Пришествие Бога, Хейденстам Вернер Фон, Год: 1910 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Карл Густав Вернер фон Хейденстам

Пришествие Бога

Перевод А. и П. Ганзен

Развалины храма в Карнаке. Лунный свет ярко озаряет груды каменных обломков. Посередине высокая колонна с головой Озириса, обросшая высохшими кустами терновника. Вокруг нее движутся медленным торжественным хороводом звероподобные боги и богини древности.

*Путник**, в плаще и в широкополой белой войлочной шляпе. Смуглое лицо и черная, как смоль, коротко остриженная борода.* *Дисколос**, седобородый, в грубой власянице с капюшоном. Ноги обернуты тряпьем.*

Путник. Это сон, видение… Но кто ты? Я уж и не знаю, на каком языке мы говорим.

Дисколос. А ты сам — кто?

Путник. Человек, родившийся на свет не вовремя и очутившийся не на своем месте. Я думаю, что из меня вышел бы недурной папа или кардинал.

Дисколос. Твердою рукой держащий дароносицу?

Путник. И дароносицу и меч. Облеки меня в ризы — и я почувствую себя вполне свободным, стану самим собою. Оглянись вокруг себя здесь, на Востоке! Почему Восток будит наши мысли и чувства? Здесь жива сущность жизни благодаря тому, что люди не поддались мирской суете — даже в одежде. Неизменный белый плат сохраняет свой священный смысл, им житель Востока прикрывает свою голову, и он же служит в конце концов саваном. А на родине моей короли ходят по улицам в зимних одеждах, поэты и пророки сидят в роскошных кабаках и тянут виски.

Дисколос. Значит, твои короли и пророки забыли о своем призвании. Они рождены быть священнослужителями. И с ранней юности должны бы принимать посвящение и жить, как подобает священнослужителям.

Путник. Когда я у себя на родине облекаюсь в мирское рабочее платье темных цветов, мне кажется, я надеваю на себя личину и не выхожу из роли притворщика. Я сам себе кажусь ряженым, участвующим в маскараде низшего пошиба, где приходится казаться еще пошлее, чем ты есть в действительности, иначе тебя выбросят за дверь с проклятьями. Но все это, может статься, нечто случайное, временное, через что необходимо пройти всякому, кто должен познать мирскую суету, чтобы затем отрешиться от нее и зажить по-новому.

(Видя, что Дисколос приближается к нему, сам отступает на несколько шагов и тревожно смотрит то на него, то на хоровод звероподобных богов, но затем овладевает собой и вызвышает голос.)

На родине жизнь идет своим чередом, не заключая в себе никакого особого внутреннего смысла, а потому всякая цель и всякое действие тоже бессмысленны. Смешливые люди ездят на трамваях и говорят о деньгах, или убивают время чтением светских повестей, или любуются театральными фокусами.

Дисколос. Тебе бы посмотреть древние Дионисовские игрища, когда зажигались жертвенные огни и звучали священные гимны. Вот было истинно человеческое искусство, которое еще не забыло своего божественного назначения. Теперь человеческое утратило свою свежесть и благоухание.

Путник. Истинно человеческое… Ты разумеешь первобытную простоту?

Дисколос. Под истинно человеческим я разумею дар экстаза.

Путник (вздрагивает). Ты… там! Почему ты скрываешься в тени?

Дисколос. Чтобы удобнее наблюдать за тобою, стоящим на свету. Ты купец.

Путник. Был купцом, сидел в лавке и пересчитывал чайные цибики. Потом я бросил ключи своему сыну и ушел. Как ты узнал, что я был купцом?

Дисколос. А ты не видишь по сочинениям Платона, что он был купцом, вдобавок богатым купцом, у которого не было недостатка в свежей, чистой воде и у которого были необычайно белые и выхоленные руки, пожалуй, даже чуть-чуть жирные? Милый мой, мне достаточно взглянуть на дорогую материю твоей одежды, хотя теперь она и позапущена, поистерта. Кто дорого продает, тот может и дорого покупать.

Звероподобные испускают глухие стоны. Дисколос и путник порывисто запахивают свои плащи.

Путник. Кто ты?

Дисколос. Ты боишься?

Путник. Я боюсь не их (указывает на Звероподобных), — ведь ради них я и пришел сюда, — а тебя.

(Хватает Дисколоса за волосы под капюшоном и поворачивает его лицом к свету.)

Ты очень стар.

Дисколос. Я и сам не знаю, сколько мне лет. Я принял имя Дисколоса, так как был мрачного и тяжелого нрава.

Путник. Что же тебя удручало?

Дисколос. То, что Великое, служению которому я, недостойный, посвятил себя, было осмеяно гаерами, не понято, опозорено и вытеснено из мира.

Путник. Будь ты слеп, я бы принял тебя за тень Гомера. Благородный лоб, впалые глаза. Тебя нельзя заподозрить в злых умыслах.

(Выпускает его.)

Луна светила так ярко, из Луксора доносились звуки бубен танцовщиц… Я подумал, что настал давно желанный час, и высадился с корабля.

Дисколос. Но, дойдя до длинной аллеи сфинксов, ты отер свой влажный лоб и заколебался. Я видел это. Почему ты задрожал? Головы сфинксов давно все отбиты… Тогда я выступил вперед и предложил сопутствовать тебе.

Путник. Лучше было бы мне остаться одному, — я ведь знал, что час настал.

Дисколос. Час?

Путник. Я стоял у Иордана в толпе паломников. Я шел из страны в страну, расспрашивал и искал.

Дисколос. Чего ты искал?

Путник. Бога, достойного почитания. (Молчание.)

Дисколос (размышляя). Разве у тебя самого нет бога?..

Путник. Нет. (Молчание.)

Дисколос. Знал бы ты моего бога!

Путник. Когда же он был владыкой?

Дисколос. Должно быть, уже много тысячелетий назад. Не было равного ему по славе и величию. Стопы его едва касались земли, когда он шел. Я был только жрецом в его святилище. Когда же храм был разграблен и предан огню, я узрел бога в пламени. Он протянул мне свой лук и сказал: ‘Обходи землю и поражай стрелами звероподобных богов в их храмах!’ Я содрогнулся и спросил: ‘Разве мне не суждено умереть никогда?’ Аполлон ответил: ‘Лишь в тот день будет дано тебе склонить свою голову в объятия вечного сна, когда ты услышишь от смертного весть о пришествии в мир бога более могущественного, чем я’.

(Задумывается.)

Более могущественного, чем он!.. Я страшился услыхать эту весть из уст смертного.

Путник. И никто не принес тебе ее?

Дисколос. Вначале я скрывался в пустыне, издали наблюдая мужчин и женщин, которые все с теми же победными кликами и пророчествами всходили на костры или гибли под секирами, но я не отваживался приблизиться и вслушаться. Аполлон часто вещал загадками, и что было мне порукой в том, что я на этот раз верно истолковал его слова? И я все не терял надежды, что храм его вновь воздвигнется, и цитры вновь заиграют священный гимн.

Путник. Так шли годы…

Дисколос. И я стал тяготиться одиночеством и бояться его. Наконец я пустился в путь и начал метать свои стрелы в звероподобных богов. Но из уст встречавшихся мне людей я уже не слышал больше пророчеств и победных кликов, вид у них был пришибленный и усталый, и когда я вопрошал их, не близится ли пришествие нового бога, они только пожимали плечами и подавали мне милостыню. Как нищий, таскался я от порога к порогу с моим вопросом, но так и не дождался желанной вести.

Путник. И я тоже не могу порадовать тебя этой вестью. От моего плаща еще пахнет каменноугольною копотью больших городов, а в ушах моих все еще звенит неумолчный смех. Я видел только мир, где не было бога.

Дисколос. И сам ты отрицатель.

Путник. Дай мне бога… Дай мне бога, и я стану его огненным мечом, его Гедеоном.

Звероподобные боги со стонами жмутся друг к другу, и хоровод останавливается.

Гор (рассматривая свою ястребиную голову в солнечном диске, который держит в руках). Солнце заходит, солнце всходит, но где же белые жрецы, встречавшие его на рассвете, очистив себя омовением?

Голова Озириса (шевелит губами). Все прах и суета!

Путник (Дисколосу). Я вижу из своего окна утреннюю зарю, вижу смену времен года, вижу, как могила вырастает за могилой, и на все это смотрю равнодушно.

Тот (с головой ибиса и со свитком папируса). Где бы ни собирались ученые, где бы ни писали свои сочинения, ни изучали растения, животных и ход небесных светил, где бы работники ни ковали плуги, ни обжигали кирпичи, ни вырезывали арфы — везде воздвигались и алтари. Душа всего народа горела восторгом подобно яркому жертвенному пламени.

Голова Озириса. Все прах и суета.

Путник (Дисколосу). Зажги в груди моей это пламя, и я преображусь и стану непобедимым. Известно ли тебе, когда первый человек сбросил с себя звериную оболочку?

Дисколос. Когда он оточил первый кремень, — сказали мне когда-то жившие в миру.

Путник. Он сбросил с себя звериную оболочку в то утро, когда воздвиг первый алтарь.

Анубис (с головой шакала). В песках пустыни спят наши великие цари, которые сами служили нам, одетые в пурпур и жемчуга. Дворцы они строили себе из дерева, но могилы свои и храмы из гигантских камней.

Голова Озириса. Все прах и суета!

Путник (Дисколосу). Вот как подобало бы жить ныне именующим себя владыками, а не в огромных дворцах с часовенкой рядом.

Дисколос. Жреческое начало умирает в человечестве, и этой смерти ему не пережить.

Путник. К каким бы векам ни обращался я мыслью, всюду слышу ликование уповающих, шелест хоругвей и ликующий звон колоколов над миром, у которого был свой бог!

Сет (с ослиной головой, кричит по-ослиному и бросается на Путника, но, видя, что тот не бежит от него, останавливается). Я уже никому не внушаю прежнего ужаса. Небесные тела превратились в застывший шлак. Когда я купаю руки в вечном огне, чтобы сеять опустошение, пламя кажется мне прохладным, подобно струям воды.

Голова Озириса. Все прах и суета!

Гатор (с кошачьей головой и с тамбурином, фыркает и бьет лапами). Я думала, что хоть одно на свете не суета — любовь… Но я обманулась. Мяу! Мяу! Когда я бросаю влюбленных в объятия друг друга, они проклинают меня и таращатся один на другого, словно чужие… Пф! Пф!.. Они воображают, что ненавидят друг друга, но они ненавидят свою собственную кровь.

(Извиваясь, подкрадывается к Путнику, трется о него, мурлыкает и вдруг оглушительно ударяет в тамбурин.)

На колени перед богиней Гатор, нежной покровительницей любви!

Путник (тревожно). Только не перед тобой… Укажите мне бога, достойного почитания!

Дисколос (указывая на звероподобных, которые окружают Путника, чтобы увлечь его за собой). Выбирай!

Путник. (отбиваясь и ломая руки). Дай мне бога, и я с радостью пойду на все жертвы… и лишения… Я понесу бремя болезни и старости, как лучшее украшение… Я разбужу свой народ, как ураган будит покрытое льдом море!

Дисколос. Выбирай!

Путник. Я обратился вспять, чтобы начать поиски среди диких звероподобных… Напрасный труд! Возьми свой лук и пусти стрелу!

Дисколос. В другой раз стремись вперед… далеко вперед, еще не распаханными полями грядущего дня!

Путник. Где роса еще освежает разгоряченные ступни… А здесь в воздухе пахнет гарью.

Дисколос. Обещай, или я не подам тебе помощи!

Путник (почти обессиленный). Пусти стрелу! Я обещаю, даю тебе слово!

Дисколос. Спасибо за это слово!

Нацеливается в Озириса и спускает стрелу. Колонна разваливается на куски, звероподобные боги с жалобными криками разбегаются в разные стороны и исчезают. Лунный свет бледнеет, зажигаются звезды.

Дисколос. Хочешь ты выслушать меня?

Путник. Да, ты много видел, многому научился.

Дисколос. Я видел однажды женщину на коленях у подножия простого деревянного креста при дороге, это зрелище исторгло слезы из моих старых глаз, тогда как богоотрицателей я не понимал. Это — религия, думал я, но нельзя искать религиозной сути в кресте, который является только символом, суть и не в наивных словах этой религии, но в том непостижимом, что люди стремятся выразить и этим символом и этими словами. И вот мне пришло в голову, что, в сущности, у всех людей одна религия — и у отрицателей, как ты, и у верующих проповедников, и у юных дикарей. Все они спорят только о мирских предметах, как символы, обряды и толкования. Воздвигнем же обширный храм и начертаем над входом: ‘Мы сами не знаем и не понимаем того, что хотим выразить этим’. И будем встречаться там, но не при дневном свете, ибо зрение принадлежит миру, а звездными ночами, будем петь перед алтарем несложную обедню или постоим молча, ибо мы не знаем и не разумеем того, что хотим выразить этим.

Путник. Ты говоришь, как ученик древних софистов, но все равно… Может статься, когда-нибудь твой храм и воздвигнется.

Дисколос. Все народы земные должны прийти туда. Не бойся. Божественный свет только временно заволокли облака, облака — вечные странники, то собираются, то рассеиваются с тех самых пор, как живет человечество.

Путник. Что мне в том? Когда облака еще раз рассеются, меня самого уже не будет на свете. Я мерз в тени и стучал зубами от стужи, но никогда не увижу возрождения света.

Дисколос. Не пророчь заранее и подыми голову — свет уже брезжит. Почему дикие Звероподобные уже не в силах зажечь вселенский пожар? От начала веков горел хаос, бездушный и бесстрастный, но уже давно Хронос сверг с трона чудовище Урана, и вселенная стала прозрачной, подобно тихой воде. Почему движутся звезды закономерным хороводом вокруг своих солнц? Они собрались на праздник. Или ты не замечаешь, что и люди ходят в ожидании и готовятся к тому же великому празднику? Силы, боровшиеся в огне и в воздухе и в нас самих, сольются в одну широкую царственную реку. Мир ждет пришествия бога.

Путник хватает его за руку и пытливо заглядывает ему в глаза.

Дисколос. С незапамятных времен возвещалось в темных пророчествах пришествие его теми, кто ожидал его, верил в него и умирал за свою веру. Однажды утром я зажег свечу и спустился в римские катакомбы, там я читал их имена на каменных плитах. Когда же вышел наверх, то увидел преступника, которого вели на казнь. ‘Это — преступный монах, по имени Бруно, говорили люди, он падал на колени и пел обедню звездному небу, поднимал с земли камень, целовал его и говорил, что и у камня есть разум и душа’. Вот еще один, смутно чающий, еще один свидетель, подумал я. Много путей ведет в Рим, но еще больше ведет их к богу, пришествие которого недалеко.

Путник. А если нам придется ждать еще тысячу и больше лет?

Дисколос. Но с той же минуты, как ты уверовал в его пришествие, у тебя уже есть бог, достойный почитания!

Путник. И он превзойдет своей мощью и величием того, чей храм ты охранял когда-то?

Дисколос. Превзойдет, но будет похож на него, как сын на отца. Ты видел изваяние Аполлона Кифадорийского, резца Скопаса? Строгий лоб, восторженный взгляд, богатая складками одежда, словно развеваемая елисейскими неграми.

Путник. Бог света, мечущий стрелы, строитель городов, облагородивший законы, бог искусства и знаний?

Дисколос. Не только простодушные и смиренные, по лучшие из людей будут наперерыв служить ему. Его жрецы будут следовать за ним священным хором, но никогда им не настичь его, ибо он не знает отдыха. Они будут сравнивать его со звездою Сириус, которая хотя и больше и ярче всех звезд ночных, но далеко не из ближайших к нам. Звероподобные боги уже лежат разбитые в своих храмах, и скоро на всех вершинах воздвигнутся алтари и запылают огни в честь его!

Путник (прижимает руки Дисколоса к своему лбу). Я верую.

Дисколос. Ты блуждал и искал ощупью во тьме?

Путник. Я был слеп, но теперь я приношу тебе весть. Мир готов принять бога и ждет его!

Дисколос (поникает головой и стоит молча. Затем ведет Путника по развалинам на самый верх). Остерегайся. Дорога крута.

Путник. Она напоминает мне родные места, крутой подъем за отцовским домом, подъем на вершину Колокольной горы.

Дисколос. Что же делал ты, когда добирался до вершины?

Путник. Ребенком я собирал валежник и зажигал костер. Потом ложился на мох и думал о Моисее, который слышал голос из пылающей купины.

Дисколос. Стань снова ребенком!

(Указывает на терновые кусты и помогает Путнику собирать топливо.)

Спина моя плохо гнется, сложи сам костер из ветвей.

Путник. Терновник колюч.

Дисколос. И руки твои уже в крови.

Путник. А я не чувствую. Смотри, я могу изо всей силы сжимать шипы в руках, — я не чувствую боли.

Дисколос. (ломает свой лук и бросает его на костер, который тотчас загорается). Гори, гори. Мир готов к пришествию бога.

(Падает, близкий к смерти.)

Путник (поддерживая его голову). Что бросить мне в огонь в знак посвящения себя в жрецы?

Дисколос. Все, чем ты обладаешь.

Путник опустошает свои карманы и бросает в огонь ассигнации и золото.

Дисколос. Этого мало.

Путник (снимая с шеи цепочку с янтарным сердечком). Вот память о моих первых майских грезах!

(Бросает цепь в огонь.)

Дисколос. Мало.

Путник. Говори, что же ты понимаешь под словом ‘все’?

(Склоняется к нему.)

Ты не отвечаешь? Ты больше не слышишь меня? Будь милосерд, открой уста и ответь мне!

(Приподымает ему веки и вглядывается в его глаза.)

Мертв. Он не может ответить… Он унес тайну с собой в безмолвие…

(Встает, подходит к костру и долго смотрит на него. Затем, воздев руки к небу, сам входит в пламя, которое охватывает его одежду и волосы.)

Я обрел Бога! Я хочу сгореть в пламени своего жертвенника! Да будет слава Ему вовеки!

——————————————————

Источник текста: Вернер фон Хейденстам. Воины Карла XII. — М: Панорама, 1999.

Подготовка текста: MrMansur, февраль 2013 г.

Карл Густав Вернер фон Хейденстам

Пришествие Бога

Читайте также: