АЛЕКСЙ ГРОМОВЪ.
АЛЕКСЙ ГРОМОВЪ.
РАЗСКАЗЫ.
РАЗСКАЗЫ.
ТИПОГРАФІЯ Л. Н. ХОЛЧЕВА.
Москва, Тверской бульв., д. 105.
Проклятье солнцу.
Проклятье солнцу.
——
——
Проклятье солнцу, Громов Алексей Матвеевич, Год: 1908
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Тамъ, гд солнце ясное всегда чаруетъ землю бархатными лучами, гд вчно зеленые кипарисы склонились другъ къ другу и шопотомъ дарятъ слова любви…
Тамъ, гд бирюзовое море нжно цлуетъ своими волнами угрюмые утесы…
Гд наяда, граціозно качаясь на гребняхъ волнъ, поетъ дивную, чарующую пснь… И могучіе аккорды этой дивной псни несутся высоко, высоко, словно блые голуби въ гордое голубое небо. Несутся надъ моремъ и горами.
И поетъ наяда о солнц свободномъ и свтломъ, о синемъ мор, о неб высокомъ и вчномъ, поетъ о гордой свобод, поетъ о жизни…
Тамъ тропинка, змясь по равнин, оканчивается на вершин срой скалы, хмуро склонившейся надъ моремъ…
И на вершин скалы, лежитъ камень покрытый влажнымъ зеленымъ мохомъ…
И вотъ однажды по этой тропинк шелъ человкъ.
По пятамъ его слдовали дв черныя тни — злобы и ненависти.
Человкъ вошелъ на вершину скалы и опустился на камень, покрытый влажнымъ зеленымъ мохомъ.
Въ рукахъ человка были стрлы и лукъ.
Онъ опустилъ голову и обхватилъ себя руками, какъ будто желалъ удержать остатокъ тепла.
И такъ онъ сидлъ тамъ, молчаливый и согбенный подъ гнетомъ какой-то непостижимой тоски.
Всю жизнь онъ бжалъ, отыскивая покой, и всегда преслдуемый злобой и ненавистью.
Онъ ненавидлъ жизнь и все живое!
И человкъ, вдругъ конвульсивно содрогнувшись, поднялъ голову и издалъ звукъ рзкій, будто втеръ прошумлъ въ костяхъ скелета:
— О, жизнь, ты побдила.— Такъ будь же проклята!..
И, бросивъ вокругъ себя взглядъ, онъ задрожалъ отъ злобы — онъ видлъ вчно-живое солнце и море, видлъ беззаботныхъ чаекъ, радостно, разскавшихъ грудью воздухъ.
И выпрямившись съ искривленными губами, онъ закричалъ:
— Отвть на мой вопросъ, о солнце гордое, свтило властное!..
О, почему, скажи, ты, обладая могучей силой, всегда нмо и холодно къ страданьямъ?
О, почему не въ силахъ ты, развять ихъ, какъ развваешь сумракъ ночи?
О, почему не въ силахъ ты зажечь надеждой сердце, какъ зажигаешь даль пурпурнымъ свтомъ?..
О, почему, ты властное, безсильно воскресить давно угасшія мечты, и отогнать печаль, тоску?..
Скажи же, солнце, почему?..
И человкъ долго, долго ждалъ отвта.
И, не дождавшись, онъ злобно закричалъ:
— Не хочешь дать отвта, о солнце?!..
Молчишь?!..
Я это зналъ.
Ты яркимъ, но безучастнымъ и безслезнымъ блескомъ озаряешь жизнь!..
Ты ярко, ярко озаряешь путь страданій!..
Подъ этимъ лживымъ блескомъ, страданья рзче выступаютъ! Ты солнце, обнажаешь ихъ!..
И слышенъ твой наглый смхъ тогда надъ ними!
Я человкъ, я жалкій рабъ земныхъ страданій, я не могучій, я безсильный,— но въ сердц у меня горитъ ядъ злобы жгучей, къ теб, великое!..
Къ теб,— свтило лживое!..
Тебя, прекрасное, тебя, могучее,— я проклинаю всей душой!..
Вмигъ солнце подернулось дымкой и стало тускнть.
Море нахмурилось — стало темне, стало грозно вздымать свои волны и съ ревомъ ударяться о скалы.
И чайки со стономъ пронеслись на іъ головой человка.
Черныя тучи обложили горизонтъ гордаго неба.
Въ воздух повисъ, словно въ часъ сумерекъ, срый, тяжелый полумракъ.
Вдругъ человкъ натянулъ лукъ, и стрла, шипя, вонзилась въ грудь одной изъ чаекъ.
Чайка упала со стономъ къ ногамъ человка и трепетно забилась въ теплой крови…
Ея блоснжныя перья стали вмигъ красными.
Другія чайки парили надъ головой человка и тоскливо рыдали надъ смертью своей подруги.
Срый полумракъ сгущался и переходилъ въ мракъ.
Черныя тучи быстро надвигались и закрывали гордое небо.
Точно зарево вспыхивала молнія, слышались далекіе раскаты грома.
Море темнло.
Волны становились все выше, все грозне.
Ураганъ со свистомъ носился надъ рокотавшимъ моремъ.
Раскаты грома съ каждымъ мгновеньемъ становились ясне и ближе.
Молнія вспыхивала безпрерывно.
И море и небо горли пурпурнымъ огнемъ. Море стонало, море рокотало, море рыдало… Что то грозное мстящее висло въ воздух. А чайки все рыдали тоскливо надъ смертью подруги. Ихъ рыданье, словно унылый аккордъ похороннаго колокола, замирало въ черномъ мрак.
И человкъ сидлъ на скал и дрожалъ въ ужас.
Онъ бормоталъ глухія проклятья, и губы его покрылись кровавой пной.
Вдругъ, черный мракъ и угрюмыя тучи прорзала яркая стрла молніи и поразило человка въ самое сердце.
И человкъ упалъ мертвымъ на землю.
…И море успокоилось, черныя тучи ушли, и тяжелый мракъ разсялся. Тамъ, гд тропинка, змясь по равнин, оканчивается на вершин срой скалы, хмуро склонившейся надъ моремъ, и на вершин скалы, гд кончается тропинка — мертвый лежитъ человкъ — жертва мести, грозной мести…