Чрезвычайно медленно и туго, со всяческими задержками и преткновеніями, но все-таки подвигается у насъ впередъ образовательное дло народа. Число школъ и учащихся въ нихъ съ каждымъ годомъ увеличивается, а что и того лучше, выборъ педагоговъ длается строже, вслдствіе чего и жалобъ на ихъ неспособность или бывалую распущенность почти уже не слышно. И съ этой стороны можно, хотя еще и очень умренно, порадоваться за дло.
Но есть другая сторона, и теперь также нерадостная, какъ и въ былое время: школа не содйствуетъ нравственному развитію учащихся. Нтъ нужды повторять здсь азбучныя истины, въ род той, напр., что образованіе должно состоять въ развитіи всхъ силъ данныхъ человку,— умственныхъ и нравственныхъ, но по отношенію къ народной школ необходимо прибавить — преимущественно нравственныхъ.— На сколько нравственно неустойчивъ нашъ православный, и только православный, людъ, распространяться объ этомъ нтъ надобности, достаточно вспомнить хоть только его увлеченіе одуряющей влагой. Чтобы онъ не сознавалъ всего зла этихъ увлеченій, такъ горько отзывающихся во всемъ его, семейномъ и хозяйственномъ, быту,— не мыслимо, но у него нтъ силъ на борьбу съ ними, а нтъ силъ, потому что никто во-время не озаботился развитіемъ его нравственной силы. Такъ и идетъ поколніе за поколніемъ. Поколнія послдняго времени, воспринявшія всю школьную мудрость даже въ образцовыхъ училищахъ, шагъ за шагомъ идутъ во слдъ своихъ безграмотныхъ отцовъ, да еще какъ рано,— на самыхъ школьныхъ скамьяхъ начинаютъ такъ гибельный для всей ихъ жизни путь. И какъ могло бы быть иначе при тхъ условіяхъ, въ какія у насъ поставлено школьное дло вообще?…
Что почвой для нравственнаго развитія должна служить религія, это — уже такая аксіома, которую могутъ отрицать разв только отрицающіе необходимость всякихъ нравственныхъ началъ въ жизни. И религіозный элементъ, подъ названіемъ Закона Божія, у насъ не только введенъ въ школу, но и охраняется самымъ заботливымъ образомъ: извстно, сколько было препирательствъ, и досел еще не кончившихся, по вопросу — могутъ ли свтскія лица быть преподавателями Закона Божія,— препирательствъ, замтимъ мимоходомъ, обличающихъ или незнаніе, или намренное маскированіе законоучителей, каковыхъ большинство въ сельскихъ школахъ. Такъ. Но что такое у насъ законоучительство (и не въ однхъ сельскихъ школахъ)? То ли ознакомленіе съ закономъ жизни, постановленнымъ самимъ Богомъ, которое бы вполн воспринято было ихъ мыслью, усвоено совстью (прирожденнымъ нравственнымъ сознаніемъ) и вошло, какъ говорится, въ ихъ плотъ и кровь?… То ли ознакомленіе ихъ съ отношеніями человка въ Богу, которое проникало бы и охватывало всю душу ихъ любовью къ Нему, какъ къ Отцу, стремленіемъ служить и повиноваться Ему лишь во имя этой любви, а не изъ-за страха каръ, не изъ корыстныхъ разсчетовъ?… Нтъ и нтъ! И въ законоучительств у насъ — системы, методики, программы и, какъ неизбжный результатъ этихъ схоластическихъ условій,— отзубриваніе мертвой буквы вмсто усвоенія животворящаго духа религіи. Отсюда и всецлая нравственная безвліятельность нашего школьнаго законоучительства.
Да, дальше отзубриванія не идутъ у насъ даже т, которые являются съ своими совтами и наставленіями законоучителямъ, какъ нкій Ширскій съ своей книгой ‘о преподаваніи Закона Божія’ (указываемъ на этотъ продуктъ семинарски-педагогической мудрости, потому что онъ съ особенной настойчивостью распространяется въ сельскихъ школахъ). Вотъ, не угодно ли, къ чему сводится этими непрошенными (а можетъ быть, и прошенными,— кто знаетъ?) совтниками ‘преподаваніе Закона Божія въ народныхъ училищахъ’…. ‘Необходимость буквальнаго заучиванья катихизиса наизусть, въ настоящее время, наукою (даже наукою! Каковы?!..) и практикою поставлена выше всякаго сомннія…. Дти весьма неохотно изучаютъ катихизисъ, если отъ нихъ не требуютъ буквальнаго заучиванья уроковъ (по ‘пространному филаретовскому катихизису’, само собой разумется,— практика!). Дтямъ бываетъ пріятно, когда они на каждый, изъ заученнаго учебника, предложенный вопросъ отвчаютъ не задумываясь (главне всего, не задумываясь, вотъ она — вся сущность семинарски-педагогической мудрости!)…’ Можетъ ли быть ‘пріятною’ для дтей эта неосмысленная и, слдовательно, безсмысленная зубрячка схоластической мертвечины, объ этомъ мы пока не будемъ говорить, но для законоучителей-Ширскихъ она должна быть чрезвычайно пріятною,— и дешево, и сердито: отъ ентаго до ентаго,— и ученикъ отваливаетъ безъ запинки, молодая память работаетъ исправно…. И вотъ, безъ особенныхъ затрудненій,— ввести въ сознаніе учащихся ту или другую истину врованія — трудъ нелегкій, а для Широкихъ, чего добраго, и совсмъ недоступный,— положенное но программ отзубрено, на экзамен ученики отваляли, лучше и желать нельзя, особенно, если буквальная зубрячка буквальными по учебнику вопросами и поврялась на экзамен, законоучителю честь и слава. Но задавались ли вс эти Широкіе вопросами: да что жъ изъ всей этой отработки памяти и языка для жизни? Внесла ль она въ душу зубрилъ хоть что-нибудь живое и нравственно-плодотворное?… Да и куда ужъ для жизни,— тутъ, въ школ, сказывается ль хоть сколько-нибудь вліяніе ея?…
А стоило только задаться этими вопросами, чтобы получить несомннные отвты.— Вотъ передъ вами школа,— гд и какая, все равно: девять десятыхъ законоучителей, длающихъ хоть что-нибудь, а не числящихся только при дл,— Широкіе. Вс назначенныя учебной программой молитвы, лучше или хуже, отзубрены, даже нкоторыя слова молитвы какъ будто поняты учениками. Но всмотритесь въ физіономіи ихъ, когда, по окончаніи класса, читается обычная молитва,— уловите ль вы хоть что-нибудь молитвенное на нихъ? Ни малйшаго проблеска. Обычная отработка — читающаго языкомъ, всхъ прочихъ рукой и головой, нисколько не мшающая имъ хихикать, и толкаться, и лвой рукой книги собирать. И это въ школ, на глазахъ законоучителя, а неугодно ли полюбоваться ими въ церкви!… А иначе и не могло, и не можетъ быть: ихъ заставляли отзубривать молитвы, недоступныя для дтскаго разумнія по содержанію и еще боле недоступныя по чуждому для нихъ языку (какъ будто Богъ и принимаетъ молитву лишь на какомъ либо условномъ язык, и за этотъ условный языкъ даже въ дтской молитв стоятъ не меньше, чмъ за самую догму врованія, когда же поймется у насъ настоящее значеніе молитвы?), не озаботившись предварительно пробудить въ ихъ душахъ влеченіе къ Тому, къ Кому они должны обращаться съ молитвой, даже не уяснивши, какъ слдуетъ, для ихъ сознанія,— что это за Существо, въ силу чего и какъ они должны обращаться къ Нему.— Что же, поэтому, для нихъ молитва? Не неодолимая потребность души, сознанная и осмысленная, а всегда невыносимо тяжелый, изъ-за недоступности языка, трудъ, отъ котораго чмъ скоре отдлаться, тмъ лучше, и за которымъ можно поработать и руками, и ногами, а то, буде, прервавъ отработку языкомъ, и ругнуть, и кулакомъ хватить кого пришлось, въ наглядное доказательство — на сколько далека мысль отъ того, что выражается вншними знаками. И вотъ та религіозная основа, которая закладывается, какъ и прежде закладывалась, у насъ въ школахъ: подневольная отработка памятью и языкомъ того, что непонятно и непрочувствовано,— и больше ничего. Т.-е. дти уже въ школ приучаются видть во всемъ томъ, что зовется религіей, мертвую форму, а не духъ животворящій, и поэтому относиться къ ней лишь въ силу необходимости — холодно и безучастно, а не какъ относятся ко всему живому и жизненному — по свободному влеченію души, каковое только и создаетъ истинно и искренно врующихъ. Такое отношеніе къ религіи можетъ ли быть плодотворной почвой для нравственнаго развитія учащихся?…
И посмотрите на поражающее безплодіе этой почвы еще въ самой школ. ‘Ученики буква въ букву отзубрили весь пространный катихизисъ наизусть, отвчаютъ на каждый вопросъ, не задумываясь’, т. е. отвчаютъ не задумываясь, если вы предложите имъ вопросъ ‘буквально же’ по учебнику, а если вы предложите имъ простйшій вопросъ, но не словами учебника, то будутъ стоять пнями, какъ это всегда бываетъ при буквальномъ зазубривань, но это мимоходомъ. Прекрасно. По вашему желанію, они отваляли вамъ вс заповди — безъ запинки, допустимъ, и не исковеркавъ ни одной. Вмшайтесь за тмъ въ ихъ толпу въ перемну или, еще лучше, по выход изъ класса, лишь не на глазахъ педагога, да и пораспросите: а что-де, такъ, при случа, обмануть другаго, стянуть что-нибудь у сосда, матерщиной стукнуть, отца съ матерью ругнуть, водочки или пивца тамъ хватить и т. п.,— можно…. и водится это среди нихъ?… Безъ запинки и нисколько не стсняясь, они дадутъ вамъ самые положительные отвты и укажутъ — кто изъ нихъ особенно силенъ въ немъ изъ всей этой практики, не исключая и водочки съ пивцомъ. На ваши возраженія, что, вдь, это все противъ, заповдей Божіихъ, значитъ,— грхъ, они, если не расхохочутся, а и это можетъ случиться, то хладнокровно отвтятъ: ‘вотъ еще — грхъ, кабы былъ грхъ, такъ и не длали бы, а то все длаютъ, вонъ и батюшка самъ, да еще что творитъ…..’. И тутъ иначе быть не можетъ: при всецломъ безучастіи нравственнаго сознанія работала одна память, память и усвоила, по крайней мр, на то время, пока они въ школ, отзубренную букву, а въ силу чего они не позволили бы себ того, что ‘вс длаютъ’, не исключая и ихъ законоучителя? Во имя чего они начали бы борьбу съ дурными влеченіями, примромъ, къ одуряющему зелью?… Нтъ религіознаго стимула, нтъ и борьбы. И откуда могъ бы явиться этотъ стимулъ, когда вс эти Ширскіе только того и добиваются, чтобы ученики отвчали ‘не задумываясь’, т. е. даже мыслью не работая при своей долбежк?… Иное дло, если бъ, оставивъ всю эту славянщину, сбивающую со всякаго толку учащихся и потому далеко не любовь возбуждающую въ нихъ къ важнйшему изъ предметовъ ихъ школьнаго ученья, заставили ихъ прочитать, примромъ: — твой Богъ, чтобы не было у тебя другихъ боговъ, кром Меня’, да и подумать, гораздо подумать, отъ кого и къ кому это личное обращеніе — твой, теб, да и въ такой строгой форм — чтобы не было, ясно указывающей на неуклонную обязательность заповдей для каждаго лично (во всемъ и всегда, что приказывается всмъ вообще, то каждымъ отдльно принимается лишь поверхностно, непосредственно-личное приказаніе, даже и не въ особенно строгой форм, принимается какъ безусловно-обязательное), такая дума не могла бы не возбудить ихъ нравственнаго сознанія, и тмъ сильне, чмъ доступне для ихъ разумнія были бы переданы имъ предварительныя понятія — отъ кого и ради чего идутъ эти заповди. Иное дло, если бъ, вмсто безотчетной трескотни непонимаемыхъ молитвъ, ихъ научили разумѣ,ть хоть одну пока молитву — ‘господню’ (‘Отецъ нашъ, что въ небесахъ’ и т. д.), т. е. показали имъ этого, безконечно любящаго и безгранично заботливаго обо всемъ сотворенномъ, Отца — и въ явленіяхъ природы, и въ жизни всего живущаго на земл, требующаго отъ людей только того, что служитъ къ ихъ же благу,— такое разумніе и внесло бы въ души учащихся, всегда чуткихъ ко всему, въ чемъ видится и слышится любовь, то влеченіе къ Отцу небесному, котораго никогда не внесутъ десятки отзубренныхъ молитвъ, хотя бы на разусловномъ, примрно, еврейскомъ, не то что славянскомъ язык.
Если жъ безплодіемъ отзывается законоучительство еще въ школ, то какихъ добрыхъ плодовъ ожидать отъ него въ жизни? Положимъ, оно дало учащимся знаніе фактовъ священной исторіи, ознакомило ихъ сколько-нибудь съ догмой православія,— и то, и другое, необходимо замтить, лишь для школьной выставки, отзубренное, но неосмысленное и неусвоенное, испаряется сейчасъ же за стнами школы, но что же изъ всего этого, если оно не дало ничего для нравственнаго устоя, въ которомъ всего боле и нуждается нашъ православный людъ?… Что такое знаніе, дйствительное знаніе религіозныхъ истинъ безъ приложенія ихъ къ жизни?… Христіанство — по стольку и христіанство, по скольку оно нравственно-вліяющая сила на недлимыхъ и общества, нтъ этого вліянія — оно уже не христіанство, а нравственно-растлвающее фарисейство. Не его ли и даетъ у насъ школа подъ покровомъ законоучительства?…
А оправданіе для всхъ этихъ Ширскихъ въ безплодіи ихъ дла имется — оно въ тхъ условіяхъ, въ какія поставлено у насъ законоучительство. Въ программахъ ясно и точно обозначено: какія молитвы, непремнно на славянскомъ язык, должны быть отзубрены въ какомъ возраст (только отзубрены, молитва, въ ея истинномъ значеніи, на чуждомъ для дтей язык немыслима), которая часть исторіи и катихизиса должна быть отзубрена на которомъ курс (и опять только отзубрена, сознательное усвоеніе истинъ врованія не можетъ быть пріурочено къ тому или другому курсу школьнаго ученія), программа лучше или хуже выполнена, что и на экзамен подтвердилось — чего же еще?… А что изъ всего этого ни одного атома жизненной пользы не выйдетъ, такъ кому какое дло до того?… Вдь, въ программахъ не заявлено требованія ‘non scholae sed vitae discendum’. Конечно, подобное требованіе могло бы заявляться тми казенными приставниками къ народно-образовательному длу, которые, казалось бы, въ такомъ громадномъ числ для того и разсяны всюду, гд только есть сельскія школы, чтобы давать имъ жизненно-плодотворное направленіе, но когда же и гд казенные приставники видли что либо иное въ своемъ приставленіи къ какому либо общественному длу, кром синекуряаго существованія?… По крайней мр пишущему эти строки не случалось ни видть таковыхъ, ни слышать, чтобы приставники разумно и честно служили длу, къ которому приставлены. А синекурные, и даже хуже, чмъ синекурные, тормозящіе народное образованіе субъекты глаза, какъ говорится, намозолили.