Проповеди (часть 3), Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1928

Антропология
Время на прочтение: 92 минут(ы)
Скачать в PDF
———————
Публикуется С. В. Чертковым по машинописям из архивов семьи автора и о. Валерия Приходченко. Исправлены многочисленные ошибки, допущенные во всех предыдущих изданиях, включая 2013 г. Даты восстановлены по содержанию и даны по новому стилю.
———————

10 сентября 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Год тому назад на меня было возложено исполнение обязанностей настоятеля храма святителя Николая Большой Крест.
29 августа [ст. ст.] я совершал первую всенощную.
За этой всенощной я говорил проповедь, в которой постарался указать, какой путь будет держать тот корабль, на котором я призван быть кормчим. Этот путь был мною определён как путь назад, к уставу, как путь к оцерковлению жизни, как путь создания внутреннего духовного монастыря в миру. За этот истекший год я лишь укрепился в твёрдом убеждении, что именно этот путь есть истинный путь церковный, но вместе с тем для меня ещё более уяснилась та главнейшая задача, которая лежит на этом пути. Вот об этом-то в преддверии нового начинающегося года моего здесь пастырского служения я и хочу ныне побеседовать с вами.
Преподобный Серафим Саровский говорил: ‘Апостол Павел в послании к Тимофею говорит: ‘Пей вино вместо воды’ — и вслед за сим говорит: ‘Не пей вина’. Здесь нужен разум. ‘Не умолчи, а где нужно и не воструби».
Вот в стяжании этого разума и лежит главная задача. Она исполнена необычайных трудностей. Назад, к уставу! Устав церковный — церковная жизнь! Но на этом пути существует два уклона. Один — эмансипация, свобода. Он ведёт к самочинию, церковной беспринципности и в своих крайних формах к сектантству. Другой — рабское подчинение уставу, здесь строгое подчинение уставу вырождается в фарисейство, буквоедство, в мёртвые внешние формы церковной жизни. Где Дух Господень, там и свобода, где Церковь Христова, там строгий закон. Вот как совместить и соединить это в единое церковное служение?
Не было монастыря более строгого, чем Оптинская пустынь, и не было монастыря, в котором был бы более свободный дух, чем там. Не было духовника более строгого, чем иеросхимонах Анатолий, и не было более свободного духом духовника, чем он.
Как же стяжать этот разум? Как решить эту страшную, эту трудную задачу, которая встаёт перед пастырем в нашей церковной жизни? Вот если взять и отслужить службу совсем по Типикону, это было бы строгое выполнение устава, но какое бы это было буквоедство! Ну, а если отбросить устав и начать перекраивать службу по-своему, как тебе вздумается, какое бы это было беззаконие! Так же и в духовничестве. Здесь особенно трудно решить эту двойственную задачу соединения свободы и устава. Как часто руководимые хотят железной дисциплины, чтобы чувствовалась твёрдая и властная рука, которая бы руководила их жизнью, и в то же время как нужно им, чтобы собственное их свободное внутреннее делание имело простор в духовной жизни.
Не было духовника строже иеросхимонаха Анатолия и не было духовника, который бы давал большую свободу, чем он. Для того чтобы подойти к решению этой труднейшей задачи, нужно всегда памятовать, что в жизни духовной, жизни церковной всё — живое, что здесь жизнь должна строиться путём внутреннего роста. ‘Вовремя не воструби, вовремя не промолчи!’
Здесь нужен разум, здесь должно всё вырастать из внутреннего духовного состояния и в то же время здесь не должно быть беззакония, внешней беспринципности. Всё — устав и всё — свобода!
Какая трудная, непосильная для человека задача!
И воистину она может быть решена не единой человеческой волею, а может и должна быть решена с помощью благодати Божией. Решению этой задачи посвящается посильно вся моя пастырская деятельность. Насколько мог я приблизиться к осуществлению этого главного в деле церковной жизни — судить не мне. И когда говорю о благодати Божией, то не дерзаю сказать, что стяжал её, но утверждаю, что сия благодать в решении этой задачи пастырской даруется лишь тогда, когда мы сами устремляемся в том направлении, в котором нам нужно идти. Только тогда благодать Божия вспомоществует нам. Но всё же не может один кормчий вести весь корабль, для того чтобы был решён вопрос о внутренней свободе при строжайшем соблюдении устава, для этого все члены Церкви должны быть проникнуты единым церковным духом.
Всякое раздражённое слово, всякое злое слово, всякое нерадение, всякое небрежение к исполнению обязанностей своих, каждое движение сердца, побуждающее служить не во благо Церкви, а лишь для своего собственного услаждения, всё нарушающее церковное благочиние, каждое наше неверное, мирское, неодухотворённое движение — всё это накреняет корабль на сторону, всё это мешает его правильному пути. Здесь всё должно быть одухотворено и вместе с тем всё должно быть подчинено строжайшей дисциплине. Все должны видеть вдали единую цель, куда идёт церковный корабль.
Этому мы должны служить, для этого мы должны жить!
Господь знает, кто из нас где будет ещё через год. Господь только знает один, что будет 29 августа 1928 года.
Но если Господь продлит жизнь, где бы я ни был, я всегда буду исповедовать свою веру, что истинный путь жизни есть путь создания монастыря в миру, путь истинной свободы и путь истинной церковности.
Аминь.

11 сентября 1927 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Ныне годовщина первой моей Литургии, отслуженной в этом храме.
Я тогда говорил проповедь о Божественной Евхаристии. О чём же буду благовествовать и по истечении года своего пастырского здесь служения, как не о том же величайшем таинстве нашем?
Знаю, недостаточно человеческих слов, здесь нужен язык ангельский, здесь нужно ангельское славословие. Но мы и немощными человеческими нашими устами всё же дерзаем произнести хвалу сему величайшему чуду, сему явлению милосердия Божия. Усваивается ли нами эта Божия милость, вмещает ли наше сердце это неизреченное чудо, испытываем ли мы то всегдашнее ликование, которое должно было быть в наших сердцах, если бы мы достодолжно верили, усваивали, переживали, чувствовали таинство Евхаристии?
Ведь это есть солнце, когда кругом тьма, ведь это есть нетление, когда кругом смерть, это есть истина и правда, когда кругом зло и неправда!
Это есть торжество любви и милосердия, это есть то чудо Божие, которое явлено нам, немощным и грешным, и которого мы являемся сопричастниками.
Мы должны так жить, чтобы, приняв Евхаристию, всё время там, в миру, трепетать от радости явленного нам милосердия Божия и жить лишь тем, чтобы ждать, когда мы вновь сподобимся причащения Святых Тайн.
Ведь это значит всегда быть со Христом, ведь это значит быть всегда в теснейшем, внутреннем единстве с Ним!
Но это ли только значит?
Это значит жить в полноте любви друг с другом, это значит утверждать Церковь Христову на земле. И это в то время, когда кругом распад, когда кругом вражда и разделение.
Что же нас может не допустить до этого единства, когда мы причащаемся единого Тела и единой Крови Господа нашего Иисуса Христа? Грехи наши? А разве здесь праведники? Разве к Чаше подходят святые? Разве Господь не пришёл призвать погибшее к покаянию?
Грехи наши не препятствуют единству нашему, ибо мы все приносим их сюда в покаяние Господу и очищаемся единою Его Кровию.
Как бы ни был грешен каждый из нас, он может в единстве и любви подойти к Святой Чаше и причаститься Святых Тайн.
Но есть одно диавольское наваждение, диавольский соблазн, есть один страшный грех, который является препятствием и для тех, кто подходит к Чаше, и для тех, кто духом участвует в совершении Божественной Евхаристии.
Это есть вражда, это есть вражда!
Вот это внутреннее разделение во вражде не может допустить человека ни до вкушения Евхаристии, ни до причащения духом. И как страшен диавол в этом разделении и вражде!
Диавол редко показывает свой истинный образ, он всегда нападает, надевая некую маску.
Так и здесь: утверждая вражду в сердцах там, в миру, и потом принося её сюда, в Церковь, он всегда облекает это в форму правоты человека. Человек начинает думать, что он был прав, когда у него возникло чувство вражды. И вот когда он утверждается в том, что основание для вражды правильно, он уже весь отдаётся чувству диавольского разделения, он не видит того, что истинная правда, которая вызвала эту вражду, была крупицей, а та неправда, которая возросла в его сердце, — целая гора.
Диавол так приближает к глазам его эту ничтожную крупицу правоты, что он уже не видит страшной горы вражды и гнева, которая лежит в его сердце.
Вот чем губит нас диавол, делая христиан недостойными причащения.
Не немощи наши, не то, в чём мы приносим покаяние, а это диавольское разделение во вражде — вот что является препятствием для усвоения нами Святой Евхаристии.
Да не будет между нами вражды, братие!
Аминь.

13 сентября 1927 г.

За всенощной после похорон матери

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Смерть всегда переживается по-новому. Сколько людей пришлось напутствовать перед смертью, сколько людей хоронить, и каждый раз, стоя у гроба, по-новому, точно в первый раз, видишь перед собою смерть. Особенно когда это смерть близкого тебе человека.
Глядя на лицо умершего, хочется восстановить его перед собою живым, видя перед собою лицо, измученное болезнью, состарившееся, невольно переносишься мыслью к тому времени, очень далёкому, когда оно было совсем другое, когда в нём была жизнь, когда оно было таким близким тебе.
И потом вновь смотришь на это измождённое, чужое совсем лицо и думаешь: ‘Да где же то, что было тогда?’
Но оно есть, оно не только было!
И вспоминается, как будто во сне, когда ты был тяжко болен и ночью, очнувшись, увидел перед собою глаза, наполненные слезами… Может быть, это только приснилось?..
Нет, это всё не только было, это всё есть.
Но во гробе-то… во гробе лежит маленький, иссохший, совсем другой человек.
А где же вся жизнь? Куда она ушла? Или, может быть, её не было совсем?
Но она была и она есть!..
И так бегут воспоминания за воспоминаниями. Встаёт образ живого человека и вся его жизнь, такая близкая, такая родная.
И неужели всё это ушло, исчезло, уничтожено?
Всё это есть!
И слышу: в вагоне говорят двое, говорят не со мною, но говорят для попа. Приходится слушать.
— Вот ты украл. Это что же, Божья воля?
— Нет, это не Божья воля, разве Бог хочет, чтобы ты крал?
— Ну, а как же попы говорят, что ничего без воли Божией не делается? Значит, и ты украл по воле Божией. Значит, всё равно: не веруешь — по воле Божией, и веруешь — по воле Божией! Вот они вам голову-то и морочат!
И встаёт вопрос: неужели у них ни у кого никогда не умирали близкие люди? Неужели никогда они не стояли перед гробом и вот так не смотрели в лицо умершего человека?
Почему же такой нелепый вопрос может смущать и колебать веру, а такая страшная правда, как смерть, не утверждает её?
Наше несчастье в том, что мы разыскиваем, что могло бы поколебать в нас веру, что могло бы засорить неверием наши сердца.
И здесь услужливо помогает мир, всевозможными способами стараясь лишить нас этой правды, заронить в нас ненужные сомнения, поколебать и без того нетвёрдую веру нашу.
Мы должны жить, всё время устремляя внутренний взор на то главное, что должно нашу веру утверждать, и тогда то, что нам кажется колеблющим её, отойдёт в сторону. И если мы иной раз не сможем ответить нашим разумом даже на действительно трудные для разума вопросы, это не будет смущать нас. Много неразрешимых тайн, и их неразрешимость не должна колебать нашей веры.
И думаю я, стараясь не слушать этих ненужных разговоров: ‘Что было бы, если бы вдруг потерять веру?’ Ведь это значило бы, что вся жизнь, которая прошла перед тобой, превратилась бы в ряд ни для чего не нужных сновидений.
Ведь это значило бы, что вся она, со всеми её заботами, вот с этими слезами ночью над болящим сыном, со всеми треволнениями, скорбями и радостями, что вся она была пустым, ненужным сном, что вся она свелась бы только к этой сухонькой измученной старушке, которая лежит сейчас в гробу.
Какой это был бы ужас, какая была бы неправда!
И тогда ликующе в ответ на это в сердце звучит: это не так, вся эта жизнь здесь невидимо, в духе, и прошлое и будущее — всё утверждается в едином слове ‘вечность’.
Вот в чём истина, вот в чём радостная, торжественная правда!
Аминь.

17 сентября 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
‘Таково свойство добродетели — ей удивляются даже те, кто её гонит, таково свойство зла — его презирают даже те, кто его делает’.
Так писал св. Иоанн Златоустый епископам, находящимся в узах в эпоху арианских гонений.
Почти в то же время, при императоре Валенте, произошло следующее событие.
Угнетённые страшными арианскими гонениями, православные христиане отправили депутацию к императору Валенту, который был в это время в Никомидии. Выбрали семьдесят духовных мужей во главе с Урбаном, Феодором, Медимном. Они предстали перед Валентом и смело и безбоязненно свидетельствовали ему о совершающихся злодействах. Валент по внешности как будто бы сохранил некоторую терпимость к ним, сам же дал указание, чтобы они были взяты и отправлены на корабле якобы в ссылку, но чтобы корабль во время плавания был подожжён.
И вот, как свидетельствует житие этих трёх исповедников-мучеников и многих с ними, когда корабль выплыл в море, правители тайно сошли в лодку и подожгли корабль, и, как говорит житие, он быстро плыл, гонимый ветром, и горел, как свеча.
Вот на чём строилась, вот как созидалась Святая Православная Церковь.
Она строилась на жертвенной любви, она строилась на дерзновенном исповедании, она строилась на мужестве, на правде, она была вся проникнута любовью ко Христу, любовью к правде, безбоязненным дерзновенным исповедничеством, мученическими жертвами.
Никогда Святая Православная Церковь не строилась на лжи, на неправде. Никогда никакое церковное благо не проистекало от лицемерия, не покупалось ценой измены Христу, уклонением от исповедничества, от жертв, от мученичества.
Она никогда не строилась на малодушии, она всегда была Церковью мучеников. Потому и создалась Святая Церковь, потому и явилось в мир это чудо, потому и имеет она в мире великое значение ‘солнца правды’.
Только то в Церкви, что соответствует основанию, на котором она создана.
Всё лукавое, всё личное, всё малодушное, всё грязное — всё, что есть в каждом отдельном человеке, — всё это вне Церкви, сюда всё это может быть принесено лишь для покаяния, для очищения, для того, чтобы в этом святом месте омыться от всей грязи. Потому и радостно верующему христианину и не одиноко жить — потому что он знает, что как бы ни был он скверен, грязен, есть такое чистое и святое место, куда он может прийти и где самой грязной и нечистой душе можно омыться, потому что есть то, что имеет силу отмывать душевную грязь.
Вот всему этому надо научиться нам, читая жития святых. Когда нас смущают вопросы о том, так или не так надо поступать, что церковно и что нецерковно, что может привести к церковному благу и что к церковному несчастью, мы всегда должны помнить меру истинной церковности — святость её. Если вы увидите ложь, если вы увидите малодушие, если вы увидите лукавство в основе церкви, знайте, что здесь нет истинной Христовой Православной Церкви.
Аминь.

20 сентября 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Каждый год в эти дни я переношусь мыслью в маленькую белую церковь Ивановского монастыря, где покоятся останки приснопамятного отца Иоанна Кронштадтского и где Господь судил мне принять сан священника.
Но сегодня я с особым волнением обращаюсь своею мыслью к этим воспоминаниям, ибо сегодня исполняется десять лет моего священства.
Как это было недавно! Как это было страшно давно!
Что же через десять лет я мог бы сказать своей пастве как некий духовный итог десятилетнего пастырства?
Ведь нам так полезно оглядываться назад, так полезно подводить этот итог.
Какое чувство больше всего поразило меня, когда я впервые встал у престола как пастырь?
Это было чувство страшной ответственности. Какое великое дело быть пастырем!
Это было новое, впервые пережитое чувство. Я знал о пастырстве, читал, готовился быть священником, но только у престола, получив в руки свои Агнца, я как будто впервые понял всю трудность того, на что я дерзал.
Только священник может понять, какой великий крест — пастырское служение.
Вспоминается первая исповедь в бараке тифозных раненых. Какая ответственность перед человеческой душой!
С какими силами, с какой немощностью, с каким опытом дерзает на это вновь рукоположенный пастырь?
И это чувство страха, ответственности и немощности, благоговейного трепета перед величием пастырского служения лишь укреплялось с каждым шагом на этом пути.
Всё это привело внутренне вот к тому самому важному, о чём я ныне считаю своим пастырским долгом побеседовать с вами, привело к твёрдому убеждению в необходимости самого полного оцерковления жизни.
Только в этом оцерковлении, в этой полноте его можно найти то основание, которое необходимо на пути пастырского делания и христианского устроения души. Потребность в этой полноте оцерковления жизни прежде всего сказывается в стремлении встать на путь духовной жизни не своими личными усилиями и подвигами, а благодатными силами Церкви.
Это оцерковление жизни нашей требует строгого соблюдения правил Церкви, касающихся нашей личной жизни.
Необходимо молитвенное правило для каждого у себя на дому, чтобы мир, который всё время стремится захлестнуть нашу жизнь, был отгорожен этой привычкой к домашней молитве.
Необходимо строжайшее соблюдение постов, чтобы это помогло воздвигнуть определённую, отгораживающую тебя от мирской жизни стену.
Когда ты приходишь в день поста туда, где едят всё, тебе радостно сказать, что ты постишься, потому что ты православный христианин. И в этом чувстве церковности твоей жизни ты ощущаешь крепкое основание в деле спасения.
Твоё оцерковление должно касаться и семьи.
Ты непременно должен чувствовать свою семью как Церковь, ты должен постоянно проверять себя там духом церковности, чтобы мирская жизнь, которая врывается в жизнь семейную, была бы отгорожена этим оцерковлением.
Наипаче всё это касается храма.
Здесь всё должно быть проникнуто духом церковности: от самого высшего проявления молитвенности в храме до самого последнего движения, как будто бы не имеющего прямого отношения к молитве.
Во всём церковность.
Дух церковности должен проникать и всего человека, и семью, и его общественное служение.
Так должна строиться духовная жизнь и пастыря, и мирян, ои не должны стоять на зыбкой мирской почве, где всё упование возлагается на личные силы, они должны всячески воспламенять в себе этот дух церковности, который даёт им твёрдое основание и приведёт ко спасению.
Я в этот день всегда вспоминаю церковь Ивановского монастыря, вспоминаю и дорогу в эту церковь по грязным осенним тёмным улицам.
Так было чудесно, так было странно с этих грязных улиц вдруг войти в белоснежный, ярко освещённый храм.
Мирская жизнь мне представляется грязными осенними улицами, а церковная жизнь — белоснежным храмом!
Аминь.

25 сентября 1927 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир через Него спасён был.
В чём же гибель мира, в чём же его спасение?
Как бы ни казалось победоносным безбожие мира, оно никогда не может одержать победы, потому что перед ним стоит один враг, которого не сможет победить никакой мировой владыка, никакая земная власть: этот враг есть смерть.
На пути торжествующего безбожия всегда будет стоять этот непобедимый враг. Размышление о смерти всегда для людей будет источником веры и истинного понимания жизни.
От смерти никуда не денешься, не укроешься никакими призрачными достижениями науки и техники, ты ничего не поделаешь с грядущей смертью.
В чём же гибель мира? Гибель мира в том, что он избирает сознательно путь смерти, гибель мира заключается в том, что всё в нём имеет своею основою лишь преходящее, временное начало жизни. Не преодолевая смерти верою в Бога, безбожный мир отдаёт себя во власть тлению, во власть конечному вещественному бытию. Всё, что отрывает человеческую жизнь от связи с вечностью, всё повергает её во власть смерти. Всё, что мы делали для того, чтобы усладить тело своё, вся внешняя жизнь, в которую мы столько вкладывали сил, — всё это сразу, во единый миг при последнем вздохе человека делается ненужным, так же и вся мирская мировая жизнь делается ненужной, как только она теряет связь с вечным бытием.
На жизни человека это заметней: здесь последний вздох у каждого перед глазами, а жизнь мира растянута на тысячелетия, и последний вздох мира где-то далеко за грядущими тысячелетиями. Но от этого ничто не изменяется по существу.
И в 10 лет умирающий отрок, и зрелый муж, умирающий в 30-40 лет, и старец — все одинаково с последним вздохом теряют то, что создавало на земле призрачный смысл жизни.
Но то же можно сказать и о всём мире.
Если этот последний вздох мира будет через многие тысячелетия, всё равно он так же сделает ни для чего не нужной прошлую историю мира, если нет иной, вечной жизни.
Жизнь может быть только в Боге, и мир постольку живёт, поскольку он живёт в Боге: вне Бога — смерть, и поскольку мир отделяется от Господа, он отдаёт себя во власть смерти. И спасение в том, чтобы избрать этот путь ко Господу, чтобы жить в Боге, чтобы быть сопричастниками победы Господа нашего Иисуса Христа над смертью.
Сила, движущая мир ко спасению, — это любовь Божия.
Посмотрим на жизнь человека.
Есть один великий благодатный дар, который носят на себе избранники Божии. Этот дар состоит в способности не видеть человеческих недостатков, не осуждать и видеть лишь доброе в душе ближнего.
Если кому-либо приходилось на своём пути жизненном встречать великих старцев, тот на себе испытал эту преображающую силу любви.
Ты чувствуешь, что перед тобою человек, который не видит твоих пороков, что он видит в твоей душе самое лучшее, что в ней есть, ты вдруг начинаешь, как бы вызванный к жизни этою любовью, ощущать сам в себе, где-то далеко в тебе, заваленное мирским хламом это лучшее.
И вдруг ты начинаешь чувствовать жгучий стыд за свою мерзость, плачешь слезами раскаяния, вся та мерзкая жизнь твоя, которая казалась тебе как будто бы и ничего по сравнению с другими, вдруг встаёт перед тобою как страшное беззаконие.
И всё это без единого слова обличения, всё это одною лишь любовью к тебе.
А если это — любовь Божия? А если это — любовь Христова? А если это — голгофская Жертва? А если это — Кровь Спасителя мира, излиянная за твои грехи?
Какой великою преображающею силою эта Любовь к нам нисходит!
Вот что есть спасение мира!
Голгофская любовь Божия и нам дарованная возможность по вере нашей быть её сопричастниками.
Аминь.

26 сентября 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Крест Христов для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия.
‘О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень!’
Не юродство ли, не безумие ли, в самом деле, поклоняться Кресту?
Это когда народ в ярости кричал: ‘Распни, распни Его!’ — и потом распяли Сына Божия.
Это тому Кресту, около которого стояли Матерь Божия и любимый ученик Иоанн, а на Кресте висел распятый Сын Божий?
Тому Кресту, на котором, как разбойника, распяли люди Спасителя своего? Не безумие ли?
Орудие позорнейшей казни, которой предавались самые негодные, недостойные иной смертной казни люди — разбойники, презреннейшие из людей. Этому орудию казни поклоняться — не юродство ли, не безумие ли, в самом деле?
‘О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень!’
И видится нам этот Крест во всех наших жизненных скорбях. Сладце Крест сей до гроба понесём.
Видится нам этот Крест Христов на всём многострадальном жизненном пути. Сораспинаемся Христу, когда в нас совершается борьба с нашими страстями. Когда изнемогает человек в этой брани со страстной своей, тёмной своей, плотской своей природою.
‘О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень!’
Разве христианский путь спасения среди беснующегося и безбожного мира, где каждый шаг христианской жизни — исповедничество, где предаётся осмеянию, поруганию и кощунству самое святое, что есть для верующей души, разве открытое, прямое и твёрдое исповедание веры не сораспятие есть Христу?
И разве там, в конце жизненного пути нашего, нам не видится этот Животворящий Крест Господень?
Мы поклоняемся Животворящему Кресту Господню, потому что он воистину Животворящий есть Крест. Ибо это позорнейшее орудие казни, когда потекла по нему пролиянная за спасение мира Кровь Господа нашего Иисуса Христа, — это позорнейшее орудие казни стало источником жизни вечной. Для погибающих Крест — юродство и безумие, ибо погибающие сознательно выбрали путь смерти. Торжествуют, что признали себя рабами тления и смерти, а на всю жизнь свою положили эту страшную печать, выбрали сознательно тот путь, в конце которого — открытая яма, куда должен лечь человек, жизнь которого лишена высшего смысла. Эти сознательно поклонившиеся смерти и тлению, выбравшие тот путь, на котором вся жизнь превращается в безумное, ни для чего не нужное бесовское наваждение, — для них Крест юродство есть, безумие есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия. Ибо мы веруем, что этим Животворящим Крестом побеждена власть смерти, этим Крестом открыта дверь той тюрьмы, в которую был заточён человек, приговорённый к казни смертной.
Если вы хотите со всей ясностью понять, что даёт верующей душе Крест Христов, вы должны со всей ясностью пережить, что значит быть приговорённым к смертной казни и получить прощение. Ведь они-то признают себя пленниками и рабами смерти, и для них что есть жизнь, как не ожидание этой смертной казни, от которой не уйдёт ни один человек, самый гордый, самый сильный, самый ничтожный. Эта смертная казнь, возвеличенная безбожием и сделавшаяся его идолом, его поработителем, для неё — вся жизнь, вся бесовская жизнь мирская.
И вдруг в эту темницу, где заточены люди, добровольно предающие себя на казнь смертную, — вдруг дверь распахнулась, вдруг свобода загорелась, вдруг о вечной жизни возвещается.
Это чудо, эту радость, эту победу совершил для нас Крест Христов.
‘О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень!’
Аминь.

27 сентября 1927 г.

День всемирного Воздвижения Животворящего Креста Господня

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Восставим пред собою, что заповедал нам Спаситель о Кресте: ‘Если кто хочет идти за Мной, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною’ (Мф. 16, 24).
Вот заповедь Спасителя нашего о крестоношении. Отвергнись себя, прежде чем взять на себя крест Христов. Это значит — перестань класть в основу жизни свои земные интересы, свою человеческую волю, свой человеческий эгоизм, почувствуй себя гражданином неба, почувствуй, что душа твоя не принадлежит тебе, что ты должен, отвергнувшись своего эгоизма, эту душу твою отдать Господу. Вот так внутренне решив, возлагай тогда на себя крест Христов и следуй за Ним.
Что же значит возложить на себя крест Христов?
События жизни идут своим чередом. Не от нашей воли зависит избежать тех или иных скорбей, понести или не понести те или иные телесные немощи, отойти или не отойти от тех или иных испытаний, — всё это не от нас зависит, и не можем мы сказать, что хотим или не хотим возложить это на свою жизнь. Но когда нам заповедуется взять крест Христов на себя, этим заповедуется нам особое, новое, христианское отношение ко всему совершающемуся в нашей жизни: и к телесным нашим немощам, и к посылаемым нам искушениям и скорбям. Это новое христианское отношение заключается в том, что мы начинаем переживать всё это не так, как внешние, ни для чего не нужные, иногда безмерно тяжкие несчастья, а как нечто связанное с нашим спасением, с нашим внутренним благом, с нашей вечной жизнью, с устроением нашего духа. Мы поднимаем всё это как крест, потому что переживаем как ниспосланное или попущенное в нашей жизни Господом для нашего спасения. Мы здесь научаемся терпению, вере, упованию.
Мы устрояем здесь внутренний свой мир, чтобы вручить душу, нам не принадлежащую, Господу так, как Он повелел нам устроить её здесь, в пределах нашего земного бытия.
К какому же внутреннему состоянию приводит это крестоношение?
Печаль мирская влечёт за собой смерть, но вот такие испытания, когда они делаются крестоношением, они не в печаль смерти вводят нас, а животворящую радость воскресения. Для того чтобы войти в славу Божию, надо сначала сделаться сопричастниками Христовых страданий. Для того чтобы достигнуть этого блаженного состояния воскресения духа, для этого нужно пройти крестоносный путь голгофский. Но это состояние радости о Господе, через голгофский путь получаемое, оно нам дано в многочисленных свидетельствах святых отцов, мучеников и угодников Божиих.
Первые христиане радостно пели гимны, когда их вели на костры, с восторгом принимали они мучения и терзания диких зверей, они вступали в Царство Небесное ещё здесь, на земле.
Откуда же взять нам сил для того, чтобы так понести крест Христов и нам, немощным, сподобиться хотя бы отчасти стяжать такое душевное устроение?
Силы сии даются тем Животворящим Крестом Христовым, который ныне воздвигается, эти силы даются верою в тот Животворящий Крест, который некогда стоял на Голгофе, по которому текла кровь Спасителя мира.
Аминь.

1 октября 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Как важно каждому из нас уразуметь, пережить всем существом своим, всем существом проникнуться христианским учением об исповедничестве. Ничто так не научает нас исповедничеству, как жития святых.
Сегодняшнее житие особенно сильно действует на душу нашу, потому что оно исполнено страшных подробностей мученичества святых Трофима, Савватия и Доримедонта.
Был праздник Аполлона в Антиохии, там где правителем был Аттик. На это торжество пришли два никому не известных мужа — Трофим и Савватий. И заметили, что они не участвуют в бесовских торжествах, схватили их и стали спрашивать, почему они не признают языческих богов. И они открыто и прямо исповедали своё христианство. И вот начались невероятные, страшные мучения. В житии подробно рассказывается о том, как терзали и мучили святых Трофима и Савватия, как тела их отделялись от костей, как они истекали кровью, как ухищрялись мучители, как умудрялись бесами языческие власти, чтобы принудить святых угодников, исповедавших веру, отречься от Христа, как жгли их огнём, как терзали железом. И что же ответствовали они?
‘И звание моё, и честь, и слава, и богатство, и отечество — всё Господь Иисус Христос’.
И смеялись мученики над богами. А когда мучители, издеваясь, спрашивали: ‘Где же Тот Христос, Которому вы молитесь?’ — Они отвечали: ‘Христос с нами, Он и даёт нам силу переносить все эти мучения’.
И послали их к другому правителю, Дионисию, который славился особой свирепостью. И тот всяческими угрозами и ещё большими мучениями терзал оставшегося в живых Трофима, когда Савватий уже преставился ко Господу.
И уговаривал мучитель: ‘Ты только обещай принести жертву богам!’ Какое соблазнительное предложение, ведь можно и не приносить, только обещать — и не будет ни железа, ни огня, ни этих страшных физических испытаний.
Но смеялся мученик над этим предложением беса и продолжал исповедовать, сожигаемый огнём и терзаемый железом, Господа Иисуса Христа. И разгневанный правитель наконец, когда и Доримедонт-сенатор присоединил своё исповедание веры к исповеданию Трофима, отдал мучеников на растерзание зверям, но звери, как бы стыдясь, стали лизать раны на теле мучеников. И тогда были они усечены мечом.
Что по сравнению с этим исповеданием веры, с этим мученическим венцом насмешка над тем, что ты перекрестил лоб свой, когда идёшь мимо храма? Что значит по сравнению с этим огнём и железом, если какой-нибудь погибающий в своём безбожии, зубоскалящий неверующий человек посмеялся над тем, что на тебе надет крест?
И всё же наша жизнь христианская в условиях безбожия — жизнь мученическая, всё-таки в ней есть черты, которые роднят её с истинным христианским исповедничеством. Но самое страшное в нашей жизни — это не только немощи наши духовные, которые делают нас слабыми даже для того, чтобы принять и такие малые испытания. Самое страшное не в этом, а в том, что по какому-то бесовскому наваждению вдруг начинает внедряться в сознание верующих людей мысль, что путь исповедничества — путь, может быть, и не самый истинный, что исповедники — это какие-то ‘кабинетные мечтатели’.
Вот в чём заключается это самое страшное искушение.
‘Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего’ (Рим. 12, 2).
Когда мученики были предаваемы пыткам и им в уши бесы вкладывали слова: ‘Ты только обещай принести жертву богам’, разве у них не могла явиться соблазнительная мысль, что, может быть, так поступить благоразумнее, может быть, так поступить ‘полезнее’, может быть, это нужно для ‘блага Церкви’, может быть, можно обещать и потом не исполнить, сохранить свою жизнь ‘для Господа’ и для ‘блага Церкви’, может быть, в этом и есть настоящая мудрость?
Разве этот соблазн не был перед душой тогда живших людей? Но тогда его принимали как искушение и соблазн, как бесовское наваждение.
И каждый исповедник отвергал такое предложение как бесовский соблазн.
Ослабла у современных людей вера, расшаталась духовная жизнь, нет молитвы, забыт пост, не причащаемся постоянно Святых Тайн, обмирщается Церковь от постоянного самочиния и нарушения устава, и вместе с этим прокралась эта страшная бесовская мысль, что исповедание веры — удел кабинетных мечтателей.
Бесовская мысль! Бесовский соблазн!
Аминь.

2 октября 1927 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Когда мы умрём, нас не спросит там Господь, как мы здесь провели нашу плотскую жизнь, как мы ели, пили, одевались, устраивались, какие у нас были успехи по службе, какие были у нас здесь житейские неудачи или удачи, — нас спросят там о том, что мы сделали со своею душою.
Что человеку, если он весь мир приобретёт, а душу свою погубит?
Этот мир при всём своём величии и блеске — ничто для человека. Здесь всё преходящее, мелькнувшее, как сновидение!
Ну, а что же для души, для вечности, для спасения, для жизни навсегда? Что там приобретено, что туда положено и положено ли что-нибудь?
Мы не только не приумножили нашими житейскими заботами и удачами то, что есть в душе нашей, но ещё расстроили, ещё затоптали в этой мирской грязи. Господь спросит с нас, как мы поработали для Него, что мы сделали, чтобы отчитаться перед Ним за ту драгоценность, которую Он нам дал.
Есть грозный признак, как мало мы принесём туда, в сокровищницу души нашей, — это ощущаемая всеми пустота. Кому недосуг от мирской сутолоки заглянуть в свою душу, те долго иной раз живут, не замечая этого страшного своего опустошения.
Когда прорвётся через мирскую суету настроение тягостное, щемящее сердце, человек, живущий по-мирскому, скорее старается прогнать это неприятное ‘настроение’.
Но о чём оно свидетельствует?
Душа, как и тело, имеет свои потребности, которые, чтобы сохранить её жизнь, надо так же удовлетворять, как потребности тела.
Нельзя душу напитать житейскими заботами, успехами, даже самою как будто бы счастливою мирскою жизнью — душа не может этого впитать в себя, ей нужна иная пища, иное содержание, дабы в ней была полнота внутренней духовной жизни.
Нельзя бросать в душу человеческую лишь крохи, почти за ненадобностью остающиеся у нас от нашего мирскими делами заполненного времени, и потом удивляться, что душа немощная, что она не чувствует полноты жизни.
Да, это тягостное ощущение душевной пустоты всегда соприсутствует нам!
Надо начинать жизнь духовную, почувствовав, что это всё не ‘между прочим’, что это не хорошее лишь прибавление к земному устроению, как некая роскошь, как нечто такое, что хорошо, если есть, для полноты земного счастья.
Это есть главное, это есть то, для чего стоит и нужно жить, это именно ‘то самое’, и остальное всё ‘приложится’.
Ни о какой скуке, ни о какой внутренней пустоте, ни о какой внутренней незанятости тогда не может быть речи. Ибо тогда каждый миг жизни человека, каждое внешнее впечатление, каждое случайное событие, каждое движение души — всё заставляет человека связывать свою жизнь с вечной жизнью, с вопросами его спасения. Она вся становится полновесною, ибо каждая черта, каждое движение жизни твоей приобретает значение для вечной твоей жизни. И окружающий тебя мир, и окружающие тебя люди, и вопросы о Боге, о спасении, и каждое внутреннее твоё движение — словом, всё, что есть в тебе, приобретает особый смысл, особое содержание, особое значение. И тогда душа твоя наполняется особою духовною жизнью, и так станет странным, что ты мог чувствовать ‘скуку’!
Душа человека делается как бы прекрасно настроенным инструментом, который постоянно звучит, потому что постоянно касаются его невидимые руки.
И тогда, если человек с Божией помощью не останавливается на этом пути, он входит уже в сферу высшего порядка духовной жизни.
Вот что значит приумножить таланты свои!
Это значит отдать душу свою не опустошающим житейским заботам, а вознести её ко Господу, приготовить для вечности и с Божией помощью стяжать своё спасение.
Аминь.

8 октября 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Святой Иоанн Богослов — любимый ученик Господа нашего Иисуса Христа. Он возлежал на персях Его на Тайной вечери, и он засвидетельствовал любовь свою, как никто из учеников. Он один из учеников Спасителя стоял всё время у Креста на Голгофе, он присутствовал при сей жертве Господа во искупление мира, и кровь Спасителя усыновила его.
Святой Иоанн Богослов был апостолом любви, но он в ревности о Господе хотел низвести огонь с неба. Когда ему было уже больше ста лет и он не мог говорить поучения, он повторял лишь: ‘Дети, любите друг друга’.
Когда Кинос-волхв творил свои лжечудеса и хотел бесовскою силою совершить последнее чудо — погрузиться на дно морское и потом вновь подняться, — Иоанн Богослов помолился, чтобы не совершилось сего беззакония, и погиб в пучине морской Кинос.
Святой Иоанн Богослов бежал за разбойником, бывшим учеником своим, и умолял его вернуться и покаяться, дабы не погибнуть, и по молитве святого Иоанна Богослова умерло более двух тысяч нечестивых.
Что есть любовь? Любовь есть благодатная сила Божия в нас, это есть Дух Божий, ибо ‘Бог любы есть’.
Святой Иоанн Богослов был сыном громовым, ибо откровение его пронеслось по всей вселенной, как гром. Он есть пламенный ревнитель о Господе, усыновлённый Господом на Голгофе.
Любовь — благодать Божия, она заставляет нас носить немощи друг друга, она даёт силу прощать обиды, она даёт благодатный дар любить врагов. Любовь даёт силы человеку принести всего себя в жертву до конца. Любовь даёт силу человеку ненавидеть грех, обличать неправду, иметь мужество во имя любви к Господу исповедовать безбоязненно истинную веру. Любовь есть пламень сожигающий и попаляющий, любовь есть сила прощать.
Любовь есть сила гневаться пламенно и ревновать о правде Божией.
Иссякнет любовь к последним дням мира, ибо восторжествует беззаконие. Потому и будет торжествовать неправда, потому и будет торжествовать ложь, что иссякнет любовь и восторжествует беззаконие.
Но до последних дней сохранится на земле Святая великая истинная Апостольская Православная Церковь.
Это значит, что до последнего времени сохранится, как в драгоценном сосуде, дух Божий, любовь Божия в сердцах людей. И мы, приближающиеся к этим грядущим временам, да научимся сегодня от сего великого пламенного апостола любви, сына громова, сей пламенной любви.
Аминь.

9 октября 1927 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь учил народ на озере Генисаретском. Он стоял в лодке Симона Петра, а потом, окончив, повелел Петру закинуть сеть в глубину моря. И сказал Ему Пётр: ‘Мы трудились всю ночь и ничего не поймали’. Но по слову Господа закинули сеть и поймали великое множество рыб, так что сеть прорывалась и надо было помочь с другой лодки, и всё наполнилось рыбой. И в страхе, и в благоговейном трепете апостол Пётр припал к ногам Иисуса Христа и сказал: ‘Выйди от меня, Господи! ибо я человек грешный!’ (Лк. 5, 3-8).
Ныне мы причащаемся Святых Божественных Тайн, ныне Господь Иисус Христос входит в нашу душу, — да объемлет её благоговейный трепет и евангельское чтение сегодняшнего дня да научит нас, с каким чувством нам надлежит принять Господа! Видя знамение в этом чудесном улове рыб, новое подтверждение Божественного достоинства Спасителя, апостол Пётр ощутил с особою силою всё своё недостоинство, всю свою греховность, ему показалось невозможным, чтобы около него, грешного, недостойного, здесь был Сам Господь, и он воззвал к Нему: ‘Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный’.
Это научает нас, с каким чувством своего недостоинства, с каким сознанием своей греховности мы должны дерзать приступать к Святой Чаше.
Все грехи, к которым мы так привыкли и которые кажутся нам не столь страшными потому, что мы сравниваем свою жизнь не с тем, как мы должны бы жить, а с тем, как живут окружающие нас люди, и думая, что если мы не хуже их, не какие-нибудь преступники, которых надо тащить в суд и тюрьму, мы уже как будто бы не так грешны.
Но если мы посмотрим на жизнь свою перед лицом Божиим, перед Тем, Кого мы ныне дерзаем принять в свою душу, то мы должны по-новому вновь и вновь пережить эти мелкие свои грехи, эти тяжкие свои прегрешения, и нам вспомнится сразу, сколько в нас всякой нечистоты, сколько в нас лживости, неискренности, самолюбия, гордыни, как мало мы делаем для Господа и как много делаем мы напоказ из тщеславия, теша лишь своё собственное самолюбие, — это когда мы делаем добро.
А сколько мы делаем явного зла!
Не отдавался ли ты раздражительности, не впадал ли в уныние, не забывал ли ты, что Господь искупил тебя Своею Пречистою Кровью, не забывал ли ты, зачем ты живёшь на свете, не погружался ли ты весь в эти мирские заботы? А хульные твои грязные помыслы, а твоя душевная нечистота, которую никто не видит, но которую знает твоя совесть?
Разве ты не брал чужого, разве ты не завидовал, разве ты не ревновал, разве весь твой день не есть сплошное тяжкое пред Богом прегрешение?
‘Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный’. Но Господь утешил апостола Петра. Он сказал ему, что он будет ловцом человеков.
Если бы нас Господь сподобил быть ловцами своей собственной души, её уготовать для вечного спасения!
Аминь.

13 октября 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Ныне великий праздник — Покров Пресвятой Владычицы нашей Богородицы. Что празднуем? Что торжествуем?
Во Влахернском храме в четыре часа ночи, за всенощным бдением, св. Андрей Юродивый увидел Божию Матерь на небесах, молящуюся за народ. И спросил он ученика своего Епифания: ‘Видишь ли ты Царицу и Госпожу, молящуюся о мире?’ — ‘Вижу и ужасаюсь’, — ответил Епифаний.
И видели они, как долго и со слезами молилась Божия Матерь и потом подошла к Престолу и опять долго и со слезами молилась. И потом сняла с Себя покрывало, блистающее как молния, и распростёрла его над миром. И покрывало это блистающее было видимо всё время, пока видели св. Андрей и Епифаний Божию Матерь.
Потом исчезло видение Божией Матери, исчез и Её омофор. Но благодатное действие его осталось.
Видение продолжается, чудо совершается, действие благодатной защиты омофора Божией Матери распростирается над миром и доныне, и поныне этот омофор есть щит и ограждение для верных. Кто из верующих людей за свою жизнь не переживал этого чувствования благодатной защиты омофора Божией Матери? Есть ли хоть один верующий человек, проживший свою жизнь, которому не случалось в минуту тяжких испытаний, когда, кажется, не к кому обратиться за помощью, за сочувствием, чтобы он, в своей молитве обратившись к Божией Матери, не ощутил этого благодатного Её Покрова?
Найдётся ли хоть один верующий человек, который за всю свою жизнь ни разу не пролил слёз около образа Пречистой Божией Матери, Заступницы нашей?
А в наших внутренних борениях, в нашей духовной жизни как действенна, как ощутима эта постоянная защита и предстательство Божией Матери.
Но не все видят Покров Божией Матери, не все его чувствуют.
Для этого нужна вера, для этого нужно смотреть не на грязную дорогу, по которой мы идём, а на небо. Нужно уметь поднимать свои очи горе, нужно уметь видеть глазами веры сей благодатный дар, который нам открыт в видении св. Андрея.
Безумный, безбожный человек, идя по грязной дороге и не поднимая головы, утверждает, что ничего, кроме грязи, не существует. Но мы скажем ему: ‘Подыми глаза кверху, и ты увидишь не грязь, а блистающее небо там, над тобою’.
Неверующие люди думают, что ничего, кроме грязной мирской жизни, не существует, не существует ничего, кроме вещественного бытия, тления и смерти. И, глядя лишь на эту грязную дорогу мирскую, не могут видеть ни неба, ни омофора Божией Матери, который распростёрт над миром.
Надо уметь смотреть в Небеса! Надо уметь отрываться от грязной дороги мирской!
И тогда сердце откроется, дабы вместить благодать заступления и молитвы о нас Божией Матери.
Вот что ныне мы торжествуем, вот что мы ныне празднуем — мы празднуем Покров Божией Матери.
Аминь.

22 октября 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
На этой седмице, 23 октября, Святая Церковь празднует память VII Вселенского Собора, на котором было утверждено почитание икон.
Иконоборческая ересь — не случайное заблуждение тех или иных людей. Причина иконоборческой ереси скрыта глубоко в человеческой душе. Уклонение от той истины, которая была утверждена на VII Вселенском Соборе, всегда шло по двум противоположным направлениям. Это были две крайности: или утверждался грубый материализм, или, напротив, полное безразличие к вещественной основе бытия.
Человеческому разуму представлялось непостижимым таинственное соединение вещественного и духовного. Человеческому разуму было трудно принять эту истину, возвыситься до утверждения истины не на основе человеческого рассудка, а на основе веры.
Что же утверждалось на VII Вселенском Соборе?
Это было не только торжество иконопочитания, но это было торжество целого мировоззрения. Сам человек уже являет собою непостижимую тайну, он в своём существе есть непостижимое соединение вещественного и духовного начала. Безумно утверждать, что у человека есть только материальное, только телесное бытие, и безумно утверждать безразличие телесного начала в человеке и говорить только о его душе.
Это таинственное и непостижимое соединение вещественного и духовного лежит и в учении Церкви о таинствах, и здесь особое вещество для таинства крещения, особое вещество для таинства Евхаристии, особое вещество для таинства елеосвящения.
И здесь через это вещественное, видимое, осязаемое, телесное преподаётся невидимое, благодатное, духовное. И в основе почитания икон лежит та же непостижимая для разума человеческого тайна соединения благодатных сил, нам преподаваемых, и той вещественной основы, через которую они преподаются.
Иконопочитание не идолопоклонство, это не есть обожествление вещества, но икона не картина, это не есть только напоминание о Том, Кто изображён на ней. Это не только напоминание, потому что мы знаем чудотворные иконы, то есть мы знаем, что через данный образ непостижимо для нас было угодно Господу преподать нам исцеление, знамение — благодатную Свою силу.
Не только путём богомыслия раскрыто нам содержание сего учения Церкви — оно раскрывается самой жизнью религиозной и молитвенной. Если бы сие учение не содержало в себе полноты истины, разве могло бы быть такое обилие чудес, которые совершаются по молитвам, обращённым к святым иконам?
В духовной жизни человека образ, икона занимает столь определённое место, что только по крайнему непониманию жизни духовной, жизни церковной можно вести отвлечённые споры о почитании икон. Те, кто нам раскрыл молитвенную жизнь — наши духовные отцы, — они нам раскрыли и значение икон в духовной жизни каждого отдельного человека, ибо после этого уяснения через творения святых отцов и жития их мы, всматриваясь в нашу тусклую духовную жизнь, научаемся различать в ней сие благодатное значение святых икон в деле молитвенной и духовной жизни. Храм православный, если из него вынести святые иконы и всё то, что содержится в душах человеческих, связанное с иконопочитанием, был бы просто разорён и опустошён.
Так существенно, так плодоносно то, что содержит в себе это почитание икон святых.
Но история VII Вселенского Собора имеет и ещё нечто поучительное, имеет и ещё особое значение.
За 35 лет до VII Вселенского Собора был лжевселенский собор, на котором было отвергнуто почитание икон и как бы была закреплена иконоборческая ересь. Должно было пройти ещё 35 лет страшных испытаний для Церкви, прежде чем сия истина восторжествовала в Святой Православной Церкви.
35 лет смущались верные, оставаясь преданными истинному учению Церкви о почитании икон, 35 лет им казалось, что восторжествовала неправда, что Святая Церковь уклонилась от истины, 35 лет смущения духа, 35 лет сомнений: воистину соблюдает ли Господь Свою Святую истинную Православную Церковь?
И через 35 лет в торжестве VII Вселенского Собора получили успокоение и удовлетворение все эти смущённые души.
Это научает нас тому, что торжество истины не может быть связано временем, что правда измеряется не тем, сколько лет Господь попускает быть тому или иному заблуждению, тому или иному церковному испытанию, оно может продолжаться и долгие годы, может оно и сокращаться, и посему никогда не должно смущаться верующему христианину никаким временным уклонением от истины. Это Божия воля, как Господь здесь распорядится, так и будет.
Но всегда должна жить в душе христианина вера, что истина в конце концов восторжествует!
Аминь.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
‘Всякий, рождённый от Бога, побеждает мир’, — так говорит апостол Иоанн (1 Ин. 5, 4).
Какие великие слова и как трудно нам вместить их, ибо мы так мало похожи на победителей. Много грехов на пастырской совести: плохо учили вере, плохо учили молитве, плохо учили жизни. Но сейчас, может быть, больше всего чувствуется, что плохо воспитали чувство церковности. Именно на это сейчас наиболее страшное нападение врага нашего спасения. И как бы растерялся неподготовленный человек, ибо ему приходится многое решать самому, прислушиваясь лишь к голосу совести.
‘Всякий, рождённый от Бога, побеждает мир’.
Это прежде всего касается внутреннего устроения человека. Ему здесь прежде всего приходится побеждать мир, ибо во внутренней жизни человек постоянно встречается с тем, что проникло в его душу из мирской стихии чуждого, враждебного делу внутреннего и духовного устроения. Ему здесь надлежит побеждать в себе тот мир, который проник туда и там делает своё дело обмирщения человеческой души. На что ему опереться в этой борьбе?
Он может опереться не на свои лишь силы, не на свою волю, которая вся склонна угождать миру, ему надлежит опереться на Церковь, на то, что всегда остаётся свободным от мирского начала. Но только ли во внутренней жизни должен быть побеждён мир? Он должен быть побеждён и вовне, в окружающей его среде.
Здесь ему приходится отстаивать буквально каждый шаг на пути духовной жизни, на пути совершенствования. Здесь мир не даёт сделать человеку ни одного шага, чтобы так или иначе не препятствовать ему. И где насмешкой, где сомнениями, где силой он всячески преграждает путь к спасению человека.
Но верующий христианин должен победить мир. Он должен идти узким, трудным путём христианской жизни. Он должен на этом пути не уступать врагу спасения решительно ни в чём. Надо пренебречь всеми последствиями, которые неизбежно вытекают из твёрдого решения идти путём жизни духовной.
Не мир, но меч принёс Господь, разделение принёс Он. Не разделение верующих христиан между собой, а разделение между верующим и неверующим миром. И это разделение, эта брань будет чувствоваться человеком, идущим по пути духовной жизни, везде, во всём, и он неослабно должен преодолевать препятствия, выходить победителем.
Но если всё это относится к личной жизни человека, то наипаче относится к жизни всей Церкви. И здесь хранительница благодати Божией, самый источник рождения свыше должна побеждать мир. Победа Церкви над миром заключается в том, что она, поскольку она есть Церковь, никогда не будет приноравливаться к мирской жизни — она живёт по другим законам, видит перед собою иные цели, имеет в своей жизни иной источник, благодатный источник животворящих сил, и, не приноравливаясь к стихиям мира, она шествует победоносно к высшим премирным своим задачам.
Для Церкви быть победительницей над миром — это значит идти своей собственной дорогой, ни в чём, нигде и никогда не приноравливаясь к мирскому. Только тогда это будет та победа, о которой свидетельствует апостол Иоанн.
Ныне времена, когда каждый мирянин должен сознательно относиться к церковной жизни. Он должен давать себе отчёт в том, куда и за кем он идёт. Надлежит иметь чувство церковности.
Только при таком твёрдом и сознательном отношении к жизни можно, уповая на Божию помощь, надеяться и в наши трудные времена не сбиться с истинной церковной дороги.
Аминь.

30 октября 1927 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Вы слышали сегодня в послании апостола Павла к Евреям слова о значении веры, как двигала, определяла и утверждала ветхозаветных праведников вера.
Жизнь человеческая всегда утверждается верою, и в наши дни особенно чувствуется немощь этой основы и утверждения жизни. Если всмотрится человек в свою жизнь со вниманием, то он отыщет признаки маловерия во всём, что отклоняет его от пути спасения. И не подумает он иной раз, что то или иное его душевное состояние коренится в маловерии, он ищет всевозможных средств, как бы ему избавиться от того или иного тягостного душевного состояния, и не видит, что за ним стоит немощность его веры.
Разве в нашей жизни так много места не отводится всевозможным видам страха? Боится человек за своё здоровье, как бы ему не умереть.
За этим страхом не стоит ли маловерие? Если бы крепкая вера в Бога, если бы крепкое упование на Его милосердие, если бы истинная вера в вечную жизнь, если бы полнота веры в искупление — разве возможно было бы бояться смерти?
Боится человек за своё земное благополучие — и сколько зла, сколько лукавства, сколько предательства совершается из-за этого страха потерять благополучие земное! Но что стоит за ним? Не маловерие ли?
Если бы истинная вера в Бога — кого бы стал тогда бояться человек? Если бы истинная вера в бессмертие — стал бы человек так ценить земные блага и мог бы он так бояться потерять их?
Если бы истинная вера в спасение — стал бы тогда человек так лукавить из страха перед теми или иными земными угрозами?
Если бы полнота веры в искупление мира — разве мог бы человек тогда так изменять делу своего спасения?
Как часто человек приходит в уныние от тех или иных неудач, и как он боится, что с ним случится в жизни что-либо приносящее ему скорбь, невзгоды!
Но разве можно было бы унывать человеку, если бы была в нём полнота веры? Какое может быть уныние, когда воскрес Христос? Какое может быть уныние, если есть вера, что смерть побеждена Христовым Воскресением?
Посмотри на свою немощную жизнь — и увидишь за нею немощную свою веру.
В утверждении и укреплении веры лежит способ исцеления от этого страшного малодушия нашего, от этого постоянного страха нашего, стремления обезопасить себя от житейских невзгод и удержать житейское своё благополучие.
Вера делает людей твёрдыми, вера спасает малодушного от лукавства, вера даёт человеку силу исповедничества, указует ему истинный путь спасения.
Без веры не мог жить ветхозаветный человек — вера ввела его в страну обетованную, и без веры не может жить и спастись христианин, ибо вера его ведёт в страну обетованную, в Царствие Божие.
Аминь.

12 ноября 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Житие преподобного Спиридона Печерского начинается словами: ‘Всякая душа, озарённая благодатию свыше, бывает проста’. И далее говорится, как пришёл простой неграмотный, неучёный человек в Печерский монастырь и как стал он подвизаться в простоте сердца, в смирении, как он, уже будучи немолодым, выучился грамоте настолько, чтобы читать Псалтырь, как он ежедневно пел все псалмы Псалтыри и как игумен Пимен, увидав этот смиренный труд подвижника Спиридона, дал ему послушание печь просфоры для таинства Евхаристии.
С молитвою, с песнопениями совершал все работы свои преподобный Спиридон. Рубил ли он дрова, таскал ли воду, готовил ли просфоры, он всё время пел псалмы.
И вот однажды случился в его просфорне пожар. Из печки вымахнуло пламя, зажглась клеть, и огонь стал подыматься и охватил крышу. Тогда преподобный Спиридон снял с себя мантию, закрыл ею печь, снял власяницу свою, побежал за водой и принёс в ней воды.
И братия увидала чудо: не сгорела мантия Спиридона и не протекла власяница, — и этой водой, набранной им, потушили пожар.
Вспомним по поводу этого жития смиренного и простого инока Спиридона слова апостола Павла: ‘Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых’ (1 Кор. 1, 27). Вспомним и слова святого Григория Богослова: ‘Я подвизаюсь в приобретении простоты душевной, от которой зависит спасение’.
Что же это за простота душевная, о которой повествует житие, о которой свидетельствует апостол и о которой говорит святой?
Это та благодатная простота, которая так отличает духоносного человека от человека мирского, простота, которая даётся духовными трудами, иногда целой жизнью, смиренной работой над своим внутренним устроением.
Её нельзя получить, эту простоту, одним лишь движением своей воли, её нельзя получить в миру, она даётся как благодатный дар той душе, которая посвящает себя Богу.
Все мы сложны, в каждом из нас не один человек, а десять, и эти десять тащат нас в разные стороны. По каждому поводу у нас не одна мысль, а десять мыслей. Каждое событие вызывает в нас не одно решение, а множество, из которых не знаем, что нам выбрать. На молитве у нас не одна мысль, а неисчислимое количество мыслей, которые распыляют, которые рассеивают эту единую нашу молитвенную мысль.
Эта наша сложность, это многоволие в нас, эта нецельность чувствования, неединство мыслей — всё это есть результат хозяйничания в нас страстей. Это они так запутывают, усложняют, так в разные стороны влекут человеческую душу.
Вот почему простота, вожделенная в жизни духовной, может быть дана человеку лишь путём неустанных его внутренних трудов и благодати Божией.
Так во внутренней жизни человек стремится к приобретению простоты душевной, от которой зависит спасение. И он должен на всём своём жизненном пути утверждаться этими словами апостола, памятуя, что Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых. Бог избрал апостолов, которые были немудрыми для мира, но это немудрое посрамило мир, ибо возвещённое через апостолов Евангелие показало истинный свет, перед которым мир явил себя как тьма. Безумным и немудрым для мира был тот путь, которым шли первые христиане, всё их дело, по мирскому разумению, было сплошным безумием.
Какими, в самом деле, для человеческого разума должны были казаться бессмысленными, ненужными и бесполезными те жертвы, которые без всякой практической пользы приносили первые христиане. Но они посрамили мудрое мира, ибо мученичество христианское победило языческий мир.
Перед светом христианского мученичества язычество явило себя как тьма.
Мы должны научиться руководствоваться в высших вопросах не столько нашим мирским разумением, сколько голосом своей совести, ибо этот голос есть немудрое мира, это есть благодатный голос в нас, это есть сохранившаяся в нас простота души.
Какими бы запутанными ни были те или иные жизненные вопросы, которые встают перед нами, если мы подойдём к решению их не мудрствуя лукаво, уповая не столько на силы своего мирского рассудка, сколько на голос чистой, сохранившейся в каждом из нас совести, то мы всегда решим немудро для мира, но премудро в соответствии с духом благодати Божией.
Вот всему этому надлежит нам учиться, читая описание жития Спиридона Печерского. Это даст нам указание и в нашей жизни, когда перед нами встанут трудные и сложные вопросы.
Будем спрашивать тогда не столько наш лукавый ум, сколько сердце, и оно в простоте ответит нам истину.
Аминь.

20 ноября 1927 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Утверждайтесь в вере! Вера — основание, источник жизни.
Утверждайтесь в вере словом Божиим, утверждайтесь в вере молитвой, утверждайтесь в вере постом, утверждайтесь в вере борьбой со своими страстями. Утверждайтесь в вере, ибо вера ведёт человека ко спасению, к жизни вечной.
Некий человек по имени Иаир, князь сонмища, обратился к Иисусу с мольбой, чтобы он пришёл и исцелил его двенадцатилетнюю дочь. И пошёл Господь к Иаиру. Но на пути встретился вестник, который сообщил, что дочь Иаира уже умерла: ‘Не утруждай Учителя’. И сказал ему Господь: ‘Не бойся, только веруй, и спасена будет’. И пришёл Господь к дому Иаира, где был уже погребальный плач и сказал: ‘Она не умерла, но спит’. И смеялись над Ним… И взял Он с Собою учеников Своих, Иакова, Иоанна и Петра, мать и отца умершей отроковицы, и взяв её за руку сказал: ‘Отроковица, восстань’. И воскресла, и ожила дочь Иаира.
Сказал Господь: ‘Не бойся, только веруй и спасёшься’. И о смерти: ‘Не умерла, но спит’. И за руку взяв: ‘Отроковица, восстань’.
Соединим в нашем сердце все эти слова Спасителя. Какую благую весть услышим мы в них? Не смерть ли страшит человека? И воистину, не властна ли она так истребить жизнь, что не останется в ней никакого смысла, никакого истинного содержания!
Какое опустошение вносит эта торжествующая, всё уничтожающая, всё побеждающая смерть. И вдруг слова: ‘Не умерла, но спит’.
И в ответ на это чувство смятения и страха — слова Господа, сказанные каждой человеческой душе: ‘Только веруй, не бойся и спасена будешь’.
Нам возвещено в Евангелии всеобщее воскресение, нам дано обетование, что некогда восстанет человеческая душа и человеческое тело, и жизнь восстановит своё право, данное ей искуплением, и смерть отойдёт от человека, и тленное станет вечным, нетлению принадлежит победа.
Так нам Господь в Евангелии открывает победу над смертью, дарует надежду на воскресение, утверждает в истинном понимании смерти и даёт удостоверение, чтобы мы, утверждаясь в вере, утверждались и в надежде на спасение.
Все эти слова — евангельские, но не переживаем ли мы их как уже осуществляемые в жизни? Не чувствуем ли мы смерть, как сон? Не видим ли мы за верой нашей победу над смертью? Не протянута ли уже и к нам рука Господа, возвещающая: ‘Отроковица, восстань’.
Всё это переживается, чувствуется, видится, всё это есть в таинстве Евхаристии на Божественной литургии. Надо быть слепым, надо быть глухим, надо быть бесчувственным сердцем или не иметь веры для того, чтобы за Божественной литургией не ощущать сего обетования евангельского о воскресении. Здесь есть утверждение дарованного нам обетования нашего спасения. Здесь осязательно, здесь как бы зрительно нам даётся самое непреложное удостоверение всеобщего воскресения. Каждую Божественную литургию мы являемся сопричастниками этого чуда, нам дарованного, постоянно действующего, постоянно с нами пребывающего. Лишь бы очи наши открылись, уши стали бы слышать и наше сердце приняло бы это удостоверение от Господа. Божественная Евхаристия есть начинающееся воскресение мёртвых.
Аминь.

20 ноября 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Душно и тесно, как в клетке, в безбожном мире. Правда, эта клетка позолочена поддельной позолотой, чудесами техники, небоскрёбами, великими открытиями.
Старается человек всевозможными заботами и придумыванием многих одурманивающих средств сделать менее заметной духоту и тесноту. Но железные прутья вещества всё же полагают непреодолимый предел для его духа.
Вера освобождает человека, подымает его на высоту, показует ему безграничные дали истинного богосовершенствования.
И ныне наше торжество как бы разверзает перед нами небо, и нам в Божественном откровении раскрывается великая тайна потустороннего мира, тень которой заставляет в благоговейном ужасе трепетать наше сердце.
Ныне торжество церковное вводит нас в жизнь бесплотных сил, говорит нам о тайнах Ангелов, окружающих и служащих Всемогущему Господу.
Мы видим огненных серафимов, пламенеющих любовью к Богу и этой любовью воспламеняющих человеческие сердца. Мы видим многоочитых херувимов, дарующих богопознание, просвещающих нас в истинах веры. Видим престолы, на которых, как на умных силах, почивает Сам Господь. Видим господства — силы ангельские, которые дают человеку силу для борьбы со страстями. Видим силы — Ангелов, которые дают силу чудотворения и утверждают нас в вере. Видим мы власти, которым даётся власть над бесами. Видим мы здесь начала — Ангелов, которые блюдут судьбы народов, и архангелов, возвещающих новые откровения, пророчества и тайны веры, и Ангелов, которые невидимо стоят так близко к жизни человеческой и охраняют каждую человеческую душу.
А впереди всех сих девяти чинов ангельских стоит сам архистратиг Божий Михаил, его имя — Пламень Огненный — ревность о Господе, воспламеняющая весь род человеческий. Этот огненный архистратиг Божий Михаил, когда низвержен был диавол, со всеми чинами ангельскими запел песнь Господу: ‘Вонмем! Станем добре пред Вседержителем и не будем думать о том, что противно Господу’.
Так свидетельствовал ревность свою Троице архистратиг Божий Михаил и воспевал: ‘Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! Исполнь небо и земля славы Твоея!’
Наша немощь — в нашем тёплом сердце, в нашем постоянном увядании, в нашей постоянной покорности этой позолоченной клетке. Наш дух сам туда стремится, в эту тесноту, в эту духоту.
Чины ангельские, небо отверстое, песнь, которую слышит ныне торжествующая Церковь, должны воспламенить в нас постоянную мысль о Господе, постоянное служение Господу, чтобы нам освободиться от этого порабощающего наш дух тленного вещества и мирской жизни. Пламень Огненный — архистратиг Божий Михаил да озарит и наши сердца и да воспламенит их, чтобы нам сподобиться чистым сердцем славить Бога.
Аминь.

26 ноября 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В понедельник начинается Рождественский пост. По уставу церковному этот пост надлежит проводить так: по субботам и воскресным дням разрешается рыба, по понедельникам, средам и пятницам вкушать без масла, по вторникам и четвергам — с маслом.
16, 25, 30 ноября [ст. ст.], если эти праздничные дни приходятся на понедельник, среду и пятницу, разрешается есть с маслом, если эти праздники приходятся на вторник и четверг, то разрешается вкушать рыбу.
4, 5, 6, 9, 17, 20 декабря, если эти праздничные дни приходятся на понедельник, среду и пятницу, разрешается вкушать с маслом, если эти праздничные дни приходятся на вторник и четверг, разрешается вкушать рыбу. С 20 по 25 декабря, если эти дни приходятся на субботу и воскресенье, рыбу не вкушать.
Таков устав Рождественского поста, напечатанный в Типиконе, но если только этим напоминанием ограничиться, мог ли бы я со спокойной пастырской совестью думать, что этого и достаточно? Мог ли бы я по совести сказать себе, что мои духовные дети, может быть, несколько забыли этот устав постный, и если им напоминать его, то этого будет довольно?
Вот в том-то и беда, что нет этого чувства.
Не может быть вполне спокоен пастырь, что одного этого напоминания достаточно.
Когда мне приходится с амвона, а не на исповеди лишь говорить о посте, я всегда чувствую себя настроенным особенно воинственно, и потому так, что я чувствую себя на передовых позициях в отношении врага, нападающего на Церковь, и при этом на таких позициях, которые воины Христовы вот-вот и сдадут совсем.
А между тем это есть действительно передовые позиции, сдав которые, человек, и сам того не замечая, обращается в духовное бегство перед мирской жизнью.
Каждый раз перед постом, напоминая вам устав постный, я чувствую всю необходимость защищать эти передовые позиции духовной жизни. Мирские слова так и слышатся: ‘Не всё ли равно, в субботу есть рыбу, или в пятницу, или в среду, или в четверг? Не лучше ли не раздражаться, не сердиться, не завидовать?’
Мирские слова! Мирской лукавый разум! Да где же это в Типиконе сказано, что надо раздражаться? Где там сказано, что надо завидовать? Где там говорится о том, что надо говорить неправду или враждовать? Откуда взялось это ‘лучше’?
Прекрасно не завидовать, великолепно не раздражаться, конечно, не нужно нарушать заповедей Божиих, но почему это значит, что надо нарушать устав постный? Какая тут связь? Как будто бы уж, если человек начнёт соблюдать пост, он непременно будет завидовать, говорить неправду, гневаться и блудить.
Оставим это лукавое мирское ‘лучше’ и посмотрим, отчего такой упадок поста и почему должна быть ревность о его исполнении.
За уставами о посте стоит не книжная кабинетная мудрость, не отвлечённые рассуждения и не какая-то пустая внешняя форма — за этими уставами стоит подвижническая жизнь, стоит молитва, стоит борьба со страстями, стоит вся та духовная драгоценность, которую для нас соблюдает Святая Церковь в своих уставах. Уставы постные есть сама жизнь. Они написаны славянскими буквами в Типиконе, но за этими буквами молитвенные подвиги, великая духовная жизнь угодников Божиих, отшельников, затворников — сонм святых, почитаемых Святою Церковью.
Святая Церковь ревностно, строго, властно охраняла незыблемость уставов постных. Она карала тягчайшими наказаниями и запрещением нарушителей этих уставов. Она чувствовала то, что и мы начинаем чувствовать сейчас, уже потерпев урон: что здесь надо дать решительный отпор врагу и защитить внутреннюю духовную жизнь от нападающего на неё обмирщения.
Пост даёт нам постоянное чувствование церковности. Здесь не каждый сам по себе, не каждый как вздумается, не каждый самочинник — здесь вся Церковь в едином, утверждённом Церковью правиле начинает проводить свою жизнь и именно в том, что повседневно, всегда обязательно для каждого.
Этот объединяющий внешний устав сразу вносит единство церковное в самую нашу повседневность.
Церковные правила о посте — это есть послушание Церкви. Кто не испытал на себе, вступая на путь духовной жизни, плодотворность послушания?
Не в особой мудрости руководителя дело, но в самой этой внутренней настроенности идущего по пути духовной жизни.
Так же и здесь. В этом отречении от самочиния, в этом смиренном послушании церковности уже есть самое главное, необходимое для нашей церковной жизни.
Устав постный, давая указания как будто бы о несущественном в духовной жизни — о питании, в то же время даёт то, что оказывает плодотворное действие и на душу человеческую.
Как часто и здесь на всё это слышатся мирские слова: ‘Лучше воздерживаться в скоромной пище, чем объедаться постным’.
И опять недоумение!
Как будто бы в Типиконе сказано, что надо объедаться постной пищей! Как будто бы этот выбор: или воздержание в скоромном, или объедение постным — есть какая-то необходимость для каждого, кто встает на путь исполнения постного устава.
Нужно воздерживаться — об этом говорят все уставы. Но кроме того, они все указывают на то, как и что надлежит нам принимать в пищу. Из мелочей слагается наша духовная жизнь, из мелочей слагается вначале и наша гибель.
Коготок увяз — всей птичке пропасть. Так и мирская жизнь. Маленький коготок, а зацепится за него человек, и втащит его эта мирская жизнь и непременно погубит, непременно его поглотит.
В наше время нужно особенно ревностно соблюдать всё то, что полагает грань между нами, верными, и ими, неверными. И одна из внешних, но твёрдых граней разделения с миром и есть устав постный.
Многое, что казалось несущественным в прежнее время, в наши дни осознаётся как великая необходимая задача.
Так и соблюдение постов. Сейчас время, когда надлежит вновь восстановить всю силу, всю твёрдость действующего в Церкви закона о соблюдении поста.
Аминь.

3 декабря 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Ныне мы празднуем Введение во храм Пресвятой Владычицы нашей Богородицы. Совершеннейшая из людей возрастала в молитве, посвящённая Богу.
В этот день мы мыслью обращаемся на нашу жизнь и назначение в ней святого Божиего храма.
Много даёт нам поводов, оснований, побуждений Святая Церковь возвращаться к просмотру своей жизни. И каждый раз этот просмотр жизни нашей заставляет нас видеть, как она несовершенна, как не соответствует она тому, как мы должны были бы жить, не соответствует тем жизненным задачам, которые раскрыты перед нами в Слове Божием, заставляет нас видеть, как мы плохо идём по тому пути, на котором нас утвердила Святая Церковь и по которому призывает нас идти Христос.
Можно ли сказать, что мы хоть сколько-нибудь ввели свою душу в храм — так, чтобы наша жизнь в храме соответствовала словам ‘посвятить себя Богу’?
Наша жизнь идёт вне храма по законам, которые нам властно и требовательно диктует мир, у которого совсем другой господин, совсем другие задачи, совсем другое основание.
И тем не менее вне храма, дома, мы как будто бы теряем чувствование своего высшего призвания, мы начинаем, иногда слабо сопротивляясь, а часто и совсем без сопротивления, сливаться с мирской, мутной, отравленной страстями жизнью.
Но если так несовершенна жизнь, то значит ли, что бесполезен храм?
Не только не значит это, а значит совсем другое — значит, что если мы совсем не задохнулись в нашей жизни и если в нас всё же теплится подлинная жизнь, если мы всё-таки ещё сохраняем в себе хоть малое рвение к спасению, то это потому только, что есть храм, в который мы хоть на единый миг иногда входим и хоть сколько-нибудь утверждаемся, чтобы, вернувшись назад, в мирскую жизнь, не погибнуть окончательно.
Значение храма в жизни нашей не умаляется от нашего общего падения, а наоборот, увеличивается и утверждается, как единого якоря нашего спасения. Это нужно чувствовать, это нужно ценить и с особым благоговением относиться к храму.
Как часто не столько по испорченности, сколько по мирскому легкомыслию входящие в храм не чувствуют страха и благоговения перед тем, куда они вошли! Даже верующие, входящие в храм, точно вносят с собой весь дух мирской жизни и не могут сразу отрешиться от всего того, что их там, в миру, окружало.
Постоянно имея перед собою, что есть храм и что в нём совершается — можно ли засмеяться в церкви? Можно ли говорить о пустяках в церкви? Можно ли чувствовать себя так, точно у себя в комнате?
Это там-то, где на Престоле Господь? Где ежедневно совершается Бескровная Жертва, где в таинстве Евхаристии Господь постоянно являет Своё Чудо. Это тут-то смех? Это тут-то толкотня? Это тут-то разговоры?
Это было бы величайшим преступлением, если бы не было лишь пустым легкомыслием.
Надо проникнуться чувством благоговейного страха в храме, и чем больше будет человек возноситься душою к горнему в Церкви, тем он дольше сохранит свою душу, выйдя из храма.
Если же он и здесь будет всё время охвачен тем же духом мирским, который он принёс с собой, то и выйдя из храма, он не почувствует, что вынес ту твёрдость, которая нужна для сохранения духовной жизни, которую нужно вынести из храма, чтобы рано или поздно вовсе не отойти от Церкви.
Чем ближе к антихристу, к последним временам, тем уже путь спасения — тем труднее будет идти по нему.
Не увеличиваться будет благополучие церковное, а всё более и более умаляться, об этом свидетельствуют нам Слово Божие, Откровение Иоанна Богослова и горящие страницы пророческие в творениях святых отцов.
Но они же утверждают нам и то, что до последних дней вселенной сохранится Бескровная Жертва.
Вот наше утешение, вот наше утверждение, вот назидание сегодняшнего празднества.
Аминь.

4 декабря 1927 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
У одного богача угобзися нива, и стал он размышлять, что ему сделать с этим большим урожаем — нет помещения, которое бы могло вместить этот большой урожай, и решил он тогда: ‘Вот что сделаю: выстрою большую житницу, соберу туда весь свой урожай, все плоды свои, всё добро своё и скажу душе своей: душа, на многие годы теперь у тебя здесь добра, покойся, ешь, пей, веселись’. И сказал ему Господь: ‘Безумец, в эту же ночь душу твою возьмут у тебя, кому же останется всё то, что ты сохранил’ (Лк. 12, 16-21).
Так бывает со всяким, кто собирает для себя, а не в Бога богатеет.
Какая страшная притча!
Страшная потому, что она относится ко всякой человеческой душе, и страшная ещё потому, что за ней, когда читает её человек, он невольно уразумевает, до какой степени сильно в нашей жизни бесовское, диавольское наваждение.
Ужели ко всякой жизни относится эта притча? Или у всех уугобзися нива? Или у всех такое изобилие добра, что не может вместить его дом и приходится строить большую житницу?
Не этим подобна наша жизнь той, которая раскрыта в этой притче, а тем отношением, теми заботами о нивах наших, которыми исполнено каждое человеческое сердце.
Не у всех богатый урожай. У большинства даже тощие колосья на ниве и нужда, и нехватки, но у каждого всё же есть, есть эта излюбленная житница, в которую он стаскивает всё время, исполненный материальных забот, то, что ему даётся в этой жизни.
И у каждого где-то на задворках есть полуразвалившийся сарай, в котором, едва приметное, лежит то, что есть богатство для Господа.
Вот этим каждая жизнь человеческая подобна жизни богача, этой внутренней порабощённостью нашей заботам о внешнем материальном устройстве, и потому к каждой человеческой душе относятся слова Господа: ‘Безумец! в эту ночь душу твою возьмут у тебя’.
В какую ночь? Сегодня? Завтра? Через 10 лет? Через 30 лет? Какая разница? Эта ночь придёт, и душа твоя будет взята у тебя. А ты воистину есть безумец, который жил только для того, чтобы устраиваться, и устраиваться неизвестно зачем.
И страшна эта притча не только тем, что она относится к каждой душе человеческой, но и тем, что она показует, как властвует над жизнью человеческой злая диавольская сила.
В самом деле, как нам иной раз легко почувствовать всё безобразие жизни, когда мы видим её со стороны, когда сами не участвуем в этом безобразии.
Так же и безумие жизни.
Когда мы отойдём несколько от неё и посмотрим со стороны, тогда удивление и ужас объемлют человека. Как же это он сам-то не видит в своей жизни этого безумия, этой нелепости жить для того, чтобы всё здесь оставить и туда ничего не взять?!
Но вот в притче, как в малой капле, отражено это безумие. Здесь не свою жизнь видит человек, а ему показуется жизнь людская, и он изумляется: где же его собственные глаза, какое страшное обольщение бесовское! Как же он, в самом деле, мог так жить, зная, что эта жизнь временная, а та жизнь — навсегда?
Как он поддаётся этому обольщению бесовскому, и всё тащит этот хлам в свою житницу, и всё старается, все силы свои употребляет на то, чтобы тащить туда как можно больше, как можно больше.
‘Безумец!’ — пусть каждый скажет это себе со всей твёрдостью, со всей скорбью, со всем покаянием душевным, пусть повторит эти слова Господа о безумии своём.
Ведь в эту ночь душу твою возьмут от тебя, для чего же ты так живёшь? Какое ты всё время собираешь ненужное, временное, тленное. С чем ты пойдёшь к Господу? Что ты нажил? Какое богатство для Господа ты собрал в своей душе?
Истинное безумие! Истинный ужас!
Человек пойдёт в вечность с пустой душой, без всякого накоплённого здесь богатства в сердце.
И всё здесь оставит — и большое, и малое. Всё, что ему казалось таким нужным, из-за чего он так сердился, из-за чего он так хлопотал, из-за чего огорчался, за что боролся, за что так ненавидел людей, за что проливал слёзы, — всё это хлам, всё это останется здесь, на земле, ибо придёт для каждого эта ночь, когда Господь возьмёт у человека душу.
Аминь.

10 декабря 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Ныне я имею побуждение сказать похвальное слово достопочитаемому послушанию.
Св. Иоанн Лествичник рассказывает об одном великом послушнике — преподобном Акакии, о том, как у этого послушника, по словам великого Иоанна Савваита, был злой недобрый старец, который всячески притеснял, оскорблял и бил послушника Акакия, и когда знавшие это спрашивали Акакия, как он живёт, то удивлялись, слыша его ответ: ‘Как перед Богом — так хорошо’.
Девять лет был в послушании Акакий и девять лет переносил эти тяжкие испытания, которым подвергал его злой старец, и преставился ко Господу Акакий, и вот пришёл злой старец к некоему великому отцу и сказал ему: ‘Умер ученик мой Акакий’. И ответил великий отец: ‘Не может быть’. — ‘Пойди к его гробу и убедись’. И пришёл великий отец ко гробу почившего послушника Акакия и вопросил его: ‘Умер ли ты?’ И вдруг услышал ответ: ‘Нет, отче, ибо тот, кто обязался послушанием, никогда не умирает’. И так был потрясён этим чудом старец, что просил игумена дать ему келию около того места, где погребён был Акакий, и сам стал подвижником.
Славно и велико послушание!
На послушничестве создалась вся духовная жизнь. На послушничестве создалась и великая Православная Церковь.
Послушничество лежит в основании всех православных подвигов.
Послушничество дало Святой Церкви её великую силу и славу.
Послушничеством создалось в Церкви то лучшее, что мы имеем в нашем руководстве духовном.
Все подвиги святых отцов, все их творения, вся их великая подвижническая жизнь — всё в своём основании имело послушничество.
Послушничеством была спаяна и скреплена Святая Церковь. Послушничество лежит в основании незыблемого её здания.
Да и как же могло быть иначе? Ведь подвижничество и духовная жизнь — это есть война, это есть невидимая внутренняя брань, каждый подвизающийся есть воин Христов. Как же могло быть иначе, когда земная Церковь есть Церковь воинствующая, Церковь есть воин Христов, который ведёт брань с миром, во зле лежащим.
Встаёт в душе вопрос: так неужели же всегда надо слушаться?
Надо слушаться тогда, когда это приятно, и тогда, когда это неприятно. Надо слушаться тогда, когда это легко понести, надо слушаться и тогда, когда это трудно понести.
Послушничество есть послушничество.
И сколько изломанных самочинием своим, упованием на свою волю, всегда зиждущуюся на страстях людей, приходит в этом изломанном, искалеченном внутреннем своём состоянии тоски и смятения, просят пастыря взять их в своё руководство, взять у них эту волю, их измучившую и изломавшую их жизнь. И с какой радостью и готовностью вручают душу свою, чувствуя, что именно здесь тихое пристанище.
Но неужели же во всём слушаться и всегда слушаться?
Есть одно, что даёт обязательство для воина Христова отказаться от послушания. Это тогда, когда требования идут вразрез с чистотою православия, и тогда, когда непослушание делается во имя этой чистоты. Только здесь непослушание не расшатывает дух воина Христова, а утверждает и закаляет его!
Аминь.

13 декабря 1927 г.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем евангельском чтении вы слышали, как Господь Иисус Христос призвал Своих учеников Петра, Андрея, Иакова и Иоанна. Как проходил Он близ моря Галилейского, и как увидел рыбаков Петра и Андрея и сказал им: ‘Идите за Мною’, и как оставили свою лодку и свои сети и пошли за Ним, и как, проходя далее, увидел Он других братьев Зеведеевых, Иоанна и Иакова, и их призвал, и как они оставили отца своего и пошли за Господом. Он сказал Петру и Андрею: ‘Я сделаю вас ловцами человеков’ (Мф. 4, 18-22).
Каждого человека призывает ко спасению Господь наш Иисус Христос, каждого зовёт за Собою.
Но когда мы слышим этот зов, мы не поступаем, как Иоанн и Иаков. Что же мешает нам? Один инок спросил преподобного Серафима: ‘Почему ныне нет таких подвигов, как в древности?’ И ответил ему преподобный: ‘Решимости нет!’
Нет решимости — вот почему призыв Спасителя оставляем мы без ответа.
А придётся каждому человеку, как бы он это ни оттягивал, хотя бы до самого последнего смертного часа, но всё-таки ответить Господу: хочет ли он идти за Ним?
Если ты посмотришь в свою душу со вниманием и постараешься уяснить себе, что же там стоит у тебя за этою твоею нерешимостью, ты уразумеешь, что хочет от тебя Господь и что ты медлишь дать Ему.
Маловерие твоё стоит там, пристрастие к земным вещам стоит там, твоя леность, твоё нерадение, всевозможные так называемые мелкие повседневные грехи.
Если ты хочешь освободиться от этих причин, расслабляющих твою решимость, то и начинай, не откладывая, теперь же, ибо никто не знает, какую даст Господь отсрочку. Теперь же, непременно сегодня же начинай просматривать и освобождаться от этих причин, препятствующих твоему решению встать твёрдо и окончательно на путь духовной жизни.
Чаще размышляй о смерти для того, чтобы освободиться от пристрастия к земным вещам.
Ведь когда стоишь у чужого гроба, воочию ясно, что жизнь, прожитая этим человеком, была осмыслена и оправдана совсем не тем, что ему казалось важным, что составляло его пристрастие. Когда стоишь и смотришь со стороны на тление человеческого естества, тогда так ясно делается, что жить надлежало лишь для вечного начала, которое перешло туда…
Рассматривай свою жизнь при том постоянном памятовании, что время не ждёт, что жизнь сокращается, что время конца её неизвестно — и пройдёт твоя леность, ты поспешишь, не откладывая, не тратя времени своего, приводить себя в порядок, готовиться к этому дальнему пути.
Ведь когда мы знаем, что вот сейчас нужно ехать, мы спешно складываем свои вещи, — а ты разве не знаешь, что тебе надо ехать туда, в эту вечную страну бытия твоего!
Так складывайся же, устраивайся, приводи в порядок душу свою, чтобы не заставала врасплох минута твоего отъезда. И пройдёт тогда твоя нерешительность, исчезнет в тебе нерадение.
Надо выбрать сразу, решительно и окончательно — вот так, как просто, как ясно, как совершенно выражено это в сегодняшнем евангельском чтении. Не рассуждали, не спорили, не прекословили, не торговались с Господом ученики Пётр, Андрей, Иоанн и Иаков. Они оставили всё и пошли за Ним.
Аминь.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы впервые будем раздавать антидор, то есть ту оставшуюся часть просфоры, из которой вынимается Агнец.
Каков смысл этого церковного установления?
‘О времена, о обычаи! Напрасно жертва приносится, напрасно стою у Престола — никто не причащается!’ — так восклицает святой Иоанн Златоустый, обличая установившийся уже в его времена обычай не всегда за Литургией причащаться Святых Тайн.
Это было в конце IV века. В первые времена христианства даже помыслить не мог христианин, что он может присутствовать на Литургии и не причаститься Божественной Евхаристии, настолько это казалось ни с чем не сообразным, что если бы даже по болезни человек не мог прийти к Божественной литургии, то диаконы ему приносили Евхаристию на дом.
Литургия для того и совершалась, чтобы на ней было преломление хлебов и причащение Тела и Крови Спасителя, и не причащаться было бы так же несообразно, как прийти на пир и не принимать яств. Сей пир совершается для того, чтобы мы вкушали на нём Тело и Кровь Спасителя.
В IV веке, в то время, когда святой Иоанн Златоуст так обличает уклоняющихся от Евхаристии, Евхаристия вкушалась четыре раза в неделю, как об этом свидетельствует Василий Великий. Но время мало-помалу шло, и это отторжение верующих от таинства Евхаристии всё более и более укоренялось и в конце концов привело к ужасающим последствиям.
В самом деле, жить в миру, ежедневно отравляться ядом мирских понятий, мирских чувств, мирских обычаев, жить среди безбожников, самому постоянно жить в грехе и в то же время раз в год причащаться Святых Тайн — это такое безумие, это такая самонадеянность, такое страшное дело пред душою, что пора, наконец, осознать это и вновь с Божией помощью понемногу возвращаться к церковному правилу о причащении.
Свтой Иоанн Златоуст слышал те же самые слова, которые и сейчас слышат пастыри в ответ на это обличение о редком причащении: ‘Недостоин’.
И свтой Иоанн Златоуст, отвечая на это ‘недостоин’, говорит: ‘Если ты недостоин принять Святой Евхаристии, то ты недостоин слушать Слово Божие, недостоин участвовать в псалмопении, недостоин тогда и присутствовать на Божественной литургии’.
Но всё же по немощи нашей и сейчас присутствуют на Божественной литургии не только те, которые причащаются Святых Тайн.
И вот с древних времен, когда началось отхождение от причащения Святых Тайн, в Церкви установился обычай раздавать антидор как вещественный знак участия верующих в священнодействии при Божественной литургии.
Посему и я прошу вас ныне брать и вкушать антидор сей лишь тех, кто сегодня не причащался Божественной Евхаристии.
Кто не причащался, примите антидор.
Аминь.

17 декабря 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В житии Саввы Освященного говорится о том, как родители упрашивали преподобного Савву оставить чёрные иноческие одежды и вернуться в мир. И как ответил им инок Савва: ‘Как я могу предпочесть вас Богу, вашу суетную жизнь моему кресту, ваше мирское военное служение — духовному воинству? Если земные цари наказывают тех, кто убегает из полка, то как же Царь Небесный должен немилосердно наказать того, кто оставляет духовное воинство, бежит из избранного полка’. И заключил эти слова так: ‘Если вы будете ещё убеждать меня оставить это прекрасное воинство, вы больше мне не родители’.
Так враг устами родителей преподобного Саввы отвлекал его от пути спасения, и так мы должны научиться словами преподобного Саввы отражать врага, нападающего на каждую жизнь человеческую.
Мятётся человеческая душа. И едва ли есть хоть один человек, который бы, встав на путь духовной жизни, особенно в условиях мирских, не услышал бы этих слов, подобных словам родителей Саввы, этих всевозможных уговоров врага сбросить чёрные одежды духовной жизни и пойти по дороге мирской.
И если ты услышишь в своей душе соблазняющие слова врага об измене избранному тобою пути духовной жизни, ты сейчас же восставь перед собою слова преподобного Саввы и скажи: ‘Как я могу предпочесть вас Богу, как могу я предпочесть суетную мирскую жизнь кресту своему, как я могу оставить духовное воинство?’
Если человек ещё молод, враг убеждает его бросить этот трудный крестоносный путь и пожить, отдаваясь своим плотским влечениям. Это так легко, это так приятно, это так естественно — так делают все.
‘Как я могу предпочесть вашу суетную жизнь кресту своему?’
Если ты имеешь талант, твои мечты будут увлекать тебя с дороги духовной жизни к тем сладостям мирским, которые дают там, в миру, человеческие дарования, но ты отдай их Богу.
Если у тебя какие-нибудь скорби, которые ты несёшь как христианин, ибо труден путь христианина в миру и ему постоянно приходится терпеть, страдать, отказываться от всевозможных мирских благ, удобств, всего того, что даётся отрёкшимся от Христа, — ты восставь перед собою слова свтого Саввы.
И в семьях — сколько здесь трудностей для христианина! Как постоянно упрашивают ‘родители Саввы’ бросить всё — ‘и здоровье испортишь, и жизнь свою погубишь, и всё это пустое увлеченье, а время уйдёт’. Вспомним слова преподобного Саввы: ‘Как я могу предпочесть вашу суетную жизнь кресту своему?’
Ныне наша мысль постоянно возвращается к первым временам христианства. Нужно ослепнуть, чтобы не видеть этого возрождающегося сходства нашего времени с эпохой первоначального христианства. А это есть признак начинающегося последнего периода жизни мира. Это уясняет и то, почему так усилилось в жизни каждого человека уговаривание ‘родителей преподобного Саввы’ и почему в наше время так трудно и так нужно отражать эти уговоры.
Это потому так, что к последним временам Церковь Христова должна приготовиться, и это приготовление Церкви должно быть через тяжкие испытания, а не через благоденствие — для того, чтобы та Церковь, судьбы которой нам открыты, в последнее время достойно могла понести тяжкий крест, который Господь попустит быть возложенным на неё.
Чтобы она могла достойно понести его, для этого надлежит приготовиться постепенными испытаниями — крестоношением. Не тянуться за благоденствием, а с радостью понести испытания. И жизнь каждого человека, как члена Церкви, отражает на себе общецерковную задачу и общецерковную судьбу.
Как Церковь должна быть приготовлена постепенными испытаниями к последним апокалипсическим временам, так и каждая человеческая душа, составляющая сию Церковь на земле, должна приготовиться этими испытаниями.
Чем ближе к последним временам, тем тяжелее будет ложиться на плечи каждого христианина его крест, тем сильнее будут уговоры его сбросить, и тем твёрже должны быть в ответ слова, которым нас научает преподобный Савва: ‘Как я могу предпочесть вашу суетную жизнь кресту своему?’
Аминь.

18 декабря 1927 г.

За всенощной, в воскресенье

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Велик и славен сонм святых угодников Божиих в Православной Церкви.
Это воистину вершины, которые указывают путь идущим дорогой спасения. Но среди этих вершин есть величайшая — это святитель Николай Чудотворец, великий молитвенник, подвижник, ревнитель веры. Кто исчислит все чудеса, совершённые святителем Николаем Чудотворцем: воскрешал мёртвых, исцелял болящих, вразумлял заблудших, спасал погибающих, защищал в темницах сущих. Из каких бед, из каких напастей, из каких скорбей ни избавлялись люди по молитвам святителя Николая чудесным его заступлением!
Святитель Николай Чудотворец так вошёл в жизнь человеческую, что сделался постоянным покровителем, соблюдающим жизнь каждого верующего христианина. И не только христиане, но и нехристианский мир с величайшим благоговением относится к памяти святителя Николая Чудотворца. Особенно близок святитель Николай к простому православному народу, который верует не мудрствуя лукаво, чистым сердцем. О том, как он сохраняет это своё звание простоты, свидетельствует одно церковное предание, о котором повествуется в его житии.
Там рассказывается о том, как некоему Феофану, человеку благочестивой жизни, странноприимцу, явился святитель Николай и сказал: ‘Сходи к иконописцу Аггею и закажи ему три иконы: Спаса, Божией Матери и Николая Чудотворца. И сделай трапезу и пригласи патриарха с собором в свой дом’. И исполнил Феофан повеление святителя Николая. И были принесены в его дом три великие иконы: Спаса, Божией Матери и святителя Николая. И сделал он трапезу, и пригласил патриарха Афанасия с собором, и пришёл патриарх в его дом с собором своим и увидал эти три иконы. И поклонился он Спасу и сказал: ‘Хорошо ты сделал, что у тебя великая икона Спаса’. И поклонился он иконе Божией Матери и сказал: ‘Хорошо ты сделал, что у тебя икона Божией Матери’. И посмотрев на икону святителя Николая, сказал: ‘Напрасно ты сделал такую великую икону святителю Николаю Мирликийскому: у него были простые родители — поселяне’. И велел вынести икону святителя. С великой скорбью исполнил повеление патриарха Феофан. Но сам попросил одного из клириков, чтобы тот во время трапезы совершал бы там, где будет стоять унесённая икона святителя Николая, ему хвалу.
И стал пиршествовать патриарх с собором. И не хватило ему вина. И Феофан, в смущении, что не может принять как должно высокого гостя с сонмом его соборным, стал молиться святителю Николаю, чтобы он совершил чудо и восполнил недостающее. И совершилось чудо: послал ему по молитвам просимое святитель Николай.
И вот прошло некоторое время, и пришёл вельможа по имени Феодор. И просил патриарха прибыть к нему и исцелить единственную его дочь, страдавшую беснованием. И отплыл на корабле патриарх. И дорогой началась буря, и опрокинулся корабль. Тогда, изнемогая в волнах, стал молиться святителю Николаю утопающий патриарх. И явился ему святитель Николай и сказал: ‘Илия, происходящий от простых родителей, нужен тебе, чтобы поднять из пучины морской?’ И принёс покаяние патриарх. И протянул ему руку святитель Николай и спас утопающего. И раскаявшийся патриарх воздвигнул церковь в память святителя Николая, Мирликийского Чудотворца.
Близок к простым душам святитель Николай. Близок ко всей жизни человеческой, вошёл в неё, чувствуется в ней и всегда её соблюдает. Наипаче в наши дни.
Да прославим святую ревность о чистоте православия святого угодника Божия Николая.
На Никейском Соборе, на котором была осуждена ересь Ария и сам Арий, возгорелся великий спор с еретиками. Ревнуя о чистоте веры, святитель в пламенном порыве сей ревности дерзнул ударить хулителя и еретика по ланите.
Собор возмутился, и встал вопрос о лишении сана святителя Николая. И было тогда видение участникам Собора. Открыто им было в том видении, что угодна Господу пламенная ревность святителя Николая — защитника веры православной.
Видели они Спасителя и Божию Матерь и около Них — святителя Николая Чудотворца. И у Божией Матери был в руках омофор, и передала она его святителю Николаю и с ним другие знаки архиерейского достоинства. И принял это откровение Божие в видении Собор, и почтил ревность о вере православной святителя Николая.
Многому научают нас жития святых, многое они нам раскрывают. Научают, как нам идти путём спасения. Но наипаче нуждаемся мы в ревности, в пламенной вере. И этому по преимуществу научает нас житие святителя Николая Чудотворца — пламенного ревнителя о чистоте православия.
Аминь.

24 декабря 1927 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В житии святителя Спиридона, епископа Тримифунтского, рассказывается о таком событии. Это было на заседании I Вселенского Собора. Были туда допущены языческие философы-перипатетики, последователи аристотелевской философии.
Среди них один был особенно искусным в споре. И вот преподобный Спиридон стал просить отцов Собора разрешить ему вступить в спор с учёным философом. Святой Спиридон был человеком простым, неучёным, и отцы Собора препятствовали его выступлению, так как боялись, что Спиридон будет посрамлён в этом споре знаменитым философом. Но преподобный Спиридон всё же обратился к философу со следующими словами: ‘Во имя Господа Иисуса Христа выслушай, что я скажу тебе’. И согласился выслушать его учёный языческий философ. И сказал преподобный Спиридон: ‘Мы веруем, что Господь, создавший небо и землю, создал человека и весь видимый и невидимый мир Словом Своим и Духом. Мы веруем, что Слово это есть Сын Божий и Бог, Который воплотился, жил среди людей, страдал, умер, воскрес и совоскресил с Собою весь род человеческий. Мы веруем, что Он вновь придёт в день Страшного суда дать воздаяние за добро и зло. Мы не дерзаем постигнуть этой тайны любопытствующим умом. И ты не вопрошай, как это может быть, ибо это превышает силы человеческого разума’. И смолк… И потом обратился к философу со словами: ‘А ты не так же ли думаешь?’ И, к общему изумлению, философ, испытанный в казуистических спорах, молчал. А потом вдруг сказал: ‘Да, и я думаю так же’. И обратившись к тем, кто пришёл с ним, сказал: ‘Друзья мои, пока споры велись доказательствами от разума, я мог выставлять против одних доказательств другие, но когда из уст этого старца стала исходить какая-то особая сила, я чувствую, что здесь доказательств от разума уже не может быть, ибо никто не может противиться Богу. Те из вас, кто может думать так же, уверуем во Христа и пойдём за этим старцем, ибо через него говорит Бог’. И, к великой радости всего Собора, принял православную веру.
Вот это событие, рассказанное в житии, многому нас научает и многое нам разъясняет. Оно научает нас, как нам надлежит утверждать нашу веру. Оно раскрывает в деле утверждения веры значение доказательства от разума. Эти доказательства от разума так мало могут иметь значения в деле веры. Они скорее служат для уничтожения препятствий от разума, мешающих укреплению веры.
Эти мудрые философские знания нужны не столько для того, чтобы утвердить веру, сколько для того, чтобы разум не мешал ей. А сама вера утверждается тем, что человеческое сердце открывается благодатной силе, которая содержится в Святой Церкви, в богослужениях, в Слове Божием, в подвижнических творениях святых отцов. Если не любопытствующим умом, а открытым и жаждущим истины, и правды, и веры сердцем подойдёт человек к этому благодатному источнику, то и он получит то, что дал языческому мудрецу преподобный Спиридон.
Прошедшие путь языческой мудрости, оглядываясь назад, чувствуют, как бессильно было то знание от разума, через которое они искали путь к вере. Это такой окольный, такой запутанный, такой бесплодный путь, когда есть прямой, ясный и открытый.
Разъясняет нам и ещё нечто это событие. Оно открывает нам причину действенности слова, ту благодатную силу, которая за ним и в нём должна быть.
Если человек хочет передать какое-нибудь знание другому, совершенно безразлично, как он живёт, достаточно ему ясно выразить то, чему он хочет научить другого.
Вера так не передаётся. Вера передаётся лишь в меру той благодатной силы, которая стоит за словами истины. Это указание больше всего относится к нам, пастырям.
Если так малодейственна сила нашей проповеди, то это наш грех, немощность нашей жизни духовной, неполнота благодати Божией, которая содержится в словах наших.
Проповедь о Боге преподобного Спиридона не содержит в себе никаких необыкновенных доказательств, но она победила непобедимого языческого мудреца. Можно очень искусно проповедовать о Боге, и безбожникам это совсем не будет страшно, они будут легко мириться с этой проповедью, прекрасно чувствуя, что она бесплодна и не действенна, хотя бы и была сопровождаема самыми искусными и тонкими доказательствами и самой сильной эрудицией.
Пусть говорит такой человек, где и сколько ему угодно, — от этого ни одним безбожником не станет меньше.
Это нас научает и ещё одному, раскрывая нам, в чём состоит сила не только отдельного исповедника веры, каким был преподобный Спиридон, но вообще всей Церкви.
Эта сила заключается в благодати.
Не то утверждает Церковь и даёт ей победу над антихристом, что может давать победу в миру, а то, что исполнено благодати, и силы, и Духа Божия. Как и апостол Павел научает нас: ‘И слово моё и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы’ (1 Кор. 2, 4).
Аминь.

25 декабря 1927 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
‘Много званых, но мало избранных’ (Лк. 14, 24). Мы все — званые православные христиане.
Не только в Крещении призывает нас Господь — Он зовёт нас в течение всей нашей жизни. Когда мы ощущаем в нашем сердце стремление к высшему, чувствуем неудовлетворённость обыденною земною жизнью — это Господь зовёт нас на Свой пир.
Когда в нашем сердце доброе движение к тому, чтобы совершить какой-либо хороший поступок, сделать что-либо не для себя, а для другого, — это Господь призывает нас на Свой пир.
Когда посещают нас телесные немощи и мы начинаем просматривать свою жизнь и как-то по-иному относиться к ней — это Господь нас зовёт к Себе.
И когда скорби, несчастья житейские посещают нас — всё это зов Господа.
Каждое евангельское слово — это зов Спасителя на пир, каждое молитвенное воздыхание, каждое молитвенное слово, которое нам оставили святые отцы и подвижники, научающие нас молиться, — всё это зов Спасителя.
Но что же мешает нам слышать это? Что делает таким нечутким слух нашего сердца?
‘Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть её, прощу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их, прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу придти’ (Лк. 14, 18-20).
‘Имей мя отречена’… Кто перечислит все отговорки человека, лишь бы только уклониться ему от Божественного пира.
У каждого своя земля, у каждого своя воля, а всё вместе — пустые дела земные, которые все оставит здесь человек с последним своим вздохом.
Но что же променял человек на это? Что этот пир? Или нам дано только откровение о нём, но не дано удостоверения, свидетельства и залога?
Этот пир, на который зовёт нас Господь наш, Домовладыка, и которым мы пренебрегаем, есть ли только обещание и слово о вечном блаженстве и Царствии Божием? Разве здесь ещё, в пределах нашего земного бытия, нам уже не видятся черты этого таинственного Божественного пира вечного Царствия Божия, нашего спасения?
Разве здесь в нашей собственной душе, когда мы переживаем самое лучшее, самое светлое в жизни нашей, нам не открывается грядущий пир для званых и избранных?
А Божественная литургия?
Ведь в Божественной литургии содержится всё, что нам даётся в обетовании о жизни будущей. Здесь как бы прикровенно, втайне, но так ощутительно сердцем, является Тот Господь, Царь Славы, в близости к Которому и будет заключаться Царство Небесное.
Или здесь нам не сослужат Ангелы? Или здесь нам не открывается безмерная любовь Божия, Его милосердие? Или здесь мы не созерцаем Божественной жертвы за мир? Или здесь не прозревают очи наши нетления и воскресения? Или здесь, за Божественной литургией, не видится нам вечной жизни? Или мы здесь не принимаем в наше сердце Господа и сами не отдаёмся Ему?
Молитва, Божественные песнопения, Ангельские лики, весь сонм святых, вся Церковь Божия, Сам Господь наш Иисус Христос — вот что есть Божественная литургия! Чудо, данное нам, недостойнейшим! Это есть пир Господень, начинающийся ещё здесь, на земле.
Да сподобит нас Господь быть не только зваными на него, но и избранными.
Аминь.

2 января 1928 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня наша мысль невольно обращается к первым временам христианства, когда всенощное бдение было живым молитвенным действованием, когда первые христиане в молитвенной ревности своей проводили ночи в молитве. И есть что-то особенно сближающее наше время с временами первоначального христианства. И тогда думающие о мирском были резко отделены от Церкви Христовой. И ныне всё резче утверждается грань между людьми веры и неверующим миром.
Враг спасения думал уничтожить Церковь и всевозможными напастями мнил добиться этого уничтожения. Но это лишь её утверждало.
И в наши дни мир также стремится к тому, чтобы вовсе не существовала Церковь, и всё так же утверждается в духе и истине Церковь Христова. И в те времена ещё не ушли верующие в затворы за монастырские стены. И ныне христиане должны жить в миру и не могут заключиться в затворы.
Эта общность, таинственная общность духа первоначального христианства и нашего времени, общность, которую, может быть, нужно искать в близости грядущего Христа, — эта общность объясняет нам не осознанную у иных сердечную жажду питаться тем, о чём нам свидетельствует жизнь первоначального христианства.
Когда раньше было такое стремление к чтению великих творений святых отцов? Когда у людей было такое стремление к духовной жизни, к посту, молитве, послушанию?
И встаёт перед нами всё, к чему нас призывает Господь, в такой силе, в такой ясности, в таком близком касании душ наших, что охватывает священный трепет перед мыслью: да, может быть, это потому так, что уже грядёт Христос, близится Его Второе славное пришествие!
Ведь первоначальное христианство так преизбыточествовало благодатию Божией, было исполнено таких великих даров Духа Святого, потому что Церковь как бы ощущала ещё присутствие на земле воплотившегося Господа Иисуса Христа, ещё как бы слышались слова, произносимые Его устами. Как бы виделся Его образ, который лицезрели многие современники, когда сама земля как бы носила ещё отпечаток стопы Его. Всё это было так близко, всё это было так благодатно, потому что Святая Церковь точно видела ещё жившего среди людей Господа Иисуса Христа. Голгофский Крест точно стоял ещё на Голгофе, и мученическая кровь угодников Божиих как бы сливалась с этой голгофской Кровью, которая текла по Кресту.
И в наше время делается таким осязательным, близким пришествие Господа Иисуса Христа.
Как будто бы нет этих девятнадцати веков, и как будто бы вновь переживается душой всё то, что переживали люди первоначального христианства.
Почему же это так?
Не потому ли, что воистину ‘близко, при дверях’?
Но какое великое время! Какое ответственное, какое страшное время!
Надо веровать, надо молиться!
Аминь.

2 января 1928 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Когда я размечал Типикон к сегодняшней службе, я не думал, что моя вторая проповедь будет надгробным словом.
Уже за богослужением пришёл сюда человек и сказал о кончине духовного моего сына Иоанна.
Многие из вас его знают. Это старый старик, почти слепой, с перевязанным глазом, который причащался в это воскресенье.
В его смерти есть нечто, что связывается для меня с тем, что я предполагал сказать вам и не в надгробном слове.
Придя домой, раб Божий Иоанн сказал: ‘Вот как хорошо было бы умереть после Причащения’. И через полчаса после этого он умер.
В душевном состоянии покойного было нечто, что сейчас мне так живо вспоминается и о чём мне хотелось говорить вам, не думая, что это будет иметь некую связь с его душой и его кончиной.
Необычайна судьба его. Всю жизнь прожить, мало думая о Господе, в большом богатстве, во всевозможных суетных житейских заботах, и вот, почти одной ногой уже стоя в гробу, решить: надо спасать душу. И каждый раз, уходя с исповеди и беря благословение, он неизменно спрашивал: ‘Батюшка, а спасусь я?’ И каждый раз я ему отвечал одно и то же: что Господь милосерд.
Но вот вся-то жизнь ушла, ушла для того, для чего жить совсем не стоит, и только кончик этой жизни, маленький-маленький, в несколько лет, оказался для того, для чего жить нужно.
Строил дом, покупал имения, скапливал богатство, и всё казалось, что это то самое, а когда смерть, когда состарился и жизнь прожита, оказывается, что это ни для чего не нужно.
Вот жизненный пример.
Но что же нужно, чтобы нам эту жизнь нашу не растратить, для того чтобы час смертный не застал нас в неустроенном нашем душевном состоянии. Надлежит постоянно стремиться ко спасению.
Чтобы не было лености, чтобы не было упадка, чтобы не было откладывания, чтобы не было у нас недостатка в терпении и настойчивости.
Самое трудное и самое нужное — это всегда гореть духом, всегда памятовать о высшем, всегда стремиться ко спасению, всегда чувствовать вечность, никогда не угасать духовно.
Вот об этой-то основной стороне жизни нашей я и хотел, думая о второй проповеди, сказать вам, не думая, что я начну её словом погребальным.
Для того чтобы наша жизнь не прошла для нас так, как проходит она у людей неверующих, для того чтобы она привела нас ко спасению, для этого нам надлежит постоянно быть устремлёнными к Богу.
Вот смысл и назидание и нашей ночной службы.
Мне хотелось, чтобы вы потрудились помолиться эту ночь. Пусть останется в вашей памяти бодрственное состояние в ночи как некий образ того, что надлежит нам испытывать в нашей жизни всегда. Это бодрственное состояние в молитве, бодрственное состояние в духовной жизни, бодрственное состояние в служении Господу. Не каждому Господь пошлёт такую кончину, не каждый умрёт, только что причастившись Святых Тайн. И посему жить надо, как учат нас святые подвижники, так, как будто бы каждый час готовишься к смерти.
Аминь.

5 января 1928 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Единая мысль, единое чувство должны быть всегда в нашем существе. Эта мысль должна быть всегда, какое бы дело мы ни делали, в каких бы обстоятельствах мы ни пребывали: в скорбях наших, в радостях наших, в житейских наших заботах, эта мысль, это чувство — как нам наследовать жизнь вечную, как нам спастись.
И когда человек уже пришёл в некий разум, уже не может не видеть, что дорога жизни мирской ведёт его к гибели, каким ему кажется трудным достигнуть спасения! Каким он кажется себе одиноким, беспомощным, сколько врагов спасения, сколько встаёт этих врагов и внутри и вовне! Изнемогает дух наш!
Как же нам спастись?
И подошёл к Спасителю юноша и спросил Его: ‘Как наследовать жизнь вечную?’ И сказал ему Господь, перечисляя заповеди Божии: ‘Не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и мать’. И сказал юноша Ему, что всё это он соблюл с юности своей. И сказал ему тогда Господь: ‘Если хочешь быть совершенным, пойди продай имение твоё, раздай нищим и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, и следуй за Мною’. И опечалился юноша, потому что был богат. И сказал Господь: ‘Истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное’ (Мф. 19, 18-23).
Какой путь жизни раскрывается нам в этом евангельском событии? Какая тайна в этих словах Спасителя?
В лице юноши здесь Ветхий Завет.
Юноша подходит и вопрошает Господа о спасении, о том, как наследовать жизнь вечную, и слышит в ответ, чтобы сей ветхий человек исполнил заповеди Божии. Но ‘если хочешь быть совершенным’ — это новая возможность совершенства в Боге, это новый Завет, это новое откровение, это уже новый призыв.
Быть совершенным можно только во Христе Иисусе, быть совершенным можно, только идя за Господом.
Совершенство — дорога, которая открывается лишь для рождённых свыше, для христианских душ.
Заповеди Божии, нравственная чистота жизни — это есть преддверие к большему призыву, к новому откровению, к жизни во Христе, к пути бесконечного богосовершенствования. У каждого на этом пути к совершенствованию высшему стоит своё богатство, стоит своё препятствие.
И если этому юноше было сказано, что он должен для того, чтобы идти за Христом, отрешиться от богатства, раздав его нищим, освободив дух свой от тех земных цепей, которые держали его в рабстве, то здесь, в этом богатстве, открывается для каждой человеческой души необходимость пути подвига, освобождения духа от порабощения земным страстям, земным привязанностям.
Только освободившись от этих преград, только раздав ‘богатство’, препятствующее идти за Христом, можно встать на путь того совершенства, к которому нас призывает Господь.
Когда почувствуешь перед собою такую задачу, тогда хотя бы на миг придёшь в разум, опомнишься от всего, что нас оглушает и заполняет в мирской нашей суете, как бы руки опустятся иной раз у человека, и ему думается, что это не для нас, ведь мы не можем идти по этому пути, где нам жить в Боге, для нас ли высшее совершенство, когда нас не хватает на то, чтобы исполнить ‘ветхий Закон’, когда мы все в грязи, когда мы все в блуде, во лжи, в неправде, когда каждая из этих заповедей Божиих, о которых сказал юноша, что он соблюл их, каждая обличает нашу совесть, когда каждую из этих заповедей ежедневно, ежечасно нарушает каждый из нас.
И слышатся тогда радостные слова Спасителя, приводящие в трепет наше сердце: ‘Человекам это невозможно, Богу же всё возможно’ (Мф. 19, 26). Мы не дерзали бы уповать на наше спасение, если бы не эти слова!
Кто ныне, подойдя к Святой Чаше, мог бы сказать, как юноша, что он соблюл все сии заповеди? Никто!
Но каждый да дерзает, покаявшись, уповать на Господа, что, причащаясь святого Тела и Крови Спасителя, он будет сопричастником спасения.
Аминь.

9 января 1928 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Не в славе, не в могуществе земном пришёл на землю Господь Иисус Христос. В уничижении, в яслях, в вертепе.
Не указуется ли нам в этом рождении Господа Иисуса Христа нечто, раскрывающее судьбы Церкви Христовой на земле?
Господь Иисус Христос пришёл не для владычества земного, хотя многие стремились сделать из Него владыку, дать Ему власть мирскую, сделать Его царём.
Господь шёл голгофским путём, отринув эти мессианские чаяния иудейского народа. В уничижении был Господь наш Иисус Христос, подъявший грехи мира, распятый за них.
Святая Церковь Христова не есть Церковь, которая обещает людям земные блага, земное торжество, земное могущество.
Сколько было разочарованных людей, насмехавшихся над Спасителем, не оправдавшим их чаяний — вместо владычества земного приявшим зрак раба.
Сколько людей смущается духом, когда перед ними встаёт образ грядущей Церкви Христовой, не во внешнем её могуществе и славе, а в земном уничижении, поругании, изгнании в пустыню.
Неисповедимы судьбы Божии.
Для блага Святой Церкви были почему-то нужны времена некоего земного прославления и могущества.
Может быть, искушённая здесь Святая Церковь вразумлялась и очищалась для грядущих времен. Может быть, в эпоху внешнего могущества Церкви ей давалась возможность осознать истины веры, выраженные в святых догматах Церкви.
Судьбы Господни неисповедимы, но в Слове Божием так ясно свидетельствуется о Церкви как о Церкви, уничижаемой здесь, на земле, так же, как был уничижаем Её Божественный Основатель.
Никогда в Слове Божием не обещается верующим, что Святая Церковь будет иметь земную славу, земное могущество. Всё, что нам открывается о грядущих судьбах Церкви, — всё говорит совсем об ином.
Никогда в Слове Божием не изображается эта будущая Церковь как Церковь миллионов людей — напротив, там говорится, что найдёт ли Спаситель веру на земле, когда придёт?
Вот как немного останется верных.
Не миллионы, составляющие Святую Церковь, уйдут в пустыню в последние времена. Не миллионы будут попираемы, как прах, не миллионы, а отдельные люди будут всегда гонимы, как об этом говорит Слово Божие: ‘Верующие во Христа Иисуса будут гонимы’.
Многих соблазнило то, что Господь Иисус Христос не пришёл во внешнем могуществе и славе, и многих соблазняет это уничижённое состояние Церкви последних времён. Многим казалась несбывшейся мечта о Мессии, когда Господь Иисус Христос не явился в образе могущественного земного царя, о котором мечтали иудеи.
Многие поколеблются в вере, когда Святая Церковь не явит собою многочисленности, внешнего могущества, внешнего торжества. Сердца верующих должны жить, устремляясь к будущему Святой Церкви.
Они должны научаться веровать не потому, что верует большинство, не потому, что Церковь прославляется в здешней земной жизни, не потому, что она являет собой могущество и силу.
Они должны привыкнуть к радостной мысли, что сила Церкви в Спасителе нашем, Господе Иисусе Христе, что она в правде, что она непобедима не по мирскому, внешнему и призрачному, земному, а по внутреннему, тайному, непостижимому, что содержится в ней.
Это устремление очей наших к будущему Церкви, когда мы прозреваем Церковь грядущую, — оно должно нас утверждать на скорбном пути, когда истина требует идти не туда, куда идёт большинство, а туда, куда зовёт Христос.
Нам даютсяя в житиях святых такие дивные примеры этого утверждения на истине, а не на мирском чувстве большинства и силы. Вот там мы должны утешаться сердцем, там мы должны утверждаться в вере, там мы должны закалять свой дух и учиться дерзновению.
Не на живых умных, но лукавых людях, мы должны учиться, как нам жить во Христе, а вот там, в житиях святых, должны мы поучаться их святому безумию и дерзновению.
Безумию для мира, дерзновению пред Господом.
И вот в сегодняшнем житии святого мученика Евфимия нам на двух страничках повествуется о том, как научают нас жить и исповедовать нашу веру святые угодники Божии, святые мученики Церкви.
Долгие годы, почти 30 лет, был в изгнании Евфимий.
Была о нём великая слава, и было нужно поколебать его твёрдость. И после тридцати лет изгнания, когда приведён был святой Евфимий перед судьями, стремившимися заставить его уклониться от истинной веры и иконопочитания, он громко свидетельствовал: ‘Кто не поклоняется образу Господа Иисуса Христа, того анафематствуем’. Большинство было с отступниками, но не спрашивал святой Евфимий, какое благо Церкви принесёт его исповедание, не думал он о том, большинство ли приняло ложь, он знал лишь одно — что христиане должны исповедовать правду, и провозгласил эту правду, и мучили его за правду сию.
Но Святая Церковь это слово Евфимия пронесла чрез долгие века — и мы теперь, читая слово сие, воспламеняемся духом, утешаемся, утверждаемся и как бы благословляемся святым Евфимием на таковое же исповедание веры, без мирских расчётов, без мирской арифметики, с одной лишь мыслью и единым чувством: всегда оставаться верными Господу Иисусу Христу.
Надо учиться так решать те или иные встающие перед нами жизненные вопросы, надо учиться в этой сокровищнице истины, правды и святости. Тогда не будет наших шатаний, тогда не будет нашего смущения, тогда мы всегда с благословения Божия будем преследовать не личное благо, а жертвенно отдавать себя на служение Господу — мы всегда будем с Господом нашим Иисусом Христом, хотя бы большинство избрало путь гибели.
Аминь.

10 января 1928 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Церковь не есть Церковь лукавствующих. Это есть Церковь святых, мучеников, преподобных, угодников Божиих, Небесных Сил и немощных душ человеческих, приносящих покаяние.
Отсюда и единство Церкви есть единство святое, единство во истине, в правде, в любви. Это не есть мирское и внешнее единство — это единство внутреннее, таинственное, совершенное.
Божественная литургия раскрывает нам внутреннее содержание этого единства: дискос, на котором Агнец Божий, частица во имя Божией Матери, частицы, вынутые в воспоминание пророков, апостолов, мучеников, и частицы, вынутые в память и в очищение грехов усопших рабов Божиих. Это есть образ церковного единства.
Церковное единство дано миру голгофской жертвой, оно скреплено кровью искупившего мир Спасителя.
Это единство в Божественной литургии показуется нам как единство истин веры, единство святости и любви, которому мы делаемся сопричастниками в Божественном таинстве Евхаристии. Никогда это единство Церкви не может достигаться мирскими путями, мирскими средствами, оно никогда не может иметь в своей основе лжи, неправды, никогда оно не может утверждаться на насилии.
Как бы ни казалось, по наваждению диавольскому, подобием этого церковного единства то, что зиждется на лжи, неправде, насилии, это никогда не будет истинным церковным единством, а всегда будет вражеским обманом, диавольским обольщением.
Если вспомнить великую жизнь Церкви, как часто этим призраком внешнего единства могли соблазниться идущие как бы на церковные разделения, и всегда этот соблазн отметается служителями истинного церковного единства, ибо всегда перед совестью человека есть возможность проверить, истинное ли стремление к церковному единству руководит им или обманчивый призрак мирского и внешнего единства Церкви.
Нарушал ли это единство Церкви Максим Исповедник, когда говорил: ‘Если вся вселенная причастится с еретиком патриархом, я один не причащусь!’
Нарушал ли сие единство святой Григорий Богослов, когда в Константинополе оставалась одна отделившаяся от еретиков Святая Православная Церковь?
Нарушалось ли церковное единство, когда погрязший в страстях и грехах народ бесновался, заглушая божественную службу в Софийском соборе, и когда лишь один великий глас Иоанна Златоустого говорил: ‘Опять беснуется Иродиада!’
Был ли такой пример в жизни Церкви, когда церковное единство требовало от людей лжи и неправды?
Великие жертвы приносились для утверждения единства церковного, но никогда не были приносимы в жертву веления совести.
Много пролито мученической крови за единство Церкви, но был ли когда-либо хоть один пример того, чтобы Святая Церковь во имя этого единства требовала от людей, чтобы они делали противное совести — то, что считают ложью и неправдой?
Святая Церковь требовала для своего единства, по примеру Божественного Своего Учителя, отдавшего Себя за спасение мира, чтобы верующие отдавали всё, что у них есть, самую жизнь свою. Но было ли когда-нибудь, чтобы во имя этого единства под угрозой требовали того, что противно велению совести человеческой?
Это — не истинное церковное единство, которое утверждается на лжи, насилии и неправде.
Аминь.

14 января 1928 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Когда Василия Великого склоняли принять арианскую ересь и он на все угрозы — лишением имущества, ссылкой и самою смертью — отвечал неустрашимо, властелин с изумлением сказал: ‘Никогда я не встречал такого бесстрашия’.
На это Василий Великий ответил: ‘Ты, вероятно, никогда не говорил с епископом. Мы послушны и смиренны, но когда говорим о Боге, мы не знаем страха — мы дерзновенны’.
Русская Церковь даёт два образа угодников Божиих, которые как бы воплощают эти слова Василия Великого. С одной стороны, святители — митрополит Филипп, Гермоген — дерзновенные исповедники православия. Им приходилось жить в миру, им приходилось являть своё дерзновение в моменты великих потрясений.
С другой стороны — те, которые шли в пустыни, в затворы, в дремучие непроходимые леса, проходили путь терпения, смирения, послушания.
Преподобный Серафим Саровский есть образ великого смирения, великого терпения, великих уединённых подвигов, близкий, родной русской душе и русскому народу великий старец. Старчество русское как бы благословлено и утверждено им.
Сколько за долгие десятилетия своей уединённой подвижнической жизни явил нам преподобный Серафим примеров необычайного смирения, полного послушания, молитвенного делания в таких условиях, которые требовали послушания до конца, смирения до конца.
Преподобный Серафим говорил, что других учить — это всё равно что камни бросать с колокольни вниз, а самому исполнять — это то же самое, что камни носить на колокольню вверх.
Преподобный Серафим пронёс эти камни на самую вершину, и потому он учитель, слова которого действенны, исполнены правды.
Тогда ли, когда искушала его братия всевозможными мирскими нападками и пересудами, вторжением в его смиренную подвижническую жизнь, тогда ли, когда нападали на него разбойники и истязали его, или тогда, когда ему препятствовали осуществить самую излюбленную, благословленную Божией Матерью мысль о создании Дивеевской обители, — он всегда являл безусловное смирение и послушание. Преподобный Серафим сравнивает Дивеевскую обитель с роем пчёл, где вокруг матки объединяется весь рой. Так и вокруг образа преподобного Серафима объединяется и поныне рой верных православных христиан.
Так поучает нас ныне празднуемый праздник преподобного Серафима.
Но образ великого смирения и образ великого дерзновения — это есть единый путь спасения.
Без смирения дерзновение становится дерзостью. Без дерзновения смирение становится слабостью. Истина только в соединении двух этих требований духовного устроения, требований христианского идеала.
Надо быть смиренным в личной своей жизни, надо сломить здесь свою гордыню, надо вырвать с корнем из себя тщеславие и самолюбие, питающие гордость человеческую. Надо любить врагов, надо прощать им до конца, надо принять смирение и послушание без оговорок. Но когда мы говорим о Боге, когда мы говорим о Церкви, когда мы исповедуем православие, то здесь да будет с нами святое дерзновение!
Аминь.

15 января 1928 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
‘Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему’. Так говорит Евангелист Марк, начиная Евангелие Царствия (1, 3).
Этот глас вопиющего в пустыне был гласом величайшего из пророков Иоанна Предтечи. Этот глас призывал людей к покаянию, к нравственному возрождению, к милосердию, к очищению сердец, дабы вместить ту благую весть, которую должен был принести на землю Господь наш Иисус Христос. Этот глас вопиющего в пустыне как бы оживотворял пустынные сердца человеческие, вызывал в них жизнь, делал их достойными вместить источник вечной жизни. Так было перед пришествием Господа нашего Иисуса Христа. Мысль человеческая, сердце человеческое устремляются ко Христу грядущему. И когда бы ни исполнились времена и сроки, но Церковь уже живёт чаянием Христа грядущего. Не нужно нам знать, не велено нам испытывать, когда придёт Сын Человеческий, но велено нам ждать, велено нам готовиться, велено нам бодрствовать, чтобы не застал Он нас спящими. И посему в этом чаянии Христа, грядущего для нас, вновь оживает, новую силу приемлет этот глас пророка Предтечи. И ныне нам надлежит повторять сии слова: ‘Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу’.
Ответственные, страшные времена переживает и Святая Церковь, и каждая человеческая душа.
Как и в те времена, когда Господь наш Иисус Христос пришёл на землю, так и ныне, когда ожидаем славного Его второго пришествия, надлежит нам сделать прямыми стези Ему.
‘Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил, а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный, и не только мне, но и всем возлюбившим явление Его’ (2 Тим. 4, 7-8). Так говорит апостол Павел в послании к Тимофею, которое вы слышали сегодня.
Вот и ответ на то, как нам надлежит сделать прямыми стези Ему, как надлежит готовиться ко второму пришествию Господа. Это не о себе только сказал апостол Павел, это не Тимофею только завещал он — это сказано и нам грешным, особенно тем, кому судит Господь жить в преддверии к последним временам.
Подвигом добрым надо подвизаться, веру надо соблюсти, чтобы сподобиться венца правды. Прошли те времена, когда можно было обольщать себя, что христианство не есть крестоношение, что оно удобно уживается с привычной мирской жизнью и можно жить кое-как. Прошли времена, когда можно было думать, что можно сохранить веру как привычное наследие, вынесенное от отцов наших. Жизнь христианская стала крестом, и надо брать этот крест и возлагать на себя безбоязненно, не малодушно, отдавая себя на служение Господу без двоящихся мыслей, не стоя одной ногой в жизни безбожной и мирской, а другой думая утвердиться в Царствии Божием. Надо веру соблюсти, надо её защитить от всех нападок внешних, от всех искушений внутренних. Чем оправдаться, как не словами ‘веру соблюдох’ — делами ли нашими, святостью ли нашей, подвигами нашими, чистотою ли сердца, преданностью ли заповедям Божиим?
‘Веру соблюдох’ — вот что да сподобит нас по праву сказать Господь в день Страшного суда.
Ныне эпоха, когда Церковь потрясается мирскими стихиями, которые всегда стремились поглотить её, которые не могут примириться с бытием Царствия Божия и Церкви Христовой на земле. Посему и от нас ныне особенно требует Господь чистоты веры, твёрдости исповедания, стояния за православие.
Аминь.

21 января 1928 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Велико в наши дни значение прошлого Церкви, и нужно часто всматриваться в это прошлое, чтобы научиться жить.
Но надо всматриваться в прошлое Церкви не для того, чтобы ложными сравнениями оправдывать свои недостатки и слабости, не для того, чтобы искать подтверждения своим заблуждениям, а для того, чтобы научиться там истинному самоотверженному служению Господу, для того, чтобы черпать силы, не малодушествуя идти истинным путём спасения.
Житие Филиппа, митрополита Московского — одна из прекраснейших страниц русской церковной истории. Какое страшное свидетельство мирской неправды и какое свидетельство великой правды Божией являет собою это житие!
С одной стороны стоит смиренный соловецкий инок, молитвенник и постник. С другой стороны — грозный царь, одного гневного взгляда которого было достаточно, чтобы заставить людей трепетать от страха. Всё, что вздумалось бы царю самодержавному, всё он мог сделать с любым из своих подданных. Но он ничего не мог сделать с митрополитом Филиппом. Он мог только кричать: ‘Молчи, отче, молчи!’
Но Филипп говорил правду. И этот царский крик похож был больше на жалобный стон побеждённого, чем на властный голос самодержавного царя.
Иоанн Грозный задушил митрополита Филиппа. Но царь был побеждён им, побеждён был совестью, которая в лице митрополита Филиппа свидетельствовала Иоанну о всех его злодеяниях. Не мир, но меч принёс на землю Господь. Не мир, но разделение. И это сказал Тот, Кто жертвенной Голгофской Кровью Своею создал Божественное единство в Духе и истине в Своей Святой Церкви.
Какой же меч? Какое же единство?
Не может быть единства тьмы и света, не может быть единства лжи и правды, не может быть единства страстей и духовной жизни. Единство во Христе строится и зиждется на любви, на правде, на истине, и оно разделяется оттого, что есть тьма, ложь, неправда, предательство.
Когда молодой царедворец вошёл в храм, он услышал слова: ‘Нельзя служить двум господам’. И эти слова почему-то на этот раз так поразили сердце, что вошёл в церковь царедворец, а ушёл — инок. Митрополит Филипп избрал себе одного Господина.
Вот на чём зиждется единство, и вот ответ на то, что значит разделение. Разделение в нас и в нашей жизни от желания служить двум господам. Наше лжеединство зиждется на том, что выражается грубой народной пословицей: хотим, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Во Христе это невозможно. Нельзя служить двум господам, нужно выбрать себе одного Господина. И тогда разделение, тогда меч. Тогда разделение в твоей душе, ибо она будет постоянно бороться со страстями. Тогда разделение в семье, ибо всегда будет разделение идущих разными путями. Тогда будет разделение и между Церковью и миром, ибо они должны служить двум разным господам.
Мы живём в великое, ответственное время. Вспоминаются времена арианские, вспоминаются времена иконоборчества. Вновь в Святой Церкви потрясения. Вновь верующие души охвачены у одних ревностью, у других смятением. Вновь вопрос спасения становится жгучим и неотступным вопросом совести. Мы живём в ответственное время, потому что оно есть подготовление к тому времени, когда с таким трудом, тугой будут различать верующие дух Христа от духа антихриста. Это будет время всевозможных обольщений, время, когда скажут: здесь Христос или там Христос. И когда верующим не по внешним формальным признакам, а по духу, по совести, по сердцу придётся различать, где Христос и где антихрист. К этому времени и должна быть подготовлена Святая Церковь. Это не может быть дано ей без испытаний, без особого научения истине. Весь смысл совершающихся событий лежит именно в том, что это есть преддверие к последним временам Церкви Христовой.
Аминь.

22 января 1928 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
‘Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное!’ (Мф. 4, 17).
Так начинал свою проповедь величайший из пророков — Иоанн Креститель. ‘Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное!’ — так возвестил Своё Евангелие Господь Иисус Христос. Ибо спасение человеческое начинается с покаяния, сознания тяжких прегрешений, с изменения пути жизни. Грех человеческий препятствует делу спасения, стоит на дороге, заваливает эту узкую дорогу спасения нашего.
Сколько грехов на душе каждого человека, тех мелких грехов, которые объемлются словами ‘повседневные грехи’, которые так трудно различать, в которых так трудно каяться, которые так трудно почувствовать как грех — так они привычны, так они ‘незначительны’ и в то же время так они расслабляют душу, засоряют сердце, мешают человеку идти ко спасению! Св. Иоанн Златоуст поучает нас, чтобы мы, раскаиваясь в грехах наших, не впадали в уныние от их повторяемости и сколько бы раз ни падали, столько бы и каялись: ‘Как на площади идёшь, — говорит он, — сколько раз упадёшь, столько и встанешь’.
Так и в жизни нашей: сколько раз ни согрешишь, столько раз должен встать, а встать — это значит покаяться.
Немощен человек, трудна жизнь духовная в миру: властвуют над нами страсти наши, на каждом шагу жизни нашей подстерегает нас враг. Но милосердный Господь, зная немощь нашу, дал нам эту радостную весть о прощении грешника, призывает нас к покаянию, и мы омываемся в страшном таинстве Евхаристии от наших тяжких преступлений и от наших повседневных грехов.
Но есть грех, который делает невозможным это омовение, — страшный грех перед Церковью, когда человек отступает от Церкви Христовой или по неверию, или по малодушию, или по иным козням диавольским. Для того чтобы спастись, надо каяться в своих грехах, для того чтобы спастись, надо пребывать в Святой Церкви. Церковь Христова — наша мать, которая с любовью, с милосердием, с жалостью, со снисходительностью великой относится к нашим слабостям, но она требует от нас непреложного исповедания истинной веры, чтобы нам иметь возможность быть сопричастниками жизни вечной через покаяние. За отпадением от веры в самой глубине всегда прячется маловерие, за малодушием в исповедании веры всегда укрывается неверие.
Вот две дороги перед тобой — одна ведёт тебя в жизнь вечную, дарует тебе спасение, и ты всем сердцем веруешь, что это истинно так, что эта дорога приведёт тебя к спасению, к Царству Небесному. А другая дорога идёт в сторону, и там, в конце её, видишь погибель и смерть. И ты всем сердцем веруешь, что это истинно так, что если ты пойдёшь по этой дороге, то ты погибнешь, умрёшь, будешь отвержен от Господа Бога. Если есть в душе эта вера: там спасение, а здесь погибель, — какие угрозы, какие страхи, какие препятствия могут помешать тебе встать на эту открытую перед тобой дорогу спасения?
Какое может быть малодушие, какое лукавство перед собою и людьми, что могут сделать люди с человеком, который верует, что там — спасение, а здесь — погибель?
Или, может быть, враг сумеет прикрыть отпадение от исповедничества красивой одеждой, что ты не за себя боишься исповедовать веру свою так, как повелевает тебе твоя совесть, а что ты боишься за других, что им ты много сделаешь добра, если сохранишь свою драгоценную жизнь. Но как ты сделаешь добро людям без благодати, как ты сделаешь добро без Христа, как ты его сделаешь, когда враг ослепил твои духовные очи, какое тут руководство и спасение других? Диавольское наваждение, которое ослепит мир, по непреложному слову Спасителя, в последние времена!
И будут утешаться погибающие люди, что их много, — предателей всегда больше, чем исповедников!
Аминь.

28 января 1928 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Церковь празднует поклонение святым веригам святого всехвального апостола Петра.
Ирод, убивший Иакова, увидел, что это нравится иудейскому народу, и отправил в тюрьму апостола Петра. Чудесно ночью апостолу явился Ангел и вывел его из темницы. Упали вериги, которыми был скован апостол. Тайно взяли эти вериги христиане и благоговейно стали чтить и поклоняться им. Из поколения в поколение передавалось это благоговейное почитание вериг апостола Петра.
Когда царица Евдокия, жена Феодосия Младшего, ехала из Иерусалима в Царьград, патриарх Ювеналий передал ей в дар эти вериги. Одна из них положена в храм Царьградский в честь апостола Петра, находящийся внутри Софийского собора. А другую веригу она послала дочери своей Евдоксии, жене Валентиниана, в Рим, где был воздвигнут храм в честь апостола Петра, в котором и положены его вериги.
Почитание святых честных вериг апостола Петра есть почитание святыни, через которую верующие таинственно получали благодатное исцеление, благодатные дары.
Почему Господу было угодно через некое вещество, видя почитание в душах людских, послать благодатные дары и чудеса — сие непостижимо для нас, но сие есть утверждение веры нашей. Но в святых честных веригах было и ещё нечто, что делало их столь благоговейно почитаемыми христианским народом с самых первых времён. Эти вериги напоминали верующим о тех страданиях, которые были понесены апостолом за Христа. Святая Церковь всегда с особым благоговением относилась к жертвенной исповеднической любви ко Христу. Как бы ни были высоки слова человека, как бы ни было возвышенно состояние его духа, запечатлённые жертвенной любовию ко Христу, они приобретали особый действенный смысл для верующих. Это было свидетельство о духе Христовом, о духе исповедничества, о той правде, которую нёс в мир святой апостол, кончивший жизнь свою мученическим венцом. Для верующих христиан это было свидетельство истины, для них это был источник укрепления веры, источник благодатных сил. Какое великое значение имело мученичество — это с самых первых дней сознавалось Церковью, а не только по истечении долгих лет.
Апостолы шли по стопам Спасителя. Господь принёс Себя в жертву за грехи мира, Господь принял голгофские страдания и смерть, Господь жертвенной любовью и кровью Своею искупил мир.
Какой же иной путь указывает Он Своим ученикам, как не тот путь, голгофский? Господь основал Церковь Свою Голгофскую Кровью Своею, и она создавалась и укреплялась кровью мучеников.
Да что я своими слабыми словами могу сказать в похвалу мученичества, когда у нас есть слова св. Иоанна Златоустого? Прочитаем сии слова в похвалу мученичества христианского, и мы увидим, что не только через долгие века открылось то, что дало мученичество Церкви Христовой, а что это видели и богоносные отцы — современники этих страданий.
‘Блаженны вы в темничном заключении, — пишет св. Иоанн Златоуст епископам, пресвитерам и диаконам, заключённым в узах, — в ваших цепях и узах блаженны троекратно, тысячекратно блаженны вы, возбудившие во всей вселенной нежное участие к себе и соделавшие своими приверженцами даже людей, далеко от вас отдаленных. Повсюду — на море, на суше — прославятся ваши подвиги, ваше мужество, ваша непреклонная воля, ваш чуждый раболепства образ мыслей. Ничто не сломило вас из всего, что считается страшным, — ни судилище, ни палач, ни бесчисленные пытки, ни тысячекратные угрозы смертию, ни судья с пламенем в устах, ни враги, скрежещущие зубами и воздвигающие всевозможные роды интриг, ни бессовестная клевета, ни постыдные обвинения, ни ежедневно перед глазами являющаяся смерть. Зато все открыто возлагают на вас венцы и провозглашают вашу славу — не друзья только, но и сами враги и виновники ваших истязаний, если же иные и не открыто, то стоит только заглянуть в их совесть, в глубине её и у них окажется великое удивление вам. Таково свойство добродетели: ей удивляются даже и те, кто её преследует. Таково свойство зла — его презирают даже те, кто его делает’.
И иное письмо к епископам и пресвитерам, находящимся в заключении:
‘Вы содержитесь в темнице, вы скованы цепями, вы заключены вместе с людьми грубыми и грязными. Но по этому самому есть ли ещё кто блаженнее вас? Радуйтесь и веселитесь, почтеннейшие и благоговейнейшие господа мои, и непрестанно благодарите за всё Бога, нанося тем самым удар диаволу и уготовляя себе великую награду на небесах’.
Это не пустые слова, это писалось кровью сердца, это писалось из тяжкого изгнания таким же изгнанником, как и они. Что же, за все эти долгие века уменьшилось ли наше удивление и благоговение перед этими страданиями, на которых Господь утвердил Свою Святую Церковь? Умножилось, увеличилось благоговение наше, лишь возросло, ибо нам видно то, что как бы лишь прозревалось великими богоносными отцами. Нам видится уже то, что возросло на этой мученической крови Святой Церкви, всё, что мы имеем в ней, всё то, что утешало, исправляло, перерождало людей, что вело мир по пути спасения.
Всё, что дала человечеству Святая Церковь, — всё это утвердилось на страданиях мучеников, которыми они принесли себя в жертву за правду и дело Христово.
Вот почему мы ныне совершаем память и торжествуем честные вериги апостола Петра.
Аминь.

29 января 1928 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
‘Сын Человеческий пришёл взыскать и спасти погибшее’ (Мф. 18, 11) — так говорит Господь. Все ли будут взысканы? Все ли будут спасены?
Нечто требуется и от нас, чтобы Господь по Своему великому милосердию взыскал и спас нас.
От нас требуется то, что нам показано в нынешнем евангельском чтении о Закхее. Для того чтобы Господь спас нас и взыскал нас, для этого надо желать видеть Его, для этого надо потщиться, чтобы увидеть, — для этого надо послушать Его, для этого надо принять Его в дом своего сердца, для этого надо принести некую жертву Ему, как принёс её Закхей: ‘Половину имения моего я отдам нищим, и, если кого обидел, воздам вчетверо’ (Лк. 19, 8).
Желать видеть Господа — это значит стремиться к истине, к правде, к совершенству, это значит не удовлетворяться жизнью только для услаждения плоти, это значит не порабощаться страстям и стихиям мира сего — это значит стремиться к тому, чтобы осуществлять в жизни высшую правду, чтобы понять высший смысл бытия и жаждать жить не для того лишь, чтобы усладиться здешней временной жизнью, а чтобы открылась тебе истинная правда Царства Небесного.
Это значит потрудиться, потщиться, чтобы увидеть Господа. Это не даётся без труда, не даётся без усилий, без борьбы, без всевозможных и внутренних и внешних препятствий. Это значит приготовить дом свой к принятию Господа, и когда Он придёт к тебе, принять Его с честью. Куда ты Его примешь, когда твоё сердце полно нечистоты? Как ты услышишь зов Его, если всё заграждено грехами твоими? Как ты можешь достойно принять сего Божественного Гостя в твоё сердце, когда ты не приготовился для того, чтобы воздать Ему должную честь? Примешь ли ты в своей здешней жизни уважаемого гостя твоего, когда у тебя беспорядок и нечистота в комнате твоей? Как же ты примешь в сердце своём Божественного гостя, когда там такая грязь?
И нужно принести жертву Господу, нужно засвидетельствовать Ему, что ты воистину хочешь Его видеть, что ты воистину хочешь Его принять, что не пустые слова твои о том, что ты принесёшь в жертву Господу то, что Он тебе повелит.
Закхей, укоряемый, что он грешный мытарь, потщился принести в жертву половину имения своего и вчетверо воздать за обиды.
Но не всегда Господь требует в свидетельство преданности Себе жертвы нищим, жертвы воздаянием. У каждого своя жертва, которую должен принести человек.
Нужно быть готовым на эту жертву для того, чтобы Господь взыскал и спас тебя. Это, может быть, не всегда будет отказом от имущества твоего, может быть, это не всегда будет материальным воздаянием за то материальное зло, которое ты сделал, может быть, придётся тебе принести в жертву иное.
Но здесь указуется лишь то, что эта жертва есть необходимое условие, дабы Господь взыскал и спас нас.
Христианство без жертвы пустой звук. Как Господь наш Иисус Христос принёс Себя в жертву за грехи мира, так и нас научил жертвовать собою, жертвовать для любви ко Христу, жертвовать во имя веры во Христа, жертвовать во свидетельство своей Ему преданности.
Эта жертва требует от человека понести тяжкие скорби, иногда сия жертва с большой болью приносится во имя Христово, иногда самое дорогое в жизни земной призывает Господь отдать в жертву, дабы быть достойным Его учеником.
Но если не пустые для тебя слова о спасении и взыскании, то всё отдашь, самую жизнь свою.
Аминь.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
‘Горе вам, фарисеям, что даёте десятину с мяты, руты и всяких овощей, и нерадите о суде и любви Божией: сие надлежало делать, и того не оставлять’ (Лк. 11, 42).
Так обличает Господь фарисеев — не отдельного грешного человека, а целое направление, которое заменило внутреннее содержание внешней формой. Эта великая опасность, которая не изжита доныне. Она всегда сопутствует человеческой жизни. Она стоит, эта опасность, и перед каждой человеческой душой, она стоит и перед христианским миром.
‘Сие надлежало делать, и того не оставлять’ — это самое трудное, что предлежит человеку в деле его устроения.
Ведь и христианство не отвергло закон, и оно не отвергло правил, внешней формы — оно утвердило их. Но как высоко оно вознесло дух, как оно провозгласило свободу сего духа, как оно наполнило новым содержанием этот внешний закон и внешнюю форму! И как трудно так строить жизнь и спасение, чтобы и то соблюсти, и в этом не погрешить.
И в личной нравственной жизни человека его постоянно подстерегает опасность фарисейства — не как нравственного падения, а как направления, как устроения.
Апостол Павел говорит: ‘Всё мне позволительно, но ничто не должно обладать мною’ (1 Кор. 6, 12).
Какое свободомыслие, какой великий дух Божественной свободы — и в то же время такая строгая нравственная дисциплина, такой строгий нравственный закон. Разве нельзя превратить в мёртвую букву самое правило и закон нравственности? Разве нельзя и здесь омертвить этот великий дух свободы и нравственной жизни?
Но разве нет другой опасности — отринуть этот внешний и нравственный закон и пуститься в безбожную, беспринципную, недопустимую для христианина злую свободу безнравственной жизни?
Особенно встаёт этот вопрос перед пастырями в деле их руководства душами человеческими, здесь постоянно встречается руководитель духовной жизни с опасностью или подойти к душе человеческой только со стороны этого внешнего закона и внешней формы, или, напротив, совершенно забыть о ней. Для пастыря каждая душа должна быть сама по себе единственной в своём роде, ему приходится решать вопросы по духу, стараться не исходить лишь от одной внешней установленной формы, но постоянно чувствовать живую душу человека и, руководя им и ведя его ко спасению, иметь дерзновение применять внешний закон тогда, когда это нужно, а когда нужно, и ослаблять его.
Многие из присутствующих здесь, как и я, грешный, бывали в Оптиной пустыни, и многие из вас знали старцев оптинских. Вот там научались пастыри этому великому делу свободы в духовничестве при строжайшей дисциплине.
Там преподавалось понимание живой человеческой души, умение подходить к ней не с внешней лишь буквой закона, а с живым пониманием.
Всё сие особенно надлежит сказать о жизни Церкви. Здесь всё зиждется на каноне, и здесь всё зиждется на истинном духе Христовом. Канон в руках фарисейских превратится в мёртвую букву, и канон в руках верующих, живущих духом Христовым, будет великим законом, ограждающим Церковь от всевозможных потрясений.
Можно играть и перебрасываться канонами, как мёртвыми камнями, и можно чувствовать в каноне внутренний дух и жизнь Церкви. И если безумие — отвергнуть канон, то вдвойне безумие — отвергнуть его внутреннее содержание, то, что он ограждает и что он даёт Церкви. Нечеловечески трудная задача, не для человеческих сил выполнить её. ‘Когда нужно — воструби, когда нужно — умолчи’. На сие нужна мудрость, говорит преподобный Серафим. В жизни у христианина постоянно эта трудность перед глазами, постоянно опасность погрешить в ту или иную сторону — или в безбожность, или в формализм.
Где найти человеку силы, чтобы не погрешить ни против буквы, ни против духа? Как и всегда, только в одном — в благодатной помощи Божией.
Не упование на свою мудрость и на свои силы, а всецелое и смиренное упование на благодатную помощь Божию. Чтобы не было здесь ничего личного, ничего своего, ничего ради себя, ничего ради своего блага. И тогда благодать Божия научит человека и в решении личных вопросов нравственности, и в решении вопросов духовничества, и в решении общецерковных вопросов. К какому бы вопросу спасения мы ни подошли, мы всегда изумляемся и благоговеем перед тем, как Господь ведёт нас через испытания, через страдания к истинному нашему оцерковлению.
Перед людьми не стояли раньше эти вопросы с такой неотступностью, как они стоят теперь. Нас точно немножко застало всё это врасплох.
Думалось ли нам когда-нибудь, что придётся решать эти вопросы так ответственно и страшно, как их приходится решать теперь?
Так Господь ведёт и научает нас, и если мы по немощи и по неподготовленности нашей жизни иной раз и ошибемся, то эту ошибку нашу Господь простит нам, если она не лукавая, не притворная, не возникла как самообман и обольщение, не явилась для того, чтобы обольщать себя и оправдывать свою жизнь.
Господь ведь ведёт Церковь Свою не к внешнему благоденствию. Надо помнить то, что Господь открыл нам о Церкви последних времён. Где это сказано, что Церковь будет всё больше и больше благоденствовать? Нигде не сказано этого — ни в Слове Божием, ни у святых отцов. Нам говорится совсем другое.
И вот, видя эту Церковь грядущих времен, открытую Откровением Божиим, невольно связываешь наступающее с грядущим, ибо для того чтобы ввести души христианские в грядущую Церковь, нужно их приготовить к благодатному пониманию и решению труднейших вопросов как в личной жизни, так и в жизни Церкви. Ведь наступят времена, когда верующим придётся узнавать антихриста, и узнавать не по внешним признакам, а по духу, и к этим временам Церковь должна быть подготовлена, чтобы не впасть в обольщение.
Вот нас теперь Господь к этому и приготовляет.
Аминь.

26 февраля 1928 г.

В Прощёное воскресенье. Вечерня

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Завтра Великий пост. Дни покаяния, слёз, просмотра всей нашей жизни.
Великий пост — это путь, по которому подготовляется душа к достойному предстоянию на Голгофе, дабы достойно встретить Светлое Христово Воскресение.
Много преград встречает человек на своём пути спасения.
Но есть нечто, что преграждает этот путь такою преградою, через которую нельзя перейти, если её не разрушить. Эта преграда есть осуждение ближнего, нежелание простить ему обиды. Как строго обличал Господь в притчах эту закоснелость человеческого сердца, не желающего прощать ближним! Как строго вменяет это Святая Церковь в обязанность для верующих, приходящих к Святому Причащению, наипаче в дни Великого поста.
Здесь не надо путать ревность о славе Божией с ненавистью к врагам своим: ‘Гнушайтесь врагами Божиими и любите враги ваша’.
Но, призывая верующих гнушаться врагами Божиими, Святая Церковь сурово предостерегает: если не простит человек согрешений ближнему своему — и Господь не простит человеку его согрешений. И кто на своём собственном опыте, на своём собственном сердце не убеждался в великой истине этих слов?
Как нам неспокойно, как нам тягостно, когда мы чувствуем к себе вражду, но ещё неспокойнее, ещё тягостнее, когда эту вражду несёшь в своём собственном сердце. И как она мучает и тяготит того, кто испытывает эти не новые чувства к какому-либо человеку! Так хочется самого себя освободить от этой тяготы прощением. Но для этого надо сделать усилие. Не легко выходит из сердца эта тягота, и гонит человек её, и не выходит она, мучая её носителя.
Даёт Святая Церковь благодатные силы для того, чтобы справиться с этим тягостным для сердца и души чувством. И в богослужении Великого поста сколько есть великой благодатной силы, помогающей человеку, чтобы сердце его очистилось, освободилось от всего злого, житейского, личного.
Мы немощны и не можем быть постоянно в должной сосредоточенности и внутренней собранности.
И вот всем тем, что даёт богослужение Великого поста, Святая Церковь помогает очистить своё сердце, сосредоточить внутреннее внимание и освободиться от вражды.
Вспомни, что у тебя есть против ближнего, зорко осмотри своё сердце, чтобы там где не притаилось прикровенное ядовитое чувство вражды — пусть совершенно очистит себя от этого загрязнения душа, чтобы очищенными приступить нам к великим дням постным.
И я, грешный, осматриваю сердце в отношении всех духовных детей моих и в нём вижу свои прегрешения, вольные и невольные, видимые и невидимые.
Может быть, кого обидел, не был достаточно внимателен к скорби и покаянию, иной раз по усталости, а иной — по небрежению.
А сколько слышал я слов: ‘Помолитесь, батюшка!’ — может быть, погрешил немощностью и невнимательностью своей молитвы!
Разве перечтёшь все грехи и все вольные и невольные обиды? Но видит Бог, хочу, чтобы вы простили меня за всё и от души, сам, если кто против меня согрешил, прощаю.
Аминь.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Мы веруем в Господа нашего Иисуса Христа, распятого на кресте, воскресшего в третий день, по Писанию, и голгофской Своею Кровью спасшего мир, кто не верует, тот — анафема и антихрист. Но мы не только веруем, что Господь наш Иисус Христос был распят и воскрес, мы чаем и грядущего славного Его пришествия. Это чаяние, оно раскрывает нам грядущую судьбу Церкви, и оно должно постоянно жить в сердце человека, ибо даёт ему правильное направление в духовной жизни, указывает, куда ему идти в минуты тяжких и трудных сомнений.
Это чаяние грядущего славного пришествия и образ грядущей Церкви даст особое чувствование, которое по-иному раскроет и Слово Божие о последних временах. Это понимание и этот образ грядущего Церкви и судеб её по-иному научат смотреть на окружающую жизнь, видеть её не так, как виделось раньше. Иное освещение получат события окружающей жизни, по-иному человек будет относиться к ним.
Этот образ грядущего Церкви, эта судьба Церкви последних времён заставит его по-иному относиться и к духовной, и к церковной жизни. Перестанет многое человека тогда смущать, перестанет многое прельщать, и по-иному определится вся его жизнь.
Так важно носить в своём сердце это чувствование Господа, грядущего во славе, так важно всегда иметь в сердце своём образ Церкви последних времён.
Мы вступаем в великие дни поста. И если вся наша жизнь будет теперь проходить при этом постоянном чувстве страшных последних дней мира, это чувствование отразится и на том, как мы будем переживать наступающие великие дни.
Великий пост — это есть восхождение на Голгофу, Великий пост — это есть очищение нашего сердца, чтобы достойно встретить Христово Воскресение. Великий пост — это есть просмотр всей нашей жизни, это есть отчёт за всё прожитое перед своей совестью, это есть дни Страшного суда, это есть дни наших слёз и покаяния. Это есть дни наших надежд и упования на милосердие Божие. Это есть дни, в которые нам надлежит всё пересмотреть в своей душе и, вступив в которые, надлежит простить все прегрешения нашим ближним, памятуя, что лишь тогда Господь простит нам прегрешения наши.
Таков Великий пост всегда.
Если Святая Церковь, понимая всю трудность этой внутренней задачи Великого поста, дала нам столько средств, помогающих его осуществлению, то как же нам надлежит, чувствуя всю ответственность нашего времени, всю ответственность за нашу теперешнюю жизнь, как нам надлежит употребить все усилия, чтобы при помощи средств, данных Святой Церковью, достойно провести великие дни поста?
Какие преступления перед Церковью совершены верующими христианами, не соблюдающими пост?
Когда мы читаем устав постный, нас поражает, что не допускаются до причащения те, кто осмелился нарушить пост Четыредесятницы. Многим это кажется суровым и ненужным. Не говоря уж о безбожниках, которые вообще стоят вне Церкви, но даже те, которые считают себя членами Церкви, и они не чувствуют преступности нарушения постного устава. Не заграждает ли это нарушение поста для нас то, что должен нам дать Великий пост, что нам предлагает принять в эти дни в свою душу Святая Церковь?
Надо видеть перед собою апокалипсические времена жизни Святой Церкви, чтобы с трепетом и благоговением относиться к тому, что нам повелевает соблюдать Святая Церковь. Ибо это было нужно не только раньше, но это нужно теперь.
Это можно было делать кое-как, пока жизнь казалась текущей посередине бывших дней и грядущих страшных последних дней мира. Но когда мы приближаемся к ним, когда все события явно говорят нам о том, что мы уже видим перед собою грядущие черты апокалипсической Церкви, нам надлежит вспомнить и о том, какие мы преступники перед Церковью в нарушении её святых правил, и здесь прежде всего нам надлежит вернуться к подвигу постному и подвигу молитвенному. Мы утверждаемся в вере нашей в Господа Иисуса Христа, и кто не верует в Него, тот анафема и антихрист, но мы утверждаемся и в чаянии Христа грядущего, и это должно нас возродить, воспламенить в нас ревность такую, какая была у первых христиан в первые времена золотого века христианства, ибо та Церковь и Церковь грядущая являют собою образ единого золотого века.
Ныне наступает век грядущих золотых последних дней Церкви. Тогда Церковь была гонимой — и после она будет гонимой. Тогда она была Церковью мучеников — и после она будет Церковью мучеников. И тогда она была Церковью исповедников — и грядущая Церковь будет Церковью исповедников. И тогда ей говорилось: ‘Не бойся, малое стадо’ (Лк. 12, 32) — и этой грядущей Церкви Господь скажет то же.
Черты эти Церкви бывшей и грядущей совпадут. Вот почему так близко делается многим, и ощутимо, и ясно это прошлое Церкви Христовой — потому что мы вступаем в ту полосу церковной жизни, которая открывается нам в Откровении Иоанна Богослова.
Аминь.

3 марта 1928 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь наш Иисус Христос, Спаситель мира, воскрес из мёртвых.
Быть христианином — значит прежде всего веровать во Христа воскресшего. Вот почему таким страшным грехом считается в Церкви уныние. Это есть отказ от Воскресения, это есть скрытое признание власти смерти. Когда душа впадает в уныние, всё как бы теряет радость бытия, жизни.
К концу приходит первая седмица Великого поста.
Вы слышали Великий канон Андрея Критского. Какой плач о грехах, какое страшное сознание своих преступлений, какой вопль к Господу о помиловании, о спасении, какая бездна раскаяния открыта здесь для всех, кто читает и ныне этот канон плача!
Но там прославляется Святая Троица, но там возвеличивается Божия Матерь, но там за каждым словом покаяния, за каждой слезой стоит упование, надежда, вера. Там, всё время чувствуя смерть как последствие греха, прославляется Христово Воскресение.
Святая Церковь научает нас каяться, надеясь на спасение. И Великий пост, в который мы вступили с таким плачем о грехах Великим каноном, он будет плодотворен для нас только тогда, когда мы всё время будем чувствовать, к чему нас подготавливает Святая Церковь этим постом. И пусть вся жизнь каждого человека будет просмотрена в этом уповании на Божие милосердие, на прощение, на снисхождение. И всё время пусть в каждом из нас горит вера в воскресение падшей души нашей.
Нет человека, который бы не согрешил. Каждый день мы пополняем рукописание грехов своих. И если б не было у нас надежды на милосердие Божие, как бы могли мы жить с этой постоянной тяжестью сознания греховности жизни нашей?
Но у нас есть куда прийти, есть где от этих грехов омыться, есть сила, которая может дать нам освобождение от этих грехов.
Это не есть человеческая сила, ибо человек не может вменить грех ни во что, это есть сила благодатная, сверхъестественная, Божественная, чудесная, это та сила, которая содержится в Святой Церкви. Здесь всё свято, здесь всё чисто. Приходя в храм, присутствуя на богослужении, слушая церковные песнопения, видя священнодействие, участвуя в молитве, мы соприкасаемся с этой святостью и, принимая её в таинствах, становимся облагодатствованы ею.
Из грязного, суетного, скверного, гордого, пустого, ничтожного мира вступая в святость Церкви, мы как бы поднимаемся от земли к небесам. И здесь всё даёт нам упование на прощение грехов наших, на снисхождение, на милосердие, на спасение.
Ведь каждое слово, вами здесь услышанное при совершении богослужения, каждое имя, каждое воспоминание — всё это есть выражение истинной чистоты, истинной правды, истинного подвига, истинного мученичества, истинной веры, истинной любви.
Здесь всё в Боге, здесь всё в благодати.
Как же, войдя на это небо, не ощутить при всей ничтожности, при всей греховности жизни нашей радостной надежды на спасение, которая в вере нашей, что смерть побеждена Воскресением?!
Аминь.

4 марта 1928 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Я потрясён одной исповедью. Несколько лет женщина жила с одним человеком незаконно и всю свою жизнь отдала этому человеку. И вот стал её мучить голос, говорящий ей, что она должна уйти. И решила она кончить свой грех и уйти от этого человека. И пошла она к одному священнику, и он сказал ей: ‘Брось’. И пошла она к другому, и тот сказал ей: ‘Брось’. И пошла она к третьему, и он сказал ей: ‘Брось, иначе я не причащу тебя’.
И бросила. И когда она от него уходила, он сказал ей: ‘Я без тебя жить не буду’. И через несколько дней повесился.
И вот в страшном смятении пошла эта женщина к первому священнику, и он сказал ей: ‘Ты права’. И пошла она ко второму священнику, и он сказал ей то же. И пошла она к третьему, и он сказал ей то же.
Это было десять лет тому назад. И вот десять лет непрестанных слёз, постоянной тоски, постоянного смятения духа и неуверенности в том, где же была правда. И спрашивает она меня: ‘Батюшка, а если и там мы не увидимся, ведь он самоубийца, грешна ли я?’ Грешна ли?
О, фарисеи, бездушные законники. Оправдаешься ли ты буквой закона? Где была мысль о живой человеческой душе?
И спросил я её: ‘А вы ему поверили, когда он сказал, что не будет без вас жить?’ — ‘Поверила’.
О, фарисеи! Не повелевает ли Господь, чтоб закон был для человека, а не человек для закона? В чём же вина её? Будем ли оправдывать беззаконие? Никак! Но что-то было сделано не так. Она виновна в гибели человека. Это её грех. Надо памятовать о законе для спасения души. Но не может закон убить душу человеческую.
Фарисейством погублено иудейство. Фарисейство было злейшим врагом Христа. Фарисейство распинает Его и доныне. Фарисейство всегда не право, хотя бы оно и было право!
Вот потому-то Святая Церковь после Великого канона, после покаянных слёз и сознания страшных прегрешений завершает первую седмицу евангельским чтением о фарисеях, о том, как они осудили Спасителя и учеников Его. И как Спаситель оправдался перед ними.
Нам надлежит всегда быть в духе, в благодати, чувствовать внутреннюю правду, а закон лишь облекать в эту правду. Надлежит нам, чувствуя свои прегрешения, чувствовать не эту букву закона, а нашу внутреннюю неправду в этом прегрешении.
Как мы каемся — сухо каемся! Как мы говорим: ‘Грешен!’ — сухо говорим. И всё это потому, что перед нами стоит мёртвая буква закона, а сами мы не чувствуем, как душу свою убили грехом, и не чувствуем, как мы живую человеческую душу оскорбляем грехом. Для того чтобы каяться со слезами, оплакивая грехи свои, нужно жить не по букве, а по духу.
Аминь.

10 марта 1928 г.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
‘Гнушайтесь врагами Божиими, любите враги ваша’. Так говорит в одном из своих поучений митрополит Филарет.
У нас как раз наоборот: мы не столько гнушаемся врагами Божиими, сколько врагами нашими. Именно здесь, в вопросе о наших врагах, мы забываем заповедь Божию о любви.
Жития святых дают много для уразумения того, какое значение в деле нашего спасения имеют недобрые чувства наши к нашим ближним.
Житие преподобного Тита Печерского, пресвитера — один из таких великих примеров.
Пресвитер Тит имел близкого духовного друга, монаха Евагрия. Это была близкая, тесная, духовная дружба. И вот враг без всякой видимой причины посеял между ними вражду. Явилась такая ненависть, что не могли друг друга видеть: когда один шёл с кадильницей, другой бежал прочь, когда случалось одному с кадильницей проходить мимо другого — тот не мог ему кадить.
И вот заболел пресвитер Тит тяжким недугом и послал сказать монаху Евагрию, чтобы тот простил его и примирился с ним. Евагрий не только не примирился, но стал ещё больше поносить пресвитера Тита. Пресвитер Тит умирал. Братия, видя близость его кончины, решила силою привести Евагрия и заставить его помириться с умирающим.
И вот, когда вошёл Евагрий к Титу, ведомый братией, умирающий больной встал с одра и, опустившись на колени, умолял простить его. И тогда сказал Евагрий, что он не примирится с ним ни в этой жизни, ни в будущей, и вырвался из рук братии. И в то же время упал мёртвым. Братия в ужасе увидела, что руки умершего сразу так закоченели, что их нельзя было сложить, как будто бы он умер уже давно, и глаза и уста его были открыты и их нельзя было закрыть.
Пресвитер Тит получил чудесное исцеление. И вот спросила братия пресвитера Тита, что же произошло, почему произошла смерть Евагрия и как случилось чудо исцеления его самого. И поведал братии пресвитер Тит, как всё случилось. Он сказал, что когда он, не примирённый с Евагрием, лежал больной, то увидел, как Ангелы Божии плачут над его душой, не примирившейся со своим братом. И тогда объял его ужас, и послал он к Евагрию, прося простить его и примириться с ним. И вот, когда привели Евагрия и он отвергнул просьбу о прощении, пресвитер Тит увидел Ангела, который огненным копием пронзил Евагрия. Это событие так потрясло братию, что все стали с особенным вниманием следить за тем, чтобы никакое гневное движение не поражало сердце, а сам пресвитер Тит до последних дней своих никогда ни на кого не гневался, никогда ни против кого не имел зла.
Вот это житие св. Тита для нас столь назидательно, особенно в дни Великого поста, в дни нашего покаяния и говения. Трудно прощать врагов, трудно примиряться с врагами своими, но когда подумает человек о том, какое опустошение в душе его произведёт это чувство, каким препятствием на пути спасения оно явится, то он возымеет силу преодолеть эту трудность.
Вражда между людьми иногда бывает совершенно необъяснима.
Вот подобно тому, как рассказывается в житии Тита Печерского.
Человек иной раз с недоумением видит, как закипает в его сердце злое и враждебное чувство к другому. А раз отдастся этому чувству, поводов, чтобы его воспитать и возрастить, найдётся сколько угодно.
Жития святых нам открывают и невидимый мир, стоящий за этими видимыми событиями жизни. Но некоторые из этих событий, нас окружающих, приобретают для нас особый смысл после того, как нам раскрывается то, что за ними стоит невидимо.
Когда мы гневаемся, Ангелы плачут о душах наших. Когда мы не прощаем обиду, огненное копие Ангела пронзает нас. Когда мы прощаем, мы исцеляемся. Когда мы пребываем в гневе, мы умираем. Вот всё сие и надлежит восставить перед собой в те дни особого просмотра души, каковыми являются дни Великого поста.
Подходя к Святой Чаше, будем видеть перед собой и преподобного Тита, умиравшего и вставшего с ложа и просящего простить его, и страшную судьбу Евагрия, утвердившегося в своём гневе.
Ведь все обиды, которые нам наносят близкие, — какие они пустые и ничтожные по сравнению с нашими грехами пред Господом!
Аминь.

25 марта 1928 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
‘Верую, Господи, помоги моему неверию!’ О чём скажу слово? О своей ли страждущей душе? О своём ли страждущем сердце или о страждущих людях, открывающих сердца свои на исповеди?
Почему столько пролито слёз? Не по маловерию ли?
Дети отошли от Церкви, дети погибают. И говорю: ‘Подождите, многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Небесное. Жизнь ещё долгая, может быть, Господь и приведёт их ко спасению’.
Но почему же не утишаются скорби и не осушаются слёзы?
‘Верую, Господи, помоги моему неверию!’
И остался человек одиноким здесь, на земле: иные умерли, иных убили. И плачет безысходными слезами горе человеческое. И говорю я: ‘Ведь загробная жизнь не пустое слово, ведь жизнь вечная есть истинная правда, все туда придём, все увидимся, все воскреснем. Так не надо же плакать от этой скорби’.
Но почему-то не осушаются слёзы…
‘Верую, Господи, помоги моему неверию!’
И почему не можешь ты вымолить у Господа душу, которую любишь, за которую как будто и жизнь свою готов отдать?!..
‘Верую, Господи, помоги моему неверию!’
И почему иногда охватывает такая страшная духовная тоска, когда видишь торжествующее вокруг зло и насилие, когда видишь столько предательства, лжи и лукавства! Почему? Когда ты знаешь и веришь, что воистину пришёл Господь на землю?..
‘Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от нихже первый есмь аз’.
Так почему же тоска так сжимает сердце и делается непереносимым жить?..
‘Верую, Господи, помоги моему неверию!’
Аминь.

За всенощной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
‘Господь открыл мне, что будет время, когда архиереи земли Русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три дня стоял я, просил Господа помиловать их и просил лучше лишить меня, убогого Серафима, Царствия Небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбу убогого Серафима и сказал, что не помилует их, ибо будут учить учениям и заповедям человеческим, сердца же их будут далеко от Меня’.
Эти слова преподобного Серафима были сказаны почти 100 лет тому назад, а опубликованы 16 лет тому назад, когда и мыслей не было о тех потрясениях, которые переживаются ныне.
Будем ли пророчествовать о скором конце мира? Будем ли дерзать говорить о временах и сроках? Но если не надлежит нам знать о конце мира, о дне и часе пришествия Спасителя, то надлежит нам готовиться к тем временам.
Впадём ли мы в уныние, читая слова преподобного Серафима, или научимся из них, как надлежит готовиться нам? Не отучимся ли утверждаться не на людях, а на самой истине?
Готовиться к последним временам — это значит бояться духа антихриста, это значит утверждать монашеское отношение к миру, это значит чувствовать страх перед всем, что обмирщает Церковь, это значит сохранить ревность о чистоте православия и бояться всякого приноравливания Церкви к миру, во зле лежащему.
Это значит в своей церковной жизни всё, от малого до самого великого, проверять духом церковности. Ведь из мелочей создаётся повседневная жизнь, из мелочей строится жизнь духовная и церковная.
В жизни каждого храма есть чем оградиться от духа обмирщения и есть над чем поработать для утверждения духа церковного. С самых пустяков начиная, врывается в Церковь мирская стихия, и с этих пустяков надлежит преграждать ей путь в храм.
Когда в церкви ведутся пустые разговоры, допускается пустой смех — это врываются в храм улица, мир, пустота мирская. Это пустяки, но можно подняться выше и там научиться, как ограждать Святую Церковь от приноравливания к миру.
Когда тяготит молящихся церковный устав, когда они не достаивают службу, когда им кажется тягостным и сокращённое богослужение, когда в храме начинают выбрасывать всё лучшее, драгоценнейшее в богослужении для того, чтобы приноравливаться к вкусам и потребностям обмирщённых людей, — это преступление перед Церковью. И когда мы подымемся ещё выше и начнём приноравливаться к жизни, введём ‘общую исповедь’, начнём выбрасывать пост, молитву, а там и самые заповеди Божии, считая их неприложимыми к нашей жизни, — это есть преступление перед Церковью.
Нас научают Слово Божие о последних временах и святые отцы, что это будут времена столь тяжкие не только по состоянию душ человеческих, по нравственному их самочувствию, но и по трудности найти истинный путь, каким идти к спасению. Ибо скажут: здесь Христос, скажут: там Христос. Скажут: здесь Церковь, скажут: там Церковь.
И в эти страшные времена так будет трудно узнать истину по внешним признакам и люди будут так беспомощны в утверждении себя на внутреннем своём чувстве! Но впадём ли в уныние от этих предсказаний Слова Божия и святых отцов?
Будем утешаться словами Господа, что Он даст премудрость исповедникам.
Если наше упование на спасение и наша ревность о Церкви будут от чистого сердца, если не будут они утверждаться на гордыне, если не будет в ней ничего ищущего земных благ, если она будет проникнута искренней жертвенной любовью к Церкви, если не будет в этой ревности ничего личного, эгоистического, земного, того, что питает наши стремления к земному благополучию, то тогда не страшны будут эти последние времена, ибо тогда Господь будет близ и вразумит и научит благодатию Своею каждую верующую душу.
Аминь.

12 апреля 1928 г.

За Литургией в Великий Четверг

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Какой великий, какой страшный сегодня день! Сколько бы мы должны были пролить слёз, какую бы неизречённую радость должно было вместить наше сердце!
О чём слёзы? О душе человеческой, о безмерном её падении и прегрешениях.
За 30 сребреников продал ученик Спасителя…
Пришёл на Тайную вечерю и когда Господь сказал: ‘Один из вас предаст Меня’, спросил Его: ‘Не я ли?’
Какой ужас, какой грех, какое страшное человеческое падение! Была ночь, когда вышел Иуда с Тайной вечери.
Какая ночь в душе человеческой!
Кто не продаёт Спасителя за эти сребреники?
Все продают!..
Как же не плакать ныне, когда вспоминается это предательство наше.
А апостол Пётр, который так любил Господа, который обещал душу свою положить за Него, — как он клялся, как он отрекался, как он боялся! А он ли не видел всего того, что совершил Иисус…
Какое падение, какой грех, какой ужас — душа человеческая!
И в Гефсиманском саду молился Господь, обливаясь кровавым потом, и тужил, и страдал…
Это мы заставили Сына Божия проливать кровавый пот — мы, ученики Спасителя.
А эти, пришедшие с оружием взять Сына Божия…
Какое издевательство над правдой, над святостью, над лучшим, что было дано людям. Какое оплевание, какое заушение! Как изощрялись люди, чтобы измучить своего Бога! Как они Его наряжали в шутовской костюм, как они Его били, как глумились над Ним!..
Какой ужас, какой грех, какая бездна беззакония — душа человеческая!
Как же не плакать ныне, когда всё это проходит перед тобой и во всём этом ты узнаёшь себя, и Иуду-предателя, и Петра отвергшегося, и воинов, бичевавших Господа.
Какой страшный сегодня день!.. Но ведь Господь умыл ноги ученикам Своим, умыл и Петру, который должен был отречься. Но ведь Господь, Который мог низвести легион Ангелов, чтобы защитить Себя, Он ни одного слова не сказал в Свою защиту. Но ведь Господь о нас, о распинающих Его, молился на кресте.
И когда текла по Голгофскому Кресту кровь Спасителя, ведь это Его Божественная любовь омывала мир.
Ведь Христос всех призвал к Себе и самого апостола Петра восстановил в его апостольском достоинстве. И Господь воскрес. И Господь дал нам на Тайной вечери величайшее таинство Евхаристии, Божественную Свою Кровь, Святое Своё Тело.
Это нам-то, иудам-то, Петру-то, воинам-то!..
Какую же неизречённую радость должно вместить наше сердце ныне?!
Нам дана таинственная, благодатная возможность быть постоянно со Христом, Который нас простил, Который нас сделал сопричастниками Воскресению.
Какой страшный, какой великий, какой радостный ныне день!

13 апреля 1928 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
‘Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя еси оставил?’ — так воззвал на кресте человечеством Своим Господь наш Иисус Христос ко Отцу Своему.
На Голгофе в этот миг было явлено миру величайшее одиночество, какое могло быть когда-либо на земле.
Чем выше дух человека, тем страшнее одиночество богооставленности. Каждый человек имеет свой крест и свою Голгофу, и каждый человек переживает моменты богооставленности.
Страшно душевное одиночество.
Господь принял крестную смерть и любовью искупил мир, и любовью преодолеваются богооставленность и одиночество. Так одиноки люди потому, что среди них иссякла любовь.
В этом величайшее значение таинства Евхаристии как источника любви, как источника единения, как источника преодоления богооставленности и одиночества.
При всей греховности нашей жизни, когда мы приступаем к Чаше, в которой всё та же излиянная на Голгофе Кровь, и когда делаемся через неё сопричастниками любви Божественной, мы, в сем страшном и великом таинстве теснейшим образом соединяясь со Христом, преодолеваем наше отхождение от Господа, богооставленность нашу.
Чем ближе к миру антихрист, тем сильнее будет испытывать душа человеческая холод и ужас своего одиночества и тем нужнее, тем необходимее будет таинство Евхаристии. Посему в последние времена вражеская сила будет особенно нападать на Церковь, дабы лишить души человеческие возможности вкушать истинное Тело и истинную Кровь Господа Иисуса Христа. Потому будут создаваться антихристом всяческие церковные разделения, чтобы лишить людей истинного причащения. Будет колебаться истинная Церковь, и будут отторгаться от неё и именоваться истинными лжецеркви. И всё это, по слову Божию, создаст мерзость запустения на месте святе.
И в Церкви есть своя Голгофа, и в Церкви на её славном пути крестоношения есть моменты как бы богооставленности. Для живущих не мирской мелькающей жизнью, а устремляющих взоры горе, чувствующих, согласно откровению Слова Божия, судьбы Церкви, — для них уясняется и смысл наших страшных дней. Эти страшные дни наши имеют тот же смысл приготовления нас и Церкви Святой к дням последним.
Нас научает Господь не соблазняться мирским в жизни церковной, не искать поддержки и сил там, где должна быть единая поддержка благодати.
Научает нас утверждаться на истине, а не на большинстве, научает жертвовать собою, а не искать земных благ в деле церковном.
Научает нас духу смирения, исповедничества, а не покорного предательства. Выковывает души человеческие, дабы сделать их такими, что даже тогда, когда не дух лишь антихриста, который ныне веет в мире, а сам он предстанет пред лицом Церкви, воины Христовы не дрогнули бы, отвергли бы всемогущего на земле антихриста и с верою встретили грядущего Христа.
Аминь.
Свенцицкий Валентин Павлович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Проповеди (часть 2), Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1927
  2. Проповеди (часть 1), Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1922
  3. Религиозный смысл ‘Бранда’ Ибсена, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1907
  4. Религия свободного человека, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1912
  5. Смерть и бессмертие, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1905
  6. О старообрядчестве, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1914
  7. Открытое обращение верующего к Православной Церкви, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1906
  8. Диалоги, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1930
Электронная библиотека