Пролетаріатъ и художественное творчество.
Пролетаріатъ и художественное творчество.
Н. Череванинъ.
‘Современникъ’ Кн. XI. 1919 г.
Пролетариат и художественное творчество, Череванин Федор Андреевич, Год: 1913
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Чрезвычайно интересный вопросъ затронулъ и попытался разршить А. Н. Потресовъ въ статьяхъ ‘О литератур безъ жизни и жизни безъ литературы’ (‘Наша Заря’ No 4—5 и 6). Это — вопросъ объ отношеніи между пролетаріатомъ, между могучимъ соціальнымъ движеніемъ, вышедшимъ изъ его ндръ, и художественной литературой и даже вообще идеологическимъ творчествомъ современности.
‘Современное человчество, говоритъ Овсянико-Куликовскій въ стать, цитируемой Потресовымъ, живетъ въ эпоху, какой еще не было въ его исторіи. Мы имемъ счастье жить наканун величайшихъ событій и преобразованій во всемъ стро жизни, въ основномъ уклад міровой культуры’. А художественная литература, которая, казалось бы, должна была бы отражать въ себ этотъ мощный, преобразовательный процессъ, намчающійся въ жизни, плеть не только мимо него, но даже находится съ нимъ въ полной дисгармоніи.
Современная литература и вообще современное художество являются, по мннію Потресова, продуктомъ буржуазной среды эпохи упадка, среды, у которой уже нтъ дйствительно общественныхъ задачъ,— кром, пожалуй, задачи самосохраненія и въ которой соотвтственно этому, въ разнообразнйшихъ формахъ, начался процессъ, такъ сказать, оголенія личности, ея освобожденія отъ общественности.
‘Растерянная психика’ — ‘индивидуалиста-упадочника съ его эгоцентрическимъ міросозерцаніемъ, съ его культурой своего отъединеннаго и надтреснутаго ‘я’ — ‘создаетъ литературу, т. е. выдляетъ изъ себя своеобразную, хотя и никчемную культуру, а прогрессирующее, объединяемое человчество, то, что есть рвущагося впередъ въ современной цивилизаціи, ея соль земли,— то не иметъ своей литературы, то остается безъ лица въ такой важной отрасли культуры, какъ художественное творчество во всхъ его видахъ’.
‘Но почему же, спрашиваетъ Потресовъ, не иметъ ‘своей литературы, своей культуры художества’ — рабочій классъ, который ‘не смотритъ съ ужасомъ на приближеніе грядущихъ ‘событій’ и преобразованій, а наоборотъ, ждетъ и не можетъ дождаться, когда же кончится это ‘наканун’ и наступитъ настоящій день?’
Объясняется это, по мннію Потресова, тмъ, что ‘на полюс богатства, на буржуазномъ конц сосредоточены предпосылки, нужныя для развитія культуры’. На противоположномъ же полюс, полюс пролетаріата, царятъ нищета и чрезмрная работа. А между тмъ, то соціалистическое товарищество, въ которое спаивается пролетаріатъ, для выполненія своихъ неотложныхъ практическихъ задачъ, беретъ у пролетаріата ‘относительно все больше жизненныхъ соковъ — душевныхъ и умственныхъ силъ’.
‘То небольшое количество времени, которое остается у пролетаріата за отбытіемъ капиталистической повинности, оно (товарищество) отнимаетъ у него для занятій въ клуб, для посщенія собранія или союза, словомъ, для общественнаго дла… Интеллигенція пролетаріата — это его сугубо дловитый авангардъ, разрываемыя на части, по преимуществу должностныя лица его организацій, съ головою ушедшія въ свои спеціальныя функціи, вс упирающіяся въ тріединство — агитаціи, пропаганды и организаціи. Для организаціи же подлиннаго ‘бездлья’, для культуры того важнаго и, скажемъ боле, необходимаго человческаго ‘бездлья’, которое называется художествомъ,— остается не только безконечно мало простора во времени, но и безконечно мало вниманія’.
Изъ этого вынужденнаго спартанства пролетаріата Потресовъ выводить ‘относительно слабое развитіе всей вообще неприкладной стороны его общественной идеологіи’.
Рядомъ съ этимъ развитію потребности у пролетаріата въ ‘своемъ художеств’ мшаетъ, по мннію Потресова, и то художественное удовлетвореніе, которое пролетаріатъ получаетъ отъ продуктовъ буржуазнаго художественнаго творчества. Особенное значеніе онъ придаетъ тутъ наличности въ буржуазной культур старыхъ накопленныхъ художественныхъ цнностей, имющихъ мало общаго съ тмъ современнымъ модернизмомъ, который такъ чуждъ всей психологіи пролетаріата.
Въ этихъ старыхъ цнностяхъ, говоритъ онъ, тоже укрывается буржуазный духъ, но, во-первыхъ, въ его лучшихъ образцахъ — не періода упадка, а періода подъема и расцвта, а во-вторыхъ, съ буржуазной лигатурой тамъ въ большой пропорціи смшано общечеловческое золото.
Въ заключеніе Потресовъ ставитъ вопросъ: ‘образуется ли все же при дальнйшемъ развитіи пролетарскаго движенія, еще въ рамкахъ капиталистическаго строя, культура пролетарскаго художества?’ Врядъ ли, отвчаетъ онъ на этотъ вопросъ. ‘Чмъ дальше идетъ исторія, тмъ напряженне становится борьба, тмъ больше задачъ у пролетарскаго ‘товарищества’ и обремененія этими задачами’.
Таково въ наиболе существенныхъ чертахъ содержаніе интересной статьи Потресова.
Проблема, которую ставитъ и пытается ршить Потресовъ, чрезвычайно важна и заслуживаетъ самаго пристальнаго вниманія. Дисгармонія между пролетаріатомъ, между его жизнью и борьбой и современнымъ художественнымъ творчествомъ, дйствительно, существуетъ. Но прежде, чмъ перейти къ анализу этой дисгармоніи и ея причинъ, я считаю необходимымъ оговориться, что я не раздляю того, почти огульно-отрицательнаго отношенія къ современной литератур, которымъ проникнуты статьи Потресова. ‘Никчемная’ литература, создаваемая ‘чьей-то’ растерянной психикой, это, конечно, слишкомъ сильно сказано. Не только въ старой классической литератур, но и въ литератур послдняго времени, у такихъ писателей, какъ Бодлеръ, Верленъ, Метерлинкъ, Бальмонтъ, Брюсовъ и др., накоплено, конечно, также достаточно общечеловческихъ цнностей, которыя перейдутъ отъ настоящаго и къ слдующимъ поколніямъ. И особенно странно было бы отрицать эти общечеловческія цнности у такого, напр., гиганта литературы послдняго времени, какъ Ибсенъ.
Но въ то же время именно на Ибсен, при всей громадности художественнаго наслдства, оставленнаго имъ, легко показать, насколько литература послдняго времени многими своими сторонами чужда пролетаріату, чужда пролетарской интеллигенціи. Стоитъ только обратить вниманіе на то, какъ трактуетъ Ибсенъ отношеніе между личностью и обществомъ. Общество выступаетъ у него въ качеств консервативной силы, давящей на личность. Чмъ выше и развите личность, тмъ больше у нея дисгармонія съ массой и толпой. И попытки такой личности отдать свои силы на служеніе обществу ведутъ поэтому только къ печальнымъ результатамъ. Если эта личность не принизится, не спустится до элементарныхъ, низменныхъ побужденій толпы, послдняя или оставитъ ее въ конц-концовъ, какъ оставили Брандта, или съ самаго начала обратится противъ нея, какъ въ ‘Брат народа’. Этимъ презрніемъ къ толп, масс и противопоставленіемъ ей свободной и стремящейся въ высь личности проникнуты произведенія Ибсена.
Еще больше проникнуты имъ произведенія другого властителя думъ послдняго времени, Ницше. въ его произведеніяхъ презрніе къ масс и толп, можно сказать, бьетъ изъ каждой строчки.
‘Жизнь есть источникъ радости, говоритъ Ницше, но всюду, гд пьетъ толпа, вс родники бываютъ отравлены’. ‘Высшіе люди, взывалъ Ницше, уходите съ базара’.
И поскольку дло идетъ о буржуазной толп, о масс буржуазнаго мщанства, Ибсенъ и Ницше совершенно правы. Эта толпа сейчасъ глубоко консервативна, по крайней мр, во всхъ развитыхъ капиталистическихъ странахъ. Неправы они только въ своемъ обобщеніи, въ своемъ отношеніи къ толп вообще. Потому что есть теперь другая толпа, другая масса, охваченная интенсивнйшимъ процессомъ развитія, масса, которая давно уже вышла изъ инерціи и способна уже снабжать живительными токами своихъ вождей, окрылять ихъ, толкать ихъ впередъ.
Роль недавно умершаго Бебеля въ рабочемъ движеніи является идеальнымъ образцомъ этого новаго отношенія, создающагося между даровитыми личностями и массой въ рабочей сред. Бебель былъ чрезвычайно выдающейся личностью, и, несмотря на это. онъ шелъ нога въ ногу съ массой, потому что онъ хотлъ и стремился идти въ томъ же направленіи, въ какомъ хотла и стремилась идти масса. Нужно было только угадывать т пути, т послдовательныя ступени, по которымъ могла передвигаться масса, направляясь къ той же цли, и этимъ угадываніемъ облегчать и ускорять движеніе. На это угадыванье и уходили огромные таланты Бебеля.
Это совершенно новое отношеніе, которое въ рабочей сред создается между даровитыми, интеллигентными личностями и массой, должно совершенно по-новому окрашивать ихъ психологію, должно создавать въ извстномъ смысл новую душу, въ которой тонкость и интеллигентность идетъ рука объ руку съ высоко развитымъ общественнымъ чувствомъ, съ способностью сливаться съ интересами и настроеніемъ окружающей массы.
И, конечно, никакихъ сомнній нтъ въ томъ, что эта новая душа совершенно не представлена въ современной, насквозь проникнутой ницшеанствомъ литератур.
Интересно при этомъ отмтить, что даже т отдльныя удачныя экскурсіи въ область пролетарской борьбы, которыя длались вообще представителями буржуазной литературы, относились къ начальной стадіи рабочаго движенія, когда рабочая толпа была совершенно иной, сравнительно косной и неподвижной, не отличалась еще такъ рзко, какъ теперь, отъ мщанства. Самыя замчательныя произведенія, отразившія рабочее движеніе — ‘Углекопы’ Золя и ‘Ткачи’ Гауптмана, касались именно этой начальной стадіи движенія. ‘Герои’ тогда еще такъ же рзко, какъ среди мщанства, выдлялись изъ рабочей массы, и подъ вліяніемъ ихъ, масса выходила только на моментъ изъ своей неподвижности съ тмъ, чтобы посл миновенія періода возбужденія вернуться къ ней снова.
Тугъ еще была почва для взаимодйствія между буржуазной литературой и рабочимъ движеніемъ, а потомъ эта почва начала исчезать. Типъ человческой души, вызываемый къ жизни рабочимъ движеніемъ, чмъ больше, тмъ все рзче отличается отъ той буржуазно-интеллигентной души, которая творитъ литературу.
Но почему же не творитъ особой своей художественной литературы пролетарская душа?
Изъ двухъ главныхъ причинъ, выдвинутыхъ для объясненія этого Потресовымъ, нужно во всякомъ случа совершенно отбросить одну, именно’ его соображеніе, что ‘не будь тней прошлаго (накопленныхъ художественныхъ цнностей), безотрадность и несоотвтствіе психик пролетаріата текущей литературы ощущалось бы много больше, и реакція противъ нея могла бы скорй развить потребность въ пролетаріат своего художества, ему близкаго и дорогого.
Странная мысль! Выходитъ, какъ будто, что художественное наслдство, которое каждое поколніе получаетъ отъ предыдущихъ, должно ослаблять у него потребность къ созданію новыхъ художественныхъ цнностей, соотвтствующихъ его переживаніямъ и настроеніямъ. А не наоборотъ ли? Не должно ли, напротивъ, это художественное наслдство, воспитывая данное поколніе въ художественномъ отношеніи, толкать его къ новому художественному творчеству? И не слдуетъ ли думать, что какъ разъ, чмъ больше будетъ развиваться на высокихъ художественныхъ образцахъ прошлаго и настоящаго пролетарская интеллигенція, тмъ больше она сама будетъ становиться и способной и склонной къ художественному творчеству?
Вдь художественное творчество, это — не разсудочный фактъ, не техническое выполненіе поставленной задачи. Это стихійный, непроизвольный процессъ. Что безсознательно бродитъ въ душ многихъ, то у немногихъ выливается въ художественные образы. И потребность вылить въ эти художественные образы новыя настроенія и переживанія, выразить въ нихъ новыя извилины души, будетъ, конечно, тмъ сильне, чмъ больше значенія въ жизни даннаго поколнія или даннаго класса играетъ художественная литература. И совершенно непонятно, какимъ образомъ стремленіе выразить въ художественныхъ образахъ свое самое интимное, самое дорогое можетъ ослабляться тмъ, что многое другое, мене интимное или мене близкое, нашло уже художественное выраженіе. Конечно, совершенно наоборотъ, оно отъ этого должно только усилиться.
Впрочемъ, и у самого Потресова это соображеніе играетъ, повидимому, второстепенную роль. Основное его соображеніе, это указаніе на неизбжный спартанскій характеръ пролетарской интеллигенціи. Но прежде, чмъ остановиться на анализ этого соображенія’ мы должны отмтить одинъ большой дефектъ всего анализа Потресова. Онъ слишкомъ увлекся общимъ, противопоставленіемъ буржуазіи и пролетаріата и не счелъ совсмъ нужнымъ остановиться на томъ буржуазномъ сло sui generis, какимъ является профессіональная интеллигенція {Подъ профессіональной интеллигенціей я понимаю представителей умственнаго труда, для которыхъ этотъ трудъ является профессіей, т. е. источникомъ средства къ жизни или по крайней мр выполненіемъ опредленной общественной функціи.}. А между тмъ, если ее и можно относить къ буржуазіи, то все-таки съ извстными оговорками, никогда не забывая, что это переходный слой, что у него есть общія черты не только съ буржуазіей, но и съ пролетаріатомъ.
И если, намчая общія линіи классовой борьбы, мы еще можемъ игнорировать спеціальную роль интеллигенціи, ограничиваясь общимъ противопоставленіемъ буржуазіи и пролетаріата, то это игнорированіе совершенно недопустимо при анализ условій художественнаго творчества, потому что именно профессіональная интеллигенція является творцомъ художественныхъ цнностей.
Естественно, поэтому, что игнорированіе роли интеллигенціи не разъ мститъ за себя въ анализ, который далъ Потресовъ.
Онъ говоритъ, напр., въ своихъ статьяхъ много разъ объ упадочной литератур, о литератур періода упадка. Но упадокъ чего и кого?
Въ конц 18-го столтія можно было говорить во Франціи объ упадк поземельнаго дворянства, и не только въ конц 18-го столтія,— оно падало передъ этимъ уже въ теченіе столтій. Но можно ли говорить теперь объ упадк буржуазіи? Не наоборотъ ли? Не слдуетъ ли признать напротивъ, что она переживаетъ теперь высшую стадію расцвта? Самъ Потресовъ чувствуетъ, что его ‘упадокъ’ нсколько хромаетъ, и когда ему хочется сдлать понятнымъ сильное вліяніе буржуазной художественной литературы на пролетаріатъ, онъ напоминаетъ тогда, что ‘рчь идетъ не о цивилизаціи умирающаго Рима или жалкаго средневковья, а стремительно несущейся впередъ и вверхъ цивилизаціи, которая, неся въ собственныхъ ндрахъ своего антагонизма, идетъ къ своему отрицанію и гибели не черезъ упадокъ силъ, а черезъ ихъ дальнйшее развитіе’. И въ итог остается совершенно неяснымъ, о какомъ же упадк шла все время рчь.
А упадокъ есть — есть не въ владльческой буржуазіи, и не въ томъ меньшинств профессіональной интеллигенціи, которое буржуазія тсно спаиваетъ съ собой очень высокимъ вознагражденіемъ и участіемъ въ барышахъ. Эта буржуазія въ тсномъ смысл отдаетъ вс свои силы экономической борьб. Для нея эта борьба но средство только къ жизни, а и поэзія ея, ея страсть. И масса этой буржуазіи чрезвычайно далека сейчасъ отъ всякихъ поэтическихъ и художественныхъ исканій, или врне скользитъ только по поверхности ихъ, не отдаваясь имъ и не увлекаясь ими. Ей некогда удлять всякимъ творимымъ .литературнымъ и художественнымъ цнностямъ слишкомъ много вниманія. Она сплошь и рядомъ ограничивается за день чтеніемъ только одной газеты. Не даромъ въ Европ создались газеты-гиганты, которыя говорятъ обо всемъ понемногу, и ни о чемъ особенно глубоко. Он разсчитаны именно на занятыхъ до послдней степени своей экономической борьбой читателей, на читателей, которые, кром газеты, ничего не читаютъ. То отсутствіе досуга, которое констатируетъ Погресовъ у пролетарской интеллигенціи, имется и на противоположномъ полюс — въ сред интеллигентной буржуазіи.
И трагедія массы профессіональной интеллигенціи заключается въ томъ, что если она, благодаря своей ‘психологіи индивидуальнаго успха’ и своей слабой связи съ общественнымъ коллективомъ, мало способна проникнуться пролетарской идеологіей, то она также мало способна сейчасъ идти идеологически и вмст съ буржуазіей. Она жила одной идейной жизнью съ буржуазіей, когда та боролась съ различными преградами общественному развитію, когда буржуазная подоплека могла одваться въ красивыя одежды свободы, равенства, братства, когда общественная борьба питалась иллюзіями чистой идейности, борьбы за чистые, высшіе принципы. Такая борьба могла зажигать профессіональную интеллигенцію, порождать въ ней и художественный пафосъ, длать ея литературную и художественную работу подчасъ большимъ общественнымъ дломъ. Теперь же ничмъ неприкрытая экономическая борьба, голая погоня за барышомъ, можетъ зажигать только меньшинство интеллигенція, только тхъ, которые тутъ дйствительно чего-то достигаютъ и могутъ уходить поэтому въ экономическую борьбу со всей своей страстью. Уму же и сердцу большинства интеллигенціи эта экономическая борьба ничего не говоритъ. Масса интеллигенціи относится къ ней съ. извстной брезгливостью.
Потопивши профессіональную интеллигенцію въ масс буржуазіи, Потресовъ въ объясненіи современной ‘упадочной литературы’ нкоторую роль отводитъ страху буржуазіи передъ надвигающимися преобразованіями. Между тмъ, этотъ страхъ естествененъ и понятенъ только у имущей буржуазіи, у фабрикантовъ и землевладльцевъ, но масса профессіональной интеллигенціи не иметъ никакихъ основаній проникаться этимъ страхомъ. Въ отличіе отъ рабочаго пролетаріата, она въ своей масс не ждетъ надвигающихся преобразованій и не стремится къ нимъ, но и въ отличіе отъ владльческой буржуазіи она не боится ихъ, потому что въ своемъ большинств она матеріально проиграть отъ нихъ но можетъ.
Теряя идеологическую связь съ буржуазіей, съ настоящей буржуазіей, страстно и энергично борющейся за свои экономическіе интересы, и не будучи въ то же время въ состояніи — въ своемъ большинств — стать на точку зрнія пролетаріата, профессіональная интеллигенція проникается къ происходящей теперь общественной борьб все большимъ и большимъ равнодушіемъ.
И естественно, что это равнодушіе тмъ сильне, чмъ меньше сама профессія представителей интеллигенціи связываетъ ихъ съ общественными длами. Если способности длаютъ профессіонала-интеллигента политикомъ, то, продавая свои способности на рынк, онъ поневол интересуется политикой, во этотъ интересъ становится близкимъ къ нулю, когда способности толкаютъ профессіонала-интедлигента къ поэзіи, живописи, музык.
Въ этомъ отрываніи отъ великой общественной борьбы, разыгрывающейся въ современномъ обществ, въ ослабленіи интереса къ ней, въ этомъ, только въ этомъ заключается жестокій недугъ, которымъ страдаетъ профессіональная интеллигенція запада, и которымъ заражается и наша интеллигенція. Въ этомъ ея ‘упадокъ’, отражающійся и на творимыхъ ею художественныхъ цнностяхъ. Къ ней, къ этой упадочной интеллигенціи, а не къ буржуазіи вообще, примнима и формула Потресова о ‘разобществленіи личности, выпаденіи этой личности изъ жизненнаго строя’.
Но профессіональная интеллигенція — промежуточный слой между буржуазіей и пролетаріатомъ. И если она не такъ заинтересована въ сохраненіи буржуазнаго строя, какъ владльческая буржуазія, если все боле и боле ослабваетъ и ея идеологическая связь съ имущей буржуазіей, активно отстаивающей свои классовые интересы, то, казалось бы, значительный процентъ ея, по крайней мр долженъ былъ бы подпадать подъ вліяніе растущаго рабочаго движенія. И въ общемъ мы это дйствительно наблюдаемъ. Если среди фабрикантовъ или землевладльцевъ сторонники соціализма почти такая же рдкость, какъ блыя вороны, то среди профессіональной интеллигенціи подъ знаменемъ соціализма уже я сейчасъ стоитъ замтное меньшинство. И это меньшинство, сливаясь съ рабочимъ движеніемъ, играло и играетъ въ немъ огромную роль. Количественно теперь выходцы изъ рабочаго класса представлены сильне въ соціалистической интеллигенціи, обслуживающей рабочее движеніе запада, чмъ интеллигенты по рожденію и воспитанію. Но качественно послдніе несомннно стоятъ выше. До послдняго времени, даже въ сред практиковъ. Если мы возьмемъ, напр., первоклассныхъ политиковъ, то, опуская даже Маркса и Лассаля, въ ряду такихъ политиковъ, какъ Швейцеръ, Либкнехтъ, Зингеръ, Адлеръ, Гедъ, Жоресъ, Вандервельдъ потонутъ въ качеств меньшинства Бебель и Ауэръ. Но и относительно Бебеля необходимо принять во вниманіе послдовательное вліяніе на него Лассаля, Либкнехта, Маркса и Энгельса. Безъ этого вліянія онъ несомннно не сыгралъ бы такой огромной роли въ рабочемъ движеніи.
А если мы отъ практики перейдемъ къ научной работ въ сфер соціализма, то тутъ ужъ выходцевъ изъ рабочихъ мы почти совсмъ не найдемъ. И это понятно. Потому что тугъ имютъ огромное значеніе подготовка, условія развитія, можетъ быть даже наслдственность.
Научная работа соціализма лежитъ всецло на выходцахъ изъ профессіональной интеллигенціи. Потресовъ отмчаетъ скудость и въ этой работ и склоненъ и ее объяснять отсутствіемъ досуга. Врядъ ли можно согласиться съ этимъ. Общественная наука, въ которой и вращается почти исключительно научная работа соціализма, вообще не богата въ послднее время изслдованіями, открывающими какіе-нибудь горизонты, и научная работа соціалистовъ вполн соотвтствуетъ тому проценту профессіональной интеллигенціи, который рабочему движенію удалось притянуть къ себ. Мы все-таки имемъ тутъ такія имена, какъ Карла Каутскаго и въ послднее время Гильфердинта, не говоря уже о цломъ ряд другихъ, боле второстепенныхъ именъ. Если не самъ пролетаріатъ, то слившаяся съ его движеніемъ профессіональная интеллигенція тутъ все-таки создаетъ нкоторыя цнности.
Но въ области художественнаго творчества передъ нами уже почти пролетарская пустыня. И если бы Потресовъ въ свой анализъ ввелъ профессіональную интеллигенцію, ему пришлось бы тогда поставить вопросъ, почему рабочее движеніе рядомъ съ практиками движенія, политиками, газетными работниками не притягиваетъ къ себ изъ среды профессіональной интеллигенціи также и все большій и большій процентъ поэтовъ и художниковъ? Почему оно безсильно приспособить къ себ ихъ психологію, взволновать и зажечь ихъ широтой своего размаха, красотой своей мощи? Почему всякій интеллигентъ, имющій по своимъ способностямъ и склонностямъ, уклонъ въ сторону политическаго дйствія и политической работы, и даже научной работы по общественнымъ вопросамъ, при другихъ равныхъ условіяхъ гораздо легче можетъ подпасть подъ вліяніе пролетарскаго движенія и отдаться ему, чмъ поэтъ и художникъ?
Потресовъ не ставить этого вопроса, потому что вообще не анализируетъ роли профессіональной интеллигенціи, но на этотъ вопросъ можно отвтить, отправляясь отъ этого главнаго объясненія, которое онъ даетъ отсутствію у пролетаріата своего художества.
Именно этотъ спартанскій, дловой характеръ рабочей интеллигенціи, при которомъ все время только уходитъ на практическую работу, и только ничтожныя крохи его остаются на художественное ‘бездлье’, именно, онъ и ослабляетъ до послдней степени т нити, которыми рабочая интеллигенція могла бы притянуть и привязать къ себ художниковъ и поэтовъ изъ профессіональныхъ интеллигентовъ. Практики и политики тамъ найдутъ свою среду, поэты и художники не найдутъ ея. Не найдутъ даже и тогда, если по своимъ случайнымъ индивидуальнымъ особенностямъ, по боле развитому общественному чувству, они могли бы проникнуться психологіей рабочаго движенія. Даже и тогда насквозь индивидуалистическая среда профессіональной интеллигенціи и живущихъ духовными интересами элементовъ буржуазіи будетъ имъ интимно ближе, потому что она художественно развита, потому что она больше уметъ цнить художественное ‘бездлье’ и иметъ средства и возможность его себ доставить. И въ результат потонутъ они поневол въ этой сред и растеряютъ тамъ свои общественные задатки.
Но столь ли ужъ безнадежно въ этомъ отношеніи положеніе и для ближайшаго будущаго? ‘Въ праздничныхъ одеждахъ богатой и разнообразной культуры’ пролетаріатъ можетъ быть и не войдетъ въ царство будущаго. Но значительно развиться эта культура даже въ художественной области можетъ еще и въ предлахъ капиталистическаго строя, если только онъ просуществуетъ еще нсколько десятилтій.
Въ отличіе онъ Потресова я думаю, что чрезмрно дловой характеръ теперешней рабочей интеллигенціи объясняется не столько малымъ досугомъ и необходимостью въ теченіе его выполнять огромныя практическія задачи, сколько сравнительно недавнимъ происхожденіемъ этой интеллигенціи. Первые ростки рабочей интеллигенціи появились, вдь, даже въ Германіи какихъ-нибудь 40—50 лтъ тому назадъ. И пріобртали интеллигентность, становились интеллигентными людьми представители пролетаріата до послдняго времени исключительно почти на почв дловой практики, на почв удовлетворенія практическихъ потребностей движенія.
Теперь же условія, при которыхъ вырабатывается пролетарская интеллигенція, существенно иныя. Подростающее поколніе рабочихъ встрчаетъ мощную идейную среду развившагося движенія, и это движеніе, усложнившись, уже ставитъ себ и преслдуетъ задачу образовательной подготовки юношества. Пролетарское юношество пріобртаетъ теперь развитіе не утилитарно, не для удовлетворенія только практическихъ потребностей, а у порога движенія, раньше, чмъ оно практически въ него входитъ и практически въ немъ начинаетъ работать. При такихъ условіяхъ неизбжно должна создаваться почва для боле широкаго и всесторонняго развитія подрастающаго поколнія, а слдовательно, и для развитія у него боле изощреннаго вкуса, боле повышеннаго интереса къ художественному творчеству.
Что же касается слабаго досуга, на который напираетъ Потресовъ, то, во-первыхъ, вмст съ ростомъ пролетарской интеллигенціи практическія задачи будутъ падать на каждаго ея представителя меньшей тяжестью, а во-вторыхъ, досугъ — понятіе относительное, и сильная развившаяся потребность всегда найдетъ время для своего удовлетворенія.