Время на прочтение: 4 минут(ы)
ИВАНОВ-РАЗУМНИК (Р.ИВАНОВ)
‘Природы радостный причастник’
‘Сосен перезвон’, ‘Братские песни’, ‘Лесные были’, — три тоненькие книжки стихов, — вот пока и все ‘поэтическое проявление’ Николая Клюева.
Николай Клюев — поэт ‘из народа’, пришедший в нашу сложную ‘культуру’ из далеких архангельских и олонецких лесов. ‘Культура’ часто обезличивает, и вот почему так, сравнительно, много у Н. Клюева стихотворений, принадлежащих не ему, а какому-то общему безликому поэту наших дней.
Бледна, со взором, полным боли,
С овалом вдумчивым чела, —
ведь в этих строках все не свое, чужое, наносное, ведь здесь нет ни малой частицы души Николая Клюева, ведь все это только подделка под шаблон, ‘общее место’ поэзии. И таких общих поэтических мест не мало в стихах Н. Клюева. Даже природу перестает видеть и слышать верный ее сын, когда начинает смотреть на нее из столичных поэтических салонов и кружков. Прислушайтесь к бледным и беспомощно-банальным строкам:
Холодное, как смерть, равниной бездыханной
Болото мертвое раскинулось кругом,
Пугая робкий взор безбрежностью туманной,
Зловещее в своем молчаньи ледяном…
Какое бессилие! Бездыханная равнина, мертвое болото, ледяное молчание, туманная безбрежность — ведь это шаблон, ведь все эти резиновые штампы давно истерты, давно продаются оптом и в розницу в любом магазине резиновых изделий! И каким образом мог обмолвиться этими чужими словами тот самый поэт, который, как немногие видит и слышит ‘сосен перезвон’ в храме природы! Или вот еще строки, которые мог бы написать любой современный поэт из ‘модерна’:
Потянет к загадке, к туманной мечте,
Вздохнуть, улыбнуться украдкой —
Задумчиво-нежной небес высоте
И ивам, лепечущим сладко…
И таких стихов у Н. Клюева сравнительно не мало, но это только — его дань технической выучке, ‘культуре’… Когда он говорит:
Вспомню вечер безмятежный,
В бликах радужных балкон, —
то ему, быть может, кажется, что куда как хороши эти ‘блики’! Но это, повторяю, только дань его ‘культурному’ слову, и едва он уходит прочь от столичных кружков к природе, как сразу находит яркие слова, подлинно поэтические образы. Тут уже не беспомощные ‘блики’, тут —
У плотины, где мшистые сваи,
Нижет скатную зернь солнцепек,
не ‘радужные блики’ видит поэт на ‘балконе’, нет, теперь он —
Бредет зареющей опушкой,
На сучьях пляшет солнцепек,
Вон над прижухлою избушкой
Соловый хохлится дымок…
Восточная мудрость гласит: ‘не надо пить всей чаши, чтобы отличить пресную воду от соленой — довольно и капли’. Так по одному слову можно узнать поэта — и простить ему все его ‘туманные мечты’, ‘бездыханные равнины’ и все пресные общие места за одни эти строки, полные поэтических образов.
И к счастью Н. Клюева — эта подлинная поэзия составляет его сущность, его душу, увидев, почувствовав ее — навсегда забываешь все ‘чужие’ его стихи, все резиновые штампы и общие места, начинаешь ценить и любить только подлинно его стихотворения, — а их, к счастью, тоже не мало в небольшом собрании его стихов.
Целая книжка стихов его посвящена перепевам на религиозные, полу-‘сектантские’ темы (‘Братские песни’). Но не в этом сила его. Храм его — лес, и здесь, воистину, ему
В златотканные дни Сентября —
Мнится папертью бора опушка,
Сосны молятся, ладан куря…
И в храме этом не звон колоколов, а ‘сосен перезвон’ слышит и любит он — Адам, изгнанный из рая и обретший свой храм на земном лоне:
Блаженной родины лишен,
И человеком ставший ныне,
Люблю я сосен перезвон
В лесной блуждающий пустыне.
Здесь он становится зорок, смел, силен, слова его становятся яркими, образы — четкими, насыщенными, он заставляет видеть и нас, как ‘у сосен сторожки вершины, пахуч и бур стволов янтарь’, как ‘по оврагам бродит ночи тень, и слезятся жалостно и слепо огоньки прибрежных деревень’, — он заставляет слышать и нас ‘лесных ключей и сосен звон’. Здесь — подлинный его ‘религиозный экстаз’, и какими бледными после этого являются его песни на узко-‘религиозные’ темы, где мы то и дело снова встречаем мертвые слова о том, как ‘душа, возликовав, в бесконечность заглянула’… Он находит живые слова, лишь только входит в подлинный свой храм, где ‘мнится папертью бора опушка’, и где ‘сосны молятся, ладан куря’… Вот одно из лучших его стихотворений:
Набух, оттаял лед на речке,
Стал пегим, ржаво-золотым,
В кустах затеплилися свечки,
И засинел кадильный дым.
Березки — бледные белички,
Потупясь, выстроились в ряд.
Я голоску веснянки-птички,
Как материнской ласке, рад.
Природы радостный причастник,
На облака молюся я,
На мне иноческий подрясник
И монастырская скуфья.
Обету строгому не верен,
Ушел я в поле, к лознякам,
Чтоб поглядеть, как мир безмерен,
Как луч скользит по облакам,
Как пробудившиеся речки
Бурлят на талых валунах,
И невидимка теплит свечки
В нагих, дымящихся кустах.
‘Природы радостный причастник’ — вот где подлинный поэт Николай Клюев, вот место его среди других современных поэтов…
Есть еще одна область, в которой Н. Клюев является несомненным ‘мастером’, это — ‘народные песни’, которыми заполнена его последняя книжка стихов ‘Лесные были’. Девичья, Полюбовная, Свадебная, Бабья, Лесная, Досюльная, Острожная, Кабацкая, Посадская — целый ряд этих народных песен обрисовывает новую сторону таланта этого поэта, сторону, тесно связанную с основной ‘стихией’ его творчества. Природы радостный причастник не может не быть радостным выразителем души народной, ибо душа народная — та же ‘природа’ в ином ее проявлении. Радостная вера в народ, вера в жизнь и вера в будущее — глубочайшее ощущение этого подлинно народного поэта.
Мы — жнецы вселенской нивы,
Вечеров уборки ждем…
И хоть смерть косой тлетворной
Нам грозит из лет седых:
Он придет нерукотворный,
Век колосьев золотых.
Этим стихотворением открывается ‘Сосен перезвон’. Гибель не страшна тому, кто так любит мир и жизнь, и недаром заключительные стихи той же книжки говорят о победе, несмотря на гибель, о торжестве и радости обреченного:
В час зловещий, в час могильный,
Об одном тебя молю:
Не смотри с тоской бессильной
На восходную зарю.
Но, верна словам завета,
Слезы робости утри,
И на проблески рассвета
Торжествующе смотри.
Не забудь за далью мрачной,
Средь волнующих забот,
Что взошел я новобрачно
По заре на эшафот,
Что, осилив злое горе,
Ложью жизни не дыша,
В заревое пала море
Огнекрылая душа.
Вечную победу жизни, сквозь смерть и поражения, легче других может чувствовать поэт, который в природе видит нерукотворный храм и радостно приобщается к жизни в этом храме. Так приобщается к жизни подлинный ‘народный поэт’, ‘природы радостный причастник’ Николай Клюев.
Цит. по:
Иванов-Разумник. Поэты ‘десятых годов’ // Иванов-Разумник. Творчество и критика. — Пб., 1922. — С. 196-200.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
