Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
Пугало
Летом, в июне месяце, за сараем на огороде, где поспевала клубника, я поставил пугало — воробьи и сороки-вороны клевали ягоду.
Пугало сделать было нелегко. Я достал большой горшок-крынку, посадил его на большой кол. Мой слуга Ленька помогал мне в работе. На крынку сверху надел картуз приятеля моего, Василия Сергеевича. Картуз этот был продырявлен дробью, его подбрасывали кверху, и сам владелец, Василий Сергеевич, стрелял в него, говоря, что практикуется в стрельбе влет.
Из дощечек прибили к колу как бы растопыренные руки, надели рубаху. Набили сеном. На рубаху надели старую длинную поддевку Василия Сергеевича, а снизу на веревочках подвесили детские сапожки — они качались от ветра. На горшке я написал масляными красками физиономию приятеля своего, Василия Сергеевича. Трудно было написать такие серьезные черты. Вблизи выходило похоже, а издалека — нет, так что надо было писать широко и с обводкой. Долго старался.
Наконец, вышло лицо, несколько испуганное. Сверху кол намазали маслом, и при ветре чучело поворачивалось.
Воробьи, сороки, вороны, поглядывали с сарая на поспевавшую клубнику, но ягоду не клевали — боялись садиться на гряды. Пролетая над садом и видя чучело, каркали. Чучело оказалось неплохое. Тетушка Афросинья сказала:
— Ну что… чего… прямо Василь Сергеич. Пошто его?.. Кады он приедет, беспременно обидится.
И слуга Ленька, и сторож дома моего — дедушка покачали головами. А приятель мой, крестьянин-охотник Герасим Дементьевич, увидя пугало, рассмеялся и сказал:
— Хорошо пугало! И сапожки снизу болтаются, под поддевкой,— смешно. Вот за что Василь Сергеич обидится! Беда!
Чучело поворачивалось при ветре, и собака моя гончая, Бургомистр, облаивала его.
Приходившие ко мне крестьяне и бабы из соседней деревни, с земляникой, с молоком, говорили:
— И-их. Чисто Василь Сергеич.
Клубника поспела, набрали корзину.
Как-то рано утром к деревенскому дому моему подъехали в тарантасах приятели, охотники, рыболовы. Уже в передней слышу зычный голос Василия Сергеевича и смех друзей.
— Чего вы ржете как лошади? Нисколько не похоже. Он не может. Наталию Николаевну двадцать сеансов писал — ни черта! Он не может. Картуз мой, поддевка, а лицо — нет.
Василий Сергеевич обернулся и крикнул:
— Ленька! похоже чучело на меня?
— Не-ет,— медленно пропел Ленька,— ничуть.
Приятели умывались с дороги. На деревянной террасе дома накрывали чай, и клубника стояла на столе в корзине.
Одевшись, я вышел на террасу. Юрий Сергеевич, здороваясь со мной, весело загоготал:
— А ловко ты это чучело…
Он показал на Василия Сергеевича.
Василий Сергеевич мрачно посмотрел на Юрия и, повернувшись к чучелу, которое видно было с террасы за сараем, долго и хмуро разглядывал его.
Павел Александрович сказал мне:
— Ну, здравствуй… Пугало это, сапожки качаются — глупо и пошло. Никакой эстетики.
Юрий Сергеевич покатывался со смеху.
— Ничего здесь нет смешного,— сказал, прищурившись, Василий Сергеевич. — Конечно, поддевка моя и картуз мой. А вот Шаляпина картуз не надели на пугало?.. Он бы вам показал. У вас тоже его картуз простреленный есть. Тоже с ним влет стрелял… Боитесь?..
Тетенька Афросинья принесла на блюде горячие оладьи. Поздоровалась с гостями-охотниками. Василий Сергеевич, сев за стол спиной к чучелу, налил себе чаю и спросил:
— Тетушка Афросинья. Вот там,— показал он пальцем назад,— пугало поставили. Скажи правду, похоже оно на меня?
— Вот вчера в вечор корову доила, гляжу из сарая через кустики, зорька — вечерняя, алая — ну, прямо ты, как живой, руками машешь…
Караулов некстати рассмеялся. Василий Сергеевич вскочил из-за стола.
— Довольно, надоели ваши шутки. Я сюда приезжаю отдыхать!..
— А ты, идиот, чего молчишь?.. — крикнул он доктору Ивану Ивановичу, который ел, никого не слушая, клубнику со сливками.
Тот посмотрел на него белыми глазами, расправил бакенбарды.— Да ты что? Меня это пугало совершенно не интересует. Пугало и пугало. Что ты бесишься? Приехали отдохнуть, половить рыбу, а ты орешь! В чем дело?..
— А в том дело, что кем-нибудь — неприятно. Вы в Москве всем расскажете. Пугало, пугало… А я ведь не кто-нибудь. Я архитектор. Дойдет до клиентов. Это, знаете, положение подрывает. Я особняк строю Солодовникову… Хороши смешки!..
Он возмущенно передернул плечами, встал из-за стола и ушел в дом.
— Я говорил,— лениво сказал Ленька,— что обидится.
Мы видели, как с крыльца Василий Сергеевич, держа на плече кучу удилищ, пошел на реку ловить рыбу. Проходя за сараем у огорода, он остановился и долго и пристально смотрел на чучело.
* * *
Все приятели сидели с удочками на берегу реки. Был тихий серый день. Красиво лежали цветные поплавки на тихой воде.
Василий Сергеевич вытянул большого леща и повеселел.
— Шесть фунтов, не меньше,— сказал он мне.
— Посчастливилось тебе,— говорю я.
У него опять повело поплавок. Он подсек рыбу и закричал:
— Подсачек!
Крупная рыба гнула удилище. Снова — огромный лещ. Василий Сергеевич торжествовал.
На соседнем берегу в сосновом бору стучал дятел.
— А хорошо, Константин Алексеевич, что вы пугало поставили,— не то этот дятел всю бы у вас клубнику склевал,— сказал доктор Иван Иванович.
— Дура!— с бешенством крикнул Василий Сергеевич. — Тебя бы поставить на огороде,— глазищи белые, баки желтые,— так не то что вороны или дятлы — корова из стада домой бы не вернулась.
* * *
Вечером за обедом подали леща, пойманного Василием Сергеевичем. Лещ был с кашей — замечательный.
В небе сгустились тучи. В окнах блеснула гроза, ливень хлестал в окна. В трубе завывал ветер.
— Заметьте,— сказал Василий Сергеевич. — Вы ничего не поймали. Рыба перед дождем не идет. А я на леща поставил. Лещ идет перед дождем.
— Молодец, Вася! Спасибо за леща,— говорил Юрий, накладывая леща с кашей на тарелку.
* * *
Проснувшись утром, я посмотрел в окно. Солнце весело освещало мокрый сарай, на дороге блестели лужи. На огороде не было пугала. Его сорвало ветром. Приятели еще спали. На кухне тетенька Афросинья и Ленька чистили грибы.
Я вышел к сараю на огород. Пугало лежало распростертым на грядках. Картуз куда-то унесло ветром.
Я поднял чучело и водрузил вновь. На круглом горшке рожа стерлась, была запачкана в земле.
Подошел Герасим, засмеялся и вдруг, хлопнув себя по лбу, сказал:
— Постой!
Он побежал в сарай, принес охапку сена, снял с пугала поддевку и набил рубаху до отказа сеном. Потом достал поясок Юрия Сергеевича и высоко, как делал тот, подвязал живот.
Удивительно: пугало стало похоже на Юрия! Герасим взял клубнику и раздавил на горшке, на месте рта. На террасу вышел Юрий Сергеевич, посмотрел на пугало, сжал зубы и отвернулся.
Подали чай. Все собрались на террасе. Василий Сергеевич взглянул на пугало, остолбенел:
— Юрий, посмотри-ка, пугало на кого похоже, посмотри!
— Надоел,— слазал Юрий,— довольно.
— Нет, ты посмотри!— приставал к нему Василий Сергеевич.
— Ленька,— кричал он,— Афросинья, дедушка Герасим, смотрите-ка, на кого похоже чучело?
— Чего уж,— лукаво подмигнул мне Герасим,— ишь его ветром раздуло, чисто как Юрий Сергеевич стал!
— А что,— торжествовал Вася,— закон-то возмездия есть. Вот что делает природа!..