Притчи и сатиры, Сумароков Александр Петрович, Год: 1781

Поэзия
Время на прочтение: 181 минут(ы)
Скачать в PDF

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ

ВСХЪ

СОЧИНЕНIЙ

въ

СТИХАХЪ И ПРОЗ,

ПОКОЙНАГО

Дйствительнаго Статскаго Совтника, Ордена

Св. Анны Кавалера и Лейпцигскаго ученаго Собранія Члена,

АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВИЧА

СУМАРОКОВА.

Собраны и изданы

Въ удовольствіе Любителей Россійской Учености

Николаемъ Новиковымъ,

Членомъ

Вольнаго Россійскаго Собранія при Императорскомъ

Московскомъ университет.

Изданіе Второе.

Часть VII.

Въ МОСКВ.

Въ Университетской Типографіи у Н. Новикова,

1787 года.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

ПРИТЧИ.

КНИГА І.

1. Фебъ и Борей.
2. Волкъ и ягненокъ.
3. Левъ и двушка.
4. Лягушка и мышь.
5. Дубъ и трость.
6. Оселъ и хозяинъ.
7. Скупой.
8. Ложка.
9. Кривая лисица.
10. Яйцо.
11. Мышій судъ.
12. Мартышка и кошка.
13. Лисица и журавль.
14. Блоха.
15. Спорщица.
16. Скупая собака.
17. Пиръ у льва.
18. Пряхи.
19. Львица въ горести.
20. Мышь и кошка.
21. Бояринъ и боярыня.
22. Солнце и лягушки.
23. Отстрленная нога.
24. Воръ.
25. Старуха.
26. Воры и оселъ.
27. Два птуха.
28. Два прохожія.
29. Учитель и ученикъ.
30. Старой мужъ и молодая жена.
31. Злая жена и отчаянный мужъ.
32. Злая жена и черти.
33. Два старика.
34. Пастухъ обманщикъ.
35. Левъ, корова, овца и коза.
36. Пастухъ чванъ.
37. Лквъ состаревшійся.
38. Свинья, овца и коза.
39. Мышь и слонъ.
40. Овца.
41. Шершни.
42. Паукъ и муха.
43. Жуки и пчелы.
44. Сова и римачъ.
45. Обидчикъ и ангелъ.
46. Соболья шуба.
47. Здоровье.
48. Коловратность.
49. Прохожій и собака.
50. Сторожъ богатства своего.
51. Пустынникъ.
52. Змя подъ колодой
53. Олень.
54. Собака и воръ.
55. Комаръ.

КНИГА І.

1. Терпніе.
2. Старикъ со своимъ сыномъ и оселъ.
3. Оселъ во львовой кож.
4. Безногой солдатъ.
5. Подьяческая дочь.
6. Болванъ.
7. Одноколка.
8. Дельфинъ и невжа хвастунъ.
9. Волкъ и собака.
10. Два скупыя.
11. Черепаха.
12. Олень и лошадь.
13. Мужикъ и кляча.
14. Олень и дочь ево.
15. Есопъ и буянъ.
16. Общаніе.
17. Орлиха, веприха и кошка.
18. Молодой сатиръ.
19. Раненой.
20. Лисица и терновной кустъ.
21. Кобель и сука.
22. Левъ и оселъ.
23. Два крадуна.
24. Волки и овцы.
25. Голоова и члны.
26. Рыбакъ и рыбка.
27. Мужикъ и блоха.
28. Заяцъ.
29. Рка и лужа.
30. Ворона и лисица.
31. Есопъ и кощунъ.
32. Львица и Лисица.
33. Протоколъ.
34. Судъ.
35. Бочка.
36. Свча.
37. Кисельникъ.
38. Мостъ.
39. Воля и Неволя.
40. Противуестественникъ.
41. Бубны.
42. Храмая лошадь и волкъ.
43. Лисица и кошка.
44. Птухъ и жемчужное зерно.
45. Лисица и орехъ.
46. Верблюдъ.
47. Свинья и волкъ.
48. Левъ притворившійся больнымъ.
49. Лисица и курятникъ.
50. Крокодилъ и сббака.
51. Олень и овца.
52. Судно въ мор.
53. Старикъ и оселъ.
54. Собаки и кость.
55. Воробй.
56. Стрлокъ и змя.
57. Кротъ.
58. Двка.
59. Левъ и клопъ.
60. Оселъ дерзновенный.
61. Хвала и хула.
62. Угольщикъ.
63. Ученой и богачь.
64. Меналкъ и Палемонъ.
65. Угадчикъ.
66. Ослова кожа.
67. Стреказа.
68. Мореплаватели.

КНИГА ІII.

1. Сатиръ и гнусныя люди.
2. Птаха и дочь ея.
3. Волкъ и козленокъ.
4. Соловей и кошка.
5. Котъ и мыши.
6. Пармской сыръ.
7. Волченокъ собакою.
8. Волкъ пастуховъ другъ.
9. Песъ нетерпящій нападенія.
10. Война за бабки.
11. Пни Адаму и Ев.
12. Новой календаръ.
13. Надутый гордостью оселъ.
14. По трудахъ на покой.
15. Скира.
16. Раздлъ.
17. Два оленя.
18. Дв крыеы.
19. Зми, голова и хвостъ.
20. Щастіе и сонъ.
21. Падушка и кафтанъ.
22. Высокомрный оселъ.
23. Высокомрная муха.
24. Заяцъ и черепаха.
25. Обезьяна и медвдь.
26. Соловей и кукушка.
27. Ослица и кобыла.
28. Ненадобное сно.
29. Трапъ.
30. Порча языка.
31. Лкарской слуга.
32. Криводогадливыя собаки.
33. КораблекруТненіе.
34. Осада Византіи.
35. Дв козы.
36. Чурбаны.
37. Летящая черепаха.
38. Чинолюбивая свннья.
39. Орелъ.
40. Ворона и вороненокъ.
41. Олимпу посвященныя деревья.
42. Прозьба Венеры и Минервы.
43. Люобовь и дурачество.
44. Льдина и камень.
45. Отпускная.
46. Непреодолваемая природа.
47. Лисица и йожъ.
48. Ружье.
49. Птичникъ и скворецъ.
50. Кувшинъ.
51. Козленокъ.
52. Тленокъ.
53. Безмозглая голова.
54. Кружка.
55. Калигулина лошадь.
56. Стряпчій.
57. Сократовъ домъ.
58. Пастухъ мореплаватель,,
59. Осужденникъ и левъ.
60. Истинна.
61. Надежда.
62. Врдъ.
63. Глупость.
64. Супружество.
65. Любовь.

КНИГА ІV.

1. Прохожій и буря.
2. Змя и слонъ.
3. Лисица и кошка.
4. Заяцъ и лягушки.
5. Александръ и Парменіонъ.
6. Генрикъ IV. и вдова.
7. Пучокъ лучины.
8. Змя согртая.
9. Шалунья.
10. Медвдь танцовщикъ.
11. Господинъ лжецъ.
12. Невста за столомъ.
13. Слпой и безногой.
14. Другъ невжа.
15. Паукъ и служанка.
16. Красильщикъ и угольщикъ.
17. Ось и быкъ.
18. Собака на снокос.
19. Жаръ и стужа.
20. Возница пьяной.
21. Французской языкъ.
22. Арапское лто.
23. Посолъ оселъ.
24. Дуракъ и часы.
25. Цыганка.
26. Братъ и сестра.
27. Рабята и ракъ.
28. Мужъ пьяница.
29. Хвастунъ.
30. Новое лкарство.
31. Лягушка.
32. Мышь и быкъ.
33. Кощка.
34. Совтъ боярской.
35. Общая судьба.
36. Мыши и котъ.
37. Олень и собака.
38. Сосна и хворостина.
39. Йожъ и змя.
40. Ослпшая фортуна.
41. Посулы.
42. Посулы Ескулаповы.
43. Кургузая лисица.
44. Портной и мартышка.
45. Пужливая лягушка.
46. Лисица и йожъ.
47. Услужливой комаръ.
48. Тяжелой комаръ.
49. Кукушка и ребята.
50. Сова и зркало.
51. Отчаянная вдова.
52. Деревенскія бабы.
53. Скупой и кружка.
54. Слпой и зрячій.
55. Жалостливая двушка.
56. Мышачья прозьба.
57. Дворовыя птицы и куропатка.
58. Мидъ.

КНИГА V.

1. Пьяница трусъ.
2. Совтъ родительской.
3. Вольной и медикъ.
4. Выкупъ мужей.
5. Волосокъ.
6. Ворона и лиса.
7. Статуя.
8. Олень.
9. Заяцъ.
10. Война орловъ.
11. Кулачной бой.
12. Топорище.
13. Клятва мужняя.
14. Надгробіе.
15. Рецептъ.
16. Піитъ и богачъ
17. Филинъ.
18. Ученой человкъ и невжа.
19. Медвдь и пчела.
20. Пастушій сынъ и коза.
21. Есопъ
22. Мальчишка и часы.
23. Геркулесъ.
24. Уборка головы.
25. Птухъ.
26. Астрологъ.
27. Воръ и старикъ.
28. Голубка и коршунъ.
29. Мздоимецъ.
30. Недостатокъ времени.
31. Перекормленная курица.
32. Мышь и устрица.
31. Иссея.
34. Голубь и голубка.
35. Трусъ.
36. Не основательное желаніе.
37. Лисица въ опасности.
38. Золотыя яицы.
39. Горшки.
40. Поросячей крикъ.
41. Злая жена.
42. Коршунъ и соловей.
43. Супругъ и супруга.
44. Приданое.
45. Жена въ отчаяніи.
46. Свинья и конь.
47. Страхъ и любовь.
48. Александрова слава.
49. Собачья ссора.
50. Наказаніе.
51. Собаки и кладъ.
52. Конь и оселъ.
53. Мужикъ и медвдь.
54. Муравей и пчела.
55. Ремесленникъ и купецъ.
56. Боровъ и медвдь.
57. Коршуны и голуби.
58. Вояжиръ плясунъ.
59. Мышь медвдемъ.
60. Прозьба мухи.
61. Конь и оселъ.
62. Піитъ и уродъ.
63. Піитъ и разбойникъ.
64. Учитель Поезіи.
65. Тщетная предосторожность.
66. Слпая старуха и лкарь.
67. Блоха.
68. Единовластвіе.

КНИГА VІ.

1. Шубникъ.
2. Дв дочери подьячихъ.
3. Коршунъ въ павлиныхъ перьяхъ.
4. Наставникъ.
5. Волкъ ставтій пастухомъ.
6. Два друга и медвдь.
7. Пьяной и судьбина.
8. Крестьянинъ и смерть.
9. Муха и корета.
10. Крынка молока.
11. Человкъ средняго вка и дв ево любовницы.
12. Мышь городская и мышь деревенская.
13. Кошка и птухъ.
14. Орелъ и ворона.
15. Конь и оселъ.
16. Прохожій и змя.
17. Аполлонъ и Минерва.
18. Лисица и козелъ.
19. Два рака.
20. Два живописца.
21. Волкъ и журавль.
22. Собака съ кускомъ мяса.
23. Возгордвшаяся лягушка.
24. Заяцъ и медвдь.
25. Волкъ, овца и лисица.
26. Соколъ и сова.
27. Нмчинъ и французъ.
28. Мужикъ съ котомкой.
29. Вдова пьяница.
30. Волкъ и рабенокъ.
31. Пастухъ и сирена.
32. Апрля перьвое число.
33. Кокушка.
34. Секретарь и соперники.
35. Пахарь и обезьяна.
36. Отрекшаяся мира мышь.
37. Левъ и мышь.
38. Побжденный на. картин левъ.
39. Гора въ родахъ.
40. Лисица и виноградъ.
41. Деревенской праздникъ.
42. Турецкой выборъ жены.
43. Два повора.
44. Піитъ и жена.
45. Перьвой піитъ.
46. Коршунъ.
47. Кукушки.
48. Молодка въ горести.
49. Маскарадъ.
50. Попугай.
51. Коршунъ.
52. Нарисовъ судъ.
53. Несмысленныя писцы.
54. Лисица и статуя.
55. Ворона.
56. Лошаки и воры.
57. Заяцъ и червякъ.
58. Змя и пила.
59. Василью Ивановичу Майкову.
60. Змя и Мужикъ.
61. Лягушка.
62. Сказка 1.
63. Сказка 2.

САТИРЫ.

1. Піитъ и другъ ево.
2. Кривой толкъ.
3. О благородств.
4. О худыхъ римотворцахъ.
5. О худыхъ судьяхъ.
6. О французскомъ язык.
7. О честности.
8. О злословіи.
9. Наставленіе сыну.
10. Ода отъ лица лжи.

ПРИТЧИ.

КНИГА ПЕРВАЯ.

ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЫСОЧЕСТВУ,

ГОСУДАРЮ ЦЕСАРЕВИЧУ,

ПАВЛУ ПЕТРОВИЧУ.

Подъ благословенною державою любезныя матери ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЫСОЧЕСТВА, Матери моего Отечества, Избавительницы Россійскаго народа и Воскресительницы Музъ Россійскихъ, должны Писатели ободряти сердца свои и мысли, и приносити жертву ГОСУДАРЯМЪ своимъ и Отечеству, своими трудами. Сколько Притчи полезны, о томъ уже всему свту извстно. А я только того хочу, чтобы мои Притчи заслужили себ достоинство имени своего, и были угодны ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЫСОЧЕСТВУ, и чтобы ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО ихъ благоволили съ тою приняти милостію, съ которою, Милостивйшій ГОСУДАРЬ, я, отъ ВАШЕГО ВЫСОЧЕСТВА, приниматься щастіе имю.

Александръ Сумароковъ.

ПРИТЧИ.

КНИГА ПЕРВАЯ.

1.
Фебъ и Борей.
Съ Бореемъ былъ у Феба Разговоръ,
Иль паче споръ,
Кто больше силъ изъ нихъ иметъ,
И больше властвовать уметъ.
Прозжій на кон: холодноватъ былъ часъ,
Накинулъ епанчу прозжій, крышка гретъ,
И есть у насъ
Указъ,
Во время холода тепляй прикрыться,
И никогда предъ стужей не бодриться,
Ее не побдишъ,
Себя лишъ только повредишъ,
Противу холода не можно умудриться.
Сказалъ Борей: смотри, съ прозжева хочу
Я здернуть епанчу,
И лишекъ на сдл я въ когти ухвачу.
А Солнце говоритъ: во тщетной ты надежд,
А естьли я хочу,
Такъ ету епанчу
Сниму я прежде,
Однако потрудися ты,
И здлай истину изъ бреда и мечты.
Борей мой дуетъ,
Борей мой плюетъ,
И сильно подъ бока прозжева онъ суетъ,
Борей оретъ,
И въ когти епанчу беретъ,
И съ плечъ ее деретъ :
Толчки прозжій чуетъ,
И въ носъ, и въ рыло, и въ бока
Однако епанча гораздо жсстока :
Хлопочетъ,
И съ плечъ ийти не хочетъ.
Усталъ Борей,
И поклонился ей !
Вдругъ Солнце возсіяло,
И естество другой порядокъ восприяло ,
Нигд не видно тучь,
Везд златой играетъ лучь :
Куда ни возведешъ ты взоры,
Ликуютъ рки, лсъ, луга, поля и горы:
Прозжій епанчу долой съ ссбя сложилъ,
И снявъ о епанч прозжій не тужилъ.
Репейникъ хуже Райска крина.
О чемъ я въ притч сей, читатель, говорю?
Щедрота лютости потребняе Царю.
Борей Калигула, а Фебъ ЕКАТЕРИНА.
II.
Волкъ и Ягненокъ.
Въ рк пилъ волкъ, ягненокъ пилъ,
Однако въ низъ рки гораздо отступилъ,
Такъ пилъ онъ ниже ,
И слдственно что волкъ къ тому былъ мстуближе,
Откол токи водъ стремленіе влечетъ ,
Извстно что вода всегда на низъ течетъ.
Голодной волкъ ягненка озираетъ:
Отъ ужаса ягненокъ обмираетъ,
И мни тъ : не буду я съ ягнятками играть ,
Не станетъ на руки меня пастушка брать,
Не буду голоса я слышати свирли,
И птички для меня впослдніе пропли,
Не на зленомъ я скончаюся лугу.
Умру на семъ пещаномъ берегу.
Волкъ почалъ говорить: бездльникъ, какъ ты смешъ
Питье мое мутить,
И въ воду чистую мн сору напустить ?
Да ты жъ такую мать имешъ,
Которая ко мн учтивства не храня,
Вчера блеяла на меня.
Ягненокъ отвчаетъ,
Что мать ево дней стритцать умерла,
Такъ волка не она ко гнву привела:
А токъ воды бжитъ на низъ онъ чаетъ,
Такъ волкъ ево опивокъ не встрчаетъ.
Волкъ третьею виной ягненка уличаетъ:
Не мни что ты себя, бездльникъ, извинилъ,
Ошибся я, не мать, отецъ меня бранилъ.
Ягненокъ отвчалъ: тому ужъ дв недли,
Что псы ево зали.
Такъ дядя твой иль братъ,
Иль можетъ быть и сватъ,
Бранилъ меня вчера, я ето знаю точно,
И говорю теб я ето не нарочно.
Ягненковъ былъ отвтъ:
Всея моей родни на свт больше нтъ,
Лелитъ лишъ меня прекрасная пастушка.
А! а! вертушка,
Не отвертишся ты, вчера твоя пастушка
Блелла на меня: комолыя рога,
И длинной хвостъ у етова врага,
Густая шерсть, копыты не велики,
Довольно ли теб плутишка сей улики?
Пастушк я твоей покорнйшій слуга,
За то что на меня блеять она дерзаетъ,
А ты за то умри. Ягненка волкъ терзаетъ.
III.
Левъ и Двушка.
Любовь сильняе всхъ страстей,
И слаще всхъ сластей,
Да худо что любовь частенько и обидитъ,
А ето отъ того, любовь не ясно видитъ,
И мучитъ насъ любовь гораздо иногда,
Любовной слпоты хранитеся всегда.
Влюбился левъ, и львовъ заразы побждаютъ,
И львицы любятся, они левятъ рождаютъ,
Такъ ето ничево,
Спросите вы въ ково.
Въ двицу.
А не во львицу,
Влюбился левъ гораздо горячо.
Подставилъ двк онъ плчо,
Подставилъ спину,
И хочетъ онъ,
Суровый сей Плутонъ,
Прекрасную похитить Прозерпину,
Отъ нетерпнія левъ весь горитъ,
А двка говоритъ:
Готова я въ твои возлюбленный мой когти,
Для цлованія твоихъ прелестныхъ губъ,
Да только я боюсь ногтей твоихъ и зубъ,
Ты вырви зубы вонъ, и вплоть отрежъ ты ногти…
Тогда душа моя,
Я вся твоя.
Къ прекрасной мыслію и сердцемъ прилпленный,
Чево не здлаетъ любовникъ ослпленный!
Готовъ, сударыня, отвтствуетъ ей левъ..
Исполнити я то, любви твоей желая:
Разинулъ зевъ,
Любовію пылая,
И ноги протянулъ.
О естьли бы ты левъ тогда воспомянулъ,
Не потерявъ разсудка,
Что ето вить не шутка!
Исполнилъ онъ по прозьб той,
И протянулъ поцаловаться губы,
А двка говоритъ: постой,
Покамсть выростутъ твои, любовникъ, зубы,
И будешъ ты съ ногтьми опять.
А тесть ему сказалъ, нагнувъ колно:
Зубовъ, ногтей ужъ нгд взять:
Прости, любезный зять:
И взявъ палено,
Сказалъ ему еще: домой пора,
И проводилъ ево паленомъ со двора.
IV.
Лягушка и Мышь.
И простота и злоба,
Приводятъ часто насъ на мсто гроба.
ВОспой, о муза, ты дла,
Мн, мыши и лягушки,
И какъ лягушка мышь въ болото завела,
И какъ погибли тамъ ихъ об душки!
Лукавая звала
Лягушка, глупу мышку,
И наизустъ прочла ей цлу книжку,
Сплетая похваду лягушечей стран,
И говоритъ: коль ты пожалуешъ ко мн,
Такъ ты увидишъ тамъ, чево, ниже во сн.
Ты прежде не видала:
А я теб, мой свтъ,
Тамъ здлаю обдъ,
Какова никогла ты сроду не ядала:
Увидишъ ты какъ мы ядимъ:
Въ пить по горло мы сидимъ,
Музыка день и ночь у насъ не умолкаетъ,
А кошка тамъ у насъ и лапъ не омокаетъ.
Прельстилась мышь и съ ней пошла,
Однако истинны не много тамъ нашла,
И стала съ ней прощаться:
Пора, дружечикъ мой,
Домой
Отсел возвращаться.
Постой,
Дружечикъ мой,
Лягушка говорила.
Я, душенька, тебя еще не поварила,
И вдай что теб бды не приключу,
Лишь только съмъ тебя, я мяса сть хочу.
А мышь не заслужила дыбы,
И захотла рыбы:
Барахтается съ ней.
Скажи, о муза, мн кончину дней,
И гостьи и хозяйки?
Летли чайки:
Одна увидла соперниковъ такихъ,
И ухватила ихъ.
Вотъ вамъ обимъ дыба,
А чайк на обдъ и мясо тутъ и рыба.
V.
Дубъ и Трость.
Дубъ трости говорилъ: конечно трость,
Теб долгонько рость,
Быть равной крпости и вышины со мною:
Какою ты виною,
Прогнвала Боговъ, и столько ты слаба?
Бояринъ я, а ты раба.
Пускай втръ сильный стонетъ,
Пускай реветъ и воетъ онъ:
Мн столько жъ, какъ Зефиръ, ужасенъ Аквиллонъ
И не погнетъ мсня: а ты, лишь только тронетъ
Зефиръ поверхность водъ,
Нагнешся до земли, когда жъ разинетъ ротъ
Втръ сильный на тебя, лишъ губы онъ посунетъ,
И хоть немножко дунетъ,
Падешъ и ляжешъ ты:
Ты образъ слабости, ты образъ суеты,
И видъ несовершенства:
Я образъ крпости, видъ вышняго блаженства.
Востала буря, трескъ
И блескъ
На горизонт,
И треволненіе въ пространномъ понт,
Внимаютъ втра крикъ,
Дуброва и тростникъ:
Втръ бурный съ лютымъ гнвомъ,
Дышитъ отверстымъ звомъ,
Яряся мчится съ ревомъ,
Сразиться съ гордымъ древомъ:
Черезъ тростникъ летитъ
И весь тростникъ мутитъ:
Трость пала,
Такъ сила втрова на воздух пропала,
А онъ на гордый дубъ жсстокость устремилъ:
Дубъ силенъ, но тово силъ втра не иметъ:
А гнуться не уметъ!
Ударилъ втръ, и дубъ тотчасъ переломилъ:
Крпчайша сила древо сшибла,
Дубъ палъ и дубъ погибъ, спсь пала и погибла.
VI.
Оселъ и хозяинъ.
Всякъ длай то что съ склонностію сходно,
Не то что лишъ угодно,
Но то что сродно.
Не плаваетъ медвдь въ Бальтійской глубин,
Синица не несетъ въ Нев яицъ на дн,
Блуга никогда не посщаетъ рощи,
И на дубу себ гнзда не вьетъ олень:
Луна во время свтитъ нощи,
А солнце въ день:
Труды вс разными вещами.
И у людей:
Тотъ кормитъ мужиковъ въ харчевн щами,
Тотъ сномъ и овсомъ въ конюшн лошадей.
Что къ стати то и краше.
Потребенъ пиву хмель, а патака на медъ,
Для бани жаръ, а въ погребъ лсдъ.
Для чая сахаръ, масло каш.
Какой то человкъ ллеилъ день и ночь
Собачку,
Любилъ ее какъ дочь,
И здлалъ ей потачку,
Ее любя,
Лизать себя.
Оселъ то нкогда увидлъ.
Работу тяжкую свою возненавидлъ,
И говорилъ онъ такъ:
Я долго былъ дуракъ,
И суетно трудился:
Вить я не подрядился,
И не подрядчикъ я:
Не терпитъ честь моя,
Чтобъ я не разсердился,
И чтобъ не возгордился,,
И чтобъ еще служилъ,
И въ беспокойств жилъ.
Я должности моей давно уже стыдился:
Отнын буду я собачк подражать,
Мешки, кульки на мн не станутъ разъзжать.
Не для безчестія оселъ на свтъ родился.
Вскочилъ, хозяина ногами охватилъ,
И высунувъ языкъ, оскаливъ зубы,
Кладетъ помщику большой языкъ на губы.
А онъ ево за то дубиной колотилъ.
VII.
Скупой.
Ни шелега въ машн бдняшка не имлъ,
А воровати не хотлъ:
Занять не льзя, такія тутъ обряды,
Что надобны заклады,
Да росты ради барыша,
А у нево кафтанъ, рубашка да душа,
Закладовъ нтъ, онъ терпитъ голодъ
И холодъ,
Мн лутче смерть, бдняшка говоритъ,
И хочетъ отравиться,
Но ядъ не скоро уморитъ,
Пошелъ давиться.
Былъ домъ старинной разваленъ,
Остатки только были стнъ:
Пошелъ туда бднякъ веревку вынимаетъ,
Къ кирпичью гвоздь наладя прижимаетъ,
И почалъ колотить:
Стна обрушилась, и выпало оттол
Червонцовъ тысяча, иль можетъ быть и бол,
Бдняшку льзя всево теперь позолотить.
Бдняшка обомллъ, въ весельи таетъ,
Червонцы т хватаетъ,
Отъ радости дрожитъ,
И добычь ухвативъ домой бжитъ.
Пришелъ хозяинъ дома,
Обрушена стна,
А деньги не солома,
Другая имъ цна,
Скупова сердце ноетъ,
Скупой кричитъ и воетъ:
Сокровище мое! куда сокрылось ты?
Лишился я твосй на вки красоты.
Веселіе мое и свтъ мой! я съ тобо.^
Разстался, самою лютйшею судьбою,
Погибни жизнь моя.
Сокровище мое! съ тобой умру и я,
Не отмню сево я слова.
Скупой!
Веревка тутъ готова,
Пожалуй лишнева не пой,
Однако онъ и самъ не много норовился,
И удавился,
Доволенъ только тмъ ко смерти ириступилъ,
Что онъ веревки не купилъ.
VIII.
Кошка.
Привычку одолть гораздо трудно,
Природу одолть гораздо чудно.
Я нчто вамъ теперь объ етомъ предложу,
И басенку скажу.
Я кошекъ не люблю и кошечья языка,
А больше мн всево противна ихъ музыка,
Но былъ какой то господинъ,
Хозяйки не имлъ, и жилъ одинъ,
И кошку не въ издвку,
Любилъ какъ двку,
Да кошка по ево не знаетъ говорить.
Просилъ боговъ, чтобъ кошку претворить,
Чтобъ кошка человкомъ стала,
И подъ алмазами какъ барыня блистала.
Исполнили они желаніе ево.
У кошки кошачья нтъ больше ни чево..
На кошк фижейная юбка,
Изъ китовыхъ усовъ,
Алмазы свтятся изъ волосовъ,
И ходитъ кошка будто шлюбка,
Да только по сухомъ пути,
Водой пешкомъ не льзя ийти:
У кошки не одинъ костей на юбк ярусъ,
А юбка дуется въ погоду будто парусъ,.
Насталъ ево желанія конецъ:
Женился нашъ на кошк молодецъ,
И до пріятнйша дошелъ часа и мста:
Онъ легъ, легла невста:
Вдругъ выбжала мышь. О рокъ! о случай злой
Вскочила барыня за ней съ одра долой,
Пресеклась барину потшиться дорожка,
Вскочила барыня и стала кошка.
ІХ.
Кривая Лисица.
Хотя и должны мы всегда себя беречь,
Но можно ли во всемъ себя предостеречь?
Кто скажетъ можно,
Такъ ето ложно:
Не льзя никакъ,
Я смло говорю, что ето такъ.
Была лисица,
И отъ собакъ
Летала будто птица,
Не драться съ ними ей, она не львица,
Да имъ же по родству сестрица.
Была замужняя она, или двица.
Про то,
Не сказывалъ ни кто:
Могла вдругъ двка быть, и баба и вдовица,
И попросту вдова,
Лишь только сказано была она крива,
И подлинно была лисица такова.
Извольте басенки моей послушать:
Пришла къ рк она,
Воды покушать.
Лисица не пила ни водки ни вина:
Въ струи воткнула носъ глубоко,
Къ вод оборотивъ свое кривое око,
Другое въ лсъ,
И говоритъ, не льзя ко мн подкрасться, песъ,
Хотя бы влезъ
Въ тебя сабака бсъ,
А отъ воды лисица не потруситъ,
Мн щука носа не откуситъ.
Напрасно ты лиса боялася сабакъ:
Не той закрылась ты полою,
Съ воды стрлою
Убилъ тебя рыбакъ.
Х.
Яйцо.
Когда снга не таютъ,
Рабята изъ нево шары катаіотъ,
Сертятъ,
И шаръ вертятъ,
Шаръ больше становится:
Шарочикъ ихъ шарищемъ появится.
Да кто жъ
На шаръ похожъ?
Ложъ
Что больше бродитъ
То больше въ цну входитъ:
Снжной шаришка будетъ шаръ,
А изолжи, товаришка товаръ.
Ахъ! ахъ! жена, меня околдовали,
Кричитъ мужъ лежачи жен,
Я снесъ яйцо: ни какъ ты виддъ то во сн,
Такія чудеса на свт не бывали.
Я снесъ яйцо, ахъ жонужка моя!
Ужъ я
Не мужъ твой, курица твоя.
Не молви етова съ сосдкой,
Ты знаешъ назовутъ меня еще насдкой.
Противно то уму,
Чтобъ я сказала то кому,
Однако скажетъ,
Болкливой баб чортъ языка не привяжетъ.
Сказала ей,
А та сосдушк своей.
Ложъ ходитъ завсегда съ прибавкой въ мир.^
Яйцо, два, три, четыре,
И стало подъ вечеръ пять сотъ яицъ.
Назавтр множество къ уроду,
Збирается народу,
И незнакомыхъ лицъ.
За чемъ валитъ народъ? валитъ купить яицъ.
ХІ.
Мышій судъ.
Не столько страшенъ зайцамъ псарь,
Медвдь и волкъ щенятамъ,
Мертвецъ и чортъ рабятамъ,
Ни челобитчикамъ бсздушной сскретарь,
Какъ кошка нкая въ большомъ мышей содом.
Въ какомъ то дом,
Страшна мышамъ была.
Хотя она съ мышей подарковъ не брала,
Да только худо то что кожи съ нихъ драла.
И срзала ихъ съ кону.
Она ршила вс дла,
Не по мышачьему, по кошечью закону.
Стараясь отъ такихъ спастися мыши бдъ,
Хотли воевать, да пушекъ нтъ,
Не притронулися безъ рукавицъ къ крапив,
Лишъ только здлали надъ кошкой судъ..
Была у нихъ мышъ граматная тутъ,
Длецъ и плутъ,
Въ приказ родилась и выросла въ архив.
Пошла въ архиву красть,
Она съ рабячества любила ету сласть,
Подьяческую страсть,
И должно отъ нее все дал было класть:
Тетратей натаскала,
Статейку приискала,
И предложила то,
А что?
Чтобъ кошку изловить, и навязать на шею
Ей колоколъ тотчасъ,
Чтобъ имъ сохранными повсткою быть сею:
И говоритъ мышамъ: которая изъ васъ
Исполнитъ мой приказъ?
Отвтствовали вс ей на ето: не смю.
А я, сказалъ длецъ, хоть мужество имю,
Да только кошекъ я ловити не умю.
ХII.
Мартышка и Кошка.
Мартышка съ кошкою въ однихъ Иокояхъ жили,
И одному хозяину служили,
Да просто ни чево, хозяинъ, не клади,
Когда что стянуто, къ сосдямъ не ходи,
Мартышка все припрячетъ,
А кошка кушанье что ты ни ставь постъ,
Не сыщетъ безъ замка отъ нихъ надежныхъ мстъ.
Частенько кошка къ сыру скачетъ,
И ловитъ сыръ,
Такъ часто у нее съ мышами миръ,
Сыръ мыши пожирняе.
Такъ стала кошка по смирняе.
Сидли нкогда приборщицы одни:
Увидли они,
Каштаны жарятся въ камин.
Мартышка говоритъ: вотъ кошка случай нын,
Теб своимъ искуствомъ поблескать,
Помастери каштаны потаскать,
Отважся въ уголья ты лапу сунуть,
И по каштанцу клюнуть.
Проворница тотчасъ золу поразгребла,
И лапу вонъ, такъ лапы не ожгла,
Опять въ огонь, каштанъ не много потянула,
И лапу вонъ опять оттол отпхнула,
Еще, еще, и разъ за разомъ такъ опять:
Пришла къ концу, каштанъ усилилась достать:
По томъ еще каштанъ, по томъ и два каштана,
И нацпляла ихъ оттол съ полкармана.
Мартышка держитъ врный щотъ
У кошки:
Что кошка вытащитъ, мартышка его въ ротъ,
Не упуская крошки.
Служанка вдругъ вошла: повсили головки:
Каштаны были ловки,
Мартышк сносно то, она сыта была:
А ты мышатница, ни ла, ни пила,
И пользы за свою чужія ты искала,
Каштаны не себ, мартышк ты таскала.
ХІІІ.
Лисица и Журавль.
Лисица журавля обдать позвала:
Въ обманъ ево вела.
Намрилась она принять ево учтиво,
Да чтобъ одной пость,
А журавлю лишь только здлать честь,
Не серце у лисы да горлушко спсиво.
Пожаловалъ журавль, обдъ готовъ.
Лисица говоритъ: извстна дружба наша,
Не надобно друзьямъ къ учтивсту много словъ:
Покушай: для тебя, дружокъ мой, ета каша,
Да кашу встюрила лисица на латокъ,
А носъ у журавля не очень коротокъ,
Не можно кушать,
Такъ ласковыхъ рчей пришелъ онъ только слушать,
Однако и журавль почтить уметъ дамъ,
И больше десяти кладя поклоновъ дюжинъ,
Зоветъ лису на ужинъ.
Лисица говоритъ: я свой поклонъ отдамъ:
Мы врныя друзья, ты другъ, а я другиня,
Журавликъ, ты мн князь а я теб княгиня.
Пошедъ журавдь и мяса нарубилъ:
Не на латокъ поклалъ, куски въ бутылку вбилъ.
Пришла лисица: онъ ей кушанье поставилъ,
Въ бутылку всунулъ носъ, и носикъ позабавилъ.
Лисичью рту не дьзя въ бутылку влесть:
Такъ ей не льзя и мяса сть:
Въ бутыль зубовъ лисица не впихала,
И опустивъ ушки хвосточкомъ замахала.
XIV.
Блоха.
Минерва, встно всмъ, богиня не плоха:
Она боярыня, графиня, иль княгиня,
И вышла изъ главы Юпитера Богиня:
Подобно изъ главы идетъ моей блоха.
О Калліопа, пой блохи ты къ вчной слав:
И возгласи ты мн,
То что пригрезилось сей твари не во сн,
Но въ яв!
Читатели! блохой хочу потшить васъ,
Внемлите сей мой гласъ,
И уши протяните,
А тварь такую зря, меня воспомяните.
Была, жила блоха, не знаю какъ она,
Вскочила на слона.
Слона по томъ вели, на улицахъ казаться,
И на ногу съ ноги, сей куч, подвизаться.
Вы знаете что зайца больше слонъ,
И не взойдетъ онъ жареный на блюдо:
А ежели когда прохаживается онъ,
Сбгается народъ, смотрть на ето чудо.
Блоха моя
Народъ увидя,
И на слон великолнко сидя,
Гордяся говоритъ: о коль почтенна я!
Весь миръ ко мн бжитъ, миръ видъ мой разбираетъ,
И съ удивленіемъ на образъ мой взираетъ:
Судьба моя, довольна я тобой,
Я землю зрю, далеко, подъ собой,
И все животное я вижу подъ ногами:
Блоха на небесахъ, блоха равна съ Богами.
И почала блоха отъ радости скакать,
Скача съ слона упала,
Пропала,
И трудно новую Богиню намъ сыскать.
ХV.
Спорщица.
Скажи, о муза, мн, какой злой гнвъ жену
Принудилъ, объявить жестокую войну,
Противу своего возлюбленнаго мужа,
И глупость можстъ ли жен злой быти чужа!
Мужъ будетъ побжденъ, сунбурщица не трусь,
И здлай намъ надъ мужемъ шутку.
Поставили на столъ большую утку.
Жена сказала: ето гусь:
Не гусь, да утка то, мужъ держитъ сто твердо,^
О сатана!
Кричитъ жена,
На то ли я съ тобой сопряжена.
Вся злобой внутренна моя разозжена.
Кричитъ безъ памяти, пылитъ немилосердо:
Коль ты ослпъ, я шлюсь на вкусъ,
Иль я теб такой дамъ тузъ,
Что ты за дремлешъ,
Коль гуся моево за утку ты пріемлешъ.
Отвдалъ мужъ: душа! сокровище! мой свтъ:
Гусинова и запаха тутъ нтъ.
Бездльникъ ето гусь, я знаю ето прямо.
Пожалуй жонушка не спорь ты такъ упрямо.
Я шлюсь на всхъ людсй, что утка то, не гусь,
И въ етомъ не запрусь.
Но чмъ окончилася шутка?
Жена ему дала туза,
И плюнула въ глаза.
Признался мужъ: на столъ поставленъ гусь не утка.
XVI.
Скупая Собака.
Скупой былъ песъ, и былъ имніемъ доволенъ.
Недомогастъ песъ, и стадъ гораздо болснъ.
На посщеніе приятеди притли,
И друга своево чуть жива ужъ натли.
О смерти онъ умренно хлопочетъ,
И что на вкъ растанется съ гостьми.
Да со запасными себ костьми,
Разстаться онъ не хочетъ.
Бранитъ судьбу, что жизнь безмрно коротка.
Но чмъ она ему сладка?
Какое бдствіе ево поймало?
Онъ пищи множество имлъ,
Однако лъ
Отъ скупости онъ мало.
Всегда ярясь киплъ,
И ету псню плъ:
Прорву и разорву прохожему черева,
Схвачу и прохвачу немилосерда зева,
До серца, зубомъ я.
Изрядна жизнь твоя.
Приятели о немъ тужили.
А чтобъ они ему въ болзни послужили,
Гнилыя кости имъ даетъ,
Которыхъ не хранитъ, и коихъ уже нтъ,
И кои въ бережи лежали много лтъ,
А о другихъ костяхъ не говоритъ ни слова.
Душа ийти изъ тла вонъ готова.
Собака говоритъ, не отступайте прочь,
Старайтеся, друзья, болящему помочь:
А естьли вы не сыты,
Такъ кости у меня въ земл для васъ зарыты.
И самыя свжія: лежатъ они — — — охъ! охъ!
Два раза охнулъ, и издохъ.
XVII.
Пиръ у Льва.
Коль истинной не можно отвчать,
Всево полезняе молчать.
Съ боярами какъ жить, потребно ето вдать.
У льва былъ пиръ,
Пришелъ весь миръ,
Обдать.
Въ покояхъ вонь у льва:
Квартера такова
А львы живутъ не скудно,
Такъ ето чудно.
Подобны въ чистот жилищъ они чухнамъ,
Или посадскимъ мужикамъ,
Которыя въ торги умренно вступили:
И откупами насъ еще не облупили,
И вмсто портупей имютъ кушаки,
А кратче такъ: торговы мужики.
Пришла вонь волку къ носу:
Волкъ ето объявилъ бесд безъ допросу,
Что запахъ худъ.
Услышавъ левъ, кричитъ, бездльникъ ты и плутъ.
Худова запаха и не бывало тутъ:
И смютъ ли въ такія толки,
Входить о львовомъ дом волки?
А чтобы бредить волкъ напредки не дерзалъ,
Немножечко онъ волка потазалъ,
И для поправки наказалъ,
А именно на части растерзалъ.
Мартышка видя страшны грозы,
Сказала: здсь нарциссы, розы,
Цвтутъ.
Левъ ей отвтствовалъ: и ты такой же плутъ,
Нарциссовъ, розъ и не бывало тутъ.
Напредки не сплетай ты лсти:
А за такія всти,
И за пріязнь,
Прими и ты достойну казнь.
Преставился волчишка,
Преставилась мартышка.
Скажи лисица ты, хозяинъ вопрошалъ,
Какой бы запахъ намъ дышалъ,
Я знаю что твое гораздо чувство нжно,
Понюхай ты прилжно.
Лисица на етотъ вопросъ
Сказала: у меня залегъ севодни носъ.
ХVIII.
Пряхи.
Не до издвокъ,
Бесдушкамъ тхъ двокъ,
Которымъ должно много прясть,
И коихъ, сверхъ того, позненько спати класть,
И коимъ, сверьхъ того, раненько просыпаться,
А льну никакъ не льзя всему перещипаться:
Какъ хочешъ такъ часы себ распоряди,
Ленъ вчно будетъ рость, такъ вчно и пряди.
Хозяйка нкая была гораздо люта,
И всякая у ней въ труд была минута,
Вокругъ веретена,
Однако пряла не она:
Служанки пряли,
И столько пряли,
И столько спали,
Какъ я уже сказалъ,
Полбасни я въ заглавьи показалъ,
Полбасни къ ней придвину,
И раскажу оставшу половину.
Какъ солнушка стучится въ дври свтъ,
Извстно что тогда птухъ поетъ.
Въ дому птухъ былъ етомъ,
И передъ свтомъ
Во всю кричалъ птухъ гортань: какорку.
Хозяйка взявъ клюку,
Служанокъ ворошила,
И пряхъ перекрушила,
И изсушила:
И лто, и зима, и осень, и весна,
У двушекъ проходитъ безо сна.
Птухъ не виненъ,
Что голосъ у нево не тихъ:
Птухъ не лихъ,
Птухъ былъ чиненъ,
Хозяища винна, безчинна и лиха,
Однако двушки убили птуха.
По преставленіи пвца хозяйка злая,
Клюкою тряхъ,
Еще и раняе будила пряхъ,
Бояся опоздать, на двокъ лая,
Къ работ двокъ посылая.
Хозяища кричитъ,
Хозяища рычитъ,
Клюку ко пряхамъ присусдя,
А двки, безъ пвца, побудку ту наслдя,
Отъ волка убжавъ попали на медвдя.
ХIХ.
Львица въ горести.
Стрелокъ убилъ у львицы сына,
Не львенка да левка.
Довольно смлости у етова стрелка,
Левъ сильная скотина,
А мой убилъ дтина,
Не поросенка.
Не львенка,
Левка.
Забыла львица,
Угрызла серце ей печаль:
Хотя сурова тварь, и люта ета птица,
Однако сына жаль,
Такъ серце поетъ,
А львица воетъ.
Переглушила всхъ, она крича, зврей,
Пришелъ къ ней тигрь, и говорилъ онъ ей:
Послушай кумушка: мы то позабываемъ,
Что мы чужихъ рабятъ подобно убиваемъ:
Мн мнится матерямъ гораздо трудно несть,
Когда мы здлаемъ и имъ такую честь.
Не слышитъ тигра львица,
А тигръ увщевалъ: послушай ты сестрица,
Послушай мать,
Послушай бабушка: а львица
Не хочетъ ни чево внимать.
Не умаляется у львицы жалобъ мра.
Былъ тигръ ученой человкъ,
И рекъ:
Читала ль ты, кума, Гомера,
О Иліонской ты читала ли войн,
И о Пріямовой жен?
Подробно расказалъ исторію Гекубы.
А львица въ ярости по прежнему кричитъ,
И раздуваетъ губы.
Простился съ нею тигръ, и на пути ворчитъ,
Махая хвостъ и рожу смуру:
Ни чемъ не льзя ввести въ разсудокъ ету дуру.
А я примолвлю то еще,
Что въ жалость о себ злодй влечетъ во тщ,
И то скажу грубяй, чмъ кумъ куму тазаетъ.
Начто о сын выть разбойница дерзаетъ,
Которая сама чужихъ дтей терзаетъ?
ХХ.
Мышь и Кошка.
ХХ^.
Бояринъ и Боярыня.
У мужика въ чулан поставлены лукошки,
Забилася тутъ мышь, не устрашуся кошки.
Кричала мышь, бодрясь, подай ее сюда.
Откол ни взялась, пришла она туда:
Насилу унесла геройка въ подполъ ножки.
Коль ета притча не сладка,
Лишь только для тово что очень коротка,
Во вкусъ войти не льзя всево мн свта:
Подол ета:
Бояринъ былъ, боярыня была,
Она всю въ доме власть вела:
Боярыня была немножечко упорна,
А попросту сказать, была гораздо вздорна:
Бояринъ лъ, бояринъ пилъ, бояринъ спалъ,
А естьли отъ труда усталъ,
Для провожденія онъ времени звалъ.
Сунбурщица болвана колотила,
А иногда и молотила.
Пришла къ нему незапно лнь,
Терпть побои всякой день,
Слуг кричитъ: подай дубину Ванька,
Жена мн вить не нянька,
Мужъ я, а не она,
А ета сатана
Не нянька мн жена,
И видно что у ней давно свербитъ спина,
А Ванька говоритъ: дубина здсь готова,
Да только, государь, держись боярска слова:
Дубина вотъ, за ней ийти не въ лсъ.
Храбруетъ мой съ дубиной Геркулесъ.
Супруга слышала супружню грозу:
И взявъ большую лозу
Вошла къ нему, супругъ дрожитъ,
И въ сни отъ лозы съ дубиною бжитъ:
А чтобъ супружню спину
Полегче было несть,
И соблюсти боярску честь,
Онъ бросилъ и дубину.
ХХII.
Солнце и Лягушки.
Разнесся въ нкоемъ болот слухъ,
И возмутило всхъ лягушекъ духъ.
Лягушка каждая хлопочетъ:
Жениться солнце хочетъ.
Пошла за правду ложь,
И всякой бредитъ то жъ.
Какъ голоса числомъ дла въ суд ршатся,
И слухи такъ вершатся.
Болото истинны наполнилось по дно:
Забредили одно,
Такъ жители тово предла,
Велли сочинить екстрактъ изъ дла,
И подписали такъ,
Что будетъ солнца бракъ.
Помыслить было имъ о бдств томъ ужасно.
Спасеніе себ стремяся испросить,
Лягушки вопіютъ на небо велегласно:
О какъ, о какъ намъ къ вамъ, къ вамъ Боги не гласить.
Умилосердитесь и обратите ухо:
Отъ солнца одного въ болот стало сухо:
А естьли народитъ супружникъ новой чадъ,
Несносный жаръ насъ резнетъ,
Болото будетъ адъ,
И весь нашъ родъ изчезнетъ.
ХХIII.
Отстрленная нога.
Слыхали ль вы пословицу когда:
Соколъ горитъ любовью къ соколих,
Осетръ ко осетрих,
Оселъ къ ослих,
А ужъ къ ужих?
Когда вы скажете мн, да,
Такъ я скажу тогда:
Крестьянк милъ мужикъ, а князь княгин:
И въ старину, и нын.
Такъ было то всегда,
Послушайте о чемъ моя раскаска.
Читали ль надпись вы у чернова орла?
Расказъ мой къ етому прибаска.
Война была:
У полководца въ ней ядро отшибло ногу.
Летло въ ту оно дорогу:
Другой щелчокъ дала,
Въ другую полетвъ дорогу,
Солдату въ ногу,
И ногу отняла.
Солдатъ имя злу судьбину,
Кричитъ: ой! ой!
Бранитъ онъ бой.
Другія говорятъ: пожалуй, братъ, не вой:
Пускай твоя нога пропала.
Полутче здсь твоей нога отпала:
А ты солдатъ простой.
Солдатъ отвтствуетъ: Фельдмаршала я ниже,
Но, ахъ! моя нога была ко мн поближе.
ХХIV.
Воръ.
Кто какъ притворствовать ни станетъ,
Всевидца не обманетъ.
На русску стать я Федра преврачу,
И Русскимъ образцомъ я Басню сплесть хочу.
Большую воръ купилъ себ свчу,
Чтобъ было красть ему средь ночи въ церкви видно:
Зажегъ предъ образомъ, и молится безстыдно.
Сперьва укравъ
Часовникъ,
И ставъ
Церковникъ,
Умильно чтетъ молитву онъ сію:
Услыши Господи молитву ты мою.
Предъ коимъ Образомъ свча ево згараетъ,
Предъ коимъ молится, сей образъ обдираетъ,
И сколько могъ по томъ бездльникъ сеи украсть,
И кражи той въ мшокъ покласть,
Съ тмъ онъ пошелъ домой: безъ страха стать ложится.
Жен божится,
Что Богъ ему то далъ,
Благословя ево ловитву,
За умиленную молитву.
Бездльникъ! дло то Діяволъ созидалъ,
Который таковымъ злодямъ помогаетъ,
Какъ Божья благодать отъ смертныхъ убгаетъ.
ХХV.
Старуха.
Въ деревн женщина пригожая была,
И роз красотой подобною цвла.
Не возвращаются назадъ къ истокамъ воды,
Ни къ намъ протедшія младыя наши годы:
Состарлась она, то долгъ природы,
И вышла на всегда красавица изъ моды:
Не ходитъ боле на пляску въ короводы,
Лишъ только пчь она старается тереть,
И кости грть,
Воспоминая дни своей минувшей славы,
И прежнія свои забавы.
Изъ етова теперь я басенку скраю.
Старуха на пчи лежала на краю,
Крехтла, кашляла, стонала,
Однако о любви еще воспоминала,
И захрапла въ мысли сей.
Тотчасъ, Морфей,
Представилъ ей
Любовника, такъ живо,
Какъ будто было то не лживо.
Старуха голову въ низъ пчи протянувъ,
Любовника поцаловать хотла,
И тушу въ радостномъ восторг всю тряхнувъ,
Неволей съ пчи полетла,
Къ любовнику вс мысли устремивъ:
И умираючи, крестецъ переломивъ,
Ворчала, екую сварила баба брагу!
На край я пчи впредь поколь жива не лягу.
Старуха! умствовать полезняе тогда,
Докол не пришла бда.
ХХVI.
Воры и Оселъ.
Осла стянули воры:
Свели ево съ двора долой,
И на пути вступили въ разговоры,
Вести ль ево домой,
Или ту кражу,
Вести въ продажу.
Во спор завсегда конецъ иль добръ иль худъ:
Добра выходитъ фунтъ, а худа цлый пудъ.
Изъ спора столько худа,
У добрыхъ лишь людей.
И у судей,
А у воровъ выходитъ по три пуда.
У поединщиковъ разсудокъ ясно здравъ,
Кто боле колнетъ, такъ тотъ у нихъ и правъ.
А воры грубы,
Уставъ у нихъ таковъ:
Правъ тотъ у нихъ, который выбьетъ зубы.
Пришло до кулаковъ.
Воръ мимо шелъ, а два дерутся:
Качаетъ головой, гд силы ихъ берутся.
Кулачному не мнитъ коснуться ремеслу,
Да лзитъ на осла и говоритъ ослу:
Пора домой: пускай другъ друга повстрчаютъ,
И тщатся побждать:
Намъ долго ждать,
Они комедію не скоро окончаютъ.
ХХVII.
Два Птуха.
Въ печали человкъ не вовсе унывай,
И лутчую ты жизнь имти уповай,
Выводитъ за собой приятность и ненастье,
Выходитъ иногда изъ бдства намъ и щастье.
Два были птуха въ дому,
И много куръ: противно то уму,
Пустить безъ ревности къ супруг,
Любовника къ услуг,
Ревнивымъ птухамъ
Пришло къ войн прибраться,
Пришло, любовникамъ за дамъ,
На поединк драться,
И за любовь
Избиться въ кровь.
Щелчковъ даютъ другъ другу тучу:
Одинъ другова съ мста збилъ,
И побдитель былъ.
Въ навозну отъ нево другой закрылся кучу.
А тотъ на кучу возлетлъ:
И чтобъ сосды,
Внимали гласъ ево побды,
Какореку, всмъ горломъ онъ заплъ,
Но вдругъ ево орелъ
Унесъ, изъ славныхъ длъ,
А тотъ и живъ, и всей сералью овладлъ.
ХХVIII.
Два Прохожія.
Шли два прохожія: нашелъ одинъ топоръ,
И на пути они имя разговоръ,
Вступили ьъ споръ:
Другой сказалъ: такъ мы нашли находку:
А тотъ отвтствовалъ: заткни себ ты глотку,
Находка не твоя,
Не мы нашли, нашолъ то я,
Такъ стала быть находка та моя.
Пришли въ деревню: гд топоръ вы братцы взяли,
Спросили ихъ:
Намъ надобенъ топоръ, и для ради самихъ.
Связали,
Какъ воровъ,
Съ дубьемъ бгутъ, со всхъ дворовъ,
И вс кричатъ: топоръ деревни етой,
Таковъ и едаковъ примтой.
По всей о топор деревн шумъ,
Крестьяня завсегда въ такихъ случаяхъ дружны.
Хозяинъ топора въ то время всмъ былъ кумъ,
Вс стали кумовья, и куму вс услужны,
А бабы вс кумы.
Прохожій, кто топоръ одинъ себ наслдилъ,
Не во единственномъ числ уже забредилъ,
И говорилъ: погибли братецъ мы:
А тотъ ему на то: заткни себ ты глотку,
Не я нашолъ находку:
И словъ, и такъ и сякъ, мой другъ, не изгибай.
Одинъ нашолъ топоръ, одинъ и погибай.
XXIX.
Учитель и Ученикъ.
Во время крайности къ словамъ не прилипай,
Да къ дйствію ступай.
Въ саду своемъ гулялъ учащихся мучитель,
А именно шалунъ несмысленной учитель.
Рабенку на бду,
Колодезь въ етомъ былъ саду.
Въ колодезь ученикъ попался,
И ужъ до пояса купался:
На смертномъ онъ одр, безъ немощи, лежитъ,
Свиненкомъ онъ визжитъ,
Терзаясь ужасомъ и лютою тоскою,
За втви дерева держась рукою.
Не любитъ Философъ
Рабячьихъ голосовъ,
И резвость ненавидлъ.
Какъ ето онъ увидлъ,
Журилъ ученика: тебя потребно счь:
И сталъ ему вщать ученнйшую рчь.
Рабенокъ молитъ: вотъ, теперь меня ты молишъ,
А тотъ кричитъ еще въ колодез стеня:
Пожалуй прежде вынь мсня,
И посл говори что ты тогда изволишъ.
ХХХ
Старой Мужъ и молодая жена.
Былъ нкакой старикъ, и очень былъ богатъ,
Боярамъ былъ набитой братъ,
И знался съ ними безъ препятства:
Куда они, туда и онъ.
Живущему среди богатства,
Такой законъ.
Но все ему еще то было мало.
Чево жъ еще не доставало?
Довольно у нево
Всево,
Въ богатств онъ до самой глотки.
Не достаетъ ему молодки,
Женился мой старикъ.
Былъ сдъ, надлъ парикъ,
Молодушка прекрасна.
Въ алмазахъ всякой день: въ день съ нимъ она согласна,
А ночью нтъ,
Старикъ безъ парика гораздо сдъ,
И тщетно онъ любви жену цалуя проситъ,
Жена ево иметъ за врага.
Она алмазы носитъ,
А онъ рога.
XXXI.
Злая жена и отчаянный Мужъ.
Кто зляй на свт всхъ, когда кто ето спросит,
Иныя говорятъ: иль поваръ, или псарь,
Иныя говорятъ бездушной секретарь,
Которой истинну на рынокъ носитъ.
Иныя говорятъ нтъ зляе Сатаны,
Побольше онъ дерзаетъ,
Онъ духъ терзастъ.
А я скажу: зляй нтъ на свт злой жены.
Чортъ меньше бабы злой во злое мчится дло.
Онъ мучитъ только духъ, а та и духъ и тло.
На вкъ
Злой двк отдался какой то человкъ.
Что двк отдался, какое ето чудо?
Злой двк отдался, гораздо ето худо.
Женился, а она въ немъ душу сокруша,
И тло мужье изсуша,
Имла ту находку.
Отчаянный супругъ пускаетъ рыло въ водку:
Которая ему перехватила глотку,
И здлала чахотку.
Харонъ ему кричитъ: ступай ко мн ты въ лодку.
Еще и не пришелъ твоей кончины срокъ,
Но лютая жена перемнила рокъ.
XXXІІ.
Злая жена и черти.
Былъ домъ,
И разнеслися слухи,
Что въ дом томъ
Живутъ нечисты духи,
Домъ пустъ,
Хозяинъ домъ оставилъ,
И только домъ чертями густъ.
О естьли бы кто домъ отъ етова избавилъ!
Однако избавленья нтъ:
А изъ чертей ни кто изъ дома вонъ нейдетъ.
Былъ мужъ, была жена, и были брани
У нихъ, безъ пошлины и безо всякой дани.
Жена была остра, и съ мужемъ зубъ о зубъ,
Жена была остра по русски незговорна,
А по крестьянски вздорна:
А мужъ былъ тупъ,
По русски, былъ тазать сожительницу скупъ,
А по крестьянски глупъ,
Но ужъ не до тазанья,
Пришло до наказанья:
Сталъ дюжъ
И мужъ:
Приговорилъ жену ко смерти,
И заперъ въ оный домъ, въ которомъ жили черти.
Пришелъ къ нему
Пустова дома прежній житель,
И говоритъ: теб, я, другу моему,
Покорнйшій служитель:
А паче и тово, твоей жен,
За ваши милости ко мн.
Діяволи твосй супруги испужались,
И разбжались.
ХХХІII.
Два Старика.
Дорогой не изъ доброй воли,
Шли два старинушки: купити идутъ соли.
Съ средины своево пути,
Увидли они въ дали, куда йити,
Что небо потемнло.
Старинушки ворчатъ: худой сей день намъ вождь,
Худое ето дло,
Конечно будетъ дождь,
Ужасна туча набжала:
У стариковъ утроба вся дрожала.
Ворчатъ они: въ худой пошли мы часъ,
Изъ дома въ гости,
Промочитъ дождикъ насъ,
По самы кости.
Поближе подошедъ, увидли они,
Не тучу, гору,
И тучею гора казалась прежде взору,
Ворчатъ, худыя мы кони,
Гораздо мы устанемъ,
Покол на гору не вспрянемъ.
Еще поближе подошли,
Со всмъ иное тутъ нашли:
Нашли не гору, и не тучу,
Да что жъ? навозну кучу.
ХХХІV.
Пастухъ обманщикъ.
Пастухъ кричалъ не рдко: волки, волки:
А въ паствахъ т слова гораздо колки.
Збиралися воровъ на крикъ ево хватать,
А онъ збирался имъ смяться хахотать,
Убійства нтъ въ овцахъ и ни единой раны,
И не бывали тутъ разбойники тираны.
Но нкогда пришли и впрямъ они туда,
Пастухъ кричитъ всей силой и тогда:
Рабята, волки, волки,
Однако у рабятъ пошли иныя толки,
Рабята говорятъ:
Уже сто кратъ,
Дурачилъ ты насъ братъ,
А больше не обманешъ,
Хотя кричать ты три дни станешъ.
Пограбили разбойники овецъ,
Заплакадъ молодецъ.
Глупецъ!
Ты ложью забавлялся,
Имя тму удачь:
Довольно ты смялся,
Теперь поплачь.
ХХХV.
Левъ, Корова, Овца и Коза.
Овца, коза, корова, левъ,
Вступили нкогда въ торговлю,
А именно, пошли на ловлю.
Единый только львовъ у нихъ ловцовый звъ,
А тмъ ловцами быть не очень и способно,
Однако то удобно,
Такъ мелю я не втръ,
А доказательство сей истинны мн Федръ.
Къ торговл приступили,
Въ лсахъ оленя подцепили,
Хотя они лсовъ не откупили,
Львы съ роду ни чево на откупъ не берутъ,
И кожи со зврей безпошлинно дерутъ,
Но дло не о томъ, пора длити звря:
На равны жеребья измря.
Левъ
Разинулъ звъ,
И сталъ вщати имъ, а я скажу вамъ, како.
Тако:
Вы знаете, что левъ есмь азъ,
И лутче васъ:
Вы знаете, что силъ я больше васъ имю:
Вы знаете, что я у васъ отняти смю,
И сверьхъ того еще съ васъ кожи драть умю:
Понятно ль ето вамъ?
Они сказали вс: понятно ето намъ:
Имешъ ты четыре власти,
Такъ долженъ получить четыре ты и части.
ХХХVI.
Пастухъ чванъ.
Собаку утащилъ медвдь у стада:
Пастухъ тому не радъ, и плнница не рада.
Не зналъ пастухъ, какой то воръ
Осмлился къ нему взойти на скотной дворъ,
Но то другія вдя,
Сказали про медвдя.
Намрился пастухъ медвдя погубить,
И взявъ дубину онъ пошелъ медвдя бить.
Гд кроется медвдь когдабъ я ето вытеръ,
Досадуетъ, ворчитъ, и молитъ: о Юпитеръ:
Медвдя должно изрубить:
Медвдя я повергну мертва:
Яви лишъ ты ево: теб, Юпитсръ, жертва
Теленокъ за ево, изъ моево скота!
Медвдя видитъ: рчь и поступь ужъ не та:
Онъ рыцарство ногамъ, не сердцу повряетъ:
Отъ сильнаго врага, какъ можно, ускоряетъ.
И льется изъ очей героевыхъ рка:
Герой молитву повторяетъ:
Сулилъ теленка онъ, теперь сулитъ быка.
ХХХVII.
Левъ состаревшійся.
Лишася силы левъ покою только радъ:
Сталъ старъ, однако былъ онъ прежде младъ,
И многимъ понаскучилъ,
А именно зврей, какъ былъ онъ молодъ, мучилъ:
Терзалъ,
И кушать ихъ дерзалъ.
Отверсты дври,
Туда, гд охаетъ и стонетъ онъ,
Безъ страха зври
Ко льву приходятъ, на поклонъ:
Отмщеніемъ алкаютъ,
И вс ево толкаютъ.
Въ послдокъ левъ боится и овецъ,
И на конецъ,
По чреву томномъ и несытомъ,
Оселъ ево копытомъ.
Осталось только льву терпти то, стня.
Меня,
Кто съ силой равну злость иметъ,
Конечно разуметъ.
ХХХVIIІ.
Свинья, Овца и Коза.
Овца, коза, свинья, въ телг,
Не вдаю когда,
Не вдаю куда,
Въ большой везутся нг.
Скажите, говоритъ свинья, сестрицы мн,
Видали ль ето вы хотя когда во сн,
И было ль то на свт,
Что бъ хала свинья въ карет?
Сестры отвтствуютъ ей на етотъ вопросъ
Возили такъ овецъ и козъ,
И насъ возили:
Одну доили,
Другую брили:
Не жарили и не варили.
Изрядно: ну, а я почто вошла въ чины?
Кому то хочется покушать втчины.
Увы! увы! увы! увы! свинья визжала:
Я бъ лутче никогда въ карет не зжала.
ХХХIХ.
Мышь и Слонъ.
Вели слона, и отовсюду
Збгается народъ.
Смется мышь: бгутъ, какъ будто нъ чуду:
Чево смотрть, когда какой идетъ уродъ?
Не думаетъ ли кто, и я дивится буду?
А онъ и чванится, какъ будто баринъ онъ:
Не кланятся ль тогда, когда тащится слонъ?
Сама я спсь имю ту жс,
И знаю то, что я ни чемъ ево не хуже.
Она бы рчь вела
И бол,
Да кошка бросилась не вдаю откол,
И мыши карачунъ дала.
Хоть кошка ей ни слова не сказала:
А то что мышь не слонъ, ей ясно доказала.
ХL.
Овца.
Былъ дождь, овечушка обмокла какъ лягушка:
Дрожитъ у ней тельцо и душка,
И шуба вся на ней дрожитъ,
Сушиться надлежитъ,
Овца къ огню бжитъ.
Ахъ! лутче бъ ты овца день цлый продрожала,
И отъ воды къ огню безумна не бжала.
Спросила ль ты, куда дорога та лежала?
Какую прибыль ты нашла?
Въ поварню ты зашла.
То подлинно что ты немного осушилась,
Да шубы ты лишилась.
Къ чему, читатель сей расказъ?
Я цлю вить не въ бровь, я цлю въ самой глазъ.
Зайди съ челобитьемъ когда въ приказъ.
XLI.
Шершни.
Шершни на патоку напали,
И патаку поколупали.
Застала ихъ хозяйка тутъ,
И тварь, которая алкала:
Хозяйка всю перещелкала.
Не дологъ былъ хозяйкинъ судъ.
Хозяйка истинна, а выкулупки взятки,
Шершни подьячія, которы къ деньгамъ падки.
ХLIІ.
Паукъ и Муха.
Паукъ обдать позвалъ муху,
Обда мух нтъ,
Хозяйску только брюху,
Изъ мухи сталъ обдъ.
Безчестной лицемритъ,
Безумной безъ разбору вритъ.
А я скажу, по старин,
Пословицу приятну мн:
Когда къ вод придешъ, отвдай прежде броду,
Ворвешся безъ того по самы уши въ воду.
XLIII.
Жуки и Пчелы.
Прибаску
Сложу,
И скаску
Скажу.
Невжи жуки,
Вползли въ науки,
И стали патаку пчелъ длать обучать.
Пчеламъ не вкъ молчать,
Что ихъ дурачатъ,
Великой шумъ во ульи начатъ.
Спустился къ нимъ съ Парнасса Аполлонъ,
И жуковъ онъ,
Всхъ выгналъ вонъ,
Сказалъ: друзья мои, въ навозъ отсль подите,
Они работаютъ, а вы ихъ трудъ ядите,
Да вы же скаредствомъ и патаку вредите.
XLIV.
Сова и Римачъ.
Расхвасталась сова:
Въ ней вся отъ гордости и злобы кровь кипла,
И вотъ ее слова:
Я перва изо птицъ въ сей рощ псни пла,
А нын я, за то, пускаю тщетный стонъ,
Попвъ я выбита изъ етой рощи вонъ:
За сладко пніе я бдство претерпла.
Отвтствовалъ сов, какой то Стихоткачъ
Несмысленной Римачъ:
Сестрица! я себ такую жъ часть наслдилъ,
Что первый въ город на римахъ я забредилъ.
XLV.
Обидчикъ и Ангелъ.
По смерти каково, коль я скажу, совру:
Приди меня спросить, тогда когда умру.
Предъ Ангела предсталъ обидчикъ мерзкой,
И здлалъ сей вопросъ, гораздо смертнымъ дерзко.
И говорилъ: душа моя всякъ часъ дрожитъ,
Коль намъ на страшный судъ востати надлежитъ,
И всю надежду я, на Вышняго ослабилъ,
Окрадывалъ Царя, и ближняго я грабилъ.
Какъ камень у меня на серц страхъ лежитъ.
Коль будетъ мертвымъ воскресенье,
Такъ я покаяся, полкражи возврачу,
И впредь во воровств умренъ быть хочу,
Потребно мн спасенье.
Небесный житель не смолчалъ,
И отвчалъ:
По смерти,
Каковъ на свт ты, злодевъ таковыхъ,
Берутъ, бездльникъ, черти:
А что съ нимъ длаютъ, спроси о томъ у нихъ.
XLVI.
Соболья шуба.
Богатство хорошо имть,
Но должно ль имъ кому гордиться смть?
Въ собольей дурака я шуб видлъ,
Который всхъ людей, гордяся, ненавидлъ.
Въ комъ много гордости, извстно то, что тотъ.
Конечно, скотъ,
И титла етова, въ народ, самъ онъ проситъ.
Носилъ ту шубу скотъ,
И скотъ и нын носитъ.
XLVII.
Здоровье.
Кому въ чемъ есть ущербъ и вредъ,
Безъ отвращенія другому бдъ,
Такъ то намъ длати безумно.
Когда питье мы тумно,
За здравіе излишно пьемъ,
Какую длаемъ другому пользу тмъ?
Въ томъ суетно ему здоровья ожидаемъ:
Свое лишъ только повреждаемъ.
XLVIII.
Коловратность.
Собака кошку съла,
Собаку сълъ медвдь.
Медвдя, зевомъ, левъ принудилъ умереть,
Сразити льва рука охотничья умла,
Охотника ужалила змя,
Змю загрызла кошка
Сія
Вкругъ около дорожка.
А мысль моя,
И видно намъ неоднократно,
Что все на свт коловратно.
ХLIХ.
Прохожій и Собака.
Гд множество собакъ, трудненько тамъ пройти.
Поранилъ песъ прохожева, въ пути.
Стараясь умягчить прохожій ету рану,
Въ крови своей кусокъ далъ хлба онъ тирану,
Сказалъ какой то Ипократъ:
Коль песъ ково ужалитъ,
Такъ ето боль умалитъ.
Сказалъ ему Есопъ шедъ мимо: слушай братъ:
Впредь будешъ отъ собакъ ужаленъ ты, сто кратъ,
Коль едакъ раны облсгчаешъ:
Мн кажется что ты не рану излчаешъ,
Да пса кусаться обучаешъ.
А я скажу, вотъ такъ:
Дуракъ!
Не подчивай, да бй, ты, бшеныхъ собакъ.
Сказалъ во притчахъ Федръ, ругаяся тобою:
Влечетъ во зл успхъ другихъ ко злу съ собою.
L.
Сторожъ богатства своего.
Скупой не господинъ, но только стражъ богатства.
Скупой скажи ты мн свой сонъ:
Не грезится ль теб, нейти изъ свта вонъ?
Не зришъ ли смерти ты имніемъ препятства?
Сказалъ пвецъ Анакреонъ,
Что тщетно тотъ богатство собираетъ,
Который такъ равно, какъ бдный умираетъ.
Вспомни ты, что краткій вкъ
Предписанъ намъ судьбою,
И что раждаяся умрети человкъ,
Въ гробъ не понесетъ имнія съ собою.
А я къ тому веду здсь рчь.
Что мы раждаемся ль имніе стеречь,
И новы отъ того, всякъ часъ, имть боязни.
Жесточе, въ Ад, нтъ твоей безумецъ казни.
И что глупяй тебя?
Бездльниковъ, по смерти,
Терзаютъ въ Ад, черти:
А ты стараешся терзати самъ себя,
Ты дьяволъ самъ себ, тиранъ себ безъ спору.
У Федра Притча есть: лисица роя нору,
Прорылась глубоко,
И въ землю забрела, гораздо далеко:
Нашла сокровище, подъ стражей у дракона,
По Моліерову у Гарпагона,
По моему у дурака,
Который отлежалъ, на золот, бока.
Федръ инако раскаску скончеваетъ:
А я скажу: драконъ на злат почиваетъ,
Лежитъ во тьм и спитъ, проснувшися зваетъ,
И на златомъ одр въ нещастьи пребываетъ.
LI.
Пустынникъ.
Въ пустын мужъ почтенный жилъ,
И добродетели примромъ онъ служилъ.
Вс видли ево незлобива и смирна,
Везд о немъ носилася хвала.
Какой то человкъ привелъ къ нему вола,
Гораздо жирна.
Увидлъ ето воръ,
И захотлъ вола къ себ втащить на дворъ.
Настала ночь: пошелъ на ловлю воръ къ пустын,
И ставъ заранье гордъ,
Идетъ и мнитъ: помъ говядинки я нын.
Въ пути попался вору чортъ:
Не о говядин тотъ мыслитъ,
И не вола идетъ ловить,
Идетъ пустынника давить,
И ужъ ево въ убитыхъ числитъ.
Извстно то что чорту, въ вкъ,
Противенъ доброй человкъ,
И что взаимственна въ душахъ подобныхъ служба,
Издревле у чертей съ ворами дружба.
Другъ другу объявивъ намренье они,
Спшатъ туда прийти до расвтанья дни,
Чтобъ дло въ темнот решилось,
И безпрепятственно желанье совершилось.
Пришли,
Вола нашли.
Воръ чорту говоритъ: я стану приниматься,
Съ говядиной ломаться.
А чортъ на то, она сыра и замичитъ:
Вить быкъ не за всегда когда онъ живъ молчитъ,
Пустынника разбудитъ,
А онъ легко разсудитъ,
Что воръ вола здсь удитъ.
Постой, покамсть я пустынника словлю.
И удавлю.
Воръ ето примчаетъ,
Что гнется не къ ево то больше сторон,
И отвчаетъ
Сатан:
Постой, и дай свести вола ты прежд мн:
И мнитъ: когда чортъ дврью грянетъ,
Услышавъ шумъ, пустынникъ встанетъ,
И пастухамъ Разбой въ окошко закричитъ:
А волъ хотя и замичитъ,
Пустынникъ на постел,
Не свдаетъ объ етомъ дл.
Не соглашаются, вступили въ споръ:
Шумитъ и чортъ, шумитъ и воръ.
Услышавъ шумъ пустынникъ мой проснулся,
И только лишь очнулся,
Кричитъ разбой,
Пустынникъ мой
И пастуховъ въ окошко созываетъ.
Обрушился чортъ въ адъ:
Воръ высунувъ языкъ, бжитъ, зваетъ,
Поймали, и ему назадъ,
Веревкой, руки прикрпили:
А посл ею же и шею прицпили.
LII.
Змя подъ колодой.
Змя лежала подъ колодои,
И вылезть не могла:
Не льстилася свободой,
И смерти тамъ себ ждала.
Мужикъ дорогой
Шелъ:
Въ судьб престрогой
Змю нашелъ.
Змя не укусила,
Не льзя.
Слезя,
Ево просила,
Прежалостно стня:
Пожалуй мужичокъ, пожалуй вынь меня!
Мужикъ сей прозьбы не оставилъ,
Змю отъ пагубы избавилъ,
Къ лютйшему врагу усердіе храня.
О щедрая душа! о мужъ благоразсудный!
А попросту, болванъ уродина пречудный!
Змю ты спасъ.
На что? чтобъ жалить насъ.
Змя шипитъ, и жало
Высовываетъ вонъ,
Трухнулъ гораздо онъ,
И серце задрожало.
Змя бросастся яряся на нево,
И за большую дружбу.
Стремится учинить ему большую службу.
Вертится мой мужикъ, всей силой, отъ тово,
Хлопочетъ,
И со змею въ судъ ийти онъ хочетъ.
Бжала тутъ лиса, и говоритъ имъ: я
Судья,
Скажите братцы смло,
О чемъ у васъ такой великой шумъ,
И ваше дло:
Я все перевершу, и приведу васъ въ умъ.
Мужикъ отвтствовалъ: мои теб доводы,
Что вынулъ я ее изъ подъ колоды,
И пекся оживить,
Она меня, за то, печется умертвить.
Змя отвтствуетъ: я тамъ опочивала,
И въ страх смертномъ я, тамъ лежа, не бывала,
Такъ будто онъ меня отъ смерти свободилъ,
Что отнялъ мой покой и дерзко разбудилъ.
Судья зм сказалъ, не высунь больше жала,
И прсжде покажи мн то, какъ ты лежала,
Такъ я изъ етова полутче разберу,
И здлаю тобой, крестьянину кару.
Впустилъ мужикъ туда змю обратно.
Судья зм сказалъ: опочивай приятно,
А ты, дружечикъ мой,
Поди домой.
Изъ канцеляріи, со смертна бою,
Мужикъ зоветъ
Лису съ собою,
И говоритъ: мой свтъ!
Поди ко мн обдать,
И куръ моихъ отвдать,
За благодтель я твою,
Впущу судью,
Въ мой курникъ: птухи тамъ, куры и цыплята.
Хотя мала теб такая плата.
Чево достойна ты не льзя и говорить,
Да не чмъ больше мн тебя благодарить.
Пошла лисица съ нимъ, ей ето и нравно,
И не противенъ тотъ лисиц разговоръ:
Настся тамъ она преславно.
Пришла къ нему на дворъ,
И въ курникъ: только лишъ вошла туда лисица,
Крестьянинъ говорилъ: дражайшій мой судья!
Послушай ка сестрица,
Голубушка моя,
Простися съ братцомъ ты, съ своимъ любезнымъ свтом!
А милость я твою усердно заплачу:
У насъ по деревнямъ безъ шубы ходятъ лтомъ,
Такъ шубу я съ тебя содрать хочу,
Теперь тепло, такъ я не виненъ въ етомъ.
И взявъ обухъ
Онъ вынулъ изъ сестры однимъ ударомъ духъ.
LIII.
Олень.
Олени такъ какъ мы, животнаго же роду,
Такую же имютъ моду,
Что пьютъ они, да пьютъ одну лишъ только воду:
Къ рк прибгъ испить олень.
Въ вод увидлъ онъ свою оленью тнь.
И тму ногамъ онъ длалъ пнь,
И говорилъ: судьбы и щедры всмъ и строги,
Прекрасныя даны мн роги,
И самы пакостны съ собой таскаю ноги.
Песъ гончій текъ ему во слдъ,
Не хочетъ мой олень такихъ ссб бесдъ,
Бежитъ, не милъ ему сосдъ.
Въ минуту въ лсъ ушолъ онъ резвыми ногами:
Въ лсу цепляется рогами,
И мдлитъ на бгу онъ етими врагами.
Видна изъ басни суета,
Когда за лутчее почтется красота,
Что лутча наша часть не та.
LIV.
Собака и Воръ.
Старой обычай и давная мода,
Были бъ ворота всегда на крпи.
Въ дом, всегда, у приказнова рода,
Песъ, на часахъ, у воротъ на цпи.
Дворникъ забывшись не заперъ калитки,
Слдственно можно втереться во дворъ.
Въ вымыслахъ мудрыя остры и прытки:
Входитъ мудрецъ тутъ, а именно воръ.
Ластится, ластится льстецъ, ко собак,
Бросилъ ей жирнова мяса кусокъ:
Песъ разсердясь закричалъ будто въ драк:
Рвешся напрасно нахалъ, а не въ прокъ:
Воръ подкупити меня предпримаешъ,
Хочешъ прибраться ты къ нашимъ крохамъ
Врна подарками пса не сломаешъ,
Я не повинна приказнымъ грхамъ.
Знаю сево я привтства причину,
В завтр пожалуй, да въ день а не въ ночь,
Мясо снеси къ моему господину,
Онъ до подарковъ побол охочъ.
LV.
Филлида.
Горько плакала Филлида,
Очи простирая въ понтъ,
Изъ ея въ которомъ вида
Скрылся вчно Демофонтъ.
Т брега гд съ ней простился,
Гд любимъ онъ ею былъ,
Сей неврный позабылъ,
И назадъ не возвратился.
Много изъ любви забавы,
И веселія течетъ,
Но любовь лишая славы,
Часто бдствіе влечетъ,
Не ввряйте вы прекрасны,
Не подумая сердецъ:
Берегитесь на конецъ,
Какъ Филлида, быть нещастны.
LVI.
Комаръ.
Какой то нгд шолъ обозъ:
Клячонка на гору тянулась,
Везла она тяжелой возъ,
И стала, больше не тронулась.
Сердясь какъ будто на жену,
Лишъ только больше погоняетъ,
Кричитъ извощикъ, ну, ну, ну,
И кляч палкой лнь пняетъ.
Ни съ мста конь, гора трудна,
Трудняй Извощикова клика,
А кляча возъ везетъ одна,
Поклажа на возу велика.
Въ нутри у клячи адской жаръ,
А на спин морская пена,
А на возу сидитъ комаръ,
И мнитъ: горчай я кляч хрена.
Вся тягость мыслитъ отъ нево,
У комара вить есть догадка,
Сскочилъ онъ для ради тово,
И говоритъ, ступай лошадка.

Конецъ І Книги

ПРИТЧИ

КНИГА ВТОРАЯ.

І.
Терпніе.
Терпнье хорошо, объ етомъ я не спорю,
Нравоучителей ни съ кмъ я симъ не ссорю.
Но мра есть во всемъ,
Подобно какъ и въ немъ.
Былъ нкакой скупой, иль былъ домостроитель,
И за расходами подробный былъ смотритель:
Имлъ онъ лошадь иль коня:
Какою шерстью, то едино для меня.
Буланая ль была, гндая, иль иная
Пусть лошадь будетъ вороная.
Случилось цлой день хозяину не сть,
И было то ему не очень тяжко несть.
Умняе, мыслитъ онъ, я сталъ поживъ подол.
Хоть лошадь я свою, сказалъ онъ, и люблю,
Но сна и овса я много тмъ гублю,
Ни сна ни овса не дамъ коню я бол.
А лтомъ я пущу гулять лошадку въ пол:
Я цлой день не лъ, однако я вить живъ,
Пробыть безъ корму льзя, мой вымыселъ не лживъ:
Терпнье никогда не сокращаетъ вка,
А лошадь крпче человка.
Постится лошадь день: живаль она? жива.
Збылися, говоритъ, збылись мои слова,
Изряденъ опытъ мой, изрядна и догадка.
Еще постится день: жива ль моя ложадка?
Жива: я вдалъ то,
И кормъ терять на что?
Постится день еще: хозяинъ тмъ доволенъ.
Скажите: живъ ли конь? конь живъ, да только боленъ.
Не можно, говоритъ, животному найтись,
Которо бы могло безъ скорби обойтись.
Постится день еще: легла лошадка въ стойл,
Не мыслитъ боле о корм, ни о пойл.
Скажите: живъ ли конь? живъ но чудь дышитъ.
Не всяка, говоритъ, скорбь жизни насъ лишитъ.
Конечно то припадки,
Холодной лихорадки.
Постится день еще, и покидаетъ свтъ.
Скажите: живъ ли конь? коня ужъ больше нтъ.
Хозяинъ закричалъ, конюшему прегрозно:
Дай корму ты коню: теперь сударь ужъ позно.
II.
Старикъ со своимъ Сыномъ и Оселъ.
Одинъ то такъ, другой то инако зоветъ,
На свт разны нравы,
На свт разны правы,
Но все ли то ловить, ркою что плыветъ.
Кто хочетъ,
Пускай хлопочетъ,
Пускай хахочетъ,
Хула не ядъ,
А безъ вины ни кто не попадется въ адъ:
Хулитель ко всему найдетъ себ привязку.
Я къ етому скажу старинную вамъ сказку:
Ни года, мсяца не помню, ни числа,
Какъ велъ мужикъ дорогою осла.
Съ крестьяниномъ былъ сынъ, мальчишка лтъ десятка,
Но то одна догадка,
Я въ зубы не смотрлъ: да я жъ не коновалъ,
И отъ роду въ такой я школ не бывалъ.
Мужикъ былъ старъ и съ бородою:
Съ какой? съ сдою.
Прохожій встртившись смялся мужику,
Какъ будто дураку,
И говорилъ: идутъ пшками,
А есть у нихъ оселъ, ослы вы видно сами.
Не празденъ сталъ оселъ,
Крестьянинъ на нево полезъ и слъ:
Безъ шпоръ крестьянинъ былъ, толкалъ осла пятами.
Прохожій встртившись смялся мужику,
Какъ будто дураку,
И говорилъ: конечно братъ ты шуменъ
Или безуменъ,
Самъ дешъ ты верьхомъ,
А мальчика съ собой волочишъ ты пшкомъ.
Мужикъ съ осла спустился,
А мальчикъ на осла, и такъ и сякъ,
Не знаю какъ,
Вскарабкался взмостился.
Прохожій встртившись смялся мужику,
Какъ будто дураку,
И говорилъ: на глупость ето схоже,
Мальчишка помоложе,
Такъ лучше онъ бы шелъ, когда бъ ты былъ уменъ,
А ты бы халъ старой хренъ.
Мужикъ осла еще навьютилъ,
И на нево себя и съ бородою взрютилъ,
А парень таки тамъ:
Не будетъ ужъ теперь ни кто смяться намъ,
Ворчалъ мужикъ предвдавъ то сердечно:
Конечно,
Я мышлю такъ и самъ,
Ни кто смяться ужъ не станетъ,
Извстно то давно, что серце не обманетъ.
Прохожій встртившись смялся мужику,
Какъ будто дураку,
И говорилъ: старикъ и въ грхъ не ставитъ,
Что такъ осла онъ давитъ,
А скоро сдока и третьяго прибавитъ.
Удачи нтъ: ни кто не хочетъ похвалить,
Не лутче ль на себя мужикъ осла взвалить?
III.
Оселъ во львовой кож.
Оселъ одтый въ кожу львову,
Надвъ обнову,
Гордиться сталъ,
И будто Геркулесъ подъ оною блисталъ.
Да какъ сокровищи такія собираютъ?
Мн сказано и львы какъ кошки умираютъ,
И кожи съ нихъ здираютъ.
Когда преставится свирпый левъ,
Не страшенъ левій звъ,
И гнвъ,
А противъ смерти нтъ на свт обороны,
Лишъ только не такой по смерти львамъ обрядъ,
Насъ черви какъ умремъ ядятъ,
А львовъ ядятъ вороны.
Каковъ сталъ гордъ оселъ, на что о томъ болтать?
Легохонько то можно испытать,
Когда мы взглянемъ
На мужика,
И почитати станемъ
Мы въ немъ откупщика,
Который продавалъ подовыя на рынк,
Или у кобака,
И посл въ скрынк
Богатства у него великая рка,
Или ясняй сказать, и Волга и Ока,
Который всмъ тснитъ бока,
И плаваетъ какъ муха въ крынк,
Въ пространномъ мор молока,
Или когда въ чести увидишъ дурака,
Или въ чину урода,
Изъ сама подла рода,
Котораго пахать произвела природа.
Ворчалъ,
Мичалъ,
Рычалъ,
Кричалъ,
На всхъ сердился:
Великій Александръ толико не гордился.
Таковъ сталъ нашъ оселъ:
Казалося ему что онъ судьею слъ..
Пошли поклоны, лсти,
И объ осл всзд похвальны всти:
Разнесся страхъ,
И все передъ осломъ земной лишъ только прахъ.
Недли въ дв, поклоны
Передъ осломъ,
Не стали тысячи, да стали миліоны,
Числомъ:
А все изъ далка поклоны т творятся,
Прогнвавшія льва не скоро помирятся,
Такъ долгъ твердитъ уму:
Не подходи къ нему.
Лисица говоритъ: хоть левъ и дюжъ дтина,
Однако вить и онъ такая же скотина,
Такъ можно подойти и милости искать:
А я то вдаю, какъ надобно ласкать.
Пришла и милости просила,
До самыхъ до небсъ тварь подлу возносила,
Но вдругъ увидла, вс лсти т пропвъ,
Что то оселъ, не левъ:
Лисица зароптала,
Что, вмсто льва, осла всемъ сердцемъ почитала,
IV.
Безногой Солдатъ.
Солдатъ, которому въ войн отшибли ноги,
Былъ отданъ въ монастырь, чтобъ тамъ кормить ево,
А служки были строги,
Для бднова сево.
Не могъ тамъ пищею нещастливый ласкаться,
И жизни былъ не радъ.
Оставилъ монастырь безногой сей солдатъ:
Ногъ нтъ, поползъ, и сталъ онъ по миру таскаться.
Я дло самое преважное имлъ,
Желая чтобъ ни кто тогда не зашумлъ,
Весь мозгъ, колико я ево имю въ тл,
Былъ въ етомъ дл,
И голова была пуста:
Солдатъ ползя съ пустымъ лукошкомъ,
Ворчалъ передъ окошкомъ:
Дай милостинку кто мн, для ради христа:
Подайте ради бога:
Я цлый день не лъ, и наступаетъ ночь.
Я злился и кричалъ: ползи негодной прочь,
Куда лежитъ теб дорога:
Давно теб пора безногой умирать,
Ползи, и не мшай мн въ шахматы играть.
Ворчалъ солдатъ еще, но ужъ не предо мною,
Передъ купеческой ворчалъ солдатъ женою.
Я выглянулъ въ окно,
Мн стало то смшно,
За что я сперьва злился,
И на безногова я смотря веселился:
Ийти ко всенощной была тогда пора,
Купецкая жена была уже стара,
И очень богомольна,
Была вдова и деньгами довольна,
Она съ покойникомъ въ подрядахъ кладъ нашла.
Молиться пша шла,
Но не отъ бдности, да что колико можно,
Жила она набожно:
Вс дни, ей, пятница была и середа,
И мяса въ десять лтъ не ла никогда:
Дни съ три уже не напивалась водки,
А сверьхъ того всегда
Перебирала чотки!
Солдатъ и ей о пищ докучалъ,
И тожъ ворчалъ:
Защекотило ей ево ворчанье въ ух,
И жалокъ былъ солдатъ набожной сей старух,
Прося чтобъ бдному полушку подала:
Заплакала вдова, и въ церьковь побрела.
Работникъ цлой день копалъ изъ ряды,
На огород гряды,
И встртившись нещастному сему,
Что выработалъ онъ, все отдалъ то ему.
Съ ползущимъ воиномъ работникъ сей свидтель,
Въ какомъ презрніи прямая добродтель.
V.
Подьяческая дочь.
Не ложно,
Что можко,
Себя по виду обмануть,
И тварью тварь почесть иною:
Случилось нын то со мною,
Не на прямой попалъ я путь.
Кокетку видлъ я въ подьяческой бесд,
У регистратора бывъ въ праздникъ на обд,
Я самъ не вдаю, какъ я туда зашелъ,
А то еще чудняй, кокетку тутъ нашелъ:
Кокетствовать не въ мод,
Подьяческой пород.
И помнится ни гд тово въ указахъ нтъ,
Чтобъ имъ носить корнетъ:
Льзя имъ чепецъ носить: треухъ, а по приволью,
И шапку иногда соболью:
Къ уборамъ едакимъ приказныхъ женщинъ лопъ:
И можно имъ носить кумачну тлогрю,
Отъ самыхъ пятъ по шею,
А на етой корнетъ и флеровой салопъ.
По благородному она всю рчь варила,
Новоманерными словами говорила:
Казалося что въ ней была господска кровь:
То фрукты у нее, что въ подлости морковь.
Тутъ сидя не пила ни кислыхъ щей ни квасу:
И спрашивала, гд промыслить ананасу.
Кавришки сахарной кусочки клала въ ротъ,
И знала то что ето цуккербротъ.
По мод ныншней не къ стати все болтала,
Не къ стати хахотала.
Играть хотла и въ трисетъ,
Да троекъ нтъ,
Подьячія изъ картъ т карты выбираютъ,
Понеже ни въ трисетъ ни въ ломберъ не играютъ.
Нахлюставшись писцы о взяткахъ стали врать,
И что де подлсжитъ за трудъ и кожу драть,
Не только брать:
За то ругаютъ насъ, да ето намъ издвка:
При сихъ словахъ вздохнула двка,
Во всю двичью мочь,
И отошла зардвшись прочь.
Она подьяческая дочь:
Блаженной памяти ея родитель гршенъ,
За взятки онъ повшенъ,
До взятокъ былъ охочъ,
И грабилъ день и ночь.
Животъ ево остался весь на рынк,
Однако деньги вс осталися ей въ скрынк.
VI.
Болванъ.
Былъ выбранъ нкто въ Боги:
Имлъ онъ голову, имлъ онъ руки, ноги,
И станъ,
Лишъ не было ума на полполушку,
И деревянную имлъ онъ душку:
Былъ идолъ, по просту болванъ:
И зачали болвану вс молиться,
Слезами предъ болваномъ литься,
И въ перси бить:
Кричатъ: потщися намъ, потщися пособить!
Всякъ помощи великой чаетъ:
Болванъ тово
Не примчаетъ,
И ничево
Не отвчаетъ:
Не слушаетъ болванъ рчей ни отъ ково,
Не смотритъ какъ жрецы машны искусно славятъ.
Передъ ево пришедшихъ олтари,
И деньги грабятъ,
Такимъ подобіемъ, какимъ, секретари,
Въ Приказ,
Подъ несмотреніемъ несмысленныхъ судей,
Збираютъ подати въ карманъ себ съ людей,
Не помня, что о томъ написано въ указ.
Потратя множество и злата и сребра,
И не видавъ себ молебщики добра,
Престали кланяться уроду,
И бросили болвана въ воду,
Сказавъ: не отвращалъ отъ насъ ты зла:
Не могъ ко щастію ты намъ пути отверсти!
Не будетъ отъ тебя, какъ будто отъ козла,
Ни молока ни шерсти.
VII.
Одноколка.
Отцы сей Притчи вы не забывайте,
Рабятамъ воли не давайте.
Какой то былъ въ деревн дворянинъ,
У дворянина сынъ:
Мальчишка былъ изнженъ,
Резвиться былъ прилженъ,
Не знаетъ онъ аза,
Въ глаза,
И что гроза,
И что лоза,
И что слова которы дтямъ колки.
Родитель резвости дитятины сносилъ.
Дитя просилъ,
Поздить, нкогда, у тяти одноколки,
А править самъ хотлъ:
И выпросивъ ее, кататься полетлъ:
Едва конемъ мальчишка правитъ,
Свиней собакъ и кошекъ давитъ.
Мяученье, лай, визгъ во всей деревн той,
Во всей деревн шумъ. Кричатъ ему: постой,
На право, въ лво, прямо,
Однако конь, упрямо,
Какъ хочетъ такъ бжитъ,
И какъ изволитъ скачетъ.
Мальчишка плачетъ,
Мальчишка мой дрожитъ,
Дитя мое визжитъ,
Въ дитяти сердце ноетъ,
Мальчишка воетъ,
И возжи, не учивъ онъ кучерскихъ наукъ,
Пустилъ изъ рукъ,
А конь, оттоле,
Бжитъ на чисто поле.
Мальчишка мой, стня,
Не держитъ ужъ коня,
Конь быстръ, иметъ онъ копыты не лнивы,
Съ колесами, пахать по хлебу жолты нивы.
Конь былъ нахалъ,
И нивы онъ своимъ узоромъ распахалъ,
Давъ нивамъ рыцарскую счу.
Попалася потомъ гора коню на встрчу,
Глубокой подъ горой былъ долъ и темной лсъ:
Летитъ мое дитя съ небесъ,
Раздулась у коня со гривой хвостъ и холка:
Прости лошадушка, дитя и одноколка.
VIII.
Дельфинъ и Невжа хвастунъ.
Когда бъ невжи то побольше разбирали,
Какъ должно говорить, они бы меньше врали.
Какой то человкъ.
Въ какомъ то мор тонетъ,
Окончевастъ вкъ,
Кричитъ и стонетъ.
Сплетенъ такой расказъ,
Что будто жестоко Дельфины любятъ насъ:
Немножко должно мн теперь полицемрить,
Расказу етому и я хочу поврить:.
Хочу,
Я пошлины за то въ казну не заплачу.
Дельфинъ стенящаго спасаетъ,
И на спину къ себ бросастъ:
Мой всадникъ по морю гуляетъ на кон.
Скажи ты мн,
Въ какой родился ты стран,
Дельфинъ ево спросилъ: мой всадникъ отвчаетъ:
Родился тамо я, а тамъ и тамъ бывалъ,
Что вдомо ему, тово не забывалъ,
И Географіи Дельфина научаетъ.
Дельфинъ ево спросилъ: въ Москв бывалъ ли ты,
Во обиталищи двичей красоты?
Въ расказы всадникъ мой гораздо углубился,
Москвы не зналъ,
Однако о Москв вздыхая вспоминалъ,
И говоритъ: онъ тамъ со многими любился.
Дельфинъ ево спросилъ: извстна ли теб
Въ россіи Волга? да, я щастья тамъ и бол
Въ любви имлъ себ.
Цвтовъ колико въ пол,
Толико тамъ
Прекрасныхъ дамъ.
Москвы сей городъ больше вдвое,
А можетъ быть и втрое.
На т слова
Дельфинъ отвтствуетъ проворному дтин:
А етотъ городъ, ты со мной въ которомъ нын.
Въ которомъ путаетъ безмозгла голова,
И волги больше вдвое,
А можетъ быть и втрое,
А во стнахъ сихъ мстъ
Толико много дамъ, колико въ неб звздъ.
Собросилъ со спины Дельфинъ сево дтину,
И говорилъ еще:
Я спасъ тебя вотщ,
Мы возимъ на себ людей, а не скотину.
ІХ.
Волкъ и Собака.
Приятняй города гораздо лтомъ лсъ.
Въ прекрасны Майски дни былъ тамъ нежирный песъ:
А я не знаю прямо,
Прогуливался ль тамо,
Иль пищи онъ искалъ,
Хотя въ лсу и густо,
Захочется ль гулять когда въ желудк пусто?
Насилу ноги песъ отъ голоду таскалъ,
Конечно пищею онъ тамъ себ ласкалъ:
Не много надобно на ето толку,
Однако дождался песъ новыхъ бдъ,
Достался на обдъ
Онъ самъ, голодну волку:
Пришелъ собак той изъ свта вонъ отъздъ.
Хоть песъ не жиренъ,
Однако волкъ и кости стъ.
Собака знаетъ то, что волкъ не смиренъ,
И что изрядной онъ солдатъ,
И что хоть онъ безъ латъ,
Когда надуетъ губу,
Не скоро прокусить ево удобно шубу.
Пса волкъ привтствуетъ: здорово сватъ:
Не хочешъ ли ты, братъ,
Барахтаться со мной, и силъ моихъ отвдать?
Поймалъ собаку волкъ, и хочетъ пообдать.
Собака говоритъ: пусти меня домой,
И называется она ему кумой,
Любезной куманекъ, пусти сударикъ мой,
Пусти меня домой:
Изволь послушать,
Пусти меня и дай еще ты мн покушать!
Въ дому у насъ великой будетъ пиръ,
Сберстся къ намъ весь миръ:
Такъ я остатками стола поразжирю,
И куманьку на кушанье созрю.
Приди ты посл къ намъ,
А я живу вотъ тамъ.
Песъ правду говоритъ, волкъ ето видитъ самъ.
Похала домой кума, оставивъ куму
Надежду и веселу думу.
По времени тамъ онъ стучался у воротъ,
Но дло то пошло совсмъ на оборотъ,
Воротникъ былъ въ три пуда
Песъ,
Тяжелъ тотъ волку всъ,
Боялся волкъ мой худа,
И утекалъ оттоль, большою рысью, въ лсъ.
Х.
Два Скупыя.
Два друга выдавать монеты были тупы,
А попросту гораздо были скупы,
И говорили такъ: вить деньги не вредятъ,
Хоть ихъ и не ядятъ:
Науки и умы мшковъ не побдятъ.
Систему ету я и самъ приемлю.
Зарылъ одинъ изъ нихъ червонцовъ кучу въ землю,
Другой увдалъ то, такъ дло шло на ладъ,
Сыскати кладъ:
Порыть лишъ только смло,
Хотя безсовстно то дло,
Однако въ воровств утха есть и сласть,
А совсть у скупыхъ со всмъ другою статью:
Лежитъ она въ мшкахъ и за печатью.
Ограбить и окрасть,
У нихъ геройска страсть.
Пускай безчестно то, пускай немилосердо,
И для ради тово хранится совсть твердо.
У таковыхъ людсй:
Они и спятъ на ней.
Червонцы скаредъ мой повыбрилъ,
И дружке золото подтибрилъ,
А тотъ ево подозрвалъ,
Обычай вдая наперстниковъ подробно,
Съ нимъ купно прежде воровалъ
Онъ самъ, подобно,
И говорилъ ему, я взавтр расточу,
Оставша золота другую половину,
Когда погибшава обратно нс подвину:
А естьли я свои червонцы возврачу,
Я инде ихъ заколочу,
И скрою,
И со оставшими я, тамъ то, ихъ зарою:
Вотъ такъ то здлать я хочу.
Оскалилъ и на т червонцы смрадникъ зубы,
И лижетъ губы,
И мнитъ: такъ я тебя не едакъ поучу:
Я кучку у тебя и ету ухвачу.
Украдены обратно
Зарылъ червонцы онъ,
А тотъ ихъ вырылъ вонъ,
И говорилъ ему: рой яму ты стократно,
Однако врь ты мн, не збудется твой сонъ,
И что хотя ты всю вссленную изрыщешъ.
Напредки моего и шелега не сыщешъ.
XI.
Черепаха.
Болтаньемъ мы добра во вки не найдемъ,
И часто только имъ мы въ пагубу идемъ.
Намрилася черепаха,
Изъ царства русскова звать:
Въ пути себ не видя страха,
Въ Париж хочетъ побывать.
Не говоритъ уже по Русски,
И вретъ и бредитъ по Французски.
Съ ней больше о Руси ни кто не говори,
И только сто ври:
Парижъ, Верзалья, Тюльери.
Ее всегдашнія о Франціи погудки,
И путешествіе увдали дв утки,
И говорятъ ей такъ: въ пути теб потть,
Не лутче ли въ Парижъ, мадамъ, теб летть,
А мы теб летть поможемъ:
Ты знаешъ: черепахъ конечно мы не гложемъ,
И не для нашей ты родилася яды,
Такъ мы не здлаемъ, мадамъ, теб бды,
А намъ во Францію извстны вс слды.
Согласна съ ними черепаха,
И стала птаха,
Да какъ она летитъ? а вотъ:
Ей утки дали палку въ ротъ,
И понесли ту палку,
Подобно какъ порчезъ иль нкую качалку,
И говорятъ: молчи, лети и домъ неси,
Но пташичка не помолчала,
И закричала:
Превосходительство мое на небеси.
Но только лишъ уста свои разверзла птаха,
Оторвалась она: летла къ верьху птаха,
А къ низу черепаха.
Изъ спаленки своей шага не выходя,
Летла въ облака, и небо находя,
Но отъ нескромности, свои разшибла латы.
Носъ, рыло и палаты.
XII.
Олень и Лошадь.
Опасно мстію такой себя ласкать,
Которой больше льзя нещастія сыскать.
Съ оленемъ конь имлъ войну кроваву.
Оленю удалось побдоносца славу
И лавры получить,
А именно коня гораздо проучить.
Возносится олень удачною судьбою,
Подобно какъ буянъ удачною борьбою,
Или удачею кулачна бою,
Иль будто Ахиллесъ,
Какъ онъ убилъ Гектора.
Отъ гордости олень изъ кожи лзъ.
Такая то была на чистомъ пол ссора,
Съ оленемъ у коня.
А конь мой мнитъ: пускай олень побилъ меня.
Я ету шутку,
Оленю отшучу.
И отплачу,
Иметъ конь догадку,
И ищетъ сдока.
Сыскалъ, подставилъ конь и спину и бока:
Взнуздалъ сдокъ коня и осдлалъ лошадку,
А конь ему скакать велитъ,
Оленя обрести сулитъ,
И полной мстію духъ конской веселитъ.
Сдокъ ружье иметъ,
Стрлять уметъ.
Исполнилося то чево мой конь хотлъ,
Сдокъ оленя налетлъ,
И въ цль намря,
Подцапалъ онъ рогата звря,
Побду одержавъ конекъ домой спшитъ,
Однако онъ къ узд крпохонько пришитъ.
Лошадку гладятъ и ласкаютъ,
Однако ужъ коня домой не отпускаютъ,
И за узду ево куда хотятъ таскаютъ.
Конишка мой въ ярм,
Конечикъ мой на стойл,
А по просту въ тюрьм,
Хоть нужды нтъ ему ни въ корм и ни въ пойл.
Стрлокъ лошадкина соперника убилъ,
А конь сей мстію свободу погубилъ,
И только подъ сдломъ, хозяина, поскачетъ,
О прежней вольности воспомнитъ и заплачетъ.
ХІІІ.
Мужикъ и Кляча.
Имя умъ,
И много думъ,
Природу мы поносимъ,
Когда о таковыхъ длахъ мы Бога просимъ
И длаемъ молитвой шумъ,
Помоществуемъ тщась быти небесами,
Какія мы дла исполнить можемъ сами.
Везла тяжелой кляча возъ,
Мужикъ на ней возилъ навозъ,
Клячонка съ силою везетъ товаръ союзно,
Однако на возу гораздо грузно,
А по дорог грязь.
Мужикъ ярясь,
Рукою длаетъ размахи,
И палкою дастъ лошадк шахи.
Конь мучится, и кровь течетъ изъ конскихъ латъ.
Шахалъ, шахалъ мужикъ, и далъ лошадк матъ.
Онъ руки къ небу воздваетъ,
И Геркулеса призываетъ:
Великій Геркулесъ возри ты къ сей стран,
И помоги навозъ ты кляч везть и мн!
Кричитъ мужикъ и кланяется въ ноги,
Валяяся въ грязи среди дороги.
Низшелъ тотчасъ
Съ Олимпа гласъ:
Навозу никогда, дуракъ, не возятъ Боги,.
Однако я
Твой возъ подвину:
Сними, свинья,
Съ телеги грузу половину.
Исполнилъ то мужикъ,
Работая и плача.
Прошелъ мужичій крикъ,
И потащила возъ умученная кляча.
ХIV.
Олень и дочь ево.
Не хвастай рыцарь мочью,
Вздымая усъ,
И бредь, не намъ, себ объ етомъ ночью,
Когда ты трусъ.
Оленька нкогда родителя спросила:
Скажи, мн батюшка, на что оленю сила,
И столько рогъ,
Коль только отъ однихъ ему спасенье ногъ?
Когда увидишъ ты собаку,
Начни съ ней драку,
Почто теб дрожать,
И прочь бжать?
Олень отвтствуетъ: то правда, мн и стыдно,
Что храбрости моей не видно,
И часто размышлялъ я такъ:
Иль я дуракъ,
Зубатъ и я, да яжъ еще рога имю:
Ногъ столькожъ и у.пса, коль я считать умю:
И нтъ у пса копытъ,
Такъ ето мн немалой стыдъ,
Что бгаю прочь я и драться съ нимъ не смю.
Собачей сынъ ты песъ:
Такъ бгай отъ меня на предки самъ ты въ лсъ.
Не думай ты что я теленокъ,
Или что честь моя лишъ только отъ коленокъ.
Бездльникъ сукинъ сынъ! такія ли рога,
Не поразятъ камолова врага?
Не уступлю я впредь теб ни двухъ ступеней:
Не станешъ больше ты въ лса гонять оленей.
Я больше отъ тебя не изогну коленей,
Но слова, дочка, я здержати не могу:
Услышу только лай, забудусь и бгу.
ХV.
Есопъ и Буянъ.
Беспутной человкъ въ Есопа бросилъ камень,
Хотя ему Есопъ не здлалъ ни чево:
Беспутства, младости и глупости то пламень.
Бываетъ и у насъ буянство таково.
Буянъ, старинный петиметеръ,
Лишъ только въ немъ инова роду втеръ.
По мод куромша, Зефиръ,
И любитъ онъ спокойствіе и миръ.
Старинной куромша Борею вемъ подобснъ,
Бурлитъ, свиститъ, и злобенъ.
Благоуханенъ самъ любовный втерокъ,
Благоуханной розы ищетъ.
Другой, къ возлюбленной на срокъ
На иноходц рыщетъ,
И точно какъ Борей оретъ и свищетъ.
Мн мнится не Персей ли онъ,
А путь великой въ маломъ
На одноколк тотъ, и будто Аполлонъ,
Лишъ только съ опахаломъ.
Нтъ, ето купидонъ,
Ко Псих детъ онъ.
А тотъ летитъ конечно не въ бесду,
Летитъ избавить Андромеду.
А мой Персей,
Безвиннова обидитъ,
И глупости своей не видитъ,
Приятности имя въ ней.
Есопъ ему копйку давъ: за трудъ теб заплата,
Сказалъ,
И указалъ
Ему бояринъ на улиц богата,
И говорилъ: швыркни въ нево,
Онъ дастъ теб побольше моево.
ХVI.
Общаніе.
Сулить и не держати слова,
Исторія не нова,
Кто едакъ посулитъ,
Тотъ суетой меня надеждой веселитъ:
Открытымъ образомъ, безстыдно, лицемритъ.
А на конецъ ему ни кто не вритъ.
И даже ни чево
На свт нтъ ево.
Какой то человкъ во время бури въ мор,
Когда скончается не пагубой то горе,
На жертву посулилъ десятка два воловъ:
Но естьли жертва вся отъ сихъ лишъ только словъ,
Такъ можно посулить полсотни и слоновъ.
Отъ бури онъ избавленъ,
И жертвовать оставленъ,
Однако ни овцы на жертву не даетъ,
И прежней пеенки онъ больше не поетъ.
Морскія втры усмирли,
И больше не ворчатъ,
А жертвенны волы гораздо разжирли.,
Они же и мичатъ.
Конечно боги,
Противъ сего срамца, по правд стали строги,
И объявить ему послали сонъ,
Что сыщетъ онъ.
Вотъ тамъ и тамъ, подъ нкою осиной,
Котора такова и такова то миной,
Червонцовъ миліонъ.
Найти награду,
Идетъ посульщикъ мой ко кладу.
Но что онъ тамъ нашелъ?
Къ разбойникамъ зашелъ.
Разбойники ево въ минуту изловили,
Ограбили и удавили.
Осина отъ того листочки шевелитъ,
Всегда въ качаніи листки ее бываютъ,
Хотя Зефиры почиваютъ.
Но что осина намъ велитъ,
И что осина намъ вщаетъ?
Безъ исполненія бездльникъ общаетъ.
XVII.
Орлиха, Веприха и Кошка.
Гнездо на дерев свила въ дупл орлиха,
Въ низу гнездо имла тутъ веприха,
А посреди,
Гнездо имла кошка.
Гнездо напереди,
Да позади,
Да посреди,
Такъ стало три лукошка.
Птенцы въ лукошкахъ тхъ,
А у птенцовъ и матки тутъ у всхъ.
Не ла съ роду кошка,
Ни орлятъ,
Ни вепрятъ,
Такъ вышедъ изъ лукошка,
Орлих говоритъ:
Не отлучайся ты, веприха поморитъ
Твоихъ орлятокъ.
А посл то жъ веприх говоритъ:
Не отлучайся ты, орлиха поморитъ
Твоихъ вепрятокъ.
Присягою обимъ утвердивъ,
Что сей доносъ нелживъ.
Другъ друга устрашася,
Не выходили матки вонъ,
Но живота отъ голоду лишася,
Птенцовъ оставили безъ оборокъ,
А кошка,
Орлятъ,
Вепрятъ,
Достала два лукошка.
Читатель! памятуй, сударь,
Что пакастной смутникъ, негоднйшая тварь.
XVIII.
Молодой Сатиръ.
Иззябъ младой Сатиръ,
И мнитъ оставить миръ,
Не льзя съ морозомъ издваться.
Куда отъ стужи той дваться?
Дрожитъ,
Нжитъ,
И какъ безумной рыщетъ,
Согрться мста ищетъ,
Найти себ наслгъ,
И къ шалашу прибгъ.
Тутъ жилъ пастухъ, и сталъ пастухъ Сатира грти,
Сталъ руки отдувать,
Сатиръ мой сталъ звать:
Не мыслитъ больше умерети.
И вмсто что бы жизнь морозу въ жертву несть,
Себя погибшимъ числить,
О жизни сталъ онъ мыслить,
И захотлъ онъ сть.
Когдабъ онъ сть хотлъ по смерти, былобъ чудо,
А ето ничево.
Тотъ подчивалъ ево,
Далъ корму своево,
И каши положилъ Сатиру онъ на блюдо.
Что длать? каша горяча,
И сжется какъ свча.
Пастухъ на блюдо дуетъ,
И кашу ложкою въ уста Сатиру суетъ.
Сказалъ Сатиръ мича:
Прошелъ мой голодъ,
Пора теперь домой
Прости хозяинъ мой.
Я смышлю, хоть и молодъ,
Что страшны т уста, въ которыхъ жаръ и холодъ.
ХІХ.
Раненой.
Есть люди, кои такъ себ самимъ
Необычайно лицемрятъ,
Что ясной истинн не врятъ,
Какъ ихъ ни увряй, и что ни скажешъ имъ,
И что еще чудняй ни чувствіямъ своимъ.
Не басню я скажу, исторію открою.
И притчу изъ нее сострою.
Когда Полтавска брань была,
И збили Шведовъ мы и съ мста и съ дороги
Судьбина воину нещастье навела:
Пробили тамъ изъ насъ кому то ноги.
Пришелъ, по брани той.
Къ нему знакомой въ гости,
И говоритъ ему: приятель мой,
Я слышалъ, у тебя въ рукахъ пробиты кости.
Въ ногахъ, отвтствовалъ больной.
Въ рукахъ, я знаю прямо,
И слышалъ тамъ и тамо.
Больной отвтствовалъ: мн лутче можно знать,
И руку сталъ рукой въ уврку поминать.
Не врится тому: я знаю прямо,
И слышалъ тамъ и тамо.
Тотъ руки оголилъ, и об показалъ,
А тотъ ему сказалъ:
Во всемъ такъ войск рчь, а я не лицемрю,
И на прямки скажу, что я теб не врю.
XX.
Лисица и Терновной кустъ.
Стоялъ терновной кустъ.
Лиса машенничать обыкла,
И въ плутни вникла:
Науку воровства всю знаетъ наизустъ,
Какъ сынъ собачій,
Науку о крючкахъ,
А попросту безсовстной подьячій.
Лисиц ягоды прелестны на сучкахъ,
И длаетъ она въ терновникъ лапой хватки,
Подобно какъ писецъ примается за взятки.
Терновной кустъ,
Какъ ягодой, такъ шильемъ густъ,
И колится, лиса ярится,
Что промыселъ ее безъ добычи варится.
Лисица говоритъ терновнику: злодй!
Вс лапы искололъ во злоб ты своей.
Терновникъ отвчалъ: бранись какъ ты изволишъ:
Не я тебя колю, сама — ты колишъ.
Читатель! знаешъ ли къ чему мои слова?
Каковъ терновной кустъ, Сатира такова.
XXI.
Кобель и Сука.
У кобеля взяла, лля нужды, сука ларь.
Просила такъ: пожалуй, государь,
Пусти меня въ нево, на время,
Поколь мое пройдетъ беремя,
А самъ ты выйди вонъ.
Не грубіянъ былъ онъ:
Она брюхата,
Къ ее услугамъ хата.
Почтенье къ дамамъ онъ имлъ,
И какъ на свт жить, онъ ето разумлъ.
Благополучно тутъ на свтъ пошли щенятки,
И ползуютъ рабятки,
Пора квартеру покидать,
Да проситъ и она, и сыновья, и дочки,
У кобеля, отсрочки,
Учтивый кавалеръ отсрочку долженъ дать.
Еще, еще, и такъ давно прошло беремя:
Стоялиц съзжать давно съ квартеры время.
Вздурили на конецъ отсрочкою ево.
Ступайте, говоритъ, изъ дома моево.
А сука ужъ не такъ хозяина встрчаетъ,
И на прямки ему, не выйду, отвчаетъ:
Поди ты прочь,
А мн отсрочь,
И помни, позабывъ пустыя враки,
Что стали ужъ мои щенки теперь собаки.
XXII.
Левъ и Оселъ.
Тщеславный, хвастуя, устами устрашаетъ,
И серце только тмъ въ удач утшаетъ:
Герой себя длами украшаетъ,
Побдой возвышаетъ.
Левъ нкогда зврей хотлъ пужать,
Принудить ихъ дрожать,
И изъ лсу бжать,
Чтобъ было ихъ найти удобно,
И приказалъ ослу кричати злобно.
Трусливъ оселъ, когда дерется иль молчитъ,
И очень яростенъ, когда кричитъ:
Тогда онъ храбростью подобенъ Ахиллееу.
Надулся мой оселъ и сталъ оселъ мой гордъ,
Кричитъ какъ чортъ,
И крикомъ гонитъ вонъ зврей оселъ изъ лсу.
Такова не было тамъ страха никогда.
Львовъ кончился обдъ. Или мой крикъ напрасенъ,
Льву витязь говорилъ? довольно ль я ужасенъ?
Мн мнится то что я и льву опасенъ.
А левъ отвтствовалъ ему на ето: да:
Клянусь теб дружокъ я такъ, колико честенъ,
Что естьли бъ не былъ ты толико мн извстенъ,
Страшился бы Самсонъ и я тебя тогда.
XXIII.
Два Крадуна.
Два были молодца, и оба крадуны.
Они ища себ припаса,
У повара подтибрили часть мяса:
А повара не калдуны,
Который виноватъ дтина, знать не можно.
Они подьяческимъ божились образцомъ,
И запираяся стояли крпко въ томъ,
Что ето ложно.
Свидтель Богъ тому что мяса я не кралъ,
Одинъ божится такъ, и присягнуть я смю,,
Свидтель Богъ тому, я мяса не имю,
Другой божился такъ. Одинъ то мясо кралъ,
Другой покражу бралъ,
Однако насъ признаться совсть нудитъ,
Что Богъ не по крючкамъ насъ судитъ.
Крючками какъ ни говорить,
Не можно клятвы разорить,
Божба не въ слов,
Въ какой бы ни была обнов,
И кто клянется такъ,
Не можетъ совстнымъ назваться онъ никакъ.
XXIV.
Волки и Овцы.
Не врь безчестнаго ты миру никогда,
И чти врагомъ себ злодя завсегда.
Съ волками много лтъ въ побранк овцы жили:
Съ волками, наконецъ,
Установленъ миръ вчный у овецъ.
А овцы имъ собакъ закладомъ положили.
Одной овц волкъ братъ, той дядя, той отецъ
Владычествуетъ вкъ у нихъ Астреи въ пол,
И сторожи овцамъ не надобны ужъ бол.
Перемнился нравъ и волчье естество.
А волки давъ овцамъ отраду,
Текутъ ко стаду,
На мирно торжество.
Не будетъ отъ волковъ овцамъ худыхъ судьбинокъ,
Хотя собакъ у стада нтъ,
Однако римляня, Сабинокъ,
Уносятъ на подклтъ.
Грабительски серца наполнилися жолчью,
Овечье стадо все пошло въ поварню волчью.
XXV.
Голова и Члны.
Члнъ члну въ обществ помога,
А общій трудъ ко щастію дорога.
Послушайте, какой былъ нкогда совтъ!
Сказала голова желудку: ты, мой свтъ,
Изрядно работаешъ:
Мы мучимся, а ты глотаешъ.
Что мы ни накопимъ, стремишся ты прибрать,
И наши добычи стараешся сожрать.
Какой бояринъ ты, чтобъ мы теб служили?
Вс члны, весь совтъ желудку извщалъ:
Мы твердо положили,
Чтобъ, такъ какъ ты живешъ, и мы покойно жили.
Но что послдуетъ? желудокъ истощалъ,
И въ гробъ пошелъ: при ево особ,
Увянувъ купно съ нимъ подобно какъ трава,
Вс члны, и сама безмозгла голова,
Покоятся во гроб.
ХХVІ.
Рыбакъ и рыбка.
Попалось рыбаку, на рыбной ловл, въ руки,
Изъ нвода полщуки.
Однако рыбы часть не такова,
У етова куска и хвостъ и голова,
Такъ ето штучка,
А именно была не щука то, да щучка.
Была гораздо молода,
Однако въ нвода
Pаходитъ и щенокъ, да только лишъ не сучей,
Но жителей воды, а здсь попался щучей.
Рыбакъ былъ простъ, или сказать ясняй, рыбакъ
Былъ нкакой дуракъ.
Щучонка бросилъ въ воду,
И говорилъ онъ такъ:
Къ предбудущему году,
Роcти и вырости, а я теб явлю,
Что я прямой рыбакъ, и щукъ большихъ ловлю.
А я скажу: большая въ неб птица,
Похуже нежели въ рук синица.
XVII.
Мужнкъ и Блоха.
Мы часто ето примчаемъ,
Что дерзко божеству скучаемъ,
Судьбу винимъ,
И мнимъ
Искати полнаго блаженства,
Среди несовершенства,
Какъ будто слабому удобно естеству,
Быть равнымъ божеству.
Тмъ, кое сущеетво и временно и тлнно,
Блаженство полное не можетъ быти плнно,
Хотя существовать намъ Богъ опредлилъ,
И много своего намъ щастья удлилъ.
Кричитъ мужикъ, къ Олимпу, велегласно,
И преужасно,
Какъ будто свтъ
Падетъ.
О чемъ, на высоту, ужасный гласъ бросаетъ?
Блоха ево кусаетъ.
Кричалъ, изъ кожи лзъ:
О сильный Геркулесъ!
Довольно ты себя прославилъ:
Но, ахъ! почто сію злу гидру ты оставилъ?
Мужикъ, не лучше ли молчать,
А не кричать,
И въ едакой бд Олимпу не скучать?
XXVIII.
Заяцъ.
Толкнулъ какой то льва рогами зврь:
За то скотин всей рогатой,
Нещастіе тепрь,
И ссылка платой.
Въ приказъ
Пришелъ о томъ указъ.
Готовъ осмотръ, и высылка готова.
Ступай, не говори ни слова,
И понесите вонъ отсель тла,
Рога и души.
Великой зайцу страхъ та ссылка навела,
Рогами мнитъ почтутъ въ приказ зайчьи уши.
До зайца тотъ указъ ни въ чемъ не надлежитъ,
Однако онъ какъ т подобно прочь бжитъ.
Страхъ зайца побждаетъ:
А заяцъ разсуждаетъ:
Подьячій лютъ,
Подьячій плутъ:
Подьяческія души,
Легко пожалуютъ, въ рога большія уши:
А ежели судьи и судъ
Меня оправятъ,
Такъ, справки, выписки одни меня задавятъ.
XXIX.
Рка и Лужа.
Въ какой то нкогда стран,
Пресильная востала буря:
Отъ втра, отъ дождя прозжій очи щуря,
И отъ воровъ бжа, прихалъ на кон,
Къ великой луж,
И думаетъ, рка сто кратъ та моря хуже.
Такой былъ шумъ:
У всадника смутился умъ,
Передолбомъ рка, а за спиною воры,
Потребны мысли скоры,
И самы кратки зборы,
Рку переплывать,
Когда не хочетъ онъ въ послдніе звать.
Не плылъ ни конь, ни онъ, и халъ онъ исправно,
Рка
Не глубока,
И родилась не давно.
Настала тишина опять,
А воры отъ нево не отстаютъ на пядь.
Къ прямой прихалъ онъ рк и ко глубокой,
Но бури нтъ жестокой,
И никакой, вода тиха,
Прозжій говоритъ: ты рчка не лиха,
Безъ трепета въ тебя я, рченька, бросаюсь,
И безъ препятствія спасаюсь:
Что ты, что чистой лугъ, мн ето все одно,
Но всадникъ мой пошелъ и съ лошадью на дно.
Отъ тихости ни кто злодйствія не труситъ:
Которой лаетъ песъ, не скоро тотъ укуситъ.
XXX.
Ворона и Лисица.
Ворона сыромъ овладла,
Ворона добычью воронья ремесла,
Куcочикъ сыру унtсла,
И на дубу сидла,
Во рту ево державъ,
Ни крошечки еще ево не поклевавъ.
Лисица скалитъ зубы,
И разваетъ губы,
Со умиленіемъ взираючи на сыръ,
И говоритъ: веcь миръ
Тебя ворона хвалитъ:
Я чаю что тебя не много то печалитъ:
И подлинно то такъ,
Являетъ то твой зракъ.
Прекрасная то птица
Я прямо говорю, какъ добрая лиеица:
Какія ноженьки! какой ноcокъ!
Какія перушки! Да ты жъ еще пвица:
Мн сказано, ты пть велика мастерица.
Раcкрыла дура ротъ, упалъ кусокъ.
Лиcица говоритъ: проcти сестрица,
И помни, матка, то, каковъ у дсти сокъ.
XXXI.
Есопъ и Кощунъ.
Есоповъ господинъ гостей когда то ждалъ
На ужину къ себ: приказъ Есопу далъ,
Чтобъ было кушанье поране готово,
И столъ великъ.
Есопъ обыкъ
Внимать и исполнять госродско слово.
И отвчалъ ему: исполню, государь:
И взявъ фонарь,
Бжалъ, сыскать огня, колико стало мочно
Не дожидая ночи.
Свчу зажегъ,
Обратно бгъ:
Кощунъ ему попался,
И въ смх утопался,
Какъ рыба въ немъ купался,
И говорилъ: ослу ты знать родня
Куда съ свчей бжитъ среди блова, ты, дня
На дерзку отвчалъ Есопъ ту рчь упрека:
Бгу сыскати человка.
А я отвтствую: кощунъ. не путай вракъ,
Коль дла ты не знаешъ,
На что съ упреками о томъ напоминаешъ.
Есопъ уменъ, а ты дуракъ.
ХХХII.
Львица и Лисица./
Хотя бъ трудился весь ты вкъ,
Не знавъ отдыха ни предла,
Большой не будетъ человкъ,
Безъ важнаго ты дла.
Не величайтеся трудами никогда:
Но славою труда.
Втвердила спесь лисиц:
Сказати львиц,
Превозношу себя:
Полутче я тсбя,
Рождаешъ по левенку
Ты, въ цлый годъ,
А я не по лисенку,
Мой лутче плодъ.
А львица отвчала:
Ты бъ лутче помолчала,
Не тратя словъ:
Раждаю меньше я, да я раждаю львовъ.
XXXIII.
Протоколъ.
Укралъ подьячій протоколъ:
А я не лицемрю,
Что етому не врю.
Впадетъ ли въ таковой расколъ,
Душа, такова человка!
Подьячія тово не длали въ вкъ вка.
И можетъ яи когда имть подьячій страсть:
Чтобъ сталъ онъ красть!
Нтъ я не лицемрю,
Что етому не врю,
Подьяческа душа,
Гораздо хороша.
Да правда говоритъ гораздо краснорчно:
Уврила меня что было то конечно:
У правды мало вракъ,
Не спорю, было такъ.
Судья тово приказа,
Былъ доброй человкъ,
Да лишъ во весь онъ вкъ,
Не выучилъ ни одново указа.
Однако осудилъ за протоколъ,
Подьячева на колъ.
Хоть ето строго,
Да не гораздо много.
Мн жалко только то: подьячій мой,
Оттоль, не принесетъ полушечки домой.
Подьячій, нсколько, въ лиц перемнялся,
И извинялся,
На милосердіе судью маня,
И говорилъ: попуталъ чортъ меня.
Судья на то: такъ онъ теперь и оправдался.
Я право етова, мой другъ, не дожидался.
За протоколъ,
Ево поймать, и посадить на колъ.
Однако ты судья, хоть городъ весь изрыщешъ,
Не скоро чорта сыщешъ,
Пожалуй справокъ ты нс умножай,
Да етова на колъ сажай.
XXXIV.
Судъ.
Жилъ, былъ судья мартышка,
И слдственно имлъ мартышкинъ и умишка.
Судья дай толкъ,
Сказалъ такъ волкъ,
Лисица заорала,
Украла,
Втвердила спесь лисиц:
Сказати львиц,
Превозношу себя:
Полутче я тебя,
Рождаешъ по левенку
Ты, въ цлый годъ,
А я не по лисенку,
Мой лутче плодъ.
А львица отвчала:
Ты бъ лутче помолчала,
Не тратя словъ:
Раждаю меньше я, да я раждаю львовъ.
XXXIII.
Протоколъ.
Укралъ подьячій протоколъ:
А я не лицемрю,
Что етому не врю.
Впадетъ ли въ таковой расколъ,
Душа, такова человка!
Подьячія тово не длали въ вкъ вка.
И можетъ ли когда имть подьячій страсть.
Чтобъ сталъ онъ красть.
Нтъ я не лицемрю,
Что етому не врю,
Подьяческа душа,
Гораздо хороша.
Да правда говоритъ гораздо краснорчно.
Уврила меня что было то конечно:
У правды мало вракъ,
Не спорю, было такъ.
Судья тово приказа,
Былъ доброй человкъ,
Да лишъ во весь онъ вкъ,
Не выучилъ ни одново указа.
Однако осудилъ за протоколъ,
Подьячева на колъ.
Хоть ето строго,
Да не гораздо много.
Мy жалко только то: подьячій мой,
Оттоль, не принесетъ полушечки домой.
Подьячій, нсrолько, въ лиц перемнялся,
И извинялся,
На милосердіе судью маня,
И говорилъ: попуталъ чортъ меня.
Судья на то: такъ Онъ теперь и оправДался.
Я право етова, мой другъ, не дожидался.
За протоколъ,
Ево поймать, и посадить на колъ.
Однако ты судья, хоть городъ весь изрыщешъ,
Не скоро чорта сыщешъ,
Пожалуй справокъ ты не умножай,
Да етова на колъ сажай.
XXXIV.
Судъ.
Жилъ, былъ судья мартышка,
И слдственно имлъ мартышкинъ и умишка.
Судья дай толкъ,
Сказалъ такъ волкъ,
Лисица заорала,
Украла,
Овцы кусокъ,
Безъ cожалнья,
Изъ волкова имнья.
Такъ дай ей сокъ.
Лисица не молчала,
И отвчала:
Клянусь теб судья,
Что отъ роду нигд не крала мяса я.
Прогнвалася вся судейская утроба:
Кричитъ судья: вы лжете оба,
Лишъ тмъ утруждена судейская особа:
Я съ вами боле не говорю:
Подите къ моему секретарю:
Въ землянк онъ живетъ во сруб,
Берлогу онъ пасетъ,
И лапу въ ней сосетъ,
И лтомъ, и зимой, въ медвжей ходитъ шуб.
XXXV.
Бочка.
Въ гостяхъ я нкогда сидлъ одинъ,
Лишъ дома былъ тово со мною господинъ:
Тутъ не было ни дамъ, и ни людей учоныхъ,
Такъ стали говорить о яблокахъ мочоныхъ.
Хозяинъ спрашивалъ хочу ли я ихъ сть.
Пожалуй я сказалъ, а онъ веллъ принесть.
Полсотни принесли на блюд превеликомъ:
Хозяинъ удержалъ дурачество то крикомъ:
Журилъ,
И говорилъ:
Намъ надобна гора, а вы несете кочку,
Вонъ, вонъ, и лутче всю сюда внесите бочку.
Сталъ шумъ,
Мы слышимъ то, да мы заговорились:
Вдругъ двери настжь растворились:
Пришло мн въ умъ,
Нейдетъ ли въ обручахъ, иль жонка чья, иль дочка.
Конечно въ обручахъ, да только бочка.
XXXVI.
Свча.
Въ великомъ польза, польза въ маломъ,
И все потребно что ни есть,
Но разна польза, разна честь:
Солдатъ не можешъ ты равнятьея съ генераломъ.
Свча имла разговоръ,
Иль паче споръ:
Съ кмъ? съ солнцемъ: что она толикожъ блокура,
И столько жъ горяча.
О дерзская свча!
Великая то дура,
И солнцу говоритъ: свтло ты въ день,
А я свтла въ ночную тнь.
Гораздо меняе въ теб безумна жиру,
И меняе въ теб гораздо красоты,
Избушк свтишъ ты,
А солнце свтитъ миру.
XXXVII.
Кисельникъ.
Гороховой кисель мужикъ носилъ,
И конопляно масло:
Кисель носить ево желаніе погасло,
Такъ ето ремссло кисельникъ подкосилъ,
Маленекъ отъ нево доходъ, ему потребно
Другое, и другимъ онъ началъ торговать,
А именно: онъ началъ воровать:
Такое ремесло гораздо хлбно.
Запачканная масломъ тварь,
Зашла въ Олтарь.
Не повинуяся ни Богу ни закону,
Укралъ изъ олтаря кисельникъ мой Икону,
И Другу своему онъ ето говорилъ:
А тотъ ево журилъ:
Кафтана твоево не можетъ быти гаже,
Ты весь отъ масла будто въ саж,
Пристойно ль въ олтар въ такой одежд красть?
Не менше я тебя имю ету страсть,
И платьице почище я имю,
Да я изъ Олтаря украсть не смю.
Кисельникъ отвчалъ: не знаешъ ты Творца,
Отъемля у меня на Вышняго надежду:
Не смотритъ Богъ на чистую одежду,
Взираетъ онъ на чистыя серца.
ХХХVІІІ.
Мостъ.
Трудненько торговать,
Полегче воровать.
Мужикъ казенной мостъ на откупъ какъ то вытеръ:
Прохожимъ трудности нанесъ онъ состо пудъ:
А сверьхъ того всегда казенной мостъ былъ худъ.
Къ рк пришелъ соколъ, да щука, да Юпитеръ:
Испорченъ мостъ,
И только голова остадася да хвостъ,
Не льзя черезъ рку перебираться:
Досадно, а не льзя съ купцомъ богатымъ драться:
А етотъ ябдникъ, по русски ето плутъ,
И позабылъ со всмъ давно ременной жгутъ,
По русски кнутъ.
Соколъ на воздухъ, щука въ воду,
И стали на другомъ прохожи берегу.
Юпитеръ не такова роду,
И мыслитъ: я летать и плавать не могу:
Стоитъ задумавшись: посадской примчаетъ,
Что мысли у нево гораздо глубоки,
Поглубже и рки:
Иль инако сказать, гораздо далки,
Подал берега другова той рки:
А по Юпитерски, толико высоки,
Колико до небесъ отъ моста и рки.
О чемъ ты думаешъ? Юпитеръ отвчаетъ
Откупщику: я думаю о томъ,
Что мн на васъ давно пора бросати громъ.
ХХХІХ.
Воля и Неволя.
Сказалъ песъ волку: волкъ,
Конечно у тебя несвжъ гораздо толкъ,
Ты только рыщешъ,
И корму ищешъ:
А я о корм не тужу,
Служи какъ я служу,
Мн жаль тебя толико видя нища.
Не едакая мн дается пища,
Какая у тебя.
Я взавтр буду у себя,
Приди ко мн откушать.
Приятно въ голод такія рчи слутать.
Пришелъ, и видитъ онъ собаку на крпи:
Во ожерельи песъ, однако на цпи.
Оборотясь мой волкъ уходитъ осторожно.
Обдъ былъ тотъ вотщ.
Бжитъ оттол волкъ, бжитъ колико можно,
И прежней пищею питается еще.
XL.
Противуестественникъ.
Былъ нкой человкъ:
Такова не было враля подъ небесами,
И чудесами
Наполнилъ вкъ.
Являлися ему гораздо часто черти.
Противъестественникъ, какъ мы, подверженъ смерти.
О лютая печаль!
Скончался враль:
Ходилъ купаться,
Воды излишно почерпнулъ,
Хлбнулъ,
Сталъ пьянъ, заснулъ,
Не могъ проспаться.
То свдала жена,
И въ верьхъ рки за мужемъ рыщетъ,
Повыше, гд тонулъ, утопша мужа ищетъ,
И говоритъ она:
Противу естества, ему казались черти,
Рка ево несетъ конечно въ верьхъ по смерти.
XLI.
Бубны.
Услышанъ барабанный бой жестокой,
Въ близи, и на гор высокой:
Война была въ низу, стоялъ тутъ ратный станъ:
Тронулся и въ долу подобно барабанъ.
Къ ружью къ ружью, кричатъ, блюдя команду строгу,
И бьютъ везд тревогу.
Но все сраженье то безъ крови обошлось:
Нашлось,
Въ верьху рабята были,
И въ бубны били.
Смотря изъ далка, не правь и не вини,
И скоръ не будь въ отвт:
Знай, вещи инаки въ дали очамъ на свт,
Какъ подлинны они.
XLII.
Хромая Лошадь и Волкъ.
Хромова волкъ коня увидлъ: вотъ, мой свтъ,
Себ сказалъ, теб обдъ:
Скажися ты ему, что Докторъ ты и лкарь,
И сверьхъ того еще аптекарь.
Сказался такъ, и мнитъ лчить коня.
А конь ему сказалъ: не трогай ты меня,
Я конь гораздо грубой:
И въ зубы далъ ему щелчокъ:
Еще примолвивъ то: прости волчокъ.
Беззубой,
То зная каковы кони,
И помни, что лчить умютъ и они.
XLII.
Лисица и Кошка.
Сказала кошк такъ лисица:
Скажи ты мн сестрица,
Ты кормишся мышами, въ дом здсь,
Вкъ весь,
А за ето тебя раби, рабыни, хвалятъ,
И никогда не опечалятъ,
А я мой другъ,
Не знаю чемъ прогнвала я слугъ,
И похвалой себ ужъ больше не ласкаю,
Что дуръ,
Я куръ
Таскаю,
Какъ я сюда приду, встаетъ великой шумъ.
О чемъ шумятъ, не вображу я въ умъ:
Бгутъ ко мн ддя драки,
И люди, и Собаки.
XLIII.
Птухъ и жемчужное зерно.
Кто Притчи презираетъ,
И пользы въ нихъ не зритъ,
И ни чево себ изъ нихъ не избираетъ,
О людяхъ таковыхъ Федръ ето говоритъ:
Птухъ нашедъ зерно жемчужно:
Оно ему не нужно,
Куда ево двать?
На шею онъ ево не хочетъ надвать.
Невж Федръ ума не умножаетъ.
Невжа умъ, птухъ жемчугъ уничтожаетъ.
XLIV.
Лисица и Орехъ.
Сія вамъ Притча то друзья напоминаетъ,
Глупецъ ученія печется убгать,
И то пренебрегать,
Чево онъ самъ не знаетъ,
И т дла дерзаетъ поносить,
Которыхъ онъ не можетъ раскусить,
И все то кажется ему бездлка.
Орехъ беззубая находитъ блка,
И въ ротъ:
Помучилась, не раскусила,
И выплюнувъ, орехи поносила:
Какой негодной плодъ!
XLV.
Верблюдъ.
Когда безумца чтутъ,
Не умъ причиною, другое нчто тутъ.
Верблюдъ гордиться сталъ, верблюда звали въ гости,
Въ господской домъ.
Отъ гордости крикъ, шумъ, содомъ,
И заплясали вс въ верблюд кости.
Идетъ
Въ обдъ:
И мысли у верблюда
Пость ему съ серебренова блюда.
Онъ только то себ старался вобразить,
Однако стали тамъ навозъ на немъ возить.
XLVI.
Свинья и Волкъ.
Свинья въ родахъ, и у свиней
Рождаютcя рабятка,
А по свиному поросятка.
Лежатъ они при ней,
И молоко сосутъ у матери свинятка.
Пришелъ къ ней волкъ ,
Безъ гнва,
И въ двери хлева
Толкъ:
И говоритъ родильниц какъ другу:
Какую мн велишъ явить себ услугу ?
А я служить готовъ, моя въ чемъ только мочь.
Свинья отвтствуетъ сама ему какъ другу:
Коль хочешъ мн явить услугу,
Поди отсел прочь.
XLVIІ.
Левъ притворившійся больнымъ.
Левъ болнъ,
А въ истинн не болнъ онъ,
И былъ доволенъ,
Что здланъ имъ законъ,
Ийти къ нему на посщенье,
Вс зври, воспринять поелднее прощенье.
Лисица не пришла къ нему,
Причиною тому,
Что множество зврей къ нему въ лсъ темный входитъ,
И ни одна душа оттол не выбродитъ.
XLVIII.
Лисица и Курятникъ.
Въ курятникъ тощая лисица въ щель пролезла,
Куръ тма изчезла,
Куръ бьетъ,
Куръ стъ, и кровь курячью пьетъ.
Покуiавъ, вонъ лисица поспшастъ,
Да брюхо вылезть ей мшаетъ.
Каковъ лиса обдъ?
Попалась лиса въ охабку,
Хозяину на шапку.
L.
Крокодилъ и Собака.
На той рк, слыветъ котора Нилъ,
Пила собака, пилъ
И крокодилъ:
А пивъ собак говорилъ,
Сердечушко мое, подвинься къ крокодилу.
Она отвтствуетъ ему:
Сердечушко мое, противно то уму,
Чтобъ я охотою пошла въ могилу.
LI.
Олень и Овца.
Въ займы себ просилъ олень снца:
Пожалуй, говорилъ, сударыня овца,
Ссуди меня, и дай мн сна два три пука,
А я отдамъ теб, въ томъ волкъ теб порука:
Отдамъ теб на срокъ.
Она отвтствуетъ, такой урокъ,
Не для овцы, у волка зубы строги,
А у тебя гораздо резвы ноги.
LII.
Судно въ мор.
Погибнетъ судно въ мор,
И вскор
Оно,
Въ послдній разъ застонетъ,
Пойдетъ на дно,
Потонетъ.
Тутъ нкто на корм у кормщика спросилъ:
Корма иль носъ потонетъ прежде.
Отвтъ ему: въ корм осталось бол силъ.
А тотъ сказалъ на то: я смерти жду въ надежд,
Хоть жизни не спасу,
Мой врагъ на корабл въ носу.
LIII.
Старикъ и Оселъ.
Старикъ осла когда то пасъ:
Въ тотъ часъ
Услышалъ шумъ, была война въ близи, гадатель
Лерго узналъ, подходитъ не приятель.
Старикъ мой слъ,
Не мдля, на осла: ступай оселъ,
Оселъ непремняетъ
Походки и тогда.
Старикъ ослу пеняетъ,
И палкою осла нещадно погоняетъ.
Рабетъ и кричитъ: бги, пришла бда.
Оселъ отвтствует: какой бжать напасти?
Начто потребно намъ бжать?
Во чьей ни буду власти,
Бременъ моихъ никто не можетъ умножать.
LIV.
Собаки и Кость.
Въ длахъ безумньія напрасно ждутъ успха,
Намренія ихъ достойны только смха.
Псы видли, въ рк большая кость лежитъ:
Взять легче кость, рку мнятъ выпить надлежитъ.
Рку хлебаютъ,
Водою пучатся, распучась погибаютъ.
LV.
Воробй.
Смялся воробй,
Въ кохтяхъ орла онъ зайца видя:
Бжать умй,
Ты смерти ненавидя.
А ястребъ ту насмшку прекратилъ.
Насмшника подобно ухватилъ.
LVI.
Стрлокъ и Змя.
Глазами голубя стрлокъ остилъ,
И только изъ ружья въ ево намтилъ,
Змя въ трав бду клубя,
Въ нево пустила жало.
Змя теб, при томъ, сказати надлежало:
Другова не замай храни себя.
LVII
Кротъ.
Земля разверзла ротъ:
Изъ норки выползъ кротъ.
Читатель,
Когда ты славныхъ длъ быть хочешъ почитатель,
Изъ устъ моихъ крота исторію внемли!
Кротъ выползъ изъ земли,
Изъ темной вышелъ ночи,
Слепыя вынесъ очи,
Поползалъ онъ, и въ норку влезъ.
Кротъ былъ не зорокъ,
Ни солнца, ни луны не видлъ, ни небесъ.
Невжи выползли конечно вс изъ норокъ.
LVІІІ.
Двка.
Вдругъ двка на рк мывъ платье зарыдала,
И въ тяжкой горести объ етомъ разсуждала:
Какъ замужемъ родитъ, иль сына, или дочь,
А что носила во утроб,
Увидитъ то во гроб.
Вообрази себ ты двка перву ночь!
Повеселяе двка стала,
И вдругъ захахотала.
Не плачь, не хахочи, дружечикъ мой,
Да платье мой.
LIX.
Левъ и Клопъ.
Клопъ дерзкой льва кусалъ,
И вмсто яда, вонь на льва бросалъ.
Поиманъ клопъ: трепещетъ онъ отъ страха,
И думаетъ: не будетъ больше праха,
На свт, моево,
Однако левъ не раздавилъ ево,
Сказалъ ему: клопы мной вчно не попрутся:
Ты вдай то, что львы съ клопами не дерутся.
LX.
Оселъ дерзновенный.
Здорово братъ, сказалъ оселъ, когда то, льву.
Левъ думаетъ: я такъ тебя не назову:
И мнитъ: никакъ оселъ рехнулся.
Однако левъ
Не вшелъ во гнвъ,
Лишъ только усмхнулся,
И думалъ: естьли бъ ты поблагородняй былъ,
Такъ ты бы ету рчь конечно позабылъ,
И съ нею бы ты, въ вкъ, ко мн не припехнулся,
То вдая тогда,
Что братомъ левъ ослу не будетъ ни когда.
LХІ.
Хвала и Хула.
Указовъ истинны когда молва не въ силу,
Пустой лишъ только звукъ, и громкая хвала,
И громкая хула.
Не знаю кто сказалъ, какому то зоилу:
Меня ты хулишъ другъ возлюбленный всегда,
А я тебя хвалю всегда,
Однако намъ ни кто не вритъ никогда.
LXII.
Угольщикъ.
Когда худа родня, такія же сосды,
Такія же друзья, такія же бесды,
И чистыя сердца чернятся иногда.
Не сообщайтеся съ плутами никогда!
Гд угольщикъ живетъ, тамъ черныя собаки,
И блыя, въ дому, вс цвтомъ одинаки.
LXIII.
Ученой и Богачъ.
Разбило судно,
Спасаться трудно,
Жестокой втръ, жесточе какъ палачъ,
Спаслись однако тутъ, ученой и богачъ.
Ученой разжился, богатой въ гор.
Наука въ голов, богатство въ мор.
LXIV.
Меналькъ и Палемонъ.
Меналькъ и Палемонъ пасли стада въ долин,
Не зная что любовь,
Не загорлась ихъ еще сей страстью кровь,
И думали они лишъ только о скотин.
Исмена близко тутъ своихъ овецъ пасла,
И въ сть любовную Меналька занесла.
Горитъ, печалится, горитъ Меналькъ и страждетъ:
Не столько, въ жаркій день скотина пити жаждетъ,
Какъ страстью жаждетъ онъ.
Уже ево овецъ лелеитъ Палемонъ,
Меналькъ о стад не печется,
По всякой часъ къ Исмен мчется,
Былъ долженъ узы онъ молчанья разорвать,
Любовь открыть, и что любовь, истолковать.
Колико говоритъ любовна страсть приятна,
Когда серца къ утх распалитъ,
Толико горестна, когда она развратна:
Меня ни что не веселитъ:
Страдаю при теб, терзаюся заочно:
А естьли взглянешъ ты, когда,
Приятно на меня, хотя и ненарочно,
Отъ радости, тогда,
Я вн себя бываю,
И все на свт забываю,
Но вдругъ пускаю стонъ,
Что то пустой былъ сонъ.
И только гд твои ступали ноги,
Мн милы т драгая и дороги.
Ты мн
Всеночно видишся во си.
Я часто мыслію тебя милую,
И сладостно горю,
Съ тобою говорю,
Тебя цалую.
Молчи коль то любовь, во злую
Вошла уже я страсть.
О лютая напасть!
Я чувствую страсть ону.
Меналькъ! я ето все имю къ Палемону.
Сей учитъ, насъ,
Расказъ,
Чтобъ мы поменше врали,
И не наладивъ струнъ на скрыпк не играли.
LXV.
Угадчикъ.
Отъ лютаго судьи не можно зберечись.
И тщетно бдному о томъ печись,
Не будетъ никогда конецъ ему успшенъ.
Страшняе дьявола неправедной судья,
Покамсть не повшенъ.
Объ етомъ басенка моя.
Такое было дло:
Угадчикъ осужденъ,
Открыть угадку зрло,
А ежели не такъ, умрети принужденъ.
Угадчикъ передъ судъ пришелъ, безъ страха, смло,
И думаетъ: за то мн смерти не видать,
О чемъ помышлю я, удобно отгадать.
Судья послдуя злодйскому уставу,
Имвъ людей казнить великую забаву,
Взялъ ласточку въ кудакъ, и вотъ ево слова:
Скажи мн, ласточка мертва, или жива:
А думаетъ онъ такъ, когда тотъ мертва скажетъ,
Такъ живу онъ ее угадчику покажетъ:
А ежели, живой, угадчикъ объявитъ,
Такъ онъ ее въ рук сожметъ и умертвитъ.
Угадчикъ отвчалъ: жива ль она, иль мертва,
Ты лютый человкъ, а я злой смерти жертва.
LXVI.
Ослова кожа.
Былъ оселъ, и всякой день
Отъ хозяевъ былъ онъ битъ, часто погоняли,
Подъ бременемъ за лнь,
Всякой часъ они ему палкою пняли.
Умеръ сей нещастный зврь,
Окончалъ онъ бдну жизнь и труды несносны:
Успокоился теперь,
Но хозяева ему и по смерти злосны,
И не помня прежнихъ ранъ,
Какъ бивали по спин, въ голову и въ рожу,
Продали на барабанъ,
Доброва работника, за работу кожу.
Перескся вкъ вотщ,
Чтобъ избавиться ослу, палокъ и убоя:
И по смерти бьютъ еще,
Часто палками ево, посреди покоя.
Отлучася суеты,
Естьли бъ чувствовалъ ты боль, въ злой бы въ вкъ былъ дол,
Преблагополученъ ты,
Что не чувствуешъ оселъ ты побоевъ бол.
Всхъ минется тварей вкъ:
Что родится, то животъ смертью заключаетъ,
Будь доволенъ человкъ,
Что твои конечно смерть суеты скончаетъ.
LXVII.
Стреказа.
Въ зимн время, подаянья
Проситъ жалко стреказа,
И заплаканны глаза,
Тяжкова ея страданья,
Представляютъ видъ.
Муравейникъ посщаетъ,
Люту горесть извщаетъ,
Говоритъ:
Стражду,
Сжалься, сжалься муравй,
Ты надъ бдностью моей,
Утоли мой алчъ и жажду!
Разны муки я терплю:
Голодъ,
Холодъ,
День таскаюсь, ночь не сплю.
Въ чемъ трудилася ты въ лто?
Я скажу теб и ето:
Я вспвала день и ночь.
Коль такое ваше племя,
Такъ лети отсель ты прочь,
Поплясати время.
LXVIII.
Мореплаватели.
Встала буря, втры дуютъ,
Тучи помрачили свтъ,
Воды, разьярясь, волнуютъ,
Море плещетъ и реветъ.
*
Корабельщики стонаютъ,
И въ отчаяньи кричатъ:
Что зачать они не знаютъ:
Мачты ломятся, трещатъ.
*
Вдругъ настала перемна,
Возвратилась тишина,
Скрылася сдая пна:
Усмирла глубина.
*
Зря желанія успхи,
Страхъ и горесть погубя,
Мореплавцы средь утхи,
Отъ веселья вн себя.
*
Научимся симъ ненастьемъ,
Вн себя не быть когда,
Въ жизни щастье со нещастьемъ
Премняется всегда.

Конецъ ІІ Книги.

ПРИТЧИ.

КНИГА ТРЕТІЯ.

I.
Сатиръ и гнусныя Люди.
Сквозь темную предъ окомъ тучу,
Взгляни читатель ты
На свтски суе т ы!
Увидишъ общаго дурачества ты кучу,
Однако, для ради спокойства своево,
Пожалуй, никогда, не шевели ево,
Основанна сія надъ страшнымъ куча адомъ,
Наполненна различнымъ гадомъ,
Покрыта ядомъ.
Съ великимъ пастухи въ долин были стадомъ.
Когда?
Не думай, что тогда,
Когда, для человка,
Текли часы златова вка,
Когда еще наукъ премудрость не ввела,
И въ свт истинна безъ школъ еще цвла,
Какъ не былъ чинъ еще достоинства свидтель,
Но добродтель:
И словомъ я скажу, вотъ ето наконецъ:
Реченны пастухи вчера пасли овецъ.
По всякой день у нихъ была тревога всяка:
Вздоръ, пьянство, шумъ и драка,
И словомъ такъ:
Изъ паства здлали они себ кабакъ:
Во глодку,
И въ брюхо, и въ бока,
На мсто молока,
Цдили водку,
И не жаллъ ни кто, ни зубъ, ни кулака,
Кабашной нектаръ сей имючи лкарствомъ,
А бшеную жизнь имвъ небеснымъ царствомъ.
Отъ водки голова болитъ,
Но водка сердце веселитъ:
Молошное питье не диво,
Ево хмельняй и пиво,
Какое жъ имъ питье и пить,
Коль водки не купить?
А деньги для чево инова имъ копить?
Въ лсу надъ доломъ симъ Сатиръ жилъ очень близко,
И тварію ихъ онъ презрнною считалъ,
Что низки такъ они, живутъ колико низко.
Всегда онъ видлъ ихъ, всегда и хахоталъ,
Что нтъ ни чести тутъ, ни разума, ни мира.
Поймали пастухи Сатира,
И бьютъ сево,
Безъ милосердія, невинна Демокрита.
Не видитъ помощи Сатиръ ни отъ ково.
Однако Панъ пришелъ спасти Сатира бита:
Сатира отнялъ онъ, и говорилъ имъ Панъ:
За что подлали ему вы стодько ранъ?
Напредки меньше пйте,
А что смялся онъ, за то себя вы бйте.
А ты, въ передъ, мой другъ,
Ко наставленію, не длай имъ услугъ,
Опасно наставленье строго,
Гд зврства и безумства много.
II.
Птаха и дочь ея.
Какая то во ржи жила на нив птаха,
А съ нею дочь ея жила:
На нивахъ жатва ужъ была,
Такъ жительницамъ симъ то было не бсзъ страха:
И прежде нежели зачнутъ ту ниву жать,
Имъ должно отъзжать:
Въ другое мсто перебраться,
Чтобъ имъ со жательми на жатв не подраться.
Мать вышла вонъ на часъ, не вдаю куда,
И дочк говоритъ: когда
Придетъ хозяинъ нашъ на ниву:
Имй головку нелниву,
Ты дочь моя тогда:
Послушай что онъ скажетъ,
И что слугамъ прикажетъ.
Какъ мать прихала домой по томъ,
Кричала дочь объ етомъ дл:
Ахъ, матушка моя, пора, пора отсел:
Оставимъ етотъ домъ:
Пора, пора отсел,
Хозяинъ приказадъ друзей на жатву звать,
И взавтр станутъ жать,
Пора душа моя отсел отъзжать.
Мать ей отвтствуетъ: не бойся радость,
Не искусилася твоя о дружб младость,
Не будутъ жать, ей, ей!
Друзья не жали,
На нив не было друзей,
Тому причина та: друзья не призжали.
Поотлучилась мать,
Вля рабенку тутъ молву внимать.
Хозяинъ приходилъ: ихъ хочетъ домъ ломать,
И звать послалъ родню, вить ихъ не нанимать.
Дочь тоже говоритъ какъ матушку встрчаетъ:
А матушка ей то же отвчаетъ,
Севодни и вчера слова у нихъ одни.
Во учрежденномъ дни,
На нив не было родни,
Родня не призжала,
И хлба не пожала.
Поотлучилась мать,
Вля рабенку тутъ молву внимать
Прихала обратно мать,
Пришло репортовать:
Съ дтьми и со слугами,
Хозяинъ взавтр хлбъ намрился пожать,
И говорилъ: сожнемъ мы братцы хлбъ и сами.
Мать ей отвтствуетъ, то мня распоряжать:
Когда хлбъ хочетъ самъ уже хозяинъ жать,
Пора душа моя отсел отъзжать.
III.
Волкъ и Козленокъ.
Козленка волкъ поймалъ и растерзати хочетъ:
Козленокъ не хлопочетъ,
То вдая, что волкъ несклонной молодецъ,
И мыслитъ: ну теперь пришелъ ужъ мой конецъ.
Единымъ жизни онъ довольствовался лтомъ,
И разлучается со свтомъ.
И говорилъ онъ такъ:
Когда слезами весь ево кропилея зракъ,
И вс дрожали члны:
Простите рощицы и вы луга злены,
Прекрасныя цвтки и быстрыя струи:
Простите на всегда товарищи мои,
Въ сей часъ я вс свои
Забавы позабуду,
И съ вами на лугахъ я прыгать ужъ не буду.
А хищникъ говоритъ: попрыгай и у насъ,
Какъ прыгаютъ у васъ.
Отвтствуетъ козленокъ:
До прыганья ли мн въ прегорестный сей часъ,
Отъ страха не могу подняти и колнокъ.
Волкъ псню затянувъ козленка веселитъ,
И передъ смертію плясать ему велитъ.
Услытавъ волчій вой къ разбойнику для драки
Бгутъ, отъ стадъ собаки.
Волкъ инако заплъ:
А именно въ зубахъ собачьихъ захриплъ.
О естьли бъ такъ всегда стсненный свобождлся,
А утсинтель такъ по волчью награждался!
IV.
Соловей и Кошка.
Не на зленой втк,
Плъ нгд соловей, но въ золоченой клтк.
Межъ пнья своево,
Взираетъ изъ окошка.
Влюбилася въ нево,
Хозяйска кошка.
Послушать псенъ подошла,
И мыслитъ, я себ обдъ хорошенькой нашла.
Подшедша говоритъ: пречуднова ты нрава,
Любезный соловей:
Я ето говорю по совсти моей,
Когда твоя вся слава,
И вся твоя забава,
Въ понманьи сидть.
Онъ ей отвтствовалъ: куда себя мн дть,
Когда моя нещастна додя?
А въ протчемъ можетъ ли приятна быть неволя?
У кошки на ум обдомъ овладть,
Такъ кошка похвалы свобод начинаетъ,
И живо соловью ее напоминаетъ:
Вообрази себ ты ясны небеса,
Потоки быстрыя, зленыя лса,
Луга цвтами испещренны,
Рукою естества безъ злата ухищренны:
Воспомни въ воздух сладчайшій ароматъ:
Шахъ, шахъ дала ему, и скоро будетъ матъ.
Задумалася птичка:
Безъ псенъ соловей таковъ же какъ синичка,
Но кошк въ псняхъ нужды нтъ,
Потребенъ ей обдъ.
Хотя хозяина я симъ и позамаю,
А клтку разломаю,
Лети ты вонъ мой свтъ,
Такъ кошка говоритъ: и вонъ ево зовстъ.
Сей дружеской совтъ,
Ни мало не опасенъ,
Пвецъ на то согласенъ.
Что жъ было на конецъ?
Пвецъ
Оставя свой разсудокъ,
Изъ клтки къ ней въ желудокъ.
V.
Котъ и Мыши.
Былъ котъ и взятки бралъ:
Съ мышей онъ кожи дралъ,
Мышей гораздо мучилъ,
И столько имъ наскучилъ,
Чиня вссгда содомъ,
Что жительство мышей, а именно тотъ домъ,
Казался жителямъ симъ каторгою лютой,
Свирпой тотъ
Мучитель, котъ,
Десятка по два ихъ щелкалъ одной минутой.
Ненасытимой котъ и день и ночь алкалъ,
И цлу армію мышей перещелкалъ.
Вся помочь ихъ отъ ногъ, однако худы танцы,
Въ которыхъ можно захрамать:
А можетъ быть еще и ноги изломать,
Зарылись на конецъ они въ подполье въ танцы,
Чтобъ котъ не могъ ихъ боле замать:
И ни одна оттол не выходитъ,
Ни мышачья хвоста котъ больше не находитъ,
И тщетно разваетъ ротъ:
Постится котъ:
Прошли котовы хватки,
Простите взятки!
Подьячій! знаешъ ты,
Какъ мучатся коты,
Которы ни чево содрать не могутъ бол,
И сколько тяжело въ такой страдати дод.
Сыскалъ мой котъ себ подьяческой крючокъ:
Умыслилъ дать мышамъ онъ новенькой щелчокъ.
И задними онъ гвоздь ногами охватилъ,
А голову спустилъ,
Какъ будто онъ за то, что грненъ,
Повшенъ,
Являя, что мышамъ уже свободной путь:
И льстится мой мышей подъячій обмануть.
Не слышно боле разбойникова шуму,
Такъ мыши здлали въ подкоп думу,
Не отступилъ ли прочь герой:
И изъ коллегіи вс выступили въ строй:
И чтя кота не за бездлку,
Выглядываютъ только въ щелку
Увидли, что котъ ихъ живъ,
И лживъ,
Ушли назадъ крича: по прежнему котъ бшенъ,
По прежнему съ насъ котъ стремится кожи драть,
И взятки брать,
Хотя ужъ и повшенъ.
VI.
Пармской сыръ.
Богата спутника лиса увидвъ мира,
Почла ево остаткомъ сыра.
Но гд тогда была луна?
Была въ колодяз она,
Извстно то, что на небо не вспрянешъ,
А въ ям спутницу старухину достанешъ.
Взманилъ кусокъ лису,
И говоритъ она: легохонько оттол
Я ето унесу:
Сіятельнйшій сыръ! уже въ моей ты вол:
А я
Нижайшая услужница твоя.
Начто ей мдлить бол?
Лисица, въ мигъ,
Въ колодязь прыгъ,
Но боги здлали незапно сыръ водою,
Колодязь ей бдою.
Что хочешъ вымышлять изволь,
Не вылзешъ оттоль.
Лисица силится и скачетъ,
Лисица мучится и плачетъ:
Не сырны тамъ ей дни, мокрояднье, постъ,
Лисица опустила хвостъ.
Лиса страдастъ,
И смерти ожидаетъ,
Но и въ отчаяньи нашла лисица толкъ.
Шелъ мимо волкъ:
Лисица говоритъ: изволишъ ли обдать,
И сыру пармскова дражайшій кумъ отвдать?
Ужъ я симъ кушаньемъ насытила себя:
А что осталоея, такъ ето для тебя.
Развсилъ уши волкъ и губы,
И скалитъ зубы.
Сіяетъ сыръ въ очахъ у волка и въ ум,
Прыгнулъ дражайшій кумъ къ возлюбленной кум.
Изъ волка кумушк кумъ лсенку поставилъ:
Куму избавилъ:
Кума оттол вонъ:
А онъ
Оттол вылетть ни выпрянуть не можетъ,
И пармской сыръ еще по нын тамо гложетъ.
VII.
Волченокъ собакою.
Волчонка взялъ пастухъ и выростилъ сво,
У стада своево.
Волчокъ овцамъ добра желаетъ,
И на волковъ по песью лаетъ,
Тому причина та, что сталъ онъ врный рабъ,
Причина врности, волчокъ гораздо слабъ:
А ясно объявить не въ скользь, но точнымъ толкомъ.
Волченокъ нашъ волчокъ, еще не сталъ онъ волкомъ.
Теперь онъ братъ овецъ:
Какъ выростетъ со всмъ, такъ будетъ имъ отецъ,
Однако въ дл колкомъ,
Не прямо вдомъ мн предбудущій ихъ рокъ,
Такъ трудно проркать: да я жъ и не пророкъ,
Но молвлю на угадъ: волкъ, чаю, будетъ волкомъ:
А подлинно сказать конечно не могу:
А ежели скажу, такъ можстъ быть солгу.
Волкъ выросъ, спитъ пастухъ когда то крпко ночью,
А волкъ собрався съ мочью,
Ужъ длаетъ не такъ:
Сперьва зарзалъ онъ, товарищей собакъ,
И принялся за стадо,
Скотъ ржа какъ Троянъ подъ Троей Ахиллесъ:
По томъ нашъ волкъ пастушье чадо,
Подъ лаврами пустился въ лсъ,
И тамъ побдоносно скачетъ.
Пастухъ проснувься плачетъ.
Поплачь дуракъ,
А въ предки изъ волковъ не длай ты собакъ!
VIII.
Волкъ Пастуховъ другъ.
Былъ волкъ и былъ пастухъ:
У волка былъ не волчій духъ:
Являли такъ ево притворны виды:
Не здлаетъ обиды,
Волкъ етотъ ни кому,
Пастухъ поврился ему,
Какъ врну другу своему.
Пастухъ мой съ волкомъ ладитъ,
И друга своево спасая отъ сабакъ,
Въ пастушье платье рядитъ,
И ходитъ иногда съ нимъ онъ и на кабакъ,
И ловко съ волкомъ подпиваетъ,
Такъ мой пастухъ и пьянъ бываетъ,
И псни голосомъ онъ волчьимъ попваетъ:
Высоко мрою музыку онъ беретъ,
И горло все деретъ:
Вспвая по бурлацки:
А по просту сказать: вспваетъ по дурацки,
И по разбойничью кричитъ:
Всю улицу встревожить онъ рачитъ.
Волкъ лстью и обманомъ,
Съ безмозглымъ за стаканомъ,
И другъ и сватъ
И братъ.
Средь ночи нкогда пришли они ко стаду:
Пастухъ гребетъ ко сну, а волкъ ко кладу.
И хитрый мой ловецъ,
Десятка полтара, а можетъ быть и бол,
Зарзалъ тутъ овецъ,
И ихъ перетаекалъ съ квартеры по невол.
Проснувшися пастухъ увидлъ волчью лсть:
А гд двался волкъ легко то было свдать,
Пошелъ обдать.
Казался честенъ волкъ, какая въ волк честь!
IX.
Песъ нетерпящій нападенія.
Не знаю какъ зашедши въ лсъ,
Съ волками жилъ какой то песъ.
Что волчье естество суровенько и гнвно,
Извстно ето намъ,
Мой песъ съ волками тамъ.
Грызется повседневно.
Хоть шерсть у волка и густа,
Однако песъ до ребръ волковъ въ лсу хватаетъ,
И ребры у волковъ считаетъ,
И волчьи тамъ кишки какь нитки онъ мотаетъ:
Иной волкъ тамо безъ хвоста,
Иной безъ уха,
Иной безъ бока, иль безъ брюха,
А все тому причина песъ,
Который тамъ коробитъ лсъ,
Какъ Трою Ахиллесъ,
Однако песъ не виненъ,
И чиненъ,
Не тронетъ ни ково,
Когда не трогаютъ ево:
А ежели кто тронетъ,
Застонетъ,
И закричитъ,
И побычачью зарычитъ,
Заплачетъ:
И можетъ быть еще о трехъ ногахъ поскачетъ.
Везд о пс молва,
И въ волчьемъ обществ поносныя слова,
Что онъ сосдей гложетъ,
И что почти ни съ кмъ ужиться онъ не можетъ.
Повсюду волки то звонятъ,
И пса бранятъ,
Бездльникъ волкъ по ихъ примт:
Но что написано у пса на нихъ въ отвт?
Безъ васъ я былъ бы всхъ смирняе псовъ на свт.
X.
Война за бабки.
Два въ бабки мальчика играли:.
И бабки заорали:
Къ войн за бабки собрались,
И подрались.
Когда рабятки подурили,
Довольно, чтобъ отцы рабятокъ пожурили:
Или съ отеческой грозой,
Поскли ихъ лозой,
То чадолюбіе отцамъ не то твердило,
Оно болвановъ разсердило.
И думаютъ они: вотъ то дитя мое,
А то твое,
И слдственно мое мн мило..—
Твое постыло.
И чтутъ судящія родители уставъ,
Изъ книги самой знатной,
Хотя и непечатной,
Кто мн миляй, такъ тотъ и правъ.
Одинъ взялъ мальчика чужова,
Другой другова:
Тотъ выдралъ пукъ волосъ и подписалъ указъ,
Крича: не трогай насъ.
Другой, не говоря ни слова,
У мальчика вонъ вышибъ глазъ.
За гривы и отцы другъ у друга берутся.
Судьи дерутся:
Хоть были на суд не сходны въ голосахъ,
Однако сходно трутся,
И руки одново ихъ мннья въ волосахъ.
Другъ друга плотно жали:
Сосды прибжали.
Взбсились братцы вы, сосды говорятъ.
Сосды ихъ мирятъ,
Но что за миръ, одно дитя хохолъ поправитъ,
А глаза въ лобъ ни кто другому не поставитъ!
ХI.
Пни Адаму и Ев.
Жен крестьянинъ говорилъ,
Иль паче праотцевъ предъ нею онъ журилъ:
Когда бъ Адамъ и Ева!
Не скушали плода съ заказаннава древа,
Я жилъ бы какъ хотлъ,
И надъ сохою бы трудяся не потлъ:
Бранитъ Адама,
И кавалеръ и дама.
Услыша господинъ Адаму брань,
И что поетъ мужикъ жен несвойску дрянь,
Крестьянина зоветъ боярскихъ щей отвдать:
И мужа и жену къ себ зоветъ обдать.
Готовъ покрытый столъ,
Поставленъ на стол младой нжнйшій волъ:
А попросту тленокъ,
Который только чудь лишъ вышелъ изъ пленокъ,
Индйка, утка, гусь, бараній съ кашей бокъ,
Свинья капчона,
И съ курицей пирогъ:
Яичница, дрочена,
Курдюкъ ордынскія овцы,
Щи, потрохъ и рупцы.
Нался мой мужикъ: да ето и не чудо,
Вотъ ето только худо:
Одно закрыто блюдо:
И раскрывать сво
Не влено, ни для ради чево.
На един какъ врну другу,
Супруга говоритъ супругу:
Посмотримъ муженекъ, какое ство тутъ.
Ахъ, жонушка, не льзя, за ето такъ толкнутъ,
Что мы не скоро встанемъ:
И разв отъ дубины вспрянемъ.
Однако, муженекъ и душенька моя!
Иль баринъ нашъ ворожея.
Когда ему о томъ ни кто изъ насъ не скажетъ,
Такъ чемъ онъ то докажетъ?
И впрямъ такъ жонушка: а крышка не крпка,
Печати нтъ на ней и нтъ на ней замка.
Раскрылась крышка:
А тамъ сидла мышка,
И выскочила вонъ,
Прешедъ мужикъ законъ.
Стола боярскава мышонокъ не забудетъ,
Однако ужъ назадъ не будетъ.
XII.
Новой календаръ.
Порядокъ естества уметъ Богъ уставить,
И въ естеств Себя великолпно славить.
Къ Юпитеру принесъ крестьянинъ календаръ,
И расписалъ подробно,
Ко хлбородію для года что способно:
Когда потребенъ дождь, сушь, холодъ, жаръ.
Онъ книжку ту подноситъ,
И проситъ,
Чтобъ было только то лишъ ради нивъ ево.
Юпитеръ отвчалъ: я самъ тово
Не здлаю, опричъ тебя ни для ково,
Я больше разума имю,
И здлать календаръ полутче я умю:
А ежели когда бываетъ онъ и худъ,
То тайна естества и праведенъ мой судъ.
Крестьянинъ етому не вритъ:
Вотъ такъ то, мыслитъ онъ, Юпитеръ лицмритъ.
Когда бы въ небесахъ между боговъ я жилъ,
Со всмъ бы естество не такъ расположилъ,
Всегда бъ была весна, всегда цвли бы розы,
И не было бъ зимы,
На что морозы?
И въ вкъ бы не пахали мы:
Не молвилъ бы тогда прикащикъ: вы лнивы:
И хлбъ давали бъ намъ несеянныя нивы.
А ето что за свтъ!
Весь годъ покою нтъ.
Рождались бы собой домашнія потребы:
Съ горохомъ пироги, печоны хлбы:
А я бы на пчи нетопленой потлъ:
И гусь бы жареной на столъ ко мн летлъ.
Настало: кончилось ево желанно лто:
А здлалось вотъ ето:
Не возвратилися въ деревню смена:
И съ нивъ мужикъ пожалъ ихъ только имена.
XIII.
Надутый гордостью Оселъ.
Оcелъ везъ дровни: въ нихъ стоитъ большой кумиръ,
Збгается весь миръ,
Безумныя народы,
Противу разума и чувствія природы,
Зовутъ ево владыкой и отцомъ,
И господомъ творцомъ:
На землю падая, во громогласномъ крик,
Творятъ моленіе вселенныя владык.
Ни кто и намкнуть тово тогда не могъ,
Что детъ то не Богъ,
На ето мудреца не палкой приударятъ,
Изжарятъ,
Кому захочется пропасть?
Мала у разума: у силы больше власть.
Кричатъ и мудрецы, не только протчи люди.
О Творче милостивъ ко твари вчно буди!
Присвоилъ тутъ оселъ себ тотъ весь поклонъ,
И думаетъ, Богъ онъ:
Кричитъ: я, я вселенной обладатель,
Земли и небеси создатсль,
И блага всякаго податель.
Не долго былъ Оселъ въ претяжкой сей вин,
Ударили ево дубиной по спин,
И глупому ослу то ясно показали,
И доказали,
Сломивъ дубиной гордый рогъ,
Что онъ оселъ не Богъ.
XIV.
По трудахъ на покой.
Жила, была вдова: а у вдовы былъ сынъ,
И только быдъ одинъ:
Рабенокъ лтъ десятка.
Любла сына матка,
На свт боле всево,
И нжила ево.
У малова была извадка:
Иль, можетъ быть, и страсть:
Охотникъ былъ онъ красть.
Накралъ у тетушекъ чепцовъ и шапокъ:
А на конецъ укралъ у матери подкапокъ:
О всемъ извстна мать,
Однако мать
Не хочетъ мальчика замать:
А я бъ веллъ ему вс ребры изломать.
Ужъ мальчикъ мой дтина,
Не шапки на ум у мальчика, скотина,
Барана стибрилъ онъ, по томъ быка: она
Не трогаетъ ево, стяни хотя слона,
Но сколь та гадина велика,
Толика,
У кражи едакой огромна и прилика:
Да тамъ же крпкой караулъ:
А то бъ дтина мой слона конечно здулъ.
И то прискучилось дтин,
Не мыслитъ больше о скотин,
Сосдни клти сталъ ломать:
О всемъ извстна мать,
Однако мать
Не хочетъ сына позамать.
Прискучилось ему по кражамъ увиваться,
Въ разбойники пошелъ дтина добиваться:
Трудилея долго тамъ дтина мой:
И лзитъ на покой.
Рыдаетъ мать и сына обнимаетъ,
И жалостно ево ко сердцу прижимаетъ.
Прощаяся съ ней сынъ, отгрызъ у дуры носъ.
При вчной говоря разлук,
Любезной матери, негодной етой сук,
Причина ты, что я повсою возросъ.
ХV.
Скира.
Рубилъ мужикъ дрова у самыя ркb,
Въ которой воды глубоки:
Упалъ топоръ на дно: мужикъ надъ нимъ страдаетъ.
И плачетъ и рыдаетъ,
Потерянъ день: пройдетъ дрова рубить пора:
Да жаль и топора,
Безъ денегъ етова ни кто не дастъ на рынк,
Хотя для дровъ,
Да на воровъ
И много топоровъ:
А денегъ у нево гораздо мало въ крынк.
Меркурій сжаливься приходитъ на рку,
И общаетъ мужику,
Что онъ по дну рки порыщетъ,
Скиру сыщетъ:
И мужику
Онъ сиру,
Златую подаетъ скиру.
Кричитъ мужикъ: скира не моя:
Даетъ серебряну: и ета не моя:
Даетъ желзную: вотъ ето то моя,
И ету упустилъ на етомъ мст я:
Я злата и сребра и въ дом не имю,
И лгати не умю:
Не всякъ такъ честно говоритъ:
Меркурій за ето ему и т даритъ.
Другой увидвъ то, въ рку топоръ кидастъ,
И такъ же какъ и тотъ рыдаетъ,
И золотой скиры ожидаетъ.
Меркурій говорилъ нахальну мужику:
Искати топора ты самъ поди въ рку.
XVI.
Раздлъ.
Съ великимъ малому имть опаспо дружбу:
Загаркали: походъ, война, идутъ на службу,
Но кто герои т? оселъ, лисица, левъ:
И разъяряются геройски души.
Ружье лисиц хвостъ, ослу большія уши,
А льву ужасный зевъ:
Изъ зева смерть и гнвъ:
Взоръ люта зверя блещетъ,
И лсъ
Трепщетъ:
Не Геркулесъ,
Во кож львиной,
Съ разбойничей дубиной,
Приходитъ ко лсамъ,
Во львиной кож левъ туда приходитъ самъ:
И кто ни встртится нещадно всхъ караетъ,
Имя брань:
И собираетъ
Дань.
По добычи домой пустился,
Съ побдой возвратился:
И коихъ онъ зврей геройски одоллъ,
Ослу веллъ
Длити, на три части.
Оселъ мой знаетъ то давно,
Что должко раздлять наслдіе равно,
Съ ословой стороны былъ сей длежъ безъ страсти:
А сверьхъ того еще указы такъ велятъ,
Длятъ,
Но части не исправны,
Причина, что вс равны.
Прогнвался мой левъ и заушилъ осла,
Сказавъ: ты етова не смыслишъ рмесла,
И кои правила въ дльб со мною главны.
Оселъ: охъ, охъ!
И вдругъ издохъ.
А левъ веллъ лис длить находку:
Не хочется лис ийти во львову глодку,
Съ овинъ едину.часть и часточку съ кулакъ,
Лисица положила,
И другу удружила.
Кто, левъ спросилъ, тебя училъ длити такъ,
Что ты мн едакъ услужила?
Лиса туда сюда хвостишкомъ верть,
Отвтствуетъ ему: ослова смерть.
XVII.
Два Оленя.
Какія способы найти
Чтобъ лужу перейти,
И что бы въ ней со всмъ не замараться?
Чрезъ лужу два хотятъ оленя перебраться:
Одинъ по краюшкамъ лпился какъ ни будь,
И замарался онъ, однако лишъ чудь, чудь,
Не только у нево остались чисты роги,
Не только тло, да и ноги,
Отъ сей проселошной дороги,
И замаралися одни у ногъ пороги,
Которы по просту копытами зовутъ:
Ихъ крпки бошмаки копытами слывутъ.
Другой олень хохочетъ,
И лужу перейти другимъ порядкомъ хочетъ:
Ругается, кричитъ: изгаженъ ты свинья:
Не едакъ перейду, сватъ, ету лужу я:
И безовсяка страху,
Съ размаху
Скокъ,
Со всхъ четырехъ ногъ:
Не видно боле оленьей легкой туши,
Мой врютллся олень по самы въ лужу уши,
И свату навязавъ пустыхъ на шею пнь,
Насилу выдрался изъ лужи мой олень:
И посл брани,
Изъ лужи вылзъ онъ какъ вышелъ онъ изъ бани,
И свжъ и чистъ,
Какъ посл дождика весной зленой листъ.
XVIII.
Дв Крысы.
Сошлись на кабак дв крысы,
И почали орать:
Бурлацки псни пть и горло драть,
Вокругъ поставленной тутъ мисы,
Въ котору пиво льютъ,
И изъ которыя подъ часъ и много пьютъ.
Осталося не много пива въ мис:
Досталося то пиво крыс:
Довольно нектару одной и мало двумъ,
Одна беретъ на умъ:
Лишуся етой я забавы,
Когда сестра моя пренебрежетъ уставы,
И выпьетъ нектаръ весь она,
Одна,
До дна:
Въ приказахъ я бывала,
И у подьячихъ я живала,
Уставы знаю я:
И говорила ей: голубушка моя!
Ты кушай радость воду,
И почитай во мн дружечикъ воеводу,
Вить я ево:
А про хозяина, сестрица, твоево,
Не только слуха,
Да нтъ и духа,
И пиво выпила до суха:
А мрою съ два брюха.
Сестра ворчитъ, и говорила такъ:
Такой бесдой впредь не буду я ласкаться.
И на кабакъ,
За воеводскими я крысами таскаться.
ХІХ.
Зми, голова и хвостъ.
Простымъ довольствуйся солдатъ мундиромъ,
Коль быть теб не льзя, дружечикъ, командиромъ,
Въ велику можетъ честь,
Великой только умъ отечество вознесть:
А голой чинъ рождастъ только лсть,
Ползя травою,
Зминъ поссорился хвостъ люто съ головою,
И говоритъ: не все теб меня водить:
Изволишъ иногда сама за мной ходить,
Какое право ты имешъ,
Сестрица и дружечикъ мой,
Что ты меня таскать какъ двка юбку смешъ?
А ежели зм лежитъ уставъ такой,
Таскайся же и ты подобно такъ за мной.
Бранилися и помирились:
Договорились,
По перемнк впредь,
Диктаторскую власть имть.
Въ диктаторств хвоста все время темны ночи,
И ни чево,
Въ диктаторств ево,
Не видятъ ни когда диктаторскія очи.
Въ правленіе то вс кривымъ путемъ идутъ,
И шествуя путемъ негладкимъ смерти ждутъ:
Лсъ, камни голову щелкая раздробили:
А съ ней и самово диктатора убили,
Не зрти на пути ни солнца, ни небесъ.
Деревья, каменья, разбойники то были,
И безъ труда слпова погубили:
Не спасся бы слпой отъ нихъ и Геркулссъ,
Ни заяцъ бы слпой отъ нихъ ни удалился,
Но въ когти къ нимъ конечно бы ввалился.
Слпому каменья враги, и врагъ и лсъ.
Скончалася змя, диктаторъ съ стула слзъ.
XX.
Щастіе и Сонъ.
Хвалился нкогда ему сонъ данной частью,
И сильною своею властью,
Расказывая щастью,
Что онъ простова мужика,
И дурака,
Въ боярской чинъ поставилъ,
Прославилъ,
И золота ему кадушекъ пять наплавилъ.
Всево довольно онъ имлъ:
Не зная азбуки и грамот умлъ,
И славою во всей подсолнечной грмелъ:
А лутче и всево: любовницу имлъ,
Прекраснйшую саму:
Такую даму,
Какихъ десятка нтъ у насъ и на Руси.
Нагнувшися предъ нимъ покорствуй и труси,
И милости себ у идола проси.
Имлъ еще болванъ повадку,
Когда ково не взлюбитъ онъ,
Тому содланъ тяжкій стонъ,
А иногда и лихорадку.
А щастіе даетъ
Такой ему отвтъ:
Во брд истинны ни на полушку нтъ,
Что здлалъ ты мой свтъ,
Я здлала сама, и слово въ слово то же,
Но дйствіе мое гораздо подороже,
То истинна была:
И даръ мой только смерть едина отняла.
Сонъ на ето сказалъ: обимъ имъ мчталось,
Да твой болванъ то все по жизни позабылъ,
Какой бояринъ онъ на свт етомъ былъ:
А мой болванъ тово по сн не позабылъ,
Какой бояринъ онъ на свт етомъ былъ,
Такъ лутче, что хотя то въ памяти осталось.
XXI.
Падушка и кафтанъ.
Падушка и кафтанъ имли разговоръ:
Кафтанъ велъ ету рчь: хозяинъ мой, мой взоръ
Весельемъ наполняетъ,
Живетъ въ утхахъ онъ и щастіе плняетъ,
Куда ни-войдемъ мы, тотъ часъ
Хорошій столъ, хороши вины:
И изъ тово, что ставятъ передъ насъ,
Не можемъ мы ни състь, ни выпить половины,
Какая лутче жизнь! компаній ты имй
Куда ни-придешъ тучи:
Червонцевъ кучи:
Лишъ карты разумй,
И за большимъ стаканомъ,
Большимъ хозяинъ мой мн кажется и паномъ.
А ежели когда съ красавицами онъ,
Онъ точной Купидонъ:
Галантеріи, екипажи,
Лакеи, егеры и пажи:
Ухвачено то все боярскою рукой:.
И райской чувствуетъ душа ево покой.
Отвтствуетъ падушка:
Не такова, мой другъ, ево покойна душка:
Я знаю лутче то:
И, можетъ быть, нигд не мучится ни кто,
Какъ онъ страдаетъ,
Послдній онъ кусокъ имнья доедаетъ:
Родительское все имнье промоталъ,
И долгу на себя съ три пуда нахваталъ.
Какъ онъ покой тряетъ,
Онъ ето таинство единой мн ввряетъ:
Всю ночь вртится онъ, съ несносныя тоски,
Входя, въ отчаяньи, въ мысль люту и глыбоку:
Вртясь, то съ правова, то съ— лвова онъ боку.
А я и гробовой страшняй мотамъ доски.
XXII.
Высокомрный Оселъ.
Боится, говорятъ, левъ псни птуха,
Она противна львову слуху,
Ушамъ ево лиха,
Не любитъ левъ музыки сей и духу.
Судьба когда то принесла
Въ глаза ко льву осла:
Что встреча та худа, оселъ мой то смкаетъ,
И утекаетъ,
Однако бы уйти отъ смерти не усплъ,
И злой бы рокъ ему конечно приключился,
Когда бы въ близости птухъ не прилучился,
И псни не заплъ.
Левъ страхомъ закиплъ,
Смутился,
И отъ осла назадъ поворотился,
Помнилося ослу, что страшный левъ
Отъ храбрости ево трухнулъ, и испугался,
И пролилъ мой оселъ на льва ословый гнвъ:
Догнать и изловить льва сильно домогался:
Наслъ
На льва оселъ,
И на зубахъ у льва вислъ.
XXIII.
Высокомрная Муха.
Лошакъ большое бремя несъ:
А именно телегу везъ:
Грузна была телега:
Хотя у лошака и не велика нга,
Однако онъ
Не слонъ:
И естьли взрючено пудъ тритцать, такъ потянетъ,
Попретъ и устанетъ.
А муха на возу бренчитъ,
И лошаку, ступай, кричитъ,
Ступай скоряй, ступай, иль я пустое млю?
Не довезешъ меня ты едакъ и въ недлю,
Туда, куда я цлю:
Какъ будто тотъ лошакъ для мухи подряженъ,
И для нее впряженъ.
Ярится муха дюже,
Хотя она боярыня млка:
И жестоко кричитъ на лошака,
На то, что онъ везетъ телегу неуклюже.
Раздулась барыня, но есть и у людей
Такія господа, которыя и туже,
Раздувшися гоняютъ лошадей,
Которы возятъ ихъ, и коихъ сами хуже.
XXIV.
Заяцъ и Черепаха.
Бжати въ запуски со зайцомъ черепаха,
Къ Москв рк съ Невы,
Изъ Петербурга до Москвы,
Хотла, и кладутъ большой они закладъ.
И потащилася со всмъ она содомомъ:
Со брюхомъ, со спиной и съ домомъ.
А заяцъ мыслитъ такъ: лишъ только захочу,
Я дуру облечу:
Пускай она тащится,
И выиграть закладъ оскаля зубы тщится:
А я побду получу,
Закладикъ ухвачу,
И етой госпож въ Москв похахочу.
Три мсяца прошло: а можетъ быть и бол,
Пора и зайцу въ поле:
Не время ужъ лежать,
Пора бжать:
Пришли часы побудки,
Бжитъ, и въ сутки
Далеко за Невой ркой:
А именно въ Тверской уже ямской:
А та
Дни съ три уже прошла Тверскія ворота.
XXV.
Обезьяна и Медвдь.
Себя увеселять,
Мартышка и медвдь пошли гулять.
Мартышка дубъ увидя,
Медвдю говоритъ: послушай кумъ! весь свтъ
Увижу я оттоль, и то чево и нтъ.
На самой вышк сидя,
Вотащася на нево,
Она сдластъ башню:
Оттол видитъ лсъ, рку, луга и пашню,
И кума своево,
Но кумъ ей кажется оттол млкой сошкой,
Большою мошкой,
И малой кошкой,
Кума
Сошла съ ума,
И кумачька пренебрегаетъ,
Ругаетъ,
И говоритъ ему: твой ростъ
Съ мой хвостъ:
А къ мр сей еще твоя въ добавокъ шуба.
Стащилася мартытка съ дуба,
Спустилася съ вышинъ,
Превосходительство незапно присусдя,
И мряетъ медвдя,
Однако на низу не тотъ уже аршинъ.
ХХVІ.
Соловей и Кукушка.
По мрачной нощи,
Приятно воспвалъ на древ соловей,
Еще прекрасняе тогда казались рощи,
Отъ псни сей.
Рабята у деревъ тутъ втви отнимали,
Деревья свжія ломали,
И псни соловья ни мало не внимали.
Кукушка говоритъ: ты пой, или не пой,
Не внятенъ, соловей прохожимъ голосъ твой,
Такая псенка приятна не бывала:
А естьли я открою ротъ,
Такъ пнье въ рощахъ сихъ пойдетъ на оборотъ:
Закуковала,
И вопитъ на суку.
Рабята псню ту внимаютъ,
И прутья не ломаютъ,
Да только лишъ кричатъ за ней, куку, куку:
Кукушк подражать не трудно,
Она поетъ не чудно.
Съ пастушкой шелъ пастухъ,
И стали зажимать отъ хорной псни слухъ.
По томъ и соловей заплъ, они внимаютъ,
Увеселяя духъ:
А т опять себ деревья тутъ ломаютъ.
Что? спрашивалъ, кукушку соловей:
Не лутче ль псенка твоя моей?
Достойной похвалы невжи не умалятъ:
А то не похвала, когда невжи хвалятъ.
XXVII.
Ослища и Кобыла.
Себ льзя Логикой и Физикой ласкать,
И Математикой, чтобъ Истинну сыскать:
А инако не можно,
И заключеніе конечно будетъ ложно:
Четвертый способъ былъ до нын прежде кнутъ.
Кто добрый человкъ узнать, или кто плутъ.
Лишъ только трудно,
Когда не врать,
О вкус во вещахъ намъ ясно разобрать:
А ето чудно,
Вить Истинна и тамо есть,
Хотя и не легко тамъ Истинну обрсть.
Кобыла
Осла любила.
Какой къ ослищу жаръ!
Ослища сухъ и дряхлъ, и старъ,
Изморщенъ, жиловатъ и мерзокъ,
Кричитъ ослинымъ зыкомъ дерзокъ,
И не достоинъ былъ,
Не только объ кобылъ,
Но ни болотныя лягушки,
Не стоя ни полушки.
Спросили у нея:
Такова скареда, съ чево любить сй сродно,
И что въ немъ ей угодно?
Она отвтствуетъ на то: въ немъ я
Все вижу, что прельстить удобно нжны души:
Большія уши,
И съ фальбалою лобъ,
Кабаньи зубы,
И сини губы:
А паче, что Кащей мой пахнетъ будто клопъ.
Читатель, чмъ гадка скотина, коя чахнетъ,
И роза, чмъ клопа гораздо лутче пахнетъ?
XXVIII
Ненадобное сно.
Презрителенъ и гнусенъ
Ненасытимый человкъ,
Который въ весь свой вкъ
Лишъ деньги собирать искусенъ,
И кто своихъ питаетъ такъ людей,
Какъ кормитъ живодеръ на одрань лошадей,
Богатствомъ ни себ довольства не являя,
Ниже ево другимъ на нужды удляя.
Какой то песъ
На сно взлсъ:
Такой онъ пищи не желаетъ,
Но естьли по клочокъ снца
Придетъ корова, иль овца,
Песъ лаетъ.
Скупой!
Вотъ образъ твой.
Всхъ больше страсти сей подвластны старички,
Безграмотныя дурачки,
Носящи на носу очки,
И ядъ въ утроб,
Изсохшія во злоб,
И почитай уже лежащія во гроб,
Изморщенныя какъ сврчки,
Или согнившія сморчки.
Такому псу желаютъ люди смерти,
И чтобъ ево скоряй отсел взяли черти.
ХХІХ.
Арапъ.
Чье сердце злобно,
Тово ни чмъ исправить не удобно,
Нравоученіемъ ево не претворю,
Злодй Сатиру чтя злодйствіе сугубитъ,
Дурная бабища вить зркала не любитъ.
Козицкій! правду ли я ето говорю?
Не льзя во злой душ злодйствія убавить.
И такъ же Критика несмысленнымъ писцам.
Толико нравится какъ волкъ овцамъ,
Не можно Автора безумнова исправить:
Безумныя чтецы имъ сверьхъ того покровъ,
А Авторство неисходимый ровъ,
Такъ лутче Авторовъ несмысленныхъ оставить.
Злоди тщатся пусть на свт семъ шалить,
А Авторы себя мчтою веселить.
Былъ нкто въ бан мыть искусенъ и проворенъ.
Арапа сутки мылъ, Арапъ остался чоренъ:
Вь другой день банщикъ тотъ Арапа поволокъ
На полокъ,
Арапа жаритъ,
А по крестьянски то, Арапа паритъ,
И черноту съ нево старается стерть,
Арапъ мой претъ,
Арапъ потетъ,
И кожа на Арап тлетъ:
Арапу чорнымъ жить и чорнымъ умерть.
Сатира, критика со всмъ подобна бан,
Когда кто вымаранъ, тово въ ней льзя омыть:
Кто чоренъ родился, тому во вкъ такъ быть.
Въ злоде чести нтъ, ни разума въ чурбан.
XXX.
Порча языка.
Полушай Басенки, Мотонисъ, ты моей:
Смотри въ подобіи на истинну ты въ ней,
И отвращеніе имй,
Отъ тхъ людей,
Которыя ругаются собой,
Чму смюся я съ Козицкимъ и съ Тобою.
Въ дремучій вшедши лсъ,
Въ чужихъ краяхъ былъ песъ,
И согражданъ своихъ поставивъ за невжей,
Жилъ въ волчей онъ стран и во стран медвжеи.
Не лаялъ больше песъ, медвдемъ онъ ревелъ,
И волчьи псни плъ.
Пришедъ оттоль ко псамъ обратно,
Отеческій языкъ не къ стати украшалъ:
Медвжій ревъ и вой онъ волчій въ лай мшалъ.
И почалъ говорить собакамъ не понятно.
Собаки говорили:
Не надобно твоихъ намъ новенькихъ музыкъ,
Ты портишъ ими нашъ языкъ:
И стали грызть ево и уморили.
А я надгробіе читалъ у пса сево:
Во вкъ отеческимъ языкомъ не гнушайся.
И не вводи въ нево
Чужова, ни чево,
Но собственной своей красою украшайся.
ХХХI.
Лкарской Слуга.
ХХХII.
Криводогадлнвыя Собаки.
Догадкой заключать дла хотя и можно,
Но заключеніе не рдко будетъ ложно.
Какой то нгд лкарь жилъ:
У лкаря служилъ
Дтина:
По виду человкъ: по разуму скотина,
И думаетъ онъ такъ: мой лютой господинъ
Во всей подсолнечной тиранъ такой одинъ:
Не спуститъ онъ живымъ, онъ мертвымъ не спускаетъ:
Вить ето мн не сонъ!
Я видлъ самъ, какъ онъ
Черева изъ людей таскаетъ,
Я вижу, что и я тово жъ дождусь конца,
Ушолъ отъ лкаря: скоряй бжитъ гонца.
Изрядно заключалъ тотъ лкарской служитель!
Другая Басенка: прихалъ градожитель
Въ свой загородной домъ,
Во дни приятна лта,
На время удалиться свта,
Оставивъ городской содомъ.
Ягнятъ.
Козлятъ,
Тлятъ,
Овецъ, борановъ бьютъ:
На столъ ему даютъ:
Убили и быка велика, хлбна,
Говядина была на столъ ему потребна.
Собаки говорятъ: весьма помщикъ крутъ:
Казалось имъ, они то очень ясно видятъ:
Собаки барина безмрно ненавидятъ
И говорятъ: бда:
На волка баринъ нашъ походитъ:
И видно череда
До насъ доходитъ.
Собаки истинну догадкою нашли:
Другъ друга тщилися догадкою подзарить,
И отъ хозяина ушли:
А ихъ не стали бы ни во щи класть, ни жарить.
ХХХІII.
Кораблекрушеніе.
ХХХIV.
Осада Византіи.
Востала буря,
Глаза Еолъ нащуря,
Валъ.
До неба воздымалъ,
Трещитъ корабль и мачты гнутся,
Канаты рвутся,
Воздли на судн вс руки къ небесамъ,
И корабельщикъ самъ:
А море лютое кончину приближало,
Кидаться въ воду надлежало,
И къ берегу поплыть,
Когда не хочется на дн конечно быть,
Однако въ воду не бросались,
Одной молитвою спасались,
Хоть Богъ имъ явственно сей мыслію сказалъ:
Кидайтеся въ валы, и берегъ показалъ.
На погубленіе корабль оставленъ,
Лишъ кормщикъ разуму послдуя избавленъ:
А протчія молясь погибли въ корабл:
Лишъ кормщикъ, хоть и нагъ, остался на земл,
Когда приступомъ Магомета,
Византія была со всмъ осаждена:
Имя жителей премножествомъ полсвта.
Единымъ только тмъ она побждена,
Что зрлу разуму они не покорились,
И вс, вбжавъ во храмъ, во храм затворились.
XXXV.
Дв Козы.
Когда то дв козы вотъ такъ то жизнь теряли,
Собаки вмсто паркъ ихъ время пряли,
Всей силой козы въ лсъ отъ нихъ текутъ,
Однако за собой и псовъ они влекутъ,
Но быстростію ногъ злодевъ увряли,
Что скроются въ лсу,
А имъ одинъ желвакъ оставятъ на носу:
Такія мысли псамъ дв козочки вперяли.
Въ лсъ узкой былъ проходъ,
Не. можно вдругъ волочь въ ворота двухъ подводъ.
На почт добжавъ до самыхъ тхъ воротъ,
Осталися они спасенія въ надежд,
Однако завели дв дуры разговоръ:
Вступили въ споръ,
Которой дур прежд,
Ийти на Пановъ дворъ:
Не къ стати т зати:
Я внука Амалтеи:
А я отъ той козы, котору Галатеи,
Въ Даръ далъ Циклопъ,
Преславный Полифемъ единоглазный лопъ.
О знатномъ род враки,
И парки и собаки,
Не много чтутъ:
Застали ихъ собаки тутъ,
И родословіе козамъ истолковали:
А именно: псы козъ до крошечки сжявали.
XXXVI.
Чурбаны.
Два сына у отца, и оба не въ нево:
А я не вдаю въ ково:
До мн жъ и дла нтъ ни мало до тово,
Отецъ дтьми не можетъ овладти,
Родитель тутъ и остры дти.
Дуракъ,
Дурачеству ихъ учитъ
Рабятокъ мучитъ:
Они не слушаютъ тхъ вракъ.
И мысль имя смлу,
Хотятъ учиться длу.
Онъ былъ гораздо старъ,
Утухъ любовный жаръ,
И не приходитъ въ умъ любовный дду голодъ,
Который чувствовалъ какъ былъ еще онъ молодъ,
Въ крови и день и ночь у дда только холодъ,
Такъ нтъ отъ ддушки плода,
Хотя жена и молода,
Земля плодовъ безъ солнца не рождаетъ,
Старикъ дтей другихъ не ожидаетъ:
А естьли бы жена рабенка родила,
Такъ дду бъ ета всть не радостна была.
Старикъ веллъ себ подать чурбановъ,
И вырзалъ болвановъ.
Родились дтушки: онъ вопитъ: какъ хочу,
Своихъ я дтушекъ теперь поворочу.
Отъ молчаливости они не множко скушны,
Однако завсегда родителю послушны.
XXXVII.
Летящая Черепаха.
Пренебрtгая солнца жаръ,
Вотъ новый возлтеть стремится мой Икаръ,
Какъ будто птаха:
По нашему ей имя черепаха,
Прося орла съ покорностью стеня:
Пожалуй поучи летать меня.
амъ быть піитами способно,
Коль азъ да буки мы умемъ прочитать:
А ето не удобно,
Чтобъ былъ когда успхъ безъ крылій въ верьхъ летать,
На низъ такъ можно,
Лишъ только бъ было то немножко осторожно,
И вмсто всякаго въ летаніи добра,
Не поврдить ребра.
Орелъ хахочетъ,
А птаха все хлопочетъ:
И естьли въ врьхъ не льзя, на низъ летти хочетъ.
Въ когтяхъ орла летитъ подъ небеса.
И видитъ подъ собой и горы и лса:
Слетла въ низъ, погибла:
Какъ кожа ни толста, всю въ дребезги разшибла.
Пегасъ быстряй орла и вышибишъ весь сокъ:
А и Парнассъ высокъ,
Потребны къ музамъ мысли свжи,
Такъ помните вы то парнасскія невжи!
XXXVIII.
Чинолюбивая Свинья.
Извстно то, что многимъ
Чины давно вошли въ оброкъ четвероногимъ,
Калигулы коню великое давно,
Достоинство дано,
Однако не одни лошадки,
Имли таковы припадки,
Но многія скоты,
Носили безъ плодовъ почетныя цвты.
Взмурзилась и свинья, чтобъ ей повеличаться,
И чиномъ отличаться,
За чинъ де боле всево на свт чтутъ,
Такъ точно главиое достоинство все тутъ,
А безъ того была какая бы причина,
Искать и добиваться чина.
Отказано свинь, въ ней кровь кипитъ:
Свинья свиньей храпитъ,
Свинья змей шипитъ,
И отъ досады той не стъ, не пьетъ, не спитъ.
О чемъ свинья хлопочетъ!
Какой то Философъ то видитъ, и хахочетъ,
И говоритъ онъ ей: безумная свинья!
Скажи голубушка моя,
Къ чему названія свинья пустова хочетъ?
Она отвтствуетъ ему:
Къ тому,
Чтобъ было сказано когда мн въ банкет,
Какъ я войду въ чины:
Превосходительной покушай ветчины.
Онъ ей отвтствовалъ: коль нтъ меня на свт,
Какой мн чинъ душа?
Свинина же при томъ не чиномъ хороша.
ХХХIХ.
Орелъ.
Орелъ летитъ,
И воздухъ весь подъ нимъ колебляся свиститъ,
Онъ тучи попираетъ,
И къ солнцу свой полетъ отважно простираетъ.
И всю подсолнечну оттол озираетъ,
Онъ выранилъ перо въ полет изъ крыла:
И стало копйцо отъ етова стрла.
Стрлокъ орла подмтилъ,
И въ самыхъ облакахъ стрлой орла остилъ,
Падетъ орелъ и падъ сіи слова вщалъ:
Когда онъ томный духъ изъ тла испущалъ,
Съ тоской мой боль умноженъ,
Что прежде былъ летя я толь не остороженъ,
Далъ самъ изъ крылъ моихъ оружье на себя.
О ты перо.мое, кончаюсь отъ тебя!
ХL.
Ворона и Вороненокъ.
Когда врагами сталъ весь честный свтъ тб,
Не сыщешъ ты нигд убжища себ.
У воронихи,
Лни были нкогда для ней гораздо лихи,
Ея любезный сынъ безмрно занемогъ:
Свалился съ ногъ,
И на постел,
Едва держался духъ у вороненка въ тл,
Страдаетъ духъ,
И хочетъ покидать и перья онъ и пухъ.
Мать стуетъ и плачетъ безъ утхи,
Но смерти плачъ не длаетъ помхи.
А сынъ увщевалъ ее и говорилъ:
Чтобъ рокъ твою печаль въ веселье претворилъ,
Проси ты матушка, проси всмъ сердцемъ нын
Боговъ, о мн своемъ любезномъ сын!.
Отвтствовала мать: о сынъ, о кровь моя!
Въ послдній разъ тебя я вижу предъ собою!
Къ которому, увы! прибгну богу я:
Ихъ жертвы крадены сынокъ мой всхъ тобою.
XLI.
Олимпу посвященныя деревья.
Безсмертны преклонивъ Олимпъ и небеса,
Себ избрали древеса:
Венера мирту, дубъ Юпитеру попался,
Къ зленой Дафн Фебъ усердно прилипался:
Минерва подъ покровъ оливу избрала,
Одна она съ плодомъ изъ тхъ деревъ была.
Минерв дивно то, начто богамъ безплодны
Деревья, и ни въ чемъ съ ихъ честію несходны.
Юпитеръ отвчалъ имъ титла наша честь.
Минерва говоритъ: да нечево съ нихъ сть.
Такъ слава суетно себ почтнья проситъ,
Когда она плода народу не приноситъ.
XLII.
Прозьба Венеры и Минервы.
Незнающихъ любви Венера поносила,
И нкогда она Юпитера просила,
Чтобъ бросилъ онъ свой громъ на сихъ людей.
И здлалъ то Юпитеръ ей:
Сразилъ полки людей,
Сосущихъ молоко изъ матерьнихъ грудей,
И тхъ, которыя себя хотя познали,
Но только чудь еще ходити начинали.
Отъ горести такой,
Отцовъ и матерей повсюду слышанъ вой.
Невжъ и дураковъ Минерва поносила:
И такъ же и она Юпитера просила,
Чтобъ бросилъ онъ свой громъ на сихъ людей.
Юпитеръ онаго не здлалъ ей,
И инако слова сіи встрчаетъ,
И тако отвчаетъ:
Надежды долженъ сей я въ вкъ тебя лишить,
Когда не восхочу земли опустошить.
ХLIІІ.
Любовь и Дурачество.
Дурачество браниться смыслитъ,.
И бранныхъ словъ не числитъ,
Когда сердясь разинетъ ротъ.
Съ дурачествомъ поссорился Еротъ,
И мысль имя смлу,
Въ нево бросаетъ остру стрлу,
Но лишъ ево до реберъ только хлопъ:
А тотъ ево дубиной въ лопъ:
И выбивъ у младенца очи,
Му содлалъ день темняй осенней ночи,
Такъ боги за ето дурачество плтьми:
Со приговоромъ тмъ: напредки дней не тьми!
А чтобъ Еротъ не збился со дороги,
Велли боги
Дурачеству, ево водить,
Не можетъ безъ нево съ тхъ дней Еротъ ходить.
XLIV.
Льдина и Камень.
Рабенокъ и дуракъ то было совокупно.
Сыскалъ дурачество другому не приступно,
И въ самой центръ невжества влетлъ.
Гораздо нкогда онъ кушать захотлъ:
Къ яд почувствовавъ въ желудк жаркой пламснь,
И въ ледникъ корму красть не знаю какъ зашелъ:
А въ ледник тотчасъ обдъ себ нашелъ:
И льду взялъ тамъ кусокъ и камень,
Однако жаръ алчбы ни мало не утухъ,
Ледъ холоденъ, а камень сухъ:
Въ печи кусокъ холодной гретъ,
Кусокъ холодной претъ:
И выпрлъ изъ нево въ горячей бан духъ.
А тло
Толико жъ пропотло,
Что только лишъ о немъ единъ остался слухъ.
Надъ пищей етой умъ у поваренка тьмится:
А поваренокъ мой стремится,
Сухой кусокъ поразмочить,
И умягчить.
Не то о камн, что о льдин,
Изъ перьваго куска мой поваръ выжалъ сокъ:
А сей ево кусокъ,
Ни мало не размокъ,
И здравствуешъ еще лежа въ вод и нын.
XLV.
Отпускная.
Корабль отъ бури въ мор тонетъ.
Народъ на судн стонстъ:
Слуг хозяинъ тутъ отпускную даетъ,
Но въ ней ужъ пользы нтъ,
И безъ отпускной льзя ийти на оный свтъ.
Нтъ мста благости фортуны нтъ и злоб,
Когда моя уже нога во гроб.
XLVI.
Непреодолваемая природа.
Не сыщетъ рыбы въ луж,
Колико во трудахъ прилженъ ты ни будь,
И цлой годъ хотя ты въ луж рыбу удь:
Не сыщешъ ни когда ты розы въ зимнй стуж,
Ни мягкости во чорствомъ калач,
Ни жалости во пьяномъ полач,
Ни разума въ безмозгломъ римач.
Ворону говорить училъ учитель:
Ворону скъ, и былъ воронинъ онъ мучитель:
И надъ наукою ворону онъ моритъ,
Ворона ни чево не говоритъ.
Не здлаешъ во вкъ красавца изъ урода,
Ни кто тово не дастъ, чего не дастъ природа.
XLVII.
Лисица и Йожъ.
Противностью указа,
Когда не хочешъ быть нещастливъ больше раза,
Такъ длъ не преноси въ приказы изъ приказа.
Хотла переплыть черезъ рку лиса,
И въ тин плывучи увязла:
И боле часа,
Въ томъ мст, гд погрязла,
Терзаема отъ мухъ,
Томитъ и мучитъ духъ:
Увидлъ ето йожъ и сжалился надъ нею:
А сжалясь говорилъ: я мухъ гонять умю:.
И естьли хочешъ ты, я ето учиню,
И всю сію толпу мухъ тотчасъ отгоню.
Лисица говоритъ: не надобно: да чтоже?
Вотъ то: сіи уже къ моей прилипнувъ кож,
Довольно напились, и ужъ не много пьютъ:
А естьли сгонишъ ихъ другія сядутъ тутъ,
И кровь мою со всмъ до капли изсосутъ.
XLVIII.
Ружье.
Среди дни бла Волкъ къ Овечушкамъ бжитъ:
Имлъ пастухъ ружье, вздремалъ, ружье лежитъ,
Такъ волкъ озрвшися не очень и дрожитъ.
Ружье ево стращаетъ,
И застрлити общаетъ:
А волкъ отвтствустъ: гроза твоя млка,
Ружье не дйствустъ, съ нимъ нтъ когда стрлка.
Худая безъ нево тобой овцамъ отрада,
И къ лсу потащивъ овечушку изъ стада,
Сказалъ нашъ волкъ: лсъ етотъ очень густъ,
Такъ ежели меня друзья сыскать вамъ нада,
Вотъ етта буду я, стрляйте въ етотъ кустъ.
Сокрылся волкъ, овца за трудъ ему награда.
А слдующу рчь я знаю наизустъ:
Коль истинны святой начальники не внемлютъ,
И беззаконниковъ не наказуя дремлютъ,
Начто законъ?
Иль только для того, чтобъ былъ написанъ онъ?
XLIX.
Птичникъ и Скворецъ.
Чтобъ городъ былъ народенъ,
Потребно, чтобъ народъ былъ веселъ и свободенъ,
Дабы блаженство въ немъ съ довольствіемъ текло,
И къ жительству людей стремительно влекло.
Разставленную сть скворецъ на древ сидя,
Въ лсу увидя,
Спросилъ у птичника: скажи ты мн, мой другъ:
Начто такой заборъ обвелъ ты етта вкругъ?
А тотъ отвтствовалъ: то города границы,
Въ который прилтятъ со мною жити птицы.
Скворецъ съ охотою ко птичнику слетлъ,
Но вылетть не льзя, колико ни хотлъ:
И выдираяся, колико ни потлъ,
Стоналъ, и возопилъ: жилище ето строго:
И будетъ жителей въ семъ город не много!
L.
Кувшинъ.
Потребны вымыслы всево на свт бол.
Нашла кувшинъ ворона въ пол:
А въ немъ на дн вода,
Хотлось ей попить, да то ея бда:
Вода низка: такъ носъ не дошагнетъ туда.
Кувшинъ перевернуть, польется вонъ вода:
Кувшинъ на правой бокъ, польется же вода..
Кувшинъ на лвой бокъ, польется же вода:
Кувшинъ оставить такъ, начто же въ немъ вода?
Отъ юга,
Съ востока, съ запада и съ свра бда,
Мала воронушки кувшинова услуга,
Побждена вода,
Колико ни упруга:
Ворона камешки кладетъ туда,
И поднялась вода.
LI.
Козленокъ.
Къ козленку волкъ пришедъ, разинулъ звъ,.
И просится во хлвъ:
Сынкомъ зоветъ рабенка,
Однако обмануть не можетъ онъ козленка.
Колико ни твердитъ, пусти ты мать во хлвъ:
Нарчіе ево граматикою чахнетъ,
И волкомъ пахнетъ.
Козленокъ отвчалъ: дружокъ, такой мой толкъ:
Я знаю то, что мать моя коза, не волкъ.
LII.
Тленокъ.
Тленокъ кормленый убитъ:
Нутръ вынутъ,
И изъ нево кусокъ собак кинутъ,
Но мяса песъ не стъ, и говоритъ:
Я помню каково тому, кто очень сытъ:
А естьли ето я забуду,
Такъ самъ я скоро пищей буду.
LIII.
Безмозглая голова.
Начто и голова, когда ума въ ней нтъ,
Вить я людскихъ головъ не жарю.
Нашедъ лисица харю,
Ей ето говоритъ: безмозгла ты мой свтъ.
И мн не надобна ни въ ужинъ, ни въ обдъ.
LIV.
Кружка.
Лилось вино изъ кружки,
И вылилось оно у кружки все изъ ндръ:
Худыя то вину хорошему игрушки.
Вино фалерное то было, пишетъ Федръ:
А я другое здсь вино напоминаю,
Причина та, что я фалернскова не знаю,
То было не оно:
А было то венгерское вино:
Съ Гораціемъ мн въ вкъ попить не удалося:
Венгерское лилося!
Вино все вытекло до дна,
И въ кружк не было ни капельки вина:
А кружка пахла, льзя знать было безъ догадки,
Что были въ ней вина венгерскова остатки.
LV.
Калигулина Лошадь.
Калигула любовь къ лошадушк храня,
Поставилъ консуломъ коня,
Безумцу цесарю и смрадному маня,
Вс чтутъ бояриномъ сіятельна коня,.
Превосходительствомъ высокимъ титулуютъ:
Какъ папу въ туфлю вс лошадушку цлуютъ:
Въ сенат отъ коня и ржаніе и вонь.
По преставленіи Калигулы сей конь,
Хотя высокаго указомъ былъ онъ роду,
Не кажетея уже Патриціемъ народу,
И возитъ Консуль воду.
Невтонъ,
Не бравъ рецептами къ почтнію лкарства,
Въ почтньи жилъ безъ барства.
Въ почтньи умеръ онъ.
LVI.
Стряпчій.
Какой то человкъ ко стряпчему бжитъ:
Мн три ста, говорилъ, рублей принадлежитъ:
Что длать надобно тяжбою, какъ онъ чаетъ:
А стряпчій отвчаетъ:
Совтъ мой тотъ:
Поди и отнеси дьяку рублей пять сотъ.
LVII.
Сократовъ Домъ.
Сократовъ хуленъ домъ, за то, что домъ былъ малъ
И дружескимъ бесдамъ тсенъ,
Сократу слухъ такой гораздо былъ чудесенъ:
Сократъ на то сказалъ:
Друзей числомъ большимъ пускай безумцы льстятся,
Мои друзья въ одномъ чулан умстятся.
LVIII.
Пастухъ Мореплаватель.
Имвъ веселы дни и нетревожны ночи,
На берегахъ морскихъ скотину пасъ пастухъ,
Красою естества увеселяя духъ,
Увеселяя слухъ,
И обоняніе и очи:
Душа ево везд
Приятство находила,
И безпокойствія нигд
Ему не наводила.
Въ приятный нкогда зря вчеръ, на водахъ
Плывущи корабли, помыслилъ о судахъ:
И что не видитъ онъ ни страха, ни препятства,
Плывущимъ по морямъ искателямъ богатства,
И что отъ бури не всегда,
Смущается вода,
И что отъ втра злова,
Смущаются подобно иногда,
Лугъ, нивы, рощи и дуброва.
Онъ роспродалъ овецъ: собрался онъ въ отъздъ.
Жилище то оставилъ,
Гд Флору и Помону славилъ,
И отлучается отъ сихъ ирекрасныхъ мстъ,
Нарциссы гд цвли, гд розы обитали,
Гд всякой къ розамъ день зефиры прилтали,
Гд солнечны лучи по злени блистали,
И прохлажала древъ во время жара тнь,
Гд нжная свирль играла всякой день,
И соловьи свистали.
Пастухъ надеждою богатства обольщенъ,
И для ради обимъ жизни слезной,
Растался со своей пастушкою любезной,
И изъ объятія прекрасной оттащенъ.
Съ водою отъ нея спокойство утекаетъ,
Уже на корабл онъ волны разскаетъ.
На завтр пастуховъ мятется въ мор зракъ,
Пучина подъ ногой, надъ головою мракъ:
Тамъ туча бездну возмущаетъ,
И гнвнаго приходъ Борея предвщаетъ,
Сводъ неба весь темнелъ,
Долъ моря посинелъ,
И плещетъ пна:
Ужасна видится природы всей премна.
Явился злой Борей,
Въ жестокости своей,
Разверзъ уста и ревомъ дуетъ,
Мятется бездна и волнуетъ:
На судн паруса визжатъ,
И снасти вс дрожатъ:
Корабль до облакъ возбгаетъ:
Возноситъ валъ ево и въ пропасть низвергаетъ.
Врученный сей корабль Борею и судьбамъ,
Безъ управленія летаетъ по водамъ:
Отрзало по томъ сей бурею кормило,
И мачты поломило:
И вдругъ Борей корабль о камень весь разшибъ,
Разрушился тотчасъ корабль и въ мигъ погибъ.
Спасенія не зря нещастливыя стонутъ,
Впослднія зря свтъ трепщутся и тонутъ,
Корысть неврнова въ край свта понесла,
Но для любовницы судьба сво спасла,
И доску бднаго руками ухватила,
На коей пастуха къ пастушк возвратила,
Надежда у нево скотину отняла,
Пастушкина любовь ему скота дала:
И скотъ по времени фортуна развела.
Онъ нкогда смотрлъ опять на тихо море,
Съ приморскія земли,
И на плывущи корабли:
И вспомня прежне горе,
Вщаетъ онъ: о море, море!
Отнимешъ у меня ты деньги ужъ не вскор.
Не лаетися ко мн опять маня къ судамъ:
И вдай ты, что я уже твоимъ водамъ,
На предки никогда ни шелига не дамъ.
LIX.
Осужденникъ и Левъ.
Проконсульской слуга во Африк утекъ,
Но сей сыскался человкъ.
Что я скажу о немъ, тому поврить можно,
Свидтель Аппіонъ, такъ я скажу не ложко.
Поиманъ рабъ, и въ Римъ рабъ бглый приведенъ,
И къ смерти осужденъ.
Исполненны боязни,
Ведутся гршники на мсто лютой казни,
И быть растерзанны отъ яростнаго льва.
Кого не устрашитъ кончина такова,
И кто не вострепщетъ,
Коль смерти передъ нимъ сія коса заблещетъ!
Уже собрался градъ къ позорищу сему,
И выведенъ ужъ левъ ко дйству своему,
Во осужденныхъ кровь предъ дйствомъ замерзаетъ.
Одинъ по одному
Неволю со львомъ сразитися дерзаетъ:
Съ лютйшей яростью нещастныхъ левъ терзаетъ.,
И сей рабъ выведенъ, который убжалъ:
Ужасная кончина зрима,
Омллъ и задрожалъ,
Не будетъ больше зрть и свта онъ и Рима:
Левъ бросился къ нему разинулъ страшный звъ,
Но вдругъ остановился левъ,
И озираетъ онъ невольника прилжно:
По томъ любовь со жалостью смся,
И въ вид ласковомъ веселье износя,
Онъ лапами сево раба объемлетъ нжно:
Вс зрители пришли во удивленье симъ,
И отъ чево сіе, не понималось имъ,
Но жизнь раба не прекращенна,
Вина ухода отпущенна:
Свобода возвращенна:
Ко изліянію такихъ ему отрадъ,
Со щедрою судьбою согласенъ былъ и градъ:
Отъ пагубы раба зврь дикій избавляетъ:
Андродъ, рабъ тако слылъ, гражданамъ объявляетъ:
Какъ я ушелъ,
Въ пустыняхъ нкогда къ великому мн страху,
Бжалъ сей левъ ко мн съ пресильнаго размаху,
И въ ужас меня трепщуща нашелъ,
Но всю оставивъ люту грозу,
Ласкаетъ онъ меня,
И предо мной стеня,
Боль чувствуя, казалъ мн въ лап левъ занозу,
Я вонъ ее извлекъ: левъ ластился ко мн:
И жилъ по томъ я купно,
Въ пустынной той стран,
Съ звремъ неотступно:
Когда прошла съ нимъ жить охота тамъ моя.
Хотя я жилъ и безъ боязни,
Сокрывшись тайно я,
Поиманъ, изведенъ на мсто лютой казни.
LX.
Истина.
Хотя весь свтъ
Изрыщешъ,
Прямыя истинны не сыщешъ,
Ее на свт нтъ,
Семь тысячь лтъ,
Живетъ
Она высоко,
Въ такихъ мстахъ, куда не долетаетъ око,
Какъ быстро взоръ ни понеси:
А именно живетъ она на небеси,
Такъ я теб скажу объ етомъ поученье:
О чемъ ты стуешъ напрасно человкъ,
Что твой не дологъ вкъ,
И скоро нашихъ тлъ со духомъ разлученье?
Коль свтъ наполненъ суеты,
Такъ ясно видишъ ты,
Что все на свт семъ мчты:
А наша жизнь не жизнь, но горесть и мученье.
LXI.
Надежда.
Надежда нашими сердцами обладаетъ,
И часто суетнымъ весельемъ услаждаетъ-
Надюся имть я тысячу рублей,
Однако столько же они въ машн моей,
Какъ т, которыя въ машн моей лежали,
И убжали:
Что было у меня и отъ меня ушло.
То стало не мое ужъ бол:
А. что меня еще по нын не нашло,
Подобно не въ моей же вол,
Къ чему жъ мчтанье плесть.
Что было,
То сплыло:
Что можетъ быть, такъ то моимъ еще слыло,
Мое лишъ только то, что есть.
LXII.
Врдъ.
На что будить, когда кто сладкой видитъ сонъ?
Былъ нкакой дтина:
А по просту скотина:
И спящу услужилъ по скотски другу онъ.
Любилъ ево пріятель двку,
Да не въ издвку,
Вздыханьями онъ сердце все раздулъ:
Онъ такъ ее любилъ, какъ любятъ нжны души:
Въ любовномъ озер тонулъ,
По самы уши,
Но сердца у нее однако не тронулъ,
Она была упорна,
И на любовь ни мало незговорна.
Въ любовномъ помысл онъ нкогда заснулъ,
И ту, которая любови ненавидитъ,
Въ хоромин своей какъ будто въ правду видитъ,
Грмитъ ево съ постели гласъ:
О преблаженный часъ!
Ты скоро мн мою любезну присусдишъ
Приятель закричалъ: приятель мой ты брдишъ!
И разбудилъ ево:
А я не здлаю тово.
LXIII.
Глупость.
Каковъ дуракъ? мертвецъ каковъ?
И въ чемъ различіе у нихъ и дураковъ?
Какая разности у нихъ примта?
Дуракъ ворошится, и стъ и пьетъ,
А мертвой нтъ.
Къ чему расказка ета?
Къ тому, что глупыя лишъ только бремя свта.
LXIV.
Супружество.
Тотъ во брак мыслитъ имти сласти,
Безъ препятства жертвовать нжной страсти,
Кто похулить можетъ игры и смхи.
Нжной утхи.
*
Тай въ любви съ прекрасною въ вкъ женою,
Но прочти сплетенную басню мною,
Нчто прежде, нежели бракъ васъ свяжетъ,
Басенка скажетъ.
*
Усмотрла розу пчела прекрасну,
И иметъ душу она къ ней страсну,
Ароматъ собрать со прекрасной таетъ,
Къ кей прилетаетъ.
*
Сокомъ напоившися какъ хотла,
Изъ куста пчела насладясь летла,
Но одна ей въ сердце игла попала,
Мертва упала.
LXV.
Любовь.
Прохожій нкій въ пол,
Пришелъ на брегъ рки,
Ийти не можетъ бол,
Въ ней воды глубоки:
Прейду, мнитъ, только прежде
Пускай рка пройдетъ,
И стоя въ сей надежд,
Конца желанью ждетъ.
*
Изображаетъ ясно,
То, пламень во крови,
Тово кто ждетъ напрасно,
Взаимныя любви:
Прохожева обманетъ
Текущая вода,
Тово любить не станетъ
Ириса никогда.

Конецъ III Книги.

ПРИТЧИ.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ.

І.
Прохожій и Буря.
Едва прохожій бурю сноситъ,
И Зевса тако проситъ:
Ты больше всхъ Боговъ, Зевесъ,
Уйми ты ярости прогнванныхъ небсъ!
Гремитъ ужасный громъ и молнія блистаетъ,
Во мрачныхъ облакахъ по сфер всей лтаетъ,
А мракъ, дожди и градъ на землю низмтаетъ,
А изъ земныхъ изшедшій ндръ,
Шумитъ, реветъ по веюду втръ:
Иль буду я въ сей день судбин злой ловитва?
Пренебрегается молитва,
И гласъ ево сей пустъ и празденъ небсамъ,
Что длаетъ Зевесъ, то вдаетъ онъ самъ.
Разбойникъ, въ оной часъ, въ кустахъ отъ бури скрылся,
И будто въ хижину подземную зарылся,
Но видя изъ куста прохожева въ пути,
Не можетъ онъ ни какъ на добычу нейти,
Не помня святости, онъ мысль иметъ смлу,
И на прохожева напрягъ онъ остру стрлу,
Пустилъ: но сей ударъ погибъ,
Ее противный втръ отшибъ.
Безъ бури бы душа прохожева изъ тла,
Конечно въ воздухъ полетла.
II.
Змя и Слонъ.
Была змя, и вздумала она
Повергнути слона,
И стала строга
Противъ сего скирда, хоромины, иль стога.
Ланцетъ во рту взяла,
Пришла она къ гор и подымаетъ брови,
Цырюльникомъ змя была,
Пускательницей крови,
И кровь она влчетъ:
Изъ жилы у слона потокомъ кровь течетъ.
Змя вольнувся въ жилу дду,
Преславную свою предчувствуетъ побду.
Пуская стонъ,
Барахтается слонъ,
А та свою побду славитъ.
Падетъ хоромина сія,
Падетъ и подъ собой цирюльника онъ давитъ:
Скончался слонъ, скончалась и змя.
ІІІ.
Лисица и Кошка.
Лисица съ кошкою средь Рощицы гуляла,
И кошк похваляла
Проворство своево ума,
А кошка говорила:
Ты много куръ у насъ, дружокъ, переморила,
Я знаю то сама,
Что кушанье себ изъ кражи ты готовишь.
Напрасно ты меня злословишь,
И ты мышей вить ловишь.
Ловлю:
Однако я теб вотъ это объявлю:
Господской на ето имю я приказъ,
Вить не показано квартиры имъ у насъ,
Живутъ безденежье, воруютъ повсечасно,
Уносятъ кормъ, какой найдутъ,
Гоняютъ ихъ, они изъ дома вонъ нейдутъ,
Такъ ихъ терпть напрасно,
А ты у насъ цыплятъ перевела,
Хозяйка етова приказу не дала,
Не для тебя цыплята наши хлебны,
Они, дружочикъ мой, и намъ самимъ потребны,
Такъ лутчебы у на.съ ты вчно не была.
Мжду премудрыхъ ты себя, голубка, числишь,
И мыслишь
О томъ лишъ, какъ теб куреночка стесать,
Курятинки пость и крови пососать:
Но вдругъ пришла бда, пришло себя спасать.
Такъ кошка говоритъ: сестрица, повернися,
Или хотя, дружечикъ, оглянися:
Пришла минута, намъ попрыгать, поплясать.
Покинь ты враки,
Пришло теперь до драки,
За нами гонятся собаки,
Не шутка то, лиса,
Хвоста вертеніе не много вить поможетъ,
И со хвостомъ тебя догнавъ, собака сгложетъ.
Минута настаетъ послдняго часа:
Лисица гордость отпхнула,
Трухнула,
И лисьи волосы отъ ужаса встряхнула.
Далеко убжать ни какъ не можко прочь,
И путается тутъ, какъ будто въ темну ночь,
А кошка
Ушла на дерево и смотритъ изъ окошка,
Какую дастъ лиса собакамъ дань,
И какъ окончится воинска ета брань.
Не пощадили псы хорошей лисьей шубы,
Раскрыли губы
И во премудрую лису вонзили зубы.
IV.
Заяцъ и Лягушки.
Испуганъ заяцъ и дрожитъ,
И изъ кустарника къ болоту онъ бжитъ,
Тревожатся лягушки,.
Едва осталися въ нихъ душки,
И становятся въ строй,
Великой думаютъ явился къ нимъ герой.
Трусливой заяцъ ихъ хотя не побждаетъ,
Однако досаждаетъ.
Я трусъ,
Однако безъ войны я далъ лягушкамъ тусъ.
Кто подлымъ родился, предъ низкими гордится,
А предъ высокими онъ ползая, не рдится.
V.
Александръ и Парменіонъ.
Войскъ вожду греческихъ, царь перскій дщерь давалъ,
Полкъ Азіи ему приданымъ общаетъ,
Что бъ онъ ему спокойство даровалъ,
И чрезъ Пословъ ево объ етомъ извщаетъ.
Парменіонъ такой давалъ ему совтъ:
Когда бы Александръ я былъ на свт,
Я взялъ бы тотъ часъ то, что перскій царь даетъ.
Во Александровомъ сей слышитъ мужъ отвт:
Отвтствовалъ ему на слово ето онъ,
И я бы взялъ, когдабъ я былъ Парменіонъ.
VI.
Генрихъ IV и Вдова.
Въ Париж Генрихъ такъ Четвертой отвчалъ,
Какъ будто нкое онъ дло помчалъ.
Пришедъ ко Генриху вдовица говорила:
Мн крайню женщина обиду сотворила:
Сказала, я вдовой четырехъ родила,
Злодйка на меня прегрубо солгала.
Король отвтствовалъ: не праведенъ свтъ нын,
Приложитъ ко всему всегда по половин.
VII.
Пучокъ лучины.
Нельзя дивиться, что была
Подъ игомъ Росская держава,
И долго паки не цвла,
Когда ея упала слава,
Вить не было тогда
Сего великаго въ Европ царства,
И завсегда
Была вражда
У множества князей едина государства,
Я ето въ притч подтвсржу,
Которую теперь скажу,
Что Россовъ та была паденія причина:
Была пучкомъ завязана лучина,
Колико руки не томить,
Нельзя пучка переломить.
Какъ Россы такъ она разсыпалась подобно,
и стало изломать лучину всю удобно.
VIII.
Змя согртая.
Змю мужикъ нашелъ, она гораздо дрябла,
Озябла,
Прикладываетъ онъ усердіе свое,
И отогрлъ ее.
Онъ думалъ ето такъ и здлать надлежало,
Она въ нево вонзила жало,
И говоритъ сму она слова сіи:
Не согрвай зми.
ІХ.
Шалунья.
Шалунья нкая въ бесд,
Въ торжественномъ обд,
Не брдила безъ словъ Французскихъ ни чево,
Хотя она изъ языка сево
Не знала ни чево,
Ни слова одново:
Однако знаніемъ хотла поблистати,
И ставила слова Французскія не нъ стати,
Сначала мжду тмъ: я ду длать куръ.
Сказали дурищ, внимая то сосдки:
Какой плетешъ ты вздоръ, куръ длаютъ насдки!
Х.
Медвдь Тацовщикъ.
Въ Москв случилося медвдю побывать.
Какую въ город имть ему отраду?
Онъ отданъ маскараду,
Учиться танцовать:
А маскарады не наскучатъ,
Хотя и ни чему они и не научатъ:
А музыканты вить не мучатъ,
Они здоровья не вредятъ,
Хотя ево и не щадятъ,
За деньги вить дурятъ.
Плясать медвдь изрядно научился,
А въ протчемъ тутъ не льзя ни въ чемъ искуснымъ быть,
Тутъ должно вс дла прямыя позабыть.
Со маскарадомъ сей танцовщикъ разлучился,
На полполушки тутъ онъ дла не нашелъ,
И тайно онъ ушелъ.
Во маскарадахъ онъ испорченной вздурился,
Въ танцовщика со всмъ медвдь перетворился.
Въ лса ушслъ и пляшетъ тамъ
По всмъ мстамъ.
Медвди ето видятъ,
И ремсло они безпрочно ненавидятъ,
И думаютъ они, на что въ Москв оно,
Ни хлбъ, ни каша то, ни пиво, ни вино,
Къ чему тамъ учатся такому ремслу,
Мы лутче подражать хотимъ ослу,
Тотъ воду возитъ,
А ето ремсло ни гретъ, ни морозитъ,
И прибыли въ немъ нтъ на свт ни какой
И скажемъ то мы смло:
Къ чему преславной градъ такой
Въ такое млкое вмшался дло?
Иль скуки чмъ инымъ не можно утолить,
Не лутче ли сію забаву отдалить?
ХІ.
Господинъ Лжецъ.
Не можно проглотить, не только много кушать
Несносной лжи тово,
Кто лжетъ, не помня ни чево,
И ни ково,
Ниже и себя самово,
И безо лжи не вретъ ни слова одново.
Былъ нкто лжецъ, ево
Не сносно было слушать,
Не сносна ложъ тогда, коль правды гибнетъ видъ:
Слуга сказалъ ему: твое мн слово ложно
Приноситъ только стыдъ.
Что ты ни говоришъ, мн слушать не возможно.
Въ чужихъ краяхъ я былъ съ тобою за всегда,
А ты о чемъ вщаешъ,
И не былицею безумныхъ обольщаешъ,
Я етова не видлъ ни когда.
А онъ приказывалъ: когда услышишъ точно,
Что нчто я солгу
Забывся, не нарочно:
Толкни меня: на чтожъ имю и слугу?
Господчикъ во бесд,
На стул, во обд,
Слуга за стуломъ мнитъ, теперь ужъ я могу
Толкнуть ево, и честь ево обрегу.
Онъ справится, такъ ложъ во правду превратится,
И дядькою ево съ успхомъ быти льстится,
А господинъ тогда извстье ново далъ,
Онъ нки капищи, не знаю, гд видалъ,
Которы множество народа умщали,
И многія жрецы законъ имъ вдругъ вщали.
Народу многому иной тамъ храмъ отверстъ.
Одно тамъ капище длиною на пять верстъ,
Слуга толкнулъ ево и врать ему мшаетъ,
Господчикъ зданіе гораздо умншаетъ:
А шириной, сказалъ, то капище на перстъ.
ХІІ.
Невста за столомъ.
Невста за столомъ сидла,
Пора вести невсту на подклтъ,
Во ужин ей нужды нтъ,
Не ради етова она внчалась дла,
Она и у себя въ тотъ день довольно ла.
ЗваTтъ двушка, томя двичій взглядъ,
И говоритъ: я мню, давно уже вс спятъ.
ХІІІ.
Слпой и Безногой.
Слпой шолъ нкогда дорогой,
А на пути сидлъ безногой,
И говоритъ ему, дружокъ,
Безъ глазъ ты, я безъ ногъ:
Дай тсто, дамъ я крупъ, и здлаемъ пирогъ.
Возми меня, дружечикъ, на за корки:
Не устрашатъ тебя кустарники ни горки,
Ни темныя лса, ни восхожденье горъ,
Всегда въ часы дороги
Теб мой взоръ,
А мн твои, дружокъ мой, ноги.
Не будутъ намъ пути соединеннымъ строги,
Неподчинишся ты ни одному тузу,
А я ни гд не поползу.
Другъ другу будемъ мы являти важну службу,
И утвердимъ мы дружбу.
Содлали тутъ скоръ
Ползный договоръ.
Гораздо странствовать полехче научились.
Не худо, что они не разлучились.
XIV.
Другъ невжа.
Для мужика была медвдева услуга,
Котораго имлъ сей зврь себ за друга,
Обмахивалъ медвдь ево.
Какъ нкогда онъ спалъ, анъ здлалась проруха,
Ко спящу на носъ сла муха:
Вступился зврь за друга своево,
Ударилъ муху онъ и съ друга содралъ кожу,
И тутъ ему расквасилъ рожу:
Заохалъ, застоналъ
Мужикъ тутъ лежа.
И какъ исторію о мух онъ узналъ,
Но дружб, мыслитъ онъ, не надобенъ невжа.
ХV.
Паукъ и Служанка.
Ткалъ сть себ паукъ, не для своей забавы,
Но ради вчной славы:
Однако тщетна вся работа та была,
Не долго слава поцвла,
Служанка паука смяла,
И славу вчную всю щоткой отняла.
XIV.
Красильщикъ и Угольщикъ.
Худыхъ людей знакомства убгай,
И сердце къ чистот единой прилагай:
Отъ нихъ ты можешъ очерниться
И вчно оскврниться,
Отъ ихъ бесдъ.
Красильщику былъ угольщикъ сосдъ,
Красильщика караетъ,
Запудрилъ у нево весь домъ,
И вьяся пудра та столпомъ,
Вс краски у нево мараетъ.
XVII.
Ось н Выкъ.
Въ лсу воспитанная съ нгой,
Подъ тяжкой трется ось телегой,
И не подмазанна кричитъ:
А быкъ, которой то везетъ, везя молчитъ.
Изображаетъ ось господчика мн нжна,
Который держитъ худо щотъ:
По руски мотъ:
А быкъ крестьянина прилежна.
Страдаетъ отъ долговъ обремененной мотъ,
А етова не воспомянетъ,
Что пахарь изливая потъ,
Трудится и тягло ему на карты тянетъ.
XVIII.
Собака на снокос.
Собаку звали въ гости,
На требуху, на кости:
Она благодаритъ,
И говоритъ:
Пришла бы на обдъ я етотъ неотложно,
Да мн ни какъ не можно.
А для чево? ей былъ вопросъ.
Отвтствуетъ она, севодни снокосъ.
Не будете меня, просители, вы хаять,
За то что я не буду къ вамъ,
Мн тамъ,
Кричать хамъ, хамъ,
А попроету сказать, друзья, я буду лаять.
Великія дла,
На снокосъ судьба собак подала.
Утраты нтъ, хотя бъ ты тамъ и не была.
ХІХ.
Жаръ и Стужа.
Жена не любитъ мужа,
Къ нему у ней излишня стужа,
Къ любовнику излишній жаръ:
Обимъ ето имъ ударъ.
Мужъ алчетъ, и одно сухояденье гложетъ,
Тотъ сытъ и съ пищею исправиться не можетъ.
ХХ
Возница пьяной.
Возница пьянъ, коней стгаетъ,
До самыхъ ихъ ушей отъ плетью досягаетъ:
А лошади ево за то благодарятъ,
И говорятъ:
За что ты лупишъ насъ? Къ чему теб то нравно?
Веземъ и безъ того карету мы исправно,
Насилу здсь сидишъ, напитки ты любя,
И отъ того то ты противу насъ безчиненъ,
Не мы, да ты напився виненъ,
Такъ должно бить тебя.
XXI.
Французской языкъ.
Въ Париж говорятъ и малыя рабята
Французскимъ языкомъ,
Французской имъ языкъ съ младенчества знакомъ.
Такія маханьки учоны тамъ щенята,
Не знаю, кто сказалъ, во Франціи бывъ самъ:
У насъ рабятокъ учатъ,
Наукой мучатъ,
А тамъ
И не учася вс умютъ по Француски,
Какъ мы по руски.
XXII.
Арапское лто.
Новоманерны дамы были,
И позабыли
Въ гостяхъ о лнточкахъ и платьи говорить.
Вить имъ по всякой часъ не все одно варить.
Былъ жаръ тогда великой,
Не часто видится въ Ишпаніи толикой.
Одна сказала тутъ,
Что жаръ былъ очень крутъ.
Я чаю, говоритъ, Арапско лто дол,
И что у нихъ жары еще и нашихъ бол.
Другая плюнула, сказавъ, по всмъ мстамъ
Такой же хладъ и жаръ, вить солнце тожъ и тамъ.
XXIII.
Посолъ Оселъ.
Въ Венеціи посломъ шалунъ какой то былъ,
Былъ гордъ и многимъ онъ довольно нагрубилъ.
Досадой на нево Венеціане дышутъ,
И ко двору о томъ, отколь посолъ былъ, пишутъ.
Тамъ вдаютъ уже о тм посольскихъ вракъ.
Отвтствуютъ: ево простите, онъ дуракъ.
Не будетъ со осломъ у человка дракъ.
Они на то: и мы не скудны здсь ослами,
Однако мы ословъ не длаемъ послами.
XXIV.
Дуракъ и Часы.
По виду шелъ дтина:
По разуму скотина,
Увидлъ солнечны часы.
Онъ вдалъ, врныя всегда равны всы,
А тутъ не равенство съ своими онъ часами
У солнечныхъ часовъ нашелъ,
И прочь пошелъ,
Сказавъ: и солнушко гуляя небесами
И проходя всякъ день обширны небеса,
Отстало два часа.
XXV.
Цыганка.
Цыганку женщина дарила,
И говорила:
Рабнка я имть хочу,
Ты здлай мн, я ето заплачу—
Цыганка говоритъ на ету рчь погану:
Поди къ цыгану.
XXVI.
Братъ и Сестра.
Братъ мотъ, сестра ево журила,
И говорила:
Доколь теб мотать,
Пора и перестать.
Онъ ей отвтствовалъ: во злой живу я дол.
Но только ты, сестра, отстанешъ отъ любви,
И я мотать не буду бол.
Поступкомъ ты своимъ дорогу мн яви,
И въ постоянств жить по гробъ мы будемъ оба.
Сестра отвтствуетъ: мотать теб до гроба.
XXVII.
Рабята и Ракъ.
Рабятки у рки играли,
Не дождаяся ни ссоръ ни дракъ.
Анъ выползъ ракъ.
Шаля ево рабятки въ руки брали.
Затавлю я мнитъ онъ, ихъ псенку запть:
Мн етыдно отъ рабятъ ругательство терпть:
Давнулъ у одново, прогнвався онъ, пальчикъ,
И завизжалъ тутъ мальчикъ:
Кричатъ рабятки вс, бездушникъ онъ, и плутъ,
И здлали они надъ ракомъ судъ.
Не станешъ, говорятъ, на предки куролсить.
Хотятъ ево повсить,
Да нтъ веревки тутъ, такъ суетна та рчь:
Инъ голову отсчь.
Хваля такой предлогъ рабятки величали
И вс они кричали:
Ура, ура,
Пора, пора.
Да нтъ и ножика, не только топора.
Пораненой кричитъ, ему то всхъ важняе,
Отмщеніе ему гораздо всхъ нужняе:
Я самъ злодю казнь, рабята, изрку:
Возмемъ и бросимъ мы бездльника въ рку.
Они сей вымыселъ и больше величали,
И боле еще и прежняго кричали:
Ура, ура,
Пора, пора.
Не будетъ отъ него на предки больше страху,
Не будетъ боле ево на свт праху.
Пришла достойная разбойнику кара,
И бросили ево въ рку они съ размаху.
XXVIII.
Мужъ пьяница.
Мужъ пьяница, жена всякъ день ево журитъ
И говоритъ
Друзьямъ ево она: я мужа постращаю,
И отъучить отъ пьянства общаю.
А какъ?
Вотъ такъ.
Когда напьется онъ и потряетъ силу
И помышленія, снесу ево въ могилу,
И сверьху прикрплю доской,
А не землей, проходъ дышать ево дамъ рылу.
Отъ етова вить онъ
Не треснетъ,
Воскреснетъ:
А сей увидя страшной сонъ,
Что онъ отъ водки мертвъ, напитокъ позабудетъ,
И пить не будетъ.
Исполнила она
Тотъ вымыселъ, какъ умная жена.
Пришла къ нему на гробъ, притворствуя рыдаетъ.
Кричитъ: животъ меня подобно покидаетъ,
И прекращается тоской,
Надъ гробовой твоей, любезный мужъ, доской.
Онъ тамъ очнулся,
На ономъ свт, мнитъ, въ могил онъ проснулся,
На вчной отошелъ покой,
И вопитъ: жонушка, за чемъ ко мн приходишъ?
Уже супруга ты здсь мертваго находишъ.
Супруга думаетъ, супруга я спасла.
Отвтствуетъ жена: поминки здсь я правлю,
Поминокъ принесла,
И на могил я блиновъ теб оставлю.
А онъ отвтствуетъ, на что?.
Коль любишь ты меня,
Не надобны они: мн ради мертвой глотки
Пойди и принсси въ могилу ты мн водки.
XXIX.
Хвастунъ.
Шелъ нкто городомъ, но града не былъ житель,
Изъ дальныхъ былъ онъ странъ,
И лгать ему талантъ привычкою былъ данъ,
За нимъ ево служитель,
Слуга наемной былъ и города сево,
Не изъ отечества ево.
Вщаетъ гоеподинъ ему вщанья новы,
И говоритъ ему: въ моей земл коровы
Не мняе слоновъ.
Слуга ему плететъ и самъ расказенъ ковъ!
Я чаю, пуда въ три такой коровы вымя,
Слонихой лутче бы ей было дати имя.
Я думаю, у ней одинъ полпуда хвостъ,
А мы имемъ мостъ,
Къ нему теперь подходимъ,
Не всякой день на немъ диковинку находимъ.
Когда взойдетъ на середину,
Кто въ оной день солжетъ, мостъ тотчасъ разойдется,
Лишъ только лжецъ найдется,
А лжецъ падетъ во глубину.
Прозжій говоритъ: коровы то съ верблюда,
А то бы очень былъ великъ коровій хвостъ.
Слоновьева звна не встретишь на три блюда:
А ты скажи еще, каковъ бишъ вашъ атъ мостъ?
А мостъ атъ нашъ таковъ, какъ я сказалъ, конечно.
Такой имти мостъ,
Мой другъ, безчеловчно.
Коровы то у насъ
Побол, какъ у васъ:
А мостъ атъ вашъ каковъ? Сказалъ уже я ето,
У насъ же и зимой ркамъ всна и лто:
Мосты всегда потребны по ркамъ.
Коровы то и здсь такіяжъ какъ и тамъ,
Мн только на етотъ часъ ложно показалось,
И отъ тово то все неловко и сказалось,
А мостъ атъ вашъ каковъ?
Какъ я сказалъ, таковъ.
Прозжій говорилъ! коль ето безъ обману,
Такъ я черезъ рку у васъ ходить не стану.
XXX.
Новое лкарство.
Какой то человкъ тоскуетъ и груститъ,
Спокойства получить себ ни чмъ не льститъ,
И говоритъ: на смерть я грустію оставленъ,
Отъ ипохондріи я вчно не избавленъ.
Отвтствуетъ ему дуракъ:
Не брдь такихъ ты вракъ,
Отъ грусти пй вино и пиво,
Какое ето диво,
Что страждешъ, государь,
И сама подлая не страждетъ едакъ тварь:
Здоровье всякому всево, что есть дороже.
Да есть ли я просплюсь, такъ будетъ посл то же,
Напйся ты опять. Да будетъ посл что же?
Опять, опять попй, разумна мысль моя.
Во пьянств грусти вс конечно позабуду:
Но чтожъ я посл буду?
Ты будешъ то, что я.
XXXI.
Лягушка.
Лягушка быть быкомъ хотла,
Она вздувалась и потла,
Да не прибавилося тла:
Ей трудъ
Былъ крутъ.
Ослабла у нея въ такой натуг душка,
А тло вздулося и стало какъ подушка:
Подушка лопнула и треснула лягушка.
XXXII.
Мышь и Быкъ.
Озлобясь быкъ, мышей переловилъ,
А по просту передавилъ.
И кажда мышь быка за ето поносила,
А нкая изъ нихъ подкрався укусила,
Ушла,
И норочку нашла.
Не трогаетъ ее въ нор быкова сила,
А быкъ
Во норки влазить не обыкъ,
Осталося быку предъ мышью погордиться
И посердиться.
Колико онъ рогами ужъ ни цль,
Не попадетъ своей рогатиной во щель.
А мышь ругаяся кричитъ: довольноль сыты
Твои разбойничьи копыты?
Не стыдноль мышь теб имти за врага?
Велики у тебя рога,
А рыцарство гораздо маловато.
Зайди еще къ лягуткамъ ты во блато,
И тамъ еще свое геройство ты яви,
А посл блохъ передави.
XXXIII.
Кошка.
Читатель помни то, колико лсти злы:
Бугрочки не Кавказъ, а струйки не валы.
Брегися ты себ излишней похвалы.
Мышей и крысъ ловила кошка,
На всякой по три день лукошка.
Хозяинъ кошку величалъ,
И о побдахъ сихъ вседневно онъ кричалъ,
И говоритъ онъ ей: ты кошка льва поймаешъ,
И изломаешъ.
Поймала кошка льва,
Да я не вдаю осталась ли жива.
XXXIV.
Совтъ боярской.
Надежныхъ не было лсовъ, луговъ и пашни,
Докол не былъ данъ
Россіи Іоанъ,
Великолпныя въ Кремл воздвигшій башни.
Въ Россіи не было спокойнаго часа,
Опустошались нивы
И были въ пламени лса:
Татары бодрствуя несясь подъ небеса,
Зря сколь лнивы
Ийти, во праздности живущія, на бракь.
И т съ насъ брали дань.
Которыя уже возрть тогда не смютъ,
Какъ наши знамена явятся и возвютъ.
Они готовы нын намъ,
Какъ мы имъ были, во услугу.
Не все на свт быть единымъ временамъ.
Несутъ Татара страхъ россійскимъ сторонамъ,
И разорили ужъ и Тулу и Калугу,
Предъ россами они въ сіи дни грязь и прахъ,
Однако нанесли тогда Россіи страхъ.
Уже къ Москв подходятъ,
И жителей Москвы ко трепету приводятъ.
Татара многажды съ успхами дрались.
Бояря собрались
Ко совщанію на разныя отвты,
И длаютъ совты,
Въ совт томъ бояринъ нкій былъ:
Отъ старости сей мужъ, гд Крымъ лежитъ, забылъ.
Бояра,
Внимаютъ мужа стара,
А онъ спроcилъ у нихъ, отколь идутъ Татара?
Съ полудни, говорятъ. — Гд полдень? я не знаю.
Отъ Тулы ихъ походъ. — Я ето вcпоминаю,
Бывалъ я нкогда съ охотой псовой тамъ,
И много заяцовъ весьма по тмъ мстамъ.
Я вамъ вщаю,
Въ отвтъ,
И мнніе свое вамъ ясно сообщаю:
Въ татарской мн войн ни малой нужды нтъ,
И больше ни чево сказать не общаю.
Меня Татаринъ не созжетъ
И мн не здластъ . . . увчья,
Среди Замоскворчья.
Распоряжайте вы, а мой совтъ такой:
Мой домъ не за Москвой ркой.
XXXV.
Общая судьба.
Прохожій прочитай сіи ты строчки об.
Написано на гроб:
Прохожій, обща всмъ судьба моя:
Что ты, и я то былъ, ты будешъ то, что я,
XXXVI.
Мыши и Котъ.
Колико вы кота убить ни домогались,
Вы мыши, вышелъ котъ, а вы перепугались,
И мысли ваши суета,
Мышамъ ни какъ не льзя преодолть кота.
XXXVII.
Олень и Собака.
Въ поток чистомъ видлъ
Олень себя,
Дурныя ноги онъ свои возненавидлъ,
Природа, говоритъ, весьма срамитъ тебя,
И давъ прекрасны роги,
Дала она теб прескаредныя ноги.
Анъ вдругъ бжитъ къ нему борзой и рзвой песъ,
Бросается олень мой въ лсъ,
А ноги ото пса тотчасъ ево уносятъ.
И помощи себ ни отъ ково не просятъ.
Сей даръ небесъ
Ево унесъ,
А роги
Оленю не даютъ дороги,
Спасенъ олень ногами,
Погибъ рогами,
Запутался въ лсу,
И былъ онъ жертвою голодну псу.
Держись тово дружняе,
Что намъ нужняе.
XXXVIII.
Сосна и хворостина.
Сказала сосна хворостин:
Ты будешь такова по смерть, какъ нын,
Тонка, мала,
И лутчебъ ты на свт не была.
Въ какую бы годилась ты потребу?
Гораздо я тебя поближе къ небу.
А та отвтствуетъ: судьба моя не зла,
Коль я другимъ не годна,
Такъ я отъ пагубы, отъ топора свободна.
Опасности своей я славою не чту,
Имй сію всегда ты славою мчту.
На топлю не брутъ меня въ крестьянскй домъ,
Ни на строеніе, какъ строятся хоромы.
Прошло дни два, и рубятъ сосну ту:
Коренья вс подъ сосною трещатъ,
И изъ лсу ее въ господской домъ тащатъ.
Въ болзни не было отъ спси ей покрова,
А хворостина та поднесь еще здорова.
ХХХІХ.
Йожъ и Змя.
Змю согрться,
Впустилъ во свой йожъ домъ,
Одна въ дому змя, такъ ето не содомъ.
И можетъ Мизантропъ въ такой бесд зрться.
Скажу съ нимъ то и я:
Одна змя
Смятенныхъ мыслей мн не можетъ приумножить,
Не только моево спокойства востревожить.
Согрлася она, йожъ шлетъ ту гостью вонъ,
Къ тому онъ думаетъ, иметъ право онъ,
Извстенъ и ежу законъ.
Змя хлопочетъ,
И вонъ ийти не хочетъ,
И говоритъ ежу: ты знай, домъ етотъ мой,
Оставь меня ты здсь, а самъ пойди домой,
Остался тамо йожъ весьма не правосудно,
Да вытащить зм ево гораздо трудно.
XL.
Ослпшая фортуна.
Уставъ на свт намъ во всемъ сталъ нын новъ,
О человк
Не тако мыслили въ златомъ и древнемъ вк.
Кто былъ великъ, великъ онъ былъ, и безъ чиновъ:
Такъ и достоинства мчтанья не вперяли,
Не титлами людей достойныхъ измряли,
И славы длалъ шумъ
Единой только умъ
И честность:
Другое было все, презрнна неизвстность,
Фортуна не слпа еще тогда была,
И прозорливою всегда она слыла,
Однако и тогда безумцовъ было бол.
Сія великая толпа,
Колико ни глупа,
И нын и до тол
Взгордився, овладть премудростью хотла,
Сказавъ: довольно я передъ тобой сртла,
Мн даромъ то, что я не знаю ни аза,
И выбила она фортун вонъ глаза.
Фортуна ослпилась,
И отъ достоинства неволй отцпилась,
Неволй и къ толп безумныхъ прилпилась,
Людей престала разбирать,
И въ жмурки начала на свт семъ играть.
А къ польз общества единый той найдется,
Фортун кто когда незапно попадется,
Но сколько въ насъ невжъ, толико мудрыхъ нтъ,
Такъ больше и во храмъ фортуны ихъ идетъ:
Астрея видя то отъ страха затряслася,
И шаръ земной презрвъ на небо вознеслася.
XLI.
Посулы.
При нужд нкто дать Юпктеру всево
На жертву посулилъ, и не далъ ни чево,
Разбойникамъ потомъ попался въ руки
И ждетъ души своей со тломъ онъ разлуки,
Сулитъ Юпитеру и боле тово,
Но ужъ посулами не трогаетъ ево.
Коль только на словахъ казны онъ терпитъ трату.
Сулитъ разбойникамъ за жизнь онъ дать заплату,
А т то вдаютъ, что онъ не сохранилъ
И Зевсу данныхъ словъ, и клятв измнилъ,
Не внемлютъ ужъ ево прошенію, ни стону,
Ево нещадно бьютъ,
И кровь ркою льютъ,
Сказавъ: поди, неси посулъ ты свой Плутону.
XLIII.
Посулы Ескулапію.
Отчаянно кричитъ больной и все болитъ,
И Ескулапію онъ сто быковъ сулитъ.
Мужъ болнъ, а жена больнова неболетъ,
И ста быковъ жалетъ.
Ты много, говоритъ, сулишъ быковъ,
Великоватъ подарочекъ таковъ,
А онъ отвтствуетъ на рчи оны:
Возможно посулить быковъ и миліоны,
Для здравья своево,
Сулю я сто, а дамъ я только одново.
XLIII.
Кургузая Лисица.
Лисица хвостъ оторвала,
Дабы ей вырватьея изъ сти, гд была.
Кургузая лиса хвосты поноситъ,
И протчихъ оисъ она неотходимо проситъ,
Сорвите вы хвосты: являютъ то умы,
Что мы
Отъ нужды тяготимъ тла свои хвостами,
Мн легче безъ хвоста, вы видите то сами.
Такой совтъ она давала отъ стыда,
Но вс сказали: нтъ, и ни едина, да.
XLIV.
Портной и Мартышка.
Портной краилъ,
Мартышка ето примчаетъ,
И чаетъ,
Искуства своево портной не утаилъ.
За чемъ то онъ
Скроивъ, и то и то, оставивъ, вышелъ вонъ:
Мартышка ножницы портнова ухватила,
И безъ нево,
Не зная ни чево,
Изрядно накутила,
И мнила такъ она, что ето рмесло
Отъ знанія ея не уросло.
Зврокъ сей былъ рмеслоборецъ,
Портной піитъ, а онъ негодной рифмотворецъ.
XLV.
Пужливая лягушка.
Лягушка видла, быки на брань несутся,
И члны у нея въ болот вс трясутся:
Другая здлала лягушка ей вопросъ:
Какихъ отъ драки сей боишся здсь ты грозъ?
Болотныя мста быковъ не помщаютъ,
И никогда быки здсь насъ не посщаютъ:
А та отвтствустъ, и вся она дрожитъ:
Отъ побдителя сразимый убжитъ,
И къ намъ уйдетъ, луга отъ страха онъ оставитъ,
А насъ премножество въ болот передавитъ.
XL.
Лисица и Йожъ.
Лисица кушать захотла,
Нтъ кушанья ни гд, куда она ни шла,
И сколько ни потла,
Но вдругъ нечаянно ежа она нашла,
Къ нему стрлою полетла,
И говоритъ ему: не щастливъ ты зврокъ,
Пришелъ твой рокъ,
И устремляется вонзити ногти въ бокъ,
А онъ тотчасъ сврнулся во клубокъ,
Лисица ли меня, мнитъ онъ, поизобидитъ,
И рыла моево лисица не увидитъ,
Крпка мжду меня съ сей гостьею мжа.
А онъ въ клубк лежитъ, ни мало не дрожа,
Лисицу колитъ,
Колико онъ изволитъ,
Лисица повизжа,
Оставила ежа,
Безъ ужина започивала,
И вся исколота, въ больниц ночевала.
XLVII.
Услужливой Комаръ.
Везли карету шесть великихъ лошадй,
Карета тяжела: хотя и безъ людй,
А ета
И съ людьми еще огромная карета,
Была она со стогъ,
Шла, шла лорогою, тянулась не досками,
Тащила барина и барыню псками,
И збилася она дорогой съ ногъ.
Труды коней почти со всмъ уже исчезли,
Жаля и колесъ, жаля и коней,
Лаки слзли
Стоящія на ней:
Однако етотъ скиртъ и съ мста несступаетъ,
Возница лошадямъ кричитъ ну, ну, ну, ну!
И плтью лупитъ ихъ, какъ будто за вину,
Стегалъ, стегалъ, кричалъ, кричалъ и осипаетъ.
Отъ лошадей и пна тутъ и паръ:
Летитъ комаръ,
Комаръ кареты той увидлъ тутъ натугу,
Старается явити ей услугу,
И къ помочи ее кареты учредить,
И почалъ лошадей и кучара гвоздить,
Что бъ кучаръ былъ на козлахъ попроворняй:
А лошади везли бъ карету позадорняй:
То кучера, то лошадь онъ кольнетъ,
Потетъ, мучится, помоги нтъ,
Журчалъ, журчалъ, но тщетно псни
И нтъ ни малыя примты,
Къ подвижк той кареты,
Колико онъ ее подвинуть ни хотлъ,
Потлъ, потлъ,
И отлетлъ.
Кони поотдохнули.
И тяжкую съ пску хоромину спхнули.
Комаръ изъ далка карету усмотрлъ,
И говоритъ! куда какой, я сталъ пострлъ:
Готову здвинуться карету я покинулъ,
Хоть я помучился въ пску, однако здвинулъ.
XLVIII.
Тяжелой Комаръ.
Комаръ не глупъ,
Увидлъ дубъ,
Услся тамо
И говоритъ онъ такъ: я знаю ето прямо,
Что здсь меня стрлокъ
Конечно не достанетъ,
Мой дубъ высокъ,
И дробь сюда не вспрянетъ,
Въ поварню онъ меня, ей, ей, не отнесетъ
И крови изъ меня никто не пососетъ,
Сей дубъ меня спасетъ.
А въ т часы восстала буря
Озлился воздухъ весь, глаза сердясь нахмуря,
Весь лсъ трясетъ,
А дуба вить ни кто конечно не нагнетъ.
Комаръ поетъ, а втръ реветъ,
И дубъ сей рветъ.
Высокой етотъ дубъ отъ втра повалился,
Ужъ дуба больше нтъ,
Пришла ево кончина:
Комаръ сказалъ: ахъ! я тебя отяготилъ:
А тобъ теб злой втръ бды не накутилъ,
И отъ меня, увы! пришла ево кончина.
Ахъ! я твоей, ахъ! я напасти сей причина.
XLIX.
Кукушка и Ребята.
Какъ только закричитъ кукушка на суку,
Рабята вс за ней кричатъ ку ку ку ку.
Мжду премножествомъ въ народ малыхъ душекъ,
И подражателей довольно сихъ кукушекъ.
У таковыхъ людей ни въ чемъ разбора нтъ,
Одинъ у нихъ отвтъ:
Такъ длаетъ весь свтъ.
Отъ етова дурачествы плодятся,
И новыя, всякъ день, безумія родятся.
То мора родъ,
Когда уродъ
Уроду подражаетъ,
Толпа толпу симъ ядомъ заражаетъ.
L.
Сова и Зркало.
Сова увидла во зркал себя,
И образъ свой любя,
Она не годовала,
И говоритъ она: и съ роду не бывала
Толико я дурна,
Или твоя краса въ сей только часъ погибла?
Озлилася сова, и зркало разшибла.
LI.
Отчаянная вдова.
Скончался у жены возлюбленный супругъ,
Онъ былъ любовникъ ей, и былъ ей врный другъ.
Мчталась
И въ ночь, и въ день,
Стнящей въ врности жен супружня тнь,
И только статуя для памяти осталась
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Изъ дерева супружниц ево:
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Она всегда на статую взирала,
И обмирала.
Отъ жалости ее тутъ нкто посщалъ,
И утшенія различны ей вщалъ:
Не должно принимать бздлкой важну службу,
Такъ съ нимъ за то вдова установила дружбу,
Которую хранить онъ вчно общалъ.
А дружба день отъ дня межь ними возростала,
И превеликой дружбой стала.
Потребно вдовушк на чай воды согрть:
Что жъ длать? иль не пить, ни сть и умерть.
А дровъ сыскать не можно,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Хозяйка говоритъ, сыщу дрова, постой.
И сколько муженька хозяйка ни любила,
У статуи ево тутъ руку отрубила,
На завтр тутъ рук досталося и той.
Прокладены дороги,
На третій день пошли тудажъ и мужни ноги:
Осталась голова,
Однако и она туда же на дрова.
Погртъ любезный мужъ гораздо въ жаркой бан.
Какое жъ больше ей сокровище въ чурбан,?
Она ево велла бросить вонъ,
А посл ей на чай и весь годился онъ.
LII.
Деревенскія Бабы.
Во всей деревн шумъ,
Не льзя собрати думъ,
Мшается весь умъ:
Шумятъ сердиты бабы.
Когда одна шумитъ,
Такъ кажетея тогда, что будто громъ гремитъ,
Изстно, голоса сердитыхъ бабъ не слабы:
Льетъ баба злобу всю сердитая до дна,
Несносно слышати, когда шумитъ одна.
Въ деревн слышится везд Ксантиппа древня,
И зашумла вся отъ лютыхъ бабъ деревня:
Вселенную хотятъ потрясть.
О чемъ они кричатъ? —- Прискучилось имъ прясть,
Со пряжей не разлучно,
Въ углу сидти скучно,
И въ скук завсегда за грбнемъ воздыхать,
Хотятъ они пахать.
Иль трудъ такой однимъ мущинамъ только сроденъ?
А въ пол воздухъ чистъ, пріятенъ и свободенъ.
Не нравно, говорятъ, всегда здсь быть.
Сиди,
Пряди:
И только на углы избы своей гляди.
Пряди и мужъ, когда сей трудъ ему угоденъ.
Мужья прядутъ,
А бабы вс пахать, и сяти идутъ.
Бесплодны нивы, будто тины,
И пляшетъ худо вертно:
Въ сей годъ деревн не дано,
Ни хлба ни холстины.
LIII.
Скупой и Кружка.
Взлзъ малой на обрубъ колодезя, и стонетъ,
Серебреная кружка тонетъ.
Бда!
Не вдаю, отъ коль скупой взялся туда:
Малчишка кружку прославляетъ,
И мимохожему всю повсть обьявляетъ.
Я вытащу ее, прохожій говоритъ,
А. тотъ ево благодаритъ.
Прохожій мыслитъ,
Малчишка глупъ,
И кружку во своемъ уже поставц числитъ,
Я скупъ:
А онъ открылся мн не зная человка,
Съ худымъ Жидомъ смшай худова кто мн Грека,
И онъ изъ рукъ моихъ, изъ своево добра,
Не вырветъ скорлупы, не только серебра,
Такова у меня не вывернуть ребра.
Раздлся мой скупой въ колодязъ покатился,
Спустился,
И шаритъ тамъ,
По всмъ мстамъ,
Руками рыщетъ,
И кружки ищетъ,
А кружки малой тотъ не ранивалъ туда,
Такъ и сыекать ее, не можно ни когда,
И тщетно водолазъ иметъ тамъ надежду,
А малой взявъ ево оджду,
Которой онъ хотя и не купилъ.
Сказалъ ему: моей не позабудь игрушки,
Твою оджду я искусно подцпилъ,
А ты въ колодяз ищи, дружокъ мой, кружки.
LIV.
Слпой и Зрячій.
Слпой въ сраженіе вступилъ со зрячимъ,
Въ великомъ мужеств, съ безуміемъ горячимъ,
Хотя тогда была густая ночь:
Была: однако тьма отходитъ вить и прочь.
Слпой хотя и былъ ослпнувъ не умиленъ.
Однако силенъ,
Такъ спину зрячева во тьм слпой уродитъ.
Свтъ солнечный восходитъ:
И побдителя слпова врагъ находитъ:
Съ процентами свой долгъ слпому онъ платилъ:
Слпова колотилъ,
И спину у нево дубиной молотилъ.
LV.
Жалостливая Двушка.
Влюбился въ двушку гораздо молодецъ,
А двушка молчала,
И на любовь ево она не отвчала,
Благополучной, мнитъ, имти онъ конецъ,
Хотя еще и не было начала.
На что, онъ думаетъ, съ ней много говорить,
Потребно двушку дарить.
Любовницы тогда бываютъ очень жарки,
Когда берутъ подарки.
Была бы красота
Едина суета,
И пустота:
Когда бы прибыли она не приносила.
Кто драться не охочь, на что ему и сила.
Пришелъ ко двушк, и перстень ей принесъ,.
И сталъ молоти ей дуброву онъ и лсъ,
А двка у нево кольца еще просила:
Онъ ей и въ томъ, ни мало не претитъ,
Кольцо туда жъ лтитъ.
Онъ двушку цлуетъ,
Она ево милуетъ,
А мыслитъ, какъ ево
Ограблю я вссво,
Такъ вытолкну отсель, пойди куда онъ хочетъ,
Пускай онъ дуется, сердяся, и хлопочетъ,
Мн въ етомъ нужды нтъ:
Мн нын не досугъ, прости теперь, мой свтъ.
Взираетъ на нево двица, и хахочетъ,
А онъ
Не хочетъ выйти вонъ,
И перстня и кольца лишиться не издвка,
Однако двка
Домашнихъ собрала,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И вонъ ево пхнула.
Дтина вышелъ вонъ, двица воздохнула:
Спросили у нея: ты тужишъ, да о чемъ?
Конечно сжалився, вздохнула ты о немъ,
И что ты гнваясь, отсель ево толкнула.
Она вопросникамъ такой отвтъ дала:
Тужу, что я съ нево кафтана не сняла.
LVI.
Мышачья просьба.
На небеса моленіе творя,
Хотлося мышамъ имть въ анбаръ царя.
Зевесъ исполнилъ то, по мышьей вол
И посадилъ у нихъ болвана на престол.
Царь данъ,
Да имъ не нравится внчанной сей болванъ:
Они еще свой гласъ на небо возносили,
И сильнаго царя просили,
Да былъ бы царь ихъ строгъ, и имъ давалъ уставъ,
А етотъ ни какихъ не знаетъ мудрыхъ правъ,
Которы бы у нихъ бездльниковъ косили,
И прозьба ихъ была къ Юпитеру не та.
Такъ онъ имъ далъ кота.
LVII.
Дворовыя птицы и куропатка.
Гонима птицами дворова куропатка,
Во юности она, дана во дворъ судьбой,
У странницы сея есть разумъ и догадка.
Дворовы птицы вс, мжду всегда собой,
Въ воинскомъ дл прели,
А по просту сртели.
На что же, говоритъ, мн здсь потть:
Не лутче ли скоряй на родину летть,
И дивно ль то, когда они меня обидятъ,
Когда сооттичей толь люто ненавидятъ.
Сказала доброй день и добрую имъ ночь,
И отлетла прочь.
LVIII.
Мидъ.
Цырюльникъ Мида бривъ, подъ калпакомъ остилъ,
Чево ни кто попрежд не примтилъ:
Иметъ пышный Мидъ,
Ушей ословыхъ видъ.
Болтливъ цырюльникъ былъ: молчати не уметъ,
А людямъ объ етомъ сказати онъ не сметъ,
Когдабъ онъ молвилъ имъ, легко бы и пропалъ,
Но что бъ о томъ болкнуть, онъ ямку прокопалъ,
И ямк то болкнулъ! Взросло велико древо,
Съ ословыми ушми на право и на лво,
Въ листахъ изобразивъ: иметъ пышный Мидъ,
Ушей ословыхъ видъ.
Не могутъ быть у тхъ людей велики души,
Которы и въ чести ословы имутъ уши,
Хотя хвала о комъ не право и ворчитъ,
Исторія о немъ иное закричитъ.
Конецъ IV Книги.

ПРИТЧИ.

КНИГА ПЯТАЯ.

I.
Пьяница трусъ.
Былъ нкой пьяница,
А передъ нимъ и день и ночь,
Стояла сткляница,
И никогда съ часовъ не отходила прочь,
Хозяину препровождая время.
Она ему была жена, и мать и дочь,
И родъ, и племя,
И какъ любовница, всегда подъемля носъ,
Со пьяницей лобзалася въ засосъ.
Покрылося ево лицо порфирнымъ цвтомъ,
И стало такъ красно, какъ солнце жаркимъ лтомъ:
И отъ лица лучи,
Блистали будто отъ свчи,
Извстно всмъ у пьяной рожи,
Огонь пылаетъ изъ закожи.
Отъ жара онъ распухъ:
Онъ сталъ дородняе, такъ сталъ сильняй онъ нын.
И взявъ обухъ,
Благодаря судьбин,
Въ лса пошелъ отвагу онъ явить:
Смышляетъ витязь мой, медвдя изловить,
И говоритъ: вить я, медвдь, не устрашуся,
И у тебя домой, ей! ей! не попрошуся:
А ты дружокъ мой впредь,
Не станешъ боле гордиться и реветь:
Велико дло то, что ты медвдь!
Великой ты бояринъ!
Не испугаюсь я, хотябъ ты былъ Татаринъ.
И только мой уродъ
Лишъ вышелъ изъ воротъ,
На кроволитну счу,
Анъ крыса встрчу:
Герой дрожитъ,
Герой бжитъ:
Не такъ похлебка та сварилась,
И съ трусомъ водочка не такъ уговорилась:
Сподкнулся, носомъ палъ, вдругъ жила растворилась.
Герой средь улицы лежитъ,
И кровью улица Геройской обогрилась.
II.
Совтъ Родительской.
Былъ отрокъ, да была еще отроковица,
А просто молодецъ, да двка, иль двица.
Дтинка былъ ей братъ, она ему сестрица,
Она была прекрасна, да тупа,
А по просту глупа,
А тотъ былъ дуренъ, да не тупъ,
А по просту не глупъ.
Сынъ былъ въ отца, а дочь вся въ матере родилася,
И вся въ безуміе по матери вдалася.
Родитель нкогда красавицу журилъ,
И говорилъ,
Чтобъ я статуйщикъ быдъ, я етова не чаялъ,
Однакоо статую изрядную изваялъ,
А ты женидьбою, мой сынъ, не провинись,
На дур не женись:
Болвана не бери ко отягченью вка,
И тищися ты имть женою человка.
III.
Больной и Медикъ.
Къ больному лкарь шелъ: больной въ жару:
Готовъ рецептъ. Я денегъ не беру,
Онъ едакъ говорилъ,и протянулъ онъ лапу:
Упалъ червонной въ шляпу.
Червонной говоритъ: пожалуй полчи:
А докторъ говоритъ: пожалуй не кричи,
Молчи,
И не бренчи,
Да дай рчей больнова мн послушать:
Съ тобой поговоримъ и посл мы.
Изволь сударь, больной, не много ты покушать
Сулемы.
А ты, червончикъ мой, изволь меня послушать:
Не верезжи и ползай въ карманъ.
Ступай, ступай, небось, вить я не басурманъ.
На завтр онъ себя къ больному присусдилъ.
Онъ сталъ искусненько больнова утшать,
И почалъ вопрошать.
Больной не отвчалъ и бредилъ:
А докторъ мой,
Не йдетъ домой,
И длая тогда болящему сосду,
Бесду,
Возведъ ученыя зеницы къ небсамъ,
Забредилъ самъ,
Однако уменшилъ домашнихъ сожалнье,
И подписалъ опредленье,
Такъ:
Онъ бредитъ: ето доброй знакъ.
На завтр у больнова пятна:
Примта доктору и та приятна,
И утверждаетъ онъ,
Что жаръ выходитъ вонъ.
На завтр жаръ перемнился въ стужу:
А докторъ говоритъ: жаръ вышелъ весь на ружу,
Моимъ стараніемъ скорбь ета путь нашла,
И отошла.
На завтр нашъ больной скончался,
А докторъ мой опять бжитъ,
И въ пору самую примчался,
Больной во гроб ужъ лжитъ.
Пощупалъ докторъ пульсъ, каковъ больной провдалъ.
Скоряй, кричитъ, ево велите исповдать.
IV.
Выкупъ мужей.
Великій крпкій градъ,
Приступнымъ воинствомъ объятъ,
На договоры не здастся,
И съ непріятелемъ всей силою біется.
Съ обихъ странъ рками кровь ліется,
Летаютъ бомбы и ревутъ,
И зданія во град рвутъ.
Отъ пушекъ стны поврежденны,
Такъ т, которы осажденны,
Ослабли на конецъ и стали побжденны.
Чего воюющимъ тогда ужъ больше ждать?
Ихъ смерти велно предать.
Но вождь ршеніе такое оставляетъ,
И объявляетъ,
Чтобъ жоны вс свои сокровище несли,
Которыя они сокрыли,
И въ землю можетъ быть зарыли,
И чтобъ они мужей и протчихъ тмъ спасли.
Ршеніе сіе, не такъ какъ перво строго:
Принесено весьма богатства много:
Одна лишь ни на грошъ къ отдач не несетъ,
Ни сору, а не только злата,
Хотя она весьма была богата,
И ужасъ сердца ей о муж не трясетъ.
Хоть мужъ ей милъ не ложно,
Но деньги жонушк еще ево миляй:
Лишиться ихъ еще и самой смерти зляй,
А мужа получить везд всегда возможно:
Вотъ едакъ думаетъ она.
Похвальна ли сія, воздержная жена?
А по просту плутовка,
Хотя и не мотовка.
И говоритъ: пускай мужей поржутъ тамъ,
А я и десети рублевиковъ не дамъ,
И не хочу я столько куролсить.
Вождь мужа свободилъ, жену веллъ повсить.
V.
Волосокъ.
Въ любови нкогда, не знаю кто горитъ,
И ни какова въ ней взаимства онъ не зритъ.
Онъ суетно во страсти таетъ,
Но Духъ къ нему какой то прилетаетъ,
И хочетъ участи ево перемнить,
А именно къ нему любезную склонить,
И сердцмъ, а не только взоромъ,
Да только лишь со договоромъ,
Чтобъ онъ имъ вчно обладалъ.
Дтина на сто, рукописанье далъ.
Установилась дружба,
И съ обоихъ сторонъ опредленна служба:
Дтину Духъ контрактомъ обуздалъ,
Не расходимо жить, въ одной и дружно шайк,
Но чтобъ онъ передъ нимъ любовны псни плъ,
И музыкальный трудъ терплъ,
А духъ бы бывъ при немъ, игралъ на балалайк.
Сей Духъ любилъ
Забаву,
И любочестенъ былъ,
Являть хотлъ ему свою вседневно славу,
Давались бы всякъ день исполнити дла,
Гд бъ хитрость видима была.
Коль дла тотъ не длаетъ, а сей не исполняетъ,
Преступника контрактъ, безъ справокъ, обвиняетъ.
Доставилъ духъ любовницу ему,
Отверзъ ему пути Духъ хитрый ко веему.
Женился молодецъ, богатства въ дом тучи,
И денегъ кучи,
Однако онъ не могъ труда сево терпть,
Чтобъ каждый день предъ Духомъ псни пть,
А Духъ хлопочетъ,
И безъ коммисіи вонъ выйти не хочетъ.
Богатствомъ полонъ домъ, покой во сторон,
Сказалъ дтина то жен:
Не, льзя мн дней моихъ между блаженныхъ числить,
Отъ псенъ не могу ни сть, ни пить, ни мыслить,
И сонъ уже бжитъ, голубушка, отъ глазъ,
Что я ни прикажу, исполнитъ Духъ тотчасъ.
Жена отвтствуетъ: освободишься мною,
Освободишься ты, душа моя, женою,
И скажешь ты тогда, что я тебя спасла.
Какой то волосокъ супругу принесла,
Сказала: я взяла сей волосъ тамо,
Скажи чтобъ вытянулъ духъ етотъ волосъ прямо:
Скажи ты духу: сей ты волосъ приими,
Онъ корчится, такъ ты ево спрями.
И оставайся съ симъ отвтомъ,
Что я не вдаю объ етомъ.
Но снятъ ли волосъ тотъ съ Арапской головы,
Не знаю: знаетель читатели, то вы?
Отколь она взяла, я ето промолчу,
Тому причина та, сказати не хочу:
Дознайся самъ читатель:
Я скромности всегда былъ крайній почитатель.
Пошелъ работать духъ и думаетъ: не крутъ,
Такой мн трудъ.
Вытягивалъ ево, мня, прямъ онъ быти станетъ,
Однако тщетно тянетъ.
Почувствовалъ онъ то, что етотъ трудъ высокъ,
Другою онъ себя работою натужилъ,
Мылъ мыломъ и утюжилъ,
Но не спрямляется ни мало волосокъ.
Взялъ тяжкой молотокъ,
Молотитъ,
Колотитъ,
И хочетъ изъ нево онъ выжать сокъ:
Однако волосокъ,
Остался такъ какъ былъ онъ прежд,.
Духъ далъ поклонъ евоей надежд,
Разорвался контрактъ ево отъ волоска.
Подобно такъ и я, стихи чужія правилъ,
Потлъ, потлъ, и ихъ, помучився, оставилъ.
VI.
Ворона и Лиса.
И птицы держатся людскова рмесла:
Ворона сыру кусъ когда то унесла,
И на дубъ сла:
Сла,
Да только лишь еще ни крошечки не ла.
Увидла лиса, во рту у ней кусокъ,
И думаетъ она, я дамъ ворон сокъ.
Хотя туда не вспряну,
Кусочикъ, етотъ я достану,
Дубъ сколько ни высокъ.
Здорово, говоритъ лисица,
Дружокъ, воронушка, названая сестрица:
Прекрасная ты птица,
Какія ноженьки, какой носокъ,
И можно то сказать, теб безъ лицемрья,
Что паче всхъ ты мръ, мой свтикъ, хороша,
И попугай ничто передъ тобой душа,
Прекрасняе сто кратъ твои павлиньихъ перья:
Нелстны похвалы пріятно намъ терпть:
О естьли бы еще умла ты и пть!
Такъ не былобъ теб подобной птицы въ мир.
Ворона горлушко разинула пошир,
Чтобъ быти соловьемъ,
А сыру, думаетъ, и посл я помъ:
Въ сію минуту мн здсь дло не о пир,
Разинула уста,
И дождалась поста:
Чудь видитъ лишь конецъ лисицына хвоста.
Хотла пть, не пла,
Хотла есть, не ла:
Причина та тому, что сыру больше нтъ:
Свръ выпалъ изъ роту, лисиц на обдъ.
VII.
Статуя.
Статуя здлана красавицына живо,
Иснуснйшей рукой: статуя стала диво.
Со подлинникомъ та статуя всмъ равна,
Толикожъ хороша, толикожъ и умна.
VIII.
Олень.
Стрлокъ оленя гналъ: олень ушелъ,
И у быковъ себ убжище иашелъ,
Во отведенной имъ оград,
И ходитъ со быками въ стад.
Пастухъ легохонько прізжева нашелъ,
Примтилъ,
И гости онъ остилъ.
Сказалъ пастухъ: уже рогамъ твоимъ не рость,
Не мсто здсь теб, ступай въ поварню гость.
IX.
Заяцъ.
Левъ зайца хочетъ изловить:
Ты заяцъ, долженъ бгъ явить.
Но вмсто бга ты, подъ деревомъ сокрылся,
Какъ будто въ нору гд глубокую зарылся,
То лутче естьли побжишь,
А ты лишь только здсь дрожишь..
Бги: но ты лежишь,
Бги: или ступай со львомъ ты къ бою,
Уже пресильный левъ передъ тобою.
Х.
Война Орловъ.
Дрались орлы,
И очень были злы:
За что?
Тово не вдаетъ ни кто.
Подъ самыми они дралися небесами,
Не на земли дрались, но выше облаковъ,
Такъ слдственно и тамъ довольно дураковъ:
Деремся вить и мы, за что, не зная сами,
Довольно, что орлы повоевать хотятъ,
А перья въ низъ летятъ.
Дерутся совстно они, безъ лицемрья.
Орлы поссорились, стрлкамъ орлины перья.
ХІ.
Кулашной бой.
На что кулашной бой?
И что у сихъ людей война, между собой?
И ето ремсло, къ чему бойцы брутся?
За что они друтся?
За что?
Великой тайны сей, не вдаетъ ни кто,
Ни сами рыцари, которыя воюютъ,
Другъ друга кои подъ бока,
И въ носъ и въ рыло суютъ,
Куда ни попадетъ рука,
Посредствомъ кулака,
Расквашиваютъ губы,
И выбиваютъ зубы.
Какихъ вы, зрители, тутъ ищете утхъ,
Гд только варварство позорища успхъ?
ХII.
Топорище.
Вшелъ нкакой мужикъ, безъ топорища въ лсъ:
Хотя топоръ съ собою и принесъ.
Не кланться деревьямъ онъ туда залзъ,
Но нсколько деревъ покоситъ,
Онъ ихъ пришелъ губить,
А по просту рубить,
И проситъ,
У лса дерева куска.
Не надобно ему полно, ни доска
На топорище,
Лишь былъ бы тотъ сучокъ поглаже и почище.
Лсъ далъ ему отъ дерева клочокъ.
Бретъ сучокъ,
Который лсу мало стоитъ,
И топорище строитъ.
Состроилъ мужичокъ,
И въ лсу, что хочетъ то и рубитъ,
Хотя лсъ етова не любитъ,
Хотя и кается, что онъ подарокъ далъ.
Опомниться, ты лсъ, немножко опоздалъ,
Объ етомъ прежд бъ ты, побольше разсуждалъ.
XIII.
Клятва мужняя.
Бываютъ иногда, по участи злой, жоны,
Жесточе Тизифоны,
Сей ядъ,
Есть адъ,
Страданье безъ отрадъ.
Жену прелюту,
Имлъ какой то мужъ,
И сколько онъ ни былъ, противъ ее, ни дюжъ,
Однако онъ страдалъ по всякую минуту,
Какъ бритва, такъ была она ко злу, остра,
Противу, въ дом, всхъ, какъ буря, такъ быстра.
Имвъ со всми ссору круту,
Во всю кричала мочь,
И день и ночь:
Слуга, служанка, мужъ, и гость, и сынъ, и дочь,
Бги скоряе прочь,
Или терпи различно огорченье,
И нестерпимое мученье,
И боле себ спокойствія не прочь.
Ни чмъ ее съ пути кривова мужъ не сдвинулъ.
И кинулъ.
Мой жаръ уже, сказалъ, къ теб на вки минулъ,
А естьли о теб я вздохи испущу,
Или когда хоть мало погрущу,
Или тебя во вки не забуду,
Пускай я дв жены такихъ имти буду.
XIV.
Надгробіе.
Я сыну моему лежавшему въ поко,
Надъ гробомъ начерталъ надгробіе такое:
Ты былъ и нтъ тебя.
Читататель, ету рчь, ты помни для себя,
Хотя и безъ того твой духъ не позабудетъ,
Что скоро и тебя на свт семъ не будетъ.
XV.
Рецептъ.
Худыя намъ стихи не рдко здсь родятся.
Во сверныхъ странахъ они, весьма плодятся,
Они потребны: вотъ они къ чему годятся:
Чертей изъ дома выгонять.
Не будетъ ни когда чертями тамъ вонять,
То правда и стихи такія пахнутъ худо,
Однако запахъ сей и истреблять не чудо,
Почаще надобно курить,
А чертъ отъ курева престанетъ ли дурить?
И не боится онъ явиться и въ содом.
Ево никто нигд дубиной не побьетъ,
Извстно, у нево костей и тла нтъ.
Въ какомъ то дом,
Какой то чортъ оралъ,
И вс тамъ комнаты онъ сажей измаралъ.
Къ хозяину принесъ стихи Піитъ невкусной.
А по просту, стихи принесъ Піитъ прегнусный.
Какъ худы т стихи, толь ими былъ онъ гордъ
А въ т часы пришелъ къ хозяину и чортъ.
Толико писаны стихи ево не складно
Что ужъ и чорту стало хладно,
И тотчасъ побжалъ оттол онъ,
Большою рысью вонъ.
На завтр дня того, тутъ были гости т же:
Не лутче ль таковыхъ гостей имти рже?
Піитъ бумагу развернулъ,
А дьяволъ . . . въ учонова швыркнулъ,
И говоритъ: ты тужъ опять подносишъ брагу,
Сложи свою бумагу,
И вопитъ онъ стеня:
Не мучь, Піитъ, не мучь стихами ты меня,
Я выйду безъ того, я выйду вонъ отсюду,
И въ предь сюда не буду.
XVI.
Піитъ и богачъ.
Богатой человкъ, прославленъ быть желалъ:
Отличнымъ, тщася быть, отечества въ народ:
Онъ съ роду не служилъ, и хочетъ быти въ мод,
И не трудясь ни въ чемъ, Піита звать послалъ,
И на нево свою надежду славы клалъ.
Пожалуй, освяти, мое ты имя, въ од:
Но что воспть Піиту объ урод?
Будь ты отличноетей моихъ, Піитъ, свидтель,
Воспой, мой другъ, воспой святую добродтель.
Я пть ее готовъ:
Пристойныхъ прибру къ тому я мало словъ.
Но какъ, дружечикъ мой, ее тогда прославлю,
Когда твое я имя вставлю?
Да я же никогда не хваливалъ ословъ.
XVII.
Павлинъ.
Въ павлиньихъ перьяхъ филинъ былъ,
И подлости своей природы позабылъ:
Во гордости жестокой,
То низкой человкъ, имущій чинъ высокой.
XVIII.
Ученой человкъ и невжа.
Ученой человкъ, свое здоровье нжа,
На канапе и лжа,
Читалъ,
Такую книгу онъ, котору почиталъ..
Вошелъ тогда къ нему невжа:
Пришелъ сей волъ,
И вздоры замололъ.
Отъ приключенья злова,
Ученой человкъ не говоритъ ни слова,
А тотъ болталъ,
И впнь онъ сталъ.
Пошолъ, и говоритъ: съ тобою не разлучно,
Мн быть не льзя, хотя теб и скучно,
Здсь быти одному.
А тотъ отвтствовалъ ему:
Меня здсь книга утшаетъ,
Со книгами я веселъ завсегда,
А скучно мн тогда,
Когда какой дуракъ читати мн мшаетъ.
ХІХ.
Медвдь и Пчела.
Пчела, кто онъ таковъ и что, не вдя,
Ужалила медвдя,
Медвдь заплъ,
И гнвомъ закиплъ,
Онъ лапы подымаетъ,
И вс жилищи ихъ во ярости ломаетъ.
А пчелы сердятся, когда кто ихъ замаетъ.
Уже летитъ не рой,
Но пчелы вс летятъ, и становятся въ строй.
Медвдь хотя герой,
Воюя, рыцаря они не пощадили,
И побдили.
Не уповай на силу ты всегда,
И вдай ты, бываетъ иногда,
Отъ самой млкости сильнйшему бда.
ХХ.
Пастушій сынъ и коза.
Пастушій, нкогда, сыкъ, рогъ коз сломилъ:
Боится, чтобъ ево родитель не побилъ,
И проситъ козу онъ: не сказывай дружечикъ,
Что сломленъ у тебя рожечикъ.
Отвтствуетъ коза:
Дружокъ, у пастуха еще во лбу глаза.
ХХІ.
Есопъ.
Есопъ съ рабятами играетъ:
Смются вс тому: онъ ето презираетъ:
Весму, сказалъ онъ имъ, на свт семъ предлъ,
Потребно всякому бездлье между длъ.
Кто етова не разбираетъ,
Не долго будетъ мысль и важна и жива:
Кто съ лишкомъ тянетъ лукъ, порвется ттива.
ХХII.
Мальчишка и часы.
Услышалъ мальчикъ то, трехъ лтъ,
Что нчто во стнныхъ часахъ стучитъ и бьетъ,
Мальчишка ни часовъ и ни минутъ не числитъ,
И о часахъ по свойски мыслитъ,
И кажется ему тогда,
Залзла мышь туда.
Онъ мыши угрожаетъ,
А именно часы онъ палкой поражаетъ.
Мальчишка мыши не убилъ,
Лишь только онъ часы, во дребезги разбилъ.
XXIII.
Геркулесъ.
На добродтели вознесся Геркулесъ,
До жительства Боговъ и до краевъ небесъ.
Героя вс сего, тамъ Боги прославляютъ,
И со пришествіемъ на небо поздравляютъ.
Вс радуются: онъ Боговъ благодаритъ,
Со Плутусомъ однимъ герой не говоритъ,
Не длаетъ ему ни малаго привтства:
За то, что портитъ онъ, людей отъ сама дтства.
ХХІV.
Уборка головы.
Съ наружи головы снабжаютъ,
Въ нутри головъ не наряжаютъ:
Иль мозгъ ненадобняй волосъ?
Хотя бы волосъ мой, по самы пяты росъ.
На етотъ мой вопросъ,
Мн скажетъ петиметръ, подъемля гордо носъ:
Умы здоровье поврждаютъ,
А кудри боле красавицъ побждаютъ:
Во разум большой мн нужды нтъ:
Скажу и безъ ума: люблю тебя, мой свтъ.
Не разумъ, чувствія въ любови услаждаютъ.
А я о семъ не хлопочу,
И опровергнуть сей системы не хочу,
Когда ввелись сіи обряды,
Что стали разума почтенняе наряды.
ХХV.
Птухъ.
У куръ была война:
Не вдаю тово, за что была она.
Герои жестоко сердилиcь,
Однако не гордилиcь,
Окончилася брань, воинской жаръ утухъ.
Въ закут, на войну не выходя, птухъ,
Кричитъ: подайте мн враговъ, и я сражуся,
И я уже сержуся,
И покажуся.
Пошелъ на бой,
Но не сражается никто уже съ тобой.
Имйте сердце смло,
Тогда, когда еще не кончилося дло.
ХХVI.
Астрологъ.
Премудрый Астрологъ,
Въ бесд возвщалъ, что онъ предвидть могъ,
Лтъ за пять раняе, что съ кмъ когда случится,
И что ни приключится:
Вбжалъ ево слуга и ето говоритъ:
Ступай, ступай, скоряй домой, твой домъ горитъ.
XXVII.
Воръ и Старикъ.
Воръ тянетъ епанчу, средь ночи, съ старика,
И грабитъ мужика:
Кричитъ мужикъ, а воръ испуганный трясется,
Дрожитъ,
Бжитъ,
И мыслитъ, не спасется,
Старается утечь,
И въ бг, епанчу свою, сронилъ со плчь.
XXVIII.
Голуби и Коршунъ.
Когда то голуби уговорились,
Избрати коршуна царемъ,
Надежду утвердивъ на немъ,
И покорились:
Ужъ нтъ убжища, среди имъ оныхъ мстъ,
Онъ на день голубей десятка по два стъ.
ХХIХ.
Мздоимецъ.
Мздоимецъ, нкогда, состроилъ госпиталь:
И многія войти въ сіе жилище льстятся,
Да етова мн жаль:
Ограбленныя вс имъ, тамъ не помстятся.
XXX.
Недостатокъ времени.
Живъ празности въ удл,
И въ день ни во единъ,
Не упражнялся въ дл,
Какой то молодой и глупой господинъ.
Гораздо кажется, тамъ качества упруги,
Гд нтъ отечеству, ни малыя услуги.
На что родится человкъ,
Когда проводитъ онъ, во тунядств вкъ?
Онъ члнъ ли общества? моя на ето справка,
Внесенная во протоколъ:
Не члнъ онъ тла, борадавка,
Не древо въ рощ онъ, но изсушенный колъ,
Не человкъ но волъ,
Котораго не жарятъ:
И Богъ то вдаетъ, за что ево боярятъ.
Мн мнится, безъ причинъ,
Къ такимъ прилогъ и чинъ.
Могуль я чтить урода,
Котораго природа,
Произвела осломъ?
Не знаю для чево, щадитъ такихъ и громъ.
Такой и мыслію до длъ не достигаетъ,
Единой праздности онъ другъ:
Но ту свою вину, на время возлагаетъ,
Онъ только говоритъ: севодни недосугъ.
А что ему дла, во тунядств, бремя,
На время онъ вину кладетъ,
Болтая: времени ему ко длу нтъ.
Пришло къ нему часу въ десятомъ время,
Онъ спитъ,
Храпитъ.
Приему время не находитъ,
И прочь отходитъ.
Въ одиннатцать часовъ пьетъ чай, табакъ куритъ,
И ничево не говоритъ.
Такъ времени, ево способной часъ не вдомъ.
Въ двнатцать онъ часовъ пируетъ за обдомъ:
По томъ онъ спитъ,
Опять храпитъ.
А подъ вчеръ, болванъ, онъ сидя, убираетъ:
Не мысли, волосы приводитъ въ ладъ,
И въ сонмищи публичны детъ гадъ,
И посл въ карты проиграетъ.
Нещастливъ етотъ градъ,
Гд всякой день почти и клобъ и маскерадъ.
ХХХІ.
Перекормленная Курица.
Не длай ты себ излишнія услуги
Отъ помощи натуги.
Вотъ новый опытъ рмесла:
Старуха нкая разбогатть хотла,
И куриц своей еще прибавить тла,
Чтобъ курка въ толщину побольше порасла,
И боле яицъ несла,
Хотя она и такъ довольно ихъ носила,
И не просила,
Ни въ ночь, ни въ день,
Чтобъ былъ умноженъ ей, для толщины, ячмень.
Худая куриц симъ участь подалася,
Она обожралася.
Преставилась она, престала пить и сть,
И яица хозяйк несть.
ХХХІІ.
Мышь и Устрица.
Лежитъ на берегу, изъ струй вскочивша, миса:
Подъ крышкой виднъ былъ кусочикъ:
Ни птичка онъ, ни рыбка, ни зврочикъ,
Да устрица была.
Увидла то крыса,
И морду сунула туда,
Изрядная была да,
Уоторой крыса тутъ у мисы попросила,
Ей миса рыло откусила.
XXXIII.
Иссея.
Иссея въ горести тоскуетъ и страдаетъ,
И плачетъ и рыдаетъ,
Любезна пастуха Иссея покидаетъ.
И испускаетъ стонъ.
Сеазали ей, въ нее влюбился Аполлонъ.
Уже не веселятъ, Иссею, больше розы,
И тщетенъ гіяцинтъ, предъ нею, и тюльпанъ,
Не вкусны персиеи, не вкусны априкосы,
Противны стали ей и виноградны лозы,
Дающи нектары во вкус разныхъ винъ.
На что гвоздикн ей, нарциссъ, левкой, фіоля?
Испорченна совсмъ ея блаженна доля.
Прощается она съ любезнымъ навсегда,
И видти ево, не чаетъ никогда.
Ліютея изъ.очей ея слезъ горькихъ рки,
Въ безпамятств кричитъ: прости! прости на вки!
Прости! ково люблю я боле себя,
Утха вся моя пропала,
Но знай, не буду я больше безъ тебя,
Рекла и пала.
Разверзлись пропасти и въ преисподню ровъ:
И се является совмстникъ пастуховъ,
Она ево зляй смерти ненавидитъ.
Но кое зрлище! Любезнова въ немъ видитъ.
Во пастух любимъ былъ ею Аполлонъ:
Преображенъ былъ онъ,
Свою любовь изврить,
Дабы себя уврить,
Не милъ ли только ей единый будетъ самъ,
Которой во сердцахъ любовничьихъ тиранъ:
И часто отъ тово въ любви одинъ обманъ.
ХХХІV.
Голубь и Голубка.
Съ голубкой голубь жилъ, среди прекрасной рощи:
Въ веселіи шли дни,
Въ веселіи шли нощи.
Всечасно тамъ они,
Другъ друга цаловали,
И въ полныхъ радостяхъ, въ той рощ пребывали.
Но голубь отъ своей голубки прочь лтитъ,
Колико духъ ея отлетомъ ни мутитъ,
Угодно голубю, немножко прокатиться,
И возвратиться:
Летитъ.
Голубка плачетъ,
А онъ, по воздуху, подъ облаками скачетъ,
Ни что ему въ пути скакати не претитъ:
Однако птицы тамо нищи:
Причина та, что нтъ ни пойла тамъ, ни пищи.
Пріятенъ путь,
Да худо, нтъ ни пищи тамъ, ни пойла,
А паче то, что нтъ подъ облаками стойла,
Хотя и должно отдохнуть,
А въ воздух никакъ нельзя заснуть.
Ужъ голубю мста прелестны,
Да только не извстны,
И географію не скоро ту поймешъ,
А безъ того квартеры не найдешъ.
Оставилъ онъ т дальныя границы,
Спустился поклвать созрлыя пшеницы,
И чистыя воды въ источник испить,
А посл и ко сну гд можно приступить.
Не пилъ еще, не кушалъ,
И водъ журчанія едва едва послушалъ,
На нив, голубокъ,
Попался во силокъ.
О путешествіи онъ суетно злословитъ,
Но къ участи ево, ево рабенокъ ловитъ,
Рабенокъ слабъ,
Тамъ голубь былъ ему минуты дв три радъ,
И окончавъ свою нещастливую долю,
Онъ вырвался на волю.
А что довольно онъ, въ силокъ попавъ, потлъ,
Во путешествіи быть больше не хотлъ,
И въ старое свое жилище полетлъ.
XXXV.
Трусъ.
Разбойникъ нкакой, имя зврской духъ,
Напалъ на двухъ.
Когда встрчаются въ пустын воры,
Не долго ждати ссоры,
Одинъ прохожій былъ великой трусъ,
И мыслитъ: есть ли мн пожалуетъ онъ тузъ,
Такъ я не скоро вспряну,
А можетъ быть и то, что во сто лтъ не вствну.
Другой былъ храбръ,
И смлъ какъ левъ, иль бабръ,
А тотъ бжитъ не львицей,
Но зайцомъ иль лисицей,
А можетъ быть летитъ стрлою онъ и птицей.
Отважной, копйцо въ разбойника вонзилъ,
Злодя поразилъ,
Упалъ воюющій разбойникъ,
И сталъ покойникъ.
А трусъ, и самъ тогда, мнитъ, вора побдить,
И палкою ево старался разбудить,
Но сколько онъ надъ симъ заснувшимъ ни трудился,
Однако онъ не пробудился.
XXXVI.
Неосновательное желаніе.
Прошенье Зевсу подносили,
Мартышки, и ево просили,
Но въ челобитной той они писали чтожъ?
Хотли у себя Царя имть, вельможъ,
И словомъ общество уставить,
Дабы себя прославить.
Состроили себ и градъ,
А въ немъ Коллегіи, Гостиный домъ, Сенатъ,
И книгъ мартышачьихъ десятка два полатъ,
Судьи, подьячія, лишъ не было солдатъ:
Они трусливяе и насъ еще сто кратъ:
Да въ етомъ ни предъ кмъ они и не таятся,
Что смерти боле еще какъ мы боятся.
И орденъ учиненъ страны у нихъ былъ той:
На лнт золотой,
Серебряной снрокъ повшенъ,
А надпимь на звзд: кому изволитъ рокъ,
А рокъ, подарками бываетъ часто гршенъ.
Но можноль въ обществ, блаженству томъ найтися,
Гл тщатся жители безъ войска обойтися?
Приходитъ часто къ нимъ голодной волкъ,
И часто онъ даетъ не праведной оброкъ.
Мартышки здлали изъ гранадеровъ полкъ:
Ведутъ ко брани ихъ сурковы Кавалеры,
За ними шествуютъ мартышки гранодеры,
Но только волкъ завылъ,
Они вс въ тылъ.
Мартышки испугались,
Изъ пушекъ не было пальбы,
Ни изъ ружья стрльбы,
Гранаты ихъ не зажигались,
А волкъ, десятковъ пять героевъ покаралъ.
И кожи съ нихъ содралъ.
Увидли мартышки,
Что плохо ихъ ружье и таковыжъ и книжки,
И что правительства устроить не могли,
Разсталися опять, а городъ свой сожгли.
XXXVII.
Лисица въ опасности.
Лисица ото псовъ бжала
И отъ охотника: лисицу онъ травилъ.
Лисица въ ужас дрожала:
Ково на свт смерть не испужала?
Бжитъ,
Дрожитъ,
Мнитъ: скоро смерть меня нещастливую скоситъ,
И мужика на пашн проситъ:
Пожалуй мужичокъ, ты мсто укажи,
И гд мн спрятаться, скажи.
Мужикъ ее отъ смерти избавляетъ,
И мсто ей являетъ.
Охотникъ прилетлъ туда издалека,
И спрашиваетъ мужика,
Не зрлъ ли онъ лисицы
Воюющія въ ево границы?
Не зрлъ, мужикъ сказалъ,
Однако пальцомъ онъ лисицу указалъ.
Охотникъ мины не примтилъ,
Лисицы не остилъ.
Бжитъ лисица вонъ
Не молвивъ пахарю ни слова.
А онъ,
То видя, что она, въ пути свои готова,
Пняетъ ей:
Не благодарствуешъ ты милости моей.
Лисица говорила:
Конечнобъ я тебя, мой другъ, благодарила,
Когдабъ и палецъ твой мн милости творилъ,
И также бъ какъ языкъ и онъ не говорилъ.
XXXVIII.
Золотыя Яицы.
Вдова была богата,
Носила курица ей яица изъ злата:
Богатство къ ней текло вотще,
Она хотла быть богатяе еще,
И мня, что курица уже довольно сыта,
И золотомъ набита,
Что внутренна ея, вся въ золот въ округъ.
Возьму, сказала, все то золото я вдругъ:
И курицу убила.
Она черевами, не золотомъ густа,
Со курицей вдова доходы погубила,
Въ ней злата не было, была она пуста.
ХХХІХ.
Горшки.
Себя увеселять,
Пошелъ гулять,
Со глинянымъ горшкомъ, горшокъ железной.
Онъ былъ ему знакомъ, и другъ ему любезной.
Въ бока другъ друга стукъ,
Лишь только слышанъ звукъ:
И искры отъ горшка железнаго блистались,
А тотъ не долго могъ ийти,
И боле его не льзя уже найти,
Лишъ только на пути,
Едины черепки остались.
Покорствуя своей судьб,
Имй сообщество, ты, съ равными себ.
ХL.
Поросячей крикъ.
Безумцевъ боле въ народ,
Такъ и безумство больше въ мод,
Оно же и легко, и легче тяжкихъ думъ.
Пошелъ великой шумъ,
Свиньей, хитрецъ, визжать уметъ,
Но только голосокъ свинятокъ онъ иметъ.
Народъ бжитъ,
Другъ друга въ тснот всякъ сильно угнтаетъ.
И мужа мудраго со плскомъ почитаетъ,
А онъ визжитъ.
Мужикъ тутъ нкакой хахочетъ,
И хочетъ,
Искусна мудреца, искуствомъ превзойти:
Не чаютъ голоса естественняй найти.
Визжитъ мужикъ: народъ согласно вопитъ: худо!
А то визжанье чудо.
Смотрите, говоритъ мужикъ, не я визжалъ,
Прямова въ пазух свиненка я держалъ,
И уши поросячьи жадъ.
Такъ могутъ ли сказать народы,
Что нчто въ свт есть естественняй природы?
ХL.
Злая Жена.
И такъ и сякъ, жена съ сожителемъ жила,
Но другомъ никогда съ супругомъ не была,
И чувствовалъ супругъ колонье злое шила:
Досады новыя она вседневно шила:
Ево крушила,
И изсушила.
Но что бы злобу всю въ послдокъ совершила,
И скончала бы супруговой судьбой,
Зоветъ пойдемъ купаться мы съ тобой,
И больше на тебя дружечикъ не сержуся,
Однако не бери съ собой,
Изъ слугъ ни одново: вить мы не на разбой
Идемъ съ тобой теперь, ниже въ воинской бой,
Купаться мы идемъ: а я людей стыжуся.
Куда я посл ужъ гожуся,
Когда предъ ними обнажуся?
Пошли они,
Одни.
Раздлися, не утопляться,
Купаться.
Стоитъ супругъ при самой при рк:
Жена ево не въ далек,
Нашла она въ рку супругу путь,
И думаетъ туда сожителя столкнуть:
Слугъ нтъ тутъ, такъ они ее не изобидятъ,
Вить етова они конечно не увидятъ.
Не ждетъ напасти мужъ, такъ онъ и не дрожитъ,
А душенька къ нему съ размаху тутъ бжитъ.
Супругъ не думаетъ о врномъ худа друг:
Однако онъ стоялъ лицемъ тогда къ супруг:
Увидя фурію, отъ места отступилъ:
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Съ размаху не здержась, она въ рку упала,
И утопала:
Коль ты не возмогла сожителя спихнуть,
Туда теб и путь.
XLII.
Коршунъ и Соловей.
Залзъ
Голодный коршунъ негд въ лсъ,
И соловья унесъ,
А онъ ему пть псни общаетъ.
Разбойникъ отвщаетъ:
Мн надобенъ обдъ,
А въ псняхъ нужды нтъ.
Того кто жалости въ себ не ощущаетъ,
Противъ достоннства прибытокъ возмущаетъ,
И восхищаетъ,
Достоинство тому напрасно все вщаетъ.
XLIII.
Супругъ и Супруга.
Супруга верезжитъ во всю супругу мочь,
И здлала ему въ полудни темну ночь,
Пригоршни отрубей бросаетъ мужу въ очи.
Такой не чувствовалъ онъ съ роду темной ночи.
Возми дубину, мужъ, возми и не роби,
Дубиной дурищ ты ребры перебй.
Не кушаетъ ни кто глазами отрубй.
Сократа, мнится мн, твой умъ не забываетъ,
Ксантиппа бросила кувшинъ воды въ нево,
Крича, шумя, а онъ не молвилъ ничево,
Какъ только то: гд громъ, такъ тамъ и дождь бываетъ.
XLIV.
Приданое.
Невренъ нкто былъ, жену имвъ дурную,
И не любилъ ее женився молодецъ.
Не самъ ли своево нещаетья онъ творецъ?
Вить лутче бъ было то, когда бы взялъ иную.
Спросили, для чево онъ такъ себя связалъ,
Не любишь ты жены, съ охотой кою взялъ?
Онъ на ето сказалъ:
Въ убожеств почти я помиру таскался,
Такъ я не жеищииой, но деньгами ласкался,
И больше бдности я нын не терплю,
Я съ харй хоть и сплю,
А что любилъ тогда, и нын то люблю.
Жену люблю, жена моя, на вс мн лты.
Дурной сей женщины монеты:
А ета женщина приданое монетъ,
Такъ и неврности моей супруг нтъ.
XLV.
Жена въ отчаяніи.
Мужъ болнъ жестоко и умираетъ,
Жена лишъ токи слезъ рыдая отираетъ,
Отъ горести дрожитъ,
Безъ памяти лежитъ,
И только словъ даетъ напасть ея круша:
Признаковъ жизни ты ужъ больше не являешъ,
Моя душа.
Кому меня, кому ты нын оставляешъ?
Не льзя престать рыдать, ни горькихъ слезъ отерть.
Кричитъ: ко мн прийди, ко мн прийди, о смерть!
Тотчасъ она приходитъ,
И врную жену отчаянну находитъ.
За чмъ, сударыня, меня къ себ звала?
Ахъ! я тебя къ себ давно уже ждала.
Томится, мучится душа у мужа въ тл.
Не дай ему и мн страдать,
Отраду можешъ ты единая мн дать,
Возми ево скоряй, возми ево отсел.
XLVI.
Свинья и Конь.
Свинья сказала то коню:
Дружечикъ, я тебя виню,
Что ты дурачеству даешъ безумно дань.
Почто выходишъ ты на брань,
Когда между собой въ войн герои трутся,
А по просту дерутся,
И въ нужд сей тобой стремятся овладть?
Не лутче ли теб и дома посидть?
Ей конь отвтствуетъ: я знаю, ты свинья,
А я,
Ущерба тамъ себ ни мала не встрчаю,
Гд я прославиться для пользы свта чаю.
XLVII.
Страхъ и любовь.
Филонъ женатъ нескладно,
Съ женой живетъ не ладно:
Бда,
Когда
Съ женою мужъ живетъ не дружно,
Спокойство нужно,
А тутъ ево до гробовой доски
Не будетъ,
Печали и тоски
Никто такой до смерти не забудетъ,
Когда въ супружеств приветства, ласки нтъ,
Противно время, домъ, забавы мн и свтъ.
Филонъ то все всечасно ощущаетъ,
Жена привтствія во вкъ не общаетъ,
И горесть вчную супругу общаетъ.
Не знаю для чево хоромъ ево ключи
Не заперли въ ночи,
Вшелъ воръ тогда въ хоромы.
Они приходятъ вить и незванныя въ домы,
Да етожъ было въ ночь не посредин дни,
Хозяева одни:
Проснулися они:
Вить воръ хозяина не скоро изобидитъ,
Коль вора онъ увидитъ.
Хозяинъ не дрожитъ,
А воръ изъ комиаты, какъ заяцъ убжитъ.
Во дл колкомъ,
Хотя пришелъ и волкомъ,
Хозяинъ не роблъ:
Военной человкъ онъ былъ, и былъ онъ смлъ,
Такъ воръ уже не ту, тутъ псенку заплъ,
Котору пть хотлъ.
Хозяинъ никогда не устрашался боемъ,
А жонка не была солдатомъ и героемъ,
Во страх бросилась въ объятія къ нему,
Какъ будто къ милому супругу своему.
Ему казалось то всево на свт слаще:
Отъ етой радости въ восторг не смолчалъ,
И закричалъ:
О воръ! ходи ко мн, ходи ко мн ты чаще.
XLVIII.
Александрова слава.
Мы прямо ето знаемъ,
Когда бы, Александръ, ты побылъ за Дунаемъ,
Или бы въ Бендер сидлъ,
Или бы флотами противу насъ владлъ
На Гелеспонт,
И видлъ корабли въ огн на оризонт,
Или бъ на флот былъ среди воинскихъ длъ:
Кочечно бъ ты тогда гораздо потерплъ,
И псню Греціи иную бъ ты заплъ,
Встревожилися бы твоихъ героевъ душки,
Когда бы загремли пушки
Подъ предводительствомъ великихъ сихъ мужей,
О коихъ я сказадъ теб въ поемк сей,
Принесшихъ новую Россіи славу всей,
Сказалъ бы ты тогда: во дни ЕКАТЕРИНЫ,
Мои увяли крины.
XLIX.
Сабачья ссора.
Когда подходитъ непріятель,
Такъ тотъ отечества предатель,
Кто ставитъ ето за ничто,
И другомъ такову не долженъ быть никто.
Сабаки въ стад собрались,
И жестоко дрались:
Волкъ видитъ ету брань,
И взяти хочетъ дань,
Ево тутъ сердце радо.
Сабакамъ не досугъ, такъ онъ напалъ на стадо.
Волкъ лихъ,
Ворвался онъ къ овцамъ, и тамъ коробитъ ихъ.
Сабаки ето видя,
И волка не навидя,
Домашню брань оставили тотчасъ,
И устремили глазъ
Ко стаду на проказъ,
Друзьямъ не измнили,
И волка полонили,
А за ево къ овцамъ пріязнь,
Достойную ему сабаки дали казнь.
А Россы въ прежни дни Татаръ позабывали,
Когда между собой въ разстройв пребывали,
И во отечеств другъ съ другомъ воевали,
Противъ себя самихъ храня воинскій жаръ.
И были отъ того подъ игомъ у Татаръ.
L.
Наказаніе.
Прошелъ молчанія не знаю кто границу,
Прекрасную двицу
Любя,
И ей сказалъ: люблю всмъ сердцемъ я тебя.
Двица сердится, ей сей докладъ безчиненъ.
Любовникъ говоритъ: передъ тобой я виненъ:
Такъ ты меня за дерзость накажи,
Что я теб сказалъ, то мн сама скажи.
LI.
Сабака и Кладъ.
Сабака кладъ сыскала,
И яму тутъ она навозу натаскала,
Опять зарыла кладъ и стерегла ево.
Не стъ, не пьетъ и ничево
Не можетъ длать бол,
И стала у самой себя она въ невол.
Сабака день и ночь имнье берегла
И стерегла:
Проголодалася, ослабла, умерла.
LII.
Конь и Оселъ.
Конь нкогда скакавъ, копыто повредилъ,
И ногу такъ разбередилъ,
Что онъ отъ язвы той хромаетъ,
И ужъ едва, едва копыто подымаетъ,
Хромалъ больной, хромалъ и на корачки слъ:
Больному говоритъ сему коню оселъ:
Теперь теб вить лихо,
А естьли бы ходилъ и ты, какъ я, такъ тихо:
Отъ боли бъ тишина всегда была покровъ,
И былъ бы ты здоровъ:
Почто скакать нахально?
Смотри ты, сколь мое смиреніе похвально.
А я скажу на мсто сей хвалы:
Въ моряхъ ужасныя валы,
И страхъ во флот,
Но страха никогда не видано въ болот.
LIII.
Мужикъ и Медвдь.
Бгутъ Разбойники за мужикомъ:
Разбойничій уставъ знакомъ,
Они людей не нжутъ,
Да ржутъ,
А домъ
Далекъ, отъ мужика, такъ онъ какъ будто къ другу,
Къ медвдю убжалъ отъ ужаса въ берлугу.
Онъ лъ тутъ пилъ и спалъ:
Медвдь на мужика покорна не напалъ
И напоилъ ево и напиталъ.
Мужикъ по утру рано всталъ,
Пришолъ домой и извщаетъ,
Медвдь вотъ тамъ и тамъ,
И тамо показать медвдя общаетъ.
Пошли съ оружіемъ крестьяне къ тмъ мстамъ:
Мужикъ медвдя кажетъ,
Но что медвдь мой скажетъ?
Перепугалъ медвдь безстрашныхъ сихъ солдатъ,
И каждый убжать съ оружіемъ былъ радъ.
Медвдь ихъ гонитъ,
Но все къ отмщенію желанье только клонитъ:
Поймалъ предателя и говоритъ:
Подобно и тебя мой другшъ благодаритъ,
И лапой мужику медвдь расквасилъ рожу,
А посл содралъ онъ съ нево еще и кожу.
LIV.
Муравей и Пчела.
Когда то муравья пчела пренебрегала,
Не стоишь, говоритъ, почтенья ты ни мала,
Слыхала я, со мной равняютъ муравья,
Однако помнишь ли кто ты и то что я.
Такой я подлости не почитаю,
Ты ползаешь, а я летаю,
Збираешъ только вздоръ
И длаешъ навозъ и соръ.
А я себя своей премудростію славлю,
Которою наполненъ весь мой мозгъ,
И воскъ
И патаку я ставлю,
Но етова теб ползя,
И видти не льзя,
У насъ хоромы:
А ваши домы
Навозъ.
Товару етова не стоитъ деньги возъ,
Такой товаръ телегамъ только бремя:
А въ само ето время,
Пришли тутъ медъ ломать
И вынимать,
Пришли ломатели во пчельныя анбары,
И взяли на себя пчелиныя товары.
Муравль отвтствуетъ: ушолъ твой сладкій медъ,
Почти ни патаки, ни воску больше нтъ.
LV.
Ремесленникъ и Купецъ.
Былъ нкій человкъ не отъ большихъ ремеселъ,
Варилъ онъ мыло, былъ ежеминутно веселъ,
Былъ веселъ безъ бесдъ,
А у нево богачь посадской былъ сосдъ:
Посадской торгу служитъ,
И не престанно тужитъ.
Иметъ новый онъ на всякой день ударъ:
Иль съ рукъ нейдетъ товаръ,
Иль онъ мдлетъ,
Или во кладовыхъ онъ тлетъ,
Посадской день и ночь болетъ.
И всяку о себ минуту сожалетъ.
Къ сосду онъ принесъ на именины даръ,
И далъ ему пять сотъ рублей посадской златомъ.
Во состояніи рмесленникъ богатомъ,
Ужъ песнъ не поетъ, Да золото хранитъ,
И золото одно въ ушахъ ево звнитъ,
Не спитъ, какъ спалъ онъ прежде,
Ко пропитанію ни мало былъ въ надежд.
И можетъ ли быть сонъ,
Когда о золот единомъ мыслитъ онъ?
Одно ево оyо лишь только утшаетъ,
И стъ и пить ему мшаетъ,
И псни пть.
Сей жизни мыловаръ не можетъ ужъ терпть,
И какъ ему житье то стало не пріятно,
Къ посадскому отнесъ онъ золото обратно.
LVI.
Боровъ и Медвдь.
Высокой толстой боровъ
Былъ добрая свинья, да лишь имлъ онъ норовъ:
Онъ былъ не малъ,
Отъ етова онъ былъ великой самохвалъ,
И говоритъ медвдю:
Коль я къ теб себя, дружечикъ, присусдю,
Такъ ты тогда не убжишь,
Свиненкомъ нашимъ завизжишь.
Доволенъ, тотъ сказалъ, я силою своею,
Однако я теб не покажуся съ нею,
И не сражуся со свиньсю.
LVІІ.
Коршуны и Голуби.
У коршуновъ была велика ссора,
И продолжалась многи дни.
На что мн вдати, за что дрались они,
Какая нужда мн, вину ихъ знать раздора:
Дралися, голубей ужъ больше не губя:
Дрались между себя:
Ихъ голуби мирили,
И къ миру ихъ уговорили,
Чтобъ посл ихъ за то благодарили,
Скончалась брань,
У нихъ между собою,
Пошли они къ другому бою,
И собирали дань,
Пошли на голубей по прежнему къ разбою.
На что вы голуби, мирити ихъ брались?
Пускай бы въ вкъ они дрались,
Другъ на друга бросались?
А вы бы ихъ враждой, отъ пагубы спасались.
LVIII.
Вояжиръ плясунъ.
Поздилъ нкто въ даль,
И возвратилася оттоль обратно шаль:
Отцу и матери печаль.
И времени и денегъ жаль,
Въ чужихъ краяхъ, ихъ сынъ, потратилъ ихъ довольно.
Смшно другимъ,
А имъ
Гораздо ето больно,
А онъ разсказывалъ: великой онъ плясунъ:
Какъ съ ними разлучился,
Онъ етому учился.
Хвастунъ
О пляск ничево сказать не разуметъ,
И слдственно, что онъ плясати не уметъ.
А онъ по всмъ кричалъ гордясь мстамъ:
Колико я плясать умю,
Я на ето себ свидтелей имю,
И отписати къ нимъ отсель объ етомъ смю,
Прославился везд своей я пляской тамъ.
Пожалуй, говорятъ, объ етомъ не пиши,
На что свидтели? предъ нами попляши.
LІХ.
Мышь Медвдемъ.
Хранити разума всегда потребко зрлость,
И состоянія блюсти неврдно цлость:
Имй умренность, держи въ узд ты смлость,
Насъ наглости во бдства мчатъ.
Пожалована мышь Богами во медвди,
Дивятся вс тому, родня, друзья, сосди,
И мнится, что о томъ и камни не молчатъ,
Казалося, о томъ лса, луга кричатъ.
Крапива стала выше дуба,
На голой мыши шуба,
И изъ курячей слпоты
Хороши вылились цвты.
Когда изъ низости высоко кто воспрянетъ,
Конечно онъ гордиться станетъ,
Наполненъ суеты,
И мнитъ, какъ я еще тварь подлая бывала,
И въ т дни я въ домахъ господскихъ поживала,
Хоть бгала дрожа,
А нын я большая госпожа,
И будутъ тамъ мои надежно цлы кости,
На пиръ пойду къ боярину я въ гости.
Пришла на дворъ:
Сабаки вс кричатъ, вошелъ въ вороты воръ,
Разбойникъ, кровопійца,
Грабитель и убійца,
Трухнулъ медвдь,
И сталъ робть,
Однако позно,
Настало время грозно,
Хозяинъ говоритъ: поподчивать пора
Намъ гостя дорогова,
Дождемся ли когда медвдя мы другова?
Да лишь безъ пошлины не спустимъ со двора,
И тутъ рогатиной ево пощекотили,
Дубиною поколотили,
И кости у нево, какъ рожъ, измолотили.
LX.
Прозьба мухи.
Старуха
И горда муха,
Насытить не могла себ довольно брюха,
И самова она была гордйша духа.
Духъ гордый къ наглости всегда готовъ.
Взлетла на Олимпъ и проситъ тамъ Боговъ,
Туда она взлетла съ сыномъ,
Дабы перемнить ея мушонка чиномъ,
Въ которомъ бы ему по больше былъ доходъ.
Котъ,
Въ годъ,
Прибытка врнова, не меньше воеводъ
Кладетъ себ на щотъ.
Пожалуйте котомъ, вы боги, мн мышонка,
Чтобъ полною всегда была ево мошонка.
На смхъ
Прошеніемъ она Боговъ тронула всхъ,
Пожалованъ: уже и зубы онъ готовитъ,
И сталъ котокъ
Жестокъ,
И вмсто Онъ мышей, въ дому сталъ куръ ловить,
Хотлъ онъ видно весь курятникъ истребить.
И куръ перегубить,
Велли за ето кота убить.
Пойди, сказали т, докол духъ твой въ тл,
Пойди, любимецъ нашъ, пойди скоряй отсел.
Онъ съ ними вышедъ вонъ,
И слышитъ смертной стонъ,
Упалъ тотъ домъ и сокрушился,
Хозяинъ живота бесдою лишился,
Пошелъ на вчный сонъ,
Переломалися ево господски кости,
Погибъ онъ тутъ, ево погибли съ нимъ и гости.
LXIII.
Піитъ и разбойникъ.
Піита Ивика разбойники убили
А онъ вопилъ, когда они ево губили:
О небо, ты мой гласъ, о небо, ты внемли,
И буди судіею
Надъ жизнію моею:
Онъ тако вопіялъ, толпой терзаемъ сею.
Въ тотъ самый часъ летли журавли:
Онъ вопилъ, вы моей свидтелями будьте
Кончины лютыя, и не забудьте
Того, что я вщаю вамъ,
А я мой духъ предамъ
Въ надежд сей богамъ,
И душу испущу съ небесныя границы.
Летятъ сіи когда то птицы:
Разбойникъ вспомнилъ то убійство и разбой,
Сказалъ товарищу караемый судьбой,
Не мня, что ихъ перехватаютъ:
Вотъ смерти Ивика свидтели лтаютъ.
LXIV.
Учитель Поезіи.
Для римотворства
Потребно множество проворства,
И рим завсегда хорошей должно быть,
Иль должно при стихахъ со всмъ ее забыть,
То можно доказати ясно:
О страсти нкто плъ,
Въ которой онъ киплъ.
И думаючи мня на римахъ пть согласно.
Любезная ему съ усмшкой говорила,
И будто какъ журила:
Ты жарко въ холод къ любви поешь маня,
А естьли станешь ты и впрямъ любить меня,
Такъ римы позабудешь,
И о любви вщать ты римами не будешъ.
Съ поезіей любви судьба не разлучила,
Любовь
Воспламеняетъ кровь,
И многихъ жаромъ симъ стихи слагать учила.
А я скажу, что часто вить и той
Любовь дорогой рыщетъ:
Разумный красотой
Скоряе всхъ пвцовъ хорошу риму сыщетъ,
Не станетъ онъ худыя римы класть,
Любви и стихотворства сласть,
Иметъ надъ пвцомъ нераздлиму власть.
LXV.
Тщетная предосторожность.
Страшился я всегда любовныхъ оку встрчь,
И тщился я свою свободу уберечь,
Чтобъ cердца суетно любовью не зажечь:
Однако я не могъ себя предостеречь.
Сложилъ Венеринъ сынъ колчанъ съ крылатыхъ плч,
И стрлу онъ вонзилъ въ меня, какъ острый меxь,
Чтобъ симъ вонзеньемъ могъ меня въ бду вовлечь.
Пріятныя глаза, уста, пріятна рчь,
Могли на вкъ мое спокойствіе пресчь,
Влели днямъ моимъ въ лютйшей грусти течь,
И прежде срока мн горя, во гроб лечь.
LXVI.
Слпая старуха и лкарь.
Старуха
Недли дв слпа была,
И лкарю себя въ лченье отдала.
На что глаза . . . . . но здлалась проруха.
По смерти во глазахъ ужъ больше нужды нтъ,
Какъ мы покинемъ свтъ,
И красной намъ тогда и черной равенъ цвтъ:
Однако бабушка другую псню пла.
И слпоту свою отчаянна терпла.
Взялся печальну мысль ей лкарь облегчить,
И сталъ ее лчить,
И общается скончать ей время гнвно:
Но крадетъ у нея посуду повседневно.
Открылъ онъ ей глаза, гордясь подъемлетъ носъ,
И здлалъ лкарь тотъ, хрычовушк вопросъ:
Уже ли видишь ты, сударыня, повсюды?
Она отвтствуетъ! не вижу лишь посуды.
LXVII.
Блоха.
Блоха подъемля гордо бровь,
Кровь барскую поноситъ,
На воеводство проситъ:
Достойна я, кричитъ, во мн все барска кровь.
Отвтствовано ей: на что тамъ барска слава?
Потребенъ барской умъ и барская расправа.
LXVIII.
Единовластвіе.
Единовластвіе прехвально,
А многовластвіе нахально:
Я ето предложу
Во басенк, которую скажу:
При множеств хвостовъ, таская ихъ повсюду,
Стоглавный былъ драконъ:
Согласья не было законовъ ни откуду,
Глава глав тьму длаетъ препонъ,
Хвосты, лежатъ они, ни в избу и ни вонъ,
Лежатъ они, куда занесъ Дракона сонъ.
При множеств хвостовъ, подобно какъ и онъ,
Единоглавый былъ Драконъ,
Согласенъ былъ законъ.
Я крпко в томъ стояти буду,
Что счастья…
И праведнаго тамъ не можетъ быть указа
Между людей,
Гд равныхъ множество владющихъ судей.
Гд много мамушекъ, такъ тамъ дитя безъ глаза.
Не о невольникахъ я это говорю,
Но лишь о подданныхъ во вольности царю.

ПРИТЧИ.

КНИГА ШЕСТАЯ.

I.
Шубникъ.
На денежки оскаливъ зубы,
На откупъ нкто взялъ народу длать шубы:
Сломился дубъ
Скончался откупщикъ: и шубъ
Не длаетъ онъ бол,
Такъ шубы брать откол?
А шубниковъ ужъ нтъ, и ето ремесло
Крапивой заросло.
Такую откупомъ то пользу принесло.
II.
Дв дочери подьячихъ.
Подьячій былъ, и былъ онъ доброй человкъ,
Чево не слыхано во вкъ:
Умъ рзвой
Имлъ:
Мужикъ былъ трезвой,
И сверьхъ тово еще писать умлъ.
Читатель етому конечно не повритъ,
И скажетъ обо мн: онъ нын лицемритъ,
А мой читателю отвтъ:
Я правду доношу, хоть врь, хоть нтъ:
Что Хамово то племя,
И что крапивно смя,
И что не возлетятъ ихъ души къ небсамъ,
И что наперсники подьячія бсамъ,
Я все то знаю самъ.
Въ убожеств подьячева вкъ минулъ:
Хотя подьячій сей работалъ день и ночь:
По смерти онъ покннулъ
Дочь,
И могъ надежно тмъ при смерти онъ лаекаться,
Что будетъ дочь ево въ вкъ по миру таскаться.
Другой подьячій былъ, и взятки бралъ:
Былъ пьяница, дуракъ, и грамот не зналъ:
Покинулъ дочь и тьму богатства онъ при смерти:
Взяла богатство дочь, а душу взяли черти.
Та двка по миру таскается съ еумой:
А ета чванится въ карет.
О Боже, Боже мой,
Какая честности худая мзда на свт!
III.
Коршунъ въ павлиныхъ перьяхъ.
Когда то убрался въ павлинья коршунъ перья,
И признанъ ото всхъ безъ лицемрья,
Что онъ павлинъ:
Крестьянинъ сталъ великой господинъ,
И озирается гораздо строго:
Какъ будто важности въ мозгу ево премного.
Павлинъ мой чванится, и думаетъ павлинъ,
Что едакой великой господинъ,
На свт онъ одинъ:
И туловище все, все, гордостью жеребо,
Не только хвостъ ево, и смотритъ только въ небо,
Въ чести мужикъ гордится завсегда:
И ежели ево съ боярами сверстаютъ,
Такъ онъ безъ гордости не взглянетъ никогда,
Съ чинами дурости душъ подлыхъ возростаютъ.
Разсмотренъ, на конецъ, богатой господинъ:
Ощипанъ онъ, и сталъ ни коршунъ ни павлинъ.
Кто коршунъ, я лишенъ такой большой догадки,
Павлиныя перья взятки.
IV.
Наставникъ.
Былъ нкто нравовъ исправитедь,
Великодушія любитель.
Скорбящихъ ободрялъ,
Печальныхъ утшалъ.
Сосды вс его Героемъ почитали,
И вс его слова въ законы принимали.
Скрадутъ ли ково когда,
Иль кто болетъ иногда,
Дтей ли кто своихъ или жены лишится,
Или нападками невинной утснится,
Все по ево словамъ то было не бда.
Имлъ жену онъ молодую,
А красотою каковую,
Въ томъ нужды нтъ,
Любовникъ и сову любя богиней чтетъ.
Но смерть любви не разбираетъ,
И не считаетъ лтъ,
Все ей равно, хоть внукъ, хоть, ддъ.
Она его жену во младости сскаетъ.
Онъ бьется, и кричитъ, и волосы деретъ,
И словомъ: такъ какъ быкъ реветъ.
Откол ни взялися,
Сосды собралися:
Воспомни, говорятъ, наставникъ нашъ, что намъ
Говаривалъ ты самъ.
Онъ имъ отвтствовалъ: какъ я давалъ законы,
И тшилъ васъ свои совты подая,
Въ то время мерли ваши жоны,
А нын умерла моя.
V.
Волкъ ставшій пастухомъ.
Когда пріятнымъ сномъ пастухъ въ лугахъ умолкъ,
И овцы спали,
А караульщики ужъ больше не брехали,
Пришелъ для добычи голодный къ стаду волкъ.
Способенъ случай мн, подкравшися, волкъ мыслитъ.
Десятка полтора овецъ своими числитъ.
Не силу онъ, обманъ
Употребляетъ:
Аркасовъ онъ кафтанъ,
И шляпу надваетъ,
И подпирается онъ посохомъ ево,
Мнитъ волчьева на немъ нтъ больше ничево.
Изрядной молодецъ въ пастушьемъ волкъ наряд!
А естьлибъ грамот онъ зналъ,
Конечно бы на шляп подписалъ:
Аркасъ мн имя, я пастухъ при етомъ стад.
Къ Аркасу схожимъ быть,
Чево еще тогда ему не доставало?
Чтобъ голосомъ ево не много повопить.
Лишъ только закричалъ: все дло явно стало:
Перетревожилъ всхъ противной стаду слухъ:
Вс овцы забляли,
Сабаки лаять стали,
Проснулся и пастухъ.
Кафтаномъ лицемръ опутанъ, какъ спасаться?
Не могъ бжать, ни защищаться.
VI.
Два друга и медвдь.
Два друга, какъ два брата, жили,
Иль лучше и тово.
Не могъ быть ни часъ одинъ безъ одново.
О чемъ между себя они ни говорили,
Другъ отъ друга не крыли,
Ничево.
И никогда они другъ другу не грубили,
Казалося что то Дамонъ съ Питіемъ были.
За непріятеля кто почиталъ ково,
Такъ непріятеля ево,
И тотъ имлъ за своево.
Гуляли, ли вмст, вмст пили,
И можетъ быть что вмст и любили.
То больше и всево.
И клятвы сохранять хотли непреступно,
Чтобъ жить и умереть имъ купно.
Случилось имъ,
Быть нкогда въ лсу однимъ,
И на медвдя тутъ они попали,
Хоть встрчи таковой себ не ожидали.
Ужасной былъ медвдь.
Такъ вмсто чтобъ робть,
Толико сколько можно,
Имъ защищаться должно,
А какъ не станетъ силъ, обимъ умереть,
Однако толстой дубъ въ томъ мст прилучился,
Одинъ изъ нихъ забылся,
Какъ другу онъ божился,
И на дубъ взлсъ,
А клятвы вс съ собой на самой верьхъ унесъ.
Другой на смерть остался,
И слдственно, что онъ гораздо испужалея:
Ково не устрашитъ суперникъ таковой?
Не чаялъ больше онъ прийти къ себ домой.
Злой зврь,
Домой не отпускаетъ.
Медвдь не разсуждаетъ,
Объ етомъ никогда,
Что надобно съ домашними проститься.
Пришла бда.
Нещастливой слыхалъ, что мертвымъ притвориться,
Въ такомъ случа надлежитъ.
Палъ, притворяется, что будто мертвъ лежитъ,
Медвдь у мертваго всю голову лобзаетъ,
И въ немъ дыханія не обртаетъ.
Понюхалъ и пошелъ,
И чаялъ, говоря, живова я нашелъ.
Ушелъ медвдь изъ глазъ, слзъ храбрый воинъ съ дуба.
И стала радость быть ему сугуба,
И друга своево опять онъ получилъ,
И клятвы онъ не преступилъ,
Чтобъ вмст умереть, какъ сказано то прежде,
А что бы вмст жить, онъ въ крпкой былъ надежд.
Былъ радъ, и что былъ радъ, онъ другу то открылъ,
И спрашивалъ ево, что въ уши говорилъ
Медвдь ему за тайну.
Тотъ отвчалъ ему: чтобъ дружбу обычайну,
Я дружбой не считалъ,
И чтобъ я впредь друзей при нужд узнавалъ.
VII.
Пьяной и Судьбина.
Муронъ напившись пьянъ, воды пошелъ искать,
Въ желудк вздумадъ онъ огонь позаплескать:
Прибгъ къ колодезю, но такъ онъ утомился,
Что у колодезя неволей повалился,
И жажду позабывъ пустился въ сладкой сонъ:
Започивалъ тутъ онъ.
Не вздумалъ онъ тово, что легъ онъ тутъ не къ стати:
Раскинулся, храпитъ, какъ будто на кравати,
И ужъ спустился онъ въ колодезь головой.
Судьбина, пьянова, шедъ мимо, разбудила,
И говорила:
Поди, мой другъ, отсель опочивать домой.
Спроси, гд ты живешъ: твой дворъ теб укажутъ.
Какъ ты утонешъ, я тому причина, скажутъ.
VIII.
Крестьянинъ и Смерть.
Крсстьянинъ въ старости и въ бдности страдая,
Дрова рубилъ,
И жизни таковой не полюбилъ,
Остатокъ лтъ своихъ ни съ смертью не равняя,
Что въ нихъ? онъ говорилъ,
Уже тотъ вкъ прошелъ, который былъ пріятенъ:
Прошелъ тотъ вкъ, какъ я былъ веселъ и здоровъ.
Приди о смерть, приди! я въ гробъ ийти готовъ.
Сей голосъ стариковъ,
Былъ смерти очень внятенъ,
И посл оныхъ словъ,
Смерть вс свои дла другія оставляетъ,
И старова у дровъ,
Усердно посщаетъ.
Какъ не оставить все когда ее зовутъ,
Другія отъ нея и окны вс запрутъ.
Она жъ и не спсива,
И что къ нему пришла, ни малова нтъ дива.
За чемъ ты звалъ меня,
Она у старика не грозно вопрошала,
Мн слышалось, что жизнь теб противна стала.
Струсилъ старикъ и ей отвтствовалъ стеня:
Нтъ дло не о томъ, передъ тобой могила,
Я звалъ, чтобъ ты дрова снести лишъ пособила.
IX.
Муха и корета.
Въ корет хала не знаю кто такая,
Кто такова она, что нужды до тово?
Пускай не хало, въ корет ни ково,
Иль пусть сидла въ ней красавица какая:
То лутче и всево.
Одналь она сидла,
Иль при себ любовника имла,
Здсь дло не о томъ.
А хала она вн жила,
Знать что поля любила.
День очень жарокъ былъ, и пыль вилась столиомъ,
Корета,
Средь лта,
Пылитъ всегда,
То разумется, какъ выдетъ, тогда.
Прилипла муха къ ней, и пыль такую видя,
Взгордилася, и говорила сидя:
Хоть не она тому причиною была:
Куда какъ сколько здсь я пыли подняла!
X.
Крынка молока.
Мелинта понесла на рынокъ молоко:
Хоть крынку головой нести и не легко,
Мелинта о труд своемъ не размышляетъ,
И деньги исчисляетъ,
Которыя она за евой таваръ возметъ.^
И въ мысли таковой дорогою идетъ:
Какъ ето я продамъ куплю яицъ десятокъ.
Да выведу цыплятокъ.
Не думай коршунъ ты цыплятъ моихъ таскать,
Я стану ихъ беречь такъ какъ робятокъ мать.
Цыплятки будутъ куры,
Вить я не здлаю какъ длаютъ то дуры,
Чтобъ мн цыплятъ пость.
Они со временемъ яички будутъ несть.
И разведу я куръ ста два или и бол.
Куръ нскольно продавъ, овечку я куплю,
Вить дешево своихъ я куръ не уступлю.
Купивъ, овечушку пущу гулять я въ пол.
Овечк надобно ягнятокъ мн родить.
Вы будете меня ягняточки любить.
Какъ на лугъ я приду, они играть тамъ станутъ:
Увидючи меня вотъ такъ то вспрянутъ:
И вн ума,
Воспрянула сама.
Слтела крынка: вотъ Мелинт вся заплата.
Какой ей то ударъ!
Прости товаръ,
Прости овечушка, простите и ягнята,
Простите яица, и куры, и цыплята.
ХІ.
Человкъ средняго вка и дв ево любовницы.
Былъ нкто среднихъ лтъ,
Ни внукъ, ни ддъ,
Ни хрычь, и ни дтина,
Однако былъ ужъ сдъ,
Но прежнихъ волосовъ еще былъ виднъ цвтъ,
Осталася на немъ ихъ цла половина.
Любиться онъ еще умлъ,
И дв любовницы имлъ,
Одну сдую:
Не такову какъ онъ, сдую впрямъ:
Другую молодую.
Какая бы годна была и молодцамъ.
Одна ево дарила,
Другая тщилась обирать,
И каждая ево боялась потерять.
Извстно какова въ любви и въ деньгахъ сила.
Старуха думала: любовникъ мой не старъ,
А я ужъ стала стара,
Такъ я ему не пара:
Покинетъ онъ меня! какой мн то ударъ!
Другая думала: любовникъ мой ужъ старъ.
А я еще не стара:
Такъ я ему не пара:
Узнаетъ лсть мою и мой притворный жаръ!
Чтобъ имъ не оборваться
Въ такой глубокой ровъ,
И етой и другой хотлось съ нимъ сравняться,
Хоть цвтомъ волосовъ.
И волосы примта,
Что ихъ не сходны лта.
Хрычовка утолить сомннье и тоску,
Щипала у нево сдыхъ по волоску.
А та сдыя оставляла:
По волоску она вонъ русыя щипала.
Ни въ старой вшелъ онъ вкъ, ни въ лта молодыхъ,
Не стало волосовъ, ни русыхъ ни сдыхъ.
XII.
Мышь городская и мышь деревенская.
Пошла изъ города мышь въ красной день промяться,
И съ сродницей своей въ деревн повидаться.
Та мышь во весь свой вкъ всс въ закром жила,
И въ город еще ни разу не была.
Какъ стали ужинать, мышь градска говорила,
Какая тамо жизнь, и очень то хвалила:
Ты шъ простой здсь хлбъ, а я тамъ сахаръ мъ,
Что ради тамъ господъ, и я питаюсь тмъ.
Про сахаръ много разъ сестрица я слыхала,
Однако я ево и съ роду не дала,
Та говорила ей, попотчивай меня.
А та симъ лакомствомъ сестру свою взманя,
Отвтствовала ей: коль хочешъ то отвдать,
Такъ завтра ты ко мн пожалуй отобдать.
И здлалося такъ. Тутъ сахаръ, сыръ, мяса,
Такова гостья ввкъ не видла часа.
Но какъ ихъ повара за кушаньемъ застали,
Съ какою трусостью они отъ нихъ бжали!
И только лишь ушли, анъ кошка имъ въ глаза,
Ужасняе еще и перьвыя гроза.
Ушли и отъ тоя, и тутъ была удача.
Но гостья у сестры домой просилась плача:
Пожалуй поскоряй сестрица отпусти,
шъ сахаръ ты одна, и съ городомъ прости,
Я сладкихъ ствъ твоихъ во вкъ не позабуду,
А впредь, доколь жива, на такой обдъ не буду.
ХІІІ.
Кошка и птухъ.
Поймала птуха голодна кошка въ когти.
И какъ она въ нево уже вонзила ногти,
Старалась правый судъ явить ему она,
Что будто есть ево великая вина.
Ты спать, ево винитъ, хозяевамъ мшаешъ,
Птухъ на то: дла не право разршаешъ,
Я симъ хозяевамъ своимъ не досажу,
Какъ утромъ я пою, къ работ ихъ бужу.
Пускай то такъ, да ты въ любови лицемренъ,
И не былъ ни одной любовниц ты вренъ.
А естьлибъ не искалъ различности я лицъ,
То куры нанесли не много бы яицъ,
И то хоть такъ, сама я ето утвердила,
Однако ужъ тебя я къ смерти осудила.
Напрасно все теперь и прозьба и боязнь,
Я завтркать хочу, прими достойну казнь.
ХІV.
Орелъ и ворона.
Нашедши устрицу не знаю гд орелъ,
Прельщался на нее, да вынуть не умлъ..
А гд орелъ сидлъ ворона тутъ лтла.
И видя то, сама покушать захотла.
Спустилася къ нему, и мня достать обдъ,
Приближившись такой даетъ ему совтъ:
Когда и я донесть твоей особ смю,
Такъ ты подъ облака взлети отсел съ нею,
А какъ ты будешъ тамъ то устрицу оттоль,
Изладивъ ты спустить на каменья изволь.
Но только лишъ она по камнямъ застучала,
Ворона устрицу изъ раковинъ умчала.
XV.
Конь и оселъ.
Конь гордый на пути украшенъ серебромъ,
Какъ рыцарь нкакой встрчается съ осломъ,
Который отягченъ насилу взноситъ ногу,
Кричитъ издалека, чтобъ далъ ему дорогу,
Оселъ дорогу далъ, и мсто уступилъ,
Которо гордый конь хотя не откупилъ.
Поранили коня въ войн: онъ прежню нгу,
И спсь свою забылъ, впрегли ево въ телегу,
Когда онъ подъ сдломъ не могъ уже служить,
И начали навозъ на рыцар возить.
Онъ встртился опять, да только ходомъ новымъ,
Съ смиреннымъ и еще съ осломъ тогда здоровымъ.
Гд, спрашивалъ оселъ, ты нын спсь двалъ?
Я помню какъ на насъ на бдныхъ ты плевалъ.
Ахъ! онъ отвтствовалъ, какъ я мерзилъ тобою,
Я вижу нын то вседневно надъ собою.
XVI.
Прохожій и змя.
Среди зимы, въ морозъ, прохожему въ пути,
Случилося змю замерзлую найти,
Спасать нещастну тварь суть дйствія геройски,
Не вдаю за что мы хвалимъ оны войски,
Которыя людей гоняютъ какъ овецъ.
Прохожій не таковъ, изрядной молодецъ,
Змю щедротою великой снабдваетъ,
И въ пазух своей какъ руки согрваетъ.
Согрлася она у друга своево,
А въ воздаяніе ужалила ево.
ХVІІ.
Аполлонъ и Минерва.
Не вдаю за что прогнвался Зевесъ:
Былъ сверженъ Аполлонъ съ Минервою съ небесъ.
Принуждены они по всей земл скитаться,
И способовъ искать, чмъ странствуя питаться.
Тотъ сталъ по городамъ аптеки уставлять,
Другая мнитъ умы скорбящи исцлять.
Аптекарю чиня великія доходы,
Бгутъ по порошки отъ всхъ сторонъ народы.
Минерв въ нищет доходу съ миру нтъ,
Хотя безуміемъ и весь наполненъ свтъ.
Ужасна смерть, и всхъ аптекарь обираетъ:
А отъ дурачества ни кто не умираетъ.
XVIII.
Лисица и козелъ.
Лисица и козелъ куда то вмст шли,
И захотлось имъ напиться.
Колодезь въ сторон нашли.
Вода была низка: коль пить, иришло спуститься.
Къ желанью дорвались,
Спустились, напились.
Вылазить надобно: что влезли, то не чудно,
Да вылезть очень трудно.
Погладивъ бороду лисица у козла,
Уприся, говоритъ, ты вверьхъ стны ногами,
Потомъ рогами,
Чтобъ прежде вылезть я могла.
А какъ себя избавлю,
Избавлю и тебя. Тебя ль я здсь оставлю!
Козелъ сей вымыселъ безмрно похвалялъ,
Клянясь чтобъ никогда онъ въ умъ сму нс впалъ.
Лисица вылезши въ свобод пребывала.
А бднова козла она увщевала.
Коль остороженъ быть онъ прежде не умлъ,
Въ нещастіи чтобъ онъ терпніе имлъ.
——
Сей прикладъ учитъ насъ, чтобъ прежде мы начала,
Желая получить трудамъ своимъ внецъ,
Подумали, какой имъ слдуетъ конецъ.
XIX.
Два Рака.
Ракъ Раку говорилъ: куда ты ракъ
Какой дуракъ!
Ты ни шага пройти порядкомъ не умешъ.
Кто ходитъ такъ?
Иль ногъ ты не имешъ?
Покажется, одинъ изъ нихъ былъ забіяка,
Другой былъ трусъ,
А то бы стала драка.
Однако не хочу въ трусахъ оставить рака:
И тотъ подыметъ усъ.
Походкою иною,
Сказалъ ему: пройди ты самъ передо мною.
ХХ.
Два живописца.
Похвально то что длано искусно,
А что не вкусно,
То плохо завсегда,
На что бы ни пришла изъ мыслей череда.
Ищи своей забавы,
Прибытка, славы,
Во исполненіи искусства своево,
Безъ разума дла не стоятъ ни чево.
За что ни примешся ты дерзско и нахально,
Не будетъ то похвально,
Коль ты въ искусств малъ,
Хотя бы до небесъ ты мысли простиралъ,
Что въ дйствіи почтенно И велико,
Тобою будетъ мало то и дико.
Другой и въ малости заслужитъ похвалу,
Въ какую ты войдешъ въ великости худу.
——
Лягушку написалъ безмрно нкто живо,
Лягушка стало диво,
Лягушка продана,
Дороже и слона.
Разнесся слухъ о сей продаж.
Пріхалъ и другой,
Картины продавать, цною дорогой,
И мыслитъ: ремесло подобно ето краж,
Не много попотй,
И вдругъ разбогатй:
И написалъ Парнассъ и Музъ и Аполлона,
Да только написалъ письмомъ инымъ,
Иди сказать ясняй, письмомъ дурнымъ,
Большой ценой продать картину то препона.
Сколь много онъ за то просилъ,
Даютъ толико мало.
Ко всмъ Парнассъ носилъ,
Ни кто Парнасса не купилъ,
Ему досадно стало.
Въ великой ярости отправился въ свой путь.
И какъ съ пути назадъ изволилъ поглянуть,
Бранилъ онъ городъ сей: не стоишъ ты полушки,
Когда въ такой чести у васъ,
Великой Аполлонъ и весь Парнассъ:
Вы Музъ не любите, угодны вамъ лягушки.
XXI.
Волкъ и журавль.
Волкъ лъ не знаю, что и костью подавился,
Метался отъ тоски, и чудь онъ не вздурился.
Увидлъ журавля, и слезно сталъ просить,
Чтобъ онъ потщился въ томъ ему помощникъ быть,
И всю онъ на нево надежду полагаетъ.
Журавль свой долгой носъ въ гортань ему пускаетъ,
И вынимаетъ кость. Потомъ онъ проситъ мзды,
Что онъ отъ таковой спасъ злой ево бды.
Довольствуйся ты тмъ, зврь хищный отвчаетъ,
Что волкъ тебя въ такомъ здоровь оставляетъ,
Какое до сея услуги ты имлъ,
И радуйся тому, что носъ остался цлъ.
——
Тотъ права честности не мало собрегаетъ,
Кто людямъ никогда худымъ не помогаетъ.
ХХІI.
Собака съ кускомъ мяса.
Собака на доск рку переплывала,
И мяса не большой кусокъ во рту держала.
Чрезъ тнь она себ въ вод была видна:
Куда предъ етой я собакою бдна.
Подумалося ей. Кусокъ въ вод казался
Гораздо больше быть, и ей въ глаза бросался.
Она чтобъ то отнять, завидуя, могла,
Тотъ бросила кусокъ, который берегла.
Мечтательнымъ кускомъ себ напрасно льстила,
А изъ роту прямой купаться упустила.
——
Чево не получилъ, тово своимъ не числь,
То разно, что въ рук, и чмъ владетъ мысль.
XXIII.
Возгордвшаяся лягушка.
Увидвши быка лягушка на лугу,
Сказала, такъ толста сама я быть могу,
И чтобъ товарищамъ въ семъ вид показаться,
Влюбяся въ толщину вдругъ стала раздуваться,
И спрашиваетъ ихъ надувшися она,
Подобна ли ее быковой толщина.
Отвтствовали ей товарищи, ни мало.
Отвтствіе ей то весьма досадно стало,
Вздувалася еще услыша т слова,
Конечно быть толста хотла такова.
До самыхъ тхъ она поръ дуться научалась,
Покамсть трснула, и спсь ее скончалась.
ХХIV.
Заяцъ и медвдь.
Пресильну заяцъ злость при горести имл,
Что нкогда медвдь дтей ево полъ,
И всякой день хотлъ отмстить свою обиду,
Но не было ему къ тому ни мала виду.
А сей былъ озорникъ въ лсу ему сосдъ,
Такъ должно было ждать и впредь подобныхъ бдъ.
Хоть заяцъ и трусливъ, однако тронутъ больно,
Отваги получилъ ко отмщенію довольно,
И предпріялъ, хотябъ случилося пропасть,
Лишъ только своево врага ввести въ напасть,
Взманить въ свой частый лсъ охотниковъ, со псами,
Гд и не думали они быть прежде сами.
Притчина: что сей лсъ былъ тсенъ и не чистъ,
И вдали они, что онъ и незайчистъ.
Съ нетерпливостью дней зимнихъ дожидался,
Въ отваг вымыселъ ему на мысль попался.
Въ начин сей зимы лишъ только выпалъ снгъ,
Оставилъ онъ свой домъ и подъ деревней легъ,
Гд малыя тогда рабята забавлялись.
И снгъ сжимаючи другъ въ друга имъ мтались.
Увидли они, что заяцъ тутъ приникъ:
Какой пошелъ отъ нихъ по всей деревн крикъ,
Но заяцъ убжалъ тотчасъ къ себ возвратно,
И обложилъ врага слдами многократно,
А посл побжалъ куда тогда хотлъ.
Въ деревн зайчій слдъ охотникъ усмотрлъ,
И шелъ съ собакою по заячьему слду,
Однако не къ нему, зашелъ къ ево сосду,
И испужавшися обратно побжалъ,
Но что въ лсу медвдь, въ деревн разсказалъ.
Сбираются къ нему охотники со псами,
Иной съ рогатиной, съ ружьемъ, иной съ стрлами.
Наполнилъ вс дворы о лютомъ звр слухъ,
Иной съ собою ножъ беретъ, иной обухъ.
Во множеств къ нему крестьяня выходили,
И только лишъ пришли, тотчасъ ево убили.
Не учиняй обидъ, ты сильный, никогда,
Безсильный то отмстить удобенъ иногда.
ХХV.
Волкъ, овца и лисица.
Овца, лисица, волкъ приятство утвердили,
Однако первенствомъ въ немъ волка предпочтили.
И слушала ево лисица и овца,
Не такъ какъ старшаго, но равно какъ отца.
У волка нкогда съ медвдемъ стала сеора,
Что онъ своимъ друзьямъ сказалъ межъ разговора,
И сказывалъ, что онъ къ отмщенію идетъ,
Прося, какой они дадутъ на то совтъ.
Овца на страшну брань ийти ему претила,
И что онъ пропадетъ, съ слезами говорила:
Пожалуй батюшка побереги себя,
Ты вдаешъ то самъ, что онъ сильняй тебя.
Волкъ больше въ сей совтъ съ овцою не впустился,
И очень на нее за ето разсердился.
Ты думаешъ, что мн съ медвдемъ страшенъ бой,
Ей съ гнвомъ говорилъ: я, дура, самъ герой:
Ужъ много у меня такихъ враговъ бывало:
Но сердце никогда мое не трептало.
Слыхала то и я, лисица тутъ на то.
Волкъ спрашивалъ ея слыхала ты? а что?
Я слышала, ему лисица отвчала,
Что храбрость иногда твоя и львовъ сражала,
Да въ томъ и дивности не вижу никакой,
Я знаю что ты храбръ, худая брань съ тобой.
Хоть то была и ложь, но волкъ тмъ возгордился,
И отмнить свое намренье стыдился.
Тотчасъ простяся съ ней пошелъ отъ нихъ на брань,
Но гордости животъ безумецъ отдалъ въ дань.
ХХVІ.
Соколъ и сова.
Когда то соколу сова другиней стала:
И cъ нимъ какъ равная по воздуху летала:
И говоритъ ему: я дтокъ воспитала:
Такъ ты любезный кумъ не трогай ихъ,
И береги еще и отъ другихъ:
Храни ихъ, хоть они со мною, хоть заочно.
Я ихъ теб,
Вручаю какъ себ,
И опишу ихъ точио:
И стала краcоты ихъ класти на вски,
Съ примсомъ пудъ пяти пристрастныя любови:
Умильныя глаза, орлиныя носки,
Сокольи брови:
Какъ ангели они,
Пожалуй ихъ храни:
А я теб кума и нын и на предки.
На завтр видитъ ихъ соколъ: сидятъ совята:
Сказалъ: не кумушки моей сидятъ рабята.:
Т будто ангели, а ето чертенята,
Конечно ето дтки,
Какой ея сосдки,
И здлалъ изъ цыплятъ онъ ужинъ безъ насдки.
XXVII.
Немчинъ и Французъ.
Любовникъ ластяся къ возлюбленной своей,
Осмлился открыть свою горячность ей,
Она ему на то скззала безъ обману:
Я для ради тебя, что хочешъ длать стану,
Единому тому не можно только быть,
Чтобъ стала я тебя когда нибудь любить.
Попросишъ денегъ ты и часто слово въ слово
Услышишъ ты отвтъ:
Къ услугамъ серце все твоимъ мое готово,
А денегъ нтъ.
Я къ етому скажу, что нкогда случилось,
И что не выдумка да въ дйств приключилось,
Французы съ Нмцами дралися, а за что?
Отвтствую на то:
Не знаю.
За что кто билъ ково.^
И сами можетъ быть не вдали тово,
Не о притчин я войны воспоминаю.
Воинско серце разжено,
И такъ положено,
Чтобъ ие было пардону:
По христіянскому ль то здлано закону,
На ето я скажу:
Не знаю,
И такъ же предложу:
Не о закон я теперь воспоминаю.
Французы, одержавъ побду на конецъ,
Такъ ржутъ Нмцовъ какъ овецъ:
Божественный уставъ безмрно почитали,
И видно, что они писаніе читали:
Французъ Нмчина повалилъ,
И хочетъ показать отвагу,
На грудь ему поставилъ шпагу.
Нмчинъ ево молилъ,
Чтобъ онъ ему животъ оставилъ.
Французъ не преступая правилъ,
Отвтствовалъ ему:
Теб я другу моему
Служить во всемъ готовъ неложно:
А етова никакъ исполнить не возможно.
XVIII.
Мужикъ съ котомкой.
Безъ разбору ты. ври про чужія дла,
Та работа не такъ какъ твоя тяжела.
Нтъ: не дивно ни мало и мн какъ теб,
Что миляе на свт всево ты себ:
Да чужова труда ты не тщись умалять.
И чево ты не знаешъ, не тщись похулять.
Естьли спросишь меня,
Я скажу не маня,
Что честной человкъ,
Етой гнусности здлать не можетъ во вкъ.
Посмотри,
И держи то въ ум:
Несъ мужикъ пуда три
На продажу свинцу, въ не большой котом,
Нагибается онъ, да не льзя и не такъ:
Вить не грошъ на вино онъ несетъ на кабакъ:
Миръ ругается видя, что гнется мужикъ,
Свинценосца не кажется трудъ имъ великъ.
Имъ мужикъ отвчалъ:
Трудъ мой кажется малъ:
Только Богъ ето всть,
Что въ котомишк есть:
Да извстно тому,
Кто несетъ котому.
ХХІХ.
Вдова пьяница.
Престрашная пьяница гд то была,
И полнымъ стаканомъ хмельное пила,
Дворянскова ль роду она. Иль мщанка,
Или и крестьянка,
Оставлю объ етомъ пустыя слова,
Довольно что пьяница ета, вдова:
Родня и друзья ето видя, что тянетъ
Хмельное вдовица, въ году всякой день,
И длаетъ только одну дребедень,
Не могутъ дождаться когда перестанетъ,
Она едакъ пить,
И стали журить.
Покиньте журьбу вы, она ихъ иросила,
И имъ оправданье свое приносила:
Покойникъ въ стакан на дн, и мой свтъ,
Умершаго мужа тамъ вижу портретъ.
По етой причин,
Возможно ли нын,
Когда я нещастна осталась одна,
Любезнымъ сосудомъ мн пить не до дна,
Не будутъ любимы вдовицей такъ черти,
Какъ мужъ и по смерти,
Вписали тутъ чорта гд прежде былъ мужъ:
Она изъ стакана все пьетъ мру тужъ.
Уемщики такъ же вдовицу журили,
И ей говорили:
Ты тянешъ какъ прежде, скажи для чево?
Для мужа? такъ нтъ ужъ портрета ево.
Отвтъ былъ: себя я въ етомъ оправлю,
Я чорту ни капли на дн не оставлю.
ХХХ.
Волкъ и рабенокъ.
Голодный волкъ нигд не могъ сыскати пищи,
А волки безъ тово гораздо нищи.
Чтобъ ужину найти,
Скитаться долженъ онъ ийти:
Не требуется толку,
Что надобно пость чево нибудь и волку:
А въ томъ нтъ нужды мн,
Когда ево за то дубины въ дв ударятъ,
И ловко отбоярятъ,
Вить ето не моей достанется сиин:
Пускай ево изжарятъ:
Какая ето мн печаль?
Вить волка мн не жаль.
Пришелъ къ крестьянскому волкъ дому,
И скрывшись на гумн зарывшись подъ солому,
А на двор въ изб рабенка скла мать,
И волку, выбросивъ, грозилася отдать.
Волкъ радъ, и ужина готова,
Да баба не здержала слова.
Утихла и война и шумъ въ изб умолкъ,
Рабенка мать не устрашаетъ,
Да утшаетъ.
И говоритъ ему: когда придетъ лишъ волкъ,
Такъ мы ему поправимъ рожу,
И чтобъ онъ насъ забылъ, сдеремъ съ нево мы кожу.
Худую ужину себ тутъ волкъ нашелъ,
И прочь пошелъ,
Сказавъ: и ожидать тутъ доброва напрасно,
Гд мнніе людей съ рчами не согласно.
ХХХІ.
Пастухъ и Сирена.
Въ долин красной на лугу,
Пастухъ Аркадской жилъ со стадомъ:
Сирены зараженный взглядомъ,
Сидлъ онъ часто на брегу:
Сирена духъ ево смущаетъ,
И множа въ немъ любовну страсть,
Сама жаръ тотъ же ощущаетъ,
Отдавшися любви во власть.
Едва ужъ онъ скотину пасъ,
Ни что ужъ не увеселяетъ,
И только въ грусти умоляетъ,
Нептуна онъ во всякой часъ:
О ты правитель моря сжалься,
И мн прекрасную вручи!
Возми, отвтъ былъ, не печалься,
Но только взявъ ее, молчи.
——
Въ какомъ восторг былъ весь духъ:
Колико мысли были нжиы!
Свои утхи не избжны,
Встрчаетъ радостный пастухъ.
Онъ вопитъ: о велики Боги!
Въ сей часъ увижу весь я ростъ,
Все тло дарагой и ноги:
Все что онъ видитъ? рыбій хвостъ.
XXXII.
Апрля перьвое число.
Апрля въ перьвый день обманъ.
Забава общая въ народ,
На выдумки лукавить данъ,
Нагая правда въ немъ не въ мод,
И все обманомъ заросло,
Апрля въ первое число.
——
Одни шлютъ радостную всть,
Друзей къ досад утшаютъ,
Другія лгутъ и чмъ ни есть,
Друзей къ досад устрашаютъ:
Лукавство враки принесло,
Апрля въ первое число.
——
На что сей только день одинъ
Обмана праздникомъ уставленъ?
Безъ самыхъ малыхъ онъ притчинъ,
Излишно столько препрославленъ!
Весь годъ такое ремесло,
Такъ цлый годъ сіе число.
XXXIII.
Кокушка.
Грачъ вырвался изъ рукъ, изъ города домой:
Кокушка говоритъ: скажи дружечикъ мой,
Какая въ город молва о псняхъ нашихъ:
Онъ ей отвтствуетъ: изъ жителей тамъ вашихъ,
Прославленъ соловей, о немъ везд слова,
О немъ великая тамъ носится молва.
Кокушка говоритъ: о жавронк извстно?
Грачъ ей: и жавронка тамъ пніе прелстно.
Кокушка говоритъ: во слав ль тамъ скворецъ?
Грачъ ей: и онъ у нихъ извстный тамъ пвецъ.
Кокушка говоритъ: съ тобой жила я дружно:
Для дружбы той скажи, что знать еще мн нужно,
Да только ни чево дружокъ не утаи:
Какія рчи тамъ про псенки мои?
Грачъ ей: о томъ людей на рчь не позывало,
Какъ будто бы тебя на свт не бывало.
Кокушка говоритъ: коль люди безъ ума,
Такъ я могу сплести хвалу себ сама.
XXXIV.
Секретарь и соперникъ.
По бирж двое шли.
Какія люди то, не знаю я объ етомъ,
Гуляли лтомъ,
Гуляли и въ гульб тутъ устрицу нашли:
Гражданска въ силу права,
Кому състь устрицу, не приложу ума,
Юстиція сама
Не вдаетъ того, и нтъ на то устава.
Пошедъ великой споръ,
Кому принадлежитъ находку ету скушать,
И скучно было слуш.ть,
Какой объ устриц былъ шумъ у нихъ и вздоръ.
Окончилась проказа:
Глупяе устрицы была такая тварь.
Попался секретарь,
Шелъ биржей на кабакъ изъ суднаго приказа:
Тотчасъ онъ ихъ развелъ,
Имъ далъ по черепку обимъ изъ находки,
И передъ чаркой водки,
Безъ справокъ, устрицу, и безъ екстракта, сълъ.
XXXV.
Пахарь и обезьяна.
Мужикъ своимъ трудомъ на свт жить родился,
Мужикъ пахалъ, потлъ, мужикъ трудился,
И отъ труда
Онъ ждетъ себ плода.
Прохожій похвалилъ работника съ дороги.
То слыша подняла и обезьяна ноги,
И хочетъ похвалы трудами испросить,
Отъ любочестія и въ ней разжегся пламень,
Взяла великой камснь,
И стала камень сей переносить,
На мсто съ мста,
А камень не пирогъ, и здланъ не изъ тста,
Такъ ежели когда носить ево хотть,
Конечно надлежитъ нося ево потть:
Потетъ и трудится.
Другой прохожій шелъ,
Въ труд ее нашелъ,
И говоритъ: на что толикой трудъ годится?
Безумцы ни когда покоя не хранятъ.
Вперсдъ не заманятъ
Къ трудамъ меня, она болтала:
Свой камень бросила, трудиться перестала,
И жестоко роптала,
На что хвала другимъ, за то меня бранятъ.
XXXIV.
Отрекшаяся мира мышь.
Съ лягушками войну злясь мыши начинали.
За что?
И сами воины тово не знали,
Когда жъ не зналъ ни кто,
И мн безвстно то.
То знали только въ мир,
У коихъ бороды пошир.
Затворникъ былъ у нихъ и жилъ въ Голландскомъ сыр:
Ни что изъ свтскаго ему на умъ не йдетъ,
Оставилъ на всегда онъ роскоши и свтъ.
Пришли къ нему дв мышки,
И просятъ, ежели какія есть излишки,
Въ имніи ево,
Чтобъ подалъ имъ хотя немного изъ тово,
И говорили: мы готовимся ко брани.
Онъ имъ отвтствовалъ, поднявши къ сердцу длани:
Мн дла нтъ ни до чево:
Какія отъ меня друзья вы ждете дани?
И какъ онъ то проговорилъ,
Вздохнулъ и двери затворилъ.
XXXVII.
Левъ и мышь.
Въ лсу гулялъ ужасный левъ!.
Онъ мышь поймавъ разинулъ звъ,
Не всякъ
Дуракъ,
Однако многія не видятъ ясно вракъ.
Обманщикъ вякай,
Безумецъ такай,
Что хочешъ то набрякай.
Въ походъ
Весь ломится народъ:
Уставилися вс смотрть туда, откуда
Изъ матери ийти лежитъ дорога чуда.
Вс бредятъ: мучится, кричитъ, реветъ гора:
Родить пора.
Рабята говорятъ: страшняй тово не вдя,
Слона,
Или медвдя.
Родитъ она.
А люди въ возрост наполненны обманомъ,
Поздравить чаяли родильницу съ Титаномъ.
Но что родилось бишь?
Мышь.
XL.
Лисица и Виноградъ.
Лисица взлезть
На виноггадъ хотла,
Хотлось ягодъ ей пость,
Полезла попотла:
Хоть любъ кусокъ,
Да виноградъ высокъ,
И не къ ее на немъ илоды созрли дол,
Пришло оставить ей закуски по невол.
Какъ добычи лисица не нашла,
Пошла,
Яряся злобно,
Что ягодъ было ей покушать неудобно:
Какой ворчала то невкусной виноградъ,
До самыхъ не созрлъ такихъ онъ позныхъ чиселъ:
Хорошъ на взглядъ,
Да, киселъ.
Довольно таковыхъ
Лисицъ на свт,
И гордости у нихъ
Такой въ отвт.
XLI.
Деревенской праздникъ.
Въ деревн жилъ мужикъ: въ деревн праздникъ былъ:
Кто пить любилъ,
Тотъ много пилъ.
Крестьянинъ былъ,
Хмельнова не любилъ,
И кром квасу тутъ ни капли онъ не пилъ,
Но онъ на праздник другихъ не праздняй былъ,
И разны на гудк имъ псенки гудилъ.
Однако пьяной людъ гудошника судилъ,
Что онъ играньемъ тмъ бесду ихъ врдилъ,
Хотя и поплясали:
И за труды въ нево каменьями бросали.
Гудошникъ мой на силу дворъ нашолъ,
Однако во всю рысь бжавъ отъ нихъ, ушолъ
Отъ наглости мирской, отъ камней и отъ стклянцъ:
Иль кратче вымолвить: отъ сихъ негодныхъ пьяницъ
Мужикъ раблъ,
Однако на бгу имъ псенку проплъ:
И вмсто сткляницъ,
Бранилъ онъ пьяницъ.
Миръ пьяной мужика винилъ,
По сказк ихъ мужикъ деревню всю бранилъ.
Не только всхъ крестьянъ, не трогалъ онъ и сткляницъ,
Бранилъ лишъ только пьяницъ,
И на сраженіе поселянъ не манилъ.
Не трогалъ онъ народа:
А то вить истинна: въ семь не безъ урода.
Во всхъ ли людяхъ равный духъ?
И естьли домъ такой, гд нтъ ни блохъ, ни мухъ?
Въ деревн той, разумныя молчали,
Безумныя ворчали,
А пьяныя кричали.
Была собака тамъ, а по славенски песъ,
Въ котору нкой бсъ:
А именно подьячій взлзъ,
Обруганный за взятки:
И смотритъ изо пса, изъ заднй онъ палатки:
Подьячій не охочь до пляски и музыкъ:
Изъ заднй комнаты онъ высунулъ языкъ,
Разинувъ губы,
И скалитъ зубы,
Изъ подсобачьей шубы.
Визжитъ оттоль, тяжба, тяжба:
Пришла гудошнику нещастная судьба.
Онъ чорныя мяса собаки злобно мучитъ:
Вертится и смучать собаку ету учитъ.
Песъ лаетъ и кричитъ: не стерпимъ брани въ вкъ
Мы выбранены вс, но песъ не человкъ,
Песъ сынъ собачій,
И племени товожъ какова и подьячій,
Такъ дльноль онъ себя крестьяниномъ нарекъ?
Крестьяня говорятъ: собака намъ не сватья:
Собак мы не братья,
Намъ лутче упустить гудошникову брань,
Какъ нежели давать собак дружбой дань,
И взявъ дубину,
Собак дерзостной наколотили спину.
Гудошникъ мой
Ушелъ домой,
И разсердясь на пса, везд собаки ищетъ:
Зоветъ ево, Нахалъ, Нахалъ, зоветъ и свищетъ:
Собака рыщетъ.
Шолъ, шолъ,
И во хлеву собаку онъ нашолъ,
Однако не тронулъ ево, да нтъ и дива,
Тутъ палки не было, псу далъ мужикъ покой,
Не льзя ударити безъ рукавицъ рукой,
Приказная была собака шелудива.
XLII.
Турецкой выборъ жены.
Хотлъ имть женой двицу непорочну,
Какой то Туркъ, и во закон точну,
Такую, чтобъ она
Не знала и любви, не знала и вииа.
Турчанки пьютъ вино, да только очень тайно:
А ето и въ любви бываетъ обычайно.
Понравилась ему одна,
Онъ взялъ ее къ допросу.
Жена,
Котора пьетъ вино, хотя и не до дна,
Не надобна ему: не подноси и къ носу,
Бутылки и простой.
Приводитъ онъ ее ко перьвому допросу,
И хочетъ показать бутылку двк той.
Бутылки въ дом нтъ, онъ думаетъ: постой!
Извдать ето я умю:
Я въ дом пузырьокъ имю,
Хотя въ стаканъ войдетъ такихъ бутылки три:
И кажетъ двушк онъ етотъ пузырьочикъ,
Ей ето говоря: сударушка, дружочикъ,
Пожалуй ты глаза протри
И посмотри
Двица,
Какая предъ тобой вещица.
Отвтствуетъ она:
Бутылка ето для вина.
Коль двка знаетъ то, не надобна она:
Другая, говоритъ онъ, надобна жена,
Онъ ету оставляетъ:
Бутылочку свою другой уже являетъ,
И тотъ же делаетъ вопросъ:
А двка, видя то, отворотила носъ,
И говоритъ ему невинная двица:
Не вдаю, ей! ей! какая то вещица.
Женихъ любовію горитъ,
И говоритъ,
Невст Турокъ:
Такихъ то я давно искалъ по свту дурокъ.
Голубка, вдай ты, бутылка то стоитъ.
А двушка своей науки не таитъ,
И говоритъ ему: бутылки тотъ ли видъ!
Такъ ты меня въ числ не ставь, женихъ мой, дурокъ,
Бутылку знаю я и вдоль и поперьокъ:
А Турокъ почиталъ бутылью пузырьокъ.
XLIII.
Два повара.
Виргилій, Цицеронъ,
Бургавенъ, Ейлеръ, Локъ, Кортезій и Невтонъ,
Апеллъ и Пракситель, Меценъ и Сципіонъ:
О преблаженная божественная мода!
Зайди когда въ приказъ,
Гд столько какъ у насъ,
Бумаги въ день испишутъ?
А то, что грамота, писцы едва и слышутъ.
Кто съ рода никогда солдатомъ не бывалъ,
Съ Невы до Одера стреляя доставалъ.
Сапожникъ Медикъ былъ, дая цльбы пустыя.
Мужъ нкто знаменитъ,
Молчаніемъ однимъ попался во святыя:
О дни златыя!
Но скоро все сіе Минерва премнитъ,
Которая Россіей обладаетъ,
Отъ коей мрачный умъ сіянья ожидаетъ,
А Лира между тмъ мн басенку звенитъ.
Былъ нкой господинъ сынъ дьячій, иль бояринъ,
Иль вызжій Татаринъ,
Герольдія сама не вдаетъ о томъ,
Такъ какъ же знать и мн въ Россіи здсь о комъ?
Однако дворянинъ, вотъ то извстно свту:
Причина, что имлъ ливрею и карету,
Передъ каретою всегда впряженъ былъ цукъ,
А за каретою былъ егерь и гайдукъ.
Ковчегъ ево творилъ по камню громкій стукъ,
А гд не мощены по улицамъ дороги.
Карета тяжкая въ грязи была по дроги.
Гостей имлъ бояринъ за всегда,
Да то бда,
Кухмистра не иметъ,
А стряпать не уметъ.
Далъ двухъ молодчиковъ учиться въ повора,
И стали въ годъ они въ поварн мастера.
Хозяинъ длаетъ бесду
Зоветъ гостей къ обду.
Не тхъ, которыхъ онъ простымъ питьемъ поитъ,
Да гд по праздникамъ въ переднихъ онъ стоитъ.
Кухмистры столъ устроеваютъ,
Большія ко столу надутъ господа:
Въ большомъ котл кипитъ капуста и вода,
Кухмистры надъ котломъ зеваютъ,
И вс въ одинъ котелъ потравы зарываютъ,
Чево не слыхано по нын никогда.
Что выльется за штука,
Сварившися, оттоль,
Гд сахаръ былъ и соль,
Каплунъ и щука?
На что такой вопросъ?
Сварился вылился хаосъ.
Кричитъ хозяинъ мой, хватается за шпагу,
Однако повара съ поварни дали тягу.
Хозяинъ чешетъ лобъ и носъ:
Вотъ пятница страшной недли!
Бояря съхались и ничево не ли.
XLIV.
Піитъ и жена.
Піитъ имлъ жену: она стихи читала,
Которы онъ слагалъ, и мужа почитала,
И говоритъ стихи любовнику она,
Изъ мужня слова:
Тобой возлюбленный я въ вкъ заражена,
И въ вкъ тебя мой свтъ любити я готова.
Услышалъ ето мужъ,
И говоритъ онъ ей: стихи мои къ чемужъ?
Жена отвтствуетъ: Парнассу я подвластна,
И къ чести я твоей сказала, кмъ я страстна.
XLV.
Перьвой піитъ.
Былъ перьвый въ старь піитъ во Франціи машейникъ,
И заслужилъ себ онъ плутнями ошейникъ:
А я машейникомъ въ Россіи не слыву,
И въ честности живу,
Но въ жизни непріятной,
И въ жалоб моей всегдашней и невнятной.
Давиться не хочу, себя не заколю,
Не брошуся въ рку и лба не прострлю,
Но естьли я Парнассъ Россійскій украшаю,
И тщетно въ жалоб страдая возглашаю:
Не лутчель, коль себя всегда въ мученьи зрть,
Скоряе умереть?
Я знаю что моя честь вчно не увянетъ,
Но славы сей моя тнь чувствовать не станетъ.
XLVI.
Коршунъ.
Былъ коршунъ и кричалъ на дерев тулъ, тулъ,
Тулъ, тулъ, тулъ, тулъ, тулъ, тулъ..
Какимъ то побытомъ,
Какъ будто хоботомъ,
Дтина коршуна съ осины здулъ.
Довольно кажется грабитель куролсилъ,
Но малой коршуна на втви не повсилъ.
Остался коршунъ живъ, остался живъ и носъ,
Взялъ малый коршуна въ допросъ,
Явилось по допросу.
Во оправданіе Тултульску носу,
Что коршунъ доброй человкъ,
И ни ково во весь не грабливалъ онъ вкъ,
А сверьхъ того ево очистила присяга:
Не передомлена надъ головою шпага.
Мнитъ коршунъ: истинну я нын побдилъ,
Но естьлибъ я ево судилъ,
Въ застенк бы сей плутъ на дыб помтался,
И посл въ птл бы дни два три помотался?
А малой мой не такъ судилъ,
И въ голубятню онъ Тултула посадилъ,
Для обороны…. симъ праведнымъ Тултуломъ,
Которы у нево сидятъ подъ карауломъ,
И сталъ сей воръ,
На голубятн прокуроръ:
И закрпилъ Тултулъ судебный приговоръ:
Повреннымъ ему невиннымъ здлать казни,
И всхъ безъ совсти казнитъ и безъ боязни.
Перевершилъ Тултулъ дла,
Однако у нево головушка цла.
А онъ по нын бшенъ,
Извстно то, что плутъ, по самой срокъ той гршенъ.
Докол не повшенъ.
XLVII.
Кукушки.
На мcто соловьевъ кукушки здсь кукуютъ,
И гнвомъ милости Діянины толкуютъ.
Хотя разносится кукушечья молва,
Кукушкамъ ли понять Богинины слова?
Въ дубров сей поютъ безмозглыя кукушки,
Которыхъ псни вс не стоятъ ни полушки:
Лишъ только закричитъ кукушка на суку,
Другія вс за ней кричатъ: куку, куку.
XLVIII.
Молодка въ горести.
Молодка въ горести страдаетъ,
И плачетъ и рыдаетъ,
Подруги унимать ее хотятъ.
И плакать ей претятъ.
Молодка говоритъ, я все на свт трачу,
И вдаю сама, что суетно я плачу,
Готова живота лишиться я въ сей часъ:
Мн сказано, пришелъ указъ,
Неврность и рога, хотя вошли и въ моду,
Неврныхъ женъ постричь, а рогокосцевъ въ воду.
Она на т слова такой даетъ
Отвтъ:
Объ етомъ духъ мой стонетъ,
Черницей буду я, а мужъ утонетъ.
XLIX.
Маскарадъ.
Бралъ мальчика отецъ съ собою въ маскарадъ,
А мальчикъ узнавать умлъ людей подъ маской,
Пляской,
Какой бы кто ни вздлъ, сокрыть себя, нарядъ.
Не ладно прыгая, всей тушей тамъ тряхнулся,
Упалъ, разшибъ онъ лобъ, расквасилъ мозгъ, рхнулся,
Но выздоровлъ бы по прежнему плясать,
Когда бы безъ ума не сталъ стиховъ писать.
Складъ былъ безмрно гнусенъ,
Не видывалъ еще никто подобныхъ вракъ.
О мальчикъ! узнавать ты былъ людей искусенъ,
Но знаешь ли теперь, что ты Парнасской ракъ?
Ты въ маскахъ прежде зналъ людей по виду пляски,
А нын самъ себя не знаешь и безъ маски:
Брось Музу, естьли быть не хочешъ ты дуракъ.
L.
Попугай.
Въ трактир кто то какъ увидлъ попугая,
И захотлъ ево пость.
Даетъ трактирщику пречудно странну всть,
Ево гораздо испугая,
И говоритъ ему, пожалуй государь,
Мн ету птаху ты изжарь:
Не говорилъ о томъ гораздо онъ пространно,
Однако ето странно,
Такую птицу печь,
И мудрена та рчь,
Однако заплатить хотлъ тотъ гость довольно.
А денежка мана,
Чево не длаетъ на свт семъ она?
Убили птицу,
Какъ будто воробья, дрозда, или синицу.
Гость,
Одну отрзалъ кость.
Полъ, погрысъ, за ту копйку далъ онъ спицу,
И за одинъ ему мясца онъ далъ кусокъ,
Хотя и выжалъ весь у мяса поваръ сокъ.
Цна мала, у той вкусъ птицы не высокъ.
Гость мяса етова накушався не треснетъ,
Однако попугай убитый не воскреснетъ.
LI.
Коршунъ.
Брюхато брюхо, льзя ль по русски то сказать?
Такъ брюхо не брюхато,
А чрево не чревато,
Такихъ не можно словъ между собой связать.
У коршуна брюшко иль стльно, иль жеребо,
Отъ гордости сей зврь взираетъ только въ небо:
Онъ сталъ павлинъ, не скажутъ ли мн то,
Что коршунъ вить не зврь, но птица?
Не бесконечна ли сей критики граница?
Что
Худова въ томъ, коль я сказалъ жеребо?
Для римы положилъ я слово то, для, небо:
А ето пріискавъ и нсколько былъ радъ,
Остался въ точности, какъ должно быти, складъ:
То шутки, каковы Рондо, Сонетъ, Балладъ,..
Отъ етова писцы не рдко отбгаютъ,
Однако то они когда пренебрегаютъ:
Жеребо, положилъ, не радиль римы я?
Но симъ испорченаль хоть мало мысль моя.
Напрасно кажется за то меня ругаютъ,
Что я неслыханну тутъ риму положилъ:
Я критики за то себ не заслужилъ.
Жеребо слово я ошибкой не считаю,
А вмсто басни той сію теперь сплетаю:
Былъ коршунъ гордъ,
Какъ чортъ,
Да только онъ смотрлъ не въ адъ, но въ небо.
А черти смотрятъ въ адъ.
Не мните критикой мн сею дати матъ:
Не зрю ошибки я, что я сказалъ жеребо:
Но къ притч приступлю. Сталъ коршунъ быть павлинъ,
Въ ево онъ перьяхъ былъ великой господинъ.
Но птицы протчія безумца ощипали,
Такъ брюхо гордое и горды мысли пали.
Кто хочетъ, можетъ онъ писателя винить,
Однако должно ли писателя бранить,
А ето слытали мои исправно уши:
Но кто переведетъ на свт подлы души!
LII.
Парисовъ судъ.
У парниковъ сидли три богини,
Чтобъ ихъ судилъ Парисъ, а сами ли дыни,
Россійской то сказалъ намъ древности толмачь,
И стихоткачь,
Который сочинилъ какой то глупой плачь,
Безъ склада
И безъ лада.
Богини были тутъ: Паллада,
Юнона,
И матерь Купидона.
Юнона подавилась,
Парису для тово прекрасной не явилась,
Минерва,
Напилась какъ стерва,
Венера,
Парису кажется прекрасна безъ примра.
Хотя и вс прекрасны были,
Прекрасны таковы Любовь, Надежда, Вра.
А сидя обнажась весь стыдъ они забыли.
Парисъ на судъ хоть селъ,
Однако былъ онъ глупъ, какъ лосось или оселъ.
Кокетку сей судья двумъ бабамъ предпочелъ,
И разсердилъ онъ ихъ, какъ пчельникъ въ уль пчелъ,
И дло онъ прочелъ
Екстрактъ и протоколъ:
Дій за ето ево не взрютилъ чуть на колъ.
Венера возгордилась,
Дочь мозгова зардилась,
Юнона разсердилась,
Пріяма за ето остригла и обрила.
И Трою разорила.
LIII.
Несмысленныя писцы.
Вши въ самой древности читать, писать умли
И псни пли.
Всползла
Во удивленье взору,
На ту священну гору
Гд музы, вошь была котора зла,
И стала возглашать во злоб и роптаньи,
О правд, честости, о добромъ воспитаньи.
Не слушаетъ ни кто что тамъ поетъ та вошь,
Извстно что у вши нтъ псней ни на грошь.
Когда бы пла мышь, мышь кошка бъ изловила,
А вшамъ такихъ угрозъ природа не явила,
Такъ музы разсердясь и въ жалобахъ своихъ,
Хотя вши голосъ тихъ,
И пла вошь не шумно,
Ко зевсу кликнули соткавъ прекрасный стихъ:
Со вшами музамъ брань имти и безумно,
Но зевсъ не движимъ пребывалъ,
И говорилъ: я вшей и съ роду не бивалъ,
А естьли мн убить ее за гнусны псни,
Въ которыхъ ни чево нтъ кром только плсни,
Такъ лутче мн побить безмозглыхъ тхъ,
Которы мнятъ искать во гнусности утхъ:
Да ето строго,
Въ иномъ сел людей останется не много:
А на срамную вошь не брошу грома я:
Не оскврнится въ вкъ рука моя.
О музы! должно вамъ отнын вчно рдиться:
Что вы могли на тварь гнуснйшу разсердиться:
Воспла вошь, но что?
Не вдаетъ ни кто:
Но кто хвалили то?
Хвалили т одни, кто сами вс ничто.
Которыя сей вши хвалили бездлушки,
Не стоятъ гады т и вс одной полушки.
LIV.
Лисица и статуя.
Я вдаю что ты Парнасскимъ духомъ дышешъ,
Стихи ты пишешъ.
Не возложилъ ни кто на женскій разумъ узъ:
Чтобъ дамамъ не писать, въ которомъ то закон?
Минерва женщина, и вся бесда Музъ,
Не пола мужеска на Геликон,
Пиши! не будешъ тмъ ты менше хороша,
Въ прекрасной быть должна прекрасна и душа.
А я скажу то смло,
Что самое прекраснйшее тло,
Безъ разума, посредственное дло.
Послушай что теб я нын донесу,
Про лису:
Въ какомъ то статую она нашла лсу:
Венера то была работы Праксителя.
Сполпуда говоритъ лисица словъ ей мля,
Промолви кумушка, лисица ей ворчитъ,
А кумушка молчитъ.
Пошла лисица прочь, и говоритъ лисица:
Прости прекрасная двица,
Въ которой нтъ ни капельки ума,
Прости прекрасная и глупая кума.
А ты то вдаешъ, Хераскова, сама,
Что кумъ такихъ довольно мы имемъ,
Хотя мы дуръ и дураковъ не семъ.

Къ Елисавет Васильевн Херасковой.

LV.
Ворона.
Не принимайтеся безумцы смло,
За то вы дло,
Которо выше вашихъ силъ,
О естьли бы когда кто ето испросилъ!
Тогдабъ невжество напрасно не потло.
Орелъ овечку ухвативъ ее унесъ,
И поднялъ до небесъ:
Противъ орла овцамъ худая оборона.
Что длаетъ орелъ,
Увидла ворона,
Къ тому же дйствію и въ ней огонь горлъ,
Подобно ухватить овечку захотла,
И такъ же какъ орелъ поднять,
Да силы нгд взять:
Минутъ десятка стри ворона попотла:
Усталъ геройской духъ.
Высокомріемъ ворона ослпилась,
И какъ репейной кустъ къ овечк прицепилась:
Пришелъ пастухъ.,
И взялъ обухъ,
И зачалъ онъ тазать героя прицепленна,
И снялъ съ овцы героя утомленна,
И далъ герою онъ ударъ,
И выбилъ вонъ геройской жаръ.
LVI.
Лошаки и воры.
Лошакъ монеты везъ,
Другой овесъ,
И кто изъ нихъ честняй они имли споры.
Скончали такъ они о чести разговоры:
Честняе тотъ изъ нихъ, которой деньги везъ,
А тотъ подляй, которой везъ
Овесъ.
Напали воры:
Сказали лошаку, которой везъ
Овесъ.!
Вези ты свой овесъ,
Куда ево ты везъ:
И лошаковъ на волю отпустили,
Лишъ только деньги ухватили,
И деньги унесли. Какая ето честь,
Котору можетъ воръ унесть!
LVII.
Заяцъ и червякъ.
На зайца, я не знаю какъ,
Вскарабкался червякъ.
Во всю на немъ червячью волю,
Червякъ летитъ по чисту полю!
Другимъ червямъ кричитъ гордяся на бгу,
Рабята видитель, какъ я бжать могу?
Тому хвалиться славой втун,
Каковъ бы кто ни былъ почтеніемъ высокъ,
Ково привяжетъ рокъ,
Безъ дальняго достоинства къ фортун.
Въ прямомъ достоинств велика похвала,
И состоитъ изъ чести,
А протчая мала,
И состоитъ изъ лести.
LVIII.
Змя и пила.
Не устремляйтеся тово критиковать,
Ково немножичко трудненько подкопать,
Вс ваши зборы,
И наплетенны вздоры,
Не здлаютъ ему малйшаго вреда,
А вамъ надлаютъ премножество стыда.
Змя нашла пилу: зверокъ ее то взгляду.
Змя не думастъ усердно ни о комъ,
И не скупится тратить яду,
Грызетъ пилу и лижетъ языкомъ,
Что больше вкругъ пилы она яряся вьется,
То больше крови льется,
И проливая кровь потокомъ изъ себя,
Пилу губя,
Кровь собенну за кровь чужую почитаетъ,
И кровью таетъ.
Пилу пилитъ,
Языкъ болитъ,
Истрескалися губы.
Увидла змя, переломавши зубы,
Что тронута она была,
А не пила.
LIX.
Васнлью Ивановичу Майкову.
Послушай, Майковъ ты, число у насъ любовницъ
Размножилося такъ, какъ розы на кустахъ,
Но то въ подсолнечной везд во всхъ мстахъ.
Я чту двицъ, утхъ во младости виновницъ.
Почтенна ли любовь,
Когда пылаетъ кровь?
Старуха скажетъ,
И ясно то докажетъ,
Что ето пагубно для насъ и для двицъ:
И стерла бы она красу съ двичьихъ лицъ,
Употребила бы на то она машины,
Чтобъ были и у нихъ по красот морщины.
А я скажу не то:
Да что?
Любовь и въ городахъ и въ селахъ,
Похвальна: лишъ была бъ она въ своихъ предлахъ,
Красавица сперьва къ себ любовь измрь:
Безъ основанія любовнику не врь,
Хотя бы онъ теб съ присягой сталъ молиться,
Дабы въ Ругательство двиц не ввалитьс^,
На красоту,
Разскаску я сплету:
Пастухъ любилъ пастушку,
Какъ душку,
И клялся: я тебя своею душкой чту.
Красавица не вритъ,
И думаеть она: любовникъ лицемритъ:
Не всякой человкъ на свт семъ Пирамъ!
Боится, изъ любви родится стыдъ и срамъ.
Сказали пастуху, пастушка умираетъ,
И гробъ уже готовъ:
Жесточе естьли что любовнику сихъ словъ?
Пастухъ оставшихъ дней уже не разбираетъ,
Дрожитъ,
И памяти лишенъ къ пастушк онъ бжитъ.
Во время темной нощи,
Густой въ средину рощи.
И вынявъ ножь себя онъ хочетъ умертвить:
Но ищетъ онъ любезной,
Желая окончать при ней такой вкъ слезной:
Сіе въ сіи насъ дни не должноль удивить?
И частоль таковы льзя врности явить?
А волку трудно ли овечку изловить?
Воспламененіе Дидон было грозно,
Филида плакала, но каялася позно.
Пастушки пастуха увидя ясно страсть.
И не бывя больной всклепала ту напасть,
Она кричитъ: Увы! тебя смерть люта сскла,
Увяла роза днесь и лилія поблкла.
Но скоро сталъ пастухъ какъ прежде былъ онъ бодръ:
И превратился гробъ во брачный тамо одръ.
Не всякъ ли человкъ въ участіи особомъ.
Пастушк гробъ сталъ одръ, Дидон одръ сталъ гробомъ…
Судьбина всякаго различно вить даритъ,
Дидона на костр горитъ,
Пастушка въ пламени судьбу благодаритъ.
Когда ввряется кому какая двка,
Такъ помнилабъ она, что ето не издвка,
А сколько двушка раскаясь ни вздохнетъ,
И сколько ужъ она злодя ни клянетъ,
Въ томъ прибыли ей нтъ.
LX.
Змя и Мужикъ.
Змя ползла:
И какъ она ни зла,
И жестока укуской,
Но зляй ее морозъ,
Гораздо отъ нево бываетъ больше грозъ.
Замерзъ червякъ: морозъ былъ ето Русской,
Не Греческой и не Французской,
Не римской, въ истинну морозъ былъ ето русской:
Пусть Федръ о томъ писалъ, Делафонтенъ, Есопъ:
Застылъ у червяка и хвостъ и лопъ,
Такъ русской былъ морозъ: могли замерзнуть губы,
И барабанить зубы:
Змя была безъ шубы,
У змй и денегъ нтъ:
А шубы вить не всякъ безденежно даетъ.
Въ лсу, рубя дрова, ее мужикъ увидлъ:
Мужикъ былъ простъ, и смлъ:
И сколько онъ умлъ
Змю всей силой грлъ.
Не много знать мужикъ змй лютыхъ ненавидлъ,
Ворошится моя
Змя,
И выдержавъ судьбу гораздо ловку,
Вздымаешъ ужъ головку:
Очнулась тварь сія,
Хотя и потерпла:
Пришла къ ней жизнь, и злоба закипла.
Лишъ только ожила змя, и зашипла,
И жало высунувъ на мужика,
Бросается на дурака,
Но дло стало по шумняе,
Мужикъ сталъ быть умняе,
И взявъ топоръ змю разскъ.
Злодй доколь не вылзетъ изъ кожи,
Не перемнитъ рожи:
И сверьхъ того: злодй во вкъ,
Неблагодарный человкъ.
LXI.
Лягушка.
Герой отъ кореня преславна,
Надутый спсью паче мръ,
Отъ витязей влекъ родъ издавна,
Которыхъ воспвалъ Гомеръ:
Герой узрлъ вола къ досад
Велика жирна толста въ стад:
И тако рыцарь говорилъ:
О жители, во грязномъ мор!.
Какъ лапы я въ вол багрилъ,
Сіе увидите вы вскор.
——
Но прежде буду раздуваться, ,
И буду такъ великъ какъ онъ:
Повсюду станетъ раздаваться,
Сей гласъ: лягушка стала слонъ.
Вздувается, но тло мало, .
Ни чудь еще быкомъ не стало,
Говядины нтъ вида тутъ:
Вс силы собираетъ душка,
Но множа сей претяжкій трудъ,
О боги! треснула лягушка.
LXII.
Сказка 1.
Мужикъ у мужика укралъ съ двора корову,
И въ город продавъ камку себ купилъ.
Купилъ, и къ празднику скроилъ жен обнову.
Съ другова онъ двора быка себ стащилъ.
И ласку показавъ хозяюшк сугубу,
Сшилъ бострокъ, а теперь купилъ ей кунью шубу.
Молодка на себя надвъ такой нарядъ,
Ужъ не работала, прелестна быть старалась,
И двумъ дтинушкамъ угодна показалась.
Они нечаянно нашли какъ будто кладъ.
Подпали молодцы, она не покрпидась:
Начто же и нарядъ, когда бы не склонилась?
Одинъ изъ нихъ былъ тотъ, чей быкъ намнясь пропалъ,
Другой, корова чья намнясь съ двора пропала.
Молодка таинства въ себ неудержала:
Какъ тотъ такъ и другой про воровство спозналъ,
Передъ судьею тать, подробно обличился:
Не зналъ какъ вышло то, однако повинился.
Побитъ. И велно, какъ судъ опредлилъ,
Чтобъ тотчасъ онъ быка съ коровой заплатилъ.
Какъ не тужить ему? Онъ плакалъ безъ отрады,
Пришло на рынокъ несть вс женнины наряды.
Не плачь любезный мужъ, рчь женнина была,
Тебя мн только жаль, а я свое взяла.
LXIII.
Сказка 2.
Жилъ нкакой мужикъ гораздо не убого,
Всево, что надобно для..дому, было много,
И словомъ то сказать: сыта была душа.
Хотя онъ былъ и старъ, однако не скрпился,
И въ старости своей на двушк женился:
А двушка была гораздо хороша.
Ему понравилось при старости, пріятство,
А ей понравилось при младости, богатство,
И такъ желанье ихъ въ одинъ попало ладъ.
Женился старичокъ хотя и не въ попадъ:
Прискучилося ей и день и ночь быть съ ддомъ,
И познакомилась молодушка съ сосдомъ.
Велла нкогда, какъ куры станутъ пть,
Прійти молодчику повеселиться въ клть,
И давъ ему ключи, ждетъ полночи утшно:
Старикъ заснетъ, такъ ей все будетъ безпомшно.
Пришелъ молодчикъ въ клть, а въ тотъже часъ на дворъ,
Какъ будто зговорясь пришелъ за нимъ и воръ.
И какъ ни крался онъ, сабаки забрехали,
Хоть двери вору въ клть войти не помшали:
Не надобенъ обухъ, замка на дверяхъ нтъ.
Подумалъ молодецъ, что старой хрычь идетъ:
Насилу вспомнился какъ выкрасться оттол,
А выкравшись бжалъ какъ ужъ не можно бол,
Сабаки лаяли: ахъ, жонушка вставай,
Мужъ старой говорилъ, я слышу въ дом лай,
Конечно на двор моя голубка воры.
Не нравны жонушк т были разговоры:
Она сердилася безмрно на сабакъ,
И мужу говоря, сабаки лаютъ такъ.
Заснулъ старикъ: своя молодк воля стала.
Вскочила, изъ избы какъ можно уплетала.
Вбжала въ клть, и въ ней сосдушка быть мнитъ,
И говоритъ ему: теперь мой старой спитъ,
Потшимся съ тобой. Изрядныя потхи!
Хозяйка вору красть не здлала помхи.
Она пошла назадъ, а воръ пошелъ домой,
И что онъ захватилъ, то все унесъ съ собой.
И говорилъ себ: хотя мн ето странно,
Однако въ ету ночь я щастливъ несказанно.

Конецъ VI Книги.

САТИРЫ.

I.
Піитъ и Другъ ево.
Другъ.
Во упражненіи расхаживая здсь,
Вперилъ конечно ты въ трагедію умъ весь,
Въ очахъ, во всемъ лиц теперь твоемъ премна,
И ясно что въ сей часъ съ тобою мельпомена.
Піитъ.
Обманываяся, любезный другъ, внемли!
Я такъ далекъ отъ ней, какъ небо отъ земли.
Другъ.
Еклогу — — —
Піитъ.
Пастухи, луга, цвты, зефиры,
Толико жъ далеки, хочу писатв сатиры,
Мой разумъ весь туда стремительно течетъ.
Другъ.
Но что отъ жалостныхъ тебя днесь драмъ влечетъ?
Піитъ.
Въ Петропол они всему народу вкусны,
А здсь и городу и мн подобно гнусны!
Тамъ съдутся для нихъ внимати и молчать,
А здсь орехи грызть, шумти и кричать,
Благопристойности не допуская въ моду,
Во своевольствіе преобратя свободу:
За что жъ бы, думаютъ, и деньги съ насъ збирать,
Коль было бы не льзя срамиться и орать:
Возможно ль автору смотрть на то спокойно:
Для зрителей такихъ трудиться не достойно.
Другъ.
Не всхъ мы зрителей симъ должны обвинить:
Безумцовъ надобно однихъ за то бранить:
Не должно критики употребляти строго.
Піитъ.
Но зрителей въ москв такихъ гораздо много:
Крикунъ, какъ колоколъ, единый оглушитъ,
И автора всево терпнія лишитъ:
А естьли закричатъ пять дюженъ велегласно,
Разумныхъ зрителей вниманіе напрасно.
Другъ.
Сатиры пишучи ты можешь досадить,
И сею самъ себя досадой поврдить:
На что мн льстить теб? я въ дружб не таюся.
Піитъ.
А я невжества и плутней не боюся,
Противъ прямыхъ людей почтеніе храня:
Невжи какъ хотятъ пускай бранятъ меня,
Ихъ тсто никогда въ сатиру не закиснетъ:
Я брань ни у ково на ворот не виснетъ.
Другъ.
Не брань одна врдитъ: побольше брани есть,
Чмъ можно учинить твоей сатир мсть:
Лжецъ, вымысоомъ, тебя въ народ обезславитъ,
Судья соперника не праведно оправитъ,
Озлобясь мжевщикъ полполя отрядитъ.
А лавошникъ не дастъ товару на кредитъ,
со съзжей поберутъ людей за мостовую,
Кащей теб съ родней испортитъ мировую.
Піитъ.
Когда я истинну народу возвщу,
И нсколько людей сатирой просвщу,
Такъ люди честныя, мою зря миру службу,
Противъ бездльниковъ ко мн умножатъ дружбу:
Невжество меня ни чмъ не возмутитъ,
И росская меня паллада защититъ,
Не малая статья ея безсмертной сдавы,
Чтобъ были чищены ея народа нравы.
Другъ.
Но скажетъ ли судья винилъ не право онъ?
Онъ будетъ говорить: винилъ тебя законъ.
Піитъ.
Пускай винитъ меня, и что мн онъ ни скажетъ,
Изъ дла выписки онъ разв не покажетъ?
Другъ.
Изъ дла выписки, во четверти земли,
Подьячій нагрузитъ вракъ цлы корабли,
И разумъ въ дл томъ онъ весь переломаетъ,
Поймешь ли ты, чево онъ самъ не понимаетъ?
Удобняй проплясать, коль псенка не въ тактъ,
Какъ мыслямъ вобразить подьяческой екстрактъ.
Екстрактъ тебя одной замучитъ долготою:
И спросятъ: выпиской доволенъ ли ты тою:
Ты будешь отвчать: я дла не пойму,
Такъ скажутъ: дай вину ты слабому уму,
Которымъ ты съ толпой вралей стмхи кропаешь,
И дловыхъ людей въ бесчестіи купаешь.
А я даю совтъ: ты то предупроди,
Или сатирствуя ты по миру ходи.
Піитъ.
Гд я ни буду жить, въ москв, въ лсу иль пол,
Богатъ или убогъ, терпть не буду бол,
Безъ обличенія, презрительныхъ вещей.
Пускай злодйствуетъ безсмертный мн кащей,
Пускай кащеиха со всмъ меня ограбитъ,
Мое имніе и здравіе ослабитъ,
И крючкотворцы вс и мыши изъ архивъ,
Стремятся на меня, докол буду живъ,
Пускай плуты попрутъ и правду и законы:
Мн сыщетъ истинна на помощь обороны:
А естьли и умру отъ пагубныхъ стей,
Монархиня по мн покровъ моихъ дтей.
Другъ.
Бездльство на тебя отраву усугубитъ:
Измощенный кащей вить зеркала не любитъ:
Старух мнящейся блистати какъ луна,
Скажи когда нибудь: изморщилась она,
И что ея краса выходитъ ужъ изъ моды:
Скажи слагателю нестройной самой оды,
Чтобъ бросилъ онъ ее не напечатавъ въ печь:
Скоряе самово тебя онъ станетъ жечь:
Неправеднымъ судьямъ сказать имй отвагу,
Что рушатъ дерзостно и честность и присягу…
Скажи откупщику жаднйшему: онъ плутъ,
И дастся орденомъ ему ременной жгутъ:
Скажи картежнику: онъ обществу отрава:
Не плутня де игра, онъ скажетъ, но забава.
Спроси за что душа приказная дретъ:
Онъ скажетъ, то за трудъ изъ чести онъ беретъ.
За что ханьжа на всхъ проклятіе бросаетъ:
Онъ скажетъ: души ихъ проклятіемъ спасаетъ.
Противу логики кто станетъ отвчать,
Такова никогда не льзя изобличать:
А логики у насъ и имя рдкимъ встно,
Такъ трудно доказать, безчестно что иль честно.
Піитъ.
Еще трудняй того бездльство зря терпть,
И видя ясно все, молчати и кипть.
Докол дряхлостью иль смертью не увяну,
Противъ пороковъ я писать не перестану.
II.
Кривой толкъ.
Не видимъ никогда мы слабостей своихъ,
Намъ мнится все добро что зримъ въ себ самихъ.
Пороки, кои въ насъ, вмняемъ въ добродтель,
Хотя тому одинъ нашъ страстный умъ свидтель:
Лишъ онъ доводитъ то, что то конечно такъ:
И добродтеленъ и мудръ на свт всякъ.
Пороки отошли, невжество сокрылось,
Иль будетъ такъ, когда того еще не зрилось.
Буянъ закаится по улицамъ летать,
А петиметеръ вздоръ предъ дамами болтать.
Не будетъ пьяница пить кром только квасу,
Подьячій за письмо просить себ запасу,
Дьячкамъ понамарямъ умершихъ будетъ жаль,
Скупой ущедрившись состроитъ госпиталь.
Когда жъ надяться премн быть толикой?
Когда на яузу сойдетъ иванъ великой
И на неглинной мы увидимъ корабли,
Волкъ станетъ жить въ вод, блуга на земли,
И будетъ омывать нева кремлевы стны.
Но скоро ль таковой дождемся мы премны?
Всякъ хочетъ щеголять достоинствомъ своимъ,
И думаетъ онъ все изящнйшее съ нимъ:
Льстецъ мыслитъ ни когда, что онъ безмрно гнусенъ,
Онъ мыслитъ то, что онъ какъ жить съ людьми искусенъ:
Коль нужда въ комар, зоветъ ево слономъ,
Когда къ боярину придетъ съ поклономъ въ домъ,
Сертитъ предъ мухою боярской безъ препоны,
И отъ жены своей ей длаетъ поклоны.
Скупой съ усмшкою надежно говоритъ:
Желудку что ни дай, онъ все равно варитъ.
Вина не любитъ онъ, здоровяе де пиво,
Пить вины фряжекія, то очень прихотливо,
Отецъ де мой весь вкъ все медъ да пиво пилъ,
Однако онъ всегда здоровъ и крпокъ былъ.
Безумецъ, не о томъ мы рчь теперь имемъ,
Что мы о здравіи и крпости жалемъ.
Сокровище свое ты заперъ въ сундуки:
И опираяся безноженъ на клюки,
Забывъ здоровъ ли ты теперь или ты боленъ.,
Кончая дряхлый вкъ со всмъ бы былъ доволенъ,
Когда бы чаялъ ты, какъ станешь умирать,
Что льзя съ собой во гробъ богатство все забрать.
Здоровье ли въ ум? мшки ты въ мысли числишь,
Не спишь, ни шь, ни пьшь, о деньгахъ только мыслишь,
Въ которыхъ, коль ты ихъ не тратишь, нужды нтъ,
Ты мнительно богатъ, такъ мысли твой весь свтъ.
Чтожъ мыслитъ о себ безмозглой петиметеръ?
Гд въ людяхъ умъ живетъ, въ немъ тамо пыль и втеръ.
Онъ думаетъ на томъ премудрость состоитъ,
Коль кудри хороши, кафтанъ по мод сшитъ,
И что въ пустой ево глав едина мода,
Отличнымъ чтитъ себя отъ подлаго народа.
Старуха своея лишенна красоты,
Ругается смотря на свтски суеты.
Вступила двушка съ мущиной въ рчь свободно,
Старух кажется то быть не благородно.
Ей мнится: доведутъ до худа т слова.
Я, мнитъ, во младости была не такова.
То станется, что ты по меньше говорила,
Но молча можетъ быть, и больше что творила.
Невжа говоритъ: я помню чей я внукъ,
По ддовски живу, не надобно наукъ:
Пускай убытчатся уча рабятокъ моты,
Мой мальчикъ не ученъ, а въ т жъ пойдетъ вороты.
На прикладъ: о звздахъ потребны ль всти мн,
Иль знать ерусалимъ въ которой сторон,
Иль съ кмъ темираксакъ имлъ войны кровавы?
На что мн, чтобы знать чужихъ народовъ нравы,
Или вперятися въ чужія языки?
Какъ будто безъ тово ужъ мы и дураки.
Что онъ невжественъ живетъ, о томъ не тужитъ,
И мнитъ онъ, то ему еще ко слав служитъ,
А естьли, что наукъ не должно людямъ дать,
Не вскользь, доводами захочетъ утверждать:
Тогда онъ бредитъ такъ, какъ можетъ быть извсно,
Живущимъ на земли, строеніе небесно?
Кто можетъ то сказать, что на неб бывалъ?
До солнца и соколъ еще не долеталъ.
О неб разговоръ ученыхъ очень пышенъ,
Но что? то только вздоръ, и весь ихъ толкъ излишенъ.
Мы вдаемъ то вс, какъ вренъ календаръ,
Отъ стужи стынетъ кровь, а тамъ написанъ жаръ.
Но ты не вдая ни малыхъ силъ науки,
Лишася и того. что будетъ честь отъ скуки!
Ищи тутъ правды, гд не думано о ней,
И проклинай за то ученыхъ ты людей.
О правахъ брдитъ такъ: я плюю на расказы:
Сплетенны за моремъ, потребно знать указы.
Не спорю, но когда сидишь судьею гд,
Разсудокъ надобно ль имть теб въ суд?
Коль теменъ разумъ твой, темно и вображенье,
Хоть утромъ примешься сто разъ за уложенье.
Обманщикъ думаетъ: то глупой человкъ,
Который ни ково не обманулъ во вкъ,
Погибнетъ де тмъ честь, да ето дло мало,
Во мн де никогда ее и не бывало.
Когда де по ея намъ правиламъ ходить,
Такъ больше намъ уже и куръ не разводить.
Тотъ гордостью надутъ людей въ ничто вмняетъ,
Въ пустой себя глав съ іюліемъ равняетъ,
И мыслитъ: естьли бъ онъ на свт былъ ево,
Герой бы сей предъ нимъ не стоилъ ни чево.
Что жъ гордости сея безмрныя причина?
Не знаю: гордой нашъ дтина какъ дтина.
Съ чево жъ онъ сходенъ съ нимъ? на сей скажу вопросъ:.
Что есть и у нево и въ томъ же мст носъ.
Иному весь титулъ, что только благороденъ,
Красися тмъ мой другъ, что обществу ты годенъ.
Коль хочешъ быть почтенъ за свой высокой родъ,
Яви отечеству того достойный плодъ!
Но зрящу мн въ теб передъ собой урода,
Прилично ли сказать: высокаго ты рода?
Ты честью хвалишься, котора не твоя:
Будь пращуръ мой катонъ, но то катонъ не я.
На что о праддахъ такъ много ты хлопочешь,
И спесью дуешся? будь правнукъ чей ты хочешь:
Родитель твой былъ пирръ, и ахиллесъ твой ддъ,
Но естьли ихъ кровей въ теб и знака нтъ,
Какова ты осла почтить себя заставишь?
Твердя о нихъ себя ты пуще обезславишь:
Такой ли, скажутъ, плодъ являетъ намъ та кровь.
Посянъ ананасъ, родилася морковь.
Не побдителя, кляченка возитъ, воду,
Хоть буцефалова была бъ она приплоду.
Но чмъ увришь насъ о прабабкахъ своихъ.
Что не было утхъ стороннихъ и у нихъ?
Ручаешься ли ты за врность ихъ къ супругамъ,
Что не былъ ни къ одной кто съ боку взятъ къ услугамъ,
Что всякая изъ нихъ лукреція была,
И каждая по днесь все пирровъ родъ вела?
Прерви свой муза Гласъ, престань пустое мыслить!
Удобняе песокъ на дн морскомъ исчислить,
Какъ наши дурости подробно перечесть.
Да и на что, когда дается вракамъ честь?
III.
О благородств.
Сію сатиру вамъ дворяня приношу!
Ко члнамъ перьвымъ я отечества пишу.
Дворяня, безъ меня, свой долгъ довольно знаютъ,
Но многія одно дворянство вспоминаютъ,
Не помя что отъ бабъ рожденныхъ и отъ дамъ,
Безъ исключенія всмъ праотецъ адамъ.
На то ль дворяня мы, чтобъ люди работали,
А мы бы ихъ труды по знатности глотали?
Какое барина различье съ мужикомъ?
И тотъ, и тотъ земли одушевленный комъ.
И естьли не ясняй умъ барской мужикова,
Такъ я различія не вижу ни какова.
Мужикъ и пьетъ и стъ, родился и умретъ,
Господской такъ же сынъ, хотя и слаще жретъ,
И благородіе свое не рдко славитъ,
Что цлый полкъ людей на карту онъ поставитъ.
Ахъ! должно ли людьми скотин обладать?
Не жалко ль? можетъ быкъ людей быку продать?
А во ученіи имемъ мы дороги,
По коимъ посклизнуть не могутъ наши ноги:
Единой шествуя въ дали увидя дымъ,
Я твердо заключу, что тамъ огонь подъ нимъ.
Я знаю опытомъ, пера тяжел камень,
И льда не вспламенитъ и жесточайшій пламень:
По щету вдаю, что десять, пять да пять,
Но ето не верста, едина только пядь:
Шагнуть и безъ наукъ искусно мы умемъ:
А всей премудроети цль дальную имемъ,
Хотя и вчно къ ней не можемъ мы дойти,
Но можемъ на пути сокровище найти.
Периклъ, алькивіядъ наукой не гнушались,
Начальники ихъ войскъ наукой украшались:
Великій александръ, и ею былъ великъ,
Науку храбрый чтитъ внчанный фридерикъ,
Петромъ она у насъ петрополь услаждаетъ,
ЕКАТЕРИНА вновь науку насаждаетъ.
Не можно никогда науки презирать:
И трудно безъ нея намъ правду разбирать.
Мн мнится на слпца такой судья походитъ,
Младенецъ коего, куда похочетъ водитъ.
На то ль кому судьба высокій чинъ дала,
Чтобъ онъ подписывалъ, подьячій велъ дла?
Такою слабостью умножатся намъ нищи,
Лишенны имъ на вкъ своей дневныя пищи.
Подьячій согршитъ или простой салдатъ:
Одинъ изъ мужиковъ, другой изъ черни взятъ:
А во дворянств всякъ, съ какимъ бы ни былъ чиномъ,
Не въ титл, въ дйствіи быть долженъ дворяниномъ:
И не простителенъ большой дворянской грхъ.
Начальникъ сохраняй уставы больше всхъ!
Дворянско титло намъ изъ крови въ кровь ліется,
Но скажемъ: для чево дворянство намъ дается.
Коль пользой общества мой ддъ на свт жилъ,
Себ онъ плату, мн задатокъ заслужилъ:
А я задатокъ сей, заслугой взявъ чужею,
Не долженъ класть ево достоинства мжею:
И трудно ли сію задачу разршить,
Когда не тщимся мы работы довершить,
Для ободренія пристойный взявъ задатокъ,
По праву ль безъ труда имю я достатокъ?
Судьба монархин велла побждать,
И сей имперіей премудро обладать:
А намъ осталося, во дни ея державы,
Ко польз общества, въ трудахъ искати славы.
Похваленъ человкъ не ищущій труда,
Въ которомъ онъ успть не можетъ никогда.
Къ чему способенъ онъ, онъ точно разбираетъ:
Піитомъ не рожденъ, бумаги не мараетъ.
А естьли у тебя безмозгла голова,
Пойди и землю рой, или руби дрова:
Отъ низкихъ боле людей не отличайся,
И предковъ титлами уже не величайся!
Сей ПАВЛА воспиталъ достойнаго коронъ,.
Дабы подобенъ былъ ЕКАТЕРИН онъ,
Съ спиридовымъ валы орловы пребгаютъ,
И купно на водахъ съ нимъ пламечь возжигатъ:
Голицынъ гонитъ рать, румячцовъ нашъ тюренъ,
А панинъ мальборугъ, у неприступныхъ стнъ:
Подобно еропкинъ, въ часъ бднія, не дремлетъ,
И силу дерзскія мегеры онъ отъемлетъ.
А ты, въ комъ нтъ ума, безмозглый дворянинъ,
Хотя ты княжеской, хотя господской сынъ,
Какъ будто женщина дурная не жеманься,
И что теб къ стыду, предь нами тмъ не чванься!
Отъ августа пускай влеченъ твой знатный родъ,
Когда прекрасна мать, а дочь ея уродъ,
Полюбишь ли ты дочь, узришь ли въ ней заразы,
Хотя ты по уши зарой ее въ алмазы?
Коль только для себя ты въ обществ живеть.
И въ пот не своемъ ты съ масломъ кашу шь,
И не собой еще ты сверьхъ того гордишься,
Не дивно ли что ты дружечикъ мой не рдишься?
Безъ крылья хочешь ты летти къ небесамъ,
Достоинъ я, коль я сыскалъ почтенье самъ:
А естьли ни къ какой я должности не годенъ:
Мой предокъ дворянинъ, а я не благороденъ.
IV.
О худыхъ римотворцахъ.
Одно ли дурно то на свт, что гршно?
И то не хорошо, что глупостью смшно.
Піитъ который насъ стихомъ не утшаетъ,
Презрнный человкъ, хотя не согршаетъ.
Но кто отъ скорби сей насъ можетъ исцелить,
Коль насъ бесчестіе стремится веселить?
Когда бъ учились мы, исчезли бъ пухлы оды,
И не ломали бы языка переводы:
Невж ни когда не льзя переводить:
Кто хочетъ поплясать, сперьва учись ходить.
Всему положены, и щотъ, и всъ, и мра:
Сапожникъ кажетея помняе гомера,
Сапожникъ учится, какъ длать сапоги.
Пирожникъ учится, какъ длать пироги:
А поваръ иногда коль стряпать онъ уметъ,
Доходу боле профессора иметъ,
Въ поезіи ль одной уставы таковы,
Что къ нимъ не надобно ученой головы?
Въ другихъ познаніяхъ текли бы мысли дружно:
А во поезіи еще и сердце нужно.
Въ иной наук вкусъ не стоитъ ни чево:
А во поезіи и можно безъ нево.
Не вс къ наук сей рожденны человки:
Расинъ и моліеръ во вс ль бываютъ вки?
Кинольтъ, русо, вольтеръ, депро, делафонтенъ,
Плоды ль во естеств обычны всхъ временъ?
И сколько встно намъ, съ начала сама свта,
Четыре раза шли драги къ парнасу лта:
Тогда когда софоклъ и еврипидъ возникъ,
Какъ римскій сталъ гомеръ съ овидіемъ великъ,
Какъ посл тяжкаго поезіи ущерба,
Европа слышала и тасса и мальгерба,
Какъ жилъ депро и живъ онъ брдни осуждалъ,
И противъ совсти кинольта охуждалъ.
Не можно превзойти великаго піита,
Но тщетность никогда величіемъ не сыта.
Луканъ виргилія превсити хотлъ,
Сенека до небесъ съ икаромъ возлетлъ:
Евгеніи ли льзя превсить мизантропа,
И съ ипермнестрою сравнительна ль меропа?
Со мельпоменою вкусъ талію сопрягъ,
Но сталъ онъ таліи и мельпомен врагъ:
Не льзя ни сей ни той теятромъ обладати,
Коль должно хахотать, и тотчасъ зарыдати.
Хвалителю сево скажу я: ето ложь:
Расиновъ, говоритъ, французъ, совмстникъ то жъ.
Двумъ разнымъ музамъ быть не льзя въ одномъ совт.
И говоритъ вольтеръ ко мн въ своемъ отвт:
Когда трагедіи составить силы нтъ,
А къ таліи рчей творецъ не приберетъ,
Тогда съ трагедіей комедію мшаютъ,
И новостью людей безумно утшаютъ,
И драматическій составя родъ таковъ,
Лишенны лошадей впрягаютъ лошаковъ.
И самъ я игрище всегда возненавижу,
Но я въ трагедіи комедіи не вижу.
Умолкни тотъ пвецъ, кому не свойственъ ладъ,
Покинь перо, когда ево не вкусенъ складъ,
И знанья малаго не преходи границы,
Виргилій долженъ нть въ дни сей Императрицы.
Горацій возгласитъ великія дла:
ЕКАТЕРИНА вкъ преславный намъ дала:
Восторга нашего предловъ мы не знаемъ:
Трепещетъ отоманъ, ужъ россы за дунаемъ.
Подъ бендеромъ огнемъ покрылся горизонтъ,
Колеблется земля и стонетъ гелеспонтъ:
Сквозь тучи молнія въ дыму по сфер блещетъ.
Тамъ море корабли турецки въ воздухъ мщетъ,
И кажется съ бреговъ: морски валы горятъ.
А россы бездну водъ во пламень претворятъ:
Россійско воинство везд тамъ ужасъ сетъ:
Тамъ знамя росское, тамъ флагъ россійской ветъ.
Подсолнечныя взоръ имперія влечетъ:
Нева со славою троякою течетъ,
На ней прославленъ ПЕТРЪ, на ней ЕКАТЕРИНА,
На ней достойнаго она взростила сына.
Перемнится кремль во новый намъ сіонъ,
И сердцемъ сверна зримъ будетъ рима онъ:
И тверь, и искорестъ, и многи грады новы,
Ко украшенію россіи ужъ готовы:
Домъ сирыхъ, гд рка москва струи ліетъ,
Въ веселіи своемъ на небо вопіетъ:
Симъ бднымъ сиротамъ была бы смерть судьбиной,
Коль не былъ бы животъ имъ данъ ЕКАТЕРИНОЙ.
А ты петрополь сталъ со всмъ ужъ новый градъ,
Гд зрли тину мы, тамъ нын зримъ евфратъ.
Брегъ невскій каменемъ твердйшимъ украшенный,
И наводненіемъ уже не устрашенный,
Величье новое показываетъ намъ:
Величье вижу я по всмъ твоимъ странамъ,
Великолпныя зрю домы я по всюду,
И вскор, я, каковъ ты прежде былъ забуду.
Въ десятилтнее ты время превращенъ,
Къ едему новый путь по югу намощенъ:
Иду между древесъ, прекрасною долиной,
Во украшенный домъ самой ЕКАТЕРИНОЙ,
Который въ мст томъ взвела ЕЛИСАВЕТЪ,
А кто по храму здсь исакія идетъ,
Храмъ для рожденія узритъ петрова пышный:
Изобразится имъ сей день повсюду слышный.
Узритъ онъ зракъ Петра, гд былъ созженный храмъ,
Сей зракъ поставила ЕКАТЕРИНА тамъ.
Петрополь возгласи съ великой частью свта:
Да здравствуетъ она владя многи лта.
V.
О худыхъ судьяхъ.
Я правъ по совсти, законъ меня винитъ,
И духа моево въ добро не премнитъ.
О боже праведный! сему ли быти можно?
Ршеніе твое судья такое ложно:
И льзя ли вымолвить теб сіи слова?
Душа твоя глупа, или она крива.
На то ли обществу имть судей злочинныхъ,
Дабы законами губити имъ невинныхъ?
О взяткахъ такъ иной стремится бредни плесть!!
Присягу рушу ль я, когда даютъ за честь?
За честь! и подлинно ты далъ ее въ продажу:
Я взяткамъ предпочту бездльникову кражу:
Ему не вврило отечество суда,
И честныхъ онъ людей не судитъ никогда:
О правахъ онъ не мнитъ, ни о судебной форм:
Печется лишъ, какъ ты, неправедно о корм.
Воръ краденыхъ коней въ телгу не впряжетъ,
Поймаютъ и ево, и лошадь, коль заржетъ:
А ты и въ т мста на краж призжаешь,
Гд множество судя людей распоряжаешь,
Легко ли видти мн хищныхъ сихъ зврей,
Съ приданымъ краденымъ богатыхъ дочерей?
А т которыя бездльство ихъ поносятъ,
У нихъ же ластятся и милостины просятъ.
Сатирой ли сіи я строки нареку,
Коль слезный ими токъ у бдныхъ извлеку!
Судящимъ сохранять пристойняе законы,
Какъ строить безъ ума невжамъ лексиконы,
Чтобъ былъ языкъ и чистъ и твердъ и справедливъ,
И алфабетныхъ нтъ когда еще архивъ:
Была бы только та жъ написана тамъ буква:
Смшенно въ сей бурд, бурда, бодья и брюква,
Въ трехпудный лексиконъ когда ища взгляну,
Въ минуту я глаза до цли дотяну:
А бдный дворянинъ въ архив долго рыщетъ,
И года въ два себя по алфабету сыщетъ,
Причина лексиконъ состроенъ сей не въ тактъ.
Въ три фуета выписка слыветъ у насъ екстрактъ.
Мн кратко нкогда вралъ нкто во бесд:
По утру началъ онъ, а кончилъ во обд:
А я дрмалъ тогда: екстракты таковы
Не истинна ли то! судьи, скажите вы,
Которы, такъ какъ я, екстракты слыша дрмлютъ,
И что написано въ дрманіи не мнемлютъ.
А есть ли бъ не мшалъ дла имъ слушать сонъ,
То жъ было бъ и тогда, въ екстракт скрытъ законъ,
Они наполнены витійствами густыми,
Или ясняй сказать, обрядами пустыми:
Большею частію, одинъ въ екстракт брдъ:
А въ дл существа ни на полушку нтъ.
Судья то выслушавъ, дла переломаетъ,
Хотя ни онъ, ни чтецъ, того ни понимаетъ.
Подпишетъ онъ указъ, и посл замолчитъ,
Хотя обидимый вкъ цлый прокричитъ.
Да гд жъ и выспаться, безъ мста во приказ:
А спать запрещено ль судьямъ когда въ указ?
Судья не виноватъ коль мой потерянъ искъ,
Причина, цлу ночь игралъ судья мой въ вискъ,
Игра де нынче гораздо ета въ мод:
А мода и всево почтенняе въ народ.
Подьячій и дьячекъ быть долженъ грамотй:
Судья безъ грамоты суди и не потй:
А сверьхъ того держись судейской онъ догадки,
Чтобъ посл не висть боярину за взятки!
А ежели и такъ, о чемъ же бы тужить,
Вить намъ на свт семъ двухъ вковъ не прожить.
И естьли потащатъ ево казнить на рынокъ:
Покаясь, онъ еще оставитъ на поминокъ.
VI.
О французскомъ язык.
Взрощенъ дитя твое и сталъ уже дтина:
Учился, наученъ, учился, сталъ скотина:
Къ чему, что твой сынокъ чужой языкъ постигъ,
Когда себ плода не собралъ онъ со книгъ?
Болтать и попугай, сорока, дроздъ умютъ:
Но больше ни чево они не разумютъ.
Французскимъ словомъ онъ въ рчь русскую плыветъ,
Солому пальею, обжектомъ видъ зоветъ.
И рчи русскія ему лишъ т прелстны,
Которы на руси вралямъ однимъ извстны.
Коль должно молвити о чемъ: или о комъ:
На основаніи со всмъ не на такомъ:
Онъ брдитъ безо сна, и безъ стыда и смло,
Не на такой ног я вижу ето дло.
И есть родители желающи тово,
По русски бъ дти ихъ не знали ни чево.
Французски авторы почтенье заслужили,
Честь вку принеся, они въ которомъ жили.
Языкъ ихъ вычищенъ, но всякъ ли моліеръ,
Между французами, и всякъ ли въ нихъ вольтеръ?
Во всхъ земляхъ умы великія родятся:
А глупости всегда жъ и боле плодятся,
И мода странъ чужихъ россіи не законъ:
Мн мнится все равно, присядка и поклонъ.
Объ етомъ инако ЕКАТЕРИНА мыслитъ:
Обрядъ хорошій намъ она хорошимъ числитъ:
Стремится насъ она наукой озарить,
А не въ французовъ насъ не къ стати претворить,
И не оспориму даетъ на то надежду,
Сама въ россійскую облекшися оджду.
Безмозглымъ кажется языкъ россійскій тупъ:
Похлебка ли вкусняй, или вкусняе супъ?
Иль соусъ, просто сосъ, намъ поливки вкусняе?
Или ужъ нашъ языкъ мордовскова гнусняе?
Ни шапка, ни картусъ, ни шляпа, ни челма,
Не могутъ умножать намъ даннаго ума.
Темноволосая равно и блокура,
Когда умна, умна, когда глупа, такъ дура.
Не въ форм истинна на свт состоитъ,
Насъ краситъ вещество, а не по мод видъ:
По мод ткутъ тафты, парчи, обои, штофы,
Однако люди т, ткачи, не философы:
А истинна ни гд еще не знала модъ:
Имъ слпо слдуетъ безумный лишъ народъ.
Разумный мод мнитъ бездлкой быть покоренъ:
Въ длин кафтана онъ со протчими беспоренъ:
А въ разсужденіи онъ слдуетъ себ,
Оставивъ дурака предписанной судьб.
Кто русско золото французской мдью мдитъ,
Ругаетъ свой языкъ и по французски брдитъ.
Языки чужды намъ потребны для тово,
Чтобъ мы читали въ нихъ, на русскомъ нтъ чево,
Извстно что еще книгъ русскихъ очень мало,
Колико ихъ перо развратно ни вломало.
Прекрасенъ нашъ языкъ единой стариной,
Но глупостью писцовъ онъ нын сталъ иной:
И ежели отъ ихъ онъ узъ не свободится,
Такъ скоро ни куда онъ больше не годится.
Піитовъ на руси умножилось число,
И вс примаются за ето ремсло:
Не соловьи поютъ, кукушки то кукуютъ,
И врутъ: и враки т другъ друга критикуютъ:
И только тотъ изъ нихъ помняе навралъ,
Кто мняе еще бумаги замаралъ.
А твой любезный сынъ бумаги не мараетъ,
Въ библіотеку книгъ себ не собираетъ.
Похваленъ онъ и тмъ, что брдитъ на рчахъ,
Парнаса и во сн не видвъ онъ въ очахъ.
На русскомъ прежд быдъ язык сынъ твой шуменъ:
Французскаго хвативъ онъ сталъ со всмъ безуменъ.
VII.
О честности.
Везд и всякой день о чести говорятъ,
Хотя своихъ сердецъ они не претворятъ.
Но что такое честь? одинъ побдой льстился,
И пьянъ со пьянымъ онъ зачесть на смерть пустился:
Другой приятеля за честь поколотилъ:
Тотъ шутку легкую пощочиной платилъ.
Тотъ карты подобравъ безумнова обманетъ,
И на кредитъ ему реванжь давати станетъ.
И вексельно письмо съ ограбленнова взявъ,
Не будетъ поступать по сил строгихъ правъ,
И подождетъ ему дни три ведикодушно,
Такъ сердце таково бсечестію ль послушио?
Иной любовниц врнйшій измнилъ,
Однако зракъ ея ему и посл милъ:
И естьли о любви своей кому что скажетъ:
Онъ честностью о томъ молчать ево обяжетъ.
Оправивъ ябду судьб возноситъ честь,
Благодянія не льзя не превознесть:
И добродтели сыскати гд толикой,
Коль правда продана цною не великой?
Почтенъ и ростовщикъ надъ деньгами въ клти,
Что со ста только взялъ рублевъ по десяти,
И другу услужилъ къ себ напомнивъ службу,
Деревню подъ закладъ большую взявъ за дружбу.
Пречестный господинъ слугъ кормитъ и поитъ,
Хотя ево слуга и не доволько сытъ,
Безъ нужды не отдастъ онъ лишнява въ салдаты,
Какъ разв что купить, иль долга на заплаты,
Однако и за то снабдитъ ево жену,
И даетъ ей куль муки за ту свою вину.
Да чмъ дтей кормить? за чтожъ терпть имъ голодъ?
Такъ ихъ во аукціонъ бояринъ шлетъ подъ молотъ.
Премерзкой суевръ шлетъ ближнева во адъ,
И сетъ на нево во всхъ бесдахъ ядъ.
Премерзкой атеистъ создателя не знаетъ,
Однако тотъ и тотъ о чести вспоминаетъ.
Безбожникъ, можетъ ли тебя почтити кто,
Когда ты самого чтишь Бога за ничто?
И можетъ ли въ твоемъ быть сердц добродтель,
Не знаешь честности, не знаемъ коль содтель,
Который ясно зримъ везд во естеств,
И нтъ сумннія о божьемъ существ?
Скупой нещастными т годы почитаетъ,
Въ которы миръ скирды числомъ большимъ считаетъ
И мыслитъ: не могу продати хлба я,
Земля везд добра и столько жъ какъ моя.
А истинная честь нещастнымъ дать отрады,
Не ожидаючи за то себ награды:
Любити ближняго, творца благодарить,
И что на мысли, то одно и говорить:
А ежели не льзя сказати правды явно,
По нужд и молчать, хоть тяжко не безславно:
Творити сколько льзя всей силою добро,
И не слпилобъ насъ ни злато ни сребро,
Служити ближнему, колико сыщемъ силы,
И благодтели бъ намъ наши были милы:
Съ злодемъ никогда собщенья не имть:
На слабости людски со сожалньемъ зрть:
Не мстити ни кому, кто хочетъ быть исправенъ,
Ты мщеніемъ своимъ не можешъ быти славенъ.
Услуженъ буди всмъ, держися данныхъ словъ,
Будь мдленъ ко вражд, ко дружб будь готовъ!
Когда кто каится, прощай ево безъ мсти,
Не соплетай кому ласкательства и лсти,
Не ползай ни предъ кмъ, не буди и спсивъ,
Не будь нападчикомъ, не буди и трусливъ,
Не будь нескроменъ ты, не буди лицемренъ,
Будь сынъ отечества и государю вренъ!
VIII.
О злословіи.
Мы нгд вс судьи и всхъ хотимъ судить,
Причина, вс хотимъ другъ друга мы вредить.
Въ другихъ и доброе пороча ненавидимъ,
А сами во себ безпутства мы не видимъ.
Поносишь етова, поносишь ты тово,
Не видишь только ты бездльства своево.
Брани бездльниковъ, достойныхъ етой дани,
Однако не на всхъ мчи свои ты брани!
Не длай бранью ты изъ денежки Рубля,
Слона изъ комара, изъ лодки корабля.
Почтенный человкъ брдъ лютый отвращаетъ.
Который въ обществ плутъ плуту сообщаетъ:
Одинъ расказывалъ, другой замлитъ то жь:
Вся млитъ мльница, но что молола? ложь.
Пускай и не твое твоихъ расказовъ зданье,
Но можеть ли сіе имти въ оправданье,
Себ ты честностью въ безчестіи маня,
Когда чужимъ ножемъ заржешь ты меня.
Противно мн, когда я слышу лживы всти:
Противняе еще не правый толкъ о чести:
А толки мн о ней еще чудняе тмъ:
Здсь разныхъ тысячь пять о честности системъ.
И льзя ль искать ума, и дружества и братства,
Гд множество невжъ, и столько жъ тунядства?
О чемъ же съхався въ бесдахъ говорить?
Или молчать: когда пустова не варить?
Въ крику газетчиковъ и драмы утопаютъ,
И ложи и партеръ для крика откупаютъ:
Всечасно и везд другъ друга мы врдимъ,
Не только драмъ однихъ, обденъ не щадимъ.
Ругаемъ и бранимъ: то глупо, то бесчестно,
Хотя и рдкому о честности извстно.
Тотъ тмъ, а тотъ другимъ худенекъ или худъ..
Ко фунту истинны мы лжи прибавимъ пудъ.
А ежели ея и нтъ такъ мы не рдко,
И ложью голою стрляемъ очень мтко.
Не мало знаю я достойныхъ здсь людей,
Но больше и тово хорошихъ лошадей,
Такъ пусть не надобны для нкоихъ науки,
Почтенье принесутъ кареты имъ и цуки.
IX.
Наставленіе сыну.
Вщалъ такъ нкто зря свою кончину слезну,
Къ единородному наслднику любезну:
Той сынъ, любезный сынъ! уже я нын старъ,
Тупетъ разумъ мой и исчезаетъ жаръ:
Готовлюся къ суду, отъиду скоро въ вчность,.
И во предписанну намъ смертнымъ бесконечность,
Такъ я теб теперь какъ жить теб скажу..
Блаженства твоево дорогу покажу.
Конецъ мой близокъ:
А ты пойдешь путемъ, который очень склизокъ:
Хотя и все на свт суета.
Но льзя ли презирать блаженство живота?
Такъ должны мы о немъ всей мыслью простираться,
И что потребно намъ, о томъ всегда стараться.
Забудь химеру ту, слыветъ котора честь,
На что она, когда мн нчево пость?
Не льзя въ купечеств пребыти безъ продажи:
Подобно въ бдности безъ плутни и безъ кражи.
Довольно я теб имнья наплуталъ,
И естьли бъ безъ меня ты ето промоталъ,
На что жь бы для тебя свою губилъ я душу?
Когда представлю то, я все спокойство рушу.
Доходы умножай, гони отъ сердца лнь,
И блу денежку бреги на чорной день.
Коль можко что украсть, украдь, да только скрытно,
И умножай доходъ,
Ты всми образы себ на всякой годъ!
Вить око зрніемъ во вки не насытно.
Коль можешъ обмануть,
Обманывай искусно,
Изобличеннымъ быти гнусно.
И часто нашъ обманъ на вислицу путь.
Не знайся ты ни съ кмъ, беспрочно по пустому,
И съ ложкой къ киселю мчися ты пустому,
Богатыхъ почитай чтобъ съ нихъ имти дань,
Случайныхъ похвалять ихъ выся не устань:
Великимъ господамъ ты ползая покорствуй!
Со всми ты людьми будь скроменъ и притворствуй!
Коль сильный господинъ бранитъ ково,
И ты, съ бояриномъ, брани ево!
Хвали ты тхъ, ково бояря похваляютъ:
И умаляй, они которыхъ умаляютъ!
Глаза свои протри!
И поясняй смотри,
Большія на ково бояря негодуютъ!
Прямымъ путемъ ийти,
Такъ щастья не найти.
Плыви, куда теб способны втры дуютъ!
Противъ такихъ господъ,
Которыхъ чтитъ народъ,
Не говори ни слова:
И чтобъ душа твоя была всегда готова,
Не получивъ отъ нихъ добра благодарить!
Стремися какъ они подобно говорить!
Вельможа что сказалъ, знай слово ето свято,
И что онъ рекъ,
Противъ того не спорь, ты малой человкъ!
О черномъ онъ сказалъ, красно, бояринъ рекъ:
Скажи и ты, что то гораздо красновато!
Предъ низкими людьми свирепствуй ты какъ чортъ:
А безъ того они кто ты таковъ, забудутъ,
И почитать тебя не будутъ,
Простой народъ того и чтитъ который гордъ.
А предъ высокими ты прыгай какъ лягушка,
И помни что мала передъ рублемъ подушка!
Душища въ нихъ, а въ насъ, любезный сынъ мой душка.
Благодари, когда надешься еще
Отъ благодтеля себ имти милость!
А ежели не такъ, признаніе унылость,
И благодарный духъ имешь ты во тщ.
Не длай самъ себ обиды!
Ты честный человкъ пребуди для себя,
Себя единого ты искрнно любя!
Не длай ты себ единому обиды,
А для другихъ имй едины только виды,
И помни свтъ каковъ
Въ немъ мало мудрости, и много дураковъ.
Довольствуй ихъ всегда пустыми ты мстами:
Чти сердцемъ ты себя, другихъ ты чти устами!
Вить пошлины не дашь лаская имъ за то.
Показывай, что ты другихъ гораздо ниже,
И будто ты себя не ставишь ни за что,
Но помни, епанчи рубашка къ тлу ближе!
Позволю я теб и въ карты поиграть,
Когда ты въ т игры умешь подбирать:
И видь игру свою безъ хитрости ты мертву,
Не принеси другимъ себя играя въ жертву!
А етова мой сынъ не позабудь:
Играя, честенъ ты въ игр во вкъ не будь!
Пренебрегай крестьянъ ихъ видя подъ ногами,
Устами чти господъ великихъ^ты богами,
И имъ не согруби,
Однако ни ково изъ нихъ и не люби,
Хотя бъ они достоинство имли,
Хотя бы ихъ дла въ подсолнечной гремли!
Давай и взятки самъ, и самъ опять бри!
Коль нтъ свидтелей, воруй, плутуй сколь можно,
А при свидтеляхъ бездльствуй осторожно!
Добро другихъ людей во худо претвори,
И ни о комъ добра другомъ не говори,
Какой хвалою имъ теб имть нажитокъ?
Явленное добро другимъ теб убытокъ.
Не тщися ни кому, беспрочно ты служить,
Чужой машной себ находки не нажить!
Учоныхъ ненавидь, и презирай невжу,
Имя мысль одну себ на пользу свжу!
Лишъ тмъ не поврдись:
Въ сатиру дерзостнымъ писцамъ не попадись!
Смучай, и рви родства ты узы, дружбы, браковъ,
Во мутной вить вод ловить удобняй раковъ:
Любви, родства, свойства и дружбы ты не знай,
И только о себ единомъ вспоминай!
Для пользы своея тяни друзей въ обманы,
Пускай почувствуютъ тобой и скорбь и раны!
Везд збирай плоды:
Для пользы своея вводи друзей въ бды!
Безчестно брдятъ то, а етово не видно,
Себя мн только долгъ велитъ любить.
Мн ето не обидно,
Коль нужда мн велитъ другова погубить,
Противно естеству себя не возлюбить.
Пускай въ отечество мое бда вселится,
Пускай оно хотя сквозь землю провалится:
Чужое гибни все, лишь былъ бы мн покои.
Не забывай моихъ ты правилъ!
Имніе теб и разумъ я оставилъ.
Живи мой сынъ живи, какъ жилъ родитель твои!
Какъ ето онъ изрекъ, ударенъ онъ былъ громомъ,
И разлучился онъ съ дитятею и съ домомъ:
А сявша душа, толико долго, ядъ
Изъ тла вышла вонъ и сверглася во адъ.
Х.
ОДА.
Отъ лица лжи.
Падите смертны предо мною,
Великая богиня я,
И не сравняется съ иною,
Богини участью моя!
Я ложь: вы скажете безспорно,
Колико стало мн покорно,
Мущинъ, рабятъ, двицъ и бабъ:
Они мн почести сугубятъ:
Одни меня скоты не любятъ,
А въ людяхъ рдкой мн не рабъ.
Мои не притупленны ноги,
Не посклизнутъ отъ сильныхъ лицъ:
Вхожу въ господскія чертоги,
Для соплетенья небылицъ.
Не зрю себ въ иочтеньи мры,
И дамы чтутъ и кавалеры,
Дворяня и бояря чтутъ.
Въ величіи своей я славы,
Преобращаю вс уставы,
И прибыленъ судьямъ мой судъ.
Когда бъ мои прешли законы,
Перемнился бы и свтъ.
Нагая правда безъ препоны,
Напастей множество введетъ:
Повергутся во узы страсти,
Безъ коихъ въ жизни нтъ и сласти,
Свобода не желаетъ правъ:
Отдастся умъ свободный въ узы:
Гнушаются неволи музы:
Томитъ она веселый нравъ.
Хочу вселенною владти,
И къ польз мира вознестись.
Обманъ и лсть, мои то дти:
А ими я могу спастись:
Они въ гонньи мн отрада.
О вы мои любезны чады,
Храните васъ родившу мать.!
Проворство ваше мн извстно,,
Такъ имя вы мое всемстно,
Стремитесь выше воздымать.
Взирайте вы на тмы догадокъ
Къ установленью славныхъ длъ:
Во школы я ввела порядокъ,
И каждому кладу предлъ:
Солгать невжамъ не способно,
Стихи писати имъ удобно,
А лгать учиться надлежитъ:
Они парнасскимъ духомъ дышутъ,
На знаютъ азбуки и пишутъ,
Хоть муза ихъ свиньей визжитъ.
Мои питомцы начинаютъ,
Слова чужія повторять,
И то одно съ начала знаютъ,
Какъ плевелы другихъ вперять.
Но солнца то едины тни:
Даются мудрости степени:
Воръ мудръ и лихъ, машейникъ крутъ,
Разбойникъ то жъ, но ихъ онъ бод,
Такъ каждый чтимъ въ какой онъ дол,
Хотя изъ нихъ и каждый плутъ.
Тебя любезный сынъ ласкаютъ,
Хотя ты ходишь и тайкомъ:
По всмъ тебя мстамъ таскаютъ,
Хотя тащатъ и цликомъ.
Глупцовъ волочишь ты какъ свинокъ:
Теб подвластенъ всякой ^рынокъ,
Скупыя, моты, игроки:
Подьячія къ теб не лихи,
Теб подвластны щеголихи,
И молодцы и старики.
Убожество везд явится,
Коль выгнать захотятъ тебя:
Комерція остановится,
И откупъ погубитъ себя:
Везъ иримси пить станутъ водку:
А водка перехватитъ глотку:
Гнилой товаръ ни сойдетъ съ рукъ:
Нещастныя наступятъ годы,
И многи въ т дни воеводы,
Возьмутъ суму и брссятъ крюкъ.
А ты о дочь моя прекрасна,
Кокетствуя и день и ночь,
Кокетствуй завсегда безстрасна,
И будь меня достойна дочь:
Не здлай мн стыда прорухой!
Старуху не зови старухой,
Дурную не зови дурной,
Безумца не зови безумнымъ,
Ни пьянова урода шумнымъ
Не разглашайея ты со мной.!
Не тронь чужой безъ нужды чести,
А въ нужд не щади ни чьей,
И превращай ты правды всти:
Хвали безмозглыхъ римачей!
По мод, нын не вщаютъ,
Того что въ сердц ощущаютъ,
И подслащаютъ горькой ядъ.
чаеть больша свта пустомля:
День каждый перьвое апрля:
День каждый нын маскарадъ.
Ступайте, славу находите,
Мужайтеся въ труд всегда,
Лишъ близко вы не подходите,
Къ минерв Росской никогда!
хоть истинна и старомодна,
Хотя нага, но ей угодна:
А я и вы противны ей.
Безплодно тамо я устала,
Но мать и сына воспитала,
Угрозой области моей.

Конецъ VII Части.

Сумароков Александр Петрович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Идиллии, Сумароков Александр Петрович, Год: 1787
  2. Эклоги, Сумароков Александр Петрович, Год: 1787
  3. Элегии, Сумароков Александр Петрович, Год: 1787
  4. Мадригалы, Сумароков Александр Петрович, Год: 1787
  5. Песни и хоры, Сумароков Александр Петрович, Год: 1787
  6. Разные мелкие стихотворения, Сумароков Александр Петрович, Год: 1787
  7. Оды торжественные, Сумароков Александр Петрович, Год: 1787
  8. Эклоги, Сумароков Александр Петрович, Год: 1787
Электронная библиотека