Планиду (Инахъ), по весьма худому мосту. Потомъ я халъ по лвому берегу рки, среди обработанныхъ полей, въхалъ въ лсъ и скоро добрался до деревни Свят. Георгія (это древняя Немея). Бдные жители ея сютъ сарачинское пшено. Тутъ нашелъ я остатки древняго храма, и ворота, надъ которыми еще виднъ Немейскій левъ. Это т самыя ворота, которыя описывалъ Павзаній. Не понимаю какъ могло уцлть это зданіе, и тогда уже бывшее развалиной.
Тотчасъ за деревнею Св. Георгія, уже видны Карвати, или древняя Микева, и гробницы преступнаго семейства Атридовъ, къ которымъ я подъзжалъ съ какимъ-то непріятнымъ чувствомъ. Памятникъ этотъ цлъ, въ немъ есть куски мрамора непомрной величины. Я видлъ барельефы и другія украшенія, но посл Шуазля и Шатобріана, что стану я разсказывать! Я видлъ только, что здшніе крестьяне, не подозрвающіе важности этого памятника) и не слыхавшіе ничего объ Атридахъ, загоняютъ на ночь своихъ барановъ въ ихъ гробницу! {Нельзя не упомянуть однакожъ, въ какомъ вид представилась мн эта гробница. Это подземельное строеніе, со сводомъ, посредин его отверстіе, Черезъ которое оно, вроятно, освщалось. Была-ли когда часть этого строенія поверхъ земли, какъ напримръ въ гробниц Цециліи-Метеллы близъ Рима, или просто состояла она въ этомъ подземель, какъ Александрійскія пещеры, опредлить не льзя. Въ ней ничего не нашли, и потому не льзя даже утвердительно сказать, чтобы это точно была гробница Агамемнонова, правда, что Павзаніы насчиталъ пять гробницъ въ Миксн: Атрееву, Агамемнонову, Эвримедонтову, Теледамову и Пелопсову. Этстова и Клитеммееірина находилась по другую сгорону города, Лакедемоняне хвалились, что Агамемнонъ похороненъ у нихъ, во это не только ни чмъ не доказано, но и невроятно.} Я увренъ, что здсь можно найдти гробницы Эгиста и Клитемнестры, которыя, какъ извстно по описаніямъ, находились вблизи.
Отправившись въ Микену, я оставилъ въ Аргос моего слугу и чемоданчикъ съ пожитками, слдовательно долженъ былъ возвратиться тмъ-же путемъ, и не мшкавъ ни часу добрался до залива, нанялъ въ Лерн лодку, которая меня въ нсколько часовъ и доставила въ Навплію (Napoli di Romania). Здсь я нашелъ свой корабль и добраго Мессинскаго Капитана, моего форментія и товарища его Кафьери: они были готовы къ отплытію, и уже цлыя сутки ожидали только меня, потому я не могъ подробно разсмотрть Навпліи: однакожь пробывъ въ ней почти 2’1 часа, и гуляя цлый день по ея улицамъ, кое что замтилъ.
Подплывая съ моря, видишь крпостцу, построенную на отдльной скал, почти вровень съ моремъ: это просто худая башня, къ которой пристроено два домишка. Въ ней дв или три пушки, и она, положеніемъ своимъ, ни мало не опасна для кораблей, которые захотли-бы атаковать Навплію съ этой стороны. Достаточно было-бы двухъ залповъ, чтобъ опрокинуть ее совершенно. Проплывъ мимо нея, подходишь подъ выстрлы другой, уже значительной батареи, устроенной на мысу того мста, гд корабли становятся на якорь. Здсь вышелъ я на набережную и вошелъ въ городъ. Улицы въ Навпліи широки, прямы, красивы, но он показались мн пусты и скучны. Всходя по первой изъ нихъ шаговъ 600 въ гору, подошелъ я къ валу, съ воротами и амбразурами, и осмотрвъ эту гору, съ удивленіемъ увидлъ цлые ряды батарей, уставленныхъ по ней ступенями, и съ которыхъ можно стрлять черезъ нижній городъ по всмъ направленіямъ пристани. Красивые домы выстроены амфитеатромъ по гор, и все показываетъ здсь избытокъ, даже нкоторую роскошь. Другая стна отдляетъ этотъ второй городъ отъ Паламиди, или цитадели. Въ ней то-же ворота и амбразуры съ пушками.
Паламиди (получившая названіе свое вроятно отъ Паламида, сына Навпліева, который погибъ жертвою хитростей коварнаго Одиссея), не что иное какъ высокая каменная скала, на которой построена цитадель Навпліи. Она хорошо снабжена припасами, пушками, и взять ее очень трудно, потому что скала эта чрезмрно крута и возвышается утесомъ съ трехъ сторонъ. Она приступна только съ запада, но и тутъ защищена покрытымъ путемъ и казематами, такъ устроенными, что этажи ихъ допускаютъ довольно свта для лстницъ и раскатовъ, которые они защищаютъ. Надо около получаса времени, чтобъ отъ подошвы Паламиди добраться до вершины, на которой построена цитадель. Это укрпленіе состоитъ изъ пятіугольника, фланкированнаго пятью регулярными бастіонами, вооруженными 36 и 40-ка фунтовыми мдными пушками, очень исправными. Тутъ еще есть обширные водоемы, для скопленія и храненія воды. Слдовъ древности никакихъ нтъ. Я не хочу подробно описывать Навиліи, и не стану излагать исторіи осадъ ея и всей послдней революціи. Я слишкомъ мало времени пробылъ здсь, и не могъ хорошо узнать подробностей, которыя, впрочемъ, столько разъ были описаны, что, вроятно, новаго ничего сказать не можно. Пока Аины не отстроятся, Навплія можетъ почитаться столицею новаго Греческаго государства. Сюда собираются депутаты, здсь главные магазины, верховный судъ, но какъ Король Оттонъ и Правительствующій Совтъ основались въ Аинахъ, то, вроятно, Навплія скоро опустетъ. За всмъ тмъ, она всегда останется однимъ изъ важнйшихъ пунктовъ для обороны и для торговли Пелопоннеза.
Здсь окончилось мое странствованіе по Греціи. Я старался сколько можно меньше говорить о своихъ обдахъ, ночлегахъ, знакомствахъ, не слдуя въ этомъ примру многихъ путешественниковъ, которые почитаютъ ихъ, какъ видно, очень занимательными событіями. Мн кажется, любопытне прибавить здсь мои замчанія о жителяхъ страны.
Морейскіе жители, вообще, крпкаго сложенія, сильны, и отличаются выразительными чертами лица. Они изнурены продолжительнымъ рабствомъ, и, можетъ быть отъ того, хотя по большей части умны, но скрытны, хитры, тщеславны, большіе разсказчики, лгуны и не надежны въ общаніяхъ, ни одного слова не скажетъ Мореецъ, никакой бездлицы не продастъ безъ божбы. Нравъ у нихъ живой, веселый, они склонны къ сладострастію, умютъ развеселить, но. мало внушаютъ довренности. Отъ живости воображенія, въ ихъ рчахъ всегда тма фигуръ, сравненій, и они обыкновенно преувеличиваютъ дла и поступки свои. Говоритъ-ли Мореецъ о свобод? Подумаете, что онъ готовъ все совершить, всмъ пожертвовать для нея, а на дл онъ гораздо меньше заботится о ней, нежели о первенств своего вроисповданія. Ныншніе Греки ищутъ въ революціи боле торжества своей вры, и мало заботятся о политической свобод. Этому трудно поврить, но я удостоврился въ этомъ. Они меньше ненавидятъ Турокъ, чмъ Римскихъ католиковъ, а лютеранъ не почитаютъ и христіанами, прощая этихъ еретиковъ только за то, что они отвергаютъ власть Папы.
Греки въ полной мр показали, въ 1770 году, что на ихъ слова и на ихъ хвастливое усердіе къ свобод полагаться не должно. Даже Великая Екатерина была обманута ихъ разсказами. Депутаты, присланные отъ нихъ, сперва въ С. Петербургъ, потомъ въ Ливорно, къ Графу Орлову хвалились и хвастали, что изгонятъ Турокъ, лишь только-бы показались въ Архипелаг Русскіе корабли: они общали возстать единодушно! По ихъ словамъ, не нужно было имъ вспомогательнаго войска: они просили только пороху, свинцу, и человка три предводителей, говоря, что для нихъ достаточно этой помощи, и они готовы лечь головами до послдняго, за вру и свободу. Имъ поврили. Требованія казались справедливы и легки для исполненія. Графъ Орловъ отправилъ къ нимъ всего съ избыткомъ, и даже послалъ пушекъ, снарядовъ и ружей. Екатерина II, давно обольщенная мыслью объ избавленіи Греціи, и воцареніи новаго Кесаря въ возрожденномъ ею Константинопол, тмъ больше положилась на Грековъ, что въ это время дйствительно у Турокъ почти не было тамъ войска. Ихъ арміи были заняты и разбиты на Дуна, и они едва могли противупоставить тысячъ тридцать, худо вооруженнаго войска, милліону единодушно возстающихъ, какъ казалось, Грековъ. Съ другой стороны, нашъ флотъ, истребивъ Турецкій, свободно могъ, на всхъ берегахъ Аттики и Морей, содйствовать имъ и подкрплять ихъ.
Что-жь вышло? Греческіе депутаты были, по большей части, интриганы, прошлецы, искавшіе всякими средствами счастья. Многіе изъ нихъ и порученій ни отъ кого не имли, а т, которыхъ дйствительно послали, основывали вс свои надежды на пустыхъ словахъ, на разсказахъ, на хвастовств своихъ соотечественниковъ. Конечно, поврили имъ неосторожно, но и великіе геніи ошибаются, особливо въ томъ, что льститъ давно лелянной въ воображеніи, любимой мысли ихъ. Екатерина знала Грековъ только изъ Исторіи: ей были памятны и близки Александры, Периклы, Эпаминонды, и по нимъ она судила о ныншнихъ потомкахъ ихъ. Напротивъ, надобно было-бы послать надежныхъ людей, знающихъ языкъ НовоГреческій, чтобы удостовриться на мст, чего можно ждать отъ этого народа, и какъ расположить дйствія. Тогда увидли-бы, что не тысячу человкъ Русскихъ солдатъ надобно было послать въ Грецію, что непремнно нужно имть десантный корпусъ тысячъ изъ тридцати, и вести войну наступательную. Флотъ нашъ, посл Чесменской побды, не имлъ нужды въ подкрпленіи, но необходимо было его исправить и снабдить всмъ. Вмсто того заключили миръ съ Турками, и хотя въ трактат было сказано о всепрощеніи Морейскихъ Грековъ и забвеніи прошедшаго, но, по отбытіи Русскаго флота, эта статья трактата не могла быть ни чмъ поддержана существенно, а Турки отклонили отвтственность тмъ, что не посылали войскъ въ Морею, но, какъ извстно, дозволили Албанцамъ войдти въ Пелопоннезъ, рзатъ и грабить безъ пощады всхъ Грековъ. Эти., посл отбытія Рускихъ, совершенно упали духомъ, и вмсто того чтобы защищать, уже не свободу, какъ хвастали прежде, но жизнь свою, дтей своихъ, женъ и свое имущество, покуда Императрица могла-бы вступиться за неисполненіе трактата — протянули горло подъ ножи какихъ нибудь пяти тысячь, хуже ихъ вооруженныхъ варваровъ, и ни одинъ Грекъ не покусился даже защищаться противъ горсти разбойниковъ! Когда Русскій посолъ въ Константинопол сталъ жаловаться на этотъ поступокъ, то Диванъ уврилъ его, что тотчасъ пошлетъ войско унять и наказать разбойниковъ. Дйствительно, послали Гассанъ-Пашу, а этотъ Паша, подъ предлогомъ унять бунтъ, перерзалъ и дограбилъ остальныхъ! Правда, онъ выгналъ и Албанцевъ, но Морея съ тхъ поръ уже не могла поправиться. Я знаю, что со всхъ сторонъ возстали упреки и укоризны противъ Екатерины Великой, противъ военачальника ея Орлова, и вообще противъ всхъ Рускихъ. Больше всхъ кричали Французы, писали всякой вздоръ, увряли, что мы обманули и погубили Грековъ, и что на нашъ союзъ имъ никогда полагаться не должно. Я согласенъ, что Морейская экспедиція не имла ожиданнаго отъ нея успха, но безпристрастные люди согласятся, что если мы виноваты, то конечно только въ томъ, что поврили Грекамъ, и, положась на слова ихъ депутатовъ, допустили, даже поощрили возстаніе, которое, по тогдашнимъ обстоятельствамъ, кром гибели Грековъ, никакой пользы намъ принести не могло. Боле пятидесяти лтъ протекло посл этихъ гибельныхъ событій. Съ тхъ поръ все перемнилось. Съ одной стороны, Турки переполнили чашу горестей и бдствій Грековъ, особенно отымая у нихъ дтей и насильно обращая ихъ въ магометанство. Примръ Французской революціи, частыя возстанія въ Италіи, бунтъ Али-Паши, гд и они приняли нкоторымъ образомъ участіе, завоеваніе Наполеономъ Египта, все это дало Грекамъ больше смлости и какъ-бы ознакомило съ мыслью, что еще можно бороться съ Турками. Они попросвтились, и въ послднюю инсуррекцію были ужь гораздо мужественне и храбре прежняго. Но и тутъ они неминуемо погибли-бы, еслибъ Наваринская битва — можно сказать — неожиданно и случайно данная въ ихъ пользу, не удалила Египтянъ изъ Морей, и не заставила Европейскія державы, какъ-бы невольно за нихъ вступиться. Но и теперь властолюбіе Грековъ, безпокойный и сварливый ихъ нравъ, склонность къ интригантству, и разныя отношенія политическія, долго будутъ препятствіемъ къ установленію между ними порядка. Таковы ныншніе Греки, по крайней мр такими они мн показались. Мнніе мое, признаюсь, не въ ихъ пользу, но увряю, что одна истина руководствовала мной, и я почитаю это обязанностью всякаго безпристрастнаго писателя.
Надобно сказать нсколько словъ и о женщинахъ ныншней Греціи. Он, особенно въ Море, вообще прекрасны. Конечно, нтъ правила безъ исключенія, но тутъ исключенія рдки. Я думаю, что красотой своей он обязаны физическимъ причинамъ: солнце круглый годъ согрваетъ Морею, воздухъ тамъ совершенно сухъ, наполненъ благоуханіемъ цвтовъ, чистъ и животворенъ, температура теплая, небо всегда ясное, какъ въ Египт или южной Италіи въ лучшіе весенніе дни. Прибавьте къ этому умренную работу и правильную жизнь Востока: вотъ причины красоты Морейскихъ женщинъ!.. Образцы Апеллесовъ и Фидіевъ существуютъ въ Греціи и теперь. Гречанки вообще роста высокаго, стройны, благородны Физіогноміей, глаза ихъ исполнены огня. Ротикъ молодыхъ Гречанокъ, кажется, созданъ для поцлуя! Зубы у нихъ настоящіе перлы. Но он различны красотой въ разныхъ областяхъ. Спартанки, по большой части, блокуры, тонки, и походка у никъ важная, живущія въ горахъ Тайгета похожи на Палладу (какъ описываютъ ее намъ поэты), грозящую оружіемъ своимъ. Мессенянки дородне, но лица у нихъ правильныя, глаза голубые, волосы черные, и когда он танцуютъ по трав, босыми, но нжными ногами, то каждую изъ нихъ можно почесть Флорой, посреди испещренныхъ цвтами луговъ. Аркадіянка закутана въ толстую одежду, подъ которой едва замтить можно ея стройный станъ, но черты лица ея тонки, правильны, и улыбка показываетъ невинность. Архипелажскія островитянки не могутъ равняться въ красот съ Морейками, хотя и он вообще пригожи. Мн случилось видть въ Митилен совершенную красавицу! Въ Греціи, женщины, даже самыя богатыя, мало наряжаются. Цломудренныя въ двицахъ, он скромны и постоянны въ замужств, въ нихъ есть какая-то строгость характера, которая удаляетъ отъ нихъ прикосновеніе Азіятскаго сладострастія. Здсь рдко услышите, чтобы посл смерти мужа, избраннаго сердцемъ, Морейка вновь выходила замужъ. Эти нжныя сердца съ трудомъ переносятъ потерю любимаго ими человка, и часто проводятъ остальные дни жизни Въ слезахъ. Гречанки мало употребляютъ дорогихъ тканей для одежды, кром Индійскихъ шалей, которыя любятъ богатыя женщины. Он носятъ платья, ими самими сотканныя и сшитыя, а голову убираютъ въ лтнее время свжими цвтами. Вообще он охотницы пть, и у рдкой голосъ не хорошъ: он подлаживаютъ ему тетрахордомъ (трехъструнная гитара, а по нашему балалайка).
Если природа щедро одарила Гречанокъ красотой, нжностью, и постоянствомъ въ любви, то надо сознаться, что он въ тоже время тщеславны, скупы и честолюбивы до крайности, по крайней мр т, которыя находятся въ высшихъ рядахъ общества. Безъ всякихъ познаній и образованности, он, въ разговорахъ и бесдахъ совершенно ничтожны, скучны и не замняютъ этихъ недостатковъ даже веселостію или шутками, которыя такъ нравятся даже въ необразованныхъ женщинахъ другихъ странъ. О Гречанкахъ можно ршительно сказать, что он ничего не знаютъ, и никакъ не въ состояніи принимать и занимать гостей: имъ ни сколько не извстна эта наука, столько знакомая, женщинамъ другихъ странъ. Еще черта худаго воспитанія, даже тхъ, которыхъ честятъ княгинями: это ихъ обхожденіе съ своими служанками. Мн случалось видть въ Константинопол очень молодыхъ дамъ-Гречанокъ, ругающихъ своихъ рабынь даже при чужихъ, при постителяхъ, и когда он зовутъ ихъ къ себ, то вмсто того чтобы назвать по имени: Анна, Катерина, и проч., он кричатъ: скотина, дура, сука, и даже хуже. И все для того, чтобы показать ихъ ничтожность и свою важность! Посл этого можете судить, какое удовольствіе ожидаетъ образованнаго человка въ обществ такихъ дамъ.
Гречанки, въ разговор, часто божатся: он клянутся жизнію, , зрніемъ, . Случается, что Гречанка лжетъ, а между тмъ хочетъ уврить, что говоритъ правду, тогда прибавляетъ она: чтобы мн ослпнутъ, . Эти женщины боятся сглазу и врятъ всякимъ причудамъ, что также показываетъ недостатокъ въ воспитаніи.
Вотъ безпристрастный очеркъ того, что я могъ увидть и узнать, въ короткое время моего пребыванія посреди Гречанокъ.

ГЛАВА X.
БЕРЕГА АФРИКИ, БЕНГАЗИ, ПОЗДКА ВЪ СТЕПЬ.

Изъ Наполи ли Романіи мы быстро поплыли къ полудню. Корабль нашъ шелъ девять узловъ въ часъ, и скоро миновалъ островъ Чериго, древнюю Цитеру. Втеръ дулъ постоянно съ свера, и мы совершенно потеряли изъ виду берега. Къ вечеру погода разыгралась: корабль нашъ метало порывами, и килевая качка стала несносна. Всю эту ночь никто не спалъ на корабл, которымъ управлять было очень трудно. Спустили вс парусы, и всячески старались удержаться посредин моря, но капитанъ нашъ полагалъ, что насъ сильно относитъ къ Африканскимъ берегамъ. Наконецъ разсвло и на минуту показалось солнце, мы сняли высоту его и увидли, что дйствительно, въ ночь сбились миль на 60 къ полудню. Втеръ не стихалъ, и къ вечеру капитанъ сказалъ мн, что какъ Африканскіе берега очень низки, и ихъ невозможно усмотрть въ самомъ близкомъ разстояніи, а къ тому-же въ большой Сирт (Африканскій заливъ), около котораго мы, вроятно, находимся, множество песчаныхъ млей, то онъ полагаетъ гораздо благоразумне укрыться въ гавань пока еще свтло. Мы должны были, по его мннію, находиться близко Бенгази, а какъ втеръ не перемнялся и дулъ гораздо сильне, то не было возможности поворотить корабль вправо, къ Адріатическому морю, и онъ ршился укрыться въ Бенгази. Къ счастью нашему, предположеніе его оказалось врно: онъ приказалъ поднять нижній парусъ, повернулъ руль налво, и насъ понесло стрлой. Черезъ четверть часа усмотрли мы, хотя съ трудомъ, берегъ, и черезъ полчаса, то есть за часъ до захожденія солнца, уже преспокойно стояли на якор, посреди Бенгазійской пристани, въ которой тогда не было ни одного корабля.
Посл двухъ ночей, проведенныхъ безъ сна, въ ужасную бурю, съ какимъ наслажденіемъ каждый изъ насъ располагался уснуть! Мы стояли въ тиши, корабль чуть чуть колыхался, но капитанъ наистрожайше приказалъ матросамъ не всмъ ложиться спать, общалъ наблюдать за этимъ самъ, и строго наказать ослушниковъ. Я удивился такой строгости, но онъ отвчалъ мн: ‘Вы не можете вообразить, какіе воры береговые жители Африки! Если они замтятъ, что на корабл оплошно, то съумютъ подплыть неслышимо, заберутся на него, и потомъ, ползкомъ на брюх, въ темную ночь, оберутъ все, что имъ попадется: компасъ, инструменты, обржутъ канаты, веревки, паруса. Были примры такой дерзости, что спускались въ каюты и тамъ брали деньги и пожитки.’ Я разсмялся и сказалъ капитану, что, вроятно, такъ крпко засну, что если ворамъ вздумается меня самого украсть, то я не проснусь, и они легко унесутъ меня до берега. Къ счастію нашему, и благодаря бдительности добраго форментія, мы провели ночь благополучно. Я спалъ какъ мертвый, и проснулся на другой день когда солнце ужь было довольно высоко.
Бенгази въ древности назывался Вереника. Онъ былъ одинъ изъ городовъ, составлявшихъ пятиградное Киринейское владніе (Pentapolis). Птоломей Землеописатель полагаетъ, что еще древне онъ именовался Гесперисъ, да и нын нкоторые называютъ его Верикъ, Вернихъ и Беренихъ. Онъ былъ великъ, украшенъ и богатъ, какъ столица царства Барки. На Арабскомъ язык, Бенгази значитъ: дщерь войны. Въ старину пристань его была обширна и хороша, но теперь она почти совсмъ занесена пескомъ: при вход въ нее нтъ боле 1Лфут. глубины, слдовательно, только корабли тоннъ въ 200 могутъ входить въ нее, и то не боле 30-ти. Зимою, говорятъ, входъ въ пристань труденъ, но стоянка въ ней во всякое время надежна и безопасна. Теперь Бенгази небольшая слобода, въ которой домовъ до тысячи, не, больше. Есть дв или три мечети, и строеніе вообще плохое. Городомъ управляетъ Ага, подъ верховною властію Триполискаго Дея. Бенгази на самомъ краю песчаной Варварійской пустыни. Бедуины часто прикочевываютъ сюда, для торгу съ приходящими изъ Мальты и изъ Генуи кораблями. Они стерегутъ ихъ нетерпливо, продаютъ быковъ, кожи и много верблюжей шерсти, а берутъ въ обмнъ порохъ, свинецъ, небольшое количество толстаго сукна, щепетильный товаръ, и разные предметы нужные для вооруженія, притомъ небольшое количество муки и пшена. Въ город, какъ я самъ могъ удостовриться, остатковъ древности никакихъ нтъ, попадаются однакожъ Римскія монеты, и въ довольно большомъ количеств, но он по большей части не ясны, и почти вс съ изображеніями Клавдія, Нерона, Адріана и проч. Я старался найдти медаль Гордіана, того Императора, который и не вызжалъ изъ Африки, но не могъ достать ни одной: он очень рдки.
Рано поутру явились на корабль нашъ два Бедуина. Одинъ изъ нихъ хорошо говорилъ по — Италіянски. Узнавъ о прибытіи корабля, они пришли навдаться, не изъ Мальты-ли, и не могутъ-ли они продать быковъ, съ которыми прикочевали наканун? Я тотчасъ спросилъ: далеко-ли ихъ таборы, и возьмутся-ли проводить меня въ нихъ? Я хотлъ воспользоваться случаемъ видть этотъ народъ, о которомъ столько начитался во всхъ новйшихъ путешествіяхъ. Бедуинъ отвчалъ: до ихъ лагеря не боле пяти часовъ доброй верблюжей зды. Мы съ нимъ сторговались за пять Неаполитанскихъ дукатовъ. Онъ взялся проводить меня впередъ и обратно. Я нанялъ въ город двухъ верблюдовъ и пять ословъ, и какъ нашъ капитанъ уврилъ меня, что никакой нтъ возможности, за сильнымъ свернымъ втромъ, выйдти изъ гавани, то я и ршился създить въ песчаную пустыню къ Бедуинамъ. Капитанскій товарищъ, Кафьери, четыре матроса, я и слуга мой, вс хорошо вооруженные, пустились на другой день очень рано, въ сопровожденіи Бедуина Ибрагима, въ походъ, другой Бедуинъ остался залогомъ на корабл. Я не имлъ понятія объ этихъ песчаныхъ пустыняхъ, и никогда не зжалъ на верблюдахъ. Къ назначенному для меня подошелъ корнакъ (вожатый), легонько ударилъ его палочкой по переднимъ ногамъ, и тотъ началъ становиться на колни. Корнакъ подсадилъ меня, и, когда я вскарабкался на сдло, подалъ мн въ руку веревку, опутанную около шеи моего рысака, вроятно чтобы я могъ за нее держаться. Съ трудомъ могъ я окинуть ногами деревянное широкое сдло, или родъ креселъ, но, къ счастью, я догадался положить на него дорожную сафьянную подушку. Стремена, привязанныя пеньковою веревкой, сзади плащъ мой, зонтикъ, да двухствольное ружье, составляли весь мой багажъ. Корнакъ слъ на того-же верблюда, позади меня, спустя ноги на одну сторону. На другомъ верблюд — на котораго товарищъ мой Кафьери ни за что не хотлъ ссть, а взялъ осла — были нагружены кожаные мхи съ водою, онъ также везъ нашъ запасъ вина, состоявшій въ шести бутылкахъ, моего слугу, одного матроса, мою постелю, или просто сказать войлокъ, да еще что-то принадлежащее Ибрагиму. Три матроса и Ибрагимъ размстились на остальныхъ ослахъ, и такимъ образомъ караванъ нашъ двинулся съ мста. Мы хали къ западу, гадательно верстъ десять, по гладкому лугу. По пути виднлась тропинка, и я сидлъ довольно спокойно, кром того, что ноги были слишкомъ расширены. Скоро я ршился послдовать примру моего корнака, и перекинулъ ихъ на одну, противуположную ему сторону. Верблюдъ мой шелъ скорою ходою, ослы едва поспвали за нимъ рысью. Передовой оселъ былъ привязанъ къ моему верблюду, безпрестанно бжалъ, и на немъ звенли бубенчики. Лугъ, по которому мы хали, начиналъ уже перерываться песчаными наносами, и вдругъ потомъ мы вступили въ необозримую песчаную пустыню. По правую сторону еще виднлось море, по лвую-же и впереди насъ былъ желтый песокъ. Вихри образовали на немъ неравенства, подобныя въ иныхъ мстахъ морскимъ волнамъ, лазуревый небосклонъ съ палящимъ солнцемъ довершалъ эту грустную, но величественную картину. Верблюды продолжали идти довольно бодро, но ослы часа черезъ два опустили головы, и ихъ часто начали понуждать палкою. Наконецъ мы остановились, попоить ихъ, дали имъ по пучку рпейнику, и когда они этимъ позавтракали, караванъ тронулся опять впередъ. Меня несносно пекло солнцемъ, уже высоко взошедшимъ, и я раскинулъ свой зонтикъ.
Утомительный и молчаливый походъ нашъ продолжался часа четыре, наконецъ мой корнакъ громогласно затянулъ какую-то дикую псню, и ему отвчалъ, или подтягивалъ, товарищъ его, сидвшій на осл. Мн стало что-то казаться впе реди. Я глядлъ пристальне: это казалось пятнышко на горизонт, оно боле и боле увеличивалось, по мр нашего приближенія. Наконецъ, я разглядлъ нсколько пальмовыхъ деревьевъ, подл которыхъ расположился таборъ Бедуиновъ, но до нихъ было еще версты четыре. Въ степи, какъ на мор, предметы идны издалека. Верблюды и ослы будто чувствовали близкій отдыхъ: шли веселе, да и мы вс встрепенулись и стали нетерпливе, желая поскоре сойдти съ своихъ подвижныхъ кораблей. Подъзжая къ табору, Ибрагимъ поскакалъ впередъ, и тамъ все зашевелилось: толпа Бедуиновъ собралась въ кучу, и изъ средины ихъ шесть человкъ, въ числ которыхъ былъ Ибрагимъ, шли намъ на встрчу. Мы остановились, сошли съ верблюдовъ, и Бедуины, черезъ толмача нашего, сказали мн, что Шейхъ веллъ сказать мн добро пожаловать. Меня повели въ начальничью палатку, а за мной шла моя свита, по два въ рядъ. Бедуины окружали насъ, но въ нсколькихъ шагахъ отъ палатки остановились. Шейхъ вышелъ ко мн на встрчу: при немъ были, двое стариковъ, и мальчикъ лтъ десяти, сынъ его, Шейхъ казался лтъ 60-ти, довольно высокій ростомъ, сухощавый, съ бородою, довольно длинною и сдою, на голов его былъ круглый Фесъ, родъ скуфьи, и безъ кисти. Онъ поклонился мн по восточному обряду, положивъ руку на грудь, и потомъ приложилъ ее къ голов. Я началъ рчь, говоря, что наслышался о его гостепріимств, что я дальній путешественникъ изъ сверныхъ странъ, и пришелъ познакомиться съ храбрыми сынами пустыни. ‘Мы рады теб,’ отвчалъ Шейхъ. ‘Войди въ мою палатку.’ Когда я и Кафьери тамъ сли, Шейхъ сталъ поодаль, вошли дв женщины, и принесли мдную лахань и кувшинъ съ водою. Зная это обыкновеніе, я веллъ слуг своему разуть меня, женщины обмыли мн ноги, а самъ я умылъ себ лицо и голову: пыль и потъ, дорогою, сдлали изъ меня почти арапа. Умыванье совершенно оживило меня. Женщины ушли за занавсъ, раздлявшій палатку на дв части, а Шейхъ подошелъ и слъ съ нами. Я забылъ сказать, что мы сидли на Египетской цыновк, по восточному обычаю, поджавъ ноги. Ибрагимъ стоялъ за Шейхомъ. Никто не говорилъ ни слова. Подали трубку, Шейхъ курнулъ одинъ разъ и передалъ ее мн, принесли другія, для Кафьери и для него самого, мы вс стали курить. За этимъ слдовалъ кофе. Подали тоненькія круглыя лепешки на блюд, и Шейхъ, разломивъ одну на трое, раздлилъ ее съ нами, а когда мы съли свои части, онъ сказалъ намъ, что теперь мы его гости, и въ палатк совершенные хозяева, какъ онъ самъ.
Бедуины носятъ рубахи по колно, сверхъ шараваровъ, на рубах у нихъ спереди прорха, и отъ того грудь голая, рукава по локоть, подпояска изъ шерстянаго снурка. На плеча обыкновенно накинутъ суконный плащъ съ капишономъ, онъ сро-бловатаго цвта. У всхъ Бедуиновъ длинные, блые зубы, глаза большіе, черные и блестящіе какъ жаръ: въ нихъ есть что-то звриное. Неопрятность и нечистота, какъ на самихъ людяхъ, такъ и въ палаткахъ ихъ, чрезмрная: въ этомъ они превзошли, кажется, нашихъ кочующихъ Цыганъ, а въ потребностяхъ домашняго быта, и нкоторой роскоши этихъ, даже отстали отъ нихъ. Лошади у нихъ прикованы за переднія ноги къ кольямъ, вбитымъ въ песокъ: он стоятъ въ самый жестокій зной на солнц, повсивъ головы почти до самой земли. Рдкая изъ нихъ двухъ аршинъ, но он крпки и скачутъ рзво. Пригнанный на продажу скотъ пасся довольно далеко отъ табора, и ближе къ морю, гд есть еще трава его стерегъ конный отрядъ Бедуиновъ. Быки ихъ вс темнобурые шерстью, ростомъ они не больше нашего годовалаго черкасскаго теленка. Я думаю, ни въ одномъ нтъ боле пяти пудовъ мяса, но въ Мальт они скоро отъдаются и становятся жирны. Мясо ихъ тамъ хорошо и вкусно.
Когда мы осматривали таборъ, лошадей, колодезь, меня повсюду провожалъ мальчикъ, шейховъ сынъ. Въ это время у хозяина нашего готовили обдъ. Возвратившись, я нашелъ у него двухъ стариковъ, тхъ самыхъ, которые встртили насъ вмст съ нимъ у его палатки. Мы сли въ кружокъ: сперва Шейхъ, а по сторонамъ его, по правую я, по лвую Кафьери, потомъ два старика и наконецъ Ибрагимъ. Вошли три женщины, и принесли на кругломъ поднос кушанье, поставили его передъ нами, подали намъ поочереди свжей воды, умыть руки и ротъ, и стали почтительно поодаль, для прислуги. Это были жена и дв дочери шейховы. Он оставались безъ покрывалъ. На нихъ были короткія синія бумажныя юпки, пристегнутыя у пояса ремнемъ, украшеннымъ мдными бляхами, черезъ лвое, плечо была перекинута коротенькая епанечка, которая оставляла руки и грудь почти обнаженными. Волосы ихъ были заплетены косами, обернуты поверхъ головы, и удерживались на ней серебряной иглой, сверхъ этого синее покрывало, но не опущенное и не закрывающее лица. Я замтилъ также ожерелья, серьги и нарукавники восточной работы, серебряныя, позолоченныя, перемшанныя съ корольками, и полагаю, что, въ честь прізжихъ гостей, он въ этотъ день надли лучшіе свои наряды. Большой красоты не видлъ я ни въ которой, но он были стройны, кожа на лиц у нихъ нжная, глаза прелестные, какъ у серны, но зубы длинные, хотя очень блые. Старшей дочери было лтъ 17. Женщины не спускали глазъ своихъ съ насъ, и съ большимъ любопытствомъ смотрли. Шейхъ не обращалъ на нихъ ни малйшаго вниманія, и съ ними никто не сказалъ ни слова. Обдъ состоялъ изъ трехъ блюдъ, это были: пилавъ, прекрасно приготовленный, почти сухой, кебабъ изъ баранины, да зажарена я дикая коза. Я всего лъ съ большимъ аппетитомъ, а товарищъ мой еще вдвое противъ меня. Хозяинъ нашъ казался этимъ очень доволенъ. Онъ подавалъ намъ куски рукою, потому что ни ложекъ, ни ножей не было. Когда мы досыта нались, хозяйки вынесли подносъ за занавсъ, додать тамъ нашъ обдъ, а мальчикъ, сынъ шейховъ, принесъ плетушку съ гранатами. Я имъ очень обрадовался, потому что мн давно хотлось пить. Этотъ плодъ, на восток, во время жаровъ, неоцпененъ, въ немъ есть самый пріятный и освжительный сокъ. Умывъ руки и закуривъ трубки, мы начали бесду. Только тутъ Шейхъ и оба старика позволили себ сдлать намъ нкоторые вопросы.— Какой вы вры?— спросилъ меня Шейхъ. ‘Богъ великъ!’ отвчалъ я ему. ‘Вся вселенная подъ Его рукою! ‘— Аллахъ арбаръ!— повторилъ онъ.— Есть-ли у васъ Султанъ? и великоли его царство?— ‘Государь нашъ великъ и силенъ, а царство его занимаетъ почти половину всей вселенной! ‘— Аллахъ! Аллахъ!— воскликнулъ онъ.— Далеко-ли это отъ Падишаха Турецкаго. — ‘Земли ихъ граничатъ между собою.’ — Такъ вы съ нимъ воюете?— ‘Прежде были войны, нын живемъ дружно, я теперь ду изъ Стамбула, и былъ у Падишаха, который меня принялъ милостиво.’ — Хорошо, хорошо!— сказалъ Шейхъ. Потомъ старики спрашивали: покупаютъ-ли наши быковъ? Я сказалъ, что у насъ своихъ много, но что верблюжьей шерсти мы покупаемъ довольно.— Для чего-же ваши корабли не берутъ ее у насъ?— ‘Къ намъ возятъ ее Бухарцы, но теперь я скажу своимъ, и они, можетъ статься, пришлютъ и сюда свои корабли.’ — Не забудьте этого, пожалуста! наша шерсть лучше даже Мароккской.— Я общалъ извстить объ этомъ, и они казались довольны. Потомъ спросили у Кафьери, когда придутъ Мальтійцы за быками? Онъ имъ смло общалъ, что дня черезъ два непремнно придутъ корабли. Это такъ обрадовало ихъ, что они потрепали его по плечу и подали еще гранатовъ. Изъ всхъ этихъ разговоровъ я могъ заключить только, что понятія Бедуиновъ очень ограниченны: дале своего быта, своихъ нуждъ и небольшаго торговаго прибытка, они не любопытствуютъ знать ни о чемъ, живутъ патріархально, и, можетъ быть, счастливо! Одно горе, одна бда ихъ — симунъ {Симунъ, полуденный втеръ, гибельный въ песчаной пустын Африки. Онъ мгновенно разслабляетъ человка и всхъ животныхъ, распаляя кровь, и приводя въ неподвижность вс члены. Притомъ онъ несетъ съ собою млкій и даже незамтный для глазъ песокъ, который человкъ невольно вдыхаетъ въ себя, а это вредитъ его легкимъ. Песокъ также набивается въ глаза, въ ротъ и уши путешественниковъ, когда симунъ застаетъ караваны на поход въ пустын. Тогда онъ почти всегда гибеленъ и людямъ и скоту. Въ Италіи, куда симунъ доходитъ черезъ море, онъ все еще тяжелъ и томителенъ. Тамъ называютъ его Sirocco.}, да скотскіе падежи, когда они случаются. Я замтилъ, что во время нашего разговора женщины нсколько поотдернули занавсъ, и смотрли на насъ. Скоро потомъ одна изъ молодыхъ вышла, неся кувшинъ на голов, за нею бжала ручная газель {Gazella, по-Латыни, по-Французски Gazelle. Это родъ дикой козочки, но гораздо меньше извстныхъ въ Европ. Он водятся въ Сверной Африк, есть и въ Индіи, но, по описаніямъ путешественниковъ, тамъ он еще меньше Африканскихъ. Газели скоро становятся ручными, он стройны и очень красивы. Черные глаза ихъ такъ нжны, что когда Арабы хотятъ похвалить глаза своихъ красавицъ, они сравниваютъ ихъ съ глазами газели.}. Бедуинка шла за водой, и въ этомъ положеніи была такъ живописна, что напомнила мн картину Горація Бернета, гд изображенъ станъ Бедуиновъ. Любуясь газелью, я сталъ ласкать ее: Шейхъ воспользовался этимъ и предложилъ мн ее въ подарокъ. ‘Возьми, въ память нашего знакомства,’ говорилъ онъ. Я не могъ отговориться, боясь оскорбить его, но, признаюсь, не зналъ куда дваться съ нею.
Вечеръ становился утомительно душенъ, онъ не принесъ ни малйшаго прохлажденія, посл знойнаго дня. Я ослаблъ и чувствовалъ нужду въ отдых. Добрый хозяинъ нашъ простился съ нами и пошелъ въ женскую половину, мн принесли мой Русскій войлокъ и мою подушку, а Кафьери Египетскую цыновку. Я только снялъ сапоги, да платокъ съ шеи, и мы легли спать.
Усталость и утомленіе скоро усыпили меня, но не надолго, часа черезъ два я проснулся, весь въ поту, чувствуя непомрную слабость въ тл и боль въ голов. Кафьери совсмъ не могъ заснуть. Кажется не льзя было дышать! Мы выпили по стакану вина, и это насъ немного подкрпило. Ночь была темная, звзды хотя свтили, но не тмъ обыкновеннымъ свтомъ, къ которому мы такъ привыкли въ Малой Азіи и Греціи. Вдругъ услышали мы, что по табору ходятъ, какъ будто тревожась о чемъ-то. Я всталъ и вышелъ изъ палатки. Кто-то шелъ прямо ко мн, я скоро узналъ Ибрагима. Онъ говорилъ мн жалкимъ голосомъ: Son perduti, signor, il Simmoun. Скоро и Шейхъ вышелъ къ немъ. Онъ то-же былъ грустенъ: боялся за своихъ быковъ. Онъ сказалъ мн, что совтуетъ намъ ухать до восхода солнечнаго, чтобы прежде большаго жару можно было добраться до Бенгази. ‘Вы человкъ сверный, и наврное занеможете отъ симуну, когда и мы отъ него часто умираемъ.’ Матросы мои и Кафьери суетились, вьючили, сдлали, Ибрагимъ роблъ, и боялся сбиться съ пути въ пустын. Я ободрялъ его, говоря, что какъ симунъ дуетъ всегда съ полудня, то намъ должно наблюдать, чтобъ онъ былъ у насъ съ правой стороны, и такимъ образомъ мы не собьемся. Шейхъ упорно настаивалъ, чтобы я взялъ у него для себя и для Кафьери лошадей, которыхъ Ибрагимъ приведетъ ему обратно. Искренне поблагодаря его, мы согласились на это. Газель мою посадили въ плетушку и привязали на верблюда. Разставаясь съ Шейхомъ, я подарилъ ему пару Тульскихъ пистолетовъ. Онъ приложилъ ихъ къ голов, поцловалъ, и мы распрощались дружески.
Я такъ ослаблъ, что едва держался на лошади, хотя она была спокойна и доброй зды. Верблюды кричали, будто предчувствуя бду. Первые два часа хали мы изрядно, казалось только, что воздухъ сгустился и дышать было тяжело, но песокъ еще мало безпокоилъ насъ. Небосклонъ началъ озаряться краснымъ свтомъ, и скоро показались лучи блднаго солнца. Все небо казалось въ туман. Верблюды и лошади шли хорошо, но ословъ погоняли. Я халъ мокрый отъ сильной испарины, и голова болла. Посл двухъ слдующихъ часовъ, ослы совершенно стали. Я насилу сползъ съ лошади и повалился недвижимъ на песк, товарищи мои, такъ-же какъ я, никуда не годились, но Аравитяне и корнаки наши, казалось, не унывали, напоили лошадей, верблюдовъ и ословъ, но только послднихъ досыта. Съ нами было четыре мха воды. Я намочилъ губку и вложилъ ее въ ротъ, но вода уже была теплая и ни сколько не освжила меня. Послдняя бутылка вина совершенно согрлась, и я не сталъ пить вина: оно показалось мн уксусомъ. Мы лежали часа два безъ движенія. Солнце было ужь довольно высоко, и я ршился приказать идти впередъ. Мы пошли. Втеръ будто стихалъ, песку совсмъ не несло, и караванъ шелъ довольно бодро. Я поглядлъ на часы: было 7 часовъ утра. Мн очень хотлось прежде полудня добраться до моря, гд начиналась луговая долина, но я боялся утомить лошадей и ословъ. Странно, что головная боль моя не только не усиливалась, но вдругъ совершенно прекратилась, и я, кром чрезмрной слабости и усталости, ничего не чувствовалъ. Въ 10 часовъ увидли мы вдалек, по лвую руку, море. Не льзя описать какъ вс обрадовались, и потому больше, что втеръ начиналъ дуть сильне и уже наносилъ песокъ. Черезъ часъ добрались мы до луга. Ослы останавливались щипать коротенькую, пересохлую траву, по ихъ били и безпрестанно погоняли. Наконецъ, истомленные, измученные, съ пересохшими горлами, дотащились мы до пристани. Я едва сидлъ на лошади, добрый мой капитанъ ожидалъ насъ съ шлюпкой. Меня сняли съ лошади и донесли до шлюпки на рукахъ. Я просилъ капитана расплатиться съ Ибрагимомъ, съ корнаками, и дать имъ больше договорной платы, а самъ спшилъ на корабль. Тамъ меня раздли, перемнили мн блье и положили въ кают. Я выпилъ лимонаду, и тотчасъ уснулъ мертвымъ сномъ. Не знаю, долго-ли я спалъ, но когда проснулся, корабль былъ подъ парусами, и мы шли въ открытомъ мор. Капитанъ стоялъ передъ моей каютой и сказалъ мн, что этотъ полуденный втеръ, столько впрочемъ вредный, былъ для хода нашего самый благопріятный, что хотя изъ пристани онъ вышелъ на буксир, но теперь, если втеръ не перемнится еще сутки, онъ наврное доставитъ насъ въ это время въ Мальту. Я поокрпъ на корабл, хорошо полъ, выпилъ стакана два портеру, и сталъ совершенно здоровъ, только чувствовалъ, какъ и сопутники мои въ песчаную пустыню, сильный зудъ по всему тлу. Газель моя была здорова и гуляла свободно по кораблю.

ГЛАВА XI.
МАЛЬТА.

Въ Середу, 18 Іюня, въ ясное утро, мы приблизились къ Мальт. Сперва показались блые берега острова, и башни такого-же цвта, въ разныхъ мстахъ на немъ построенныя. Это сторожевыя укрпленія, съ которыхъ прежде извщали жителей о приближеніи морскихъ разбойниковъ, или о высадк непріятелей. Нын они способствуютъ карантинному надзору и помогаютъ таможн предупреждать тайный провозъ товаровъ. подплывая къ городу Лавалетт, иностранецъ не можетъ не придти въ удивленіе и восторгъ. Построенный на возвышеніи и окруженный каменными бастіонами, городъ раздляетъ дв обширнйшія и надежнйшія пристани, какія только есть въ Средиземномъ мор. По одну сторону, такъ называемая, Большая пристань: она защищена съ одной стороны Сентъ-Эльмской, а съ другой Рикосольской крпостями, посредин ея замокъ Сентъ-Анжъ. При немъ четыре ряда батарей, амфитеатромъ устроенныхъ, и глубокіе рвы, изсченные въ каменной скал, по лвую руку два огромныя укрпленія, называемыя baragues. Въ нихъ хранятся провіантъ и военные припасы. Живописный видъ вокругъ Лавалетты къ морю образуютъ три города: Виторіоза, Коспикуа и Сенглея. Послдній занимаетъ полуостровъ Св. Михаила. Два Гроссмейстера, оба изъ фамиліи Котонерсъ, хотли-было соединить эти три города общею оградою, составленною изъ бастіоновъ, которые не только служили-бы защитой, но въ случа нападенія непріятельскаго и убжищемъ для всхъ окрестныхъ жителей, съ ихъ имуществомъ и скотомъ. Это огромное предпріятіе, изумившее самого Людовика XIV-го, не было исполнено. Въ малой внутренней пристани, окружающей три города и отдляющей ихъ отъ Лавалетты, помщены морская госпиталь, коммиссаріатъ, магазины, словомъ, вс принадлежности флота.
Едва корабль нашъ сталъ входить въ первую пристань, какъ его окружили карантинные приставы на лодкахъ, и повели прямо во вторую пристань, назначенную единственно для карантинныхъ судовъ. Она называется Марсамухети. Въ ней есть большіе магазины, лазаретъ для живущихъ въ карантин обширенъ и удобно расположенъ на многія отдленія, вс предосторожности для разобщенія съ городомъ приняты благоразумно и соблюдаются строго, но со всею вжливостію. Впрочемъ, путешественникъ, сидящій въ карантин, можетъ пользоваться всмъ, что ему угодно, получать самую роскошную пищу, и все что только можетъ облегчить скуку его уединенія. Онъ легко получаетъ изъ города книги, журналы, музыкальные инструменты, ноты, однимъ словомъ все, что ему вздумается. Правда, Англичане за все берутъ дорого, но правда и то, что все хорошо. Мн отвели особенную комнату, съ балкономъ на пристань. Я нашелъ въ ней мебель изъ краснаго дерева, хорошую постелю съ занавсами отъ комаровъ, чистое и тонкое блье. Но всего пріятне было для меня общество земляка, . . Фурмана, съ прекрасною супругой его и съ тещей, которыя вошли въ карантинъ вмст со мной, слдовательно и время нашего заключенія должно было кончиться въ одинъ день. Мы скоро познакомились. Родной дядя Гна Фурмана былъ мой хорошій пріятель. Мы соединили наше хозяйство, и всякой день обдали вмст.
Вотъ какъ мы проводили время: поутру входилъ опредленный къ намъ приставъ (онъ былъ и слуга), освдомлялся о нашемъ здоровь, и принималъ наши приказанія о стол и обо всемъ, для насъ нужномъ на этотъ день, онъ отдавалъ намъ письма, когда они получались съ почтой, и бралъ наши для отсылки, рапортовалъ о насъ доктору и главному смотрителю. Когда мы выходили гулять по набережной (намъ опредлено было по ней отгороженное пространство, на 75 шаговъ въ длину), приставъ находился при насъ, чтобы и случайно не могли мы съ кмъ нибудь сообщиться. Когда мы возвращались домой, онъ запиралъ наружную дверь ключемъ, впрочемъ, онъ жилъ и обдалъ съ нашими людьми. Кром доктора, который былъ Англичанцнъ, вс прочіе чиновники въ карантин были Мальтійцы, или Итальянцы. Докторъ навщалъ насъ раза два въ недлю, и осматривалъ издали. Главный надзиратель бывалъ, мимоходомъ, почти всякой день, и всякой разъ спрашивалъ: довольны-ли мы, и не имемъ-ли въ чемъ нужды? Каждая просьба наша была тотчасъ удовлетворена, но мы рдко просили о чемъ нибудь, потому что всегда были довольны, и, благодаря Бога, здоровы. Пища у насъ была прекрасная: намъ приносили, изъ лучшаго трактира въ город, всегда шесть блюдъ и десертъ. Рыба лучшая, и всякаго рода, здсь въ изобиліи, говядина и баранина хороши, зелень есть какая угодно. Столъ обходился намъ, кром вина, которое мы брали, каждый по своему вкусу, по пяти рублей съ человка, за мебель и блье постельное платили мы по два рубли, итого около десяти рублей въ сутки. Со стола нашего съ избыткомъ оставалось приставу и двумъ камердинерамъ нашимъ. По вечерамъ, посл прогулки, мы читали съ Г-мъ Фурманомъ, часто вслухъ, по очереди. Супруга его одарена голосомъ, какихъ я мало слыхивалъ, она пла съ необыкновеннымъ искуствомъ, акомпанируя себ на фортепьяно.
Я каждый день окачивался морскою водой, и въ первый разъ очень удивился, когда увидлъ, что съ меня брызжутъ искры: это дйствіе фосфора, которымъ насыщена здсь морская вода. Одно было тяжело: это въ продолженіе дня несносный жаръ, а вечеромъ и ночью комары, называемые здсь дандарами. Они несравненно зле нашихъ, и жало ихъ гораздо доле оставляетъ по себ опухоль и чесотку. Изъ окошекъ и съ балкона моего я видлъ только крпость, да вдали большую дорогу, нсколько Англійскихъ часовыхъ смнялись на бастіонахъ, и составляли цпь вокругъ карантинной пристани. По Воскресеньямъ растворяли родъ воротъ, на верху одного бастіона, и ударяли въ колоколъ, тогда съ карантинныхъ судовъ подплывали къ воротамъ молельщики, другіе на самой набережной (съ которой, такъ-же какъ съ моего балкона, видно было въ эти ворота) становились на колни. Внутри была тамъ церковь, и священникъ служилъ обдню, которую вс карантинные жители могли, если не слышать, по отдаленію и высот бастіона, то по крайней мр видть, и при этомъ молиться.
По средин Марсамухетской пристани есть островъ, и на немъ небольшая крпость Мануилъ: она служитъ защитой пристани. При вход въ нее возвышеніе, называемое Драгутовъ мысъ, по имени того славнаго Турецкаго корсара, извстнаго у Турокъ подъ именемъ Торгоута, который во время осады Мальты, въ 4 565 году, устроилъ тутъ батарею и былъ на ней убитъ обломкомъ камня, расшибеннаго ядромъ изъ крпости.
Продержавъ 20 дней въ карантин, насъ выпустили. Россійскій Консулъ, Г-нъ Тальяфери, самъ пріхалъ за нами, и со всею вжливостью и свойственною ему любезностью, предложилъ намъ домъ свой и услуги., Мы искренно благодарили его, но не хотли безпокоить, а просили только-же показать намъ лучшую гостинницу. Консулъ, въ дом своемъ, представилъ меня своей супруг, очень милой дам. Напившись съ ними кофе, я отправился въ Англійскій трактиръ Мореля, противъ самаго консульскаго дома, на той-же улиц. Комнаты мои были покойно расположены и прекрасно убраны. Г-нъ Фурманъ остановился въ томъ-же дом. Черезъ четверть часа по прізд моемъ, загремла подъ окошками моими музыка, и слуга сказалъ, что это поздравленіе съ пріздомъ. Такъ привтствуютъ всхъ прізжающихъ въ трактиръ, и, разумется, берутъ съ нихъ дань. Эта потха стоила мн пять рублей.
Располагаясь пробыть нсколько времени въ Мальт, я пустился визитировать, сперва къ начальникамъ города. Хотя Генералъ-Губернатора, Лорда Понсонби, тогда не было въ Мальт (онъ находился въ Лондон), но Адмиралъ Бригсъ, комендантъ крпости, и прочіе чиновники, у которыхъ я былъ, приняли меня весьма вжливо. На другой день они отдали мн визиты, и начали поочередно приглашать къ себ. Въ Мальт много предметовъ, достойныхъ любопытства. Я стану описывать ихъ, по порядку, какъ посщалъ и осматривалъ. Не стану излагать исторіи этого острова: она слишкомъ извстна, къ тому-же, кром славной осады и храброй защиты Мальты, Гроссмейстеромъ Лавалетомъ, въ 1565 году, особенно любопытныхъ событій на самомъ остров не было.
Сколько извстно, первые поселились на островъ Мальт Финикійцы, потомъ Карагеняне, Римляне, Арабы. Когда, вмст съ королевствомъ Неаполитанскимъ, островъ перешелъ во владніе Императора Карла У-го, этотъ государь подарилъ его, въ 1530 году, рыцарямъ, или кавалерамъ Св. Іоанна Іерусалимскаго, называвшимся потомъ Мальтійскими кавалерами. Наполеонъ завоевалъ Мальту плывя въ Египетъ, наконецъ она досталась, per fas et nef as, теперешнимъ обладателямъ ея, Англичанамъ.
Путешественникъ съ удовольствіемъ замтитъ здсь правильныя улицы, хорошіе троттуары, всегда содержимые въ большой чистот, и красоту каменныхъ, почти однообразныхъ домовъ, украшенныхъ террасами и балконами, гд здшнія дамы проводятъ большую часть времени. Въ здшней библіотек, благодаря ученому директору ея, аббату Беланти, я нашелъ много рдкихъ и мало извстныхъ манускриптовъ, относящихся къ исторіи ордена кавалеровъ Св. Іоанна. Тамъ-же находятся: Вальтонова Библія polyglotta, Финикійская надгробная ваза, можетъ статься единственная въ своемъ род, и при ней лакриматоріл (слезохранительница). Не разъ посщая библіотеку, я часто встрчалъ тамъ Испанскаго Генерала Кампану, довольно извстнаго въ частыхъ революціяхъ Испаніи. Но я видлъ въ немъ только человка съ обширными познаніями, и старика очень любезнаго.
Въ Мальт много церквей и монастырей, но главное и великолпнйшее зданіе города, конечно, соборъ Іоанна Крестителя. Величественный входъ въ него, съ площади, посредин города, превосходенъ. Желая сдлать эту церковь достойною быть соборомъ такого славнаго ордена, не щадили ничего. Знаменитый живописецъ, кавалеръ Матіасъ Прети {Извстный подъ именемъ Калабреза.}, расписывалъ въ ней своды и плафоны, онъ-же написалъ много образовъ и картинъ. При вход въ церковь, по правую руку, въ придл, находится превосходная картина Корреджіо, представляющая Ускновеніе главы Іоанна Предтечи. Надобно знать, что Мальтійскій орденъ раздлялся на языки или народы, какъ-то: Испанскій, Итальянскій, Французскій, послдній имлъ еще подраздленіе: просто Французскій, Овернскій, Провансскій и проч. Всякое подраздленіе имло въ собор собственный придлъ, въ которомъ кавалеры каждаго языка собирались при выборахъ Гроссмейстера. Въ этихъ-же придлахъ находятся и гробницы многихъ Гроссмейстеровъ, между которыми достойны замчанія гробницы Котонеро и Зондондари. Во что въ этомъ собор единственно въ своемъ род, это помостъ его: онъ составленъ изъ богатыхъ мраморныхъ и даже мозаичныхъ надгробныхъ камней, надъ похороненными тутъ-же кавалерами. Право на это было предоставлено только имвшимъ большіе кресты. Камни покрыты надписями и гербами усопшихъ кавалеровъ. Многіе составлены изъ яшмы, лаписа и другихъ рдкихъ камней. На лвой рук, подъ церковью, склепъ съ часовнею: тамъ хоронили только Гроссмейстеровъ, когда они заблаговременно не приготовили для себя особеннаго придла въ церкви. Еще достоинъ замчанія богатствомъ алтарь: онъ весь изъ восточнаго алебастра, лаписа и яшмы. Колоссальная группа изъ благо мрамора, поставленная за алтаремъ, представляетъ Іоанна Крестителя, льющаго воду крещенія на главу Іисуса Христа, рзецъ хорошъ, фигуры великолпны, но мн-бы хотлось видть въ нихъ боле простоты и мене изломанности, что-бы дало имъ боле важности и вроятіи. Теперь, ни прежняго богатства, ни пышности въ служеніи нтъ, хотя въ большіе праздники Епископъ и каноники еще отправляютъ службу. Въ короткое владніе Французовъ, вс драгоцнности изъ серебра, золота и драгоцнныхъ камней, принадлежавшія церкви, были ими расхищены и исчезли.
Гроссмейстерскій дворецъ, занимаемый нын Англійскимъ Генералъ-Губернаторомъ, составляетъ четвероугольное зданіе, твердо и правильно построенное въ одинъ этажъ. Въ немъ пять большихъ входовъ, и онъ раздляется на дв половины, на зимнюю и лтнюю. Комнаты въ нихъ хорошо убраны, на обихъ половинахъ есть большія залы, гд прежде собирался кавалерскій совтъ.
Замчателенъ въ город великолпный водопроводъ: это зданіе, достойное древнихъ Римлянъ, построилъ, въ 1616 году, Гроссмейстеръ Алофъ де Виньякуръ. Бода проведена на главную площадь, черезъ весь островъ, изъ старой столицы, Мелиты, или Медины, какъ называли ее Сарацины.
Мальтійцы представляютъ внимательному наблюдателю два, совершенно различныя народонаселенія: это жители городовъ и жители селъ. Въ городахъ, особенно въ Лавалетт, отъ вседневнаго сообщенія съ иностранцами, они уже потеряли характеръ и свою національность. Тутъ, кром Мальтійскаго языка, говорятъ по-Французски, по-Итальянски, по-Англійски, по-Нмецки, и одежда мняется по народамъ, однако женщины, хотя дома и подражаютъ чужестраннымъ модамъ, являются на улицахъ и въ церквахъ всегда въ національномъ костюм. Онъ состоитъ въ черномъ плать и епанечк, или мантиль, свободно наброшенной на голову и на плеча, ею он закрываютъ лицо, или оставляютъ его открытымъ, смотря по приличію и собственной вол.
Женщины здсь проводятъ всю жизнь внутри своихъ домовъ, и потому почти никогда не повстрчаешь ихъ на рынкахъ, или въ магазинахъ. Дома он читаютъ, или пишутъ, но и это у нихъ, говорятъ, недавно ввелось и дозволяется. Впрочемъ, если воспитаніе женщинъ здсь не очень блистательно, то надобно признаться, что, и воспитаніе мужчинъ не далеко ушло впередъ. Я полагаю, что это происходитъ отъ ихъ безпрестанныхъ занятій млочною торговлею, которая не способна раждать высокія мысли, ни въ какой земл. Потому-то молодые люди, желающіе вступить въ гражданскую службу, или посвятить себя ученымъ занятіямъ, узжаютъ, для пріобртенія нужныхъ имъ познаній, въ чужіе край.
И такъ, слабое просвщеніе въ городахъ только изгладило туземные обычаи и характеръ. Но за заставой города все принимаетъ иной видъ: тамъ не услышишь другаго языка, кром природнаго, то есть Арабскаго, но искаженнаго, національный костюмъ, перешедшій отъ отца къ сыну, сохраняется съ давнихъ временъ. Мужчины носятъ полосатые, изъ бумажной матеріи, панталоны, жилетъ или камзолъ, изъ такой-же матеріи, застегиваемый только по праздникамъ, круглыми серебряными пуговицами, и блый или цвтной бумажный калпакъ. Простые работники ходятъ босые, но земледльцы, которые побогаче, подвязываютъ къ ступнямъ, тесемками или ремнями, сыромятныя подошвы, родъ сандалій. Женщины носятъ, какъ и горожанки, епанечку, но не шелковую, а суконную, и надваютъ ее только идя въ церковь.
Я съ особымъ удовольствіемъ смотрлъ на добронравный Мальтійскій народъ. Здсь на всемъ остров не найдешь ни одного пьяницы, за то люди сильны, свжи, и даже старики крпки. Работа, вліяніе здороваго климата, привычная умренность во всемъ, сохраняютъ нравственность, здоровье, la robustezza (какъ здсь говорятъ). Это удлъ счастливыхъ деревенскихъ жителей въ Мальт! Прозжайте, какъ я, по всему острову, и вы увидите этихъ работниковъ, вынуждающихъ сухую, неблагодарную почву, вознаградить усильные и постоянные ихъ труды. Вы замтите девяносто-лтнихъ стариковъ, не отстающихъ отъ молодыхъ въ работахъ и трудахъ.
Но жадность сильныхъ народовъ Не допускаетъ насладиться и этими благами! Мальтійцы съ горемъ воспоминаютъ своихъ духовныхъ рыцарей, которые блюли ихъ независимость и благоденствіе. Теперь Англійскій проконсулъ, подъ именемъ Генералъ-Губернатора, управляетъ этою страною безотчетно, и можно сказать самодержавно, какъ военный диктаторъ. Онъ издаетъ законы, отклоняетъ ихъ, даже опять отмняетъ по собственной вол, избираетъ судей и отставляетъ когда хочетъ, помщаетъ во вс мста чиновниковъ и отршаетъ ихъ, когда вздумается ему. Воля Мальтійскаго губернатора здсь неограниченна! Отъ того прихоти его, и окружающихъ это и помщаемыхъ имъ почти на вс мста Англичанъ, несносно отяготительны, не законными поборами и притсненіями всякаго рода, для бдныхъ жителей Мальты. Англичане прізжаютъ сюда обогащаться, и спшатъ это исполнить, желая скоре возвратиться домой.
Во время орденскаго управленія, вс должности занимали жители острова. Хотя и нын нтъ закона, которымъ-бы это возбранялось, но Англичане везд предпочтительно опредляютъ своихъ соотечественниковъ, оставляя Мальтійцамъ самыя послднія и ничего не значащія должности. За то Мальтійцы громко ропщутъ и искренно ненавидятъ Англичанъ.
Островъ Мальта не что иное какъ голая каменная скала, но труды и промышленность человческая умли сдлать его плодоноснымъ. Онъ служитъ доказательствомъ, что можетъ произвести трудолюбивый человкъ, когда онъ терпливо и постоянно занимается однимъ предметомъ, даже, какъ здсь, въ знойномъ климат, на безплодной земл, на голомъ камн. Куда ни посмотришь на островъ, везд мловато-блый камень: по мягкости, его удобно тесать, а между тмъ всюду встрчаешь прекрасные сады, кое-гд небольшія поля съ ячменемъ, пшеницей и хлопчатою бумагой, рощи апельсинныхъ и лимонныхъ деревьевъ. На грядахъ растутъ всякаго рода лучшіе овощи. Многіе путешественники разсказывали, что Мальтійцы навозили себ земли изъ Сициліи, но это сказки. Самый ближній берегъ Сициліи отъ Мальты боле ста верстъ разстояніемъ, на малыхъ судахъ не навозишься земли, а большія занимать этимъ слишкомъ дорого. Земля на Мальт не что иное какъ пыль и сгнившій соръ, набранный въ береговыхъ расщелинахъ, большая-же часть ея произошла отъ разложенія временемъ самого камня, и отъ собираемаго много лтъ навоза. Земля здсь драгоцнна, и потому-то самые маленькіе удлы дачъ огорожены камнемъ, во-первыхъ для обозначенія собственности, а боле для предохраненія земли, которую иначе могло-бы разнести, бывающими здсь порывистыми и сильными втрами.
Островъ, можно сказать, усянъ деревнями. Имя каждой изъ нихъ начанается съ слова Казалъ, что по-Арабски значитъ деревня. И такъ, Казалъ-ново, Казалъ-Николо, Новая деревня, деревня Никольская, и проч. Жители всхъ ихъ занимаются садоводствомъ и земледліемъ. Овощи и плоды растутъ здсь превосходные, цвтная капуста, бронколь, дыни по справедливости славятся. Съ гладкокожими зелеными дынями никакія сравняться не могутъ, запахомъ, сладостью и пріятностью вкуса, къ тому-же ихъ можно сохранять круглый годъ. Въ Мальт есть еще особенный родъ абрикоса, извстный здсь подъ названіемъ александрини. Изъ него длаютъ сухіе конфекты и разсылаютъ ихъ повсюду. Плодъ этотъ очень пріятенъ и замчателенъ еще тмъ, что косточка его удивительно тонка: ее легко можно раздавить пальцами. Апельсины, лимоны и гранаты составляютъ значательную часть здшней торговли, такъ-же какъ померанцевый цвтъ, и померанцевая вода, которую вывозятъ отсюда въ большомъ количеств, въ мдныхъ луженыхъ флягахъ, называемыхъ въ Мальт станъоне. Здсь особенно уважаются два рода апельсиновъ, но они такъ нжны, что вывозить ихъ отсюда почти невозможно. Первый родъ: маленькіе, краснотлые, а второй, еще превосходнйшій, называется мандарини и мандолини. Они чрезвычайно тонкокожи и имютъ свойство, когда созрютъ, не гнить: внутренность ихъ начнетъ сжиматься и изсыхать, до такой степени, что они становятся совершенно пусты, а между тмъ наружность долго еще сохраняетъ свой видъ и всю свою свжесть. Изъ острова Мальты вывозятъ въ значительномъ количеств цвточныя и овощныя смена, гіацинтовыя и другія цвточныя луковицы, туберозовые корни и проч.
Медъ здшній славится съ самой глубокой древности, потому-то, вроятно, и островъ по немъ былъ названъ Мелите. Дйствительно, этотъ медъ превосходнаго вкуса, и въ немъ еще то отличительное свойство, что онъ совершенно розоваго цвта, всегда жидокъ, и никогда не сгущается.
Сады здсь требуютъ частой поливки, и для того при каждомъ изъ нихъ есть колодцы. Простая машина приводится въ движеніе ослами, одна бадья выливается въ жолобъ, а другая въ то-же время зачерпываетъ воду. Ослы удивительно привыкли къ этой работ: какъ скоро услышатъ, что вода льется, они сами собою оборачиваются и начинаютъ обратный кругъ, для второй бадьи.
Земли здсь не пашутъ, по малости полей и по неудобству, въ тсныхъ каменныхъ загородкахъ, поворачиваться съ лошадью или быкомъ, къ тому-же много пропадало-бы земли отъ недоздовъ плуга, и для того ее роютъ заступами, или мотыгами. Отъ излишняго населенія, у жителей никогда не достаетъ своего хлба. Правительство иметъ большіе магазины, какъ у себя, такъ и въ Сициліи, по большой части въ Сиракузахъ и Мессин. Лошадей на остров мало, но они хороши и крпки, хотя малаго роста. Ихъ держатъ богатые люди, для своей охоты и роскоши, ослы здсь необыкновенно крупны и сильны, ихъ употребляютъ для верховой и каретной зды, на нихъ-же крестьяне возятъ, что имъ нужно, въ городъ на базары, и они здсь полезны, даже необходимы. Козы вс вислоухія, бурой шерсти, и очень велики, быковъ на мясо привозятъ изъ Африки, большею частью изъ Бенгази.
Живность, какъ-то кури, гуси, утки, индйки, во множеств выкармливаются по деревнямъ, они хороши и вкусны. Дичи на остров почти нтъ никакой, кром залетныхъ куропатокъ и вяхирей, гнздящихся въ крутыхъ морскихъ берегахъ. Они особаго рода, и называются здсь Поломба. Бываетъ еще много пролетныхъ перепелокъ.
Мальтійскія деревни вообще хорошо выстроены. Улицы въ нихъ широки, везд вымощены и всегда чисты, домы каменные, вообще въ два этажа, съ плоскими кровлями, какъ На восток. На кровляхъ везд подланы террасы, на которыхъ жители по вечерамъ отдыхаютъ отъ дневняго зноя. Почти въ каждой деревн есть большая и хорошей архитектуры церковь. На остров водятся скорпіоны, но они почти не вредны, за то комары несносны, и ихъ множество.
Народъ здсь крупный и здоровый. Мальтійцы вообще не глупы и понятливы, но одваются странно. Двки почти вс ходятъ босыя, и только женщины носятъ башмаки. На головахъ у нихъ покрывалы изъ голубаго полотна, юпки и спенсеры синіе, изъ толстой матеріи. И мужчины и женщины носятъ соломенныя шляпы.
Въ Мальт превосходныя устрицы. Я видлъ здсь особенный ихъ родъ, у котораго раковины покрыты иглами: этихъ устрицъ зовутъ вооруженными. Рыбы всякой ловится множество, и она очень вкусна, какъ вообще рыба Средиземнаго моря. Для ловли ея по большей части употребляютъ здсь неріоты, которыя чисто и искусно плетутъ изъ тростнику. Особый родъ промышленности, въ городахъ Мальтійскихъ, это выдлываніе изъ мягкаго здшняго камня разныхъ фигуръ, особенно вазъ, въ подражаніе древнимъ, находимымъ въ Геркулан и Помпе. Рзьба на нихъ тонкая, фигуры всегда правильны, и ни въ чемъ не уступаютъ оригиналамъ. Здсь все это можно имть за дешевую цну, потому что работа идетъ скоро и легко, по мягкости камня. Между издліями замчательны также золотыя цпочки и другія вещицы, на подобіе антиковъ. Продавать ихъ не смютъ иначе, какъ подъ клеймомъ пробирнаго мастера, что также для покупщика очень удобно.
Я здилъ въ старую столицу, она-то настоящій городъ Мальта, который у Аравитянъ назывался Медина. Онъ внутри острова, не великъ, но очень древенъ. Улицы въ немъ такъ узки, что даже въ маленькой повозк съ трудомъ можно прохать. Здсь находится великолпный и обширный соборъ Св. Апостола Павла, построенный въ новйшемъ вкус. За престоломъ можно видть одну изъ лучшихъ картинъ Матея Прети, или Калабреза: она представляетъ Апостола, ужаленнаго змей, посл кораблекрушенія его на берегахъ Мальты. Близъ собора еще виднъ домъ, въ которомъ нашли убжище герои, ушедшіе изъ Родоса, когда Карлъ V подарилъ имъ Мальту, ныншняя столица, городъ Лавалетта, тогда еще не существовала. Въ нкоторомъ разстояніи находится пещера, гд, по преданію, Апостолъ Павелъ, посл кораблекрушенія, укрылся, и гд ужалила его змя, безъ всякаго ему вреда. Пещера эта, въ которую я входилъ, раздляется на трое желзными ршетками, въ самой задней части престолъ и изваяніе Св. Павла изъ благо мрамора, во второй части, которую должно почитать настоящею церковью, есть вещь, дйствительно родъ чуда: это дикій камень, безпрестанно растущій и производящій родъ земли, столько извстной и прославленной для излеченія отъ лихорадки, ее называютъ Мальтійскою землею. По мр того, какъ отдляютъ ее отъ камня (въ которомъ три фута съ половиною высоты и сажень въ окружности), для раздачи врующимъ и даже любопытствующимъ, она возобновляется сама собою. Это родъ магнезіи, которая, по свойству своему (absorbante), должна дйствительно помогать во многихъ болзняхъ, требующихъ разршенія мокротъ.— Къ третьемъ отдленіи пещеры становится народъ во время богослуженія.
Возл острова Мальты есть еще островокъ, къ нему принадлежащій: это Годзо. Я здилъ на него. Тамъ еще видны подземелья, въ которыхъ жили Карагеняне, или Финикійцы, первые noce. ленцы его. Осматривая подземелья, я нашелъ, что они были неудобны для житья, потому что узки и очень низки. На островк есть также дв крпости, въ одной изъ нихъ живетъ комендантъ. На
Годзо много земли, и зелень повсюду радуетъ зрніе. Хлопчатую бумагу сютъ на каменной скал, составляющей особый островокъ. Здсь-же родится во множеств славный грибъ, называемый Fungus Melitensis. Его никому не позволяется срывать, потому что это составляетъ доходъ правительства. Грибы сушатъ, потомъ толкутъ въ порошокъ, и развозятъ въ такомъ вид не только по всей Италіи, но и по всей Европ, какъ врнйшее средство для излеченія отъ кровавыхъ поносовъ.
Кстати сказать слова два о торговл снгомъ, которую прежде производили въ Мальт Китайскіе купцы, слишкомъ на тысячу Голландскихъ червонцевъ въ годъ. Сосдство двухъ острововъ служило къ этому удобствомъ, и кто-бы могъ представить себ, что эту промышленность отобьютъ у Катанцевъ Сверо-Американцы? Но это истина. Я самъ видлъ Американскіе корабли, сюда пришедшіе, и единственный грузъ на нихъ былъ ледъ и снгъ. Американцы изобрли средство сохранять товаръ свой посредствомъ соломы и соли, и получаютъ значительный барышъ. Въ Мальт, какъ и въ Неапол, мороженое и вода со льдомъ — первое лакомство и роскошь въ жизни. Самые небогатые люди не отказываютъ себ въ этомъ, и едва появится корабль со льдомъ, какъ товаръ его тотчасъ распродастся.
Я проводилъ время въ Мальт довольно пріятно. Англичане здсь, какъ и везд, живутъ своимъ отдльнымъ обществомъ. Г-нъ Ноджентъ звалъ меня обдать, мы сли за столъ въ 8 часовъ вечера и просидли до одиннадцати. Покуда изъ-за стола не вышли дамы, бесда была довольно молчаливая, но когда мужчины остались пить, разговоръ сталъ довольно шуменъ, хотя не занимателенъ: ждали возвращенія Лорда Понсонби, много говорили о Константинопольскомъ приключеніи Чорчиля, хваля настойчивость своего посла, и хотли, кажется, завлечь меня въ этотъ разговоръ, однакожь я отклонилъ его, сказавъ, что я, правда, былъ тамъ, но мало слышалъ объ этомъ дл, занимаясь древностями и готовясь къ отъзду въ Азію. Я прибавилъ, что все дло, кажется, кончилось деньгами, и посл этого вс остались довольны. Вставши изъ-за стола, мы пошли къ дамамъ, которыя, въ другой комнат, уже разливали чай. Между ними была одна двица рдкой красоты. Я не видывалъ такой близны и правильности лица, такой нжности кожи и живости румянца. Особенно цвтъ волосъ ея былъ чудесенъ: совершенно красный, съ золотымъ отливомъ, но не льзя было назвать ее рыжею. Это что-то невообразимо прелестное! Къ тому-же, двица была очень любезна, веселаго характера, и разговаривая со мною спросила:— Видалъ-ли я такіе какъ у нея волосы? — Когда я отвчалъ, что не видывалъ, она прибавила: — Я думаю потому, что и у насъ они рдки: я свои очень берегу, и боюсь, чтобы они не потеряли этого отлива, тогда былабы я рыжею: а это очень гадко.— Она распрашивала меня о моей газели, и убдительно просила ее себ. Я охотно согласился, хотя жаль было разстаться съ моей милой Африканкой. Я легко довезъ-бы ее до Италіи, но тамъ затрудиплся-бы: сажать съ собой въ дилижансъ, или въ коляску, невозможно. Тутъ по крайней мр я доставлялъ ей хорошую хозяйку, которая могла о ней заботиться. Жена Адмирала Бригса, дама очень любезная и пріятная, сидла возл меня и шутила надъ своей землячкой, которая такъ много думала о своихъ волосахъ. Супругъ Г-жи Бригсъ пригласилъ меня на другой день къ себ, предлагая показать мн морской арсеналъ и новую ихъ больницу. Вечеръ кончился очень пріятно музыкой. Златоволосая красавица прекрасно играла на арф.
На другой день, Адмиралъ прислалъ мн свою шлюпку, и я отправился къ нему. Мы похали съ нимъ въ арсеналъ. Онъ показалъ мн сперва мастерскія: все было въ чрезвычайномъ порядк и чистот. Въ запасномъ магазин, онъ съ національнымъ самодовольствомъ сказалъ мн: ‘Вы видите, что если я завтра получу повелніе адмиралтейства вооружить цлую эскадру, то меньше чмъ въ мсяцъ времени могу отпустить въ море четыре или пять линейныхъ кораблей: мн ни въ чьей помощи нужды не будетъ.’ — Это правда, Адмиралъ, но осматривая ваши запасы, я съ особеннымъ удовольствіемъ замтилъ, какъ нужна для Англіи Русская торговля.— ‘А почему-же?’ — Потому, что почти вс эти запасы изъ Россіи. Напримръ: вотъ эти огромные сосновые брусья, эти мачты, отъ насъ, полосное желзо….— ‘ О, что касается желза — прервалъ Адмиралъ — у насъ своего пропасть. ‘— Это правда, только оно способно на оковку каретъ, колесъ, а въ корабли не годится, въ немъ слишкомъ много срныхъ частей.— ‘Это мы умемъ очистить.— ‘ Тогда оно вамъ станетъ дороже Русскаго. А вотъ, напримръ, цлые сараи, наваленные парусиной, фламскими полотнами, а здсь канатами и веревками. Все изъ нашей пеньки и нашего льну! Вонъ бочки съ нашимъ саломъ, вотъ русскія доски.— ‘ Пеньку мы достаемъ изъ Америки.’ — Правда, но вы сознаетесь, Адмиралъ, что изъ Американской пеньки вы не длаете якорныхъ канатовъ, они изъ вся слабы и никакъ не могутъ замнить Русскихъ?— Онъ въ этомъ сознался, только сказалъ мн, что досокъ на половину получаютъ они изъ Норвегіи. ‘Но что-же вы заключаете изъ всего этого?’ спросилъ меня Г-нъ Бригсъ.— Что Англія и Россія гораздо больше имютъ причинъ жить дружелюбно, какъ это всегда и бывало, чмъ враждовать между собою: об державы, въ коммерческомъ отношеніи, имютъ одна въ другой нужду, да и привыкли издавна любить и уважать одна другую.— ‘Въ этомъ я съ вами совершенно согласенъ,’ отвчалъ Адмиралъ.
Когда мы кончили обозрніе арсенала, онъ похалъ домой, сказавъ, что будетъ ждать меня завтракать, а я отправился въ морскую госпиталь. Тамъ меня ожидали: на гауптвахт, гд стояли въ карауль Шотландцы, отдали мн честь, вышли къ ружью и сдлали на карауль. Главный докторъ и надзиратель больницы провожали меня повсюду. Больница учреждена на 400 кроватей. Надо сознаться, что такого совершенства во всхъ частяхъ я и вообразить не могъ. Начиная отъ постелей больныхъ, до послдней кастрюли въ кухн, все отдлано какъ игрушка, какъ лучшій математическій инструментъ. Кровати и мебель, изъ орховаго дерева, выполированы и покрыты лакомъ, полы везд штучные, натерты и блестятъ какъ зеркало, занавсы везд кисейные и совершенно охраняющіе больнаго отъ комаровъ, блье самое тонкое, по дв перемны въ недлю, а иногда, смотря по нужд, и каждый день, офицерскія комнаты (для каждаго больнаго особенная), меблированы съ роскошью. Словомъ, то что Англичане называютъ confortable, везд съ избыткомъ. Для выздоравливающихъ есть вольтеровскія сафьянныя кресла, съ рессорами, и халаты ситцевые, кушанье подаютъ на серебр, везд хрусталъ, фарфоръ, wedgewool, или лучшая оловянная посуда. Даже необходимые для больныхъ горшки трехъ или четырехъ фасоновъ, приспособлены къ ихъ болзнямъ и положенію на кроватяхъ, ретирады съ текучею водой, безъ всякаго запаха, и чисты какъ самыя спальни. Аптека совершенная игрушка: вс баночки фарфоровыя, вс стклянки изъ хрусталя, кухня — совершенство: посуда въ ней вся изъ той твердой глины, которую называютъ Французы terre de cailloux, она похожа цвтомъ на кувшины съ зельтерскою водой, но лучше, и глазуровка превосходна.
Во всхъ камерахъ госпиталя воздухъ самый чистый, и обращается свободно, не обезпокоивая больныхъ, потому что окошки впускаютъ воздухъ только вверху, снаружи, при каждомъ плотные навсы, не допускающіе солнечныхъ лучей въ комнату, навсы эти по вечерамъ поднимаются. Много-бы надобно было писать, чтобы дать полное понятіе о порядк, предусмотрительности и совершенств всего въ этомъ заведеніи: оно длаетъ честь Адмиралтейству и Правительству! Невозможно человколюбиве заняться больнымъ, ухаживать за нимъ, заботиться даже о его утшеніи. При этомъ заведеніи есть небольшая библіотека, и больные пользуются ею по своей вол. Когда я посщалъ госпиталь, больныхъ было очень мало: заняты были сорокъ кроватей матросами и морскими солдатами, да три офицерскія камеры. Я замтилъ, что больные на половину одержимы грудными болзнями, чахоткой, много глазныхъ болзней, нсколько горячечныхъ, сифилитическихъ не было ни одного. Я искренно поблагодарилъ провожавшихъ меня. При возвращеніи, отдана была мн та-же честь карауломъ. Я пріхалъ къ Адмиралу въ восторг отъ всего видннаго мной.
Леди Бригсъ приняла меня съ обыкновенною своею любезностію, Адмиралъ, казалось, былъ доволенъ произведеннымъ на меня впечатлніемъ. Мы весело завтракали бифстекомъ, рыбою, и всякаго рода плодами, хересъ и шампанское смнялись поочередно. Съ нами было много офицеровъ. Разставаясь, я благодарилъ гостепріимное семейство, и подумалъ, что Адмиралъ хочетъ изломать мн руку: такъ онъ пожалъ ее!
Въ тотъ-же вечеръ я прогуливался въ публичномъ саду, насажденномъ въ самой крпости, въ той части ея, которую называютъ Baragues (Баракъ). Въ немъ много большихъ деревъ, дающихъ тнь, а это весьма пріятно посреди голаго острова и камней, сильно отражающихъ пламенное солнце. Съ высокаго мстоположенія этого гулянья видъ прелестенъ: вы видите пристань, весь го, родъ, и даже открытое море! Оттуда здилъ я осмотрть загородный домъ прежнихъ Гроссмейстеровъ, а нын Англійскаго Генералъ-Губернатора. Это Вилла Сантъ-Антоніо. Я нашелъ тамъ прекрасный регулярный садъ, много воды, везд мраморные фонтаны, множество апельсинныхъ и лимонныхъ деревъ, и всякія другія фруктовыя деревья. Виноградъ вьется по ршеткамъ и составляетъ крытыя аллеи.
На другой день мы отправились цлымъ обществомъ, въ другой загородный домъ, или виллу, принадлежащую Графин Пречіоза, но съ нами не было ни одного Англичанина, вс гости были туземцы, или Италіянцы, да Г-нъ Фурманъ съ женою и я, Рускіе. Садъ Графини Пречіоза обширенъ и замчателенъ тмъ, что конечно на всемъ остров нтъ такихъ растеній. Здсь я нашелъ деревья въ охватъ толщиною, чинаровыя, орховыя и каштановыя, даже пальмовое дерево, приносящее плодъ! Можно подумать, что гуляешь въ Малой Азіи. Хозяйка любитъ цвты, и ихъ здсь множество. Гіацинты и туберозы отличной красоты, розовые кусты такъ высоки, что изъ нихъ подланы бесдки, въ которыхъ мы пили чай и ли мороженое. Я провелъ вечеръ самый пріятный! Безъ Англичанъ Мальтійцы веселы и словоохотны. Когда возвратились мы въ комнаты, начался концертъ. Пли артисты Итальянской оперы. Г-жа Фурманъ снисходительно согласилась участвовать въ концерт, и превосходно пропла арію изъ Беллиніевой Нормы: голосъ очаровательный! Посл я слышалъ отъ славнаго композитера Донидзетти, въ Неапол, что онъ сравнивалъ его съ голосомъ покойной Малибранъ: только искуство пвицъ было различно. На музыкальномъ вечер нашемъ также очень пріятно пла первая пвица здшней оперы, Г-жа Дарбуа, милая и хорошенькая Француженка. Жаль, что грудь ея слаба, мн кажется даже, что въ ней былъ зародышъ чахотки.
Посл Африки и Азіи, какъ восхищало меня образованное общество Европейское. Этотъ небольшой кругъ на остров Мальт опять возвращалъ меня въ Европу, гд я скоро долженъ былъ увидть весь блескъ просвщенія, въ Неапол, Рим, Флоренціи и наконецъ Париж. Послднее обозрніе мое на остров было посвящено дому трудолюбія: полезное и человколюбивое учрежденіе, которымъ Мальта обязана Англичанамъ!
Домъ трудолюбія учрежденъ для двицъ бднаго состоянія и для сиротъ. Благородная цль его: сохранить ихъ нравственность и потомъ обезпечить существованіе пристойнымъ замужствомъ, или помщеніемъ въ хорошій домъ. Я нашелъ тамъ около двухъ сотъ двицъ, отъ десяти и до двадцатилтняго возраста. Присмотръ за ними довольно строгій, но содержатъ ихъ прекрасно, чисто, отрятно. Все, что можетъ способствовать къ сохраненію здоровья, тщательно соблюдается. Пища у нихъ достаточная и хорошо изготовленная, постели опрятныя, и на нихъ тонкое блье. Двицы занимаются разными работами, приличными ихъ полу, прядутъ, сучатъ бумагу, ткутъ узорчатыя матеріи, вышиваютъ, плетутъ кружева и блонды, разматываютъ шелкъ, даже шьютъ башмаки. Вс ихъ работы продаются въ пользу дома. Отличившіяся получаютъ награды, которыя отдаются имъ только при выпуск. Законъ Божій и чистйшая нравственность главные предметы ихъ ученія и воспитанія. Выпускаютъ изъ этого института только въ замужство, или когда пріискано приличное мсто. Меня очень удивило, когда я узналъ, что содержаніе каждой двицы обходится въ годъ не дороже ста рублей. Конечно въ Мальт пища недорога, но воспитанницы хорошо одты, а наставницы и учители получаютъ большое жалованье, и ни въ чемъ недостатка нтъ. Желательно-бъ было, чтобы въ другихъ земляхъ, въ подобныхъ заведеніяхъ, брали примръ съ этого: оно длаетъ честь Англичанамъ и теперешнему директору его, Г-ну Казалани, особенно потому, что совершенно соотвтствуетъ своей цли.
Удобный случай заставилъ меня ршиться хать въ Сицилію и осмотрть часть этого знаменитаго острова. Пароходъ Фердинандъ І-й починивался, и вскор долженъ былъ отправиться туда, а изъ Мессины дней черезъ пять долженъ былъ идти въ Неаполь другой пароходъ, на которомъ я могъ переправиться на твердую землю. За сутки до отъзда моего отыскалъ я здсь Греческую церковь, при которой жилъ священникъ нашего исповданія, Сициліянецъ. Я заказалъ обдню и молился въ церкви одинъ. Священникъ худо зналъ по-Гречески, дьячковъ и пвчихъ не было, и онъ прочелъ мн скороговоркой, кое-какъ, обдню, посл которой пригласилъ къ себ, говоря, что у него есть образа рдкой Греческой живописи. Что-же это было? Пять или шесть старыхъ иконъ, кажется, Суздальскаго письма, на двухъ изъ нихъ и надписи были Славянскія. Священникъ предлагалъ мн купить ихъ, и очень огорчился моимъ отказомъ: старикъ считалъ на барышокъ! Онъ жилъ съ семействомъ своимъ очень скудно: прихожанъ у него никого не было, и онъ существовалъ подаяніями отъ заходящихъ въ Мальту Греческихъ судовъ. Я, сколько могъ, вознаградилъ обманутое его ожиданіе, подаривъ ему десять Неаполитанскихъ дукатовъ {Неаполитанскій дукатъ стоить пять рублей ассигнаціями на нашу монету.}, чмъ онъ кажется былъ очень доволенъ.
Распрощавшись со всми знакомыми, и съ нашимъ Консуломъ Г-мъ Тальяфери и его семействомъ, которые во всю бытность мою здсь всячески угощали меня и оказывали мн дружескія услуги, я слъ на корабль 48-го Іюля, въ 40 часовъ утра. Товарищами себ на корабл нашелъ я людей разныхъ націй. Миледи Вольфъ, съ малолтнымъ сыномъ, Англичанка, была изъ знаменитой Вальполевой фамиліи. Она вышла, по страсти, за крещенаго жида Вольф’, который здилъ миссіонеромъ, или проповдникомъ, среди дикихъ народовъ Африки, и въ это время находился въ Абиссиніи. Онъ не зналъ ни одного изъ тамошнихъ нарчій, и когда я спросилъ супругу его, какъ-же онъ проповдуетъ и учитъ, она мн отвчала очень серьзно: ‘Въ томъ-то и чудо! Узнайте еще, что онъ боле сутокъ нигд не останавливается! Слово Божіе довольно разъ услышать: сила его дйствительна!’ Нечего было сказать на это, и я замолчалъ, но, кажется, мой вопросъ не полюбился ей. Въ числ сопутниковъ моихъ были еще три Англичанина: Г-нъ Аткинсъ, хавшій изъ Восточной Индіи чрезъ Александрію, другой, Г-нъ Девисъ, изъ Іерусалима, халъ чрезъ Байрутъ, а третій, Диксонъ, прямо изъ Мальты, къ отцу своему въ Неаполь: это былъ докторъ медицины. Вс трое они были образованные и любезные молодые люди, съ которыми я потомъ много разъ и съ удовольствіемъ встрчался въ Неаполъ. Съ нами были еще: Г-нъ Чикалези, Неаполитанецъ, одинъ изъ директоровъ Королевскаго торговаго банка въ Неапол, и наконецъ старый и богатый Константинопольскій Грекъ, который везъ на твердую землю свою дочь, сошедшую съ ума. Эта несчастная молодая женщина цлый день сидла на палуб корабля довольно смирно, и безпрестанно, какъ кошечка, мурлыкала себ подъ носъ какія-то псенки, за то ночь всю напролетъ кричала дикимъ голосомъ: это было для насъ и жалко и безпокойно.
Въ тотъ-же день, въ 5 часовъ, показались берега Сициліи, въ 7 часовъ обозначился мысъ Песара и башня его съ маякомъ. Этна виднлась вдали. На другой день, въ 5 часовъ поутру, мы плыли у подошвы этаго великана: вверху жерла его былъ виднъ дымокъ. Картина величественная, истинное grandioso, какъ говорятъ Итальянцы! Здсь вступили мы въ Мессинскій проливъ. Я не могъ наглядться на виды, какъ по правую сторону, въ Калабріи, такъ и по лвую, въ Сициліи. Все напоминало мн Босфоръ ракійскій, съ тою разницею, что Мессинскій заливъ почти везд шире Босфора, и отъ того предметы въ немъ кажутся отдаленне. Впрочемъ, въ иныхъ мстахъ мы плыли почти у самаго берега, такъ, что можно было разглядть физіогноміи людей, смотрвшихъ на насъ съ земли. Виды Калабріи величавы и строги: везд горы, скалы, покрытыя пріятною зеленью, по мстамъ видны селенія и замки съ башнями, напоминающіе воображенію Феодальныя времена, или романы съ разбойниками, такіе какъ Ринальдо Ринальдини. Сицилійскій берегъ настоящая діорама: тамъ Этна владетъ всмъ, окрестности Сиракузъ, съ алоевыми, кактусовыми растеніями, Таормина, съ огромными остатками древнихъ построеній, наконецъ Катана, съ черными, лавными грудами, представляютъ разнообразныя, прелестныя картины! Проливъ всегда наполненъ множествомъ рыбачьихъ лодокъ, занятыхъ ловомъ рыбы La Spada (мечъ): это главная промышленность здшнихъ береговыхъ жителей.

ГЛАВА XII.
СИЦИЛІЯ.

Наконецъ мы достигли Мессины. Окрестности города величавы, но входъ въ пристань, когда плывешь изъ Мальты, Африки или Греціи, довольно труденъ для парусныхъ судовъ: надо круто заворачиваться, огибая косу въ такомъ мст, гд теченіе самое сильное, потому что уже близка Харибда. Корабли часто должны очень долго приноравливаться, а иногда и буксироваться. Портъ составляетъ полукружіе, по средин котораго нашъ пароходъ остановился и бросилъ якорь.
Не смотря на то, что мы прибыли на Сицилійскомъ пароход, и были снабжены карантинными свидтельствами Сицилійскаго Консула, насъ окружили и цлый день продержали на корабл: каждаго пассажира перекликали поодиначк, и все подъ видомъ предосторожности отъ чумы. Признаюсь, мн крпко наскучило это, я нетерпливо хотлъ сойти на берегъ и гулять по набережной, гд уже собралось множество жителей, которые, кажется, также хотли видть новоприбывшихъ гостей. Но длать было нечего! По крайней мр былъ досугъ разсмотрть пристань. Ее образуетъ длинная коса, имющая направленіе отъ восточной стороны берега. Коса эта защищаетъ пристань отъ втровъ и совершенно отдляетъ отъ прилива, потому Мессинская гавань самая надежная и самая спокойная, какая только быть можетъ. Къ тому еще она хорошо защищена крпостью, построенною у самаго начала косы, и четырьмя редутами при оконечности ея. Въ пристани, со стороны города, красивый фонтанъ представляетъ Нептуна, держащаго въ цпяхъ чудовищъ Харибду и Сциллу.
Наконецъ насъ спустили съ корабля. Я послалъ своего слугу занять для меня комнату въ трактир, а самъ остался гулять по набережной. Она прекрасна, протяженіе ея версты на дв, полумсяцомъ, и домы на ней великолпные, въ два и три этажа. Ширина набережной, отъ домовъ до моря, 16 саженъ. Здсь любимое и лучшее гулянье жителей, потому что воздухъ безпрестанно освжается морскимъ втеркомъ, отъ быстраго теченія пролива. Нагулявшись до сыта, и кажется возбудивши любопытство здшней публики моей фуражкой и казацкимъ полукафтаномъ, я отправился отдыхать въ трактиръ.
Хозяинъ очень суетился вокругъ меня, называя то Монсинъоръ, то Егеленца, то Синьоръ Прнилипе. Я очень понималъ, что, на другой день, счетъ мой въ трактир отъ этого пораздуется, но не хотлъ противорчитъ ему. Синьоръ Принчипе полъ немножко рыбы, выпилъ рюмку Сиракузскаго вина, и пошелъ спать. Къ счастью, постеля была мягкая, блье довольно тонкое и чистое, и я до утра хорошо отдохнулъ.
Какъ ни древенъ городъ Мессина, а ему только 40-го лтъ, послднее землетрясеніе, 1783 года, разрушило его до основанія. Оно было пятое, или шестое, претерпнное имъ въ одно столтіе. Помаленьку, городъ возобновился, новыя зданія замстили старыя, но ужасъ отъ землетрясенія повсюду еще примтенъ: исключая набережную, вновь выстроенные домы низки, рдко увидишь одинъ выше двухъ этажей. На краю города есть лачуги, въ которыхъ укрывались жители во время невзгодья, он еще уцлли, какъ будто для того, чтобы служить убжищемъ въ случа новой бды.
Землетрясеніе не только перемнило мстность Мессины, но и произвело измненіе въ ея торговл. До того времени, она считалась однимъ изъ дятельнйшихъ и самыхъ богатыхъ городовъ Италіи, теперь совсмъ иное: торговля ея значительно упала, и не смотря на свое porto franco, она никакъ не можетъ стать на прежнюю степень. Жителей убыло до 75 тысячъ человкъ.
Въ теперешнемъ состояніи своемъ, Мессина однакожъ довольно веселый и живой городъ. Улицы въ немъ широки, а какъ домы въ нихъ не очень высоки, то он кажутся еще шире. Лучшее въ город зданіе соборъ: онъ великъ, и архитектура его сборная, начиная съ готической, двнадцатаго столтія, до узорчатой осмнадцатаго. Въ немъ прекрасны два ряда колоннъ Египетскаго гранита: говорятъ, он перевезены сюда изъ Нептунова храма. Ихъ благородная и строгая простота совершенно разнится отъ тяжелой и массивной позолоты алтарей, и всего этого сбора безвкусныхъ и непріятныхъ для глазъ внутреннихъ украшеній. Другихъ, достойныхъ замчанія зданій, я не видалъ. Здсь все вымазано желтою краской. Говорятъ, что Вице-Король объявилъ однажды о своемъ посщеніи городу, и Губернаторъ здшній, не зная какъ лучше показать свой городъ, веллъ все окрасить охрой, не пощадилъ даже мраморныхъ колоннъ: и т обмазалъ!
Въ Мессин была своя школа живописи. Іеронимъ Алибранди, жившій во времена Джординіе, Мессинецъ, зналъ Леонарда да Винчи, подражалъ Корреджіо, и славился какъ одинъ изъ первыхъ живописцевъ своего времени. Возвратившись въ отечество, онъ, какъ трудолюбивая пчела приноситъ медъ въ свой улей, принесъ новыя познанія, правила, и преданія своего искуства. Потомъ Антонелло, первый передалъ Италіи искуство писать масляными красками, которое до тхъ поръ оставалось секретомъ Фламандцевъ. Полидоръ Караваджіо также принадлежитъ этому городу. Древняя Мессина была отечествомъ философа Эвгемера, писавшаго Исторію Небесъ: онъ утверждалъ) что боги ихъ не что иное были какъ великіе люди. Энній, стихотворецъ, перевелъ его сочиненіе Латинскими стихами. Теперь въ Мессин нтъ философовъ, нтъ живописцевъ и стихотворцевъ, но природа такъ-же прекрасна, какъ была въ самые цвтущіе дни города. Омываемый водами пролива, городъ возвышается амфитеатромъ по покатости горы, на которой полуденныя растенія блистаютъ во всей своей пышности, и внчаютъ Мессину гирляндою вчной зелени, на которую зима не иметъ никакого вліянія.
Бродя по улицамъ, я зашелъ однажды въ церковь, которая привлекла мое вниманіе своей Арабской Физіогноміей. Это монастырь Св. Григорія. Съ высоты террасы его видъ прекрасный: передъ глазами весь городъ, вс улицы, площади и сады. Запахъ померанцевыхъ цвтовъ наполняетъ воздухъ, взоръ покоится на полуциркульной гавани, и наслаждается этимъ голубымъ, прозрачнымъ моремъ, этимъ величественнымъ и суровымъ берегомъ Калабріи, пышностію полу-Европейской и полу-Африканской природы! Все это утопало въ прозрачномъ и горящемъ лучами солнца воздух, вдали серебрились паруса, вдоль берега тянулся крестный ходъ, съ хоругвями и образами.
Видъ горъ не уступаетъ красотою морскимъ видамъ: тамъ группами растущіе генеты (дрокъ), олеандріи, кактусы, вьются какъ ленты зелени и цвтовъ. Пониже ихъ оливныя деревья, мирты, алоэ, посреди сельскихъ домовъ и пустыненъ. Одной Этны не достаетъ для этой картины.
Я воротился въ городъ по узкимъ, крутымъ переулкамъ, гд нищета и бдность заняли свои квартиры. Видя безпорядокъ домовъ и разсвшіяся стны, можно было подумать, что землетрясеніе только вчера кончилось. Изнуренныя зноемъ и работою, женщины здсь рано старются и худютъ, ихъ большіе, черные глаза блещутъ, кажется, лихорадочнымъ жаромъ. Національная ментія, въ которой он закутаны, придаетъ имъ какую-то печальную физіогномію и сближаетъ съ Цыганами. Сицилійская ментія (манто, плащъ) большое черное покрывало, шелковое у богатыхъ, стамедное у бдныхъ. Женщины закрываются имъ съ головы до ногъ, одни глаза остаются наруж. Точно такіе плащи видлъ я на Мавританкахъ, которыя называютъ ихъ Гайкъ. Молодыя двицы носятъ иногда блыя ментіи, но черный цвтъ настоящій національный для этого одянія.
Мужчины здсь не лучше женщинъ: они, въ лохмотьяхъ, цлыми кучами валяются у входа въ церкви, и ничего не длаютъ. Прибрежные жители подятельне: они безпрестанно занимаются ловлею рыбы, и безстрашно плаваютъ на лодочкахъ своихъ посреди Харибды и Сциллы.
Въ Мессин нтъ никакихъ остатковъ древности, хотя она была одною изъ первыхъ Греческихъ колоній, основанныхъ на Сицилійскихъ берегахъ. Первое имя этого города: Замела, значитъ коса. Оно было дано ему отъ того, что пристань его точно иметъ видъ косы. Язычники говорили, что Сатурнъ уронилъ свою косу, и образовалъ ею пристань. Оріонъ, звроловъ, одинъ изъ великановъ, посвятилъ Нептуну мысъ Пелоръ, нын Фаросъ, гд паслись Иракловы стада. Тутъ-же и дочери Солнца пасли стада отца своего, но храмы и боги ихъ исчезли, а землетрясеніе поглотило и совершенно зарыло ихъ остатки.
Мн ничего боле не оставалось видть въ Мессин. Театръ хотлъ я постить по возвращеніи моемъ съ Этны, на которую нетерпливо желалъ взобраться, и потому на другой день, рано по утру, отправился въ Таормину, гд также хотлъ осмотрть любопытные остатки древности. Я похалъ верхомъ на осл, взявъ провожатыхъ и нсколько състныхъ запасовъ. Мн сказали въ Мессин, что я смло могу надяться на моихъ провожатыхъ, потому, что вс трое они принадлежали къ какой-то извстной шайк разбойниковъ, и слдственно могли за меня отвчать. Хозяинъ трактира, гд я жилъ, зналъ ихъ, и уже не разъ поручалъ имъ путешественниковъ, которые вс остались ими очень довольны. Чудная сторона, гд надобно отдаться на произволъ разбойниковъ, чтобъ отъ нихъ сохраниться, и гд правительство явно терпитъ ихъ, или не въ силахъ укротить! Быть такъ подружусь и я съ ними, по крайней мр покажу имъ, что я ихъ не боюсь, или дешево имъ не отдамся. Хозяинъ представилъ мн синьора Корниліо и двухъ его товарищей. Корниліо былъ средняго роста, сухощавъ, широкъ въ плечахъ и крпко сложенъ. Большой, покляный носъ, широкія черныя брови, сростшіяся вмст, и быстрые черные глаза, придавали физіогноміи его видъ очень суровый, но онъ былъ веселаго характера и охотно смялся, что мн понравилось. Я вынулъ кошелекъ, въ которомъ было рублей около пятидесяти млкаго серебра, да наполеона два золотомъ. Отдавая ему эти деньги, я сказалъ, что длаю его своимъ казначеемъ, и поручаю ему весь дорожный расходъ, потому что ничему цны не знаю, и слдовательно буду гораздо спокойне, если онъ за это возмется. Онъ перечелъ деньги, положилъ кошелекъ къ себ въ карманъ, и сказалъ мн: ‘Вы будете довольны.’ Я общалъ заплатить ему и его товарищамъ за труды по возвращеніи нашемъ въ Мессину, оставляя деньги и все свое имущество у Русскаго консула. Bene, bene Eccellenza! И мы отправились… Забылъ сказать, что я вооружился парою пистолетовъ и кинжаломъ, камердинеръ мой также.
Дорога отъ Мессины въ Таормину, Tourominium, идетъ по морскому берегу. Заливъ и берега Калабріи безпрестанно въ глазахъ. Мы хали тихо, потому что провожатые мои большею частью шли пшкомъ. Часу въ двнадцатомъ, когда стало ужь очень жарко, Корниліо предложилъ мн своротить съ дороги и захать въ горы, пообдать къ какому-то Fra Dominico, его пріятелю, у котораго мы найдемъ — говорилъ онъ — прекрасный обдъ, тнь и хорошее убжище per far la siesta, то есть, поспать посл обда. Мы своротили, и пріхали въ какую-то корчму. Знакомаго Корниліева не было дома, но жена его, проворная баба лтъ тридцати, захлопотала, засуетилась, тотчасъ приготовила намъ яичницу, да жаренаго зайца, и довольно дурную лапшу, въ вид супа. Со мною была ветчина, и я довольно хорошо пообдалъ. Спать легъ я на солом подъ тнью, прося моего провожатаго не мшкать, потому что мн хотлось пріхать въ Таормину ночевать. Все исполнилось по желанію. Корниліо расплачивался, торговался, бранился съ хозяйкой, они кричали за грошъ, какъ будто дло шло о тысячахъ, но мой казначей оказывалъ свое усердіе къ моимъ интересамъ, и я въ его дло не мшался, только просилъ его нигд не отказывать въ la bonna тапа, которой просятъ безпрестанно и за все: то-же что наше на водку, или, какъ нын говорится, на чай. Жаръ схлынулъ, мы похали гораздо скоре, выбрались на большую дорогу, и опять увидли море, опять вдали Калабрійскіе берега, наконецъ ихъ не стало видно. Не дозжая Таормины верстъ десять, два молодца, въ большихъ шляпахъ, стояли у самой дороги, опершись на ружья, Корниліо поскакалъ прямо къ нимъ, не знаю что они говорили, только когда я съ ними поравнялся, они сняли шляпы и поклонились мн вжливо. Одинъ изъ нихъ пожелалъ мн добраго пути, Bon voyagio, Signor Principe! Я раскланялся съ ними и поблагодарилъ за привтствіе. Когда потомъ я спросилъ Корниліо, что это за люди? онъ мн отвчалъ: ‘Это Campieri Герцога Салернскаго, гвардейцы, или оберегатели его, но они съ разбойниками въ дружб и часто за одно.’
Мы пріхали, или, лучше сказать, вскарабкались въ Таормину ночью. Ничего не льзя было разсмотрть. Я не понимаю, какъ на такую круть могутъ подыматься лошади: кажется, дорожка эта создана для однхъ козъ. Я остановился въ дом у аптекаря, и тотчасъ легъ спать. На другой день, поутру, какъ только можно было осмотрться, я вышелъ на улицу: городишко самый маленькій, въ немъ едва-ли есть четыре или пять тысячь жителей, но церквей множество, по числу народонаселенія, потому что ихъ считается съ монастырями тридцать три. Тавроминіумъ славился при Грекахъ и при Римлянахъ. Обращенные въ христіанство, жители его храбро защищались противъ Сарацинъ. Лтописцы утверждаютъ, что осада города продолжалась около двадцати лтъ, и онъ послдній изъ всхъ Сицилійскихъ городовъ понесъ иго неврныхъ. Тогда настало для него время бдствій, и въ 968 году Халифъ Алмоезъ приказалъ раззорить его до основанія. Съ тхъ поръ онъ не могъ поправиться, и остался какимъ мы его и теперь видимъ. Однакожъ по остаткамъ стнъ, и изъ готической надписи, сохранившейся на нихъ, видно, что укрпленія города были возобновлены въ 1430 году, хотя гораздо въ уменьшенномъ размр: новыя стны далеко внутри старыхъ, что также видно по сохранившемуся Фундаменту послднихъ. Городъ построенъ на каменной скал, между оврагами, и можно сказать надъ пропастью, надъ нимъ висятъ другія ужасныя скалы, и будто безпрестанно угрожаютъ ему своимъ паденіемъ. Одна скала сохранила свое древнее названіе: Monte Veuere (Венерина гора), а другая Маврское названіе: Portella dei Saracenі.
Древній театръ здсь обширнйшій изъ всхъ оставшихся намъ Греческихъ театровъ: онъ былъ построенъ на мысу, выдавшемся въ море. Остатки его величественны, и видъ съ нихъ прелестный: съ одной стороны Этна оканчиваетъ горизонтъ, съ другой горы Калабріи, а между ними синется море! Въ нкоторыхъ мстахъ еще остались колонны, но ступеньки театра, вытесанныя въ камн, уже покрыты землею. Нсколько портиковъ совершенно цлы, и украшаютъ пейзажъ, находящійся между ними. По средин галлереи, назначенной для зрителей, видна другая, устроенная уступомъ: вроятно для женщинъ. Дйствительно былъ изданъ законъ (не помню какимъ Императоромъ), которымъ запрещалось женщинамъ находиться между мужчинами въ театрахъ, и для нихъ назначались особенныя мста. Посреди всего этого пасутся стада, довершающія разрушенія Сарацинъ. Я съ сожалніемъ оставилъ эти чудесные остатки древности, и сознаюсь, что нигд въ Греціи я не видалъ развалинъ великолпне и занимательне Таорминскаго театра.
Осмотрвъ театръ, я пошелъ въ наумахію: любители древности найдутъ эти остатки достойными ихъ разысканій и любопытства. Г-нъ Дорвиль издалъ на Латинскомъ язык полное описаніе ихъ и рисунки, но съ тхъ поръ ужь многое исчезло, хотя и то, что осталось, еще очень занимательно. Я нашелъ уцлвшими 19 арокъ и 18 нишей, четвероугольныхъ, ровной вышины, и симметрически расположенныхъ. Въ самыхъ аркадахъ видны водопроводы, по которымъ, вроятно, стекала нечистая вода, падавшая сверху.
Г-нъ Дорвиль предполагаетъ, что мста для зрителей были выше стны, въ которой эти арки. Spectantibus auteni supra murum istum sedilla extrusta fuisse, colligo ut hac foramina servire potuerint in aquis sordidis ex superioribus illis locis recipients. Изъ этой древней наумахіи пошелъ я осмотрть обширные водоемы, гораздо выше ея, на курган. Мн кажется, они должны были принадлежать къ той-же наумахіи. Я насчиталъ ихъ пять, изъ нихъ четыре совершенно раззорены, но пятый, который меньше, остался цлъ. Водоемъ этотъ состоитъ изъ двухъ параллельныхъ резервуаровъ, или каморъ, раздленныхъ осмью столбами. Каждый резервуаръ устроенъ на восьми аркахъ. Еще видны окошки, продланныя въ нкоторой вышин, и отверстіе, чрезъ которое втекала вода изъ капала въ водоемъ, а изъ него она выводила уже въ наумахію, другимъ каналомъ, изсченнымъ въ камн, и посредствомъ котораго наполнялось водою это пространство вмстилища, для представленія сраженій на корабляхъ и другихъ морскихъ маневровъ. Весь водоемъ построенъ изъ обожженнаго кирпича, а внутри обмазанъ, для удобнйшаго сохраненія воды, крпкимъ цементомъ.
Въ бытность мою въ Таормин, мн говорили о какихъ-то надписяхъ, находящихся тамъ въ двичьемъ монастыр Пресвятыя Двы Маріи di Valverde, но у меня не доставало времени видть ихъ, къ тому-же я зналъ, что уже многіе путешественники описывали ихъ прежде меня. И такъ, въ тотъ-же день, около вечера, я отправился въ Катану. Чмъ ближе подъзжали мы къ этому городу, тмъ прекрасне становилась страна. Такого плодородія земли, не исключая даже Малой Азіи, я думаю, нигд не льзя видть. Ночь настигла насъ, когда мы были отъ города верстъ за 15, и мы остановились ночевать у одного пустынника. Онъ снисходительно пустилъ насъ и уступилъ мн свою келью. Я замтилъ, между прочимъ, что онъ уже знакомъ съ Корниліо и дружески обходился съ нимъ. Выпивши чашку парнаго козьяго молока, я легъ спать, но свита моя хотла ужинать. Нашли-ли они что, не знаю, только все успокоилось, и я до утра никого не видалъ. На разсвт мы поднялись, и, поблагодаривъ пустынника, пустились дале. Корниліо, говоря мн о монах, часто повторялъ: un bravo huomo, но я не любопытствовалъ знать, какъ завязалось ихъ знакомство. Около Катаны должно прозжать большимъ, возвышеннымъ полемъ, покрытымъ плодовитыми деревьями, откуда городъ представляется довольно красиво. Мы въхали широкою улицею, называемою Sirada Etnea, и я остановился въ трактир Слона, гд мн дали три большія комнаты, и скоро начали величать, какъ въ Мессині, Eccel lenza и Signor Principe Russo.
Катана, какъ и Мессина, должна быть причтена къ новымъ городамъ, потому что она выстроена вновь, посл землетрясенія 4783 года, разрушившаго ее совершенно. Съ тхъ поръ городъ возродился съ нкоторымъ великолпіемъ, и теперь правиленъ какъ Мангеймъ или Туринъ. Фасады домовъ его почти единообразны, улицы широки и вс вымощены волканическими плитами, но я нахожу, что, при малой высот домовъ, эти улицы ужь слишкомъ широки. На нихъ нтъ ни малйшей защиты отъ солнца, и оно палитъ немилосердо.
Городъ Катана почитается третьимъ въ Сициліи, и потому называютъ его Королевскимъ. Здсь всегдашнее пребываніе Епископа, подчиненнаго однакожь (suffragant) Архіепископу Монтреальскому. Катана построена въ долин, близъ небольшаго морскаго залива, называемаго ея именемъ. Полуденной стороной своей она достигаетъ почти до послднихъ уступовъ Этны. Жителей въ ней до 25 тысячъ. Ее украшаютъ нсколько площадей, и посредин одной изъ нихъ поставленъ, на прекрасномъ мраморномъ подножіи, монументъ, представляющій огромнаго слона изъ лавы, называемой здсь sciarra, на спин его обелискъ изъ восточнаго гранита, покрытый іероглифическими знаками, онъ по справедливости можетъ быть причтенъ къ самымъ рдкимъ остаткамъ древности.
Какъ во всхъ Итальянскихъ городахъ, здсь первый предметъ любопытства для путешественниковъ соборъ, и потому я пошелъ осмотрть его. Онъ обширенъ, правда, но слишкомъ свтелъ, стны его увшаны дурными картинами, наружныя колонны взяты изъ древняго амфитеатра, точно такія-же украшали внутренность церкви, но одному изъ Епископовъ показались он тонки, можетъ статься отъ того, что были пропорціональны, и онъ запряталъ ихъ въ толстыя и дурныя пиластры, чмъ совершенно исказилъ все. Соборъ находится на той-же площади, гд стоитъ слонъ съ обелискомъ. Зданіе, довольно замчательное въ Катан, Сенатъ: онъ правильной и величественной архитектуры, но чудо зодчества, это монастырь Бенедиктиновъ. Онъ боле похожъ на дворецъ могущественнаго государя, чмъ на обитель смиренныхъ монаховъ. Вс принадлежности этого зданія соотвтствуютъ великолпному крыльцу его изъ благо мрамора. Монашескія кельи убраны какъ самые щегольскіе покои свтскаго человка, везд кисейныя, разноцвтныя занавсы, и не рдко встрчаете статую лежащей Венеры, посреди бюстовъ Богоматери и образовъ святыхъ. Все это вмст составляетъ смшеніе, боле чмъ гршное. Библіотека, принадлежащая монастырю, хорошо составлена, при ней есть музеумъ, гд много хорошихъ антиковъ и предметовъ Естественной Исторіи. Церковь велика, но въ ней я нашелъ тотъ-же недостатокъ, какой замтилъ въ собор: мн показалась она слишкомъ свтла. Органы здшніе почитаются одними изъ лучшихъ въ Италіи. Монастырь теперь стоитъ точно какъ на острову: во время изверженія Этны, въ 1783 году, огненные потоки лавы протекли по обимъ сторонамъ ограды монастыря, но его пощадили, и онъ остался невредимъ. Это ужасное изверженіе везд оставило неизгладимые слды, и одинъ изъ любопытнйшихъ, это остатокъ древнихъ стнъ города, совершенно покрытый лавой. У подошвы ихъ. ключъ воды, котораго свжесть достойна Ареузы, къ нему теперь сходятъ по шестидесяти двумъ ступенямъ: такъ возвысился уровень земли!
Повсюду разбросаны черныя, огромныя лавныя скалы. Теперь начали разрывать ихъ, и нтъ сомннія, что найдутъ много любопытныхъ вещей. Герцогъ Каркачи уже отыскалъ, рывши фундаментъ для своего дома, мастерскую ваятеля, со всми его инструментами, а рядомъ съ нимъ другую, принадлежавшую длателю глиняныхъ вазъ: все это было залито лавою. Катана, какъ Портичи въ Неапол, была омываема моремъ, но возвышалась вками на слояхъ лавныхъ, смшанныхъ съ ея собственными обломками. Не льзя не предвидть судьбы этого города, но безпечные жители и не думаютъ о ней: одни пришельцы, какъ Кассандра, которой не врили, кричатъ имъ въ уши ужасное пророчество: Posteri, posteri, vestra res agitur, но дующій съ моря втерокъ уноситъ слова удаляющагося предвщателя, и Катанецъ, крпко надющійся на покровительство своей защитницы Святой Агаеіи, продолжаетъ строить, для новаго разрушенія.
Смотря на обворожительныя окрестности Катаны, можно даже понять эту безпечность. Едва прекращая свои ужасныя бдствія, природа здшняя становится такъ милостива, такъ благодатна, такъ скоро и тщательно изглаживаетъ слды своего гнва, что невольно раздляешь съ жителями ихъ безпечность: ничего нтъ, не скажу въ одной Сицйліи, но въ цлой Европ прелестне Катанскихъ окрестностей. Эта огненная земля чудесно плодотворна, и нельзя равнять ея съ плоскою и единообразною, хотя также плодородною Ломбардіей: здсь земля обогащаетъ человка восхищая его чувства. Куда ни обратитесь, везд природа очаровательная. Разнообразіе сценъ, неожиданность мстоположеній, точно плнительны. Здсь соединены вс части богатыхъ пейзажей, море, лса, долины, горы, и еще какая одна гора, Этна!
Къ сторон моря есть еще нсколько древнихъ укрпленій. Тамъ-же старый замокъ Урсино, въ которомъ часто живали Сицилійскіе Короли, Аррагонскаго поколнія, собирались ихъ парламенты, и судебныя палаты.
Катана, по баснословнымъ преданіямъ, считается однимъ изъ древнйшихъ городовъ не только на всемъ остров, но даже въ цломъ свт. Здшнія лтописи увряютъ, что этотъ городъ основали циклопы горы Этны, которыхъ называютъ первыми жителями Сициліи посл всемірнаго потопа. Другіе писатели утверждаютъ, что городъ построили Девкаліонъ и жена его Пирра, когда воды слились и очистили подошву горы, отъ чего будто-бы и названъ онъ былъ Катъ-Этна, то есть городъ-Этны.
Снгъ даетъ главный доходъ жителямъ Катаны, которые получаютъ за него, за снгъ, до двухъ тысячъ Голландскихъ червонцевъ. Этна снабжаетъ льдомъ и снгомъ не только всю Сицилію, но и Мальту и большую часть Италіи. Это здсь лакомство и роскошь, даже простые крестьяне глотаютъ снгъ съ восхищеніемъ, и нтъ богатаго дома въ Италіи, въ которомъ не подавали-бы раза три въ день мороженаго всякаго рода. Катанцы говорятъ: ‘Пусть лучше будетъ недородъ хлба, чмъ недостатокъ въ снг.’ Этна прохлаждаетъ ихъ лтомъ, и гретъ зимою, обильно снабжая дровами.
Въ числ главныхъ изверженій, опустошившихъ Катану, конечно должно почитать случившееся въ 1669 году. Я ходилъ смотрть то мсто, гд лава пролилась черезъ стну въ городъ: вотъ, конечно, было зрлище ужасное и чудесное! На этомъ мст стна иметъ десять саженъ вышины, она толста и основаніе ея твердо, иначе она устояла-бы противъ прилива этой раскаленной, густой массы, которая поднялась до такой высоты, и потомъ уже опрокинулась въ городъ, гд сломала и уничтожила все на своемъ пути. Тогда погибла большая часть города и жителей. Другое, также сильное изверженіе, случилось въ 1693 году. Землетрясеніе въ тотъ-же годъ довершило гибель Катаны. Почти вс домы попадали и большая часть жителей погибла подъ ихъ развалинами. Я упоминалъ о послднемъ, также гибельномъ землетрясеніи, бывшемъ въ 1783 году. Катанцы уврены въ помощи святой Агаеіи, но каждый разъ, при появленіи опасности, объятые страхомъ, они негодуютъ на свою святую, тушатъ лампады, горящія передъ ея образомъ, и срываютъ съ него внцы, а какъ скоро минетъ опасность, раскаиваются, молятся и плачутъ. Истинные Итальянцы!
Говоря объ изверженіяхъ Этны и раззореніяхъ Катаны, не могу не упомянуть о событіи чудесномъ: многіе почтутъ его даже баснословнымъ, однако оно дйствительно случилось здсь, хотя уже давно. Извстно, что городу недоставало только пристани, и Этна вдругъ произвела ее, въ XVI столтіи. Лава, при сильномъ изверженіи, полилась въ море, составила въ немъ плотину, или стну, въ род мола, столь обширную и твердую, что люди, никакимъ искуствомъ и никакими издержками, не могли-бы сдлать подобной. Это образовало спокойную пристань подл города. Къ несчастію, слдующее изверженіе занесло эту гавань, и разрушило все, что произвело полезнаго первое.
Рано поутру собрался я наконецъ хать на Этну. У меня былъ опытный проводникъ, pratico assai (довольно испытанный), и не меньше опытный лошакъ. Погода была благопріятная, потому что облачка застилали солнце, слдовательно было не очень жарко. Дорога изъ Катаны къ гор лежитъ на сверъ. Отъхавъ верстъ семь, встрчаете первую деревеньку, Каналито. Дальше вступили мы въ большое селеніе Трапито. Отсюда дорога пошла въ гору, и мы, прохавъ еще нсколько деревень, остановились на постояломъ двор, называемомъ Фондако. Здсь нашимъ осламъ и лошадямъ стоянка была прекрасная: въ конюшняхъ устроено стоелъ двсти, за то для людей нтъ ни уголка. Дворъ этотъ довольно похожъ на Турецкіе кханы, да и почему не предположить, что онъ былъ кханомъ во время Сарацинъ, такъ долго владвшихъ Сициліей? Мы не могли найти въ немъ ни куска хлба. Къ счастію, я запасся кое-чмъ въ Катан, для себя и для людей своихъ. Надо было ссть на полъ, и такъ обдать: ни стула, ни стола, ни даже лавки не было. Я спросилъ полудикаго мужика, хозяина, далеко-ли еще до славнаго каштановаго дерева, Чентоказали {Ста лошадей.}? Онъ отвчалъ мн, что часа четыре тихой зды. Отдохнувъ немного, мы снова отправились въ путь. Я съ удовольствіемъ смотрлъ на этотъ нижній покатъ Этны: отъ самого города до него страна была плодородная, богатая всякаго рода растеніями и плодами. Примтны становились, существовавшія когда-то въ отдаленной древности, и давно потухшія жерла. Посл одного часа зды увидли мы слды стараго теченія лавы. Мн сказали, что они принадлежатъ изверженію, бывшему въ XVI столтіи. Здсь земля была покрыта можжевельникомъ. Мы все подымались въ гору, и черезъ часъ въхали въ каштановый лсъ, гд находится это славное дерево: il castagno di cento cavalli. Я замтилъ тутъ много деревъ, чрезвычайно толстыхъ, между прочими то, которое называютъ La Nave (корабль), и въ которомъ около корня слишкомъ шесть саженъ окружности. Наконецъ мы подъхали къ знаменитому сто-лошадиному каштану: съ низу его видна одна кора, а выше семь дуплистыхъ отраслей. Обмрявъ окружность дерева, я счелъ 87 моихъ шаговъ. Пустота въ немъ, или, если хотите, дупло его, 15-ти шаговъ въ діаметр, а въ иныхъ мстахъ и 20-ти, въ средин дупла построена избушка, и крестьяне расказываютъ, что она существуетъ уже 200 лтъ. Кром ея, въ той-же пустот есть изрядная лужайка, на которую входятъ многими тропинками. Втви этого великана не соотвтствуютъ толщин мнимаго его корня, и я крпко сомнваюсь, чтобы видимая кора принадлежала одному стволу. Проводникъ уврялъ меня, что недавно кто-то обрывалъ землю около всего дерева, и нашелъ, что внизу кора сплошная, а это ясно показываетъ, что она принадлежитъ одному и тому-же дереву. Такъ говорятъ!
Гора Этна раздляется на три, совершенно различныя возвышенности или полосы: первая, gione Culto, или Piemontese, т. е. плодородная, подгорная, вторая, Regione Sylvosa, или пеmorosa, лсная, наконецъ, третья, Reglone Deserta, или Scoperta, т. е. пустынная, безплодная. Он также различны климатомъ и произведеніями своими, какъ полосы или зоны земнаго шара, приличне было-бы назвать ихъ: жаркая, умренная и ледяная. Первая находится у подошвы горы, по всей ея окружности: тутъ плодороднйшая земля, на 4 5 миль въ высоту. Мстечко Николози находится на самой оконечности этой полосы. Отсюда вступили мы во вторую, или лсную полосу: она вся составлена изъ лавы, уже за нсколько сотъ лтъ обратившейся въ богатую растительную почву. Здсь совсмъ другой климатъ: у подошвы горы, въ Катан на примръ, жатва созрла и жары стояли несносные, а въ Николози, во второй полос, хлбъ былъ еще зеленъ и теплота самая умренная. Дорога наша становилась часъ отъ часу хуже, можно сказать даже, что она была прескверная: везд ступаешь по старой лав, и по потухшимъ жерламъ, обращеннымъ въ пашни и виноградники. Здшніе плоды почитаются превосходнйшими во всей Сициліи, особенно славятся смоквы различныхъ родовъ. Эта полоса покрыта холмами, почти везд конической формы: они точно бородавки по гор, но уже покрыты зеленью и произрастеніями. Каждое изверженіе пораждаетъ одинъ такой холмъ. Кипніе и взрывъ горящей массы не можетъ всегда достигнуть до самаго верхняго жерла или кратера, на 12 или 13 тысячъ футовъ перпендикулярной вышины. Часто случается, что долго потрясая вою гору и окрестныя страны, кипящая лава прорываетъ отверстіе въ боку горы, и образуетъ тогда эти холмы. При изверженіи, сперва летитъ густой и черный дымъ, потомъ какъ-бы дождь золы или пепла начинаетъ опустошать вс окрестности, за тмъ начинаютъ выбрасываться на ужасную высоту раскаленные камни, иные огромнйшей величины. Камни эти, падая вмст съ золою на гору, образуютъ коническіе холмы, которые составляются иногда въ самое короткое время, иногда-же, какъ во время изверженія въ 1669 году, это продолжается нсколько мсяцевъ: тогда холмъ становится большою горою, нкоторые и теперь имютъ боле тысячи футовъ перпендикулярной высоты, другіе только отъ трехъ до четырехъ сотъ.
Какъ скоро новая гора образуется, тотчасъ изъ подножія ея показывается лава, которая и течетъ, пожигая и истребляя на своемъ пути все. Она почти всегда идетъ до моря, въ которомъ останавливается и застываетъ. Лсная полоса Этны занимаетъ пространство почти на девять миль въ высоту: это вокругъ горы настоящій поясъ лучшаго зеленаго цвта, какой только можно вообразить.
Прошедши эту полосу, мы должны были остановиться ночевать, въ пещер, составленной изъ лавы, и называемой здсь Spelonca del Capriole, т. e. козья пещера, потому что въ ненастье млкія животныя часто находятъ въ ней убжище. Отсюда видъ уже обширенъ и величественъ. Мн казалось, что я стоялъ выше земнаго шара, какъ-бы въ другомъ свт! Пещера окружена древними дубами, и ихъ сухіе листья пригодились намъ на постилку. Мы развели большой огонь, набравъ для этого сучьевъ. Уже близко насъ была снговая полоса, и за неимніемъ воды, мы употребили снгъ, сварили чаю, напились его съ хлбомъ и масломъ, привезенными съ собою, и тмъ совершенно подкрпили свои силы. Потомъ вс улеглисъ спать. Сперва, шумъ внутри горы, хотя довольно отдаленный, въ правой сторон отъ насъ, мшалъ мн заснуть. Тамъ видны были густыя, дымныя облака, и слышны разрывы, сильне пушечныхъ выстрловъ, но ни малйшаго признака огня мы не примтили. Эта гора составилась года три назадъ, во время изверженія въ 1834 году, огонь въ ней еще не потухъ, и даже лава не совсмъ остыла. На нсколько верстъ истребленъ здсь дубовый лсъ, изрыты глубокіе овраги, и лава наполнила ихъ посл, по увренію проводника, футовъ на сто вышины. Въ этихъ-то мстахъ она еще сохраняетъ свой жаръ. Утомленные, усталые, мы, попривыкши къ шуму, вс наконецъ заснули крпко. На другой день, гораздо раньше разсвта, мы ступили на ледяную полосу, и я увидлъ главу великана: она рисовалась на темноголубомъ неб, окруженная внцемъ звздъ. Облака исчезли, утро начиналось ясное, но холодное, втеръ прохватывалъ меня насквозь, черкесская моя бурка едва защищала меня отъ стужи. Я почувствовалъ родимый морозъ, слзъ съ осла, и хотлъ пшкомъ обогрться, но не возможно было идти: мы находились среди лавы, и такой жесткой, что потамъ было больно, и я на каждомъ шагу спотыкался. Я опять слъ на Аркадскаго своего коня. Привыкшій къ этимъ мстамъ, онъ искусне меня пробирался, по неровностямъ пути, и я отдался его тихому, но врному шагу. Мы достигли до Casa degl’inglesi: это каменная хижинка, построенная Англійскими офицерами, въ то время, когда, въ прошедшую войну, они занимали островъ. Она находится у подошвы главнаго жерла волкана, и состоитъ изъ небольшой конюшни для ословъ и крытаго сарайчика для людей. Какъ ни скуденъ этотъ пріютъ, а благодтеленъ для путешественника, когда застанетъ его непогода въ пустынной высот. Мы тутъ остановились, покормили ословъ, и сами позавтракали.
Солнце начинало всходить: этого явленія нельзя описать, а не видавши нельзя вообразить! Мы!стояли почти на самой вершин Этны. Лучи солнца освщали дымъ, выходившій изъ жерла, тнь великана разстилалась по острову, точно какъ-бы другая гора темносиняго цвта. Этотъ призракъ такъ обманчивъ, что хотя я и былъ предупрежденъ, но совершенно обманулся. Видніе было довольно продолжительно, однако начало мало по малу исчезать, и тогда началось явленіе новое и великое: такія сцены можно видть, чувствовать, но не описывать: для изображенія ихъ нтъ словъ. Какъ можно описать тысячи переходовъ, переливовъ тни, и борьбу ихъ съ солнцемъ, которое гонитъ тнь отвсюду, какъ побдоносный царь? Сперва овладваетъ оно высокими вершинами, потомъ покатостями, долинами, моремъ, и созданіе, освобожденное отъ мрака и призраковъ, радостно встрчаетъ своегог избавителя! Оно чувствуетъ присутствіе животворнаго свтила и привтствуетъ его долгимъ трепетаніемъ. Но шорохъ листьевъ, плесканіе водъ морскихъ, тысячи звуковъ, пробужденныхъ появленіемъ солнца, до меня не доходили: шумъ земной всегда остается долу! Зрлище было великое, изящное, но нмое! Одно зри ніе было приглашено къ этому торжеству природы, и если какой нибудь звукъ примшивался къ нему, то это былъ грозный голосъ волкана, визгъ втра и ревъ вчной бури.
Когда тни исчезли, весь островъ былъ передо мною. Эти холмы, эти горы, на которыя я съ такимъ трудомъ взбирался, лежали у ногъ моихъ, и я пробгалъ ихъ взглядомъ, они сливались вс вмст и представляли одну, обширную, разнообразную долину. Отсюда вся Сицилія похожа на развернутую географическую карту: хочется взять ее въ руки! Вс подробности видны, вс раздленія, все разнообразіе острова передъ глазами, и взглядъ упирается, черезъ море, въ строгіе берега Калабріи.
Мн оставалось взобраться на крутой край жерла. Съ часъ халъ я по зол, въ которую оселъ мой уходилъ по колно, наконецъ надобно было его оставить, и самому лзть по лав, по льду, между пропастей. Признаюсь, у меня не стало ни силъ, ни духу! Я почувствовалъ, что въ 63 года такое предпріятіе превосходитъ возможность человка, и потому ршился воротиться тмъ-же путемъ. Впрочемъ, я ничего больше и увидть-бы не могъ. Разв увидлъ-бы какъ идетъ дымъ изъ жерла? Да я и безъ того видлъ его. Я могъ только сказать, что былъ на кратер Этны. Но эту похвальбу я оставляю путешественникамъ помоложе меня. Не хочу хвалиться тмъ, чего не могъ видть.
Тутъ Корниліо предложилъ провести меня дорогой, неизвстной, какъ говорилъ онъ, никому кром его. Мы выгадывали боле тридцати верстъ, и могли выхать къ самой Таормин, миновавъ Катану. Катанскій провожатый, pratico assai, получивъ свою плату, согласился воротиться домой одинъ. Оставалось сладить съ хозяиномъ муловъ и лошадей, но этотъ заупрямился, говоря, что ему и муламъ будетъ лишняя дорога изъ Таормины въ Катану. Я предложилъ ему за то двойную плату, онъ упирался. Корниліо косился, и вдругъ подошедъ къ нему, грозно закричалъ: andate! (ступай), и упрямый извощикъ снялъ шляпу, почесалъ въ голов, поглядлъ изъ подлобья на храбреца, и сказалъ: bene, хорошо. Тогда Корниліо, оборотясь къ своимъ товарищамъ, сказалъ имъ: Per dio, il signor principe e un brave huomo, по нашему это значило-бы: ну, право, князь молодецъ!
Сначала мы хали прежнею дорогою, подале той пещеры, въ которой ночевали. Корниліо, хавшій впереди, своротилъ влво, извощикъ перекрестился. Скоро мы вступили въ густой лсъ, гд едва виднлась тропинка, и по ней-то пробирались мы гуськомъ, но Корниліо, видно, зналъ дорогу твердо, поворачивалъ то направо, то налво, оралъ псню во все горло, и казался очень веселымъ. Мы хали скоро, потому что дорога почти все шла подъ гору. Вдругъ вс остановились. Я увидлъ, что мы на краю ужаснаго оврага, и Корниліо размышлялъ, какъ его перехать. Я спросилъ: Гд дорога?— Онъ указалъ мн пальцемъ на высокій дубъ по ту сторону оврага, и я тотчасъ ршился: слзъ съ осла, и сталъ спускаться ползкомъ, ведя за собой моего глупаго буцефала. Сперва онъ очень упрямился, но наконецъ сползъ, можно сказать, на однхъ переднихъ ногахъ. Товарищи послдовали моему примру. Новое затрудненіе! Какъ вскарабкаться на другую сторону оврага? Долго искали средства, и пустились на удалую. Придерживаясь косой линіи, мы взобрались на гору, и дальше похали еще скоре, такъ что часовъ въ пять благополучно прибыли въ Таормину. Тамъ, расплатясь съ Катанскимъ извощикомъ и перемня лошадей, я пріхалъ въ полночь въ Мессину.
На другой день, рано, Корниліо явился ко мн, отдалъ отчетъ въ моихъ деньгахъ, и объявилъ, что пароходъ въ тотъ-же день отправляется въ Неаполь. Я обрадовался этому извстію, и, сверхъ назначенной платы, подарилъ Корниліо оставшіеся у него отъ расхода два наполеона. Онъ такъ восхитился неожиданной щедротой моей, что бросился обнимать меня. Veramente, il signor principe e un grand huomo! Вотъ ужь я и великій человкъ!
Я распорядилъ свои дла и приготовился къ отъзду. Въ четыре часа пополудни я былъ уже на корабл, мы снялись съ якоря, и при благополучномъ втр вышли изъ Мессинской пристани.

КОНЕЦЪ ПЕРВАГО ТОМА.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека