Проза, Брюсов Валерий Яковлевич, Год: 1893

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Валерий Брюсов ‘Проза’.

Драматический этюд.

Посвящается Н. Раевской.

Действующие лица:
Владимир Александрович Даров, молодой поэт.
Наталья Николаевна (Таля), жена его.
Петр Николаевич, ее брат.

Действие у Даровых.

1.

Таля одна.

Таля. (Бросает читать). Что за скучные книги приносит мне Володя! Читать не хочется. А где-то он сам теперь? Вероятно, опять ему пришлось ждать. Бедный, он так устает в этих редакциях! Право, лучше б заняться чем-нибудь другим. А то пишет целые ночи, губит свое здоровье и получает меньше, чем на любой службе. Вот у нас завтра пообедать будет не на что. Хоть бы сегодня ему заплатили что-нибудь. (Звонок.) Ах, не он ли! (Убегает отпирать).

2.

Таля и Петр Николаевич.

Таля. Иди, иди. Мужа нет, он сейчас придет.
Петр. Ник. Верно с товарищами в ресторан зашел.
Таля. Ах, Петя, как можно это говорить. Он знает, что его здесь ждут.
Петр. Ник. Я, пожалуй, рад, что его нет. Я забежал тебе сообщить, что сегодня он получил хорошие деньги.
Таля. Как? Володя?
Петр. Ник. Да. Там у редактора дела поправились, наследство что ли он получил, — так что за раз со всеми расплатился.
Таля. Да, неужели!
Петр. Ник. Верно! И Владимир Александрович должен получить, что-то рублей 600 или 700, знаешь, за свой роман.
Таля. Шестьсот рублей! Вот счастье! Теперь мы расплатимся со всеми долгами, а я куплю себе новую шляпку.
Петр. Ник. Видишь ли, дело-то в чем. Твой муж собирается издавать какие-то свои стихотворения. Купить их никто не купит, а деньги-то ухнут.
Таля. Да ты-то почем это знаешь?
Петр. Ник. Э, милая, я уж все знаю. Ну вот, как брат, я и пришел предупредить тебя. Ведь так кидать деньги невозможно! У тебя, например платьев нет: выехать не в чем. Наконец, это лето нам непременно надо пожить на даче.
Таля. Ах, да! А то мы живем ужасно скучно.
Петр. Ник. Ну, вот, ты и поговори с ним.
Таля. Я не могу, мне неловко.
Петр. Ник. Ну что же ты за жена после этого! Боишься поговорить с мужем.
Таля. Я не боюсь, но как-то… да ты лучше скажи ему сам.
Петр. Ник. Как же могу я вмешиваться не в свое дело. (Смотрит в окно). А! Вот он сам идет. Ну, пока прощай.
Таля. Куда же ты?
Петр. Ник. Нет, я пойду, а то он подумает, что это я тебя подговариваю. Через полчасика я вернусь узнать, как все устроилось. (Уходит).

3.

Таля, потом Даров.

Таля. (Смотрит в окно.) Где же он? (Звонок.) Ах, уже звонит. (Идет отпирать. Входит Даров). Я совсем тебя заждалась. Хочешь обедать?
Даров. Нет, я уже ел с товарищами.
Таля. Ну вот, всегда так. Я жду, а ты по ресторанам.
Даров. Так ведь это чуть ли не раз в год бывает. Ты вот что: приготовь чаю или кофе. Мне ужасно хочется пить.
Таля. У нас ничего не осталось: ни сахару, ни кофе.
Даров. Вот возьми пять рублей.
Таля. (В сторону). Значит правда. (Громко). Я сейчас. (Уходит.)

4.

Даров один.

Даров. Наконец-то я не завишу ни от редакторов, ни от издателей. Теперь публика узнает меня таким, каким я сам хочу быть. (Берет рукопись). О, моя милая тетрадка! Как я люблю тебя! Как ты мне близка! С тобой я забывал все невзгоды, с тобой я знал счастье! Как часто целые ночи проводил я с тобой в хрустальных гротах своей мечты, далеко от окружающих мелочей жизни. Милая тетрадка! В тебе мне знакомо каждое слово — все они дети моих грез. Скоро выпорхнете вы из этой темницы на волю. Я думаю, многим вы покажетесь странными. Многие не поймут этого нововведения, чтобы сборник стихотворений составлял одно целое. Как роман или поэма. Да! Каждое стихотворение связано с прежним и готовит следующее, пока все не разрешится последним чарующим аккордом. А этот новый язык — туманный, но прозрачный, где многое только угадывается, а не говорится. А что, если я только ослеплен! Разве я не могу отнестись беспристрастно к моим стихам? Нет. Я не ошибаюсь. Достаточно сжег я своих произведений, чтобы сохранить только те, которые действительно достойны этого. Он сотканы из лучей луны и слиты из музыки волн. Вот хоть сонет… первый сонет… (Читает).
Гаснут розовые краски
В бледном отблеске луны,
Замерзают в льдинах сказки
О страданиях весны.
От исхода до завязки
Завернулись в траур сны,
И безмолвием окраски
Их гирлянды сплетены.
Под лучами юной грезы
Не цветут созвучий розы
На картинах пустоты,
А сквозь окна снов бессвязных
Не увидят звезд алмазных
Усыпленные мечты.

5.

Входит Таля (С кофе).

Таля. А! Ты декламируешь! Вот и кофе.
Даров. А это что?
Таля. А это ликер. Ведь ты любишь кофе с ликером.
Даров. Ах, милая! (шутливо). Теперь я вполне счастлив.
Таля. Да? Все желания исполняются?
Даров. Еще бы! Ты знаешь, Таля, я получил деньги и теперь издам свои стихи. Ведь большая часть их посвящена тебе и только два — Леле.
Таля. (капризно). А это зачем?
Даров. Ну, глупенькая, что ты. Ведь я тебя люблю.
Таля. Зачем же посвящать стихи Леле?
Даров. Уж так душа моя не может оставить красоту без песни.
Таля. Разве я не красива?
Даров. Ну, оставим это. Я лучше скажу тебе, какая у меня будет книжка. Голубая, с прозрачным портретом на обложке. Хочешь, мы сделаем твой портрет?
Таля. Ах, да! Да! Впрочем, ведь это будет стоить дорого.
Даров. Ничего, мы теперь богаты. Ведь я получил 300 рублей.
Таля. Ай, ай! 300 рублей. Ведь это много денег?
Даров. Много, Таля.
Таля. А продавши свою книжку, ты получишь и еще?
Даров. Ну, нет, Таля, вряд ли моя книжка раскупится, Таля. Не такая она. Деньги придется просто пожертвовать. Ты, кажется недовольна?
Таля. Нет, я вот только думаю, что нам надо бы с долгами расплатиться.
Даров. Ну, важнейшие заплатим, а остальные подождут.
Таля. Потом мне нужно платье себе сделать…
Даров. Зачем оно тебе. Ты упрекаешь меня, что я посвящаю стихотворения Леле, а сама хочешь другим нравиться!
Таля. Да разве я это говорю?
Даров. Ну, а я люблю тебя и без нового платья.
Таля. Значит, и на дачу мы опять не поедем?
Даров. На что тебе дача? Ты, как в прошлом году, погостишь месяц у тетки, в деревне, а остальное время мы отлично проживем в городе. Право, здесь, в этих улицах, в грохоте экипажей, в волнах электрического света не меньше поэзии, чем в говоре ручья и алмазах звезд.
Таля. Ты всегда говоришь так, что я тебя не понимаю. А меня слушать не хочешь.
Даров. Таля, ты недовольна. Ну, хорошо: ты сделаешь себе новое платье, мы поедем на дачу, но подумай, что ты от меня требуешь. Издать свои стихи — это мое заветное желание. Я всю жизнь мечтал об этом. И ты хочешь отнять у меня все ради двух месяцев на даче.
Таля. Ну, замолчи! Не надо, не надо! Я не могу этого слушать.
Даров. Да? Ты позволяешь?
Таля. Конечно, конечно! Прости меня!

4.

Те же и Петр Николаевич.

Петр. Ник. Вы на радостях даже дверь запирать перестали.
Даров. А, Петр Николаевич, здравствуйте. Хотите кофе?
Петр. Ник. Отчего же, можно. А я сейчас материю видел выставленную — голубая, а с розовым отливом.
Таля. Неужели? И это модно?
Петр. Ник. Самая последняя парижская новость. Вот тебе бы, Таля, такое платье. (Общее молчание). А еще я был вчера в Кунцеве, прелесть дачка сдается, — отдельная, с большим садом и всего за двести рублей.
Даров. Мы в этом году не поедем на дачу.
Петр. Ник. Как! Почему?
Даров. Вы знаете, что для нас это дорого.
Петр. Ник. Владимир Александрович, ведь вы же получили сегодня изрядный куш.
Даров. Эти деньги мы решились истратить на другое.
Петр. Ник. Разве, Таля?
Таля. (Нерешительно). Да…
Петр. Ник. И все лето вы проведете в городе, но ведь это ужасно! Таля вот все время жалуется, что ее здоровье слабо.
Даров. Неужели это правда?
Таля. Да, я в последнее время плохо себя чувствую.
Петр. Ник. Она может серьезно расхвораться. Подумайте об этом. Да и вам самим полезен отдых.
Даров. Я могу отдыхать и в городе.
Петр. Ник. Но то ли дело на вольном воздухе! Гулять, ездить на лодке, мечтать на балконе.
Даров. Жить поближе к природе. Уйти это в лес — деревья лепечут странную сказку, птицы чуть перекликаются. Кругом никого, хорошо?
Петр. Ник. Ну, понятно, стало быть, едете. Больше об этом и толковать нечего. Дачку я вам уже высмотрел. Самое поэтичное место. Я буду приезжать к вам по праздникам, да и погостить заверну.
Даров. А как же мои стихи?
Петр. Ник. Ах, должны же заботиться о жене. Мы не для того ее за вас выдавали, чтобы она счастливого дня не видала. Наконец, зачем вам издавать свои стихи? Их никто не поймет, вы их сочиняли не для публики, а для себя, так и читайте их сами.
Даров. Да, вы правы. (Рвет рукопись).
Таля. Ай, что ты сделал!
Петр. Ник. Постойте, постойте, может быть, рукопись можно продать?
Даров. Нет, никто ее не покупает. А теперь поедемте смотреть дачу, а, кстати, и тебе на платье, Таля.
Таля. Ах, милый!

Занавес.

1893 г.
Источник текста: ОР РГБ, ф. 386. к. 28. ед. хр. 4.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека