Проект административно-полицейской реформы, Катков Михаил Никифорович, Год: 1870

Время на прочтение: 26 минут(ы)

М.Н. Катков

Проект административно-полицейской реформы

&lt,1&gt,

Москва, 23 января 1870

Телеграф принес нам вчера важное известие о внесении на рассмотрение комитета министров проекта основных положений административно-полицейской реформы, заключающейся в усилении власти губернаторов, в замене губернских правлений советами при губернаторе и в преобразовании полиции. Проектируемая реформа имеет громадную важность для всех отраслей управления, она бесспорно касается существенных интересов общества. Ввиду важности вопроса спешим прежде всего поделиться с читателями полученными нами сегодня довольно подробными сведениями о вышеупомянутом проекте.
Главные начала проектируемой реформы вместе с объяснительною запискою министра внутренних дел внесены теперь, по Высочайшему повелению, на рассмотрение комитета министров, с тем чтоб он определил, какие из представленных оснований должно признать существенными и дать в руководство комиссии, коей поручена будет дальнейшая законодательная разработка реформы. Утверждают, что поручение это будет возложено на состоящую при министерстве внутренних дел комиссию о губернских и уездных учреждениях, которая будет усилена новыми членами, имеющими возможность посвятить этому делу все свое служебное время.
Губернаторская власть по проекту основных положений усиливается чрезвычайно. Губернатору предполагается дать власть приостанавливать решения всех местных губернских учреждений и должностных лиц, кроме судебных и контрольных. О сделанной приостановке губернатор должен только будет давать знать высшим властям. Все местные учреждения, кроме суда и контроля, подчиняются надзору губернатора, он может принимать личное участие во всех делах управления, а в особенно важных случаях делать непосредственные распоряжения. Наконец, губернатору предоставляется проектом власть издавать распоряжения в развитие действующих законов о благоустройстве и благочинии и о предупреждении и пресечении преступлений. В соответствие тому предполагается повысить ранг губернаторской должности, отнеся ее к III классу.
Губернские советы, заменяющие губернские правления и состоящие из вице-губернатора, прокурора окружного суда и начальников местных отдельных частей, должны ведать дела, требующие не быстроты действий, а старательного обсуждения. Дела в советах будут решаться по большинству голосов, но при несогласии губернатора с мнением большинства дело переходит к министру внутренних дел. В случаях же чрезвычайных или по таким вопросам, которые будут внесены в совет самим губернатором, вне требования законом такового внесения и при разногласии в совете, губернатору предоставляется право приводить в исполнение решение, предложенное им самим. Ведению совета поручаются дела судные, о предании суду чиновников за преступления по должности и разбор жалоб частных лиц на неосмотрительные действия чиновников. Совет должен также обсуждать предварительно распоряжения, дополняющие законы о благоустройстве и благочинии и пр., а также рассматривать пререкания местных учреждений между собою, случаи неприменимости вновь изданных законов и вообще особо важные административные дела.
Вся полиция губернии непосредственно подчиняется губернатору и теперешняя доля зависимости полиции от судейской власти прекращается. Чтобы придать полицейским чинам большую быстроту и свободу действий, предполагается заменить коллегиальные полицейские управления канцеляриями и упразднить должность полицейских заседателей. Предполагается произвести новое деление губерний на уезды, уездов на участки, с тем чтобы где требуется увеличить, а где уменьшить число полицейских центров. Теперешние низшие полицейские должности тысяцких, сотских и десятских предположено упразднить, а взамен образовать при исправниках и приставах уездную полицейскую стражу, при волостных же правлениях и сельских обществах — сельских стражников. Уездная стража должна быть по преимуществу конная, составленная из отставных нижних чинов, а за недостатком их — из бессрочных. Сельские общества могут назначать стражников либо по выбору, либо по найму. Определением кратчайшего срока службы и наименьшего вознаграждения при назначении стражников по выбору предполагается достигнуть более удовлетворительного состава сельской полиции, чем теперешний.
Мы возвратимся к важнейшим вопросам, затронутым проектируемою реформой, чтобы внимательнее изучить их, но не может не сказать теперь же несколько слов об общей постановке вопроса.
Проект основных положений реформы, который, говорят, уже рассматривался в комитете министров в прошлый вторник, заключает в себе не просто основания вопроса, но полное решение его в самых важных пунктах. Так, власть губернатора и его отношения к местным учреждениям почти вполне обозначены проектом, хотя, как утверждают, до сих пор не была еще рассмотрена степень удобства подчинения губернатору тех учреждений, которые пока стоят более независимо, каковы относящиеся к ведомствам народного просвещения, путей сообщения и пр. Учреждения других ведомств: финансов и государственных имуществ уже и теперь находятся в большой зависимости от губернатора. Трудность задачи заключается, очевидно, не в разъяснении или усилении существующих зависимостей, а в определении отношений по новым подчинениям. Укажем для примера на инспекцию железных дорог. Вряд ли окажется удобным дать губернатору власть приостанавливать решения инспекции, принятые для безопасности и успешности движения. Как подчинить губернатору казенные управления железных дорог? Железная дорога не делится на единицы, совпадающие с делением на губернии. Нельзя принимать губернских мер на железных дорогах. То же надо сказать об управлении разными техническими частями, требующими специальных сведений. Тут губернаторское управление, по-видимому, не осуществимо, по учебным заведениям оно, правда, возможно, но причинило бы только вред, усилив в них бюрократический элемент и ослабив ответственность чинов ведомства народного просвещения, между тем как губернаторы, по разнообразию своих занятий, не имели бы времени вникать в подробности учебного дела.
Отношения губернаторской власти к местным учреждениям могут быть определены лишь путем обстоятельного обсуждения дел, ведуемых этими учреждениями, а оно предстоит еще как задача для работ комиссий о губернских учреждениях. Легко может случиться, что подробности оснований, которые будут ей даны в руководство, не только не облегчат ее задачи, а напротив, затруднят достижение успеха.
Подчинение всех местных учреждений губернатору приводит к тому, чтобы поставить его в зависимость от разных министров по предметам их ведомств. Но губернатор тем не менее остается должностным лицом министерства внутренних дел и находится от него в наибольшей зависимости. При разногласии губернатора с большинством в совете он должен, по проекту, представлять о том не тому министру, к ведомству которого относится вопрос, возбудивший разногласие, а своему непосредственному начальнику, министру внутренних дел. Не поставит ли такой порядок всех других министров в некоторую зависимость от министерства внутренних дел?

&lt,2&gt,

Москва, 9 февраля 1870

Основные начала административно-полицейской реформы, по слухам, переданы комитетом министров на заключение гг. министров. Отзывы министров ожидаются не позже 1-го числа будущего марта, так как преобразование полиции признается делом неотложным.
Административно-полицейская реформа, как изложена она в основных началах, распадается на два отдельные проекта, которые не имеют между собой большей связи, чем два какие-либо иные проекта, касающиеся дел одного ведомства. Нет никакой необходимости, чтобы преобразование полиции было совершено одновременно и нераздельно с преобразованием губернских учреждений. Проект собственно полицейской реформы, как объявлялось в ‘Правительственном Вестнике’, был предметом сериозной разработки в состоящей с 1859 года при министре внутренних дел особой комиссии о губернских и уездных учреждениях. Комиссия эта в 1868 году окончила составление наказа полиции, общего учреждения ее, инструкции по делопроизводству и пр. К разработке же вопроса о реформе губернских и уездных учреждений комиссия приступила едва лишь в начале прошлого года. По словам официальной газеты, в феврале 1869 года комиссия разрабатывала лишь материал для проекта, да и то относительно учреждений одного министерства внутренних дел. Теперешний же проект основных начал, коим затронут порядок ведения дел во всех ведомствах, составлен не в упомянутой комиссии о губернских и уездных учреждениях, хотя она по своему весьма разнообразному составу представляла для того некоторые удобства: под председательством министра внутренних дел в ней кроме чиновников того же министерства присутствуют члены министерств финансов, юстиции и военного, а также от государственной канцелярии и от контроля. Теперешний проект основных начал административно-полицейской реформы выработан, по слухам, в департаменте общих дел, одним или двумя чиновниками одного ведомства, и слухи эти подтверждаются по крайней мере тем, что он не подписан членами комиссии о губернских и уездных учреждениях. Вот, по всему вероятию, одна из главных причин, почему комитет министров нашел необходимым передать дело на предварительное заключение отдельных министерств.
Впрочем, неизвестно, какого рода замечания ожидаются от гг. министров. Требуются ли их соображения для того, чтобы решить, в какой мере необходимо предварительное учреждение начал, по которым особая комиссия будет разрабатывать проект реформы, или же ожидаются замечания на отдельные пункты этих начал? Во всяком случае, нельзя не заметить, как глубоко разнится порядок подготовления этого преобразования с ходом дел по другим реформам последнего десятилетия. Основные положения для преобразования, например, судебной части в России, удостоившиеся Высочайшего утверждения, были выработаны многолетними занятиями высших правительственных учреждений и особых комиссий. Подготовительные проекты реформы были препровождены на рассмотрение ‘практиков по судебной части’, и замечания их поступали со всех концов России. В то же время печать усердно разрабатывала вопросы, касающиеся реформы, и подготовляла к ней общественное мнение. А между тем судебная реформа, несмотря на всю громадность свою, представляла, быть может, меньшую сложность, чем преобразование губернских учреждений, особенно если оно должно повести к изменению порядка дел во всех ведомствах. К тому же указания теории и опыт других стран бросали гораздо более света на задачи судебной реформы, чем можно ожидать в деле преобразования губернских учреждений. Наконец, следует прибавить, что потребность судебной реформы давно уже всеми сознавалась, это было дело неотложной необходимости, чего отнюдь нельзя сказать о преобразовании губернских учреждений.
Не раз приходится у нас слышать и читать мнение, утверждающее, что все реформы последнего десятилетия: освобождение крестьян, новые суды, земские учреждения, городское управление, относятся преимущественно к устройству ‘общественных сил’ страны, но не касаются администрации, которая от означенных реформ якобы пострадала и нуждается в усилении своих органов. С этой точки зрения административная реформа является будто бы ‘конечным венцом’ преобразований, так что без этого couronnement de l’edifice [венца здания (фр.)] не могут быть достигнуты ‘благие результаты, составляющие цель этих преобразований’.
Ничего не может быть ошибочнее, как представлять себе дело прогресса под видом истребительной усобицы между разными заинтересованными сторонами, ничего не может быть пагубнее, как вести в таком смысле дело преобразований. Когда в государственном организме возникает потребность лучшего распределения функций, то это отнюдь не значит, чтобы какая-либо из этих функций ослабевала. Вопрос может заключаться только в том, чтобы каждое необходимое для общественной организации начало получило более правильное, более соответствующее себе и потому более благотворное положение.
Бюрократическое начало было у нас всем во всем. Другие силы были парализованы и не имели никакой самостоятельной организации. Известно, что в этом заключалось главное зло, которым страдала наша государственная жизнь. Известно также, что это преобладание бюрократического начала отнюдь не обращалось в пользу ему самому. Бюрократический тип, который у нас при таких условиях выработался, мало соответствует его собственным потребностям и задачам, и мы никак не могли похвалиться достоинством наших бюрократических порядков в то время, когда они вместе с крепостным правом исключительно господствовали на всем пространстве русской земли. Отмена крепостного права настоятельно потребовала призыва новых сил и учреждения новых порядков. Это не было действием, противным существу бюрократического начала, это было скорее действием спасительным столько же для него самого, сколько для всей нашей государственной организации. Только при том условии, что реформы, неизбежно последовавшие за отменою крепостного права, станут вполне правдой и осуществятся в том благом смысле, как они задуманы законодателем, — только при этом условии наши административные порядки могут улучшиться и стать в уровень со своим назначением. Что наши административные порядки требуют больших или меньших изменений и улучшений, об этом нет спора. Вся сила вопроса заключается только в том, какое направление должна принять реформа административных порядков. Если такое, чтобы возвратить бюрократическому началу, под другим видом и с другой стороны, его прежнее всезаменяющее и всеподавляющее преобладание, то реформа, о которой идет речь, оказалась бы контрреформой, реакцией против новых, едва начавшихся порядков, уничтожением того, что сделано у нас со времени крепостного права.
Пока мы оставляем в стороне эти общие толки о самом принципе административной реформы, толки, которые действительно слышатся в разных общественных кругах, и обратимся к рассмотрению отдельных пунктов проекта. В числе их особенно останавливает на себе внимание мысль предоставить губернаторам право издавать постановления и распоряжения в развитие законов о благоустройстве и благочинии, а также о предупреждении и пресечении преступлений. Постановления эти должны иметь силу закона, если они надлежащим образом опубликованы и сохраняют эту силу до тех пор, пока не будут отменены высшею властью или самим губернатором. Основательность таких равносильных закону губернаторских распоряжений предполагается гарантировать предварительным обсуждением их в совете губернатора, а в некоторых случаях утверждением высшей власти. О существе всякого сделанного постановления губернаторы должны давать знать министру внутренних дел. Обиженным предоставляется приносить жалобы в высшие административные инстанции.
Говорят, что поводом к предположению расширить таким образом власть губернатора служит, между прочим, недостаток редакции нашего Свода законов, где нередко законодательные акты перемешаны с министерскими распоряжениями, и еще чрезвычайная подробность и регламентация многих уставов. Было даже предположение, чтобы предоставить всем министрам и другим начальствам право издавать постановления в развитие законов. Не затрогивая общего вопроса о кодификации, теперь предлагается устранить недостатки ее по крайней мере относительно законов по благоустройству и благочинию, по предупреждению и пресечению преступлений, а для этого и предоставить губернаторам вышесказанное право издавать постановления в развитие законов.
Мы сомневаемся, однако, в верности этих сведений. Для устранения недостатков кодификации, очевидно, необходимо точнее определить основные черты законодательства и выделить из Свода мелкие административные постановления. Свод не очистится от них, если к ним прибавятся по каждой губернии еще особые постановления губернатора, для коих потребуются новые своды.
К числу законов о благоустройстве, которые предполагается отдать на развитие губернаторам, принадлежат уставы врачебный, пожарный, строительный, паспортный, торговый и пр. Но именно эти-то уставы и страдают страшною регламентацией, которая часто делает совершенно невозможным их исполнение, и, что еще важнее, крайнею отсталостью, требующею не дальнейшего развития этих уставов в их теперешнем духе, а радикального пересмотра большей части их, что может быть сделано лишь законодательным порядком. Несостоятельность их не есть выдумка. Она давно уже признана правительством, и над их пересмотром работают особые комиссии. При самом министерстве внутренних дел учреждена приготовительная комиссия по пересмотру правил строительного устава. Законы, касающиеся народного здравия, пересматриваются в нескольких комиссиях: об аптекарском уставе, о домах для умалишенных, о мерах против заразительных болезней. Устав о паспортах пересматривается в двух комиссиях, из коих одна касается иностранцев, приезжающих в Россию. Какую же пригодность будут иметь губернаторские дополнения по тем законам, которые уже признаются неудовлетворительными и которые более всех других загружены чрезвычайною регламентацией? Ведь отменять существующие законы не будет во власти губернаторов, как равно не может быть предоставлено им право издавать дополнения, противоречащие существующим законам. Что же останется, как не дальнейшее развитие и без того невыносимой регламентации? Можно ли этого желать и есть ли повод усиливать в этом смысле губернаторские полномочия?
Еще важнее при нынешних обстоятельствах то влияние, которое могут иметь на земские учреждения проектируемые губернаторские развития законов.
Многие части общественного благоустройства отошли теперь в ведение земских учреждений, как то: народное продовольствие, общественное призрение, дорожная часть и пр.
Земству же предоставлено участие в попечении о народном здравии, о народном образовании, о тюрьмах и пр. Но те же предметы общественного благоустройства остаются по другим своим частям в полном заведывании администрации. Пределы власти земства и администрации у нас еще не разграничены в точности, а это, как известно, ведет ко множеству пререканий и сильнее всякого другого обстоятельства парализует деятельность земства. Для успеха земских учреждений необходимо, чтобы в круге дел, им предоставленных, они действовали самостоятельно, как это и требуется Положением о земских учреждениях. В этой самостоятельности заключается основа местного самоуправления, ручательство его успешности и пользы. Может ли земство способствовать устойчивости государственного организма и вообще чувствовать себя делом серьёзным, если его будут держать под непрестанною бюрократическою опекой?
Французские генеральные и муниципальные советы, имеющие право рассуждать обо всяких вопросах, но до крайности ограниченные в своей самостоятельной деятельности, должны послужить для нас предостережением. Отнюдь не желательно, чтобы ведение дел, предоставленных земству, перешло в руки губернаторских канцелярий, а земские учреждения, отступив от делового принятого ими направления, превратились в говорильни.
Точное разграничение прав земства и губернской администрации, требующее пересмотра большей части теперешних уставов по благоустройству, есть дело законодательное и ни в каком случае не может быть отдано на произвол губернской администрации. При неудовлетворительности наших уставов, при недостаточно точном определении круга действий земских учреждений судьбы земства очутятся в руках губернаторских канцелярий. Развитие губернаторами законов о благоустройстве, особенно без точного определения тех предметов, по которым оно может быть сделано, прямо подвергает вопросу самостоятельность земских учреждений.
По мысли законодателя, наши земские учреждения стоят на совершенно иной почве, чем подобные учреждения во Франции, где они, в сущности, ничего не делают и не несут никаких серьёзных обязанностей. Где круг ведения земских учреждений почти не существует, где за всех и все исполняет бюрократическая администрация, понятно, что не кому другому, как ее органам, префектам и мэрам пришлось предоставить издание местных постановлений и регламентов. Кстати ли будут эти порядки у нас, при совершенно иной обстановке? Впрочем, и во Франции в точности определены те предметы, по которым префекты и мэры могут делать постановления, дополняющие закон.
Статья 66 Положения о земских учреждениях дает земским собраниям право издавать постановления по предметам, предоставленным ведению земских учреждений, с тем только, чтоб эти постановления не были противны общим узаконениям. Губернаторы обязаны блюсти за этим, и эта их функция имеет большую важность. Но одно дело блюсти, то есть иметь отрицательный надзор, и другое дело — издавать встречные постановления. Так как предметы, переданные в ведение земства, находятся другими своими частями также и в ведении администрации, а круг самостоятельности земства не определен, да и не может быть определен в точности, то весьма естественно, что постановления земского собрания будут постоянно сталкиваться с постановлениями губернатора, что может повести только к прискорбным замешательствам и запутанностям. Мы не знаем, какие практические случаи привели к мысли о необходимости предоставить губернаторам право развития законов. Единственный случай, на который обыкновенно ссылаются лица, защищающие эту мысль, есть распоряжение петербургского обер-полицеймейстера об освещении задних лестниц, но судебное разбирательство, к которому подало повод это распоряжение, едва ли может быть признано достаточной причиной к изменению всего характера нашей местной администрации и к превращению ее во французскую бюрократию. Да и наконец это самое дело о черных лестницах теперь уже разъяснено в удовлетворительном смысле как мера, приложимая в исключительных случаях.
Уложение о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, говорит о штрафе за неисполнение законных распоряжений, требований или постановлений административных и полицейских властей, а равно земских и общественных учреждений в случаях, когда уставом о наказаниях не определено специального взыскания. Кассационный департамент по делу об освещении задних лестниц, а также по делу о вызове купца Шибаева (9 января 1867 г.) постановил, что полиция должна представлять доказательства законности своих требований и что суд имеет право уважить эти доказательства или признать их недостаточными. В этом заключается великая гарантия как — для частных интересов, так и для самого государства, которое более всех заинтересовано правильностью действий своих агентов. Если б администрация и получила особое полномочие на развитие законов, то суд во многих случаях не был бы в состоянии ограничиться удостоверением, что постановление идет от лица уполномоченного, а должен был бы все-таки отстаивать законные права частных лиц. Это его святая обязанность, а ее последствием было бы, что администрации пришлось бы столь же часто сталкиваться с судебными, как и с земскими учреждениями. Кто может желать подобного антагонизма?
Вопрос идет теперь об определении основных начал, которые должны быть даны в руководство комиссии, имеющей выработать проект административной реформы. Безусловное право губернаторов на развитие законов о благоустройстве может повести к косвенному решению таких вопросов, которых эта комиссия не имеет в виду. Если бы признана была необходимость административных постановлений в дополнение законов, то, по примеру всех благоустроенных государств, на комиссию должна быть возложена обязанность определить в точности те случаи, в которых законодательная власть может передавать свои верховные права губернской администрации.

&lt,3&gt,

Москва, 17 февраля 1870

‘Проект основных начал административно-полицейской реформы’ в нашем отечестве понравился не только ‘Вести’ и ‘Новому Времени’, но также и берлинским официозным газетам, которые усматривают в этом проекте меры спасительной административной централизации и уверяют, что русская национальная демократия (к которой причисляемся и мы), виновная в развитии нигилизма на русской земле, стоит за сильную централизацию. Это мы прочли за несколько дней пред сим в ‘Крестовой Газете’ и сегодня встретили то же самое в ‘Nord-deutsche Allgemeine Zeitung’. Наши берлинские друзья, разумеется, хорошо понимают, что единство государственное, централизация политическая не имеет ничего общего со способом управления губерниями или централизацией административною. Чем бесспорнее национальное или, что то же, государственное единство страны, тем беспрепятственнее может быть она децентрализована в административном отношении, тем полнее и самостоятельнее может развиться в ней местное самоуправление, которое, в свою очередь, не имеет ничего общего с усилением губернаторской власти. Берлинские газеты так заинтересовались проектом означенной реформы в России, что ради его пускаются даже на подмен понятий. В один тон с ними поют и оба вышеупомянутые петербургские органы.
‘Весть’, по своему обычаю прикидываясь, что ничего не знает о содержании проекта, тем не менее весьма точно передает соображения его составителей. В проекте действительно указывалось, что ‘преобразовательное движение’, как выражается ‘Весть’, ‘не коснулось нашей администрации, что она не согласована вовсе с новым порядком дел, возникшим со введением земских учреждений и судебного реформой’. Так судит ‘Весть’. Составители проекта полагают также, что реформы последнего десятилетия, устройство быта крестьян, земские учреждения и даже преобразование суда ‘входят в строй собственно общественных сил страны, а не составляют принадлежности политического значения самого правительства’. Если эти слова не могут считаться образцом ясной стилистики, то следующее развитие не оставляет никакого сомнения относительно их смысла. ‘Организация тех сил, в которых проявляется деятельность и значение правительства на местах, — тех учреждений, посредством которых правительство должно сохранить за собою даже в частных делах свое вершающее значение, — одним словом, администрация и полиция, — до настоящего времени едва затронуты. Преобразовав все органы общественного управления, оставлять затем представительство собственной своей власти на прежнем основании значило бы лишать дело совершившихся преобразований конечного венца и задерживать те благие результаты, которые были поставлены основною целью всех мероприятий последнего десятилетия’. Что может быть яснее этих слов? Не станем говорить о том, каким образом полиция и администрация могут сохранить за собою свершающее значение’ даже в частных делах. Отмечаем лишь то обстоятельство, что как слова ‘Вести’, так и приведенные выписки совершенно сходствуют и равно указывают на намерение согласить положение администрации с совершившимися преобразованиями. Достигается ли, однако, эта цель самим проектом? Не задевает ли он самую сущность совершившихся реформ и не отсюда ли идут возбуждаемые этим проектом надежды партий, которыми эти реформы ненавистны?
‘Весть’, приветствуя проект административной реформы, удостоверяет, что проект этот не посягает ‘на самостоятельность общественной деятельности’. Охотно верим, но в проекте нет никаких гарантий, чтобы новые права, предоставляемые администрации, не подавили в самом зачатке всякую общественную самодеятельность, все, что нашими реформами призвано к жизни. Читателям известно, что проект так называемой административной реформы предоставляет губернаторам право издавать постановления в развитие законов, касающихся, между прочим, и предметом, отданных в ведение земства. Всякий легко может сообразить, что из этого может последовать и много ли останется от земских учреждений.
Крестьянское управление по причинам весьма понятным устроено Положением 19 февраля как управление сословное. Последующие реформы: земская, судебная и другие отчасти изменили характер крестьянского управления и связали волость с разными административными и земскими учреждениями. По проекту административной реформы все административные учреждения губернии поступают под начальство губернатора, получающего право личного участия во всех отраслях управления, право приостановки их распоряжений и пр. Спрашивается, в каких отношениях очутится крестьянское управление к губернаторской власти? Ответа на эти вопросы мы не находим в проекте административной реформы. Отношения губернаторов к крестьянскому управлению и вообще к производству разных дел в волости обойдены проектом. Не имеет ли это обстоятельство какой-либо связи с другим всем известным проектом об упразднении должности мировых посредников или, точнее, об изменении их служебного положения? Сначала, как было слышно, имелось в виду учредить окружных администраторов вместо мировых посредников, а после будто бы предпочтено оставить название мировых посредников, но изъять их из ведения сената и обратить их в чиновников, состоящих в полном распоряжении губернатора. Была также мысль заменить губернские присутствия уездными присутствиями, состоящими из предводителя дворянства, исправника и вышесказанных посредников-чиновников. Всякий поймет, какие последствия могли бы произойти от того для крестьянского управления.
Судебная реформа дала право суду при разборе жалоб полиции или администрации на частных лиц за неисполнение ими требований, не предустановленных законом, взвешивать степень их законности. Предполагается установить, что ‘пределы судебной власти относительно признания законности постановлений и распоряжений административных властей при применении ст. 29 Уст. о наказ. налаг. мир. суд. ограничиваются лишь правом удостоверяться, исходят ли они от лиц, на то уполномоченных, не отменены ли подлежащим высшим начальством и распубликованы ли в надлежащем порядке в общее сведение’. Само собою разумеется, что это ограничение отнимает самую важную для обеспечения прав и интересов частных лиц гарантию, с тем вместе этим существенно нарушаются только что установленные судебные порядки. Если губернаторам будет предоставлена власть развивать по усмотрению законы по благоустройству и благочинию, то новое правило, вносимое административною реформой, сделает суд простым исполнителем воли административных лиц, органом служебных властей, а не Верховной Власти, как ему быть подобает.
По действующим уставам суд имеет право делать предостережения, замечания и выговоры полицейским чинам за неисполнение законных требований суда, за упущения и беспорядки при производстве дознаний и следствий. Это право также предполагается отнять у суда. Составители проекта говорят: ‘Главное достоинство благоустроенной полиции заключается в быстроте распоряжений и быстроте исполнения приказаний непосредственного начальства. Требующаяся в этом отношении исполнительность обеспечивается строгой служебного дисциплиною, не допускающею ни колебаний, ни оговорок. Вот чем определяется… предоставление исключительно начальству, то есть губернатору, право наложения взысканий на полицейских чиновников. Дабы уяснить несоответствие на практике предоставления судебным учреждениям административного права налагать на полицейских чиновников взыскания в форме выговоров, замечаний, предостережений, достаточно указать ст. 1201 т. II Уст. о служ. от прав., по которой три строгие выговора влекут за собою предание чиновника суду совершенно независимо от оценки служебной его деятельности непосредственным начальством. Этим обстоятельством приходится объяснить и то, что в последнее время лучшие полицейские чиновники стали оставлять этот род службы, и губернаторы встречают затруднение к замещению вакантных должностей надежными людьми’.
Строгий выговор есть высшая степень административного взыскания, налагаемого судом. Три строгие выговора могут последовать лишь за целым рядом проступков по должности, за которые налагаются взыскания. Каким же образом губернаторская оценка служебной деятельности столь неисправного полицейского чиновника может расходиться с мотивированною каждый раз оценкою суда? Как могло случиться, что лучшие полицейские чиновники не захотели быть в зависимости от закона, между тем как они выносят неограниченную личную зависимость от своего ближайшего начальства и еще так недавно, служа по выборам, переносили капризы своих избирателей?
Положим, однако, что приведенные соображения опираются на факты неопровержимые, допустим, что полицейскому чиновнику стыдно, оскорбительно и неудобно состоять в зависимости от закона. Все же, однако, остается в силе вопрос: как суду надзирать за правильным производством дознаний, если он будет лишен всякого влияния на полицию?
Существенным принципом проекта так называемой административной реформы поставлено согласование администрации с совершившимися преобразованиями. Как же помирить с этою целью столь существенные изменения в судебной реформе? Если суд по следственной части и по исполнению своих законных требований будет поставлен в зависимость от администрации, если он явится простым органом ее в делах благоустройства и благочиния, то основания судебной реформы будут поколеблены и нарушены. Это далеко от согласования администрации с новыми судебными порядками…

&lt,4&gt,

Москва, 18 марта 1870

В проекте ‘административно-полицейской реформы’, как показывает и само ее название, соединены два различные проекта. Преобразование полиции не имеет внутренней связи с реформою губернских учреждений. Они соединены между собою только механически.
В проекте полицейской реформы мы находим лишь один пункт, который является как бы отголоском тенденций, вложенных в проект преобразования губернских учреждений. То же стремление перестроить учреждения в видах усиления губернаторской власти без справок с тем, каким целям должны служить разные отрасли управления, это стремление, на котором исключительно основывается проект административной реформы, сказывается в проекте полицейской только предположением поставить полицию вне всякой действительной зависимости от суда. Это предположение вычеркивает из судебных уставов статью 279, в силу коей полицейские чины по производству дознаний ‘состоят в непосредственной зависимости от прокуроров и их товарищей’, и статью 486, по которой прокурор сообщает непосредственному начальству над полицейскими чинами о сделании последним замечаний и выговоров. Интересно, что предположение, которому дается теперь ход, было уже заявлено при составлении судебных уставов и осуждено высшими законодательными учреждениями. В мотивированном издании судебных уставов, сделанном государственною канцелярией, читаем: ‘При окончательном обсуждении означенного вопроса (об отношениях полиции к суду) признано, что упущения, беспорядки и злоупотребления должностных лиц по следственной части должны быть определяемы судебными постановлениями, коим принадлежит надзор за производством следствий и самое рассмотрение следственных дел, почему означенные лица должны быть привлекаемы к ответственности в этом отношении. Для действительной силы судебных по этому предмету постановлений необходимо, кроме того, предоставить судебным установлениям некоторое участие и в дальнейшем производстве по возбужденной ими ответственности, а именно: в производстве о наложении административных взысканий на обвиняемых и о предании их суду. Но за всем тем, необходимо сохранить за административным начальством если не исключительное (как предлагало одно мнение), то, по крайней мере, главное участие в этом производстве, применяясь к существующему в наших законах коренному правилу, что как административные с должностных лиц взыскания (свыше замечаний и выговоров), так и предание их суду зависят от начальства, коим они определяются к должностям’ (стр. 181).
Во всем остальном проект полицейской реформы не имеет ничего общего с реформой административною.
Нет сомнения, что преобразование полиции требуется гораздо более настоятельными потребностями, чем реформа губернских учреждений. Наша полиция образована и действует по старинным уставам, которые лишь в немногих частях видоизменены временными правилами о полиции 25 декабря 1862 года. Низшие полицейские чины, сотские и десятские, по общим единогласным отзывам, вовсе не удовлетворяют своему назначению. О необходимости преобразования полиции ходатайствовали земства почти всех губерний. О том же ходатайствовали и дворянские собрания. Так, в 1864 году Верейское дворянское собрание обращалось к правительству с изъявлением готовности платить 2 1/3 к. на содержание наемных сотских, лишь бы они выбирались не крестьянскими обществами, как теперь, а полицейскими чинами, под их ответственностью. Верейское дворянство приняло проект своего тогдашнего предводителя, князя А.В. Мещерского, о преобразовании сотских, проект этот был препровожден московским губернатором в министерство внутренних дел с мнением, что проектированное преобразование было бы полезно распространить на всю Московскую губернию. Министерство, по-видимому, одобрило проект, но встретило затруднение в обложении казенных и удельных земель, тогда еще не уравненных по повинностям с частными. Как губернское, так и уездные земские собрания в Москве полагали необходимым назначение сотских по найму, причем некоторые гласные заявили, что часть сотских надо иметь конными. Жалованье наемным сотским предполагалось по 100 рублей в год. Петербургское земское собрание, кроме того, ходатайствовало об учреждении стражи по Шлиссельбургскому тракту.
Администрация, с своей стороны, давно уже хлопотала об улучшении состава нижних полицейских чинов. Так, в 1863 году в Москве происходил съезд исправников, полагавший необходимым иметь сотских по найму по выбору полицейского управления и за его ответственностью.
Проект полицейской реформы предполагает упразднить коллегиальный порядок обсуждения дел в полицейских управлениях и заменить тысяцких, пятисотских и сотских конною вооруженною стражею, а десятских — сельскою.
Составители проекта изображают теперешнюю полицию в уездах еще более густыми красками, чем земство. Мы читаем:
Исправники и становые пристава составляют действующую полицию в уезде. Но они представляют собою только начальство, которое без правильно организованной исполнительной силы само ничего сделать не может…
Крестьяне выбирают в сотские не лучших и достаточных людей, а напротив, дурных хозяев, неисправных плательщиков, часто бездомных пройдох…
И вот эти-то люди, неграмотные, нетрезвые, неимущие, являются не только непосредственными и единственными исполнителями приказаний становых приставов, но и ближайшими на местах представителями полицейской власти, охраняющими общий порядок и предупреждающими преступления. Как пример, очерчивающий характер выборных от обществ десятских, можно указать следующее происшествие: в Шавельском уезде были ограблены в октябре 1868 года четыре извощика, грабители настигнуты были в ближайшем лесу в числе 7 человек, между ними 5 оказались полицейские десятские…
Подобное безотрадное положение одной из важных отраслей местного управления приводит к необходимости сознаться, что уездной полиции у нас не существует и что, следовательно, надо ее создать.
Что может быть безотраднее подобного сознания?
Весьма естественно, что правительство не отступит пред расходами, как бы ни были они велики, лишь бы только установилась на Руси правильная земская полиция.
На содержание одной уездной стражи по проекту полагается ежегодный расход в 3 600 000 р., из которых 2 472 840 руб. собственно на содержание стражи и 1 126 170 р. на содержание и ремонт лошадей. Всех уездных стражников полагается 17 251 и 12 513 лошадей для них. Для возбуждения соревнований между стражниками хотят разделить их на три разряда: получающие 120,150 и 180 р. в год. Последних двух значительных окладов, кажется, не предлагало ни одно из земств. Содержание самих стражников, согласно ст. 12 и 13 т. IV Св. Зак., полагается отнести на государственный, а содержание и ремонт лошадей — на губернский земский сбор.
Конная уездная стража сократит, впрочем, расходы земства на выставку подвод и командировку десятских к стойке при исправниках и становых.
Основные начала полицейской реформы, как они изложены в проекте, нимало не касаются пределов власти и обязанностей уездных стражников. Напротив, проект старательно обходит все относящиеся сюда вопросы. Известно, что множество чисто полицейских обязанностей лежат теперь не только на сотских и десятских, но также и на волостном и сельском крестьянском управлении. Объяснительная записка к проекту замечает, что главное назначение волостных и сельских властей — быть ‘распорядителями и представителями сельскохозяйственных и сословных интересов крестьянских обществ, а потому исполнение ими полицейских обязанностей является столь же тягостным, как и не соответствующим цели. Постоянная же и непременная солидарность их интересов с интересами обществ делает их самыми ненадежными органами полиции, особенно в случаях неповиновения крестьян’. Этот взгляд объяснительной записки не сказался, однако, ничем в проекте основных начал реформы. Из них нельзя усмотреть, что именно изъято будет из круга крестьянского управления и вообще в какие именно отношения станет стража к низшим учреждениям и частным лицам. В проекте говорится глухо, что вооруженная уездная стража учреждается ‘для исполнения распоряжений уездных исправников и приставов и для надзора за порядком и благочинием в уезде. Из одного места, где говорится, что сельская стража подчиняется волостным правлениям, можно заключить, что на последних останется какая-то часть полицейских обязанностей.
Результаты устройства уездной стражи будут зависеть, конечно, от того направления, которое примет административно-полицейская реформа. Вооруженная конская стража соответствует жандармскому корпусу во Франции и в Пруссии, между которыми есть, однако, громадная разница. Если административная реформа вступит у нас на злополучный путь истории Франции, если губернаторы обратятся у нас во всеподавляющих вокруг себя и уже упраздняемых во Франции префектов, то земская стража у нас может обратиться скорее в орудие произвола и притеснений, чем охраны личной собственности и общественного порядка. Нельзя не заметить, что между двумя частями административно-полицейской реформы существует глубокое противоречие. Проект полицейской реформы, повторяя земские ходатайства, как бы стремится усилить гарантии общественного порядка, между тем как проект реформы губернских учреждений, столь неблагосклонный к новому суду и земству, с своей стороны, может ослабить самые дорогие гарантии порядка и законности. Если при реформе возобладает эта вторая, собственно административная, часть проекта, столь мало отличающаяся консервативными качествами, то реформа полиции вряд ли даст серьёзные результаты.
Объяснительная записка к проекту, как мы видели выше, указывает на неудобство сословных выборов в низшие полицейские должности, однако эти выборы сохраняются в проекте во всей силе для выбора десятских. Десятские, правда, переименовываются в сельских стражников, но они также будут назначаться сельскими обществами либо по найму, либо по выбору. В первом случае, при назначении по найму, полагается определить наименьшее жалованье, которое должны давать общества десятским, а это не устраняет возможности назначения неисправных хозяев и недоимщиков в сельские стражники. По-прежнему сельские общества будут прибегать к этому способу доправлять свои недоимки: недоимщики будут назначаться в полицейские должности, а следующее им жалованье будет удерживаться в зачет платежей. Жалованье стражникам, не определенное в проекте, во всяком случае, не может быть значительно. Полицейская реформа потребует больших расходов от земства, а содержание сельской стражи возложено исключительно на крестьянское сословие, и без того обремененное платежами. Судя по объяснительной записке к проекту, назначение стражников по выбору полагается делать ‘согласно желанию общества, по очереди, в виде повинности’ и, разумеется, на определенный и краткий срок. Вряд ли можно ожидать, однако, чтобы во многих местах общество охотно приняло на себя эту новую натуральную повинность, еще меньше можно ожидать, что повинность эта даст удовлетворительных десятских, или ‘сельских стражников’, как предполагается назвать их.
Если б у нас имелась элементарная административная единица всесословного характера, то назначение стражников облегчилось бы в значительной степени, а в то же время и расходы распределились бы справедливо. Полиция одинаково касается интересов всех сословий.
Вообще первоначальное обсуждение различных предстоящих преобразования постоянно приводит к сознанию необходимости всесословной административной единицы местного управления. Как много упростилось бы при такой единице предстоящее упразднение должности мировых посредников!..

&lt,5&gt,

Москва, 31 марта 1870

Проект основных начал административно-полицейской реформы вызвал немало замечаний в нашей печати. Департаментские составители проекта сочли нужным отвечать на эти замечания. Составлена подробная записка ‘с целью собрать все известные до сих пор возражения по рассматриваемому делу и разъяснить значительную часть возникающих в общественном мнении недоразумений, в особенности по вопросу об изменениях, предположенных в губернских учреждениях’.
Столь серьёзное внимание, оказанное административными лицами ко мнениям, высказанным в печати, обязывает нас еще раз войти в основания проекта и обсудить дошедшие до нас возражения на высказанные в нашей газете замечания, дабы тем вообще способствовать предположенному министерством уяснению проекта для общественного мнения.
Прежде всего о точке зрения. По взгляду первых объяснительных записок к проекту, административно-полицейская реформа, сколько известно, являлась конечным венцом всех преобразований последнего десятилетия. Реформа эта выставлялась как дальнейшее развитие совершившихся преобразований чрез соответствующие им изменения в устройстве губернской администрации. С этим не было возможности согласиться.
В новой записке, составленной в ответ на замечания, высказанные в печати, административная реформа уже не выставляется в таком свете. Напротив, в словах составителей записки проглядывает как бы сознание того, что проект реформы существенно затрагивает основы новых учреждений. Необходимость переустройства губернской администрации считается ‘очередным вопросом’, между прочим потому, что ‘если судебная реформа не везде еще получила окончательное применение, то для оценки пользы, ею приносимой, уже имеется достаточно указаний опыта’. Итак, очевидно, что дело идет не о простом переустройстве администрации сообразно с совершившимися преобразованиями, но и об оценке последних, об устранении того, что считается их недостатками, и об изменении новых учреждений. Не утверждает ли это в мысли, что проектируемая ныне реформа есть, в сущности, контрреформа?
В печати высказывалось, что эта реформа должна отозваться неблагоприятным образом на земстве и суде, что она может подорвать самые основы этих учреждений, что проектируемые порядки поведут к беспрестанным столкновениям между земскими и судебными учреждениями, с одной стороны, и администрацией — с другой. Вредные последствия ожидались преимущественно от проектированного права губернаторов издавать равносильные закону постановления в развитие действующих законоположений о благоустройстве и благочинии, о предупреждении и пресечении преступлений. Объяснительная записка признает, что доводы против этого права ‘с первого взгляда могут показаться вескими’, а замечание о пагубном влиянии административных постановлений на деятельность земства ‘на первый взгляд кажется самым значительным’.
В чем, однако, усматривалась главнейшая опасность для земского дела? Необходимое условие успеха земских учреждений есть их самостоятельность в круге дел, порученных их ведению. Иначе земские учреждения должны обратиться в говорильни, которые поведут не к добру, а ко всеобщему недовольству и раздражению. Лучше вовсе уничтожить земские учреждения и избавить землю от лишних налогов, чем оставлять одни формы без сущности.
Местные дела находятся одною своею частью в ведении земства, другою — в ведении администрации. Раздельная черта между этими частями не обозначена ясно, между ними допускается пререкание, и для него узаконена известная форма, какая же есть возможность отдать проведение этой черты на произвол администрации?
На это замечание возражают: ‘Для разрешения этого сомнения следует обратиться к тому подразделению постановлений, начала которого очерчены в объяснительной к проекту записке. Тут именно выражено, что постановления могут быть двух родов: такие, которые будут иметь предметом меры постоянные, то есть распространяющие свое действие на более или менее продолжительный срок, и такие, которые, имея поводом потребности случайные, будут заключать в себе меры, не терпящие отлагательства. Для первых, постановлений в тесном смысле слова, может быть назначен срок приведения в действие со времени их издания, в течение которого несогласное земство может в общем порядке протестовать, как только оно найдет, что постановление администрации идет вразрез с его собственным’. Не заключается ли в этих слова признание силы усмотренных затруднений? В них выражена возможность постановлений, идущих прямо вразрез с мерами земства, стало быть, по делам, которые законно принадлежат его ведению, и еще яснее это сознание выражено в следующих словах: ‘Не отвергая вероятности недоразумений, которые на первое время будут происходить при пользовании администрациею правом постановлений в развитие законов, не следует упускать из виду, что подобный прием в ведении дел будет, во всяком случае, совершенною новостию и что всякое дело, покуда не окрепнет, непременно подвергается некоторым колебаниям’. Спрашивается, однако: если все это так, то не лучше ли не плодить недоразумений? Разве для государства может быть выгодно сосредоточивать деятельность земства не на полезных распоряжениях, а на протестах? На эту невыгоду именно и было указываемо в печати.
Кроме предоставленного земству права протеста против губернаторских постановлений, указывается еще на то обстоятельство, что в губернские советы, которые должны предварительно обсуждать эти постановления, ‘могут быть приглашаемы к совещанию и другие, кроме административных чиновников, лица’. Потому ‘губернатору и не придется издавать постановлений, не выслушав представителей всех интересов, в данном случае затрагиваемых’.
Но приглашение в совет представителей земства отнюдь не обязательно, а потому никакой гарантии заключать в себе не может, да и голоса этих представителей никакой обязательной силы не имеют. Определение круга влияния их все-таки будет зависеть от личного усмотрения.
Земские учреждения, как известно, имеют право ‘на относящиеся до них распоряжения начальника губернии и высших административных властей приносить жалобы правительствующему сенату’ (ст. 11 Пол. о земск. учр.). Чем же будет руководствоваться сенат при обсуждении постановлений, относящихся к уставам по благоустройству, которые вовсе не соответствуют обстоятельствам и признаны почти невозможными к исполнению? Сенат будет вынужден или кассировать губернаторские распоряжения, почти не рассматривая их, или открыть у себя законодательные работы.
Сроком на обжалование губернаторских распоряжений полагается время первого земского собрания по сообщении распоряжения земству. Итак, для каждого земского собрания откроется новое занятие, по необходимости предшествующее другим: обсуждение губернаторских постановлений.
Нет сомнений, что земские собрания не могут однообразно действовать в этом деле. Не всегда бывает легко определить сразу, к чему именно клонится известное постановление и какие будет иметь оно последствия. В одном случае последствия эти успевают обнаружиться до открытия земского собрания, в другом нет. Одинаковое постановление будет обжаловано одним земством и упущено из виду другим. С тем вместе круг деятельности земства поставится в зависимость от случайностей и сделается различным по губерниям. Как придется поступать сенату, когда он увидит, что однородные распоряжения одним земством молчаливо приняты, а другим обжалованы? Для избежания пестроты и запутанности центральная администрация призывается согласовать губернаторские постановления. Но в этом заключается новое доказательство того, что разбираемый проект отдает земское дело в руки администрации. Высший контроль над губернаторскими постановлениями принадлежит, по проекту, министру внутренних дел. Он будет, стало быть, законодательною инстанцией для земства. Но министр внутренних дел, точно так же как и сенат, будет крайне затруднен противоречиями и несообразностями теперешних уставов благоустройства, и ему в его канцеляриях придется так же предпринимать очень обширные законодательные работы, если в России не должны разниться местные законодательства.
Настоятельная потребность заключается в пересмотре многих уставов. Но это может быть совершено только законодательным порядком, а облечение администрации несвойственною ей законодательною властью по вопросам, относящимся к этим уставам, лишь вконец запутает дело. ‘Регламентация, — говорят составители записки, — всегда будет существовать, от кого бы ни исходила, от законодательной или применяющей законы власти’. Однако есть же разница между законодательною регламентацией и произволом административных лиц. Составители проекта сами усматривают эту разницу. В той же ответной записке в изложении ‘общих начал, на которых построен проект’, мы читаем: ‘В основе представленного проекта лежит тот взгляд, что отличительные черты всякого правильного общественного устройства должны заключаться в единстве действий администрации как учреждения, выделяющегося от власти законодательной и суда, а также установлений общественных, сословных и земских’.
Если администрация, что совершенно справедливо, существенно отделяется от законодательной власти и суда, то как же предоставлять административным лицам функции этих последних?
Мы упоминали о сенате, но следует сказать и вообще о суде. Проект предполагает отнять у судов право определять степень законности административных постановлений в случае привлечения частных лиц к ответственности за их неисполнение. Суду предоставляется только удостовериться, что известное постановление исходит от подлежащей власти и что при издании его соблюдены известные формальности, затем, всякое постановление губернатора должно иметь для суда силу, равную с законами, исходящими от верховной власти.
Суд именуется органом закона, по проекту ему предоставляется честь быть органом административных лиц. Такое служебное положение отнимает у суда главную цену его. Только суд, основанный на твердом законе и вполне независимый, может обеспечивать права и законные интересы от произвольных нарушений, только такой суд, с другой стороны, может обеспечивать правительство от неправильных распоряжений его агентов. Устраните эту существенную гарантию, и вы водворите повсюду господство самого необузданного произвола, который все расшатает…
Составители проекта находят, что право постановлений уже принадлежит администрации. Действительно, статья 29 Улож. о нак., налагаемых мировыми судьями, говорит о постановлениях и распоряжениях администрации, но нет сомнения, что тут разумеется не право дополнения всех законов по благоустройству, а случаи, точно определенные законом, например первоначальные и неотлагательные распоряжения по охранению народного здравия (ст. 20 врем. пр. 8 июля 1865 года). Впрочем, как мы видели выше, сами составители проекта признают, что административные постановления будут у нас во всяком случае совершенною новостью.
Не одни судебные и земские учреждения потерпят от административных постановлений, которые будут издаваться ‘в развитие и дополнение законов’ и иметь силу законодательных актов. Это столь ненормальное расширение административной власти, допускаемое только в эпохи народных бедствий, когда страна объявляется на военном положении, неизбежно внесет расстройство и смуту во все правительственные ведомства. Оно поведет к нескончаемым столкновениям между министрами и губернаторами и в результате подчинит все министерства министру внутренних дел.
Из числа уставов, относимых обыкновенно к законам по благоустройству и благочинию, почти каждый касается нескольких ведомств. Постановления по благоустройству и благочинию, за исполнением которых наблюдает полиция, рассеяны по всем томам Свода Законов. Губернаторские законы будут неизбежно врываться в дела всех ведомств. Министерство путей сообщения будет на каждом шагу сталкиваться с правилами, издаваемыми в губерниях относительно судоходства, шоссейных дорог и пр. Министерство финансов будет ежедневно получать сюрпризы из губерний и узнавать о новых законах, издаваемых губернаторами по части разных отраслей торговли и промышленности, питейных заведений и пр. Правила, установляемые теперь в известных определенных законом случаях по соглашению между министрами, станут являться в форме губернаторских предписаний, и министрам останется только приносить жалобы министру внутренних дел, за которым, по проекту, должен остаться главный контроль над губернаторскими действиями. Министерствам и отдельным управлениям не дается и срока на протест. Даже во Франции при тамошней ужасающей и уже отменяемой теперь регламентации префекты издают постановления лишь по соглашению с местными представителями отдельных ведомств.
Проект полицейской реформы причиняет ущерб новому суду, отнимая у него прямое влияние на полицию в деле производства дознаний. Департаментская записка говорит, что полиция есть установление преимущественно исполнительное и потому в деятельности своей подчиняется всякому учреждению, которое имеет право требовать от нее исполнения. Но из этого, продолжает записка, не следует еще привлечение чиновников к судебной ответственности вопреки общему началу помимо непосредственного начальства.
Как? Неужели полиция, от действий которой при дознании и следствии зависит ход правосудия, находится в таких же равнодушных отношениях к суду, как ко всякому другому ведомству? Неужели полиция, от которой так много зависит успешность действий суда, не должна нисколько подчиняться ему в делах, его касающихся? Что же касается до общего порядка, по которому право взыскания с чиновников и привлечения их к ответственности принадлежит их непосредственному начальству, то этот аргумент был уже на рассмотрении высших законодательных инстанций при самом определении ныне существующих отношений полиции к суду. Законодатель признал, что для действительности влияния суда на производство дознаний полиция в интересе правосудия должна быть поставлена в известную дисциплинарную зависимость от судебной власти.
Упомянем еще о фактической погрешности ссылки на общепринятый порядок подчиненности, по которому чиновники будто бы подвергаются ныне замечаниям и суду только по распоряжению непосредственного их начальства. Такого порядка нет, так, например, министерство внутренних дел чрез губернские правления имеет значительное влияние на чиновников других ведомств. Чиновники разных административных ведомств, назначенные на должности начальствами отдельных в губернии частей, предаются суду по постановлениям губернских правлений (ст. 1088 Уст. Угол. Судопр.). Итак, некоторое влияние на полицию, предоставляемое суду его уставами, вовсе не есть отступление от ‘общепринятого’ порядка…
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1870. 24 января No 19, 10 февраля. No 32, 18 февраля. No 39, 19 марта. No 60, 1 апреля. No 70.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека