В.В. Розанов
В.В. Розанов
Программа церковных реформ
Программа церковных реформ
Программа церковных реформ, Розанов Василий Васильевич, Год: 1906
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Опубликованная ‘программа реформ по духовному ведомству’ будет встречена всем обществом с чувством самого живого внимания и интереса. Интерес этот проистекает из разных сторон и мотивов. Общество хорошо знает, что ‘церковная жизнь’ почти тожественна ‘народной жизни’, так как, почти лишенный гражданского и культурного просвещения, народ в своей неизмеримой толще и неизмеримом объеме и людности вынужден вольно и невольно жить церковным идеализмом, церковным духом, церковными формами художества. Это — говоря с поверхностного взгляда, даже не углубляясь в вечные вопросы души, совести, загробного существования. Таким образом, для всего общества совершенно очевидно, что малейшая перемена, движение вперед или движение вспять, в области церкви вовлекает в движение же, попятное или прогрессивное, всю массу народную. Малейшее здесь улучшение, оживление или, напротив, застоялость и апатия разливает улучшение или отражается опущенностью и вялостью в самых глухих деревнях и селах по мельчайшим притокам Камы, Оки, Днепра и Дона. Что в области экономической хлебородность России, матушка-рожь, урожай или неурожай, — то же самое в другой области православие, хороший поп, внимательный и добрый архиерей, хорошие певчие, благолепие службы, упорядоченность сельско-церковной жизни. Одно и другое так же повседневны и повсюдны, дороги и нужны мужику. А дороги они мужику, — то дороги и всей России, от министра до газетного обозревателя и хроникера. Здесь нет разделений, и атеист, и ревностный прихожанин какого-нибудь прихода воскликнут одинаково: ‘Пусть будет лучше, как можно лучше в этой до трагизма важной области народного существования, — существования в равной мере исторического, государственного и культурно-национального’.
Таков главный мотив внимания сюда. К этому мотиву примешивалось любопытство: сумеет ли духовенство почти одними своими силами справиться с задачею чрезвычайно сложною, трудною и, при неумелости, даже рискованною. Захочет ли оно обновиться? Сумеет ли? Мы сказали: ‘почти одними своими силами’. Действительно, все ‘церковное’, доведенное до последней степени ‘официальности’, формализма и законности, до торжественных слов и жестов, под которыми часто не бывало никакого чувства, решительно отбило охоту у всех русских, у целого русского образованного общества заниматься этим делом ‘мишуры и пустоты’, шитых серебром и золотом одежд и черной неправды суда и управления, ни от кого не скрытой. В то время как каждый образованный католик и каждый просвещенный протестант, от профессора до коммерсанта, интересуются и знают дела своей церкви, ‘компетентны’ в понимании этих дел, у нас в силу указанной причины все перестали вникать в церковные дела и вопросы, и большое общество до такой степени потеряло даже самую возможность, силу и сведения, чтобы судить, — что не могло бы оказать ни малейшей помощи духовенству, если бы хоть началось разрушение церкви, приди реформация или ‘времена антихристовы’, по предсказанию Вл. Соловьева. Во всякой области можно делать, имея чутье к ней, да и запас некоторых предварительных сведений. Кроме славянофилов, которые считаются единицами или десятками в России, такие необходимейшие ‘для реформы’ люди, необходимые для ‘да’ или ‘нет’, — исчезли вовсе. Исчезли по великой вине самого духовенства, ревниво оберегавшего не только свой исключительный ‘авторитет’ в этой области, но и право исключительного ‘разговора’ здесь. Все должны были молчать: неудивительно, что все перестали и думать, а потом перестали и интересоваться. Не нужно скрывать этой печальной и роковой истины, что с великою задачею церковного обновления или, вернее, оживления, оживания — духовенство стоит перед фронтом общества, насмешливого к нему, недоверчивого к нему и почти атеистического. Притом, — что странно, — по вине именно его самого, ‘духовной’ грубости и классового своекорыстия и самомнения.
Но время этому малиться, убывать, время завязываться связям между духовенством и обществом, время пробуждаться в обществе доверию к своему духовенству и хоть мало-помалу обогащаться теми сведениями, вкусами и чутьем, какие решительно необходимы для реальной помощи духовенству в этом громадном угле народной жизни. Мы можем сказать с удовольствием, что тяжелейшие минуты этого положения разъединения уже прошли. За год жизни духовенство страшно много работало, — и порознь в каждом священнике, и во всей церковной организации. Работало под глазами общества: и за год само общество столько раз ‘думало’, и читало, и говорило о специальных церковных делах, сколько этого не было прежде в десятилетия. Редкий газетный лист не содержит хоть нескольких строк о церкви, как до церкви относящихся, тогда как раньше, например, празднуя свой 25-летний юбилей, ‘Вестник Европы’ мог указать с гордостью, что за 25 лет ‘службы обществу, просвещению и науке’ он не допустил на свои страницы ни одной ‘духовной’ строчки, ни от попов, ни о попах. Времена изменчивы, и нельзя не сказать, что они стали лучше. Мертвой тиши уже нигде не видно. Везде маленькая взволнованность.
‘Проект реформ по духовному ведомству’, который будет перенесен в ближайшем будущем в Совет Министров, концентрирует собою годовую работу над собою духовного сословия, работу, шедшую единолично и в массе, шедшую особенно усиленно по всей линии духовной журналистики, страшно возросшей и оживившейся. ‘Проект’ этот дает впечатление несомненно огромного движения вперед, и притом движения во всех направлениях, по всем руслам церковной жизни. Не может быть никакого подозрения в археологическом смысле общего движения: и опасения в этом направлении, дружно раздававшиеся со всех сторон общества и печати, несомненно, сыграли свою роль и во всяком случае не были бесполезны. ‘Проект’ все двигает, по крайней мере хочет все двинуть, и общество и печать должны помочь этому движению, — повторяем, глубоко народному и национальному, — вникнув в детали всего дела, которыми мы займемся. Нужно войти в ‘лес’ подробностей, тех ‘подробностей’, через невнимание к которым захирел лес, подернулся двувековою чахлостью, желтизною и, наконец, являет уродство и смерть многих ценных когда-то зеленевших дерев. Мы говорим об атеизме и атеистах, о вражде и враждующих к церкви. Вспомним судьбу Толстого, которая была только симптом.
Впервые опубликовано: Новое Время. 1906. 17 нояб. No 11021.