Прудонъ 1).
Прудонъ 1).
(1865—1915).
II.
1) III—IV.
1) III—IV.
V.
VI.
Ю. Стекловъ.
‘Современникъ’, No 1, 1915
Прудон, Стеклов Юрий Михайлович, Год: 1915
Время на прочтение: 29 минут(ы)
1) Настоящій ‘юбилейный’ очеркъ представляетъ изъ себя отрывки изъ большой работы о ‘Прудон’ которая можетъ появиться въ печати лишь впослдствіи. Большими выпусками и объясняется нкоторая неровность и отрывочность изложенія.
Среди писателей-соціологовъ Прудонъ былъ однимъ изъ самыхъ разностороннихъ и плодовитыхъ. О чемъ только онъ не писалъ! О всемірномъ язык и о собственности, о политической экономіи и и объ экономической политик, о государств и церкви, о дяніяхъ апостоловъ и о кредит, о Евангеліяхъ и о налогахъ. За все онъ брался съ одинаковой смлостью и съ ученымъ видомъ знатока, рубилъ съ плеча, критиковалъ и осуждалъ, ломился въ открытыя двери и открывалъ давно открытыя Америки. И при этомъ, за исключеніемъ первыхъ его произведеній, онъ писалъ невозможно фразистымъ, напыщеннымъ слогомъ, который длаетъ чтеніе его произведеній въ настоящее время прямо мучительнымъ. Для науки почти вс его писанія не представляютъ теперь никакого интереса. Но въ свое время они производили эффектъ, возбуждали надежды у однихъ и негодованіе у другихъ, длали ихъ автора предметомъ нападокъ, каррикатуръ, проклятій и восхваленій.
Теперь о Прудоп можно говорить спокойно. Слиткомъ далеко отошелъ онъ въ исторію. И его писательскую дятельность можно было бы считать совершенно безплодной, если бы нкоторыя его идеи не были восприняты впослдствіи опредленными общественными кругами и въ исправленномъ и дополненномъ вид не вошли въ обиходъ современности. Эту роль исправителя Прудона выполнилъ въ особенности Бакунинъ, который самъ неоднократно называлъ свое ученіе ‘системой Прудона, нами (т. е. Бакунинымъ) расширенной, развитой и освобожденной отъ всего ея метафизическаго, идеалистическаго и доктринерскаго убранства’. Смшавъ механически положенія Прудона съ нкоторыми положеніями заимствованнаго у Маркса экономическаго матеріализма, Бакунинъ и создалъ свою систему, которая впослдствіи дополнялась и развивалась вплоть до нашихъ дней. Эта рецепція идей Прудона и создала ему въ извстномъ смысл безсмертіе.
Съ другой стороны, цлый рядъ прудоновскихъ идей былъ подхваченъ реакціонерами. Послдніе заимствовали у него его критику коммунизма, демократіи и всеобщаго избирательнаго права. При этомъ получилось оригинальное явленіе: Прудонъ въ потомств какъ бы раздвоился, и идеи его потекла по двумъ русламъ, соотвтствующимъ на первый взглядъ двумъ наиболе расходящимся и наиболе враждебнымъ соціально-политическимъ теченіямъ — одному, представляющему крайніе и озлобленные слои романскихъ странъ, и другому, нее-роялистскому, представляющему самые крайніе и озлобленные элементы поземельной аристократіи, католическаго духовенства и т. п. Изъ дальнйшаго изложенія читатель убдится, что реакціонеры гораздо боле въ прав считать однимъ изъ своихъ теоретическихъ вдохновителей Прудона, чмъ синдикалистски настроенные круги.
А вдь было время, когда Прудонъ считался идеологомъ послднихъ. Это было посл опубликованія имъ своего сочиненія ‘Что такое собственность?’ (1841 г.). Особенное впечатлніе производило еще и го, что Прудонъ, въ отличіе отъ большинства тогдашнихъ теоретиковъ самъ вышелъ изъ трудовой среды. Въ частности молодой Марксъ смотрлъ тогда на Прудона съ благоговніемъ. Марксу казалось даже, что своей брошюрой Прудонъ произвелъ цлый переворотъ въ политической экономіи и впервые сдлать возможной ‘истинную политико-экономическую науку’. (Литературное наслдство, т. II).
Между тмъ это надлавшее такого шума сочиненіе Прудона съ чисто научной стороны не представляетъ никакого значенія, прежде всего потому, что оно насквозь абстрактно. Даже Бакунинъ, который былъ горячимъ поклонникомъ Прудона и самъ до конца остался въ сильной степени зараженнымъ идеалистическими началами, замтилъ слабую сторону своего единомышленника и признавалъ, что въ безпощадной критик, направленной противъ Прудона Марксомъ, было много правды. ‘Прудонъ, — говорилъ онъ, — несмотря на вс свои старанія стать на почву реальную, остался идеалистомъ и метафизикомъ. Его точка отправленія — абстрактная идея права, отъ права онъ идетъ къ экономическому факту’, а не наоборотъ, какъ слдовало бы {Бакунинъ — Государственность и анархія. Собр. соч., Птгр., 1906, т. II, стр. 173—4.}. Но не въ этомъ была сила перваго сочиненія Прудона. Его историческое значеніе заключалось въ рзкости и дерзости заявленій, и, наконецъ, въ происхожденіи самаго автора. Здсь только намчена была программа дальнйшихъ работъ и въ первую голову знаменитыхъ ‘Экономическихъ Противорчій’, вышедшихъ черезъ 5 лтъ.
Въ этихъ ‘Экономическихъ Противорчіяхъ’, представляющихъ главное экономическое произведеніе Прудона, уже ясно намтилась эволюція автора. Оказалось, что онъ развился въ идеолога мелкой буржуазіи. Наряду съ критикой капиталистическихъ отношеній мы находимъ тамъ не мене рзкую критику идеологіи рабочаго класса, вызвавшую извстный отзывъ Маркса, остающійся справедливымъ и до сихъ поръ: ‘Г. Прудонъ воображаетъ, что критикуетъ какъ политическую экономію, такъ и коммунизмъ, а на самомъ дл онъ стоитъ ниже какъ той, такъ и другого. Онъ ниже первой, такъ какъ воображаетъ, что въ качеств философа, владющаго магической формулой, онъ можетъ дерзнуть вдаваться въ чисто экономическія детали, онъ ниже второго, такъ какъ не иметъ ни достаточной смлости, ни достаточныхъ знаній, чтобы возвыситься, хотя бы лишь спекулятивно, надъ уровнемъ буржуазнаго кругозора. Онъ хочетъ быть синтезомъ, а въ дйствительности оказывается лишь сложной ошибкой. Онъ хочетъ витать въ качеств ученаго надъ буржуа и рабочимъ, а въ дйствительности оказывается только мелкимъ буржуа, вчно колеблющимся между капиталомъ и трудомъ, между политической экономіей и коммунизмомъ’. (Нищета философіи, изд. ‘Новый Міръ’, стр. 128).
Но если такъ оцнилъ Прудона проницательный Марксъ, то большинство современниковъ, продолжали по прежнему смотрть на него почтительно. Только дальнйшія событія показали истинный характеръ прудоновской мысли. Въ 1848 г. Прудонъ остался въ сторон отъ событій. До революціи онъ старался мнимо-научными разсужденіями доказать, что эра революцій прошла, и что французскій рабочій кллссъ о никъ и слышать не хочетъ. Съ тогдашними политическими вождями онъ велъ самую ожесточенную борьбу. Въ іюньскихъ дняхъ онъ участвовалъ въ качеств напуганнаго зрителя. Впрочемъ долженъ сказать, что Прудонъ посл іюньскихъ дней не только не пріобщился къ реакціонному хору, но велъ себя мужестиннно въ Національномъ Собраніи и развивалъ передъ нимъ свои идеи дарового кредита. Намъ это кажется теперь смшнымъ, но въ то время было довольно опаснымъ, и вызывало противъ Прудона бшенство восторжествовавшей партіи.
Если ‘поклоненіе сатан’ {Изъ отзывовъ Бакунина о Прудон. Признавая умственное превосходство Маркса надъ Прудономъ, Бакунинъ прибавляетъ: ‘Съ другой стороны Прудонъ гораздо лучше его понималъ и чувствовалъ свободу. Когда Прудонъ не доктринерствовалъ и не впадалъ въ метафизику, онъ обладалъ настоящимъ инстинктомъ’. (Изъ рукописи Aux freres de l’Alliance en Espagne’, 1872, стр. 15—16).} не мшало Прудону въ 1848 году поддерживать Временное Правительство, то впослдствіи онъ обнаружилъ еще большую политическую безхарактерность, начавъ заигрывать со Второй Имперіей. Въ своей книг ‘Соціальная революція, доказанная государственнымъ переворотомъ’, онъ подъ наилучшими предлогами кокетничаетъ съ Бонапартомъ и старается доставить историческое оправданіе акту 2 декабря 1851 г. Не меньшую политическую безтактность ‘безансонскій мужикъ’ проявилъ въ своей ‘Порнократіи’, гд онъ напалъ на движеніе въ пользу женской эмансипаціи, и въ сочиненіи о Польш, гд онъ безжалостно обрушился на польскихъ патріотовъ. Несомннно, что, если съ одной стороны эти выходки вытекали изъ общаго духа его міровоззрнія, то съ другой — он объяснялись зудомъ оригинальничанья, стремленіемъ плыть ‘противъ теченія’, не разбирая въ какомъ обществ, и тщеславнымъ желаніемъ хоть чмъ-нибудь да отличиться отъ общаго настроенія.
Наряду со всмъ этимъ совершенно блднютъ такія его заслуги, какъ, напримръ, его нападки на католичество, на буржуазный либерализмъ, его личная честность и т. п. Въ общей эволюціи онъ сыгралъ въ гораздо большей степени отрицательную, чмъ положительную роль. И, напримръ, въ романскихъ странахъ до сихъ поръ не раздлались еще съ наслдствомъ Прудона, отъ котораго сильно страдаетъ теоретическая глубина и практическая сила рабочей мысли въ этихъ странахъ. Мы имемъ здсь въ виду т анархическія идеи, которыми сильно заражено рабочее движеніе во Франціи, Испаніи и Италіи, отъ которыхъ оно отдлывается лишь постепенно, съ большимъ трудомъ и которыя съ каждымъ возвращеніемъ общественной реакціи снова получаютъ усиленное распространеніе и вліяніе.
Приступая къ изученію идей какого-нибудь писателя, прежде всего интересно узнать, для кого онъ писалъ, на какіе круги намревался дйствовать, интересы какихъ слоевъ онъ брался защищать. Прудонъ смотрлъ на себя какъ на выходца изъ народа и полагалъ, что его происхожденіе даетъ ему право выступать въ качеств естественнаго представителя этой многомилліонной безымянной массы. Извстна его парламентская дуэль съ Тьеромъ, во время которой онъ горделиво указывалъ на то, что въ числ его предковъ насчитывалось четырнадцать мужиковъ, пахавшихъ землю, и спрашивалъ своего противника, въ состояніи ли тотъ указать такихъ почтенныхъ родоначальниковъ.
Но что же представляла собою — не говоримъ аудиторія Прудона (послдняя, кром части рабочихъ и мелкой городской буржуазіи, состояла главнымъ образомъ изъ литературной братіи и группъ политическихъ дятелей) — а та масса, во имя которой онъ писалъ, стремленія которой онъ брался выяснять и интересы которой онъ хотлъ отстаивать.
Прудонъ, какъ и другіе утописты, любилъ оперировать туманнымъ терминомъ ‘народъ’, но и у него нелегко разобрать, какое содержаніе онъ вкладывалъ въ этотъ терминъ. Врядъ ли можно считать поясненіемъ слдующія слова Прудона: ‘Народъ, т. е. вс вообще и никто въ частности’. Народъ это ‘колективный человкъ’, но вдь и толпа, и сословіе, и классъ тоже человческіе коллективы. ‘Имйте въ виду,— снова поясняетъ Прудонъ,— я говорю: единый и нераздльный народъ, подъ этимъ я разумю не толпу, которая представляетъ лишь множественность безъ единства’. Но только съ буржуазной, и особенно съ промежуточной, мелкобуржуазной точки зрнія народъ одинъ, въ дйствительности, народъ распадается на отдльные слои. И прудоновскія опредленія показываютъ только, что онъ сознательно избгалъ этой точки зрнья, а включая въ народъ и господствующіе классы, становился на классовую точку зрнія въ буржуазномъ смысл. Является ли народомъ рабочій классъ? Нтъ. Прудонъ противопоставляетъ ‘la classe ouvriè,re’ народу, разсматриваемому въ цломъ (‘peuple considr dans son infegralite’ {Solution du Problè,me Social, изд. 1868, стр. 5 и сл.}. Буржуазія тоже входитъ въ народъ, и Прудонъ готовъ былъ даже признать ее, ‘цвтомъ народа’ (quelque chose comme l’lite du Peuple) и думать, что революція 1848 г. была совершена для того, чтобы открыть всмъ доступъ въ этотъ ‘цвтъ’. Народъ, продолжаетъ Прудонъ,— единъ и нераздленъ, ‘онъ ни большинство, ни меньшинство, онъ не толпа, онъ не раскалывается. Его воля… единодушна. Везд, гд есть раздленіе, тамъ нтъ народа’.
При всемъ томъ или именно благодаря тому, Прудону также свойственъ былъ культъ народа. Мы встрчаемъ у него на каждомъ шагу преклоненіе передъ ‘народной логикой’ ‘народнымъ разумомъ’, передъ стихійностью (spontanit) и т. п. {Solution du Problè,me Social, passim.}. Разршенія соціальной проблемы, утверждаетъ онъ, можно найти только у народа. {ib’ 14.} ‘Пусть каждый въ эти трудные дни,— восклицаетъ Прудонъ,— обратится къ народу. Пусть каждый изучаетъ эту высшую мысль, которая не составляетъ принадлежности никакой партіи, никакой школы и которая при всемъ томъ проявляется во всхъ школахъ и во всхъ партіяхъ, которая суметъ самоопредлиться и дать отвть на вс вопросы, лишь бы только мы сумли ее вопросить. Вопросить народъ Въ этомъ секретъ будущаго. Вопросить народъ! Въ этомъ вся общественная наука… Насколько въ своей стихійной смлости онъ превосходитъ робкую мудрость философовъ! Философы, слдуйте за народомъ.’ {ib., 18.}. У Прудона этотъ культъ ‘народа’ связанъ былъ съ убжденіемъ, что его ‘народъ’ ставитъ себ какъ разъ ту программу, которую выработалъ самъ Прудонъ, отсюда слдуетъ, что его народъ это мелкая буржуазія, ибо для ея раскрпощенія и увковченія создана была программа Прудона.
Но стоило только опросу народа дать не т результаты, какихъ отъ него ждалъ Прудонъ, и послдній съ такой же поспшностью готовъ былъ развнчать свой кумиръ, не оправдавшій возложенныхъ на него надеждъ. Такіе вольты тмъ легче были для Прудона, что онъ придавалъ этому термину каждый разъ другой смыслъ.
Неудивительно поэтому, что въ моментъ своего недовольства ‘народомъ’ Прудонъ могъ договариваться до такого утвержденія, что ‘въ сущности нтъ ничего мене демократичнаго, чмъ народъ. Его идеи всегда приводятъ его къ владычеству одного человка’ (La Rvolution dmontre, etc. 70). Онъ отрицаетъ за нимъ даже пониманіе своихъ интересовъ и способность формулировать свои требованія. ‘Народъ… произноситъ историческое выраженіе: Барбесъ требовалъ для насъ милліарда отъ богачей, Бонапартъ намъ дастъ его’!.. (16. 75). Для прудоновскаго народа это, пожалуй, врно.
Мы видли, что народъ, идеологія котораго властно тяготетъ надъ мышленіемъ Прудона, есть нечто иное, какъ мелкая буржуазія. Самъ выходецъ изъ крестьянства, Прудонъ постепенно какъ-то оторвался отъ него, и его умственному взору, при построеніи программъ соціальнаго преобразованія, обыкновенно предносилась мелкая городская буржуазія, ремесленная и торговая. Но онъ никогда не забывалъ и о земледльческой мелкой буржуазіи и въ сущности до конца своей жизни остался ‘безансонскимъ мужикомъ’.
Прудоновское крестьянство отрицало феодальный режимъ, но по отношенію къ будущему строю организованнаго хозяйства оно глубоко консервативно. Какой же ликъ крестьянства симпатиченъ былъ Прудону, обращенный ли къ прошлому или къ будущему? Для него въ высшей степени характерно, что онъ былъ идеологомъ именно консервативной стороны мелкобуржуазной крестьянской массы и даже бралъ на себя защиту интересовъ этого слоя крестьянства отъ противникі въ, якобы посягающихъ на его землю. Высказываясь противъ ‘правительственной и коммунистической системы’ (т. е. того, что Бакунинъ называлъ ‘авторитарнымъ’ или ‘государственническимъ’ порядкомъ), Прудонъ увряетъ, что онъ фатально обреченъ на пораженіе, и продолжаетъ: ‘Если бы идея сельскохозяйственной ассоціаціи или государственнаго земледлія когда либо серьезно была осуществлена, то крестьянство было бы поставлено передъ вопросомъ объ инсуррекціи. Ему угрожала бы тираннія со стороны тхъ самыхъ людей, которые называли себя соціалистами’. (Ide gnrale, 218). Это сильно напоминаетъ заботы Бакунина, но съ однимъ и весьма существеннымъ различіемъ: Прудонъ, какъ идеологъ мелкой буржуазіи, былъ ярымъ противникомъ принципа ассоціаціи, особенно въ земледліи, онъ высказывался противъ всякаго ограниченія ‘свободы сдлокъ и наслдованія’ (Бакунинъ, какъ извстно стоялъ даже за отмну наслдованія), онъ былъ даже противъ сдачи государствомъ земли крестьянамъ въ аренду и хотлъ сдлать крестьянъ неограниченными, собственниками своихъ участковъ. Повторяя извстное ‘поэтическое’ выраженіе Мишле, Прудонъ говорилъ, что крестьянину ‘нужна не аренда, не наложничество, а бракъ’ съ землею и утверждалъ, что посл ‘ликвидаціи’ (хороша ‘ликвидація’!) ‘придется серьезно подумать о передач земли пахарю на началахъ неограниченнаго распоряженія (en toute souverainet’). (Ide gnrale, 219—221). Это, конечно, иметъ мало общаго съ идеаломъ Бакунина, который стоялъ за коллективизмъ и въ земледліи, но только опасался чтобы попытки городского рабочаго насильстиенно навязать крестьянству коммунизмъ не вызвали реакціи со стороны деревень {‘Письма къ французу’ и ‘Кнуто-германская имперія’.}.
1) Центральная часть статьи была посвящена прудоновской критик идеи государства во всхъ ея проявленіяхъ Эта существенная часть здсь опущена.
Въ ‘Solution du Problè,me Social’ Прудонъ сосредоточилъ и систематизировалъ свои нападки на демократію, на ея принципы и практическое осуществленіе. Получился цлый критическій арсеналъ, изъ котораго обильно черпали вслдствіи какъ анархисты/ такъ и реакціонеры. Это неудивительно, если вспомнить, что въ области критики демократическаго принципа анархизмъ близко соприкасается съ реакціей и сплошь и рядомъ незамтно въ нее переходитъ {Эволюція Жоржа Сореля, недавно открыто примкнувшаго къ монархической партіи, лишній разъ подтвердила это. И не напрасно нее-роялисты признаютъ Прудона однимъ изъ своихъ учителей и даже основали ‘кружокъ имени Прудона’, предназначенный для пропаганды роялизма среди французскихъ рабочихъ.}. Установивъ совершенно искусственное различіе между демократіей и Республикой, отвергая первую и провозглашая идеаломъ вторую, Прудонъ выдвигаетъ тезисъ, гласящій, что ‘демократія не только не составляетъ наиболе совершенной изъ формъ правленія, но даже является отрицаніемъ народнаго суверенитета и главной причиной его гибели’, и что ‘мы должны низвергнуть демократію’ {Solution, 39, 47.}.
Достаточно просмотрть заголовки въ этой части прудоновской книги, чтобы убдиться въ реакціонномъ характер его критики. ‘Демократія это замаскированная аристократія’.’Демократія это остракизмъ’, ‘Демократія это форма абсолютизма’. ‘Демократія матеріалистична и атеистична’ (что долженъ былъ чувствовать Бакунинъ, читая эти слова!) ‘Демократія ретроградна и противорчива’. Демократія безсильна разршить соціальный вопросъ’ и т. д. Хочетъ ли этого Прудонъ или нтъ, но его критика монархіи гораздо слабе и малоубдительне, чмъ критика демократіи, противъ которой онъ направляетъ самыя пылкія и страстныя обличенія. Въ то время, какъ монархія стремится окружить себя ‘аристократіей таланта и богатства’, демократія создаетъ ‘патриціатъ посредственностей’ (ib., 59). Съ другой стороны — и это весьма характерно для того угла зрнія, подъ которымъ Прудонъ критиковалъ демократію,— противъ демократія выдвигается новое тяжкое обвиненіе, которое должно дискредитировать ее въ глазахъ прудоновскаго ‘народа’, то есть мелкой буржуазіи: конституціонная монархія представляетъ ‘управленіе общества буржуазіей, т. е. аристократіей таланта и богатства… Напротивъ, демократія можетъ быть опредлена какъ управленіе общества подавляющимъ большинствомъ гражданъ, имющихъ мало таланта и вовсе не имющихъ состоянія… При господств представительной монархіи народъ фатально эксплуатируется буржуазіей, а при демократическомъ правленіи онъ фатально эксплуатируется пролетаріатомъ’ (ib., 60). Теперь ясно даже для слпого, что представляетъ, собою таинственный прудоновскій народъ: такъ какъ изъ него исключаются буржуазія (очевидно, крупная) и пролетаріатъ, то остается мелкобуржуазная масса, которую Прудонъ и признавалъ подлиннымъ народомъ, и стремленія которой онъ и пытался всегда выражать. При этомъ замчательно, что, по мннію Прудона, об эти формы тиранніи обречены на гибель, ибо вносятъ расколъ въ ‘народъ’, но въ то время, какъ буржуазная тиранія приводитъ лишь къ нищет пролетаріата, тиранія послдняго гораздо опасне для ‘народа’, ибо приводитъ къ ‘разоренію буржуазіи’, т. е., спшитъ пояснить Прудонъ, къ ‘всеобщей нищет’ (ib., 61). Естественно, что объ этой сторон прудоновской критики Бакунинъ совершенно умалчиваетъ, ибо она меньше всего подходитъ къ ‘провозглашенію анархіи и поклоненію сатан’ (если, конечно, не имть въ виду анархію въ умахъ и капиталистическаго Сатаны).
Демократія означаетъ смерть свободы (ib., 62). Власть одинаково составляетъ идеалъ какъ Гизо, такъ и демократовъ (ib., 65). Непосредственная демократія, предполагавшая прямое участіе всхъ гражданъ въ законодательств и управленіи, теперь, съ уничтоженіемъ рабства, немыслима, а представительная демократія, передающая общественныя дла въ руки выборныхъ, уже не есть демократія. ‘Демократія, сначала провозгласивъ принципъ народнаго верховенства, въ конц концовъ приходитъ къ провозглашенію народной неправоспособности’ (ib., 66). Особенно страшила Прудона, какъ мелкобуржуазнаго утописта, перспектива логическаго развитія демократіи политической въ демократію экономическую, основанную на коммунистическихъ началахъ {Это не мшало ему въ другихъ случаяхъ съ одобреніемъ подчеркиваетъ, что демократія и всеобщее избирательное право тмъ между прочимъ и хорошо, что логически ведутъ якобы къ экономическому равенству (см. ниже сравненіе съ Жоресомъ).}. ‘Демократія,— съ ужасомъ восклицаетъ онъ,— да это расширеніе идеи государства до безконечныхъ предловъ, это объединеніе всхъ сельскохозяйственныхъ предпріятій въ одно сельскохозяйственное предпріятіе, всхъ промышленныхъ заведеній въ одно промышленное заведеніе, всхъ торговыхъ домовъ въ одинъ торговый домъ, всхъ акціонерныхъ обществъ въ одно акціонерное общество. Слдовательно, это не уменьшеніе до безконечности всхъ общихъ расходовъ, какъ полагалось бы при республик, а увеличеніе ихъ до безконечности’ (ib., 86). И Прудонъ заключаетъ: ‘Свобода несовмстима съ демократіей… Нкогда господство демократіи основывалось на рабств одной касты, нын же оно будетъ основано на всеобщемъ рабств’. (ib., 76).
Критика демократіи, какъ этого и слдовало ожидать, тснйшимъ образомъ связана у Прудона съ критикой всеобщаго избирательнаго права. Послднее, по словамъ Прудона, составляетъ ‘полнйшее’ проявленіе демократіи’ но такъ же, какъ и она, отнюдь не выражаетъ народнаго суверенитета {Solution du Probleme Social, 57.}. По мысли демократовъ, утверждаетъ нашъ критикъ, народъ неспособенъ самъ управлять собою, ему нужны представители, такимъ образомъ предполагается, что народъ способенъ выбирать себ представителей, и что онъ можетъ быть правильно представленъ. Но это предположеніе совершенно ложно, говоритъ Прудонъ. ‘Нтъ и никогда не можетъ-быть законнаго представительства народа. Вс избирательныя системы представляютъ орудія извращенія: достаточно познакомиться съ одной изъ нихъ, для того чтобы осудить ихъ вс’. (ib., 50 {‘Однимъ изъ первыхъ актовъ Временнаго Правительства, которымъ оно особенно гордилось, было введеніе всеобщаго избирательнаго права. Въ тотъ самый день, когда декретъ былъ обнародованъ, мы писали слдующія слова, которыя могли тогда сойти за парадоксъ, Всеобщее избирательное право есть контръ-революція. Можно судить по событіямъ, ошибались ли мы. Выборы 1848 года были произведены въ громадномъ большинств попами, легитимистами, приверженцами династіи, всмъ, что только есть во Франціи реакціоннаго, наиболе ретрограднаго. Это и не могло быть иначе’. Эта легкомысленная тирада, приводившая въ восторгъ Бакунина, была напечатана въ газет ‘Represenant du Peuple’ 1848 г., No 28 отъ 29 апрля (см. Melanges, т. I, стр. 15). Слова ‘всеобщее избирательное, право есть контръ-революція’ встрчаются въ ‘Solution du Probleme Social’.}).
Прежде всего политическое преобладаніе всегда принадлежитъ тмъ, кто обладаетъ талантомъ и богатствомъ, всеобщее избирательное право не можетъ измнить этого факта. ‘Кого по вашему станутъ выбирать своими представителями ремесленники, поденщики, чернорабочіе, если не своихъ хозяевъ?’ (ib., 48). А отсюда ясно, что ни въ какомъ случа политическая реформа не приведетъ къ соціальному преобразованію, дло будетъ обстоять какъ разъ наоборотъ.
Я отнюдь и не безъ основанія не врю въ ту пророческую интуицію массы, которая должна помочь ей сразу разобраться въ заслугахъ и порядочности кандидатовъ. Мы знаемъ множество примровъ, когда лица, избранныя единогласно, замышляли измну уже на самомъ щит, съ котораго они являли себя взорамъ опьяненнаго народа. На избирательныхъ собраніяхъ народъ на 10 мошенниковъ врядъ ли встрчаетъ одного честнаго человка’ (Idee generale, 145). Народные представители эмансипируются отъ вліянія избравшихъ ихъ и начинаютъ господствовать надъ ними, при всякой форм правленія депутатъ принадлежитъ не стран, а правительству: именно съ этой цлью монархія хочетъ имть способныхъ или богатыхъ депутатовъ, а демократія — неспособныхъ (!) или нуждающихся, и об требуютъ, чтобы депутатъ былъ хозяиномъ своего вотума, т. е. могъ торговать имъ и продавать его, чтобы мандатъ имлъ опредленную продолжительность, не меньше года, въ теченіе котораго правительство, по соглашенію съ депутатами, длаетъ все, что ему угодно, и придаетъ силу закона актамъ своего усмотрнія’. (ib., 60).
Впрочемъ, у Прудона по всякому вопросу имется не одно мнніе, а нсколько. Будучи и въ соціологіи, и въ политик прежде всего журналистомъ, Прудонъ формулируетъ свои историко-философскія истины изо дня въ день, въ зависимости отъ текущихъ злободневныхъ событій. Выборы 1848 г. привели его къ вышесказанной формул, но частичный успхъ радикаловъ на выборахъ 1849 г. заставилъ его поспшно внести въ свою прежнюю скоропалительную оцнку всеобщаго избирательнаго права значительныя поправки. При этомъ онъ по обыкновенію не считалъ нужнымъ сопоставить свое прежнее мнніе съ новымъ, оба остаются какъ бы равноцнными и читателю или послдователю предоставляется самому выбирать, какое врне или какое больше подходитъ къ его настроенію. Посл выборовъ 1849 г., показавшихъ, что всеобщее избирательное право, по мр своего примненія, можетъ оказаться въ рукахъ демократіи орудіемъ освобожденія, Прудонъ писалъ въ ‘Le Peuple’ отъ 22 мая 1849 г.: ‘Мы знаемъ, что большинство можетъ ошибаться, но мы знаемъ также, что оно способно исправлять свои ошибки, и вотъ почему мы подчиняемся закону большинства {Это не мшало Прудону въ другомъ случа писать, ‘Законъ большинства не есть мой законъ, это — законъ сила, поэтому основанное на немъ правительство не есть мое правительство, это — правительство силы’ (Idee generale, 215).} до тхъ поръ, пока большинство будетъ само уважать конституцію и не усядется на ней верхомъ. Мы не такіе фанатики всеобщаго избирательнаго права, чтобы считать его непогршимымъ. Но мы и не настолько ослплены, чтобы не врить, что посл временнаго заблужденія оно способно спохватиться и раскаяться въ своей ошибк. Вотъ почему мы будемъ подчиняться ршеніямъ всеобщаго избирательнаго права до тхъ поръ, пока оно останется врнымъ самому себ’ (Melanges, т. II, стр. 189). Здсь Прудонъ заходитъ даже дальше ‘соціалистовъ-государственниковъ’ которые никогда не говорили о ‘подчиненія’ ршеніямъ всеобщаго избирательнаго права. Но фактъ тотъ, что самъ Прудонъ въ 1849 г. призналъ выборы 48 г. ‘временнымъ помраченіемъ всеобщаго голосованія’ (ib., 206).
Источникомъ разочарованія въ всеобщемъ избирательномъ прав, наряду съ первыми неудачными опытами его примненія, давшими сначала перевсъ реакціоннымъ силамъ, служило преувеличенное мнніе о значеніи этого института и возлагавшіяся на него преувеличенныя (по крайней мр, для перваго момента) надежды. Прудонъ самъ вскрываетъ этотъ секретъ въ слдующихъ словахъ: ‘Пролетаріямъ говорили: когда вы получите избирательное право, вы будете свободны и богаты, подобно новому Моисею, вы низведете съ неба перепеловъ и манну, вы будете какъ боги, ибо вы не будете больше трудиться или, если придется трудиться, то будете работать такъ мало, что это будетъ равносильно отсутствію всякой работы’ (ib., 63). Но когда эти радужныя и утопическія чаянія не оправдались, политическіе метафизики, врод Прудона, поспшили съ легкимъ сердцемъ выбросить за бортъ не свои безпочвенныя мечтанія, а самый институтъ всеобщаго голосованія и проклясть его принципъ на всхъ перекресткахъ. Теперь они провозглашали: ‘Что бы тамъ ни говорили и ни длали, всеобщее избирательное право, это свидтельство раздора, не въ силахъ дать ничего, кром раздора’ (ib., 63). И, обобщая свое разочарованіе, торжественно заявляли: ‘Посмотрите, съ какимъ безразличіемъ рабочія массы относятся къ всеобщности голосованія. Отъ нихъ нельзя добиться того, чтобы они хлопотали о включеніи себя въ избирательные списки. Въ то время какъ философы восхваляютъ всеобщее избирательное право, здравый смыслъ народа плюетъ на него’. (ib, 86—7). Здсь Прудонъ, подобно Бакунину, изъ бды народа длаетъ честь его и отсутствіе политическаго воспитанія и классового сознанія объявляетъ величайшей добродтелью.
Пресловутое ‘Разршеніе соціальной проблемы’ — безъ помощи займовъ, безъ металлическихъ и бумажныхъ денегъ, безъ максимума, безъ реквизицій, безъ банкротства, безъ аграрнаго закона, безъ налога для бдныхъ, безъ національныхъ мастерскихъ, безъ ассоціацій, безъ участія въ прибыляхъ, безъ государственнаго вмшательства, безъ ограниченія свободы торговли и промышленности, безъ нарушенія права собственности (Solution du problиme Social) — въ сущности было уклоненіемъ отъ дйствительнаго ршенія вопроса или, врне, послдней попыткой ршить этотъ вопросъ въ интересахъ мелкой буржуазіи. Въ то время, какъ пролетаріатъ сталкивается съ крупной буржуазіей въ процесс производства, мелкій буржуа страдаетъ, главнымъ образомъ или лучше сказать, ему кажется, что онъ страдаетъ главнымъ образомъ отъ плохой организаціи кредита. Здсь находится самое уязвимое мсто его тяжелаго соціальнаго положенія. И неудивительно, что Прудонъ, смотрвшій на общественныя отношенія съ точки зрнія мелкаго буржуа, устремлялъ свое главное вниманіе именно въ эту сторону. Онъ утверждалъ, что ршеніе соціальнаго вопроса слдуетъ искать не въ области производства, а въ области обмна и, отвергая выдвинутый коммунистами планъ общественной реорганизаціи на началахъ планомрной коллективной организаціи производства, пытался спасти положеніе мелкой буржуазіи раціональной, какъ ему казалось, организаціей кредита, всмъ доступнаго и безплатнаго. Полемизируя съ Луи Бланомъ, онъ выдвигалъ противъ него совершенно дтское возраженіе. ‘Вамъ не дано достигнуть организаціи труда въ томъ вид, какъ вы ее понимаете, не потому, чтобы у васъ не хватало способностей, а потому, что ваша позиція вамъ это запрещаетъ. Вы намреваетесь подойти къ разршенію вопроса черезъ мастерскую, т. е. (?) черезъ индивидуализмъ, тогда какъ ршеніе можетъ быть дано соціальной стороной вопроса, т. е. (?) кредитомъ’ (Mlanges, т. I, стр. 5, oeuvres completes de Proud hon, 1868, т. 17). Здсь, конечно, есть зерно истины постольку, поскольку Луи-блановское ршеніе соціальнаго вопроса тоже было неполнымъ и нерадикальнымъ, но ставить знакъ равенства между соціальной стороной и кредитомъ значитъ обнаруживать полное непониманіе капиталистическаго общества или, лучше сказать, односторонній подходъ къ нему подъ угломъ зрнія мелкаго буржуа.
Читатель, привыкшій связывать имя Прудона съ представленіемъ о безпощадномъ разрушител собственности и непримиримомъ критик буржуазнаго строя, начавшемъ свою литературную карьеру съ провозглашенія лозунга ‘собственность есть кража’, вроятно, будетъ удивленъ и непріятно пораженъ примненіемъ къ Прудону термина ‘мелкій буржуа’. Съ послднимъ многіе связываютъ чуть ли не бранный смыслъ, тогда какъ на самомъ дл это есть просто опредленіе соціальной позиціи, и притомъ основанное на точномъ изученіи писаній и общественной дятельности разсматриваемаго публициста. Прудонъ вовсе не былъ принципіальнымъ противникомъ частной собственности, какъ многіе ошибочно себ представляютъ. Напротивъ, онъ былъ ея принципіальнымъ сторонникомъ, мы бы сказали даже — поклонникомъ, онъ хотлъ только очистить ее только отъ нкоторыхъ злоупотребленій, которыя онъ считалъ случайными, но которыя въ дйствительности неразрывно связаны съ нею на извстной ступени историческаго развитія. Да онъ и самъ этого некогда не скрывалъ и по мр того, какъ отъ провозглашенія абстрактныхъ лозунговъ онъ переходилъ къ детальному развитію своихъ реформаторскихъ плановъ, совершенно опредленно подчеркивалъ, что онъ хочетъ не уничтожить, а исправить, увковчить и повсемстно распространить частную собственность.
Въ полемик съ противниками, обвинявшими его въ противорчіяхъ и разоблачавшими реакціонный характеръ его пропаганды, Прудонъ, отвчая своимъ обвинителямъ, между прочимъ, писалъ: ‘Другое противорчіе. Посл того, какъ я заявилъ: собственность это кража, я выступилъ, по вашему, въ качеств защитника собственности. Если вы подразумваете подъ этимъ то, что я отвергалъ всякое матеріальное посягательство на собственность, какъ ведущее къ нарушенію общественнаго порядка и противорчащее экономической реформ, вы были правы. И я не только этого не скрываю, но я этимъ горжусь’… А отвчая Делеклюзу (Peuple, 29 дек. 1848 г., No 41), Прудонъ ставилъ точку надъ і и прямо заявлялъ: ‘Теперь всмъ извстно, что отрицаніе собственности является для насъ синонимомъ ея отстаиванія и усовершенствованія въ томъ самомъ смысл, въ какомъ ее опредляли г.г. Тьеръ и Ламартинъ’. (Mlanges, т. I, 251). Достаточно одной ссылки на этихъ двухъ столповъ буржуазной собственности, чтобы врно оцнить истинный духъ прудоновскихъ теорій.
Въ 1848 году Прудонъ выставилъ свою кандидатуру въ Учредительное Собраніе на выборахъ въ Париж. При этомъ онъ опубликовалъ ‘Революціонную программу’, гд, обращаясь къ избирателямъ Сенскаго департамента, раскрылъ истинную сущность своей системы. Напомнивъ, что это онъ сказалъ: собственность есть кража, онъ спшитъ пояснить, что онъ такой же сторонникъ собственности, какъ и всякій буржуа. ‘Васъ это, пожалуй, удивитъ, но мой принципъ тотъ же, что и вашъ, а именно сама собственность. У меня нтъ другихъ символовъ и другихъ принциповъ, какъ принципы Деклараціи правъ человка и гражданина: свобода, равенство, безопасность, собственность… Собственность (это) право свободно располагать своими доходами, плодами своего труда и промысла’. И онъ справедливо заключаетъ: ‘Это, конечно, не коммунизмъ. Это не правительство Мехмета-Али. Это не диктатура. Это не вмшательство государства во вс соціальныя функціи, вплоть до семьи. Это не изъ Вабефа, не изъ Сенъ-Симона и не изъ Фурье, а это вра Франклина, Вашингтона, Лафайета, Мирабо, Манюэля, Казиміра Перье, Одилона Баро, Тьера’ {Напечатано въ газет du Peuple, NoNo 60, 61, 65 отъ 31 мая, 1 и 5 іюня 1848, см. Mlanges, I, 43—46.}. Вотъ какихъ идейныхъ родоначальниковъ и единомышленниковъ своихъ указываетъ самъ Прудонъ. Отвергая Вабефа, Сенъ-Симона и Фурье, онъ чванится своимъ духовнымъ родствомъ съ Казиміромъ Перье и Тьеромъ! И все дло въ томъ, что здсь мы имемъ дло не съ лицемрными заявленіями въ погон за голосами избирателей, а съ искреннимъ исповданіемъ вры.
Въ манифест, напечатанномъ въ пробномъ номер газеты (2 сентября) ‘Народъ’, которую Пруцонъ началъ издавать осенью 1848 г., онъ говорилъ: ‘Мы хотимъ собственности, собственности, т е. свободнаго распоряженія каждаго плодами своего труда, своего промысла и своего ума. Но мы хотимъ собственности, какъ и труда, для всхъ:’ Мы хотимъ собственности безъ ростовщичества… Мы хотимъ сохраненія принципа наслдованія, т. е. естественной передачи отцомъ сыну орудій и продуктовъ труда, а не передачи монополіи или сеньеріальнаго права’. (Mlanges, I, 139). И здсь Прудонъ снова совершенно искрененъ: онъ не хочетъ сеньоріальнаго права, т. е. феодальныхъ отношеній, и монополіи, т. е. крупно капиталистическихъ отношеній, но онъ всецло стоитъ за принципъ мелкобуржуазной собственности — вплоть до права наслдованія.
Но идеи имютъ свою логику. Будучи ярымъ сторонникомъ частной собственности и боясь, какъ огня, всякаго ‘матеріальнаго посягательства’ на ея принципъ, Прудонъ сплошь и рядомъ безпомощно отступалъ передъ такими мрами, которыя въ сущности задвали интересы главнымъ образомъ крупнаго капитала и способны были только облегчить положеніе мелкаго товаропроизводителя или торговца. Въ этомъ отношеніи онъ длилъ судьбу того класса, который онъ представлялъ въ литератур. Мелкая буржуазія, при всей своей вражд къ крупному капиталу, который ее давитъ и экспропріируетъ, все-таки неспособна на ршительную борьбу съ этимъ капиталомъ, представляющимъ дальнйшее развитіе того принципа, который лежитъ въ основ ея собственнаго существованія. Поэтому она, несмотря на вс свои протестантскія деклараціи, въ исторіи всегда оставалась безсильной и рабски плелась за идеологами этого самаго крупнаго капитала. Съ этой точки зрнія весьма типично отношеніе Прудона къ прогрессивно-подоходному налогу и другимъ аналогичнымъ мрамъ. Нашъ грозный отрицатель собственности ршительно высказывался противъ такихъ финансовыхъ мропріятій и въ этомъ вопрос велъ себя, какъ настоящій идеологъ даже не мелкаго, а крупнаго капитала. Онъ разсуждалъ такъ:если прогрессивно-подоходный налогъ не будетъ отнимать у капиталистовъ весь капиталъ, то онъ будетъ обманомъ, ‘а если будетъ отнимать весь доходъ, то это будетъ конфискаціей собственности, экспропріаціей безъ предварительнаго вознагражденія и безъ всякой пользы для общества… Мы — соціалисты, люди примиренія и прогресса, мы не требуемъ ни реакціи, ни аграрнаго закона. Мы не хотимъ налога на государственную ренту, потому что этотъ налогъ, подобно прогрессивному налогу, по отношенію къ рантье является просто на просто конфискаціей, а по отношенію къ народу компромиссомъ и обманомъ… Мы не хотимъ налога на наслдства, потому что этотъ налогъ также представляетъ нарушеніе собственности а такъ какъ собственность представляетъ конституціонное право, всми признанное, то въ ней необходимо уважать желаніе большинства, и потому, что это было бы посягательствомъ на семью… Мы соціалисты, а не охотники за наслдствами. Мы не хотимъ налога на предметы роскоши… Мы соціалисты, а не завистники… Мы хотимъ семьи… Мы хотимъ собственности, но только введенной въ законные предлы, т. е. заключающейся въ свободномъ распоряженіи плодами своего труда, собственности безъ ростовщичества.’ {Manifeste lectoral du Peuple (Peuple, No 4 отъ 8—15 ноября 1848 г.). См. Mlanges, I, 187—191.}
Вотъ какъ слдуетъ понимать Прудоновскую критику собственности. Онъ (да и то съ большими оговорками) нападалъ на крупную собственность, на крупный промышленный и финансовый капиталъ, стиравшій съ лица земли основной классъ стараго докапиталистическаго общества, т. е. мелкую буржуазію, городскую и сельскую. Прудонъ оцнивалъ общественныя явленія и строилъ свою соціальную программу съ точки зрнія и въ интересахъ этого мелкаго буржуазнаго класса. Уже поэтому одному онъ не могъ быть принципіальнымъ отрицателемъ частной собственности. {Штирнеръ по этому поводу правильно замтилъ, что ‘Прудонъ отрицаетъ ту или другую собственность, но не собственность вообще.’ (Единственный и его достояніе. Москва, 1407, стр. 234).} И только т, кто, подобно Марку Волохову, знаютъ изъ Прудона одну его голую фразу: собственность есть кража, могутъ считать Прудона потрясателемъ основъ, коммунистомъ или соціалистомъ въ современномъ смысл слова. Самъ Прудонъ никогда не называлъ себя коммунистомъ, если же онъ иногда говорилъ о себ, какъ о соціалист, то не слдуетъ забывать, что въ 40-хъ годахъ XIX вка соціалистами, въ отличіе отъ коммунистовъ, принципіально отрицавшихъ частную собственность и стоявшихъ за собственность коллективную, назывались какъ разъ умренные общественные реформаторы, не выходившіе изъ рамокъ существующихъ частно-собственническихъ отношеній.
Мелкобуржуазная сущность Прудона выражается не только въ его отношеніи къ принципу собственности, но и къ непосредственнымъ вопросамъ пролетарской жизни и борьбы, вопросамъ заработной платы, рабочаго дня, ассоціаціи и коалиціи. Уже въ своей выше цитированной ‘Революціонной Программ’, обращенной къ парижскимъ избирателямъ, Прудонъ выдвинулъ замчательное положеніе! ‘Чмъ ниже падаетъ заработная плата, тмъ богаче становится работникъ’. {См. Ides Rvolutionnaires (I), Paris, 1849, стр. 81.} Совершенно ясно, что такъ относиться къ вопросу могъ только представитель мелкой буржуазіи, для которой вопросъ о высот заработной платы является еще боле чувствительнымъ, чмъ даже для крупнаго капиталиста, боле склоннаго идти на уступки своимъ рабочимъ. Въ ‘ршеніи соціальной проблемы’ (стр. 98—99) Прудонъ пишетъ: ‘Рабочій, обманутый соціалистическими декламаціями и ложными политическими доктринами, увлекаемый вдобавокъ примромъ капиталиста и буржуа, ищетъ, подъ предлогомъ образованія, счастья въ отдых. Онъ не знаетъ той основной истины (!) соціальной экономіи, что въ труд обртетъ онъ знаніе.’ Вотъ тотъ ршительный аргументъ, который Прудонъ можетъ привести противъ стремленія рабочихъ къ сокращенію рабочаго дня. Это уже не дурно, но вотъ столь же глубокомысленное возраженіе противъ стремленія къ повышенію заработной платы. ‘Онъ (рабочій) требуетъ высокой платы, большихъ доходовъ, подобно рантье, подобно монополисту, подобно собственнику. Онъ не знаетъ, что повышеніе заработной платы составляетъ основную причину нищеты’ — Прудонъ забываетъ только сказать, чьей нищеты (ib.).
Мы видимъ такимъ образомъ, что духъ, стремленія, надежды и чаянія современнаго рабочаго класса остались совершенно чужды Прудону: онъ ихъ не видитъ, не понимаетъ, а если замчаетъ, то имъ совершенно не сочувствуетъ. Даже ассоціацію, которая въ то время была боевымъ лозунгомъ рабочаго класса, онъ допускаетъ лишь какъ средство укрпленія мелкой собственности. Вообще Прудонъ осуждалъ ассоціацію, не усматривая въ ней никакого творческаго начала — и это совершенно понятно, если припомнить, что онъ считалъ этотъ принципъ опаснымъ для класса мелкихъ самостоятельныхъ производителей и торговцевъ. И онъ соглашается допустить принципъ ассоціаціи лишь на томъ условіи, чтобы послдній не противополагалъ себя индивидуализму мелкой буржуазіи, а служилъ ему и укрплялъ его. ‘Промышленныя и земледльческія ассоціаціи, въ которыя входятъ и рабочія ассоціаціи тамъ, гд он могутъ съ пользой образоваться, имютъ цлью не замнить личную иниціативу общественной дятельностью, какъ безразсудно думали въ 1848 году, а обезпечить всмъ предпринимателямъ мелкой и средней промышленности, равно какъ мелкимъ поземельнымъ собственникамъ, пользованіе изобртеніями, машинами, улучшеніями и пріемами, при иныхъ условіяхъ недоступными для небольшихъ предпріятій и состояній. Нападать на индивидуализмъ, какъ на врага свободы и равенства, какъ это воображали въ 1848 году, это значитъ не обезпечить свободу, которая иметъ по существу, чтобы не сказать исключительно, индивидуалистическій характеръ, это значитъ не положить основу ассоціаціи которая вдь состоитъ только изъ индивидуумовъ, это значить вернуться къ варварскому коммунизму и къ феодальному рабству, это значитъ одновременно убить и свободу, и личность’. {Thorie de la proprit suivis d’un nouveau plan d’exposition perptuelle. Paris. 1871, стр. 183.} Мы видимъ такимъ образомъ, что Прудона никакъ нельзя отнести къ родоначальникамъ рабочей ассоціаціи, самое большее — его можно признать однимъ изъ отцовъ мелкобуржуазной ассоціаціи, состоящей въ объединеніи мелкихъ капиталовъ для использованія выгодъ крупной торговли и кредита.
Столь же характерно отношеніе Прудона къ коалиціи и забастовкамъ. Коалицію онъ признаетъ чмъ-то дурнымъ по существу. Коалиціи рабочихъ вызываютъ, въ вид естественнаго отпора, коалиціи хозяевъ, а въ борьб между коалиціями рабочихъ и капиталистовъ всегда страдаютъ ‘интересы боле высокаго порядка, я разумю реализацію права въ соціальномъ организм’ {Capacit politique des classes ouvrires, стр. 412.} (ниже мы увидимъ, что подъ этими нарочито пышными и туманными словами скрываются просто-на-просто интересы мелкой буржуазіи). Умъ его настолько связанъ съ самыми отсталыми буржуазными представленіями, что онъ не можетъ представить себ коалиціи иначе, какъ въ форм чего-то противозаконнаго и нарочито революціоннаго. Онъ доходитъ въ этомъ отношеніи до того, что отрицаетъ за рабочими всякое право на коалиціи. Еще въ ‘Экономическихъ Противорчіяхъ’ основатель анархизма договаривался: ‘стачка рабочихъ нелегальна и объ этомъ говоритъ не только уложеніе о наказаніяхъ, но и вся экономическая система, а равно необходимость установленнаго порядка… Можно допустить, чтобы каждый отдльный рабочій свободно распоряжался своей личностью и своими руками, но общество не можетъ допустить, чтобы рабочіе, при помощи коалиціи, совершали насилія надъ монополіей’. И черезъ 20 лтъ въ своей послдней работ ‘О политической зрлости рабочаго класса’, изданной посл его смерти, Прудонъ остался на прежней точк зрнія. Несмотря на то, что эта книга вызвана была вновь начавшимися политическими выступленіями французскаго пролетаріата, который къ тому времени началъ выходить изъ летаргіи, наступившей посл реакціи 50-хъ годовъ, несмотря на то, что въ это время уже основался Интернаціоналъ, Прудонъ попрежнему совершенно не понималъ задачъ и духа современнаго рабочаго движенія, по-прежнему оставался съ ногъ до головы: мелкимъ буржуа, можетъ быть, и благожелательно настроеннымъ по отношенію къ трудящимся и угнетеннымъ, но по своему мщанскому доктринерству договаривавшимся до самыхъ нелпыхъ утвержденій.
Посл цлаго ряда путаныхъ абстрактныхъ разсужденій онъ приходитъ къ тому выводу, что углекопы, устраивая коалицію въ 1845 г., ‘нарушали законъ, законъ соціальнаго порядка и высокой соціальной морали’. Передъ тмъ, какъ объявлять забастовку, они, по мннію Прудона, должны были предварительно основать законнымъ порядкомъ компанію для разработки угольныхъ копей, подобно своимъ хозяевамъ, а когда они, вмсто этого, провозгласили стачку, Прудонъ говоритъ: ‘Безъ этого условія рабочіе могли быть признаваемы только скопищемъ бунтовщиковъ, которыхъ никакая легальная форма не охраняла отъ судебныхъ преслдованій и противъ которыхъ правительство должно было, хотя бы и противъ своей воли, принять самыя суровыя мры’. Примняя методъ коалиціи, рабочіе обнаруживаютъ просто невжество, неприспособленность, неумніе обращаться съ законными формами: вотъ что ставитъ ихъ въ невыгодное положеніе и обусловливаетъ ‘строгости правительства противъ ихъ безумныхъ возстаній’ (ib., 412). При этомъ онъ напоминаетъ французскимъ рабочимъ, что еще въ ‘Экономическихъ противорчіяхъ’ т. I, гл. VI, 1845 г., онъ писалъ, что ‘власти, приказавшія стрлять въ углекоповъ Ривъ-де-Жира, были глубоко несчастны. Но он дйствовали, подобно древнему Бруту, поставленному между отцовской любовью и консульскимъ долгомъ: ему пришлось пожертвовать своими дтьми для спасенія республики, Брутъ не поколебался и потомство не посмло его осудить’ (ib., 413). Ни одинъ изъ наемныхъ писакъ г-на Гизо не заходилъ, вроятно, такъ далеко въ своихъ попыткахъ облить правительство мщанской монархіи.
Для Прудона, какъ для идеолога мелкой буржуазіи, не было ничего ненавистне, чмъ монополія. И потому можно представить себ какими чувствами онъ былъ обуреваемъ по отношенію къ коалиціямъ, если сравнивалъ ихъ съ монополіями: т и другія онъ считалъ одинаково отрицательными и вредными для прогресса проявленіями современной экономической анархіи. ‘Итакъ, идетъ ли рчь о хозяевахъ или о рабочихъ, противорчіе полное: оно заключается въ томъ, что съ одной стороны, если стать на точку зрнія экономической анархіи или безправія, отстаиваемую школою, защищаемую высшей и средней буржуазіей и, по крайней мр, молчаливо признаваемую законодателемъ, то коалиціи, забастовки, дйствія скупщиковъ и монополіи свободны и законны, съ другой стороны, если стать на точку зрнія общественной солидарности и справедливости (хороша справедливость, уподобляющая стачки монополіямъ!— Ю. С.), игнорировать которыхъ никто не можетъ, т же самыя коалиціи, забастовки, дянія скупщиковъ, игра на повышеніе и на пониженіе незаконны по существу и подлежатъ преслдованію’ (ib., 414).
Выше стачка сравнивалась съ монополіей, теперь Прудонъ сравниваетъ ее съ ростовщичествомъ. Въ 1864 г. правительствомъ Наполеона III, заигрывавшимъ съ возрождающимся рабочимъ движеніемъ, изданъ былъ законъ о свобод коалицій, отмнявшій статьи 414, 415, 416 уголовнаго уложенія, т. е. наказанія за стачки.. И въ высшей степени замчательно, что нашъ ‘анархическій’ доктринеръ, ослпленный своей мщанской утопіей, не только не привтствовалъ этого закона, но напротивъ самымъ ршительнымъ образомъ его осудилъ и притомъ осудилъ не за половинчатость — что было бы вполн естественно,— а именно по существу. ‘Отнын,— съ негодованіемъ восклицалъ онъ,— свобода коалиціи, свобода стачекъ, подобно свобод обмна, свобод роста, свобод труда, подобно [всякой, свобод длать или не длать, войдетъ въ число правъ человка и гражданина… Что коалиція представляетъ ассоціацію, какъ это заявляетъ г. Оливье, я охотно допускаю, но съ условіемъ, если вмст со мною признаютъ, что это ассоціація разрушительнаго рода, а потому всегда заслуживающая осужденія. Въ этомъ отношеніи политика и политическая экономія совершенно согласны’ (ib., 419—20).
Такова прудоновская политическая экономія! Съ коалиціей она ни за что не хочетъ примириться: ‘Это сообщество, направленное противъ интересовъ публики (!) или государства’ (ib., 420). Вотъ до чего мелкобуржуазное доктринерство довело ‘безансонскаго мужика’: онъ уже отсталъ даже отъ бонапартиста Оливье. И съ гордостью, съ чисто маніакальной послдовательностью онъ все-таки отказывается примириться съ коалиціей, съ этимъ исчадіемъ ада, восклицая: ‘Такъ нтъ же! не существуетъ права коалиціи точно такъ же, какъ не существуетъ права кровосмшенія или прелюбодянія’ (ib., 421). Для ‘идеолога пролетаріата’ это сказано нсколько сильно.
Въ современномъ обществ, по мннію Прудона, единственнымъ средствомъ къ возстановленію справедливой заработной платы служитъ свободная конкурренція. Мы еще не живемъ въ мутуэлистическомъ обществ, т. е. обществ, построенномъ на началахъ прудоновскаго мутуализма, обмна услугъ, дарового кредита, очищенной собственности. ‘И вотъ почему, несмотря на свои тягостныя неудобства, свобода или конкурренція — наша единственная гарантія — должна быть сохранена въ неприкосновенности… Но какова же цль коалицій? Какъ разъ разрушеніе коммерческой свободы, уничтоженіе конкурренція и замна ея чмъ? Принужденіемъ!’ Монополія есть принужденіе, вынужденное пониженіе заработной платы — принужденіе, но и повышеніе заработной платы путемъ забастовки, заставляющей хозяевъ подчиниться требованіямъ рабочихъ, есть такое же принужденіе. ‘Во всхъ этихъ случаяхъ мы имемъ дло съ нарушеніемъ коммерческой свободы, съ уничтоженіемъ экономической гарантіи’. И упреждая сіятельнымъ лордовъ Англіи, поднявшихъ нсколько лтъ тому назадъ походъ на свободу коалицій, нашъ теоретикъ анархіи пишетъ, ‘Законъ, разршающій коалиціи, глубоко антнюридиченъ, антнэкономиченъ, противорчитъ всмъ основамъ общежитія и всякому порядку. Всякая уступка, достигнутая съ его помощью, неправомрна и не дйствительна и даетъ право на судебный искъ и уголовное преслдованіе’ (ib., 423—4).
Свобода коалицій особенно пугаетъ Прудона потому, что съ ея помощью рабочіе будутъ добиваться повышенія заработной платы а по его мннію, всякое пониженіе или увеличеніе заработной платы ведетъ къ пониженію или повышенію цнъ на товары. ‘Въ этомъ пункт логика, право и экономическая наука совершенно согласны’. Поэтому должно особенно строго преслдовать коалиціи, направленныя къ пониженію или повышенію заработной платы.
‘Однимъ словомъ, свобода коалицій для повышенія заработной платы подразумваетъ свободу коалицій для повышенія цнъ на товары, състные припасы, зерно, муку, напитки и пр., свободу скупокъ и монополіи… Съ точки зрнія конкурренціи или же, что одно и то же, коммерческой свободы, единственной гарантіи справедливыхъ цнъ и справедливой заработной платы, трудъ рабочихъ и товары хозяевъ не составляютъ различныхъ категорій передъ закономъ, они представляютъ одну и ту же категорію, подлежащую одинаковой справедливости’ (ib., и 29). Онъ уговариваетъ передовыхъ рабочихъ не добиваться повышенія заработной платы и сокращенія-рабочаго дня. ‘Подъ угрозой забастовки одни — и такихъ большинство — требовали увеличенія заработной платы, а другіе — сокращенія часовъ труда, нкоторые же домогались того и другого сразу (какой ужасъ!). Разв же вы давно уже не знаете, что повышеніе заработной платы и сокращеніе рабочаго дня могутъ повести только къ общему вздорожанію?’ (ib., 433—4).
Мало того, рабочіе не только добивались повышенія заработной платы, но и ея уравненія въ различныхъ цехахъ. Прудонъ объявляетъ это стремленіе печальной отрыжкой Люксембурга, грустнымъ коммунистическимъ заблужденіемъ. Онъ пугаетъ рабочихъ, что французскіе хозяева, недовольные высокой заработной платой, закроютъ свои фабрики и прогонятъ наиболе безпокойныхъ служащихъ (для него это самые дурные) и оставятъ лишь самыхъ послушныхъ (для него это равносильно лучшимъ!!) (ib., 436).
Вотъ что Прудонъ говорилъ рабочимъ въ своемъ предсмертномъ и посмертномъ произведеніи, которое одинъ историкъ называетъ его завщаніемъ французскому пролетаріату {А. Тома, Исторія Второй Имперіи, Спб., 1908, стр. 235—6.}. Это было бы абсурдно и дико, если бы на послдней страниц книги вдругъ не раскрылась затаенная мысль Прудона, вдругъ не проскользнули его завтныя чувства, объясняющія намъ, къ чему онъ стремился всю свою жизнь, о чемъ вчно хлопоталъ и чего хотлъ.
‘Я сказалъ и повторяю: въ настоящій моментъ для средняго класса создалось роковое положеніе… Не кажется ли вамъ, что со всхъ сторонъ работаютъ съ какимъ-то фанатизмомъ надъ дломъ разрушенія этого средняго класса, въ ндрахъ котораго трудовая демократія, боле здраво настроенная, заявляла годъ тому назадъ о своемъ намреніи цликомъ раствориться, не кажется ли вамъ, что его хотятъ низвести на уровень наемныхъ рабочихъ?… Рабочіе не замчали ничего, кром своего собственнаго горя, они и не подозрвали о буржуазной бд. Сдлавшись, благодаря закону о коалиціяхъ, пособниками капиталистической аристократіи противъ мелкой промышленности, мелкой торговли и мелкой собственности, они въ 1869 г. будутъ несомннно голосовать за кандидатовъ администраціи, это будетъ логично. Свобода коалицій, свобода ростовщичества, свобода торговли, потребуютъ съ ихъ стороны этого доказательства преданности въ ущербъ ихъ естественнымъ союзникамъ (NB), Пусть, однако, они подумаютъ о слдующемъ: не такими противорчивыми поступками они станутъ во глав цивилизаціи и преобразуютъ общество. Не рабскимъ подчиненіемъ фантазіямъ контръ-революціи они возбудятъ вру въ могущество своей идеи, а политическая зрлость поднимется на высоту экономической науки’ (ib., 437),
Въ этихъ словахъ, которыми кончается послднее произведеніе Прудона, онъ сказался весь цликомъ. Самостоятельныхъ задачъ рабочаго класса онъ никогда не понималъ, а стремленіямъ его, если только эти стремленія не направлены были къ созданію новыхъ мелкихъ буржуа, онъ никогда не сочувствовалъ. Главной цлью всей его литературной и практической дятельности было упроченіе экономическихъ позицій мелкой буржуазіи и увковченіе мелкой частной собственности. Съ этой точки зрнія онъ и оцнивалъ вс явленія соціально-политической жизни. Характеризуя свою 25-лтнюю литературную дятельность, онъ правильно замтилъ: ‘Что бы тамъ ни говорили, у меня не было глубоко враждебной мысли ни противъ института собственности, къ которой я искалъ ключа, ни противъ класса собственниковъ. Я требовалъ лучшаго оправданія установленнаго права — и длалъ это въ цляхъ упроченія, а если возможно, то и преобразованія… Меня называли разрушителемъ… Теорія, которую я вамъ предлагаю, иметъ цлью показать вамъ, какъ положить, если вы этого хотите, конецъ революціямъ. Дло идетъ просто о томъ, чтобы облегчить не-собственникамъ пріобртеніе собственности, а собственникамъ дать возможность лучше исполнять свои обязанности передъ правительствомъ’. (Thorie de la proprit. Paris, 1871, стр. 213—219). И эти слова глубоко справедливы.
При всей своей склонности къ рзкимъ словамъ Прудонъ всегда былъ мирнымъ легалистомъ (что между прочимъ и было одной изъ причинъ расхожденія съ нимъ Маркса). ‘Я хочу мирной революціи,— заявляетъ онъ,— но хочу ее быстрой, ршительной, полной’ (Ide gnrale, 181), ‘Соціализмъ,— говоритъ онъ въ другомъ мст,— для насъ то же самое, чмъ былъ для Гракховъ аграрный законъ: онъ можетъ осуществиться лишь путемъ легальности, путемъ уваженія къ пріобртеннымъ правамъ и конституціи. Если онъ позволитъ себ увлечься политической агитаціей, если онъ утратитъ характеръ учрежденія и приметъ правительственный характеръ, если онъ вздумаетъ добиваться своего осуществленія посредствомъ диктаторской власти, онъ поведетъ лишь къ общественнымъ смутамъ и возбудитъ противъ себя безконечную реакцію. Нарушивъ право собственности, онъ повлечетъ за собою разложеніе страны и вызоветъ европейское замшательство’ (Confessions, 303). Пресловутая ‘соціальная ликвидація’ должна была по плану Прудона производиться на началахъ выкупа и вознагражденія собственниковъ (Ide gnrale, стр. 203 и сл.). Прудонъ даже протестуетъ противъ предположенія, будто онъ склоненъ къ ‘къ крайнимъ мнніямъ’ {‘Qui dit donc rvolution, dit ncessairement progrè,s, dit par la meme conservation’ (изъ Toast a la Revolution, Peuple, 17 октября 1848 г., см. Mlanges, I, 143). Мысль, напоминающая разсужденія H. Михайловскаго о программ русскихъ народниковъ. Вообще вліяніе Прудона на Михайловскаго и другихъ русскихъ народниковъ ждетъ еще своего изслдователя.}, и неоднократно заявляетъ, что онъ всецло стоитъ за ‘идею примиренія’ (ib., 214). И онъ былъ въ этомъ отношеніи совершенно искрененъ. Онъ не устаетъ повторять, что всякая революція для своего успха должна быть закономрной, законной и мирной (lgitime, lgale et pacifique). Въ этомъ отношеніи чрезвычайно характерны его статьи въ газет ‘Le Peuple’ за 1849 годъ, перепечатанныя во второмъ том Mlanges Proudhon — Oeuvres complиtes, т. II, стр. 14 и сл., изд. 1869 г.). ‘Вс революціи совершались легальнымъ путемъ’, — увряетъ онъ (l. c., 209) и протестуетъ противъ всякой мысли измнить конституцію и ‘осуществить соціалистическія идеи нелегальнымъ путемъ’ (ib., 210). Онъ умоляетъ Ледрю-Роллена, тогдашняго руководителя демократической лвой, не сходить съ конституціонной почвы (ib., 202) и вс неудачи 1848 г. приписываетъ революціонной агитаціи, мятежнымъ выступленіямъ и крайнимъ заявленіямъ (ib., 203—204).
Прудонъ былъ сознательнымъ представителемъ мелкой буржуазіи, и его идеалъ, его ‘ршеніе соціальной проблемы’ были ничмъ инымъ, какъ попыткой увковчить ‘свободу’ мелкихъ самостоятельныхъ производителей. Этой цли и должна была служить йro соціальная ликвидація, его анархія, его народный банкъ съ безвозмезднымъ кредитомъ, его борьба съ коммунизмомъ, съ коалиціями, съ забастовками, съ вмшательствомъ правительства въ экономическую жизнь и т. д., ит. п. Только съ этой точки зрнія становятся понятными его шатанія, его противорчія, зачастую только кажущіяся, но во многихъ случаяхъ совершенно естественныя для идеолога промежуточнаго и вчно колеблющагося класса. Да Прудонъ, какъ мы видли, и самъ не скрывалъ своей истинной физіономіи. Стараясь вскрыть истинный смыслъ февральской революціи 1848 г., вокругъ которой въ сущности вертятся вс его представленія, онъ прямо говорилъ: ‘Растворить буржуазію (подъ этимъ словомъ Прудонъ понимаетъ здсь крупную буржуазію — Ю. С.) и пролетаріатъ въ среднемъ класс, классъ, живущій доходами со своихъ капиталовъ, и классъ, живущій своей заработной платой, въ класс, который, собственно говоря, не иметъ ни доходовъ съ капитала, ни заработной платы, но который изобртаетъ, предпринимаетъ, ведетъ хозяйство, производитъ, обмниваетъ, который одинъ составляетъ экономію общества и дйствительно представляетъ страну — такова была истинная задача, выдвинутая февральской революціей’. (Rvolution sociale, etc., 1852, стр. 135).
Была ли такова задача, выдвинутая февральской революціей, это, конечно, большой вопросъ, но что такова была задача жизни Прудона, это не подлежитъ сомннію, И съ этой точки зрнія онъ, при всхъ своихъ виляніяхъ, колебаніяхъ и противорчіяхъ, въ конечномъ счет оказывается весьма послдовательнымъ и выдержаннымъ писателемъ.
Посл всего вышеизложеннаго читателю должно показаться страннымъ, какимъ образомъ хотя бы ничтожная часть рабочаго класса могла признать въ Прудон своего идеолога, какъ это, напримръ, случилось во Франціи {Правда, у Прудона попадаются иногда заявленія, въ которыхъ при желаніи можно усмотрть зародыши синдикалистскихъ воззрній, но только въ самомъ рудиментарномъ вид. Такъ, въ избирательномъ манифест газеты ‘Народъ’ наканун президентскихъ выборовъ (Peuple, No 4, 8—15 ноября 1848 г.), гд онъ распинался за собственность и спорилъ противъ налоговъ на крупный капиталъ (см. выше), Прудонъ между прочимъ писалъ: ‘Мы не хотимъ государственной эксплоатаціи шахтъ, каналовъ и желзныхъ дорогъ: это будетъ все тмъ же саларіатомъ. Мы хотимъ, чтобы шахты, каналы и желзныя дороги были переданы рабочимъ ассоціаціямъ, организованнымъ на демократическихъ началахъ и работающимъ подъ надзоромъ государства на условіяхъ, установленныхъ государствомъ, и подъ своею собственною отвтственностью. Мы хотимъ, чтобы эти ассоціаціи были образцами для земледлія, промышленности и торговли, первымъ ядромъ широкой федераціи компаній и обществъ. Но во-первыхъ, такихъ заявленій у Прудона очень мало, и притомъ они ршительно противорчатъ общему духу его системы. А во-вторыхъ, въ данномъ случа онъ, вообще враждебно настроенный къ принципу ассоціаціи, идетъ на компромиссъ въ виду намчавшагося соглашенія съ соціалистами на предстоявшихъ выборахъ. Вдобавокъ, какъ читатель наврно замтилъ, Прудонъ готовъ отдать ассоціаціямъ лишь такія отрасли промышленности, которыя абсолютно не умщаются въ рамкахъ индивидуалистическго производства. (См. Mlanges, т. I, стр. 189).}. Это, на первый взглядъ, крайне парадоксальное явленіе объясняется сплетеніемъ цлаго ряда причинъ. Во-первыхъ, Франція, Италія, Испанія, отчасти романская Швейцарія, когда тамъ распространеніемъ пользовались анархическіе взгляды, были (особенно въ 60-хъ и 70-хъ годахъ) странами отсталыми въ экономическомъ отношеніи, съ слабымъ развитіемъ крупной промышленности и съ господствомъ класса мелкихъ производителей. Этимъ объяснялось и въ значительной мр объясняется до сихъ поръ то вліяніе, которымъ въ этихъ странахъ пользуется мелкобуржуазная идеологія, даже и въ сред пролетаріата. Въ такихъ странахъ пролетаріатъ сравнительно поздно приходитъ къ самосознанію, къ выставленію собственныхъ задачъ и къ выработк собственныхъ методовъ дйствія. И даже тогда, когда онъ къ этому приходитъ, у него не хватаетъ достаточно силъ, чтобы добиться осуществленія поставленныхъ себ цлей. Это создаетъ въ немъ озлобленіе, недовріе къ государству, на которое онъ не въ силахъ наложить свою руку, недовріе къ демократіи, которую онъ не можетъ использовать въ своихъ интересахъ, недовріе къ всеобщему избирательному праву, которымъ онъ по своей относительной малочисленности не въ состояніи воспользоваться, какъ орудіемъ своего освобожденія, и т. д. Однимъ словомъ, создается психологическая почва для воспріятія прудоновской критики государства, демократіи и всеобщаго избирательнаго права, той критики, которая исходитъ изъ слабости рабочаго класса и которая поэтому находитъ откликъ въ сознающихъ свое безсиліе слояхъ пролетаріата.
При всемъ томъ анархическія идеи Прудона въ той оболочк, какую он получили у него самого, не могли бы встртить сочувственнаго отклика въ душ крайне настроеннаго романскаго рабочаго. Для того, чтобы он стали удобоваримыми для озлобленныхъ пролетаріевъ, он должны были подвергнуться радикальной переработк. Эту задачу выполнило анархическое крыло Интернаціонала, которое, подъ руководствомъ Бакунина, Гильома, а впослдствіи Крапоткина, Малатесты, Косты и Кафіеро, сумло приспособить антигосударственныя идеи Прудона къ запросамъ и потребностямъ нкоторыхъ группъ рабочаго класса. При этомъ отъ Прудона осталась лишь его критика государственности и стремленіе ршить соціальный вопросъ помимо государства, все же, что было специфически прудоновскимъ и отличало его систему отъ другихъ утопическихъ системъ (стремленіе увковчить мелкую собственность и создать мелкобуржуазный идеальный строй съ помощью дарового кредита, его борьба съ идеей ассоціаціи и самодятельности рабочаго класса и т. п.), подверглось полному устраненію. Напротивъ, введенъ былъ чисто-пролетарскій элементъ въ вид идеи профессіональной организаціи, борьба за экономическіе лозунги съ помощью ненавистной Прудону коалиціи и, наконецъ, какъ внецъ системы, идея всеобщей забастовки, отъ которой кости Прудона должны были повернуться въ гробу.
Анархическая пропаганда, почти заглохшая со второй половины 70-хъ годовъ и повсюду вытсненная соціалъ-демократіей, сумла съ конца прошлаго вка пріобрсти новыя силы, удачно приспособившись къ профессіональному движенію пролетаріата романскихъ странъ, порвавшему связи съ соціалистической партіей. Изъ взаимопереплетенія анархизма и профессіонализма возникъ революціонный синдикализмъ, въ которомъ подъ толстымъ наноснымъ слоемъ все-таки можно при тщательномъ анализ разглядть значительную дозу прудоновскихъ идей.