Продукт политики XIX века — 1, Дизраэли Бенджамин, Год: 1877

Время на прочтение: 41 минут(ы)

ПРОДУКТЪ ПОЛИТИКИ XIX ВКА.

(Benjamin Disraeli, Earl of Beaconsfield, а Biography, vol. I, London 1877.)

I.

Предъ нами толстая, довольно неуклюжая книга въ 750 слишкомъ страницъ, и она заключаетъ лишь исторію развитія, исторію молодости той замчательной личности, которая въ настоящее время считается, боле или мене врно, одною изъ крупныхъ, если не самою крупною силою въ политическомъ мір, вліяющею на судьбы современной войны, и слдоват. вообще на разршеніе восточнаго вопроса. Событія, описываемыя въ этомъ том, кончаются 1846 годомъ, слдовательно, читатель можетъ успокоиться: я не буду касаться и не могу касаться современныхъ политическихъ событій, которыя такъ болзненно разстроиваютъ нервы нашихъ патріотовъ,— а патріотовъ въ нашемъ отечеств такъ много,— и которые такъ надоли людямъ, хладнокровно и индиферентно относящимся къ современнымъ событіямъ, если таковые люди существовали-бы между нами. Нтъ, не только восточный вопросъ 1877 года, но и восточный вопросъ 1855 года выходятъ совершенно изъ предловъ моей програмы. Предъ нами не высокомрный, раздражительно-честолюбивый, оканчивающій свою карьеру, страдающій подагрою,— какъ и приличествуетъ англійскому лорду, — премьеръ министерства тори, не врагъ русской политики на Восток, даже не признанный предводитель партіи. Предъ нами пробивающій себ карьеру молодой еврей Бенжаменъ Дизраэли, сынъ свободно-мыслящаго литератора, перекрещенный 12-тй лтъ. Для насъ интересна даже не эта карьера сама по себ, а т средства, которыя при этомъ пускаются въ дйствіе, т первые на шаги, которые длаетъ талантливый и безцеремонный искатель власти, чтобы со временемъ добиться перваго мста въ самой аристократической партіи самой гордой аристократіи,— одного изъ первыхъ мстъ въ европейской политик вообще. Ныншній лордъ Биконсфильдъ для насъ — еще далекое будущее, самый Бенжаменъ Дизраэли — для насъ дло второстепенное. Намъ важенъ образчикъ, по которому можно судить, Чмъ сдлались политики въ Европ XIX вка и какого рода люди въ этотъ періодъ либеральныхъ завоеваній и гуманныхъ или патріотическихъ девизовъ выдвигались въ первые ряды этой политики.
На книг нтъ имени автора, но это — прозрачная маска. Какъ извстно, авторъ этой біографіи есть T. П. О’Конноръ, политическій и національный врагъ англійскаго премьера, и эту систематическую оппозицію авторъ слишкомъ выставляетъ на видъ съ первой и до послдней страницы своего произведенія. Правда, онъ очень добросовстно опирается каждую минуту на подлинные факты, на неоспоримыя цитаты. Онъ рылся въ приходскихъ книгахъ, онъ усплъ заглянуть въ рукописныя колекціи, онъ не іиг лнился перелистовать многочисленныя газеты, появлявшіяся въ Лондон и въ провинціальныхъ городахъ Англіи, онъ не упустилъ изъ виду ни одной изъ рчей, произнесенныхъ дъ парламент этого періода, сколько-нибудь касающихся предмета его труда, онъ ознакомился съ біографіями личностей, участвовавшихъ въ карьер Дизраэли, онъ, наконецъ, прочелъ внимательно беллетристическія и публицистическія произведенія будущаго лорда Биконсфильда. Словомъ, онъ оставилъ будущему историку ныншняго англійскаго премьера не особенно много работы по собранію матеріаловъ для его исторіи. Но при этомъ онъ слишкомъ часто и слишкомъ усердно выскакиваетъ предъ читателемъ съ своими поясненіями, съ подчеркиваніемъ фактовъ, съ своимъ приговоромъ, всегда строгимъ, надъ молодымъ франтомъ-политикомъ. Добрыхъ пятьдесятъ страницъ, если не боле, можно было-бы выкинуть изъ этого тома безъ всякаго вреда не только для его фактическаго содержанія, но даже для самой полемической цли автора. Напротивъ, полемическая навязчивость О’Коннора надодаетъ читателю, внушаетъ ему очень скоро недовріе и онъ почти готовъ стать на сторону обвиняемаго въ досад на слишкомъ усерднаго обвинителя. И все это совершенно даромъ. Факты біографіи говорятъ за себя лучше, чмъ это можетъ сдлать ея авторъ.
Въ сущности, можно сказать, что особенная старательность, съ которою О’Конноръ обработалъ біографію Дизраэли, совершенно напрасная работа. Цлую жизнь Дизраэли на виду у всхъ служилъ обществу и себ, но результаты этой долгой дятельности, по мннію многихъ цнителей, довольно ничтожны, Онъ явился составителемъ бюджета, который во всемъ, что было въ немъ оригинальнаго, былъ такъ нелпъ, что всю эту долю пришлось отвергнуть. Онъ составилъ билль парламентской реформы, изъ котораго, по ехидному отзыву его друга, герцога Боклю (Buccleugli), теперь осталось цлымъ только слово ‘потому что’, но и оно было навязано Дизраэли его политическими противниками. Онъ кое-что сдлалъ для удушенія движенія ритуалистовъ въ Англіи. Вотъ все, по мннію многихъ, что можетъ быть въ строгомъ смысл зачтено ему въ дла или въ общественную дятельность. Все остальноое, входящее въ этотъ счетъ, сдлано было другими. По іоворилонъ много и языкомъ добился многаго. Словами онъ подорвалъ сэра Роберта Пиля и сталъ на его мсто, словами онъ создалъ современную партію консерваторовъ, словами онъ подорвалъ значеніе виговъ. Какъ полемистъ, онъ былъ грознымъ и успшнымъ врагомъ. Почти вс его лучшія рчи были образцами желчныхъ нападокъ на политическихъ противниковъ. Большинство его сочиненій составляетъ руководство къ тому, какъ наилучшимъ образомъ пользоваться человческими слабостями. И онъ самъ умлъ очень хорошо ими пользоваться.
Возьмемъ изъ этой долгой карьеры политическаго дятеля XIX вка нсколько отдльныхъ чертъ, относящихся къ той эпох, которую описываетъ книга О’Коннора, и характеристичныхъ для Бенжамена Дизраэли.

II.

Въ 1826 году появился первый томъ романа ‘Вивіанъ Грэй’ Автору этого романа было отъ 21 до 22 лтъ (точный годъ рожденія ныншняго англійскаго премьера опредлительно не извстенъ: 1894 или.1805). Онъ былъ сынъ свободно-мыслящаго еврея-литератора Исаака Дизраэли, автора ‘Curiosities of Littrature’, былъ крещенъ въ 1817 году и отличался неумренною склонностію къ франтовству. ‘Онъ былъ замчательный дэнди, пишетъ Джефферсонъ (Novels and novelists).— Изысканное франтовство, доведенное до безсмыслія, было въ мод между молодыми людьми тогдашняго времени, но онъ превосходилъ всхъ своихъ соперниковъ въ украшеніи своей личности. Еще и теперь пожилыя дамы моднаго свта часто вспоминаютъ прелести, и отдльныя украшенія, и общій видъ молодого Дизраэли, когда онъ впервые вступалъ въ большой свтъ: локоны его черныхъ шелковистыхъ волосъ, его сверкающіе глаза, его женственный видъ и нжный голосъ, его фракъ изъ чернаго бархата, подбитый блымъ атласомъ, его блыя лайковыя перчатки съ длинной бахромой изъ чернаго шелка, его тросточку изъ слоновой кости…’ ‘Онъ блденъ, какъ мертвецъ, пишетъ Уиллисъ, встрчавшій его тогда въ гостиныхъ,— его глаза черны, какъ адъ, и ихъ выраженіе наиболе насмшливое, наиболе хитрое, какое можно себ представить. Его ротъ оживленъ постоянно нервною подвижностью… Его волосы такъ-же необыкновенны, какъ его жилеты. Густая и тяжелая масса черныхъ, какъ смоль, локоновъ падаетъ черезъ его лвую щеку почти до шеи безъ воротничка, тогда какъ на правомъ виск волосы раздлены и приглажены со стараніемъ двочки и сильно лоснятся… твоимъ неподражаемымъ масломъ, о, Макассаръ’.
На роман ‘Вивіанъ Грэй’ стоитъ эпиграфъ:
‘Что-же! въ такомъ случа міръ для меня — устрица, которую я открою мечомъ’.
Герой романа — политическій интриганъ, который ршается играть роль въ государств, находя это удобне, чмъ какую-либо другую карьеру, и ставитъ себ слдующую програму дйствія:
‘Почему были государственные люди, которые никогда не управляли, и герои, которые никогда не побждали? Почему иные философы умерли на чердакахъ? Почему были поэты, на псни которыхъ отзывалось лишь эхо природы?— Должно быть, эти существа забыли изученіе всхъ другихъ личностей и пренебрегли этимъ изученіемъ. Да, мы должны смшиваться съ толпою, входить въ ея чувства, льстить ея слабостямъ, мы должны симпатизировать ея печалямъ, которыхъ не чувствуемъ, и раздлять веселье дураковъ. О, да! чтобы управлять людьми, мы должны быть сами людьми, чтобы доказать, что мы сильны, мы должны имть слабости, чтобы доказать, что мы гиганты, мы должны быть карликами. Чтобы управлять людьми, даже боги придавали себ видъ, будто они чувствуютъ какъ люди, а иногда какъ животныя, были, повидимому, возбуждены самыми низкими страстями. Человчество поэтому есть крупная дичь, за которой я намренъ поохотиться… О, политика! великолпное передергиванье…’
Но для начала этой ‘охоты’ Вивіану Грэю нужно содйствіе человка съ высокимъ положеніемъ, и вотъ онъ пользуется первымъ сближеніемъ съ маркизомъ Караба за обдомъ, чтобы приступить къ длу.
Посл обда ‘пэръ’, сидя на верхнемъ конц стола, сталъ говорить о политик… Маркизъ былъ положительно не правъ, и его сбивали учтивый членъ парламента и професоръ. Маркизъ возражалъ, пытался опровергнуть противниковъ, но былъ слишкомъ проницателенъ, чтобы не замтить, что онъ сбитъ съ позиціи, когда въ эту минуту, съ другого конца стола, раздался голосъ молодого человка, хранившаго до тхъ поръ глубокое молчаніе…
‘По моем.у мннію, сказалъ Вивіанъ Грэй,— благороднаго лорда не поняли’. Глаза маркиза блеснули и онъ замолчалъ. Вивіанъ Грэй приступилъ къ длу самымъ хладнокровнымъ образомъ. Онъ коментировалъ выраженія, разбиралъ слова и давалъ имъ другое значеніе, предполагалъ мннія и, наконецъ, цитировалъ цлый пасажъ изъ Болингброка, чтобы доказать, что ‘мнніе высокопочтеннаго маркиза Караба есть одно изъ основательнйшихъ, мудрйшихъ и самыхъ убдительныхъ мнній, которыя когда-либо были высказаны смертными’.
Цитата изъ Болингброка была сочинена защитникомъ маркиза, такъ-какъ ‘Вивіанъ Грэй поставилъ себ правиломъ никогда не высказывать своихъ собственныхъ мнній. Его система была — всегда выдвигать мнніе какого-нибудь замчательнаго и уважаемаго лица’. Вслдствіе этого ‘свтъ считалъ Вивіана Грея одареннымъ самою удивительною памятью, когда-либо существовавшею, такъ-какъ едвали былъ предметъ спора, въ которомъ онъ не одержалъ-бы побды помощью великихъ именъ, введенныхъ имъ въ аргументацію’.
Конечно, Вивіанъ Грэй успваетъ въ обществ и въ политик Нравственныя требованія англійскихъ читателей помшали автору доставить ему окончательную побду: по англійской эстетик двадцатыхъ годовъ (да, пожалуй, и по ныншней) порокъ долженъ быть наказанъ. Но случайность окончательной неудачи Вивіана Грэя въ Англіи нисколько не мшаетъ тому общему впечатлнію, которое производитъ на читателя не только самъ герой романа, но и вс политическіе люди, которыхъ выводитъ авторъ. Это — общее впечатлніе всеобщаго политическаго интриганства и отсутствія всякаго гражданскаго убжденія между руководящими личностями партій. Характеристичны, между прочимъ, въ этомъ отношеніи слова одной изъ главныхъ личностей романа — Клевелэнда, который говоритъ Вивіану Грэю:
‘Изъ всхъ заблужденій, процвтающихъ въ этомъ безумномъ мір, самое безумное, это — заблужденіе человка, который добровольно и невызванный другими поддерживаетъ интересы какой-либо партіи… Если, по какому-нибудь случаю, вы оказались-бы независимымъ и безъ связей, то не предполагайте ни на одну минуту, что вы можете достигнуть вашей цли, вступая въ борьбу за програму какой-либо партіи. Ея члены порадуются вашимъ успшнымъ дйствіямъ и потомъ посмются надъ вашею юною ревностью, или, благодаря Бога за неожиданное содйствіе, которое вы имъ оказали, будутъ слишкомъ трусливы, чтобы вознаградить нежданнаго защитника. Нтъ, Грэй, заставьте ихъ бояться васъ и они будутъ цловать ваши ноги. Нтъ такого измнническаго или подлаго поступка, на который не была-бы способна политическая партія, потому что въ политик нтъ чести!’
Посл нсколькихъ лтъ практической дятельности въ области политики, Дизраэли высказалъ уже не въ роман слдующее мнніе о нравственной обязанности политическаго дятеля:
‘Государственный человкъ есть продуктъ своего вка, дитя обстоятельствъ, созданіе своего времени. Государственный человкъ есть по существу человкъ практическій, и когда онъ призванъ, къ управленію длами, ему нечего справляться, каковы были и каковы не были прежде его взгляды на тотъ или другой предметъ. Онъ только долженъ взвсить, что нужно и что полезно и какимъ образомъ всего удобне вести дла. Надо признать фактъ, что въ свободной и стремящейся впередъ стран не слдуетъ слишкомъ тщательно противополагать мннія общественныхъ дятелей въ разные періоды ихъ карьеры. Люди имютъ свои страсти и общественные дятели даже обязаны иногда принимать мннія, которымъ они не симпатизируютъ, потому что людямъ нужны предводители. Мн смшно поэтому возраженіе противъ кого-нибудь, что онъ въ прежній періодъ своей жизни защищалъ политику, отличную отъ его ныншней политики’.
Очевидно, идеалъ Вивіана Грэя очень близко подходилъ къ практическому идеалу, который имлъ предъ собой въ жизни лордъ Биконсфильдъ. И для него человчество было ‘крупной дичью’, и защищать въ политическомъ дятел переходъ отъ однихъ мнній къ другимъ онъ имлъ полное основаніе, потому что онъ самъ на первыхъ-же шагахъ своей карьеры практиковалъ политическое ренегатство въ довольно обширныхъ размрахъ. Посмотримъ эти первые шаги.

III.

‘Вивіанъ Грэй’ имлъ большой успхъ. Онъ высказывалъ безцеремонно то, что скрывалось въ душ многихъ. Онъ былъ политическою исповдью политическихъ дятелей всхъ партій. ‘Его читали повсюду въ обществ, пишетъ біографъ Дизраэли, — начиная съ короля’. Нсколько лтъ, за тмъ слдовавшихъ, Дизраэли провелъ въ путешествіяхъ, особенно по Востоку, изъ которыхъ онъ черпалъ впослдствіи много красокъ для своихъ произведеній и для своихъ рчей. Но все это было подготовкой. Реальный Вивіанъ Грэй долженъ былъ начатъ охоту за ‘крупною дичью’ именно въ области политики. Ему нужна была арена парламента и онъ ршился добиться представительства со всею упорною энергіей своего характера.
Но къ какой партіи могъ пристать молодой искатель политическихъ приключеній? Какъ сынъ литератора-еврея, онъ не имлъ традиціонныхъ,семейныхъ связей ни съ одною партіею. Какъ реальный Вивіанъ Грэй, онъ тмъ мене могъ придавать значенія чему-либо столь маловажному, какъ политическое убжденіе. Историческая-же минута была довольно интересная.
Посл долгаго господства партія тори, надовшая всмъ, несмотря на прославленіе на вс лады ‘желзнаго герцога’, къ ней принадлежавшаго и которому англичане съумли только наставить по всмъ угламъ Лондона уродливые статуи и монументы, должна была уступить вигамъ. Министерство лорда Грэя вступило въ управленіе съ опредленной програмой, требовавшей реформы парламента. Оно опиралось, по необходимости, не только на группу публицистовъ и литераторовъ ‘Edinburgh Review’, на всезнайку и немножко шарлатана Брума, котораго, ко всеобщему удовольствію публики и къ досад аристократовъ-лордовъ, посадили въ верхнюю палату въ званіи лорда-каицлера, по виги опирались въ этомъ случа еще на парламентскихъ радикаловъ врод Джозефа Юма, въ радикаловъ еще боле рзкихъ, агитировавшихъ массы, подобно Коббету, наконецъ, на самыя массы, волновавшіяся во всей Великобританіи въ слпой увренности, что билль парламентской реформы дастъ голоднымъ хлба, притсненнымъ бднякамъ — человческія права. Крикъ: ‘билль! весь билль! и только билль!’ заглушилъ вс боле ршительныя требованія, соединилъ временно вс оттнки оппозиціи. Сначала этотъ билль былъ встрченъ насмшками въ начал 1831 года, его два раза отвергали, въ дом Велингтона перебили вс окна, нсколько домовъ лордовъ сожгли, а въ Бристол вспыхнулъ весьма серьезный народный мятежъ, наконецъ лорды увидли, что, вслдствіе Отверженія ими билля, вопросъ: ‘что сдлаютъ лорды?’ измнился въ другой, нсколько боле для нихъ щекотливый, именно: ‘что сдлать съ лордами?’ Тогда билль, наконецъ, прошелъ въ іюн 1832 года при всеобщемъ удовольствіи, и Грэи, Россели, Брумы, Мэльбурны оказались героями минуты.
Немедленно посл побды партіи реформы противоестественный союзъ виговъ-аристократовъ съ разными радикальными оттнками ослаблъ и сталъ распадаться. Естественныя противоположности выступили на первый планъ. Вс мыслящіе люди хорошо знали, что виги, защищая либеральные принципы, были на практик иногда боле реакціонны, чмъ ихъ противники. Въ настоящую минуту Грэи и Мэльбурны были боле аристократичны и мене либеральны, чмъ даже обыкновенно бывали виги. Графъ Грэй, предводитель партіи, аристократъ изъ аристократовъ, конечно, не имлъ ничего общаго съ народными стремленіями: онъ прямо говорилъ, что ‘будетъ стоять за свое сословіе’, и мысль о введеніи въ палату лордовъ большого числа новыхъ членовъ изъ ‘новыхъ людей’ мра, считавшаяся одно время необходимою для торжества билля о реформ, — была для него столь-же горька и противна, какъ для любого тори. Фактически графъ Грэй стоялъ очень крпко за ‘родныхъ человчковъ’, которыхъ не мало было въ знаменитомъ министерств реформы. Немудрено, что радикалы разныхъ оттнковъ смотрли на эту клику съ недовріемъ, хотя поддерживали билль о реформ парламента. Въ парламент Джозефъ Юмъ, Литтонъ Бульверъ, О’Коннель немедленно посл побды образовали зерно оппозиціи. Вп парламента Коббетъ снова сталъ писать о ‘кровавыхъ вигахъ’. Разбитые тори собирались съ новыми силами, чтобы подставить ножку политическимъ врагамъ, которыхъ собственно никто не любилъ.
Въ эту-то именно минуту молодой Дизраэли выступалъ на свою охоту за ‘крупною дичью’ на политическомъ поприщ. Дло шло о первыхъ выборахъ посл торжества виговъ. Іюня 7 прошелъ билль о реформ парламента Англіи, іюня 13 Бенжаменъ Дизраэли възжалъ кандидатомъ на члена парламента въ Гай-Уайкомбъ (Hiyh-Wycombe), мстечко, которое находилось на земляхъ герцога Бокингэма, но въ которомъ жило не мало радикаловъ. Выступая кандидатомъ въ парламентъ, молодой Дизраэли чувствовалъ, что время коалиціи около знамени чистыхъ виговъ проходитъ, что звзда ихъ блднетъ, что выгодне для начинающаго политика стать не въ ихъ ряды, а въ ряды покой оппозиціи. Но какой? На лицо были оппозиція тори и оппозиція радикаловъ. Молодой охотникъ за ‘крупной дичью’ могъ стать или въ ряды радикаловъ, которымъ нравилась рзкость высказываемыхъ имъ мнній, или въ ряды тори, съ которыми были нкоторыя связи у его отца и съ которыми молодой дэнди нсколько сближался въ салонахъ графини Блессингтонъ. Но это была слишкомъ простая игра для тонкаго политика. Бенжаменъ Дизраэли задумалъ опереться на оба эти оттнка одновременно, чтобы потомъ выбрать изъ нихъ тотъ, который для него будетъ удобне.
13-го іюня 1832 года Дизраэли пріхалъ къ своимъ избирателямъ ‘въ открытой коляск четверней, сопровождаемый толпою поклонниковъ’. Къ этой толп присоединилась другая за милю отъ города, и ‘такимъ образомъ, сопровождаемый музыкою, знаменами и поклонниками’, онъ въхалъ торжественно въ городъ, ‘посылая поцлуи всмъ женщинамъ въ окнахъ, глубоко кланяясь отъ времени до времени своимъ друзьямъ’. Онъ остановился въ главной гостинниц города подъ вывскою ‘Краснаго Льва’, вышелъ на крышу подъзда и оттуда боле часа говорилъ съ толпою, ‘нападая на виговъ поперемнно съ самою рзкою горячностію и съ самою несдержанною насмшкою’.
Онъ нападалъ на виговъ, но съ какой точки зрнія? Въ эту минуту онъ считалъ нужнымъ опираться на рекомендацію радикаловъ и придалъ какъ можно большее распространеніе письмамъ ихъ предводителей, которые его поддерживали, боле или мене довряя его искренности. Литтонъ Бульверъ писалъ Дизраэли, увряя его въ ‘его (Бульвера) искреннихъ желаніяхъ успха, которыя, я увренъ, раздляютъ со мною вс настоящіе реформеры’. О’Коннель писалъ Бульверу: ‘я такъ-же увренъ, какъ вы, что его (Дизраэли) выборъ будетъ очень полезенъ для дла настоящей реформы’, и прибавлялъ: ‘я, конечно, вполн разсчитываю на его политическую и личную честность и мн было-бы очень пріятно содйствовать, чмъ могу, его выбору’. Юмъ писалъ Дизраэли: ‘я надюсь, что реформеры васъ поддержатъ, такъ-какъ вы проповдуете либеральныя мннія по всмъ отраслямъ управленія и готовы принять обязательство поддерживать реформу и сокращеніе расходовъ во всхъ отношеніяхъ’. Между этими письмами, относящимися ко 2 и 3 іюня, и выборами прошло немного дней, но въ это время начало уже между радикалами закрадываться недовріе къ искренности Дизраэли. Тмъ не мене первая рчь его къ избирателямъ сгруппировала около него радикаловъ и тори. Газета послднихъ поддержала его. Дизраэли объявилъ себя независимымъ и непринадлежащимъ ни къ какой партіи. ‘Реформа парламента, говорилъ онъ, — есть средство къ великой цли. Онъ надется, что изъ нея произойдутъ финансовая, церковная и судебная реформы. Онъ будетъ требовать и настаивать на этихъ мрахъ. Онъ будетъ также стремиться къ улучшенію положенія бдныхъ классовъ… Онъ думаетъ, что благо многихъ должно быть предпочтено благу немногихъ. О немъ говорятъ, что его поддерживаютъ тори, онъ очень радъ, что видитъ тори, хотя на этотъ разъ, на сторон народа’. Дале онъ высказалъ, ‘что надется, что связь тори съ народомъ будетъ прочна’, онъ говорилъ друзьямъ: ‘тори должны опереться на насъ, а намъ нечего опираться на тори’.
Виги одержали побду, но въ октябр 1832 года Дизраэли снова явился передъ тми-же избирателями. Здсь онъ обратился къ нимъ съ радикальными требованіями ‘тайнаго голосованія’, ‘трехлтнихъ парламентовъ’, ‘отмны налоговъ на знаніе’ и общалъ противодйствовать всмъ министерствамъ, ‘которыя не предложатъ какой-нибудь крупной мры для улучшенія положенія низшихъ классовъ’. Но въ послобденной рчи, при этихъ выборахъ, Дизраэли, рядомъ съ повторенными требованіями трехлтнихъ парламентовъ, тайной балотировки, высказалъ слдующую формулу, соединяющую консерватизмъ съ радикализмомъ: ‘я консерваторъ, чтобы сохранить изъ нашей конституціи нее, что въ ней хорошо, но я и — радикалъ, чтобы удалить изъ нея все, что въ ней дурно’.
Онъ опять провалился.
Въ 1833 году онъ явился кандидатомъ въ одномъ изъ радикальныхъ округовъ Лондона, въ Мэрилебон. Здсь онъ сказалъ, что его не поддерживаетъ ни одна изъ аристократическихъ партій и что поэтому онъ не иметъ ‘ни прямого, ни косвеннаго интереса въ продажности и въ дурномъ управленіи’. Онъ же^ лаетъ, говорилъ онъ,— бороться за народъ, и повторилъ радикальныя выраженія своего послдняго адреса избирателямъ. Къ этому онъ прибавилъ пункты, на которые тогда смотрли, какъ на пункты не только радикальной, но прямо революціонной програмы. ‘Я желаю назначенія парламентскаго комитета, который пересмотрлъ-бы всю систему нашихъ налоговъ съ цлію облегчить промышленность отъ тяжестей, которыя удобне переложить на поземельную собственность’. Это было мнніе Коббета, Атвуда, Юма. Но ваканція въ Мэрилебон, на которую разсчитывалъ Дизраэли, не состоялась. Дизраэли воспользовался дошедшимъ до ніто слухомъ, что графъ Грэй спросилъ о немъ: ‘кто онъ такой?’ И вотъ появилась брошюра: ‘Кто онъ такой?’ автора ‘Вивіана Грэя’. Онъ въ ней высказывалъ свое убжденіе, что ‘возстановленіе аристократическаго принципа въ управленіи страною сдлалось совершенно невозможнымъ’, что тмъ не мене онъ, авторъ ‘Вивіана Грэя’, можетъ ‘понять, что такое тори и что такое радикалъ, но что такое вигъ,— демократическій аристократъ, — этого я понять не могу’. ‘Если тори дйствительно отчаиваются возстановить принципъ аристократіи и искренни въ своихъ заявленіяхъ, что государство не можетъ быть управляемо ныншнимъ механизмомъ, въ такомъ случа ихъ обязанность — слиться съ радикалами и дозволить обимъ политическимъ кличкамъ исчезнуть въ общемъ, понятномъ и достойномъ названіи ‘національной партіи’. Какъ средство, авторъ предлагалъ ‘немедленную отмну закона о семилтнихъ парламентахъ, установленіе тайной балотировки для выборовъ въ парламентъ’ и тому подобныя мры.
Но это былъ высшій и крайній пунктъ радикализма Дизраэли, посл котораго онъ счелъ удобнйшимъ перемнить окраску своихъ рчей. Именно въ созданномъ его фантазіей план союза между народомъ и консервативною аристократіею Дизраэли сталъ поддерживать не радикальные, а консервативные пункты.
Основною причиною этой перемны было явное ослабленіе министерства виговъ. ‘Въ 1834 году, пишетъ біографъ Дизраэли,— министерство графа Грэя дошло до послдней степени безсилія. Министровъ ненавидлъ король, министры были въ меньшинств въ палат лордовъ и ихъ собственное большинство въ палат общинъ притсняло ихъ безжалостно. Въ начал 1834 года между министрами произошли внутренніе раздоры и въ средин года дошли до явнаго разрыва. Лордъ Грэй оставилъ министерство съ отвращеніемъ, лордъ Стэнли и сэръ Джемсъ Грэгемъ вышли изъ управленія, чтобы почти броситься въ объятія тори. Лордъ Мельбурнъ, новый первый министръ, не интересовался вовсе длами, да едва-ли интересовался и чмъ-либо въ мір, лордъ Эльторпъ (Althorp) жаждалъ возвратиться въ свои фермы, лордъ Брумъ вызывалъ хохотъ цлаго міра своими арлекинадами въ палат лордовъ, въ суд канцлера, въ своей родной Шотландіи, словомъ, всюду, гд онъ только могъ дурачиться. Между тмъ сэръ Робертъ Пиль ежедневно увеличивалъ свое вліяніе на дла, потихоньку достигалъ положенія ‘національной необходимости’. Тутъ была опредленная ростущая сила и къ этой ростущей сил ршился примоститься реальный Вивіанъ Грэй.
Обстоятельства были до извстной степени благопріятны. Фермеры требовали отмны налога на солодъ, 26 апрля 1833 года представителямъ ихъ интересовъ удалось провести въ парламент частную отмну этого налога, министры согласились не противиться, но чрезъ три дня и палата, и министры приняли ршеніе прямо противоположное. Началась агитація въ земледльческихъ округахъ и здсь Бенжаменъ Дизраэли выступилъ защитникомъ интересовъ фермеровъ, конечно, съ точки зрнія тори. Въ Бокйпгэмшайр былъ устроенъ сельско-хозяйственный създъ подъ руководствомъ герцога Бокингэма и его сына лорда Чэндоса, эти аристократы готовы были патронизировать вчерашняго радикала, но отодвигая его на приличное мсто. Рчи Дизраэли были полны прославленіемъ ихъ. Онъ не былъ даже назначенъ въ число ораторовъ, но подъ конецъ его вызвали присутствующіе и онъ произнесъ рчь.
Въ ней уже не говорилось о переложеніи тягостей съ промышленности на поземельную собственность, но за то тмъ боле говорилось о важности сельско-хозяйственныхъ интересовъ, ‘Я всегда думалъ, говорилъ ораторъ,— что среди нкоторыхъ классовъ этой страны существуетъ заговоръ противъ того, что называется сельско-хозяйственнымъ интересомъ… Ни одна нація не можетъ обойтись безъ сельскаго хозяйства и безъ земледльцевъ, съ нимъ связанныхъ. Если-бы промышленники Бирмингема или Манчестера нашли выгоднымъ для себя когда-бы то ни было эмигрировать въ Бельгію, во Францію, въ Египетъ,— они сдлали-бы это. Сельскіеже хозяева проникнуты духомъ патріотизма. На ихъ сторон богатство и интелигенція и вся аристократія страны,— аристократія, которую самые крайніе либералы предпочтутъ той ублюдочной рас, которая уже развратила большую часть Европы. На ихъ сторон джентльмены Англіи и еще замтные остатки когда-то неимвшихъ себ соперниковъ свободныхъ земледльцевъ’ (yeomanry).
‘Благородный герцогъ, пишетъ репортеръ того времени объ окончаніи сельско-хозяйственнаго обда и о герцог Бокингэм,— ушелъ среди громкихъ привтственныхъ кликовъ’.
‘О, герцогъ! прибавляетъ къ этому біографъ Дизраэли,— еслибы вы могли быть одарены даромъ предвиднья! Герцогъ Бокингэмъ могъ тогда попирать Бенжамена Дизраэлщ но теперь герцогъ Бокингэмъ съ удовольствіемъ принимаетъ изъ рукъ того-же самаго человка не особенно хорошее назначеніе въ весьма дурномъ климат (губернатора въ Мадрас)’.
Покровительство Бокингэма и Чэндоса тмъ не мене подняло кандидата въ парламентъ. Къ тому-же Дизраэли сблизился съ лордомъ-канцлеромъ Линдгэрстомъ, однимъ изъ самыхъ талантливыхъ, но и самыхъ безнравственныхъ политическихъ людей Англіи этой эпохи. Виги стали было раздумывать, какъ-бы переманить его на свою сторону. ‘Онъ долженъ быть черезчуръ безпристрастною личностью, писалъ дкій Грэвиль въ своихъ мемуарахъ,— если онъ колеблется между Чэндосомъ и Доргэмемъ’. Но, вроятно, тори могли дать больше на политическомъ рынк. Къ тому-же старый Вильямъ IV вздумалъ привести въ дйствіе прерогативу короны, безъ всякаго парламентскаго повода прогналъ министерство Мельбурна (13 ноября 1834 года), и тори стояли временно во глав управленія. Сэръ Робертъ Пиль сдлался первымъ министромъ. Дизраэли снова выступилъ кандидатомъ въ парламентъ, уже поддерживая всячески партію тори и не упоминая боле ни о трехлтнихъ парламентахъ, ни о тайной балотировк, тмъ мене о переложеніи налоговъ съ промышленности на поземельную собственность. Онъ сдлался чистымъ тори и остался имъ.
Впрочемъ, не надо думать, что это доставило ему немедленно мсто въ парламент, котораго онъ такъ добивался. Онъ еще два раза провалился, какъ кандидатъ партіи тори въ Гай-Уайкомб и въ Таунтон. Онъ долженъ былъ читать въ газетахъ либераловъ безпрестанныя нападки на свое ренегатство относительно радикальной програмы. Онъ долженъ былъ прочесть въ газетахъ и рчь О’Коннеля, въ которой знаменитый агитаторъ говорилъ, между прочимъ, о немъ: ‘Онъ лжецъ въ дйствіяхъ и на словахъ. Его жизнь — воплощенная ложь. Онъ — позоръ для человчества. Онъ самый низкій человкъ своего рода и племени, и для Англіи позоръ, что она допускаетъ среди себя существованіе такого возмутительнаго, грязнаго и отвратительнаго мерзавца (miscreant). Мои слова жестки и я долженъ извиниться. Это потому, что если-бы въ англійскомъ язык были боле жесткія выраженія, я-бы употребилъ ихъ, такъ-какъ самое жесткое выраженіе могло-бы именно служить характеристикою для негодяя этого рода. Это именно годный членъ для клуба консерваторовъ. Я думаю, что если-бы сэръ Робертъ Пиль не былъ подъ рукою, когда его призвали въ управленіе, этотъ молодецъ принялъ-бы на себя смлость замнить его. Онъ достаточно лживъ, достаточно развращенъ, достаточно себялюбивъ, чтобы сдлаться приличнымъ руководителемъ консерваторовъ’. Едва-ли самъ О’Коннель предполагалъ, что онъ угадаетъ такъ врно будущее, какъ въ этихъ послднихъ словахъ… И впослдствіи не разъ Дизраэли своимъ безцеремоннымъ отрицаніемъ самыхъ безспорныхъ фактовъ его прежней политической жизни, когда его противникамъ было очень легко доказать ихъ документально, вызывалъ снова жесткія нападки. Объ одномъ подобномъ случа его біографъ пишетъ: ‘почти каждое изъ положеній Дизраэли встртило прямое отрицаніе и это прямое отрицаніе было доказано’. Его осмивали въ стихахъ, какъ его рвали на части въ проз, по что ему было за дло? Онъ былъ уже замтнымъ человкомъ, его имя было извстно, его рчи слушали, тори должны были поддерживать его. Онъ не отходилъ въ сторону подъ ударами противниковъ. Онъ оставался на сцен.
Въ 1835 году онъ напечаталъ ‘Защиту англійской конституціи, въ письм къ благородному и ученому лорду (Линдгэрсту), Дизраэли-младшаго’. Онъ тамъ доказывалъ, создавая довольно фантастическую исторію Англіи, что палата лордовъ на-столько-же представительница народа, какъ и палата общинъ. Онъ довольно ловко подтасовалъ, что послдняя вовсе не есть представительница многомиліоннаго народа (это были воспоминанія его прежнихъ радикальныхъ связей), и при этомъ спрашивалъ: ‘Неужели привилегированное сословіе, состоящее изъ 300,000 личностей и представляемое Своими депутатами, можетъ быть боле отвтственно, чмъ привилегированное сословіе, состоящее изъ 300 дворянъ, которые представляютъ сами себя?.. Если безумно допустить, что человкъ, принадлежащій къ самому высшему образованному классу общества, рождается съ нравомъ сдлаться законодателемъ Англіи, когда достигнетъ законнаго возраста, то столь-же нелпо утверждать, что человкъ, принадлежащій къ низшему и наимене образованному классу общества, рождается съ правомъ сдлаться избирателемъ законодателя, когда достигнетъ извстнаго возраста’. Дале онъ уврялъ, что англійскіе епископы большею частію происходятъ изъ низшихъ классовъ, стоялъ за духовныхъ и свтскихъ лордовъ, говорилъ ‘о свтломъ ум и твердомъ дух’… кого-бы вы думали?— съумасшедшаго Георга III, о ‘демократической’ (!) систем управленія тори, о ‘свободныхъ и демократичныхъ пэрахъ Англіи’. Онъ доказывалъ, что тори, въ сущности, слдовали политик прогреса и должны ей слдовать, что ихъ лишь по ошибк считали консерваторами.
Затмъ слдовали въ ‘Times’ письма за подписью Runnymede. Это было подражаніе знаменитымъ письмамъ ІОніуса и они были направлены противъ новаго министерства виговъ, стоявшаго снова во глав государства. Пиль выдержалъ только четыре мсяца и долженъ былъ уступить коалиціи всхъ старо-консервативныхъ, вигскихъ и радикальныхъ оттнковъ, руководимыхъ Росселемъ. Но, по всеобщему признанію, его политическое значеніе и вліяніе выросло въ упорной борьб, которую онъ выдерживалъ въ эти мсяцы, и онъ сходилъ съ министерской скамьи боле чмъ когда-либо какъ ‘національная необходимость’ въ глазахъ большинства націи, отдаваявласть въ руки врагамъ, которые не имли ничьего уваженія и были раздлены между собою съ первой минуты образованія новаго министерства Мельбурна (въ апрл 1834 тода). Противъ виговъ были не только ихъ всегдашніе враги въ лагер старыхъ тори, противъ нихъ была не только группа талантовъ (Стэнли, Грэгемъ), вчера стоявшихъ еще въ ихъ рядахъ, а теперь группировавшихся около Пиля, рядомъ съ Велингтономъ, который начиналъ отдаляться отъ своихъ старыхъ друзей, противъ виговъ были не только радикалы, которыхъ обстоятельства толкали къ боле рзкой постановк вопроса и къ програм чартизма, противъ нихъ былъ теперь и Брумъ, которому не возвратили должности канцлера (по личной ненависти короля, но къ большому удовольствію и всхъ его прежнихъ колетъ, съ которыми, при его нестерпимомъ характер, ему было довольно трудно уживаться). Около Мельбурна были Россель и Пальмерстонъ, но и они умли лучше вести парламентскую войну, чмъ государственныя дла, къ которымъ первый министръ относился, какъ и всегда, съ явнымъ пренебреженіемъ. Остальные-же члены министерства были люди безъ особеннаго значенія.
Противъ этого-то министерства безъ програмы, безъ уваженія въ націи, безъ уваженія въ парламент, и противъ виговъ вообще началъ Runnymede въ начал 1836 года рядъ писемъ, которыя безспорно выказывали полемическій талантъ, по своей дкости и рзкости Тона обратили на себя вниманіе, но отличались отъ своего политическаго образца,— неподражаемаго Юінуса,— тою особенностію, что въ нихъ дкая сатира, направленная на виговъ, была перемшана съ прославленіемъ сэра Роберта Пиля и его новыхъ союзниковъ — стэнли (будущаго Дерби) и другихъ. Письма были адресованы поочередно Мельбурну, Пилю, Пальмерстону, Бруму, народу и т. под. Очень часто они были слишкомъ несправедливы къ противникамъ, какъ, напр., письмо къ Росселю, гд было сказано, что ‘онъ рожденъ съ большимъ честолюбіемъ и съ слабымъ умомъ’, онъ авторъ ‘самой плохой трагедіи на нашемъ язык’, ‘самаго плохого романа въ нашей литератур’, ‘самой плохой, изъ извстныхъ, политической статьи’. Онъ ‘холоденъ, неодушевленъ, иметъ слабый голосъ и женственныя манеры’, онъ ‘убилъ’ лорда Грэя, ‘изгналъ изъ министерства всхъ талантливыхъ людей’, ‘вы стремитесь свести все на вашъ собственный низкій уровень… унизить все до того, чтобы оно было вредно, подобно вамъ. Короче, милордъ, когда путешественникъ узнаетъ, что вы руководите въ Англіи палатою общинъ, онъ начнетъ понимать, какъ египтяне могли покланяться наскомому’. О Пальмерстон и Грант (министр колоній, еще боле беззаботномъ относительно длъ, чмъ Мельбурнъ) Runnymede писалъ: ‘Что касается лакированнаго Пальмерстона, благочестиваго Гранта и прочихъ государственныхъ людей, торгующихъ добродтелью по дешевой цн, я думаю, что для нихъ было-бы полезно немедленно воздвигнуть политическій госпиталь св. Магдалины’. И въ другомъ мст они ему напоминаютъ ‘двухъ изжившихъ бабъ-гршницъ: одна.изъ нихъ легкомысленна, другая — разслаблена, одна, чтобы избжать презрнія, которое сознаетъ около себя, прибгаетъ къ румянамъ и къ искуственному хихиканію взволнованнаго безсилія, другая — къ водк и благочестію’. Затмъ, возвращаясь еще разъ къ Пальмерстону, Runnymede пишетъ: ‘Въ нашемъ язык нтъ презрительнаго выраженія, которое не было-бы исчерпано при прославленіи вашего характера, не придумаешь представленія объ униженіи, которое но было-бы, въ тотъ или другой періодъ, соединено съ вашею карьерою. Впрочемъ, семь министровъ, которымъ вы всмъ служили съ одинаковой врностью, повидимому, могли бы дать вс вмст достаточныя свидтельства о вашемъ характер, чтобы заштопать его, что-же касается вашего поведенія, то столь замчательный ораторъ, какимъ вы сдлались, никогда не будетъ нуждаться въ органахъ для того, чтобы побдоносно защитить это поведеніе… Виги, милордъ, оказали вамъ большія услуги и потому я думаю, что вы измните имъ’. Письмо къ Пальмерстону кончается слдующимъ восклицаніемъ: ‘О, родина! счастливая, трижды счастливая Англія! Твоя судьба въ настоящую минуту въ рукахъ у лорда Фанни дипломатіи! Мн кажется, что я вижу, какъ благородный лордъ, Игрокъ политики, ласкаетъ Францію утонченными комплиментами и угрожаетъ Россіи раздушенной тросточкой!’ Прибавлю еще отрывокъ изъ письма, обращеннаго къ Бруму: ‘При вашемъ тщательномъ подражаніи лорду Бэкону, ваши самые неумолимые враги должны сознаться, что, по крайней мр, въ одномъ отношеніи вы соперничаете съ вашимъ великимъ оригиналомъ,— вамъ удалось быть отставленнымъ. Можетъ быть, въ вашемъ трактат о гидростатик вы не вполн сравнялись съ тонкими и глубокими изслдованіями ‘лорда-канцлера природы’, ваши самые горячіе поклонники, можетъ быть, поколеблются, слдуетъ-ли предпочесть ‘Penny Magazine’ ‘Новому Органону’, даже бредъ Дженкинса и размышленія Томкинса, можетъ быть, не будутъ сочтены столь ‘интимнымъ, практическимъ и сердечнымъ требованіемъ людей’, какъ безсмертные ‘Опыты’, но никто, — ни другъ вашъ, ни врагъ вашъ, — не можетъ отрицать, что васъ такъ-же избгаютъ, какъ ихъ автора, почти столькоже презираютъ’. И дале: ‘Мн сообщаютъ въ настоящую минуту, что вы, благородный лордъ, заняты переводомъ вашего разсужденія о натуральной теологіи на нмецкій языкъ по систем Гэмильтона. Переводъ сочиненія по предмету, о которомъ вы знаете немного, на языкъ, котораго вы совсмъ не знаете, мн кажется вершиною тхъ фантастическихъ капризовъ честолюбивой поверхностности, которую наши живые сосди обозначаютъ боле нжнымъ названіемъ, чмъ шарлатанство’.
Министерство виговъ съ трудомъ тянуло свое существованіе среди повсемстныхъ нападокъ, неудовольствій и парламентскихъ неудачъ. Второй парламентъ, выбранный посл билля о реформ, далъ, къ удивленію самихъ тори, несравненно боле значительный элементъ консерваторовъ, чмъ ожидали. Радикалы парламента, съ новыми элементами рабочаго класса, сходились уже составлять и подписывать проектъ ‘народной хартіи’. Было сомнительно, удержится-ли министерство Мельбурна до конца сессіи. Его спасла на время случайность. Король Вильямъ умеръ 20 іюня 1837 года. Посл долгаго промежутка времени въ исторіи Англіи, когда высшіе придворные чины переломили свои трости посл опущенія въ могилу послдняго короля Великобританіи и Ирландіи, который былъ одновременно королемъ Ганноверскимъ, герцогомъ Брауншвейгскимъ и Люнебургскимъ, герольдъ привтствовалъ новое царствованіе словами: ‘да здравствуетъ королева!’ На престолъ вступила 18-ти-лтняя Викторія. Парламентъ былъ распущенъ, и когда онъ снова собрался (20 ноября), въ немъ засдалъ, наконецъ, какъ представитель Мойдстона, выбранный подъ вліяніемъ мстнаго богача и тупицы Уиндгэма Люиса (мужа будущей жены Дизраэли, 15-ю годами старшей своего второго мужа), Бенжаменъ Дизраэли. Цль его долгихъ исканій и поползновеній была достигнута.
Мы видли, что онъ не поцеремонился съ своими первоначальными радикальными заявленіями и вступалъ въ парламентъ, какъ сторонникъ тори, но подъ прикрытіемъ фантастической теоріи союза новыхъ тори съ народомъ. Въ своихъ литературныхъ произведеніяхъ и рчахъ онъ очень ловко доказывалъ, что палата общинъ, выбранная привилегированнымъ меньшинствомъ, не есть и не можетъ быть представителемъ интересовъ народныхъ массъ. По собственной натур и на основаніи наблюденія онъ зналъ, что въ рядахъ его политическихъ враговъ онъ иметъ предъ собою политическихъ игроковъ и шарлатановъ, и не церемонился это высказывать имъ въ лицо. Самъ онъ, конечно, нисколько не врилъ въ свои утвержденія о ‘демократичности’ палаты пэровъ и политики ‘настоящихъ тори’. Ему нужна была приличная маска, чтобы достичь вліянія и власти, и онъ сознательно надвалъ ее, сознательно лгалъ въ рчахъ и въ брошюрахъ, совершенно готовый на то, что его опровергнутъ, уличатъ, но ему и не нужно было бытъ правымъ, ему нужно было произвести опредленное дйствіе въ данную минуту. Онъ чувствовалъ, что его талантъ, какъ оратора и литератора, можетъ доставить ему вліяніе и власть. Онъ и добивался всми силами положенія, при которомъ этотъ талантъ, при его полной безцеремонности относительно теорій, фактовъ и мръ, могъ повести его къ этому вліянію и къ этой власти. Наконецъ, онъ былъ въ парламент. Ему оставалось занять въ немъ прочное положеніе. Каковы-же были его политическіе соперники разныхъ партій? Могли-ли они похвалиться большею политическою послдовательностію, лучшею политическою нравственностію, чмъ реальный Вивіанъ Грэй, занявшій теперь мсто среди законодателей Великобританіи?
Лордъ Джонъ Россель руководитъ вигами въ первомъ парламент королевы Викторіи, онъ въ эту минуту министръ внутреннихъ длъ. Нсколько сомнваются еще въ его способности быть руководителемъ, и посторонній зритель въ палат общинъ конца 1837 года готовъ раздлять эти сомннія, когда взглянетъ на лорда Джона Росселя, сидящаго на министерской скамь. Это маленькая, хилая съ виду фигурка, лицо его не особенно умно и скрыто отъ взоровъ шляпой съ широкими полями, надвинутой на глаза. Черный фракъ довольно стариннаго покроя и громадный блый галстухъ не производятъ особенно выгоднаго впечатлнія въ его пользу. Но вотъ онъ снялъ шляпу и всталъ, онъ намренъ говорить. Его лицо освтилось, вы замчаете, что его лобъ широкъ и высокъ, его черты выражаютъ твердость характера. Очень блдное лицо, твердо сжатыя губы, быстрые глаза, самое положеніе корпуса, прямое и не гибкое,— все въ немъ выражаетъ сдержанность, сознаніе силы. Его голосъ слабъ, однозвученъ и не лишенъ афектаціи, но его рчь ясна. Огітг начинаетъ общими мстами, невольно вызывающими мысль о посредственности. Но вотъ полетла стрла въ сэра Роберта Пиля и засла. Раздается аплодисментъ со стороны виговъ. Раздается женственный смхъ Уарда, густой басовой хохотъ Уарбэртона, рзкое взвизгиваніе ирландца Шейла, громкое восклицаніе Уэкеля и радикаловъ. Даже на скамьяхъ тори слышенъ сдержанный смхъ. Ораторъ ростетъ въ вашихъ глазахъ. Еще и еще удачный ударъ. Онъ то поднимается до широкихъ государственныхъ соображеній, то опускается до лести мелкимъ предразсудкамъ своей партіи, то одушевляетъ своихъ приверженцевъ, то сетъ подозрніе и недовріе въ рядахъ противниковъ. Вы забыли маленькую хилую фигурку, забыли монотонный голосъ, забыли однообразный шагъ впередъ и шагъ назадъ, забыли некрасивый жестъ, когда ораторъ опирается лвымъ локтемъ на правую руку, а лвую руку поднимаетъ перпендикулярно вверхъ, какъ-бы угрожая своимъ противникамъ. Это не художникъ-ораторъ, не пламенный проповдникъ идеи, не энтузіастъ, который готовъ рисковать и рискуетъ многимъ изъ-за убжденія. Это разсчетливый, умный, энергическій руководитель партіи, боецъ за вліяніе и за власть, который будетъ впродолженіи десятковъ лтъ выжидать, комбинировать, составлять коалиціи, ловить ошибки враговъ и въ данную минуту сломитъ ихъ своимъ упорствомъ, своимъ умніемъ составить партію, льстить предразсудкамъ, перемшивать широкія идеи съ мелкими побужденіями, остановиться на требованіяхъ, которыя по плечу посредственностямъ, его окружающимъ и сидящимъ рядомъ съ нимъ въ собраніи законодателей Англіи. Такимъ образомъ онъ сдлался борцомъ за реформу парламента и достигъ цли. Такимъ образомъ онъ съумлъ, при полномъ разслабленіи партіи виговъ въ конц 20-хъ годовъ, собрать около нихъ и радикаловъ, и умренныхъ тори и создалъ около аристократа Грэя народный крикъ: ‘билль (реформы), весь билль и только билль!’ когда этотъ билль не только не заключалъ ничего относящагося къ нуждамъ народа, но былъ далеко ниже политическихъ требованій ораторовъ большинства народныхъ митинговъ. Такимъ образомъ онъ съумлъ три раза передлывать билль о реформ, длая уступки, ослабляя враговъ, пока провелъ его. Такимъ образомъ онъ только-что передъ этимъ съумлъ снова и снопа низвергнуть и обезсилить гораздо боле талантливаго Пиля и создать противъ него коалицію изъ людей, большинство которыхъ боле ненавидло и презирало министерство Мельбурна, чмъ его противниковъ. Такимъ образомъ теперь, предъ ростущей волной реформаціоннаго движенія, онъ, полагая, что виги уже не нуждаются въ радикалахъ, надясь на вліяніе Мельбурна, на молодую королеву, ршительно заявилъ, что ни къ какому расширенію политическихъ правъ народа виги стремиться не намрены, что билль 1832 года заключилъ собою требованіе парламентской реформы. Въ перемнчивости политики лорда Джона Росселя, конечно, обвинять было нельзя, онъ всегда былъ и до глубокой старости (въ 1877 году ему исполнилось 85 лтъ) остался вигомъ чистой крови, но его политика была всегда лишь политикою интригъ одной партіи противъ другой, политикою коалицій съ группами, которымъ онъ не намренъ былъ никогда уступать боле того, что уступить было необходимо для торжества его партіи. Онъ никогда не имлъ политическихъ убжденій, которымъ въ жертву принесъ-бы пользу своей партіи,— убжденій, способныхъ помшать ему протянуть руку личности, которую онъ оттолкнетъ на другой день по милованіи въ ней надобности.
Вблизи Росселя сидитъ другое свтило правительства виговъ, которое скоро сдлается одною изъ самыхъ крупныхъ политическихъ знаменитостей въ Европ. Это лордъ Пальмерстонъ, составляющій прямой контрастъ съ руководителемъ министерской партіи. Онъ восемью годами старше Росселя, но съ виду и крпче, и моложаве: высокій, съ крупными чертами лица, съ широкою грудью и полный здоровья, онъ иметъ видъ свтскаго жуира и одтъ по послдней мод. Предъ этимъ образчикомъ политическаго человка молодому Дизраэли нечего конфузиться, потому что лордъ Пальмерстонъ ‘видалъ виды’ и не кандидатомъ въ парламент, а членомъ высшей администраціи. Онъ былъ, какъ военный министръ, членомъ самаго реакціоннаго торійскаго кабинета лорда Ливерпуля, онъ былъ въ числ либеральныхъ тори, групировавшихся около Каннинга, онъ былъ, какъ министръ иностранныхъ длъ, членомъ министерства реформы, а теперь — вигъ изъ виговъ, не даромъ Дизраэли упоминалъ о ‘семи министерствахъ’, которымъ Пальмерстопъ служилъ ‘съ одинаковою врностью’, т. е., какъ подразумвалъ его дкій противникъ, програм которыхъ онъ одинаково легко измнялъ. Умный, ршительный и безцеремонный, онъ пока говоритъ мало въ парламент, но у этого 53-хъ-лтняго (въ 1837 году) жуира еще политическое значеніе впереди, и онъ покажетъ въ свое время Англіи, что онъ съуметъ обойтись столь-же безцеремонно съ прерогативами короны, съ приличіями колективнаго министерства и даже съ формами англійской конституціи, какъ онъ уже обошелся съ своими ‘убжденіями’ по вопросу о католикахъ, по вопросу о парламентской реформ.
Съ лордомъ Пальмерстономъ обмнивается веселыми анекдотами эпикуреецъ лордъ Морпетъ, которому поручены ирландскія дла. Неподвиженъ, какъ статуя, сидитъ завдующій финансами Спрингъ-Райсъ. Барингъ бгаетъ отъ министерской скамьи въ коридоры и обратно, потому что его обязанность сгонять лнивыхъ виговъ и передавать имъ распоряженія главнаго штаба министровъ, онъ исполняетъ почетную парламентскую обязанность главнаго whip (плетки). Это все личности, которыя увеличиваютъ лишь численность, а не всъ партіи, и ихъ нечего считать въ числ своихъ соперниковъ человку, подобному Дизраэли.
На передней скамь оппозиціи сидитъ замчательная фигура: это высокій человкъ съ широкой грудью, съ крупными, правильными чертами лица, съ серьезнымъ и умнымъ взглядомъ. Онъ сидитъ одинъ, рдко съ кмъ перекинется словомъ, еще рже обратится кто-либо къ нему. Это сэръ Робертъ Пиль, руководитель оппозиціи.
Къ этой нервной натур, неспособной вынести боли, мн еще придется вернуться ниже, но теперь-же напомню нкоторыя перипетіи его карьеры. Онъ, конечно, стоялъ вн подозрнія въ измн убжденіямъ изъ-за личнаго интриганства и изъ-за службы партіи, его скоре обвиняли и могли обвинять въ слишкомъ безцеремонномъ отношеніи къ програм собственной партіи, въ слишкомъ свободномъ руководств тми, которымъ онъ служилъ руководителемъ и отъ которыхъ онъ требовалъ не послдовательности въ проведеніи пунктовъ, составлявшихъ признанную програму партіи, но безусловнаго слдованіи за ихъ предводителемъ даже тогда, когда этотъ предводитель находилъ нужнымъ оставлять пункты признанной програмы вовсе въ сторон. Онъ, противникъ католиковъ, былъ первымъ изъ вліятельныхъ тори, который заявилъ, что должно уступить въ вопрос объ эмансипаціи католиковъ, склонилъ къ тому Вэлингтона и, не разрушая связи партіи при перемн ея програмы, провелъ вмст съ Вэлингтономъ билль эмансипаціи, къ ужасу Эльдоповъ, Бокингэмовъ и другихъ окаменлыхъ рутинеровъ. Онъ, противникъ реформы, прямо объявилъ, сдлавшись первымъ министромъ, что тори признаютъ билль реформы совершившимся фактомъ и не намрены длать ни шагу для отмны какихъ-бы то ни было его постановленій или для отвращенія его неизбжныхъ слдствій. Онъ, наконецъ, естественный представитель интересовъ землевладнія, собирался удивить друзей и недруговъ отмною хлбныхъ законовъ, требуя, чтобы тори слдовали безусловно за нимъ во всхъ этихъ видоизмненіяхъ его убжденій. Хотя вс эти измненія оправдывались государственною и общественною пользою, но приходится посмотрть довольно скептически на твердость и ясность убжденія государственнаго дятеля, который въ данную минуту можетъ такъ легко переходить къ противоположнымъ взглядамъ. Приходится заподозрить достаточную долю презрнія къ програмамъ политическихъ партій и къ самымъ этимъ партіямъ въ человк, который не находитъ ничего возмутительнаго въ факт, что партія, имющая политическій смыслъ только во имя своего служенія ‘извстнымъ началамъ, въ данную минуту отказывается отъ этихъ началъ, но не распадается, какъ неимющая боле смысла, для новой группировки личностей по новымъ, боле современнымъ и живымъ вопросамъ, по продолжаетъ свое существованіе только изъ-за того, чтобы противопоставить одной групп именъ кандидатовъ на власть другую, подобную-же группу именъ, и остается колективнымъ органомъ политической интриги, когда партія потеряла всякое значеніе, какъ органъ политическаго убжденія.
На скамьяхъ тори мы остановимся на немногихъ личностяхъ. Давно уже, со времени билля о реформ, на нихъ не засдаетъ пресловутый Вэтрель (Wetherell), забавляя всхъ присутствующихъ своимъ дкимъ шутовствомъ, поражая новыхъ постителей разгильдяйствомъ своей одежды, вчно сползающими штанами и вылзающею рубашкою,— Вэтрель, вызвавшій своею крутою оппозиціею реформ извстный бристольскій мятежъ. Но на этихъ скамьяхъ есть новые члены, стоющіе вниманія. Вотъ развалился чуть не во всю длину на скамь Стэнли, будущій лордъ Дерби, будущій премьеръ тори. Это тотъ самый Стэнли, который не дале, какъ три года предъ тмъ, былъ членомъ министерства лорда Грэя, да, лорда Грэя, героя билля реформы, и въ этомъ министерств Стэнли былъ однимъ изъ самыхъ ревностныхъ борцовъ за реформу, рядомъ съ Росселемъ. Вотъ сидитъ молодой человкъ (ему 28 лтъ) съ красивой наружностью съ скромнымъ видомъ, внушающимъ расположеніе. Его ‘черные, какъ смоль, волосы съ тщательно сдланнымъ проборомъ падаютъ изящно на лобъ’, его черты правильны, лицо выражаетъ здоровье. Его уже теперь слушаютъ со вниманіемъ. Это, въ настоящую минуту, тори изъ тори онъ только-что писалъ въ защиту ирландской церкви (протестантской, конечно) и два года предъ тмъ получилъ уже значеніе въ управленіи колоніями. Хотите знать, читатель, имя этого тори изъ тори? Онъ вамъ боле знакомъ теперь, въ 1877 году, чмъ былъ знакомъ читателямъ газетъ въ 1837 году. Это — Гладстонъ, ныншнее свтило виговъ, ныншній соперникъ Дизраэли. Времена измнчивы! Но заглянемъ еще въ темный и отдаленный уголъ скамей тори. Кто это здсь сидитъ? Можетъ-ли поврить своимъ глазамъ случайный поститель съ материка или изъ провинціи, не особенно тщательно слдившій за газетами въ послдній годъ? Да, это онъ, это вчерашній радикалъ изъ радикаловъ, ораторъ митинговъ, котораго за четверть вка передъ тмъ палата общинъ посадила въ лондонскую башню, но котораго давно разглядлъ насквозь Коббэтъ, это сэръ Фрэнсисъ Бордэтъ, столь-же горячо защищающій теперь свою консервативную вру, какъ недавно защищалъ самыя радикальныя предложенія. Лишь за годъ предъ этимъ Бордэтъ отрекся отъ убжденій своей молодости. Ему 67 лтъ, но онъ все, какъ въ молодости, ‘всхъ лучше одть въ Англіи’, какъ выражалась о немъ когда-то леди Гзстеръ Стэнгопъ. Теперь, по выраженію его старыхъ союзниковъ и новыхъ противниковъ, это ‘почтенные остатки храма, посвященнаго свобод, но птицы дурного предзнаменованія свили гнзда и пріютились въ этомъ когда-то величественномъ зданіи’.— Реальному Вивіану Грэю совершенно привольно, должно быть, среди этихъ молодыхъ и старыхъ политическихъ волтижоровъ.
Но перейдемъ къ скамьямъ радикаловъ. На нихъ нтъ уже оригинальной фигуры Вильяма Коббэта, этой грозы и виговъ, и тори. Онъ умеръ въ 1835 г. Не слышной громового голоса Генри Гэнта, оратора митинговъ, умеръ и онъ въ томъ-же году. Ихъ обоихъ, какъ слышно, свела въ могилу удушливая зала старой палаты общинъ, сгорвшей въ 1834 г., во тотъ и другой не оправдали въ парламент ни ожиданій ихъ поклонниковъ, ни опасеній ихъ враговъ. Но тамъ все сидитъ Джозефъ Юмъ, который, какъ передаютъ другъ другу старожилы парламента, не пропустилъ ни одного засданія съ его перваго выбора въ палату много лтъ тому назадъ. Тамъ и 62-лтній О’Коннель, здоровый и могучій, сложенный, какъ Геркулесъ, съ шляпою на бекрень, съ широкою улыбкою и сознаніемъ своей силы, окруженный своими ирландскими адъютантами. Но радикалы отличаются и тмъ, что въ ихъ групп сидятъ самые молодые и всего лучше одтые члены палаты. Вотъ рыжій дэнди, сэръ Вильямъ Молесвортъ, съ лорнетомъ въ глазу, глава радикаловъ-философовъ, основатель (1830) ‘London Review’, ему 27 лтъ и онъ получаетъ отъ 12,000 до 14,000 фунтовъ дохода въ годъ. Рядомъ съ нимъ его другъ, еще боле моложавый и тоже очень богатый, Лидеръ. А вотъ въ свтлыхъ цвтныхъ перчаткахъ, лакированныхъ сапогахъ, въ паимодпйшей шляп, красивый и ловкій, ‘честный’ Дэнкомбъ, какъ его называютъ современники, но увы! мемуары Грэвиля обличили его для потомства, и писателю нашего времени приходится поставить это качественное при его имени въ кавычки. Вблизи радикаловъ сидитъ и Литтонъ Бульверъ и объ помъ никто еще не предсказалъ, что скоро ему нельзя будетъ упрекать Дизраэли въ ренегатств, потому что онъ скоро будетъ самъ членомъ министерства тори. Да, времена измнчивы!
Изъ крупныхъ извстностей того времени. Грегамъ и Гобукъ только-что провалились на выборахъ, Маколей находился въ Индіи.
Легко читателю видть изъ этого очерка, что Дизраэли, вступая въ парламентъ, встрчалъ среду, которая, по нравственному достоинству, по преданности идеямъ, по твердости убжденій, вовсе не стояла выше его. Политическое ренегатство, въ которомъ его упрекали, было эпидеміей, охватившей вс партіи и самыя крупныя личности изъ ихъ представителей. Политическая интрига безпрестанно заслоняла въ глазахъ дятелей государственные вопросы. Около немногихъ талантовъ разнаго рода толпилось большинство умственныхъ и нравственныхъ пигмеевъ всхъ видовъ, которые и не думали въ сущности ни о государственной польз, ни даже о польз своей партіи, сгонялись офиціально назначенными плетками (whip) на голосованіе, которое исполняли механически, по знаку начальниковъ, и старались извлечь изъ своего положенія членовъ парламента возможно большее количество выгодъ и удовольствій, какое только могли извлечь. О томъ, какъ вело себя въ своихъ собраніяхъ это большинство законодателей Великобританіи, можно заключить изъ слдующей выписки изъ ‘Morning Bost’ отъ 1835 г., описывающей одно изъ эасда ній палаты общинъ.
‘Самые смутные звуки, таинственно смшиваясь, слышны изъ всхъ угловъ палаты. По временамъ раздается съ заднихъ скамеекъ какъ-бы жужжаніе пімеля или звуки ручного органчика, кашляютъ, чихаютъ, зваютъ съ искуственной продолжительностью, и все это, смшанное съ другими звуками, производитъ ансамбль, который едва-ли-бы могъ быть превзойденъ. Одинъ голосъ со скамьи приверженцевъ министерства подражаетъ очень удачно лающей собак. Одинъ ‘почтенный членъ’ передразниваетъ такъ превосходно крикъ птуха, что вы не отличили-бы его исполненіе отъ настоящаго птуха. Недалеко оттуда-же раздаются звуки, удивительно похожіе на блеяніе овцы, иногда смшанные съ превосходнымъ подражаніемъ реву осла. Затмъ еще кашель и звки, и другія безконечно разнообразныя вокальныя упражненія, составляющія самый нестройный хоръ’.
Среди этихъ мирно забавляющихся законодателей Великобританіи выступалъ новый охотникъ за ‘крупной дичью’, новый искатель власти и вліянія.
Первую ‘двственную’ рчь произнесъ Дизраэли 7 декабря 1837 г. противъ О’Коннеля, въ защиту сэра Фрэнсиса Бордэтъ, Онъ былъ во фрак бутылочно-зеленаго цвта и въ бломъ жилет, увшанномъ стью золотыхъ цпочекъ, панталоны fantaisie и черный галстухъ, надъ которымъ не видно было даже слда воротничка, дополняли его костюмъ. На широкій, но низкій его лобъ съ совершенно черными глазами спускались локоны черныхъ, какъ смоль, волосъ. Онъ сильно жестикулировалъ во время рчи, ‘онъ повидимому, даже длалъ опыты, пишетъ одинъ свидтель, — съ какою быстротою онъ можетъ двигать свое тло съ одной стороны на другую, бросать руки впередъ и отдергивать ихъ назадъ. Въ другихъ случаяхъ онъ поднималъ къ лицу то ту, то другую руку. И голосъ его необыкновенный. Въ цломъ и несмотря на его первый опытъ, я увренъ, что это человкъ, обладающій многими достоинствами хорошаго дебатера’.
Слова ‘несмотря на его первый опытъ’ относились къ тому обстоятельству, что ‘двственная’ рчь реальнаго Вивіана Грэи была далеко не такъ удачна, какъ это было предсказано авторомъ романа относительно фантастическаго Вивіана Грэя. Дизраэли прерывали, смялись, требовали прекращенія рчи. Наконецъ, онъ не могъ выдержать и кончилъ словами:
‘Я вовсе не удивленъ, сэръ, пріему, который я встртилъ. (Продолжительный смхъ.) Я начиналъ въ разное время многія дла (смхъ) и часто успвалъ, наконецъ, въ моихъ начинаніяхъ. (Новые крики: ‘къ вопросу’.) Да, сэръ, и хотя я теперь долженъ замолчать, но настанетъ время, когда вы будете слушать меня’.
Эти послднія слова, произнесенныя очень громко, вызвали много смха со скамьи виговъ, по Дизраэли впослдствіи оправдалъ ихъ. Онъ заставилъ себя слушать и его должны были слушать.

IV.

Въ ближайшіе слдующіе затмъ годы Дизраэли говорилъ въ парламент немного. Онъ оставался приверженцемъ сэра Роберта Пиля, хотя предводитель тори холодно встрчалъ предупредительныя похвалы своего поклонника. Въ сентябр 1841 г. министерство Мельбурна пало, и Пиль принялъ управленіе длами, но для Дизраэли не оказалось мста въ послднемъ. Онъ временно скрылъ свое раздраженіе, по сталъ чаще выступать на литературное поприще и тутъ-то сталъ поддерживать свой старый фантастическій планъ союза тори, какъ защитниковъ романтической аристократіи и романтической религіозности, съ рабочимъ народомъ, который въ это время волновался подъ знаменемъ чартизма. Въ 1844 г. появился романъ ‘Конингсби или два поколнія’, въ 1845 г.— ‘Сибилъ или дв націи’. Здсь партизанъ тори еще смле, чмъ въ своихъ рчахъ, улетучивалъ клерикализмъ епископальной церкви до романтическаго почитанія католичества, главнаго врага тори, улетучивалъ вражду аристократіи къ могучей буржуазіи до противоестественнаго совокупленія старо-феодальныхъ призраковъ съ демократическими порывами чартистовъ.
На первомъ элемент я не остановлюсь. Онъ былъ связанъ въ романахъ Дизраэли съ его дружественными отношеніями къ партіи ‘молодой Англіи’. Благонамренный читатель,— а я предполагаю, что вс мои читатели благонамренны,— не долженъ пугаться этого термина. Онъ не иметъ ничего общаго съ ‘молодою Европою’, выросшею изъ ‘молодой Италіи’ Маццини и давшею въ форм развтвленій и ‘молодую Германію’, и ‘молодую Францію’, и разные другіе столь-же неблаговидные ‘молодые’ отростки, сильно безпокоившіе блаженной памяти Меттернихонь и ихъ единомышленниковъ, а теперь обратившіеся въ археологическое воспоминаніе, засыпанное новымъ слоемъ историческихъ наносовъ, можетъ быть, не мене безпокоющихъ новое поколніе неумлыхъ и карикатурныхъ подражателей Меттерниха, но говорить о которыхъ мн совершенно не по дорог.
Молодая Англія была жалкимъ, худосочнымъ и запоздалымъ продуктомъ европейскаго романтизма въ Англіи — стран, всего мене склонной къ какимъ-либо романтическимъ грезамъ. Лордъ Джонъ Мэннерсъ и Джонъ Сидней Смитъ, впослдствіи лордъ Странгфордъ, два молодыхъ человка, которымъ было по 24 года въ эпоху появленія ‘Конингсби’, были главными представителями ‘молодой Англіи’. Лордъ Мэннерсъ составилъ себ извстность стихами, врод слдующихъ: ‘Нтъ! во славу именъ, записанныхъ на страницахъ исторіи, именъ, составляющихъ благородное наслдство Англіи, именъ, которыя будутъ жить еще несчетные годы, хранясь въ нашихъ сердцахъ вмст съ названіемъ Креси и Пуатье,— пусть погибнетъ богатство и торговля, законы и ученость, но пусть живетъ наше старинное дворянство!’ О лорд Стратфорд его вдова писала: ‘Романтическое чувство окрашивало и его политику, и его религію. Онъ любилъ вспоминать величіе древняго дворянства Англіи и Франціи, воспвать времена рыцарства, католическихъ королей и кавалеровъ, живописное великолпіе церковнаго церемоніала… и вмст съ своимъ другомъ, лордомъ Джономъ Мэннерсомъ, онъ мечталъ о могущественной аристократіи и о церкви, раздающей милостыню, которыя вмст покровительствовали-бы и вызывали привязанность зависимаго отъ нихъ крестьянства’.
Съ этими-то наивными и ограниченными почитателями средневковыхъ маскарадовъ сблизился, какъ третій членъ литературнаго, философскаго и политическаго союза, сорока-лтній скептикъ и шарлатанъ Дизраэли, отправляясь на задуманную охоту за крупной дичью, которая ему все еще не давалась легко въ руки въ это время. ‘British Quarterly Review’ писалъ по этому поводу: ‘Заимствуя термины у французской сцены, Бенжаменъ Дизраэли теперь уже слишкомъ завялъ и поблекъ, слишкомъ истаскался по дорогамъ міра, чтобы брать на себя роль jeunes amoureux, право, онъ уже боле чмъ въ зрлыхъ лтахъ, чтобы перейти на роли p&egrave,res nobles, пріемы и движенія и способы мыслить и чувствовать, которые можно простить его молодымъ друзьямъ, въ немъ неумстны, чтобы не сказать — смшны’.
Оставляя въ сторон поклоненіе монастырямъ, воспоминанія о католичеств, мистическое обожаніе Палестины и все сюда относящееся, точно также какъ самую басню романовъ ныншняго премьера, и прежде неимвшую никакого особеннаго значенія, а теперь потерявшую всякій интересъ для читателя, я остановлюсь лишь на тома, что въ этихъ романахъ выражаетъ политическую задачу автора.
Самъ авторъ, въ предисловіи къ новымъ изданіямъ этихъ романовъ, писалъ о ‘Конингсби’:
‘Главная цль автора была — поддержать справедливыя требованія партіи тори сдлаться политическимъ и національнымъ союзомъ — цль, которую онъ боле или мене преслдовалъ съ самыхъ раннихъ лтъ своей жизни. Случай былъ удобенъ, чтобы произвести этотъ опытъ. Молодые умы Англіи только-что очнулись отъ опьяненія великою побдою консерваторовъ въ 1841 году и начинали спрашивать себя, что-же, наконецъ, имъ сохранитъ посл своей побды? Было, слдовательно, своевременно показать, что торизмъ былъ не фразою и что наши политическія учрежденія были воплощеніемъ общественной необходимости’. ‘Въ слдующемъ году, въ ‘Сибиль или дв націи’, я разсмотрлъ положеніе народа и весь трудъ посвященъ, вообще говоря, этой части моей задачи’.
Кончая ‘Сибиль’, авторъ высказался слдующимъ образомъ:
‘Я дописываю послднюю страницу книги, которая, въ форм легкой и лишенной претензій, желала-бы внушить читателямъ нкоторыя соображенія совсмъ противоположнаго характера. Тому годъ я имлъ смлость предложить читателямъ нсколько томовъ, которые пытались обратить вниманіе читателей на состояніе политическихъ партій, на ихъ происхожденіе, ихъ исторію, ихъ настоящее положеніе. Въ эпоху политическихъ измнъ, низкихъ страстей, мелочныхъ мыслей мн хотлось внушить ростущему поколнію. чтобъ оно не отчаивалось, но искало-бы элементовъ національнаго благоденствія въ надлежащемъ пониманіи исторіи страны и въ энергіи героической молодежи. Въ настоящемъ труд я длаю еще шагъ по тому-же пути. Отъ состоянія партій я хотлъ бы обратить мысль читателя на состояніе народа, которымъ управляли эти партіи впродолженіи двухъ вковъ. Пониманіе и разршеніе этой боле обширной задачи зависитъ отъ тхъ-же силъ, которыя опредляютъ и первую, лишь прошедшее можетъ служить объясненіемъ настоящему и лишь молодежь можетъ дать форму будущему, которое принесетъ спасеніе. Писаная исторія нашей страны за послднія десять царствованій была не боле, какъ фантастическимъ призракомъ, она дала происхожденію и результатамъ общественныхъ отношеній характеръ и краски, во всемъ отличные отъ естественной формы и цвта этихъ отношеній. Въ этой могучей мистеріи вс идеи и вс вещи приняли видъ и наименованіе, противоположное ихъ дйствительному качеству и точному термину: олигархію назвали свободою, исключительный клерикализмъ окрестили именемъ національной церкви, суверенность составила титулъ чего-то ничмъ неповелвающаго, между тмъ какъ безусловная власть находилась въ рукахъ тхъ, которые называли себя слугами народа. Въ себялюбивой борьб нужду двумя партіями изъ исторіи Англіи были вычеркнуты два великія существа: монархія и массы, на-сколько уменьшилась власть короны, на-столько исчезли привилегіи народа, до такой степени, что, наконецъ, скипетръ сдлался предметомъ церемоніи, а его подданные выродились снова въ крпостныхъ… Я молюсь о томъ, чтобы мы дожили до минуты, когда Англія имла-бы снова свободную монархическую власть, привилегированный и благоденствующій народъ, я убжденъ, что эти великіе результаты могутъ быть пріобртены лишь энергіею и преданностью молодежи. Мы живемъ въ эпоху, когда уже невозможно, чтобы слова: молодой и индиферентный составляли синонимы. Мы должны готовиться къ грядущему часу. Представителями требованій будущаго являются страждущіе миліоны, молодежь націи, это — уполномоченные потомства’.
Во имя этой задачи авторъ ‘Конингсби’ и ‘Сибили’ могъ относиться весьма рзко къ старымъ тори до-реформеннаго времени, къ этимъ ‘архи-неспособностямъ’ (какъ онъ характеризовалъ лорда Ливерпуля), которымъ никогда не приходила въ голову великая мысль молодого еврейскаго новатора, что тори — именно настоящіе демократы и что пэры Англіи — представители народа. Въ этой критик консерваторовъ и консерватизма, къ которымъ онъ стоялъ всего ближе и которыхъ зналъ всего лучше, выражается всего боле умъ и талантъ Дизраэли. Заботясь всегда лишь о собственномъ интерес, онъ прекрасно видлъ слабыя стороны всхъ партій и никогда но былъ ослпленъ тми фантазіями о ‘новыхъ тори’ и ‘молодой Англіи’, которыя такъ громко защищалъ въ своихъ романахъ. Вотъ какъ Дизраэли характеризуетъ министерскій кружокъ Ливерпуля:
‘Главными членами этой офиціальной конфедераціи были люди, неотличавшіеся никакими замчательными государственными способностями. У нихъ не было ни одного божественнаго дара изъ тхъ, которые позволяютъ управлять собраніями и руководить совтами. Они не были ни ораторы, ни люди глубокой мысли или удачныхъ соображеній, или наблюдательнаго и быстраго ума. Они выказали нкоторую энергію въ пріобртеніи недостаточнаго, поверхностнаго знакомства съ вншними длами, они такъ-же мало знали дйствительное состояніе собственной страны, какъ дикіе знаютъ о наступающемъ затмніи.
‘Много толковали объ охранительныхъ принципахъ, но возникалъ трудный вопросъ, что охранять? Прерогативы короны… во съ условіемъ, чтобы он не приводились въ дйствіе, независимость палаты лордовъ… но съ условіемъ, чтобы лорды не стремились ее осуществить, церковныя учрежденія… но съ условіемъ, чтобы ими руководили комисіи свтскихъ лицъ, короче, все, что установлено, пока это — фраза, а не фактъ. Между тмъ какъ формамъ и фразамъ воздавали религіозное поклоненіе, чтобы создать призракъ вры, на практик слдовали минутной страсти или минутной комбинаціи. Консерватизмъ утверждалъ въ теоріи, что все однажды установленное должно быть поддержано, но принималъ на практик, что изъ всего однажды установленнаго нельзя защищать ничего… Консерватизмъ былъ попыткою вести дла такимъ образомъ, чтобы исполненіе обязанностей чиновника замняло совершеніе правительственныхъ функцій и чтобы поддержка системы отрицанія всякой новизны опиралась лишь на вліяніе собственниковъ, на приличное поведеніе въ частной жизни и на то, что называлось хорошими связями. Консерватизмъ изгоняетъ начало давности, пугается принциповъ, отрекается отъ прогреса, отбросивъ всякое уваженіе къ стародавнимъ правамъ, онъ не исправляетъ ничего въ настоящемъ и не приготовляется къ будущему’.
Переходя къ реформистскому движенію начала 30-хъ годовъ, Дизраэли особенно напираетъ на ту мысль о палат общинъ, которую мы встрчали уже и ране, именно, что палата общинъ есть также представительница привилегированнаго класса, а не народа, и указываетъ, что переходъ всего политическаго вліянія отъ короны и ея совтниковъ и отъ палаты лордовъ къ палат общинъ былъ невольнымъ признаніемъ народовластія въ самомъ обширномъ значеніи этого слова, аоно логически должно было повести къ всеобщему праву голосованія, къ тайнымъ выборамъ, къ полному демократизированію англійскаго политическаго строя,— словомъ, къ крайнимъ требованіямъ чартизма.
‘Разсматривая палату третьяго сословія, пишетъ авторъ ‘Конингсби’,— какъ палату представителей народа, а не палату представителей привилегированнаго класса, министерство и парламентъ 1831 года въ сущности допустили принципъ всеобщаго избирательства. Съ этой точки зрнія цензъ въ 10 фунтовъ былъ произвольнымъ, неразумнымъ и не политическимъ ограниченіемъ. Онъ, правда, имлъ достоинство простоты, но это достоинство имла и конституція аббата Сізса. Но его приняли и необходимымъ результатомъ былъ чартизмъ’. Взамнъ этого Дизраэли полагаетъ, что министры должны были-бы поставить своею задачею ‘расширеніе и перестройку третьяго сословія’, не искать ‘простоты элементовъ при новой постройк’, но, ‘напротивъ, должны были-бы стремиться къ комбинаціи разнообразныхъ и измнчивыхъ матеріяловъ’. Въ такомъ случа ‘къ общественнымъ классамъ государства прибавился-бы новый классъ, не мене многочисленный, какъ тотъ, который уже существуетъ, и обладающій привилегіями не мене важными, смутное-же выраженіе ‘народъ’ осталось-бы тмъ, что оно въ самомъ дл есть,— терминомъ натуральной философіи, а не политической науки’. Нельзя не сказать, что и этотъ политическій проектъ въ достаточной мр смутенъ, хотя, можетъ быть, Дизраэли и намренно сдлалъ его такимъ.
О политической жизни Англіи посл реформы Дизраэли отзывается рзко, а онъ зналъ ее достаточно близко по опыту и по наблюденію, чтобы въ этомъ случа отзывъ его можно было считать въ извстной мр врнымъ.
‘Два года, послдовавшіе за реформою палаты общинъ, заключаютъ много поучительнаго для молодыхъ людей. Едва-ли возможно, чтобы эти молодые люди оставили изученіе лтописей этихъ годовъ безъ глубокаго отвращенія къ политическимъ интригамъ’.
Политикъ-романистъ среди традиціонно-конституціонной Англіи противопоставлялъ очень безцеремонно парламентскому интриганству ‘короля на престол, свободнаго отъ предразсудковъ толпы и развратныхъ разсчетовъ подданнаго’, короля, который ‘снова становится божественнымъ въ просвщенный вкъ’. Этотъ король есть ‘единственная сила, неимющая сословныхъ симпатій’, тогда какъ себялюбивая аристократія и остальное большинство склонны къ ‘сословному законодательству’. ‘Палата общинъ, говоритъ Конингсби въ роман того-же имени, — есть палата немногихъ, государь есть государь всхъ. Истинный руководитель народа есть личность, сидящая на трон’.
Рядомъ съ этимъ возвеличеніемъ королевскаго принципа Дизраэли указываетъ, что представительныя собранія не суть ни необходимые, ни единственно-возможные органы общества. ‘Представительство не заключается въ парламент ни по необходимости, ни въ существенныхъ чертахъ, парламентъ не засдаетъ въ настоящую минуту и между тмъ нація иметъ представителей какъ высшихъ, такъ и мельчайшихъ своихъ интересовъ. Ни одно неудовольствіе не ускользаетъ отъ вниманія и отъ исправленія… Общественное мнніе теперь стоитъ выше всего и выражается путемъ печати. Представительство путемъ прессы гораздо полне, чмъ представительство путемъ парламента. Послднее было счастливою мыслью боле грубаго времени, къ которому оно было превосходно приспособлено, это былъ вкъ полу-цивилизаціи, когда въ составъ политическаго общества входилъ и рабочій классъ, но въ настоящее время это представительство парламента выказываетъ многіе признаки одряхлнія. Его контролируетъ система представительства, боле могучая и боле широкая, она усвоила его обязанности и выполняетъ ихъ боле дйствительно, въ ней полемика справедливе, а часто и глубже и сознательне’. И въ другомъ мст: ‘Образованная нація отворачивается отъ несовершеннаго замщенія ея тмъ, что называется представительнымъ правленіемъ. Палата общинъ, которая поглотила вс власти государства, вроятно, падетъ боле быстро, чмъ она возникла’. И въ учрежденіи присяжныхъ Дизраэли вовсе не видлъ ‘паладіумъ’ народной свободы, напоминая, что были эпохи (при Карл II), когда судъ присяжныхъ былъ такъ-же несправедливъ, какъ судъ инквизиціи.
И въ противоположеніи тхъ ‘двухъ націй’ (именно богатыхъ и бдныхъ), борьбу между которыми онъ пытался изобразить въ ‘Сибили’, какъ характеристическую черту новаго времени, Дизраэли видитъ результатъ новыхъ культурныхъ формъ, которыя отступили отъ стародавней гармоніи между разнообразными классами. ‘Существовали-ли, спрашиваетъ онъ,— поджигатели хлбныхъ скирдъ въ періодъ, когда господствовали (въ описываемой имъ мстности) лорды-аббаты? Если-же нтъ, то почему? И почему были истреблены скирды графовъ Мэрней (землевладльцевъ новаго времени), а скирды аббатовъ были цлы?’ Потому, отвчаетъ рабочій чартистъ въ ‘Сибили’,— что на ихъ земл жили люди съ крпкимъ духомъ и съ независимою собственностью. ‘Тогда существовали свободные поселяне (yeomen), сэръ, страна не состояла изъ двухъ классовъ людей, изъ господъ и рабовъ, существовало нчто среднее между роскошью и нищетою’.
Картины нищеты рабочихъ поселенцевъ на земляхъ богатаго землевладльца, лорда Мэрней, достаточно рельефны, чтобы кто-нибудь могъ подумать теперь, что он вышли изъ-подъ пера ныншняго лорда Биконсфильда.
‘…Большія щели въ домахъ были открыты для всхъ втровъ, кривыя трубы потеряли на половину свою прежнюю высоту, гнилыя бревна, очевидно, сдвинулись съ мста, соломенныя-же крыши, во многихъ мстахъ съ дырами, открытыми и для втра, и для дождя, и потому вполн неспособныя исполнять свое первоначальное назначеніе и охранять отъ непогоды, были больше похожи на верхушку навозной кучи, чмъ на крышу дома. Предъ дверями этихъ домовъ и часто около нихъ находились открытыя канавы со всякими животными и растительными остатками, которые разлагались, вызывая болзни, или, порою, при дурномъ проведеніи канавъ, образовывались грязныя ямы или лужи стоячей жидкости, между тмъ какъ концетрированный растворъ всякаго рода растворяющейся грязи просачивался сквозь сосднія стны и сквозь почву и пропитывалъ ихъ’.
Дале онъ описываетъ комнату въ этихъ лачугахъ, гд ‘цлая семья, какъ-бы она ни была многочисленна, спитъ вмст, безъ различія возраста, пола или болзни’, гд мать мучается въ родахъ, вызывая къ жизни ‘новую жертву нашей беззаботной цивилизаціи’, а рядомъ отецъ лежитъ въ тиф, который влитъ въ его жилы его зараженнымъ жильемъ и жертвою котораго вскор сдлается, можетъ быть, его новорожденный ребенокъ’. Дизраэли описываетъ, какъ землевладльцы стараются согнать съ своей земли нищее и больное населеніе, какъ приходы длаютъ всевозможныя затрудненія къ пріему возвращающихся въ нихъ бездомныхъ работниковъ, какъ имъ приходится къ длинному рабочему дню присоединять еще долгое путешествіе утромъ на работу, а вечеромъ въ ‘ту грязную лачугу, которая позорила названіе дома… Въ этотъ домъ, гд гнздилась малярія и около бднаго очага котораго собирались иные гости, кром семьи, истощенной трудомъ: и горячка всхъ формъ, и блдная чахотка, и изнурительная и перемежающаяся лихорадка,— въ этотъ домъ возвращался, окончивъ работу на широкихъ поляхъ ‘веселой Англіи’, мужественный британецъ-крестьянинъ и встрчалъ самыя трудныя болзни, когда его тло было наимене способно противостоять имъ, когда оно, измученное трудомъ, не находило никогда поддержки животной пищи, когда онъ, промоченный насквозь бурею, не могъ перемнить своихъ мокрыхъ лохмотьевъ, и при этомъ единственнымъ топливомъ у него были обломанные втромъ въ лсу сучья и деревья’.
Дизраэли описываетъ и біографію ребенка — Чортовой пыли (Devils-dust), который вышелъ изъ этой среды. Мать вернулась на фабрику какъ могла скоре посл рожденія ребенка, оставляя его весь день на попеченіи старухи за три пейса (около 10 копеекъ) въ недлю. Старуха давала ему дешевое сонное питье, которое ‘доставляло этимъ невиннымъ существамъ краткое ощущеніе сладостей жизни и успокоивало ихъ, приготовляя ихъ къ спокойствію близкой могилы. Дтоубійство, замчаетъ онъ.— практикуется въ Англіи въ такихъ-же широкихъ размрахъ и такъ-же легально, какъ и на берегахъ Ганга… Но начало жизни иногда разрушаетъ, даже въ самыхъ нжныхъ своихъ фазисахъ, заговоръ обще ства для уничтоженія жизни. Есть дти, которыя побдятъ и голодъ, и ядъ, и безчеловчную мать, и няньку-демона. Таковъ былъ Безъимянный, о которомъ мы говоримъ. Нельзя сказать, чтобы онъ крпнулъ, но онъ не умиралъ’. Мать его пропала, и поденная плата прекратилась. ‘Его посылали ‘играть’ на улицу, чтобъ его раздавили. Но и это средство не удалось. Хотя онъ былъ моложе и слабе всхъ другихъ въ кучк жертвъ, но Джаггернаутъ его пощадилъ для Молоха. Вс его товарищи погибли Три мсяца ‘игры’ на улиц избавили міръ отъ этого юнаго сборища, босого, полунагого и нечесанаго, возрастъ котораго измнялся отъ 2 до 5 лтъ. Иныхъ раздавили, иные пропали, иные простудились, схватили горячку, поползли на свои чердаки и въ свои подвалы, были успокоены жидкостью Годфри и мирно умерли. Безъимянный не исчезалъ. Онъ всегда увертывался отъ колесъ и лошадей и не пропадалъ. Ему не давали пищи — онъ самъ фуражировалъ и длилъ съ собаками выброски на улиц. Но онъ жилъ. Худой и блдный, онъ побдилъ даже горячку, которая была единственнымъ жильцомъ, непокидавшимъ его подвала. Онъ спалъ ночью на гнилой солом… съ кучей навоза подъ головой, съ лужей помоевъ у ногъ, но все крпко держался за единственное жилье, которое охраняло его отъ бурь’. Когда ему было пять лтъ, вс около него вымерли отъ эпидеміи. ‘Одну ночь онъ вернулся домой и увидлъ, что старуха умерла и была окружена только трупами. Ребенокъ и передъ этимъ спалъ на солом для. домъ съ покойниками, но тогда хоть кто-нибудь дышалъ около него… Онъ выбрался изъ подвала, ушелъ изъ зараженнаго квартала и посл долгихъ странствованій уснулъ около двери фабрики’. Онъ попадается въ руки Молоха промышленности и получаетъ названіе ‘Чортовой пыли’.
Дизраэли выводитъ работника-чартиста (который потомъ оказывается, впрочемъ, тайнымъ аристократомъ) и влагаетъ въ его уста, между прочимъ, слдующую рчь:
‘Когда французское дворянство объявлено было вымороче инымъ, тогда этихъ дворянъ было втрое меньше, чмъ теперь насъ, ручныхъ ткачей, между тмъ вся Европа пошла войной за ихъ обиду, вс государства собрали денегъ, чтобы помочь имъ въ ихъ бдствіяхъ, и когда они вернулись въ свою страну, она уплатила имъ громадное вознагражденіе. Кто заботился объ насъ? Кто защищалъ насъ? Но мы, по крайней мр, такъ-же мало виновны, какъ французское дворянство. Мы падаемъ и около ігасъ раздаются лишь наши собственные вздохи. Но если кто и выражаетъ сочувствіе намъ, что изъ этого? Сочувствіемъ утшаютъ бдняковъ, по богатымъ даютъ вознагражденіе’.
И въ другомъ мст:
‘Если общество, созданное трудомъ, внезапно становится независимымъ отъ этого труда (при введеніи машинъ), это общество обязано поддерживать людей, единственную собственность которыхъ составляетъ трудъ, изъ барышей той собственности, которая не потеряла своей доходности’.
Конечно, Дизраэли, согласно своей фантастической теоріи, высказывалъ, что спасеніе народа лежитъ въ содйствіи ему аристократической молодежи. ‘Единственные друзья народа, говоритъ чартистъ,— это младшіе сыновья (лордовъ), хотя они вообще находятся въ рядахъ нашихъ враговъ. Тмъ глупе съ ихъ стороны употреблять свои силы на поддержку системы, которая опирается на себялюбіе, ведетъ къ обману и которой первыми жертвами являются они сами’.— Въ другомъ мст представитель аристократической молодежи говоритъ героин романа, дочери рабочаго-чартиста: ‘Народъ не ищетъ силы, народъ никогда не можетъ имть ея. Его попытки къ воздаянію собственными средствами окончатся лишь страданіями и смутами… Новое поколніе англійской аристократіи, Сибилъ, состоитъ не изъ тирановъ, не изъ притснителей, какъ вы продолжаете думать. Они умомъ и, еще лучше, сердцемъ сознали отвтственность своего положенія. Но дло, лежащее предъ ними, не праздничное дло, не горячка поверхностнаго порыва можетъ разрушить глубоко-врытыя преграды вкового невжества и вковой преступности. Довольно, что ихъ симпатіи возбуждены, время и размышленіе сдлаютъ остальное. Они — естественные предводители народа, Сибилъ, поврьте мн, они — единственные его предводители’.
Представителями этихъ ‘естественныхъ’ и ‘единственныхъ’ предводителей англійскаго народа въ романахъ Дизраэли являются личности, въ которыхъ критика видитъ портреты его друзей по союзу ‘молодой Англіи’. И красивы-же эти политическіе дятели новаго рода! Одинъ изъ нихъ ‘не хочетъ вовсе слушать ничего о статистик’ и руководится въ своихъ мнніяхъ ‘высшими соображеніями о томъ, что сословіе крестьянъ такъ-же древне, законно и признано’, какъ ‘сословіе’ дворянства, настаиваетъ на томъ, что ‘крестьянство’ (peasantry) такъ-же неприлично называть ‘рабочими’ (labourers), какъ лорда Эверипгэма называть М-r Howard, а пляску около майскихъ шестовъ считаетъ нужнымъ сохранить ‘съ такимъ-же почтеніемъ, какъ собраніе кавалеровъ ордена Подвязки’.
Всего-же интересне обстоятельство, которое самъ авторъ признаетъ въ другихъ частяхъ романа, именно, что ‘на дл въ Англіи не существуетъ боле аристократіи, потому что превосходство въ животныхъ качествахъ составляетъ существенное качество аристократіи’. Наконецъ онъ достаточно проницателенъ, чтобы вложить въ уста героини замчаніе, что отношеніе аристократіи къ народу измнилось просто ‘потому, что въ нкоторой мр народъ созналъ свою силу’.
Тмъ не мене романъ, въ которомъ Дизраэли выказалъ себя ‘другомъ народа’, былъ na-столько восхваленіемъ аристократіи и только ея, что, по образцу тысячи романовъ, до сихъ поръ печатаемыхъ въ пошлыхъ еженедльныхъ журналахъ, продаваемыхъ за пенни, въ ‘Сибиль’ (какъ я упомянулъ выше) идеальный рабочій-чартистъ и его еще боле идеальная дочь оказываются членами древняго рода и наслдниками громаднаго имущества.
‘Вотъ вамъ признакъ бса, восклицаетъ по этому поводу ‘Westminster Review’.— Эти люди не могутъ представить себ,— и Дизраэли не можетъ этому научить ихъ, — ни могучихъ способностей, ни возвышеннаго характера вн условнаго воспитанія и дворянской крови. Не имя въ этомъ отношеніи ни малйшаго опыта, они не имютъ и понятія о тхъ благородныхъ стремленіяхъ, здравыхъ взглядахъ на вещи, о той нравственной сил, о томъ спокойномъ и стоическомъ терпніи, о тхъ горячихъ привязаннстяхъ, о томъ прирожденномъ вкус, о той незапятнанной чистот, непобдимой энергіи, о томъ неутомимомъ стремленіи къ саморазвитію, которые можно встртить въ огромномъ числ среди тхъ, которые работаютъ изъ-за насущнаго хлба, еще мене имютъ первые понятія о чудесной сил рабочаго народа противостоять искушеніямъ, передъ которыми люди высшихъ классовъ, убаюканные беззаботностью и роскошью, такъ-же безсильны, какъ Адамъ въ его ра непрерывнаго удовольствія’.
Дизраэли такъ-же не искренно относился къ народнымъ нуждамъ и бдствіямъ, которыя онъ прекрасно понималъ и умлъ врно изобразить, какъ онъ не искренно относился къ фантазіямъ своихъ друзей романтиковъ ‘молодой Англіи’. Когда онъ писалъ ‘Сибиль’, первый актъ чартизма былъ уже разыгранъ, и членъ парламента за Шрюсбэри (съ 1841 г. Дизраэли былъ представителемъ Шрюсбэри) не упустилъ употребить этотъ эпизодъ для своихъ цлей. Онъ произнесъ рчь, въ которой высказалъ ‘свою симпатію’ къ чартистамъ, представившимъ въ парламентъ свою громадную петицію. Онъ указалъ на билль о реформ 1832 г., какъ на источникъ народнаго движенія. Онъ обвинялъ новый привилегированный классъ въ томъ, что послдній, ‘занявъ высокое политическое положеніе’, не былъ ‘связанъ съ большинствомъ народа отправленіями общественныхъ обязанностей’, но пользуется властью только въ виду собственныхъ интересовъ. Онъ, словомъ, пытался и здсь утилизировать народное волненіе противъ виговъ въ видахъ собственной партіи. Затмъ, какъ-бы подтверждая мысль, высказанную въ роман, что къ бднымъ относятся лишь съ платоническою и безполезною ‘симпатіею’, ораторъ, выразивъ свою ‘симпатію’ чартистамъ, окончательно вотировалъ… противъ составленія комитета дли принятія ихъ петиціи въ соображеніе.
Впослдствіи Дизраэли достигъ власти и тогда уже вполн ясно выказалъ, на-сколько ему были дороги вс грезы ‘молодой Англіи’ и вс теплыя ‘симпатіи’, которыя онъ высказывалъ страждущему народу, наконецъ, вс теоріи союза аристократа съ простолюдиномъ. Защитникъ въ романахъ монархическаго начала, какъ единственнаго представителя націи, такъ-же ревниво наблюдалъ за ограниченіемъ прерогативъ короны, какъ и виги, и не сдлалъ ни малйшей попытки усилить эти прерогативы на-счетъ власти палаты общинъ. Противникъ въ романахъ парламентаризма и политическихъ интригъ, онъ лучше другихъ умлъ пользоваться всми изворотами политическаго интриганства въ борьб съ противниками. Поклонникъ въ романахъ католическихъ формъ богослуженія съ ихъ романтическими асоціаціями и съ ихъ дйствіемъ на массу, онъ былъ однимъ изъ самыхъ ревностныхъ противниковъ ритуализма, который пытался нарушить клерикальную рутину епископальной церкви въ направленіи боле эфектнаго культа. Что-же касается ‘друга народа’, такъ жарко стоявшаго за пожираемыхъ Молохомъ промышленности рабочихъ Англіи, то я приведу на этотъ счетъ слова его біографа:
‘Въ ‘Сибили’ онъ играетъ роль друга бдняковъ и употребляетъ вс усилія, чтобы описать страданія и несправедливости, претерпваемыя низшимъ классомъ. Далъ-ли онъ когда-либо при случа практическое доказательство искренности своихъ чувствъ?
‘Онъ осуждаетъ дурныхъ землевладльцевъ, которые ненавидятъ контракты съ рабочими. Но не онъ-ли самъ проводилъ оппозиціею противъ билля о пользованіи землею (Land Bill), цль котораго была охранить въ нкоторой степени ирландскихъ поселенцевъ на чужихъ земляхъ отъ жадности и тираніи ихъ землевладльцевъ, ненавидвшихъ контракты? Дизраэли въ роман рисуетъ отвратительнаго представителя землевладльцевъ въ лиц лорда Мэрней. Но въ дйствительной жизни Дизраэли не постыдился быть адвокатомъ англійскихъ и ирландскихъ лордовъ Мэрней.
‘Дале въ ‘Сибили’ Дизраэли выражаетъ глубочайшую симпатію къ сельскимъ рабочимъ. Но не онъ-ли самъ осмялъ и разсялъ движеніе сельскихъ рабочихъ, когда они, нсколько лтъ тому назадъ, пытались разорвать свои цпи?
‘Нельзя сказать въ его защиту, что средство, предложенное Арчемъ и его товарищами, было не средство Дизраэли. Конечно средство, предложенное Игремонтомъ (героемъ ‘Сибили’) для уничтоженія несправедливости относительно бднаго населенія, есть вра въ дворянство, какъ ‘естественныхъ’ и ‘единственныхъ’ ‘руководителей народа’. Но Дизраэли очень хорошо зналъ, какіе результаты получились отъ исполненія его совта. Съ 1845 г., когда ‘Сибиль’ была напечатана, до 1872 г. сельскіе рабочіе предоставляли себя милости ‘естественныхъ’ и ‘единственныхъ’ ‘руководителей народа’, разв кто-либо забылъ ужасныя картины положенія этихъ рабочихъ, представленныя намъ въ 1872 г.? Если же Дизраэли когда-либо дйствительно врилъ — что сомнительно — въ свои теоріи крестьянства, руководимаго и покровительствуемаго аристократіею, то открытія 1872 г. должны были разрушить эти илюзіи. Если-бы симпатіи къ бднымъ и ненависть къ ихъ притснителямъ, выраженныя имъ такъ горячо, имли сколько-нибудь реальности, онъ сталъ-бы на сторону Арчей, а не Мэрнеевъ’.
Но смшно было-бы и представить себ, чтобы могъ быть искренинимъ въ этомъ случа радикалъ, сдлавшійся тори, человкъ, который былъ первымъ мастеромъ политической интриги въ то время, какъ онъ ее такъ краснорчиво порицалъ въ своихъ сочиненіяхъ, писатель, соединявшій прославленіе самаго грубаго феодальнаго режима съ симпатіями къ рабочему классу, ораторъ, который но красня провозглаiалъ партію тори народною партіею и палату лордовъ — демократическимъ учрежденіемъ. Все это была только ‘охота за крупной дичью’.

(Окончаніе въ слд. книг).

‘Дло’, No 10, 1877

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека