Последние годы жизни Гейне, Мейснер Альфред, Год: 1858 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

0x01 graphic

СТИХОТВОРЕНІЯ изъ ГЕЙНЕ.

ПЕРЕВОДЪ
И. Семенова.

Сновиднія. Псни. Романсы. Сонеты.

ПОСЛДНІЕ ГОДЫ ЖИЗНИ ГЕЙНЕ.

(съ портретомъ автора).

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
1858.

По поводу біографіи Гейне

Послдніе годы жизни Гейне

ПО ПОВОДУ БІОГРАФІИ ГЕЙНЕ.

Современной русской публик извстенъ Гейне, извстна та степень славы, которою поэтъ пользуется въ образованномъ мір, равно какъ извстна и безвременная кончина любимца лирической музы, прекратившая тяжкія осьмилтнія страданія пвца любви и женщинъ, прекрасныхъ виновницъ ея, которымъ онъ, по выраженію Мейснера, ‘вновь соорудилъ давно разрушенный алтарь’ и на служеніи которымъ палъ жертвою высокаго страстнаго увлеченія…. Мы знакомы съ его художественнымъ талантомъ съ двадцатыхъ годовъ, когда появились его ‘Путешествія, Reisebilder’ и ‘Книга Псенъ, Buch der Lieder’, которыя произвели ршительный переворотъ въ нмецкой литератур, свергнули съ пьедестала кумиръ устарлаго суеврнаго романтизма и создали новую эпоху.

Посл Гте и Шиллера насъ особенно увлекъ за собою Гейне. Онъ подйствовалъ на насъ естественностію своего лиризма, до него небывалою. Мы увидли свои мннія, свои страсти переданными съ тою оригинальною истиною, съ какою мы ихъ сами передумали и перечувствовали. Это необъятное блаженство, которое сулитъ намъ мгновенный, неопытный, юный пылъ страстей и этотъ неминуемо слдующій за нимъ разрывъ всего, на что такъ доврчиво хотла опереться надежда — такъ грустно врны у Гейне!… Мы вмст съ нимъ тоскуемъ о падшей погибшей крас. Какъ будто какой-то адскій злой духъ разрушаетъ вс милыя взлелянныя созданія нашей души…. Словомъ, насъ увлекъ за собою Гейне, какъ увлекъ онъ всю Германію, и мы слдили за всмъ любопытнымъ, касающимся этого писателя.

Нужно однакожъ замтить, что статьи о немъ, помщенныя въ заграничныхъ журналахъ, большею частію, противорчатъ одн другимъ, будучи вызваны партіями, которыя обыкновенно пристрастны: одн въ семъ случа вредятъ истин дла своею излишнею привязанностію къ таланту, другія — своею ненавистью. Это, какъ всегда, продолжается до тхъ поръ, пока критика не уравновсить разностороннія мннія. Обыкновенно упрекаютъ Гейне въ томъ, что въ его поэзіи преобладаетъ характеръ отрицанія, характеръ разрушенія прекраснаго, что онъ начнетъ свою пснь волшебными аккордами, уносящими насъ въ лучшій міръ, въ міръ сбывшихся надеждъ и неисчерпаемыхъ наслажденій, въ царство вчной гармоніи, а кончитъ диссонансомъ.

Вообще до сихъ поръ нтъ ни дльнаго критическаго разбора произведеній Гейне, ни полной отчетливой его біографіи. Изъ иностранныхъ періодическихъ изданій мы знаемъ только, что Гейнрихъ Гейне родился въ Дюссельдорф, 12-го декабря (31-го ноября) 1799-го года, что онъ еврейскаго происхожденія, сынъ небогатаго торговца, воспитаніе получилъ христіанское, обучался сперва у католическаго священника, а потомъ въ дюссельдорфскомъ лице, пробылъ дв недли въ контор гамбургскаго банкира, но, не имя охоты къ коммерческому длу, оставилъ ее и посвятилъ себя наукамъ, посщалъ лекціи юридическаго факультета въ Бонн, Берлин (гд слушалъ онъ Гегеля) и Гттинген, сдалъ въ послднемъ экзаменъ на доктора правъ, 25-ти лтъ отъ роду принялъ христіанскую вру (лютеранскаго исповданія), былъ въ близкихъ сношеніяхъ почти со всми европейскими знаменитостями, больше жилъ въ Париж, женился въ 1зн-мъ году на Француженк, написалъ значительное число художественныхъ произведеній {Вотъ въ хронологическомъ порядк сочиненія Гейне: ‘Собраніе Стихотвореній, Gedichte’ (1822), ‘Альмансоръ’, ‘Радклифъ’ (трагедіи) и ‘Лирическая Интермедія, Lyrisches Intermezzo’ (1823), ‘Путешествія, Reisebilder’, 4 тома (1826 и 1827, 4-е изд. 1850), ‘Кальдорфъ о Дворянств, Kahldorf ber den Adel in Briefenanden Grafen von Moltke’ (1831), ‘Прибавленіе къ новой исторіи нмецкой изящной литературы, Beitrge zur Geschichte der neuern schnen Litteratur in Deutschland’, 2 тома (1833), ‘Салонъ, der Salon’, 4 тома (1835, 1840 и 1849), ‘Романтическая школа. Romantische Schule’ (1836), ‘женщины въ твореніяхъ Шекспира. Shakcspear’s Mdchen und Frauen mit Erluterungen (1839), ‘ОБрне, Uber L. Brne’ (1840), ‘Новыя Стихотворенія, Nene Gedichte’ (1844), ‘Германія, Зимняя сказка, Deutschland. Ein Wintermreben’ (1844), ‘Атта Тролль. Сонъ въ лтнюю ночь, Atta Troll. Ein Sommernachtstraum’ (1847), ‘Романцеро, Книга Романсовъ, Romanzero’ (1851) и ‘Докторъ Фаустъ, Doctor Faust. Ein Tanzpom’ (1851).}, заболлъ опасно въ 1817-мъ году размягченіемъ спиннаго мозга и умеръ 17-го (5-го) Февраля 1855-го года, въ столиц Франціи, въ которой похороненъ на Монмартрскомъ Кладбищ. Вотъ и вс біографическія о немъ свднія, не много разв подробне. Общаны ‘Записки’ о жизни поэта, собираемыя Майеромъ, но он врядъ ли выйдутъ въ свтъ при жизни вдовы Гейне.

При этихъ обстоятельствахъ и при сочувствіи, которое иметъ къ таланту и личности Гейне германская публика, можно понять тотъ энтузіазмъ, съ какимъ была ею принята книга Альфреда Мейснера {Альфредъ Мейснеръ, нмецкій поэтъ, извстный многими замчательными произведеніями, какъ-то: ‘Циска, Ziska’, поэма, ‘Сынъ Атта Тролля, Solin des Atta Troll’, стихотвореніе, жена Урія, Das Weib des Urias’, ‘Регинальдъ Армстронгъ или Міръ Денегъ’, трагедіи, и ‘Собраніе Стихотвореній, Gedichte’. Его стихотворенія отличаются богатствомъ живыхъ описаній и пламенныхъ образовъ и своимъ стремительно увлекающимъ паосомъ. Они невольно очаровываютъ своею формою и вообще мастерски обработаны.— Мейснеръ родился въ Теплиц!5-го октября 1822-го года, слушалъ въ прагскомъ университет курсъ медицинскихъ наукъ, и въ 1846-мъ году получилъ степень доктора медицины. Въ 1847-мъ году онъ пріхалъ въ Парижъ, познакомился съ Гейне, пробылъ въ этой столиц весь годъ, потомъ былъ въ ней еще три раза, до 1854 года, часто навщалъ больнаго поэта и былъ принятъ имъ въ тсный кругъ его искреннихъ друзей.}, появившаяся въ прошломъ году, подъ заглавіемъ: ‘Heine. Erinnerungen, Воспоминанія о Гейне ‘(Гамбургъ. 1856). Объ этомъ энтузіазм первою увдомила насъ прошлогодняя октябрьская книжка ‘Отечественныхъ Записокъ’.

‘Воспоминанія’ Мейснера тмъ боле любопытны, что въ нихъ онъ, по его собственнымъ словамъ, ‘старался пролить свтъ на настоящій характеръ Гейне, самъ по себ загадочный и, сверхъ того, затемненный и обезображенный въ истолкованіяхъ его — людьми, незнавшими хорошо поэта или дйствовавшими ложно — съ намреніемъ’.

Увренный, что эти ‘Воспоминанія’ не мене могутъ быть интересны и для отечественной публики, я заимствовалъ изъ нихъ все, относящееся до характеристики Гейне и прилагаю этотъ очеркъ къ первому моему опыту перевода произведеній знаменитаго нмецкаго поэта — ‘Сновидніямъ, Traumbilder’, ‘Пснямъ’, ‘Романсамъ’ и ‘Сонетамъ’.

И. Семеновъ.

Санктпетербургъ, 25-го сеатяря 1857-го года.

ПОСЛДНІЕ ГОДЫ ЖИЗНИ ГЕЙНЕ.

(Изъ ‘Воспоминаній’ А. Мейснера).

ОТДЛЪ ПЕРВЫЙ.

1847.

I.

Я познакомился съ Гейне въ Феврал 1847-го года. Онъ нисколько еще не былъ разстроенъ болзнію. Правда, правый глазъ его, вслдствіе паралича, уже закрылся, но другіе слды пораженія не были особенно замтны въ его лиц. О наружности его надобно сказать, что онъ былъ очень хорошъ собою. Лобъ его былъ высокій и широкій, носъ тонкій и благороднаго очертанія, пріятно сформированный ротъ оттнялся бородою. Въ ней кое-гд уже проглядывала сдина, между тмъ, темнорусые волосы на голов, довольно длинные, были густы и вовсе не намекали на старость. Обыкновенное выраженіе въ его лиц — была тихая мечтательная грусть, но когда онъ начиналъ говорить или длалъ движеніе, тогда черты его вспыхивали неожиданною энергіею и на устахъ внезапно мелькала рзкая, почти можно сказать, демонская улыбка. Онъ тогда еще довольно крпокъ былъ ногами и могъ безъ труда пройдти пшкомъ довольно большое разстояніе, отъ предмстья Пуассоньеръ, гд онъ жилъ, до кабинета для чтенія въ Пале-ройял, куда онъ отправлялся читать газеты.

Ему тогда было 18 лтъ отъ роду. Болзнь его, достигшая впослдствіи такихъ обширныхъ размровъ, произошла, по видимому, отъ причинъ, которыя сами-по-себ маловажны. Храбрый воинъ, окрплый въ бояхъ, которому цлая сотня сраженій были нипочемъ, слегъ въ постель отъ небольшой семейной непріятности. Однакожъ параличное пораженіе его организма было такъ сильно, что сразу же видно было, что это долго ли коротко окончится его смертью. Онъ здилъ лечиться на Баньерскія воды, въ Пиренеи, и за годъ до моего съ нимъ знакомства возвратился, не получивъ облегченія въ своемъ недуг. Онъ обратился къ совту парижскихъ врачей — такой же успхъ.

Не смотря на то, поэтъ сохранилъ прежнее веселое расположеніе духа, любилъ видть вкругъ себя общество, былъ какъ всегда любезенъ, шутилъ, смялся, острилъ. Страданіе, потрясшее его организмъ, не коснулось его духа, который, свободный отъ немощи, продолжалъ работать внутри утлой хижины, не заботясь скоро ли обрушится кровля.

Счастіе еще для Геіне, что при этой печальной грозившей ему будущности, обстоятельства его были, хотя не блестящія, покрайней мр удовлетворительныя и что у него была добрая попечительная жена.

Судя по портрету г-жи Гейне, писанному масляными красками и висвшему на стн въ ея комнат, она въ свое время была очень не дурна: когда я увидлъ ее впервые, слды красоты ея еще сохранились, исключая только то, что она, повидимому, пополнла противу прежняго, и отъ того портретъ начиналъ терять сходство съ нею. Г-жа Гейне мн показалась существомъ самаго безпечальнаго, самаго наивнаго нрава, какой мы видимъ у нкоторыхъ дтей. Этотъ нравъ остался у ней, невзирая на зрлость возраста и всевозможныя испытанія, необходимыя слдствія парижской жизни. Осох бенности эти были замтны у ней при быстромъ переход отъ смха къ слезамъ и отъ шутокъ къ состраданію. Она могла X проливать горькія слзы, оплакивая мрачную судьбу своего мужа, и тотчасъ же отирать эти слзы, при первомъ постороннемъ обстоятельств, помшавшемъ ей плакать.

Дтей у нихъ не было.

Не могу объяснить, что способствовало тому, что Гейне въ такое короткое время такъ сблизился со мною и включилъ меня въ небольшой кружокъ своихъ друзей. Я посщалъ Парижъ четыре раза, однажды пробылъ въ немъ почти весь годъ, и въ продолженіе этого времени не проходило двухъ дней, чтобъ я не навстилъ поэта. Уважая его прежде, какъ писателя, за его талантъ, я полюбилъ его посл, какъ человка, за доброту его души, многими отрицаемую.

II.

Квартира, которую въ Париж нанималъ Гейне, убранствомъ своимъ далеко уступала роскоши отелей французскихъ авторовъ второй и даже третьей степени. Она состояла изъ трехъ небольшихъ комнатъ въ третьемъ этаж, гарнированныхъ довольно скромно. Окна выходили на тсный и неслишкомъ свтлый дворъ. Каминъ, какъ обыкновенно, былъ обложенъ блымъ мраморомъ. Надъ нимъ висло широкое зеркало. Еще можно упомянуть о часахъ въ фарфоровомъ футляр, стоявшемъ между неизбжно встрчаемыми во Франціи цвточными вазами съ искусственными цвтами. Они были самымъ замчательнымъ украшеніемъ жилища. Больше ничего нельзя сказать объ этомъ помщеніи, если исключить оту сюда рябую служанку, арапку, повязанную пестрымъ шелковымъ платкомъ и отворявшую двери, да попугая, котораго пронзительный крикъ по временамъ слышался изъ комнаты

Здсь кстати я долженъ упомянуть о нкоторыхъ близкихъ знакомыхъ и друзьяхъ Гейне. Это были нмцы и французы, отчасти писатели, но больше простые смертные, безъ всякой претензіи на внки и всемірную славу. Гейне, живя продолжительное время въ Париж и пользуясь первоклассною извстностью, былъ въ связяхъ почти со всми европейскими знаменитостями: но кругъ искреннихъ его друзей, часто и безъ особеннаго этикета посщавшихъ его, былъ ограниченный.

Почти ежедневно бывала у Гейне г-жа А*., пансіонская подруга г-жи Гейне, прозванная имъ ‘пламенноокою Элизою’. Это была истая парижанка: черноволосая, съ черными глазами и, вдобавокъ — кокетка. Мужъ ея занимался мелочною торговлей. Маленькая дочь г-жи А*., Алиса, была крестница у поэта. Онъ любилъ ее безъ памяти. По г-ж А*., былъ принятъ въ дом у Гейне и почтенный супругъ ея, какъ онъ ни дисгармонировалъ съ остальнымъ обществомъ: крайняя безцеремонность этого господина часто оскорбляла чувствительность Гейне. Вмст съ г-жею А*., прізжала и прелестная Женни. Она смотрла за маленькою Алисою, здила съ нею въ карет прогуливаться и отвозила ее домой, когда г-жа А*., оставалась поздно вечеромъ. Ее любилъ поэтъ за ея прекрасные глаза и быструю, неожиданную и сверкавшую умомъ находчивость.

Къ этому обществу, отличавшемуся чисто французскимъ типомъ, принадлежалъ одинъ нмецъ, еврейскаго происхожденія. Онъ жилъ долгое время въ Париж, изучилъ этотъ городъ вдоль и поперегъ и былъ полудипломатъ, полуфинансовый человкъ и вообще, какъ говорится, человкъ плавовъ и спекуляцій, тонкій, звавшій людей. Онъ помогалъ Гейне въ биржевыхъ длахъ, въ которыя поэтъ иногда вдавался. Гейне окрестилъ его Кальмоніусомъ, въ воспоминаніе извстнаго еврея Кальмоніуса, бывшаго при двор Фридриха-Великаго. Поэтъ, шутя, говорилъ, что его другъ иметъ чрезвычайно много общаго съ историческимъ Кальмоніусомъ: т же качества знаменитаго спекулянта: прозорливость, оборотливость, неисчерпаемая изобртательность средствъ и пессимистскій взглядъ на міръ.

Насчетъ историческаго Кальмоніуса разсказывалъ Гейне, что этотъ знаменитый спекулянтъ былъ въ близкихъ отношеніяхъ со Старымъ-Фрицемъ и въ подтвержденіе этого охотно повторялъ одинъ анекдотъ, который — если онъ справедливъ — служитъ очень утшительнымъ доказательствомъ дружественнаго расположенія, существовавшаго между обоими ветеранами, расположенія, которому не препятствовали различіе въ свтскомъ ихъ положеніи, происхожденіи и религіозныхъ понятіяхъ. Однажды по утру, когда Кальмоніусъ лежалъ еще въ постели, слышитъ онъ, что его кто-то кличетъ на улиц. Воинственные звуки смшиваются съ этимъ зовомъ. Онъ, какъ былъ, въ рубашк, подбжалъ къ окну. И что же онъ увидлъ? По среди рыночной площади, по среди толпы народа, детъ верхомъ Старый-Фрицъ, окруженный своимъ многочисленнымъ штабомъ, и, кланяясь Кальмоніусу, машетъ ему шляпой: ‘Прощай, до свиданья, Кальмоніусъ! Я ду на Семилтнюю Войну’.

Гейне любилъ своего Кальмоніуса, который былъ въ тсныхъ сношеніяхъ съ нимъ уже нсколько лтъ, но бдный неисторическій спекулянтъ имлъ въ своемъ друг слишкомъ взыскательнаго кліента. Капризный, какъ ребенокъ, Гейне несказанно радовался каждому удавшемуся предпріятію и наоборотъ выходилъ изъ себя и даже несправедливо возлагалъ всю вину на Кальмоніуса, когда операціи были безуспшны. Наконецъ при одной лопнувшей спекуляціи Кальмоніусъ окончательно потерялъ право на расположеніе своего друга. Бдный Кальмоніусъ! Я свренъ, что будь это въ его вол, онъ сдлалъ бы поэта покрайней мр милліонеромъ, — разумется, не забывъ при этомъ и себя.

Тоже и гомеопатъ докторъ Р. отъ времени до времени навщалъ Гейне. Поводомъ къ ихъ знакомству былъ одинъ довольно забавный случай. Гейне съ женою своею возвращался обратно въ Парижъ изъ путешествія въ южную Францію. На пути захали они въ Ліон къ віолончелисту Эрнсту, съ которымъ они были знакомы еще въ столиц. На другой день артистъ, провожая ихъ, попросилъ отвезти въ подарокъ пріятелю его, одному парижскому врачу, колоссальную ліонскую колбасу, привлекательно обернутую въ листовое олово и извстную какъ лакомая закуска. Гейне взялся исполнить порученіе. Тогда по этому пути не было еще желзной дороги. зда въ экипаж, на лошадяхъ, тянулась что-то слишкомъ медленно, и г-жа Гейне проголодалась. Что было естественне, какъ отрзать ломтикъ колбасы? Г-жа Гейне, отвдавъ ея, нашла, что закуска превосходная: поэтъ тоже попробовалъ-и тоже убдился, что колбаса несравненная. Поздка продолжается слдующій весь день, колбаса ломтикъ за ломтикомъ исчезаетъ и когда супруги, наконецъ, достигли Парижа, — странное обстоятельство: отъ знаменитаго ліонскаго гостинца остался крошечный кусочекъ. Тутъ только замтилъ Гейне, какъ онъ исправно исполнилъ порученіе. Что было длать? Онъ отрзалъ отъ этого кусочка бритвою тончайшій, совершенно прозрачный ломтикъ и вложилъ его въ конвертъ, вмст съ запиской слдующаго содержанія:

Милостивый Государь!

Вы своими изслдованіями доказали, что милліонныя частички производятъ огромнйшія дйствія. Примите же посылаемую при семъ милліонную часть ліонской колбасы, салами, данной мн г. Эрнстомъ для передачи вамъ. Если какимъ бы то ни было образомъ ученіе гомеопатіи истинное, то частица эта будетъ имть тоже самое дйствіе, какъ и цлая колбаса.

Вашъ, и проч.

Изъ числа знаменитыхъ французовъ, часто посщавшихъ Гейне, упомяну о Гектор Берліоз {Гекторъ Берліозъ (Berlioz) — французскій композиторъ, прославившійся своими пьесами: ‘Сарданапалъ, Sardanapal’, ‘Король Лиръ, Le roi Lear’, ‘Робъ-Рой, Rob Rоу’, ‘Ромео и Юлія, Romeo et Juliette’, ‘Фантастическая Симфонія, Sinfonie fantastique’, и проч. Примч. Перев.}, Теофил Готье {Теофиль Готье (Gautier) — французскій поэтъ, путешественникъ и критикъ по части изящныхъ искусствъ. Примч. Перев.} и несчастномъ Жерар де Нервал. Послдній — нжное мягкосердечное существо, особенно любилъ нмецкую литературу и даже занимался ею больше, нежели французскою. Онъ перевелъ ‘Фауста ‘Гте на французскій языкъ, описалъ въ книг ‘Лорелей’ свое путешествіе по Рейну и въ своей драм ‘Буркгартъ’ ‘ выставилъ героемъ — нмецкаго студента. Онъ помогалъ Гейне переводить ‘Книгу Псенъ’ на французскій языкъ и былъ имъ очень любимъ. Нерваль былъ мечтательная голова и не такъ, какъ его земляки, неумлъ спекулировать въ литературномъ промысл. Онъ трудился безъ устали и, какъ нужда ни прижимала его, низачто не соглашался продавать сочиненіе прежде, пока оно не было вполн готово и очищено. Всмъ извстно, какъ онъ кончилъ! Въ февральскую ночь, въ мятель, въ одномъ фрак, безъ копйки въ карман, не имя возможности выкупить свой плащъ изъ ломбарда, вбжалъ онъ въ страшную улицу Стараго фонаря и тамъ петлею прекратилъ жизнь. Всть о его смерти была послднимъ ударо гь для я Гейне. И меня она жестоко поразила: я тоже зналъ хорошо Жерара де Нерваля: неразъ мы съ нимъ прогуливались, неразъ сиживали, толкуя о томъ о семъ въ кафе ‘Du divan Lepellelier!

III.

Въ начал мая того же года, Гейне перехалъ изъ улнцы Пуассоньръ на дачу въ Монморанси. Стукъ экипажей и шумъ народа въ тсныхъ улицахъ города слишкомъ раздражали его нервы и стали для него невыносимы. Ему надобны были свжій воздухъ, спокойствіе и тишина. Г-ж Гейне понравился въ Шатеньере очень хорошенькій домъ съ тнистымъ садомъ, и семейство поэта тотчасъ же туда перебралось.

Монморанси, находящееся неподалеку отъ Парижа, было во времена Жанъ-Жака Руссо почти не больше какъ глушь. Теперь оно, вслдствіе проходящей тамъ сверной желзной дороги, застроено и даже придвинулось къ самой застав города. Въ Монморанси — предмстьи можно при комфорт наслаждаться, дыша лснымъ воздухомъ и прогуливаясь по зеленому ковру луговъ. зда по желзной дорог продолжается всего пятнадцать минутъ: Монмартръ, Форты, Сенъ-Дени съ его королевскими гробницами быстро пролетаютъ мимо, не успли оглянуться, и вы въ Ангіен.

Въ Ангіен находится небольшой паркъ съ довольно широкимъ прудомъ, посщаемымъ парижанами, прізжающими кататься на немъ въ маленькихъ парусныхъ лодочкахъ. Каждое воскресенье здсь студенты и гризетки производятъ опыты судоходства, которые при излишней вольности шутокъ первыхъ очень часто оканчиваются опрокинутіемъ крошечныхъ судовъ. Живописныя дачи разсяны окрестъ между купами деревьевъ. Изъ оконъ тамъ и сямъ выглядываютъ хорошенькія головки, везд зеленются поля и У роскошные виноградники, везд видны пестрыя группы гуляющихъ и вообще вся мстность иметъ привлекательную кокетливую наружность.

Изъ Ангіена желзная дорога поднимается въ гору, искривляясь и пробгая между виноградными садами. Передъ вами направо и налво раскидывается великолпный сельскій видъ. Блые, выштукатуренные снаружи домики прячутся въ кущи вишневыхъ деревьевъ, синія струйки дыма поднимаются изъ цвтущей зелени тамъ, гд казалось нтъ никакого жилья. Спокойные очерки горъ, тянущихся цпью, ограничиваютъ горизонтъ, и въ синев дали вы видите на обширномъ пространств городъ Парижъ, который блется и сверкаетъ, какъ оцпенвшее зеркало моря.

Собственно Монморанси — небольшой городъ, лежащій на вершин горы и отличающійся своею мостовою, которая надляетъ слишкомъ неосторожными толчками прозжающаго. У воротъ каждой гостинницы, которыхъ тамъ такое множество, стоятъ ручные ослы съ красными чапраками и старомодными сдлами. Сюда въ воскресные и праздничные дни назжаютъ изъ Парижа коммисы, конторщики и магазинщицы, длающіе рдкіе успхи въ искусств здить верхомъ на этихъ животныхъ. Неподалеку отъ Монморанси тянется довольно длинною полосою кустарникъ, инд прерываемый отдльно стоящими столтними дубами, многочисленныя дачи, окруженныя садами, разсяны по живописнымъ равнинамъ. По ночамъ въ душистой бузин свищутъ соловьи.

Омнибусъ, ходящій изъ Ангіепа въ Монморанси, останавливался почти каждое воскресенье у дачи Шатеньер, высаживая цлую труппу гостей, спшившихъ навстить своего Гейне. Чаще другихъ прізжали Александръ Вейль, Гейнрихъ Зейффертъ и Альфонсъ Ройе, съ женою. Мы находили Гейне расположившимся на вольномъ воздух, съ папкою и карандашомъ въ рук, пишущимъ стихотворенія. Попугай г-жи Гейне тоже не былъ забытъ въ город, клтка его стояла на окн. Каждый разъ, когда слышался колокольчикъ у садовой калитки, онъ привтствовалъ приходящихъ своимъ громкимъ: Bon jour! Большая комната въ нижнемъ этаж служила столовою. На изящно накрытомъ стол всегда вы находили исполинскій букетъ хивтовъ, передъ каждымъ приборомъ стоялъ цлый арсеналъ рюмокъ для мадеры, медоку и сотерну, и вытягивался тончавый бокалъ для шампанскаго. Не торжество ли, находиться въ прохладномъ тнистомъ павильон, быть обдану запахомъ душистыхъ акацій, сидть напротивъ француженокъ съ прекрасными глазами и имть своимъ собсдникомъ — Гейне!

Хозяинъ, позабывъ на минуту въ кругу друзей свои страданія и боле и боле очаровываясь милою болтовнею прекрасныхъ женщинъ, былъ неисчерпаемъ въ шуткахъ и остротахъ: он летли ракетами во вс стороны. Въ числ гостей находилась со сбоямъ мужемъ г-жа Ф., нмка, давно знакомая Гейне, веселая и все еще очень хорошенькая. Она посл продолжительнаго отсутствія только-что возвратилась въ Парижъ. Обрадованный встрчею съ нею и припоминая минувшіе счастливые дни, больной нашъ помолодлъ. Толковали о прошломъ, и хорошенькая гостья упрекнула поэта въ непостоянств, съ какимъ онъ переносился отъ одной замчательной своею наружностью женщины къ другой.

‘Что же прикажите длать?’ — возразилъ Гейне: ‘Женскій идеалъ чрезвычайно трудно встртить. Рдкая красота и рдкая добродтель въ прелестномъ пол — почти никогда побываютъ вмст, и отъ того не остается никакого другаго средства, какъ собирать прекрасныя женскія качества по частямъ. Принимаешься искать: ищешь, ищешь, напослдокъ нашелъ: дйствительно, превосходное сердце, и вншность тоже какъ не льзя лучше, но опять бда: цвтъ волосъ никакъ не подходитъ подъ наши понятія о красот. У этой — восхитительный лобъ, у той — превосходный ростъ, у третьей — миленькій носикъ, у четвертой — очаровательная ножка, у пятой — глаза сверкающіе страстью, неизмримою какъ море. Одна улыбается какъ сама радость, но танцуетъ отвратительно: другая изящно лорнируетъ, а посмотришь ближе, и выйдетъ, что все это одно пустое Фиглярство. Въ этомъ случа про женщинъ можно сказать тоже самое, что про кафе-рестораны: въ одномъ найдешь всевозможные газеты и журналы, но дурное вино, въ другомъ вино хорошо, но жесткіе диваны, наконецъ, въ третьемъ превосходные мягкіе диваны, но нечего читать и нечмъ утолить жажду. Хочешь не хочешь, а долженъ переходить изъ одного кафе въ другой, не находя удобнаго пріюта. Такъ случается встрчать иную красавицу, бывшую владычицей нашего сердца въ теченіи цлаго полугода: форма ея красиваго ушка такая, какой другой не съищешь на этомъ свт, по душа — черная измнническая…’

Г-жа Ф. улыбнулась и ударила хозяина зонтикомъ по рук: послднею фразой онъ намкалъ на нее. Вслдъ затмъ сли за столъ. Обдъ тянулся довольно долго и разговоръ былъ самый оживленный.

‘Кто съ вами здитъ, показываетъ вамъ Парижъ?’ — обернувшись, спросилъ Гейне у своей сосдки.

— Добрый П.— отвчала дама, и назвала одного довольно извстнаго композитора.

‘Какъ не льзя лучше!’ — замтилъ поэтъ. ‘Это по крайней мр удержитъ его на нсколько времени отъ обязанности писать плохія композиціи. Когда, не такъ давно тому назадъ, вашъ добрый П. давалъ въ Валентинскомъ-Зал свою симфонію, явились туда заговорщики, которые хотли порядкомъ освистать это музыкальное произведеніе. Они положили привесть это въ исполненіе при заключеніи финала пьесы. Но заговорщики, составляя свой планъ, упустили изъ виду настоящій характеръ произведеній этого маэстро. Это обстоятельство и было причиною того, что когда отдльныя мста пьесы сдлались невыносимо длинны — вс заговорщики таинственно одинъ за другимъ удалились изъ зала, такъ-что въ немъ, напослдокъ, остались — одни только пріятели композитора, которые и аплодировали своему другу’.

Когда смхъ прекратился, Гейне спросилъ у дамы: ‘Но что же вы намрены прежде всего смотрть?’

— Пока еще ничего настоящаго не ршено — сказала дама. Но К. хотла захать за мною въ своемъ экипаж, около 12-ти часовъ.

‘К.?’ — воскликнулъ Гейне. ‘О, моя прекрасная Ф.! Позвольте вамъ услужить совтомъ: не показывайтесь вы въ экипаж этой дамы: это все равно, что прохать сквозь строй?’

— Я теперь припоминаю — прибавила г-жа Ф., немного смшавшись: мы хотли хать смотрть Пантеонъ.

‘Пантеонъ?’ — снова воскликнулъ поэтъ: ‘что станетъ длать въ Пантеон ваша К.? Ваша К. сама пантеонъ, гд покоятся великіе люди.’

IV.

Монморанси, можно сказать, обезсмертенъ пребываніемъ великаго человка, который провелъ въ немъ значительную часть своей жизни. При посщеніи этого мста невольно приходитъ на мысль, что въ этой самой деревушк, окруженной рощами, писалъ Жанъ-Жакъ Руссо {Жанъ-Жакъ Руссо (Jean-Jacques Rousseau) — знаменитый французскій писатель XVIII-го вка, извстный какъ своими сочиненіями, такъ и своею странною судьбою, отшельнической жизнію и страстью къ перемн мстъ. Онъ учился въ пансіон, потомъ въ семинаріи, а также у гравера граве, нему искусству, былъ и домашнимъ учителемъ и учителемъ музыки и секретаремъ, занимался ботаникой и, какъ Діогенъ, носилъ уродливый костюмъ, жилъ то въ Турин, то въ Лозанн, то въ Невшател, то въ Страсбург, то въ Венеціи, то на остров Петра (нын островъ Руссо), то переселился въ Англію и купилъ, неподалеку отъ Лондона, загородный домъ. Онъ родился въ Женев, 29-го іюня 1712-го года, умеръ въ Эрменвил, 3-го іюля 1778-го года, какъ думаютъ, добровольною смертію. Отецъ его былъ бдный, но образованный ‘часовыхъ длъ мастеръ. Кром упомянутыхъ литературныхъ произведеній: ‘Эмиля, Emile’, ‘Исповди, Confessions’, ‘Новой Элоизы, Nouvelle Hloise’ и ‘Писемъ къ Даламберту, Lettre Mr. d’Alembert, sur son article Gen&egrave,ve’, извстны его разсужденія: ‘О новой музык, Dissertations sur la musique moderne’, ‘O вліяніи искусствъ и наукъ на нравы, Discours sur la question: Le rtablissement des sciences et arts а-t-il contribuer epurer ou corrompre les moeurs’, ‘О политической экономіи, Discours sur l’conomie politique’, ‘О ботаник, Lettres sur la botanique’ и пр. Примч. Перев.} своего ‘Эмиля’, ‘Исповдь Савоярскаго Викарія’, ‘Новую Элоизу’ и ‘Письма къ Даламберту’, лучшія свои сочиненія. По его собственнымъ слогамъ, онъ на пустынныхъ вершинахъ Монмаранси преобразовался и чувствовалъ въ себ боле прекраснаго и великаго, нежели посл, въ остальное время жизни, тамъ у него на плечахъ были крылья и ногами онъ едва касался земли. То было время его драгоцннйшихъ стремленіи, его горячихъ трудовъ, его кратковременнаго, но величайшаго блаженства. Вскор потомъ бдный Руссо пустился въ свое горестное странствованіе, оканчивающееся не прежде, какъ на остров Петра.

Прибывъ въ Монморанси, спросилъ я у нищаго, стоявшаго на дорог, гд находится пустыня Руссо. Онъ указалъ мн клюкою туда, гд изъ за цвтущихъ плодовыхъ деревьевъ выдавался уголъ кровли. Поблагодаривъ его, направилъ я шаги къ указанному дому. Итакъ вотъ, подумалъ я, та хижина, въ которой несчастный Руссо, въ суровую зиму, безъ полна дровъ въ камин, писалъ свои дышащіе пламенемъ дифирамбы! Я любопытствовалъ, увидть сохранились ли въ этой лачужк его вещи въ томъ самомъ вид, въ какомъ онъ ихъ оставилъ,— его деревянные стулья, простой столъ и жалкая кровать, сохранилась ли та аллея, гд онъ сиживалъ со своею Софи Дудето и тотъ розовый кустъ, который посадилъ онъ собственными своими руками и надъ которымъ онъ пролилъ столько слезъ.

Увы! Жестокое разочарованіе ожидало меня. Дйствительно стны лачужки уцлли, по аллея превратилась въ великолпную виллу. Аристократическая ршетка останавливаетъ намревающагося проникнуть внутрь дачи. Если позвонишь и объявишь желаніе осмотрть виллу, то явившійся лакей объявляетъ, что господа у себя дома и теперь нельзя никого посторонняго впустить. Да впрочемъ и то сказать, теперь тамъ нечего смотрть: мебель исчезла, комнаты передланы, а въ саду розовый кустъ замненъ чужестранными деревьями, и фонтанъ, брызжащій на лугу, лепечетъ что-то неродное, чужое этому мсту….

Неподалеку отъ этой пустыни, въ вилл, расположенной на покатости долины, жила въ то время жрица трагической музы, Фелиція Рашель. Она сама выстроила эту виллу и назвала ее Здоровьемъ (La Sant),— что было поводомъ ко многимъ каламбурамъ: то домъ ея требовалъ починки, то приглашала она пріхать туда архитектора. Г-жа Рашель иногда бывала у Гейне. Она разъ или два обдала у него ваісм съ нами, но я не замтилъ ничего интереснаго въ разговорахъ ея. Она много толковала объ аукціонной продаж своей старой мебели и потшалась насчетъ англичанъ, которые за баснословныя цны пріобртали самую негодную утварь въ ея дом. Напослдокъ, кровать ея досталась одному старому лорду М., посл ожесточеннаго, почти гомерическаго аукціоннаго боя съ другимъ такимъ же героемъ-покупателемъ.

Обыкновенно мы такъ долго просиживали За обдомъ, что когда мы вставали изъ за стола — вечеръ былъ уже на двор, звзды сверкали на неб, сильне и сильне слышался запахъ цвтущихъ акацій и жасминныхъ кустовъ и издалека неслись звуки скрыпки. Танцовальный лугъ, на которомъ по воскреснымъ днямъ бывало много публики, находился напротивъ виллы, нанимаемой Гейне. Въ это . время дти полей и гости, нахавшіе изъ Парижа, успвали уже собраться и открыть балъ. Взявъ дамъ подъ руку, мы шли и становились въ кружк зрителей. Гейне самъ никогда не отказывался бывать тамъ, гд танцовали и гд можно было поглазть на хорошенькія головки.

Мн удалось присутствовать тамъ на нсколькихъ подобныхъ ‘деревенскихъ или сельскихъ’ балахъ (bals champtres), происходящихъ на открытомъ воздух. Подъ шатромъ изъ развсистыхъ тнистыхъ деревьевъ сновали туда и сюда пары кадрилей, посреди, на особомъ сдланномъ изъ досокъ возвышеніи (трибун) игралъ оркестръ сельской музыки. Крестьянскія двушки съ миленькими личиками и въ гладкихъ блыхъ чепчикахъ, одтыя со вкусомъ парижанки, съ важною миною крестьянскіе парни и безпечные удалыя головы студенты до единаго были заняты танцами. Въ нихъ сей часъ же можно было отличить парижанина, который никакъ не въ состояніи отвыкнуть отъ X канкана, никакъ не въ состояніи бросить козлиные прыжки, не смотря даже на все стараніе его казаться знающимъ тонъ порядочнаго общества. Въ этомъ отношеніи граждане Монморанси больше парижанъ заботятся о сохраненіи благопристойности и вообще нравственныхъ достоинствъ. Смотря на эту картину веселости, чисто во французскомъ дух, сообщавшейся и намъ, спокойнымъ созерцателямъ ея, провожали мы весь вечеръ, вплоть до самаго наступленія ночи, и посл того, разставшись съ хозяиномъ, общей гурьбой отправлялись обратно въ Ангіенъ.

Когда я въ первый разъ халъ обратно, мысли мои долго еще носились у Гейне, въ Монморанси, которое такъ прославлено пребываніемъ въ этомъ мст знаменитаго женевскаго философа. Я невольно сравнивалъ эти два совершенно различные характера, сходные только въ томъ, что оба выражали собою р

СТИХОТВОРЕНІЯ изъ ГЕЙНЕ.

ПО ПОВОДУ БІОГРАФІИ ГЕЙНЕ.

ПОСЛДНІЕ ГОДЫ ЖИЗНИ ГЕЙНЕ.

ОТДЛЪ ПЕРВЫЙ.

1847.

I.

II.

III.

IV.

Читайте также: