Я. Горицкий. ПРОТЕСТ ИВАНА ЯКОВЛЕВИЧА, НА ГОСПОДИНА ПРЫЖОВА, ЗА НАЗВАНИЕ ЕГО ЛЖЕПРОРОКОМ
Я. Горицкий. ПРОТЕСТ ИВАНА ЯКОВЛЕВИЧА, НА ГОСПОДИНА ПРЫЖОВА, ЗА НАЗВАНИЕ ЕГО ЛЖЕПРОРОКОМ
Протест
Протест
Протест Ивана Яковлевича на господина Прыжова за название его лже-пророком, Горицкий Я., Год: 1861
Время на прочтение: 13 минут(ы)
‘Московские дуры и дураки’: Salamandra P.V.V., 2015
‘Иван Яковлевич, лжепророк’! Это идея г. Прыжова. Страшное имя для человека! И еще страшнее для того, кто незаслуженно называет им своего собрата! Впрочем, это, может быть, только для нас малодушных, а для геройства г. Прыжова, как видно, ничего не бывало: для него все — вздор, все — пустяки. Ему стоило только съездить в Преображенское, отдать двадцать копеек за вход в ‘безумный дом’, посмотреть — как живет да поживает Иван Яковлевич, т. е., что он делает: просто лежит — только, или спит, что он говорит, что и как он ест и пьет, кто около него находится и как обращается с приходящими к нему, — и, потом все это записать, напечатать статью или книжку, заклеймив Ивана Яковлевича на вечные времена, ужасно позорным именем ‘лжепророка’. Как же после этого не сказать, что г. Прыжов — герой, человек не робкого десятка!
Нам недавно попалась в руки брошюрка г. Прыжова, о житии Ивана Яковлевича, изданная им в С. Петербурге 1860 г., — и что же? смотрим на нее, и не верим глазам своим, ищем лжепророка — Ивана Яковлевича, но, к немалому удивлению нашему, не находим его. Где же он? Где же, спрашиваем, этот полубог или, по выражению г. Прыжова, идол русской женщины — Ив. Яковлевич, которому воздают какую-то особенную честь поклонники его, и, в особенности, поклонницы Московские? Где же, наконец, идея автора о лжепророчестве Ивана Яковлевича?..
Да она (идея-то), говорят нам, осталась в ‘Нашем времени’ {Прежде появления в свет брошюры г. Прыжова о ‘житии Ив. Яковлевича, известного пророка в Москве’, была помещена статья его в ‘Нашем времени’ (No 34), под заглавием: ‘Иван Яковлевич, лжепророк’.}, да в самой глубине сердца напечатанной книжки г. Прыжова.
Что за пропасть?! Просим покорно добиваться тут до лжепророка, Ивана Яковлевича! Но делать нечего, посмотрим, как он там обретается, — именно только посмотрим, а самый разбор брошюрки г. Прыжова предоставим самому Ивану Яковлевичу, может быть, он и сам этого желает. Он, ведь, сам может подать голос, потому что человек не сумасшедший, по засвидетельствованию самого г. Прыжова, на что, прежде всего, и спешим читателю привести доказательства.
‘Иван Яковлевич’, говорить автор жития его, ‘пишет очень хорошо, но нарочно делает каракульки вместо слов, чтобы в его писании было больше чудесного’ (стр. 18). Это первое удостоверение автора, о присутствии разумности в Иване Яковлевиче.
Далее, г. Прыжов, при посещении своем Ивана Яковлевича, рассматривая его физиогномию (впрочем отворотясь от нее), потому что высокий лоб, (признак великого ума, по замечанию даже физиологов), лысая голова, (знак великих дум, а может быть только печать болезни, трудов и 80-ти летней старости) и какое-то придавленное лицо, (вероятно изменившееся в такой вид от приближения нему, в то время, враждебного духа) отняли у него (г. Прыжова) дух и ту энергию, с которой он явился к нему, надлежащим образом рассмотреть, или, вернее сказать, изучить Ивана Яковлевича), повествует: ‘Иван Яковлевич молчит, или почти не отвечает на все предлагаемые ему вопросы’. Сторож ему и говорит: ‘Иван Яковлевич, что же вы не скажете ничего господам? скажите что-нибудь им?’ ‘Я устал’, отвечал он, но потом сказал кое-что очень обыкновенное, потому что видел около себя образованных людей. (Стр 21).
Истинно! истинно, г. Прыжов! Как же бы он, при отсутствии в нем ума человеческого, мог отличить стоящую пред ним высокую образованность, желающую подвергнуть его своему изучению, от невежества сидящего у него на диване или молящегося пред св. Иконами? Ведь известно всякому, что ныне только тот крестится и молится, проходя мимо храмов Божиих и при входе в домы, кто пренебрегает моду, давно усиливающуюся выгнать из жилищ образованных людей св. Иконы и все, что напоминает о святыне, столь оскорбляющей их сердце, а вы верно не помолясь на Иконы, стоящие у Ивана Яковлевича, подошли к нему?
Это второе показание г. Прыжова об Иване Яковлевиче, как о человеке смыслящем!
Наконец г. Прыжов, рассказывая о почитателях Ивана Яковлевича и о происшествии с некой г-жей Г-ой, говорит: ‘Но не ко всем добр Иван Яковлевич. Настоящих дураков и он даже (?!) гоняет от себя, особенно, когда они обращаются к нему с нелепыми вопросами’ (Стр. 23).
Прекрасно! Довольно! Нет никакого сомнения, даже по уверениям самого г. Прыжова, что Иван Яковлевич, человек неглупый, даже умный. Пусть же он сам за себя и ратует пред ним. А мы с своей стороны, по вызову г. Прыжова, решаясь встать только на месте сторонников Ивана Яковлевича, имеем намерение высказать здесь г. Прыжову лишь несколько слов и мнений своих в опровержение главной идеи его, и при том, с таким нашим уверением г. Прыжова, что мы решительно не изуверы и не поклонники Ивана Яковлевича, даже скажем более: мы во всю жизнь свою ни разу не были у Ивана Яковлевича, и если бы г. Прыжов не познакомил нас с его портретом, приложенным при его книжке, мы бы и до сих пор оставались вовсе не знакомыми с Ив. Яковлевичем. А за это искренне благодарим г. Прыжова. — Но может быть г. Прыжов останется недоволен нашими мнениями, то вслед за ними помещаем уже собственное обращение Ивана Яковлевича к г. Прыжову, и его протестацию. Как нее это покажется г. Прыжову, не знаем, но смеем думать, что многие из читателей согласны будут и с нами. Из уважения же к Ивану Яковлевичу, как к главному действующему лицу и в брошюрке г. Прыжова и в нашей, и главному претендателю на г. Прыжова, мы свое маленькое изданьице имеем право назвать, и называем: ‘Протест Ивана Яковлевича на г-на Прыжова, за название его лжепророком’.
Итак, юридически приступая к самому делу и всматриваясь в предложенную нам брошюру г. Прыжова, ‘житие Ивана Яковлевича, известного пророка в Москве’, во первых, мы находим, что она состоит из 30-ти страниц собственного сочинения г. Прыжова. Из них первые 13-ть автор наполняет, без скупости, историческими продуктами о ханжах, юродах, уродах, убогих и проч., говорит о их происхождении или появлениях, занятиях, приютах или помещениях и зазорном их поведении, наконец, поименовав более знаменитых или известных древних юродивых и блаженных, причисляет к ним и Ивана Яковлевича, говоря о нем таким образом: ‘древнерусских юродов мы можем изучать, в настоящее время, на живых образцах, сохраняющихся в матушке Москве, где, кроме Ивана Яковлевича, есть еще и другой пророк Семен Митрич’. Теперь, кажется, понятно нам и ясно читателю, почему г. Прыжову нужны были исторические материалы, — понятно и то, почему Иван Яковлевич у него лжепророк!
Но, рассматривая самые факты, приведенные г. Прыжовым и сделанный из них вывод об Иване Яковлевиче, мы замечаем, что такой силлогизм построен не на твердом основании и потому стоит неправильно, криво, — того и гляди, что повалится, а оттого и заключение его выходит неосновательно и даже совсем ложно. Ставить Ивана Яковлевича в уровень с юродами, взятыми из древней Руси — совершенно нельзя, потому что сам же он, замечая в тех остатки древнерусского язычества, в Иване Яковлевиче — их не нашел (стр. 12), стало — Ив. Яковлевич принадлежит к другой категории юродов, гораздо лучшей, по нашему мнению, и высшей по чистоте своей, но к какой именно, об этом скажем в своем месте: а пока, между прочим, откроем г. Прыжову наше впечатление, какое мы почувствовали при чтении его книжки, от способа составления оной.
Метод сочинения г. Прыжова показался нам вроде следующего: нам представилось, что будто бы некто написал книжку о самом г. Прыжове и назвал ее житием Ив. Гавр. Прыжова, лже-экзекутора такого-то департамента, а в самой книжке рассказывал, как Китайцы любят сидеть на ‘корточках’ и, всегда желают, чтобы и другие при них точно так же сидели и, наконец, каким культом окружает себя Китайский Император, а о г-не Прыжове, из всего этого, вывел именно то заключение, что он, должно быть, действительно лже-экзекутор. Извините г. Прыжов за сравнение, может быть наша фантазия покажется вам несколько дика, но… нам именно так странен показался способ вашего сочинения, ‘жития Ив. Яковлевича’.
Далее, г. Прыжов, на двух или трех страницах, излагает краткую биографию Ив. Яковлевича, еще молодых лет его, присовокупляя обстоятельство, заставившее его поселиться на жительство в лесу, и то происшествие, по которому он взят быль, по распоряжению Смоленского губернатора, и отправлен в Московский ‘безумный дом’, — и заключает все это следующими насмешливыми словами, называя опять Ив. Яковлевича — пророком: ‘ехал Ив. Яковлевич в Москву, а слава его бежала впереди и распространяла слух, что едет пророк, чудесно все угадывающий и предсказывающий’.
За исключением этого несчастного и неуместного юмора, мы все-таки должны сказать по совести, что эти страницы для нас показались более всех, — и предыдущих и последующих, — полезными и поучительными. Мы узнаем из них, например, что Ив. Яковлевич был сын священника и получил окончательное образование в духовной Академии. А это такие крупные факты, которые г. Прыжов, кажется, должен бы был непременно принять в соображение при решении своем столь ужасающего нас приговора над Иваном Яковлевичем. Но он не только не принял их в уважение и не подумал о них, а даже, как видите, жестоко издевается над ним. Жалкая неосторожность! Шаткая торопливость! Более г. Прыжову, по скромности своей, приписать ничего не можем. Иначе легко можно встать нам на месте автора ‘жития Ив. Яковлевича’.
Но, послушайте же г. Прыжов, почему два выше приведенные и нижеследующие факты, из жизни Ив. Яковлевича, должны быть для вас и для нас равно интересны и дороги. Мы думаем, если бы — вы руководствовались ими, то не пришли бы к ложному заключению, что Иван Яковлевич — лжепророк, для нас же они теперь нужны потому, что мы заимствуя от них силу и возможность, можем найти крепкую опору опровергнуть ваше несправедливое мне-не, насчет Ив. Яковлевича, а может быть и утешение, хоть впоследствии, услышать, если несовершенное ваше раскаяние, по крайней мере более отрадное для нас, и более выгодное для Ив. Яковлевича суждение. С этою целию, останавливаясь здесь и останавливая ваше внимание, объясним вам самые факты:
а.) Иван Яковлевич — сын священника: значит, первоначальное воспитание получил он под руководством такого пестуна, который, нельзя думать, чтобы не указал своему сыну настоящей дороги к истине и добродетели. Руководя других, оставил ли бы он сына своего без должного наставления? Стало быть Ив. Яковлевич в детстве своем мог получить что либо прочное в запас и на будущую жизнь свою. Положим, что все это со временем легко может забываться, зато, когда нужно это бывает, скоро и припоминается. ‘Что посеешь, то и пожнешь, непременно’.
б.) Ив. Яковлевич получил окончательное высшее образование в духовной Академии, стало, темная повязка, если только она еще висела над глазами Ив. Яковлевича, здесь должна была совершенно упасть. Здесь, вероятно, он мог основательно узнать, что такое истинное юродство, и что такое противное всем образованным людям ханжество и пустосвятство, вероятно слышал, еще прежде автора его ‘жития’, и о тех исторических личностях, на которые указал нам г. Прыжов. Как же после этого можно было думать, и нам соглашаться, чтобы Ив. Яковлевич, с таким запасом сведений, — и притом с истинно религиозным направлением, — мог сбиться на тот опасный и ложный путь, на который поставил его г. Прыжов? Кто теперь поверит ему, чтобы Ив. Яковлевич ушел в лес по другой какой-либо причине и принялся за такое преступное дело, как лжепророчество, в котором есть ‘посягательство на имя Божие и даже на вдохновение Божественное в делах и словах одной лжи в обмана?’ Но об иных причинах здесь и речи быть не может, с этим намерением, вначале, мы и поставили на вид читателю доказательства, свидетельствующие о здравости мыслей Ивана Яковлевича.
в.) Иван Яковлевич взят из лесу насильственно, и 43 года содержится в ‘безумном доме’, ему теперь уже 80 лет от роду. Вообразите же благосклонные читатели, подумайте и вы, автор, строгий судия Ивана Яковлевича: что было бы со всеми теми, искавшими тихого и безмятежного уединения для лучшего и удобнейшего благоугождения Богу, для собственного спасения и молитв о ниспослании милости Божией грешному миру, если бы всех их, подобно Ивану Яковлевичу, забирали из избранных ими мест и жилищ и отправляли их в ‘безумные домы’? Были ли бы у нас тогда св. затворники и отшельники? и как бы они тогда поступали, когда бы все таковые сидели на местах Ивана Яковлевича, в больших городах, подобных древним Вавилонам? А ведь все знают, и мы верим, что были у нас и такие люди юроды, которые ходили нагими и, вообще, странным поведением своим многим, может быть, и в то время не нравились, а в нынешнее, цивилизованное, вовсе пришлись бы не по вкусу, в особенности г. Прыжову, потому что он на все древнерусское смотрит мрачными глазами, однако, они таковым житием своим уже угодили Богу, и церковь наша прославив их, чтит и ублажает св. память их. Таковы были: Василий Блаженный, Максим, Прокопий, Андрей — юродивые, и проч. В недавнее время был у нас и старец о. Серафим, живший в лесу, близ Саровской пустыни, и отличившийся своими благочестивыми делами: но что бы было с ним, если бы, в начале его подвигов, напал на него какой-либо герой, вроде героя 1812 г., и нашелся подобный губернатор Смоленскому? Увы! г. Прыжов и о нем не задумался бы сказать не лучше того, что сказал он об Ив. Яковлевиче. Говорим это потому, что г. Прыжов, как увидим ниже, не хочет верить никаким старцам, юродивым и блаженным. Бог с ним! Это его дело. Нам же, на основании приведенных случаев, здесь уже следует исполнить свое слово и сказать г. Прыжову, к какому роду юродивых относится наш Иван Яковлевич.
Судя по тем обстоятельствам, какие мы видели, по началу жизни, избранному Ив. Яковлевичем и продолжению ее, мы находим в нем признаки, по которым он близко подходит к Христа-ради юродивым, т. е. таким людям, которые добровольно, отрекшись от мира и от всего яже в мире, единственно из любви ко Христу и ближним, по заповеди Его, приняли на себя такой труднейший образ жизни совершенно на тот конец, как мы выше заметили, и по мнению о. Архимандрита Феодора, ‘чтобы на этом поприще вернее привлечь на себя и на ближних своих милость Божию.’ Мнение же наше, что и Ив. Яковлевич, по тем же самым намерениям, отрекся от всего земного, так часто увлекающего нас от истинного благочестия, подтверждается его действительною и настоящею нестяжательностию, о которой узнал и сам г. Прыжов и не умолчал в своей книжке. Он говорит: ‘Ему (Ив. Яков.) приносят дары, с упованием некия пользы, но он…. сам ни чем не пользуется (т. е. не наживается), а все раздает окружающим его’. Кроме того, при ‘безумном доме’, где содержится Иван Яковлевич, в честь его устроена ‘кружка’, куда доброхотные датели влагают свои лепты, на которые, как мы слышали, и содержатся все те несчастные, которые имеют счастие только жить под одной кровлей с Ив. Яковлевичем. А это разве не христианская любовь? Не соблажняйтесь, г. Прыжов и тем, если представится не совсем верному и живому воображению вашему, что это не его любовь, а как будто бы пришлая к нему от правительства, или от окружающего его культа. На все есть, была и будет воля Божия, всегда действующая и управляющая вашими делами, мыслями и желаниями ко благому. А тут-то мы и видим исполнение этой воли, где платится любовью за любовь, — а потому, мы еще должны благодарить правительство за то, что все так устроило на пользу живущих с Ив. Яковлевичем, что допустило свободный доступ к нему, за самую умеренную плату, желающим посещать его. Посадивши его в этот дом и продержавши там 43-и года, конечно и вы согласитесь, не логично было бы, и поздно уже опять выгонять его в лес или заставить его возвратиться к занятиям, какими мы обыкновенно занимаемся. Но здесь оставляем место обо всем этом подумать самому г. Прыжову.
После краткой истории об Ив. Яковлевиче, до привезения его в ‘безумный дом’, г. Прыжов продолжает рассказывать о чудесах его, уже в самом доме, раздаваемых им записочках, значении и происхождении их, загадочности их, об обращении с посетителями, наконец рисует обстановку его жилища и самый быт, который до того не понравился г. Прыжову, что у него не достало духа и рассмотреть Ив. Яковлевича. Но тут нам останавливаться не над чем, и при том, опасаясь, как бы не нарушить приличия некоторыми нескромными картинами и выражениями г. Прыжова, а если кто из читателей найдется полюбопытнее, то таковых отсылаем к самому его сочинению. Нам же показалось интереснее этого следующее место, где он, основываясь на свидетельстве князя Долгорукова о неговении Ив. Яковлевичем лет по десяти, чему мы неохотно верим, причисляет его уже самым безжалостным образом к ханжам юродам-кощунам (заметьте: он говорит это сказавши уже о его бескорыстии, а ханжи, известное дело, только и стараются о том, как бы что-нибудь у кого-либо выманить себе), у которых ‘считалось достоинством всякое кощунство над религиозными и церковными предметами’ — и на это тут же выставляет какой-то безыменный или темный факт. ‘Так, говорит он, один юродивый, рассказывается в легендах, имел обыкновение бросать в церковь каменьями.’ Кто этот юродивый? где, в каких легендах об этом рассказывается? Г. Прыжов молчит и даже не дает труда себе цитовать об этом. Почему же это так? Мы имеем право догадываться, что он это делает с нечистым намерением. Выше нами замечено, что г. Прыжов никаким юродивым не верит, даже и таким — каков был Василий Блаженный, и вот, чтобы всех юродивых подвести под один уровень и в нем как можно крепче запереть Ив. Яковлевича, он решился исказить один случай, слышанный им из жизни упоминаемого нами Блаженного, и показать его нам в том самом виде, в каком прочитали у г. Прыжова. Но чтобы читатель мог убедиться в догадках наших, приводим этот случай, от слова до слова, из краткого сказания о житии и чудесах этого Блаженного:
Егда идяше Святым мимо дому таковаго, в нем же совершахуся молевная пения, или Божественнаго писания чтения, или беседы благия о Бозе, или иное какое благое и Боголюбезное дело, абие сбираше камение, и меташе оное со осклаблением во углы онаго дома. Егда же вопрошаху его о сем мимо идущим, ибо обыкоша уже вопрошати его людие, он же со утешением абие отвещаваще им: яко оными камениями сгоняет с углов бесов, имже в таковом доме, совершаемом святынею и благотворением, пристанища не обретается, и места им внутри дома сего несть, но, изшедше, ко углам сим прицепляются. Сего ради, дабы и на углах тех они не имели себе пристанища, аз, говорил Блаженный, сгоняю их со оных, и хвалю и благодарю дому владыку, таковая добрая дела творящего, ими же изгонит весов из храмины своея. Егда же идяше мимо таковаго дому, в немже пиют вино, или песни безстудныя воспевают, или пляшут, или иное что, святыне противное творят, абие притек ко углам дому того, лобызаше оныя со слезами. Егда же мимоидущим вопрошаху его: чего вы ради таковая творил он? с плачем к ним отвещаваше: яко не подобающая христианом в сем доме творятся. Спаситель бо повеле нам непрестанно молитися, да не внидем в напасть, а не суетными и тленными вещми и делы неподобными сего мира веселитися и тешатися. Речено бо сим негде: горе вам смеющимся ныне, яко возрыдаете и восплачете {Луки 4, ст. 25.}. Сей же дом творит таковая днесь, и изгоняет от себе блюстителей и хранителей своих, от купели святой на соблюдение нас приставленных к нам святых Ангелов, имже и места тамо не обретается: иже не терпяще таковых деяний непотребных, седят на углах сих скорбны и унылы, и сего ради аз лобызах их. Вам же мнится, яко самыя те углы лобызах. Несть тако, но Ангелы лобызах, и молях их, да помолятся они о тех человецех, к нимже пристлвлени суть от Бога ангелы, да спасутся и не погибнут. И слышавше людие сия от него, умиляхуся сердцы своими, и благодариша его за сие. И ни единаго еже творимого им действия оставляху без вопрошения {Кратк. сказ. о жиз. и чудес. св. Бл. Василия. Москва. 1857 г. стр. 27.}.
Вот как было дело, г. Прыжов, а не так как вы изобразили его в двух строках своих! После этого примите наш благой совет: лучше не верить, нежели искажать факты, безопаснее оставить пророчества или предсказания Ив. Яковлевича, без исследования, нежели называть его лжепророком.
В свою очередь, г. Прыжов и некоторые из читателей могут спросить нас: кто же, наконец, Иван Яковлевич?
Теперь отвечать уже нам не трудно: данные у нас готовы, которые, кажется, видели и сами читатели, остается только собрать их в одно целое и составится определение, которое и даст порядочное понятие об Иване Яковлевиче. Итак:
Иван Яковлевич, решительно говорим, не лжепророк и даже не пророк, а человек обыкновенный, получивший правильное воспитание домашнее, и весьма достаточное истинно-религиозное образование в духовной Академии, только, по настроению души своей и внушению Св. Духа, пожелавший тихого, благочестивого и безмятежного жительства в лесу, потом — насильственно лишенный скромного своего намерения и посаженный в дом безумных, где ныне бескорыстно подающий одни советы, известным ему образом, не для всех понятные, всем тем добрым людям, которые добросовестно занимаются своими житейскими делами, семейством, воспитанием детей в духе нашей православной веры и благочестия, и в постоянной заботливости сохранения этой веры, — наконец, всем тем, которые ищут успокоения, теплого сердца и доброго привета, от угнетающей их среды, в которой они не по силам и средствам обременены разными заботами, трудными и неудобовыносимыми.
Вот кто такой, по нашим понятиям, Ив. Яковлевич!
Но книжка г. Прыжова еще не кончилась. Он, говоря об Ив. Яковлевиче и беспощадно осуждая его, точно так же, на следующих страницах, бесцеремонно и жестоко поступает со всеми, кои имели или имеют малейшее поползновение познакомиться с Ив. Яковлевичем. У него всем готов строгий приговор, не исключая родственников и даже своей матери (стр. 22). Он признается нам, что бабушка, тетушка и матушка его были усердными почитательницами Ив. Яковлевича, а все окружащее его, по словам г. Прыжова, есть нечисть (стр. 25), следовательно и мать — нечисть? А кто же, после этого, будет сам г. Прыжов?? Пусть же, скорый и великий мастер на решения и осуждения, потрудится уже разрешить нам — сам и эти вопросы!
Наконец, г. Прыжов, заключая житие Ивана Яковлевича, прибирая и приравнивая к нему других, по мнению его, сродных ему и окруженных также своим культом, который больше состоит из барынь и купчих, осуждаемых им на непроходимое невежество, как самый неистово-рьяный прогрессист кричит: ‘Воскресных школ! Бога ради воскресных школ на каждом углу’!! И что же? Тут же, только на другой странице, как в некую нечистую яму низвергаясь вниз головою, впадает в сильное себе противоречие. Он говорит, что 33-и письма, приложенные к книжке его, взяты им у одной дамы, бывшей воспитанницы Екатерининского института, имевшей 20 лет сношение с Ив. Яковлевичем, следовательно, образованной и давнишней почитательницей его. Что же теперь, по мнению г. Прыжова, выше: Институты, или Воскресные школы? Как вы думаете, читатель? Вижу, что вам не разрешить этого вопроса, а я скажу вам: чтобы истинно образовать себя и не быть почитательницами и почитателями Ив. Яковлевича, так надобно ходить для того в Воскресные школы, а Институты закрыть. Вот об чем толкует вам г. Прыжов! Так ли г. автор жития Ив. Яковлевича? Да? Ну и finis coronat opus!
Прекрасные почитательницы Ивана Яковлевича! На долю вашу больше всех пришлось выслушать упреков от г. Прыжова и потерпеть от него унижения. Примите же этот малый труд мой с тою любовию, какою вы всегда готовы, от нежного сердца вашего, награждать всякое доброе дело. Пусть он послужит вам опровержением взводимой от г. Прыжова клеветы на вас и истинным объяснением об Иване Яковлевиче.
Что же сказать нам самому Ивану Яковлевичу?
‘Блажени, говорит Спаситель наш Иисус Христос, изгнаны правды ради, яко тех есть царствие небесное. Блажени есте, егда поносят вам и ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще мене ради‘ {Матф. гл. 5, ст. 10 и 11.}.
Вот вам, от нас и утешение, осужденный старец!