Это было до ляоянского боя. 9-й пехотный Н-ский полк шел по отделениям от Анпина к Ляояну. Было около 4-х часов дня. Солнце ярко освещало впереди лежащие сопки, покрытые жалкой засохшей травой и камнями. Было душно и жарко. Пыль, поднимавшаяся из-под ног, проникала в нос и рот и мешала дышать, хотелось хоть немного отдохнуть в тени, но ее не было. Поля пыльного гаоляна совершенно не давали тени, а деревьев не было. Солдаты шли медленно, хмуро смотря себе под ноги. Никто не обращал внимания на разнообразные картины, открывавшиеся одна за другой. У всех было одно желание — добраться поскорее до бивака и отдохнуть… Изредка раздастся какая-нибудь прибаутка, и опять все смолкнет. Каждый невольно забывается, в голове проносятся образы прежнего, далекого детства, вспоминаются такие случаи, которые никогда бы не припомнились при других обстоятельствах, и до того уходишь в себя, что позабываешь все, не чувствуешь утомления и пыли. Но вот солнце заходит, багровые лучи его освещают вершины сопок, в лощинах прохладно, вот пронесся легкий ветерок и освежил утомленные лица. Вдали показались огни: это денщики у охотники уже на биваке и готовят ужин и чай. Невольно все оживляются, усталости как не бывало. Живо строятся палатки, и на пустынном месте закипает жизнь. Чу! затрещал барабан: это на ужин. Вот строятся роты, и каждая бегом спешит к своей походной кухне, там раздаются мясо и похлебка, которую солдаты зовут ‘борщом’ Совершенно смерклось, на небе выступают яркие звезды… Хороши маньчжурские ночи… Звезды сияют так ярко, что видно далеко кругом, величественные силуэты сопок рельефно выделяются на небе, кругом тишина… Ничто не нарушает ночного покоя, разве только где-то далеко раздастся пушечный выстрел, и снова все замолкнет… На душе спокойно. Не верится, что может быть завтра невдалеке отсюда загрохочут орудия, затрещат ружейные залпы и заглушат стоны раненых людей. Кажется, что этого не может быть, не веришь, что человек посягнет нарушить покой природы… Вот в 7-ой роте запел рядовой Левый, голос у него звучный и сильный, он поет с чувством, так и слышна в его голосе грусть, грусть по покинутом- любимом существе, он поет:
Поехал казак на чужбину
На добром коне вороном,
Покинул казачок Украйну,
Ему не вернуться в родительский дом…
Напрасно казачка его молодая и т. д.
Голос его замер, и опять — тихо… В соседней палатке горит свеча, тут сидят два неразлучных товарища: Волик и Галушка. Они из одной деревни, оба — хохла.
— Так ты, Богдаша, — говорит Галушка Волику, — так и отпиши ей, что я ее не забуду, только бы она меня не забыла… Я об ней все время думаю только и мысли, что об ней… Из-за нее и жить-то охота… Отпиши, что, Бог даст, кончится война, привезу ей шелку, ни одна дивчина не будет так ходить, как я ее обряжу…
Загремел барабан, из палаток стали появляться одни за другими солдаты и становиться в две шеренги. ‘На молитву! Шапки долой!’ — и затем поется молитва: ‘Отче Наш’. Горячо молятся русские люди, прибывшие за тысячи верст, чтобы победить или умереть. Но вот все замолкло: люди легли спать, только часовые мёдленно ходят около палаток и смотрят вдаль. Кузнечики затрещали свои песни, и луна, освещая лагерь, льет свой мягкий белый свет. Легкий ветерок шевелит листья гаоляна, и кажется, что кто-то по нему пробирается. Неприятель далеко, все спят спокойно. Ходили много в жару, можно и отдохнуть. Прошло 2-3 часа, мертвая тишина ничем не нарушалась. Вдруг какой-то стон громко разносится по биваку, кто-то повторяет его. Люди выбегают со стонами из палаток и в ужасе бессмысленно повторяют: ‘Ура!.. Японцы, японцы, ой-ей-ей японцы!..’ Давя друг друга, бросаются к оружию, и каждый бежит, не зная сам куда. Послышались одиночные нервные выстрелы, вспыхнули костры и осветили бледные, искаженные от ужаса лица…
Офицеры успокаивают солдат: ‘Полноте, братцы, — говорят они, — никого нет, на постах исправно, кругом сторожевое охранение…’ Наконец, бивак принимает обыкновенный вид, батальонный командир X. предлагает спать, что солдаты и исполняют. Проходит час. Снова раздаются крики, снова бросаются к оружию, снова загораются костры и освещают бледные лиц солдат… ‘Что же это такое? Отчего бы это могло быть?’ — слышатся вопросы.
Но никто не может ответить. ‘Нет братцы, уж коли так, так лучше не спать, да вот и светает’.
В самом деле, восточная часть неба приняла розовую, даже багровую окраску, невдалеке белый туман плотно окутывал речку, волнуясь при каждом порыве ветерка. Верхушки сопок порозовели и вместе с туманом, лежавшим по лощинам, казались красивыми. Земля, благодаря обильной росе, была мокрая, гаолян, покрытый росой, выправил свои широкие и красивые листья. Какие-то большие птицы, плавно рассекая крыльями воздух, летели на восток, как будто первые хотели увидеть чудный восход, который можно видеть в стране Восходящего Солнца.
Солдаты шумно беседовали, конечно, по поводу происшествий минувшей ночи, каждый высказывал свое мнение. ‘Нечисто это место, нечисто, — заявляло большинство. — Много крови, может быть, здесь было пролито или что-нибудь другое, а только нечисто’, — говорили все, набожно крестясь. Но вот получено приказание ломать палатки и готовиться к походу. Офицеры здоровались со своими ротами. ‘Справа по отделениям, первая рота, шагом марш!’ И полк постепенно вытягивается и принимает обычный, походный вид. Так покинули мы бивак, который солдаты назвали ‘проклятым’. Потом мы узнали, что на этом месте происходило тоже самое с другим полком, что и с нами…
Источник текста: журнал ‘Дело и отдых’, No 10 за 1905 г.
Сканирование: В. И. Шулятиков, распознание, подготовка текста: В. Г. Есаулов, ноябрь 2013 г.