Прошлое и настоящее монголовъ.
Прошлое и настоящее монголовъ.
(Путевыя впечатлнія по Монголіи).
Н. Ядринцевъ.
‘Русская Мысль’, кн.III, 1890
Прошлое и настоящее монголов, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1890
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Экспедиція моя въ Монголію лтомъ 1889 года имла цль какъ этнографическую, такъ и археологическую, поэтому, передавая свои впечатлнія и наблюденія въ Монголіи, позволю себ остановиться столько же на прошломъ, какъ и настоящемъ Монголіи.
Мое вниманіе и изслдованіе остановились на стран и на мстности, откуда низвергались нсколько столтій на Европу орды дикихъ народовъ. Это была мстность въ вершинахъ Орхона, гд былъ центръ монгольской имперіи, ея могущества, здсь мы нашли еще развалины монгольскихъ столицъ.
При воспоминаніи о томъ, что когда-то европейскій міръ трепеталъ предъ нашествіемъ гунновъ, Чингиза и Тамерлана, что эти орды варваровъ угрохали всходамъ европейской цивилизаціи, наводили ужасъ на Европу, естественно являлся вопросъ, что же такое представляютъ нын монголы? Не угрожаетъ ли еще разъ нашествіе на Европу изъ Азіи, или это уже невозможно боле? Но тогда желательно имть въ этомъ увренность, а для этого необходимо изученіе сосднихъ намъ странъ, и Монголія особенно, какъ бывшей метрополіи этихъ ордъ. Какія измненія произошли здсь, что такое составляютъ монголы и что осталось отъ прежней воинственной Монголіи?— вотъ вопросы столь же любопытные для этнографа, какъ и для историка.
Было время, когда страхъ и отвращеніе къ варварамъ охватывали Европу. Эти люди считались тогда дьяволами, посланными въ наказаніе. Поэтому среди возбужденныхъ страстей не было мста изученію быта этихъ варваровъ. Осталось также темнымъ въ исторіи, что двигало ими, что были за причины, которыя выкидывали изъ внутренней Азіи, какъ изъ кратера, волны народовъ? что за причины были великаго переселенія народовъ изъ Азіи въ Европу? Теперь на эти вопросы, остающіеся темными, можно отчасти отвтить, изучая бытъ кочевыхъ народовъ.
Этнографія, въ связи съ археологіей, можетъ возстановить любопытнйшую страницу человческой исторіи.
10 іюня мы выступили верхами, съ вьюками, изъ Кяхты, по Селенг и Орхону, въ глубь Монголіи, по направленію къ Хонгою. Пересъ вами раскинулась горная Монголія, съ степными голыми плато. Горы сначала покрывались хвойнымъ лсомъ на сверной сторон, а потомъ и этотъ лсъ исчезъ. Мы увидли волнистую степь, по ней неслись бойкіе монгольскіе всадники въ яркихъ костюмахъ: красныхъ и синихъ халатахъ, въ китайскихъ шапочкахъ съ лентами, тянулись верблюды, богомольцы въ монастыри съ своими палатками, а по почтовой дорог прыгала двухколесная китайская повозка съ поперечнымъ дышломъ, которое кладется на шеи степныхъ бшеныхъ лошадей. Мы провели первую ночь въ юрт у монгола, служившаго у кяхтинскаго заргучея въ канцеляріи. Этотъ чиновникъ жилъ совершенно по монгольскому обычаю. Онъ всякій день здилъ въ Кяхту на службу, но ни малйшаго вліянія русскаго осдлаго центра на немъ не было замтно. Онъ былъ одтъ по монгольской мод, съ китайскими аттрибутами. Коронка его шляпы была украшена китайскимъ перомъ. Ткань на плать — китайская. Юрта его была обыкновенная монгольская, съ очагомъ и котломъ посредин. Мы пили кирпичный монгольскій чай съ молокомъ. У главной стнки юрты, передъ входомъ, теплился фонарь передъ маленькимъ буддійскимъ алтаремъ, который украшаетъ вс монгольскія юрты, онъ уставленъ бронзовыми бурханами, жертвенными чашечками, колокольцами, ачирами, ручными буддійскими молитвенными мельницами, сабурганами (пирамидками) и т. п. Въ юрт присутствовала хозяйка въ халат изъ китайскаго шелка, въ серебряномъ убор, волосы ея были веромъ, но бокамъ нарочно склеены клеемъ съ серебряными поперечниками, а дале спускались сплетенные на грудь.
Нечего удивляться роскошному костюму монголовъ,— вы видите также щегольскія одежды бурятъ: шелковые халаты, серебряныя украшенія, китайскіе ножи блестятъ на нихъ. Но все это покупное, и привозная мануфактура — отъ китайцевъ, отчасти въ Монголію идетъ и наше русское сукно.
Одного недостаетъ при этомъ щегольств: опрятности и блья,— монголъ и монголка часто предпочитаютъ обходиться безъ рубашки или носить синюю дабовую распашонку (кофту), которую никогда не мняютъ. Роскошь кочевника поэтому обманчива. Только когда совершается у полудикарей переходъ къ земледлію и осдлости, въ лсахъ вы видите утилизацію крапивы, дикой конопли и льна, — здсь является тканье и блье. Это важный культурный шагъ, котораго недостаетъ у кочевыхъ скотоводовъ {См. ваше Описаніе быта черневыхъ татаръ въ Алта. Зап. Географ. Общ. 1880 г.}.
Что касается типа монголовъ, то при изученіи типа народовъ урало-алтайской группы замчается, что группа эта, выдляясь рзко отъ средиземцевъ, семитовъ, индо-европейцевъ, сама себ представляетъ разнообразіе.
Что касается центральной Монголіи, то и здсь единство типа не везд сохранилось.
Типическія монгольскія лица сохранились лучше среди бурятъ и даже якутовъ. Но въ центр Монголіи есть признаки смси съ другими племенами. Правда, вс смуглы и блондина мы не видли, но въ очертанія лица, формъ глазъ и проч. видны переходныя и смшанныя черты, также какъ и у китайцевъ. И это понятно: монголы смшивались съ другими племенами. Исторія нашествій и притокъ плнныхъ породили смсь. Лица монголовъ бываютъ даже сравнительно красивы. Женщины-монголки боле монголообразны и безобразны.
По мр нашего отдаленія отъ границы мы все боле знакомились съ нравами Монголіи. На второй уже день степь дала намъ монгольское зрлище. Степь была усяна всадниками. Они неслись по степи, причемъ двушки и женщины соперничали удалью съ мужчинами,— и. все это тянулось въ одномъ направленіи. Мы слдовали въ томъ же направленіи въ жаркій лтній день. Около полудня мы наткнулись на праздникъ и были свидтелями монгольскихъ олимпійскихъ игръ. Густая толпа народа расположилась на холм, гд былъ поставленъ ‘омбонъ’. Омбоны украшаютъ весьма часто холмы, горы и степи Монголіи. Это — или шалаши изъ втвей, или срубы. Они служатъ буддійскими часовнями ламаистовъ, гд совершается временами богослуженіе, въ остальное время это мста священныя. Посл богослуженія здсь обыкновенно совершаются игры и бга. Надъ этимъ мстомъ, какъ мы замтили издали, носилась стая птицъ, ястребовъ. Когда мы подъхали (богослуженіе кончилось и были игры), то увидли въ сред сидящихъ зрителей монгольскихъ властей, расположенныхъ кругомъ борцовъ въ оригинальныхъ костюмахъ. Одного изъ этихъ борцовъ вспрыскивали водой: съ нимъ было дурно. Борьба совершалась но всмъ правиламъ и съ весьма торжественною обстановкой. Борцовъ выходило дв пары, при каждой пар была пара ассистентовъ или секундантовъ, которые наблюдали за борьбою, и, въ случа нарушенія правилъ, могли остановить ее. Борцы были почти голые, только въ небольшомъ пояс и въ особой куртк, покрывающей спину и часть рукъ, но въ сапогахъ. Борцамъ позволялось хвататься за эту куртку сзади. Стальные, сильные мускулы атлетовъ, молодыхъ людей, щеголевато показывались. Борцы выступали съ извстными жестами, въ тактъ, и сходились, наклонясь, затмъ они сцплялись. Долго шла борьба, кончившаяся побдою, причемъ соперника опрокидывали сразу. Посл этого борецъ-побдитель кидался и падалъ ницъ передъ омбононъ, часовней, затмъ вставалъ, подходилъ, накладывалъ руки на побжденнаго соперника въ вид примиренія я съ гимнастическими жестами начиналъ длать прыжки и присдать, подходя къ распорядителямъ, экспертамъ и почетнымъ гостямъ. Нсколько монголовъ на табличкахъ записывали имя побдителя. Борецъ подходилъ, съ благоговніемъ протягивая горсть, къ начальникамъ. Передъ ними стояли чашки съ мелкимъ сыромъ, которымъ они и одаряли побдителя. Онъ бралъ только часть въ ротъ, остальное бросалъ на воздухъ, какъ бы символъ жертвы. Сыръ разсыпался по полю, а дикіе ястреба, кружившіеся надъ головами, быстро мчались надъ ареной и уносили добычу. Это шныряніе ястребовъ среди толпы людей, составляя живописную часть картины, выражало также и отношеніе человка къ животному міру. Птица не боится здсь человка, потому что буддистъ не бьетъ ее. На насъ смотрли съ нкоторымъ сожалніемъ, когда мы охотились. Дичь бродила стадами по полямъ, какъ въ Австраліи, такъ что стыдно ее было стрлять. Журавли и величественные лебеди ни мало не стснялись приближеніемъ человка, въ чемъ мы убдились на Угейнор.
Беречь птицъ — древній буддійскій обычай. Нельзя не видть въ этомъ смягченія нравовъ въ дикой Монголіи, принесеннаго прямо буддизмомъ.
Это жалостливое отношеніе къ животнымъ и птицамъ очень трогательно разсказывается въ легенд о Сакъ-Ямуни. Когда этотъ великій основатель буддизма, человкъ страшно чуткій и геніальный, шелъ разъ съ Дравагадой по полю, его спутникъ пустилъ мткую стрлу въ летящаго лебедя. Лебедь палъ пронзенный въ ногамъ основателя буддизма. Эта блая прекрасная птица теперь была окровавленною. Изумленіе и чувство отвращенія охватило Сакъ-Ямуни. Тогда Сакъ-Ямуни взялъ стрлу и укололъ себя, и онъ въ первый разъ почувствовалъ боль и понялъ человческое страданіе. Онъ убждалъ съ тхъ поръ никому не длать вреда, даже животному. Въ этой поэтической индйской легенд сказался гуманизмъ буддійской философіи. Мы видли, что буддисты строго выполняютъ это: не бьютъ птицъ, не ловятъ рыбы, а когда-то во времена шаманизма это были завзятые охотники, извстные въ исторіи грандіозныхъ охотъ монгольскихъ хановъ. Охотничьи соколы вывозились изъ Монголіи. О нихъ упоминаетъ Марко Поло, Пляно Барпини и Рубриквистъ.
Докончимъ теперь разсказъ объ олимпійскихъ играхъ монголовъ. Он, какъ видно, составляютъ остатокъ торжественныхъ собраній. Какъ борцамъ, такъ спортсменамъ и конямъ, выставляемымъ для скачки, ведутся списки, а скачкамъ — лтописи. Баждый хошунъ и родъ гордится своимъ представителемъ — конемъ на скачкахъ. Скачутъ обыкновенно мальчики верстъ 10 и 15.
Мн передавалъ нашъ консулъ въ Ург объ особенной торжественной обстановк скачекъ и борьбы въ Ург. Он длятся нсколько дней. Хошуны выставляютъ до 2,000 борцовъ. Борьба идетъ три дня. Побдители борятся парами между собою, изъ нихъ избирается 30 лучшихъ борцовъ, имъ предоставляется еще состязаться и въ конц остается 13. Тогда-то происходитъ, говорятъ, самое интересное зрлище. Силачи нердко уступаютъ ловкимъ. На бга является 2,000 всадниковъ изъ разныхъ аймаковъ. Вс они отличаются цвтными костюмами и составляютъ эскадроны. Скакуны составляютъ гордость волостей и хошуновъ.
Кром скачекъ и борьбы, у монголовъ существуетъ еще соперничество въ стрльб изъ лука. Лукъ — древнее монгольское оружіе и доведенъ до совершенства. Онъ состоитъ изъ рога и склеенныхъ жилъ, а тетивы обвиты проволокой. Стрльба производится на большихъ разстояніяхъ. Въ Ургу съзжаются иногда стрлки, и это упражненіе изображено на фотографіи, сдланной г. Соловьевымъ, которую мы имемъ.
Вмсто мишени, употребляются кожаныя кольца, наложенныя группами. Есть стрлки чрезвычайно мткіе. Прежде подобная стрльба была верхомъ. Нын лукъ замняется везд китайскими ружьями, часто съ фитилемъ. Такую коллекцію ружей мы видли на праздник въ монастыр Эфдени-Цзу.
Чмъ дальше мы двигались но Монголіи, тмъ характеръ ея выступалъ рзче и опредленне. По об стороны Орхона тянулись горы, сама Монголія представляла возвышенную мстность отъ 2,000 до 4,000 и 5,000 футовъ. Исключая главныхъ рчныхъ долинъ, остальная мстность — голая и безводная, рдки даже ключи, такъ какъ мста безлсны, и эти ключи пересыхаютъ въ средин лта. Мстность оказывается поэтому печальною, растительность и живописныя мста появляются только въ Альпійскихъ мстахъ, какъ, наприм., въ вершинахъ Орхона и между Ургой и Кяхтой. За то повсюду обиліе степныхъ пастбищъ, что способствуетъ кочевому хозяйству. Способы передвиженія монголовъ со стадами просты: на кон, на верблюд и на двухколесной телг. Телга эта крайне первобытна, она на двухъ колесахъ и съ вертящеюся осью. Прежде, однако, были телги, на которыхъ ставилась юрта, но теперь он исчезли. Переходы монголовъ на верблюдахъ и коняхъ весьма быстры. Монголъ — неутомимый здокъ и при этомъ обладаетъ сноровкой. На Оріон мы соединились съ монголомъ-ламой. Согоръ оказался неоцненнымъ проводникомъ для насъ. Онъ насъ вывелъ на р. Толу по высокимъ хребтамъ съ Хора-Гола. Мы прошли безъ отдыха, т.-е. безъ дневокъ, до 400 верстъ. Движеніе начиналось съ ранняго утра, а иногда ночью, въ 2 и 3 часа, затмъ около 11—12 часовъ отдыхъ часа два-три, а затмъ опять походъ до 8 и 9 часовъ вечера. Въ горахъ около Хора-Гола намъ пришлось длать большіе переходы, такъ какъ нужно было проходить безводную мстность. Монголъ былъ въ высшей степени предусмотрителенъ. Иногда лошади проводили ночь на свжей трав, но безъ питья. Монголъ во время зды длаетъ легкіе роздыхи. Пройдя верстъ 15, онъ садится около коня на корточки и отдыхаетъ минуть десять. Когда онъ детъ съ монголкой, то они сидятъ въ компаніи, и эти всадники, сидящіе на корточкахъ и держащіе въ поводу лошадей, составляютъ обыкновенную картину. Монгольскія женщины также выносливы въ верховой зд. Монголу сдлать заразъ 50 — 60 верстъ подрядъ не составляетъ дурости, между тмъ какъ подобныя экскурсіи насъ приводили въ утомленіе. Монголъ же, длавшій съ нами 50 и 80 верстъ, еще отправлялся въ гости. Монголъ любитъ здить вскачь, а не рысью, и это гарцованье составляетъ любимое занятіе въ степи. На гладкихъ плато и степяхъ мы сами испытали всю легкость и наслажденіе зды по гладкой поверхности, какъ по паркету. Перевалы черезъ хребты очень легка и представляютъ особую поэзію. Здсь открываются воздушныя выси панорамы, воздухъ чистъ и прозраченъ, онъ дйствуетъ животворно на духъ человка и придаетъ ему бодрость и горделивость. Нечего говорить, что привязанность у монгола къ верховой узд и къ коню очень сильна. Это — его гордость и щегольство. Монгольскій всадник очень красивъ и ловокъ. Легкость передвиженія и создала когда-то такую кавалерію, которая облегчила монголамъ покореніе міра. Марцелинъ, Тьери и другіе описываютъ гуннскія и монгольскія орды всадниковъ, появляющіеся, какъ демоны, внезапно то здсь, то тамъ. Переходы и быстрота монгольской конницы поражали европейскихъ кавалеристовъ. Тяжелое рыцарство, на своихъ тяжелыхъ коняхъ, въ желзныхъ и стальныхъ доспхахъ, само собою, не могло соперничать съ легкими монголами, которые накидывали арканы на неподвижныхъ всадниковъ и увлекали ихъ съ коней. Угнаться за ними было невозможно. Пышные рыцари, въ тяжелыхъ доспхахъ, гордые и храбрые на турнирахъ, заслуженные въ крестовыхъ походахъ, падали на поляхъ и не могли удержать стремительнаго движенія монголовъ въ Европ.
Обстановка монгола, благодаря постоянному передвиженію, крайне проста и бдна, но она очень компактна и приноровлена къ переноск. Юрта — обыкновенная принадлежность его обихода. Несмотря на простоту этой кочевой обстановки, въ ней приходится все изучать тщательно. Юрта — это одно изъ совершеннйшихъ, незамнимыхъ передвижныхъ жилищъ. Она быстро складывается, состоитъ вся изъ складныхъ частей. Куполообразная форма ея сопротивляется втру. Отверстіе наверху замняетъ окно и трубу. Въ отверстіи находится круглая рама, ‘чегарокъ’, онъ бываетъ складной, изъ стрлъ, остроумно спаянныхъ. Кочевникъ со всмъ обиходомъ можетъ собраться и навьючиться въ полчаса. Это — вчный вояжеръ, хозяйство котораго въ разныхъ дорожныхъ нессесерахъ. Поэтому все здсь цлесообразно. Кочевое хозяйство и пріемы ухода за скотомъ также достойны тщательнаго изученія. Небрежно и высокомрно поэтому относиться къ кочевому хозяйству — напрасно. Напомнимъ, что заслуга номада и кочевника состоитъ въ томъ, что своимъ тщательнымъ уходомъ онъ намъ далъ домашнее окивотное, а это была цлая эпоха въ развитіи человчества. Какъ бы ни была проста, груба, первобытна и грязна обстановка’, надо видть въ ней, все-таки, извстную стадію прогресса. Поэтому мы не можемъ, стоя на научной почв, раздлять тхъ взглядовъ отвращенія и пренебреженія къ кочевникамъ вообще, которые вносятся туристами, говорящими о монгольской грубости и нечистоплотности. Кочевой бытъ номадовъ имлъ свое значеніе въ исторіи человчества. Благодаря ему, можетъ быть, совершилось такъ быстро разселеніе народовъ и племенъ по лицу земли изъ ихъ прародины — Азіи. Недаромъ Катрфанъ, въ своемъ послднемъ сочиненіи Vorigine de la race humaine, указываетъ, какъ человкъ шелъ за мамонтомъ. У кочевыхъ народовъ завязались, благодаря передвиженію, боле постоянныя торговыя сношенія, и корабли пустыни дали возможность въ древнйшія времена сообщаться Аравіи и Индіи съ сверомъ Азія и съ Европой. Согласно указанію китайской исторіи, къ сверу отъ Хонгоя, за 2,200 лтъ до P. X., находились кочевые народы хунь-гой, впослдствіи получившіе различныя названія: сянь-юнь, гуй-дюнь, ядь-юнь, хунну (что не слдуетъ смшивать съ динами), сяньби, жу-жунь, тулга, кидонь, наконецъ, тотань и монголъ. Татары и монголы были сосдними племенами до XIII в. и какъ бы принадлежали къ одной втви. Недаромъ около ордъ Чингиза были патнаны, керапты, хопхо, упгуры (племена турецкія). Татары и монголы то враждовали, то соединялись и шли на Европу. Гд была первая родина монголовъ, гд они первоначально имли отечество до XIII в.— остается вопросомъ спорнымъ и неизвстнымъ. Одни отводятъ имъ мста къ сверу отъ Гоби, другіе думаютъ, что они обитали прежде къ сверу у берега Байкала и потомъ передвинулись южне. Основой свернаго ихъ происхожденія кладутъ родство бурятъ съ монголами. Въ историческое время XII и XIII в. мы застаемъ ихъ между бассейномъ Амура и бассейномъ Орхона, т.-е. по Онону и Керулену, между манджурскими и тюркскими племенами. Они вытснили послднихъ. При разсмотрніи этого темнаго вопроса, на происхожденіе монголовъ можетъ указать отчасти ихъ культура. Мы видимъ у нихъ слды кочевой степной жизни, издавна сложившейся. Видно, что они обитали въ степяхъ, а не въ горныхъ и лсныхъ полосахъ Хонгоя. Они не знаютъ дерева и не умютъ его употреблять (ихъ топливо — аргалъ, остатки помёта). Они не умли обдлывать камня, не любятъ горъ и предпочитаютъ долины и плато. Они умютъ обходиться при крайне ограниченномъ количеств воды. Скотъ ихъ воспитанъ на степной трав и способенъ къ лишеніямъ. Все это говоритъ, что они привыкли обитать среди скудной природы, и именно около окраинъ Гоби, гд и теперь разселились ихъ потомки. Горная Монголія — Хонгой съ лсною переходною полосой — былъ населенъ когда-то другимъ народомъ, народомъ другихъ привычекъ, другой культуры. На это указываютъ оставшіеся древніе памятники въ вид каменныхъ могилъ и историческія указанія въ турецкой и китайской литератур.
Привычки и складъ жизни монголовъ носятъ печать жителя пустыни. Вс обвиняютъ монголовъ въ нечистоплотности, въ томъ, что они не моются. Дйствительно, путешественнику приходится удивляться этой нечистоплотности. Но мы мало вникали въ причины этого. Во многихъ мстахъ во время кочевки воду приходится привозить ведерками, бадьями и дорожить ею. Воду употребляютъ въ юрт для варки чая, пищи, и роскошествовать не приходится. Мы нашли указанія даже на религіозный предразсудокъ. Когда Чингизъ-ханъ вызвалъ къ себ китайскаго философа, даоскаго монаха Чонь-Чуня, тотъ обратился съ слдующею рчью къ Чингизъ-хану: ‘Горный дикарь слышалъ, что подданные твои лтомъ моются въ ркахъ, не моютъ платья, не длаютъ войлоковъ и запрещаютъ собирать въ пол грибы,— все для того, что боятся небеснаго гнва (изъ боязни быть убитымъ громомъ), но это не составляетъ уваженія къ Небу’ (Путешествіе Чонъ-Чуня, переводъ Палладія въ Запискахъ пекинской миссіи).
Исторія кочеваго быта и кочевая культура въ исторіи человчества представляютъ различныя стадіи и переходы. Ныншній бытъ монголовъ не похожъ на древній. Въ древнія времена, благодаря простору, кочевья не имли границъ. Кочевникъ двигался неопредленно, въ прямомъ направленія. Кочевья хунну описываются въ такомъ род. У монголовъ были кибитки ша телгахъ, и китайцы упоминаютъ о народ, имющемъ высокія телги — гоо-че. Еще при Чингизъ-хан юрты были на телгахъ, движенія громадны и неопредленны, но понемногу кочевой маятникъ долженъ былъ сокращаться. По мр увеличенія населенія, кочевники стали дорожить пастбищами. Районы пастбищъ раздлялись по племенамъ. Увеличиваніе каждаго племени побуждало на захватъ чужихъ сосднихъ пастбищъ. Вотъ начало раздоровъ и войнъ, которые занесены въ исторію Азіи и которые были началомъ передвиженія. Ордами двигали сначала, какъ видно, экономическіе стимулы, въ связи съ кочевымъ бытомъ. Захваты пастбищъ создаютъ силу и могущество одной орды надъ другою. До появленія монголовъ на историческомъ горизонт, мы видимъ другихъ кочевниковъ, предшественниковъ ихъ, завоевавшихъ Китай, а именно хунну, киданей. На почв народно-экономической борьбы появляются понемногу политическія самолюбія. Чингизъ, вторгшійся съ Керулена въ землю кераптовъ и напмоновъ вроломно поступившій съ своимъ благодтелемъ и зятемъ, кераптскимъ ханомъ, обольщается успхами завоеванія и понемногу является завоевателемъ-честолюбцемъ, топчущимъ и чужихъ, и своихъ. У монгольскаго сотника внезапно является политическое тщеславіе, какъ у Наполеона, покорить міръ. Это появленіе политическихъ самолюбій у варварскихъ народовъ не составляетъ рдкости. Для этого не нужно высокаго умственнаго развитія, а нуженъ характеръ, воля и извстная ловкость. Нечего удивляться монголамъ, когда впослдствіи и у народовъ цивилизованныхъ проявлялись эти инстинкты тщеславія покорять народы силою,— тщеславія, стоившаго столько крови и горя.
Кочевыя племена, при своихъ свойствахъ, представляли благопріятные элементы, чтобы двинуть ихъ куда угодно. Кочевой бытъ являлся чрезвычайно удобнымъ для осуществленія завоевательныхъ стремленій. Онъ подготовилъ прекрасную передвижную кавалерію. Кочевникъ не боялся за свое отечество, ибо у него его не было. Стада, какъ и семьи, слдовали за нимъ или находились у покоренныхъ. Завоеванные принимались въ ряды и усиливали армію. Такъ увеличивалась лавина, шедшая на Европу. Здсь кочевой бытъ создалъ бды.
Въ XIII в. къ монгольскимъ владыкамъ, основавшимъ столицу на Оріон на мст уйгурскаго города Каракорума, тянулись изъ Европы трепещущіе посланники. Сюда шли францисканскіе монахи отъ Людовика Святаго, миссіи папы Иннокентія IV, сюда являлись венеціанцы, какъ Марко Поло, Ярославичи, греческіе монахи, армянскіе принцы и нормандскій епископъ изъ Руана.
Эту долину, спустя много столтій, суждено было постить намъ. Ее безъ трепета приближались мы къ этимъ мстамъ, когда завидли синющія развалины Хора-Болгосуна (Чернаго Города) {Развалины Хора-Болгосуна находятся на 50 в. южне оз. Угейнора. Каракорумъ находился, но всмъ показаніямъ, въ долин Орхона. Вся эта долина на юг носитъ слды городовъ и зданій.}. Передъ нами встали въ этой пустын историческія воспоминанія. Цлые мсяцы шли сюда европейскіе миссіонеры, не зная, какая судьба ожидаетъ ихъ передъ лицомъ могущественнаго хана. Здсь бдный Рубрюкъ дрожалъ отъ холода на высотахъ Хонгоя и дрожалъ отъ страха предъ лицомъ азіатскаго владыки. Здсь искалъ убжища среди дикихъ ордъ гонимый несторіанинъ, разносившій христіанство въ сверныхъ степяхъ Азіи. Теперь здсь лежали развалины и земляные валы того дворца и города, которые строили плнные китайцы, туркестанцы и соперничавшіе съ ними персіяне. Сюда, въ дальнія степи, увлечены были европейскіе плнники. Парижскій золотыхъ длъ мастеръ Вильямъ-Буше длаетъ здсь Монгу-хану великолпное серебряное дерево, съ змями, откуда лилось вино, кумысъ и медъ во время пировъ {Вiblioteque Orientalе, Guillaume de Bubrouck: Becit de son voyage, 1877, p. 33. Marko Polo, Patier.}. Здсь были плнницы, приведенныя изъ Венгріи, француженка изъ Метца, замужемъ за русскимъ. Здсь было много европейскихъ христіанокъ, ютившихся около несторіанъ. Сотни азіатскихъ посланниковъ сбирались сюда на ‘курилтай’ — собраніе монголовъ изъ Индіи, изъ Персіи и Битая. Здсь шли пиры, свершались казни, лилась кровь и трепетало полміра передъ монгольскимъ завоевательнымъ геніемъ.
Хотя періодъ, въ который татары фигурировали на міровой сцен со времени вторженія, не заключаетъ боле двухъ столтій, однако, побды были столь велики, и господство столь обширно, имло такое вліяніе на Азію и Европу, что нтъ другой исторіи, которая представляла бы подобный примръ въ такое короткое время. Впіапгіег говоритъ (Les Mongoles d’aprè,s l’histoire armnienne): ‘Съ начала вещей до нашихъ дней, — восклицаетъ китаецъ-авторъ Буанъ-и,— никакое могущество варварской націи, которая когда-либо существовала, не можетъ быть сравнено съ могуществомъ монголовъ. Мы видли, какъ уничтожали они людей и царства, какъ стебли травы, которую скашиваютъ и бросаютъ. по втру. Увы! до какой степени могущества поднялась эта варварская нація отъ той незамтной точки, на которой она находилась, до той, на которой она теперь’ (такъ говоритъ комментаторъ Куанхъ-му).
И вотъ этотъ-то народъ мы нашли въ той же долин почти неузнаваемымъ. Мы часто были свидтелями монгольской пастушеской идилліи, когда монголки вечерами связывали овецъ и доили ихъ, а дти играли и валялись на спинахъ покорныхъ животныхъ, точно также мы были свидтелями, какъ самъ монголъ, прежній господинъ, преклонялся униженно и ласкалъ самаго, маленькаго китайскаго чиновника.
Характеръ стараго, жаднаго монгола выражался разв только въ томъ безцеремонномъ попрошайничеств, которое было отмчено Рюбрюкомъ и которое, какъ мы убдились, сохранилось до сего времени. За то монголъ до нжности проникнутъ любовью къ скоту и особенно къ уходу за молодымъ скотомъ. Ягнята держатся въ юрт, а во время бури и дождя барановъ стараются прикрыть и согрть собственными шубами, хотя сами хозяева дрогнутъ. Намъ немало предстояло непріятности въ бурную ночь имть сосдство съ этими мокрыми животными, и нердко мы вынуждены были вести съ ними борьбу изъ-за ложа. Пастушескіе нравы, пастушеская идиллія стали удломъ монгола. Несомннно, что современный монголъ уже иной по характеру. Онъ до того миренъ и апатиченъ, что это дало поводъ одному изъ путешественниковъ и знатоковъ Монголіи, профессору А. М. Позднееву, сдлать предположеніе, что монголы собственно и прежде неспособны были играть той роли въ завоеваніяхъ Европы и Азіи, которая имъ приписывается. Можетъ быть, здсь есть доля истины, но скоре исторической, чмъ этнографической. Монголы дйствительно совершали свои походы и нашествія не одни. Извстно, что въ передовыхъ отрядахъ Чингиза были татары-тюрки. Сама Монголія называлась Татаріей. Покоряй царство за царствомъ, монголы везд рекрутировали войска, подкрпляли себя покоренными народами и посылали ихъ покорять другіе народы. Какъ огромная лавина, по мр движенія, увеличивались полчища Чингиза. Отсюда его громадная армія. Нтъ сомннія, что армія монголовъ была разнородная, составная: это была армія покоренныхъ рабовъ, шедшихъ подъ страхомъ и, въ то же время, привлекаемыхъ жаждой добычи. Но при всемъ томъ нельзя отрицать, что иниціатива движенія и завоеванія принадлежала монголамъ. Ныншняя пастушеская, мирная Монголія, покорно преклоняющаяся передъ властью Китая, не даетъ основанія отрицать того, что когда-то въ этомъ народ проснулся воинственный духъ и завоевательные инстинкты. Это бывало со многими пастушескими народами. Затмъ остается вопросъ: что же измнило монголовъ и Монголію? Нтъ ли наглядныхъ фактовъ въ ихъ исторической судьб въ XIII в.? Съ одной стороны, мы видимъ ихъ сжатыми и усмиренными среди двухъ могущественныхъ сосдей: Россіи — съ свера и Китая — съ юга. Посл ожесточеннаго сопротивленія кровь монгола остываетъ, и онъ превращается въ мирнагр пастуха. Съ другой стороны, въ XVI стоя, въ Монголіи водворяется буддизмъ и измняетъ нравы. Это отмчаетъ и китайскій историкъ: ‘Сначала халхасцы,— говоритъ онъ,— постоянно были первыми храбрецами на свер Шамо. Впослдствіи, поддавшись внушеніямъ ловкихъ ламъ, они предались изученію санскритскихъ (т.-е. тибетскихъ или буддійскихъ) молитвъ и отвыкли отъ военныхъ упражненій, сверхъ того, народъ былъ преданъ пьянству и отъ этого произошли взаимныя междоусобія. Этимъ воспользовалисъ алюты’ (извлеченіе изъ Шенъ-У-Цзю). Какъ бы то ни было, Монголія теперь усяна буддійскими монастырями. Эти монастыри — единственныя мста осдлости и они хе проводники буддійской культуры, явившейся изъ Тибета.
Ламаизмъ или буддизмъ для монголовъ явился высшею религіей, онъ служитъ источникомъ знанія, онъ далъ монголу грамотность, великолпіе буддійскаго служенія, приковалъ дикаго кочевника. На фотографіяхъ, привезенныхъ изъ Монголіи, можно видть обстановку и изукрашенныя кумирни въ Монголіи. Но я не могу не подлиться впечатлніемъ буддійскаго богослуженія, видннаго мною въ центр Монголіи, въ монастыр Эрделу-Цзу.
14 іюля, въ лтній жаркій день, мы подъзжали къ этому монастырю. Мы увидли толпы всадниковъ и богомольцевъ, тянувшихся къ монастырю съ разныхъ концовъ. Въ монастыр была масса народу, до 2,000 ламъ съ разныхъ концовъ Монголіи съхались на торжество. Здсь были мать и жена Туціету-хана въ великолпныхъ одеждахъ съ вызолоченными уборами. Сюда явились торгоуты съ Дзайсана, олеты и другіе монголы. Около кумирни, даже на зданіяхъ флигелей, лпился народъ. Давка и тснота были страшныя. Но въ общемъ картина была блестящая. Это все, что могла дать современная Монголія съ своею буддійскою культурой. Надзор древней кумирни, изукрашенной буддійскими святынями, были раскинуты шатры и балдахины. Подъ балдахинами сидли духовенство и музыканты. Слышались звуки торжественной музыки, состоящіе изъ сочетанія колоссальныхъ трубъ, раковинъ, подобія кларнетовъ, тарелокъ и двухъ дюжинъ колоссальныхъ барабановъ. Все это звучало и наполняло молельщиковъ торжественнымъ настроеніемъ. На крыльц храма стояла стража въ алыхъ шелковыхъ халатахъ, съ тигровыми хвостами черезъ плечо. Затмъ по правую и по лвую сторону тянулись ламы, музыканты и мальчики съ подвшенными барабанами. На крыльц у колоннъ два герольда-ламы, въ великолпныхъ алыхъ костюмахъ, давали знать ввономъ тарелокъ о выход божествъ-масокъ. На возвышеніяхъ сидли на алашанскихъ подушкахъ буддійское духовенство, начальники монастырей и гегелы въ роскошныхъ богослужебныхъ костюмахъ и тіарахъ. Кругомъ цирка разввались знамена и ходоки. Толпу сдерживали ламы-полицейскіе въ красныхъ халатахъ и желтыхъ шапкахъ, съ прутьями въ рукахъ. Духовенство состояло изъ буддійскихъ монаховъ, часть изъ нихъ были изъ Тибета. Они были съ голыми, обнаженными руками до плечъ и въ тяжелыхъ коричневыхъ рясахъ, подобныхъ доминиканскимъ рясамъ, лица были бритыя, какъ и головы, огромный капюшонъ лежалъ на этихъ рясахъ. Костюмъ изображалъ простоту и строгость, только у начальника мы замтили подъ монашескою рясой золотую парчевую ткань. Во время священнодйствія настоятелю накладывали на плечи его желтую мантію, онъ надвалъ родъ римскаго шлема изъ шерстяной матеріи, въ одной рук его былъ жезлъ, въ другой — курительныя свчи, направленныя на встрчу выходящему сонму боговъ. Осанка настоятеля была величественная. Ему служили въ процессіи другіе ламы свтскіе, блое духовенство, двухъ цвтовъ — красное и желтое. Вс они были въ дорогихъ шелковыхъ костюмахъ. У монаховъ, державшихъ свчи, ротъ былъ покрытъ респираторами изъ краснаго сукна, чтобы дыханіе не коснулось священныхъ свчей. Но вотъ подъ звуки музыки начали показываться божества въ чудовищныхъ маскахъ и пестрыхъ шелковыхъ одеждахъ, увшанныя большими до пояса четками и ожерельями, въ рукахъ у нихъ были символическіе предметы. Самыя маски были изъ папье-маше, разноцвтныя (он длаются въ монастыряхъ). На головахъ шлемы съ мертвыми головами и символами буддистовъ. Движенія боговъ были медленны и торжественны. Они тихо выступали, длали круги и поднимали руки и ноги, напоминая тмъ балетные выходы. Они то поднимались на одну ногу, то опускались, и такими медленными пируэтами становились другъ противъ друга на равное разстояніе, кружились, описывали круги, сходились, расходились и въ масс представляли гирлянды, шены и всевозможныя сочетанія правильныхъ фигуръ. Эти танцы совершенно напоминали балетъ, съ тою разницей, что въ немъ было нчто мистическое, а чудовищныя маски докшитовъ замняли баядерокъ, воздушныхъ фей и балеринъ. Вс выходы ламъ сопровождались музыкой. Трубы какъ бы стонали отрывочно, раковины и гомболы звучали, затмъ начинали отбивать тактъ, звенть тарелки и барабаны. Гигантскія трубы точно издавали вздохи великановъ,— он вторили и ревли, заглушая барабаны звонъ тарелокъ, къ этому присоединился звонъ колокольчиковъ и маленькихъ барабановъ въ рукахъ высшихъ духовныхъ. Вс ламы къ звукамъ музыки присоединяли речитативъ молитвъ и ловили темпъ. Музыка въ общемъ напоминала фуги въ начал оперы и интродукціи, которыя, однако, постоянно повторялись и замирали. Выходы масокъ были многочисленны,— ихъ было до 20. Сцены и пантомимы были разнообразны. 1-й выходъ состоялъ изъ 4-хъ азыровъ, въ черныхъ маскахъ и восточныхъ пестрыхъ золотыхъ одеждахъ, совершенно отличныхъ отъ монгольскихъ. Это были представители Индіи. Во 2-мъ отдленіи явилось 4 дошита въ великолпныхъ стихаряхъ — розоваго, благо и зеленаго шелка, затмъ въ 3-мъ отдленіи — 12 мальчиковъ въ блой, обтянутой одежд, какъ въ трико. Маски ихъ изображали черепа, на бокахъ были нарисованы ребра. Они выполнили какъ бы пляску мертвецовъ. Въ 17-мъ отдленіи эти мальчики окружаютъ старика Цагалъ-Эбуге и борются съ нимъ, онъ падаетъ, сраженный ими. Въ 18-мъ — являются два старика: одинъ столтній, съ чернымъ лицомъ и желтыми волосами,— онъ падаетъ отъ безсилія. Другой, сдой, какъ лунь, еще пляшетъ и смшитъ публику. Въ 16-мъ отдленіи участвуютъ быкъ и олень. Олень очень живъ, мотаетъ головой, много пляшетъ и выполняетъ разные пантомимы около сора (буддійская эмблема міроваго зла). Быкъ неуклюжъ, но тоже танцуетъ. Животныя въ танцахъ выражаютъ свой характеръ. Въ одномъ изъ выходовъ, въ 19-мъ, появляется 12 воиновъ въ старинныхъ монгольскихъ костюмахъ: въ шлемахъ, въ кольчугахъ, но въ рукахъ ихъ уже не луки, а пищали. Они двигаются подъ торжественное пніе и по очереди стрляютъ. Наконецъ, вс маски сосредоточиваются на арен. Всхъ ихъ было до 80-ти. Он соединяются съ ламами, и начинается торжественное шествіе съ эмблематическимъ соромъ. Все это съ трубами и музыкой идетъ за стнки монастыря, и здсь сжигаютъ ‘соръ’ т.-е. эмблематическую фигуру ‘міроваго зла’. Такъ кончается празднество. Нечего говорить что это великолпное и страшное богослуженіе докшитовъ производили потрясающее впечатлніе на дикарей-монголовъ. Они падали ницъ передъ выходящими замаскированными божествами, лежали распростертыми въ пыль на арен, прикасались къ священной одежд ихъ. Видно, что здсь не только молились, но и каялись и искали исцленія. Но и кром вншняго великолпія, кром внушительной обстановки богослуженія, буддизмъ своей нравственною догмой пропиталъ монголовъ и измнилъ ихъ нравы. Останавливаясь на послдней страниц монгольской исторіи, мы можемъ только удивляться этому перерожденію. Но начало этихъ измненій мы можемъ прослдить въ довольно отдаленную эпоху. Въ то время, когда монголъ считали себя на высот своего могущества и силы, въ центр Монголіи въ столиц ея, ютились храмы. Въ Каракорум было 12 храмовъ. Магометанство, буддизмъ и несторіанство имли представителей въ монгольской столиц. Жены хана были обращены въ несторіанство. Въ храмахъ, какъ описываетъ Рубрюкъ, шли религіозные дебаты о преимуществ религій, Монгольскій міръ, незамтно для него, подчинялся другому вліянію. Дикари, разоряя государства и стирая культуру сосднихъ народовъ, сами стали подчиняться этой культур въ Кита и Тибет и восприняли буддизму Надъ физическою силой ордъ взяла верхъ другая нравственная сила. Буддизмъ посл шаманства явился самою подходящею религіей монгола. Онъ боле соотвтствовалъ его міросозерцанію. Отъ этого его распространеніе въ Монголіи. Мы видимъ среди степныхъ дикарей и у прежнихъ варваровъ пробужденіе духовныхъ потребностей. Это весьма важный признакъ. Онъ показываетъ, что сила идеи можетъ восторжествовать надъ самымъ грубымъ варварствомъ, это служитъ важнымъ знаменіемъ для будущаго. Воинственная Монголія не воскреснетъ боле и нашествіе ордъ не угрожаетъ уже Европ. Теперь Европа идетъ на Азію, но изъ всхъ орудій ея само’ могущественное и неотразимое будетъ орудіе духа знанія.
Дв задачи выпадаютъ на европейскую науку: одна — изученіе монголообразныхъ племенъ, другая — привитіе просвщенія и изысканіе путей къ этому. У насъ на Восток, въ нашихъ предлахъ, находятся тюрко-монгольскія племена, которыя должны вызвать наши заботы, и при умломъ веденіи дла мы можемъ сдлать ихъ проводниками европейскаго образованія. Я считаю умстнымъ и своевременнымъ заявить о серьезности и важности подобной задачи. Наши ламаисты-буряты за Байкаломъ представляютъ превосходный элементъ сближенія — они находятся уже незамтно подъ вліяніемъ русской культуры. Весь вопросъ, чтобы расположить ихъ, привлечь къ общенію, а не ожесточать гоненіями, что произведетъ обратные результаты, — они замкнутся и сохранятъ тяготніе къ монгольско-буддійскому міру.
Въ заключеніе, кончая мою рчь о Монголіи, я долженъ, въ качеств этнографа, заявить слдующую, для многихъ не новую, истину. Желательно, чтобы, при изученіи этихъ племенъ и ихъ нравовъ, образованный человкъ Европы измнилъ свой взглядъ на азіатскихъ варваровъ. Для насъ они любопытны уже какъ представители предшествовавшей культуры. Бденъ, грязенъ и несчастенъ этотъ дикарь, но такъ же былъ грязенъ и убогъ предокъ европейскаго человчества. И, тмъ не мене, когда-то, въ отдаленныя времена, этотъ дикарь въ своей грубой колыбели выняньчилъ поколнія для того, чтобы приготовить человчеству свтлую долину цивилизація. Наша обязанность — поднять дикарей изъ праха, внушить имъ человческое достоинство, дать имъ свидтельство нашего гуманизма, человчности, показать высоту человческаго назначенія и пріобщить ихъ къ великой братской семь народовъ.