Принцесса София-Шарлотта, Дорн Эрнст, Год: 1882 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 363 минут(ы)

Г. Дорнъ.

Принцесса Софія-Шарлотта.

Романъ

(Изъ временъ Курляндскаго герцога Фридриха Казиміра).

ГЛАВА I.
Лейбъ-медикъ Курфюрста.

Зима 1681 года была особенно сурова. Снгъ покрывалъ землю густымъ, блымъ покрываломъ, втви деревъ въ лсу почти подламывались подъ тяжестью своего благо убора. Громадныя массы льда и снга еще боле портили и безъ того дурно содержимыя курляндскія дороги, напрасно крестьяне старались проложить себ дорогу между сугробами, ночная мятель снова заметала все. Въ глубокихъ ухабахъ всадникъ часто исчезалъ вмст съ лошадью и напрасны были вс его усилія до наступленія ночи достигнуть своей цли. И если но помогалъ инстинктъ животнаго, то очень часто бдному путнику приходилось ждать утра въ снжномъ пол.

Но всего опасне было прозжать по дорог въ Лифляндію, которая проходила частью по нежилой пустын, частью чрезъ большой лсъ, тутъ, кром снга, путнику угрожали голодные волки и длали сообщеніе между Курляндіей и Лифляндіей очень опаснымъ. Голодъ выгонялъ волковъ изъ ихъ убжищъ и заставлялъ ихъ подкарауливать по дорогамъ врную добычу. Одинокому путнику нечего было рисковать пускаться по этой дорог, только большому числу вооруженныхъ людей удавалось переправлять товары изъ одной сосдней провинціи въ другую.

Въ одно холодное, зимнее утро, крестьянинъ, одтый въ грубый зимній кафтанъ и мховую шапку, старался проложить въ снгу дорогу отъ дверей своей хижины.

На восток уже занимался блдный день и далеко отбрасывалъ длинную тнь высокаго, широкоплечаго мужчины, которому могло быть около пятидесяти лтъ.

Дулъ сильный, рзкій втеръ, но крестьянинъ не обращалъ на него вниманія, сильныя руки продолжали разбрасывать снгъ по обимъ сторонамъ дороги, которая все расширялась, тогда какъ изо рта и носа работавшаго дыханіе выходило точно дымъ и покрывало инеемъ и льдомъ его бороду и волосы.

Дорога, которую онъ прокладывалъ, шла отъ дверей дома къ сарая.

Окончивъ работу, онъ въ послдній разъ съ удовольствіемъ оглядлъ проведенную дорогу, взялъ лопату и чрезъ нсколько минутъ снова началъ прокладывать новую дорогу къ групп старыхъ деревьевъ, которыя росли на нкоторомъ разстояніи отъ задней стороны дома. Подъ этими деревьями былъ расположенъ колодезь, около котораго стояло покрытое льдомъ ведро.

Продолжая свою работу, старикъ поднялся, наконецъ, на невысокій холмъ, поросшій деревьями, осторожно раздвигая покрытыя снгомъ втви кустовъ, онъ очутился предъ небольшимъ возвышеніемъ, на которомъ стоялъ черный желзный крестъ.

Старикъ спихнулъ снгъ, покрывавшій крестъ, на средин котораго была какая-то надпись, а надъ нею металическій глазъ Божій, сіяніе вокругъ котораго уже начало темнть подъ вліяніемъ времени и погоды, на земл, около креста, лежалъ забытый дубовый внокъ.

Не было никакого сомннія, что крестъ стоялъ надъ могилой.

Старикъ снялъ свою мховую шапку и нсколько времени стоялъ предъ крестомъ, какъ бы погруженный въ глубокую задумчивость. Втеръ разввалъ его густые, слегка сдющіе волосы.

Наконецъ онъ вздрогнулъ и накрылъ голову. Затмъ поднялъ съ земли внокъ, надлъ его на крестъ и прошепталъ про себя:

— Это былъ мой привтъ отъ имени дтей, пока я живъ, я буду хранить ихъ права. Я общалъ имъ смотрть за могилой и старый Янушъ держитъ свое слово даже тогда, когда такой собачій холодъ, какъ сегодня, чуть не замораживаетъ молитву у него на губахъ.

Бросивъ еще взглядъ на могилу, онъ повернулся и поспшно пошелъ къ колодцу.

— Ахъ, шалунъ! пробормоталъ онъ полусердито, полудобродушно, онъ опять забылъ оставить ведро внизу. Какъ теперь доставать воду изъ подъ льда для скота и для всего хозяйства!

Сказавъ это, онъ сталъ спускать ведро, которое съ глухимъ стукомъ ударилось объ ледъ.

Въ то же самое время въ сара раздался громкій лай и вой.

— Ну, мои птички уже запли, прошепталъ старикъ. Тише, Ванаксъ! Молчать, Цируль.

Затмъ онъ пошелъ чрезъ снгъ къ сараю, открылъ дверь и цлая стая большихъ и маленькихъ собакъ самыхъ лучшихъ породъ бросилась къ нему навстрчу.

Поставивъ лопату къ стн, онъ взялъ маленькую, хорошенькую черную собачку и, окруженный остальными своими любимцами, отправился въ обратный путь.

Его хижина стояла на небольшомъ возвышеніи. Внутри она была раздлена на дв комнаты, изъ которыхъ большая освщалась чрезъ маленькое, покрытое снгомъ окошко. Почти цлую стну занималъ большой каменный очагъ.

Везд царствовала самая тщательная чистота. Грубый столъ и скамейки составляли всю меблировку этой комнаты, а въ углу помщалась постель изъ соломы.

Въ другомъ углу была наброшена солома, на которой спали молодыя или больныя ссбаки, нуждавшіяся въ особенномъ уход или тепл.

Все это было собственностью герцогскаго надсмотрщика за собаками Януша Кальнинга, который назывался такимъ образомъ въ отличіе отъ безконечнаго множества Янушей и Яновъ, которыми кишитъ Курляндія. Онъ совершенно забылъ уже, что онъ крпостной и что его, также какъ и его собакъ, могутъ подарить.

Его обязанность была дрессировать и воспитывать для охоты собакъ, которыхъ онъ передавалъ своему прямому начальнику, который, въ свою очередь, передавалъ ихъ егермейстеру и получалъ отъ послдняго небольшое вознагражденіе за каждую хорошую собаку. Егермейстеръ передавалъ собакъ оберъ-егерю а тотъ уже, въ свою очередь, передавалъ собакъ наслдному принцу, отъ котораго за каждое хорошее животное получалъ по талеру. Принцъ Фридрихъ-Казиміръ всегда награждалъ по-царски.

Что касается Януша, то онъ жилъ въ своемъ хозяйств и отъ всхъ наградъ не пользовался ничмъ, а только въ пот лица заработывалъ свой насущный хлбъ и былъ счастливъ тмъ, что съ него не брали оброка за его маленькое поле.

Ему было позволено, для дрессировки собакъ, длать небольшія пробныя охоты въ поляхъ и лсахъ, но дичь, которую онъ пріобрталъ на этихъ охотахъ, принадлежала герцогской кухн и самымъ добросовстнымъ образомъ препровождалась имъ туда.

Къ своимъ воспитаникамъ, друзьямъ своего одиночества, онъ питалъ особенную любовь, и давалъ имъ различныя имена, которыя приходили ему въ голову.

Онъ длилъ съ ними молоко двухъ козъ и уврялъ, что находитъ въ собакахъ гораздо боле хорошихъ качествъ, чмъ въ людяхъ.

Его собаки назывались человческими и птичьими именами, которыя он по большей части сохраняли и переходя въ герцогскую охоту, тогда какъ придворные спшили и своихъ собакъ называть этими же именами.

Янушъ жилъ много лтъ въ обществ своихъ воспитанниковъ и, кром рдкихъ посщеній какого выбудь стараго сосда, приходившаго къ нему за совтомъ, онъ рдко видлъ человческое лицо.

Было время, когда его часто видли въ обществ двушекъ сосдней деревни, но это было уже давно и объ этомъ помнила только одна старуха изъ всхъ окрестностей.

Но въ послднія пять лтъ Янушъ былъ не одинъ, онъ взялъ себ воспитанника, отъ котораго никакъ не могъ отдлаться и существованіе котораго сначала немного сердило его, но когда онъ убдился, что нтъ никакого средства отдлаться отъ этого неожиданнаго пріобртенія, то мало по малу смягчился и кончилось тмъ, что онъ началъ чувствовать большую привязанность къ своему двнадцати-лтнему черномазому воспитаннику.

Онъ не мшалъ ему спать по утрамъ, длалъ за него самую трудную работу собственными руками, но зато уступалъ ему лучшіе куски. Въ холодныя ночи, увряя, будто ему жарко, онъ закрывалъ своимъ одяломъ мальчика.

Теперь старый Янушъ стоялъ предъ дверями и говорилъ собакамъ:

— Очень можетъ быть, что лнивецъ, вмсто того, чтобъ встать, снова легъ въ постель, чтобъ воспользоваться моимъ отсутствіемъ.

Но когда онъ открылъ дверь, яркій огонь, разведенный подъ очагомъ, освтилъ сидвшаго на скамейк Инко, его смуглаго воспитанника.

Красивая большая собака съ громкимъ лаемъ бросилась къ Инко и положила лапу на плечо мальчика, который съ любовью обнялъ ее за шею.

— Ванаксъ длаетъ за тебя утреннее умыванье, мальчикъ, сказалъ старикъ, видя, что собака облизываетъ Инко лицо. Должно быть, голодъ заставилъ тебя подняться такъ рано, а то ты и до сихъ поръ лежалъ бы, какъ лнивый медвдь въ берлог. Ты сидишь тутъ, грешься у огня, а старый Янушъ работаетъ за тебя. Я надялся выростить изъ тебя помощника, но кажется мои собаки лучшіе помощники.

Говоря это, старикъ опустился на скамейку предъ огнемъ, тогда какъ мальчикъ поспшно вскочилъ, такъ что собаки, собравшіяся вокругъ него, съ испугомъ бросились въ разныя стороны, ощетинивъ шерсть.

Густые, черные, съ синеватымъ отливомъ волосы падали на лобъ мальчика, лицо котораго, съ нжными, тонкими чертами представляло собою итальянскій типъ. Его античная головка напоминало голову юнаго римлянина патриція, но въ темныхъ, сверкающихъ глазахъ скрывалась нкоторая хитрость, которая была еще замтне теперь подъ вліяніемъ внутренняго волненія. Стройная, высокая фигура мальчика была еще немного худа. На немъ были надты полотняные панталоны и такая же рубашка. Сверху была надта куртка изъ синяго сукна съ оловянными пуговицами.

Худыя, смуглыя ноги были босы.

Вся фигура мальчика напоминала собою что-то кошачье и при взгляд на него невольно приходило въ голову, что онъ родился въ другомъ кругу и только вслдствіе страннаго случая попалъ въ эту темную, бдную хижину.

— Ты напрасно говоришь, что я ничего не длаю, сказалъ на ломанномъ, латышскомъ язык мальчикъ, грубо оттолкнувъ ласкавшуюся къ нему собаку. Я достаточно работаю за т лохмотья, въ которыхъ хожу и за хлбъ, который мъ. Я твой врный помощникъ, когда ты этого требуешь.

— Ну, мальчикъ, смясь сказалъ Янушъ, ты кажется, не понимаешь шутокъ или, можетъ быть, твой, пустой желудокъ длаетъ тебя сердитымъ, въ такомъ случа возьми съ огня похлебку, я также съ удовольствіемъ съмъ теплаго.

Инко однимъ прыжкомъ былъ у очага, взялъ горшокъ съ похлебкой и съ мрачнымъ видомъ подошелъ къ столу, на который поставилъ горшокъ, затмъ положилъ въ него ложку,— и столъ былъ накрытъ.

Янушъ вынулъ изъ за пояса ножикъ, взялъ кусокъ хлба, отрзалъ отъ него два большихъ ломтя, а остальное нарзалъ на маленькіе кусочки и съ добродушнымъ видомъ, передавъ ложку Инку, сталъ бросать маленькіе куски хлба собакамъ.

Но только что старикъ хотлъ, въ свою очередь поднести къ губамъ ложку съ похлебкой, какъ мальчикъ вскочилъ изъ за стола и подбжалъ къ окну.

— Посмотри сюда, Янушъ! крикнулъ онъ. Я вижу искры факеловъ, по продланной тобою дорог детъ нсколько человкъ.

Какъ только онъ сказалъ это, старикъ снова опустилъ ложку въ горшокъ и поспшилъ къ двери.

Собаки громко залаяли, а снаружи послышались громкіе голоса и крики.

— Прочь! крикнулъ Янушъ на собакъ, вынувъ засунутый за поясъ кнутъ, хорошо знакомый его воспитанникамъ, которые поспшно разсыпались кто подъ столъ, кто подъ лавку, только самая большая изъ нихъ продолжала ворчать, когда дверь отворили.

По проложенной Янушемъ дорог подвигалось странное шествіе.

Прежде всего въ глаза, старику бросился странный экипажъ, запряженный парою лошадей, которыя съ трудомъ тащили его къ дому. Семь или восемь всадниковъ въ шубахъ и большихъ медвжьихъ шапкахъ сопровождали этотъ странный, тяжелый ящикъ, какого Янушъ еще никогда видалъ въ своей жизни.

Одинъ изъ всадниковъ соскочилъ съ лошади, открылъ покрытое льдомъ окошко кареты, изъ котораго высунулся закутанный въ мховой плащъ и большую шапку, маленькій человкъ въ золотыхъ очкахъ.

Онъ съ любопытствомъ оглядлся вокругъ, затмъ отворилъ дверцу и вышелъ. За нимъ вышли еще двое мущинъ, раздававшіе приказанія на латышскомъ язык.

Въ дверяхъ появился Янушъ и почтительно далъ дорогу господину въ очкахъ, который, не обращая на него вниманія, прямо отправился къ очагу.

Подойдя къ очагу, онъ спустилъ съ плечъ плащъ, снялъ шапку и слъ на пень, на которомъ сидлъ предъ этимъ мальчикъ, предъ самымъ огнемъ. Тутъ онъ началъ колотить ногами одну объ другую и наконецъ тяжело вздохнулъ, но не произнесъ ни слова.

Между тмъ пріхавшіе съ нимъ погасили факелы, сунувъ ихъ въ снгъ, затмъ вс вмст вошли въ первую комнату, стряхнули снгъ съ волосъ и съ бородъ и стали ходить взадъ и впередъ по комнат, чтобъ нсколько размять окоченвшіе члены.

Инко возвратился къ огню и со сверкающими глазами глядлъ на постителя.

Собаки потихонько выбрались и недоврчиво стали подходить къ прізжимъ.

Поручивъ мальчику смотрть за домомъ и исполнять требованія гостей, если имъ что нибудь понадобится, Янушъ вышелъ самъ на дворъ, чтобъ помочь поправить упряжь лошадей въ карет. Янушъ не понималъ языка прізжихъ, ему казалось, что онъ никогда не слыхалъ такого языка. Онъ съ удивленіемъ слдилъ за ихъ живыми жестами, выражавшими досаду и раздраженіе. И хотя онъ понималъ нмецкій языкъ, такъ какъ въ молодости служилъ при господахъ, тмъ не мене, не могъ понять ни слова изъ жаргона прізжихъ.

Между тмъ господинъ въ очкахъ, продолжалъ сидть предъ очагомъ и грть ноги у огня, тогда какъ Инко подбросилъ въ огонь новыя дрова, два спутника господина въ очкахъ также сли предъ очагомъ и, передавъ мальчику приказаніе на латышскомъ язык, заговорили между собою по нмецки.

Вдругъ одинъ изъ нихъ подозвалъ къ себ Януша, который поспшилъ на зовъ почтительно поцловавъ у позвавшаго полу сюртука, и согнувшись ждалъ приказанія.

— Лошади накормлены? лаконично спросилъ гость.

— Все въ порядк, господинъ, отвчалъ крестьянинъ.

— Мы сбились съ дороги въ эту проклятую погоду, сказалъ другой гость. Мы уже были бы въ город, если бы насъ не остановилъ сломанный мостъ. Берегись, если у тебя не все въ порядк.

— Господинъ, возразилъ Янушъ, при такой мятели вс дороги испорчены.

— Молчи, лнивая скотина, и отправляйся показать намъ кратчайшую дорогу, чтобъ мы, наконецъ, могли попасть въ городъ.

— Я покажу вамъ дорогу, господинъ! поспшно вскричалъ Инко, подходя къ гостямъ. Я знаю вс дороги и тропинки. Ближайшая идетъ прямо чрезъ поле, только тамъ не продетъ экипажъ, въ которомъ вы пріхали. Выпрягите лошадей и сядьте на нихъ верхомъ. Я поду впередъ и чрезъ полчаса мы будемъ въ город.

— Кто этотъ мальчикъ? спросилъ самый высокій изъ незнакомцевъ, съ удивленіемъ глядя на красивую фигуру мальчика.

— Мой помощникъ, сказалъ Янушъ, опуская глаза, при вид поблднвшаго лица мальчика.

— Хорошо, приготовься. Чрезъ полчаса мы выдемъ, сказалъ высокій.

И, повернувшись къ господину въ очкахъ, онъ перевелъ ему свой разговоръ съ мальчикомъ.

— Я надюсь, что мы, наконецъ, скоро додемъ до этого вороньяго гнзда, которое называется герцогской резиденціей, сказалъ господинъ въ очкахъ.

— Да, я думаю скоро, отвчалъ его собесдникъ. Ваши страданія скоро кончатся, и какъ только мы выдемъ на находящійся недалеко отсюда невысокій холмъ, мы увидимъ съ него Митаву.

— Дочь вашего герцога должна быть большая любимица нашего курфюрста, пробормоталъ докторъ, такъ какъ я полагаю, что обязанъ этимъ проклятымъ путешествіемъ больному герцогу, когда супруга курфюрста, четыре недли тому назадъ, получила письмо вашей принцессы, она со слезами на глазахъ просила меня сейчасъ же отправляться въ путь. Но дай Богъ, чтобъ моя помощь пришла не слишкомъ поздно и чтобъ я былъ въ состояніи исполнить повелніе супруги моего курфюрста.

Съ этими словами докторъ всталъ, а за нимъ встали и его спутники.

Въ это время около дома ихъ свита стояла уже готовая.

Одинъ изъ всадниковъ отвелъ въ сторону Януша и сказалъ ему по-латышски:

— Послушай, позжай-ка лучше ты самъ съ нами въ городъ. Я не врю этому мальчику, онъ все-таки ребенокъ и мы можемъ ожидать отъ него только дтской помощи. Я, мой господинъ и четверо другихъ изъ свиты добрые курляндцы, тмъ не мене мы совершенно сбились съ дороги, хотя должны были служить проводниками прізжему, котораго мы сопровождаемъ отъ нмецкой границы.

— У меня болятъ ноги, отвчалъ Янушъ. Это знаетъ мой мальчикъ и поэтому детъ вмсто меня. Но не бойтесь, онъ знаетъ дорогу не хуже, если не лучше меня. Но кто этотъ господинъ съ четырьмя глазами, прибавилъ Янушъ, кивая на доктора?

— Это знаменитый докторъ курфюрста бранденбурскаго, отвчалъ курляндецъ, а тотъ изъ его проводниковъ, который повыше, Бюренъ, шталмейстеръ и мой господинъ.

Янушъ со смущеніемъ почесалъ за ухомъ.

— Такъ… такъ… прошепталъ онъ. Знатные господа.

— Да, продолжалъ рейтеръ, а другой еще знатне и называется личный секретарь герцога, Путкаммеръ. Мы сдлали очень трудный путь и, если бы не цыганскій таборъ, шедшій изъ Дифляндій и помогшій намъ выбраться изъ сугробовъ мы и теперь сидли бы среди дороги. За это Путкаммеръ общалъ дать имъ позволеніе прожить безпрепятственно два мсяца въ Курляндіи. Само собою разумется, что два другіе мсяца эти мошенники проживутъ безъ позволенія.

— Для чего детъ этотъ докторъ въ Курляндію къ герцогу? поспшно перебилъ Янушъ. Мн кажется, у нашего господина и такъ достаточно докторовъ.

— Т не должны дать ему умереть, возразилъ рейтеръ, ударивъ себя въ грудь, тогда какъ, если онъ умретъ при этомъ, то это ничего не будетъ, значить, такъ какъ чмъ важне докторъ, тмъ важнйшихъ онъ длаетъ покойниковъ.

Янушъ съ удивленіемъ поглядлъ на говорившаго.

— Боже мой! прошепталъ онъ, неужели нашему герцогу такъ худо? кто бы это подумалъ.

Рейтеръ только свистнулъ и отошелъ отъ своего собесдника, а чрезъ нсколько минутъ вс уже были готовы къ отъзду.

Инко надлъ на себя короткій овчинный тулупъ Януша, подвязался кожанымъ ремнемъ, обернулъ себ ноги овчинными шкурами и надлъ курляндскія сандаліи. Въ такомъ костюм онъ слъ на маленькую деревенскую лошадку. Его черные, блестящіе волосы разввались изъ подъ тяжелой мховой шапки, которую надлъ ему на голову Янушъ, тогда какъ на лошадь предъ Инко положили застрленныхъ нсколько дней тому назадъ зайцевъ, которыхъ мальчикъ долженъ былъ передать на герцогскую кухню.

Черезъ нсколько мгновеній весь поздъ двинулся въ путь.

ГЛАВА II.
Старые знакомые.

Нсколько времени старикъ стоялъ у дверей, глядя вслдъ узжавшимъ.

На восток небо нсколько прояснилось и солнечные лучи скользили по обширной снжной равнин.

Янушъ уже потерялъ всадниковъ изъ виду и только слышалъ вдали лай сопровождавшаго Инко Ванакса. Онъ уже хотлъ вернуться въ домъ, какъ вдругъ въ томъ же направленіи, въ которомъ исчезъ поздъ, появилась фигура человка, который велъ на веревк штукъ шесть собакъ.

— Помилуй Богъ! вскричалъ старикъ при вид новопришедшаго. Куда мн ихъ всхъ спрятать въ такой холодъ, въ особенности теперь, когда у меня пищи едва хватаетъ для самого.

— Этихъ собакъ прислалъ къ теб на воспитаніе Путкаммеръ. Он должны быть посланы въ подарокъ въ Нейенбургъ.

Говоря это, пришедшій крестьянинъ передалъ въ руки стараго Януша свору, на которой привелъ собакъ.

Янушъ сердито, по молча, глядлъ на пришедшаго, который, былъ высокій, плохо одтый крестьянинъ съ маленькими, хитрыми глазами и лукавой улыбкой.

Это былъ прямой начальникъ Януша, Длинный Петръ, какъ его звала герцогская челядь, среди которой онъ пользовался репутаціей крайне благочестиваго человка, такъ какъ рдко гд не призывалъ въ свидтели Бога.

Янушъ и Петръ вошли въ хижину, затмъ старикъ пошелъ отвести въ сарай вновь приведенныхъ ему собакъ и опять вернулся въ хижину.

Петръ стоялъ предъ огнемъ и грлъ себ руки.

— Смотри, пожалуйста, какимъ ты сталъ важнымъ господиномъ, насмшливо сказалъ онъ. У тебя дымъ идетъ въ трубу, точно у помщика, тогда какъ у меня жена и дти слпнутъ отъ дыму, если я не открою дверей, которыя дали бы ему возможность выдти. Боже мой! какъ трудно жить бдному крестьянину!

— Мн кажется, у тебя есть большое поле, и при. томъ очень плодородное, на которомъ въ изобиліи ростетъ хлбъ и трава, проворчалъ старикъ, не считая тхъ талеровъ, которые время отъ времени попадаютъ къ теб въ карманъ, какъ къ слуг егермейстера.

— Создатель мой! со вздохомъ возразилъ Петръ, мое поле до такой степени покрыто большими и маленькими каменьями, что мн стоитъ громадныхъ трудовъ что нибудь на немъ выростить. Мои козы и овцы также худы и слабы, какъ моя жена и дти. Разв мало этихъ несчастій?

— Сдлай себ трубу, какъ я сдлалъ, возразилъ Янушъ, исправь испорченную стну твоей хижины законопативъ ее мохомъ и травой. Если твое покрытое каменьями поле требуетъ большихъ усилій, то мое болотистое — еще большихъ. У меня единственный помощникъ мальчикъ да старый Яковъ, котораго я беру на время жатвы, у тебя же жена и два брата работаютъ всегда вмст съ тобою.

— О! Боже! разв у меня есть время работать? Разв я не долженъ приводить къ теб собакъ? Разв мн не приходится смотрть за лошадьми егермейстра? а когда онъ узжаетъ въ Митаву, то я долженъ здить туда за приказаніями. О! у меня все время занято, не остается ни минуты для работы.

— Послушай, Петръ, сказалъ Янушъ, глядя на своего гостя испытующимъ взглядомъ, мн кажется, твоя жена плохая теб помощница, хотя она сильна и здорова, тмъ не мене она, кажется, лнива и лучше любитъ бгать по сосдямъ и болтать, чмъ заниматься своей кухней.

Петръ печально покачалъ головою.

— Болзнь и страшный холодъ отнимаютъ у насъ у всхъ любовь къ работ. У моего старшаго сына хромая нога, а два другихъ страдаютъ глазами. Можно ли быть несчастне меня! Сегодня рано утромъ прозжалъ мимо насъ знатный докторъ и герцогскій штальмейстеръ послалъ своего слугу къ намъ въ хижину за мною. Воображая, что можно будетъ что нибудь заработать, я съ непокрытой головою выбжалъ на встрчу гостямъ, чтобъ помочь имъ слзть съ лошадей. ‘Мы къ теб не зайдемъ, сказалъ Бюренъ, это не человческое жилище, а какой-то хлвъ’. Свита начала браниться.— Боже мой! подумалъ я, неужели немножко дыму, такъ уже противно? Въ это время одинъ изъ герцогскихъ слугъ разсказалъ моей жен, что господинъ, сидящій въ высокомъ ящик, знаменитый докторъ, дущій для того, чтобъ вылчить нашего больнаго герцога. Тогда она поспшно взяла за руки двоихъ дтей, которыя съ крикомъ слдовали за нею, и бросилась къ доктору. Что такое съ твоими дтьми? крикнулъ Бюренъ. Тогда Анна очень умно разсказала, что такое съ малютками. Господинъ въ очкахъ взялъ младшаго, чтобъ осмотрть его, но вдругъ поспшно опустилъ на землю и наговорилъ штальмейстру много дурныхъ словъ. Послдній повернулся и смясь сказалъ:

— Прізжій докторъ думаетъ, что твоя жена должна прежде всего мыть своихъ ребятъ каждый день чистой водой, а уже потомъ принести ихъ къ нему въ городъ. Посл этого все шествіе снова отправилось въ путь, а Анна рыдая бросилась съ бдными дтьми въ хижину. Боже мой! какая мать станетъ мыть своихъ дтей въ такой холодъ? Это никогда не видано. Эти иностранцы чистые волки, безъ малйшаго состраданія или жалости!

Янушъ тихо свиснулъ и бросилъ въ огонь большое полно.

— И такъ, изъ этого ничего не вышло и докторъ не принесъ вамъ никакой помощи? сказалъ онъ.

И изъ подъ его густыхъ рсницъ сверкнула насмшливая радость.

— Именно такъ, отвчалъ Длинный Петръ, и, поправивъ поясъ, повернулся, какъ бы собираясь уходить.

Вдругъ онъ снова остановился и повернулся къ Янушу, который всталъ, чтобъ проводить гостя. Петръ дружелюбно положилъ руку на плечо старику и, широко улыбаясь, сказалъ:

— Послушай, братецъ, у меня есть къ теб еще одна просьба. Старая Маргарита всегда говорила, что твой языкъ хуже, чмъ твое сердце. Бранись, сколько теб угодно, но только возьми у меня цыганъ, которые хотятъ раскинуть свой таборъ около меня. Великій Боже, неужели я долженъ еще перенести и это горе, мн кажется, я отъ этого сбгу…

— Да, вроятно, до ближайшаго шинка, сказалъ Янушъ. Но о какихъ цыганахъ ты говоришь? Изъ Лифляндіи ихъ приходитъ очень много, чтобъ заниматься продажей, но гораздо больше для того, чтобъ просить милостыну и воровать, а если они этого не могутъ, то для того, чтобъ ссть кому нибудь на шею.

— Совершенно такъ же, какъ теб слъ на шею твой мальчикъ, смясь сказалъ Петръ. Эти проклятые цыгане очистили дорогу для прізжаго доктора. Старуха съ злымъ взглядомъ, которой боятся дти, также съ ними. Ты знаешь, это тотъ же самый таборъ, который былъ здсь, когда сгорлъ амтманъ въ Бауске. Эту старуху зовутъ Беппи. Она, кажется, начальница племени и уметъ околдовывать дтей и скотъ, если не длаютъ все по ея желанію. Мой старшій сынъ родился съ короткой ногой, потому что жена отказала въ ихъ просьб. Этой старухи я боюсь больше, чмъ всхъ другихъ, которыя берутъ только то, что имъ даютъ и при томъ еще лчатъ больной скотъ. У тебя нтъ ни жены, ни дтей, у тебя они никого не могутъ околдовать и они пощадятъ тебя, хотя бы за мальчика, котораго навязали теб.

Янушъ провелъ рукою по лицу и снова тихо свиснулъ, что было у него признакомъ большой нершительности.

Затмъ, помолчавъ немного, онъ поспшно сказалъ измнившимся голосомъ:

— Мальчикъ мой, пока я хочу. Но цыгане могутъ приходить, я ихъ возьму. Погоди ты, старая волчиха, наконецъ-то ты мн попалась!

Затмъ, не обращая вниманія на своего гостя, онъ снова опустился на скамейку предъ очагомъ и сталъ смотрть въ огонь.

Петръ былъ крайне удивленъ такимъ скорымъ согласіемъ. Вс придуманныя имъ средства заставить согласиться старика оказались излишними, такъ какъ тотъ сразу выразилъ согласіе.

Поэтому Петръ доврчиво подошелъ къ Янушу и шепнулъ:

— Конечно, ты все-таки долженъ беречь свое имущество. Если же нельзя будетъ иначе, то я очищу для нихъ старую баню на опушк лса. Но я сжегъ отъ нее дверь, такъ какъ дрова, которые мы собрали для себя, очень сыры. Боже мой! Какъ ярко и весело горла эта дверь!.. Теб хорошо, у тебя есть время запастись дровами лтомъ, а гд намъ взять время на это.

Такъ какъ Янушъ продолжалъ глядть въ огонь и, казалось, ничего не слышалъ, то Петръ слъ на скамейку предъ столомъ, придвинулъ къ себ забытый горшокъ съ похлебкой и, вздохнувъ, сълъ все, что осталось:

Затмъ онъ поднялся, отодвинулъ въ сторону пустой горшокъ, покрпче затянулъ поясъ, надвинулъ на глаза мховую шапку и снова повернулся къ старику.

— Счастіе тому, кто можетъ, какъ ты, сидть предъ топленной печкой. А мн нужно сходить еще сегодня въ городъ за приказаніями къ егермейстру. Боже мой! моимъ мученіямъ конца не будетъ! До завтрашняго дня нечего и думать о возвращеніи домой, дорога слишкомъ далека и холодъ великъ.

Янушъ снова тихо свиснулъ, что на этотъ разъ служило признакомъ, что онъ старается удержаться отъ выраженія насмшки и досады.

— Ну, будь здоровъ, сказалъ Петръ.

Затмъ онъ повернулся и медленно вышелъ, захлопнувъ за собою дверь.

Старикъ, наконецъ, остался одинъ съ своими мыслями и долго сидлъ, опустивъ свою голову на грудь.

Ему надо было подумать о многомъ. Наконецъ, онъ ршилъ строго обойтись съ цыганкой, наказать ее за обманъ и ея появленіе должно было дать всему другое направленіе. Онъ уже давно привыкъ къ мысли никогда не разставаться съ мальчикомъ, а теперь невольно что-то заставляло его думать объ этомъ.

Инко ушелъ,— что, если онъ не возвратится?

Его самого удивила эта мысль. Онъ улыбнулся, покачалъ головою и всталъ, чтобъ пойти посмотрть, не возвращается ли Инко.

Наконецъ, онъ прошепталъ:

— Она можетъ взять его. Но сначала я стребую съ нее деньги, за хлбъ. Отъ этого ей не отдлаться!

Но вдругъ онъ снова задумался.

— А что, если у ней найдутся деньги и, заплативъ ихъ, она захочетъ взять мальчика, который теперь можетъ оказать ей пользу? Тогда я останусь одинъ… совсмъ одинъ.

Въ это время изъ сарая раздался громкій лай вновь приведенныхъ собакъ.

Старикъ отворилъ дверь и вышелъ.

Уже начинало темнть. Луна выглядывала изъ-за облака и ея лучи освтили возвращающагося назадъ мальчика, который медленно спускался съ холма на усталой лошади. Рядомъ съ нимъ шла женщина, а шествіе замыкалъ Ванаксъ, врный спутникъ мальчика.

Подъхавъ къ хижин, Инко соскочилъ съ лошади, а женщина отворила дверь и рзкимъ, повелительнымъ голосомъ заставила отступить собакъ, которыя хотли не пустить ее.

Инко повелъ свою усталую лошадь въ конюшню, по дорог, гд встртилъ Януша, и прежде чмъ послдній усплъ спросить мальчика о его путешествіи, поспшно крикнулъ:

— Она пришла и просила позволенія, провести эту ночь подъ нашей кровлей.

— Что такое? крикнулъ старикъ. Она пришла уже сегодня, этого я не хотлъ. Я не хочу имть съ нею никакого дла.

— Я встртился съ нею на возвратномъ пути, она просила у меня позволенія идти вмст со мною, что же могъ я сдлать?

— Сегодня мн судьба видть у себя негодныхъ людей, которые только даромъ отнимаютъ время! пробормоталъ старикъ, входя въ хижину, гд у очага сидла старая цыганка и изъ всхъ силъ старалась раздуть погасшіе уголья.

— Какой ты дурной хозяинъ! крикнула старуха по-латышски. У тебя нтъ огня для замерзшихъ гостей, сдлавшихъ далекій путь.

— Чортъ побери гостей! проворчалъ старикъ. Они не даютъ человку времени приготовить себ пость. У меня во всю жизнь не было столько народу и безпокойства, какъ сегодня со всми этими гостями.

— Не безпокойся, сказала старуха, у меня есть съ собою огненный напитокъ, который согретъ намъ всмъ душу и тло. Венгры умне курляндцевъ, они длаютъ себ питье изъ винограда, а не изъ полевыхъ ягодъ, какъ бдные остзейцы.

Сказавъ это, она поспшно встала, вышла и вернулась съ цлой охапкой сухихъ сучьевъ, которые бросила въ огонь, который въ одну минуту вспыхнулъ яркимъ пламенемъ и освтилъ смуглое лицо старухи.

Сидя, она казалась маленькой и худенькой, но когда вставала была средняго роста. На голов ея былъ надтъ большой пестрый платокъ, повязанный тюрбаномъ, покрывавшимъ лобъ, тогда какъ изъ подъ черныхъ волосъ сверкали серебряныя кольца въ ушахъ. Темные глаза ея имли особенно проницательный взглядъ, который имлъ въ себ чарующую силу.

Старуха была одта въ короткую мховую шубку и темную юбку изъ грубой матеріи, которая должна была очень мало защищать ее отъ втра и холода.

Янушъ молча смотрлъ на старуху, которая вела себя такъ, какъ будто она была хозяйка, а остальные гости.

Напрасно Янушъ приготовлялся сначала сердито встртить старуху. Онъ начиналъ поминать, что съ такой женщиной довольно трудно сдлать что нибудь грубостью и что она не принадлежитъ къ числу тхъ, которыя легко признаютъ надъ собою авторитетъ другихъ.

Старикъ съ досадой опустился на скамейку, а Инко молча придвинулъ къ огню пень и слъ на него.

— Ну, старый другъ, не сердись, сказала цыганка. Дай намъ чего нибудь пость. Мы давно не видались, и старая цыганка рада съ тобой встртиться посл долгой разлуки.

Старикъ медленно всталъ съ сердитой миной и нахмуренными бровями, но, тмъ не мене, взялъ хлбъ и вынулъ изъ-за пояса ножъ.

Инко будто нечаянно спустился съ пня на полъ и Янушъ занялъ пустое мсто, тогда какъ мальчикъ услся на полу, поддерживая подбородокъ руками и, недоврчивымъ взглядомъ глядя на старуху.

Она сунула руку къ карманъ своей шубки, откуда вынула кусокъ мяса и, раздливъ его на равныя части, подала дв старику.

Старикъ спокойно взялъ одну и подалъ другую Инко.

— Я не могу сть, сказалъ мальчикъ, и отвернулся отъ огня.

— Ты врно былъ на герцогской кухн, проворчалъ старикъ, и тамъ сдлали тебя такимъ взыскательнымъ.

— Конечно, проворчала цыганка, онъ долженъ умть добывать себ хорошія кушанья, такъ же какъ и мы. Въ немъ должно было остаться, хоть что нибудь цыганское.

Инко съ гнвомъ отвернулся, но ничего не сказалъ.

По окончаніи ды старуха вынула изъ кармана маленькую бутылочку и, такъ какъ Инко снова отказался отъ питья, то оно было раздлено между старикомъ и старухой.

Казалось, что вино возвратило Янушу мужество, по крайней мр, онъ ршительно поднялъ голову и твердо сказалъ:

— Не думай, пожалуйста, старая колдунья, что я за твое хорошее со мною обращеніе теперь забуду наказать тебя за обманъ. Прежде чмъ взять мальчика, ты должна заплатить мн за него тридцать серебряныхъ талеровъ.

При этой угроз старикъ выпрямился и вызывающимъ взглядомъ глядлъ на цыганку.

Онъ, наконецъ, ршился высказать свои требованія и это было для него большимъ облегченіемъ.

— Я не пойду съ ней и за тысячу талеровъ! крикнулъ мальчикъ.

И въ его глазахъ засверкала дикая ярость.

— Хорошо! хорошо, золотой мой! сказала старуха, мн не нуженъ мальчикъ и я пришла не затмъ, чтобъ брать тебя. Мои единоплеменники стали бы дурно съ нимъ обращаться, если бы онъ не захотлъ просить милостыню, какъ это длаютъ вс наши.

Инко сжалъ кулаки и спряталъ свое покраснвшее лицо въ длинную шерсть Ванакса, который разлегся рядомъ съ нимъ.

— Очень можетъ быть, что я заплачу за мальчика, когда найду его мать, которая бросила его мн такъ же, какъ я оставила его вамъ. Къ сожалнію, во время моихъ путешествій, мн не удалось найти ее, хотя мы прошли полсвта. Теперь я пришла просить васъ не обращаться съ нимъ дурно и, если вы хотите, то можете отправить его работать поденно. Но онъ не долженъ быть крестьяниномъ, хотя я не могу сдлать изъ него дворянина. Въ память моего покойнаго сына, я постараюсь, чтобъ изъ него не вышло ни цыгана, какъ я, ни крпостнаго, какъ ты.

— Хитрецъ стъ у меня лучшіе куски и спитъ на самомъ лучшемъ мст. Если же онъ меньше работаетъ, чмъ долженъ, то это только его вина и только увеличиваетъ плату за его воспитаніе, сказалъ старикъ, искоса глядя на цыганку.

— Хорошо, хорошо, сказала она, я хорошо знаю, что ваше сердце лучше языка и что мальчику будетъ у васъ лучше, чмъ гд либо. Но я должна была быть уврена, что вы не оставите его. Если мн не удастся устроить его судьбу, какъ нибудь лучше, то я положительно хочу избавить его хоть отъ холода, голода и дурнаго обращенія.

— Въ такомъ случа, вы не бабушка и не родственница мальчика? поспшно спросилъ Янушъ.

— Нтъ. Но это интересная исторія, которая связана съ моей. Если вы хотите, я разскажу ее вамъ, тогда, можетъ быть, вы будете доврчиве къ цыганской королев, тмъ боле еще, когда узнаете, что Инко обязанъ своей жизнью цыганамъ.

Старуха молча съ любовью взглянула на мальчика, который лежалъ съ закрытыми глазами, положивъ голову на шею собаки, и его ровное дыханіе заставляло предполагать, что усталость повліяла на него и онъ крпко спитъ

— Я заботилась о мальчик, когда онъ былъ малъ и слабъ, но это сдлалось невозможнымъ, когда онъ выросъ и могъ самъ заработывать себ средства къ жизни, что у насъ обыкновенно считается съ восьми лтъ. Тогда онъ уже принадлежалъ бы нашему племени тломъ и душой. Не зная, что съ нимъ длать, я оставила его у тебя, когда ему исполнилось семь лтъ, такъ какъ мое племя ршилось отправиться далеко чрезъ море и мн неудобно было брать съ собою мальчика.

Янушъ бросилъ полно въ огонь и спросилъ:

— Но кто же принесъ теб ребенка? или ты сама украла его?

Беппи молча сидла на полу. Затмъ, охвативъ колни своими худыми руками, покачала головой и, помолчавъ немного, продолжала:

— Моя исторія коротка и такъ похожа на многія другія, что теб, можетъ быть, покажется, что въ ней нтъ ничего особеннаго, что стоило бы быть разсказаннымъ. Но все-таки ты долженъ выслушать ее.— Во время правленія двухъ герцоговъ жилъ одинъ курляндскій крестьянинъ, у котораго была хорошенькая дочка съ длинными, черными косами и темными, сверкающими глазами. Двушка помогала отцу въ самыхъ тяжелыхъ работахъ и была всегда такъ весела, какъ будто бы она была дочерью знатнаго господина и всегда ла одн сласти. За тяжелой работой и черствымъ хлбомъ двушка прожила до шестнадцати лтъ и приближалось время, когда она должна была поступить на службу къ помщику, такъ какъ ея отецъ былъ крпостной. Старикъ работалъ въ пот лица и употреблялъ вс силы, чтобъ держать Майю вдали отъ помщицкой челяди. Мать ея умерла, когда двочк было тринадцать лтъ. Однажды Майя, таща на спин тяжелую охапку сучьевъ, весело распвала. Птичій хоръ отвчалъ ей. Но къ этому хору присоединился вдругъ свжій мужской голосъ, принадлежавшій красивому, смуглому молодцу, который вдругъ появился изъ чащи.

Старуха остановилась, поправила волосы, падавшіе на плечи, поглядла нсколько мгновеній на огонь и продолжала:

— Это случилось весною. Осенью смуглый красавицъ носилъ за Майю вс тяжести, помогалъ двушк пасти стадо и заботился о томъ, чтобъ ни одно животное не попало въ руки его смуглыхъ братьевъ, которые недалеко оттуда разбили свои палатки. За то двушка общала ему не любить никого, кром него, и, если помщикъ не согласится добровольно отпустить ее на волю, тайно убжать съ нимъ изъ страны и сдлаться его женою. Судьба, казалось, благопріятствовала имъ. Однажды влюбленный, съ опасностью собственной жизни, спасъ жизнь помщика Майи на охот. ‘Проси, чего хочешь’, сказалъ помщикъ. Понятно, что молодецъ спросилъ свободы своей возлюбленной.

— Хорошо, сказалъ помщикъ, пошли ко мн двушку, а чрезъ недлю я отдамъ ее теб.

Что случилось посл этого, то случалось очень часто въ то время и, по всей вроятности, случается и теперь. Но, какъ тогда, такъ и теперь, это могло разбить сердце, такъ какъ сердца бдныхъ людей чувствуютъ то же, что и сердца знатныхъ. И такъ, Майю взяли въ помщичій домъ. Тамъ было много работы, такъ какъ изъ Лифляндіи пріхало много гостей на большую охоту. Однимъ словомъ, двушка не возвращалась боле въ родительскій домъ. Напрасно цыганъ бродилъ вокругъ замка, вмшавшись въ толпу слугъ, ему удавалось лишь случайно видть двушку на мгновеніе. Но современемъ это длалось все трудне и трудне. Листья съ деревьевъ уже опали, а гости все еще не узжали. Цыгане собирались отправиться на югъ до начала зимы. Тогда, однажды вечеромъ, влюбленный нашелъ двушку на порог ея хижины. Она была блдна и глядла на него страшными, сухими глазами…

Старуха замолчала и сжала кулаки, затмъ хриплымъ голосомъ прошептала:

— Было бы гораздо лучше, если бы она тайно ушла съ нимъ, какъ думала прежде. Но горячая кровь цыгана заставила его желать отомстить дворянину. Онъ — свободная лсная птица, не имлъ ни малйшаго понятія о закон, который запрещаетъ низшимъ возмущаться противъ высшихъ. Кончилось тмъ, что цыганъ, выстрливъ въ помщика, былъ пойманъ и однажды Майя увидала его висвшимъ на вислиц на помщичьемъ двор съ отрубленной рукою. Не правда ли, это было очень весело?

Старуха низко опустила голову на грудь и замолчала.

— А теперь скоро конецъ, снова заговорила она. Старикъ, страшно пораженный несчастіемъ, не въ состояніи былъ работать, онъ скоро захворалъ и умеръ, а двушка ушла съ братьями своего убитаго возлюбленнаго. Но ея положеніе не позволило ей уйти далеко. Она осталась на зиму въ Лифляндіи, а когда наступила весна, у Майи родился мальчикъ, котораго она въ одно и тоже время ненавидла и любила. Это было тяжелое существованіе. Чужіе для двушки цыгане длили съ нею полученную милостыну, но очень часто имъ всмъ приходилось переносить холодъ, голодъ и нужду. Наконецъ, однажды, со своимъ ребенкомъ на рукахъ, она отправилась къ одному шведскому полковнику, жена котораго славилась своимъ состраданіемъ къ дтямъ. Несчастіе Майи тронуло знатную даму и она взяла къ себ въ домъ мать и ребенка. Чрезъ дв недли она подарила мужу мальчика и умерла… Сынъ шведскаго полковника, о которомъ я всегда вспоминаю съ благодарностью,— былъ ритмейстеръ Бенгъ-Штремъ, который покоится теперь у васъ подъ елями, рядомъ со своей возлюбленной женою. Я же курляндка, такъ же какъ и вы курляндецъ. Поэтому вы можете дать мн руку, землякъ.

Янушъ Кальнингъ медленно положилъ свою грубую руку въ дрожащую руку старухи, затмъ, быстро отдернулъ свою и прошепталъ:

— Дальше! дальше! Какимъ образомъ попалъ къ теб Инко?

— Это придетъ въ самомъ конц. Но слушай дальше.

Старуха снова бросила дровъ въ потухшій огонь и продолжала:

— Наступило покойное время для меня, мы отправились въ Швецію и тамъ мой господинъ женился вторично. Вмст съ богатой госпожей, въ дом появилась цлая толпа прислуги, которая не могла меня терпть за то, что я любила сына моего господина, какъ своего собственнаго, и за то, что господинъ любилъ меня. Къ этому прибавилось еще то, что высокій швейцаръ давно преслдовалъ меня своей любовью, а горничная госпожи изъ ревности придумывала противъ меня всевозможныя оскорбленія. Въ одинъ прекрасный день у госпожи пропало брилліантовое ожерелье. Всхъ обыскали и пропажу нашли у меня въ вещахъ. Вс мои увренія были напрасны. Вс говорили, что цыганка никогда не отучится отъ воровства. Мой господинъ въ это время путешествовалъ и меня отправили въ тюрьму.

Старуха опять помолчала немного, какъ бы собираясь съ мыслями, затмъ продолжала:

— Вскор въ обществ преступниковъ я научилась презирать добродтель, не прошло и года, какъ я разучилась краснть, научилась смяться надъ всмъ святымъ. Однимъ словомъ, мн судьбою было предназначено сдлаться цыганской королевой и я сдлалась ею. Это произошло такъ.— Со мною въ одной комнат сидла старуха, оказывавшая мн нкоторое состраданіе за то, что я отдавала ей свою пищу. Мой ребенокъ захворалъ отъ лишеній и недостатка свжаго воздуха и я невольно почувствовала состраданіе къ старух, которая помогала мн ухаживать за моимъ ребенкомъ. Мы мало-по-малу привыкли къ нашей тюрьм, хотя хорошо знали, что единственная дорога изъ нее къ смерти. Заключенные въ тюрьм воры должны быть казнены, но предварительно должны были заработать свое содержаніе въ тюрьм. Въ извстные дни всмъ позволялось видться на двор съ посторонними. Въ числ ихъ былъ сынъ стаpой цыганки, не смотря на рану въ рук. Нсколько словъ, сказанныхъ имъ цыганк на цыганскомъ язык, который я понимала, дали мн понять, что готовится бгство изъ тюрьмы. Высокій, сильный малый ласкалъ моего мальчика и шепнулъ мн при этомъ, что на третью ночь я не должна спать и при первомъ крик кукушки должна быть около его старухи. Съ сильнымъ біеніемъ сердца ждала я этой минуты. Вмст съ надеждой бжать во мн пробудилось желаніе свободы и любви къ жизни. Наконецъ, желанная ночь наступила и мы., съ шестью другими арестантами, получили свободу. Мы прошли мимо связанныхъ сторожей. Были ли они мертвы или только оглушены, я мало заботилась объ этомъ. Наступившее утро нашло насъ вн опасности отъ преслдованія враговъ. Старуха и ея сынъ по очереди несли моего мальчика, который, тихо плача, протягивалъ ко мн свои руки. Старуха заставляла его замолчать. Чрезъ нсколько дней ходьбы мы были въ цыганскомъ табор, который, казалось, зналъ о нашемъ бгств. Тутъ намъ дали новыя платья, мы вычернили себ лица и сдлались неузнаваемы. Посл трехъ-дневной остановки мы отправились дале и ночью дошли до морскаго берега, гд насъ ждала лодка, въ которую сла старуха цыганка съ сыномъ и взяла съ собою меня. Старуха, венгерская цыганская королева, была матерью высокаго малаго, женою котораго я сдлалась изъ благодарности. Онъ былъ уменъ и очень добръ ко мн. Отъ него я пріобрла умніе читать судьбу людей по ихъ ладони. Онъ часто разсказывалъ мн странныя вещи и событія изъ жизни знатныхъ семействъ и я была достаточно умна, чтобъ пользоваться этими знаніями при предсказаніяхъ будущаго. Онъ научилъ меня узнавать цлебныя силы травъ и корней и я вскор забыла бы, что Курляндія моя родина, еслибы не чувствовала по временамъ желаніе увидать ее. Я уважала старика, какъ отца, а сыновей его, какъ будто они были мн родными братьями по крови. Когда умерла старая цыганка, называвшаяся Беппи и бывшая цыганской королевой, я получила въ наслдство ея имя и власть, и гордилась, когда меня звали цыганской королевой, а въ отсутствіе старика повиновались моимъ приказаніямъ. Одинъ разъ мы снова путешествовали изъ Лифляндіи въ Курляндію. Тогда снова любовь къ родин повлекла меня къ мсту моего несчастія. Мое племя хотло вернуться въ Лифляндію къ лошадиной ярмарк, поэтому намъ пришлось пробыть въ Курляндіи только очень недолго, но все-таки я умла найти случай узнать, что сталось съ моимъ бывшимъ помщикомъ. Гордая госпожа умерла, старшій сынъ, женился на богатой польк, которой любовь и богатство спасли его отъ погибели, самъ гордый помщикъ былъ болнъ и слабъ, но былъ еще боле жестокъ и свирпъ, чмъ прежде. Его старшій сынъ и его жена любили развлеченія и часто узжали изъ замка, оставляя на это время свой единственный отпрыскъ подъ присмотромъ стараго дда. Наконецъ, младшій сынъ гордой фамиліи разстроилъ все свое наслдство. Я хотла радоваться несчастіямъ моего злодя, но, вернувшись и взглянувъ на моего мальчика, который былъ вылитый отецъ, я не въ состояніи была чувствовать ненависти къ виновнику его дней. Не знаю почему, но я любила моего старшаго сына больше, чмъ другихъ его братьевъ, которые терпть его не могли за его постоянную задумчивость. Онъ часто игралъ на флейт, и игралъ такъ хорошо, что невольно привлекалъ къ себ всхъ. Время шло… Инко! мой бдный мальчикъ!

Жизнь была тяжела для моего бднаго сына. Онъ уже вступилъ въ юношество, но еще не зналъ счастія молодости. Одинъ разъ мы остановились таборомъ недалеко отъ Кракова. Былъ жаркій день. Я сидла у себя въ палатк. Вдругъ въ нее поспшно вбжалъ Инко, мой старшій сынъ, неся что-то спрятанное подъ плащемъ. ‘Идемъ со мною Беппи, поспшно сказалъ онъ, если только ты не хочешь дать умереть бдной женщин, которой принадлежитъ этотъ ребенокъ’. Я наклонилась надъ ребенкомъ, котораго сынъ положилъ на скамейку изъ дерна. Малютка спалъ. Я поспшно взяла темное цлебное питье, добываемое изъ трехъугольныхъ листьевъ, названія которыхъ я не знаю, накрыла ребенка плащемъ и оставила вмст съ Инко палатку, съ трудомъ поспвая за нимъ. Я догнала его, когда онъ опустился на колни предъ безчувственной женщиной, которой черные, распущенные волосы закрывали грудь и лицо. Мы отнесли ее къ себ въ палатку, я запретила, кому бы то ни было, входить ко мн и мн повиновались. Больная поправлялась, но не говорила ни слова. Красавица съ темными сверкающими глазами и черными волосами, похожая на дочерей нашего племени, на вс наши вопросы отвчала слезами или молчаливымъ покачиваніемъ головы. Наконецъ, она хотла отправиться дале, но умоляющій взглядъ Инко удержалъ ее. Тогда Инко сдлался ея защитникомъ, онъ ухаживалъ за нею и за ея ребенкомъ, защищая ихъ отъ всякихъ непріятностей, и, казалось, пріобрлъ новыя силы и новую жизнь. Онъ трудился для нее и для ея ребенка, трудился для своихъ братьевъ, чтобъ задобрить ихъ, такъ какъ племя было недовольно появленіемъ чужихъ въ своей сред. ‘Какъ зовутъ твоего ребенка?’ спросила я ее одинъ разъ. ‘Инко’, прошептала она, бросая благодарный взглядъ на моего сына, глаза котораго засверкали отъ счастія. Это было единственнымъ знакомъ ея благодарности… Мой бдный мальчикъ игралъ свои лучшія псни, а блдная красавица улыбалась и плакала, слушая ихъ, я же была настолько слпа, что воображала, будто она, такъ же какъ и я, сдлается изъ благодарности женою цыгана и со временемъ наслдуетъ мою власть. Однажды мы узнали, что дается большой праздникъ у одного краковскаго старосты, который взялъ себ зятя изъ Курляндіи. Курляндскій дворянинъ прізжалъ съ женою, чтобъ получить ея имніе и поэтому въ замк былъ назначенъ большой праздникъ. Я подумала, что на такомъ праздник люди не прочь послушать предсказанія и послушать нашей музыки, и потому часть нашего племени отправилась на праздникъ. Въ числ ихъ были Инко и я. Вернувшись, Инко сталъ весело расказывать о томъ, что видлъ въ замк, откуда онъ принесъ своей красавиц красивое жемчужное ожерелье, которое купилъ у другаго цыгана. Онъ надлъ это ожерелье на ея блую шею, а она задумчиво позволила ему сдлать это. Я узнала, что молодой зять краковскаго старосты былъ старшій сынъ моего бывшаго помщика изъ Курляндіи. Я стала говорить чужестранк про это гордое семейство и назвала ихъ имя. Тогда съ нею произошла странная перемна, глаза ея засверкали, она стала смяться, какъ сумасшедшая, потомъ вдругъ легла и, казалось, заснула. Мой сынъ по своему обыкновенію, чтобъ ей не помшалъ ребенокъ, взялъ мальчика на руки и тихонько вышелъ изъ палатки. Прошло немного времени, мой мальчикъ снова сталъ печаленъ и я должна была одна зарабатывать для всхъ.

Однажды вечеромъ, когда я вернулась домой, Инко встртилъ меня у дверей палатки весь блдный, съ испуганнымъ лицомъ. Онъ держалъ плачущаго мальчика на рукахъ и губы его дрожали, когда, на мой вопросъ: не спитъ ли наша гостья? Онъ отвчалъ: ее нтъ.

Да, ее не было. Она исчезла на вки.

Мой сынъ глядлъ на Инко, какъ на наслдство посл нее. Онъ молча ухаживалъ за нимъ, я не слышала отъ него ни одной жалобы. Онъ назвалъ мальчика своимъ братомъ и всегда бралъ его съ собою.

Но флейта лежала нетронутой въ углу и ни малйшаго звука не выходило изъ подъ пальцевъ моего бднаго сына.

Чтобъ нсколько разсять его мрачную задумчивость, я заставила мое племя ршиться на далекое путешествіе и мы отправились въ Германію. Мы останавливались въ Кельн, Мюнстер, торговали на рынк Билефильда и Герфорда. Затмъ пошли дале чрезъ Пруссію, чрезъ Мемель, чрезъ Лифляндію и, наконецъ, снова очутились на моей родин.

Тутъ многое измнилось. Слды войны со шведами почти уничтожились при герцог Іаков, который былъ строгимъ правителемъ, но страна при немъ процвтала. Чужіе мастера работали на новыхъ фабрикахъ иностранными инструментами, которые до тхъ поръ не были извстны въ Курляндіи. Въ Либав и Виндав разввались флаги кораблей. Раззоренныя церкви и монастыри были вновь воздвигнуты герцогомъ. Мы, цыгане, могли оставаться въ стран сколько намъ было угодно. Суевріе народа служило намъ защитою отъ насилій, народъ врилъ, что если сдлать зло цыганамъ, то это вызоветъ падежъ скота. Чума постигала овецъ, если кто нибудь длалъ зло цыганамъ. Такимъ образомъ, наши палатки были вновь разбиты на земл моего помщика.

Шесть лтъ прошло со времени исчезновенія красавицы чужестранки, оставившей намъ своего ребенка. Инко скоро должно было минуть семь лтъ и наши ршили, что онъ долженъ отправляться на добычу. Но мой бдный сынъ противился этому и хотлъ устроить будущность своего пріемнаго сына какъ нибудь иначе и лучше.

Я часто ходила мимо забытаго дома моего прежнаго помщика и видла тамъ мальчика, сидвшаго на колняхъ больнаго подагрою старика, котораго вывозили на воздухъ въ кресл и который съ нетерпніемъ поминутно отдавалъ приказанія прислуг. Но самый большой гнвъ помщика вызывалъ тотъ, кто позволялъ проникнуть къ нему во дворъ кому нибудь изъ цыганъ.

Однажды, когда нсколько человкъ изъ нашихъ все-таки пробрались во дворъ, развлекая музыкой прислугу, помщикъ, который въ это время спалъ, проснулся и веллъ сейчасъ же травить цыганъ собаками. Въ ночь посл этого происшествія наши палатки были ярко освщены заревомъ пожара. Затмъ въ замк зазвонили въ колокола и до насъ доносился шумъ голосовъ и крики о помощи.

— Замокъ горитъ! крикнулъ Инко. Береги ребенка, Беппи, а я пойду посмотрть нельзя ли помочь.

Я хотла удержать его, но вс остальные пошли и Инко пошелъ вмст съ ними. Только одинъ остался лежать на постел, длая видъ, будто спитъ. Это былъ цыганъ, котораго помщикъ собственноручно ударилъ по лицу хлыстомъ.

Я испытывала какое-то странное чувство страха и, бросивъ спящаго мальчика рядомъ съ оставшимся цыганомъ, которому приказала смотрть за ребенкомъ, поспшно пошла сама на мсто пожара.

Пламя уже охватило крышу и освщало больнаго старика, вытащеннаго изъ замка въ кресл. Онъ съ громкими проклятіями отдавалъ приказанія, которыхъ никто не слушалъ. Я видла, какъ въ горящихъ комнатахъ мелькали темныя фигуры цыганъ, но они ничего не спасали, а только крали все, что попадалось имъ подъ руки.

Вдругъ къ замку подскакалъ всадникъ,

— Ради Бога! скажите, гд мой ребенокъ? вскричалъ онъ задыхающимся голосомъ. Пятьсотъ талеровъ тому, кто доставитъ его мн.

— Онъ вмст съ кормилицей во второмъ этаж! крикнулъ старикъ, указывая палкою на верхъ.

Какая-то женщина была вытащена, повидимому, безъ чувствъ.

— Маргарита, гд ребенокъ? крикнулъ несчастный, который, возвращаясь съ празднества, нашелъ свой домъ въ огн.

Прислуга стояла, не зная, что длать, но никто не выказывалъ желанія броситься въ огонь.

Тогда я увидала, какъ мой Инко подставилъ лстницу къ дому и бросился въ огонь.

Я громко вскрикнула и упала почти безъ чувствъ.

Вдругъ я увидла, явившагося въ окн втораго этажа, Инко, съ ребенкомъ на рукахъ. Я съ испугомъ поднялась.

— Бросай ребенка и прыгай самъ! крикнула я. Но въ это самое мгновеніе раздался громкій трескъ балокъ — крыша обрушилась и я потеряла сознаніе.

Старуха замолчала и закрыла лицо руками.

Янушъ молча глядлъ себ подъ ноги.

Въ эту минуту мальчикъ пошевелился и глубоко вздохнулъ.

Беппи испугалась, приподнялась и поспшно сказала::

— Дай мн договорить до конца.

Когда я пришла въ себя, старикъ на кресл сидлъ неподвижно, молодой всадникъ, который не могъ спасти своего сына, исчезъ. Тогда я подошла къ одинокому старику, оставленному своими собственными дтьми и прислугою. Я дотронулась до его плеча.

Тогда онъ съ удивленіемъ взглянулъ мн въ лицо.

— Богъ справедливъ, сказала я, онъ не хотлъ, чтобъ твой внукъ одинъ погибъ въ пламени,— твой сынъ долженъ былъ сгорть вмст съ нимъ.

— Мой сынъ!.. вскричалъ помщикъ. Горе мн!

— Нтъ, не тотъ, который носитъ твое гордое имя и твой гербъ, но погибъ сынъ красавицы Майи — погибъ, спасая внука своего отца! проклятіе теб и всему твоему роду!

Дико вскрикнувъ, старикъ выпрямился въ кресл.

Я убила его, такъ же какъ онъ нкогда убилъ возлюбленнаго моей молодости.

Я кончила. Остальное ты знаешь, продолжала цыганка. Намъ пришлось поспшно оставить страну, такъ какъ ходили слухи, что мы подожгли замокъ. Мы углубились дале въ страну и отправились въ Баускъ на лошадиную ярмарку. Тутъ также былъ зажженъ огонь и по приказанію герцога въ немъ погибла благородная человческая жизнь. Курляндія стала внушать мн ужасъ и я принесла теб мальчика, такъ какъ мн невозможно было взять его съ собой за море. Мы сли на корабль въ Либав и на долгое время оставили мою родину.

Я много видла и пережила. Время, точно сонъ промчалось надо мною. Я видла въ моей молодости шведскаго короля Адольфа, котораго спасъ изъ болота цыганъ. Король подарилъ за это свой серебряный охотничій кубокъ, который цыганскій король съ тхъ поръ постоянно носилъ на пояс.

Однажды одинъ изъ нашихъ братьевъ возмутился противъ дворянина и долженъ былъ быть за это казненъ. Я бросилась къ ногамъ короля Карла Густава и послдній выкупилъ сокровище своего гордаго предка жизнью цыгана. Съ тхъ поръ, это сокровище попало въ руки Бенгъ-Штремовъ и я получила его обратно изъ рукъ дочери стараго ритмейстра и постоянно ношу его при себ, какъ нкогда носилъ его старый глава цыганъ. Посмотри. Сказавъ это, она бросила новое полно въ огонь и при ярко вспыхнувшемъ пламени, предъ глазами старика сверкнулъ серебряный бокалъ рдкой работы.

Старикъ съ молчаливымъ удивленіемъ глядлъ на произведеніе искусства и даже Инко тихонько поднялъ голову и глядлъ на обоихъ.

Янушъ осторожно возвратилъ старух сокровище. Удивленіе и молчаливое уваженіе къ умной цыганк заставляло его молчать, тогда какъ испытующій взглядъ былъ устремленъ на лицо старухи, какъ, бы ища на немъ слдовъ бывшей красоты Майи.

Волосы этой старой женщины были почти сды, но когда она улыбалась, изъ подъ ея высохшихъ губъ сверкали два ряда блыхъ зубовъ.

— Скажи, пожалуйста, старикъ, обратилась она тихонько къ Янушу, гд дти добраго амтмана и дочь несчастнаго инспектора?

— Кто знаетъ это, со вздохомъ отвчалъ Янушъ. Посл похоронъ инспектора они оставили Курляндію и никто не знаетъ, куда они отправились, даже семейство герцога, хотя принцъ и молодая принцесса съ нсколькими придворными присутствовали при погребеніи.

— Какъ! они были здсь у тебя? съ удивленіемъ вскричала цыганка.

— Да, и также принцесса Софія Шарлотта, такъ закутанная въ черный крепъ, что я принялъ бы ее за придворную даму, если бы Бласіусъ, камердинеръ герцога, не указалъ мн на нее, какъ на дочь герцога.

— Да, да, сказала Беппи, Бенгъ-Штремъ пользовался большимъ почетомъ у герцога и потому семейство герцога могло помочь ему перенести его горе, хотя они сами виноваты въ этомъ гор.

— Подданные не должны судить о томъ, что сдлалъ герцогъ, сказалъ крестьянинъ. Не хорошо ужъ было и то, что адъюнктъ, женихъ дочери инспектора,смотрлъ на похоронахъ такимъ мрачнымъ взглядомъ, тогда какъ остальные чувствовали состраданіе къ осиротлой дочери. Принцесса долго держала ее въ объятіяхъ и что-то тихо ей говорила. Но адъюнктъ не поднялъ головы даже и тогда, когда сынъ герцога протянулъ ему руку чрезъ могилу. Принцесса поспшно положила свою бленькую ручку въ его руку, оставляя дочь инспектора стоять на колняхъ у могилы, и поспшно ушла, вмст съ принцемъ, который страшно поблднлъ. На могил поставили крестъ, рабочіе произнесли Отче нашъ, а священникъ тихо благословилъ стоявшихъ на колняхъ жениха и невсту. Наконецъ, дочь поднялась, подошла ко мн и сказала на самомъ чистомъ латышскомъ язык: ‘Другъ мой Янушъ, стереги могилу моихъ дорогихъ мертвыхъ и каждое утро приноси имъ сюда нашъ прнтъ. Со временемъ я награжу тебя, лучше, чмъ могу наградить теперь’. Сказавъ это, она сунула мн въ руку нсколько золотыхъ, и прежде чмъ я усплъ что либо отвтить, они оба исчезли.

Старуха провела рукою по глазамъ, наклонилась къ Инко и сказала:

— Проснись и иди лягъ въ постель. Пора.

Мальчикъ крпче обнялъ шею собаки и не пошевелился.

— Въ такомъ случа, оставайся, гд лежишь, прошепталъ Янушъ. Мальчикъ упрямъ и его ничмъ не заставишь поступить по своему. А когда явится сюда твоя орда, онъ станетъ еще упряме.

— Кто теб сказалъ, что мы придемъ сюда? возразила цыганка. Путкаммеръ позволилъ намъ остановиться въ восьми верстахъ отъ Митавы, тамъ мы и остановимся. Все племя уже пришло и разбило палатки.

— Но Длинный Петръ не хочетъ видть васъ у себя.

— Намъ это все равно, Мы хотимъ жить у него и онъ къ намъ привыкнетъ, какъ къ дурной погод, которую нельзя прогнать прежде, чмъ она сама не уйдетъ.

Съ эти словами старуха прислонилась головой къ стн и съ усталымъ видомъ закрыла глаза.

ГЛАВА III.
Послднія минуты.

Между рками Аа и Дриксой возвышается бывшій орденскій замокъ, названный по имени его основателя домъ Митова и съ XVI столтія сдлавшійся резиденціею герцоговъ.

Первый Курляндскій герцогъ, Готгардъ Кетлеръ, приказалъ пристроитъ съ задней стороны замка церковь, открытіе которой было торжественно опраздновано въ 1685 году. Подъ церковью былъ устроенъ большой фамильный герцогскій склепъ.

Послдующій герцогъ пристроилъ съ восточной стороны помщеніе для придворныхъ. Множество маленькихъ домиковъ, покрытыхъ соломою помщались съ сверной стороны и служили помщеніемъ для прислуги.

Въ начал XVII столтія, посл тяжелой борьбы, Митава перешла въ другія руки. Густавъ-Адольфъ взялъ замокъ вмст съ поляками 3 октября 1621 года и отдалъ его въ Феврал слдующаго года князю Радзивиллу и затмъ снова занялъ его 25 сентября 1625 года. Тогда съ обихъ сторонъ началась ожесточенная борьба и стны беззащитнаго города сдлались ареною ужасныхъ длъ.

Когда, наконецъ, герцогъ снова переселился въ Митаву, онъ приказалъ укрпить замокъ. Вокругъ него было построено пять бастіоновъ, глубокій ровъ окружилъ замокъ со всхъ сторонъ.

Но и этотъ вновь укрпленный замокъ въ 1658—1659 годахъ перенесъ сильный штурмъ и палъ жертвою военной хитрости шведовъ при Карл Густав. Но, благодаря храбрости лифляндскихъ и бранденбургскихъ войскъ, замокъ быль взятъ обратно и возвратившійся изъ плна герцогъ Іаковъ, вновь нашелъ тамъ убжище посл годоваго отсутствія и, наконецъ, твердой рукой устроилъ изъ разореннаго замка крпкую герцогскую резиденцію, а разоренную Курляндію превратилъ въ новое цвтущее королевство.

Посл всхъ этихъ перемнъ судьбы, 1681 годъ снова принесъ жителямъ замка печальное событіе. Посл того, какъ, 8 августа 1676 года, скончалась герцогиня, о потер которой сожалла вся страна, герцогское семейство постигло новое горе: изъ Берлина былъ привезенъ трупъ умершаго принца Іакова.

Это печальное событіе произвело такое вліяніе на герцога, что пошатнуло его физическое здоровье. Печаль и отчаяніе подорвали твердую волю герцога, а мысль, что его преслдуетъ враждебная судьба и что его звзда начинаетъ гаснуть вмст съ смертью его близкихъ, была причиною того, что этотъ, прежде столь здоровый и крпкій, человкъ впалъ въ постоянную задумчивость, которая все боле и боле принимала мрачный оттнокъ. Пріздъ наслднаго принца вмст съ его юной супругой внесъ нкоторое разнообразіе въ жизнь замка, мрачныя комнаты оживились, давно закрытыя окна снова были открыты и пропускали въ замокъ солнечные лучи. Блестящая свита, охотничьи собаки, лошади, сокольничьи съ соколами, итальянскіе актеры и французскіе танцоры такъ наводнили замокъ, что мрачный взглядъ больнаго хозяина снова началъ оживляться и въ его душ проснулась надежда. На блдныхъ губахъ его снова появлялась улыбка при вид молодой наслдной принцессы, которая съ любовью склонялась къ нему. Очень часто, когда она появлялась у больнаго вмст съ принцессою Софіей-Шарлоттой, казалось, что злые демоны уступаютъ мсто добрымъ духамъ.

Со времени болзни герцога наслдный принцъ принялъ на себя почти все управленіе.

Посл того, какъ онъ оставилъ университетъ въ Ерланген, гд онъ оканчивалъ свои занятія, молодой принцъ постилъ многіе европейскіе дворы, чтобъ ознакомиться съ ихъ образомъ правленія и государственною жизнью. Въ этомъ отношеніи его знанія не оставляли желать ничего лучшаго, но что касается промышленности и торговли, то наслдный принцъ не имлъ въ нихъ тхъ свдній, какъ его отецъ, герцогъ Іаковъ.

Фридрихъ-Казиміръ былъ боле придворный кавалеръ, чмъ правитель, но, главнымъ образомъ, въ немъ было мало участія къ тому, что происходило на его родин, и онъ охотно уклонялся отъ всякихъ нововведеній, только чтобъ пользоваться большимъ спокойствіемъ. Въ важныхъ случаяхъ у него не хватало проницательности и изобртательности, которыя въ высшей степени характеризовали герцога Іакова. Во время своего долгаго пребыванія въ Париж, наслдный принцъ усплъ пріобрсть весьма тонкое, но поверхностное образованіе, какое можно было получить только при двор Людовика XIV, на который въ то время смотрла вся Европа. Ему нравилась наружная беззаботная сторона придворной жизни и его взглядъ никогда не погружался глубже вншнихъ церемоній.

При своемъ рыцарскомъ характер, полученномъ въ наслдство отъ отца, принцъ принималъ ханжество старющаго короля за нелицемрное благочестіе, а деспотизмъ Ментенонъ за самоотверженіе и великодушіе. Онъ не только старался подражать Людовику XIV во вншнемъ отношеніи, но и стремился провести на своей родин идеи великаго французскаго короля, и началъ это введеніе съ французской роскоши. Онъ танцовалъ, фехтовалъ, здилъ верхомъ безукоризненно, какъ самый образцовый французскій кавалеръ. Онъ точно также игралъ и велъ очень большую игру, кром того покровительствовалъ изящнымъ искусствамъ, не забывая и охоты. Дворъ его былъ блестящъ, а французскіе повара доставляли ему кушанья и вина, которыя онъ привыкъ употреблять при двор Людовика XIV, и можно было опасаться, что посл смерти Іакова Кетлера, при его наслдник, начнется реакція, и финансамъ, какъ страны, такъ и герцогскимъ, угрожало при этомъ сильное разстройство.

Такимъ образомъ, прошло пять лтъ со времени смерти старой герцогини и самоотверженнымъ заботамъ принцессы Софіи-Шарлотты удалось нсколько смягчить страданія герцога, но, тмъ не мене, въ немъ замтенъ былъ большой упадокъ силъ, внушавшій сильныя опасенія.

Высокая, статная фигура герцога казалась разбитой, лицо его приняло желтоватый, болзненный цвтъ, глаза потеряли блескъ. Онъ видимо приближался къ могил.

Доктора не знали, какъ опредлить болзнь, и напрасно искали противъ нее средствъ. Курфюрстъ Бранденбургскій, любимая сестра котораго была замужемъ за герцогомъ, послалъ къ нему своего лейбъ-медика и надялся, что его искусству удастся спасти герцога, о состояніи котораго онъ сильно сожаллъ.

Прошло около двухъ недль со времени прибытія доктора Менцеля, но состояніе здоровья герцога нисколько не улучшилось. Вскор царственный паціентъ погрузился въ какой-то апатическій полусонъ. Пульсъ бился слабе и только по временамъ на впалыхъ щекахъ выступала лихорадочная краска. Тогда взглядъ его сверкающихъ глазъ съ безпокойствомъ блуждалъ вокругъ и пересохшія губы шептали непонятныя слова.

Въ описываемый нами день занавсы алькова были спущены и прислуга неслышно двигалась по комнатамъ. Во всемъ замк царствовала глубокая тишина и печаль, тогда какъ снаружи зимній втеръ разсялъ тучи и солнце ярко освщало герцогскую резиденцію. Снгъ таялъ, и съ крышъ текли ручьи воды. Но тамъ, куда не проникали сверкающіе лучи солнца, потоки воды сейчасъ же застывали и превращались въ твердый ледъ.

Даже на сверной сторон замка, гд обыкновенно царствовала самая оживленная жизнь, слышался только тихій шепотъ прислуги и приказанія, передаваемыя въ полголоса.

На лстниц сидли дв большія собаки и съ важнымъ достоинствомъ глядли на молодыхъ воронъ, прыгавшихъ по двору.

Въ комнат старшаго кухмистера собралась группа прислуги и молча глядла на какого-то человка, который, очевидно, только что пересталъ говорить.

Высокая, широкоплечая фигура Блазіуса, герцогскаго камердинера, казалось, сдлалась меньше и худе, его полное, сіяющее здоровьемъ лицо похудло и поблднло, веселое и беззаботное выраженіе исчезло съ него. Свтло-голубые глаза были опущены къ земл и слеза за слезою медленно скатывались на его сдые усы.

Посл долгой паузы, послдовавшей за его сообщеніемъ, онъ провелъ рукою по дрожащимъ губамъ,— какъ бы желая подавить волненіе, и снова заговорилъ:

— Да… да… на двор сіяетъ солнце, все такъ весело и свтло. Все радуется наступающей весн и полно надеждъ. Но меня никогда еще такъ не сердилъ солнечный блескъ, какъ сегодня, когда дорогому герцогу такъ худо. Солнечный свтъ ослпляетъ заплаканные глаза бдной принцессы, такъ что она даже пряталась за занавсы у постели отца, а его, моего бднаго господина, вс солнца въ мір не могутъ разогрть. Онъ стремится къ вчному отдохновенію. Напрасно доктора стараются искусственно согрть его хладющіе члены, — ничто не помогаетъ. Посл сна наступаетъ бредъ и я не могу помшать видніямъ его сна входить къ нему въ спальню. Мн не закрыть двери такъ крпко, чтобы смерть не проникла къ нему. Я не могу помшать приходить къ постели герцога покойному инспектору и амтману Луфту. Напрасно принцесса увряетъ его, что они спокойно лежатъ въ могилахъ и никогда не оставляли ихъ. Какъ часто онъ принимаетъ Бюрена за герцога, а себя за бднйшаго и ничтожнйшаго человка во всей Курляндіи. Это печальный признакъ, дти, конецъ скоро придетъ. Теперь онъ уже три часа крпко спитъ и лейбъ-медикъ охраняетъ его сонъ, какъ будто онъ долженъ сегодня навки отдохнуть отъ всхъ своихъ мученій. Ходите тише, друзья мои. Молитесь за герцога, такъ какъ никто не нуждается такъ въ молитвахъ, какъ онъ.

Сказавъ это, онъ взялъ налитую горячей водой серебряную грлку, завязалъ ее въ блое полотно и, молча поклонившись, вышелъ изъ кухни.

Пройдя чрезъ дворъ, онъ поднялся по ступенямъ, которыя вели къ угловому входу въ южную башню. Тутъ стояло на часахъ двое солдатъ такъ неподвижно, какъ будто они были выточены изъ камня. Блазіусъ вошелъ въ корридоръ, въ другомъ конц котораго, предъ тяжелой дубовой дверью, стояли на часахъ двое драбантовъ и только посл того, какъ камердинеръ сказалъ пароль, предъ нимъ отворились двери во внутреннія комнаты герцога.

Пройдя чрезъ большую блую залу съ глубокими нишами, у внутреннихъ дверей которой дремали пажи, Блазіусъ вошелъ въ полукруглую, обитую коврами комнату.

Сквозь пестрыя стекла высокихъ оконъ въ комнату падалъ слабый свтъ и боролся съ яркимъ огнемъ, разведеннымъ въ камин. На мозаичномъ полу былъ разложенъ толстый коверъ, заглушавшій шумъ шаговъ. Въ комнат не было другихъ украшеній, кром нсколькихъ военныхъ картинъ и двухъ большихъ статуй Меркурія и Юпитера. Стулья были изъ темнаго стараго дуба и напоминали голландскую простоту и нмецкую аккуратность древнихъ временъ.

Посреди комнаты, недалеко отъ камина, сидли за шахматнымъ столомъ двое мужчинъ, повидимому, съ большимъ вниманіемъ слдившіе за игрой.

Предъ каминомъ стояли на колняхъ два лейбъпажа принцессы и наливали въ большіе серебряные стаканы, стоявшіе предъ ними, подогртое вино.

У самаго окна, за столомъ, на которомъ помщены были хирургическіе инструменты, аппараты, реторты и стаканъ, сидлъ лейбъ-медикъ герцога, докторъ Гардеръ, занятый разршеніемъ какой-то медицинской задачи. Онъ, качая головою, бралъ то одну, то другую склянку, не ршаясь, однако, которую выбрать.

Блазіусъ подошелъ къ нему и тихо шепнулъ нсколько словъ, на которыя докторъ отвчалъ молчаливымъ наклоненіемъ головы.

Одинъ изъ игроковъ въ очкахъ поднялъ голову и мы могли бы узнать въ немъ лейбъ-медика Курфюрста, Менцеля. Онъ искоса взглянулъ на Гардера, который въ эту минуту смотрлъ на свтъ какую-то склянку.

— Этотъ не можетъ ничего придумать, тихо шепнулъ Менцель насмшливымъ тономъ Путкаммеру. Тотъ молча кивнулъ головою и выдвинулъ коня.

— Чортъ возьми! съ досадою вскричалъ лейбъ-медикъ, какъ хорошо умлъ ты скрыть свою военную хитрость. Чортъ возьми! какой адскій холодъ, продолжалъ, онъ, потирая ноги въ шелковыхъ чулкахъ. Ганимедъ! мой милый, дай мн вина, я хоть немного отогрюсь.

Говоря это, онъ поднесъ къ губамъ поданный ему пажемъ бокалъ и съ видимымъ удовольствіемъ осушилъ его.

Тогда Путкаммеръ, въ свою очередь, махнулъ пажу и улыбаясь послдовалъ примру бранденбуржца, какъ онъ шутя называлъ своего друга Менцеля. Путкаммеръ былъ дальнимъ родственникомъ и товарищемъ по ученію доктора, такъ какъ оба вмст посщали въ Аугсбург высшую школу. По окончаніи занятій, Менцель поступилъ на браденбургскую службу и сдлался лейбъ-медикомъ великаго курфюрста. Путкаммеръ вступилъ во владніе своими имніями въ Курляндіи и поступивъ на службу къ герцогу, пріобрлъ расположеніе герцогскаго семейства, а Іаковъ Кетлеръ въ своемъ указ отъ 5 марта 1677 года, назначилъ Путкаммера канцлеромъ при будущемъ правленіи наслднаго принца Фридриха Казиміра.

Посл многихъ лтъ, друзья юности снова увидались. Обоимъ имъ могло быть по сорока лтъ, но по наружности лейбъ-медикъ казался старше бургграфа, который казался еще молодымъ человкомъ, благодаря тонкимъ и умнымъ чертамъ лица и сверкающему взгляду. Длинные блокурые усы, падавшіе по обимъ сторонамъ лица, придавали ему воинственный видъ, а его стройная, высокая фигура длала его еще моложе.

Путкаммеръ пользовался большимъ довріемъ герцога и былъ его врнымъ другомъ и веселымъ собесдникомъ.

— Не хотите ли послдовать нашему примру? шепнулъ Менцель, обращаясь къ лейбъ-медику герцога, который чрезъ свои склянки внимательно наблюдалъ за нимъ. Бросьте ваши изысканія, старый другъ, и подкрпитесь вмст съ нами виномъ, такъ какъ извстна пословица in vino veritas. Къ тому же, поврьте, никакія лкарства уже не могутъ помочь больному, смерть котораго ршена свыше.

Гардеръ съ досадой опустилъ склянку на столъ и поспшно подошелъ къ Менцелю.

— Не шутите, докторъ, сказалъ онъ. Я врю теперь въ выздоровленіе и изобрлъ для нашего царственнаго паціента подкрпляющій напитокъ, который непремнно долженъ возстановить его силы. И хотя вы пользуетесь большой славой, но, мн кажется, что на этотъ разъ вы ошибаетесь.

— Я никогда не говорю опрометчиво, серьезно повторилъ Менцель, а теперь, другъ мой, возьмите и выпейте на прощаніе съ старымъ годомъ, котораго намъ остается всего нсколько часовъ, а вмст съ нимъ простится съ нами и герцогъ, небудь я лейбъ-медикъ великаго курфюрста, если этого не будетъ.

Путкаммеръ опустилъ голову на грудь и молча сидлъ, скрестивъ руки.

Гардеръ сказалъ какую-то латинскую поговорку и со вздохомъ осушилъ бокалъ.

— Дай мн съ камина песочные часы, мальчикъ, крикнулъ Менцель. Не пройдетъ и часа, какъ герцогъ проснется, такъ какъ сила папитка, даннаго ему для возбужденія сна, скоро должна окончиться. Но я надюсь, что онъ проснется въ полномъ разум и будетъ имть возможность высказать свои послднія желанія. Разговоръ съ наслднымъ принцемъ, предъ ужиномъ, истощилъ его силы и я далъ герцогу немного наркотическаго, что будетъ для него полезно. Я уже заране приготовилъ принцессу къ близкой кончин герцога, такъ какъ она, не смотря на долгую болзнь отца, не была приготовлена къ его скорой смерти. Такъ что я полагаю, что исполнилъ свой долгъ относительно умирающаго и остающихся въ живыхъ, мн только остается передать посылку супруг курфюрста принцесс посл смерти ея отца и тогда моя миссія будетъ окончена.

Менцель произнесъ послднія слова рзкимъ, отрывистымъ голосомъ, но необычайный блескъ въ глазахъ, съ которыхъ онъ снялъ очки, доказывалъ его глубокое волненіе и Гардеръ съ невольнымъ уваженіемъ поглядлъ на человка, который съ такой увренностью говорилъ о томъ, что будетъ.

Между тмъ пажи тихонько удалились, тогда Гардеръ, опустивъ голову, удалился, въ свою очередь, въ спальню герцога, чтобъ стеречь его сонъ.

Оба пріятеля, оставшись вдвоемъ, нсколько времени сидли молча, погрузившись каждый въ свои мысли.

Наконецъ, Менцель машинально подвинулъ какую-то фигуру и взглядъ Путкаммера невольно послдовалъ за движеніемъ его сосда.

— Какой образцовый ходъ. Подобный ходъ можетъ сдлать только нашъ пріятель Эбергардъ, смясь сказалъ камергеръ. До сихъ поръ я не зналъ боле страстнаго и ловкаго игрока въ шахматы, какъ Дихундъ Эбергардъ. Онъ не былъ у тебя въ Потсдам?

Менцель покачалъ головою.

— Онъ, вроятно, ищетъ приключеній. Я очень хотлъ бы знать, что сталось съ нимъ и его гордой роднею.

— Его большія помстья были обременены долгами, сказалъ камергеръ. Старая, гордая хозяйка дома умерла, и отца Эбергарда нашли мертвымъ въ кресл посл того, какъ ихъ замокъ загорлся по неизвстной причин. Братья нашего пріятеля, раздлили оставшееся состояніе, а о младшемъ ходятъ слухи, что онъ въ настоящее время живетъ подачками помщиковъ. Помстья были заложены у Бюрена, который въ настоящее время владетъ ими и построилъ новый, красивый домъ вмсто сгорвшаго. Эбергардъ, случайно женился на богатой, красивой женщин и разбогатлъ, благодаря бездтному дяд въ Вестфаліи, который отдалъ сыну своей сестры все свое состояніе, съ тмъ условіемъ, чтобъ онъ, вмст съ наслдствомъ, принялъ и его имя. Посл потери имущества, понятное дло, что фамилія Эбергардовъ потеряла весь свой блескъ и нашъ пріятель съ большимъ удовольствіемъ простился, какъ со своимъ именемъ, такъ и съ родиною. Въ настоящее время онъ живетъ помщикомъ и называется баронъ фонъ-Левентруцъ. Онъ живетъ въ Вестфаліи, недалеко отъ Тевтобургскаго лса и женатъ уже вторично на гордой, непривтливой женщин. Время отъ времени, я получаю отъ него короткія письма, въ которыхъ часто слышатся его прежнія веселыя шутки, которыя напоминаютъ мн нашу юность, когда мы были съ нимъ такіе неразлучные друзья.

— Онъ для меня останется навсегда незабвеннымъ, подтвердилъ Менцель. Мн никогда не забыть нашихъ безумныхъ шалостей и веселья.

Снова наступило молчаніе и каждый предался своимъ мыслямъ.

Наконецъ, Менцель заговорилъ первый:

— Изъ всхъ курляндцевъ, которые были въ то время моими пріятелями, мн никогда не случалось встрчать Нольде. Скажи, пожалуйста, онъ все еще по прежнему ненавидитъ Кетлеровъ?

— Мн кажется, что его ненависть еще боле увеличилась съ годами, возразилъ Путкаммеръ. Онъ сильно недоволенъ своимъ родственникомъ изъ Громодена за то, что тотъ поступилъ на службу къ герцогу. Разсказывали о томъ, что одна изъ Нольде любила герцога, не зная о томъ, что онъ былъ убійцей ея отца. Но это кажется ему невроятнымъ и онъ увряетъ, что друзья Кетлеровъ выдумали эту басню для того, чтобы заставить Нольде простить имъ. Для того, чтобы единственная его дочь не могла подружиться съ кмъ нибудь изъ Кетлеровъ, онъ отослалъ ее въ женскій монастырь въ Герфордъ, чтобы она получила тамъ образованіе и затмъ желаетъ выдать ее замужъ за сына Эбергарда. Впрочемъ, въ томъ случа, если этотъ сынъ не предпочтетъ духовнаго званія женитьб. Дло въ томъ, что первая жена Эбергарда, въ благочестивомъ усердіи, передала своего сына церкви съ тмъ, что если онъ, когда ему минетъ двадцать одинъ годъ, пожелаетъ поступить въ монахи, то все его состояніе переходитъ къ монастырю, въ которомъ онъ находится. Въ настоящее время нашъ другъ Нольде былъ губернаторомъ въ Мемел, а предъ тмъ былъ командиромъ полка. Ты видишь, что онъ предпочелъ лучше поступить на бранденбургскую службу, чмъ быть вассаломъ Кетлеровъ, поэтому, по милости курфюрста, его дочь принята въ монастырь въ Герфорд. Но маленькая Герта должна чувствовать сильную тоску по родин и потому сестра герцога, принцесса Гессенъ-Кассельская, находящаяся въ настоящее время у своей родственницы Герфордской настоятельницы, ршила, при первомъ своемъ путешествіи въ Курляндію, куда она, вроятно, прідетъ къ смертному одру герцога, привезти съ собою на короткое время и дочь Нольде. По крайней мр, этотъ слухъ распространился при двор. Нашъ же другъ, отецъ Герты, находится въ настоящее время по дламъ въ Англіи и не подозрваетъ о возвращеніи дочки, да еще къ тому же подъ крылышкомъ сестры герцога. Если желаніе Нольде относительно замужества его дочери съ Эбергардомъ исполнится, то, я полагаю, онъ передастъ управленіе своими имніями въ Курляндіи родственникамъ и надолго удетъ въ Вестфалію. Его ненависть къ Кетлерамъ больше его любви къ родин и длаетъ для него разставаніе съ нею гораздо легче, чмъ можно было бы думать. Къ этому прибавилось еще то, что нашъ другъ нашелъ въ фамильномъ архив старую бумагу, въ которой описано убійство его предка со всми подробностями. И горе тому, кто сталъ бы теперь хвалить при немъ Кетлеровъ или хотя бы просто упоминать ихъ имя.

— Вчно твердъ и неизмненъ даже въ ненависти! съ волненіемъ вскричалъ Менцель. Я снова узнаю нашего друга Нольде и эта черта длаетъ его мн еще дороже. Онъ похожъ на гордаго корсиканца, который никогда не забываетъ, потому что не хочетъ прощать, который мститъ за убійство своихъ смертью убійцъ.

— Кром того, мн кажется, что польскій король далъ Нольде слишкомъ ничтожное удовлетвореніе и только борьба на жизнь и смерть между потомками Нольде я герцога Вильгельма можетъ искупить этотъ позоръ.

— Тише, старый другъ, съ испугомъ сказалъ Путкаммеръ, закрывая ему ротъ рукою. Ты забываешь, что ты въ Курляндіи и у Кетлеровъ. Время и обстоятельства измняютъ взгляды, а также и чувства людей. Горячая кровь корсиканцевъ не течетъ въ жилахъ курляндцевъ, а потому законы о кровавой мести намъ чужды и время помогаетъ намъ забывать оскорбленія, нанесенныя могущественнйшимъ слабйшему, частью изъ трусости, а въ лучшемъ случа, изъ потребности спокойствія.

— Это постыдно, возразилъ Менцель.

— Берегись! вскричалъ Путкаммеръ. Если бы ты не носилъ уважаемаго имени Менцель, то я могъ бы подумать, что ты страстный корсиканецъ, пріхавшій въ Курляндію, чтобы посять драконовы зубы вмсто того, чтобы принести съ собою утшеніе и излченіе больному. Но слушай, въ спальн герцога зашевелились. Мн кажется, я слышу его голосъ.

Оба поспшно встали.

Въ эту самую минуту портьера поднялась и въ дверяхъ появилась высокая фигура принцессы Софіи Шарлотты.

Дочь Іакова Кетлера въ темномъ, длинномъ плать походила на монахиню. Ея блестящіе, добрые глаза были заплаканы и глядли печально и утомленно. Стиснутыя губы, казалось, разучились улыбаться. Вся ея высокая фигура, очень похожая на покойную герцогиню, согнулась, какъ бы подъ тяжестью невидимой ноши.

Она знакомъ подозвала къ себ Менцеля и едва слышно шепнула:

— Докторъ, герцогъ проснулся и глядитъ яснымъ взглядомъ, какимъ бывало глядлъ въ дни силы и здоровья. Благодарю васъ за питье, которое такъ сильно подкрпило его. Мое сердце было бы полно надежды, еслибы вы заране не уничтожили ее.

Она печально наклонила голову и, повернувшись, молча пошла въ спальню въ сопровожденіи обоихъ мужчинъ.

Блазіусъ стоялъ у дверей и осторожно заперъ ее за вошедшими

По средин комнаты, въ которую, сквозь поднятыя занавси, проникало яркое солнце, стояла постель больнаго съ приподнятыми занавсями, такъ что вся фигура герцога была видна.

Сложивъ на груди блдныя, худыя руки, съ улыбкою на губахъ, герцогъ лежалъ на шелковыхъ подушкахъ. Его взглядъ съ любовью покоился на принц Александр, который, опустивъ голову, сидлъ по лвую сторону постели.

Немного дале, сидлъ придворный докторъ Гардеръ, рядомъ съ Бюреномъ, шталмейстеромъ принца.

Въ высокихъ нишахъ толпились камергеры, карауля послдній жестъ своего повелителя.

Въ одно время съ принцессой, лейбъ-медикомъ Менцелемъ и Нуткаммеромъ, вошелъ въ противуположную дверь наслдный принцъ съ своей супругой и осторожно приблизился къ постели.

Окинувъ всхъ взглядомъ, герцогъ тихо, но совершенно ясно, сказалъ:

— Я очень благодаренъ вамъ, мои дорогіе, за вс ваши заботы. Но вс непріятности, которыя я вамъ причинялъ, скоро окончатся. Моя душа съ миромъ, разстается съ землею, такъ какъ я знаю, что умираю, окруженный любовью и преданностью. Я благодарю Создателя, что онъ украсилъ мою жизнь любовью дтей и также въ послднюю минуту далъ мн возможность придти въ себя, что я считаю новымъ доказательствомъ Его милости ко мн.

Принцесса опустилась на колни въ головахъ постели и спрятала въ подушки свое поблднвшее лицо.

Принцъ Александръ тихо всталъ и отошелъ въ оконную нишу, чтобъ скрыть слезы, невольно показавшіяся у него изъ глазъ.

Тогда герцогъ обратилъ свой взглядъ на наслднаго принца.

— Прежде всего мы попросимъ васъ, возлюбленный сынъ, почтить нашу память тмъ, чтобъ поддерживать основанное вами государство и благоразумно управлять имъ. Затмъ мы просимъ васъ охранять ваши герцогскія права, быть защитою и подержкою своихъ подданныхъ, но въ то же время исполнять обязанности главы, которая наблюдаетъ за тмъ, чтобъ вс члены тла дйствовали согласно.

Наступило небольшое молчаніе.

Наслдный принцъ, опустившись на колна, взялъ въ руки руку умирающаго.

Когда Фридрихъ-Казиміръ поднялся, герцогъ сдлалъ знакъ Менцелю подойти, затмъ, нсколько разъ глубоко вздохнувъ, продолжалъ:

— Передайте нашъ прощальный поклонъ нашему возлюбленному зятю, курфюрсту Бранденбургскому. Мы поручаемъ ему нашу дорогую дочь Шарлотту и нашего послушнаго сына, принца Александра, и надемся, что, посл Бога, курфюрстъ будетъ имъ величайшимъ заступникомъ во вс времена.

Герцогъ снова остановился.

Менцель поцловалъ протянутую ему руку и удалился сильно взволнованный.

— Подойди сюда, Бюренъ, мой врный, веселый помощникъ. Будь врнымъ другомъ и слугою принца Александра и оставайся неизмннымъ во всхъ превратностяхъ, которыя могли бы постигнуть герцогское семейство. Вы же, Путкаммеръ, храните герцогскую честь и будьте краеугольнымъ камнемъ, который поддержалъ бы наше государство, если бы междоусобіе грозило потрясти его.

Говоря это, герцогъ положилъ руку на головы Бюрена и Путкаммера, опустившихся на колни. И Бюренъ, котораго курляндское дворянство не любило за незнатное происхожденіе, не смотря на взгляды всхъ, холодно и недоврчиво устремленные на него, поднялся съ спокойнымъ достоинствомъ и отошелъ въ оконную нишу.

Что касается Путкаммера, то онъ подошелъ къ своему другу бранденбуржцу.

Мсто у постели, которое онъ только что занималъ и оставилъ, было занято вторымъ принцемъ, Фердинандомъ, который неслышными шагами вошелъ въ маленькую дверь.

Рука умирающаго долго лежала на голов принца и онъ шепталъ ему что-то, слышное тому одному.

Затмъ, измученный сдланнымъ усиліемъ, онъ опустился на подушки и съ тяжелымъ вздохомъ прошепталъ:

— Силы оставляютъ меня. Гардеръ, дайте мн питья для подкрпленія.

Лейбъ-медикъ поднесъ къ губамъ герцога стаканъ съ виномъ.

— Мн остается прожить еще немного минутъ, мои возлюбленные, продолжалъ Іаковъ, нсколько разъ тяжело вздохнувъ, а между тмъ мн нужно исполнить, нужно сообщить еще многое и очистить совсть. Вс вы, здсь находящіеся, примите мою благодарность за вашу врную службу и мое сердечное прощаніе съ вами Докажите мн преданность и помолитесь за упокоеніе души вашего умирающаго герцога.

Вс упали на колни, и Іаковъ-Казиміръ началъ, тихимъ, но яснымъ голосомъ, читать ‘Отче нашъ’.

Только тихія рыданія принцессы раздавались среди всеобщаго молчанія.

У дверей лежалъ Блазіусъ. Ни малйшаго звука не сорвалось съ его губъ, но его поднятые къ небу глаза горячо молились за спасеніе души возлюбленнаго господина.

За молитвой послдовало глубокое молчаніе.

Истощенный сильнымъ волненіемъ, герцогъ закрылъ глаза и тнь смерти уже распространилась по его блдному лицу.

Принцесса Шарлотта вытирала крупныя капли пота, выступившія на лбу ея отца, а ея лицо было также блдно, какъ лицо умирающаго.

Тогда, какъ бы подъ вліяніемъ невидимаго могущества, герцогъ поднялся.

— Докторъ, сказалъ онъ, обращаясь къ Менцелю, есть какое нибудь средство, которое могло бы на нсколько мгновеній подкрпить слабющія мои силы и укрпить духъ по желанію?

Лейбъ-медикъ курфюрста молча вынулъ изъ кармана маленькую склянку, накапалъ нсколько капель прозрачной жидкости въ бокалъ, поданный Гардеромъ, и затмъ подалъ питье герцогу.

Почти въ то же мгновеніе краска выступила на худыхъ щекахъ герцога и глаза засверкали неземнымъ блескомъ. Казалось, что ихъ взглядъ желаетъ проникнуть въ глубину души каждаго.

— Я хочу остаться одинъ съ моими родными, тихо сказалъ герцогъ.

Доктора и придворные сейчасъ же удалились.

Блазіусъ бросилъ еще одинъ взглядъ на своего умирающаго господина и, послдовавъ за ушедшими, сталъ по другую сторону двери.

Тогда герцогъ, не спуская своихъ глазъ съ принцессы Шарлотты, началъ говорить яснымъ голосомъ:

— Ты удалишься, возлюбленная дочь, въ чужую страну, чтобы сдлаться тамъ повелительницей многихъ твоего пола. Берегись, чтобы у тебя не было недостатка въ силахъ для борьбы съ человческой глупостью и злобой. Кротко управляй твоимъ стадомъ и не слушай клеветы, чтобы не впасть въ несправедливость и не возбудить противъ себя неудовольствія тхъ, которыя теб врны. Теперь, въ послдній часъ, я прошу васъ, мои возлюбленные, чтобы вы нашли тхъ, которыхъ мы, чрезъ нашу ошибку, ввергли въ нищету, и осудили на смерть и потомки которыхъ чрезъ нашу вину сдлались бездомными бглецами. Вы позаботитесь также, чтобы ваша любимица, дочь инспектора, возвратилась на родину и пріобрла ваше покровительство на вс времена. Мы желаемъ примириться съ духомъ человка, врность котораго мы такъ постыдно наградили. Мы просимъ васъ передать бглецамъ наше прощаніе и, вмст съ тмъ, извстіе, что мы возвращаемъ имъ ихъ имніе Нуцау, имя котораго они должны навсегда присоединить къ своему… У меня темнетъ въ глазахъ… Я уже не вижу васъ… Если вы согласны исполнить мою просьбу, то протяните мн ваши руки въ знакъ послушанія…

Наслдный принцъ, его супруга и принцъ Фердинандъ сейчасъ же положили свои руки на грудь умирающаго, только принцъ Александръ долго колебался, пока, наконецъ, умоляющій взглядъ сестры не заставилъ его положить руку на хладющую руку отца.

— Мы исполнимъ вашу волю, возлюбленный отецъ, прошептала Шарлотта, наклонившись надъ поблднвшимъ лицомъ герцога.

Послдній опустилъ голову на руку врной дочери и, съ спокойной улыбкой на губахъ, разстался съ жизнью въ ту минуту, какъ заходящее солнце скрылось за горизонтомъ.

ГЛАВА IV.
Герцогъ умеръ. Да здравствуетъ герцогъ!

Посл долгихъ усилій и сопротивленій, Фридрихъ-Казиміръ получилъ, наконецъ, изъ рукъ польскаго короля утвержденіе своей власти надъ Курляндіей.

Большая часть курляндскаго рыцарства длала ему разныя затрудненія. Они были недовольны его реформами. Въ особенности имъ не нравилось то, что герцогъ назначилъ Путкаммера своимъ канцлеромъ и оказывалъ ему свое неограниченное довріе.

По завщанію покойнаго герцога, старшій принцъ Фердинандъ долженъ былъ получить двсти тысячъ талеровъ и доходъ съ Нуцау, верхній и нижній Бартау и Гроденъ, тогда какъ принцъ Александръ, по завщанію отца, получилъ его имніе въ курфюршеств Бранденбургскомъ и годовую пенсію въ десять тысячъ талеровъ. Что же касается принцессы, то ей былъ оставленъ помщенный въ Англіи капиталъ. Но такъ какъ къ полученію этого капитала представлялись различныя трудности, то княжеская камера и рыцарство должны были ршить, чмъ замнить это наслдство.

Фридрихъ исполнилъ волю своего отца и, не смотря на неудовольствіе рыцарства, назначилъ Путкаммера канцлеромъ.

Сейчасъ же посл назначенія, онъ отправилъ его, въ сопровожденіи ландмаршала, ко двору польскаго короля, гд Путкаммеръ, со всевозможными церемоніями, получилъ для своего герцога утвержденіе въ его правахъ и общаніе королевской помощи.

Церемонія состояла въ томъ, что уполномоченный герцога былъ принятъ польскимъ королемъ въ торжественной аудіенціи и торжественно въхалъ въ Варшаву въ сопровожденіи цлой свиты всадниковъ съ обнаженными саблями.

Отъ дома курляндскаго посольства до дворца вс улицы были наполнены народомъ, на площади, предъ дворцомъ собраны были королевскіе всадники въ полной парадной форм, а внутри стояли часовые также въ полной парадной форм съ разввающимися знаменами.

Посольство было принято маршалами польскаго королевства и великаго герцогства Курляндскаго. Тогда какъ вс присутствующіе должны были встать съ мстъ, король передалъ Путкаммеру утвержденіе герцога въ правахъ, а Путкаммеръ передалъ королю ленное знамя. Посл этого посолъ герцога слъ по лвую сторону короля. Затмъ маршалъ посольства и вс кавалеры, находившіеся въ свит, подошли къ рук короля. За ужиномъ король пилъ за здоровье своего новаго вассала. Затмъ посольство герцога съ тми же церемоніями было отправлено домой.

Посл этого, Французскій король назвалъ курляндскаго герцога своимъ кузеномъ, Англія дала ему титулъ свтлости и его посланники должны были пользоваться при иностранныхъ дворахъ одинаковыми почестями и одинаковыми отличіями, какъ и посланники другихъ царствующихъ особъ.

Теперь герцогу нужно было пріобрсти себ довріе и любовь рыцарства.

Герцогъ своей любезностью скоро покорилъ всхъ и его вассалы, не колеблясь боле, изъявили ему свою преданность.

Вс эти благопріятныя событія заставили Фридриха Казиміра спокойно и доврчиво глядть въ будущее.

Герцогъ Іаковъ былъ похороненъ съ торжественными церемоніями и уже покоился въ склеп своихъ отцовъ.

Молодой герцогъ принялъ присягу своихъ подданныхъ въ церкви при громкомъ звон колоколовъ. Поздравленія всхъ правителей были переданы ему ихъ посланниками и торжественный обдъ долженъ былъ закончить день.

Герцогскій замокъ былъ ярко освщенъ, улицы были полны любопытными, собравшимися у оконъ и всхъ входовъ герцогскаго замка, тогда какъ на подъздахъ у входныхъ дверей стояли драбанты съ зажженными факелами.

Тяжелыя кареты, запряженныя породистыми лошадьми, катились къ замку. Толпа разступалась передъ ними и снова смыкалась сзади.

Тамъ и сямъ солдаты съ бранью отталкивали слишкомъ смлыхъ любопытныхъ, которые черезъ-чуръ выдвигались впередъ.

Гайдуки съ трудомъ пробивали дорогу для подъзжающихъ гостей, разодтыхъ въ шелкъ и бархатъ.

Толпа молча глядла на гостей и только тамъ и сямъ раздавались шутливыя замчанія кого нибудь изъ зрителей, возбуждавшія всеобщую веселость.

— Позволь мн встать въ ряды драбантовъ, чтобъ я могъ лучше разсмотрть подъзжающихъ гостей, просилъ черноволосый, черноглазый мальчикъ стараго драбанта.

— Въ твоемъ костюм это невозможно, проворчалъ старикъ.

— Я стану у самой стны, шепнулъ Инко льстивымъ голосомъ. Мои босыя ноги я спрячу за громадными сапогами стоящихъ предо мною и никто меня не замтитъ. Позволь мн только на нсколько минутъ подняться на лстницу.

И, не ожидая согласія, онъ толкнулъ старика и съ кошачьей ловкостью поднялся по лстниц, поднялъ съ полу факелъ, зажегъ его у сосда, который спокойно посторонился, чтобъ дать мсто новому пришельцу.

Съ своего удобнаго поста Инко съ удивленіемъ разглядывалъ герцога, знатныхъ гостей, рыцарей, духовенство, придворныхъ и, наконецъ, купцовъ, разодтыхъ въ дорогіе костюмы и бывшихъ въ праздничномъ настроеніи.

Внизу у окна стоялъ пожилой человкъ, сложивъ руки и что-то шепталъ про себя.

— Старый герцогъ умеръ, говорилъ онъ, а вмст съ нимъ и добрые, старые обычаи. Въ прежнія времена, когда въ герцогскомъ дворц давались праздники, вмст съ дворянами, туда приглашались и ремесленники, чтобъ имть возможность, повергнуть къ ногамъ своего повелителя свои желанія. Даже старшихъ рабочихъ, герцогъ принималъ во двор замка и дружелюбно разговаривалъ съ ними, да… да… старый герцогъ зналъ, что надо дорожить ремеслами. Онъ самъ основывалъ фабрики и, если рабочему случалось, по несчастію или по болзни, потерять способность работать, герцогъ помогалъ ему. Для бдныхъ рабочихъ и ихъ семействъ, приходившихъ издалека, у герцога всегда была работа и хлбъ.

Говорившій тяжело вздохнулъ и прибавилъ:

— Да, герцогъ умеръ и вмст съ нимъ погибло много прекрасныхъ надеждъ.

Молодая женщина, стоявшая рядомъ съ говорившимъ, съ ребенкомъ на рукахъ, съ досадой поглядла на своего сосда:

— Стыдитесь, старикъ, съ жаромъ сказала она. Стыдитесь, что вы такъ мало радуетесь новому герцогу! Разв онъ не молодъ и не прекрасенъ и не также добръ, какъ его отецъ? Разв не онъ даетъ намъ праздникъ? Разв здсь мало вещей, которыя ослпляютъ насъ? Старый герцогъ часто здилъ, какъ простой бюргеръ, въ сопровожденіи своего инспектора и нсколькихъ слугъ, осматривать фабрики и часто случалось, что онъ, какъ простой купецъ просиживалъ до утра за счетами. Молодой герцогъ — настоящій принцъ. Переступая чрезъ порогъ своего дома, онъ окружаетъ себя подобающимъ блескомъ. Онъ здитъ не иначе, какъ съ многочисленною свитою, и никогда не скупится давать на водку. Его соколиная охота и лошади могутъ поспорить съ французскими и англійскими дворами. Я знаю это отлично отъ моего мужа, который служитъ у герцога ловчимъ.

Она гордо выпрямилась и поцловала ребенка.

— Разв вы не слышите, прибавила она, какъ радуется народъ?

— Да здравствуетъ герцогъ! раздались громкіе крики въ толп.

На ступеняхъ лстницы появились герольды, объявлявшіе народу милость герцога, дававшаго народу даровое угощеніе.

Въ ратуш приготовлено угощеніе для бюргеровъ, а на рыночной площади для крестьянъ и, наконецъ, по окончаніи герцогскаго стола, будетъ угощеніе на двор замка для прислуги гостей.

Громкіе крики: да здравствуетъ Фридрихъ Казиміръ!.. Храни Богъ нашего герцога!.. проникали даже во внутрь дворца.

Окруженный своими вассалами и иностранными посланниками, сидлъ Фридрихъ, наслдникъ Іакова Кетлера, за роскошно накрытымъ столомъ, за которымъ каждый занималъ мсто по своему положенію. Иностранные послы сидли между придворными совтниками, затмъ сановники церкви.

Самъ герцогъ сидлъ нсколько утомленный, такъ какъ съ самаго утра у него не было ни минуты покоя и онъ долженъ былъ употреблять нкоторое усиліе, чтобъ разговаривать и выражать свое удовольствіе благосклонными улыбками.

Роскошное угощеніе состояло боле, чмъ изъ тридцати шести блюдъ и цлое войско слугъ, въ блестящихъ ливреяхъ, поспшно ходило взадъ и впередъ. Церемонимейстеръ строго слдилъ, чтобъ все было въ порядк, чтобъ каждое блюдо благополучно проходило чрезъ безчисленное множество рукъ и чтобъ слпое усердіе какого нибудь новаго голландскаго или французскаго лакея не нарушило порядка какимъ либо недоразумніемъ.

Столы почти подламывались подъ тяжестью драгоцнностей. Свтъ безчисленнаго множества свчъ отражался въ серебряной и хрустальной посуд.

Фрукты, выросшіе подъ южнымъ небомъ, раздражали аппетитъ лакомокъ.

Во все время обда раздавалась чудная музыка оркестра, управляемаго итальянскимъ капельмейстромъ.

Между тмъ на двор снова раздались радостные крики.

Герцогъ приказалъ бросать въ народъ деньги и поднялась драка изъ-за обладанія подарками, въ которой часто сильнйшій падалъ жертвою хитрости слабйшаго.

Инко принадлежалъ къ числу тхъ, которые получили наибольшее количество трофеевъ своей храбрости,

Едва только началось бросаніе денегъ, какъ Инко бросился внизъ во дворъ и по окончаніи раздачи онъ отошелъ къ воротамъ, которыя вели во внутренній дворъ замка и началъ считать свое сокровище.

— Два… четыре… десять… двнадцать. больше чмъ годовое жалованіе егеря! Ура! да здравствуетъ герцогъ!

Крикъ Инко нашелъ отголосокъ.

Народъ бросился къ широко открытымъ окнамъ, къ одному изъ которыхъ подошелъ молодой герцогъ, чтобъ показаться своимъ подданнымъ.

Вмст съ герцогомъ появились и его братья, принцы Фердинандъ и Александръ, а сзади стояли камергеры со свчами, свтъ которыхъ ярко освщалъ фигуру герцога.

Фридрихъ Казиміръ былъ высокаго роста. Ему только что исполнился тридцать одинъ, годъ. Его продолговатое лицо, съ немного рзкими чертами, было окружено множествомъ локоновъ громаднаго парика -la-Louis XIV, который, нельзя сказать, чтобъ служилъ къ украшенію его лица.

Молодая женщина, стоявшая рядомъ съ старымъ воркуномъ, подняла своего мальчика къ отверстію окна. Ребенокъ громко смялся и протягивалъ рученки къ сверкающимъ звздамъ на камзолахъ кавалеровъ.

Женщина съ испугомъ взяла ребенка обратно, мальчикъ съ удивленіемъ поглядлъ на мать, не понимая причины ея неудовольствія. Онъ еще не подозрвалъ значенія этихъ звздъ, не зналъ, что ихъ обладатели нкогда также стремились къ обладанію ими, какъ теперь онъ хотлъ схватить ихъ руками.

Герцогъ еще разъ поклонился народу, затмъ окно закрылось и человкъ, въ рукахъ котораго лежало благоденствіе Курляндіи, отступилъ назадъ.

Блестящее празднество окончилось. Экипажи начали отъзжать отъ дворца, депутаты удалялись пшкомъ и верхомъ, каждый по своему желанію и состоянію.

Музыка замолкла, огни начали гаснуть, а на улицахъ народъ расхаживалъ съ веселыми криками, полный блестящихъ надеждъ на празднества, которыя ожидали его впереди.

ГЛАВА V.
Какъ было разстроено празднество во дворц.

Въ покояхъ герцогини праздникъ, казалось, былъ скромне.

Хотя вс покои были ярко освщены, хотя въ широко открытыя окна можно было видть богато одтыхъ женщинъ, хотя множество пажей съ дловымъ видомъ спшили по лстницамъ, тмъ не мене, въ разукрашенныхъ залахъ царствовала только тихая веселость, выражавшаяся въ серьезномъ тон разговоровъ.

Окруженная своими дамами, сидла принцесса Софія Амалія, урожденная принцесса Нассау-Зигенская. Она была больна и казалась усталой. Она слабо улыбалась, слдя за сумятицей на двор замка и разсянно глядла на окружающихъ, машинально гладя рукою по голов лежащую у ея ногъ собаку.

Уже съ весны герцогиня была не совсмъ здорова, такъ что не выходила изъ комнаты и не могла принимать участія ни въ какихъ развлеченіяхъ. На ея статсъ-дамахъ и фрейлинахъ лежала трудная обязанность развлекать ее разнообразными разговорами. И въ этотъ день ни одной изъ ея приближенныхъ дамъ не хотлось оставить ее, поэтому вс он сидли вокругъ своей повелительницы, частью разговаривая, частью занимаясь рукодліемъ.

Комнаты герцогини производили на всякаго сильное впечатлніе: он были отдланы съ самой утонченной роскошью, стны были украшены драгоцнными картинами, полъ покрытъ дорогимъ ковромъ. Французскія люстры, венеціанскія зеркала и дорогія портьеры изъ ліонскаго бархата дополняли обстановку. Миологическія группы изъ карарскаго мрамора, уставленныя растеніями, помщались въ нишахъ, а маленькій фонтанъ, по мод французскаго двора, распространялъ вокругъ себя свжесть. Въ оконныхъ нишахъ цвли кактусы и другія тропическія растенія.

Молодые пажи разносили на серебряныхъ подносахъ фрукты и конфекты, неслышно скользя по коврамъ.

Около плещущаго фонтана, полузакрытыя плющемъ, сидли дв дамы. Одна изъ нихъ была почти двочка. На дтскомъ личик сверкали большіе темноголубые глаза, которые съ любовью глядли на старшую собесдницу. Молодой двушк было едва только пятьнадцать лтъ, но ея высокая, стройная фигура указывала на раннее физическое развитіе. Ея темное шелковое платье составляло рзкій контрастъ съ дорогими костюмами другихъ дамъ, она имла почти монашескій видъ. Ея золотистые волосы падали на спину густыми локонами, тогда какъ на ше вислъ дорогой брилліантовый крестъ, единственное украшеніе, которое было на ней.

Она носила старинное имя фонъ-Нольде и нсколько дней тому назадъ пріхала изъ Вестфаліи съ ландъ-графиней Гессенъ-Кассельской

Путешествіе ландъ-графини, предполагавшееся гораздо раньше, было отложено, по случаю смерти одного изъ ея дтей и болзни ея родственницы, герфордской настоятельницы. А потому, ландъ-графин не удалось быть у смертнаго одра герцога и ей оставалось только одно утшеніе — выплакать свое горе у гроба возлюбленнаго брата.

Фрейленъ фонъ-Нольде не упустила этого случая увидть свою родину и близкихъ и, съ согласія настоятельницы, отправилась съ ландъ-графиней въ Курляндію. Отсутствіе отца заставило молодую двушку сначала постить своихъ родныхъ въ Грамсден, а затмъ она поселилась во дворц, среди Кетлеровъ, отъ сближенія съ которыми отецъ хотлъ отстранить ее.

Утомленная болтовнею съ придворными дамами герцогини, осыпавшими молодую двушку ласками и любопытными вопросами, она скрылась за уставленнымъ цвтами фонтаномъ, легкій плескъ котораго погрузилъ ее въ мечты.

Тутъ нашла ее принцесса Софія-Шарлотта, которая, также чувствуя потребность въ спокойствіи, искала уединеннаго уголка, гд могла бы немного отдохнуть отъ чрезъ-чуръ любезныхъ собесдницъ.

Симпатичная наружность молоденькой Нольде внушала принцесс особенное участіе. Шарлотта тихо привлекла къ себ молодую двушку. Когда же та хотла встать, то взглядомъ заставила ее снова ссть.

— Не вставайте, фрейленъ, шепнула Шарлотта. Мы можемъ сидть вмст и болтать или, если намъ хочется, молчать. Мн хотлось бы съ вами подружиться и узнать горе, которое омрачаетъ вашъ ясный лобъ. Я не желаю насильно добиваться вашего доврія, но мн кажется, что такому лицу, какъ ваше, боле идетъ смхъ и веселость, чмъ задумчивость. Не права ли я?

Говоря это, принцесса взяла за подбородокъ личико молодой двушки, которая поглядла на нее почти испуганными глазами.

— Кто вамъ это сказалъ? шепнула она, тогда какъ глаза ее наполнились слезами. Я никому не повряла моихъ мыслей и желаній, къ тому же долгъ велитъ намъ исполнять волю родителей.

— Конечно, если дло идетъ объ исполненіи родительской воли, тогда…

Шарлотта немного задумалась.

— Къ тому же, я вполн понимаю, что вамъ тяжело такъ долго не видать отца.

При этихъ словахъ у принцесы сверкнули слезы, затмъ она наклонилась къ молодой двушк, сидвшей у ея ногъ на низенькомъ табурет и поцловала ее въ лобъ.

— Ну, разскажите мн что нибудь о моей дорогой родственниц, герфордской настоятельниц, поспшно прибавила она, какъ бы желая прогнать мрачную мысль.

— Съ тхъ поръ, какъ она захворала, она не встаетъ съ постели и находимся подъ присмотромъ пріорши, которая обращается съ воспитанницами далеко не такъ кротко, какъ наша дорогая настоятельница.

— Разв пріорша не самая благочестивая изъ всхъ женщинъ княжескаго монастыря? И, если я не ошибаюсь, то я слышала о ея христіанскомъ милосердіи, сказала Софія-Шарлотта.

— Да, она очень благочестива, но строга и не позволяетъ воспитанницамъ ни малйшаго отступленія отъ монастырскихъ правилъ. Такъ, напримръ, больныя сестры не имютъ права не присутствовать на молитв, которая бываетъ шесть разъ въ день. Только опасная болзнь, не позволяющая встать съ постели, позволяетъ длать отступленіе отъ правилъ, со смущенной улыбкой отвчала фрейленъ.

— Бдное дитя, сказала принцесса, ты, вроятно, молишься не особенно охотно.

— Нтъ, улыбаясь отвчала двушка, но я предпочитаю молиться, когда я одна. Лучше всего я люблю молиться, глядя съ нашей горы въ долину, когда туманъ, точно духи, движется надъ озеромъ, когда изъ за лса поднимается солнце, какъ сверкающій огненный шаръ, когда я слышу пніе соловья, когда каждый весенній день приноситъ съ собою новое чудо, когда каждую ночь таинственно распускается тысяча почекъ…

Принцесса задумчиво поглядла на двушку.

— Теперь я понимаю, сказала она, что ваше окружающее мало располагаетъ васъ къ счастію. Ты похожа на соловья, у котораго обрзали крылья и отняли свободу. Тебя влечетъ къ себ свтъ, солнечный блескъ и такое расположеніе, какъ мое. Не сердись на меня, но я думаю, что я немного нравлюсь теб. Если когда нибудь, посл смерти настоятельницы, я буду ея замстительницей, если я переступлю когда нибудь порогъ, за которымъ оканчиваются вс тщеславныя желанія, то вся моя жизнь будетъ посвящена моимъ воспитанницамъ и сестрамъ, и мн будетъ пріятно увидть тебя въ числ ихъ.

Молодая двушка поднялась съ табуретки, счастливая улыбка мелькнула у нея на лиц и она съ волненіемъ прижала къ груди руку Шарлотты.

— Чмъ я заслужила это счастіе, дорогая принцесса, прошептала она. Я буду благословлять тотъ часъ, когда мн снова придется увидаться съ вами, но не на порог монастыря. Нтъ! нтъ! вы слишкомъ хороши!.. вы созданы для того, чтобъ давать счастіе окружающимъ васъ. Вы должны жить вмст со мною, въ свт.

— Маленькая плутовка, ты льстишь мн, отвчала принцесса. Въ твои годы міръ кажется въ розовомъ свт, но чмъ ниже спускается солнце нашей жизни тмъ тни становятся гуще, и мы видимъ, что то, что насъ ослпляло, было нашей фантазіей. Я не хочу, дитя мое, чтобъ ты раздляла мой теперешній взглядъ. Ты влечешь меня къ себ. Въ твоихъ глазахъ я какъ будто снова вижу мою молодость и молю Бога, чтобъ онъ защитилъ тебя.

Сказавъ это, принцесса поднялась и увлекла за собою молодую двушку въ оконную нишу.

Стройная фигура принцессы была много выше молодой двушки. На Шарлотт было надто блое шелковое платье изъ матовой матеріи, просто сшитое и застегнутое на груди жемчужнымъ аграфомъ. Ея роскошные темные волосы были расположены діадемой и падали сзади густыми локонами. Вся фигура принцессы Софіи-Шарлотты напоминала собою фигуру древнихъ римлянокъ, въ ней соединялось природное величіе съ женственностью и благородной гордостью. Красивый лобъ и твердый подбородокъ указывали на сильную волю и твердость. Серьезные, ласковые глаза обладали особенной силой, которая внушала довріе и подъ взглядомъ которой чувствовали себя свободно вс т, кто никогда не имлъ случая видть молніи гнва въ этихъ темныхъ глазахъ.

Теперь, когда она стояла, обнявъ за талію молодую двушку, она походила на посланнаго съ неба духа, которому поручено защищать невинную юность.

Комнаты герцогини помщались въ той части замка, окна которой выходили къ рк. Изъ нихъ разстилался, далекій видъ чрезъ рку на поля до опушки темнаго лса, полукругомъ окружавшаго горизонтъ. Вокругъ рки были разложены праздничные костры, вода ея свтилась, какъ растопленное золото, на которомъ двигалось множество большихъ и маленькихъ лодокъ на парусахъ и на веслахъ, украшенныхъ внками и флагами.

Ни малйшій крикъ не нарушалъ тишину.

Вс рабочіе съ самаго утра были отпущены на свободу и пользовались праздникомъ вмст съ другими.

Принцесса и ея спутница молча глядли въ окно и предавались каждая своимъ мыслямъ.

Луна освщала вершины елокъ и пихтъ магическимъ свтомъ. Дорога, которая вела въ Лифляндію, какъ лента вилась по долин и, наконецъ, терялась въ лсу. По этой дорог двигался рядъ маленькихъ тлегъ, запряженныхъ усталыми клячами и изрдка доносился меланхолическій звонъ колокольчиковъ и щелканіе кнутовъ.

Изъ воды уже поднимался пустой блый туманъ, на башенныхъ часахъ пробило полночь.

Потшные костры начали потухать и на восток появилась свтлая полоса, указывающая на приближеніе ранняго утра.

— Всю прелесть Вестфальской природы, шепнула фрейленъ Нольде, я не сравню съ простотой природы нашей родины. Тамъ я чувствую только восхищеніе, здсь же я испытываю сладкое чувство, какое долженъ испытывать ребенокъ, бросающійся_| въ объятія,матери, и это чувство любовь къ родин.

Принцесса глубоко вздохнула.

— Ты права, дитя мое, сказала она. Какъ же должно было быть тяжело нашему дду, герцогу Вильгельму, если онъ ршился самъ изгнать себя изъ родины, разстаться съ домомъ, который былъ ему дорогъ и искупить многолтнимъ одиночествомъ, посвященнымъ раскаянію, совершенное имъ необдуманное дло.

Молодая двушка выпрямилась.

— Боже мой! сказала она, какой же проступокъ хотлъ онъ искупить?

— Извини меня, сказала Шарлотта слегка измнившимся голосомъ, пристально глядя на молодую двушку, извини, что я вспоминаю о давно забытомъ дл. Ты ничего не знаешь о немъ. Я забыла, что подобныя исторіи не годятся для юности и твои родители сдлали хорошо, что не сообщили теб ничего о ней. Да благословитъ ихъ за это Богъ!

Молодая двушка съ удивленіемъ и недоумніемъ поглядла на блдное лицо принцессы, которая уже успокоилась и снова молча глядла вдаль.

Молодая двушка не имла мужества прервать это молчаніе и странная боязнь къ высокой, серьезной женщин, казалось, начинала прокрадываться въ ея сердце. Затмъ, какъ бы устыдясь этого чувства, она вдругъ схватила руку принцессы и страстно прижала ее къ губамъ.

Мрачное выраженіе исчезло изъ глазъ Шарлотты и она слегка взволнованнымъ голосомъ спросила:

— Будешь ли ты меня хотя немного любить, даже если бы… если бы я показалась теб мене достойной любви, чмъ теперь?

— О! конечно, дорогая принцесса! Въ тотъ короткій промежутокъ, который я васъ знаю, я уважаю въ васъ женское достоинство и благородную гордость, которыя я до сихъ поръ привыкла уважать только въ моей матери и, я хочу…

Молодая двушка остановилась.

Въ эту минуту до нихъ донесся какъ будто крикъ боли или отчаянія. Внизу послышался шумъ глухой гулъ голосовъ, потомъ втеръ снова принесъ жалобный крикъ испуганнаго ребенка.

— Боже мой! что это значитъ? прошептала Шарлотта, наклоняясь изъ окна. Мн кажется, что этотъ крикъ раздался на двор замка. Народъ дурно развлекается, пора было бы приказать положить конецъ празднику.

Взявъ за руку молодую двушку, она поспшно отошла съ нею отъ окна и пошла въ сосднюю залу.

Когда принцесса съ своей спутницей вступила на порогъ залы, въ которой сидла герцогиня со своими дамами и кавалерами, одна фрейлина играла на лютн.

Герцогъ и его братъ увеличили собою число избранныхъ гостей герцогини и въ то время, какъ ландъ-графиня Гессенъ-Кассельская ходила взадъ и впередъ съ своимъ вторымъ братомъ Фердинандомъ, герцогъ сидлъ рядомъ съ женою, которая съ нервнымъ возбужденіемъ слушала оживленный разговоръ мужа.

Герцогъ поспшно поднялся и пошелъ на встрчу входившимъ дамамъ.

— Я весь къ вашимъ услугамъ, любезно сказалъ онъ, цлуя руку своей сестры и слегка кланяясь фрейленъ фонъ-Нольде. Мы уже давно ждемъ васъ, принцесса, и наша супруга желаетъ, прежде чмъ проститься, пожелать вамъ и фрейленъ фонъ-Нольде спокойной ночи. Мы чувствуемъ себя очень хорошо въ кругу прелестныхъ дамъ, хотя сегодня мы только поздно могли увидаться съ нашей супругой. Народъ и наши вассалы доставили намъ сегодня много удовольствія, а тамъ внизу…

Говоря это, герцогъ указалъ по направленію къ двору.

— Они еще не устали развлекаться.

Въ то время, какъ фрейленъ фонъ-Нольде отошла къ дамскому кружку, принцесса тихо сказала герцогу:

— Мн кажется, что народъ довольно веселился сегодня, и мн кажется, что прежде чмъ веселость перейдетъ въ безумное веселье, вамъ слдовало бы приказать положить конецъ празднику. До нашихъ ушей недавно донеслись дикіе крики и зовъ о помощи женщины или ребенка. Втеръ донесъ до насъ звуки очень не ясно, но я, тмъ не мене, боюсь, чтобъ суматоха не окончилась дурно.

— Я весь къ вашимъ услугамъ. Приказывайте, дорогая сестра. Ваша воля законъ.

Герцогъ сдлалъ знакъ пажу подойти.

— Юнкеръ, сказалъ онъ, передайте мое приказаніе, чтобъ чрезъ четверть часа народъ удалился со двора замка и на всхъ улицахъ города снова воцарилось спокойствіе. Вы должны смотрть, чтобъ это приказаніе было въ точности исполнено.

Пажъ поспшилъ передать данное ему приказаніе а герцогъ, подавъ руку принцесс, возвратился съ нею къ остальному обществу.

Окруженная своими придворными дамами, герцогиня, опираясь на руку принца Фердинанда, простилась съ кавалерами и фрейлинами, тогда какъ у входа изъ залы нсколько дамъ собрались въ отдльную группу, и, по видимому, болтали о самыхъ пустыхъ вещахъ. Но внимательный наблюдатель могъ бы замтить, что легкій шепотъ, сопровождаемый пожатіемъ плечъ, непремнно относился къ кому нибудь изъ дамъ и что разговоръ былъ далеко не такъ безпеченъ, какъ казалось.

Опершись на косякъ двери, стоялъ принцъ Александръ и задумчиво осматривалъ пестрыя группы собравшихся гостей. Взглядъ его часто останавливался на большой мраморной фигур въ натуральную величину, которая представляла Клеопатру съ змей на груди, съ поднятымъ къ небу, полнымъ отчаянія, лицомъ.

Лютня, нжные звуки которой развлекали общество, замолкла и забытая лежала на полу.

У самой статуи стояла фрейленъ фонъ-Нольде и, погруженная въ созерцаніе этой, статуи, казалось, забыла все окружающее.

— Какъ вы внимательно разсматриваете эту статую, сказалъ принцъ Александръ, тихо подошедшій къ молодой двушк. Тутъ змя приноситъ прекрасной гршниц врную смерть и мгновенное уничтоженіе печальныхъ результатовъ обманутой любви. Никогда не слдовало бы изображать это въ такомъ потрясающемъ вид.

Молодая двушка, покраснвъ, опустила глаза.

— Я думала не это, сказала она. Я удивлялась только сходству этой головы съ одной знакомой мн въ Вестфаліи особой. И не столько черты лица, сколько выраженіе страданія напоминаетъ мн эту женщину, лицо которой, если она задумается и предполагаетъ, что никто на нее не смотритъ, принимаетъ такое же мрачное, покорное судьб и въ то же время гордое выраженіе, какъ лицо этой статуи. Очень можетъ быть, что это сходство только результатъ моей фантазіи. Тмъ боле, что когда та особа, о которой я говорила, улыбается, лицо ея становится столь же прелестнымъ и очаровательнымъ, какъ и лицо египетской царицы, не смотря на ея годы, такъ какъ она старше всхъ своихъ окружающихъ, но тмъ не мене красиве всхъ.

— Знаете, фрейленъ, вы возбуждаете мое любопытство, сказалъ принцъ. Кто эта дама, которая такъ похожа на Клеопатру?

— Это вторая супруга барона Эбергарда фонъ-Левентруцъ и съ моей стороны было очень глупо передать вамъ мою мысль относительно этой женщины, отвчала молодая двушка.

— Поврьте моей рыцарской чести, фрейленъ, что я сумю сохранить тайну, улыбаясь сказалъ принцъ, но мн нсколько знакома судьба фонъ-Левентруца и его супруга можетъ быть не безъ основанія мрачно глядитъ на свое супружеское счастіе. Бываютъ геройскіе поступки, которые не имютъ въ себ ничего рыцарскаго, и въ такихъ длахъ пріобрлъ себ большую славу бывшій курляндецъ, а теперь вестфалецъ, Левентруцъ.

— Извините меня, принцъ, сказала фрейленъ, и глаза ея засверкали, стоитъ только взглянуть на лицо друга моего отца, чтобъ убдиться въ достоинствахъ человка, о которомъ вы отзываетесь такъ неблагопріятно. Бываютъ минуты, когда я, около рыцаря фонъ-Левентруца, почти забываю разлуку съ моими родными. Слушая его оживленныя воспоминанія о родин, въ которыхъ сквозить его неизмнная любовь къ ней, сердце мое говоритъ мн, что этотъ человкъ могъ дйствовать необдуманно, но никогда не: способенъ поступить низко.

Принцъ съ удивленіемъ поглядлъ въ молоденькое личико хорошенькой двушки, заступавшейся за человка, который пользовался на своей родин дурной славой, но память о которомъ свято чтилась друзьями его молодости.

— Тотъ, кто иметъ счастіе, фрейленъ, имть, васъ своей заступницей, будетъ прощенъ, хотя бы былъ самымъ отчаяннымъ гршникомъ. Простите мн, что. я, вмст съ другими, предъ которыми нашъ рыцарь могъ быть оклеветанъ, сомнвался въ его достоинствахъ. Я также бдный гршникъ и съ раскаяніемъ признаюсь, въ моемъ преступленіи, прелестная Мадона.

— Вы сметесь надо мною! вскричала двушка, и въ глазахъ ее сверкнули слезы, которыя она старалась скрыть, отвернувшись отъ принца.

Послдній схватилъ ея руку и поднесъ къ губамъ.

— Посмотрите на меня, фрейленъ, и вы увидите, что я въ настоящую минуту далекъ отъ насмшекъ, сказалъ онъ. Но скажите мн, скоро ли намъ удастся снова увидать васъ. Мн кажется, что наша родина имла бы право ожидать, что цвтокъ, выросшій на ея почв, на ней же долженъ вполн разцвсти.

— Мои родные ршили, что я должна жить въ Вестфаліи, я не могу измнить ихъ ршенія, прошептала она.

— Въ такомъ случа, прощайте. Но, надюсь, вы позволите мн, если когда нибудь мой путь будетъ лежать чрезъ Вестфалію, привезти вамъ и фонъ-Левентруцу, о которомъ я теперь сталъ думать лучше, поклонъ съ родины.

Молодая двушка хотла отвчать, но взглядъ на окружающихъ доказалъ ей, что ея разговоръ съ принцемъ начинаетъ обращать на себя вниманіе. Острыя стрлы изъ глазъ, повидимому, беззаботно разговаривающихъ дамъ, направлялись къ ней все боле и боле. Особенное впечатлніе произвелъ поцлуй ея руки принцемъ.

Въ эту критическую минуту къ фрейленъ быстрыми шагами подошелъ Путкаммеръ, а принцъ поспшно оставилъ залу.

— Фрейленъ, сказалъ канцлеръ, вынимая изъ боковаго кармана письмо, вотъ вамъ письмо. Вы должны довриться вашему двоюродному брату Левину фонъ-Нольде, который, вмст съ вашей кормилицей, ожидаетъ васъ внизу, на двор замка, съ закрытой каретой, чтобъ немедленно отвезти васъ къ вашему отцу, который возвратился два дня тому назадъ и очень торопится. Прощайте. Передайте мой поклонъ пріятелю моему Эбергарду въ Вестфаліи, онъ скоро опять услышитъ обо мн.

Путкаммеръ пожалъ руку молодой двушки и хотлъ удалиться, когда къ нему подошелъ герцогъ.

— Съ вашего позволенія, сказалъ онъ, улыбаясь и кладя руку на плечо канцлера, мы хотимъ устроить завтра въ нашихъ покояхъ шахматную игру, на которую мы приглашаемъ тхъ кавалеровъ нашего двора, которые отличаются наибольшимъ искусствомъ въ этой игр. Вы, г. канцлеръ, доставите намъ большое удовольствіе, если не откажетесь быть нашимъ партнеромъ. За ужиномъ мы переговоримъ о томъ, гд будетъ происходить слдующая соколиная охота, а за тмъ надо обсудить вопросъ, гд построить новый оперный театръ для французской труппы.

Путкаммеръ поклонился.

— Позвольте, ваше высочество, сказалъ онъ, прежде обсудить въ присутствіи находящихся здсь депутатовъ вопросъ о постройк гимназіи, сказалъ канцлеръ.

— Извините, мой милый, слегка нахмуривъ брови, сказалъ герцогъ, объ этомъ мы поговоримъ въ другой разъ. Мы дали наше герцогское слово и этого должно быть достаточно. Они могутъ потерпть. Во всякомъ случа, мы увидимъ, увидимъ.

Герцогъ поспшно опустилъ руку канцлера и повернулся къ выходу какъ разъ въ то время, когда въ дверяхъ показался пажъ, явившійся сообщить, что праздникъ на двор поконченъ.

— Ничего особеннаго не произошло, ваша свтлость, доложилъ юнкеръ, просто только народъ немного невжливо обошелся съ жидовской двочкой, пробравшейся изъ любопытства во дворъ замка. Ее, можетъ быть, немного грубо выгнали, чему помогли наши собаки. Что это не обошлось безъ криковъ двочки, въ этомъ народъ мало виноватъ. Тмъ не мене, приказаніе вашей свтлости исполнено. Вс спокойно удалились и весь городъ погрузился въ молчаніе.

Сказавъ это, пажъ удалился.

Простившись съ герцогиней, принцесса Софія-Шарлотта шла быстрыми шагами по комнат, отыскивая фрейленъ фонъ-Нольде, которую она посл того, какъ почти вс дамы оставили комнату, не замтила въ числ ихъ.

— Это ужасно! вскричалъ съ волненіемъ герцогъ, подходя къ сестр. Шумъ на двор произошелъ изъ-за еврейской двушки, которая съ наглымъ любопытствомъ вмшалась въ толпу. Эта нація скоро сдлается намъ совершенно невыносимой. Она пріобртаетъ въ Курляндіи слишкомъ большія преимущества и не хочетъ оставаться въ указанномъ уголк города. Количество ихъ уже давно превышаетъ дозволенное число, которому нашъ отецъ имлъ кротость позволить поселиться въ город. Чортъ возьми! это мы измнимъ! Мы снова наложимъ на нихъ подати, которыхъ не хотлъ наложить герцогъ Іаковъ. Мы изгонимъ тхъ, которые живутъ мошенничествомъ и обманами, которые дятъ хлбъ нашего народа, не занимаясь честными ремеслами.

Шарлотта положила руку на плечо брата.

— Я думала, сказала она, что ваша свтлость наслдовали отъ нашего дорогаго отца кротость и справедливость, что вы будете одинаково добры ко всмъ вашимъ подданнымъ. Евреи дйствительно сильно размножаются, но они переносятъ всевозможныя лишенія съ удивительнымъ стоическимъ равнодушіемъ и мене думаютъ о своей жизни, чмъ о свобод своей религіи. Этотъ несчастный народъ иметъ печальную судьбу, полную лишеній и глубокаго униженія. Фанатическія наклонности христіанскаго населенія принуждаютъ ихъ вооружаться хитростью, чтобы противопоставить ее сил, которая часто грозитъ имъ потерею имущества и жизни. Мн жаль это несчастное израильское племя, которому суждено быть вчною добычею сильныхъ…

Шарлотта вдругъ съ испугомъ замолчала, такъ какъ холодный, мрачный взглядъ брата напомнилъ ей, что онъ не раздляетъ ея мннія.

Въ этотъ день герцогъ вторично слышалъ противорчіе: сначала Путкаммеръ осмлился напомнить ему объ его общаніи, а теперь женщина вмшивалась въ его приказанія и, хотя она была его сестра, тмъ не мене, съ ея стороны было большой смлостью вмшиваться тамъ, гд герцогъ предполагалъ дйствовать самостоятельно.

Герцогъ холодно поклонился.

— Спокойной ночи, сестра, у всякаго свой вкусъ, сказалъ онъ, и удалился поспшными шагами.

Шарлотта еще разъ обошла пустыя комнаты и у фонтана нашла фрейленъ фонъ-Нольде, которая сидла, держа въ рукахъ распечатанную записку.

При вид принцессы, она сложила бумагу и съ трудомъ встала.

— Что случилось, дорогая моя? съ испугомъ спросила Шарлотта.

— Ничего!.. О, ничего!.. отвчала молодая двушка. Я должна сейчасъ же хать въ родительскій домъ, экипажъ уже ждетъ меня во двор. Отецъ, кажется, захворалъ, онъ требуетъ меня къ себ. Прошу васъ, дорогая принцесса, извиниться за меня предъ ландъ-графиней и герцогиней, такъ какъ я должна хать сію же минуту.

Шарлотта молча обняла молодую двушку и об дамы поспшно оставили комнату въ сопровожденіи ожидавшихъ ихъ у дверей горничныхъ.

Еще недавно въ столь оживленныхъ комнатахъ царствовало полное молчаніе, слышался только плескъ маленькаго фонтана, въ брызгахъ котораго отражался блескъ первыхъ лучей утренняго солнца.

У дверей дворца стояла большая карета съ гербомъ фонъ-Нольде на дверцахъ. На козлахъ сидлъ бородатый кучеръ съ кнутомъ въ рукахъ и, опустивъ голову на грудь, крпко спалъ.

Лошади нетерпливо били копытами.

На башенныхъ часахъ пробило два часа, когда дверь лваго флигеля тихо отворилась и на ступеняхъ лстницы появилась женская фигура въ сопровожденіи двухъ мущинъ.

Каретная дверца отворилась и дама сла внутрь, одинъ изъ ея спутниковъ слъ на козлы рядомъ съ бородатымъ кучеромъ. Двое лакеевъ вскочили на запятки экипажа и громкій стукъ колесъ раздался на герцогскомъ двор.

Наверху, изъ широко открытаго окна, глядли дв женщины, но не кланялись вслдъ отъзжающей, такъ какъ ни одинъ дружескій взглядъ не обратился къ нимъ изъ экипажа, окна котораго были плотно закрыты занавсками. Об дамы съ огорченіемъ поглядли вслдъ удаляющемуся экипажу, затмъ молча повернулись и окно закрылось за ними.

Внизу, на берегу рки, около самаго моста, сидла на камн странная фигура, съ растрепанными волосами и въ разорванномъ плать, а у ногъ ея, на трав, лежало другое существо, съ блднымъ лицомъ, и темными, растрепанными волосами, которые почти закрывали лицо. Платокъ, весь въ крови, лежалъ у головы несчастной двушки, которая, казалось, только что вышла изъ дтства.

Въ нсколькихъ шагахъ отъ этой группы стоялъ Инко, цыганскій мальчикъ, полузакрытый кустами, и, не спуская, глазъ, глядлъ на старика, который, закрывъ лицо руками, тихо плакалъ.

Въ эту минуту чрезъ мостъ покатилась карета, занавски въ окн на мгновеніе раздвинулись и изъ окна показалось хорошенькое, блдное, женское личико, обратившееся къ замку.

Затмъ, занавска снова опустилась и карета быстро исчезла.

— Боже мой! прошепталъ Инко, глядя вслдъ удалявшейся карет, какъ хорошя дти знатныхъ людей. Я хотлъ бы сидть на мст юнкера, рядомъ съ бородатымъ кучеромъ, и хать вмст съ хорошенькой фрейленъ.

Карета уже исчезла, а Инко все еще глядлъ ей вслдъ.

Вдругъ до него донесся голосъ еврея, который, поднявшись съ камня, опустился на колни предъ раненой двушкой.

— Ты жива, Юдифь, моя голубка? говорилъ онъ, стараясь поднять двушку, съ недоумніемъ глядвшую вокругъ. Да будетъ благословенъ Богъ нашихъ отцевъ! Они могли отнять у тебя жизнь, а теперь ты вновь возвратишься подъ кровлю твоего отца, который понесетъ тебя и защититъ отъ всякаго вреда и насмшекъ… Зачмъ пошла ты въ среду гоевъ, Юдифь? къ чему оставила ты отеческій домъ, къ чему переступила чрезъ порогъ безбожниковъ?..

Такъ говорилъ еврей, стараясь взять на руки свою дочь.

Но его усилія были напрасны: руки его дрожали, а ноша была для него слишкомъ тяжела.

— Я говорилъ теб, еврей, что помогу теб донести твоего ребенка, сказалъ Инко, поспшно выходя изъ кустовъ и протягивая руки старику.

— Поди прочь, проклятый! крикнулъ еврей, выпрямляясь. Ты натравлялъ собакъ на несчастное существо. Прежде у меня отсохнутъ руки и ноги, чмъ я позволю теб дотронуться проклятой рукой до дочери Самуила Баруха.

Мальчикъ съ смущеніемъ отступилъ. Его темные глаза потупились, смуглое лицо слегка поблднло, а красныя губы крпко сжались. Но онъ не двинулся съ мста и глядлъ, какъ еврей, поднимая двушку съ земли, шепнулъ ей что-то на ухо, тогда какъ двушка, сдлавъ послднее усиліе, встала на ноги и, поддерживаемая старикомъ, направилась къ городу.

Нсколько мгновеній мальчикъ стоялъ, глядя имъ вслдъ, затмъ пошелъ по той же дорог, вслдъ за евреемъ и его дочерью…

Въ то самое время, какъ герцогиня разговаривала со своими дамами, народъ развлекался на двор замка.

Посл того какъ, Инко пересчиталъ пойманныя имъ деньги, на двор былъ накрытъ цлый рядъ столовъ, за которыми народъ поспшно занялъ мста и вскор каждый сидлъ предъ полнымъ блюдомъ и поварамъ было много хлопотъ, чтобъ удовлетворить сильный аппетитъ и жажду этихъ гостей.

Громадныя блюда горячаго мяса исчезали въ одно мгновеніе, какъ по волшебству, громадное множество пива и меда слдовало за ними.

Въ одномъ изъ угловъ двора, при выход изъ кухни былъ накрытъ столъ для лсничихъ герцога, которые занимали при двор особенное положеніе. Къ нимъ присоединились ихъ жены, съ дтьми, отцами,— братьями, а также т лакеи и лейбъ-кучера, которые занимали особенно важныя мста.

За этимъ же столомъ сидлъ и Длинный-Петръ. Онъ, не обращая вниманія на лто, былъ одтъ въ короткій овчинный полушубокъ, который онъ не снималъ, какъ въ жаръ, такъ и въ холодъ. Но на этотъ разъ его обыкновенно растрепанные волосы были гладко причесаны, а грязная мховая шапка спрятана подъ мышку.

Рядомъ съ нимъ сидла его дражайшая половина предъ полнымъ блюдомъ мяса. Довольное и блестящее лицо его супруги, повязанной пестрымъ головнымъ платкомъ, представляло собою олицетвореніе полнаго здоровья, которое, кром того, еще доказывала поспшность, съ которой она уничтожала кушанья. Ихъ трое ребятишекъ также сидли тутъ: одинъ на колняхъ у матери, а двое другихъ около нее, и нжный папаша выбиралъ для нихъ лучшіе куски.

На другомъ конц стола сидла молодая женщина, съ мальчикомъ на рукахъ, мужъ которой служилъ въ герцогской охот. Рядомъ съ нею помстился сдой старикъ, отпущенный рабочій съ фабрики герцога Іакова, который теперь съ благодарнымъ сердцемъ пользовался случаемъ, чтобъ, какъ онъ говорилъ, доставить себ хорошій день.

Инко не выбралъ себ никакого опредленнаго мста, такъ какъ для него было тяжело сидть спокойно на одномъ мст, не двигаясь Кром того, не занимая никакой опредленной должности, онъ не могъ разсчитывать и на даровое угощеніе. Поэтому онъ слъ къ двумъ собакамъ, которыя караулили дверь въ кухню, а такъ какъ эти собаки были его старыми друзьями, то он ласкались къ нему и онъ длилъ съ ними угощеніе, которое поваръ въ припадк великодушія давалъ ему.

Благодаря изобилію напитковъ, веселое расположеніе гостей все увеличивалось. Вскор тамъ и сямъ послышались латышскія псни, прерываемыя громкими криками и смхомъ.

Длинный-Петръ только что началъ хвастаться своими заслугами и неустанными трудами, какъ вдругъ за нимъ раздался громкій голосъ, говорившій:

— Здравствуй, пріятель!

И тяжелая рука опустилась на его плечо.

— Ты угощаешься сегодня и забылъ обо мн, какъ о больной собак.

Петръ повернулся и молча поглядлъ на Януша.

— Боже мой! сказалъ онъ. Какъ ты меня испугалъ. Но ты хорошо сдлалъ, что пришелъ, ты можешь доказать этимъ дуракамъ, что я славный малый.

Но Янушъ уже отвернулся и спокойно отошелъ въ сторону, осматривая всхъ сидящихъ и, видимо, отыскивая кого-то.

На противоположной сторон двора раздались рзкіе звуки флейты и глухіе звуки тамбуриновъ. Большая толпа народа собралась вокругъ пестро разодтыхъ цыганъ.

Между тмъ Инко замтилъ пришедшаго Януша и думалъ:

— Если онъ не найдетъ меня, онъ наврное уйдетъ домой, и я буду имть возможность остаться здсь до конца праздника.

Думая такимъ образомъ, онъ потихонько попятился въ уголъ.

Вдругъ онъ вздрогнулъ и остановился.

Собаки послдовали за нимъ и вдругъ громко залаяли.

Надъ ними, на нсколько футовъ надъ землею, на широкомъ выступ стны сидло странное существо въ разорванномъ плать, съ растрепанными волосами, съ голыми худыми ногами, и дрожа глядло на мальчика большими испуганными глазами.

Собаки лаяли все громче и становились на заднія лапы, стараясь достать предметъ своего гнва.

На двор раздались громкіе крики испуганной двушки, которые покрыли собою венгерскій танецъ, который играли цыгане. Флейты вдругъ замолкли и народъ бросился въ уголъ, гд въ недоумніи стоялъ Инко.

— Эй, Рексъ! крикнулъ одинъ поваренокъ. Достань себ сверху жидовское жаркое!

Сдлавъ дикій прыжокъ, Рексъ схватилъ несчастную двочку за платье и она, громко вскрикнувъ, упала со стны, тогда какъ собака бросилась къ ней.

Вдругъ сильный ударъ кулакомъ отбросилъ одну изъ собакъ, тогда какъ другая была схвачена за ошейникъ и отброшена сильной рукою въ поваренка, который повалился на землю, тогда какъ собаки визжа разбжались.

— Ты храбрый герой, сказалъ одинъ изъ герцогскихъ егерей, бросая старому Янушу шапку, которая свалилась у него во время борьбы. Но ребенокъ, кажется, мертвъ, у него большая рана на голов и на правой рук.

Все это произошло такъ быстро, что Инко стоялъ, какъ очарованный, неподвижно на прежнемъ мст, Янушъ между тмъ наклонился надъ двушкой и, снова выпрямившись, оглядлся вокругъ, какъ бы ища помощи. Но такъ какъ онъ хорошо зналъ, какой позоръ ожидаетъ того, кто окажетъ помощь еврею, то мало надялся на успхъ.

Въ эту минуту взглядъ его упалъ на Инко и молнія гнва сверкнула подъ его нахмуренными бровями.

— Ты это сдлалъ, скверный мальчишка? съ яростью крикнулъ онъ.

— Нтъ, сердито отвчалъ Инко.

— Зачмъ же ты не остановилъ собакъ?

— Затмъ…. затмъ, что я не хотлъ, отвчалъ Инко, тогда какъ кровь бросилась ему въ лицо.

— Погоди ты, негодяй! продолжалъ старикъ. Вернись только домой, теб порядочно достанется…

Но Инко уже исчезъ, а рядомъ съ старикомъ стояла старая Беппи.

— Что ты бранишься, старина? сказала она, перевязывая платкомъ раненый лобъ двушки, помощь здсь необходиме, чмъ бранныя слова. И прежде, чмъ наказать Инко, узнай, насколько онъ виноватъ. Бранныя слова длаютъ его хуже, чмъ онъ есть на самомъ дл.

— Неблагодарная цыганская кровь! проворчалъ старикъ. Онъ убжалъ отъ меня вчера, потому что предпочитаетъ развлеченіе работ. И мои старыя ноги должны были сдлать далекій путь, такъ какъ я хотлъ вернуть бглеца.

— Оставь его, старикъ, смясь сказала цыганка, поврь, онъ самъ вернется къ теб. Но что намъ длать съ двушкой?

Раненая открыла глаза, затмъ снова закрыла ихъ и тихо заплакала.

Между тмъ Беппи не спускала глазъ съ двочки и задумчиво нахмурилась.

— Странно, сказала она, совершенно тотъ же самый печальный, отчаянный взглядъ, который я видла у той красавицы, а между тмъ эта двушка отвратительна съ своими рыжими волосами и не можетъ сравниться съ той!

Въ эту самую минуту въ толп пробирался еврей съ растрепанной бородой и бросился на землю предъ двушкой, крича:

— Справедливый Боже! Юдифь! дитя мое!

Затмъ онъ поднялъ двушку и, задыхаясь отъ усталости, потащилъ ее чрезъ толпу.

Въ это самое время на ступеняхъ на парадной лстницы появился герольдъ и вниманіе толпы сейчасъ же направилось въ его сторону.

— Именемъ герцога, я долженъ сообщить вамъ, что наступило время въ мир возвращаться по домамъ, раздался голосъ герольда.

При этомъ нкоторые стали съ удивленіемъ и вопросительно переглядываться, желая узнать причину этого приказанія, клавшаго неожиданный конецъ развлеченіямъ.

— Жидовка разстроила намъ весь праздникъ! раздались недовольные голоса.

Тогда какъ нкоторые, утомленные праздникомъ, молча приготовлялись исполнить приказаніе герцога.

Чрезъ нсколько мгновеній толпа, шатаясь, стала расходиться со двора и тамъ и сямъ слышались восклицанія: Да здравствуетъ герцогъ и его семейство!

Изъ любопытства или изъ состраданія Инко послдовалъ за евреемъ и шелъ за нимъ въ нкоторомъ разстояніи, думая о томъ, что за разница между цыганскимъ мальчикомъ и еврейской двушкой? При этомъ взглядъ его невольно обращался на его собственныя босыя ноги и бдное платье.

— Между ей и мною не большая разница, шепталъ онъ. Только я весело гляжу на свтъ, тогда какъ ея печальные глаза глядятъ такъ жалобно. Янушъ правъ, я могъ бы остановить собакъ. Но вдь онъ самъ часто разсказывалъ мн, что евреи вырываютъ сердца изъ живыхъ христіанскихъ дтей, чтобъ пріобрсти себ спасеніе души, что они моютъ себ больные глаза кровью некрещенныхъ христіанскихъ дтей. А теперь онъ бранитъ меня за то, что я не помогъ еврейской двушк. Погоди, старикъ, я не вернусь, домой до тхъ поръ, пока не побываю въ еврейскомъ квартал…. Это будетъ очень интересно, когда я стану разсказывать, что я былъ у нихъ… Я ихъ не боюсь. Но я никогда еще не видалъ еврейскаго гнзда.

При этой мысли глаза мальчика засверкали. Онъ живо представилъ себ удивленіе евреевъ, когда онъ появится среди нихъ. Онъ представилъ себя страхъ Януша, когда будетъ описывать ему все пережитое въ еврейскомъ квартал, откуда онъ могъ спастись только съ опасностью жизни.

Онъ уже видлъ себя въ воображеніи преслдуемымъ фанатиками евреями и, крпко сжимая кулаки, смялся про себя, а рзкая черта около красиваго рта выступала сильне.

— Я такъ и думалъ. Теперь они не могутъ идти дальше, радовался Инко, видя, какъ еврей опустился на порогъ одного дома и привлекъ къ себ двушку.

Солнце стояло уже высоко, его лучи сильно грли непокрытую голову мальчика, слдовавшаго на нкоторомъ разстояніи отъ евреевъ.

Тутъ дорога перескалась: одна вела дальше въ городъ, другая терялась между покрытыми соломою домиками и, наконецъ, приводила, Инко зналъ это, въ знаменитый еврейскій кварталъ Митавы.

Въ эту минуту за нимъ раздались шаги и хорошо знакомый голосъ Януша крикнулъ ему:

— Ты бжишь, какъ самая лучшая изъ нашихъ охотничьихъ собакъ, но все таки теб не уйти отъ меня. Постой ты, мошенникъ!

Послднія слова были сказаны добродушнымъ тономъ, доказывавшимъ Инко, что старикъ уже совершенно простилъ его, а добродушный взглядъ крестьянина вполн подтверждалъ эти слова.

Измученный ходьбою, онъ снялъ шапку и провелъ, рукою по лбу и волосамъ, затмъ снова надлъ шапку и такимъ образомъ совершенно былъ готовъ къ возвращенію.

— Ну, идемъ, мальчикъ, сказалъ онъ. Мы съ Ванаксомъ не хотимъ возвращаться безъ тебя, улыбаясь сказалъ онъ, глядя въ глаза мальчику.

Добродушная и веселая улыбка старика имла надъ мальчикомъ безграничную власть.

Его раздраженное лицо въ одно мгновеніе прояснилось, съ губъ не сорвалось ни одного дурнаго слова, вс его предположенія разлетлись и только раскаяніе свтилось въ его опущенныхъ глазахъ.

— Я успю заглянуть въ другой разъ въ еврейскій кварталъ, подумалъ онъ, искоса глядя на еврея, который сидлъ, опустивъ голову, и держалъ въ объятіяхъ свою дочь.

— Какъ хочешь, старикъ, сказалъ Инко, обращаясь къ Янушу, но если я въ другой разъ уйду въ городъ надолго, то ты не долженъ бгать искать меня.

Янушъ довольно кивнулъ головою и весело отправился домой въ сопровожденіи своего бглеца и Ванакса.

ГЛАВА VI.
Что произошло въ карет.

Когда украшенная гербами каретная дверца закрылась за фрейленъ фонъ-Нольде, она весело протянула руки, думая, что ее обниметъ ея старая кормилица. Но она слегка вскрикнула и въ первую минуту думала, не спитъ ли, встртившись взглядомъ со строгими глазами своего отца, который поспшно закрылъ красныя занавски и молча опустился въ уголъ кареты, сдлавъ молодой двушк знакъ молчать и сидть спокойно.

Пораженная этимъ неожиданнымъ свиданіемъ и отчасти даже разсерженная необыкновеннымъ поведеніемъ своего обыкновенно ласковаго отца, молодая двушка поблднла и отвернулась. Рука ея невольно взялась за занавску, а взглядъ съ волненіемъ обратился назадъ, посылая послдній прощальный поклонъ.

Между тмъ карета все катилась и, наконецъ, при възд въ лсъ, лошади пошли медленне, такъ какъ торчавшіе изъ земли корни деревъ длали дорогу затруднительной для экипажа.

Когда же, наконецъ, лсъ окончился и экипажъ въхалъ въ громадную степь, покрытую короткой, густой травой, тогда только фонъ-Нольде поднялъ, наконецъ, опущенную на грудь голову и съ ласковой улыбкой протянулъ дочери руки.

— Ну, здравствуй, мое дорогое дитя!.. Ты жестоко отравила мн свиданіе, тмъ не мене, я счастливъ видть тебя и только позабочусь принять на будущее время вс предосторожности, чтобъ ты, ни по собственной ошибк, ни вслдствіе хитрости другихъ, не могла попасть въ руки нашихъ наслдственныхъ враговъ.

Герта вдругъ опустила руку отца, которую нсколько разъ поцловала, и съ удивленіемъ поглядла на него.

— Что это значитъ? сказала она. Ваше письмо также не объяснило мн этого неожиданнаго отъзда. Его содержаніе было такъ темно, что я почти боялась застать васъ больнымъ. Прошу васъ, говорите, что случилось? А если я сдлала какую нибудь ошибку, то причиной ее было желаніе скоре увидать васъ.

— Хорошо, дитя мое, сказалъ отецъ. Но пора объяснить теб вещи, которыя, если ты не будешь ихъ знать, принесутъ намъ всмъ несчастіе. Я долженъ разсказать теб печальную исторію для того, чтобъ ты умла узнавать волковъ въ овечьей шкур, если одинъ изъ этихъ волковъ попадется теб современемъ на глаза.

Снова наступило молчаніе.

Старикъ сидлъ, задумчиво глядя предъ собою вдаль, но по его лицу видно было, что его безпокоитъ серьезная мысль и онъ обдумываетъ, какимъ образомъ сообщить дочери необходимыя свднія такъ, чтобъ они достигли цли и въ тоже время не смутили дтскаго сердца Герты.

Онъ говорилъ себ, что довріе юной души его дочери къ людямъ не должно быть подорвано его разсказомъ, онъ зналъ также, что ея любовь къ нему была похожа на нжный весенній цвтокъ, который ледяное дыханіе могло убить, и онъ вздрагивалъ въ глубин души при одной мысли о возможности этого. Но, тмъ не мене, онъ долженъ былъ навсегда устранить дочь отъ возможности вторичной встрчи съ его наслдственными врагами,— герцогскимъ семействомъ.

Поэтому онъ ршился сначала узнать, какое впечатлніе произвело на Герту знакомство съ Кетлерами.

Молодая двушка снова опустила занавски кареты и сдерживала дыханіе, ожидая разсказа отца.

— Мн очень жаль, дорогая моя, заговорилъ, наконецъ, фонъ-Нольде, что пришлось взять тебя изъ дворца, гд, какъ кажется, не смотря на краткое пребываніе, ты пріобрла себ много друзей, такъ какъ желаніе снова увидться съ герцогскимъ семействомъ, какъ мн кажется, ясно видно въ твоихъ глазахъ.

Послднія слова старикъ сказалъ немного нершительно и испытующій взглядъ его темносрыхъ глазъ такъ и впился въ лицо дочери, на которомъ въ эту минуту отражалась радость, которая еще боле прибавляла ему красоты.

— О! отецъ! принцесса обладаетъ властью привязывать къ себ всхъ, кто приближается къ ней, и тотъ, кто имлъ счастіе разъ видть эту женщину, никогда не забудетъ ее.

— Тмъ хуже для тебя, сказалъ отецъ. А часто ли ты видла принца Александра?

— Довольно рдко и всегда въ присутствіи герцога и герцогини, отвчала Герта, тогда какъ легкая краска выступила у нее на щекахъ. Если кто нибудь заслуживаетъ счастія быть сыномъ герцога, то-это именно онъ, такъ какъ онъ ведетъ себя настоящимъ рыцаремъ и въ его словахъ звучитъ истина.

— Въ такомъ случа, ему было бы лучше не принадлежать къ числу Кетлеровъ, на немъ не отразился бы позоръ его предковъ, прошепталъ, нахмуривъ брови, фонъ-Нольде.

Молодая двушка вопросительно поглядла на него.

— Ты никогда не слышала о томъ, дитя мое, что было время, когда Курляндіей управляли два герцога? Во-первыхъ трудно ожидать чего нибудь хорошаго, когда въ дл два господина. Къ тому же, оба они были различныхъ характеровъ: одинъ любилъ власть, былъ раздражителенъ и не помнилъ себя въ гнв, другой — былъ равнодушенъ и спокоенъ по природ. Слдствіемъ этого было то, что герцоги проводили реформы и законы, которые были также различны, какъ и характеры обоихъ братьевъ.

Неудовольствіе на содержаніе двухъ дворовъ и на несправедливое управленіе обоихъ Кетлеровъ становились все сильне.

Вскор все курляндское дворянство должно было, то отправляться сопровождать герцога Вильгельма, когда онъ отправлялся на свадьбу къ сестр, то затмъ герцогъ Фридрихъ требовалъ отъ дворянъ удвоенную конную службу и по цлымъ мсяцамъ разъзжалъ съ такою свитою по стран.

По приказанію герцога Вильгельма лса всхъ курляндскихъ помщиковъ былъ вырублены.

Однимъ словомъ, управленіе шло такимъ образомъ, что вассалы герцоговъ увидли себя поставленными въ необходимость послать жалобу къ польскому королю.

Къ этому прибавилось еще то, что двое изъ несчастнйшихъ моихъ предковъ, принесшихъ справедливую жалобу на совтника фонъ-Бутнара, получили отказъ отъ герцога. И потому Готгардъ и Магнусъ Нольде должны были переносить отъ Бутнара насмшки, не имя возможности получить отъ него удовлетвореніе.

Многіе изъ нашихъ воздерживались также отъ церемоніи колнопреклоненія, которой былъ обязанъ подвергаться всякій, получившій ленъ. Гросмейстеръ Шверинъ сложилъ съ себя свое званіе и его мсто занялъ Іоганъ фонъ-Нольде. Когда онъ сталъ жаловаться на несправедливости герцога и уклонялся отъ церемоніи колнопреклоненія, тогда у него было отнято его имущество.

Дальше герцогъ сталъ понуждать тхъ дворянъ, жоторые лично исполняли военную службу, стоять у себя на страж и обращался самымъ грубымъ образомъ съ подданными благородныхъ фамилій.

Тогда Магнусъ Нольде и Фитингофъ отправились въ королевскій лагерь, не отбывъ своей конной службы. Но ихъ вытребовали обратно и герцогъ потребовалъ отъ нихъ двойной службы. Іоганъ Нольде не явился, но обратился къ Магнусу Нольде, который поступилъ на службу къ королю, и послдній добился королевскаго рескрипта, которымъ осуждалось поведеніе герцога.

Герцогъ Фридрихъ, предпочитавшій миръ, сталъ обращать вниманіе на справедливыя жалобы и сумлъ нсколько успокоить недовольныхъ, тогда какъ Вильгельмъ, напротивъ, сталъ поступать еще несправедливе.

Когда герцогъ Фридрихъ, посл начала враждебныхъ дйствій со шведами, сталъ сзывать дворянъ, то послдніе охотно стали собираться подъ его знамена и съ успхомъ дрались со шведами при Киршгольм.

Казалось, что враждебная партія нсколько успокоилась.

Но когда герцогъ Вильгельмъ, въ то время путешествовавшій, снова вернулся, то первымъ его дломъ было оскорбленіе Іогана Нольде, явившагося поздравить съ пріздомъ своего герцога.

Тогда Магнусъ Нольде сталъ хлопотать у короля, чтобъ дворяне зависли боле отъ него, чмъ отъ герцога.

Между тмъ, герцогъ сдлалъ новую несправедливость противъ Нольде и это дало новую пищу вражд обихъ сторонъ.

У герцога былъ въ это время одинъ ученый, нкто Дреллингъ, который защищалъ герцогскія права оскорбительнымъ для дворянъ образомъ и выражалъ подозрніе, что Магнусъ Нольде возбуждаетъ своихъ лифляндскихъ согражданъ къ возмущенію противъ герцога.

— Мн кажется, отецъ, возразила Герта, что гордый Вильгельмъ не хотлъ отказаться отъ своей власти, но забывалъ преступленія противъ него гораздо скоре, чмъ миролюбивый братъ Фридрихъ?

— Что ты можешь знать объ этомъ, сердито возразилъ отецъ. Ты, безъ сомннія, не станешь говоритъ о немъ ни слова, когда узнаешь, какъ опозорилъ онъ нашъ домъ.

— Простите меня, отецъ, но я часто слышала похвалы герцогу Вильгельму изъ устъ старой Бабетты, нашей кормилицы, которая жила вмст съ моей матерью при двор герцога Іакова. Она даже говорила, будто одна фрейленъ фонъ-Нольде до смерти любила герцога Вильгельма.

— Все это недостойныя сплетни и выдуманныя басни, болтовня старыхъ кормилицъ, проворчалъ отецъ, исторія, выдуманная при двор Кетлеровъ, которой они думаютъ завлечь Нольде, которые достаточно слабы, чтобъ, не смотря на позоръ своего семейства, служить герцогамъ, къ числу этихъ Нольде не принадлежалъ мой отецъ. Я выбралъ для себя службу въ иностранномъ государств, у величайшаго монарха, уважаемаго правителя нашего времени, и готовъ пожертвовать жизнью для моего курфюрста, если это понадобится, чтобъ доказать ему мою врность и преданность.

Мое путешествіе въ Англію гораздо мене касалось моихъ длъ, чмъ длъ моего повелителя. А какъ важно было мое порученіе къ англійскому двору, видно изъ того, что онъ выбралъ меня совершить въ скорйшемъ времени далекій путь во Францію, чтобъ продолжать политическіе переговоры между двумя странами. Но прежде, чмъ я отправлюсь въ это путешествіе, ты должна дать мн слово и я надюсь, что ты, какъ достойная дочь твоего отца, не откажешь мн въ послушаніи, которое будетъ для тебя легче, когда ты узнаешь, что, какъ истинная Нольде, ты обязана избгать всего общаго съ убійцами твоихъ предковъ.

— Боже мой! я васъ не понимаю, отецъ? поблднвъ, прошептала молодая двушка.

— Ты сейчасъ поймешь меня, когда я скажу теб, что когда Магнусъ и Горгардъ Нольде прозжали чрезъ Митаву, чтобъ исполнить въ Риг порученіе, данное имъ королемъ, то 10 августа 1615 года они были схвачены убійцами, посланными герцогомъ, и постыдно убиты.

Герта, слегка вскрикнувъ, закрыла лицо руками.

Отецъ, погруженный въ мрачныя мысли, глядлъ въ окно. Карета прозжала въ это время по возвышенности, покрытой лсомъ. Вдали виднлся крестъ колокольни.

— О! теперь я понимаю намекъ принцессы Шарлотты, сказала молодая двушка, теперь я знаю, что она также глубоко чувствуетъ вину своихъ предковъ относительно Нольде!

Старикъ протянулъ руку.

— Это все притворство, дитя мое, я не врю Кетлерамъ. Почти у каждаго изъ нихъ на совсти подобная вина. И ужасная смерть невиннаго Луфта, который палъ жертвою герцогскаго суеврія, вопіетъ къ небу о мщеніи, и если грхи отцевъ взыскиваются съ дтей, то счастію Кетлеровъ скоро долженъ быть положенъ конецъ, какъ то предвидлъ предъ своей смертью инспекторъ Бенгъ-Штремъ….

— Ради Бога! отецъ, остановись! вскричала молодая двушка. Жизнь, полная раскаянія и искупленія, загладила вину несчастнаго герцога Вильгельма настолько, что могла бы превратить въ любовь ненависть даже членовъ семейства Нольде. Дурные слухи увеличиваютъ всякую вину и стараются уменьшить добродтель.

Старикъ вздрогнулъ.

— Ты такъ думаешь, дитя мое? а уменя естк доказательства вины герцоговъ и я предоставляю теб свободу любить Кетлеровъ, если только ты въ состояніи указать мн подобный же поступокъ въ семейств Нольде. Посмотри сюда и вздрогни отъ ужаса при вид безчеловчія герцога, о которомъ ты, жалешь.

Съ этими словами фонъ-Нольде вынулъ изъ кармана свернутую бумагу, къ которой было приложено нсколько печатей, и медленнымъ, торжественнымъ голосомъ прочелъ слдующій протоколъ своей дочери:

‘Допросъ относительно убійства фонъ-Нольде’.

‘Первое: совершенно справедливо, что на братьевъ Магнусъ и Готгардъ Нольде, когда они остановились переночевать въ Митав, напали въ ихъ лагер, вырвали ихъ съ постели и, погоняя ударами, потащили босыхъ на рынокъ и, наконецъ, по данному приказанію, постыдно умертвили ихъ.

‘Второе, справедливо также, что герцогъ Вильгельмъ приказалъ купитъ въ Риг два меча, цною по сорока флориновъ каждый.

‘Третье, справедливо также, что ритмейстеръ, Гаспаръ Тизенгаузенъ хотлъ покрыть мертвыя тла Нольде чернымъ сукномъ и увезти ихъ съ площади на своихъ лошадяхъ.

‘Четвертое, справедливо также и то, что это ему не было дозволено герцогомъ.

‘Пятое: справедливо также, что собственные слуги Нольде, по приказанію герцога, снесли одно за другимъ, голыя, непокрытыя тла въ городъ.

‘Шестое: справедливо также, что мать, зять и вс присутствовавшіе родственники убитыхъ Нольде просили взять тла мертвецовъ, но не могли получить ‘этого позволенія.

‘Седьмое: справедливо также, что мертвыя тла, наконецъ, были безъ вдома друзей и родственниковъ, похоронены въ старой Митавской церкви’.

Голосъ старика длался все сильне и сильне по мр того, какъ чтеніе приближалось къ концу. Наконецъ, онъ замолчалъ, свернулъ бумагу и съ испугомъ увидалъ смертельную блдность дочери. Онъ не предвидлъ такого успха и горячо прижалъ двушку къ груди.

— Я не требую отъ тебя никакого общанія, дитя мое, сказалъ онъ, но я знаю, что ты будешь дйствовать согласно со взглядами твоего отца. Твоя дорога и дорога Кетлеровъ не должны сходиться.

Молодая двушка молча кивнула головой, затмъ съ утомленнымъ видомъ опустила ее на грудь и тихія слезы медленно покатились по ея блднымъ щекамъ.

Отецъ думалъ, что эти слезы вызваны ужасной смертью ея предковъ, но Герта не обманывала себя относительно безграничной печали, охватившей ея душу при мысли, что ея путь и пути тхъ навки должны были разойтись.

Карета вдругъ остановилась. Стройный юнкеръ легко соскочилъ съ козелъ и прежде, чмъ лакей усплъ подойти къ дверц кареты, онъ уже предупредилъ его и помогъ выйдти сначала старику Нольде, а затмъ и его дочери, которая медленно вышла, опустивъ голову на грудь и закрывъ лицо вуалью.

Карета остановилась предъ мельницей, весело окруженной цвтущимъ садомъ.

У двери стоялъ мельникъ съ непокрытой головою и низко кланялся знатнымъ гостямъ.

Прежде, чмъ Герта успла сдлать шагъ отъ кареты, она почувствовала себя въ объятіяхъ и, одтая въ черное, старая женщина горячо поцловала блую ручку молоденькой двушки.

— Бабетта! Ты здсь! вскричала Герта, радостно отвчая на объятія старухи.

— Да, мой ангелъ, и я не скоро оставлю васъ, шепнула старуха, поспшно идя вслдъ за своей молоденькой госпожей. Тогда какъ старикъ дружелюбно обратился къ мельнику и отдавалъ ему какія-то приказанія.

— Здсь верховые, старикъ? спросилъ онъ. И готовы-ли для меня свжія лошади?

— Они ждутъ васъ уже цлый часъ и подкрпляются для дальняго пути.

— Хорошо, старина. Прикажи принести пость на чистомъ воздух подъ старыми липами. Чрезъ два часа все должно быть окончено и мы отправимся въ путь.

Съ этими словами фонъ-Нольде пошелъ по трав къ липамъ.

Тутъ уже все было приготовлено Бабеттой для пріема своихъ господъ и въ то время, какъ старикъ съ видимымъ удовольствіемъ опустился на скамейку, кормилица послдовала за барышней въ домъ.

— Какъ я устала, Бабетта, сказала Герта, опускаясь на стулъ.

Кормилица бросила на двушку испытующій взглядъ, затмъ нжно погладила ее по голов и сказала:

— Дорогая моя госпожа, вамъ не придется длать одной далекій путь, я поду съ вами въ монастырь и останусь тамъ до тхъ поръ, пока папаша не вызоветъ насъ обихъ изъ изгнанія. Насъ будетъ также провожать юнкеръ и Куртъ. А когда Куртъ правитъ лошадьми, то дешь по дорог точно по шелку или бархату.

Такъ болтала Бабетта. Но вдругъ она остановилась.

На порог стоялъ юнкеръ и глазами длалъ ей знакъ уйти.

— Ахъ! что такое я хотла сказать! вскричала старуха. Ну, все равно, я забыла, но теперь мн нужно уйти. Я сейчасъ вернусь пригласить васъ подкрпиться на дорогу.

Съ этими словами Бабетта вышла, а юнкеръ, стройный юноша, съ темными волосами и умнымъ выраженіемъ лица, черными глазами и едва пробивающимися усами, подошелъ къ молодой двушк.

— Кузина Герта, сказалъ онъ нершительно, вы такъ чуждаетесь меня, что не удостоиваете ни взглядомъ, ни словомъ.

— Простите, Левинъ, сказала Герта, протягивая ему руку, но отецъ сообщилъ мн такъ много важнаго, что у меня, къ сожалнію, было слишкомъ мало времени думать о васъ.

— Я знаю, кузина, отецъ сообщилъ вамъ о Кетлерахъ и, не желая подслушивать, я, тмъ не мене слышалъ все отъ слова до слова. Мн кажется, было бы лучше оставить мертвецовъ спокойно лежать въ ихъ могилахъ. Они не могутъ желать, чтобы отъ ихъ. несчастій выросли новыя несчастія для ихъ потомковъ.. Тамъ, въ царств вчнаго мира, ихъ души не могутъ успокоиться и найти мира по нашей вин. Безконечное злопамятство не уничтожаетъ совершившагося дла, а только составляетъ вчное несчастіе потомковъ. Вы,— можетъ быть, не согласитесь съ моимъ мнніемъ, но я полагаю, что то, что одинъ поступаетъ дурно, еще не значитъ, чтобы вс были дурны.

Нершимость, съ которой онъ заговорилъ сначала, совершенно исчезла. Когда онъ кончилъ говорить, онъ стоялъ выпрямившись предъ молодой двушкой и его ясный, сверкающій взглядъ достаточно подтверждалъ, что у него нтъ недостатка въ мужеств и что онъ никогда не побоится громко и безбоязненно сказать то, что думаетъ.

— Сначала я также думала, Левинъ, но теперь я измнила взглядъ. Конечно, сдланнаго не исправишь, но это дло было такъ жестоко, такъ кроваво, совершено съ такой слпой ненавистью, что самый розовый взглядъ на вещи не можетъ отнять отъ этого дла всего его ужаса. А потому гнвъ моего отца я нахожу великимъ и справедливымъ.

Левинъ Нольде съ удивленіемъ поглядлъ въ лицо своей молоденькой кузины и горькая улыбка появилась у него на губахъ.

— При вашей молодости вы слишкомъ строги, Герта, и я почти готовъ думать, что вашими устами говоритъ повиновеніе. Я не нахожу въ васъ также прежней веселости, которая, когда вы были еще ребенкомъ, сказывалась у васъ, даже сквозь слезы, а вашъ серебристый смхъ рдко смолкалъ. Все это исчезло. Даже и то ‘ты’, которое вы говорили мн во время нашихъ игръ. Я также не въ состояніи говорить вамъ ты, потому что вы стали для меня чуждой, хотя боле прекрасной, чмъ когда либо.

— Время разлучило насъ, Левинъ, но, тмъ не мене, я часто думала объ играхъ съ тобою. Я часто вспоминала, какъ ты бгалъ со мной по полямъ и лсамъ, какъ ты приносилъ мн лучшіе цвты, какъ ты вмст со мною плакалъ надъ мертвой канарейкой и какъ вы вс, ты, Куно и Валентинъ, дти нашихъ сосдей, устраивали турниры съ деревянными пиками и щитами, въ бумажныхъ золотыхъ шлемахъ, съ роскошными перьями изъ хвостовъ домашнихъ индекъ. Мы же представляли изъ себя дамъ, гордо дававшихъ вамъ свое одобреніе и внчавшихъ побдителей внками изъ овощей изъ сосдняго огорода. О! Какъ это было прекрасно!.. Рыцари брали себ ленты изъ нашихъ косъ, чтобъ постоянно носить цвтъ своей дамы. О! я какъ теперь вижу предъ собою это чудное время!

Веселая улыбка освтила хорошенькое лицо Герты. Воспоминанія дтства снова вызвали въ ней прежнюю веселость.

— Герта! посмотри сюда. Я твой врный рыцарь, и до сихъ поръ еще ношу цвтъ моей дамы! вскричалъ Левинъ, вынимая изъ кармана блую ленту.

Веселый смхъ, къ которому присоединилась Герта, сопровождалъ слова, съ которыми юнкеръ съ торжествомъ вынулъ ленту.

Легкій кашель остановилъ веселость молодыхъ людей.

— Юный, легкомысленный народъ, полушутя, полусердито сказалъ старый Нольде, изъ-за дтскихъ шалостей вы забываете пищу, которой слдуетъ подкрпить себя посл долгаго пути. Идемте, намъ надо торопиться

Съ этими словами старикъ пошелъ впередъ а Герта, глаза которой опечалились, только теперь замтила, какой неровной сдлалась походка отца, какъ сильно согнулся его гордый станъ, какъ много посдли его черные волосы.

По окончаніи завтрака, старикъ всталъ изъ-за стола и, заложивъ руки за спину, прошелся нсколько разъ взадъ и впередъ по саду. Затмъ позвалъ своего лейбъ-кучера Курта.

— Ты долженъ везти барышню съ Бабеттою въ въ Герфордъ. Лакей и четыре верховыхъ подутъ съ, вами вмст съ юнкеромъ, который отправляется въ Аугсбургъ и будетъ сопровождать васъ верхомъ. Избгайте безполезныхъ остановокъ и берите въ каждомъ город новыхъ лошадей. Это письмо передай барону Левентруцу, а этотъ кошелекъ возьми на дорожныя издержки. Теперь ступай и позаботься, чтобъ мы могли выхать чрезъ полчаса. Я полагаюсь на твою врность, какъ всегда.

Бородатый кучеръ не возразилъ ни слова, но все его лицо и фигура выражали слпое повиновеніе и неподкупную врность, которыхъ ничто не могло поколебать.

Куртъ отошелъ съ такимъ же достоинствомъ, съ какимъ сидлъ на козлахъ, когда правилъ лошадьми.

Во всемъ дом Нольде не было боле молчаливаго человка, какъ бывшій форейторъ барона, знавшій вс семейныя дла и молчаливость котораго производила такое впечатлніе на остальную прислугу, что юни видли въ Курт тайнаго агента господъ. Однимъ словомъ, вс уважали его и старались добиться расположенія господина Курта.

Бабетта, носившая прозвище ‘наша кормилица’, была въ молодости кормилицей второй жены фонъ-Нольде. Она, вмст съ своей госпожей, которая была гофмейстериной при супруг герцога Іакова, жила при двор. Красота и прелесть фрейленъ фонъ-Севенаръ были такъ велики, что фонъ-Нольде просилъ ея руки письменно посл того, какъ случайно увидалъ ея портретъ. Кормилица отправилась съ молодой женщиной на ея новую родину и затмъ сдлалась нянькой маленькой барышни, которую она обожала. Герта называла ее ‘наша кормилица’, ея отецъ также и прислуга, упоминая о Бабетт, никогда не называла ее иначе.

Нольде подозвалъ старую кормилицу и сказалъ ей:

— Я уже говорилъ теб, что ты отправишься съ двочкой въ монастырь?

Бабетта тихо отвчала:

— Да.

— Хорошо. Я надюсь, что ты будешь врной защитницей двочки, какою я привыкъ тебя видть. А затмъ, я прошу тебя не позволять никому постороннему подходить или подъзжать къ карет, въ которой вы будете сидть вдвоемъ съ молодой госпожей. Понимаешь ли ты? совершенно вдвоемъ. А наконецъ, и это главное…

Сказавъ это, старикъ еще ближе подошелъ къ кормилиц и, строго глядя ей въ глаза, прибавилъ:

— Ты должна удержаться отъ разсказыванія разныхъ сказокъ, въ которыхъ говорится о любви одной фрейленъ Нольде къ покойному герцогу. Я запрещаю теб разъ навсегда разсказывать подобныя исторіи.

Бабетта вздрогнула отъ испуга и опустила голову. Когда же она вновь ршилась поднять ее, то фонъ-Нольде снова спокойно ходилъ по саду, заложивъ руки за спину.

Ровно чрезъ полчаса карета, запряженная свжими лошадьми, стояла предъ мельницей, юнкеръ съ четырьмя вооруженными людьми уже сидлъ на лошадяхъ, а фонъ-Нольде, говоря съ дочерью, все еще ходилъ взадъ и впередъ по саду.

Наконецъ, онъ обнялъ ее и Герта, тихо рыдая, прижалась къ его груди.

Вки старика дрогнули. Затмъ онъ выпустилъ двушку изъ рукъ и спокойно пошелъ вмст съ нею къ карет.

— Прощай, дитя. Мы снова скоро увидимся, поклонись отъ меня моему другу, Эбергарду. Кучеръ передастъ ему письмо отъ меня. Счастливый путь. Да хранитъ тебя Богъ!

Онъ пожалъ руку юнкеру.

— Счастливый путь, Левинъ, будь хорошимъ ученикомъ въ Аугсбург, такъ угодно Богу, и врнымъ слугою твоей родины. Ну, дти, теперь пора. Прощай, Герта. Не длай для меня разставанія слишкомъ тяжелымъ.

Герта снова обняла отца.

— Зачмъ ты меня прогоняешь. Ты печаленъ такъ, какъ будто мы никогда не увидимся, рыдая, сказала она.

— Такъ должно быть, дитя мое, бери ее, Бабетта, и позжайте.

Бабетта посадила свою барышню въ карету, дверцу закрыли и карета покатилась.

Старикъ поспшно повернулся и пошелъ прочь, прижимая платокъ къ глазамъ.

Когда карета въхала на небольшое возвышеніе, изъ открытаго окна мелькнулъ блый вуаль Герты.

А въ саду стоялъ старикъ отецъ и еще долго, приложивъ руку къ глазамъ, глядлъ вслдъ исчезнувшему экипажу.

ГЛАВА VII.
Въ герцогскомъ склеп.

Полчаса тому назадъ колокола замка веселымъ звономъ дали знать о прибытіи высокихъ гостей. Канцлеръ Путкаммеръ съ тремя камергерами, четырьмя пажами, и большимъ количествомъ верховыхъ, въ сопровожденіи двухъ герольдовъ съ разввающимися знаменами, медленно провелъ шествіе среди радостныхъ криковъ народа и веселыхъ звуковъ музыки, чрезъ подъемный мостъ.

Посл почти четырехлтняго отсутствія, принцесса Шарлотта, въ сопровожденіи принца Алаксандра и своей свиты, снова вступала въ родительскій домъ.

На лстниц, въ сопровожденіи совтниковъ и свиты, появился герцогъ Фридрихъ-Казиміръ и любезно привтствовалъ гостей.

Не смотря на позднюю осень, залы и лстницы замка были украшены цвтами, въ воздух разввались знамена, пестрые ковры покрывала ступени, по которымъ шли долго ожидаемые гости.

Все это время принцесса Шарлотта проживала или при двор Бранденбургскаго курфюрста или у своего зятя, ландъ-графа Гессенъ-Гамбургскаго. Она пробыла также довольно долгое время у своей тетки, вдовствующей ландъ-графини, Гедвиги Гессенъ-Кассельской, и теперь, осенью 1685 года, возвращалась на родину, чтобъ устроить свои дла и исполнить въ тоже время желаніе молодой герцогини, которая хотла, чтобъ ея дорогая родственница и пріятельница была крестной матерью ея втораго ребенка.

Принцесса поспшила пожелать счастія герцогин. Горе о старшемъ сын, умершемъ вскор посл рожденія, еще не изгладилось, но теперь Шарлотта надялась, что рожденіе новаго ребенка утшитъ молодую дочь.

Принцъ Александръ, состоявшій на бранденбургской служб полковникомъ и уже командовавшій полкомъ, явился украшенный новымъ орденомъ pour le mrit, который онъ получилъ за особенныя заслуги. Въ свит принца находился нашъ старый знакомый, шталмейстеръ Бюренъ, не оставлявшій его ни на минуту со времени смерти герцога Іакова, и два графа Дона, служившіе въ полку принца и бывшіе товарищами его молодости. Они получили отъ курфюрста вмст съ принцемъ позволеніе постить на короткое время свою родину.

Высокія фигуры графовъ Дона, хавшихъ по об стороны принца, напоминали фигуры древнихъ германцевъ смлыми лицами, широкой грудью и спокойной увренностью, украшавшими этихъ безупречныхъ рыцарей. Оба они были выше принца почти на полголовы.

Посл первыхъ привтствій, принцесса Шарлотта, одтая въ черное бархатное, дорожное платье, осталась одна въ своихъ комнатахъ, занимаемыхъ нкогда герцогинею матерью. Все было устроено заботливой рукой, такъ какъ любила принцесса. Широкія оконныя ниши были уставлены цвтущими растеніями, изъ устроенныхъ на голандскій манеръ оранжерей.

Однако, не смотря на всю любезность, съ которой ее встртили, веселость, сверкавшая въ глазахъ Шарлотты при первой встрч, исчезла безслдно и на лбу ее появилась глубокая морщина. Она безъ удовольствія глядла на свои любимые цвты, взглядъ ея только скользилъ по блестящимъ вазамъ съ дорогими фруктами, которые держалъ на серебряномъ поднос, сдланный изъ чернаго мрамора, мавръ, стоявшій въ углу комнаты и выписанный изъ Италіи за дорогую цну. Легкая насмшливая улыбка мелькала на губахъ принцессы и она обернулась въ противоположную сторону, гд изъ украшенныхъ цвтами рамъ глядли портреты ея родителей.

Шарлотта не велла ничего измнять въ этихъ комнатахъ. Маленькое французское піанино, на которомъ старая герцогиня играла своимъ дтямъ, стояло на прежнемъ мст, пюпитръ съ библіей и золотообрзнымъ молитвенникомъ также былъ тамъ, гд его оставила покойная герцогиня.

Въ одной изъ оконныхъ нишъ, въ маленькомъ письменномъ стол изъ розоваго дерева лежали въ потайныхъ ящикахъ письма великаго курфюрста и польскаго короля. Старые стулья, съ высокими спинками и шелковыми подушками, не были замнены новыми и стояли въ старинномъ порядк, какъ и во время герцогини матери.

Съ молчаливымъ почтеніемъ останавливался взглядъ Шарлотты на каждомъ изъ дорогихъ ей предметовъ, напоминавшихъ ей ея родителей. Наконецъ, она нечаянно взглянула въ большое зеркало и замтила, что ея любимая придворная дама неподвижно стоитъ сзади нея.

— Мн еще кажется, милая Цаваки, сказала принцесса, что я слышу голосъ моего отца, который привтствуетъ меня.

Дама, названная именемъ Цаваки, была женщина съ блднымъ, худымъ лицомъ, большими, умными глазами и съ гладко зачесанными волосами, на которые былъ надтъ черный кружевной чепецъ. На ея блой ше былъ надтъ воротничекъ изъ брабантскихъ кружевъ, а черное шелковое платье, отдланное узкимъ мхомъ, имло видъ изящной простоты и также шло къ физіономіи своей обладательницы, какъ вечернее небо къ одинокой звзд.

Она молча кивнула головою на слова принцессы, затмъ, указавъ на противоположную дверь, скрытую за тяжелыми портьерами, которая вела въ спальню принцессы, она прибавила:

— Дорогая принцесса, вамъ необходимо отдохнуть.

Ея голосъ звучалъ немного настоятельно.

— Сейчасъ, сейчасъ, милая Цаваки, улыбаясь сказала принцесса, увидавъ полный упрека взглядъ дамы. Мн достаточно какихъ нибудь двухъ часовъ, чтобы совершенно отдохнуть. Сегодня я не выйду къ обду, ты извинишься за меня, сказавъ, что я устала съ дороги. Но посл короткаго отдохновенія мы об отправимся въ герцогскій склепъ. Не правда-ли, ты пойдешь со мною? Прикажи, моя милая, дежурному пажу подать небольшую закуску и позаботься, чтобы прежде, чмъ мы отправимся, канцлеръ ждалъ меня въ желтой зал. Мн нужно переговорить съ нимъ. А теперь идемъ, я исполню твое желаніе.

Принцесса повернулась, чтобы уйдти въ кабинетъ, но въ эту минуту портьера поднялась и на порог появилась другая фрейлина.

— Его свтлость герцогъ, доложила она.

Об дамы переглянулись.

— Тмъ лучше, прошептала Шарлотта. Ступай, Цаваки. Я очень рада видть герцога.

— Съ вашего позволенія, дорогая сестра, сказалъ входя герцогъ. Но мы положительно не въ состояніи поврить, чтобы вы хотли сегодня же постить могилу нашихъ предковъ. Мы устроили завтракъ, сестрица, и посл него разныя развлеченія и, между прочимъ, французское представленіе, въ которомъ фрау фонъ-Гаденъ отлично играетъ. Въ то же время вы услышите нашего новаго итальянскаго пвца, у котораго великолпный голосъ и который стоитъ мн ежегодно пятьсотъ альбертовъ.

Шарлотта опустилась въ кресло, а герцогъ слъ противъ нея.

Странная улыбка мелькнула на ея губахъ, похожая на ту, съ которой она смотрла на мраморнаго мавра.

— Мн кажется, ваша свтлость, возразила она, что вы оказываете мн такъ много чести, что съ моей стороны было бы неблагодарностью позволить себ употреблять ваше дорогое время на что нибудь, кром серьезныхъ вещей, поэтому вы не разсердитесь на меня, если я воспользуюсь любезнымъ посщеніемъ моего брата для того, чтобы переговорить съ нимъ о важныхъ вещахъ.

— А! это другое дло, прошепталъ герцогъ, задумчиво глядя на свою гостью. Наше время дйствительно очень дорого и мы просимъ васъ въ настоящую минуту отложить этотъ разговоръ, такъ какъ мы явились самолично, чтобы отвести васъ къ столу.

— Простите меня, братъ, серьезно возразила Шарлотта, но легко можетъ случиться, что я не найду боле удобной минуты быть выслушанной вами. Я буду кратка. Вашей свтлости еще, можетъ быть, не извстно, что я ршила снова, какъ можно скоре, возвратиться къ нашему дяд, курфюрсту Бранденбургскому, и, вслдствіе этого, желаю навсегда устроить свои дла въ Курляндіи. Наслдство посл отца, точно такъ же, какъ и доходы съ моихъ имній, которыми вы были такъ добры, что управляли, мн нужны въ настоящее время и я уврена, что они только увеличились въ вашихъ рукахъ. А такъ какъ я надюсь, что по смерти моей крестной матери, я, милостью курфюрста, буду назначена настоятельницей Герфордскаго монастыря, то мн необходимо имть достаточное состояніе, чтобы имть возможность поддержать свое достоинство. Поэтому я прошу вашу свтлость позаботиться о томъ, чтобы я, какъ можно скоре, могла получить мой капиталъ и приказать, чтобы деньги были выданы мн до моего отъзда въ Бранденбургъ.

Шарлотка сказала все это со спокойнымъ достоинствомъ и шротянула герцогу свою руку, чтобы онъ пожалъ ее въ знакъ согласія на ея просьбу.

Но герцогъ все еще глядлъ на свои ноги, наконецъ онъ выпрямился, тщательно разгладилъ драгоцнныя кружева на своихъ нарукавникахъ, поправилъ растрепавшіеся локоны парика и, наконецъ, сказалъ:

— Боже мой! Мой ангелъ, это такое дло, которое касается только нашего канцлера, онъ въ то же время и нашъ казначей и вы можете устроить съ нимъ это длю, когда вамъ угодно, хоть сегодня же. Мы сообщимъ объ этомъ Путкаммеру. И кстати, прибавилъ онъ, пы надемся видть васъ у себя завтра утромъ. Въ этотъ промежутокъ времени Путкаммеръ сообщитъ намъ, въ какомъ положеніи ваши дла. А теперь до свиданія, сестрица, до свиданія.

Говоря такимъ образомъ, герцогъ поднялъ голову и направился къ двери, портьера которой быстро опустилась за нимъ.

Долго сидла принцесса, сложивъ руки, погруженная въ задумчивость.

— Боже мой! со вздохомъ прошептала она наконецъ, чего же я боюсь? Неужели Фридрихъ… Но нтъ, онъ слишкомъ благороденъ. Я должна оттолкнуть эту мысль.

Сказавъ это, она поднялась, провела платкомъ по лбу, расправила складки платья и затмъ поспшно взяла шляпу.

Въ одной изъ оконныхъ нишъ она увидала Цаваки.

— Пойдемъ со мною, сказала она. Я должна говорить съ канцлеромъ. Ты будешь надо мною смяться, но мое сердце охвачено безпокойствомъ, а душа полна заботъ. Понимаешь ли ты, Елизавета, что такое бдность принцессы? можешь ли ты представить себ такую принцессу, несчастную женщину, которая должна дорожить каждымъ талеромъ изъ боязни впасть въ такую же нужду, какъ самая послдняя изъ ея подданныхъ? Не правда ли, Елизавета, это весело?… Да смйся же.

Принцесса въ сильномъ волненіи подошла къ своей гофмейстерин и сильно сжала ея руку.

Но послдняя поглядла на свою повелительницу своими спокойными темно-срыми глаза и сказала:

— Принцесса, вы напрасно безпокоитесь заране. Я не врю, ни за что не поврю слухамъ, что положеніе герцога такъ плохо. Я не врю, чтобъ ремесла упали въ Курляндіи. Не поврю, чтобъ рабочіе бродили по стран безъ работы. Вс эти слухи только результатъ клеветы. Вс расходы герцога ведутся на доходы съ имній и не можетъ быть, чтобъ чувствовался недостатокъ въ деньгахъ. Морская торговля должна приносить большіе доходы и принцу, окруженному такими мудрыми совтниками, нтъ ничего легче, какъ поддержать блескъ своего дома. Поэтому, принцесса, не безпокойтесь и не пугайтесь. Вы устали, отдохните и вс ваши мрачныя мысли разлетятся, какъ дымъ, а завтра вы сами будете надъ ними смяться.

— Дай Богъ, чтобъ это была правда, отвчала Шарлотта, нсколько успокоенная увренностью своей врной подруги, слова которой имли надъ принцессою громадное вліяніе.

Шарлотта вспомнила, что въ ту минуту, когда она находилась въ тяжеломъ положеніи, Елизавета всегда подавала ей добрые совты и выводила ее изъ многихъ затрудненій. Сколько разъ различныя интриги разстраивались, благодаря врному взгляду гофмейстерины, которая имла успхъ тамъ, гд гордость Шарлотты, можетъ быть, испортила бы все дло. Спокойствіе, благоразуміе Елизаветы и быстрота ея соображеній были хорошо извстны Шарлотт.

Графиня Цаваки никому не разсказывала о своемъ прошломъ, тмъ не мене, ходили слухи, что она дочь гордаго польскаго магната, дворянская гордость, котораго была оскорблена необдуманнымъ поступкомъ дочери, которую за это онъ помстилъ въ монастырь въ Краков, откуда, по рекомендаціи своей настоятельницы, она попала къ Курляндскому двору. По смерти стараго графа, Елизавета сдлалась наслдницей громаднаго состоянія и у нее были замчательные брилліанты, которые, однако, она никогда не носила. Графиня ни съ кмъ не сближалась, но ни съ кмъ и не ссорилась. Когда графиня отказала нсколькимъ выгоднымъ партіямъ, то ея противницы были очень довольны такой нелюдимостью той, которую он называли ‘безжизненной’ графиней.

Счастіе, должно быть, только мимолетно постило графиню и казалось, что она давно отказалась отъ всхъ развлеченій свта.

Принцесса Шарлотта давала графин величайшее доказательство своей любви, говоря ей ‘ты’. Это было блестящимъ признаніемъ ея заслугъ при герцогскомъ двор, гд она съ достоинствомъ поддерживала свое положеніе. Она была въ одно и тоже время преданной довренной и самоотверженнымъ другомъ принцессы.

Посл полудня, въ описываемый нами день, около часа ране того, какъ принцесса ршилась видться съ канцлеромъ, графиня Цаваки сидла въ своей просто убранной комнат, а предъ нею почтительно сидлъ какой-то мужчина, повидимому, терпливо ожидавшій продолженія ея рчи.

На лиц Елизаветы виднлось выраженіе глубочайшей безнадежности, ея взглядъ былъ опущенъ къ земл и, по всей вроятности, она уже давно молчала.

Наконецъ, она быстро подняла голову, какъ бы придя къ какому нибудь ршенію и устремила испытующій взглядъ на своего собесдника, въ которомъ, мы узнаемъ шталмейстера Бюрена, и затмъ продолжала своимъ звучнымъ голосомъ:

— Какъ я уже вамъ разъ говорила, г. шталмейстръ, мое путешествіе съ принцессой заставило меня заложить принадлежавшія мн имнія. Я заложила ихъ вамъ, не желая предоставлять безчестнымъ управляющимъ. Въ настоящее время, я хочу покончить съ этими длами и прошу васъ устроить мн продажу, какъ можно скоре, потому что я въ скоромъ времени вмст съ принцессою прощаюсь съ Курляндіей навсегда.

— Графиня, съ улыбкою сказалъ шталмейстеръ, какъ вамъ извстно, я не могъ самъ наблюдать за вашими управляющими, и теперь въ вашихъ имніяхъ усадьбы разорены, земли истощены неврными слугами. Вы знаете, что мое мсто было около принца, а мой инспекторъ слишкомъ старъ, чтобъ имть необходимую энергію возиться съ мошенниками.

— Однимъ словомъ, вы хотите сказать, что мои имнія попали мн въ руки, въ крайне разстроенномъ вид? спросила графиня.

— Мн очень жаль, но я долженъ вамъ сказать, что покупщики не дадутъ вамъ той суммы, за которую заложены ваши имнія.

Снова наступило молчаніе и Бюренъ спокойно ждалъ, на что ршится графиня.

— Хорошо, я дамъ вамъ средства выкупить эти имнія или же я попрошу васъ выплатить мн чистыми деньгами стоимость этихъ драгоцнностей.

Съ этими словами гофмейстерина вынула изъ кармана маленькій ключикъ и открыла шкатулку изъ чернаго дерева, украшенную ея гербомъ.

Крышка отскочила и Бюренъ невольно отступилъ, восхищенный видомъ сокровищъ, засверкавшихъ у него предъ, глазами.

Въ шкатулк лежало драгоцнное ожерелье въ тяжелой оправ, которое не постыдилась бы надть королева, затмъ множество колецъ, драгоцннаго жемчугу изумительной величины, роскошныхъ браслетовъ, осыпанныхъ брилліантами. Все было обдлано въ массивное золото, такъ что казалось, будто эти украшенія когда нибудь носила королева гунновъ или же сами сокровища Нибелунговъ поднялись съ глубины моря, такой стариной казалась оправа, такъ ярко сверкали камни, тогда какъ блдные ряды жемчуга, казались окаменвшими слезами.

Графиня, печально улыбаясь, поглядла въ лицо удивленному шталмейстеру.

— Это наши фамильныя драгоцнности, разстаться съ которыми я твердо ршилась. Это мертвое богатство, а между тмъ вмст со мною умираетъ послдняя представительница женскаго рода нашего семейства, сказала Елизавета самымъ спокойнымъ голосомъ.

— Но они стоятъ боле того, за сколько заложены ваши оба имнія, прошепталъ Бюренъ, оправясь отъ удивленія, и у меня едва ли есть такая большая сумма, какую составятъ эти драгоцнности.

— Полноте, другъ мой, пришлите мн сегодня вечеромъ половину съ пажемъ канцлера въ то время, когда я, вмст съ принцессою, возвращусь изъ герцогскаго склепа. Но канцлеръ не долженъ ничего объ этомъ знать. Другую половину вы должны дать мн въ день моего отъзда отсюда, золотомъ или врными бумагами. Вотъ опись и оцнка, сдланная моимъ ювелиромъ. Вы понимаете, что эти драгоцнности стоятъ боле, но я прошу у васъ только сумму, назначенную ювелиромъ. Но зато я требую отъ васъ прежде всего скромности: никто не долженъ знать, что вы купили мои фамильныя драгоцнности. Вотъ, напишите росписку, этого и вашего слова для меня совершенно достаточно. Готовы ли вы, у меня нтъ времени?

Шталмейстеръ машинально написалъ росписку, тогда какъ графиня не спускала съ него глазъ.

— Я хорошо знаю васъ, Бюренъ, сказала, наконецъ, Елизавета, я знаю, что на васъ можно положиться. Человкъ, уважающій своего благодтеля и врно преданный его сыну — вполн благородный человкъ, хотя можетъ быть и не благородный по мннію курляндцевъ.

— Я постараюсь оправдать ваше довріе, принцесса, съ волненіемъ отвчалъ шталмейстеръ, разсчитывайте на меня и поврьте, я заплачу за ваши драгоцнности лучше, чмъ ювелиръ.

Говоря это, онъ поцловалъ протянутую ему руку Елизаветы, взялъ шкатулку подъ мышку и тихо удалился, такъ же какъ пришелъ.

На порог появился пажъ.

— Принцесса ждетъ васъ, графиня, сказалъ онъ.

Елизавета, какъ будто проснувшись отъ задумчивости, спросила:

— Никто не видалъ, какъ шталмейстеръ выходилъ изъ моей комнаты, юнкеръ? Ты исполнили мое приказаніе?

— Да, шталмейстеръ незамтно прошелъ чрезъ маленькую калитку и такъ же точно ушелъ въ свою комнату въ западной башн.

— Хорошо. Скажите моей камеръ-фрау, что я думаю поздно просидть сегодня у принцессы и что она можетъ не ждать меня.

Графиня Цаваки закуталась въ темную вуаль, накинула на плечи шаль и выіи.и изъ комнаты.

Пройдя чрезъ дв галлереи она прошла въ желтую залу герцогини матери, служившую въ это время просто пріемной залой.

Это была та самая комната, гд шведы такъ ужасно вели себя при своемъ нападеніи. Въ ней стояли т же самые диваны изъ толстаго золотаго брорара. На одинъ изъ нихъ упала герцогиня мать въ знаменитую ночь, старыя гобелены могли бы разсказать странныя вещи, если бы только могли говорить.

Часы изъ массивнаго серебра съ кюрфюрстскимъ гербомъ были свадебнымъ подаркомъ герцогини и всю ея жизнь аккуратно показывали часы, дни и времена года, пока, наконецъ, ея глаза не закрылись на вки.

Теперь маленькія, хорошенькія дти нкогда весело игравшія въ этихъ комнатахъ, стали большими и серьезными людьми и изъ уваженія сохраняли часы на прежнемъ мст.

Въ этотъ день, принцесса Шарлотта, въ сильномъ волненіи, стояла, приклонясь къ мраморному камину.

Въ глазахъ ея сверкалъ гнвъ, губы дрожали. Въ эту минуту она была, какъ дв капли воды, похожа на своего отца.

Напротивъ нее, заложивъ руки за спину, стоялъ канцлеръ Путкаммеръ, наклонясь впередъ и держа за спиной трехугольную шляпу.

— Позвольте мн указать еще нсколько словъ, свтлйшая принцесса, дла еще не такъ дурны, какъ, къ сожалнію, кажется. Конечно, ваши дла въ Англіи еще не приведены въ порядокъ, но тысяча фунтовъ стерлинговъ, которые долженъ прислать мн принцъ, скоро должны придти. Доходы съ Грюнгофа и другихъ имній получены и готовы къ услугамъ вашей свтлости. Еужно только письменное приказаніе герцогу, чтобъ они были вамъ переданы. Правда, герцогскія финансы немного разстроены. Его свтлость любитъ играть и играетъ по большой. Новая соколиная охота стоитъ громадныхъ денегъ. Герцогъ, будь сказано по секрету, далъ уже мн порученіе продать нкоторыя изъ е8о личныхъ имній, а также и ваше, конечно, имнія вашей свтлости только потому, что теперь выгодне имть капиталы въ деньгахъ, чмъ въ земл. И мы позаботимся, чтобъ ваше желаніе было исполнено, какъ можно скоре.

— Скажите, пожалуйста, дйствуютъ ли еще фабрики въ Нейгут и другихъ мстахъ и вывозятъ ли изъ Курляндіи товары въ другія страны, какъ это было при жизни моего отца?

Канцлеръ пожалъ плечами.

— Конечно, конечно, принцесса, страна богата, только рабочіе требуютъ слишкомъ большую заработную плату, привозъ матеріаловъ стоитъ трудовъ и денегъ, мастера становятся все дороже и желаютъ, чтобъ ихъ женъ и дтей содержали даромъ на тхъ фабрикахъ, гд они работаютъ, а это требуетъ слишкомъ много мста и пищи.

— Однако же, у васъ находится мсто для помщенія актеровъ и разнаго рода ловчихъ и егерей, страну наводнили чужестранной сволочью, которая стъ нашъ хлбъ, съ гнвомъ сказала принцесса, быстрыми шагами ходя по комнат. Такъ это правда, что домъ моего отца пришелъ въ упадокъ и чужестранные пвцы вытснили врныхъ рабочихъ, которые предложили свои услуги другимъ господамъ, которые имютъ мста для ихъ женъ и дтей и вознагражденіе за ихъ работу? Скажите мн все, канцлеръ. Я хочу и должна знать истину!

— Свтлйшая принцесса, если вы желаете, то я открою вамъ, что нашъ возлюбленный принцъ Фердинандъ уже взялъ свое наслдство, въ количеств двухсотъ тысячъ талеровъ, изъ герцогскихъ имній, что ему уже переданы доходы съ имній въ верхнемъ и нижнемъ Бартау, точно такъ же какъ съ Нущау и Глаубиндена.

— Принцъ Фердинандъ, конечно, знаетъ, что богатство даетъ могущество, и поступилъ съ благоразумной осторожностью, прошептала принцесса. Женщины, г. канцлеръ, также должны пріобртать это могущество, такъ какъ, что можетъ бьгть отвратительне положенія женщины-принцессы, которая подвергалась бы нужд. Она должна была бы скрывать ее и улыбаясь глядть на окружающихъ. Сохрани насъ отъ этого Богъ, канцлеръ!

Принцесса подошла ближе къ канцлеру и, высоко поднявъ голову, продолжала:

— Женщина царскаго рода должна быть похожа на источникъ, изъ котораго бдные могутъ потребовать помощи, цвты, растущіе вокругъ источника должны отъ него получать свою пищу и силу. Но что, если источникъ начинаетъ изсякать?.. Я хочу, чтобъ вс цвты, украшающіе мой уединенный путь, могли свободно распускаться и пользоваться вмст со мною обезпеченнымъ существованіемъ, поэтому, канцлеръ, позаботьтесь, чтобы дочь Іакова Кетлера не сдлалась предметомъ насмшекъ.

Шарлотта замолчала, а канцлеръ стоялъ задумчиво, не говоря ни слова. Наконецъ, его мрачное лицо нсколько прояснилось. Казалось, какъ будто онъ заглянулъ въ будущее и увидалъ принцессу окруженною счастіемъ.— Путкаммеръ твердо ршился сдлать для этой женщины все, что только возможно, чтобъ защитить ея права и устранить ея финансовыя затрудненія.

Прежде всего необходимо было не выпускать изъ вида интересовъ страны, заставивъ, герцога также обратить на нихъ вниманіе.

— Я даю вамъ рыцарское честное слово, принцесса, оказалъ канцлеръ, прижимая руку къ груди, что я не успокоюсь до тхъ поръ, пока не исполню вашихъ справедливыхъ требованій. Я прошу васъ только потерпть. Прошу васъ не сердиться, если мн понадобится, можетъ быть, слишкомъ много времени. Но вы услышите обо мн. Я употреблю вс усилія, чтобы исполнить ваше желаніе.

Принцесса молча протянула ему руку, стараясь скрыть слезы, навернувшіяся у нее на глазахъ.

Путкаммеръ прижалъ ея руку къ губамъ и хотлъ удалиться.

— Прощайте, канцлеръ, тихо сказала принцесса. Можетъ быть, вамъ неизвстно, что принцъ Александръ сопровождаетъ меня завтра въ Либаву? Насъ тамъ ждутъ. Принцу нужно привести въ порядокъ свои дла, теперь тяжелое время, на политическомъ горизонт собираются мрачныя тучи и нависли надъ Германіей. По всей вроятности, скоро вассалы курфюрста пойдутъ воевать съ неврными и принцъ Александръ отправится во глав своихъ храбрецовъ. Когда я возвращусь изъ Либавы, я надюсь, что, при вашемъ посредств, мои дла будутъ устроены и мн можно будетъ мирно проститься съ родительскимъ домомъ.

Она, измученная, опустилась на стулъ, а канцлеръ снова повернулся и вышелъ.

На самомъ порог онъ столкнулся съ закутанной вуалемъ графиней Цаваки, которая шла въ комнату принцессы.

Путкаммеръ посторонился и почтительно раскланялся.

— Позвольте мн, уважаемый канцлеръ, тихо сказала Елизавета, узнать, что вы передали моей повелительниц?

Говоря это, она подняла глаза и взглядъ ея встртился съ удивленнымъ взглядомъ канцлера, который до сихъ поръ не обмнялся ни однимъ словомъ съ этой странной женщиной.

— Я передалъ принцесс то, къ чему обязывала меня моя честь, сударыня. Надежда вашей повелительницы, что я устрою ея дла, какъ можно скоре, при помощи согласія герцога, иметъ основаніе и я употреблю вс усилія, чтобъ достигнуть этого.

Елизавета подошла къ нему еще ближе.

— Благодарю васъ, сказала она. Но исполните еще одну мою просьбу. Пришлите мн сегодня съ вашимъ пажемъ опись капиталовъ, которые принцесса иметъ право получить съ герцога. Я говорю, какъ довренная принцессы. Вы знаете, что я говорю правду. Мн хотлось бы бросить взглядъ на состояніе и богатство моей госпожи для того, чтобъ имть возможность убдиться, должна ли я дйствовать съ благоразумной аккуратностью или же могу спокойно сорить деньги, какъ того желаетъ моя повелительница. Такъ какъ знаете, канцлеръ, мы съ вами въ нкоторомъ род товарищи. Я казначей моей госпожи, какъ вы хранитель сокровищъ герцога. Поэтому, какъ товарищъ, вы должны, не колеблясь, исполнить мою просьбу. Не правда ли, канцлеръ?

Она сдлала нсколько шаговъ отъ двери и Путкаммеръ невольно послдовалъ за нею.

Шутливый тонъ и улыбка Елизаветы не гармонировали съ ея умоляющимъ, почти боязливымъ взглядомъ. Ни въ тон, ни въ выраженіи глазъ графини не было непринужденной веселости, напротивъ того, въ ея глазахъ, казалось, сверкали слезы, а легкое дрожаніе голоса доказывало канцлеру, что ея расположеніе духа далеко не беззаботное, что она говоритъ о важномъ для нея дл.

Эта гордая, непреклонная женщина, ршась просить его, могла дйствовать только въ интерес своей повелительницы. Тутъ нечего было колебаться.

Скромность графини вошла въ пословицу и къ тому же она была довренная принцессы.

Вс эти соображенія съ быстротою молніи промелькнули въ голов Путкаммера. Со всякимъ другимъ онъ постарался бы своей изысканной любезностью отклонить просьбу, но тутъ?..

Въ спокойныхъ, прекрасныхъ глазахъ этой женщины было что-то могущественное.

— Я исполню ваше желаніе, сударыня. Я сейчасъ же прикажу моему секретарю написать то, что вы желаете и пришлю съ пажемъ… Прошу васъ, не благодарите. Я всегда къ вашимъ услугамъ.

Сказавъ это, канцлеръ поспшно удалился, какъ бы боясь при дальнйшемъ разговор измнить свое намреніе или начать раскаиваться въ общаніи, данномъ слишкомъ поспшно.

* * *

Темнло. Черныя тучи собирались на неб а по временамъ сверкала молнія.

Но мало-по-малу тучи разсялись и вечерняя звзда по обыкновенію свтила въ ршетчатое окно герцогскаго фамильнаго склепа. Тамъ стояли тяжелые, массивные свинцовые гробы. Первый изъ нихъ былъ покрыть покровомъ изъ стариннаго бархата, но другіе еще сіяли украшеніями, а послдніе два были украшены свжими внками, которые совсмъ закрывали саркофаги.

Предъ этими двумя гробами стоялъ, опустивъ голову, человкъ, избравшій такой поздній часъ, чтобъ имть возможность спокойно предаться своимъ мыслямъ, здсь, около мертвецовъ.

Въ большой склепъ велъ только одинъ входъ и запахъ сырости, смшиваясь съ запахомъ цвтовъ, казалось, имлъ одуряющее вліяніе на втораго человка, который неподвижно сидлъ на порог.

Ничто не прерывало царствовавшаго тутъ молчанія, кром легкаго треска свтильни въ лампад. Вдругъ тишина была нарушена отдаленными звуками веселой музыки.

Но бывшіе въ склеп не обращали на нее вниманія.

Скоро снаружи, около склепа, захрустлъ песокъ, послышались легкіе женскіе шаги, дв женщины перешли чрезъ дворъ замка и поспшно подошли къ склепу.

— Пусти пройти, шепнула одна изъ женщинъ сидвшему на порог.

Онъ съ трудомъ поднялся и отошелъ въ сторону.

— Ты здсь, Шарлотта? какое счастіе! Я какъ разъ думалъ о теб у гроба отца, сказалъ принцъ Александръ, радостно протягивая руку сестр.

— И ты также здсь, братъ? А я думала, что ты на праздник герцога, который онъ даетъ сегодня въ честь своихъ гостей. Нехорошо, что мы оба отсутствуемъ, и, если возможно, то вернись назадъ. Тогда я приготовлюсь къ отъзду на завтра.

— Праздникъ начнется еще чрезъ два часа, и до тхъ поръ мы можемъ посвятить наши мысли дорогимъ покойникамъ, возразилъ принцъ. Мн казалось, какъ будто я самъ пересталъ жить и покоюсь на мст возлюбленнаго отца… Мн казалось, какъ будто моя душа оставила землю и парила надъ нею… Я мысленно припоминалъ всю мою жизнь и — горе мн!.. Я не совершилъ ничего достойнаго, ничего великаго. Вс мои стремленія были тщеславны. Я стремился къ почестямъ и слав и не старался ничего сдлать для общей пользы, для общаго благополучія. Я не придумалъ ничего полезнаго для другихъ… Я даже оставилъ неисполненнымъ послднее желаніе нашего благороднаго отца!…

Принцесса, поблднвъ, сдлала шагъ впередъ и съ безпокойствомъ взглянула въ лицо любимому брату. Она никогда еще не видала его такимъ взволнованнымъ, никогда еще не говорилъ онъ съ такимъ жаромъ.

— Воздухъ здсь тяжелъ и давитъ грудь. Открой окно, сказала Шарлотта сторожу.

Затмъ она снова обратилась къ принцу.

— Пойдемъ, Александръ, помолимся у гробовъ нашихъ дорогихъ покойниковъ о благословеніи. Мы вступаемъ въ новый жизненный фазисъ, будущее кажется полнымъ событій.

Она опустилась на колни предъ саркофагами, украшенными цвтами, и, прислоняясь блднымъ лбомъ къ гробу, молилась

Тихія рыданія вырвались у нея изъ груди, затмъ потекли слезы и, наконецъ, видимо облегченная, она поднялась и протянула руку принцу.

Александръ молча упалъ ей на грудь, а за ними раздалось громкое:

— Аминь!

Старый сторожъ стоялъ, поднявъ къ небу руки, на порог.

Испуганные братъ и сестра узнали блдное, обрамленное серебристыми волосами лицо Блазіуса, камердинера покойнаго герцога.

— Это ты, Блазіусъ? сказала обрадованная принцесса. Я снова вижу тебя здсь, но я не видала тебя сегодня въ числ встрчавшихъ меня.

— Святлйшая принцесса, отвчалъ Блазіусъ, я служу безотлучно моему господину, герцогу Іакову. Мое мсто здсь, у его могилы. Народъ нынче спшитъ на празднества, но празднества въ замк во мн не нуждаются, и я терпливо жду, пока придетъ мой часъ. Я украшаю мсто отдохновенія моихъ господъ свжими цвтами и стерегу дверь покойнаго герцога, точно такъ же, какъ нкогда стерегъ дверь живаго. Но это продолжится недолго. Я уже слабю, годы и болзни истощили меня и скоро настанетъ конецъ.

— демъ со мною, съ волненіемъ сказала принцеса.

Блазіусъ тихо покачалъ головою.

— Нтъ, принцесса, съ моего поста меня смнитъ только смерть…. И это будетъ скоро.

Сказавъ это, Блазіусъ спокойно опустился на порогъ и снова точно замеръ въ прежней поз. Графиня Цаваки, скрестивъ руки, стояла передъ ршетчатымъ окномъ и, откинувъ вуаль, смотрла во мракъ.

Казалось, что у нея нтъ ни ушей, ни глазъ для того, что происходитъ въ склеп, только по временамъ углы ея губъ вздрагивали.

Ночной втеръ освжилъ ея пылающій лобъ, подъ которымъ толпились печальныя мысли, она часто и съ трудомъ подавляла невольные вздохи, когда въ ней возникали сомннія. Она боялась, что вс ея ожиданія будутъ обмануты: во-первыхъ, если Бюренъ не сдержитъ своего слова, а во-вторыхъ, если Путкаммеръ не исполнитъ своего общанія.

— Боже! не оставь меня! тихо шептала она. Я хочу и должна спасти ее отъ заботъ, такъ же какъ она спасла меня отъ отчаянія!

Ночной втеръ снова принесъ звуки далекой музыки.

Въ то же время слышенъ былъ стукъ экипажей, подъзжавшихъ къ подъзду, ржаніе лошадей, гулъ человческихъ голосовъ и крики команды.

Шумъ становился все ясне и давалъ знать, что празднество уже началось.

Наверху, въ ярко освщенныхъ покояхъ, царствовала веселость, повсюду слышалась беззаботная болтовня. Тщеславіе праздновало свое торжество. Зависть прикрывалась наружной скромностью. Какъ много было тамъ притворной веселости! Какъ много ограниченности скрывалось подъ пестрыми фразами!

Но внизу, у мертвецовъ, царствовала тишина и спокойствіе.

Измученный и погруженный въ печальныя мысли, принцъ стоялъ, опершись на саркофагъ отца.

Немного дале отъ него, его сестра опустилась на колни предъ саркофагомъ, на которомъ была надпись:

‘Wilhelmus dux Curoniae’

— Sic transit gloria mundi, со вздохомъ сказала Шарлотта, вставая. Время идетъ неслышными шагами и сравниваетъ все, здсь покоится несчастнйшій изъ нашихъ предковъ. Полная раскаянія жизнь искупила его вину.

— Миръ его праху! сказалъ принцъ, тихо приближаясь къ сестр. Его злйшій врагъ, Левинъ Нольде, уже встртился съ нимъ тамъ и божественное правосудіе разсудило ихъ.

— А его дочь, прелестная Герта, все еще живетъ въ Герфордскомъ институт, продолжала принцесса. Со смерти отца она не выразила ни малйшаго желанія возвратиться на родину. Такъ, по крайней мр, говорится въ письм моей крестной матери, Герфордской настоятельницы.

— Курфюрстъ много потерялъ со смертью Нольде. Его усердіе и врность не забыты въ Потсдам и фрейленъ фонъ-Нольде иметъ полное право, если пожелаетъ, остаться всю жизнь въ Герфорд.

— Сохрани ее отъ этого Богъ! сказала Шарлотта. Что длать этому цвтку въ душныхъ стнахъ монастыря, безбрачіе не для нея. Ея назначеніе распространять вокругъ себя счастіе и самой наслаждаться имъ. Она еще не знаетъ разбитыхъ надеждъ, не знаетъ печальнаго раскаянія, которое оставляетъ за собою полная волненій жизнь. Въ ея глазахъ отражается вся ея душа и въ нее можно глядться, какъ въ кристальную воду.

У окна раздался тяжелый вздохъ.

Графиня обернулась. Глаза ея ярко сверкали.

Казалось, что слова принцессы тронули надорванную струну въ ея сердц. Она снова опустила на лицо вуаль.

— Вы скоро полюбили эту двушку, дорогая сестра, сказалъ принцъ. Но теперь она, по всей вроятности, еще прекрасне, чмъ была?

Шарлотта молча кивнула головою. Затмъ быстро приблизилась къ принцу, взяла его за руку и шепнула:

— Послушайте, братъ, вы все еще ничего не узнали о томъ семейств, которое мы должны были разыскать во имя покойнаго нашего отца?

Александръ поблднлъ и, помолчавъ нсколько времени, отвчалъ съ видимымъ волненіемъ:

— Извстія, полученныя мною о нихъ, такъ враждебны, что я самъ уклоняюсь отъ всякаго сближенія. Ты знаешь, Шарлотта, что я ни за что не хочу видть этого человка, въ душ котораго пылаетъ неутолимая ненависть, сердце котораго требуетъ только отомщенія за перенесенный позоръ. Я съ удовольствіемъ отдамъ мое настоящее положеніе въ Бранденбург и вс мои имущества, но видть ихъ я не хочу ни за что. Неужели же я долженъ хать, какъ нищенствующій рыцарь, чтобъ искупить вину моего отца? Неужели я долженъ униженно положить мое богатство къ ихъ ногамъ, чтобъ они насмшливо оттолкнули его?.. Нашъ отецъ требовалъ слишкомъ многаго. Его воля для меня почти неисполнима!..

Принцъ, утомленный волненіемъ, опустилъ голову на грудь и замолчалъ.

— Возлюбленный братъ, отвчала Шарлотта, разв ты забылъ объ Эльз, умъ и любовь которой наврное разсяли стремленія къ мщенію въ ея муж?.. Разв ты не знаешь, что женская любовь можетъ совершить много прекраснаго и великаго? Ты самъ говоришь, что годы измняютъ людей. Да, они уничтожаютъ вс злыя побужденія, когда добрые духи имютъ власть надъ сердцемъ!..

Рука принца задрожала въ рук Шарлотты.

— Оставь это, Шарлотта, хриплымъ голосомъ сказалъ онъ. По собственному желанію я никогда не увижусь съ ними. Я твердо ршился на это, отдай имъ все, что мн принадлежитъ, но только не требуй слишкомъ многаго. Я не могу и не хочу сдлать ничего боле!..

Принцесса съ испугомъ глядла въ искаженное лицо брата.

— Ты боленъ сказала она. На тебя подйствовалъ тяжелый воздухъ склепа. Пойдемъ отсюда.

— Дай мн руку, Елизавета, и простимся съ мертвецами.

Посл короткой молитвы она вынула блую астру, изъ одного внка, лежавшаго въ головахъ саркофага, взяла подъ руку графиню Цаваки и поспшно направилась къ выходу, сопровождаемая принцемъ Александромъ, который закутался въ плащъ.

— Прощай, врный Блазіусъ, прошептала она, переступая чрезъ порогъ, на которомъ все еще сидлъ старикъ.

— Да благословитъ васъ Богъ! сказалъ онъ, поднимаясь и глядя вслдъ удалявшимся. Они правы, прошепталъ онъ. Время идетъ неслышно и сравниваетъ все.

ГЛАВА VIII.
Жидовскій кварталъ въ Митав.

Вдоль берега Дриксы тянулся длинный рядъ маленькихъ, бдныхъ хижинъ, оканчивавшійся у самаго города. По этой уединенной улиц, которая осенью представляла изъ себя громадную, сплошную лужу грязи, рдко проходила нога человка, не принадлежавшаго къ числу обитателей этой части города.

Въ этихъ убогихъ хижинахъ жили несчастные, существовавшіе милостыней своихъ единоврцевъ, евреевъ.

Было время праздника Кущей, который предшествуетъ празднику ‘Суднаго дня’ и приходится въ сентябр. Въ знакъ того, что они и на далекомъ свер, подъ тяжестью рабства, все-таки свято хранятъ законъ Моисея, евреи строятъ себ шалаши изъ досокъ и покрываютъ ихъ зелеными еловыми втвями. Со времени паденія Іерусалима, судьба, въ теченіе многихъ столтій, разсявала евреевъ по всмъ странамъ свта. Преслдуемые за свою вру, презираемые за происхожденіе, евреи скрывались въ темныхъ уголкахъ города, давшаго имъ убжище, и подвергались строгому наказанію за малйшее нарушеніе установленныхъ для нихъ правилъ.

Скученный на маленькомъ клочк земли, преданный на волю христіанскаго населенія, этотъ народъ жилъ въ постоянной забот и постоянной боязни, благословляя своего Бога, если новый день не приносилъ имъ новаго позора и новаго горя.

Въ начал жидовскаго квартала стоялъ маленькій домикъ, отличавшійся своей опрятностью отъ сосднихъ домиковъ. Конечно, два окна домика были заклеены бумагой и заткнуты тряпками, дверь закрывалась не плотно, но внутренность его, не боле пяти квадратныхъ шаговъ, отличалась необыкновенною чистотою и была украшена зелеными еловыми втками.

Въ шалаш, построенномъ по случаю праздника около этого дома, вмсто окна было четырехъугольное отверстіе, которое было почти закрыто спускавшимися съ крыши еловыми втвями, такъ что любопытные могли видть очень немного изъ того, что происходило внутри.

Было восемь часовъ вечера. Огни шабаша были уже зажжены.

Отъ берега поднимался густой туманъ и покрывалъ всю окрестность блымъ, непрозрачнымъ покрываломъ.

На улиц царствовало глубокое молчаніе, прерываемое шепотомъ, который, вмст съ жалобными пснями шабаша, раздавался по временамъ изъ домовъ.

Въ начал улицы, изъ тумана мелькнула странная фигура, тихо скользнула за шалашъ и прижалась въ углу. Осторожными руками она отвела отъ отверстія одну втвь и ея взглядамъ представилась вся внутренность маленькаго шалаша, въ которой стоялъ, покрытый блой скатертью, столъ и два деревянныхъ табурета.

Маленькая масляная лампа слабо освщала внутренность шалаша и ея блдноватый свтъ странно освщалъ дв фигуры, находившіяся тамъ.

Мужчин, съ темнорыжими волосами и такой же бородой, казалось лтъ около пятидесяти. Его высокій, блый лобъ былъ покрытъ множествомъ морщинъ и множество мелкихъ морщинокъ около глазъ заставили бы принять его почти за старика, если бы густые волосы на голов не указывали, что это человкъ еще въ полномъ цвт лтъ. Согнувшаяся спина и утомленные глаза указывали въ этомъ человк на болзнь или на какое нибудь нравственное страданіе, взглядъ его имлъ непріятное, почти враждебное выраженіе. Ротъ, съ опущенными углами, острый подбородокъ и носъ не придавали большой красоты своему обладателю, но за то длали изъ него рзкій типъ его племени.

Въ эту минуту стройная двушка подавала ему воду для омовенія предъ шабашемъ.

Благородныя черты лица двушки напоминали собою типъ дочерей юга, хотя блдный цвтъ лица противорчилъ этому. Продолговатые, темные глаза, оттненные длинными рсницами, имли печальное выраженіе и казалось, что ихъ обладательница не умла смяться.

Хорошенькую головку окружали дв густыя косы такого же темнаго рыжаго цвта, какъ и волосы старика, только волосы двушки были блестяще и тоньше.

Грубая блая, полотняная рубашка, съ широкими рукавами, свободно падала вокругъ таліи двушки и, кром того, на ней была надта пестрая, узкая и короткая юбка, не закрывавшая ногъ въ дырявыхъ, громадныхъ сапогахъ, которые нкогда, вроятно, должны были принадлежать высокому, здоровому мужчин.

Посл омовенія послдовалъ простой ужинъ, который былъ скоро оконченъ.

Затмъ старикъ всталъ изъ-за стола, накрылъ голову, повернулся къ четырехъ-угольному отверстію и началъ пть и молиться, тогда какъ двушка, опустивши голову на руки, неподвижно сидла на своемъ табурет.

Вдругъ старикъ повернулся къ ней.

— Юдифь, моя голубка, нжно сказалъ онъ, и глаза его съ любовью обратились къ двушк, исполнишь ли ты желаніе отца и согласна ли ты выдти замужъ за Амоса Бенъ-Эссера, когда онъ прідетъ въ нашъ городъ съ дорогими мхами для двора?

Двушка печально покачала головою.

— Ты подешь съ нимъ въ Мюнстеръ, гд его отецъ, богатый ювелиръ, и я отправлюсь вмст съ тобою. Много евреевъ, занимающихся честнымъ трудомъ, отправятся вмст съ нами въ прирейнскіе города, откуда я самъ пришелъ въ эту страну содомитянъ. Неужели мы должны погибнуть въ гор и нужд, какъ дти Ваала? Неужели нашему дому и намъ суждено погибнуть смертію пророка во рву львиномъ, по милости несправедливаго правителя, который называется герцогомъ Курляндскимъ?

Такъ жаловался еврей.

А двушка опустила голову еще ниже на грудь и ничего не отвчала.

Наконецъ, когда старикъ подошелъ къ ней, она подняла голову и странный блескъ сверкнулъ въ ея темныхъ глазахъ.

— Я не хочу быть проданной, какъ товаръ, купцу, который думаетъ меня обогатить. Я не хочу выходить за косаго Бенъ-Эссера, хотя я бдна и несчастна, хотя меня оставила мать, какъ дурной пастухъ паршивую овцу.

Горькая улыбка сопровождала этотъ отвтъ.

Юдифь ршительно скрестила руки на груди, но снова опустила глаза.

— Пусть адъ поглотить ее, клятвопреступницу! съ гнвомъ вскричалъ еврей. Вс мои и твои несчастія происходятъ чрезъ нее. Да буду я проклятъ, если когда нибудь забуду ея вину!.. Но ты ничего не слышишь, Юдифь, мн кажется, какъ будто кто-то бродитъ около окна шалаша?

— Это ночной втеръ, отецъ, который играетъ втвями, прикрывающими шалашъ… Но говорите, отецъ. Скажите, почему я брошена матерые, рука которой не защищаетъ моей невинной головы?

— Оставь этотъ разговоръ, Юдифь. Въ день мира я не долженъ сердиться и мысль о мщеніи не должна нарушать часы молитвы.

— Вы всегда отвчали такъ, когда я спрашивала васъ о моей матери. Вы утшали меня пустыми словами, но я одна и мое сердце не можетъ проклинать той, которая дала мн жизнь, тогда какъ вы постоянно говорите только о мщеніи или проклятіи.

Двушка отвернулась и снова закрыла лицо руками.

Старикъ отошелъ къ окну и поспшно началъ бормотать молитву. Наконецъ, онъ снова вернулся къ столу, на которомъ стояла миртовая втвь примиренія и яблоко въ воспоминаніе грхопаденія, дрожащими руками взялъ за голову Юдифь и опустился на табуретъ рядомъ съ нею.

Посл долгаго молчанія, онъ, наконецъ, заговорилъ:

— Клянусь Богомъ нашихъ отцевъ, Юдифь, моя жемчужина, я исполню твое желаніе, ты узнаешь все! Ты не должна жалть о женщин, которая оттолкнула тебя и безжалостно бросила. Я скажу теб, какое преступленіе совершила она относительно меня, бднаго, несчастнаго человка, и тебя, моей брошенной лани.

Онъ привлекъ двушку къ себ и началъ таинственнымъ тономъ свой разсказъ.

— Уффельнъ небольшой городокъ, но въ немъ ведется свободная торговля и дти Израиля пользуются тамъ такими же правами, какъ если бы они были гоями.

Уффельнъ приморскій городъ и многіе изъ нашихъ пускались въ плаваніе, вывозили драгоцнные товары въ другія страны и обмнивали ихъ тамъ на деньги и дорогіе мха.

Я до сихъ поръ какъ теперь вижу предъ собою богатую лавку, украшенную развшенными коврами, въ которой мой отецъ много разъ продавалъ драгоцнные собольи и бобровые мха гордымъ дамамъ и благороднымъ рыцарямъ, которые покупали ихъ для украшенія своихъ бархатныхъ баретовъ.

Я какъ сейчасъ вижу богато украшенный столъ для шабаша, съ серебрянымъ калделябромъ въ семь свчей.

Я вижу сидящаго за нашимъ столомъ раввина и слышу его читающаго Талмудъ. Я чувствую его руку на моей голов, онъ сажаетъ меня къ себ на колна и говоритъ:

— Самуилъ, сынъ мой! ты будешь такой же мудрый, какъ твой отецъ. Постигни всю премудрость нашей вры и ты можешь жениться на Ревекк, моей единственной дочери.

Мой отецъ весело кивнулъ головою и вмст съ раввиномъ выпилъ изъ одного кубка ‘вина соединенія’ въ знакъ того, что это ршеніе принято серьезно.

Я же весело выбжалъ изъ дома и сталъ разсказывать сосднимъ дтямъ, что прекрасная Ревекка, единственная дочь раввина, будетъ моей женою, если только я выросту умнымъ и постигну Талмудъ.

Старикъ замолчалъ на минуту, какъ бы погруженный въ свои мысли, и когда Юдифь бросила на него вопросительный взглядъ, со вздохомъ продолжалъ:

— Съ тхъ поръ, Ревекка стала каждый день приходить въ нашъ домъ и я придумывалъ самыя лучшія игры для царицы моего сердца, читалъ книги ученыхъ мужей, а въ школ былъ лучшимъ ученикомъ раввина, который все боле и боле любилъ меня.

Но Ревекка, чмъ больше я за нею ухаживалъ, чмъ больше старался исполнять ея желанія и капризы, тмъ становилась сердите. Ея прекрасные, глаза отворачивались, когда я приносилъ ей какой нибудь подарокъ и я былъ счастливъ, если она украшала себя имъ.

Такимъ образомъ прошли годы.

Раввинъ становился все блдне и слабе, вчно сидя за книгою мудрости, и про него говорили, будто онъ знаетъ тайны кабалы и изучаетъ письмена древнихъ египтянъ..

Ревекка была также умна, какъ и ея отецъ: она читала книги Моисея съ такимъ же усердіемъ, какъ псамъ раввинъ. Она знала множество христіанскихъ разсказовъ, знала псни нмецкихъ минезингеровъ и когда въ Уффельнъ явился старый музыкантъ, игравшій на арф, какъ самъ царь Саулъ, Ревекка не успокоилась до тхъ поръ, пока не выучилась сама играть на арф.

Когда Ревекка раскрывала свои красныя губки, рчь текла изъ ея устъ, какъ ясный ручеекъ, прекрасные глаза сверкали изъ подъ шелковистыхъ рсницъ и осчастливливали сердце того, на кого падалъ ихъ взглядъ.

Вся моя находчивость, которую такъ хвалилъ раввинъ, таяла, какъ снгъ отъ солнца, предъ прекрасной Ревеккой и я едва осмливался поднять на нее глаза, когда она съ насмшкой называла меня Краснымъ Самуиломъ за мои волосы, окружавшіе мн голову золотисто-красными локонами.

Ревекк было семьнадцать лтъ, а мн девятнадцать, когда я окончилъ занятія въ школ и постигъ совершенно торговлю отца. Тогда-то несчастіе переступило чрезъ нашъ порогъ и было началомъ горя, разразившагося надъ твоей и моей головой.

Это было въ мсяц Ниссенъ, когда должна была начаться Пасха.

Однажды, на порог нашей лавки, явился статный рыцарь въ свтло-голубомъ шелковомъ костюм, въ бархатномъ берет, тогда какъ вьющіеся волосы падали ему на плечи точно львиная грива. Онъ съ веселымъ взглядомъ обратился къ моему отцу:

— Дай мн стаканъ вина, еврей, а моему слуг кружку меду и покажи намъ дорогу въ Тевтобургскій лсъ, къ замку благороднаго Левентруца.

Говоря это, онъ улыбался и сбивалъ хлыстомъ пыль со своихъ сапогъ со шпорами.

За нимъ стоялъ высокій, широкоплечій малый, держа подъ узды двухъ лошадей, и съ довольнымъ видомъ кивалъ головою на слова своего господина.

Тогда вдругъ отворилась дверь и, прежде чмъ мы могли предупредить это, въ лавку улыбаясь вошла Ревекка, съ лицомъ, полузакрытымъ блымъ вуалемъ, какъ бы желая скрыться отъ взглядовъ чужихъ, у нея въ рукахъ было подносъ съ хлбомъ и виномъ, которые она, любезно поклонившись, подала рыцарю.

За день до этого я надлъ Ревекк на палецъ обручательное кольцо и она, не противясь этому, взяла кольцо и ожерелье изъ золотыхъ монетъ, которое я ей подарилъ.

Кровь закипла у меня въ жилахъ, когда рыцарь, устремивъ смлый взглядъ на двушку, смясь приподнялъ вуаль съ ея покраснвшаго лица.

— У васъ еще много такихъ красивыхъ дочерей, еврей? крикнулъ онъ, обращаясь къ моему отцу, который, нахмуривъ брови, смотрлъ на противное закону поведеніе Ревекки.

— Ступай отсюда, сказалъ онъ вмсто отвта, обращаясь къ двушк, и оставайся съ твоими подругами, какъ это прилично дочери Израиля.

— Возьми меня съ собою, малютка, крикнулъ рыцарь ей вслдъ. Или лучше, помни обо мн, я снова вернусь, чтобъ отплатить теб горячими поцлуями за поданный тобою прохладительный напитокъ.

Сказавъ это, онъ осушилъ бокалъ и затмъ повернулся ко мн.

— Не длай глупой рожи, сказалъ онъ повелительно, и покажи намъ дорогу въ замокъ моего дяди, барона фонъ-Левентруцъ. Ну, скоре!..

Прежде чмъ я усплъ пошевелиться, рыцарь, громко смясь, схватилъ меня желзной рукой и бросилъ своему конюху, а послдній, въ свою очередь, посадилъ меня на свою лошадь и въ то время, какъ рыцарь вскочилъ въ сдло и далъ шпоры коню, такъ что конь сдлалъ дикій прыжокъ, конюхъ послдовалъ за нимъ, не отставая, а я съ испугомъ цплялся за его ливрею, чтобъ не упасть съ бшенно скакавшей лошади.

Проклятія и крики испуга моего отца раздавались вслдъ за нами, но у меня въ ушахъ раздавался только серебристый смхъ Ревекки, когда она увидала страхъ въ моихъ глазахъ и испугъ моего отца.

Едва выхали мы за ворота города, какъ оба всадника остановили своихъ лошадей, и высокій конюхъ спустилъ меня на землю.

— Ну, теперь бги впередъ, сказалъ онъ, съ такимъ же усердіемъ, какъ если бы ты бжалъ обратно къ своей черноглазой возлюбленной.

— Сударь! я сынъ Баруха и женихъ Ревекки! съ гнвомъ вскричалъ я, и хотлъ повернуться обратно.

— Тмъ лучше, сказалъ рыцарь. Двушка поблагодаритъ насъ, если мы освободимъ ее отъ тебя. А теперь, ступай впередъ, а не то ты попробуешь моего хлыста.

Страхъ охватилъ меня и я терпливо указывалъ имъ путь по гористымъ дорогамъ и каменистымъ равнинамъ къ вершинамъ Тевтобургскаго лса.

Къ вечеру изъ-за лса показались высокія башни и я, съ радостью отъ надежды на скорое освобожденіе, указалъ на замокъ Левентруца.

— Ты безропотно исполнилъ свой долгъ, молодецъ, сказалъ рыцарь, когда я, полумертвый отъ усталости, опустился на дорог. Вотъ твое вознагражденіе.

И онъ бросилъ мн кошелекъ съ золотомъ.

— Но не бери двушки себ въ жены, она тебя обманетъ, насмшливо прибавилъ онъ, далъ шпоры лошади и скоро оба всадника исчезли у меня изъ глазъ.

Я лежалъ у дороги, положивъ голову на камень, проспалъ до слдующаго дня.

Вернувшись домой, блдный и страшно утомленный, я нашелъ домъ отца пустымъ и поспшно пошелъ, по узкой улиц, въ которой жилъ раввинъ.

Уже издали я услышалъ крики горести.

На земл сидла, накрывъ себ голову, рядомъ съ моимъ отцемъ, Ревекка и оплакивала мертваго раввина, который умеръ и не могъ быть похороненъ только по случаю наступленія шабаша.

Я слъ рядомъ съ нею, посыпалъ себ голову пепломъ и началъ оплакивать покойника и молиться.

На слдующую ночь мн снились странные сны. То мн казалось, что рыцарь гонитъ меня рядомъ съ. нимъ и я долженъ слдовать за бшенымъ галопомъ его лошади. Я просыпался, покрытый потомъ, задыхаясь отъ страха. То я видлъ во сн прелестное личико Ревекки, но на ея блыхъ плечахъ сидлъ ангелъ тьмы и она весело смялась, толкая меня въ пропасть, разверзавшуюся у моихъ ногъ. Затмъ я слышалъ голосъ умершаго раввина, который кричалъ мн, изъ священнаго огня: не бери себ въ жены прекрасную Ревекку, она обманетъ тебя!

Затмъ наступила длинная, мрачная ночь и когда я проснулся, я былъ страшно слабъ и мой отецъ благодарилъ Бога за мое выздоровленіе, такъ какъ я два мсяца пролежалъ безъ памяти.

Ревекка осталась сиротою и мой отецъ взялъ ее къ себ въ домъ. Она сдлалась блдна, какъ блая роза, ея взглядъ смущенно опускался къ земл, когда я говорилъ съ нею, но на ея лиц не было ни малйшаго выраженія гнва, когда я осмливался брать ее за, руку, и она молча сидла у моей постели по цлымъ днямъ, пока я медленно возвращался къ жизни.

Въ мсяц Тишта…

Самуилъ Барухъ вдругъ замолчалъ, всталъ и поспшно подошелъ къ окну.

— Юдифь, дитя мое, сказалъ онъ, не видала ли ты черной, курчавой головы, которая глядла на насъ въ окно черными глазами клятвопреступницы Ревекки?

Юдифь закрыла лицо руками, а старикъ снова опустился на деревянный табуретъ.

— Она умерла, отецъ, и ты не долженъ позорить ея духъ, стоящій теперь предъ престоломъ Іеговы. Духъ ея явился ночью въ тотъ часъ, когда душа бродитъ на свобод до перваго крика птуха. Но разсказывай дальше. Ты сказалъ, въ мсяц Тишта…

— Да, сейчасъ же посл Рошъ-Гошана, продолжалъ Самуилъ Барухъ, новый раввинъ благословилъ, насъ и Ревекка выпила вмст со мной изъ одного бокала брачное вино.

Быстро прошелъ цлый годъ и родилась ты, моя голубка. Ревекка сдлалась тихой, молчаливой женщиной, но ея руки были искуссны во всевозможныхъ вышиваніяхъ золотомъ и жемчугомъ, которыми славилась наша лавка.

Ревекка часто ходила въ сосднюю деревню къ родственниц своего покойнаго отца и, вернувшись, подолгу сидла задумавшись, и ребенокъ не радовалъ ее.

Болтливая служанка выдала мн, что, когда я зжу по дламъ во Франкфуртъ, въ лавку часто приходитъ красивый юнкеръ и что Ревекка, ходя въ сосднюю деревню, часто встрчалась людьми рядомъ съ гордымъ юнкеромъ, весело съ нимъ смялась и разговаривала.

Самуилъ Барухъ помолчалъ нсколько мгновеній.

Юдифъ крпко сжала руки и ея темные глаза невольно обратились къ окну, за которымъ качались зеленыя втви елокъ.

Можетъ быть, это была мечта или игра воображенія, но только темные глаза глядли на нее съ безпокойнымъ выраженіемъ.

Но когда она взглянула вторично, втка висла по прежнему неподвижно.

— Отецъ, сказала она, мн кажется, насъ кто-то подслушиваетъ.

Еврей всталъ и вышелъ.

Снаружи былъ густой туманъ и старикъ напрасно искалъ живаго существа. Бормоча отрывистыя слова, онъ вернулся обратно.

Въ ту минуту, какъ онъ выходилъ изъ шалаша, подслушивавшій съ кошачьей ловкостью, безъ шума спрятался за уголъ сосдняго дома, а когда старикъ возвратился въ шалашъ, то и незнакомецъ опять вернулся обратно къ окну, но на этотъ разъ не раздвинулъ втвей. Онъ слышалъ, какъ еврей громко молился и на этотъ разъ дочь присоединилась къ молитв отца.

Затмъ старикъ снова вернулся на прежнее мсто, поправилъ свтильню въ ламп и обратился къ двушк, которая, блдная отъ волненія, глядла ему въ глаза.

— Ты не должна думать, Юдифь, дитя мое, продолжалъ Барухъ, чтобъ твой отецъ преслдовалъ свою жену упреками или горькими словами. Я заговорилъ съ нею языкомъ закона. Я сказалъ ей, что раввинъ будетъ требовать отъ Іеговы наказанія своей дочери за неврность. Затмъ предложилъ ей ухать изъ страны, гд она подпала искушенію.

Но она не была тронута моими словами и ея сердце осталось отвращеннымъ отъ тебя и отъ меня. Она ушла съ нимъ и сдлалась погибшей женщиной.

— Горе мн! прошептала Юдифь.

И крупныя слезы покатились по ея блдному лицу.

— Горе мн, что я увидла свтъ для того, чтобъ жить въ печали и гор!

Между тмъ, Барухъ продолжалъ:

— Возвратившись посл двухъмсячнаго путешествія, я нашелъ мой домъ пустымъ, отца умершимъ, жену бжавшей, а тебя, мою бдную лань, оставленной на порог пустаго дома…. Я разорвалъ на себ одежду и вырвалъ волосы, а мои крики отчаянія должны были подняться къ ступенямъ престола Всевышняго.

Когда я увидлъ, что она взяла съ собою все, что у меня было, весь жемчугъ и драгоцнности, сдлала меня бднякомъ, толкнувъ вмст съ тобою въ нищету, я поклялся отомстить христіанину, отомстить ей, клятвопреступниц!

Я не находилъ покоя ни днемъ, ни ночью, пока не узналъ, кто былъ соблазнителемъ. Но онъ уже исчезъ и вмст съ нимъ Ревекка, моя жена.

Я впалъ въ печаль и торговля моя окончательно разстроилась. Я не могъ боле съ веселымъ сердцемъ трудиться для жены и ребенка. И въ то время, когда я на шабаш языкомъ восхвалялъ Бога, моя душа требовала мщенія и возмездія.

Я отправился въ замокъ знатнаго барона, и тамъ день и ночь ждалъ, пока, наконецъ, не встртился съ. нимъ, тогда я бросился предъ нимъ на колни, и разсказалъ оскорбленіе, нанесенное мн юнкеромъ.

Онъ засмялся и сказалъ:

— Не будь дуракомъ, еврей. Твоя жена была слишкомъ хороша для тебя. Ты долженъ считать за честь, что еврейка понравилась дворянину.

Сказавъ это, онъ повернулся ко мн спиною, я же съ отчаяніемъ рвалъ волосы изъ бороды и билъ себя кулаками въ грудь.

— Ты съ ума сошелъ, еврей, сказалъ стоявшій недалеко лакей. Къ тому же, юнкеръ уже давно ухалъ въ Курляндію. Зачмъ ты ищешь его здсь, ищи его въ его замк, тамъ ты, безъ сомннія, найдешь прекраснаго Іосифа и жену Пентефрія.

Затмъ онъ повернулся и, громко смясь, послдовалъ за своимъ господиномъ.

— Въ Курляндію! въ Курляндію! говорилъ я самъ себ, сидя, разбитый тломъ и душою, предъ домомъ богатаго, жестокаго человка.

Гд Курляндія? что такое Курляндія? Я только одинъ разъ слышалъ о ней отъ одного погонщика быковъ, съ которымъ я одинъ разъ халъ во Франкфуртъ и котораго я зналъ, какъ родственника двоюродной сестры Ревекки.

Чрезъ два года лавка, домъ и садъ перешли за долгъ къ богатому Эссеру, и твой отецъ, съ котомкой за спиною и дочерью на рукахъ, отправился въ дальній путь, въ Курляндію.

— Что сказать мн теб, дитя мое… Когда я пришелъ въ страну, гд думалъ найти жену и ея соблазнителя, я узналъ, что онъ отправился жениться въ Польшу или Лифляндію, а она исчезла. И никто не зналъ, куда она длась.

Я сдлался несчастнйшимъ изъ людей. Я цловалъ полы кафтановъ знатныхъ, которые плевали въ лицо грязному еврею, который для нихъ былъ хуже собаки. Я забылъ мудрость, почерпнутую изъ книгъ, и превратился въ нищаго.

Теперь я спрашиваю у тебя, Юдифь, хочешь ли ты отправиться со мною, когда герцогъ изгонитъ евреевъ изъ своего государства? Я хочу бросить все, что получилъ въ этой проклятой стран, и отправиться съ тобою босикомъ, съ непокрытой толовою, къ дому богатаго Эссера, который былъ нкогда моимъ домомъ, и Бенъ-Эссеръ возьметъ тебя въ жены своему сыну, такъ какъ онъ видлъ твою красоту, во время ярмарки въ этомъ город. И косой Эссеръ однетъ тебя въ золото и шелкъ, и ты будешь жить въ богатств и роскоши.

— Горе мн! горе! прошептала Юдифь. Я не такъ хороша, какъ Ревекка, моя мать, и золото не ослпляетъ мн глаза. Я не хочу хать отсюда, сть хлбъ богатаго Эссера. Я хочу быть служанкой нашихъ соотечественниковъ, я хочу учить дтей бдняковъ той мудрости, которой вы научили меня, отецъ. Я хочу трудиться для несчастнйшихъ между ними. Хочу длить съ вами хлбъ, заработанный тяжелымъ трудомъ, и отправлюсь въ вами, когда придетъ время изгнанія евреевъ отсюда. Но твоя торговля еще кормитъ насъ, а когда ты возвращаешься съ лошадиной ярмарки въ Лифляндіи, у насъ бываетъ достаточно денегъ на хлбъ, чтобъ давать даже другимъ.

— Благослови тебя Богъ, Юдифъ, моя жемчужина, сказалъ Самуилъ Барухъ. Придетъ время, когда Іегова будетъ всхъ судить, и настанетъ время, когда она, проклятая, будетъ горть въ адскомъ огн. Она не умерла, она жива. Ангелъ смерти не дотронется до меня, прежде чмъ я не кину ей въ лицо прок…

— Остановись, отецъ! вскричала Юдифь дрожащимъ голосомъ. ‘Месть принадлежитъ мн’, говоритъ Богъ.

Сказавъ это, она встала и положила руку на плечо старика.

Въ эту минуту лампа шипя погасла и погрузила шалашъ во мракъ.

Снаружи раздался вздохъ, какъ бы смертельно раненой души.

Затмъ все смолкло.

ГЛАВА IX.
При двор Фридриха-Казиміра.

Окруженный знатнйшими придворными, сидлъ герцогъ въ аудіенцъ-зал.

На губахъ его играла таже привтливая улыбка которая пріобрла ему любовь его народа, та же самая беззаботная веселость, которая пріобрла ему любовь окружающихъ, сіяла на его лиц. Въ его веселыхъ и добрыхъ глазахъ всегда сверкало состраданіе къ просителю. Посл этого, что значило, если буквальное исполненіе многихъ просьбъ немного откладывалось?

Тяжесть трудовъ служащихъ, которые занимались государственными длами, была страшно велика, что же удивительнаго, если желанія и просьбы отдльныхъ лицъ часто оставались безъ вниманія, за то герцогъ всхъ утшалъ и каждый уходилъ отъ него съ веселымъ сердцемъ, полнымъ надеждъ, восхваляя своего повелителя.

Но никто не имлъ боле права восхищаться великодушной щедростью и царственнымъ благоволніемъ герцога, какъ корифеи искусствъ, которые осуществляли при Курляндскомъ двор самыя блестящія свои надежды.

Точно также хорошо было лсничимъ, ловчимъ, егерямъ и дрессировщикамъ собакъ. Давно были выписаны англійскіе рейтместеры и весь этотъ народъ составлялъ порядочное общество, содержаніе котораго стоило маленькому государству громадныхъ суммъ.

Одтый во вкус Людовика XIV, герцогъ, нельзя сказать, чтобъ былъ похожъ на знаменитаго короля, но казалось, что тонкій умъ этого государя перешелъ въ его врнаго подражателя.

Придворные кавалеры принуждены были, какъ умли, забавлять своего господина. На придворныхъ маскарадахъ каждый старался, не только надвать французкій костюмъ, но и пріобртать французскія мысли.

Въ этотъ день Курляндскій дворъ былъ во всемъ блеск. Герцогиня также была въ зал, въ блестящемъ кругу своихъ дамъ, во глав которыхъ не было недостатка въ церемонимейстерш.

Въ высокія окна полукруглой залы проникали лучи осенняго солнца и ярко освщали дворянскіе гербы, украшавшіе стны. Курляндскія знамена полузакрывали золотое кресло, на которомъ сидла герцогиня, рядомъ съ принцессою Шарлоттой.

У ногъ ихъ былъ раскинутъ ярко красный, затканный золотомъ, коверъ, на которомъ лежали блыя вышитыя золотомъ подушки для ногъ, а по обимъ сторонамъ, украшенныхъ знаменами, креселъ помщались полукругомъ дамы, пользовавшіяся преимуществомъ сидть въ присутствіи герцогини.

Кавалеры, раздлившись на группы, стояли, тихо разговаривая, громкій разговоръ слышался только вблизи герцога, который стоялъ, окруженный своими любимцами, и, казалось, былъ въ необыкновенно хорошемъ расположеніи духа.

Герцогиня, явившаяся въ роскошномъ костюм, производила такое впечатлніе, какъ будто бы новомодная французская прическа, нсколько лтъ тому назадъ выдуманная въ Париж,— это громадное зданіе изъ проволоки, шелка, газа, украшенное цвтами, лентами и драгоцнными каменьями, — чрезъ-чуръ давила ее.

Эта прическа была введена почти по приказанію герцога и прежде всхъ украсила голову молодой герцогини, которую, казалось, давила еще другая тяжесть. Драгоцнная мантія изъ ярко краснаго бархата, спускавшаяся сзади длиннымъ шлейфомъ, отдланнымъ горностаемъ, не могла скрыть худобу герцогини. Затканное золотомъ платье, спускалось на изящно обутыя ножки, покоившіяся на блой атласной подушк, худыя руки, въ длинныхъ перчаткахъ, держали веръ и слегка нервно дрожали. Въ лихорадочно сверкавшихъ глазахъ герцогини выражалось нервное утомленіе. Герцогиня производила такое впечатлніе, какъ будто она страдаетъ скрытой, неизлчимой болзнью.

Рядомъ съ нею сидла принцесса Софія-Шарлотта, задумчивымъ взглядомъ глядвшая на собраніе. Часто ея нжный взглядъ падалъ на герцогиню, легкое пожатіе руки которой заставляло улыбку какъ лучъ зимняго солнца, мелькнуть на страдающемъ лиц и блдныя щеки вдругъ покрывались мимолетной краской.

Волосы Шарлотты, вопреки мод, были причесаны очень просто и только дв яркія звзды сіяли у нея въ голов. Такое же украшеніе было и на груди и поддерживало мантію изъ благо, затканнаго серебромъ, бархата, накинутую сверхъ свтлоголубаго шелковаго платья.

Графиня Цаваки, рдко занимавшая свое мсто въ кругу придворныхъ дамъ, въ этотъ разъ стояла, слегка опершись на спинку кресла, за своей повелительницей, Елизавета сняла съ себя на этотъ разъ черное платье. На ней было надто блое атласное платье, отдланное дорогими кружевами. Простой кружевной чепчикъ уступилъ мсто золотой лент, сдерживавшей прекрасные волосы графини, спускавшіеся на спину локонами.

Единственная драгоцнность во всемъ костюм графини былъ веръ, богато украшенный драгоцнными каменьями, тонкой венеціанской работы.

Въ такомъ костюм еще никто не видалъ графиню Цаваки. Елизавета всегда носила на голов или таинственный вуаль или же закрывала свои роскошные волосы чепцомъ.

Не мало удивленныхъ взглядовъ устремлялись на нее. Дамы съ удивленіемъ перешептывались, спрашивая себя: что можетъ это значитъ, затмъ взгляды устремлялись на Путкаммера и Бюрена.

Всмъ уже было извстно, что безжизненная графиня имла свиданіе съ Бюреномъ и разговоръ съ Луткаммеромъ.

У стнъ также бываютъ уши, а при двор были пажи, которые за ласковый взглядъ дамы своего сердца длали многое, чего не должны были длать, и не длали многаго изъ того, что были должны длать.

— Церемонимейстерша еще не знаетъ ничего о томъ, что графиня Цаваки чувствуетъ склонность къ шталмейстеру изъ бюргеровъ, котораго она принимаетъ у себя въ комнат, шепнула фрейленъ фонъ-Цитвицъ, обращаясь къ фрейленъ фонъ-Притвицъ.

— Клянусь моими предками, шепнула баронесса фонъ-Геринъ, герцогъ совсмъ не смотритъ сегодня на Галенъ. Мн кажется, что онъ поминутно бросаетъ взглядъ на преобразившуюся Цаваки.

— Боже мой! какой вкусъ! ей уже перевалило за тридцать, но, какъ кажется, она ищетъ любовныхъ приключеній, по милости которыхъ попала въ монастырь въ Краков. Боже мой! до сихъ поръ она была еще настолько благоразумна, что не подавала повода къ порицанію.

— Галенъ я прощаю, шептала блдная фрейленъ фонъ-Цитвицъ, съ тхъ поръ, какъ герцогъ обратилъ на нее вниманіе, она по прежнему любезна и скромна.

— Она обязана вниманіемъ герцога своей игр на лютн, а не своему хорошенькому личику, шепнула фонъ-Притвицъ, кокетливо развертывая веръ. Тише, герцогиня смотритъ сюда, а церемонимейстерша мигаетъ правымъ глазомъ — знакъ, что на насъ глядятъ.

Фрейленъ фонъ-Галенъ, хорошенькая блондинка, съ постоянной улыбкой на лиц, сидла послдней въ ряду налво отъ герцогини.

Она нарочно выбрала это мсто въ этотъ день и младшій графъ Дона уже долго стоялъ съ ней, какъ только ему удалось, наконецъ, пробраться къ той цли, къ которой онъ стремился, и, достигнувъ которую, онъ не особенно спшилъ искать другаго разговора, такъ какъ разговоръ съ фрейленъ фонъ-Галенъ занималъ уже полчаса.

Въ оконной ниш стоялъ Путкаммеръ и напротивъ него бранденбургскій придворный совтникъ, Фонтфранкенъ.

— Если вы позволите, говорилъ фонъ-Франкенъ, то я возвращусь на мсяцъ назадъ и вы, конечно, позволите сдлать вамъ тотъ вопросъ, который я долженъ сдлать здсь, по порученію курфюрста, въ пользу принцессы. Вы потрудитесь припомнить, что курфюрстъ, письмомъ отъ 16 мая 1684 года къ герцогу, просилъ его о выдач принцесс слдующихъ ей денегъ, доходовъ и т. д., на что она иметъ право. Вы точно также вспомните, многоуважаемый канцлеръ, что я имлъ честь еще въ октябр 1683 года прізжать сюда по порученію моего повелителя курфюрста въ то время, когда принцесса жила при нашемъ двор, и по этому же самому длу. Но, не окончивъ его, долженъ былъ возвратиться, такъ какъ герцогъ, вашъ повелитель, оставилъ мое требованіе безъ вниманія и наградилъ меня только ласковыми словами и общаніями исполнить все въ 1685 году. Теперь, многоуважаемый г. канцлеръ, срокъ истекъ и 1685 годъ скоро окончится, поэтому я надялся, что герцогъ сдержитъ свое слово. Тмъ не мене, не смотря на мое трехнедльное пребываніе при здшнемъ двор, до сихъ поръ я не могу получить тайной аудіенціи у герцога, чтобъ имть возможность исполнить мое порученіе. Поэтому я настойчиво прошу васъ, многоуважаемый г. канцлеръ, устроить мн такую аудіенцію, тмъ боле, что принцесса полагаетъ ухать чрезъ два дня и я не желаю вторично являться предъ курфюрстомъ, не окончивъ дла.

— Клянусь честью! вы получите аудіенцію, г. придворный совтникъ, твердо отвчалъ Путкаммеръ, у котораго во время рчи фонъ-Франкена, краска не разъ выступала на лиц. Сегодня же вечеромъ вы получите аудіенцію и поврьте, герцогъ суметъ исполнить свой долгъ, какъ относительно курфюрста, такъ и относительно принцессы. Будьте покойны на этотъ счетъ. Сегодня будетъ парадный обдъ, какъ вамъ извстно, а затмъ будетъ вечеръ въ честь дочери покойнаго герцога, но тмъ не мене, вы получите аудіенцію. А теперь, довольно объ этомъ, такъ какъ юнкеръ фонъ-Сельтенау вытягиваетъ свои длинныя уши и снова перевретъ все слышанное, передлавъ все въ своей заячьей голов.

Говоря это, канцлеръ съ любезной улыбкой протянулъ руку придворному совтнику и оба вмшались въ толпу придворныхъ.

— Здравствуйте, пріятель, произнесъ громкій голосъ на латышскомъ язык, и сильная рука легла на плечо Путкаммера.

Послдній съ испугомъ отскочилъ и нсколько мгновеній съ удивленіемъ глядлъ на загорлое лицо и смлый ротъ, оттненный густыми усами, произносившій эти противныя этикету слова.

— Здравствуйте, сударь, сказалъ Путкаммеръ по-французски. Кто говоритъ при двор по-латышски? Стыдитесь, баронъ, вы забываете, что мы нынче чувствуемъ себя совершенно французскими кавалерами.

— Боже мой! что за смшной костюмъ, продолжалъ собесдникъ Путкаммера, мряя его взглядомъ. Вотъ до чего мы дошли. Честный курляндецъ гордится тмъ, что носитъ чужой костюмъ!… Но что такое я хотлъ сказать?.. Мн жаль Шарлотты, она славная женщина и мн бы хотлось сказать съ нею пару словъ. Но невозможно пробраться чрезъ женскій хвостъ, окружающій ее. Не видишь ли ты принца Александра, мн нужно также поговорить съ нимъ. Онъ не мало сидлъ у меня на колняхъ, когда былъ маленькимъ мальчикомъ и старикъ былъ еще живъ. Теперь все измнилось, мы вс стали французами, не такъ ли, Путкаммеръ?

Баронъ еще разъ пожалъ канцлеру руку, затмъ повернулся и пошелъ къ принцу, который, окруженный придворными, стоялъ на противоположномъ конц залы.

Принцъ былъ одтъ въ нмецкій придворный костюмъ своего дяди по матери, курфюрста Бранденбургскаго, съ орденской лентой на груди и, повидимому, велъ серьезный разговоръ. Глубокая печаль сверкала въ его темныхъ глазахъ, когда одинъ старый придворный съ сдой головой, посл долгаго разговора, отошелъ отъ него.

Въ эту минуту баронъ, разговаривавшій съ Путкаммеромъ, занялъ его мсто.

— А! Фрицъ фонъ-деръ-Рекке, другъ моего отца! весело вскричалъ принцъ, спша на встрчу барону, который безъ разсужденій обнялъ его.

Умные глаза старика сдлались влажны, когда онъ долго держалъ въ рукахъ руку принца и молча глядлъ на него.

— Да благословитъ васъ Богъ, принцъ! сказалъ онъ, наконецъ. Мн хотлось бы немного поговорить съ вами, но только вдвоемъ.

Принцъ взялъ подъ руку барона и оба, сопровождаемые взглядами придворныхъ, отошли въ оконную нишу.

Герцогъ, погруженный въ интересный разговоръ, тмъ не мене замтилъ разговоръ Франкена съ Путкаммеромъ, и отъ его внимательнаго взгляда неускользнуло, что принцъ отошелъ въ сторону съ барономъ фонъ-деръ-Рекке.

Фридрихъ Казиміръ не чувствовалъ большой симпатіи къ старому барону, который, по его мннію, не умлъ вести себя и не стснялся въ собраніяхъ ландстага открыто выражать свое мнніе, когда дло шло о благ страны. Не смотря на внутреннее неудовольствіе герцога, на губахъ его мелькала любезная улыбка, какъ будто онъ не подозрвалъ, что происходитъ вокругъ него.

Онъ объяснялъ окружающимъ написанную имъ въ стихахъ новую трагедію и гордое удовольствіе выразилось на его лиц, когда придворные начали выражать свое восхищеніе красивыми фразами, стараясь одинъ превзойти другаго.

Это занятіе было прервано открытіемъ тяжелыхъ дверей на заднемъ план залы.

Дежурный камергеръ доложилъ о появленіи городскихъ совтниковъ, ученыхъ государства и представителей купечества.

На подушк изъ краснаго бархата старшій изъ совтниковъ несъ маленькій золотой Курляндскій гербъ, подъ которымъ были два портрета: герцоговъ Іакова и Казиміра. Затмъ внизу помщался нарисованный на слоновой кости городъ Митава. Рисунокъ былъ вставленъ въ золотую раму, украшенную драгоцнными каменьями.

Представитель Митавы заговорилъ взволнованнымъ голосомъ слдующее:

— Позвольте намъ, высокоблагородная принцесса Курляндская, повергнуть къ вашимъ ногамъ нашъ всеподданнйшій привтъ. Мы надемся, что вы милостиво взглянете на насъ, и осмливаемся выразить нашу преданность этимъ ничтожнымъ приношеніемъ. Ваше ршеніе оставить землю вашихъ отцовъ наполняетъ насъ глубочайшимъ горемъ. Мы никогда не забудемъ вашихъ достоинствъ, никогда не перестанемъ уважать ихъ.

Принцесса встала и, съ взволнованнымъ видомъ взяла подушку изъ рукъ сдаго совтника и выразила свою благодарность въ горячихъ, задушевныхъ словахъ, говоря, что подарокъ достойныхъ людей еще дороже для нея потому, что онъ представляетъ воспоминаніе родины.

Посл этого депутація раскланялась съ принцессой, герцогомъ и герцогиней и сейчасъ же торжественно оставила залу.

— Поздравляемъ васъ, дорогая принцесса, сказалъ герцогъ съ нкоторымъ неудовольствіемъ, съ привязанностью къ вамъ нашего народа. Ихъ поступокъ доставилъ намъ высокое удовольствіе и мы не замедлимъ сдлать этимъ людямъ торжественное угощеніе.

— Благодарю васъ, братъ мой, сказала Шарлотта.

Затмъ, наклонясь къ герцогу, она шепнула ему взволнованнымъ голосомъ:

— Но прежде всего, я благодарю ваше высочество за исполненіе моей просьбы. Вечеромъ, предъ моимъ отъздомъ въ Ллібаву, я получила отъ Путкаммера часть слдующихъ мн денегъ.

Герцогъ съ удивленіемъ поглядлъ на нее. Затмъ, не мене быстро, оправился и сказалъ, улыбаясь:

— Я очень радъ, что доставилъ вамъ удовольствіе, сестра. Но я почти забылъ объ этомъ, занятый государственными длами… А, вотъ идетъ Бергъ фонъ-Кармель! Мн нужно сообщить ему нчто важное. Надюсь, вы позволите, дорогая Шарлотта.

Сказавъ это, онъ поспшно удалился на встрчу названному имъ господину, который, по его знаку, поспшилъ къ нему.

Между тмъ, полузакрытые пурпуровыми занавсями въ оконной ниш, Фрицъ фонъ-деръ-Рекке все еще съ жаромъ разговаривалъ съ принцемъ.

При появленіи городской депутаціи, старый баронъ сдлалъ нсколько шаговъ впередъ и съ удовольствіемъ выслушалъ рчь стараго совтника, но не отошелъ отъ принца и никто точно также не занялъ его мста, а видно было, что предметъ ихъ разговора далеко не веселый.

— Да, принцъ, продолжалъ фонъ-Рекке, по удаленіи депутаціи, поврьте, меня часто трясетъ лихорадка при вид нашихъ порядковъ. Я не бунтовщикъ и не хочу непочтительно говорить о нашемъ всемилостивйшемъ герцог, напротивъ того, я всегда хвалю его за добродтель и рыцарскія качества. Но постоянныя развлеченія заставляютъ его забывать о благоденствіи своихъ подданныхъ. Къ сожалнію, мое вмшательство не нравится ему и въ собраніяхъ ландстага онъ постоянно противъ меня, конечно, это не иметъ на меня вліянія, но мн жаль, что я ничего не могу измнить. Принцъ, вашъ покойный отецъ трудился и работалъ всю жизнь, а его сынъ… Впрочемъ, опытность приходитъ съ годами.

Принцъ молча пожалъ правую руку старика и, мрачно задумавшись, не поднималъ глазъ.

Между тмъ баронъ продолжалъ:

— Принцу Фердинанду слишкомъ нравится заграницей, а между тмъ онъ могъ бы принести много пользы своему брату. Вы же, позвольте мн это сказать, вы стали на сторону бранденбуржцевъ и совершенно изгнали себя изъ своей родины. Конечно, храбрые рыцари и жаждущіе дятельности юноши могутъ найти только самое ограниченное поле дйствій въ нашемъ маленькомъ государств и я не могу сердиться на васъ за то, что вы отсюда уходите. Заниматься земледліемъ плохо бы къ вамъ шло, а проводить свое время, возясь съ крестьянами, прилично только старикамъ, которые поработали мечами въ молодости и могутъ теперь работать только языкомъ. Очень жаль, что вы узжаете, но мы не сердимся на васъ за это.

— Да, мой благородный другъ, сказалъ принцъ, каждый избираетъ себ цль, смотря по способностямъ и внутреннему убжденію. Фердинандъ хорошо длаетъ, что не вмшивается въ государственныя дла Фридриха. Онъ благоразумно помнитъ исторію нашего предка, герцога Вильгельма, такъ какъ, если нельзя служить двумъ господамъ, то точно такъ же два господина не могутъ въ одно и то же время пріобрсти любовь народа, хотя бы даже и имли одинаковые взгляды. Я же служу моему дяд, великому курфюрсту всей душой, какъ я никогда бы не могъ служить другому и едва ли какой нибудь солдатъ служитъ веселе, чмъ я служу подъ его знаменами. Клянусь Богомъ! добрый Фрицъ, вы скоро услышите обо мн и будете гордиться бранденбургскими солдатами.

Глаза принца засверкали отъ воодушевленія и выраженіе счастія и веселости промелькнуло по лицу молодаго героя.

— Совершенно врно, принцъ! совершенно врно! вскричалъ фонъ-деръ-Рекке, ласковымъ взглядомъ глядя на юношу. Вы хорошій человкъ, но берегитесь безразсудной храбрости, не подвергайте себя напрасно опасностямъ, не жертвуйте собою изъ-за дла, которое все равно будетъ потеряно, если бы для него даже пожертвовали тысячью жизней. Берегите свою жизнь, чтобъ имть время самому исполнить много благородныхъ длъ. Вы знаете, принцъ, что я самъ старый воинъ, я уважаю храбрость въ людяхъ и, если бы мн было двадцатью годами меньше, то, клянусь Богомъ! я рядомъ съ вами готовъ былъ бы вынуть мечъ изъ ноженъ и съ удовольствіемъ пошелъ бы противъ собакъ турокъ. Поврьте мн, принцъ!.. Но я уже старъ, кровь тише течетъ въ моихъ жилахъ.

— О! благородный другъ, я часто вспоминаю о вашихъ геройскихъ поступкахъ! Вы не даромъ носите благородное имя фонъ-деръ-Рекке.

— Знаете, что, принцъ, сказалъ старикъ. Хорошо, что намъ удалось остаться незамченными въ этой всеобщей суматох.

— Не совсмъ, другъ мой, не совсмъ, сказалъ Александръ, который, взглянувъ на занавсъ, замтилъ, какъ два блыхъ пальчика вдругъ отпустили ее.

— Женское любопытство не можетъ дозволить двумъ мужчинамъ поговорить незамтно. Но, кажется, я вижу духовенство, которое является привтствовать васъ. Идемте.

Дйствительно, предъ Шарлоттою стоялъ суперинтендентъ въ сопровожденіи другаго проповдника. Она, преклонивъ колни на блую атласную подушку, принимала прощальное благословеніе.

Затмъ подошелъ принцъ и, занявъ мсто принцессы, склонивъ голову, принялъ благословеніе достойнаго служителя церкви.

Этимъ торжественнымъ актомъ окончился пріемъ и герцогъ, съ необыкновенно серьезнымъ видомъ, повелъ герцогиню въ банкетную залу.

Два негра въ ярко-красныхъ ливреяхъ, неподвижно стояли у двери, чрезъ которую прослдовало все шествіе. Изъ украшенной зеленью галлереи раздавалась прекрасная музыка и цлая толпа слугъ ждала на противоположномъ конц залы знака своего начальника.

Посл того, какъ герцогъ занялъ свое мсто рядомъ съ герцогиней, по правую сторону которой сидла принцесса, принцъ Александръ слъ по лвую сторону герцога, дамы разслись по порядку напротивъ кавалеровъ и заняли такимъ образомъ одну половину стола.

Фрицъ фонъ-деръ-Рекке съ короткимъ поклономъ занялъ мсто между Бергомъ фонъ-Кармель и барономъ фонъ-Шенингомъ, тогда какъ Путкаммеръ слъ между принцемъ и старшимъ графомъ Дона, а остальные придворные размстились на нижнемъ конц стола.

Тогда прислуга проявила горячую дятельность. Длинными рядами она неслышно скользила взадъ и впередъ, разнося на серебряныхъ подносахъ благоуханныя кушанья. Герцогскіе мундшенки спшили наливать вино въ серебряные стаканы и кружки.

Но никогда еще торжественный банкетъ у герцога не проходилъ въ такомъ серьезномъ настроеніи…

Еще долго спустя по выход изъ-за стола, старый фонъ-деръ-Рекке ходилъ по зал съ принцемъ Александромъ и принцессою Шарлоттою, а когда старикъ на прощаніе поцловалъ руку Шарлотты, она съ волненіемъ поцловала его сдую голову.

Потомъ еще долго принцъ и принцесса стояли у окна рука въ руку, и слдили за отъзжавшимъ экипажемъ, который увозилъ старйшаго и врнйшаго друга ихъ дома.

Вечеромъ въ тотъ же самый день, герцогъ сидлъ у себя въ кабинет, закутанный въ шелковый, отдланный мхомъ, плащъ, закрывавшій его до ногъ, и, положивъ ноги на маленькую скамейку, задумчиво глядлъ въ каминъ.

Въ эту минуту, въ комнату безъ шума вошелъ Путкаммеръ и, опустившись въ кресло, терпливо ждалъ, пока герцогъ выйдетъ изъ своей задумчивости.

Казалось, будто канцлеръ раздляетъ усталость своего господина. Онъ сидлъ, опустивъ голову на грудь, осаждаемый цлымъ рядомъ тяжелыхъ мыслей.

Наконецъ, герцогъ зашевелился и съ ласковой улыбкой кивнулъ канцлеру, который поспшно поднялся.

— Сидите, другъ мой, мы здсь въ своемъ обществ, поболтаемъ немного, что новаго, хорошо ли выздили Гектора?.. Шталмейстеръ общалъ, что онъ будетъ готовъ къ ближайшей охот…. Какъ идетъ постройка новаго дома для фазановъ въ Нейгут? пусть поторопятся. Я, при первой хорошей погод, поду самъ посмотрть. И кстати осмотрю воспитаніе собакъ…. Да, о чемъ это вы говорили съ Франкеномъ?

— Онъ просилъ, чтобы вы оказали ему честь поговорить съ нимъ сегодня.

— Но, Путкаммеръ, мы общали сыграть съ Галенъ и графомъ Дона партію въ тресетъ.

Путкаммеръ пожалъ плечами.

— Мн очень жаль, но я, полагая, что дйствую согласно съ вашими желаніями, общался устроить аудіенцію въ восемь часовъ. Поэтому онъ идетъ вслдъ за мною.

— Чортъ возьми, канцлеръ! вы съ ума сошли.

— Я полагаю, ваша свтлость, спокойно возразилъ Путкаммеръ, что пора было бы исполнить ваше герцогское слово, данное его высочеству курфюрсту, Франкену нельзя отказать вторично, не подрывая нашей репутаціи.

— Боже мой! со вздохомъ сказалъ герцогъ, эти люди не умютъ вести себя.

Раздался звонокъ.

Два пажа появились въ одно и то же время.

— Подайте намъ кафтанъ и парикъ, приказалъ герцогъ.

По окончаніи туалета пажи удалились, а герцогъ повернулся къ Путкаммеру и испытующимъ взглядомъ посмотрлъ ему въ глаза.

— Мы полагаемъ, канцлеръ, что вы отчасти исполнили желаніе принцессы, такъ какъ сегодня мы получили отъ нея благодарность за отсчитанныя вами деньги. Вы, кажется, совершенно хотите опустошить герцогскую кассу для принцессы?

Канцлеръ съ удивленіемъ отступилъ на нсколько шаговъ. Но поспшно оправился и ршительно сказалъ:

— Дйствительно, по просьб старшей фрейлины принцессы, графини Цаваки, я послалъ опись долговъ вашей свтлости принцесс, такъ какъ графиня Цаваки желала имть правильный взглядъ на дло. Нтъ сомннія, что ея просьбы не имли причиною недоврія къ вашему высочеству и я такимъ образомъ только и объясняю себ благодарность принцессы. То есть, она благодарила васъ за то, что вы исполнили просьбу ея любимицы.

— Гмъ! очень можетъ быть, что это такъ, сказалъ герцогъ. Въ такомъ случа, вы не пересылали Цаваки ничего для принцессы, кром списка? Вы не дали ей нисколько денегъ?… Все таки это странно.

— Ни одного фартинга, принцъ. Но я надюсь, что ваше высочество согласитесь назначить принцесс опредленную годовую пенсію, которая выплачивалась бы въ опредленные сроки, и письменно дадите ваше согласіе.

— Очень жаль! очень жаль! мой милый! Вы говорите, что графиня пожелала узнать, въ какомъ положеніи это дло? Чортъ возьми! этого я не потерплю. Достаточно и того, что нашъ дядя, курфюрстъ, вмшивается въ наши дла, женщины не должны путаться, въ особенности эта, въ глазахъ которой свтится вражда, какъ только ея взглядъ встрчается съ нашимъ… Хотя сегодня она появилась при двор въ новой красот, тмъ не мене, я ей не довряю. Эта женщина кажется непроницаемой, какъ море, и столь же опасной, какъ спокойныя воды, въ глубин которыхъ скрываются темные духи… Говорятъ, что она очень несчастна? вы ничего про нее не знаете?

— Ваше высочество, при двор ходитъ множество слуховъ, но мужчины неохотно соперничаютъ съ тми женщинами, которыхъ главная спеціальность сплетни. Очень можетъ быть, что въ глубин души этой женщины покоится сокровище, столь же драгоцнное, какъ морской жемчугъ…. Но, простите, ваше высочество, я слышу голоса. Уже восемь часовъ и Франкенъ, какъ всегда, держитъ слово. Поэтому я прошу васъ, ваше высочество, принять его дружелюбно. Клянусь Богомъ и всми святыми, намъ необходимо быть осторожными съ курфюрстомъ!

Герцогъ бросилъ задумчивый взглядъ на взволнованное лицо канцлера.

— Длайте, что хотите, Путкаммеръ. Вы всегда хотите лучшаго.

— Совтники. Фонъ-Франкенъ, доложилъ дежурный камергеръ.

Герцогъ милостиво махнулъ рукою.

По прошествіи получаса, Франкенъ вышелъ отъ. герцога съ видимымъ удовольствіемъ, неся въ рукахъ зеленый портфель, въ которомъ заключался подписанный герцогомъ документъ, по которому принцесс назначалась пожизненная рента въ дв тысячи рейхсталеровъ, начиная съ 1684 года.

ГЛАВА X.
Недовольный.

Рзкій осенній втеръ, смшанный cъ холоднымъ дождемъ, сбивалъ послднія листья съ молодыхъ деревьевъ, которыя Янушъ Кальнингъ пять лтъ тому назадъ посадилъ на разстояніи четверти версты отъ своего дома. Но, наконецъ, втеръ немного уменьшился и солнце выглянуло изъ-за облаковъ.

Изъ хижины вышелъ Янушъ и, въ сопровожденіи Ванакса, направился къ елямъ, росшимъ сзади дома.

— Инко! мой милый, сказалъ старикъ, что длаешь ты здсь, около могилъ? Трава сыра, земля холодна посл твоей болзни теб надо быть осторожнымъ.

Высокій, необыкновенно худой юноша, какимъ мы снова находимъ Инко, молча всталъ и вышелъ согнувшись изъ подъ елей въ сопровожденіи Януша, съ безпокойствомъ глядвшаго на него.

— Пойдемъ въ комнату, мальчикъ! крикнулъ онъ ему, увидавъ, что Инко идетъ къ колодцу и садится на край его.

— Оставь меня здсь, возразилъ Инко. Разв ты не чувствуешь, какъ гретъ солнце. Чистый воздухъ принесетъ мн пользу. Я не хочу идти въ мрачную комнату.

— Не хочешь?.. сказалъ старикъ, медленно подходя къ нему. Но это продолжится не долго, втеръ снова задуетъ еще сильне.

— Тмъ лучше, сказалъ Инко со смхомъ.

Но его смхъ не шелъ къ его худому лицу, съ глубоко ввалившимися, черными глазами.

Его губы слегка искривились, когда Янушъ подалъ ему цлую горсть крупной брусники, которую онъ нарочно собралъ для мальчика.

— Возьми, это освжитъ тебя.

— Оставь, Янушъ, отворачиваясь отъ него, сказалъ Инко. Я не могу сть.

— Вотъ оттого то ты и худешь съ каждымъ днемъ, съ огорченіемъ сказалъ Янушъ. Если бы я только зналъ, что это теб поможетъ, я послалъ бы въ городъ за докторомъ.

— Докторъ мн не поможетъ, Янушъ, съ мрачнымъ взглядомъ сказалъ Инко. Теб только не слдовало обманывать меня и все было бы иначе.

— Мн не слдовало тебя обманывать!.. Ты, кажется, съ ума сошелъ. Ложь корень всхъ пороковъ и какимъ образомъ могъ я, старикъ, обманывать тебя? Что за глупости ты мн разсказываешь.

Янушъ сталъ длать усилія, чтобъ смотрть веселе, что придавало ему комическій видъ, онъ приблизился къ Инко и осторожно слъ рядомъ съ нимъ на край колодца.

— Ну, теперь скажи мн, почему ты считаешь меня лжецомъ?

— Да, я сдлаю это наконецъ, сказалъ юноша, и яркая краска покрыла его лицо. Разв ты не разсказывалъ мн, что евреи убиваютъ христіанскихъ дтей, чтобъ искупать ихъ кровью свои грхи? Все это недостойная ложь. Я употребилъ цлый годъ на то, чтобъ убдиться, что ты недостойный лжецъ.

Янушъ не шевелился и, разинувъ ротъ, молча глядлъ на своего воспитанника.

— Нтъ, я не сошелъ съ ума, какъ ты думаешь, страстно продолжалъ Инко. Евреи благочестиве насъ и въ тысячу разъ умне, чмъ мы, глупые мужики. Я скажу теб, Янушъ, что между мною и Юдифью существуетъ громадная разница. Она знатне меня, такъ какъ она умне самаго умнаго цыганскаго мальчика.

При этихъ словахъ горькая улыбка мелькнула на губахъ Инко. Онъ молчалъ, скрестивъ руки на груди, и не поднималъ глазъ.

Удивленіе Януша зашло такъ далеко, что онъ даже попятился отъ Инко.

Но его страхъ и безпокойство превышали гнвъ и онъ тихо прошепталъ:

— Инко! мой милый, ты бредишь. Приди въ себя. Посмотри на меня. Я — Янушъ, твой другъ.

Инко медленно поднялъ голову и взглянулъ прямо въ глаза старику, безпомощность котораго внушала жалость.

Мальчикъ, какъ бы почувствовавъ раскаяніе, протянулъ ему руки.

— Поди сюда ближе, Янушъ, и выслушай меня. Я все скажу теб, но соберись съ мыслями и хорошенько запомни все, что я теб скажу, тогда ты увидишь, что я не сумасшедшій и не такой дурной, какъ ты это часто мн говорилъ.

Старикъ послушно, какъ малый ребенокъ, слъ на указанное ему мсто и, опираясь руками на колни, опустилъ голову на грудъ, время отъ времени бросая взгляды недоумнія на своего воспитанника.

Невыразимый испугъ охватилъ его. Онъ думалъ, что Инко сошелъ съ ума или испорченъ, онъ почти убдился въ этомъ, когда-то онъ слышалъ, что сумасшедшихъ не слдуетъ раздражать противорчіями, если не желаютъ довести ихъ до бшенства, поэтому онъ ршился выражать согласіе на самыя безумныя идеи Инко и не длать еще тяжеле его печальнаго конца.

Эта мысль заставила Януша глубоко вздохнуть.

Но, можетъ быть, существовало еще какое нибудь средство для спасенія Инко? Старая колдунья въ ближайшей деревн знала много средствъ противъ порчи и всевозможныхъ другихъ несчастій. И онъ вспомнилъ, что однажды она, своими заклинаніями, спасла сумасшедшаго.

Такъ думалъ старикъ, но скоро онъ потерялъ послднюю надежду, бросивъ искоса взглядъ на своего воспитанника.

Наконецъ, онъ совершенно пересталъ думать, а сталъ только прислушиваться къ тому, что говорилъ Инко, и его вдругъ удивило, что слова мальчика становились спокойне, а голосъ звучалъ печальне.

— Я знаю, Янушъ, что ты нарочно не принуждалъ меня къ тяжелой работ съ тхъ поръ, какъ ушла Беппи. Но, отнявъ у меня одну работу, ты не далъ мн никакой другой и далъ мн возможность длать и ходить, куда я хочу. Я уходилъ отъ тебя и, можетъ быть, часто длалъ то, чего не слдовало. Ты былъ такъ добръ ко мн, а я злоупотреблялъ твоей добротою… Мои руки сдлались нжны и блы, но мои мысли часто были черны и дурны. И я думалъ о такихъ вещахъ, которыя не пришли, бы мн въ голову, если бы я былъ занятъ тяжелымъ трудомъ. Я научился съ завистью глядть на городскихъ юнкеровъ. Я увидалъ, что мудрость почерпается изъ книгъ, и что мудрымъ и ученымъ можетъ быть даже человкъ, одтый въ лохмотья. Все это я узналъ и сталъ ненавидть тебя за то, что ты хотлъ сдлать изъ меня такое же вьючное животное, какъ ты самъ.

По мр того, какъ Инко говорилъ, Янушъ медленно поднималъ голову и, наконецъ, совершенно выпрямившись, съ удивленіемъ глядлъ на мальчика.

Его удивленіе все увеличивалось на мр того, какъ говорилъ Инко. Его слова звучали совершенно благоразумно и онъ говорилъ о любви и о добр такъ странно, но въ то же время такъ хорошо, что глаза Януша наполнились слезами.

Но вдругъ Инко сказалъ, что старикъ вьючное животное и хочетъ изъ него сдлать то же.

Нтъ, такую вещь могъ говорить только испорченный или сумасшедшій, такъ какъ никто не чувствовалъ себя счастливе и уважаеме въ своемъ положеніи, какъ Янушъ.

Слдовательно, благоразуміе мальчика было только кажущееся.

— Ты слушаешь меня, Янушъ? спросилъ Инко, схвативъ старика за руку.

Послдній вздрогнулъ отъ испуга.

— Начинается сумасшествіе, подумалъ онъ.

Затмъ дрожа отвчалъ:

— Да, мой милый. Только не сердись на меня.

— Вотъ видишь ли, Янушъ, продолжалъ мальчикъ, я очень часто по цлымъ часамъ слушалъ разговоры герцогскихъ слугъ и даже мн удавалось проскальзывать въ переднія къ пажамъ и оказывать имъ мелкія услуги, за которыя мн подарили красивый кафтанъ, надъ которымъ ты такъ смялся. Тамъ я слышалъ многое, но еще боле видлъ. Я не понималъ по-нмецки, и такъ какъ вс знали это, то никто не обращалъ на меня вниманія, никто не думалъ при мн стсняться, и я открылъ въ этихъ изящныхъ юнкерахъ такъ много обмана и лжи, что мн захотлось быть такимъ же, какъ они, чтобъ имть возможность, хоть разъ въ жизни, бросить имъ въ лицо ихъ недостойность. Ты вдь, старый другъ, не имлъ ни малйшаго представленія о притворств, лжи и трусости этихъ красивыхъ, хорошо одтыхъ городскихъ жителей. Конечно, между ними есть также хорошіе люди, только гораздо красиве, гораздо изящне, мой старый другъ, но т зато боле страдаютъ и, можетъ быть, желали бы быть на твоемъ мст… Но слушай дальше. Тогда пришла болзнь и я былъ радъ, видя тебя сидящимъ у моей постели, видя, какъ ты нжными и искуссными руками, какъ женщина, подавалъ мн питье изъ красныхъ ягодъ, чтобъ освжить мои запекшіяся губы.

Я никогда не забуду той ночи, когда я думалъ, что умру, и ты взялъ меня на руки, какъ маленькаго ребенка, и твои горячія слезы падали ко мн на лобъ… Не отпирайся! не отворачивайся отъ меня!.. Тогда я далъ себ общаніе никогда больше не сердить тебя противорчіями далъ себ слово сказать теб все. И если же ты оклеветалъ евреевъ съ злымъ намреніемъ, то не ненавидть тебя за это. Если же ты самъ обманулся, то постараться, какъ умю, убдить тебя въ противномъ. Если же ты будешь упрямиться, то навсегда оставить тебя… Не говори теперь ничего, я не хочу слышать твоихъ возраженій. Ты долженъ выслушать меня до конца. Я разскажу теб все и, можетъ быть, тогда ты поймешь меня.

И такъ, слушай, когда я изчезалъ по цлымъ днямъ и ночамъ, ты сердился и бранилъ меня, и это доставляло мн удовольствіе и даже бывали минуты, когда я ненавидлъ тебя боле всего на свт. Я никогда не думалъ, чтобъ можно было лгать взглядами и жестами, и всегда полагалъ, что люди, бдные, ожесточенные несчастіями, хуже знатныхъ богачей. Но посл того, какъ я выучился языку знатныхъ, я узналъ, что ихъ слова часто противорчатъ мыслямъ. Я узналъ, что и у нихъ нтъ ни справедливости, ни знанія, что все это замняетъ наружный блескъ и великолпіе, которые прежде опьяняли меня.

Но ты не понимаешь этого, ты, уму котораго я часто удивлялся, только сверкающая искра сравнительно со свтомъ, освщающимъ умъ знатныхъ.

Дйствительно, Янушъ хотя понималъ очень мало, изъ того, что ему говорилось, но началъ надяться, что порча Инко еще не такъ опасна, такъ какъ многое изъ того, что онъ говорилъ, было испытано имъ самимъ, но только ему никогда бы не найти было словъ для выраженія своихъ мыслей. Потому онъ кивнулъ головою и отвчалъ:

— Да, мой милый, я уже думалъ нчто подобное. Но бдный крестьянинъ, принадлежащій съ рожденія своему господину тломъ и душою, не долженъ судить его, да и къ тому же, я думаю, что я не нашелъ бы подходящихъ выраженій.

Говоря это, онъ думалъ, что для Инко пришла свтлая минуту, такъ какъ сумасшедшій не могъ бы говорить такъ умно и связно.

Въ эту минуту снова раздался голосъ мальчика:

— Если ты думаешь, что вовремя моего ничегонедланія и постоянныхъ странствованій я не страдалъ, то ты сильно ошибаешься, такъ какъ, прежде чмъ мое желаніе исполнилось, хотя только въ половину, я переносилъ голодъ, холодъ и другія вещи точно также спокойно, какъ переносилъ ту брань, которой ты встрчалъ меня, когда я возвращался. Ты знаешь, что я съ того самаго вечера, когда видлъ праздникъ въ замк, пересталъ находить удовольствіе въ твоемъ обществ. Я видлъ тамъ такъ много прекраснаго, что постоянно думалъ снова увидать все это. Я такъ долго бродилъ вокругъ дворца, такъ часто меня оттуда прогоняли и я снова возвращался, что, наконецъ, вс привыкли къ цыганскому мальчику и даже позволяли ему исполнять нкоторыя дла: такъ, напримръ, давали держать лошадь, когда конюху надодало ждать своихъ господъ. Въ кухню мн не позволяли входить, такъ какъ цыганскій мальчикъ могъ стащить серебро, а тмъ не мене, однажды въ углу задняго двора я видлъ, какъ двое слугъ прятали ввренное имъ серебро.

Горькая улыбка мелькнула на блдныхъ губахъ мальчика, онъ провелъ рукою по вьющимся волосамъ и продолжалъ:

— Когда я сидлъ, голодный и усталый, на ступеняхъ кухонной лстницы и съ жадностью глядлъ, какъ ли другіе, лакеи толкали меня или перелзали чрезъ меня, когда я сидлъ на ихъ дорог. Я часто проскальзывалъ къ собакамъ и длилъ съ ними ихъ обдъ. Но все это не пугало меня. Я не желалъ отойти отъ двери, переступить чрезъ порогъ которой такъ влекло меня, когда я, по прошествіи года, сдлался слугою всей герцогской прислуги, то мн уже скоро удалось надть на себя хорошій кафтанъ, спать въ комнат конюховъ и сть съ ними съ однихъ блюдъ, еще ни разу не переступивъ чрезъ порогъ, чрезъ который я видлъ приходящими благородныхъ дамъ и гордыхъ юнкеровъ. Я завидовалъ горничнымъ и лакеямъ, которые имли счастіе безпрепятственно проходить мимо часовыхъ вслдъ за своими господами. Но слушай, какимъ образомъ исполнилось мое желаніе, когда я уже пересталъ надяться, а мои подозрнія, а также и наблюденія, сдланныя мною въ жидовскомъ квартал…

— Несчастный! прошепталъ Янушъ, они испортили тебя тамъ за твое подслушиваніе, такъ какъ вс жиды въ союз съ діаволомъ уже потому, что они такъ жестоко поступили съ сыномъ Божіимъ.

— Не перебивай меня, сказалъ Инко. Тебя или самого обманули, или ложь теб нравится и ты хочешь обмануть меня. Если врно послднее, то мн нечего съ тобою длать и я уйду отъ тебя навсегда…

— Я слушаю, мой милый, пойдемъ только въ хижину. Солнце скрывается и чрезъ полчаса снова наступитъ непогода.

Не обращая вниманія на слова Януша, Инко продолжалъ:

— Однажды я сидлъ на большомъ камн на заднемъ двор, прислонясь спиною къ дворцовой стн, когда ко мн подошелъ рейткнехтъ, подвелъ красивую лошадь и, бросивъ мн узду, поспшно послдовалъ за хорошенькой двушкой, которая шла въ кухню, неся ведро съ водою. Я взялъ лошадь за узду и, такъ какъ мн надо было о многомъ подумать, то я снова слъ на камень, а животное стало щипать траву, росшую у моихъ ногъ. Тогда надо мною тихо отворилось окно. Я взглянулъ наверхъ и увидалъ, какъ появилась изъ-за занавски маленькая, бленькая ручка, а чрезъ мгновеніе ко мн упала маленькая сложенная бумажка, перевязанная красной шелковой лентой, и окно снова почти безъ шума затворилось.

Прошло около четверти часа, затмъ рейткнехтъ вернулся и взялъ отъ меня лошадь. Чрезъ нсколько мгновеній изъ противоположной двери вышелъ господинъ, который поспшно подошелъ къ конюху.— Получилъ ты что нибудь сегодня? поспшно спросилъ господинъ по-латышски слугу. Тотъ отвчалъ:

— Нтъ.

Тогда баринъ приказалъ, чтобъ онъ еще ждалъ.

— За каждое письмо, ты получишь талеръ, шепнулъ онъ, тогда какъ конюхъ съ благодарностью снялъ шапку и поцловалъ полу кафтана барина.

Довольно далекое разстояніе, на которомъ я находился отъ обоихъ, заставило ихъ думать, что ихъ тихій разговоръ ускользнулъ отъ моего вниманія. Къ тому же, я не казался имъ опаснымъ, такъ какъ сидлъ, опустивъ голову на руки, и длалъ видъ, что сплю. Но мои уши не пропустили ни слова.

Посл того, какъ кавалеръ удалился, конюхъ, прождавъ напрасно еще нсколько времени, повелъ лошадь на передній дворъ. Я скользнулъ вслдъ за нимъ, чтобъ посмотрть, кто его баринъ, чьи письма онъ продаетъ другому. Съ дворцовой лстницы сошелъ стройный молодой человкъ, съ красивымъ лицомъ, обрамленнымъ свтлыми волосами, онъ сказалъ только одно слово: ‘Ничего?’ — Ничего, баринъ, отвчалъ конюхъ съ досадливымъ видомъ. А красивый всадникъ, подавивъ вздохъ, вскочилъ на лошадь и поскакалъ къ воротамъ.

Этому господину должно было принадлежать письмо, которое было спрятано у меня на груди. Но, какимъ образомъ передать ему его въ руки?

Подумавъ нсколько времени, я слъ недалеко отъ воротъ и до тхъ поръ не вставалъ съ мста, пока не услышалъ стукъ лошадиныхъ копытъ. Я уже много разъ вставалъ напрасно, но на этотъ разъ я увидалъ, что прежній всадникъ, съ усталымъ видомъ, шагомъ возвращался обратно.

Я, недолго думая, подбжалъ къ нему, схватилъ лошадь подъ уздцы и тихо шепнулъ ему:

— Баринъ, у меня есть письмо. Отошлите вашего конюха, который идетъ чрезъ дворъ, чтобъ взять вашу лошадь.

— Куртъ! поищи мой хлыстъ, который я потерялъ у воротъ, сказалъ юнкеръ конюху, который поспшно вышелъ изъ воротъ, тогда какъ я помогъ всаднику сойти съ сдла и сунулъ ему въ руку письмо съ словами:

— Баринъ, не врьте вашему конюху. А если вы хотите имть врнаго слугу, то возьмите меня вмсто него.

Ни слова не говоря, всадникъ поспшно схватилъ мою находку и легкими шагами поспшилъ къ дверямъ, за которыми исчезъ отъ моихъ взглядовъ. Прошло около недли, а я не видалъ ни всадника, ни его конюха.

Однажды я стоялъ у воротъ, глядя на красивые экипажи, прозжавшіе предо мною пестрымъ рядомъ, какъ вдругъ къ воротамъ подъхала легкая карета, запряженная парою горячихъ лошадей, и, къ моему удивленію, въ ней сидли, роскошно одтые, оба господина, желавшіе получать одни и т же письма. Они улыбались и горячо о чемъ-то разговаривали.

Красивый, блокурый баринъ, взглянувъ искоса на меня, приказалъ остановить лошадей и подозвалъ меня къ себ.

— Пойдемъ со мною. Я дамъ теб кое-что для твоей больной матери, сказалъ онъ, бросая на меня особенный взглядъ. Я и забылъ, о чемъ ты меня просилъ.

Я думалъ, что вижу все это во сн, и стоялъ въ нершимости.

— Идемъ же. Часовые не пропустятъ тебя въ замокъ безъ меня, смясь сказалъ онъ.

Въ то время, какъ я пошелъ около экипажа, оба барина весело заговорили между собою на язык, котораго я не понималъ.

Брюнетъ не удостоилъ меня ни однимъ взглядомъ и, прощаясь со своимъ спутникомъ у лстницы, нсколько разъ пожалъ ему руку. Я послдовалъ за блондиномъ, вн себя отъ радости, что наконецъ, увижу прекрасныя комнаты, и что, мн удастся вблизи посмотрть на знатныхъ господъ.

— О! если бы я могъ никогда не возвращаться въ мою конюшню? такъ думалъ я, глядя на шедшаго предо мною рыцаря.

Изящный юнкеръ, одтый въ блый съ голубымъ костюмъ, почтительно открылъ дверь и отступилъ, увидавъ меня.

Рыцарь отстегнулъ шпагу и далъ свой беретъ юнкеру, который поспшно удалился.

— Умешь ли ты молчать, мальчикъ? тихо спросилъ рыцарь, подходя ко мн.

Я молча кивнулъ головою.

— Хорошо. Ты долженъ будешь въ точности исполнять мои приказанія. Кто бы тебя не спрашивалъ, ты не долженъ никому отвчать. Будь вренъ и уменъ, какъ ты мн общалъ. А не то тебя постигнетъ участь конюха, я прикажу наказать тебя кнутомъ.

Я безстрашно глядлъ въ мрачное лицо рыцаря. Онъ сдлалъ нсколько шаговъ взадъ и впередъ по комнат, затмъ снова остановился предо мною.

— Около полуночи, ты пойдешь вмст со мною подъ извстное теб окно. Но прежде ты позаботишься, чтобъ никто не помшалъ моему разговору съ одной дамой и, если кто нибудь будетъ подходить, то ты сейчасъ же долженъ дать мн знать. Но прежде, чмъ ты станешь на свой постъ, ты долженъ обыскать вс уголки двора, чтобъ кто нибудь тамъ не спрятался. Затмъ, чтобъ никто не мшалъ теб приходить во дворецъ во всякое время, ты долженъ будешь надть ливрею моихъ гайдуковъ. А теперь, ступай и жди у дверей, пока лакей не передастъ теб платье.

Онъ повернулся, а я ушелъ.

Теперь ты знаешь, какъ я попалъ во дворецъ, и не будешь смяться, что я держу въ такой чести кафтанъ, въ которомъ я видлъ такъ много… такъ много пережилъ и сдлался такимъ умнымъ, что ты считаешь меня за сумасшедшаго.

Янушъ съ испугомъ поглядлъ на Инко. Ему казалось, что онъ ничмъ не обнаружилъ своихъ мыслей. Неужели Инко ко всему еще сдлался ясновидящимъ и могъ угадывать все?

— О! если бы только мой бдный мальчикъ не былъ испорченъ! Испорченные всегда считаютъ себя умне всхъ другихъ.

Такъ думалъ Янушъ, тяжело вздыхая, тогда какъ Инко продолжалъ:

— Я отправился съ моимъ господиномъ подъ то окно, предварительно, со шпагою въ рукахъ, осмотрвъ вс уголки двора. Была темная, прохладная ночь. Рыцарь стоялъ уже около получаса у стны, когда, наконецъ, послышался стукъ, тихо отворилось окно и затмъ послышался нжный шепотъ.

Окно было высоко, тогда я поспшно подтащилъ къ нему камень и мой господинъ могъ поднести къ губамъ нжную ручку. И долго спустя посл полуночи они, наконецъ, разстались посл тысячи поцлуевъ.

Такимъ образомъ, прошло нсколько мсяцевъ. Много таинственныхъ записочекъ принялъ я и передалъ въ это таинственное окно, которое днемъ всегда было накрыто спущенными занавсками.

Только одинъ разъ видлъ я женщину большой красоты, съ заплаканными глазами, тихо открывавшую окно, и, какъ бы предчувствуя, что это относится ко мн, я подбжалъ къ окну. Чрезъ мгновеніе у меня въ рукахъ было письмо къ моему господину.

Я стоялъ на часахъ въ передней рыцаря и онъ каждый день много разъ проходилъ мимо меня, но, тмъ не мене, прошло дв недли посл послдняго письма, переданнаго мною ему, а онъ не давалъ мн никакого порученія, и даже ни разу не взглянулъ на меня.

Я замтилъ, что онъ казался мрачнымъ и задумчивымъ, каждый разъ, когда уходилъ брюнетъ, часто бывавшій у него и всегда говорившій съ моимъ господиномъ очень дружелюбно, тогда какъ въ глазахъ его сверкала вражда.

Я положительно не могъ объяснить себ ихъ дружбы.

Я научился понимать ихъ языкъ, но они обмнивались только любезными словами. Когда же приходили другіе гости, мой господинъ казался необыкновенно веселымъ.

Однажды онъ позвалъ меня къ себ.

— Возьми это, сказалъ онъ, передавая мн тяжелую шкатулку. Прикажи осдлать мою лошадь, ты также подешь со мною. Но прежде возьми этотъ маленькій свертокъ. Пойми меня хорошенько. Если я не возвращусь вмст съ тобою, тогда передай этотъ, свертокъ извстной теб дам, когда она откроетъ окно. Ходи туда каждый день до тхъ поръ, пока она, наконецъ, замтитъ тебя.

При этихъ словахъ, онъ далъ мн маленькій свертокъ, въ которомъ заключался портретъ молодой дамы.

— Ты передашь ей его, если я не вернусь съ тобою. А шкатулку возьми съ собою на лошадь.

Чрезъ часъ я халъ вмст съ моимъ господиномъ, держа предъ собою тяжелую запертую шкатулку и спрятавъ портретъ красавицы у себя на груди.

Мы хали нсколько часовъ по полямъ и лсамъ, пока, наконецъ, не достигли маленькой лужайки, окруженной деревьями. Тамъ уже ждало насъ пять другихъ рыцарей и докторъ герцога, котораго я часто видлъ во дворц. Я не подозрвалъ, что должно бы произойти. Ты, Янушъ, наврно, не угадалъ. Брюнетъ раскрылъ шкатулку, вынулъ изъ нее два пистолета и въ то время, когда другіе смрили шагами разстояніе и поставили моего барина напротивъ брюнета, я слышалъ, какъ одинъ изъ господъ началъ считать:

— Разъ… два…

Въ эту минуту раздался выстрлъ и мой господинъ упалъ на землю, обливаясь кровью.

Въ то же мгновеніе послышался шепотъ неудовольствія.

— Ты выстрлилъ слишкомъ рано… Это убійство! вскричалъ одинъ молодой рыцарь, принявшій несчастнаго въ свои объятія.

Я, не помня себя, опустился на колни. Испугъ и сожалніе о моемъ барин совершенно лишили меня сознанія.

— Не забудь исполнить свой долгъ, услышалъ я тихій шепотъ изъ блдныхъ устъ умирающаго господина. Тогда, какъ докторъ длалъ вс усилія, чтобъ остановить потокъ крови, лившейся изъ его груди, брюнетъ стоялъ неподвижно, затмъ, бросивъ на умирающаго холодный взглядъ, вскочилъ на коня, далъ ему шпоры и быстро удалился съ своимъ конюхомъ.

Мой господинъ сталъ трупомъ, а я безъ него снова свободнымъ.

Я долго носилъ при себ портретъ, пока, наконецъ, мн удалось возвратить его. Затмъ,— скажи мн теперь, Янушъ, кто изъ двухъ былъ хуже, брюнетъ или прелестная дама?— затмъ, я увидлъ ее весело дущей въ экипаж съ брюнетомъ. Я послалъ ей вслдъ проклятіе и съ той минуты сталъ ненавидть всхъ красивыхъ дамъ.

Это была странная исторія и Янушъ вполн понималъ, что Инко оплакивалъ потерю своего господина, но для старика было неясно, почему онъ послалъ проклятіе вслдъ дам, увидвъ ее весело дущей съ брюнетомъ. Онъ никогда бы не осмлился послать проклятія важнымъ господамъ и въ глубин души удивлялся мужеству Инко, думая въ то же время, что, можетъ быть, ему еще удастся помочь, если колдунья во время начнетъ лчить его.

— Говори дальше, Инко, сказалъ Янушъ.

Разсказъ былъ такъ интересенъ и Инко умлъ такъ хорошо передать его, что старикъ заслушался.

Инко снова заговорилъ.

— Тогда начались приготовленія къ пріему принца… Молодой рыцарь, на рукахъ котораго умеръ мой господинъ, взялъ меня къ себ. Я долженъ былъ мести его комнату, чистить оружіе и вытирать пыль съ его красивыхъ книгъ и картинъ, пока, наконецъ, мой новый господинъ не увидалъ, какъ я разсматривалъ толстую книгу, въ которой была представлена жизнь Іпсуса въ такихъ красивыхъ картинкахъ, что словъ было не нужно, чтобъ понять ихъ.

— Ты, можетъ быть, хочешь быть ученымъ, Инко? добродушно спросилъ меня мой господинъ.

— Да, отвчалъ я. Выучите меня читать, чтобъ я могъ разбирать эти черные крючки.

— Если ты будешь прилежнымъ ученикомъ, я согласенъ. У тебя много времени, чтобъ учиться.

И теперь, Янушъ, я могу также хорошо читать по-нмецки, какъ выучился говорить на этомъ язык. Но я все таки не такъ уменъ, какъ Юдифь, которую я всегда вижу сидящей предъ большими книгами, съ работою на колняхъ.

— Можетъ быть, онъ теперь бредитъ или онъ говоритъ о еврейк, которая отрубила голову Олоферну.

— Юдифь дочь Самуила Баруха, смясь сказалъ Инко. Юдифь — это та двушка, которой ты, старикъ, когда-то помогъ вмст съ Беппи, когда малютку укусили собаки.

— Съ нами Богъ! какое теб дло до еврейской двушки?

— Цыгане и евреи близкіе родственники, горько смясь, сказалъ Инко. И если бы ты не разсказывалъ мн столько дурнаго про евреевъ, я никогда не подумалъ бы о нихъ, но тутъ я долженъ былъ убдиться, солгалъ ты или нтъ. И до сихъ поръ еще никто не снялъ съ тебя моего подозрнія, и я могу указывать на тебя, какъ на обманщика. Евреи врны и своему Богу и своимъ законамъ. Они ненавидятъ и обманываютъ христіанъ, потому что т также поступаютъ съ ними. Ихъ Богъ говоритъ: ‘Око за око, зубъ за зубъ’, но они не такъ глупы, чтобъ убивать христіанскихъ дтей для того, чтобъ ихъ кровью пріобрсти спасеніе своихъ душъ. Они приписываютъ христіанамъ много дурнаго, но они не такъ глупы, чтобъ приписывать имъ людодство. Даже волкъ сначала убиваетъ свою жертву, а потомъ уже стъ ее. Неужели же люди могли бы питаться кровью себ подобныхъ? Понимаешь ли ты это, старикъ, или нтъ?

Удивленіе Януша все увеличивалось.

Нтъ, Инко не сумасшедшій, онъ только сдлался такъ уменъ, что дураки могли считать его за сумасшедшаго.

Янушъ ударилъ себя по лбу.

— Удивительное дло быть глупымъ, прошепталъ онъ. Но, Инко, увряю теб, я теб не лгалъ. Съ тхъ поръ, какъ я началъ понимать, я не слышалъ о евреяхъ ничего другаго и полагалъ, что тебя необходимо удалить отъ этихъ людей, чтобъ ты не принялъ позора на душу.

— Бдняга! съ состраданіемъ сказалъ Инко. Когда ты взялъ меня къ себ, ты взялъ еретика и, чтобъ ты не попалъ на судъ церкви, я отправился вмст съ деревенской молодежью въ церковь, гд меня благословилъ священникъ, это было самое лучшее изъ всей службы, такъ какъ, хотя она и происходила на латышскомъ язык, тмъ не мене, она осталась для меня совершенно непонятной.

Великій подвигъ Христа я понялъ только тогда, когда мой второй господинъ позволилъ мн читать книги по цлымъ часамъ. И тмъ, что я теперь сдлался мене золъ, я обязанъ также ученію моего втораго господина, который, не смотря на свою знатность, былъ человкъ очень справедливый, и научилъ меня ненавидть ложь, какъ корень всхъ пороковъ. Онъ разсказалъ мн о бывшемъ процвтаніи іудейскаго царства, о томъ, какъ Богъ за ихъ преступленіе относительно Его Сына наказалъ евреевъ погибелью Іерусалима и разсяньемъ ихъ, какъ цыганъ, по всему свту… То же самое должно быть написано въ большихъ книгахъ, которыя читаетъ Юдифь, такъ какъ очень часто, когда старикъ, полный ненависти, радуется, если обманулъ какого нибудь христіанина, двушка сердится, или же пристыженно опускаетъ голову, и говоритъ: ‘Мщеніе принадлежитъ мн, говоритъ Господь’.

— И ты никогда не слышалъ ничего хуже хвастовства старика обманами? въ полголоса спросилъ Янушъ.

— Я почти постоянно бродилъ около ихъ дома по вечерамъ и ужъ непремнно наканун всхъ еврейскихъ праздниковъ. Въ теченіе четырехъ лтъ я постоянно подслушивалъ все, что у нихъ говорилось и знаю теперь, что они бдне и несчастне насъ, Янушъ, и что они имютъ причины ненавидть христіанъ, и что нтъ никого несчастне Юдифи, дочери Баруха. Я положилъ вс скопленныя мною деньги на окно ихъ хижины и видлъ, какъ Юдифь раздлила ихъ съ бдняками. Я узналъ во дворц, что принцъ желаетъ изгнать часть евреевъ, такъ какъ въ настоящее время ихъ въ Курляндіи боле того числа, которому дозволено жить здсь. Я не могу приблизиться къ Баруху, такъ какъ онъ считаетъ меня за преслдователя евреевъ, и потому не могъ ничего сдлать, чтобъ утшить его. Но, такъ какъ я подозрвалъ его, что онъ въ своей ненависти способенъ убивать христіанъ, то я особенно тщательно присматривалъ за нимъ, но не замтилъ ничего, что могло бы подтвердить эти подозрнія. А теперь, когда я знаю его исторію, я понимаю, что онъ такъ же мало способенъ на убійство, какъ и остальные его братья, такъ какъ евреи стали трусливы, благодаря рабству, такъ же какъ и ты, и радуются, если могутъ спокойно раздлить кусокъ хлба со своими дтьми, точно такъ же какъ и ты считаешь себя счастливымъ, для свой хлбъ со своими собаками.

— Я не знаю, мой мальчикъ, почему бы мн не быть изъ-за этого счастливымъ, возразилъ Янушъ. И если бы только ты не былъ не такъ… такъ боленъ, то ты также имлъ бы вс поводы быть веселивъ. Если ты хочешь возвратиться обратно къ своему юнкеру, то длай, что теб угодно.

— Нтъ, мн никогда не видать его боле, съ отчаяніемъ сказалъ Инко. Онъ ухалъ вмст съ принцемъ на войну. Когда же я просилъ его взять меня съ собою, онъ съ состраданіемъ отвчалъ, что это невозможно, такъ какъ двое другихъ слугъ уже сопровождаютъ его, а такъ какъ они старше меня, то имютъ больше правъ на это, а третьяго онъ взять съ собою не можетъ. Но все это неправда. Другіе господа смялись надъ нимъ, что онъ слишкомъ много возится съ цыганскимъ мальчикомъ. Я часто слышалъ это. И поэтому онъ не хотлъ взять меня, стыдясь, что въ его блестящей свит будетъ цыганъ. О! все это я горько выстрадалъ.

Инко безсознательно сжалъ кулаки, тогда какъ дв слезы покатились по его блднымъ щекамъ.

Затмъ онъ продолжалъ:

— А между тмъ, Янушъ, мой господинъ былъ такъ же храбръ, какъ благочестивъ и справедливъ. Не смотря на это, у него при двор было больше враговъ, чмъ у другихъ, но я полагаю, что онъ не только поэтому отправился на войну, а также и потому, что въ свит принцессы была одна дама, за поведеніемъ которой онъ постоянно наблюдалъ и заставлялъ наблюдать меня. Она казалась старше его, но я не видалъ еще ни одной женщины, глаза которой смотрли бы такъ ласково, какъ ея глаза. Эта дама была почти всегда одта въ черное, ее всегда можно было видть въ обществ принцессы и она жила въ комнатахъ дочери герцога больше, чмъ въ своихъ собственныхъ, которыя были расположены по той же галлереи, гд я долженъ былъ ходить на часахъ, такъ какъ комнаты моего господина были расположены на противоположномъ конц.

Однажды я долженъ былъ, по приказанію моего господина, запереть юнкера, по прозванію Заячья-Голова, въ его собственной комнат въ то время, какъ черная дама разговаривала въ корридор съ моимъ господиномъ.

Другой разъ я указалъ двумъ придворнымъ дамамъ, спрашивавшимъ, куда отправилась черная дама, сторону противоположную той, въ которую она пошла, за что мой баринъ похвалилъ меня и наградилъ. Юнкеръ съ низкимъ лбомъ и длинными ушами, котораго за это прозвали Заячьей головою, подслушивалъ одинъ разъ у дверей гофмейстерины принцессы въ то время, когда она разговаривала съ княжескимъ шталмейстеромъ. Это раздражило меня и хотя я самъ очень часто подслушивалъ въ еврейскомъ квартал, тмъ не мене, я зналъ, что этотъ юнкеръ подслушиваетъ съ дурнымъ намреніемъ. Тогда я воспользовался правомъ часоваго и, ударивъ плашмя шпагою подслушивающаго, не оставилъ его до тхъ поръ, пока не выгналъ его на лстницу, тогда какъ онъ не осмливался крикнуть.

Мой господинъ смясь похвалилъ меня за это, но онъ не могъ поврить, что чрезъ полчаса изъ комнаты дамы дйствительно вышелъ шталмейстеръ, закутанный въ плащъ, и пошелъ чрезъ дворъ замка въ свое жилище. Но когда я уврилъ его, что это дйствительно былъ шталмейстеръ и разсказалъ, что Заячья голова подслушивалъ разговоръ его съ черной дамой, когда я выгналъ его, мой господинъ нахмурился и печально сказалъ: ‘теб слдовало бы убить его, мой милый, однимъ шпіономъ и измнникомъ при двор было бы меньше’… Но зачмъ разсказываю я теб такія вещи, ты ничего въ этомъ не понимаешь, я и самъ многаго не могу объяснить себ изъ окружающей меня фальши и лжи. Я же, Янушъ, съ тхъ поръ, какъ ухалъ мой господинъ, не хочу возвращаться ко двору. Но что буду я длать у тебя?

— Теперь, когда ты знаешь, что я не лгунъ и не думалъ ничего дурнаго, нершительно отвчалъ Янушъ, мн кажется, ты не имешь никакой причины уходить, а живя у меня, ты можешь длать, что хочешь, и со временемъ будешь дрессировать собакъ.

— Нтъ! съ нетерпніемъ вскричалъ юноша, и яркая краска покрыла его щеки. Я хочу работать, но не такъ, какъ ты, а иначе — головою! Я еще самъ не знаю какъ, но врно только то, что я несчастный человкъ.

Въ голов Януша мелькнула смутная мысль, что Инко не подходитъ къ нему и не хочетъ подходить. Горькая улыбка мелькнула на его губахъ, но онъ не нашелъ словъ, чтобъ выразить тяжелое чувство, охватившее его.

Онъ думалъ только о своемъ одинокомъ конц и ему не пришло въ голову, что около него человческая душа, пробужденная силой знанія, стремится изъ хаотическаго мрака къ свту.

Инко перенесъ сильное потрясеніе. Его природный умъ старался пробить себ дорогу и нуждался только въ благоразумномъ руководител, который сумлъ бы сдлать благородный образъ изъ сырой глины.

Старикъ сидлъ, опустивъ сдую голову на грудь, и не прерывалъ молчанія до тхъ поръ, пока Инко, крпче закутавшись въ свой кафтанъ, не всталъ и не сказалъ:

— Пойдемъ домой. Черныя тучи принесутъ дождь, и, можетъ быть, и снгъ. Пойдемъ, мн холодно.

Когда юноша и старикъ вошли въ хижину, Ванаксъ громко лаялъ на сидвшее у огня существо, которое, казалось, спало, и только тогда, когда вошедшіе нсколько минутъ молча глядли на него, оно медленно подняло голову.

— Великій Боже! вскричалъ Янушъ съ удивленіемъ и, перекрестясь, сдлалъ нсколько шаговъ впередъ, это наша старуха цыганка! она не принесетъ намъ ничего добраго, чортъ возьми! откуда ты пришла?

— Откуда мн придти, какъ не изъ далекаго путешествія, отчего ты удивляешься, видя меня? Разв ты не знаешь, что я должна время отъ времени видть моего мальчика?

Она повернулась къ Инко.

— Э! какъ ты выросъ, продолжала она, и какъ хорошъ!… Но у тебя очень несчастный видъ!.. Разв старикъ дурно держитъ тебя?

Говоря это полунасмшливо, полусострадательно, она обошла вокругъ Инко и не замтила, что Янушъ ворча скользнулъ въ уголъ, чтобъ поправить постель юноши. Не обращая на старика никакого вниманія, она сла на деревянную скамью рядомъ съ Инко, наклонилась къ нему и тихо заговорила:

— Ну, теперь скажи мн, что съ тобой было, бдный мальчикъ?.. Я прошла полсвта, но не могла ее найти. Мн не удалось приготовить теб лучшей участи, мои силы истощены, скоро мои глаза закроются на вки, а я еще не сдлала для тебя ничего, и не могу предложить теб ничего, кром какъ оставайся здсь, или же отправляйся со мною, чтобъ со временемъ сдлаться нашимъ главою.

— Ты съ ума сошла! вскричалъ Янко.

И прежняя дикость сверкнула у него въ глазахъ.

— Лучше умереть, чмъ идти съ тобою, или лучше остаться землепашцемъ.

— Ну, въ такомъ случа, оставайся здсь, рзко отвчала старуха. Я не могу сдлать изъ тебя дворянина, для этого ты слишкомъ невжествененъ, хотя твоя фигура совершенно подходила бы. Если бы я нашла ее, она, можетъ быть, послала бы тебя въ школу учиться, и теб пришлось бы сидть надъ книгами, тогда какъ здсь ты можешь спокойно валяться цлый день.

— Кто сказалъ теб, что я нахожу удовольствіе въ ничегонедланіи. Дай мн возможность учиться и я докажу, что ты ко мн несправедлива.

Старуха вдругъ выпрямилась и устремила испытующій взглядъ на взволнованное лицо юноши.

Когда же послдній, въ короткихъ словахъ, описалъ ей свое пребываніе во дворц, все тамъ пережитое и свои разбитыя надежды, старуха задумчиво опустила голову на грудь и, наконецъ, прошептала про себя:

— Знатная кровь сейчасъ видна. Искусство стремится къ искусству. Чтобъ сдлаться дворяниномъ, теб нужно поступить въ монастырь и, если теб не посчастливится пріобрсти себ славу и честь знаніями, я дамъ теб убжище, гд ты могъ бы безпрепятственно заниматься книгами. Если ты хочешь отправиться со мною, то я отведу тебя къ отцу Ансельму въ монастырь Св. Стефана. Тамъ въ два года они научатъ тебя читать и писать по-латыни и на другихъ языкахъ и выпустятъ тебя въ свтъ схоластикомъ или медикомъ. Согласенъ ли ты?

— Да, согласенъ, Беппи. Я хочу узнать свтъ и источникъ знаній долженъ сдлать меня свободнымъ человкомъ! радостно вскричалъ юноша, покраснвъ и протягивая старух руку.

Въ углу раздался глубокій вздохъ.

— Мое племя остановилось въ Лифляндіи, а я отправилась сюда одна, чтобъ увидться съ тобою еще разъ. Наши палатки стояли въ Дебречинской пустын цлые два года и, во время нашихъ странствованій въ Краков, я часто бывала въ монастыр Св. Стефана, у патера Ансельма, продавая ему четки. Патеръ Ансельмъ благочестивый человкъ, у него множество воспитанниковъ, которые получаютъ отъ патера хорошее воспитаніе. Свтскіе братіи сдлаютъ изъ тебя ученаго, и тогда я спокойно умру, зная, что ты хорошо пристроенъ. Теперь дайте мн уголокъ, гд бы я могла преклонить голову. Длинный путь утомилъ меня, а завтра я должна отправиться дальше, поэтому и ты, мальчикъ, долженъ отдохнуть. Наше племя отправится дале сейчасъ же по окончаніи осенней ярмарки въ Лифляндіи.

Инко указалъ на свою постель.

Старуха поднялась, обошла вокругъ печки, бросивъ искоса взглядъ на Януша.

— Онъ уже спитъ. Тмъ лучше. Завтра онъ обрадуется, что, наконецъ, освободится отъ юноши.

Инко долго сидлъ, опустивъ голову на грудь, когда же ровное дыханіе спящихъ указало ему, что никто за нимъ не смотрить, онъ тихо всталъ, свиснуть Ванакса и, поспшно выйдя изъ хижины, пошелъ по дорог къ городу.

Рано утромъ Янушъ уже принялся за работу и, когда вернулся отъ собакъ въ хижину, то нашелъ Инко сидящимъ за столомъ и крпко спящимъ, положивъ голову на руки, тогда какъ Ванаксъ лежалъ, растянувшись, у его ногъ.

Старикъ часто находилъ его въ такомъ положеніи въ послдніе годы. Его воспитанникъ, вроятно, только что вернулся. Янушъ, зная, что вс вопросы будутъ напрасны, оставлялъ его обыкновенно въ поко. Но на этотъ разъ онъ еще долго стоялъ предъ юношей, глядя на его блыя, похудвшія руки и блестящіе волосы, падавшіе на лобъ.

Затмъ онъ тихонько вышелъ, слъ предъ хижиной и началъ плести изъ ивовыхъ прутьевъ корзинку.

Мало-по-малу собаки, по обыкновенію, собрались вокругъ него и Янушъ, продолжая работать, началъ съ ними обычный разговоръ, ласкалъ маленькихъ, разсказывалъ большимъ, что они, такъ же какъ и Инко, скоро оставятъ его.

— Здравствуй, старикъ, сказала Беппи, появляясь на порог. Ты уже такъ рано за работой, тогда какъ я, точно лнивая медвдица, лежала на солом. Погоди, я немного освжусь и приготовлю вамъ завтракъ.

Она поспшно пошла къ колодцу, вытащила полное ведро воды, развязала платокъ, повязанный на голов, распустила сдые волосы, затмъ, вымыла себ голову и шею, нсколько разъ окатившись водою. Свжій осенній воздухъ и холодная вода покрыли яркой краской блдныя щеки цыганки и она, заплетя мокрыя косы, поспшно свернула ихъ на голов, повязала голову платкамъ и быстрыми шагами подошла къ Янушу, который продолжалъ заниматься своей работой и не взглянулъ на нее, хотя она сла рядомъ съ нимъ.

— Это было мое утреннее умыванье, сказала она. Вода въ колодц свжа, но я предпочитаю снгъ, онъ длаетъ меня нечувствительной къ холоду и втру и подкрпляетъ для далекаго пути. Но, не смотря ни на что, я не могу уже теперь ходить такъ много, какъ прежде. Мое племя хочетъ оставить сверъ. Мы отправимся сегодня же, если теб все равно.

Тутъ цыганка замолчала, но, такъ какъ Янушъ продолжалъ упрямо молчать, то она, погодя немного, прибавила:

— Ты долженъ радоваться, что, наконецъ, отдлаешься отъ моего безполезнаго для тебя воспитанника.

Янушъ работалъ все быстре и, когда Беппи позвала его идти въ домъ, чтобъ позавтракать вмст съ ними, онъ коротко сказалъ:

— Ступай къ нему, я уже позавтракалъ съ моими собаками и теперь не хочу сть.

Когда же старуха переступила черезъ порогъ, Янушъ по прежнему продолжалъ свою работу.

Прошло около часу.

Солнце стало грть довольно сильно, Янушъ, окруженный своими собаками, сидлъ на прежнемъ мст и осматривалъ оконченную корзинку, тогда на порог появилась цыганка, въ сопровожденіи Инко. Съ палкою въ рукахъ, закутанная въ пестрый платокъ, старуха была совершенно готова къ путешествію. Подъ грубымъ суконнымъ кафтаномъ на Инко былъ надтъ костюмъ изъ чернаго бархата, съ широкимъ чернымъ кожаннымъ поясомъ и высокіе сапоги герцогскихъ герольдовъ. Круглая касторовая шляпа, съ широкими полями и птушьимъ перомъ, была надвинута на лобъ и прикрывала глаза, печально опущенные внизъ.

— Ну, старикъ, надо проститься, сказала Беппи рзкимъ голосомъ, въ которомъ, однако, звучало глубокое состраданіе. Вотъ, старый другъ, твое вознагражденіе, которое ты требовалъ за содержаніе юноши. Я охотно даю его теб и вмст съ нимъ мою благодарность.

Съ этими словами она бросила цлую пригоршню блыхъ талеровъ въ стоящую передъ Янушемъ корзинку, тогда какъ Инко подошелъ къ старику и взялего за правую руку.

— Прощай, Янушъ, печально сказалъ онъ. И рука юноши слегка дрожала, когда крестьянинъ молча по жалъ его руку.

— Прощай, другъ мой, можетъ быть, мы снова увидимся. Но, что бы ни случилось, я всегда буду помнить о теб и никогда тебя не забуду. Въ этомъ клянусь теб!

— Это хорошо, мой мальчикъ, сказалъ крестьянинъ. Да сохранитъ и да защититъ тебя Богъ.

Сказавъ это, Янушъ схватилъ ивовыя втви и, казалось, очень спшилъ начать вторую корзинку.

Старуха и юноша медленно пошли по дорог.

Въ эту минуту изъ хижины выскочилъ Ванаксъ бросился къ Инко.

— Назадъ! ступай къ своему господину, огорченнымъ голосомъ сказалъ юноша и остановился, чтобъ бросить послдній взглядъ на Януша.

Крестьянинъ сидлъ, не шевелясь, опустивъ голову на грудь.

— Позови къ себ собаку, Янушъ. Я не могу взять ее съ собою.

Отвта не было.

— Янушъ! другъ мой! скажи одно слово и я возвращусь къ теб вмст съ Ванаксомъ, съ огорченіемъ вскричалъ Инко.

Старикъ съ трудомъ поднялся, оттолкнулъ ногою корзинку съ талерами и, не оглядываясь, вошелъ въ хижину.

— Видишь, мальчикъ, смясь сказала Беппи, онъ радуется, что избавился отъ тебя.

— Молчи. Ты его не знаешь, мрачно сказалъ Инко.

Затмъ, наклонясь къ собак, онъ обнялъ ее за голову и веллъ идти обратно въ домъ.

Ванаксъ печально проползъ нсколько шаговъ назадъ, затмъ совсмъ легъ и, прижавъ уши, слдилъ, какъ путники исчезали за холмами, и напрасно ждалъ, чтобъ свистокъ его молодаго господина позвалъ его обратно.

Тогда онъ, наконецъ, поднялся и, поминутно оборачиваясь, тихо пошелъ домой.

ГЛАВА XI.
Партія въ шахматы.

Герцогъ схватилъ себ на охот ревматизмъ и, вслдствіе этого, принужденный сидть дома, страшно скучалъ и былъ въ очень дурномъ расположеніи духа.

У лейбъ-медика были полныя руки работы и онъ всячески старался обмануть нетерпніе и неудовольствіе своего высокаго паціента разными анекдотами и шутками.

Герцогиня приходила къ своему супругу и задушевными словами старалась утшить его въ его несчастій. Но облако неудовольствія не разсивалось на лбу герцога и нетерпніе свтилось въ его взгляд, хотя онъ самыми ласковыми словами благодарилъ жену за ея участіе. Даже прелестная игра на лютн красавицы фонъ-Галенъ не могла разсять дурное настроеніе герцога.

Когда же сеньоръ Барнотти и сеньора Гризелли явились къ нему, прося позволенія спть передъ нимъ новый дуэтъ, онъ поспшно отправилъ свою пару итальянскихъ соловьевъ, не давъ имъ случая развлечь его трелями и колоратурами. Сильно оскорбленные, ушли пвцы отъ герцога. Горничная сеньоры цлые два дня ходила съ заплаканными глазами и ярко красными щеками, тогда какъ сеньоръ Барнотти потопилъ свое горе въ герцогскомъ вин.

Къ тому же еще и погода была дурная и производила самое удручающіе впечатлніе на состояніе духа больнаго.

Герцъ, сокольничей герцога, сообщившій ему, что новыя англійскія клтки для соколовъ очень хороши, былъ невыразимо счастливъ тмъ, что ему удалось вызвать улыбку на губы герцога.

Однажды утромъ, наскоро покончивъ государственныя дла, герцогъ только что остался одинъ, какъ дежурный камергеръ доложилъ о канцлер Путкаммер.

— Ахъ! другъ мой, вы чертовски долго были въ отсутствіи, улыбаясь сказалъ герцогъ. Мы очень рады видть васъ здсь, намъ ужасно скучно. Но не думаете ли вы, что мы, не смотря на запрещеніе доктора могли бы выхать сегодня же и немного прокатиться?

— Нтъ, ваше высочество, это невозможно при дурномъ состояніи дорогъ и вашемъ здоровьи.

— Въ такомъ случа, придумайте мн какое нибудь другое времяпровожденіе, канцлеръ. Юнкеръ фонъ-Бокумъ играетъ гораздо хуже, чмъ вы сказали, гофмаршалъ фонъ-Левенвальдъ получилъ отпускъ по семейнымъ обстоятельствамъ на цлый мсяцъ, а вы, канцлеръ, какъ на зло, проигрываете, когда играете съ нами. Послушайте, Путкаммеръ, что, если мы сыграемъ на вашего Баярда? Это такой конь, на котораго не постыдился бы ссть самъ рыцарь Баярдъ.

Канцлеръ молчалъ нсколько мгновеній, животное было ему дорого, какъ подарокъ его вестфальскаго друга, Левентруца, но отрицательный отвтъ былъ невозможенъ и могъ имть неисчислимыя послдствія, поэтому онъ сказалъ:

— Если вашему высочеству угодно, то начнемте игру.

— Противъ вашей лошади мы ставимъ пару нашихъ любимыхъ охотничьихъ собакъ, которымъ нтъ равныхъ во всей Курляндіи. Вы видите, канцлеръ, что мы признаемъ ваше самоотверженіе.

— Хорошо, ваше высочество. Начнемте.

Канцлеръ позвонилъ, явились два пажа, которымъ онъ шепнулъ свое приказаніе.

Чрезъ мгновеніе между герцогомъ и Путкаммеромъ стоялъ хорошенькій столикъ съ шахматной доской изъ розоваго дерева, съ искуссно сдланными шахматными фигурами. Пажи закутали ноги герцога потепле, подложили нсколько шелковыхъ подушекъ подъ спину высокаго больнаго и зажгли восковыя свчи на другомъ столик, недалеко отъ подноса съ фруктами, виномъ и печеньемъ.

Затмъ оба пажа удалились и стали у дверей, около которыхъ возилась пара собакъ, не подозрвавшихъ своей судьбы.

Посл двухчасовой игры, въ время которой почти ни одинъ звукъ не прерывалъ комбинацій игроковъ, герцогъ откинулся на спинку кресла и, захлопавъ въ ладоши, весело вскричалъ:

— Да здравствуетъ счастіе!

Дйствительно, Путкаммеръ игралъ очень неловко и разсянно. Ему два раза представлялся случай сохранить свою лошадь и пріобрсти герцогскихъ собакъ, но, по всей вроятности, мысли его были далеки отъ шахматной игры, такъ какъ онъ сдлалъ такой ходъ, котораго не позволилъ бы себ самый слабый игрокъ.

Ходъ этотъ ршилъ, что конь, по прозванію Баярдъ, будетъ принадлежать герцогу.

— Ахъ! мой милый, какое несчастіе! веселымъ тономъ вскричалъ герцогъ. Но теперь я долженъ дать вамъ отыграться.

— Съ удовольствіемъ, ваше высочество. Я былъ бы очень радъ сыграть на четыре охотничьи собаки, дрессированныя вашимъ воспитателемъ собакъ. Т собаки, которыя здсь, очень хороши, но слишкомъ нжны и избалованы, чтобъ охотиться при всякой погод.

— Вы слишкомъ скромны, сказалъ герцогъ, но я исправлю этотъ недостатокъ. Давайте играть на четыре собаки и вмст съ тмъ на ихъ воспитателя, Длиннаго-Петра, такъ какъ онъ доставляетъ намъ лучшія своры. Онъ сдлается вмст съ собаками вашей собственностью. Но берегитесь, канцлеръ, чтобъ не проиграть и на этотъ разъ.

На этотъ разъ канцлеръ употребилъ вс усилія, чтобъ побдить герцога, такъ какъ ему хотлось подарить этихъ собакъ своему другу въ Вестфаліи. Подобный подарокъ съ родины имлъ для рыцаря фонъ-Левентруца громадную цну, къ тому же, вдобавокъ, ему давно хотлось имть курляндца воспитателя собакъ и не было сомннія, что онъ будетъ крайне благодаренъ канцлеру за это доказательство его дружбы и вниманія.

Канцлеръ началъ игру съ крайнимъ вниманіемъ, но къ тайному удовольствію герцога, который совершенно развеселился, видя что вс его старанія долго оставались напрасными. Но минутная разсянность герцога сдлала Путкаммера побдителемъ.

— Ну, теперь ты можешь получить воспитателя вмст съ собаками. И честное слово, я отъ чистаго сердца отдаю теб ихъ. Я сейчасъ прикажу послать за Петромъ и самъ передамъ его новому господину.

На слдующій день Фридрихъ Казиміръ снова сидлъ въ кабинет, окруженный врачами и своими камергерами, ожидая канцлера. Наконецъ, послдній явился и герцогъ принялъ его веселе, чмъ когда либо.

Чрезъ нсколько мгновеній въ комнату вошелъ Длинный-Петръ, въ своемъ короткомъ овчиномъ полушубк, но съ гладко причесанными волосами и чистыми руками.

Страхъ и надежда поперемнно выражались на хитромъ лиц крестьянина. Его узкіе глазки быстро оглядли все собраніе, тогда какъ онъ остановился, низко поклонившись, у самой двери.

— Подойди ближе, ты воспитываешь моихъ собакъ? сказалъ герцогъ.

— Всемилостивйшій отецъ и повелитель, отвчалъ Петръ, опускаясь на колни и цлуя полу герцогскаго платья, я бдный рабъ и отдамъ свою жизнь за моего милостиваго повелителя.

Герцогъ улыбнулся.

— Нтъ ли, кром тебя, другихъ воспитателей собакъ, которые теб помогаютъ и на которыхъ ты могъ бы указать намъ, чтобъ мы ихъ наградили, въ такомъ случа сдлай это.

Петръ мгновенно вскочилъ на ноги.

Дло шло о вознагражденіи и онъ не желалъ длить его ни съ кмъ, поэтому онъ униженно отвтилъ:

— Строжайшій повелитель! я тотъ, который всегда воспитываетъ твоихъ собакъ. Я скоре готовъ былъ бы погибнуть, чмъ оставить хоть одну собаченку не воспитанной.

— Ваше высочество, замтилъ Путкаммеръ, этотъ человкъ не незамнимъ для воспитанія вашихъ собакъ, найдутся другіе, которые сдлаютъ тоже самое.

Но герцогъ, общавшій отдать своего лучшаго воспитателя собакъ, не обратилъ вниманія на замчаніе Путкаммера.

— Ну, такъ слушай. Я подарилъ тебя канцлеру. Съ этой минуты онъ твой господинъ, а ты долженъ сказать твоему помощнику, что съ этого дня онъ занимаетъ твою должность. А самъ съ собаками, на которыхъ укажетъ теб канцлеръ, отправляйся въ путь, но предварительно хорошенько обучи своего помощника.

Герцогъ сдлалъ знакъ рукой.

Но Длинный-Петръ, не воображавшій, чтобъ герцогская доброта могла имть подобный конецъ, въ первое мгновеніе точно окаменлъ, затмъ снова распростерся на полу предъ герцогомъ, униженно поцловалъ полу его платья и жалобнымъ тономъ сказалъ:

— Всемогущій повелитель! я не знаю, какъ благодарить тебя за милости, но я добрый христіанинъ и не хочу одинъ пользоваться такимъ большимъ счастіемъ. Я знаю одного воспитателя собакъ, который, гораздо скоре и лучше воспитываетъ ихъ и который собственно говоря, мой учитель. Я не хочу брать грха на душу и отнимать чужую награду. Человкъ, о которомъ я говорю, Янушъ Кальнингъ. Онъ бездтенъ и, какъ мн кажется, въ его лта ему трудно воспитывать всхъ герцогскихъ собакъ. Я сильне и моложе &egrave,ro и съ удовольствіемъ стану воспитывать собакъ для герцога вмсто старика.

— А! теперь я припоминаю, сказалъ Путкаммеръ, это тотъ самый старикъ, хижина котораго стоитъ на дорог въ городъ и къ которому мы зазжали въ непогоду, когда везли сюда лейбъ-медика курфюрста. Я съ удовольствіемъ возьму старика. У него еще хватитъ силы работать у меня и вмст съ тмъ прохаться въ Вестфалію.

Герцогъ съ удовольствіемъ кивнулъ головою.

Этотъ обмнъ былъ для него пріятенъ. Униженная преданность Петра понравилась ему и онъ приказалъ ему встать.

— Старый воспитатель собакъ, твой другъ?

— Точно такъ, милостивый повелитель и отецъ.

— Въ такомъ случа, иди и передай ему повелніе твоего господина, а самъ можешь получить отъ егермейстра десять талеровъ за твою врную службу..

Послдовало третье паденіе въ ноги.

Затмъ Петръ, изображая изъ себя олицетвореніе глубочайшей униженности и почтительности, выскользнулъ въ дверь и осторожно заперъ ее.

— Слава Богу! прошепталъ онъ, вздохнувъ съ облегченіемъ. Я чуть было не сдлался несчастнйшимъ человкомъ. Боже мой! какъ легко сдлаться несчастнымъ!.. Теперь, слава Богу, я не проигралъ, мн подарили десять талеровъ и я безъ труда получу домъ и поле Януша… Какъ обрадуется Анна, что у насъ будетъ печка съ трубой и крпкій полъ, который устроилъ у себя старикъ…. Ахъ! Боже мой! только кабакъ немного далеко!… Но у меня есть лошадь и я могу спокойно здить туда. Этого только не доставало: быть проиграннымъ, оставить жену и дтей, получить другаго господина и ухать съ нимъ неизвстно куда и, великій Боже! ты чуть было не сдлалъ меня несчастнйшемъ человкомъ!… Но никогда не надо отчаяваться, Ты всегда защищаетъ врныхъ Теб!

Такъ благодарилъ благочестивый человкъ высшее провидніе и съ веселымъ сердцемъ вышелъ изъ дворца.

Не подумавъ ни минуты о томъ, что поступилъ несправедливо съ Янушемъ, онъ весело шелъ по дорог и чрезъ часъ былъ у хижины старика.

На табурет предъ печкой сидлъ человкъ, окруженный собаками.

Когда Длинный-Петръ открылъ дверь, собаки встртили его громкимъ лаемъ, но человкъ, сидвшій предъ печкой, не обращая на нихъ вниманія, сидлъ на своемъ мст и едва повернулъ голову, когда Петръ спросилъ его:

— Гд Янушъ?

— Его нтъ, заспаннымъ голосомъ отвчалъ сидвшій.

— Какъ такъ? Но гд же онъ? Куда онъ могъ уйдти въ такой холодъ и темноту.

— Онъ ушелъ за четыре версты отсюда, въ кабакъ.

— Ты съ ума сошелъ. Что тамъ длать Янушу? онъ никогда не пьетъ, какъ…. какъ другіе.

— Теперь пьетъ, возразилъ крестьянинъ. Но вотъ, кажется, онъ уже идетъ.

— Откуда онъ беретъ деньги? или, можетъ быть, онъ что нибудь закладываетъ? спросилъ Петръ.

— Ну, нтъ, онъ платитъ талерами, смясь отвчалъ новый работникъ Януша.

— Откуда, чортъ возьми, взялъ онъ деньги?

— Я нашелъ деньги передъ хижиной и принесъ ихъ Янушу. Тогда онъ сейчасъ же отправился въ кабакъ и теперь ходитъ туда каждый день.

Петръ, съ недоумніемъ передвинулъ шапку съ праваго уха на лвое.

— Счастливая жизнь!… Должно быть, это еще шведскія деньги. Врно, гд нибудь онъ выкопалъ кладъ. Если онъ теперь еще захочетъ остаться, то я скажу, что онъ колдунъ. Тогда домъ быстро перейдетъ ко мн. У меня будетъ хорошая печка…. А какъ будетъ радоваться Анна!… Да, кром того, можетъ быть, и мы также найдемъ здсь кладъ.

Передвинувъ шапку снова на правое ухо, Петръ подошелъ къ работнику.

— Ну, пріятель, скажи мн…. Я честный человкъ и къ тому же богобоязненный…Ты знаешь мсто, гд онъ началъ рыть?

— Я ничего не знаю. Оставь меня въ поко, съ досадой отвчалъ работникъ.

— Ну, съ тобой я еще раздлаюсь! подумалъ Петръ. Ты будешь моимъ работникомъ, и если не сдлаешься, то я обвиню тебя, какъ помощника колдуна, и васъ обоихъ сожгутъ.

Въ то время, какъ Петръ соображалъ такимъ образомъ, послышались чьи-то шаги. Дверь распахнулась и на порог появился Янушъ съ непокрытой головою.

— Добрый вечеръ!… Какъ ты хорошо сдлалъ, Гертъ, что затопилъ печку для Длиннаго-Петра, моего любимаго гостя! весело вскричалъ Янушъ, слегка качаясь. Что привело тебя сюда, старина?

Съ этими словами Янушъ подошелъ къ Петру, обнялъ его за шею и заставилъ ссть на деревянную скамью передъ столомъ.

— Ну, видишь, пріятель, смясь продолжалъ Янушъ, я сдлался пьяницей, такъ же какъ и ты, такъ какъ не могъ быть ничмъ другимъ. Я хотлъ попробовать еще разъ сдлаться умнымъ, и погляди на меня, не правда ли, я умне, чмъ когда либо?

Янушъ тихо смялся.

— Да, продолжалъ онъ, человкъ печальный долженъ или плакать, или пить…. пить до тхъ поръ, пока не сдлается весело. Плакать я не могу, для этого я недостаточно уменъ. Но пить, пріятель,— это я могу, такъ же хорошо, какъ и ты. Посмотри сюда.

Говоря это, Янушъ вынулъ изъ кармана бутылку, приложилъ ее къ губамъ и сталъ пить большими глотками.

— Ты думаешь, что это мн нравится?… Нтъ, это проклятый напитокъ. Но пьянство занимаетъ время, сонъ посл него крпокъ и продолжителенъ… Къ тому же, что было мн длать съ талерами? Они были цною крови и поэтому каждый день уходятъ къ дьяволу!.. Когда же у меня ничего не останется, я опять возьму цыганскаго мальчика и золото посыпется на меня.

Тутъ Янушъ началъ пть. Но его псня съ самаго начала перешла въ какое-то бормотанье, руки, которыми онъ размахивалъ такъ усердно, безсильно опустились на столъ и на нихъ упала его сдая голова

Онъ лежалъ, не шевелясь. Тихій шепотъ замеръ у него на губахъ и прежде, чмъ Петръ усплъ замтить, Янушъ уже спалъ крпкимъ сномъ, вызваннымъ искусственно, въ которомъ онъ сильно нуждался.

Петръ спокойно опустился на скамейку передъ печкой, вынулъ изъ кармана кусокъ сала и хлба, разрзалъ то и другое на маленькіе куски и въ полулежачемъ положеніи началъ ужинать.

Рабочій поднялся и вышелъ, чтобъ посмотрть за собаками.

Тогда Петръ могъ спокойно предатся своимъ мыслямъ.

— Неужели мн идти обратно сегодня же? Этого только не доставало въ такую погоду. Я останусь здсь, а завтра, когда онъ будетъ въ здравомъ ум, я заставлю его сейчасъ же идти къ его новому господину вмст со мною. Создатель мой! сколько приходится трудиться въ моей жизни! Какъ много долженъ я работать для жены и дтей.

Затмъ Петръ протянулъ руку къ бутылк, стоявшей предъ заснувшимъ Янушемъ и со вздохомъ выпилъ все остальное.

Утромъ, на слдующій день, Янушъ и его гость сидли предъ очагомъ и въ то время, какъ Петръ говорилъ, Янушъ бросалъ въ огонь полно за полномъ, пока, наконецъ, не развелъ яркій огонь, передъ которымъ оба спокойно грлись.

— Видишь ли, пріятель, говорилъ Длинный-Петръ, ты имешь еще то преимущество, что у тебя не только будетъ меньше работы, но ты, вдобавокъ, будешь имть случай уйдти изъ мста, гд ты такъ много… такъ много страдалъ. Если ты будешь хорошо служить, то твой господинъ, конечно, дастъ теб маленькое вознагражденіе. Но если бы этого даже и не было, то ты, какъ крпостной, долженъ исполнять волю герцога.

Тутъ Петръ истощилъ вс свои убжденія, а Янушъ по прежнему молчалъ и бросалъ въ огонь дрова.

Наконецъ, онъ пробормоталъ нсколько непонятныхъ словъ и Петръ поспшно наклонился къ нему, чтобы разобрать отвтъ.

Янушъ говорилъ, какъ бы про себ:

— Не бойся, я исполню волю моего господина, Дорогу въ Митаву я найду самъ и, если канцлеръ дома, то я представлюсь ему… какъ могъ ты думать, что я хочу сопротивляться? все, что ни прикажетъ мн мой господинъ, для меня священно, какъ Божья воля. И если онъ даритъ теб мой домъ и мою должность, то это не огорчаетъ меня, такъ какъ герцогъ иметъ право отнять у меня жизнь, которую онъ мн не далъ, слдовательно, онъ можетъ точно также отнять у меня домъ и службу, которые онъ мн милостиво оставлялъ столько лтъ… Если мои собаки признаютъ тебя своимъ господиномъ — твое счастіе. А если герцогъ даетъ мн новаго господина, то онъ длаетъ это или къ моему счастію, или къ несчастію, но какъ за то, такъ и за другое — я долженъ благодарить его…

Остальнаго Петръ не могъ разобрать и, наконецъ Янушъ замолчалъ.

Такимъ образомъ, Петру удалось легко исполнить свое дло.

Онъ всталъ съ облегченнымъ сердцемъ и, довольнымъ взглядомъ осмотрвъ хижину, сказалъ самымъ ласковымъ голосомъ:

— Если бы ты не былъ моимъ другомъ и благочестивымъ христіаниномъ, то я ни за что не пришелъ бы къ теб изъ Митавы. Но, Боже мой, чего не сдлаешь изъ любви къ другу!.. А теперь, будь здоровъ, пріятель.

Затмъ, вздохнувъ, Петръ медленными шагами оставилъ хижину, на которую уже началъ смотрть, какъ на свою собственность.

Чрезъ нсколько дней посл этого, Янушъ Кальнингъ, держа четырехъ лучшихъ собакъ изъ своей своры, стоялъ уже около двухъ часовъ у главной дворцовой лстницы, ожидая появленія своего новаго господина.

Наконецъ, подъхала карета и у дверей появились двое мужчинъ, закутанные въ плащи.

— А! вотъ и мой выигрышъ!.. смясь сказалъ канцлеръ, и остановился, разглядывая старика и собакъ.

— Посмотрите, какъ вамъ нравится этотъ даръ Фортуны? продолжалъ онъ, обращаясь къ своему спутнику.

При этихъ словахъ, оба сошли съ послдней сту пени, тогда Янушъ поцловалъ край плаща своего господина и униженно ждалъ дальнйшихъ приказаній.

— Ты знаешь дорогу въ Тукумъ, старикъ?

— Нтъ, господинъ, я знаю только Митаву, церковь, Дуббельнъ и кабакъ, но все таки я найду, куда вы прикажете….

— Я не могу его отправить въ путь одного, онъ заблудится вмст съ собаками, а это было бы жаль. Онъ кажется мн честнымъ и я могу взять его съ собою въ свит, когда мы вмст съ герцогомъ отправимся въ Баденъ, а оттуда я самъ отвезу его къ моему другу Эбергарду.

— Есть у тебя жена? спросилъ спутникъ Луткаммера.

— Слава Богу, нтъ, господа.

— Неужели ты не хотлъ ни на комъ жениться, шутя спросилъ канцлеръ.

— Нтъ, господинъ, у меня была невста, но до свадьбы ей понравился другой. Однако она до сихъ поръ еще не вышла замужъ и теперь варитъ всякія лкарства для людей и для скота.

— Тмъ лучше, смясь сказалъ канцлеръ, а не то, мн пришлось бы добывать ее отъ герцога. Теперь уходи, старикъ, сейчасъ герцогиня подетъ на утреннюю прогулку. Ступай на задній дворъ, къ моему форейтору, онъ увезетъ тебя вмст съ двумя новыми лошадьми и собаками въ деревню. Ступай.

Янушъ поспшно поцловалъ край плаща канцлера и удалился, исполняя приказаніе своего господина, тогда какъ послдній, въ сопровожденіи своего спутника, слъ въ карету,запряженную четверкой, и выхалъ со двора замка.

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ГЛАВА I.
Софія Шарлотта при двор Великаго курфюрста.

Около четырехъ миль на западъ отъ Берлина, окруженная лсистыми холмами, помщалась лтняя резиденція курфюрста, называвшаяся Потсдамъ. Въ 1660 году курфюрстъ украсилъ свою лтнюю резиденцію проведеніемъ улицъ, называвшихся: Городская, Зеленая, Церковная и Кладбищенская.

Мало-по-малу прибавлялось количество окружавшихъ замокъ садовъ, были пристроены звринецъ и оранжереи и самый замокъ былъ сильно увеличенъ архитекторомъ Гизе.

Лтомъ Потсдамъ весь тонулъ въ зелени. Но семейство курфюрста очень часто оставалось тамъ до поздней осени и по желанію супруги курфюрста, не любившей столицы, самъ курфюрстъ подолгу жилъ въ Потсдам.

Здсь же мы встрчаемся съ курляндскою принцессою, которая пріхала нсколько дней тому назадъ.

Въ замк царствовало тяжелое настроеніе, которое замтно было на лицахъ придворныхъ дамъ и кавалеровъ и исчезало только тогда, когда супруга курфюрста уходила въ свои комнаты.

Принцесса Доротея была второй супругою Фридриха Вильгельма, на которой онъ женился, когда она была вдовою герцога Брауншвейгъ-Целле и которая была дочерью Филиппа Голштинскаго.

Предшественница Доротеи пользовалась въ народ еще такой доброй памятью, что ея пріемниц надо было употребить много труда, чтобъ пріобрсти любовь своихъ подданныхъ. Доротея имла величественную наружность, но, тмъ не мене, ея красивое лицо имло странное, холодное, надмнное выраженіе, которое отталкивало всякую симпатію. Къ этому прибавлялась еще крайняя холодность и странная нелюдимость, вызванная, можетъ быть, чувствомъ разочарованія, которое мшало всякому сближенію.

Только для курфюрста привтливо сіяли ея темные глаза, только для него въ нихъ выражались любовь и уваженіе.

Правда, было еще двое людей, которые пользовались довріемъ этой принцессы, въ обществ которыхъ чаще всего ее видли, и съ которыми Доротея вела доврчивые разговоры. Это была ея кузина, принцесса Зондербургъ-Голштинская и Курляндская принцесса, Софія-Шарлотта.

Неожиданные смертные случаи въ курфюрстерскомъ семейств, поразившіе его дтей отъ перваго брака, возбудили недостойныя подозрнія противъ Доротеи, и еще боле увеличили ея холодность и неприступность, такъ что она, казалось, была замкнуте и отталкивающе, чмъ когда либо.

Кром другихъ клеветъ, въ народ ходили слухи, что супруга курфюрста очень благочестива и тратитъ свое богатство на монастыри своихъ соотечественниковъ. А когда Доротея пыталась уговорить курфюрста уничтожить завщаніе, сдланное въ пользу курпринца и остальныхъ дтей отъ перваго брака, чтобъ дать одинаковыя права дтямъ отъ втораго брака, тогда началось всеобщее неудовольствіе, не только при двор, но и въ народ, и положеніе несчастной женщины стало такъ непріятно, что она окончательно поселилась въ Потсдам и ея недоврчивый взглядъ видла, почти во всхъ окружающихъ враговъ.

Не смотря на позднюю осень, Доротея ходила взадъ и впередъ по терасс сада вмст съ Курляндской принцессой. Стеклянная крыша надъ ихъ головами, еще тамъ и сямъ была украшена красноватыми листьями.

Доротея была закутана въ черный бархатный плащъ, отдланный дорогимъ мхомъ. Черный капоръ, изъ такой же матеріи, обрамлялъ ея блдное лицо и придавалъ всей фигур что-то мрачное и печальное.

Софія-Шарлотта накинула себ на голову и на плечи шаль и, съ печальнымъ видомъ, ходила рядомъ съ своей пріятельницей.

Ихъ разговоръ, очевидно, былъ непріятный, такъ какъ, посл долгаго молчанія, Доротея положила свою худую, блдную руку на плечо принцессы и сказала:

— Я знаю, принцесса, что ваше сердце, какъ оно ни гордо, тмъ не мене, уметъ прощать оскорбленія, если въ нихъ раскаиваются. Но тотъ позоръ, которымъ покрываетъ мое имя мой собственный народъ, искажая мои поступки, такъ безчестенъ, что я не могу чувствовать ничего, кром презрнія. Конечно, неблагопріятныя обстоятельства даютъ пищу клевет, цлый рядъ несчастныхъ случайностей заставилъ меня войти въ лабиринтъ подозрній и для того, чтобъ выбраться изъ него, мн надобно тысячу разъ доказать мою невинность. Къ счастію, у меня есть сильная поддержка въ моемъ супруг курфюрст. Около этого человка я чувствую себ сильной и недосягаемой для оскорбленій.

— Но, дорогая принцесса, какъ государыня, вы не должны совершенно удаляться отъ своего народа, сказала принцесса. Терпливая осторожность, великодушное прощеніе и ласковое обращеніе должны помочь вамъ снова просвтить ослпленныхъ.

— Вы требуете слишкомъ многаго, Шарлотта. Моя гордость не позволяетъ мн поступать такимъ образомъ. Я не хочу стараться пріобрсти расположеніе, уничтожить которое довольно самаго легкаго толчка. Идемте, я вижу идущаго сюда патера Вольфа, которому я обязана многими веселыми минутами. Къ тому же, онъ очень нуженъ мн для составленія завщанія и онъ же будетъ моимъ заступникомъ предъ императоромъ. У меня остаются еще друзья, дорогая Шарлотта, и, можетъ быть, современемъ вамъ, часто заботящейся обо мн, удастся увидать, какъ я пойду по слдамъ моей предшественницы и какъ ту, которую теперь называютъ Локустой, будутъ называть матерью народа.

Об дамы повернулись, чтобъ идти, какъ вдругъ къ нимъ подошла графиня Цаваки.

— Ваше высочество, сказала она, мн кажется, что я видла курьера курфюрста. Онъ, должно быть, привезъ изъ Берлина важныя извстія и, если я не ошибаюсь, то по дорог детъ сюда принцъ Александръ.

Говоря это, графиня указала на дорогу къ Берлину.

Дйствительно, въ эту самую минуту принцъ Александръ възжалъ въ ворота.

Что такое случилось?

Об принцессы, въ сопровожденіи графини Цаваки поспшили войти во внутреннія комнаты.

Внизу, въ маленькой пріемной зал, въ которой Доротея принимала только избранное общество, состоявшее изъ лицъ, которыя вполн пользовались ея довріемъ, сидла принцесса Зондербургъ тихо разговаривая о чемъ-то съ принцемъ Александромъ.

При появленіи трехъ дамъ, принцъ пошелъ на встрчу къ Дороте и почтительно поцловалъ протянутую ему руку.

Затмъ онъ передалъ ей запечатанный пакетъ, который она поспшно разорвала и медленно отошла въ оконную нишу.

— Что ты привезъ, братъ? тихо спросила принцесса Шарлотта. Очевидно, это что нибудь очень важное, такъ какъ курьеръ изъ Берлина привезъ извстіе о прізд сюда курфюрста и президента Отто фонъ-Шверина. Оба будутъ здсь черезъ часъ, а между тмъ, курфюрстъ только вчера оставилъ Потсдамъ. Очевидно, произошло что нибудь необычайное, и въ письм къ Дороте не можетъ заключаться ничего хорошаго. Я вижу, какъ она поблднла.

— Какъ кажется, во Франціи угрожаютъ реформаторамъ, такъ какъ сегодня курфюрстъ давалъ аудіенцію реформаторскому священнику Гольтье изъ Монпелье. Вроятно, произошло что нибудь серьезное. Физіономія Гольтье была блдна и разстроена. Я же, возлюбленная сестра, пріхалъ сюда для того, чтобъ проститься съ тобою на нсколько времени. Я долженъ исполнить порученіе курфюрста къ епископу въ Мюнстер. Дло идетъ, какъ я полагаю, объ обезпеченіе за тобою мста Герфордской настоятельницы. Об графини Липпе, какъ кажется, имютъ намреніе предупредить тебя и постараться повліять на настоятельницу Елизавету, болзнь которой крайне опасна. Письмо твоего дяди курфюрста должно напомнить Елизавет данное теб слово и заставить ее назвать тебя въ своемъ завщаніи своей пріемницей. Епископъ точно также долженъ будетъ говорить съ нею въ нашу пользу. И, такимъ образомъ, мы надемся, съ помощью Божьей и сильныхъ міра сего, защитить твои права.

Шарлотта съ жаромъ пожала руку любимаго брата и оба, погруженные въ разговоръ, нсколько времени рядомъ ходили по комнат, тогда какъ графиня Цаваки, и принцесса Зондебургская ушли въ сосднюю комнату.

Тогда принцесса Доротея подошла къ брату съ сестрой.

— Мой супругъ, сказала она, желаетъ, чтобъ мы написали собственноручное письмо о назначеніи васъ Герфордской настоятельницей, дорогая Шарлотта. Посл обда мы поспшимъ исполнить желаніе нашего супруга, которое доставляетъ намъ удовольствіе вдвойн тмъ, что мы можемъ оказать услугу вамъ, принцесса.

Затмъ, не ожидая благодарности Шарлотты, Доротея въ сильномъ волненіи поспшно оставила комнату.

— Она получила дурное извстіе, братъ, шепнула принцесса. Боже мой! что такое случилось?

Чрезъ часъ на двор замка поднялся громкій шумъ, лакеи и форейторы сновали взадъ и впередъ.

Чрезъ нсколько мгновеній камергеръ открылъ дверь и вошелъ Фридрихъ Вильгельмъ, великій курфюрстъ Бранденбургскій, въ сопровожденіи Грумбкова и Шверина.

Ростъ этого знаменитйшаго человка своего времени былъ немного выше средняго, но вс его движенія были величественны. Блестящіе глаза, смлый, орлиный носъ и энергичный ротъ указывали въ немъ человка необыкновеннаго характера. Продолжительная подагра не мшала курфюрсту держаться прямо и самоувренно и въ минуту возбужденія онъ могъ переносить сильнйшую физическую усталость. Когда же его глаза сверкали гнвомъ, то ихъ взгляда не могъ выносить самый смлый человкъ изъ его окружающихъ. Его разговоръ былъ быстръ и опредлененъ, такъ же какъ и его поступки.

Въ этотъ день на курфюрст было надто широкое верхнее польское платье, отдланное дорогимъ мхомъ. Мелкіе локоны французскаго парика обрамляли высокій лобъ и падали на плечи, а воротникъ изъ брабантскихъ кружевъ спускался на грудь. Длинный кафтанъ съ брилліантовыми пуговицами былъ вышитъ дорогимъ шитьемъ, а шелковые чулки и башмаки доканчивали костюмъ курфюрста.

Отвтивъ легкимъ наклоненіемъ головы на низкіе поклоны придворныхъ, курфюрстъ поспшно подошелъ къ супруг и, крпко пожавъ ея руку, снова повернулся къ собранію.

— Возлюбленные подданные, сказалъ онъ глубоко взволнованнымъ голосомъ, мы должны сообщить вамъ, что французскій король, 18-го октября, возобновилъ Нантскій эдиктъ, такъ что преслдованія нашихъ единоврцевъ снова возобновились и реформаторовъ преслдуютъ, какъ дикихъ зврей.

Курфюрстъ замолчалъ.

Всеобщій крикъ негодованія былъ ему отвтомъ. Ужасъ и удивленіе мнялись на лицахъ присутствующихъ. Шарлотта съ волненіемъ сжала руку принца Александра и ожидала дальнйшихъ словъ курфюрста.

— Мы считаемъ недостойнымъ себя, продолжалъ Фридрихъ Вильгельмъ, имть что нибудь общее съ королемъ, который попираетъ вс человческія права, фанатическіе священники котораго, вмст съ лицемрной Ментенонъ, принуждаютъ своего короля къ величайшимъ безчеловчностямъ. ‘Будь католикомъ или смерть’ — вотъ лозунгъ преслдователей нашихъ единоврцевъ. Возлюбленные вассалы! вы, служащіе поддержкой нашего государства, къ вамъ обращается вашъ повелитель и надется, что вы вс протянете ему руку, чтобъ оказать поддержку и помощь преслдуемымъ. Мы, не колеблясь, выразимъ наше неодобреніе великому французскому королю и французскій посланникъ, Ребенакъ, передастъ своему повелителю письменное выраженіе нашего неудовольствія.

Курфюрстъ замолчалъ и, сложивъ руки за спиною, началъ поспшно ходить взадъ и впередъ.

Наконецъ, онъ остановился предъ Швериномъ, который мрачно глядлъ себ подъ ноги.

— Мы еще не ршили, что мы сдлаемъ, но мы будемъ имть мужество сдлать нчто, чего не осмливаются сдлать другіе правители изъ страха предъ Людовикомъ. Съ помощью Божьей, мы окажемъ поддержку преслдуемымъ.

Курфюрстъ положилъ руку на плечо Шверина.

— Мы знаемъ, президентъ, что вы устраиваете вашъ деревенскій домъ для убжища бглецовъ. Если понадобится, мы предложимъ для нихъ всю нашу страну. А теперь, мои врные вассалы, мы думаемъ отобдать сегодня въ обществ нашей супруги и прощаемся съ вами до утра. Мы чувствуемъ себя усталыми и нуждаемся въ спокойствіи, боле чмъ когда либо.

Курфюрстъ раскланялся съ собраніемъ, подалъ руку жен и оставилъ вмст съ нею залу.

Однако, къ обду курфюрста былъ приглашенъ австрійскій іезуитъ Вольфъ и, недлю спустя, императорскій коммиссаръ, баронъ фонъ-Фрейтагъ, отправился, въ сопровожденіи патера, въ Вну, чтобъ передать императору письмо курфюрста, въ которомъ послдній давалъ общаніе выставить противъ турокъ восемь тысячъ человкъ, если взамнъ этого императоръ гарантируетъ исполненіе завщанія курфюрста.

Такимъ образомъ, между Людовикомъ XIV и курфюрстомъ отношенія длались натянутыми, а сближеніе курфюрста съ Австріею сдлалось боле яснымъ, что снова приписывали вліянію Доротеи.

Между тмъ принцъ Александръ предпринялъ свое путешествіе въ Вестфалію, курфюрстъ ухалъ въ Берлинъ и потсдамскій дворъ снова погрузился въ наружное спокойствіе. Доротея скрывалась въ своихъ комнатахъ, а принцесса Шарлотта, въ сопровожденіи своей гофмейстерины, неожиданно отправилась въ Берлинъ.

Она молча сидла, закутанная въ плащъ, съ лицомъ, покрытымъ густымъ вуалемъ, рядомъ съ графиней въ саняхъ, которые поспшно катились къ Берлину.

Былъ ясный, ноябрскій день, гайдуки, хавшіе спереди и сзади саней и очищавшіе дорогу, отгоняли любопытныхъ, которые съ удивленіемъ любовались на красивый, блестящій экипажъ. Серебряные бубенчики весело звенли въ ясномъ, зимнемъ воздух, но ихъ звонъ не имлъ въ себ ничего веселаго для сидвшихъ въ саняхъ, которыя, погруженныя въ мрачныя мысли, даже не замчали окружающаго.

Ворота Берлина были уже почти въ виду, какъ вдругъ на дорог появилась толпа народу съ дикими криками.

Поздъ былъ остановленъ.

— Что случилось? съ неудовольствіемъ спросила, посл долгаго ожиданія, принцесса.

Одинъ изъ гайдуковъ въхалъ въ толпу и чрезъ нсколько минутъ возвратился назадъ.

— Ваше свтлость, сказалъ онъ, толпа хочетъ утопить человка, котораго подозрваетъ въ томъ, что онъ, превратившись въ собаку, перекусилъ горло ребенку, отецъ котораго назвалъ его колдуномъ и чернокнижникомъ, этотъ человкъ служитъ у доктора Кункеля.

— Еще новая жертва суеврія, со вздохомъ сказала Шарлотта, и приказала гайдукамъ очистить дорогу.

Сани могли только медленно подвигаться впередъ, а чрезъ нсколько мгновеній были окружены густой толпой и принуждены были совершенно остановиться, такъ что Шарлотта съ своею спутницею очутились какъ разъ около самаго обвиняемаго, насильственный конецъ котораго казался неизбжнымъ.

Съ растрепанными волосами и связанными руками, приговоренный молча ожидалъ своей участи.

— О! какъ это ужасно! вскричала графиня Цаваки. Неужели ничмъ невозможно разогнать эту толпу. Этотъ человкъ погибъ, если не явится помощь.

— Поди и заяви отъ имени курфюрста тяжкое наказаніе тому, кто причинитъ смерть этому человку, сказала Шарлотта, обращаясь къ одному изъ своихъ слугъ. Скажи имъ, что это оскорбленіе закона, иди скоре, надо поторопиться.

Гайдукъ попытался въхать дальше въ толпу, но грубыя руки схватили его лошадь за узду и съ ироническимъ смхомъ удержали коня и всадника.

Вдругъ толпа разступилась и изъ нея вышли два мужчины въ темныхъ платьяхъ, похожихъ на костюмы странствующихъ студентовъ. Младшій изъ нихъ кулаками пробивалъ себ дорогу, тогда какъ старшій слдовалъ за нимъ.

Принцесса мелькомъ увидала человка средняго роста, съ темными, гладко причесанными волосами и такой же бородой. Затмъ раздался металлическій голосъ, ни одно слово котораго не было ею пропущено.

Голосъ звучалъ все сильне, а толпа становилась все тише.

— Друзья мои! Граждане свободнаго германскаго государства! Неужели вы подобны ста голодныхъ волковъ, жаждущихъ крови дикаго звря? Въ дтскомъ безуміи своемъ вы преслдуете человка за то, что онъ будто бы колдунъ и чернокнижникъ! Но какое есть у васъ доказательство этого, кром клеветы, изобртенной человческою злобою? Неужели вы хотите взять на свою совсть человческую душу, осуждать которую вы не имете никакого права? Люди ли вы? Христіане ли вы?— Нтъ, вы трусливые скоты, слушающіе дикіе крики безумцевъ! Братья! Настало время свта! Лютеръ, борецъ за человчество, далъ вамъ примръ, какъ можно создать однимъ словомъ великое дло. Злой человкъ не иметъ никакой власти надъ врующимъ. Неужели вы хотите попрать ногами законы строгаго и справедливаго правителя? Освободите этого человка и лучше отучайте вашихъ женъ и дтей отъ вры въ колдовство, такъ какъ скоро наступитъ время, когда невинныя жертвы суеврія будутъ считаться мучениками.

Говоря послднія слова, ораторъ уже развязалъ руки жертвы.

Толпа стояла въ нершительности, какъ бы очарованная страстной рчью, но еще боле смлостью этого человка, ршившагося вступиться за преслдуемаго.

Развязанная жертва стояла рядомъ съ своимъ освободителемъ, съ другой стороны сталъ спутникъ оратора и, такимъ образомъ охраняемая ими, безпрепятственно вышла изъ толпы. Вслдъ за ними тамъ и сямъ раздавались слова:

— Кто эти люди?.. Что это такое было?

— Одинъ изъ нихъ иностранный ректоръ, который говорилъ въ церкви такую прекрасную проповдь, вмсто нашего больнаго священника! громко крикнулъ кто-то изъ толпы, повидимому, разнощикъ. Благодареніе Богу, что я не запятналъ своихъ рукъ преступнымъ дломъ.

— Кто былъ этотъ человкъ? спросила также принцесса, когда сани могли, наконецъ, прохать. Кто этотъ апостолъ свободы, рчь котораго наполнила меня изумленіемъ? Я уже гд-то видла эти темные, мрачно сверкающіе глаза, но гд и когда?… Этотъ голосъ я уже слышала, но только онъ звучалъ не такъ спокойно. Я дорого бы дала, чтобы еще разъ увидать его.

— Это иностранецъ, случайно попавшій сюда, дорогая принцесса, сказала Елизавета. Но, во всякомъ случа, онъ пасторъ или профессоръ. Можетъ быть, какой нибудь иностранный схоластикъ, взявшій на себя распространеніе ученія Лютера и противникъ процессовъ о колдовств, которыхъ уже много въ Іенскомъ университет… Но, принцесса, мы уже почти възжаемъ въ ворота замка.

Два часа спустя, об дамы стояли предъ великимъ курфюрстомъ, который держалъ въ рук раскрытое письмо.

— Мы имемъ счастіе, принцесса, сообщить вамъ, говорилъ онъ, что наша просьба относительно вашихъ длъ въ Герфорд получила благопріятный пріемъ, какъ у императора, такъ и у епископа. Мы полагаемъ, что навсегда обезпечили вамъ положеніе настоятельницы. Принцъ Александръ возвращается въ будущемъ мсяц, безъ сомннія, съ такимъ же успхомъ отъ настоятельницы, ландграфини Елизаветы.

Принцесса поклонилась въ знакъ благодарности, но на ея лиц далеко не выражалось радостнаго удовольствія. Казалось, ее занимали другія, боле важныя мысли, чмъ удовлетвореніе ея желанія обезпечить себ на будущее время почетное положеніе.

Она подошла ближе къ курфюрсту и сказала:

— Позволите ли вы намъ, дорогой дядя, принять участіе въ трудахъ и заботахъ относительно содержанія французскихъ бглецовъ? Ваша супруга даетъ большую сумму изъ своей шкатулки для пріобртенія убжища для переселенцевъ. Ваши дти точно также даютъ, даже курпринцъ и его супруга не исключаютъ себя. Дозвольте мн, дорогой дядя, чтобъ я и моя врная подруга, графиня Цаваки, также вложили свою лепту въ это дло.

Говоря это, принцесса вынула изъ сумки, висвшей у нея на пояс, шкатулку, которую поставила на столъ.

— Благодаримъ васъ отъ имени бездомныхъ, принцесса, сказалъ курфіорстъ. 9-го ноября мы издали эдиктъ, которымъ предлагаемъ убжище въ нашемъ государств всмъ тмъ, которые были бы изгнаны изъ Франціи за свою религію. Мы устроимся съ остальными монархами, чтобы преслдуемымъ былъ данъ свободный проздъ чрезъ вс государства, и, полагаясь на милость Божью, никогда не будемъ опасаться немилости французскаго короля.

— О! дорогой курфюрстъ! мой многоуважаемый дядя! сказала принцесса, беря за руку курфюрста, тогда какъ глаза ея наполнились слезами. Если бы вы до сихъ поръ еще не пользовались вполн заслуженною славою, то это человколюбивое, вполн справедливое дло заслужило бы вамъ лавровый внокъ. Какъ мелокъ кажется сравнительно съ вами великій Людовикъ, какъ превосходите вы его геройской любовью къ человчеству! Примите мою благодарность изъ глубины души, а также и благодарность тысячи моихъ единоврцевъ.

Говоря это, Шарлотта опустилась предъ курфюрстомъ на колни.

Фридрихъ Вильгельмъ молча поднялъ ее.

— Это слишкомъ много, дитя мое, сказалъ онъ, наконецъ, глубоко взволнованный, цлуя Шарлотту въ лобъ, тогда какъ на глазахъ его сверкнули слезы.

Однако, онъ быстро оправился, только счастливая улыбка осталась у него на губахъ и вся его фигура, казалось, сдлалась выше и онъ продолжалъ своимъ обыкновеннымъ, добродушнымъ тономъ:

— А теперь мы просимъ васъ передать нашъ поклонъ нашей возлюбленной супруг, а также и то, что мы просимъ ее быть здсь при пріем бглецовъ въ сопровожденіи всего потсдамскаго двора. Мы просимъ также васъ, принцесса, и многоуважаемую графиню не оставаться вдали при акт пріема, такъ какъ мы будемъ имть удовольствіе привтствовать въ числ прізжихъ многихъ представителей французской аристократіи и искусствъ, которымъ предоставимъ полную свободу въ нашемъ государств.

Вполн удовлетворенная въ своихъ ожиданіяхъ, полная благодарности и уваженія къ своему дяд, Шарлотта безъ всякихъ приключеній пріхала въ Потсдамъ со своей спутницей.

Куриринцъ посл долгаго отсутствія постилъ Потсдамъ со своей второй супругой.

Принцесса Доротея, вмст со своими дтьми и придворными дамами, находилась въ пріемной зал, гд молодая куриринцесса, столь же умная, какъ и красивая женщина, оживленно и беззаботно разговаривала съ супругою курфюрста.

Курпринцъ, окруженный мужчинами, описывалъ имъ все недавно пережитое, тогда какъ въ другихъ группахъ разсуждали о политик и въ этихъ разговорахъ большое мсто занималъ вопросъ о преслдуемыхъ.

Курляндская принцесса не явилась на блестящій парадный обдъ. Поздка въ Берлинъ утомила ее и она удалилась съ своей гофмейстериной въ свои покои и вмст съ нею припоминала все пережитое въ этотъ день.

Но какъ ни старалась Елизавета разсять черныя тучи, собравшіяся на лбу ея повелительницы, ей это не удалось. Взволнованная и разстроенная, принцесса ходила взадъ и впередъ по комнат, повидимому, все боле и боле погружаясь въ мрачныя мысли. Графиня молча и съ безпокойствомъ глядла на блдное лицо своей принцессы, которая шептала про себя отрывистыя слова.

Наконецъ, она пошла въ спальню и чрезъ нсколько времени вернулась обратно съ маленькой шкатулкой, которую поставила предъ графиней.

— Смотри сюда, Елизавета, сказала она. Здсь лежатъ послднія воспоминанія о великомъ Людовик XIV. Въ то время, когда онъ былъ идеаломъ всей Европы, я также любила и уважала его. Да, я его любила!.. Но теперь я горько раскаяваюсь въ ошибкахъ моего юношескаго сердца… Я любила его даже и тогда, когда онъ сдлался жертвой этой лицемрной женщины, которая, силою своего притворнаго благочестія и необыкновенной способностью вести интриги, можетъ теперь управлять всмъ свтомъ при помощи своего короля. Я никогда бы не поврила, что такой сильный умъ способенъ на такой недостойный, жестокій поступокъ. Онъ, служившій образцомъ для всхъ правителей, любовь котораго къ искусству и просвщенію выставлялась, какъ блестящій примръ, привычки котораго перенимались всми, этотъ великій человкъ, который въ моемъ сердц до сихъ поръ занималъ мсто на высокомъ пьедестал, тотъ изъ-за котораго я одиноко прохожу свой жизненный путь, этотъ человкъ сдлался недостойной игрушкой въ рукахъ хитрой женщины и вполн попалъ въ сти іезуитовъ. Нтъ, Елизавета, не старайся примирить меня съ нимъ, такъ какъ тамъ, гд презрніе замнило мсто любви и уваженія, тамъ нтъ мста для другаго чувства. Неужели я должна быть недостойна моего великаго дяди?… Никогда! Я бы перестала врить, что еще существуютъ на свт благородные люди, если бы курфюрстъ своимъ великимъ дломъ не пробудилъ снова моей погасшей вры въ людей. Благодаря ему, Елизавета, я врю еще, что на земл существуетъ безкорыстное мужество и истинное величіе души, такъ какъ я не знаю ни одного человка, который возбуждалъ бы во мн такое глубокое уваженіе, какъ мой благородный дядя, великій курфюрстъ Бранденбургскій…

Принцесса снова начала быстро ходить взадъ и впередъ по комнат, а графиня не осмливалась прервать молчанія.

Наконецъ, раздраженіе Шарлотты смягчилось и чрезъ нсколько мгновеній она снова подошла къ столу.

Предъ столомъ, сложивъ руки, стояла Елизавета, не спуская глазъ съ своей повелительницы.

— Открой шкатулку, Елизавета, сказала принцесса и возьми изъ нея пачку писемъ. Это письма моей возлюбленной матери. Все же остальное оставь.

Въ то время, какъ графиня открывала шкатулку, принцесса снова начала ходить.

Прежде всего Елизавета вынула изъ шкатулки увядшій букетъ и осторожно положила его на столъ, затмъ она увидала тонко сдланный и украшенный драгоцнными камнями браслетъ, въ который былъ вдланъ медальонъ съ портретомъ Людовика XIV. Прекрасное, улыбающееся лицо молодаго короля было такъ хорошо и врно изображено на слоновой кости, что не было надобности въ надписи, чтобъ сразу узнать портретъ.

Елизавета невольно стала колебаться и долго держала въ рук медальонъ, не будучи въ состояніи отвести отъ него глазъ.

Принцесса все еще ходила взадъ и впередъ, опустивъ голову, и казалось, ничего не замчала.

— Елизавета, сказала она, наконецъ, поправь огонь въ камин. Огонь долженъ уничтожить послднія воспоминанія юношеской глупости и вмст съ ихъ уничтоженіемъ память о нихъ навсегда оставитъ меня. Ты найдешь тамъ еще свертокъ, перевязанный голубой шелковой лентой. Это его письма… Прочь ихъ, вс они лгутъ.

Шарлотта, казалось, не видла умоляющаго взгляда Елизаветы и бросила горящую восковую свчу въ потухающее пламя, которое ярко вспыхнуло.

— Скоре, Елизавета, исполняй свой долгъ, непреклонно сказала Шарлотта.

Въ то же мгновеніе пачка, перевязанная лентой, была уже въ огн. Засохшій букетъ послдовалъ за нею.

Но съ послдней вещью Елизавета колебалась, такъ какъ ея руки дрожали.

— Елизавета, огонь погаснетъ, сказала принцесса.

Графиня опустилась на колни предъ огнемъ.

Портретъ не хотлъ такъ скоро поддаваться уничтоженію и пламя долго скользило по улыбающемуся лицу гордаго короля Но, наконецъ, золото расплавилось, портретъ выпалъ изъ оправы и упалъ въ пепелъ.

Елизавета закрыла лицо руками и горячія слезы потекли изъ подъ блыхъ пальцевъ.

Принцесса же стояла, высоко поднявъ голову и скрестивъ руки. У нея не дрогнула бровь, глядя на уничтоженіе всего ей дорогаго, а когда, чрезъ нсколько мгновеній, все превратилось въ пепелъ, она привлекла къ себ графиню, обняла и поцловала ее.

— Благодарю тебя, Елизавета. Возьми и береги письма моей матери. Я знаю, что въ твоихъ рукахъ они будутъ въ надежномъ мст. Приведи ихъ въ порядокъ. Въ нихъ много мудрости, прочти ихъ, если хочешь знать, какъ умла любить моя мать… Твоя оставила тебя слишкомъ рано, бдное дитя. А теперь, ступай, отдохни. Я не хочу видть сегодня никого, даже и тебя, моя дорогая Елизавета. Спокойной ночи. Я устала… смертельно устала.

Еще долго сидла графиня, погруженная въ мрачныя мысли. Слова принцессы: ‘благодарю тебя, Елизавета’, снова раздались у нея въ сердц. Проливая слезы о гор своей повелительницы, Елизавета припомнила также свое собственное тяжелое горе. Все ея мрачное прошлое снова возставало предъ нею. Она находила горе и разочарованіе Шарлотты въ своихъ собственныхъ горькихъ страданіяхъ, которыя она считала уже подавленными, но которыя чувствовались теперь съ двоякою горечью.

Она думала о своемъ первомъ гор, когда она нашла свою нжно любящую мать неподвижною и блдною. Она лежала, украшенная цвтами. Руки, нжно гладившія ее по щекамъ, были сложены, а крпко стиснутыя губы не давали отвта на ея жалобы.

Наплакавшись вволю, она крпко заснула и похоронное пніе пробудило ее отъ сна. Когда надъ возлюбленной покойницей наложили холмъ земли, у Елизаветы не было боле слезъ и большія опустлыя комнаты, гд только рдко видла она своего серьезнаго, строгаго отца, казались ей большимъ склепомъ, въ которомъ никогда не раздадутся слова радости.

Но однажды, посл двухъ лтъ спокойной, одинокой жизни, когда Елизавет было девять лтъ, отецъ привезъ съ собою красивую, стройную женщину, съ золотистыми, блокурыми волосами, и вмст съ нею цлую толпу прислуги.

Для всхъ другихъ произошла большая перемна, только не для Елизаветы, которая по прежнему жила съ своей старой гувернанткой.

Снова прошелъ годъ и явилось на свтъ маленькое, хорошенькое существо. У Елизаветы явилась подруга игръ, на которую она перенесла всю свою любовь. Она страстно ухаживала за ребенкомъ, ни на минуту не оставляла его, хотя у малютки была цлая толпа прислуги.

Маленькая Валеска вскрикивала отъ радости, когда являлась Елизавета, и горько плакала, когда гувернантка на короткое время разлучала ее съ сестрою.

Гувернантка умерла, когда Елизавет было шестнадцать лтъ, а маленькой Валеск шесть.

Большія имнія отца Елизаветы лежали вдали отъ столицы и родители ни за что не желали разставаться съ дтьми. Мачиха любила Елизавету уже за ту преданность и любовь, которыя она питала къ маленькой Валеск, а разлучать сестеръ нечего было и думать, поэтому отецъ выписалъ учителя изъ Вны, который долженъ былъ научить дочерей богатаго, знатнаго магната всмъ наукамъ, а также и музык, такъ какъ у Валески былъ хорошенькій голосъ.

Отецъ хотлъ взять стараго ученаго, но однажды явился молодой человкъ, съ скромными манерами, умными глазами и еще боле, умными рчами.

Молодой учитель былъ сынъ обднвшаго дворянина, онъ зналъ вс науки, игралъ въ шахматы такъ хорошо, какъ только могъ желать старикъ, плъ псни Вольфрама фонъ-Эшенбаха, точно такъ же, какъ и Ave Maria, и здилъ на охоты съ хозяйкою замка съ большей граціей, чмъ знатнйшіе дворяне.

Маленькая Валеска любила сидть у него на колняхъ и слушать въ сумеркахъ сказки, имвшія глубокій смыслъ, и вс говорившія о Св. Елизавет, которая была патронессой юнаго учителя и его любимой святой, такъ какъ ея имя упоминалось во всхъ его сказкахъ. У Св. Елизаветы были такіе же глаза, какъ у сестры Валески, Св. Елизавета являлась ему во сн и давала ему въ знакъ милости цловать свои руки.

Такъ прошло два года.

Ученицы все боле привязывались къ своему учителю, старый, молчаливый отецъ становился къ юнош все доврчиве, а его жена все боле и боле хвалила юношу.

Только одни уста молчали, когда Валеска кричала отъ радости, бросаясь на встрчу своему учителю…

О! счастливое время молчаливой любви!

Елизавета, погруженная въ эти воспоминанія давно прошедшаго, сидла, закрывъ лицо руками, и глубокій стонъ вырвался у нея изъ груди,

Но дальше! дальше!

Елизавета снова глядла въ зеркало прошлаго и старалась закалить свое сердце для будущихъ дней.

Валеска, маленькая, прелестная Валеска, выдала любовь сестры.

О! ужасный, несчастный день, который былъ основаніемъ всхъ послдующихъ страданій! А между тмъ, этотъ день былъ такъ ясенъ, воздухъ былъ полонъ благоуханія цвтовъ!…

На терасс дворца сидло все графское семейство. Валеска распвала съ жаворонками, когда изъ сада появился учитель съ большимъ букетомъ цвтовъ.

— Отдай его твоей Св. Елизавет, сказала Валеска. Опустись же предъ нею на колни, какъ вчера, во время прогулки въ лсу. А ты, Елизавета, обними его за шею и поцлуй. Онъ такъ добръ. Я вдвойн люблю его за то, что ты его любишь.

Валеска такъ рано и неожиданно произнесла смертный приговоръ надъ только что возродившейся любовью!

Мрачное молчаніе послдовало за ея словами. Духъ захватило у Елизаветы, она сидла, не шевелясь, готовая лишиться чувствъ… Еще теперь сердце, ея билось сильне при воспоминаніи объ этой минут… Какъ долго продолжалась она! Елизавет казалось, что цлую вчность…

Наконецъ, графъ всталъ.

— Отведи дочерей въ ихъ комнату, сказалъ онъ жен своимъ обычнымъ, спокойнымъ голосомъ.

Но, тмъ не мене, этотъ голосъ пронзилъ сердце Елизаветы, какъ обоюдоострый мечъ.

Только что начало разсвтать, когда Елизавета, проведя ночь безъ сна, хотла открыть дверь, но дверь была заперта.

Рано утромъ изъ воротъ замка выхалъ экипажъ. Окна были закрыты занавсками, такъ что не было видно, кто сидлъ въ немъ. Кучеръ графа правилъ лошадьми.

Прошло еще нсколько часовъ, затмъ явилась сильно взволнованная графиня.

— Иди за мной, несчастная, сказала она. Только слпое повиновеніе можетъ тебя снова примирить съ отцемъ. Ты отправишься въ монастырь и пробудешь тамъ до тхъ поръ, пока отцу будетъ угодно взять тебя, чтобъ передать твоему будущему супругу, князю X. Будь благоразумна. Всякое противорчіе безполезно. Отецъ безжалостенъ. Даже слезы Валески, когда она умоляла не разлучать васъ, не въ состояніи были смягчить его.

Елизавета не плакала боле и молча послдовала за мачихою, которая чрезъ нсколько часовъ оставила ее въ пріемной монастыря.

Наступила ночь, безконечная ночь….

Молитвы сестеръ, ея собственныя молитвы не давали Елизавет никакого утшенія. Неизвстность о судьб возлюбленнаго терзала ея сердце.

Монахинямъ позволялось каждый день прогуливаться часъ въ монастырскомъ саду.

Елизавета хворала уже четыре недли и дв сестры поддерживали ее на прогулк.

Он довели ее до скамьи, стоявшей въ тни большаго вяза, а сами ходили, разговаривая, по дорожкамъ сада, думая, что ихъ больная дремлетъ.

Дйствительно, Елизавета постоянно была погружена въ полудремоту. Вдругъ какой-то маленькій предметъ упалъ ей на колни. Это была стрла, на тупомъ конц которой прикрплена была бумажка.

Елизавета быстро спрятала бумажку на груди, а стрлу сунула въ песокъ.

Придя къ себ въ келью, она прочитала слдующее:

‘Возлюбленная! скоро наступитъ для тебя минута освобожденія. Въ томъ счастіи, которое постигло меня теперь, мн не достаетъ только твоего присутствія. Я разбогатлъ, получивъ наслдство отъ бездтнаго родственника. Богатство есть сила, и этой силой мн удастся покорить твоего гордаго, тщеславнаго отца. Завтра, въ этотъ же часъ, жди меня на этомъ мст. Я долженъ видть тебя и говорить съ тобою, хотя бы мн пришлось поплатиться за это жизнью’…

— Да, прошептала Елизавета, онъ поплатился за это жизнью! Мои горячія молитвы не могли отвратить несчастія.

Насталъ назначенный часъ и Елизавета снова сидла на скамь въ саду, только надъ нею на монастырской стн, между втвями вяза, появилось лицо учителя, весело сіявшее отъ удавшейся хитрости. Одтый въ костюмъ рабочаго, онъ, съ молотомъ въ рукахъ, чинилъ монастырскую стну, попорченную мстами. Онъ пробрался въ садъ, щедро заплативъ тому рабочему, котораго замнилъ. Безцльно поколачивая молотомъ то тамъ, то сямъ, онъ началъ тихій разговоръ.

Завтра отецъ долженъ былъ возвратиться изъ путешествія, тогда онъ хотлъ отправиться для переговоровъ и получить отъ него Елизавету, если не добромъ, такъ. силою. Въ послднемъ случа бгство должно было спасти влюбленныхъ.

Затмъ онъ сталъ шептать слова утшенія и любви и даже тогда, когда за Елизаветой пришли уже монахини, онъ, повидимому, продолжалъ работу, чтобъ имть возможность взглядомъ проводить Елизавету.

Въ эту минуту… что это такое было?.. Раздался выстрлъ и съ крикомъ ‘убійца!’ юноша упалъ со стны. Предъ воротами монастыря поднялся шумъ. Ворота были открыты и представился ужасный видъ.

На земл лежалъ смертельно раненый молодой рабочій, тогда какъ около него собралось нсколько любопытныхъ.

Елизавета вырвалась изъ рукъ монахини и первый, кого она увидала, былъ слуга ея отца, съ дымившимся ружьемъ въ рукахъ. Со страшнымъ крикомъ упала Елизавета на колни предъ умирающимъ, прижала его окровавленную голову къ своей груди, покрыла его лицо страстными поцлуями, не обращая вниманія на толпу зрителей, которая все увеличивалась, и на то, что сестры съ ужасомъ бросились отъ нее.

— Елизавета, я люблю тебя!.. Прощай! тихо повторила графиня Цаваки послднія слова своего умирающаго возлюбленнаго. Прощай! прощай!.. Ты никогда не обманывалъ меня и пожертвовалъ для меня жизнью, какъ я пожертвовала бы своею для тебя!.. Я еще живу, но только мыслями о теб, вспоминая о твоей любви!

Посл долгой болзни Елизавета оправилась. Здоровье молодости было сильне страданій.

Прошелъ еще годъ и она должна была постричься. Графиня Цаваки компрометировала свое древнее имя: въ присутствіи благочестивыхъ сестеръ, она совершила страшное преступленіе — держала въ своихъ объятіяхъ молодаго рабочаго. Ея возвращеніе въ общество сдлалось на вки невозможнымъ. Даже назначенный для нея супругъ, князь X., былъ настолько великодушенъ, что забылъ, что нкогда просилъ руки богатой графини. Да, сестры также были настолько великодушны, что дали ей покрывало, подъ которымъ она должна была провести всю жизнь въ раскаяніи въ стнахъ монастыря, искупляя свои грхи.

Но стны монастыря были ненавистны для гршницы, она не находила въ нихъ мста для своей растерзанной души. Она думала слишкомъ по-свтски и находила, что благочестіе сестеръ только наружное, что ихъ молитвы простая привычка, что все ихъ благочестіе и обряды только вншняя церемонія.

Жизнь ея была страшно пуста среди монастыря, который каждый день напоминалъ ей о потерянномъ счастіи, она бжала всхъ и скрывалась въ своей кельи. И тутъ взяли съ нея общаніе постричься.

День постриженія былъ уже близокъ, а между тмъ, ея душа все еще стремилась къ освобожденію изъ ужасныхъ стнъ. Родные уже давно считали ее умершей и съ ихъ стороны нечего было разсчитывать на освобожденіе.

Тогда однажды Курляндская принцесса остановилась въ монастыр. Въ то время Шарлотта была еще въ первой молодости.

Настоятельница пригласила ее присутствовать при постриженіи молодой двушки и при этомъ разсказала ея преступленіе.

— Я хочу видть ее, сказала Шарлотта.

Блдная послушница была приведена къ принцесс.

— Ты хочешь постричься по убжденію? спросила Шарлотта.

— Нтъ, по принужденію, отвчала Елизавета.

— Разскажи мн твою судьбу, дитя мое.

Тогда Елизавета разсказала принцесс свою судьбу, совершенно такъ же, какъ припоминала ее теперь въ сумеркахъ.

— Ты должна хать со мною. Мн нужна подруга при двор, согласна ли ты?

— Да, я буду для тебя всмъ, такъ какъ ты мой ангелъ спаситель, сказала Елизавета, такъ же какъ и тогда, поднимаясь съ кресла, чтобъ пройти въ спальню.

— О! сонъ приноситъ утшеніе, со вздохомъ сказала она. Валеска также спитъ теперь глубокимъ сномъ смерти.

Гордый и холодный отецъ умеръ еще раньше. Елизавета не видала его съ того ужаснаго весенняго дня. Валеска вышла замужъ за курляндскаго дворянина, котораго странный случай привелъ въ ея замокъ въ Польш, затмъ она умерла, оставивъ сына.

Такъ говорилось въ письм, присланномъ Елизавет, когда смерть ея близкихъ сдлала ее богатой наслдницей.

Она узнала объ этомъ, путешествуя съ своей повелительницей, и со времени смерти Валески не слышала ничего о своихъ родныхъ.

Такъ прошли годы.

Елизавета дожила до зрлыхъ лтъ и ея преданность и дружба къ принцесс длались все сильне, такъ какъ эта любовь и дружба были единственною цлью ея жизни.

ГЛАВА II.
Курляндецъ въ Вестфаліи.

Въ долинахъ и на возвышенности Тевтобургскаго лса видны еще слды древнихъ замковъ. Вестфалія есть въ то же время колыбель многихъ курляндскихъ дворянскихъ родовъ и многіе нравы и обычаи, характеризующіе Вестфалію, перенесены въ Курляндію и напоминаютъ переселившимся сюда семействамъ ихъ происхожденіе.

На югозапад, въ шести часовомъ разстояніи отъ Тевтобургскаго лса, въ графств Равенсбургъ, на десять миль восточне Мюнстера стоялъ старинный городъ Герфордъ, обязанный своимъ основаніемъ женскому католическому монастырю. Этотъ монастырь во время реформаціи былъ превращенъ въ княжескій женскій институтъ. Вс окрестности принадлежали заведенію. До 1347 года онъ пользовался совершенной независимостью, а въ 1647 году настоятельница его, Анна фонъ-Лимбургъ, передала его герцогу Вильгельму Юлихскому. Посл того, какъ Герфордъ, въ 1615 году, попалъ въ руки нидерландцевъ, онъ былъ въ томъ же году занятъ бранденбуржцами, которые тоже вскор принуждены были уступить его католической партіи нмецкихъ князей. Въ 1631 году городъ былъ свободнымъ имперскимъ городомъ и, наконецъ, въ 1647 году перешелъ окончательно подъ власть Бранденбурговъ.

Окруженный невысокими холмами, самый городъ Герфордъ лежитъ въ долин. На юговостокъ, не боле, какъ на разстояніи одной мили стоить на рк Верр маленькій городъ Уффельнъ, въ томъ мст, гд отъ Верры отдляется рукавъ, который протекаетъ сверне Герфорда, впадаетъ въ Аа и течетъ вмст съ нею въ Везеръ. Чрезъ самый Герфордъ протекаетъ небольшой ручеекъ, подъ названіемъ Эльза. И такимъ образомъ, раздленный этими двумя рукавами, городъ представляетъ три части: старый городъ, новый городъ и радевикъ.

Въ 1685 году въ Герфорд было около восьми тысячъ жителей и онъ велъ довольно обширную торговлю. Въ старомъ город былъ общій судъ и общая ратуша, но въ каждой части города была особенная церковь, а въ новомъ город свой собственный судъ. Весь городъ состоялъ изъ каменныхъ домовъ, окруженныхъ стнами, съ круглыми башнями и остроконечными крышами, и, кром того, былъ укрпленъ валами и бастіонами, возведенными, по всей вроятности, въ III вк.

Въ новомъ город находилась церковь св. Іоганна. Ея четырехъугольныя колонны съ высокими, остроконечными крышами были видны во всемъ Герфорд. Затмъ, въ старомъ и новомъ город было по церкви и, наконецъ, кром того, существовала католическая церковь для небольшой общины этой вры.

Въ город были дв большія, красивыя улицы. Княжескій институтъ для двицъ, настоятельницей котораго должна была быть непрменно имперская принцесса, помщался въ старомъ город и назывался имперскимъ свободнымъ институтомъ. Институтъ этотъ состоялъ подъ покровительствомъ супруги курфюрста Бранденбургскаго и отъ нея зависло помщеніе въ институтъ особъ на всю жизнь, или на извстное время.

Къ институту принадлежали большія имнія и другой институтъ на гор. Церковь института была старйшая и величайшая во всемъ город, она была построена въ 815 году, а въ 1356 увеличена въ смшанномъ готическомъ и романскомъ вкус аббатиссой Литгарди фонъ-Бикененъ.

На западной сторон института находились дв готическія башни, одна изъ нихъ съ высокой, остроконечной крышей, другая была еще не совсмъ окончена и потому покрыта плоской крышей.

Въ институтской церкви, такъ же какъ и въ другихъ церквахъ города, были боковыя пристройки. Съ сверной стороны было пристроено четырехъ угольное зданіе съ одной башней, называемое капитуломъ, въ которомъ помщались дортуары или спальни, и жилыя комнаты дамъ, жившихъ въ институт. Между ними находилась зала, въ которой происходили всякія собранія во время празднествъ, а также и для молитвы. Къ этой зал примыкалъ садъ института, окруженный высокими стнами, по гладкимъ дорожкамъ котораго прогуливались сестры.

На южной сторон зданія находилась высокая, каменная терасса, къ которой вели широкія, плоскія ступени и съ которой представлялся видъ на весь городъ Герфордъ и ближайшія окрестности. Отсюда видна была также широкая дорога, ведущая изъ Герфорда въ сосдній городъ.

Въ начал этой дороги помщалось старинное зданіе, выстроенное изъ камня, съ плоской крышей. Вокругъ втораго этажа всего дома шла галлерея, поддерживаемая каменными колонами, и образовывала такимъ образомъ навсъ надъ нижнимъ этажемъ. Въ домъ вела большая входная дверь, надъ которою, на каменной доск, была надпись:

Unser Eingang, segne Gott

Wie im Leben, so im Tod.

(Благослови Боже нашъ входъ, какъ въ жизнь, такъ и въ смерть).

Невысокая стна окружала все строеніе и виднвшіяся изъ-за нея втви каприфолій и дикихъ розъ позволяли предполагать, что тутъ помщался принадлежащій къ дому садъ.

Въ этомъ дом жилъ ректоръ прихода церкви Пузинна.

Въ нижнемъ этаж налво помщалась школа, тогда какъ направо былъ рабочій кабинетъ ректора и жилище его помощника. Въ верхнемъ этаж, съ большими окнами, помщались женскія комнаты, а въ задней его части комнаты для прислуги.

Въ начал декабря 1685 года, однажды, когда шелъ сильный снгъ, веселая толпа дтей, выбгала изъ школы, направлялась частью въ городъ, частью въ ближайшія деревни. Съ веселыми криками дти перебрасывались снжными комьями, не смотря на строгіе взгляды стоявшаго въ дверяхъ помощника ректора, такъ какъ завтра, посл завтра и еще нсколько дней должны были быть праздники Рождества, а къ возобновленію ученія онъ, конечно, забудетъ свой гнвъ.

По всей вроятности, также думала молоденькая женщина, глядвшая, улыбаясь, изъ окна втораго этажа на веселыя игры беззаботной юности. Ея прекрасное лицо, съ тонкими чертами, окруженное пепельными, блокурыми волосами, имло серьезное выраженіе, а въ темноголубыхъ, задумчивыхъ глазахъ скрывалось тайное горе.

Она была средняго роста и на ней было надто темное, шерстяное платье, кисейные рукава и такой же воротникъ. Ея талію стягивалъ металлическій поясъ.

— Дти всегда одинаковы, сказала молодая женщина, какъ бы про себя, но обращаясь къ своей сосдк, которая сидла напротивъ нея и не спускала глазъ съ чулка, который поспшно вязала. Посмотри, Лизбета, я почти готова была бы думать, что эта маленькая, блокурая двочка — я сама, такое живое воспоминаніе возбуждаетъ она во мн. Я также когда-то носила такіе же грубые башмаки, также пестро было мое платье, также нжно повязывала мн голову краснымъ платкомъ Маргарита, когда я ходила вмст съ нею въ деревенскую церковь.

— Неужели ты не можешь забыть этого, Эльза? Я никогда не думаю о прошломъ, а ты вчно вспоминаешь старые годы и остатокъ твоей веселости навки исчезаетъ.

Та, которая говорила такимъ образомъ, была еще не старая женщина, со свжимъ лицомъ и умными, черными глазами, но волосы на вискахъ уже посдли и на лбу виднлись глубокія морщины. Она была одта въ черное платье, а руки ея дрожали отъ поспшности или отъ внутренняго волненія.

— Радость и смхъ, Лизбета, удлъ счастливыхъ, но и въ печальныхъ воспоминаніяхъ лежитъ своего рода мучительное наслажденіе, если они соединяются съ воспоминаніями о дорогихъ существахъ. Они единственное счастіе тхъ, которые не родились для наслажденія полнымъ счастіемъ.

Молодая женщина снова взяла работу, давно выпавшую у нея изъ рукъ, и иголка быстро заходила въ ея маленькихъ пальчикахъ, какъ будто она старалась наверстать потерянное время.

— Я думаю, дитя, сказала пожилая женщина почти шепотомъ, что ты имешь достаточныя причины не причислять себя къ числу несчастныхъ. Посл всхъ потерь, у тебя остается врный мужъ, Эльза, мой братъ, который сдлался поддержкою насъ обихъ.

— Но счастливъ ли онъ нашимъ обладаніемъ? со вздохомъ сказала молодая женщина. Какое-то безпокойное чувство заставляетъ его постоянно передвигаться съ мста на мсто. Онъ стремится къ идеи, осуществленіе которой въ наше время невозможно. Его связь съ благородными людьми, также одушевляемыми этой идеей, приноситъ ему только ту пользу, что поддерживаетъ его надежды. Но что могутъ сдлать единичныя личности противъ сильнаго потока? Он могутъ быть только разбиты. Если моему мужу и его единомышленникамъ удастся со временемъ пріобрсти себ приверженцевъ, то противъ нихъ возстанутъ вс іезуиты, для которыхъ полезно народное суевріе, процессы колдуновъ будутъ все увеличиваться и жертвами ихъ будутъ длаться люди, чмъ нибудь возбудившіе ихъ недовріе. Какая страшная опасность угрожаетъ людямъ, которые желаютъ просвтить народъ. Я не могу не трепетать, когда онъ отправляется вырывать изъ рукъ инквизиціи новыя жертвы, я всегда боюсь, что когда нибудь онъ будетъ пораженъ въ неровной борьб, и мы принуждены проводить страшные дни и ночи, когда онъ въ отсутствіи. И ты еще требуешь, чтобы я была весела!… Но весела ли ты сама, Лизбета?

Лизбета печально покачала головою и провела рукою по глазамъ.

— Ты говоришь, сказала она помолчавъ, что твой мужъ не имлъ никакого успха, но разв нтъ людей, которые ему преданы, которые охотно слдуютъ его ученію? Разв нтъ такихъ также, которымъ онъ спасъ жизнь своимъ мужествомъ или своимъ краснорчіемъ?… Разв ты не видишь каждый день предъ глазами его помощника, который преданъ ему, какъ собака, и съ радостью исполняетъ его малйшій знакъ?.. Разв ты не видишь въ немъ спасенную жертву самаго безумнаго суеврія?… Разв онъ недостаточно вознагражденъ за вс усилія друзей человчества?.. А какъ уважаетъ этотъ спасенный тебя, меня и весь нашъ домъ, съ какой радостью онъ исполняетъ всякую работу, если дло идетъ о томъ, чтобы получить твою благодарность. Мн кажется, что за одну твою улыбку онъ готовъ пойти въ огонь и воду.

— О! въ его лиц мы пріобрли врнаго друга и слугу!.. И, не смотря на все это, Лизбета, мн не нравится его взглядъ. Онъ уменъ, ловокъ, ученъ, но онъ слишкомъ, по моему мннію, благочестивъ на словахъ, слишкомъ льстивъ въ своей преданности, тогда какъ поведеніе его недостаточно открыто. Онъ окруженъ какой-то таинственностью. Онъ знаетъ почти всхъ людей въ город. Онъ даже иметъ доступъ въ княжескій институтъ и я недавно видла, какъ высокомрная графиня фонъ Левентруцъ милостиво кланялась ему, а онъ поклонился до земли. Поздно ночью въ его комнат все еще горитъ огонь и я часто вижу его тнь, движущуюся взадъ и впередъ, какъ будто онъ кончаетъ какую нибудь спшную ночную работу. Ты знаешь, что я не могу спать, когда мой мужъ далеко отсюда, я часто подхожу къ окну и гляжу на звздное небо, какъ бы ища въ звздахъ нашей будущей судьбы.

— Я не вижу въ немъ ровно ничего, что пугало бы меня, сказала Лизбета. Онъ почтителенъ и прилеженъ и къ тому же благочестивъ, такъ какъ каждое воскресенье я вижу, что онъ идетъ въ церковь, съ книгою въ рукахъ, и встрчающіеся дружески кланяются ему.

Лизбета вдругъ замолчала, такъ какъ снаружи послышались громкіе крики и шумъ.

— Посмотри на твоихъ воспитанниковъ, Эльза. Ты забыла имъ дать сегодня корму и они напоминаютъ теб о себ.

Эльза поспшно набросила на плечи шаль, тогда какъ Лизбета вышла и скоро возвратилась съ корзинкою, въ которой лежали куски хлба.

Эльза вышла на галлерею въ среднюю дверь.

Множество голубей уже сидло и летало около галлереи и не боясь приближались къ молодой женщин.

Щеки ея покраснли отъ свжаго, зимняго воздуха, она наклонилась чрезъ перила и глядла на покрытую снгомъ улицу, которую золотили утренніе лучи солнца.

На дорог показалась группа всадниковъ, впереди которыхъ халъ одинъ рыцарь. Скоро онъ подъхалъ къ самому дому.

Его обшитый мхомъ долманъ разввался по втру, большая круглая шляпа, украшенная перьями, оставляла въ тни лобъ и глаза.

Дохавъ до дома, онъ удержалъ лошадь и съ любопытствомъ взглянулъ на галлерею, какъ чужестранецъ, желающій осмотрть все окружающее.

Эльза съ удивленіемъ, не шевелясь, глядла на всадника.

Ихъ взгляды встртились.

Незнакомецъ поблднлъ, затмъ онъ медленно снялъ шляпу и почтительно поклонился.

Еще одинъ взглядъ, затмъ онъ пришпорилъ коня, такъ что тотъ сдлалъ большой прыжокъ, и такъ быстро поскакалъ въ городъ, что остальные шесть всадниковъ съ трудомъ слдовали за нимъ.

— Какъ долго ты остаешься на холод, дитя мое? услышала Эльза голосъ Лизбеты, появившейся въ дверяхъ. Идемъ въ комнату, завтракъ уже поданъ… Боже мой, какъ холодны твои руки! Что съ тобою! ты смотришь такъ, какъ будто съ тобою случилось несчастіе. Я правду говорила, ты слишкомъ долго пробыла на холод

Съ этими словами, Лизбета схватила за руки молодую женщину и повела ее въ комнату. Тутъ она сняла съ нея шаль и, такъ какъ Эльза не говорила ни слова, то Лизбета внимательно вглядывалась въ ея лицо и увидала на немъ выраженіе страха и удивленія.

— Да, Лизбета, случилось несчастіе, шепнула наконецъ Эльза. Я видла принца Александра!: Онъ прохалъ мимо самаго нашего дома.

— Теб показалось, дитя мое. Ты, врно, опять думала о прошломъ?

— Нтъ, я не ошиблась, потому что, когда наши взгляды встртились, онъ снялъ шляпу и поклонился мн… Но скажи, Лизбета, какъ ты думаешь, что привело его сюда?

— Лейтгольдъ объяснитъ намъ это, отвчала пожилая женщина, тогда какъ Эльза отрицательно покачала головою.

Въ это время дверь отворилась и въ комнату тихими шагами вошелъ Магнусъ Лейтгольдъ помощникъ ректора.

— Съ вами Богъ и вс святые, уважаемая барышня и барыня. Позвольте мн передать въ ваши руки письмо моего благороднаго господина., съ пожеланіемъ, чтобъ въ немъ заключалось для васъ пріятное извстіе.

— Благодарю тебя, Лейтгольдъ, отвчала Лизбета вжливо, но коротко.

Тогда, какъ Эльза распечатывала письмо, Лейтгольдъ отошелъ на задній планъ.

Лейтгольдъ былъ худой, выше средняго роста, человкъ, лта же его было трудно опредлитъ. Коротко остриженные волосы плотно прилегали къ голов, лобъ его былъ не великъ съ высоко поднятыми бровями, изъ-подъ которыхъ выглядывали свтлосрые глаза. Слегка крючковатый носъ и тонкія губы были бы красивой формы и все лицо было бы не дурно, еслибы не гладко выбритый и чрезъ-чуръ острый подбородокъ, отнимавшій у его физіономіи всякую правильность. Его взглядъ казался холоднымъ и безучастнымъ ко всему земному. Тмъ не мене, часто молнія любопытства, задумчивости или хитрости мелькала въ его глазахъ, когда онъ думалъ, что за нимъ никто не наблюдаетъ.

— Онъ возвращается сюда завтра. Это письмо немного опередило его, сказала Эльза, съ сверкающимъ взглядомъ. Да благословенъ Богъ! съ нимъ не случилось ничего дурнаго.

— Да, да благословенъ Богъ! повторилъ Лейтгольдъ, сложивъ руки. Я достану вамъ зелени изъ-подъ снга, такъ какъ ваши нжныя руки должны, не смотря на зиму, поднести нашему господину внокъ.

— Да, пожалуйста, сдлай это добрый Лейтголдъ, улыбаясь сказала Эльза.

Лизбета уже давно была на двор и сообщала прислуг веселое извстіе о томъ, что посл четырехънедльнаго отсутствія ректоръ возвращается завтра, и снова въ дом будетъ настоящій господинъ

Лизбета только что хотла подняться на лстницу, когда на встрчу ей попался Лейтгольдъ.

— Г. Лейтгольдъ, сказала она, пристально глядя на него, во время вашего короткаго пребыванія здсь я уже замтила, что вы не только отлично извстны въ город, но, какъ кажется, знаете и окрестности лучше даже, чмъ мы. Какимъ образомъ вамъ удалось устроить такъ, чтобъ вы во всякое время могли имть доступъ въ княжескій институтъ, куда не пускаютъ никого, кром людей, принадлежащихъ къ прислуг института, или придворныхъ особъ?

— Это нетрудно объяснить, многоуважаемая барышня, сказалъ Лейтгольдъ, низко кланяясь, вс знаютъ, что ректоръ спасъ мн жизнь, когда я чуть было не сдлался жертвою народной ярости. Всмъ извстно, что я врный слуга секретаря курфюрста Кункеля, что я много видлъ и много пережилъ, что я знаю многое, касающееся тайной магіи. Знатныя дамы любятъ предсказанія и мн, многоуважаемая барышня, приходится длать имъ маленькія пробы моего таланта, конечно, въ тайн, совсмъ въ тайн. Есть пожилыя дамы, которыя, вмст съ молитвой о хлб насущномъ, могли бы не безъ основанія просить ‘не введи насъ во искушеніе’.

Лизбета засмялась.

— Впрочемъ, прибавилъ Лейтгольдъ, будущее можно узнавать по звздамъ, по картамъ, и въ худшемъ случа, даже и по кофейной гущ.

— И все это ты знаешь? сказала Лизбета съ удивленіемъ, однако не безъ примси любопытства. Берегись, мой братъ, ректоръ, не потерпитъ у себя подобныхъ вещей и, если узнаетъ объ этомъ, то твое положеніе въ нашемъ дом сильно ухудшится, а твоя репутація, какъ учителя дтей, также пострадаетъ.

— Вы не презираете меня, многоуважаемая барышня, шепнулъ Лейтгольдъ, поэтому я составлю вамъ со временемъ гороскопъ.

— Это что такое? спросила Лизбета, чувствуя невольное уваженіе къ учености Лейтгольда, который показался ей теперь въ еще боле благопріятномъ свт, чмъ прежде.

— Это опредленіе человческаго характера и его будущаго, составленное по звздамъ, отвчалъ Лейтгольдъ.

— Боже мой! да вдь это чисто дьявольское искусство.

Сказавъ это, Лизбета сдлала шагъ назадъ и закрыла лицо руками. Внутренняя дрожь и холодъ въ корридор заставили ее задрожать всемъ тломъ.

— Въ такомъ случа, ты дйствительно колдунъ и, можетъ быть, можешь по временамъ превращаться во всякое животное?

— Нтъ, я не въ состояніи сдлать этого, но я могу открывать въ людяхъ животныя страсти, какъ напримръ: зависть, злость, хитрость и другіе пороки, такимъ образомъ злой человкъ можетъ проникнуть въ душу благороднаго. Предо мною никто не можетъ представляться, я вижу всякаго насквозь.

— Какой странный человкъ, съ смущенной улыбкой сказала Лизбета, начинавшая подозрвать, что Лейтгольдъ удовлетворитъ ея любопытству, скажи мн только, не ожидали ли въ институтъ прізда какого нибудь Курляндскаго принца и если да, то пріхалъ ли онъ?

— Гмъ! гмъ… я ничего не слышалъ. Но прежде чмъ я пойду завтра вечеромъ ко всенощной, я буду знать, пріхалъ ли Курляндскій принцъ, положитесь въ этомъ на меня, такъ какъ…

Въ эту минуту служанка быстро распахнула дверь и прекратила разговоръ.

Лейтгольдъ, поклонившись, отошелъ, а Лизбета, первый разъ погруженная въ задумчивость, отправилась въ кухню и, къ удивленію кухарки, была очень разсянна.

Утромъ на слдующій день домъ ректора былъ убранъ по праздничному.

На разсвт Лейтгольдъ, въ сопровожденіи двухъ маленькихъ мальчиковъ, отправился за городъ, съ корзиною на плечахъ, и черезъ часъ вернулся обратно, неся полную корзину зелени. Служанки посыпали полъ въ сняхъ блымъ пескомъ и украсили лстницу мохомъ и зеленью. Лейтгольдъ поставилъ имъ маленькія елки предъ дверью, черезъ которую долженъ былъ пройти его господинъ.

Когда, наконецъ, все было приведено въ порядокъ, онъ отправился въ людскую, чтобъ получить изъ рукъ Анны-Софіи свой завтракъ.

Онъ нашелъ экономку уже одтою въ праздничный костюмъ. На ея голов былъ надтъ чепчикъ съ пестрыми лентами.

Но не одна экономка, вся прислуга была въ праздничныхъ костюмахъ и съ нетерпніемъ ожидала прізда хозяина.

Но съ такимъ же нетерпніемъ, какъ и служанки, ходила Лизбета изъ комнаты въ комнату, нсколько разъ поправляя одну и ту же блую скатерть, которая безъ малйшей складочки лежала на стол.

Она поминутно выглядывала въ окно, чтобъ посмотрть, не детъ ли кто нибудь.

А гд же была въ это время Эльза?

Она была необыкновенно хороша въ бломъ, шерстяномъ плать, съ голубыми рукавами и съ золотой сумкой на пояс. На голов у нея былъ надтъ граціозный бархатный шведскій чепчикъ, а блокурыя косы спускались на спинку.

Все это Лизбета сама надла на Эльзу и радовалась, что она, наконецъ, замнила темное платье свтлымъ, праздничнымъ.

Даже сама Лизбета глядлась въ зеркало. Темнокрасный лифъ и темносиняя юбка недурно шли къ ней. Правда, на голов у нея оставался по прежнему черный бархатный чепчикъ, но разв особа ея лтъ могла носить что нибудь другое? Къ тому же, ея мысли часто бывали такъ печальны, какъ прошлое!.. Да, какъ прошлое!

— Кажется, я слышу шаги Эльзы, думала Лизбета. Я боюсь, какъ бы она не угадала моихъ мыслей, потому что она также умна, можетъ быть, даже, умне Лейтгольда…. А! дитя, это ты, я только что о теб думала.

— Лизбета, солнце уже почти заходитъ, а его все еще нтъ. Я не могу отъ нетерпнія оставаться на мст… Что, если съ нимъ случилось какое нибудь несчастіе? Пойдемъ, разскажи мн что нибудь изъ прежнихъ временъ, о твоемъ добромъ отц, Лизбета, я сегодня такъ много думала о немъ и объ Маргарит. Но, не сердись на меня…. хотя я спокойно ходила по всему дому, тмъ не мене, я не могла отдлаться отъ печальныхъ образовъ прошлаго. Появленіе принца безпокоитъ меня. Многія воспоминанія, которыя уже отодвинулись назадъ въ моей душ, снова выдвигаются на первый планъ. Меня охватило сильное желаніе увидать мою благородную покровительницу, Софію-Шарлотту… Итакъ рада была бы ее видть!.. Предъ тобою, Лизбета, я могу выразить это желаніе, ты не найдешь въ немъ ничего дурнаго, ты помнишь, что меня привязываетъ къ ней чувство благодарности…. Но при муж я не могу назвать ея имени… Это огорчаетъ меня, Лизбета. Она вырвала меня изъ униженія и только несчастіе снова разлучило насъ съ нею… что могла она сдлать противъ ужаснаго событія, совершившагося въ Курляндіи въ то время когда она была далеко. Повторяю теб, Лизбета, она была добрымъ ангеломъ моей юности. Сколько прекрасныхъ знаній и благородныхъ мыслей пробудила она въ моей душ!.. казалось, какъ будто она подозрвала, что, если я и не княжескаго рода, то все таки происхожу изъ благороднаго семейства. То, что она начала сять во мн благороднаго и прекраснаго, то окончательно развилъ во мн мой мужъ. Я благодарна ему такъ же какъ и ей, и не могу разлюбить ни котораго изъ нихъ… Но, можетъ быть, ничего бы не было, если бы старая Маргарита не бросила въ меня перэвоначально смянъ любви и истины…

Съ какимъ самоотверженіемъ оберегала она меня отъ всякихъ лишеній. Какъ защищала она меня съ львиной смлостью отъ всякихъ нападеній, которыя были нердки въ окружавшей ее грубой сред.

— Теб не слдовало бы предаваться сегодня воспоминаніямъ о прошломъ, Эльза, съ волненіемъ возразила Лизбета, сажая молодую женщину рядомъ съ собой. Но, если это тебя успокоитъ, то говори о ней, о той, которая тебя такъ любила. Я съ удовольствіемъ выслушаю тебя.

Эльза пожала руку Лизбет и продолжала:

— Время скоре проходитъ въ болтовн. Я знаю много печальныхъ разсказовъ изъ моего дтства, хочешь, я разскажу теб одинъ изъ нихъ и ты узнаешь, почему меня прозвали на родин каменной двственницей?..

Одинъ разъ Маргарита взяла меня далеко отъ нашего мста жительства, мы жили въ имніи герцогини, недалеко отъ замка Дуббельнъ. Тамъ былъ большой лугъ, который нужно было скосить, Множество старыхъ и молодыхъ мужчинъ и женщинъ занимались косьбой.

Я сидла на опушк лса, съ внкомъ изъ хорошенькихъ цвтовъ на колняхъ, вдали отъ косарей. Маргарита нжно пригладила мн волосы, повязала голову краснымъ платкомъ и натянула его на лобъ, чтобъ я не загорла отъ солнца. Затмъ она шепнула мн:

— Милочка моя, сиди спокойно и не вставай съ мста, пока я не позову тебя.

Изъ любви къ Маргарит, я была всегда послушна и на этотъ разъ, по обыкновенію, спокойно осталась сидть на мст.

Уже нсколько времени я слышала въ лсу веселые голоса и съ удовольствіемъ прислушивалась къ смху маленькой двочки, платье которой мелькало въ трав.

Маргарита рдко позволяла, чтобъ я играла съ деревенскими дтьми и я сама, видя ихъ грубыя манеры, съ испугомъ уходила отъ нихъ къ Маргарит и сама не желала играть съ ними.

Тутъ же я съ удивленіемъ смотрла на хорошенькія платья господскихъ дтей. Они необыкновенно понравились мн и мн хотлось поиграть съ ними. Я хотла любить ихъ, если бы они подошли ближе и взяли меня съ собою.

Ихъ было трое и они были отъ меня на разстояніи не боле ста шаговъ.

Два довольно высокихъ мальчика везли тележку, изъ которой поминутно вываливали въ траву свою маленькую сестренку. Она полуплача, полусмясь вставала, стряхивая траву съ своихъ длинныхъ локоновъ и съ хорошенькаго благо платья, съ голубыми лентами, которыя разввались по втру, а затмъ бжала рядомъ съ тележкой.

Тутъ она подошла близко ко мн и вс трое остановились.

— Что ты тутъ длаешь? крикнулъ старшій изъ мальчиковъ. Поди сюда, помоги намъ везти тележку. Мы запряжемъ тебя вмсто лошади.

Между тмъ маленькая двочка уже опустилась около меня на колни и играла съ цвтами, которые я подала ей.

— О! ты была бы для меня хорошенькой подругой! подумала я.

И, съ улыбкой на губахъ, хотла обнять ребенка.

— Ты съ ума сошла! крикнулъ смясь второй мальчикъ. Дурочка! ты не можешь обнимать маленькую баронессу.

— Ну, иди, я тебя запрягу, холодно сказалъ старшій, схватывая меня за руку и таща къ тележк. Ты съ Эбергардомъ будете лошадьми, Белла будетъ подталкивать сзади, а я поду кататься.

— Я не хочу быть лошадью, сказала я, становясь рядомъ съ хорошенькой двочкой.

— Ого! мы заставимъ тебя это сдлать! крикнулъ мальчикъ.

И, прежде чмъ я успла опомниться, онъ ударилъ меня хлыстомъ по спин.

— Сію минуту оставьте ребенка, юнкеръ!.. услышала я задыхающійся голосъ Маргариты, она для васъ не игрушка!

— Теперь я ни за что не оставлю ее, негодную.

— Оставьте ее, юнкеръ, а не то, вамъ будетъ худо! съ гнвомъ крикнула Маргарита.

— Такъ вотъ теб, старая нищая!

И мальчикъ ударилъ Маргариту по лицу.

Въ то же мгновеніе юнкеръ лежалъ на трав, а я была на рукахъ у Маргариты и со слезами обнимала ее за шею, а она, не обращая вниманія на крики мальчиковъ, пошла чрезъ лугъ къ нашей хижин.

Я глядла вслдъ хорошенькой, маленькой двочки, съ которой я бы такъ охотно стала играть, и слезы все сильне текли у меня изъ глазъ.

— Видишь ли, милочка, господскія дти еще хуже нашихъ. Берегись ихъ.

Съ этими словами Маргарита посадила меня на порогъ нашего дома.

— Останься здсь, ты будешь тутъ въ большей безопасности, чмъ если будешь ходить со мною.

Давъ мн кусокъ хлба съ медомъ, Маргарита хотла уйти.

Путь къ лугу былъ далекъ. Маргарита вытирала потъ, покрывавшій ея лобъ и утшала меня, такъ какъ я не хотла оставаться одной и слезы снова полились у меня изъ глазъ. Въ эту минуту появился старшій надсмотрщикъ надъ рабочими, въ сопровожденіи двоихъ людей.

— Иди со мной сейчасъ же къ помщику. Онъ былъ самъ на лугу и приказалъ сейчасъ же отвести васъ къ нему. Проготовляйся. Прежде чмъ солнце зайдетъ, мы должны быть тамъ.

Я видла, какъ Маргарита поблднла, какъ она, дрожа, повязала голову платкомъ и спросила въ полголоса:

— Должна ли я взять съ собою ребенка?

— Какъ хотите. Объ этомъ намъ ничего не сказано.

Тогда Маргарита со вздохомъ взяла меня за руку и мы вмст пошли по той же дорог, по которой только что сейчасъ пришли.

По мр того, какъ мы подвигались, я замтила, что лицо Маргариты становилось все спокойне и она все нжне цловала меня, взявъ меня на руки. У меня же, я не знаю почему, сильно билось сердце.

Наконецъ,мы пришли на помщичій дворъ.

На широкихъ ступеняхъ крыльца сидлъ въ креслахъ управитель герцогскаго замка, такъ какъ въ то время, когда герцогиня не жила въ Дуббельн, ея управляющій занималъ ея мсто и пользовался всевозможными развлеченіями.

Прежде всего мн бросился въ глаза его ледяной взглядъ. Онъ то широко раскрывалъ глаза, то закрывалъ ихъ съ злою улыбкой.

Казалось, онъ только что сошелъ съ лошади, такъ какъ былъ одтъ въ костюмъ для верховой зды, и съ нетерпніемъ вертлъ хлыстомъ, который держалъ въ рукахъ.

Маргарита спокойно подошла къ нему.

— Какъ ты осмлилась поднять руку на юнкера? рзко сказалъ помщикъ, указывая на стоявшихъ за нимъ мальчиковъ.

— Я хотла освободить словами этого ребенка, отвчала Маргарита, указывая на меня, но юнкеръ, не слушаясь, ударилъ меня по лицу…

— Я спрашиваю тебя: осмлилась ли ты поднять на него руку?

— Да, сказала Маргарита, я оттолкнула его отъ ребенка, и толкнула его, чтобъ освободить отъ него двочку.

— Возьмите ее и привяжите на эту скамейку. Вы знаете, что нужно длать.

Я съ ужасомъ оглядлась вокругъ и увидла посреди двора скамейку, около которой стояли двое людей, съ короткими кнутами въ рукахъ. Невыразимый ужасъ охватилъ мое сердце. Я крпко вцпилась руками въ платье Маргариты.

— Меня зовутъ Маргарита Монгеймъ, я внучка строителя этого замка, сказала Маргарита. Я принадлежу къ дворн герцогини, и меня могутъ судить только мои господа. Если я сдлала что нибудь дурное, то простите мн, или же отправьте меня къ моимъ господамъ.

— Твой господинъ я, пока я живу въ этомъ замк. И, получивъ наказаніе, которое послужитъ урокомъ для другихъ, ты можешь отправиться къ своей работ.

— Никогда! Я старуха, пощадите меня для этого ребенка!… Я разскажу вамъ исторію малютки!..

Помщикъ злобно улыбнулся.

— Басни. На этомъ ты меня не поймаешь. Я знаю, какова можетъ быть исторія деревенской двченки. У меня достаточно подобныхъ, у моихъ крпостныхъ… Длайте ваше дло… Теб не избгнуть наказанія.

— Господинъ!.. крикнула Маргарита, и справедливый гнвъ звучалъ въ ея голос, будьте человчны, не наносите мн при малютк этого позора!.. двочка…

По знаку помщика, слуги бросились на Маргариту.

Она вырвалась изъ рукъ одного и съ силою оттолкнула отъ себя другаго.

— А! такъ ты еще сопротивляешься! крикнулъ помщикъ. Она осмлилась поднять на васъ руку, отрубите ей правую руку!

Все это я слышала, какъ во сн. Странное онмніе охватило меня, какъ будто желзное кольцо сжимало мн сердце и лобъ. Я не могла пошевелить ни однимъ членомъ и въ то же время, я невыразимо страдала при мысли, что въ моемъ присутствіи съ Маргаритой такъ ужасно обращались и хотли отрубить дорогую для меня руку….

Эта мысль сводила меня съ ума. Я чувствовала, что я умру вмст съ Маргаритой, если это случится….

— Оставь эти воспоминанія, Эльза, перебила Лизбета. Къ чему сегодня вызываешь ты эту ужасную сцену? Меня приводитъ въ ужасъ эта жестокость и я не въ состояніи слушать дале исторію твоихъ страданій, бдное, дорогое дитя.

— Конецъ хорошъ, Лизбета, со вздохомъ сказала Эльза. Слушай дальше.

— Вроятно, крикъ, которымъ разршилось мое онмніе и съ которымъ я бросилась въ ноги къ помщику, былъ ужасенъ. Я крпко обняла его колни и безъ чувствъ упала къ его ногамъ.

Когда я пришла въ себя, вокругъ меня раздавались громкіе голоса. Я лежала на колняхъ у Маргариты и ея, покрытое слезами, лицо, наклонялось надо мною.. Старый помщикъ исчезъ, только второй юнкеръ стоялъ около Маргариты, съ ярко красными щеками и и сверкающими глазами.

— Ты можешь теперь идти спокойно, старуха, сказалъ онъ. Я уже усплъ смягчить гнвъ отца, а съ братомъ, который первый ударилъ тебя, я также сумю справиться….

— Но ты не знаешь, что спасло Маргариту отъ жестокаго наказанія? дрожащимъ голосомъ спросила Лизбета.

— Маргарита разсказала мн потомъ, что, когда отецъ произнесъ ужасный приговоръ, юнкеръ съ просьбою наклонился къ нему, но другой братъ заставилъ его замолчать. Но, когда я упала безъ чувствъ, онъ наклонился къ старику и шепнулъ ему на ухо нсколько словъ. Глаза старика засверкали, губы задрожали отъ гнва, но, тмъ не мене, онъ крикнулъ: ‘стойте!’ Я не спрашивала боле. Меня охватило отвращеніе къ знатнымъ людямъ. Я вздрагивала при всякомъ шум и при малйшемъ испуг меня охватывало онмніе. Это случается со мною до сихъ поръ. Посл этого мы сейчасъ же ушли съ Маргаритою домой и съ тхъ поръ она водила меня только въ уединенныя мста.

Она въ уединеніи пасла свое маленькое стадо. Тамъ я постоянно и жила около нея, слушая мелодичное пніе лсныхъ птичекъ и по своему разговаривая съ цвтами. Въ тхъ, у которыхъ были блые лепестки, были души знатныхъ дтей, тогда какъ въ темнокрасныхъ лепесткахъ помщались души бдняковъ.

Но, Лизбета, уже наступаютъ сумерки. Ступай скажи, чтобъ во всемъ дом зажигали огни. Ты видишь, какъ скоро идетъ время въ разговорахъ. Мужъ долженъ скоро пріхать.

Лизбета встала при послднихъ словахъ молодой женщины и удалилась. Эльза же осталась, скрестивъ руки на груди и опустивъ голову.

Въ душ ея поднималась боязнь, что она не дождется сегодня мужа, и она съ тихимъ вздохомъ подошла къ окну.

Вдругъ ей послышались шаги.

Да, это была его спокойная, увренная походка.

Дверь отворилась и на порог появилась фигура, закутанная въ широкій плащъ.

— Здравствуй, возлюбленный! вскрикнула молодая женщина, бросаясь на встрчу вошедшему. Какъ поздно ты пришелъ! Какъ долго я жду тебя!

Тогда вошедшій, какъ бы желая избгнуть объятій, протянулъ впередъ руки и молча сдлалъ еще шагъ впередъ.

Въ ту же самую минуту сзади его показалась другая фигура, вошедшая также спокойно и тихо, точно его двойникъ.

Эльза съ удивленіемъ отступила на средину комнаты.

— Здравствуй, сказалъ ректоръ.

Но голосъ его звучалъ странно и рзко.

— Никогда еще по возвращеніи я не находилъ моего дома такимъ мрачнымъ и негостепріимнымъ, какъ сегодня.

Яркій лучъ свта мелькнулъ въ комнат и, какъ бы въ опроверженіе этихъ словъ, въ дверяхъ сосдней комнаты появилась Лизбета, держа въ каждой рук по восковой свч.

Крикъ радости при вид любимаго брата замеръ у нея на губахъ, когда она взглянула на него.

Эльза стояла съ смертельно блднымъ лицомъ, точно въ столбняк, неподвижно посреди комнаты. Ректоръ, въ свою очередь, съ изумленіемъ отступилъ шагъ назадъ при вид человка, вошедшаго передъ нимъ въ домъ. Но онъ быстро оправился и поспшно пошелъ къ нему на встрчу.

— Принцъ Александръ! беззвучно сказалъ онъ, что привело вашу свтлость подъ мою кровлю? Какому несчастному случаю долженъ я приписать ваше появленіе?

— Конечно, случаю. Но не называйте его несчастнымъ. Я нашелъ домъ пустымъ и мною руководилъ только случай, но то дло, которое привело меня къ вамъ, такъ важно, что мое появленіе не нуждается въ оправданіяхъ. Окажите мн на одинъ часъ гостепріимство подъ вашей кровлей и мы простимся навсегда, такъ какъ въ вашемъ взгляд я вижу прежній гнвъ и непримиримую ненависть прежняго несчастнаго времени.

— Не напоминайте мн объ этомъ. Глубокая рана еще не закрылась!! ваше появленіе снова растравляетъ ее… Но садитесь, ваша свтлость. Вы не должны сказать, что съ потерею чести и имени, я сдлался невжливымъ.

Горькая улыбка мелькнула у него на губахъ.

Между тмъ, измученная Эльза опиралась на руку Лизбеты. Возвратившійся мужъ не бросилъ на нее ни одного взгляда. Когда же она тихо взяла его за руку, то ледяной холодъ этой руки испугалъ ее.

— Позвольте мн сначала оправиться, сказалъ принцъ. Въ моей душ сталкивается столько чувствъ.

Ректоръ сталъ молча ходить взадъ и впередъ по комнат.

Наконецъ, онъ спросилъ съ особеннымъ удареніемъ на каждомъ слов:

— Я полагаю, ваша свтлость, что вы прикажете женщинамъ оставить комнату, прежде чмъ мы начнемъ нашъ разговоръ?

— Мое порученіе касается васъ и вашей супруги, г. ректоръ, твердо отвчалъ принцъ Александръ.

— Хорошо, Лизбета, дорогая сестра, оставь насъ.

Лизбета низко поклонилась и нершительно оставила комнату, нсколько разъ обернувшись назадъ.

— Я буду кратокъ. Мой путь ведетъ меня завтра рано далеко отсюда. Я пріхалъ въ Герфордъ не подозрвая, что вы здсь. Я привезъ вамъ послдній поклонъ моего умирающаго отца…

Ректоръ поднялся.

— Не перебивайте меня. Ваши возраженія, г. ректоръ, я выслушаю потомъ. Вамъ будетъ достаточно, если я скажу вамъ, что мой отецъ въ послднюю минуту думалъ о васъ съ любовью и, я принужденъ сказать, съ раскаяніемъ. ‘Найдите тхъ, сказалъ онъ, которымъ я въ минуту заблужденія причинилъ столько горя и которые, по моей вол, сдлались изгнанниками изъ своей родины’. Вы слышите, мой благородный отецъ призналъ себя виновнымъ… ‘Передайте имъ мой послдній поклонъ и скажите имъ, что они могутъ вернуться обратно на родину и получить ихъ имнье Руцау, имя котораго они должны носить въ воспоминаніе обо мн’.

Глубокое молчаніе послдовало за этими словами.

— Вы позволите мн, ваша свтлость, дать отвтъ также и отъ имени моей супруги, прервалъ, наконецъ, ректоръ молчаніе.

Его голосъ звучалъ рзко и холодно. Онъ выпрямился и приблизился къ принцу.

— Мы съ благодарностью отклоняемъ это великодушное предложеніе герцога. Нога наша никогда не будетъ тамъ, гд мы потеряли все, что у насъ было дорогаго. Та страна, съ которой мы простились, потерявъ честь и имя, боле не наша родина. Т мста, гд человкъ родится, называются его родиной, но почва нашей иметъ ужасныя пятна, которыя наполняютъ ужасомъ наши сердца… Я живу здсь подъ чужимъ именемъ и честно исполняю свой долгъ. Прошлое, конечно, миновало, но оно начертано въ нашихъ сердцахъ огненными буквами. Вс связи, соединявшія меня съ моей родиной, разорваны, вмст со смертью моего отца погибло и его имя.

Эльза закрыла руками покрытое слезами лицо.

— Я такъ и зналъ! прошепталъ принцъ. Вы даете мн такой же отвтъ? прибавилъ онъ, обращаясь къ Эльз.

И взглядъ его съ глубокимъ сожалніемъ остановился на ея наклоненной голов.

— Воля моего мужа также и моя, прошептала Эльза.

— Въ такомъ случа, мн не остается ничего боле, какъ проститься и пожелать вамъ всего хорошаго. Наши дороги никогда боле не встртятся. Я со спокойнымъ, радостнымъ сердцемъ вступлю теперь въ борьбу, такъ какъ я имлъ счастіе исполнить послднюю волю умирающаго отца… Прощайте.

Принцъ невольно протянулъ руку, но она медленно снова опустилась, не встртивъ пожатія.

Ректоръ стоялъ, отвернувшись и опустивъ глаза.

Только Эльза тихо прошептала:

— Прощайте. Да благословитъ васъ Богъ!

ГЛАВА III.
Усердный слуга.

Рождество давно уже прошло.

Внизу, въ школьной комнат стоялъ Магнусъ Лейтгольдъ, вооруженный палкою, которой онъ указывалъ на черную доску, на которой были написаны громадныя буквы.

Ко всеобщему удивленію, строгій Лейтгольдъ въ этотъ день не замчалъ, что на его вопросы давали неврные отвты. Худой, блдный помощникъ ректора казался еще желте, чмъ обыкновенно, морщины на его лбу выдвигались рзче, а обыкновенно спокойный, равнодушный взглядъ разсянно бродилъ съ предмета на предметъ.

— Ступайте, сказалъ онъ, наконецъ. Урокъ конченъ, только уходите тихо.

Съ этими словами, Лейтгольдъ пошелъ къ дверямъ, а вслдъ за нимъ тснилась удивленная толпа ребятишекъ.

Когда вс дти вышли, Лейтгольдъ тщательно заперъ дверь и затмъ медленно направился къ дверямъ, такъ называемой комнаты ректора и нершительно взялся за ручку.

Внутри комнаты ничто не шевелилось, но наверху лстницы появилась Лизбета и махнула Лейтгольду рукою.

— Зайди ко мн на минуту, Лейтгольдъ, сказала она ему. Прислуга въ людской, а супруга ректора, наконецъ, заснула посл многихъ безсонныхъ ночей. Поэтому ходи тише.

Лейтгольдъ пошелъ на цыпочкахъ.

— Я иду, барышня, радостно прошепталъ онъ. Клянусь моей душой! я уже давно хотлъ видться съ вами, но это было почти невозможно устроить.

Съ этими словами, Лейтгольдъ поднялся по лстниц и Лизбета молча отворила для него дверь въ гостиную.

— Что такое я хотла сказать, Лейтгольдъ?.. нершительно начала она, когда оба услись.

И въ ея голос слышенъ былъ страхъ и въ то же время надежда.

— Да… Знаете вы, что происходитъ у насъ въ дом? Меня давитъ точно тяжелый камень, и ректоръ какъ будто придавленъ невидимою ношею.

— Да, печально сказалъ Лейтгольдъ, съ того вечера какой-то злой духъ остался въ нашемъ дом, вмсто ухавшаго гостя. Ректоръ очень рдко зоветъ меня къ себ и уже съ давнихъ поръ не обращался ко мн ни съ какимъ вопросомъ, ни съ какимъ порученіемъ, школу онъ предоставилъ одному мн, но мои мысли далеки отъ нея.

— Скажи мн, добрый Лейтгольдъ, еще тише шепнула Лизбета, зачмъ собственно прізжалъ къ намъ Курляндскій принцъ? Подслушивать не мое занятіе, такъ какъ братъ считаетъ это порокомъ, но небольшое любопытство онъ не можетъ осудить, въ особенности, если это любопытство вызывается участіемъ, поэтому ты можешь мн сказать, зачмъ прізжалъ Курляндскій принцъ?

— Большимъ несчастіемъ было то, что я захотлъ узнать это какъ можно скоре. Въ то время, какъ я наводилъ справки въ институт, Курляндскій принцъ былъ въ замк Левентруцъ и, возвращаясь въ Герфордъ, захалъ по дорог въ нашъ, домъ, тогда какъ его единственный спутникъ, шталмейстеръ, ожидалъ его предъ домомъ верхомъ на лошади. О! если бы я тогда видлъ это!… но я думалъ, когда стало смеркатся, что ректоръ уже не прідетъ, и испугъ мой былъ не малый, когда я увидалъ у нашихъ воротъ всадника, державшаго подъ узцы другую лошадь. Я тихонько скользнулъ по лстниц и увидалъ, какъ вошелъ въ комнату одинъ человкъ, тогда какъ другой еще стоялъ въ дверяхъ. Но супруга ректора обратилась къ пришедшему съ нжными словами, на которыя онъ, вроятно, отвтилъ бы точно такъ же, если бы не подошелъ супругъ…

— Молчи, Лейтгольдъ! вскричала Лизбета, возвышая голосъ. Какъ осмливаешься ты сять плевелы среди пшеницы?.. Неужели ты ршаешься подозрвать жену твоего благодтеля?

— Такое подозрніе далеко отъ меня, барышня, возразилъ Лейтгольдъ, бросая на нее мрачный взглядъ. Но я ненавижу этого принца, точно такъ же какъ… какъ ненавидитъ его мой господинъ. Онъ принесъ несчастіе въ этотъ домъ. Я больше не вижу моей прекрасной госпожи, она также мало нуждается въ Лейтгольд, какъ и самъ ректоръ. Клянусь Богомъ! Я имлъ бы право уничтожить принца, такъ какъ онъ отнялъ у моего бднаго господина то, что для него дороже на свт.

Лизбета съ ужасомъ отскочила.

— Лейтгольдъ! ты не въ своемъ ум?.. Какъ осмливаешься ты говорить такія безсовстныя сплетни?

— Неужели вы думаете, барышня, что я спокойно сплю въ то время, когда мой господинъ не спитъ цлыя ночи, и у меня въ комнат отдаются его шаги? Неужели вы думаете, что я не подсматриваю за его поступками?.. Неужели вы думаете, что я не знаю, насколько онъ несчастенъ. О! я не напрасно подслушивалъ съ жаждущимъ мести сердцемъ, какъ мой господинъ часто стонетъ… И если вы хотите знать все, то я много разъ слышалъ, какъ онъ говоритъ: ‘все, все погибло, даже и она’!.. Для меня было достаточно знать, что ректоръ этого прок…

— Разв ты не христіанинъ? вскричала Лизбета. Гд же твое благочестіе, что ты проклинаешь, какъ язычникъ?.. Ты настоящій волкъ въ овечьей шкур.

— Въ самомъ дл? сказалъ Лейтгольдъ.

И Лизбет показалось, что въ его глазахъ дйствительно сверкнула хитрость и кровожадность волка.

Но почти въ то же мгновеніе Лейтгольдъ снова опустилъ глаза. Только странная улыбка мелькнула у него на губахъ, когда онъ продолжалъ:

— Человкъ слабъ по природ, многоуважаемая барышня. Очень можетъ быть, что горе о судьб моего господина сдлало меня несправедливымъ, поговоримъ теперь о другомъ.

— Нтъ! нтъ! Лейтгольдъ! съ волненіемъ вскричала Лизбета. Ты долженъ сначала сказать мн, что ты услышалъ, стоя на лстниц за своимъ господиномъ.

— ‘Здравствуй, возлюбленный! какъ поздно ты пришелъ. Какъ давно я жду тебя!’

— Не можетъ быть? Это не могло относиться къ гостю! Ты дуракъ, Лейтгольдъ, сказала Лизбета. Нтъ сомннія, это относилось къ моему брату.

— Г. ректоръ долженъ лучше знать это, усмхнувшись, сказалъ Лейтгольдъ. Однажды вечеромъ онъ спросилъ меня: ‘Лейтгольдъ, если бы у тебя была жена, которую бы ты очень любилъ, и ты узналъ бы, что другой человкъ прохалъ много, много миль для того, чтобъ увидать ее, и если этотъ человкъ нкогда носилъ твою жену на рукахъ, что подумалъ бы ты объ этомъ’?…

— Что сказалъ ты?.. Боже мой! вскричала Лизбеяа, крпко сжимая руки Лейтгольда.

— Я сказалъ, что я не сталъ бы доврять этой женщин и убилъ бы моего соперника.

— ‘Даже если бы онъ былъ знатнымъ господиномъ?’

— Даже и тогда.

— О! ты гораздо хуже, чмъ я думала. Все погибло! вскричала Лизбета со слезами. Впрочемъ, я уже замтила, что онъ не довряетъ мн, не довряетъ, Эльз. Онъ избгаетъ насъ въ теченіе четырехъ недль, съ тхъ поръ, какъ пріхалъ. Онъ отговаривается работой и не считаетъ меня достойной откровенно говорить со мной!.. Это несправедливо!.. это не по-христіански! И это благочестивый человкъ, который длаетъ такъ много добра преступникамъ…. Эльза молча переноситъ свое несчастіе, она слишкомъ горда, чтобъ спросить: ‘за что поступаешь ты со мною такъ?’ когда же я хочу съ нимъ поговорить, онъ меня отталкиваетъ и говоритъ: ‘Ступай, Лизбета, оставь меня, мн ничто не поможетъ’.

— Нтъ, ему можно помочь, сказалъ Лейтгольдъ, какъ бы просыпаясь отъ сна. И когда моему господину нечего будетъ бояться, онъ снова излчится на вки, а она забудетъ его и будетъ попрежнему весела и любезна. Она снова будетъ давать Лейтгольду порученія, говоря: сдлайте то-то, сдлайте это, добрый Лейтгольдъ.

Лизбета поглядла на своего собесдника испытующимъ взглядомъ и, хотя не вполн понимала его, тмъ не мене, сказала:

— Да, сдлай все, что можешь, для возстановленія семейнаго спокойствія, добрый Лейтгольдъ. Позаботься о спокойствіи Элтзы и прогони недовріе и ревность ея мужа. Это сдлаетъ насъ всхъ снова счастливыми.

— Да, я сдлаю это. Это такъ же врно, какъ то, что я вашъ усердный слуга. Но, пустите меня, можетъ быть, онъ во мн нуждается. Вы должны съ сегодняшняго дня думать обо мн еще лучше, я постараюсь оправдать это.

Лейтгольдъ протянулъ руку Лизбет, она слабо пожала ее и оба разстались.

На этотъ разъ господинъ дйствительно нуждался въ немъ.

Анни-Софія встртила его на двор.

— Ты долженъ идти къ барину, сказала она, указывая на дверь въ комнату ректора.

Лейтгольдъ поспшно вошелъ и засталъ своего господина спокойно сидящимъ у стола и осматривающимъ запечатанное письмо.

— Это ты, Лейтгольдъ? спросилъ ректоръ, не оглядываясь.

— Къ вашимъ услугамъ.

— Хорошо. У меня есть для тебя порученіе, которое трудно исполнить и которое требуетъ столько же благоразумія, сколько и аккуратности.

— Самое трудное для меня легко, если дло идетъ о томъ, чтобъ доставить вамъ удовольствіе.

— Хорошо, Лейтгольдъ. Благодарю тебя. Чрезъ два дня ты долженъ хать въ Берлинъ и передать письмо, которое я теб дамъ, въ руки человка, котораго затмъ долженъ проводить сюда. Понялъ ли ты? Письмо это къ ректору Томазіусу. Ты найдешь его въ маленькомъ домик, у бранденбургскихъ воротъ. Надъ домикомъ вывска: ‘Тутъ продаются маскарадные костюмы’. Это письмо ты долженъ передать ему съ словами ‘Богъ за всхъ’, а получающій долженъ отвтить: ‘Но также за насъ и за справедливое дло’. Пребываніе въ Берлин для этого человка опасно, а наше предпріятіе неисполнимо, осужденнаго четвертуютъ и вс наши старанія спасти его напрасны. Все это, впрочемъ, написано въ письм. Но ты долженъ передать на словахъ, что, если онъ будетъ колебаться еще боле, то его собственная жизнь подвергнется опасности, такъ какъ за нимъ уже наблюдаютъ. Скажи ему это, не забудь. На этотъ разъ намъ невозможно открыто бороться съ духовенствомъ, не подвергая самихъ себя опасности и не лишая себя на будущее время возможности дйствовать… Но ты не слушаешь меня, Лейтгольдъ! вскричалъ ректоръ, замтивъ, что его помощникъ пристально глядитъ предъ собою, какъ бы видя какое-то видніе.

— Нтъ, я слышалъ все, что вы говорили, и врно исполню ваше приказаніе.

— Ты долженъ дйствовать осторожно, продолжалъ ректоръ, и хорошо сдлаешь, если не забудешь этого, такъ какъ въ Берлин твоя свобода также подвергается опасности. Поэтому я совтовалъ бы теб переодться нищенствующимъ монахомъ. Мой другъ и товарищъ называется Томазіусъ… Не забудь того, что ты будешь охранять не только главу нашего союза, но и друга моей молодости, моего врнаго товарища. Помни, что ни одинъ волосъ не долженъ упасть съ его головы. Если ты не найдешь его въ указанномъ мст, ты долженъ ждать, пока онъ вернется подъ эту кровлю. Торговецъ масками одинъ изъ нашихъ, но я не особенно ему довряю. Онъ человкъ измнчивый.

Ректоръ глубоко вздохнулъ.

— Ну, что же ты еще стоишь, Лейтгольдъ? мое порученіе кончено. Теб нужно многое приготовить къ далекому пути. Впрочемъ, постой. Мой другъ желаетъ меня видть и переговорить со мною объ одномъ важномъ дл. Ты скажи ему, что я слишкомъ утомленъ, слишкомъ боленъ, чтобъ въ настоящее время предпринять вмст съ нимъ путешествіе въ Іену, но что я очень желаю его видть, онъ общался мн остановиться здсь, подъ моей кровлей. Скажи ему все это и сдлайся проводникомъ его сюда, слугой такимъ же врнымъ и преданнымъ, какъ и мн.

— Вы не имете для меня боле никакого порученія? спросилъ Лейтгольдъ. Это слишкомъ легкое. Прикажите мн сдлать что нибудь, что было бы вамъ полезно, что принесло бы вамъ миръ и счастіе.

Ректоръ тихо покачалъ головою. Его большіе, серьезные глаза внимательно поглядли в.ъ блдное лицо его помощника, блуждающій взглядъ котораго и странный видъ бросились ему въ глаза.

— Ты боленъ, Лейтгольдъ?.. Въ такомъ случа, ты не можешь хать? съ безпокойствомъ сказалъ ректоръ.

— Нтъ, но я оставляю васъ здсь въ безпокойств, въ волненіи, а я хотлъ бы видть васъ спокойнымъ и счастливымъ.

— Ты добрый человкъ, Магнусъ. Но не заботься теперь обо мн. Сдлать то, что я теб поручилъ, должно быть твоимъ священнымъ долгомъ.

— Ваша честь, сказалъ Лейтгольдъ, притворно равнодушнымъ тономъ, тогда какъ поспшность, съ которой онъ говорилъ, служила доказательствомъ противнаго, скажите мн, если знаете, состоитъ ли Курляндскій принцъ на бранденбургской служб, какъ это мн говорили въ институт? Я долженъ быть въ этомъ увренъ.

— Какое теб до него дло? съ гнвомъ сказалъ ректоръ, пристально глядя въ глаза Лейтгольду. Можетъ быть, у тебя есть также порученіе къ принцу? Въ такомъ случа, ты наврное найдешь его въ Потсдам, при двор курфюрста… Кто посылаетъ тебя къ принцу?

Странное выраженіе мелькнуло въ глазахъ Лейтгольда.

— Мн нужно многое покончить съ нимъ, ваша честь. Но я никогда не мечталъ, чтобъ этотъ знатный господинъ могъ послдовать за мною до Герфорда.

— Не будь дуракомъ, наивный, засмялся ректоръ, и губы его дрогнули съ презрніемъ. Онъ, конечно, пріхалъ сюда не изъ-за тебя.

— Я это знаю. Но нехорошо то, что, когда онъ выходилъ, мы съ нимъ столкнулись при яркомъ свт на лстниц и онъ узналъ меня. Это я замтилъ по удивленію, выразившемуся на его лиц.

— Но что общаго имешь ты съ принцемъ?

— Ваша честь, это короткая исторія, но она была причиной многихъ несчастій. Мой бывшій господинъ, камеръ-юнкеръ Кункель, имлъ, какъ вамъ извстно, свою лабораторію. Я былъ его слугою и мн приходилось длать многое, что мн не особенно нравилось. Докторъ Кункель быль странный человкъ: кром изученія химіи, магіи, зоологіи и другихъ странныхъ вещей, онъ занимался также наблюденіями надъ человческимъ организмомъ и вліяніемъ на него животнаго магнетизма. У меня были полны руки работы. Я долженъ былъ постоянно доставлять ему пуделей, зайцевъ и другихъ животныхъ, которыхъ онъ очень часто живыхъ подвергалъ ужаснымъ операціямъ. Поэтому на островк, гд помщалась его лабораторія, было множество собакъ и кошекъ, которыхъ онъ подвергалъ своимъ наблюденіямъ. Дв громадныя собаки были постоянными моими спутниками, и я съ моимъ господиномъ пугали многихъ этими, дйствительно дикими, животными, которыя не легко пускали въ домъ чужихъ.

Однажды я купалъ собакъ въ рк, такъ какъ былъ жаркій день, а густая шерсть длала для собакъ жару невыносимой. Въ эту минуту на мосту раздался стукъ лошадиныхъ копытъ. Чрезъ него скакалъ какой-то всадникъ, сопровождаемый двумя красивыми собаками.

Въ одно мгновеніе оба Черныхъ, какъ я называлъ нашихъ собакъ, бросились съ лаемъ за всадникомъ и одинъ изъ нихъ, прежде чмъ я усплъ опомниться, схватилъ лошадь за горло и вырвалъ у нея кусокъ мяса.

Въ то же мгновеніе сверкнула точно молнія. Раздался выстрлъ и убитая собака покатилась на землю, тогда какъ другая была страшно искусана двумя собаками всадника.

Всадникъ соскочилъ съ лошади въ то время, какъ я старался развести собакъ.

Наконецъ, я привязалъ къ ошейнику Чернаго мой кожанный поясъ и такимъ образомъ удержалъ его.

Кровь сильно текла изъ раны лошади.

Тогда всадникъ подошелъ ко мн, и я съ ужасомъ, замтилъ, что онъ направляетъ оружіе на втораго Чернаго.

— Господинъ, вскричалъ я, не длайте этого! Магистръ отомститъ вамъ за это.

— Сначала собака, а потомъ придетъ и твоя очередь, негодяй! Если ты держишь въ дом бшеныхъ собакъ, то твой долгъ сначала привязать ихъ, а затмъ уже вести въ воду. Впрочемъ, за твою небрежность пули будетъ много, достаточно и хлыста!

— Я не лакей, сударь, а свободный человкъ, которому не нравятся кнуты. И чужой человкъ, прежде чмъ заговорить съ кмъ нибудь, долженъ былъ бы спросить, кто онъ такой, чтобъ быть съ нимъ вжливымъ.

— Негодяй! крикнулъ всадникъ, какъ смешь ты говорить со мною такимъ образомъ?

И, прежде чмъ я опомнился, онъ ударилъ меня хлыстомъ по лицу, и этотъ ударъ до сихъ поръ жжетъ мое сердце…

Голосъ Лейтгольда дрогнулъ.

— Я припомню ему этотъ ударъ, ваша честь, не будь я сыномъ моего отца!

— Дальше!.. дальше! повторилъ ректоръ, съ участіемъ слушавшій разсказъ своего помощника.

— Когда я получилъ ударъ, въ конц аллеи появился мой господинъ, а вокругъ насъ собралась уже порядочная толпа народа. И это публичное оскорбленіе губило мою репутацію, я это чувствовалъ, такъ какъ большая часть народа и безъ того ненавидла меня, потому что я, по приказанію моего господина, постоянно осматривалъ островъ съ собаками, чтобъ ничья посторонняя нога, ничей посторонній глазъ не нарушали нашего одиночества, и мы могли бы, не стсняясь, предаваться нашимъ наукамъ, въ которыхъ я точно также находилъ большое удовольствіе.

Въ народ ходили слухи, что у насъ по ночамъ можно видть больше, чмъ дв черныхъ собаки, что я тоже превращаюсь въ громадную собаку, съ сверкающими глазами и оскаленными зубами для того, чтобъ не допускать къ моему господину нищихъ за милостыней, такъ какъ мой господинъ длалъ много добра.

Но возвратимся снова къ принцу, такъ какъ всадникъ былъ онъ. Мой господинъ низко ему поклонился, затмъ подошелъ ко мн и сказалъ, что наказаніе, которое я получилъ, слишкомъ мало, сравнительно съ несчастіемъ, котораго я былъ причиной. Онъ самъ. взялъ лошадь подъ уздцы, тогда какъ многіе изъ толпы начали приставать къ нему съ просьбами и жалобами на меня за то, что я не пускаю ихъ къ нему.

— Будьте спокойны, дти мои, смясь сказалъ онъ, раздавая деньги. Одинъ изъ моихъ помощниковъ лежитъ на земл, на будущее время у меня останется ихъ только двое.

Эта шутка касалась басенъ, распространенныхъ въ народ, но ей суждено было имть для меня печальныя послдствія.

Лошадь принца была оставлена моимъ господиномъ на излченіе, тогда какъ принцъ слъ на одну изъ нашихъ лошадей.

Вскор посл этого до насъ дошелъ слухъ, что принцъ отправился въ Курляндію. Съ этихъ поръ я едва осмливался показываться на улицу и избгалъ брать съ собой Чернаго. Но, тмъ не мене, я часто слышалъ, какъ вслдъ за мною кричали: оборотень! колдунъ! и другія подобныя прозвища.

Однажды, въ начал ноября, къ намъ на островъ явились мужъ съ женою, въ лохмотьяхъ, ведя съ собою ребенка. Они явились просить милостыню у магистра. Послдній вышелъ изъ дверей, а Черный съ лаемъ бросился на ребенка, такъ что тотъ громко вскрикнулъ отъ испуга. Я самъ не показывался, чтобы не возбудить противъ себя раздраженія. Между тмъ, бдняки, богато одаренные, ушли отъ хозяина. Но ребенокъ, вслдствіе испуга или, можетъ быть, голода и холода, умеръ на слдующей недли.

Тогда отецъ его началъ уврятъ, что бросившаяся на ребенка собака была не дйствительная собака, а я. Два дня спустя посл этого я долженъ былъ отправиться въ городъ и чуть было не сдлался жертвою народной ярости. Меня бы бросили въ рку, подъ ледъ, если бы вы великодушно не спасли меня. Бываютъ люди, близость которыхъ приноситъ несчастіе другимъ.

— Точно также много горя перенесъ я, благодаря этому человку, встрча съ которымъ была для тебя такъ несчастлива.

— Вы боле не встртитесь съ нимъ. Это такъ же врно, какъ то, что меня зовутъ Магнусъ Лейтгольдъ и что я вашъ усердный и врный слуга!

— Ступай, мой врный Лейтгольдъ, и исполняй твой долгъ. Вотъ деньги. Ихъ теб понадобится много, возьми ихъ и оставь меня одного, мн нужно приготовиться къ завтрашнему дню, такъ какъ я буду говорить проповдь въ церкви на гор. Кром того, мн еще сегодня нужно постить умирающаго больнаго. Прощай, и да хранитъ тебя Богъ!

Лейтгольдъ почтительно поцловалъ протянутую ему руку и удалился.

У дверей онъ долго стоялъ задумавшись и вертлъ въ рукахъ туго набитый кошелекъ.

— Много! очень много!.. прошепталъ онъ. Но я могу употребить ихъ на то, чтобъ погубить его! Все устраивается такъ легко, какъ будто такъ и должно быть. Я даже не обдумалъ моего плана, до такой степени онъ казался мн неисполнимымъ. Но теперь мой господинъ самъ посылаетъ меня въ Берлинъ и снабжаетъ меня всмъ необходимымъ, чтобъ погубить его. Мой ударъ будетъ не такъ тяжелъ, какъ вашъ, знатный господинъ, не такъ позоренъ, не такъ постыденъ, какъ вашъ… Нтъ, я нанесу его въ тишин, онъ будетъ невидимъ никому, но онъ будетъ врне вашего!..

Лизбет не пришлось больше видться съ Лейтгольдомъ.

Она не мало удивилась бы, если бы видла, какъ Магнусъ Лейтгольдъ, придя къ себ въ комнату, поспшно заперся, завсилъ окна, растопилъ огонь въ печк и поставилъ на него нсколько большихъ и маленькихъ тиглей, какъ онъ быстро мшалъ что-то, то въ одномъ, то въ другомъ, смшивалъ разныя жидкости, затмъ задумчиво глядлъ, какъ эта смсь принимала то одинъ, то другой цвтъ, и какъ, наконецъ, онъ былъ видимо доволенъ, когда изъ всхъ этихъ различныхъ составовъ образовался, наконецъ, одинъ, какъ, наконецъ, удивилась бы Лизбета, если бы она видла, какъ Лейтгольдъ взялъ маленькаго пуделя и поднесъ каплю приготовленной смси къ его розовому носику. Съ какимъ испугомъ всплеснула бы она руками, если бы видла, что животное въ то же мгновеніе упало мертвымъ.

Съ тихимъ, адскимъ хохотомъ, Лейтгольдъ вылилъ приготовленную имъ жидкость въ роговую склянку.

Что касается мертвой собаки, то онъ вынесъ ее и зарылъ въ дальнемъ конц сада.

ГЛАВА IV.
Маскарадъ.

Въ курфюрстерскомъ дом буря мало-по малу утишилась. Сомнительный, непріятный вопросъ о завщаніи прошелъ, благодаря энергіи Доротеи, хотя, можетъ быть, и не къ выгод всего государства, такъ какъ завщаніе влекло за собою раздленіе страны. Доротея обезпечила положеніе своихъ дтей, такъ какъ, по завщанію курфюрста, всмъ дтямъ давались одинаковыя части страны, такъ что вс члены Бранденбургскаго дома назначались царствующими особами. Документъ былъ пересланъ императору и послдній, не колеблясь, утвердилъ его вполн.

Въ благодарность за это Фридрихъ Вильгельмъ, 22 марта 1686 года, подписалъ двадцати-лтній союзъ съ Австріей, на очень выгодныхъ для Бранденбурга условіяхъ.

Вс должны были по невол примириться съ тмъ, чего нельзя было измнить. Какъ ни волновался курнринцъ на это раздленіе страны, тмъ не мене, онъ былъ достаточно уменъ, чтобъ, наконецъ, подать руку примиренія, и какъ онъ, такъ и его прелестная супруга, казалось, искали ршительнаго примиренія.

Повидимому, вс забыли, что старшій принцъ Эмилій умеръ въ Страсбург неожиданно, въ 1674 году, и что смерть его сопровождалась странными симптомами. Никто не старался боле выставлять неожиданную смерть первой супруги курнринца насильственной, а говорили, что она, по свидтельству докторовъ, умерла отъ горячки. Вс находили достойнымъ порицанія, что братъ курнринца, принцъ Леопольдъ, съ гнвомъ отказался подписать документъ, въ которомъ давались права царствующихъ особъ его братьямъ отъ другой матери.

И дйствительно, съ нкотораго времени на церемоніяхъ потсдамскаго двора царствовала необычайная веселость и непринужденность. Принцесса Софія-Шарлотта много помогла примиренію раздраженныхъ сторонъ. Ей съ молодости были хорошо извстны вс дла при курфюрстерскомъ двор и поэтому нтъ ничего удивительнаго, что она во всхъ случаяхъ произносила врный приговоръ.

Поэтому она находила вполн естественнымъ, что мать защищаетъ права своихъ дтей, и старанія Доротеи достигнуть успха находили полную поддержку въ принцесс тамъ, гд дло касалось отношеній Доротеи къ дтямъ отъ перваго брака.

Что же касается курфюрста, то онъ казался озабоченне, чмъ когда либо.

Его давнишняя болзнь все боле усиливалась, но въ государственныхъ длахъ онъ еще выказывалъ прежнюю энергію. Его постоянно видали на маневрахъ. Онъ оказывалъ большое участіе французскимъ выходцамъ, давалъ имъ права гражданства въ своемъ государств, мста въ арміи и при двор.

Этотъ великодушный образъ дйствій не замедлилъ принести свои плоды.

Людовикъ XIV изгналъ изъ своего государства многихъ представителей литературы, которые оживили умственную жизнь въ Берлин. Искусство и литература получили одинаково интеллигентныхъ представителей.

Не мало было изумленіе всего высшаго общества, когда супруга курфюрста назначила въ Потсдам маскарадъ 24 ноября 1686 года.

Подобный праздникъ былъ необычайнымъ явленіемъ. Весь Олимпъ, казалось, спустился для него на землю. Минезингеры и крестоносцы поднимались по широкимъ ступенямъ замка, ведя подъ руку амазонокъ и фей.

Залы дворца были уже наполнены толпою масокъ. Тутъ Орлеанская два шла подъ руку съ римскимъ императоромъ Титомъ, тогда какъ пилигримъ велъ подъ руку пастушку, тамъ шутъ короля Лира хлопалъ по плечу нмецкаго императора Максимиліана и оба, братски обнявшись, уходили въ сосднюю комнату, гд прелестныя вакханки предлагали вино.

Рядомъ съ Зигфридомъ шла смющаяся Сафо, тогда какъ Кримгильда не стыдилась идти подъ руку съ аббатомъ.

Пестрая, оживленная толпа волновалась, какъ море. Съ галлерей неслись звуки музыки двухъ оркестровъ, игравшихъ по очереди. Въ боковыхъ залахъ слышался плескъ фонтановъ, искусственные бесдки и гроты манили отдохнуть.

Въ десять часовъ открылись главныя двери и курфюрстъ явился, въ сопровожденіи супруги и всего семейства, за ними слдовалъ цлый полкъ придворныхъ дамъ и кавалеровъ въ фантастическихъ маскарадныхъ костюмахъ.

Курфюрстъ былъ одтъ въ костюмъ Карла Великаго, Доротея — Амалатвентой, благородной дочерью готскаго короля Аталарика, Софія-Шарлотта, одтая въ костюмъ египетской царицы Клеопатры, шла подъ руку со своимъ братомъ, принцемъ Александромъ, одтымъ нашей.

Принцесса Зондербургская, одтая весталкой, шла подъ руку съ принцемъ Леопольдомъ, одтымъ точно въ такой же костюмъ, какъ и принцъ Александръ.

Графиня Цаваки явилась въ костюм Св. Елизаветы, съ распущенными волосами, съ золотой повязкой на лбу и съ корзинкою, полной розъ, въ рук, она шла подъ руку съ французскимъ посланникомъ Ребенакомъ. который врно скопировалъ костюмъ Людовика XIV.

По знаку курфюрста начались танцы. Во время антрактовъ разгоряченные танцоры спшили въ боковыя комнаты, чтобъ освжиться и, соединясь въ группы, поболтать.

До полуночи никто не долженъ былъ снимать масокъ и поэтому многіе оставались неузнанными.

— Какая смшная суматоха и, по правд сказать, она мн не особенно нравится, говорила одна придворная летучая мышь другой, которая, безъ маски, исполняла обязанность червя, точащаго дерево, и усердно точила честь и доброе имя всхъ окружающихъ и которой одно только чужое несчастіе доставляло удовольствіе.

— Дорогая графиня, вы не угадали, кто такой изящный неаполитанецъ, разносящій всему обществу такіе сладкіе апельсины и умющій длать такіе изящные поклоны?

— Ахъ, Боже мой! я цлый вечеръ стараюсь узнать, кто онъ, и, сколько ни перебираю нашихъ знакомыхъ, я не могу найти ни одного, который могъ бы сравняться съ нимъ въ ловкости и любезности. Я съ нетерпніемъ ожидаю время снятія масокъ.

— Принцесса Зондербургская что-то слишкомъ много разговариваетъ сегодня съ принцемъ Леопольдомъ.

— Онъ, кажется, слишкомъ молодъ для нея, сказала другая. И о чемъ только можетъ говорить Курляндская принцесса съ своимъ роднымъ братомъ? посмотрите только туда, въ голубую гостиную. Тамъ, въ грот, вы увидите ея, отдланное жемчугомъ, платье. А вотъ и принцъ Леопольдъ съ принцессой Зондербургской идутъ сюда!

— Нтъ, они повернули въ зеленую комнату супруги курфюрста и садятся въ оконную нишу, это поразительно. До свиданія, любезная графиня. Я хочу поглядть на нихъ поближе. Завтра будетъ, о чемъ поболтать за шоколадомъ.

— Прощайте, прощайте, моя милая. Вотъ тамъ идетъ графиня Цаваки — Св. Елизавета!… Ха, ха, ха. Она, кажется, ищетъ свою повелительницу, можетъ быть, эта молчаливая особа поговоритъ со мною сегодня. Я уже давно горю желаніемъ поговорить съ нею наедин. Благодаря маскараду, это очень удобно.

Танцы снова начались.

Танцоры бросились въ залу, остались только очень немногіе, не находившіе никакого удовольствія въ этомъ развлеченіи, или же принужденные отказаться отъ него по лтамъ.

— Не видала ли ты Курляндскаго принца, прелестная Янбелла? тихо говорилъ странный неаполитанецъ украшенной цвтами пастушк.

— А! смясь сказала прелестная Хлоя, великодушный неаполитанецъ, дай мн яблско Ириды, чтобъ я была сегодня красавицей изъ красавицъ.

— Съ удовольствіемъ, мой ангелъ, но скажи мн сначала, гд мн найти Курляндскаго принца? Я его врный слуга, и мн нужно сообщить ему важное извстіе.

— Ты найдешь его съ принцессой Зондербургской, мусульманинъ ухаживаетъ за нмецкой принцессой! Давай скоре яблоко и тогда можешь уходить.

Неаполитанецъ скоро дошелъ до зеленой комнаты Доротеи.

— Сеньоръ, сеньора, не откажитесь отъ южныхъ плодовъ, говорилъ торговецъ фруктами, любезно кланяясь. Слава Бранденбургу! слава Курляндіи! но на ихъ почв не растетъ сладкихъ апельсиновъ, какіе растутъ подъ голубымъ небомъ Италіи.

— Подойди ближе, пріятель, сказалъ принцъ Леопольдъ. Принцесса, выберите себ самые лучшіе, а изъ вашихъ прелестныхъ рукъ я надюсь получить и мою сладкую награду.

— Онъ принимаетъ васъ за Курляндскаго принца, шепнула принцесса Зондербургская.

— Это прелестно! Я очень радъ. Благодаря этому костюму, сегодня со мною, такъ же какъ и съ графами Дона, которые оба одты крестоносцами, случаются весьма забавные недоразумнія… Но, принцесса, апельсины дйствительно великолпны и освжаютъ въ этой жар…. А гд же неаполитанецъ?.. Впрочемъ, танцы уже начинаются. Принцесса, надюсь, вы окажете мн честь танцовать со мною гавотъ?

Музыка уже сыграла прелюдію любимаго танца, пары устраивались, и принцъ Леопольдъ вошелъ съ своей дамой въ ряды танцующихъ, тогда какъ молодая супруга принца танцовала съ однимъ изъ графовъ Дона.

Летучая мышь, сидвшая въ рядахъ зрителей, рядомъ съ двумя парами, шепнула:

— Какъ хороша сегодня молодая княгиня Радзивилъ, а между тмъ, ея мужъ не обращаетъ на нее вниманія, и танцуетъ со старой Зондербургъ.

— Все иметъ свои причины, дорогая, графиня, Зондербургь иметъ вліяніе и пользуется довріемъ супруги курфюрста.

— Но какъ разсянно танцуетъ принцъ Леопольдъ.

— Пройдемъ поближе къ Курляндскому принцу.

— А! онъ разговариваетъ съ фонъ-Шенингомъ.

— Поищемте Курляндскую принцессу. Она слишкомъ избгаетъ общества. Я вижу ее все еще въ прежней бесдк.

Летучая мышь не ошиблась.

Въ искусственномъ грот, увитомъ ліанами, сидла принцесса Шарлотта съ братомъ своимъ, принцемъ Александромъ.

Разговоръ ихъ казался далеко не веселымъ.

Шарлотта сидла, скрестивъ руки, и пристально глядла на брата, съ видимымъ волненіемъ, тогда какъ принцъ закрывалъ глаза, какъ будто даже слабый свтъ въ грот казался ему черезъ-чуръ яркимъ.

Принцесса долго сидла, погруженная въ задумчивость, наконецъ, она нарушила молчаніе, очевидно, послдовавшее за длиннымъ разговоромъ.

— Не сердись на меня, дорогой братъ, сказала она дрожащимъ отъ волненія голосомъ, но посл того, какъ ты сказалъ мн, я хочу обдумать, что еще остается намъ сдлать. Твое путешествіе было обильно событіями. Дай Богъ, чтобъ оно не было несчастливымъ. Ты долго былъ въ отсутствіи!

— Слишкомъ долго для меня. Знай, что я познакомился въ Герфорд съ твоими двумя непріятельницами, графинями Липпе, и настоятельница Елисавета передала мн о ихъ враждебности подъ строгой тайной. Когда она приняла меня у себя, у нея была графиня Горнъ, и враждебный взглядъ этой дамы, съ которымъ она вышла изъ комнаты, по приказанію ландъ-графини, еще до сихъ поръ живъ у меня въ памяти. Не забывай, сестра, что, когда ты займешь мсто начальницы института, у тебя будутъ три непріятельницы, вражда которыхъ вызвана ихъ безплодными стараніями отбить у тебя мсто.

— Въ такомъ случа, меня ждетъ тамъ много непріятностей, но все таки я надюсь, что терпніемъ и миролюбіемъ я сумю подавить вражду и примириться съ женщинами, оскорбленными въ своемъ тщеславіи. Но, во всякомъ случа, я буду на сторож противъ моихъ враговъ. Эта преспектива очень печальна и мое будущее высокое положеніе не радуетъ меня… Но не видалъ ли ты фрейленъ фонъ-Нольде?

— Она, какъ кажется, добровольно оставила княжескій институтъ и живетъ частью въ замк Левентруцъ, частью въ институт на гор, гд она исполняетъ должность пріорши, когда послдняя, по семейнымъ дламъ, узжаетъ изъ заведенія. Въ замк Левентруцъ я видлъ Герту Нольде только мелькомъ и едва усплъ обмняться съ нею поклономъ и парой словъ. Да и это она, казалось, сдлала неохотно, затмъ поспшно удалилась и за столомъ я видлъ только красавицу супругу барона и его сестру, графиню Розабеллу фонъ-Глейхенъ, которая, какъ вдова, живетъ у своего брата. Поклонъ канцлера Путкаммера доставилъ Левентруцу большое удовольствіе. Мы много говорили съ нимъ о Курляндіи, и я долженъ сознаться теб, Шарлотта, что фонъ-Левентруцъ прекрасный человкъ, конечно, уже не молодой, крайне гордый, но въ то же время необыкновенно любезный въ обществ. Другой братъ моложе его, столь же красивый по наружности, далеко не такъ пріятенъ въ обществ. Онъ слишкомъ много хвастается и показался мн надменнымъ со всми, кто не желаетъ ему льстить. Прежде чмъ отправиться въ Герфордъ, я пять дней пользовался гостепріимствомъ въ замк Левентруца. Но дочь Нольде все время была для меня невидима. Что-то таинственное окружаетъ эту двушку. Въ Герфорд я быстро исполнилъ мое порученіе, но, прежде чмъ выхать изъ города, я видлся съ дочерью Бенгъ-Штрема. Вспомнивъ желаніе умирающаго отца, я пожелалъ исполнить его волю… О! лучше бы я никогда этого не длалъ!..

Принцъ замолчалъ и отвернулся, чтобъ подавить свое волненіе.

— Ты видлъ Эльзу? Возможно ли это!

— Я случайно нашелъ ее. Она живетъ съ мужемъ въ Герфорд. Онъ подъ другимъ именемъ занимаетъ должность ректора и учителя бдныхъ при церкви Пузинна. Это все, что я узналъ о немъ.

— Возможно ли, что ты былъ такъ счастливъ, что передалъ ему прощаніе нашего благороднаго отца.

— Это было не большимъ счастіемъ, Шарлотта, мрачно отвчалъ принцъ. Его прежняя ненависть неугасима и я никогда не прощу этому человку, но въ то же время мн показалось, что онъ никогда не былъ боле достоинъ зависти. Я былъ нечаяннымъ свидтелемъ его счастія.

— Я очень рада за него. Но, какъ тебя приняли, дорогой братъ, разскажи мн.

— Меня приняли прелестно, но этотъ пріемъ относился не ко мн, мрачно отвчалъ принцъ. Мое появленіе вызвало всеобщее смущеніе. Я говорилъ теб, Шарлотта, что они съ гордостью оттолкнутъ все. Я говорилъ теб, что великодушіе нашего благороднаго отца не будетъ имть вліянія на этого человка, непримиримаго врага нашего семейства.

— Не раскаивайся въ томъ, что сдлалъ, дорогой братъ, хотя меня огорчаетъ то, что дочь Нольде и Эльза забыли меня. Тмъ не мене, я не сержусь на нихъ, он, конечно, имютъ причины не любить Кеттлеровъ, но меня огорчаетъ, что он непримиримо ненавидятъ ихъ. И тмъ не мене, мы ничего не можемъ измнить…. Но, однако, кончая теперь мой жизненный путь, я не вижу вокругъ себя ни дружбы, ни любви и, если бы не ты и не Елизавета, я была бы несчастнйшей женщиной. Да и тебя теперь, дорогой братъ, я должна надолго лишиться. Не или въ кровавую борьбу за чужое дло, мое сердце трепещетъ при мысли, что ты будешь подвергаться опасности. Помни предостереженіе благороднаго фонъ-Рекке.

— А я никогда такъ не желалъ броситься въ шумъ битвы, какъ теперь, возразилъ принцъ, неужели я долженъ лежать, какъ сибаритъ, на мягкой постел въ то время, когда мусульмане притсняютъ христіанъ? Посл этой войны я отдохну надолго, можетъ быть, навсегда. И мысль, что я сдлалъ нчто для общечеловческаго блага и для спасенія моихъ единоврцевъ, будетъ всю жизнь утшать меня…. Ты плачешь, Шарлотта? Меня также тяготитъ сегодняшняя веселость. Разв теперь время предаваться дтскимъ играмъ?

— Уйдемъ, я устала смотрть на эту пеструю толпу.

— Сними маску и дай мн руку. Мн кажется, твоя врная Елизавета уже ищетъ тебя, вотъ она идетъ къ намъ.

Дйствительно, въ эту самую минуту у входа въ гротъ появилась графиня Цаваки, задыхаясь отъ скорой ходьбы, съ искаженнымъ лицомъ. Ея голосъ дрожалъ, походка была неврна.

— Принцесса, случилось ужасное несчастіе! Благодареніе Богу! я вижу съ вами принца Александра. Безпорядокъ и смятеніе въ танцовальной зал ужасные. Я сразу была уврена, что безъ чувствъ лежитъ принцъ Леопольдъ, но нкоторые кричали:, ‘принцъ Курляндскій’, другіе — принцъ Бранденбургскій, до тхъ поръ, пока маска не была снята съ его лица, но теперь, кажется, вс знаютъ, что это сынъ курфюрста, такъ какъ послдній самъ держитъ его въ объятіяхъ.

Принцъ Александръ поспшилъ въ залу, а об дамы видли, какъ супруга курфюрста, поддерживаемая принцессой Зонденбургской, блдная, какъ смерть, шла въ сосднюю залу.

Шарлотта, быстро рщась, подозвала къ себ графиню Цаваки.

— Елизавета, я должна попытаться утшить несчастную женщину. Несчастный случай снова уничтожитъ все… Ступай, Елизавета, и постарайся принести мн извстіе, что принцъ поправляется. Нтъ ничего мудренаго упасть въ обморокъ въ такую жару… Ступай, Елизавета, можетъ быть, ты принесешь намъ позднее утшеніе. Боже мой! какое несчастіе!.. Теперь все, все погибло, если только онъ умретъ!..

Блестящій маскарадъ имлъ ужасный конецъ.

Вс приглашенные спшили скоре оставить дворецъ. Кареты и носилки толпились предъ входомъ и, прежде чмъ пробила полночь, замокъ уже погрузился во мракъ.

Только наверху, въ комнат супруги курфюрста, видны были тни, съ безпокойствомъ ходившія взадъ и впередъ.

И огни эти погасли только съ первыми лучами солнца, освтившими спокойное лицо принца Леопольда, скончавшагося посл кратковременной агоніи.

Это новое ужасное событіе произвело такое потрясающее впечатлніе на курфюрста, что силы совершенно оставили его. Онъ не приказалъ производить розысковъ, но глубокое горе терзало его.

И когда колокола всего государства печально возвстили о кончин юнаго принца, курфюрстъ, въ молчаливомъ гор, закрылъ лицо руками.

Только черезъ день снова появился курфюрстъ предъ придворными. Онъ казался спокойнымъ, но его блестящій взглядъ погасъ, гордая фигура сгорбилась подъ вліяніемъ этого новаго, непредвидннаго удара.

ГЛАВА V.
Послдній смотръ.

Подснжники давно уже распустились, молодая трава покрывала поля, курфюрстерскій замокъ весело освщался лучами солнца, но въ саду все было тихо, большія окна были закрыты и никто не ходилъ по дорожкамъ.

Въ комнат Доротеи сидли три женщины, закутанныя въ траурные костюмы, молча, сложивъ руки.

Тонкій лучъ солнца, пробивавшійся сквозь жалузи, освщалъ лобъ супруги курфюрста, лежавшей на постел.

— Кажется, она заснула, шепнула принцесса Зондербургская на ухо принцесс Шарлотт. Докторъ приказалъ вчера не открывать оконъ. Для нервныхъ больныхъ темнота и спокойствіе необходимы, а ты, Елизавета, открыла окно и птичье щебетаніе можетъ разбудить ее.

— На воздух такъ хорошо, шепнула Елизавета. Теплый воздухъ и солнечные лучи, мн кажется, дадутъ принцесс новыя силы, мн кажется, что тамъ, гд расположеніе духа мрачно, солнечный лучъ можетъ имть отличное вліяніе.

Въ это время принцесса Доротея глубоко вздохнула и поднялась.

— Мы очень благодарны вамъ, графиня, сказала она. Позвольте мн выглянуть изъ комнаты. Воздухъ приноситъ мн пользу, но мракъ дйствуетъ на меня тяжело. И это должно быть также и для васъ, мои дорогія. Откройте окна, я хочу посмотрть на Божій міръ… Мн кажется, какъ будто я долго, долго лежала въ могил.

Супруга курфюрста медленно поднялась, тогда какъ Елизавета открыла занавсы.

Въ гордой принцесс произошла ужасная перемна. Ея глубоко ввалившіеся глаза и худыя, впалыя щеки указывали на продолжительныя, тяжелыя страданія.

Но она твердыми шагами подошла къ окну. Горькая улыбка мелкнула у нея на губахъ, но затмъ въ глазахъ ея сверкнула почти радость.

— Сколько чудесъ произошло въ то время, какъ я лежала больна, сказала она. А гд мой супругъ, курфюрстъ?

— Курфюрстъ уже нсколько недль предается лихорадочной дятельности, сказала Шарлотта. Онъ въ настоящее время въ Кроссен. Наши войска чрезъ нсколько дней отправляются на помощь императору и Александръ, нашъ возлюбленный братъ, также идетъ вмст съ своимъ полкомъ.

Принцесса отвернулась, чтобъ скрыть свой взволнованный видъ.

— Шарлотта, сказала Доротея, обнимая принцессу, когда онъ вернется побдителемъ, твоя радость будетъ тмъ больше и заставитъ тебя забыть печаль разлуки. Съ какимъ удовольствіемъ хотла бы я быть около курфюрста, чтобъ посмотрть, какъ отправятся на бой эти храбрецы.

— Что же намъ мшаетъ сдлать это, принцесса? сказала принцесса Зондербургская. Такое недалекое путешествіе,— намъ придется прохать не боле дня,— можетъ быть только пріятно въ такую погоду. Свжій воздухъ часто оказываетъ больнымъ большую пользу, а разв вс мы не больны однимъ и тмъ же?..

— Хорошо, сказала Доротея. Завтра, рано утромъ, мы отправимся въ путь. Насъ будетъ сопровождать графъ Грумбковъ, который выберетнамъ конную свиту. Докторское позволеніе я получу сама, а вы, принцесса Шарлотта и принцесса Зондербургская, будете моими спутницами, вмст съ графиней Цаваки.

Оживленная мыслью о предстоящемъ путешествіи, Доротея встала почти веселая.

— Вотъ что, сказала она, помолчавъ немного, и снова мрачная тнь мелькнула по ея блдному лицу.

— Вотъ что. По какой дорог мы подемъ? Мн кажется, что теперь мы, боле чмъ когда либо, имемъ причины избгать дороги чрезъ Берлинъ.

— Напротивъ того, принцесса, сказала Шарлотта, и краска досады выступила у нея на щекахъ. Я предлагаю хать чрезъ Берлинъ, хотя это немного удлинитъ намъ путь въ Кроссенъ.

— Вы хотите, чтобы мой народъ снова оскорбилъ насъ и посмялся надъ нами.

— Вы должны принудить себя, принцесса, показываться народу. Чмъ доле вы будете скрываться отъ него, тмъ боле будете вы подавать поводовъ къ недостойнымъ подозрніямъ. Нтъ, възжайте, гордо поднявъ голову, въ вашъ городъ, безстрашно глядите въ глаза толп и вс преклонятся предъ вашей непорочностью.

— Клянусь Богомъ, принцесса, ваше мужество величественно, и если бы я была мущиной и вы также, то я непремнно взяла бы васъ къ себ канцлеромъ, если не полководцемъ, такъ какъ я сама съ удовольствіемъ встала бы во глав моего храбраго войска. Идемте, Шарлотта, ваше мужество воодушевило меня, демте, я съ удовольствіемъ покоряюсь вашему благородному ршенію.

Казалось, что само небо благопріятствуетъ этому путешествію, такъ какъ на неб не было ни одного облачка и погода была необыкновенно тепла для весны.

Рано утромъ, предъ замкомъ, кони нетерпливо били копытами. Восемь всадниковъ уже сидли на коняхъ, окружая курфюрстерскую парадную карету.

Вскор супруга курфюрста сидла въ карет, вмст со своими спутницами, и экипажъ быстро катился къ Берлину.

Шарлотта старалась поддерживать разговоръ на веселую тему. Но на дорог уже стояли тысячи любопытныхъ и тамъ и сямъ раздавались крики:

— Супруга курфюрста!.. супруга курфюрста!

Шарлотта сидла рядомъ съ Доротеей, которая была повидимому, совершенно спокойна.

Наконецъ экипажъ въхалъ въ Берлинъ, гд имъ приходилось хать мимо большихъ группъ любопытныхъ, въ которыхъ раздавались отдльные голоса.

Фонъ-Грумбковъ халъ у самыхъ дверецъ кареты.

— Прикажите хать тише, графъ, сказала Шарлотта.

Графъ съ удивленіемъ поглядлъ на принцессу.

— Ваша свтлость, мн кажется, было бы лучше, если бы ускорили нашъ перездъ.

— Народъ давно не видалъ своей правительницы, онъ долженъ вдоволь насмотрться на нее, твердо возразила принцесса.

— Супруга курфюрста! раздавались все громче отдльные голоса.

— Стой!.. приказала Шарлотта.

Карета вдругъ остановилась.

Удивленныя, любопытныя физіономіи окружили ее.

Неразборчивый шумъ поднялся въ заднихъ рядахъ, но не слышно было ни одного браннаго слова.

Женщина съ блднымъ, больнымъ ребенкомъ нершительно подошла къ карет.

— Дайте милостыню бдной женщин, ваше величество.

Шарлотта сняла съ руки золотой браслетъ.

— Возьми это для твоего больнаго ребенка.

Грубая рука протянулась къ ней.

— Помогите, принцесса, бдному слпому.

Тогда Доротея высунулась изъ кареты.

— Мы основали госпиталь для калкъ, обратитесь завтра къ управителю коллегіи бдныхъ.

Сказавъ это, она бросила ему въ шляпу золотой.

— Да здравствуетъ супруга курфюрста! раздалось въ толп.

— Да здравствуетъ Локуста! крикнулъ въ заднихъ рядахъ какой-то нищій, въ лохмотьяхъ.

Услышавъ это восклицаніе, Грумбковъ хотлъ сдлать знакъ кучеру ударить по лошадямъ, какъ вдругъ въ конц улицы показалась бранденбургская гвардія, подъ предводительствомъ одного офицера.

Офицеръ ускорилъ бгъ своей лошади, увидавъ издали экипажъ курфюрста. Онъ думалъ показать свое усердіе.

— Дорогу для экипажа супруги курфюрста! крикнулъ онъ издали. Позвольте, графъ, проводить мн ихъ высочество, обратился онъ къ Грумбкову.

Шарлотта поспшно шепнула что-то графу.

— Позвольте васъ поблагодарить, г. капитанъ, отъ имени нашей повелительницы, громко сказалъ Грумбковъ. Но мы не видимъ надобности въ вашей защит, такъ какъ ея высочество вполн убждена, что нигд не можетъ быть въ большей безопасности, какъ среди своего народа.

— Ура!.. Да здравствуетъ принцесса Доротея! раздалось со всхъ сторонъ.

Шапки и платки полетли кверху и Доротея съ благодарностью раскланивалась изъ экипажа, карета покатилась, а офицеръ поспшно повернулъ лошадь, чтобъ избжать насмшекъ толпы, которая въ Берлин не иметъ обыкновенія сдерживаться.

Мужественная Доротея, которая посщала съ мужемъ крпости и не боялась грома орудій, лежала измученная въ своей карет, тогда какъ Шарлотта, тихо улыбаясь, предавалась своимъ мыслямъ.

Дальнйшій путь продолжался безъ остановки. Серьезныя, почти строгія черты лица Доротеи приняли усталое выраженіе. Она сидла съ закрытыми глазами и окружающія не осмливались нарушать ея молчанія.

Выхавъ изъ города, карета быстро катилась впередъ по мягкому песку, по которому не слышно было стука лошадиныхъ копытъ.

— Слышала она или нтъ ужасное восклицаніе? шепнула графиня Цаваки принцесс Зондербургской.

— Я видла, какъ она поблднла, но сила ея характера настолько велика, что она, вспомнивъ данное общаніе, постаралась овладть собою, чтобъ не испортить плана кампаніи, придуманнаго принцессой Шарлоттой, кром того, никто не поддержалъ отдльнаго восклицанія. Но я должна признаться, что ужасъ леденилъ мн грудь, тогда какъ я улыбаясь глядла на васъ и на принцессу.

— Мн случалось видть боле ужасныя вещи и я хорошо знаю, что намъ нечего бояться. Нмецкій народъ любитъ своего правителя и гордится имъ, и потому уважаетъ также и его супругу, и ей слдовало бы только немного побдить свою гордость и недовріе, чтобъ пріобрсти вполн преданность и любовь своего народа. Покойная супруга курфюрста много помогала бднымъ и они помнятъ ее еще и теперь. Нмцы отъ природы врны, невзыскательны и безпечны, но они желаютъ, чтобъ ихъ уважали. Часто для нихъ дружелюбный взглядъ ихъ повелительницы дороже блестящаго, дорогаго подарка, и поэтому я убждена, что планъ принцессы Шарлотты принесетъ прекрасные плоды. Но тише, она открыла глаза.

— Странная вещь, какіе сны вызываетъ душевное утомленіе, сказала Доротея взволнованнымъ голосомъ. Въ то время, какъ я сидла съ закрытыми глазами и шепотъ моихъ дамъ началъ убаюкивать меня, я въ то же время сохраняла сознаніе, не забывала, что мы демъ въ Кроссенъ, что нашъ экипажъ катится по лсной дорог, но въ то же время я сквозь закрытыя вки ясно видла идущую рядомъ съ каретой нашу несчастную прабабку. Я ясно видла ея строгія черты лица изъ-подъ благо вуаля. Ея длинное блое платье разввалось по втру и она провожала нашу карету тмъ же шагомъ, какъ нашъ добрый Грумбковъ, тогда какъ разввавшійся вуаль служилъ ей крыльями, которыя несли ее. Я видла ее именно такою, какою она изображена въ Берлин, на стату, только черты ея лица не имли холодной неподвижности камня. Въ ея опущенномъ взгляд виднлась глубокая печаль.

Дамы смущенно переглянулись.

Шарлотта первая пришла въ себя.

— Я часто вижу подобные сны, сказала она, ихъ можно было бы назвать почти видньями, но это только обманъ, принцесса, такъ какъ самый крпкій сонъ можетъ въ одно мгновеніе овладть нами.

— Можетъ быть, задумчиво сказала Доротея. Но знаете вы преданіе о блой женщин, родоначальниц Гогенцоллернскаго дома?

Такъ какъ вс молчали, Доротея продолжала:

— Хорошо, я разскажу вамъ эту исторію, какъ сама прочла ее въ латинскомъ сборник. Прекрасная Анжела, дочь герцога изъ рода Меранъ, была выдана безъ любви за графа фонъ-Орнамюнде, но несла цпи этого ненавистнаго союза съ тихой покорностью судьб, пока, наконецъ, въ 1293 году, ея мужъ умеръ, оставивъ молодую вдову съ двумя прелестными мальчиками. Графъ Нюренбергскій, Альбрехтъ Красивый, чувствовалъ сильную склонность къ молодой вдов, но родственники графа Орнамюнде были противъ этого брака, и любовь графа Альбрехта не была настолько сильна, чтобъ побороть вс препятствія, такъ какъ бракъ долженъ былъ состояться тогда, когда дти будутъ совершеннолтними.

Доротея остановилась и глубоко вздохнула.

Затмъ, помолчавъ немного, продолжала:

— Вдругъ оба сына въ одно и то же время захворали и оба умерли. Осмотръ маленькихъ труповъ учеными медиками не помогъ, не помогло и то, что они утверждали, что дти умерли отъ черной оспы, никто не врилъ отчаянію несчастной матери. Ее бросили въ тюрьму. Пытки не вызвали у несчастной ни одного крика, что же касается Альбрехта Красиваго, то онъ не думалъ боле о той, которую ея враги прозвали Локустою. Она умерла въ тюрьм и ея могила осталась неизвстной ея родственникамъ.

Но ея духъ блуждаетъ, не находя покоя, цлыя столтія и, когда какой нибудь мужской отпрыскъ Гогенцоллернскаго дома долженъ умереть, она является, какъ бы предупреждая, съ печально опущенной головой. Такой видли ее слуги замка по ночамъ и, въ воспоминаніе о ней, одинъ иностранный художникъ, бывшій въ замк, гд она появилась предъ смертью курфюрста Георга, нарисовалъ ее образъ такъ, какъ онъ сохранился въ его памяти.

— Ваше высочество, сказалъ Грумбковъ, есть много разныхъ преданій и почти каждое знатное семейство иметъ какого нибудь предка, который бродитъ по замкамъ. Что же касается благородной дамы, то мы не видали этого виднія, какъ ни часто приходится намъ ходить ночью по корридорамъ замка въ Берлин. Наши преданія имютъ свою поэзію и часто служатъ основаніемъ исторіи. Очень часто какая нибудь старая, забытая псня или то, что занимаетъ нашу фантазію во время бодрствованія, снится намъ и таинственныя образа облекаются въ плоть и кровь въ нашихъ видніяхъ.

Доротея задумчиво кивнула головой какъ бы соглашаясь.

Но какое-то тяжелое предчувствіе охватило всхъ.

— Мы остановимся вотъ въ этомъ дом, прервалъ. Грумбковъ молчаніе, указывая на красную крышу, мелькавшую между двумя холмами, солнце уже заходитъ и ваше высочество окажете милость отдохнуть въ этомъ дом.

Дальнйшее путешествіе до Кроссена совершилось вполн благополучно и прізжія были встрчены курфюрстомъ и его свитой съ радостнымъ удивленіемъ. Только молодой курпринцъ раскланялся съ мрачнымъ видомъ и сейчасъ же отошелъ прочь къ возвышенности, на которой были собраны войска.

Курфюрстъ въ нсколько недль замтно измнился. Глубокое горе выражалось на его лиц. Стройная фигура сгорбилась, лицо сильно похудло и желтоватая блдность смнила прежній свжій цвтъ лица.

Шарлотта видла, какъ поблнла Доротея, здороваясь съ мужемъ. Не было никакихъ вопросовъ, ни отвтовъ, вс чувствовали одно и то же въ первую минуту свиданія.

Въ эту минуту подскакалъ въ полной военной форм принцъ Александръ, въ сопровожденіи Бюрена. Его взглядъ былъ спокоенъ и серьезенъ, только руки слегка дрожали, когда онъ обнималъ Шарлотту.

— Прощай, дорогая сестра, вспоминай обо мн въ молитвахъ, шепнулъ онъ ей. Не забывай, что я люблю тебя всмъ сердцемъ. Не плачь, Шарлотта. Когда храбрые люди идутъ на войну, нечего плакать, тмъ боле, когда они идутъ съ радостнымъ сердцемъ. Поклонись отъ меня Курляндіи, поклонись всмъ, которые помнятъ меня. Прощай, такъ угодно Богу, до свиданія.

Съ этими словами, онъ отъхалъ и сталъ около курфюрста, на холм.

Деръ-Флингеръ, Шверинъ и Шенингъ послдовали за нимъ.

Съ холма видно было движеніе всего войска, которое подвигалось длинными, сомкнутыми рядами.

— Да здравствуетъ Фридрихъ Вильгельмъ! раздались тысячи голосовъ.

Ряды храбрецовъ слдовали одинъ за другимъ и въ сердц курфюрста поднималось тяжелое предчувствіе. Онъ печальнымъ взглядомъ глядлъ вслдъ своимъ войскамъ.

— Можетъ быть, это послдній смотръ, печально сказалъ онъ.

Затмъ, какъ бы желая прогнать тяжелыя мысли, онъ повернулся къ деръ-Флингеру.

— Мы надемся, что Богъ дастъ намъ успхъ, быстро сказалъ онъ. Наши бранденбуржцы молодцы и пойдутъ за своими начальниками въ самый адъ.

Старый деръ-Флингеръ провелъ рукою по глазамъ и молча кивнулъ головою въ знакъ согласія, стараясь подавить вздохъ, вызванный въ немъ печальнымъ чувствомъ.

— Храни Ботъ нашего курфюрста! раздалось въ рядахъ.

Мимо проходилъ полкъ Александра, курфюрстъ протянулъ руку принцу и долго печально глядлъ ему въ глаза.

— Прощай, мой храбрецъ. Да хранитъ тебя Богъ! Только избгай опасности, сынъ мой. Мы достаточно убждены въ твоей храбрости. Я надюсь, что графы Дона будутъ охранять тебя. Счастливый путь.

Принцъ пришпорилъ коня и, махая шляпой, съхалъ съ холма. Громкіе крики ура встртили его.

Курфюрстъ отвернулся въ сторону и вынулъ изъ кармана маленькій молитвенникъ, который онъ всегда носилъ при себ.

— Дти, началъ онъ громкимъ голосомъ, Einefeste Burg ist unser Gott…. (Богъ наша твердая опора).

И въ то время, когда знаменщики наклонили знамена, военный оркестръ заигралъ псню Лютера.

Шарлотта закрыла руками покрытое слезами лицои упала на грудь врной Елизаветы.

— Я не увижу его больше, Елизавета.

— Успокойтесь, принцесса, надйтесь на свиданіе, шепнула графиня.

Но ея взглядъ печально устремился, туда, гд солнце скрывалось за темными тучами.

ГЛАВА VI.
Блая женщина.

Роскошные потсдамскіе сады распустились во всемъ великолпіи.

Померанцы цвли въ большихъ кадкахъ, уставленныхъ по обимъ сторонамъ главной аллеи. Большіе фонтаны отливали на солнц всми цвтами радуги.

Солнце уже клонилось къ западу и тни все увеличивались.

Наверху, на каменной террас, появилась принцесса Шарлотта, въ сопровожденіи своей повренной.

— Не утшай меня, Елизавета, говорила Шарлотта, подходя къ периламъ. Я не въ состояніи переносить боле этого положенія. Изъ Курляндіи все еще нтъ никакого извстія и Александръ также не держитъ слова. Курфюрстъ такъ молчаливъ и задумчивъ, и не говоритъ ни слова о послднемъ сраженіи. Боже мой! когда пройдетъ это ужасное время!.. И знаешь, Елизавета, я не могу отдлаться отъ мысли, что видніе Доротеи по дорог въ Кроссенъ было тяжелымъ предзнаменованіемъ. Назови меня суеврной, но въ моихъ снахъ я также вижу тнь женщины и она походитъ на самою Доротею. Часто я вижу ее въ замк, въ Митав, выходящею изъ комнатъ покойной герцогини. Эта ужасная исторія страшно взволновала меня. Я не нахожу сна, а если начну дремать, то сейчасъ же вижу покрытое покрываломъ лицо таинственнаго привиднія… и оно преслдуетъ меня даже когда я не сплю. Я сержусь сама на себя. Ты знаешь, какъ я всегда стараюсь не врить разсказамъ о сверхъестественномъ. И если хочешь, ты можешь надо мною смяться, но я не зжу съ Доротеей въ Берлинъ для того, чтобъ не увидать тамъ случайно статую блой женщины.

На эту взволнованную рчь Елизавета ничего не возразила и задумчиво глядла вдаль. Она отлично знала, что принцесса теперь въ такомъ состояніи, что не послушается голоса разсудка.

— И замть, продолжала Шарлотта, какъ курфюрстъ съ каждымъ днемъ все боле и боле поддается болзни, которая уничтожаетъ его силы. Врачи шепчутся между собою, не зная, что предпринять, и вс средства Менцеля не помогаютъ. Повторяю теб, Елизавета, если Богъ не сдлаетъ чуда, то Бранденбургъ потеряетъ великаго правителя, а его супруга, свою единственную, могущественную поддержку.

Елизавета развернула шаль, которую держала въ рукахъ, и накинула ее на плечи принцессы.

— Мы вс въ рукахъ Божьихъ, ваша свтлость, шепнула она, и не къ чему прибавлять новое горе, безпокоясь за будущее. Посмотрите, принцесса, на горизонт загорлась ваша звзда, какъ она ясна и прекрасна! почему бы вашей будущности не быть такой же? Вечеръ сегодня великолпный. До насъ доносится нжный запахъ цвтущихъ померанцевъ, вся природа погружена въ спокойствіе. Неужели же только мы должны вчно не находить себ успокоенія? Даже продолжительное счастіе невыносимо. Самое лучшее желать довольства самимъ собою, къ чему мучить себя напрасными предчувствіями, когда и безъ того въ жизни такъ много дйствительно дурнаго.

— Ты права, Елизавета, но я не въ состояніи оттолкнуть отъ себя тяжелаго предчувствія. Посмотри, каменныя статуи боговъ, мн кажется, смотрятъ на насъ, какъ мертвецы, закутанные въ саваны. Я никогда не украсила бы паркъ подобными каменными фигурами. При лунномъ свт он похожи на духовъ, он напоминаютъ мн тяжелую ночь, пережитую мною нкогда въ Версал. Тогда он смотрли на меня также безжалостно, какъ судьба!… Пойдемъ Елизавета.

— Конечно, пойдемте, принцесса, вамъ необходимо отдохнуть. Я посижу сегодня у вашей постели и прочту вамъ какую нибудь балладу старинныхъ пвцовъ о Витекинд, храбромъ Саксонскомъ герцог, и его благочестивой дочери. Но что съ вами, дорогая принцесса?

— Посмотри, Елизавета, кто такое ходитъ тамъ, около пруда, въ длинномъ бломъ одяніи!…. Она идетъ, сюда… Посмотри, ты сама увидишь, что я говорю правду… Теперь скажи мн: вришь ли ты въ блую женщину?

Елизавета дйствительно увидала блую фигуру, медленно двигавшуюся взадъ и впередъ.

Об женщины стояли, не будучи въ состояніи двинуться съ мста.

Принцесса крпко сжимала руку своей довренной, Вокругъ было такъ тихо, что Елизавета могла слышать біеніе собственнаго сердца.

— Если я не ошибаюсь, наконецъ заговорила графиня, то движенія этой фигуры слишкомъ напоминаютъ землю. Духъ не станетъ поднимать платья, чтобъ не запачкать его вечерней росой. Дорогая принцесса, ваше воображеніе сыграло съ нами плохую шутку. Если я не ошибаюсь, такъ это ходитъ сама принцесса Доротея. Теперь къ ней подходитъ какой-то человкъ и низко кланяется… Но почему она вдругъ съ ужасомъ отступаетъ отъ него?… Вотъ они идутъ рядомъ. Боже мой! принцесса, это…

— Бюренъ, едва слышно прошептала Шарлотта, и медленно опустилась на скамью. Бюренъ… и такъ поздно… Онъ хотлъ говорить одинъ съ Доротеей… Горе мн, Елизавета! онъ не привезъ ничего хорошаго!… Отведи меня въ мою комнату, у меня земля колеблется подъ ногами… Поди узнай, въ чемъ дло. Я съ лихорадочнымъ нетерпніемъ буду ждать тебя и считать минуты…

Настала очередь принцессы Доротеи утшать Шарлотту.

Забывъ свое собственное горе, супруга курфюрста взяла на себ тяжелую обязанность передать Шарлотт о смерти ея возлюбленнаго брата.

Принцъ погибъ во время штурма Офена и съ нимъ вмст много храбрецовъ изъ Бранденбургскаго войска.

Предчувствіе принцессы оправдалось.

Никто не видалъ слезъ и тяжелаго горя Шарлотты, кром ея врной Елизаветы. И когда, наконецъ, чрезъ нсколько дней, принцесса призвала къ себ Бюрена, онъ нашелъ ее очень блдной, но спокойно сидящей въ креслахъ въ ея будуар, а графиня Цаваки почти испугалась того равнодушнаго тона, которымъ Шарлотта просила ссть шталмейстера принца.

Загорлое лицо Бюрена носило на себ слды большой усталости. Онъ мужественно сражался рядомъ съ принцемъ и не отходилъ до тхъ поръ, пока его не поразила смертельная пуля. Затмъ онъ сопровождалъ въ Берлинъ трупъ своего господина и теперь передавалъ его близкимъ послдній привтъ покойнаго..

— Что такое привезли вы мн, шталмейстеръ? Все, что бы вы не сказали, не можетъ быть печальне того, что случилось, но я хочу только узнать, какъ умеръ мой братъ, скажите мн все.

— Позвольте мн, ваша свтлость, передать вамъ послднія слова принца и его послднюю волю, онъ приказалъ мн, между прочимъ, передать вамъ въ собственныя руки этотъ свертокъ. Отъ него зависитъ судьба одного человка, которую измнить вы въ со стояніи. Такъ говорилъ онъ, когда я принялъ отъ него бумаги, и теперь послушно передаю ихъ вамъ.

— Возьми бумаги, Елизавета, сказала Шарлотта. Въ настоящую минуту я не въ состояніи ни защитить, ни улучшить, чьей бы то ни было, судьбы, я чувствую себя очень слабой. Можетъ быть, со временемъ, я это сдлаю, теперь же мн нужны вс мои силы. Говоря это, она передала Елизавет свертокъ бумагъ, положенный въ кожанный футляръ.

— Это должно быть важное дло, если мой братъ пересылаетъ его мн на храненіе, прочти въ свободный часъ.

Она повернулась къ Бюрену.

— Разскажите мн все, повторила она.

— Мы совершили трудный переходъ, ваше свтлость, соединенный съ сверхчеловческими усиліями. Но воины не обращаютъ вниманія на дождь и непогоду, не смотрятъ на то, что ихъ голова покоится на сырой земл, наши солдаты шли безостановочно, подвигаясь впередъ все ближе къ цли, нашъ предводитель служилъ блестящимъ примромъ для всхъ.

Однажды, когда мы были уже близко отъ нашей цли, насъ застала страшная непогода. Дождь лилъ ручьями, громъ и молнія сверкали, не переставая. Тогда генералъ Шенингъ приказалъ остановиться въ монастыр, башни котораго виднлись изъ-за лса. Направо отъ насъ былъ городъ Краковъ, а монастырь этотъ былъ въ честь Св. Стефана.

Привратникъ сдлалъ кислое лицо, увидя предъ собою солдатъ. По всей вроятности, ему уже видлись пожары и другіе ужасы войны.

Но, когда онъ узналъ, что это бранденбуржцы, онъ доврчиво открылъ намъ ворота и мы вступили на священную почву.

Вскор мы сидли за длиннымъ столомъ и лакомились жареной рыбой.

— Э! святой отецъ, весело сказалъ нашъ принцъ, неужели вы будете кормить благородныхъ воиновъ постной пищей? Позовите ко мн вашего хранителя вина, такъ какъ, клянусь Богомъ! отъ одной рыбы не можетъ быть такого круглаго лица, какъ у патера Ансельма и другихъ братьевъ. Изъ нихъ вышли бы славные солдаты, такъ кажутся они сильны, а едва ли это было бы возможно, если бы они строго постились.

Тогда явился хранитель вина, который представлялъ собою врный образъ большаго боченка съ краснымъ носомъ.

— Ну, Св. Вакхъ, сказалъ принцъ, дайте намъ вина! Мы такіе люди, которые не пьютъ воды.

Сначала монахъ отказывался удовлетворить наше желаніе, но въ эту минуту къ намъ приблизились двое свтскихъ братьевъ и подали намъ отличное вино.

Простите меня, принцесса, что я повторяю вамъ вс эти подробности, но мы обязаны были виномъ принцу, хотя онъ самъ выпилъ только нсколько глотковъ. Затмъ мы отправились отдыхать.

На слдующее утро я нашелъ принца одиноко гуляющимъ по монастырскому саду.

Остальные уже ухали, я же наканун, спрыгнувъ съ лошади, слегка повредилъ себ ногу и мы остались до вечера.

— Бюренъ, сказалъ принцъ, отводя меня въ сторону, прежде чмъ я уду отсюда, мн нужно исполнить одно общаніе. Позаботься, чтобъ никто не помшалъ мн переговорить съ однимъ молодымъ, больнымъ послушникомъ, который гуляетъ тамъ, подъ тнью деревьевъ. Заговори ты съ двумя другими, которые, кажется, наблюдаютъ за нимъ. Разскажи имъ, что длается въ свт, монахи любопытны и любятъ знать все, что не иметъ ничего общаго съ ихъ обязанностями. Идите же, шталмейстеръ, я скоро послдую за вами.

Исполнить порученіе принца было легче, чмъ я думалъ, такъ какъ, не усплъ я заговорить, какъ меня буквально осыпали вопросами. Я постарался отвести обоихъ моихъ собесдниковъ въ другую сторону сада, тогда какъ мой господинъ слъ рядомъ съ блднымъ, больнымъ послушникомъ.

Одинъ изъ моихъ собесдниковъ былъ умный юноша съ темными глазами и еще не обритой головой. Онъ особенно осыпалъ меня вопросами, къ тому же Курляндія казалась ему очень дорога. Онъ много спрашивалъ меня о городахъ и деревняхъ и мн показалось, что я уже видлъ его прежде въ Курляндіи.

Но это только мн показалось. Онъ учится въ монастыр и коротко сказалъ мн, что надется быть схоластикомъ. Затмъ, когда я устремилъ на него испытующій взглядъ, онъ вдругъ замолчалъ.

Тогда я заговорилъ о другомъ и такимъ образомъ мы незамтно проболтали цлый часъ.

Когда начали звонить къ молитв, монахи поспшно оставили меня.

Вечеромъ я слъ на лошадь, точно такъ же какъ и мой господинъ, и мы направились дале къ Йену.

— Мы поспли какъ разъ во время, ваша свтлость. Турки были уже предъ Вной и надо было спшить дать сраженіе. Мы сталкивались съ бжавшимъ народомъ, стремившимся бгствомъ спасти себя и свое имущество. Множество женщинъ сидли по дорог, держа дтей на рукахъ и оплакивая свое несчастіе. Тогда принцъ останавливалъ коня и всмъ помогалъ, чмъ могъ.

Бюренъ помолчалъ нсколько мгновеній.

Принцесса закрыла глаза руками.

Елизавета тихо отвернулась и подошла къ окну.

Затмъ Шарлотта прошептала:

— Дальше!… дальше, шталмейстеръ! Не пропускайте ничего, что касается моего брата. Я какъ будто вижу его предъ собою. Еще мальчикомъ, а потомъ юношей, онъ часто утшалъ страждущихъ.

— Теперь я перейду къ сраженію, принцесса. Вы знаете, что Абдеррахманъ, какъ кровожадный шакалъ, скрывался въ Офен. Мы выгнали его изъ его врнаго убжища, посл того какъ императоръ Леопольдъ и храбрый курфюрстъ Баварскій напрасно старались выгнать его. Собаки турки только показывали имъ зубы и Карлъ Лотарингскій напрасно пытался взять штурмомъ сильную крпость.

Наступило 26 іюня. О! кровавый день!.. Вы должны были бы, ваша свтлость, видть въ этотъ день бранденбуржцевъ.

На каждаго изъ нихъ приходилось по семи турокъ, даже боле. Смерть сняла тутъ обильную жатву.

Ярость и хитрость турокъ были чисто животныя.

Но довольно, къ чему описывать вамъ ужасныя сцены, которыя стали бы тревожить ваше спокойствіе.

Мы врно держались другъ около друга, пока смерть не разлучила насъ. Мой господинъ и я, мы были еще рядомъ и вмст съ нами были оба графа Дона. Мы почти уже взобрались на вершину крпостнаго рва, когда генералъ крикнулъ:

— Назадъ, принцъ! Избгайте опасности! Не идите туда, тамъ падаетъ цлый дождь пуль и вырываетъ изъ рядовъ много солдатъ. Сюда, ко мн! вамъ угрожаетъ смерть!..

— Дальше! дальше! прошептала Шарлотта, когда шталмейстеръ нершительно замолчалъ.

— Неужели вы думаете, генералъ, крикнулъ принцъ въ отвтъ, что я пришелъ въ Офенъ для того, чтобъ сидть за печкой? Я пролью мою кровь до послдней капли въ честь Бранденбурга. Впередъ, товарищи.

Въ эту минуту на принца бросился храбрый турокъ. Ударомъ сабли принцъ разрубилъ ему голову, но тоже упалъ пораженный пулей.

Я хотлъ поднять его, но мы упали оба. Я первый пришелъ въ чувство. Рядомъ со мною, лежалъ покрытый кровью принцъ, а рядомъ съ нимъ оба графа Дона, убитые непріятельскими выстрлами. Я старался перевязать рану своего господина, хотя сраженіе все еще продолжалось. Въ эту минуту къ намъ подошла помощь и мн удалось поспшно перенести принца въ лагерь. Наши палатки были разбиты на берегу Дуная. Я еще не терялъ надежды, принцесса, но большая потеря крови имла роковыя послдствія и принцъ умеръ отъ ранъ 16 августа. День, который я никогда не забуду! Мы привезли дорогой трупъ въ Вну. Я до послдней минуты не оставлялъ моего господина, но къ чему это послужило? Онъ самъ оставилъ насъ и мн остается только сожалть, что непріятельская пуля не выбрала себ цлью моей груди вмсто его!.. Больше, принцесса, я ничего не могу вамъ сообщить, кром послднихъ словъ нашего умирающаго героя. ‘Отправляйся, другъ мой, сказалъ онъ мн, поклонись моей родин. Я охотно умираю, такъ какъ не слишкомъ дорожилъ жизнью. Передай все мое моей благородной сестр. Я безгранично люблю ее. Скажи ей, чтобъ она не печалилась обо мн и съ любовью вспоминала меня.’

Бюренъ замолчалъ и Шарлотта съ трудомъ поднялась.

— Теперь вамъ остается исполнить послдній долгъ, сказала она дрожащимъ голосомъ, проводить покойнаго въ склепъ его отцевъ.

Шталмейстеръ печально опустилъ глаза.

— Курфіорстъ сказалъ онъ наконецъ, желаетъ оказать умершему герою послдній долгъ въ Бранденбург. Въ Берлин во всхъ церквахъ назначены заупокойныя обдни и самъ Фридрихъ Вильгельмъ будетъ сопровождать погребальное шествіе до границы своего государства.

— Прощайте, г. шталмейстеръ, поспшно сказала принцесса, какъ бы желая сократить разговоръ. Мы никогда не забудемъ вашей врности и преданности.

Съ трудомъ пріобртенное спокойствіе Шарлотты окончилось, она съ волненіемъ оперлась на плечо Елизаветы и, шатаясь, вышла изъ комнаты, оставивъ Бюрена одного.

Онъ долго стоялъ на прежнемъ мст, скрестивъ руки на груди, погруженный въ задумчивость.

Различныя заботы волновали его. Онъ зналъ, что смерть принца произведетъ перемну въ его собственной судьб. Конечно, онъ могъ служить при двор Фридриха Казиміра, но теперь это казалось ему еще мене желательнымъ, чмъ когда либо. Онъ отлично зналъ, что его положеніе, благодаря интригамъ придворныхъ, будетъ становиться все тяжеле. Они смотрли на него, какъ на неблагороднаго выскочку. Онъ былъ имъ тмъ непріятенъ, что спокойно исполнялъ свой долгъ и не гнулъ спины. Благодаря своему уму и благоразумной бережливости, онъ составилъ себ нкоторую независимость, но все это не могло защитить его отъ сплетенъ и осужденія тхъ, которые завидовали его положенію при герцогскомъ семейств.

Шталмейстеръ поступилъ на службу къ Кетлерамъ, будучи въ Польш корнетомъ. Его смлый образъ мыслей и откровенность характера вскор заслужили ему расположеніе герцога Іакова, а военныя знанія и неустрашимость обратили на него вниманіе молодаго принца. Онъ сталъ съ нимъ неразлученъ и сопровождалъ его въ его послднемъ поход противъ турокъ.

Умирая, принцъ Александръ отказалъ все свое состояніе сестр и эти бумаги Бюренъ передалъ графин Елизавет, которая должна была позаботиться о длахъ принцессы.

Зная хорошо положеніе герцогскаго Двора, едва ли можно было надяться получить это наслдство. Тмъ не мене надо было употребить въ дло вс средства, чтобъ защитить права принцессы.

Во время своего пребыванія въ Польш, Бюренъ усплъ продать, хотя и съ нкоторою потерею, имнія графини Цаваки и вырученная за нихъ сумма должна была дать графин средства на довольно долгое время.

Шталмейстеръ съ удовольствіемъ бросилъ взглядъ на висвшую у него чрезъ плечо сумку, въ которой лежали документы, обезпечивавшіе графин значительное состояніе.

Посл долгой задумчивости Бюренъ, наконецъ, ршился оставить будуаръ принцессы и, поспшно сойдя съ лстницы, направился къ лвому Флигелю, гд помщались комнаты графини.

Придя туда, онъ попросилъ дежурнаго пажа сейчасъ же доложить о немъ.

Пажъ нершительно отворилъ дверь въ маленькую пріемную, глядя на шталмейстера полулюбопытнымъ, полуудивленнымъ взглядомъ, и попросилъ его немного подождать, такъ какъ графиня еще находится у принцессы.

Бюренъ молча кивнулъ головою и вошелъ въ маленькую, круглую комнату, очень просто меблированную.

Тутъ онъ слъ на стулъ съ высокой спинкой и, опустивъ голову на грудь, думалъ, какимъ образомъ поступить съ герцогомъ въ томъ случа, если онъ будетъ колебаться передать принцесс наслдство посл брата.

Задумчивость Бюрена была нарушена шелестомъ платья.

Онъ всталъ и пошелъ на встрчу графини, поспшно вошедшей въ комнату.

— А! г. шталмейстеръ, вы исполняете мое желаніе прежде, чмъ я его выразила, сказала она.

И ея печальный взглядъ сверкнулъ веселе.

— По всей вроятности, вы сообщите мн что нибудь утшительное и уничтожите мои опасенія, которыя пробудились во мн относительно длъ моей повелительницы. То, что вы скажете мн, не долженъ никто слышать, войдите поэтому въ мой рабочій кабинетъ и поговоримъ, какъ добрые друзья, уважающіе и довряющіе другъ другу.

Елизавета пошла впередъ и Бюренъ молча послдовалъ за нею.

Когда, по прошествіи часа, шталмейстеръ снова переступалъ порогъ кабинета, онъ видимо вздохнулъ съ облегченіемъ и въ глазахъ его сверкнула почти веселость.

Когда онъ вышелъ въ садъ, какая-то женская фигура высунулась вслдъ ему изъ окна.

Мы узнали бы въ этой фигур лицо придворной летучей мыши, съ желтыми волосами, на этотъ разъ безъ маски. Она съ любопытствомъ глядла своими срыми, безъ рсницъ, глазками вслдъ удаляющемуся шталмейстеру и только тогда, когда онъ совершенно исчезъ изъ виду, она закрыла окно, сла къ письменному столу, обмакнула перо въ чернила и поспшно стала писать, казалось, продолженіе уже начатой записки.

Письмо начиналось такимъ образомъ:

‘Ея свтлости, графин Горнъ, деканисс въ женскомъ княжескомъ институт въ Герфорд’.

Въ приписк говорилось слдующее:

‘Сію минуту я была возмущена видомъ шталмейстера Бюрена. Этотъ человкъ безъ всякаго стыда вышелъ изъ комнаты графини Цаваки, пробывъ тамъ боле часу. И такъ, слухъ, пришедшій сюда изъ Курляндіи, что эта Св. Елизавета безстыдная Цирцея, принимающая мужчинъ у себя въ комнатахъ, вполн справедливъ. У благочестивой графини бюргерскія страсти, какъ и у ея госпожи, которая часто съ ужасающей снисходительностью раздаетъ черни милостыню и собираетъ здсь нищихъ каждую недлю.

‘Дорогая кузина, сумйте принять ваши мры, когда Курляндская принцесса явится къ вамъ въ Герфордъ настоятельницей, отъ чего спаси Богъ. Насколько курфюрстъ дйствуетъ въ пользу Шарлотты, я еще до сихъ поръ не знаю наврное, но мы должны употребить вс силы, чтобъ помшать дальнйшимъ попыткамъ у старой настоятельницы. Теперь уже нечего опасаться появленія въ Герфорд для этой цли Курляндскаго принца, такъ какъ онъ палъ въ сраженіи при Офен. У насъ весь дворъ снова погруженъ въ глубокую печаль. Курфюрстъ, боле страдающій, чмъ когда либо, тмъ не мене, находится въ Берлин, ожидая трупа принца, который желаетъ принять торжественно’.

‘Супруга курфюрста рдко оставляетъ свои покои, а если это случится, то она выходитъ въ обществ Зондергаузенъ и своей невстки, и отправляется къ Курляндской принцесс, которая, какъ кажется, большая пріятельница со своей теской. Об Шарлотты часто гуляютъ рука въ руку, въ сопровожденіи Цаваки. Эта дружба супруги будущаго курфюрста возбуждаетъ во мн сильную боязнь, которую вы, дорогая кузина, безъ сомннія, раздляете. Союзъ этихъ могущественныхъ особъ направленъ противъ насъ и во глав стоитъ старая, мрачная Доротея, которая еще никогда не была расположена ни къ одной невстк такъ, какъ расположена теперь къ курпринцесс. Намъ надо вооружиться, дорогая кузина, и только увренность, что вашъ курьеръ человкъ надежный, дозволяетъ мн передать этой бумаг, что настало ужасное время, и если бы мы не находили утшенія въ молитв, то наши сердца были бы растерзаны недостойнымъ поведеніемъ придворныхъ особъ’.

‘Затмъ, призвавъ на васъ милости святыхъ ангеловъ, остаюсь ваша, любящая васъ, покорная слуга и кузина графиня Эмеренція фонъ Дюстернрокъ Лайбахъ’.

Графиня сложила письмо маленькимъ четырехъугольникомъ, обвязала его шелковой ниткой и приложила на нее восковую печать, затмъ подошла къ двери, открыла ее и, прежде чмъ снова возвратиться къ столу, оглянулась назадъ, видимо ожидая кого-то.

Чрезъ нсколько минутъ, въ комнату вошелъ человкъ и остановился въ почтительной поз у порога.

— Врный ли ты человкъ? спросила его графиня, бросая на него мимолетный взглядъ. Я ожидала видть лейбъ-егеря графини, но теперь вижу, что она прислала другаго.

— Я имю честь пользоваться такимъ же довріемъ, какъ и Фейтъ, которому начинаютъ измнять его силы и онъ не можетъ предпринимать такихъ дальнихъ путешествій, отвчалъ стоявшій у дверей человкъ, съ желтымъ лицомъ, высоко поднятыми бровями и равнодушными, ничего не говорящими, глазами.

Черные усы и борода скрывали губы и подбородокъ этого человка, одтаго въ черный кафтанъ, фигура котораго произвела на графиню странное впечатлніе, хотя онъ стоялъ съ самымъ почтительнымъ видомъ. Тмъ не мене, въ тон его голоса не звучало той униженности, которую привыкли видть знатные въ своихъ слугахъ.

Фрейленъ полуповернула голову и, пробуя твердость печати, спросила:

— Вы уже давно служите у графини Горнъ?

— Я имю честь быть лейбъ-егеремъ баронессы фонъ-Левентруцъ.

Фрейленъ широко раскрыла глаза и взглянула прямо въ лицо посланному.

— А! въ такомъ случа, на васъ можно положиться. Баронесса одна изъ преданнйшихъ нашихъ друзей. Безъ сомннія, она уже давно испытала васъ.

— Я служу у нихъ не боле года, но я всегда врно служу господамъ, которые довряютъ мн. Баронесса Левентруцъ такая госпожа, какую я долго желаю имть. Она повелительна, немного капризна, но великодушна, и у нея нтъ боле врнаго слуги, чмъ я.

Фрейленъ невольно сдлала шагъ впередъ.

Этотъ человкъ говорилъ такъ почтительно, но въ то же время такъ странно и свободно. Въ его круглыхъ глазахъ сверкалъ лучъ хитрости и придавалъ его лицу, выражавшему теперь только равнодушіе, твердую ршимость и увренность.

— Какъ васъ зовутъ? спросила графиня.

Посланный сначала колебался, но недолго, и отвчалъ:

— Меня зовутъ Магнусъ такъ же какъ звали бывшаго ученика доктора Кункеля, имвшаго въ Потсдам свою лабораторію. Мое имя иметъ особенный магнетизмъ для благородныхъ дамъ княжескаго института, которымъ я всегда доставляю множество извстій. Пробывъ здсь три дня, я слышалъ очень многое, такъ какъ прислуга любитъ болтать, а изъ этой болтовни можно извлечь и защиту своимъ друзьямъ и клевету противъ своихъ враговъ… Но, простите мн, графиня, что я такъ говорю, но въ эту минуту я думаю о моемъ новомъ господин, барон фонъ-Левентруцъ.

— Вы странный человкъ, сказала Эмеренція, съ удивленіемъ слушавшая посланнаго. Баронъ курляндецъ и не пользуется у насъ особеннымъ уваженіемъ и, сколько мы слышали, пользовался имъ еще мене на своей родин. Вы его слуга, но простите, мн пишутъ, что хотя слуга Магнусъ хорошо извстенъ въ институт, тмъ не мене, онъ былъ помощникомъ ректора?

— Да, графиня, былъ… былъ, мрачно повторилъ Магнусъ, нахмуривъ брови и сжимая губы.

— Нтъ ли у васъ еще какого нибудь приказанія? поспшно прибавилъ онъ. Время идетъ и вы знаете, что мой путь не близокъ.

Почти испуганная рзкимъ тономъ, которымъ были сказаны эти слова, Эмеренція машинально подала ему письмо.

Затмъ она сунула руку въ сумку, висвшую у пояса, какъ бы желая дать посланному награду и хотла еще разъ сказать ему, чтобы онъ былъ скроменъ.

Но Магнусъ остановилъ ее.

— Не нужно, Фрейленъ, мы умемъ хранить врученныя намъ посланія, не безпокойтесь, я умю также молчать.

Графиня съ испугомъ и уваженіемъ поглядла на посланнаго, въ руки котораго она дала такъ много, и долго еще глядла на дверь посл того, какъ онъ исчезъ за нею.

ГЛАВА VII.
Что происходило въ дом ректора.

Между тмъ, въ теченіе года, обстоятельства много измнились подъ кровлею ректора.

Съ того дня, какъ Лейтгольдъ отправился въ Берлинъ съ порученіемъ своего господина, въ поведеніи ректора видно было странное безпокойство. Онъ не въ состояніи былъ долго сидть на одномъ мст. Даже его рабочій кабинетъ, въ которомъ онъ сидлъ прежде по цлымъ часамъ, кажется, сдлался ему невыносимымъ.

Онъ почти не училъ дтей и, наскоро спросивъ у нихъ уроки, сейчасъ же отпускалъ ихъ и уходилъ въ садъ, гд по цлымъ часамъ сидлъ, погруженный въ мрачную задумчивость, пока, наконецъ, голосъ Лизбеты нершительно напоминалъ ему, что Эльза уже ждетъ его, чтобъ произнести предъобденную молитву.

Обыкновенно посл этого ректоръ спокойно и молча вставалъ и вслдъ за Лизбетою появлялся въ комнат, гд Анна-Софія, съ ярко красными щеками, уже подавала первое блюдо.

Во время обда ректоръ не обращалъ ни на кого вниманія. Вс кушанья оставались у него почти нетронутыми, а онъ питался однимъ хлбомъ и стаканомъ вина.

Эльза, сидя рядомъ съ мужемъ, съ отчаяніемъ думала, чмъ бы разогнать мрачныя тучи на чел любимаго человка.

— Давно ли ухалъ, Лейтгольдъ, знаешь ты, Эльза? спрашивалъ онъ почти всегда въ средин обда.

На что Эльда отвчала:

— Я полагаю, уже боле двухъ мсяцевъ.

— Какъ долго, со вздохомъ говорилъ онъ. Тогда ему слдовало бы уже давно вернуться.

Затмъ онъ поспшно вставалъ и выходилъ на галлерею, чтобъ посмотрть на далекую дорогу, не детъ ли кто нибудь, а Эльза печально глядла ему вслдъ.

Не одно недовріе мучило его душу, его терзало что-то еще боле тяжелое, и она охотно прощала ему мрачную встрчу въ первой день свиданія, прощала ту холодность, съ которой онъ обращался съ ней съ этого вечера.

Точно также какъ ректоръ желалъ возвращенія Леіітгольда, желала этого и Лизбета.

Наконецъ, однажды вечеромъ, явился Лейтгольдъ совершенно неожиданно, утомленный и блдне, чмъ когда либо. Онъ молча поклонился на дружелюбный привтъ Лизбеты, и, замнивъ рясу нищенствующаго монаха своимъ обыкновеннымъ платьемъ, исчезъ въ комнат ректора, который уже ждалъ его съ нетерпніемъ.

Прошло довольно много времени.

Наверху Эльза бродила по галлереи и глядла въ садъ, ярко освщенный луною.

— Что такое можетъ сообщить ему Лейтгольдъ? думала молодая женщина. Дай Богъ, чтобъ это было что нибудь хорошее. Лизбета, или ложись спать. Я сейчасъ послдую за тобою. Не жди меня, сказала Эльза наклоняясь къ окну.

И Лизбета почти испугалась тона ея нжнаго голоса.

— Мн страшно, отвчала она. Я слышу голосъ твоего мужа, говорящаго необыкновенно громко, совершенно противъ его обыкновенія. Неужели ты не слышишь?.. Боже мой! что такое происходитъ?

Лизбета стояла, широко раскрывъ глаза и поднявъ къ небу руки.

— Ты слышишь, онъ задыхается отъ гнва.

Но Эльза уже оставила галлерею.

Она поспшно сбжала съ лстницы и остановилась у двери дрожащей рукою держась за ручку.

— Какъ ты осмлился сдлать это, негодяй? Ясно слышенъ былъ голосъ ректора. Прочь съ глазъ моихъ! мн слдовало бы убить тебя, какъ бшеную собаку. О! если добро должно приносить такіе ужасные плоды, то можно было бы крикнуть въ лицо всему человчеству. ‘Не длайте другъ другу ничего хорошаго, тогда съ вами не будетъ случаться дурнаго!’ Затмъ наступило таинственное молчаніе. Потомъ изъ груди ректора вырвался глухой стонъ, но такой отчаянный, что Эльза, громко вскрикнувъ отъ испуга, распахнула дверь и бросилась въ комнату.

Она не замтила, что Лейтгольдъ стоялъ, прислонясь къ стн, блдный, какъ привидніе, она видла только полное отчаянія лицо мужа и дрожа обняла его за шею, прижала его голову къ своей груди и рыд, ая сказала:

— Взгляни на меня, возлюбленный. Это я. Изъ состраданія, взгляни на меня хоть разъ.

Эльза чувствовала, что звукъ ея голоса произвелъ на мужа впечатлніе электрическаго удара.

Онъ открылъ глаза и печально взглянулъ ей въ лицо, но въ его взгляд лежала цлая бездна любви.

Онъ выпрямился, не выпуская ее изъ объятій, спокойствіе снова возвратилось къ нему, и онъ заговорилъ беззвучнымъ голосомъ, хотя каждое его слово, казалось, падало, какъ тяжелый ударъ, на голову преступника, по прежнему стоявшаго у стны.

— Погляди на него, Эльза, говорилъ ректоръ. Это проклятый, котораго Богъ оттолкнулъ отъ себя. Погляди на него, моя дорогая. Онъ жестоко отомстилъ мн за тебя, слишкомъ жестоко!.. Нтъ, отвернись отъ него! Твой чистый взглядъ не долженъ останавливаться на такомъ злод.

Сдлавъ шагъ впередъ, ректоръ указалъ на дверь и тихо сказалъ:

— Сначала закрой дверь, которая чрезъ нсколько мгновеній снова откроется, чтобъ закрыться за тобою навсегда. Я спасъ теб жизнь и за это ты, въ ослпленіи, но все-таки желая сдлать мн удовольствіе, какъ ты говоришь, совершилъ неслыханное преступленіе, которое Богъ никогда не проститъ теб, точно такъ же не прощу теб я. Но я не хочу губить тебя. Нкогда я спасъ тебя отъ смерти, теперь я буду молчать, чтобъ ты могъ жить съ мученіями твоей совсти. Ты можешь немного загладить твою вину относительно меня, если постараешься никогда не встрчаться со мною боле… Мы никогда не знали другъ друга, запомни это хорошенько. А теперь, ступай.

Ректоръ повернулся къ двери и повелъ Эльзу съ собою.

— Госпожа, попросите за меня, неожиданно прошепталъ Лейтгольдъ, съ мольбою протягивая руки къ Эльз.

Послдняя сдлала шагъ назадъ, устремивъ умоляющій взглядъ на мужа.

— Не дотрогивайся до нея! крикнулъ ректоръ. Того, что я сказалъ, не измнятъ никакія мольбы въ свт.

— Если вы оттолкнете меня, сказалъ Лейтгольдъ, то вы не сдлаете меня лучше, подумайте о Люцефер, который весело промнялъ потерянный рай на адъ, чтобъ отомстить божеству, которое считало себя такимъ же непогршимымъ, какъ и вы!.. Будьте великодушны, оставьте меня у себя! Я буду питаться крохами, падающими съ вашего стола!.. Попросите за меня, госпожа. Я на будущее время буду служить только вамъ!.. Неужели у васъ не найдется ни одного ласковаго слова для бднаго гршника?

Въ этой просьб звучала насмшка. Эльза съ ужасомъ отступила. Ректоръ же распахнулъ дверь и дрожащимъ голосомъ сказалъ:

— Разв ты не понимаешь, что одинъ твой видъ тяжелъ для меня? Окажи мн послднюю лучшую услугу:— прими мою благодарность и ступай вонъ.

Лейтгольдъ молча переступилъ черезъ порогъ.

Еще разъ обернулся онъ назадъ и его глаза казались глазами мертвеца.

Но цлый хаосъ дикихъ чувствъ бушевалъ въ груди этого человка. Въ немъ трепетали вс зми ненависти, мести и оскорбленной гордости.

Вздохнувъ съ облегченіемъ, ректоръ закрылъ дверь. Затмъ подошелъ въ Эльз, которая, сложивъ руки, стояла, не шевелясь, неподвижно устремивъ взглядъ въ землю.

И только тогда, когда слезы появились у нея на щекахъ, окаменніе прошло и слабая улыбка освтила ея блдное лицо.

Тогда ректоръ посадилъ ее въ кресло и, остановись предъ нею, молча съ любовью глядлъ на нее.

— Эльза! Моя дорогая!… сказалъ онъ, помолчавъ немного. Отдохни здсь, оправься. Для тебя это было слишкомъ много. Я едва въ состояніи поврить тому, что онъ сдлалъ.

— Я чувствую, что это должно быть что нибудь очень дурное и сержусь на него за то, что онъ смлъ такъ огорчить тебя. Скажи мн, что это такое, чего ты не могъ простить при всемъ твоемъ великодушіи.

— Онъ былъ мой злйшій врагъ. Онъ, какъ врный слуга, съ адской хитростію подсмотрлъ мою слабость… Я едва замтилъ, какъ онъ развелъ огонь… Я говорю объ огн недоврія и ревности… Нтъ, не перебивай меня. Ты знаешь, Эльза, что несчастіе длаетъ недоврчивымъ… а я былъ несчастливъ. Я потерялъ слишкомъ много… Но мн все таки остается то, что для меня дороже всего на свт. И мысль потерять это заставляетъ меня вздрагивать до глубины души… Нашъ единственный ребенокъ также умеръ… Прости мн, что я снова пробуждаю твое горе, вспоминая объ этомъ.

Слезы Эльзы потекли сильне и ея взглядъ печально устремился на маленькій портретъ, нарисованный на слоновой кости, висвшій напротивъ, на стн. На портрет былъ нарисованъ мальчикъ, съ блокурой, кудрявой головкой, одтый въ блое платье и державшій въ рукахъ пальмовую втвь.

Закрытые глаза и неподвижное выраженіе лица не оставляли никакого сомннія, что это портретъ маленькаго покойника.

— Хотя вы съ Лизбетой и не говорите объ этомъ, но я знаю, что наши мысли часто одинаково заняты нашимъ любимцемъ. Но къ чему воспоминаніе о старомъ тор, посл него произошло нчто худшее, что влечетъ за собою горькое раскаяніе… Этого не случилось бы, если бы я не взялъ въ домъ Лейтгольда, онъ раздражилъ мою ревность, заставивъ меня думать, что принцъ пріхалъ только для тебя. Я не хотлъ сначала этому врить, но твоя нжная встрча… слова, съ которыми ты къ нему обратилась… Я сотни разъ повторялъ ихъ въ душ, сотни разъ, можетъ быть, повторялъ ихъ громко, а этотъ злодй подстркалъ меня и сумлъ настроить меня, какъ онъ думалъ, для своей цли.

Только теперь поняла Эльза, въ чемъ дло, и съ горькой улыбкой протянула мужу руки.

— Мой привть относился къ теб. Для тебя одного былъ украшенъ нашъ домъ. Ты принялъ мое удивленіе за нечистую совсть и это огорчаетъ меня… Но не будемъ объ этомъ говорить. Я не хочу, чтобъ ты такъ горько раскаивался въ ничтожномъ проступк. Скажи мн только, что сдлалъ теб Лейтгольдъ, за что ты съ такимъ гнвомъ выгналъ его изъ дома.

Ректоръ наклонился къ Эльз и шепнулъ ей на ухо:

— Онъ убійца!.. Онъ думалъ, что я ненавижу принца также смертельно, какъ ненавидитъ онъ самъ… Не пугайся, его планъ не удался и пала другая жертва. Заклинаю тебя, забудь, что я теб сказалъ, и никогда не выдавай Лизбет этой тайны!.. Скажи ей, что Лейтгольдъ поступилъ на службу къ другимъ… что онъ ушелъ, и ты не знаешь куда. Прошу тебя, скажи ей, что я не хочу, чтобъ его имя упоминалось у насъ въ дом, онъ для насъ мертвъ. Общай мн исполнить мое желаніе, моя возлюбленная?

Эльза машинально положила руку въ руку мужа.

Она начала терять сознаніе.

— Боже мой! прошептала она. Я ровно ничего не понимаю. Курляндскій принцъ прямо отправился на войну.

— Слава Богу, сказалъ ректоръ, покушеніе на его жизнь не удалось, хотя… Но, не пугайся, дитя мое, время приноситъ съ собою спокойствіе. Если бы онъ погибъ, я никогда бы не могъ забыть этого.

— Въ такомъ случа, ты не ненавидишь благороднаго брата моей возлюбленной покровительницы? сказала Эльза?

И лучъ радостнаго удивленія сверкнулъ въ ея глазахъ.

Ректоръ молча покачалъ головою и чрезъ нсколько мгновеній сказалъ:

— Ты не знаешь, какъ боролся я противъ чувства, которое хотло замнить во мн ненависть къ нему. Ты не знаешь, какъ сердился я на себя за то, что старая преданность къ герцогскому дому часто пробуждалась во мн. Я считалъ величайшимъ преступленіемъ чувствовать что нибудь другое, кром гнва противъ тхъ, которые сдлали насъ несчастными, ты не знаешь, что я, тогда, на мст казни, гд такъ жестоко былъ убитъ мой бдный отецъ, положивъ руку на горячій пепелъ костра, поклялся въ вчной ненависти къ Кетлерамъ, которая должна была передаваться отъ отца къ сыну. И дйствительно, никто не могъ ненавидть горяче, чмъ ненавидлъ ихъ я. Я мучился, видя твою любовь къ принцесс, выражавшуюся часто въ пустякахъ. Ты съ испугомъ замолкала, когда на тебя устремлялся мой мрачный взглядъ. А тмъ не мене, я долженъ былъ говорить себ, что безъ нея, никогда не видалъ бы тебя, что если бы не она, никто не вырвалъ бы тебя изъ несчастія, что она подняла тебя до себя… Такъ часто я мысленно былъ самъ не согласенъ съ собою. Нашъ ребенокъ умеръ и я увидлъ, что моей ненависти не суждено перейти къ сыну. И, глупецъ, я принялъ это, какъ наказаніе моей снисходительности, какъ будто нашъ Богъ есть Богъ ненависти и мести.

Ректоръ замолчалъ, а Эльза съ удивленіемъ глядла на него. Только тутъ поняла она, что онъ долженъ былъ выстрадать.

Его лобъ былъ покрытъ мелкими морщинами, его высокая фигура сгорбилась. Куда двалась его. прежняя веселая улыбка?

Какъ быстро прошло счастливое время, прошло, можетъ быть, навсегда. Но нтъ, темныя тучи надъ ихъ головами уже расходились и вечерняя звзда ярко сверкала. Надежда на перемну къ лучшему въ ихъ судьб невольно прокралась въ сердце Эльзы.

Вдругъ тихій голосъ мужа вновь вывелъ ее изъ задумчивости.

— Знаешь, дитя мое, говорилъ онъ, вся моя ненависть и жажда мщенія кажутся мн теперь недостойными меня. Глупо ненавидть дтей за преступленія отцевъ. Теперь я знаю, Эльза, почему я тогда такъ жестоко оскорбилъ принца. Я чувствовалъ, что онъ тебя любитъ такъ же, какъ и я… Прошу тебя выслушай меня, ты узнаешь все…. Нтъ, не отвертывайся отъ меня съ испугомъ. Я видлъ любовь въ егов згляд, въ его прощаніи. Для меня было достаточно одной минуты, чтобъ убдиться въ этомъ… Взглядъ любви проницательне взгляда дикаго орла. Какъ ненавидлъ я его въ тотъ вечеръ, когда онъ печально и въ то же время съ глубокой любовью глядлъ на тебя… Я знаю, что мои слова поразили его, какъ ударъ кинжала, но въ то же время, я не въ состояніи былъ подавить гнва, который вызвало во мн его серьезное достоинство…. И какъ ничтожно кажется мн теперь все мое поведеніе. О! если бы онъ снова протянулъ мн теперь руку примиренія! клянусь Богомъ! я прижалъ бы ее къ моимъ губамъ!….

Громко и радостно вскрикнувъ, бросилась Эльза къ нему на грудь.

Онъ же продолжалъ:

— Теперь, когда рука Провиднія защитила его жизнь, я понялъ, что онъ уважалъ въ теб идеалъ женщины, что его любовь была возвышенна. Тебя нельзя видть и не любить. Я не могу помшать этому, такъ какъ не могу помшать втру дуть на тебя и солнечному лучу освщать тебя… Ты моя, мн должно быть достаточно этого счастія.

Эльза не слышала ничего, кром послднихъ словъ.

— Да, твоя! прошептала она. И этого счастія довольно… Но разв ты не слышишь безпокойныхъ шаговъ Лизбеты? Пойдемъ, она тревожится о насъ. Видишь, заря уже занимается. Мн кажется, что теперь все должно измниться къ лучшему.

ГЛАВА VIII.
Замокъ Левентруцъ.

На одной изъ лсистыхъ возвышенностей, между Герфордомъ и Тевтобургскимъ лсомъ, возвышался замокъ, построенный изъ сраго камня, съ высокими башнями, далеко видными въ окрестности.

Все строеніе представляло собою громадный четырехъугольникъ, на переднемъ фасад котораго стояли три башни, въ одной изъ которыхъ помщалась церковь, а наверху ярко сверкалъ золотой крестъ.

Во весь второй этажъ замка шла широкая терраса, подъ которой внизу помщались большія сни, чрезъ которыя входили въ большую залу, отдланную чернымъ и блымъ мраморомъ.

Направо корридоръ велъ въ башню, а налво находились пріемныя комнаты графа фонъ-Левентруцъ.

Широкая лстница вела во второй этажъ, гд помщались женскія комнаты.

Внизу, у подножья лстницы, стояли два бородатыхъ герольда, а наверху — два пажа монотонно прохаживались взадъ и впередъ, ожидая сигнала своей повелительницы.

Свтъ проникалъ сквозь высокія, створчатыя окна, съ пестрыми стеклами.

Громадная спальня хозяйки дома, съ глубокими мраморными нишами, массивными дубовыми дверями, тяжелой мебелью и тяжелыми шелковыми занавсками, производила мрачное впечатлніе, а ея холодный воздухъ леденилъ сердце.

Въ одной изъ нишъ, закрывъ лицо руками, неподвижно сидла женская фигура. Черты ея лица были немного рзки, но безукоризненны.

Эта женщина казалась еще молодой и ея густые, черныя волосы падали локонами на спину. Она была одта въ дорогое желтое, шелковое платье и ея величественный видъ указывалъ на нее вполн справедливо, какъ на хозяйку этого замка.

Она встала, оттолкнула ногою лежавшую на полу лютню, затмъ открыла окно и ворвавшійся въ комнату яркій лучъ солнца освтилъ ея смуглое лицо.

Освщенные яркимъ свтомъ большіе, черные глаза, румяныя щеки и свжія, красныя губы придавали ихъ обладательниц видъ молодости, которая уже давно покинула ее.

Она нсколько времени молча глядла на дворъ, затмъ, какъ бы успокоившись, закрыла окно, вышла на средину комнаты, подошла къ столу, на которомъ лежали различныя женскія рукодлья, книги и свертки пергамента. Тутъ она ударила въ металлическій гонгъ.

Громкій звонокъ раздался въ комнат и на порог появился пажъ.

— Позовите ко мн его преподобіе, отца Ансельма, и позаботьтесь, чтобъ никто не вошелъ ко мн, пока я не позвоню. А когда мой егерь придетъ за приказаніями, то скажите ему, что я чрезъ часъ поду въ Герфордъ, и чтобы лошадь была готова. Собаки также могутъ сопровождать меня.

Сказавъ это, графиня сдлала знакъ рукой и пажъ, низко поклонившись, удалился.

Тогда графиня нсколько разъ поспшно прошлась по комнат.

Ея темныя брови были мрачно нахмурены, губы крпко сжаты.

Когда же дверь отворилась, она остановилась почти съ испугомъ.

— Да благословитъ васъ Богъ и вс святые, возлюбленная дочь! раздался сладкій голосъ монаха.

Говоря это, онъ протянулъ руку, какъ бы желая благословить ее, но графиня коротко поклонилась и, пригласивъ ссть монаха, еще нсколько разъ прошлась по комнат, потомъ вдругъ остановилась передъ нимъ.

Глаза ея мрачно сверкнули. Она провела рукой по лбу и заговорила:

— Никто не слышитъ насъ здсь, достойный отецъ. Мужъ мой, его братъ и сестра отправились на охоту, мы успемъ устроить, все… Я говорю все, патеръ Ансельмъ, потому что сегодня мы видимся въ послдній разъ.— Какою же цною — это вы мн скажете…— Я знаю, вы сговорчивы, когда набить вашъ кошелекъ, и я наполню его до краевъ. Но въ послдній разъ — запомните это хорошенько… Пожалуйста не возмущайтесь. Притворное негодованіе здсь неумстно. Мы съ вами сообщники, поэтому оставьте лицемріе для другихъ, которыхъ мы еще можемъ надяться обмануть… Вы знаете, что я никогда не имла бы мужества, не смотря на всю мою жажду мести, совершить это дло, если бы вы не соблазнили меня. Я была тогда молода, горяча и жаждала мести… Я врно и аккуратно исполнила ваше порученіе, за это вы приняли меня въ вашу святую церковь и, какъ духовникъ, отпустили мн вс грхи.

Короткій, рзкій смхъ сопровождалъ послднія слова.

Графиня снова начала ходить по комнат, тогда какъ монахъ съ безпокойствомъ слдилъ за нею. Сложивъ полныя руки на груди, онъ казался воплощеніемъ христіанскаго смиренія. Только время отъ времени легкая улыбка мелькала на его толстыхъ губахъ, но она сейчасъ же исчезла, когда графиня прервала свою ходьбу и снова заговорила.

— Вы воспользовались тогда моимъ отчаяннымъ положеніемъ, чтобъ привести въ вашу церковь заблудшую овцу. Если бы мой супругъ не познакомился съ красавицей полькой, въ чемъ была виновата каменная статуя святаго, то никакихъ несчастій не было бы, такъ какъ тогда онъ уже далъ мн свое слово сдлать меня своей законной супругой предъ рожденіемъ моего и его ребенка. Но, вмсто этого, однажды онъ явился и сообщилъ мн, что я должна уступить мсто новой хозяйк, которую онъ скоро введетъ въ домъ. Она не должна была найти меня здсь, такъ какъ это было бы оскорбленіемъ для нея. Мои слезы и просьбы, даже безумныя угрозы,— ничто не помогло. Она должна была пріхать на другой день съ своимъ семействомъ и другими гостями. Деньги, которыя мой мужъ предложилъ мн тогда, я бросила къ его ногамъ и оставила его домъ.

Тутъ графиня замолчала и тихо прошептала, какъ бы про себя:

— Это было наказаніемъ за мою измну ему.

— Expereiitia est optima recum magistrae, возлюбленная дочь, сказалъ монахъ.

Графиня продолжала:

— Сколько времени пробродила я, — я сама не знаю, куда я шла,— я и теперь не помню. Мое недостойное существованіе поддерживалось состраданіемъ бдныхъ крестьянъ, пока я однажды, не желая быть имъ въ тягость, взяла моего ребенка и бжала отъ нихъ. Послдняя драгоцнность, которая у меня была, была продана тамъ. Я бы погибла отъ холода и истощенія, если бы не одинъ цыганъ, который, сострадательне, чмъ отецъ моего ребенка, спасъ меня и взялъ къ себ. О! если бы этого не было, мн не пришлось бы къ старымъ грхамъ прибавлять новыхъ… Но успокойтесь, вы не найдете во мн кающейся Магдалины, но, какъ мой духовникъ, вы можете знать, почему я безъ всякихъ угрызеній совсти исполнила ваше порученіе… Вы должны знать по себ, многоуважаемый отецъ, что тотъ, кто не останавливается предъ первымъ грхомъ, тому послдующіе гораздо легче совершить. Вы уже знаете, какъ я, очарованная любовью рыцаря Левентруца, измнила моему мужу и бжала съ рыцаремъ. Мы оба не могли жить посл этого въ тхъ мстахъ, гд насъ знали, и потому онъ отправился въ Вну и я вмст съ нимъ, но, по его желанію, я скоро должна была оставить это мсто моего счастія… Посл этого я отомстила имъ обоимъ за вынесенныя мною страданія… Но вы, патеръ Ансельмъ, погубили юную, цвтущую жизнь изъ одной алчности и я была только орудіемъ въ вашихъ рукахъ.

— Umniae ad majorim Deu gloriam, дорогая дочь, кротко улыбаясь, сказалъ патеръ.

И его сверкающіе глаза, похожіе на глаза зми, благочестиво устремились къ небу.

Графиня бросила на него взглядъ ненависти и глубочайшаго презрнія и затмъ продолжала:

— Скрываясь въ цыганской палатк, я составляла всевозможные безумные планы, которые сейчасъ же бросала и снова выдумывала другіе. Погруженная въ мое отчаяніе, я услышала однажды, какъ цыганка разсказывала, что одна богатая дочь магната ищетъ себ управительницу, которая знала бы по-нмецки и въ то же время могла бы присматривать за юнымъ наслдникомъ. Я сейчасъ же ршилась. Я бросила ребенка,— что я могла, что я должна была съ нимъ длать,— и отправилась въ Краковъ. Тамъ меня направили къ вамъ, духовному отцу госпожи, которая искала себ управительницу. Она не взяла бы ее безъ рекомендаціи своего духовника. Вы жили въ то время въ Вн, такъ какъ не успли еще выстроить монастыря въ честь Св. Стефана. Но я отправилась къ вамъ, въ Вну и вы стали моимъ благодтелемъ. Отчасти потому, что я вамъ понравилась, отчасти потому, что я была одинока, вы удостоили меня чести сдлать изъ меня ваше орудіе. Въ одинъ прекрасный день я была свидтельницей ужаса возвратившагося супруга, которому я поднесла его новорожденнаго наслдника… Я еще теперь какъ сейчасъ вижу его испуганный взглядъ, вижу его борьбу съ гнвомъ, который онъ долженъ былъ побдить, чтобъ не выдать себя предъ больной женой. Онъ бросилъ на новорожденнаго только равнодушный взглядъ и это было для меня удовлетвореніемъ. Я держала его счастіе въ своихъ рукахъ. Онъ зналъ, что одно мое слово можетъ его уничтожить. Его смертельная боязнь за любимую жену еще не удовлетворяла моей жажды мщенія…. Нтъ, я чувствовала, что, кром жажды мщенія, во мн пробуждается моя прежняя страсть къ нему. Мысль уступить его навсегда другой была для меня хуже смерти!… Такимъ образомъ, я стояла между супругами, какъ судьба, но не угрожающая, а полная самоотверженія и смиренія. Пока она была больна, я охраняла ея сонъ и сонъ ея ребенка. Ея ангельская красота и кротость заставили бы меня полюбить ее, если бы онъ не любилъ ее больше меня. Когда она благодарила меня нжными словами, я взглядывала на него и видла, какъ онъ желаетъ избгнуть моего взгляда. Но мн казалось, что страхъ ко мн въ немъ улегся, что онъ думаетъ, будто я изъ любви къ нему подавила свою ненависть. Дуракъ!… Глядя на его прекрасные глаза, я не могла забыть его горячихъ клятвъ любви, о которыхъ уже забыло его измнчивое сердце.

Наконецъ, пришелъ день, когда больная, казалось вышла изъ опасности. Въ это время ему пришлось отправиться въ путешествіе, чтобъ осмотрть дальнія имнія своей жены, и онъ ухалъ спокойно, такъ какъ я была около больной и, кром того, для утшенія выздоравливающей были приглашены вы. А больная врила вамъ, такъ какъ была женщина дйствительно благочестивая.

Тогда однажды, вы пришли ко мн, какъ соблазнитель, и, упомянувъ о той благодарности, которой я вамъ обязана, вы въ то же время выразили сожалніе, что съ выздоровленіемъ больной мои услуги окажутся излишними, такъ какъ она вмст съ мужемъ отправится въ Италію. Вы дали мн понять, что угадали мою страсть къ рыцарю и что онъ, побжденный моей красотою и любовью, безъ сомннія, скоро забудетъ свою болзненную жену, если она падетъ жертвою своей болзни… Таковы были ваши слова, многоуважаемый патеръ, и я, очарованная вашими общаніями, почти потерявъ разсудокъ, дала слово сдлать все, чему вы меня учили.

Чрезъ нсколько дней я разсказала больной, что мн явился во сн Св. Стефанъ такимъ, какимъ я видла его статую на перекрестк. Онъ держалъ въ своихъ каменныхъ рукахъ маленькаго мальчика и гнвнымъ голосомъ сказалъ: ‘Ступай къ матери этого ребенка и скажи ей, что она должна спасти себя и своего ребенка отъ вчной погибели, такъ какъ ея дни сочтены.’ Больная женщина вздрогнула, смертельная блдность покрыла ея лицо…

Графиня съ угрожающимъ видомъ подняла руки, какъ бы призывая проклятіе на голову монаха, но онъ поспшно отвернулся, вынулъ изъ-за пояса четки, на которыхъ висло распятіе, и сталъ въ полголоса поспшно творить молитву, тогда какъ графиня, подойдя къ нему, продолжала:

— ‘Такъ какъ ея дни сочтены’ — эти слова имли на молодую женщину дйствіе электрическаго удара. Она вздрогнула всмъ тломъ и крпко ухватилась за шелковое одяло, тогда какъ ея безпомощный взглядъ упалъ на постель ребенка. Я же продолжала: ‘Посвяти твоего ребенка церкви, построй монастырь въ честь опозореннаго Св. Стефана, и пусть мальчикъ воспитывается въ стнахъ монастыря до своего совершеннолтія, когда можно будетъ произнести обтъ.’ Молодая женщина не слышала дале, такъ такъ лишилась чувствъ. Тогда явились вы, многоуважаемый отецъ, со сверткомъ пергамента въ рукахъ, я же должна была уйти. Когда я вернулась въ комнату больной, чрезъ два часа, то увидала ее сидящей на постели, съ лихорадочно горящими щеками и сверкающими глазами, со сверткомъ пергамента на колняхъ.

Вы подавали ей перо, помоченное въ чернила, и нсколькими взмахами пера вы превратились въ настоятеля монастыря Св. Стефана, а ребенокъ, вмст съ материнскимъ состояніемъ, былъ переданъ въ ваши святыя руки.

Окончивъ, графиня сдлала шагъ назадъ, глубоко вздохнула и почти съ торжествомъ взглянула на искаженное лицо монаха, съ блдныхъ, дрожащихъ губъ котораго, вмсто молитвы, срывались только какіе-то отрывистые звуки.

Наконецъ, онъ оправился.

— Возлюбленная дочь, съ горечью сказалъ онъ, оставьте въ поко мертвецовъ. Вспомните, что, благодаря мн, вы вышли за вашего теперешняго супруга и пользуетесь въ настоящее время богатствомъ и уваженіемъ.

— О! я слишкомъ часто вспоминаю обо всемъ этомъ, съ горечью вскричала графиня. И теперь призвала васъ къ себ для того, чтобъ сказать вамъ, что я не расположена на будущее время длать богатые дары вашей церкви, что я не согласна боле исполнять т требованія, которыя вы время отъ времени предъявляли мн. Я не согласна боле поддерживать большими денежными суммами вашей церкви, ихъ большая часть попадала въ вашъ собственный карманъ. Сегодня вы получите отъ меня послдній подарокъ и наши счеты будутъ навсегда покончены. Не думайте подйствовать на меня угрозами, такъ какъ я, въ случа крайности, готова броситься къ ногамъ моего благороднаго мужа… Что со мною будетъ посл этого, дня меня иметъ гораздо мене значенія, чмъ вы, можетъ быть, думаете. Но не забудьте также, что мое униженіе повлечетъ за собою и ваше, поэтому я совтую вамъ довольствоваться тмъ, что вы успли награбить, и выпустить на свободу юношу, котораго вы, я знаю это, хотите принудить къ безбрачію. Выпустите его на свободу, такъ какъ я хочу, чтобъ онъ вошелъ, какъ законный наслдникъ, въ домъ своего отца. Я никогда не видла снова моего собственнаго сына, и даже не пробовала отыскивать его, такъ какъ мой мужъ ничего не зналъ о его существованіи, и я скрыла отъ него мое пребываніе у цыганъ. Теперь я желаю, насколько это отъ меня зависитъ, украсить дни моего супруга, возвративъ ему сына. Это должно быть сдлано, я же позабочусь, чтобъ состояніе молодаго человка перешло вашей церкви. Надюсь вамъ этого достаточно?.. Но вы молчите и улыбаетесь… Разв вы не знаете, что теперь 1688 годъ и что въ этомъ году молодому человку долженъ исполниться двадцать одинъ годъ? Что вы колеблетесь? Вы не знаете желзной воли моего супруга. Онъ вторично пожелаетъ взять къ себ сына и на этотъ разъ добьется своего, такъ какъ долженъ узнать отъ самого юноши, каково его расположеніе. Вамъ не удастся скрыть мальчика, какъ тогда, не удастся сказать, что онъ отправленъ путешествовать, чтобъ посмотрть на Божій міръ. Вы сумли тогда успокоить отцовское недовріе. Вы сумли заставить мальчика написать письмо, въ которомъ онъ говоритъ, что вс радости свта и отеческая любовь для него ничто въ сравненіи съ уединеніемъ въ святыхъ стнахъ, что онъ испытываетъ райское наслажденіе въ любви ко Христу и тому подобное, все это, конечно, было продиктовано вами… Вы видите, многоуважаемый отецъ, что многолтнія сношенія съ вами сдлали меня проницательной, и между нами безполезно всякое притворство. Сынъ моего мужа не былъ бы его сыномъ, если бы родился съ любовью къ монашеству. По всей вроятности, вы скрывали отъ мальчика его происхожденіе. Вы, по всей вроятности, забыли параграфъ завщанія матери его, въ которомъ говорится, что юноша не можетъ поступить въ монахи противъ воли отца. Вы долго вели фальшивую игру, но я вамъ не мшала, потому что знала, что вмст съ молодымъ наслдникомъ войдутъ въ домъ враждебные мн элементы, что съ его появленіемъ окончится мое царство здсь, въ особенности, если онъ, побжденный красотою фрейленъ фонъ-Нольде, изберетъ ее себ въ супруги. Все это пугало меня, но я не хочу доле измнять судьбы… Я утомилась властію, въ то время какъ мой несчастный брошенный ребенокъ живетъ, можетъ быть въ нищет… Впрочемъ, это дла не касается, я хотла только сказать вамъ прямо, что мн не для кого жить, и на будущее время вы можете видть во мн врага… Можетъ быть, придетъ день, когда я умру отъ вашей руки… скоропостижной смертью… но мн все равно, все, что я вамъ сейчасъ сказала, записано и если вамъ удастся убить мое тло, то мой духъ останется и поразитъ васъ врне, чмъ вашъ ядъ и кинжалъ поразили бы меня.

Монахъ вскочилъ и подошелъ къ графин. Его сверкающій взглядъ устремился на ея лицо, затмъ быстро оглядлъ вс находившіеся въ комнат предметы. Его губы конвульсивно дрожали, тмъ не мене, онъ заговорилъ сладкимъ голосомъ.

— Какъ можете вы говорить со мною такимъ образомъ? Ваши слова поражаютъ мое сердце, какъ удары кнута. А въ то время, какъ вы поражаете меня, я съ нетерпніемъ жду той минуты, когда примирюсь съ вами и разстанусь съ вами въ мир. Но то, что я скажу, не утшитъ васъ и — гор мн, что я долженъ сообщить вамъ такую вещь, которая еще боле ожесточитъ противъ меня ваше сердце. Кто вамъ говоритъ, будто мы хотимъ принудить юношу вступить въ монашество? Клянусь кровью Христа, наша церковь не знаетъ принужденія. Но ребенокъ былъ слабаго сложенія, его болзненное тло требовало постояннаго самоотверженнаго ухода братьевъ и его духъ былъ мало воспріимчивъ въ истинамъ святой религіи, только въ минуту просвтлнія онъ посвятилъ себя церкви, подъ покровительствомъ которой былъ воспитанъ. Слава Богу, боязнь о спасеніи его души пришла къ нему еще во время.

Сказавъ это, монахъ благочестиво сложилъ руки и поднялъ глаза къ небу.

— Что вы говорите?… съ ужасомъ вскричала графиня, крпко сжимая руки монаха. Вы лжете, патеръ!… вы лжете!..

— Какъ можете вы говорить такимъ образомъ, дорогая дочь во Христ? холодно отвчалъ патеръ, и въ его глазахъ сверкнула злобная радость.

Не смотря на это, я сдлаю, однако, все, что въ моихъ силахъ. Его жизнь будетъ охраняться съ двойнымъ усердіемъ. Дай Богъ, чтобъ я нашелъ его хотя бы въ агоніи, въ которой оставилъ его, узжая сюда. Одинъ молодой монастырскій ученикъ его лтъ, ухаживаетъ за нимъ и, можетъ быть, я еще пришлю вамъ добрыя извстія. Прощайте, я спшу исполнить ваше приказаніе. Не забывайте, что вы мн общали. Миръ вамъ.

Графиня опустилась на стулъ и закрыла лицо руками.

Патеръ благословилъ ея склоненную голову, но она до тхъ поръ не подняла ее, пока шаги его не замолкли вдали.

Тогда она медленно встала, поправила свое дорогое платье, машинально пригладила волосы, затмъ взяла шляпу съ широкими полями, лежавшую на стол, надвинула ее на лобъ и подошла къ окну, которое поспшно открыла.

Вдохнувъ въ себя свжій воздухъ, она нсколько успокоилась. Она быстро оглядла дворъ, который былъ пустъ. Только у подъзда два конюха держали красивую лошадь. Графиня обернулась, вышла изъ комнаты, спустилась съ лстницы, вскочила на лошадь и, сопровождаемая двумя собаками, одна поскакала по маленькой тропинк, которая вела въ горы.

Часъ спустя, лейбъ-егерь Магнусъ Лейтгольдъ, также верхомъ, оставилъ замокъ.

Онъ зналъ, что когда его госпожа узжаетъ въ горы, то ея возвращенія приходится долго ожидать, тмъ не мене, онъ мрачно и съ досадой повернулъ на ту же узкую тропинку, по которой ухала графиня.

Причина, почему графиня такъ часто здила одна въ горы, была для Лейтгольда загадкой, которую онъ давно хотлъ разршить, и это удалось ему безъ большаго труда.

Однажды, возвращаясь изъ Герфорда по кратчайшей дорог, черезъ горы, онъ увидалъ графиню въ самомъ уединенномъ мст. Она сидла на берегу озера и молча, задумчиво слдила за его прихотливыми волнами. У ногъ ея лежали собаки, а въ сторон была привязана къ дереву лошадь.

Въ другой разъ онъ увидалъ ее разговаривающей съ бднымъ угольщикомъ изъ горъ. Словъ Лейтгольдъ не могъ разобрать, хотя дорого бы далъ, чтобъ узнать, о чемъ говорилось.

Въ замк было много загадокъ, которыя Лейтгольдъ хотлъ разршить, такъ какъ имлъ обыкновеніе узнавать дла тхъ, съ которыми случайно сталкивался, и благодаря этому, всегда пользовался особенными выгодами, какъ бы ни было низко его положеніе въ дом. Благодаря врожденной проницательности, его комбинаціи почти всегда были врны и никто лучше его не умлъ узнавать всевозможныхъ тайнъ или мистифицировать другихъ.

Лейтгольдъ былъ золъ по природ и съ годами эта злоба все увеличивалась и сдлалась преобладающей чертой его характера. Казалось, что духъ мрака поселился въ немъ.

Можетъ быть, на другомъ пути, Магнусъ Лейтгольдъ могъ бы сдлаться знаменитымъ. Но онъ уже давно привыкъ смотрть на свою жизнь, какъ на насмшку. Онъ самъ говорилъ, что обязанъ своимъ существованіемъ злому капризу судьбы. Ученикъ Кункеля, онъ скоро угадалъ, что его соединяютъ съ учителемъ узы крови. Но грубость и рзкость, съ которыми ученый обходился со своимъ ученикомъ, сдлали мальчика скрытнымъ и недоврчивымъ, а юношу суровымъ и жестокимъ. Впослдствіи ненависть подавила въ немъ всякое чувство благодарности.

Когда онъ, благодаря ученому, чуть не сдлался жертвою народной ярости, то вс его злыя наклонности пробудились въ немъ съ новой силой, и только попавъ въ домъ своего освободителя, онъ часто началъ чувствовать, что ему было бы легче, если бы онъ могъ получить возможность долго прожить въ этой сфер.

Но тутъ произошло несчастіе. Совпаденіе между его врагомъ и врагомъ ректора, его слпая жажда мщенія, принудила его дйствовать и тогда все погибло.

Но возвратимся снова къ нашему разсказу.

Прохавъ довольно далеко, Лейтгольдъ вдругъ остановилъ лошадь.

На трав, почти у самыхъ его ногъ, сидлъ старикъ угольщикъ.

— А! здравствуй, Фельтенъ. Что ты тутъ длаешь въ трав? Ты только испугалъ лошадь, скажи-ка мн лучше, что такое говорила съ тобою барыня?

Лейтгольдъ уже соскочилъ съ лошади и, держа ее подъ уздцы, слъ рядомъ съ старикомъ на траву.

— Что мн разсказывать, когда она ушла съ моею дочерью въ лсъ.

— Ушла съ твоей дочерью въ лсъ?.. съ видимымъ удивленіемъ повторилъ лейбъ-егерь.

Старикъ кивнулъ головою.

Лейтгольдъ продолжалъ задавать вопросы. Онъ зналъ, что его госпожа не вернется по этой дорог, и оба собесдника еще долго сидли на трав.

Лейбъ-егерь становился все любезне и, наконецъ, подарилъ старику серебряную монету, которую тотъ съ хитрой улыбкой опустилъ въ карманъ.

Солнце уже не такъ горячо пекло разговаривающихъ. День клонился къ вечеру. Сосдній лсъ тихо шумлъ, какъ во сн. Пчелы заботливо летали надъ травою. Небо было ясно, не видно было ни одного облачка.

Вдругъ съ горы по дорог покатилось нсколько камней изъ-подъ ногъ двухъ путешественниковъ, спускавшихся по трудной дорог.

Лейтгольдъ прикрылъ глаза рукою и поглядлъ въ ту сторону, откуда покатились камни.

— Странствующіе евреи, презрительно сказалъ онъ, ихъ нынче расплодилось множество. Они одолваютъ помщичьи дома своимъ нищенствомъ.

Между тмъ, въ это самое время путешественники проходили мимо нихъ и униженно кланялись, не получая отвта на свои поклоны.

Старый еврей былъ въ черномъ кафтан, несъ на спин большой мшокъ и опирался на палку. Высокая, молодая двушка, шедшая босикомъ, не несла ничего, но заботливо поддерживала старика. Видимо утомленные, они медленно шли по дорог.

Пройдя полчаса, молодая двушка остановилась.

— Я не въ состояніи идти дале, прошептала она. Мои ноги вс изранены и шабашъ наступитъ раньше, чмъ мы дойдемъ до какого нибудь жилища.

— Остановимся, я также усталъ. И мсто здсь такъ удобно, что никто не помшаетъ нашей вечерней молитв.

Уже тогда, когда они спускались по узкой тропинк, взглядъ еврея становился все мрачне. Онъ не замчалъ удивленія двушки, которая по временамъ останавливалась, пораженная представлявшимися живописными картинами.

На вс вопросы дочери онъ не только не отвчалъ, но, казалось, даже не слышалъ ихъ.

Со вздохомъ снялъ онъ со сгорбленной спины тяжелый мшокъ, который дочь помогла ему опустить на траву.

Затмъ двушка со сверкающимъ взглядомъ отошла еще нсколько шаговъ, съ удивленіемъ любуясь красивымъ ландшафтомъ. Скоро она дошла до берега озера, гд стояла лодка, и войдя въ воду по щиколку, освжила свои усталыя ноги. Затмъ она вскочила въ лодку, наклонилась надъ водою и вымыла себ лицо и шею свжей водой. Затмъ распустила волосы, глядя въ прозрачное, разстилавшееся предъ нею зеркало.

Между тмъ, старикъ, что-то тихо шепча про себя, подошелъ къ ней на нсколько шаговъ, онъ также опустилъ руки въ воду, затмъ, повернувшись лицомъ къ заходящему солнцу, началъ молиться въ полголоса.

— Отецъ, сказала двушка, пойдемъ въ замокъ, который виднъ отсюда. Тамъ должны быть женщины, а женщины всегда сострадательны, он дадутъ намъ, гд преклонить голову. Можетъ быть, для насъ найдется уголокъ въ людской.

— Я не хочу входить въ домъ содомитянъ, Юдифь, моя голубка. Нкогда тамъ жилъ старый, жестокій рыцарь, который гналъ евреевъ, заходившихъ къ нему на дворъ и искавшихъ у него правосудія. Его потомки, юные рыцари, должны быть еще хуже его. Пусть Аббадонъ затемнитъ ихъ путь!

Двушка, не слыша гнвныхъ словъ старика, съ восхищеніемъ вскричала:

— Посмотри, отецъ, серебряныя рыбки!.. И какъ много!

Вынувъ изъ кармана маленькій кусокъ хлба, Юдифь накрошила его и бросила въ воду.

Въ одно мгновеніе рыба бросилась къ нему и вскор двушка, весело вскричавъ, схватила одну изъ рыбъ, которую уронила въ лодку.

— Оставь, Юдифь, дитя мое, сказалъ старикъ, когда мы придемъ въ Уффельнъ, у тебя будутъ такія же рыбы, какъ эти, такъ какъ твой отецъ теперь уже не грязный нищій. У него есть деньги, которыя онъ заработалъ во Франкфурт, и ты будешь жить, какъ принцесса. У тебя будетъ ожерелье изъ монетъ и шелковыя платья, какъ у дочери богатаго набоба. Вс наши несчастія кончились и Іегова…

Еврей замолчалъ. На тропинк раздался стукъ копытъ и задыхающійся отъ ярости голосъ крикнулъ:

— Прочь отсюда, сволочь! Что вы тутъ длаете, у пруда съ форелями?.. Вы крадете господскую рыбу. Погодите, это вамъ дорого обойдется.

Юдифь, не будучи въ состояніи выговорить ни слова, стояла посреди лодки, держа въ рукахъ рыбу, которую она только что хотла снова спустить въ воду, тогда какъ ея отецъ спокойно повернулся къ всаднику, уже соскочившему съ лошади, и ожидалъ его приближенія.

— Я прежде всего накажу тебя, воровка! крикнулъ онъ, подходя и сжавъ кулаки.

Юдифь вскрикнула и отступила назадъ. Рыба упала обратно въ воду, но Лейтгольдъ грубо схватилъ полубезчувственную двушку и громкій крикъ вырвался изъ ея груди.

— Оставь ее и лучше прибей меня! крикнулъ еврей. Оставь ее!.. Не смй дотрогиваться до нее, проклятый гой!..

Блдный отъ ярости, съ гнвно сверкающими глазами, повернулся Лейтгольдъ и бросилъ двушку.

— Какъ ты смешь, собака жидъ, позорить христіанина!..

Сверкнулъ ножъ и, прежде чмъ Юдифъ успла броситься къ отцу, старикъ, обливаясь кровью, упалъ на землю.

Съ громкимъ крикомъ отчаянія кинулась двушка къ отцу и въ то же самое время на тропинк появилась графиня. Съ разввающимся отъ втра вуалемъ и раскраснвшимися щеками, она была прелестна непринужденно сидя въ сдл.

Съ удивленіемъ поглядла она на группу и сдлала егерю повелительный знакъ подойти.

Тогда Лейтгольдъ передалъ ей, что евреи хотли украсть форели, что двушка защищалась, а старикъ сталъ бранить его и тогда онъ, не помня себя отъ гнва, поразилъ его ножемъ.

Въ то время, какъ Лейтгольдъ разсказывалъ все это своей госпож съ почтительными жестами, Самуилъ Барухъ открылъ глаза.

— Юдифь! дитя мое! прошепталъ онъ. Я смертельно пораженъ и долженъ умереть отъ нечестивой руки гоя!… Ты должна ненавидть ихъ, должна ихъ обманывать, должна отомстить христіанамъ за твоего отца!.. Ты слышишь меня, Юдифь, моя жемчужина! моя бдная, брошенная лань! Ты должна поступить, какъ Юдифь, отрубившая голову Олоферну. Клянись мн именемъ Іеговы мстить всмъ христіанамъ безъ исключенія!… Клянись, Юдифь! слышишь ли ты?… Иначе ты на вкъ лишишься блаженства въ будущей жизни!…. Мое проклятіе постигнетъ тебя, если ты не исполнишь моего завта!

Тогда, обезумвъ отъ горя, Юдифь положила свою дрожащую руку на грудь умирающаго отца и сказала:

— Я клянусь!

Графиня, нахмуривъ брови, повернулась къ своему лейбъ-егерю.

— Вы хотите быть осужденнымъ, какъ убійца? Мой супругъ самъ строго осудитъ васъ и вамъ придется бросить службу у меня. Скоре узжайте… Я вижу по дорог сюда приближается какой-то поздъ, спшите скрыться, прежде чмъ васъ застанутъ.

Лейтгольдъ вскочилъ въ сдло и поспшно поскакалъ прочь.

Графиня нсколько мгновеній глядла ему вслдъ, затмъ съ безпокойствомъ взглянула въ противоположную сторону и направила туда свою лошадь.

Голосъ графини странно поразилъ Баруха, онъ съ трудомъ поднялся, но когда взглядъ его упалъ на всадницу, онъ всплеснулъ руками, глаза его отъ ужаса почти выскочили изъ орбитъ и въ сильнйшемъ волненіи онъ вскричалъ:

— О! проклятая!…. Справедливый Боже!…

Кровь хлынула у него изъ раны.

Онъ былъ мертвъ.

Юдифь громко вскрикнула и безъ чувствъ упала на траву…

По дорог, проходившей около самаго озера, двигался длинный поздъ, состоявшій изъ нсколькихъ экипажей, въ сопровожденіи всадниковъ.

Отъ позда отдлились двое и поскакали по направленію къ лугу.

Графиня направила свою лошадь на встрчу этимъ всадникамъ, ни разу не оглянувшись назадъ. Любопытство влекло ее впередъ.

До нея доносился колокольный звонъ изъ Герфорда и шумъ собравшейся большой толпы.

Теперь она уже ясно замтила разввавшіяся знамена и сидвшихъ въ носилкахъ женщинъ. Между тмъ, въ это время поздъ остановился, тогда какъ два всадника подъхали къ графини.

Вжливо отвчая на ихъ поклоны, она узнала въ одномъ изъ нихъ барона фонъ-Дедебура, а въ другомъ ландъ-маршала фонъ-Морріена.

— Извините, благородная графиня, сказалъ баронъ, но втеръ донесъ до насъ громкій крикъ, какъ намъ показалось, человка въ смертельной опасности, а такъ какъ мы издали видли васъ дущей верхомъ и знаемъ, что здсь ваши владнія, то и поспшили предложить вамъ свою помощь.

— Позвольте узнать, кто васъ посылаетъ, господа, спросила графиня, гордо поднявъ голову.

— Насъ посылаетъ вновь избранная настоятельница княжескаго женскаго института въ Герфорд, которая въ настоящее время възжаетъ въ свои владнія, отвчалъ баронъ.

— А! уже!… Какъ кажется, она очень спшитъ и не отдохнула ни минуты посл долгаго пути, чтобъ не отложить приготовленнаго въ честь ее пріема, насмшливо сказала графиня. Здсь не случилось ничего особеннаго, только, по моему приказанію, убили еврея, по всей вроятности, имющаго сношенія съ разбойниками. Мой путь велъ меня въ Герфорду, но крикъ двушки, шедшей съ евреемъ, также привлекъ меня на лугъ. Эта сволочь шляется теперь по всей стран… Но, однако, господа, извините, я тороплюсь.

Коротко поклонившись, она повернула лошадь и, свернувъ съ прозжей дороги, повернула на узкую горную тропинку, которая была кратчайшимъ путемъ къ Герфорду.

Посл получаса быстрой зды, графиня вдругъ удержала свою лошадь.

Съ возвышенности, на которой она находилась, ей былъ виднъ весь городъ Герфордъ, лежавшій почти у ея ногъ.

Солнце уже было близко къ закату и голубоватый туманъ скрывалъ собою даль. Въ то время, какъ на горахъ солнце еще свтило, долина была уже погружена во мракъ.

Всадница почти совсмъ остановила лошадь и задумчиво глядла вдаль. Но вдругъ ей послышался стукъ лошадиныхъ копытъ и въ недалекомъ разстояніи отъ ней появилась, поднимавшаяся съ другой стороны, всадница, которая, съ перваго взгляда, казалась однихъ лтъ съ графиней, но въ дйствительности была старше и худе ее. Ея безпокойный взглядъ, остановившійся на графин, не имлъ въ себя ничего женственнаго. Губы были сурово сжаты, брови нахмурены. Вся ея физіономія казалась состарвшейса раньше времени.

Она твердо сидла въ сдл и энергическою рукою правила конемъ.

— Здравствуйте, графиня Горнъ! крикнула графиня подъзжавшей всадниц. Куда вы такъ спшите?

— Я хала къ вамъ.

Графиня Горнъ ударила лошадь кнутомъ и чрезъ нсколько мгновеній была уже рядомъ съ графиней.

— Какъ это кстати, сказала она, здсь за нами никто не наблюдаетъ и мы можемъ поговорить на свобод.

Сказавъ это, она соскочила съ лошади, и, привязавъ ее къ кустарнику, сла на обломокъ скалы, тогда какъ ея пріятельница помстилась рядомъ съ нею, держа въ рукахъ узду своей лошади.

Дама института устремила свой сверкающій взглядъ на разгоряченное здою лицо своей красивой сосдки.

— Знаете, что, графиня, сказала она, длая рзкое удареніе на каждомъ слов, мы очень скоро увидимъ въ стнахъ Герфорда новую настоятельницу?

Графиня молча кивнула головою.

— Она очень спшитъ, продолжала прізжая. Она детъ изъ Гессенъ-Касселя и пріхала сюда ране, чмъ мы ожидали. Курьеръ привезъ сегодня это непріятное извстіе и окрестные рыцари спшатъ принять ее. Во глав ихъ стоитъ баронъ фонъ-Дедебуръ, маршалъ Морріенъ и егермейстеръ, графъ фонъ-Биландъ, точно такъ же какъ фонъ-Менингъ. По приказанію маршала, во всемъ город зажжена иллюминація, звонятъ въ колокола и вс совтники, священники и ученые оставили стны Герфорда, и съ разввающимися знаменами въ рукахъ, спшатъ на встрчу Курляндской принцесс, какъ будто она уже оказала какія нибудь великія заслуги. Въ особенности, красиво украшенъ курляндскими и прусскими знаменами старый домъ ректора, весь украшенный цвтами и зеленью, тогда какъ супруга ректора, во глав одтыхъ въ блое деревенскихъ дтей, усыпаетъ цвтами дорогу новой настоятельниц. Эта торжественная встрча заставляетъ думать, что она уже иметъ большія связи въ Герфорд. Хотя очень можетъ быть, что объ этомъ пріем позаботился курфюрстъ, и, какъ мы слышали, баронъ фонъ-Морріенъ уже вступилъ въ отправленіи своихъ обязанностей, какъ гофмаршалъ принцессы. Но все это, дорогая графиня, мало безпокоитъ насъ, и я отправилась, по обыкновенію, къ вамъ, тогда какъ мои пріятельницы, княгиня Диппе, какъ деканисса, и графиня Залэнъ, какъ казначейша, остались въ Герфорд по обязанности. Вы же должны еще сегодня прочесть вотъ это письмо, которое, къ сожалнію, вслдствіе медленности нашего слуги, слишкомъ поздно попало къ намъ въ руки.

Говоря это, графиня Горнъ вынула изъ кармана своего темнаго бархатнаго платья свернутую бумагу и, развязавъ шелковую ленту, которой она была перевязана, прочла слдующее:

‘Многоуважаемая, возлюбленная кузина! прежде всего, посылаемъ вамъ нашъ дружескій поклонъ и желаемъ, чтобъ это письмо застало васъ въ добромъ здоровья и радости. Наше же сердце подавлено горемъ о кончин величайшаго человка своего времени. Случилось то, чего мы вс давно боялись. Не помоглои то, что супруга курфюрста приказала уничтожить статую блой женщины въ Берлин. Не смотря на это, духъ гогенцоллерской прабабки прошелъ чрезъ нашъ домъ и отнялъ у насъ лучшее украшеніе страны.

‘Для васъ, дорогая кузина, будетъ полезно знать, что Курляндская принцесса находится въ настоящее время въ Гессенъ-Кассел, куда она ухала сейчасъ же посл смерти курфюрста, откуда полагаетъ направиться въ Герфордъ, какъ вновь избранная настоятельница монастыря. Это послднее дло Фридриха Вильгельма и, какъ вы видите, оно увнчалось успхомъ’

‘Здсь, при двор, говорятъ, что принцесса должна длать долги, такъ какъ ея большое состояніе сильно разстроено дурнымъ управленіемъ. Обратите вниманіе, дорогая кузина, что ваша настоятельница, для того, чтобъ удовлетворить поддержанію своего двора, принуждена будетъ длать и въ Герфорд такіе же займы, а этимъ путемъ можно репутацію этой дамы… но я не хочу этого говорить и мн остается, какъ доброй христіанк, довольствоваться тмъ, что я указала вамъ цль, которой вы сами сумете достигнуть. Я не забуду васъ въ моихъ молитвахъ и надюсь на исполненіе нашихъ благочестивыхъ желаній. Да будетъ надъ вами милость Божья, а также и надъ вашей послушной кузиной Эмеренціей’.

Солнце скрылось уже за горами. Темносипее небо приняло красноватый оттнокъ, мало-по-малу перешедшій въ темнофіолетовый цвтъ, темнота стала распространяться и на возвышенностяхъ и скоро все окружила глубокая ночь, а об дамы все еще сидли, погруженныя въ оживленный разговоръ.

У ихъ ногъ городъ сверкалъ огнями и казался какъ бы огненнымъ моремъ, колокольный звонъ замолкъ и въ ночной тишин втеръ доносилъ смутный говоръ человческихъ голосовъ.

Наконецъ, графиня Горнъ поднялась.

— Прощайте. Я буду сама привозить вамъ извстія или же вы будете прізжать за ними въ Герфордъ, сказала она, многозначительно улыбаясь и протягивая на прощаніе руку.

Чрезъ мгновеніе она уже сла на лошадь и скакала обратно въ городъ, тогда какъ графиня отправилась въ противоположномъ направленіи, ускоривъ шагъ своей лошади.

Много мыслей и чувствъ толпилось у нея въ душ и она предалась задумчивости.

Время отъ времени она съ досадой качала головою, какъ бы желая прогнать непріятныя мысли или воспоминанія, не дававшія ей покою, она думала о томъ, что сталось съ еврейской двочкой, на которую она бросила только мимолетный взглядъ?

Сильный ударъ хлыста заставилъ лошадь пуститься въ галопъ, но чрезъ мгновеніе графиня уже снова погрузилась въ задумчивость, а лошадь, повинуясь только своему инстинкту, наконецъ, привезла свою госпожу въ замокъ.

ГЛАВА IX.
Ярмарка въ Герфорд.

Вскор посл възда Курляндской принцессы въ Герфордъ, колокола монастыря снова звонили и на этотъ разъ возвщали о ежегодной извстной ярмарк, важное значеніе которой глубоко запечатлно въ ум каждаго благочестиваго вестфальца.

По всмъ дорогамъ и тропинкамъ двигались разодтые крестьяне, толкавшіе предъ собою легкія тележки, тогда какъ стройныя двушки погоняли къ Герфорду нагруженныхъ мулловъ и лошадей.

Эта ярмарка была устроена въ память святыхъ Гервазіуса и Протасіуса, а потому громкій говоръ народа примшивался къ фанатическимъ и благочестивымъ пснямъ нищенствующихъ монаховъ и продавцевъ образковъ.

Весь народъ стремился по направленію къ востоку, на ту сторону Верры. Тамъ, на холм, между группами домовъ, возвышался благородный женскій институтъ, который находился въ зависимости отъ княжескаго института въ Герфорд.

Обитательницы этого института были лютеранки, хотя онъ былъ обязанъ своимъ основаніемъ святому Гервазіусу, и принадлежавшая къ нему церковь имла простую четырехъугольную колокольню съ остроконечной крышей, такую же, какъ южная башня въ княжескомъ институт.

Благородный институтъ былъ основанъ въ 1111 году и въ ризниц его лежалъ стволъ дерева, считавшійся святымъ. На этомъ дерев нкогда сидла голубка, которая, какъ Валаамова ослица, заговорила человческимъ языкомъ и приказала пастуху идти въ городъ и сказать настоятельниц женскаго княжескаго института, что на этомъ мст должна быть основана церковь и монастырь въ честь Св. Гервазіуса.

Но люди поэтому особенно праздновали память этого святаго, что въ день Гервазіуса и Протазіуса происходила постоянная ярмарка.

Внизу, у подножія горы, на самомъ берегу Верры, стояла маленькая капелла, у которой собрались продавцы образковъ и разныхъ реликвій и нищенствующіе монахи, принимавшіе каждаго пришедшаго громкими пснями и провожавшіе подававшихъ милостыню благословеніями.

Напротивъ нихъ располагались продавцы ковровъ и купцы, пользовавшіеся какимъ нибудь почетомъ или же т, которые нуждались въ удобномъ помщеніи по ломкости своего товара.

Эту ярмарку посщали знатнйшія особы, аристократія города, ученые, совтники, бюргеры, зажиточные крестьяне и бдняки и каждый приносилъ свою лепту къ ногамъ двухъ святыхъ, которые, нарисованные неопытной рукою на громадномъ холст, глядли на всхъ неподвижными, ничего не выражающими глазами.

Въ этомъ году ярмарка была особенно оживлена и всхъ привлекалъ не только ясный лтній день, но и присутствіе новой настоятельницы, пріхавшей изъ Остзейскаго края. Объ этомъ знали уже вс.

Предъ монастыремъ стояли украшенныя золотомъ носилки, ожидавшія выхода настоятельницы, которая должна была длать визиты. Двое всадниковъ на красивыхъ коняхъ и четверо, одтыхъ въ пурпуръ и золото. пажей стояли около носильщиковъ и улыбаясь позволяли окружающимъ любоваться на свои роскошные костюмы.

Въ институт, въ маленькой пріемной зал, просто меблированной и украшенной только портретами покойныхъ настоятельницъ института, стояла, окруженная своими дамами, новая настоятельница, каждая изъ дамъ уже слышала отъ нея нсколько задушевныхъ словъ.

Начальницы института были совершенно побждены любезностью и благороднымъ достоинствомъ Шарлотты. Младшія сестры стояли, собравшись группами, и слушали дружелюбныя слова Курляндской принцессы, которая, хотя съ чужимъ акцентомъ, но самымъ краснорчивымъ образомъ разспрашивала объ интересахъ и обычаяхъ института.

Величественная фигура настоятельницы была одта въ богатое бархатное платье, отдланное горностаемъ, голубая орденская лента, знакъ ея новаго достоинства, украшала ея грудь, а маленькая жемчужная корона украшала голову.

Немного блдное лицо принцессы, съ серьезными глазами, освщалось дружелюбной улыбкой. И эта улыбка совершенно уничтожала глубокую печаль, которая, въ минуты у единенія, должна была выступать рзче.

Въ зал не осталось почти ни одной женщины, которой настоятельница не пожала бы руки и не поцловала бы въ лобъ, только одна стояла неподвижно въ самомъ далекомъ уголк залы и до сихъ поръ не сдлала ни одного шага, чтобъ получить пожатіе и поцлуй новой начальницы.

Глубокая печаль и огорченіе виднлись въ темноголубыхъ глазахъ молодой двушки. Опустивъ голову на грудь, съ сильно бьющимся сердцемъ, стояла Герта фонъ-Нольде и слушала слова той, къ которой она не осмливалась приблизиться и которая принадлежала къ числу людей, которыхъ, по желанію отца, она должна была строго избгать.

Существовало только одно средство уничтожить эту страшную фамильную ненависть между Нольде и Кетлерами и этимъ средствомъ было доказательство, что дочь Нольде нкогда любила убійцу своего отца. Но гд было это доказательство? Все это было придумано Кетлерами, чтобъ прикрыть свои поступки но даже… если бы доказательство было, что какая нибудь Нольде была привязана къ Кетлерамъ, то едва ли она могла любитъ ихъ больше Герты.

Особенно сильно чувствовала это Герта въ тотъ день, когда до нея дошло извстіе, что онъ палъ на пол чести вмст съ множествомъ другихъ храбрыхъ брандербуржцевъ. Это было грхомъ противъ Бога, противъ покойнаго отца и противъ бднаго кузина Левина, любившаго ее, и которому она упрямо отказывала, говоря, что никогда не оставитъ института и никогда не выйдетъ замужъ. Она разсердила также друга своего отца, сказавъ ему, что онъ долженъ отказаться отъ исполненія своего любимаго желанія, что она не можетъ и никогда не будетъ женою его сына, если бы даже онъ изъ-за нея оставилъ монастырь.

Убжденный въ побд, отецъ Левентруцъ только улыбнулся на это и подумалъ:— женщины всегда говорятъ такъ, всегда противятся замужеству, но если у мальчика течетъ въ жилахъ хоть капля моей крови, то онъ, конечно, ни за что не станетъ монахомъ, и не въ первый разъ любовь вызываетъ взаимность.

Такъ утшалъ себя Левентруцъ, а Герта молча опускала голову, не ршаясь оскорбить его противорчіемъ и разстраивать его хорошее расположеніе духа.

Вс эти мысли толпились теперь въ душ Герты въ то время, когда она, точно очарованная голосомъ настоятельницы, не могла двинуться съ мста.

Между тмъ, Софія-Шарлотта уже прощалась и

Герта ршила оставить залу, прежде чмъ попадется ей на глаза. Поэтому она поспшно повернулась, чтобъ незамтно добраться до двери. Но уже почти дойдя до нея, она вдругъ была замчена настоятельницей.

Лучъ радости сверкнулъ въ глазахъ Шарлотты и Герта остановилась, какъ прикованная къ мсту.

— Дорогое дитя! какъ я рада тебя видть! радостно вскричала Шарлотта. Привтствую тебя на порог моей новой родины.

Говоря это, она протянула руки.

Яркая краска покрыла лицо молодой двушки, но почти въ то же мгновеніе уступила мсто смертельной блдности.

Одно мгновеніе она колебалась, затмъ, какъ бы подъ вліяніемъ невидимой силы, бросилась впередъ и, громко вскрикнувъ, рыдая упала на грудь, въ которой скрывалось также много горя по дорогомъ умершемъ, какъ и въ ея груди.

— Мы скоро снова увидимся, не правда ли, сказала Шарлотта.

Молодая двушка печально покачала головою.

— За сегодняшнимъ свиданіемъ не послдуетъ втораго, прошептала она на ухо настоятельниц. Я и теперь поступаю противъ общанія, даннаго умирающему отцу. Простите меня. Вамъ никогда не узнать, какъ тяжело для меня исполненіе этого общанія. Прощайте.

Настоятельница молча протянула руку. Герта прижала ее къ губамъ и поспшно удалилась.

Софія-Шарлотта, мрачно нахмуривъ брови, переступила черезъ порогъ, сопровождаемая поклонами и благословеніями институтскихъ дамъ.

Въ то время, какъ настоятельница была въ институт, ея довренная, графиня Цаваки, выходила изъ носилокъ и направилась къ лавк ювелира, въ которой иностранный торговецъ показывалъ блестящія украшенія какой-то знатной дам.

Эта дама была одта такъ же дорого, какъ и красиво. На ней было надто бархатное платье, украшенное золотой вышивкой. Шляпа, съ широкими полями, была надта на затылокъ и украшена блымъ перомъ, которое падало на черные локоны.

Рядомъ съ дамой стоялъ кавалеръ, одтый такъ же изысканно. Это былъ мужчина высокаго роста, уже вышедшій изъ юношества.

Синій съ золотомъ костюмъ его не оставлялъ желать ничего лучшаго, локоны его блокураго парика окружали красивое лицо, съ холодными голубыми глазами, которые были постоянно полузакрыты рсницами. Его блыя руки были украшены кольцами. Онъ поминутно прижималъ къ губамъ и къ носу надушенный кружевной нлатокъ, какъ будто не желалъ дышать окружающей его плебейской атмосферой.

— Все это дрянь, высокомрно говорилъ онъ, и годится разв для плебеевъ. Я видлъ гораздо лучшія вещи на ярмарк въ Константинопол и другихъ большихъ городахъ.

Сказавъ это, онъ поднялъ свои полузакрытые глаза на даму подъ вуалемъ, одтую въ темное платье, которая стояла рядомъ съ его спутницей и молча разсматривала то то, то другое украшеніе.

Скоро лейбъ-егерь, стоявшій за дамою въ бархатномъ платье, получилъ шкатулку съ украшеніями, за которыя его госпожа заплатила пригоршню золота.

Вслдъ за этимъ дама и ея спутникъ удалились, посл того, какъ дама шепнула своему лейбъ-егерю нсколько словъ и скрылась въ темнот со своимъ спутникомъ.

Тогда графиня Цаваки оттолкнула украшенія, которыя разсматривала, и шепотомъ спросила купца:

— Куда вы отправитесь, оставивъ Герфордъ?

— Прямо на корабль. Я ду далеко за моря, отвчалъ купецъ.

— Въ такомъ случа, вы такой человкъ, который суметъ оцнить драгоцнности въ старинной оправ. Приходите завтра вечеромъ въ княжескій женскій институтъ и приносите съ собою хорошо набитый кошелекъ. Скажите ваше имя пажу у воротъ. Не забудьте, вечеромъ.

Глаза купца засверкали отъ удовольствія. Онъ сложилъ руки въ знакъ повиновенія и низко поклонился.

Графиня сейчасъ же вышла изъ лавки и спокойно пошла на встрчу настоятельницы, которая въ эту самую минуту появилась въ дверяхъ института со своей свитой.

Почти въ ту же минуту изъ толпы вышелъ лейбъ-егерь и, подойдя къ ювелиру, шепнулъ:

— Какъ только вы возвратитесь изъ института, я буду ждать васъ при выход изъ города, я проведу васъ къ той особ, которой вы сейчасъ только продали украшенія. Она любитъ вещи въ старинной оправ и, если у васъ найдутся такія для продажи, то вы получите такую щедрую прибыль, что не будете раскаиваться. Если вы боитесь за свою безопасность, то возьмите съ собою хорошо заряженное ружье, тогда какъ я пойду рядомъ съ вами невооруженный.

Подумавъ нсколько времени, купецъ, наконецъ, согласился и лейбъ-егерь поспшилъ присоединиться къ своей госпож и брату ея супруга.

Но, прежде чмъ онъ усплъ дойти до нихъ, онъ увидалъ, что его госпожу кто-то остановилъ.

— Э! золотая моя! кричала маленькая сгорбленная цыганка, сидвшая на краю дороги. Золотая моя, наконецъ-то я тебя нашла. Не вырывайся отъ меня, я не выпущу тебя до тхъ поръ, пока ты не успокоишь старой цыганки. Старая Беппи слишкомъ долго искала васъ. Выслушайте меня, моя красавица.

— Ты съ ума сошла, прошептала графиня, тогда какъ сильная блдность покрыла ея лицо, но въ глазахъ сверкнулъ гнвъ и досадливая улыбка мелькнула на губахъ.

Она поспшно наклонилась, какъ бы желая освободить платье изъ желтыхъ, морщинистыхъ рукъ старухи и шепнула:

— Будь благоразумна, старуха. Не то, я прикажу тебя повсить.

Но старуха не выпускала ее.

— Вотъ возьми это золото, громко сказала графиня.

— Вы должны выслушать меня, во имя вашего мальчика, шепнула старуха, устремивъ неподвижный взглядъ на лицо графини. Постарайтесь устроить это незамтно. Слышите ли, я хочу, чтобъ вы меня выслушали.

Графиня оглянулась назадъ.

Лейбъ-егерь былъ еще далеко отъ нея, а вниманіе всей толпы было устремлено на носилки въ которыхъ несли новую настоятельницу.

— Завтра, рано утромъ, у горнаго источника, протекающаго по долин, около замка Левентруцъ, поспшно шепнула графиня. Берегись, чтобъ намъ никто не измнилъ, и будь благоразумна для собственной своей пользы.

Поспшно шепнувъ это, графиня, съ гордымъ видомъ, пошла вслдъ за высокими носилками настоятельницы.

Къ ней скоро подошелъ братъ ея мужа и вывелъ ее изъ толпы, а вслдъ за ними шелъ лейбъ-егерь.

Внизу, у маленькой капелы, куда направилась настоятельница, также собралась большая толпа народа, чтобъ еще разъ удовлетворить свое любопытство.

Воспользовавшись этой минутой, продавецъ реликвій расхваливалъ свои сокровища. Предъ нимъ, на трав, въ ящик съ стеклянной крышкой, лежалъ локонъ Св. Розаліи, платокъ кающейся Магдалины, рядомъ съ гвоздями, которыми былъ прибитъ къ кресту Св. Петръ, затмъ кусокъ платья Св. Клавдіи лежалъ рядомъ съ блымъ платкомъ Св. Елизаветы и концемъ копья Св. Георгія, которымъ онъ побдилъ дьявола.

Вокругъ этого продавца собралась большая толпа зрителей, посреди которой стояли двое мужчинъ въ темныхъ костюмахъ ученыхъ.

Старшій изъ нихъ съ удивленіемъ качалъ головою, слушая перечень реликвій, который громко распвалъ продавецъ.

Наконецъ, онъ подошелъ къ торговцу и громкимъ голосомъ спросилъ:

— И неужели вы думаете, что вс эти вещи, которыя здсь разложены, могутъ длать чудеса?

Говоря это, незнакомецъ мрачно глядлъ на вещи, продажею которыхъ обманщикъ поддерживалъ свое существованіе.

— Сомнніе уничтожаетъ всю ихъ силу, отвчалъ продавецъ, но тотъ, кто съ врою прибьетъ гвоздь Св. Петра къ своей двери, того не убьетъ молнія, не постигнетъ ни болзнь, ни горе, ни бдность.

— Въ такомъ случа, вмсто того, чтобъ тащить ваши сокровища на рынокъ, вамъ слдовало бы украсить ими вашъ домъ, чтобъ предохранить себя отъ всякихъ несчастій, насмшливо сказалъ незнакомецъ. Что заставляетъ васъ продавать ваши сокровища другимъ?

— О! сударь, тотъ, кто вритъ, долженъ заботиться о томъ, чтобъ и его братъ также имлъ возможность раздлить съ нимъ милости Божіи.

Незнакомецъ мрачно нахмурилъ лобъ, глаза его засверкали.

— Божественная милость состоитъ въ молитв и труд. Небесный даръ — это истина, которой учитъ насъ Лютеръ, тогда какъ суевріе ведетъ только къ злоупотребленію священными предметами и омрачаетъ человческій духъ, поэтому въ свт нтъ никакого чуда, кром того, которое Богъ совершаетъ съ нашими сердцами.

Монахъ съ ужасомъ поглядлъ въ лицо ученаго, который, въ своемъ темномъ костюм и черномъ бархатномъ берет, походилъ на странствующаго студента.

Вынувъ изъ кармана пригоршню денегъ, незнакомецъ бросилъ ее монаху, говоря.

— Вотъ, возьмите эти деньги на предстоящій вамъ далекій путь.

Сказавъ это, онъ, къ ужасу народа, толкнулъ ногою ящикъ съ реликвіями.

Ропотъ неудовольствія поднялся въ толп, но въ то же время слышались голоса, кричавшіе:

— Онъ правъ!.. Дайте ему говорить!.. этотъ человкъ мудрецъ, мы знаемъ его. Онъ уже дв недли гоститъ у ректора!… Его мысли такъ же справедливы, какъ и его рчь!… Тише! онъ хочетъ говорить! Слушайте его!…

Громкій голосъ незнакомца снова безстрашно раздался въ толп.

— Стыдитесь, монахъ, вашей торговли, возвращайтесь обратно и постарайтесь боле не гршить, но сюда не показывайтесь никогда. Здсь вра сильне суеврія.

Затмъ онъ повернулся и спокойно пошелъ вслдъ за ректоромъ, предъ которымъ толпа разступалась.

Въ эту минуту къ нимъ поспшно подошелъ пажъ.

— Многоуважаемый господинъ, меня посылаетъ къ вамъ настоятельница княжескаго монастыря. Она проситъ васъ къ себ въ такое время, когда вамъ будетъ угодно. Она будетъ ждать васъ въ институт, въ Герфорд.

Ректоръ и его гость съ удивленіемъ переглянулись.

— Она, по всей вроятности привлекаетъ насъ къ отвтственности за нашъ своевольный поступокъ? сказалъ старшій.

— Никогда, возразилъ ректоръ. Намъ нечего бояться этой дамы въ этомъ отношеніи.

— Мы исполнимъ приказаніе принцессы, отвчалъ тогда гость.

Пажъ почтительно поклонился и вернулся къ носилкамъ.

Въ эту минуту раздался громкій крикъ. Какое-то странное существо, въ разорванномъ плать, съ растрепанными волосами, вдругъ бросилось на лейбъ-егеря гордой графини фонъ-Левентруцъ.

— Убійца!.. кричала двушка. Это онъ, онъ, который убилъ моего бднаго отца!.. Онъ причина всхъ моихъ несчастій!

Гнвъ сверкнулъ въ глазахъ Лейтгольда. Онъ съ силою оттолкнулъ двушку.

— Эта двка сошла съ ума! крикнулъ онъ.

Толчекъ былъ такъ силенъ, что двушка лишилась чувствъ, и лейбъ-егерь, переступивъ черезъ нее, поспшилъ за своей госпожею, тогда какъ толпа съ удивленіемъ глядла ему вслдъ.

Дойдя до берега рки, графиня фонъ-Левентруцъ, съ помощью своего спутника, вскочила на лошадь, а Лейтгольдъ помогъ ссть въ сдло брату своего господина, затмъ также вскочилъ на лошадь, и вс трое удалились по направленію къ Бельфильду.

Услышавъ крикъ, ректоръ подошелъ къ одному изъ бюргеровъ, который почтительно приподнялъ шапку, и, указывая на безчувственную двушку, сказалъ:

— Отнесите несчастную ко мн и посмотрите, что можно для нея сдлать. Она, кажется, не здшняя.

— Г. ректоръ, она сумасшедшая. Она уже раньше говорила безумныя рчи. Къ тому же, она еврейка, и вы загрязните порогъ вашего дома, позволивъ ей переступить чрезъ него.

— Стыдитесь, съ гнвомъ сказалъ ректоръ, гд ваше христіанское милосердіе, которое повелваетъ намъ быть одинаково сострадательными ко всмъ?.. Вотъ, возьмите талеръ за труды. Двушку же я поручаю вашему покровительству. Доброе дло очиститъ васъ отъ всякаго позора. Идите скоре и сдлайте, что я вамъ сказалъ.

Ректоръ повернулся и отошелъ на встрчу приближавшимся къ нему жен и сестр.

Эльза, не опуская глазъ, глядла вслдъ за носилками, въ которыхъ сидла настоятельница и, въ сопровожденіи своихъ всадниковъ, направлялась къ городу.

ГЛАВА X.
Открытія и интриги.

— Въ этихъ стнахъ должны царствовать благородный миръ и постоянное единодушіе и вс наши стремленія должны быть направлены ко благу нашего ближняго.

Такъ говорила, глубоко вздыхая, Шарлотта на третій день своего вступленія въ свою новую должность, такъ говорила Герфордская настоятельница, и ея взглядъ былъ внимательно устремленъ на задумчивое лицо ея повренной.

— Считаешь ли ты меня достаточно сильной для этого, Елизавета, продолжала она, какъ думаешь ты, исчезнетъ ли враждебное настроеніе моихъ могущественныхъ противницъ, если я буду обращаться съ ними съ дружелюбіемъ и терпніемъ тамъ, гд человческой гордости и тщеславію, можетъ быть, слдовало бы возмутиться? Думаешь ли ты, что у меня хватитъ силъ побдить враговъ спокойнымъ достоинствомъ, о которомъ говорилъ мн мой умирающій отецъ. Но для того, чтобъ имть возможность дйствовать хладнокровно, я должна успокоиться относительно моихъ личныхъ длъ. У меня не можетъ быть ни мужества, ни спокойствія, если на этихъ дняхъ герцогъ не пришлетъ ко мн Путкаммера, какъ общался въ послднемъ письм. Въ противномъ случа, намъ придется забыть, что Курляндскій герцогъ нашъ братъ. Клянусь Богомъ, Елизавета, я готова обратиться за защитой моихъ правъ даже къ императору и тогда процессъ неизбженъ.

Шарлотта съ волненіемъ подошла къ окну и сильная краска гнва выступила у нея на лиц.

Черезъ нсколько мгновеній, она снова повернулась къ графин, тогда какъ на глазахъ ея сверкали слезы.

— Скажи пожалуйста, гд мн найти мужества смло стоять передъ лицомъ враговъ, когда мое сердце отягчено заботами о насущномъ хлб, содержаніи нашей прислуги, объ устройств празднествъ по случаю назначенія меня настоятельницей, которыя почти обязательны для меня! На какія средства сдлаемъ мы все это? Мои окружающіе не должны ни на мгновеніе подозрвать, въ какомъ положеніи мои дла. Что касается меня, то я не вижу никакого выхода, и если Путкаммеръ не прідетъ, то наши средства изсякнутъ въ скоромъ времени.

Шарлотта бросилась въ кресло и закрыла лицо руками.

Елизавета тихо подошла къ ней.

— Возлюбленная повелительница! сказала она, мы найдемъ средства, во что бы то ни стало, скрыть отъ нашихъ враговъ наше стсненное положеніе.

Шарлотта подняла голову.

— Какимъ образомъ, Елизавета?

— Наша касса полне, чмъ вы думаете, принцесса, тихо отвчала графиня. Еще сегодня, изъ опасенія, что вы можете испытать какое нибудь стсненіе, я сдлала нчто, что, можетъ быть, навлечетъ на меня гнвъ вашей свтлости. Но это былъ единственный исходъ въ томъ случа, если герцогъ не пожелаетъ исполнить своего общанія.

— Что же такое ты сдлала, говори?

— Я продала драгоцнность, которую вы очень рдко носили и которую не узналъ бы даже ни одинъ курляндецъ, при томъ же я продала купцу, который отправляется въ далекое путешествіе. Признайтесь, принцесса, что я не могла сдлать ничего лучшаго?

— Это украшеніе я надвала въ послдній разъ на прощальный обдъ въ родительскомъ дом, печально сказала Шарлотта. Оно получено мною отъ моей крестной матери, Герфордской настоятельницы, моей предшественницы, съ нимъ у меня связаны дорогія воспоминанія, но я охотно утшусь въ этой потер, такъ какъ она спасетъ мою честь. Съ тхъ поръ, какъ я оставила Курляндію, я ни разу не надвала этого украшенія. Гд оно, у тебя?

— Оно лежитъ въ шкатулк вмст съ важными бумагами вашей свтлости, тамъ ожерелье и браслеты.

— Ступай, принеси мн ихъ, Елизавета. На ожерель виситъ крестъ, который мн въ дтств подарила въ Версал принцесса Оранская, онъ былъ мн всегда крайне дорогъ, къ тому же, на немъ вырзано имя принцессы, которое могло бы выдать насъ.

Графиня удалилась, а Шарлотта осталась одна, взглядъ ея задумчиво проводилъ пріятельницу, а затмъ, устремился на окружавшую ея обстановку, которая потеряла видъ древности и простоты, которая была во времена покойной настоятельницы: Елизавета привезла съ собой дорогія картины, статуи, ковры, вышитыя, дорогія бархатныя драппировки и украсила ими пріемную залу. Прежняя старинная мебель, во вкус возрожденія, была переставлена въ сосднія комнаты. Полы были устланы дорогими коврами и вс комнаты уставлены красивою мебелью.

Шарлотта съ молчаливымъ удивленіемъ осматривала вс эти слды заботливости ея врной Елизаветы.

На маленькомъ пюпитр лежала библія и рядомъ съ ней портретъ покойнаго принца Александра, при вид котораго принцесса невольно подумала о томъ времени, когда она часто видла дорогаго брата около себя, когда Эльза садилась у ея ногъ и весело болтала, занимаясь работой. Она невольно припомнила, какъ принцъ усердно помогалъ ей приводить въ порядокъ запутанныя нитки. Какъ часто взглядъ его нжно останавливался на блокурой головк молодой двушки.

Шарлотта глубоко вздохнула. Все это давно прошло и оставило по себ только тяжелое воспоминаніе. Мысли ея снова приняли другое направленіе. Она вспомнила о подруг своей молодости, красавиц Варвар Бломбергъ. Вспомнила, какъ Елизавета, въ первый разъ увидавъ Эльзу, сказала, что никто боле не походилъ на ея дорогую Валеску, какъ эта двочка изъ простаго народа. Затмъ Эльза принуждена была ее оставить, сама принцесса отправилась въ Гессенъ-Кассель, и во время ея отсутствія совершилось ужасное дло съ амтманомъ.

При воспоминаніи объ этомъ взглядъ ея омрачился.

— Ужасное событіе! прошептала она, но, кажется, старая ненависть къ намъ смягчилась, такъ какъ жена ректора усыпала мн дорогу цвтами вмст съ дтьми, а самъ ректоръ стоялъ въ первомъ ряду, когда меня встрчали, и его взглядъ говорилъ краснорчиве почтительнаго поклона, которымъ онъ встртилъ меня. Этотъ взглядъ говорилъ, что все… все забыто, и за это я хочу его поблагодарить сегодня. Но кто былъ другой, который такъ безстрашно выступилъ противъ суеврія?

Смлый поступокъ незнакомца сначала испугалъ принцессу, но теперь она радовалась возможности познакомиться съ этимъ человкомъ, и ихъ свиданіе было уже близко.

Затмъ воспоминанія принцессы снова возвратились къ Герт Нольде. Она думала о томъ очарованіи, которое распространялось вокругъ молодой двушки, о фанатической ненависти отца, котораго даже не смягчило приближеніе смерти и который вырвалъ у своей дочери общаніе, длавшее ее несчастной…

— Герта не должна была такъ поступать, думала настоятельница, закрывъ лицо руками, и, погруженная въ задумчивость, она не замтила, какъ долго была въ отсутствіи Елизавета.

Возвратившись обратно, графиня была видимо разсянна и принесла съ собой, кром креста, еще свертокъ бумагъ.

— Простите меня, ваша свтлость, сказала она, что я пробыла въ отсутствіи такъ долго, но купецъ уже ждалъ меня въ пріемной и я, довольная такъ скоро покончить дло, поспшила передать ему драгоцнность. Онъ сразу предложилъ мн шесть тысячъ золотыхъ гульденовъ и я, не торгуясь, передала ему вещь, снявъ только крестъ.

— Благодарю тебя, Елизавета, но что ты еще принесла?

— Это свертокъ пергамента, который прислалъ намъ принцъ Александръ мы долго оставляли его безъ вниманіи. Можетъ быть, теперь какъ разъ время заняться чужой судьбой, чтобъ отвратить мысли отъ своей собственной. Если вы позволите, я сломаю печать.

— Сдлай одолженіе, равнодушно сказала Шарлотта, но послушай, мн кажется, я слышу шаги.

— Ректоръ и его другъ Томазіусъ, доложилъ въ эту минуту пажъ.

— А, безстрашный теологъ, прошептала настоятельница.

Она оттолкнула свертокъ пергамента и пошла на встрчу постителямъ, которые низко поклонились ей.

— Вы приказали, сказалъ ректоръ, и мы исполняемъ ваше приказаніе.

— Я хотла поблагодарить людей, которые дйствуютъ такъ безстрашно. Мы были вчера свидтелями вашего мужества и благодаримъ васъ за него, такъ какъ, если бы было много людей, такъ борющихся за истину и вру, то кровавыя жертвы фанатической злобы и алчности совершенно прекратились бы.

Говоря, настоятельница подошла къ своимъ гостямъ и взглянула на ректора, который что-то внимательно разсматривалъ въ окно.

Взглядъ настоятельницы послдовалъ за его взглядомъ.

— Этотъ человкъ опять здсь. Что онъ тутъ длаетъ? сказала принцесса. Мн кажется, что это тотъ самый, на котораго несчастная сумашедшая на ярмарк указывала, какъ на убійцу своего отца. Но кто тотъ, съ которымъ онъ вмст выходитъ изъ воротъ?

Елизавета, въ свою очередь, подошла къ окну и ея проницательный взглядъ сразу узналъ графскаго лейбъ-егеря, выходившаго вмст съ ювелиромъ.

Отчаяніе выразилось на ея лиц, но она не произнесла ни слова.

— Позвольте мн, принцесса, предостеречь васъ отъ этого человка, онъ былъ моимъ помощникомъ и оказался недостойнымъ. Теперь онъ егеръ-мейстеръ въ замк Левентруцъ, сказалъ ректоръ. Было бы много лучше, если бы онъ не могъ входить въ эти священныя стны.

— Въ такомъ случа, я прикажу, чтобъ его не пускали. Во садитесь, господа, и поговоримъ о чемъ нибудь другомъ.

Настоятельница вскор увлеклась разговоромъ съ ректоромъ и Томазіусомъ, но графиня слдила за разговоромъ съ видимой разсянностью.

— Надюсь, господа, вы поужинаете сегодня съ нами, говорила Шарлотта, я почти имю на это ваше согласіе и мн доставляетъ громадное удовольствіе говорить о нашей родин съ моимъ землякомъ и его другомъ.

Принцесса позвонила, вошелъ пажъ.

— Прикажите приготовить ужинъ въ голубой гостиной, сказала она.

Пажъ удалился.

Черезъ полчаса дверь отворилась и Софія-Шарлотта, подъ руку съ ректоромъ, переступила черезъ порогъ голубой залы, гд должно было отпраздноваться примиреніе ея съ сыномъ казненнаго герцогскаго амтмана.

Было уже очень поздно, когда ректоръ, прощаясь, цловалъ ея руку.

— Поклонитесь вашей супруг, сказала Шарлотта. Я надюсь скоро быть у васъ. Мн хочется также узнать, что сталось съ бдной еврейкой, судьбу которой вы хотите устроить. Въ день моего възда сюда, по приказанію графини Левентруцъ, было совершено убійство, по крайней мр, я такъ заключаю изъ словъ моихъ приближенныхъ, которыхъ я послала, услышавъ крикъ о помощи. Какъ вы думаете, права ли я?

Ректоръ, ни слова не говоря, опустилъ голову, моего мрачный взглядъ говорилъ краснорчиве словъ.

Посл того, какъ гости оставили принцессу, она долго ходила по комнат, наконецъ, спросила графиню:

— Отчего ты вдругъ стала такъ молчалива, даже за столомъ ты не принимала участія въ разговор. Воспоминанія оживили меня, такъ пріятно встртить на чужбин единоплеменника. Какъ должна уважать я этого человка, который по нашей вин лишился родины! Передъ такимъ благородствомъ должна склоняться даже царственная голова, а ты, Елизавета, была совершенно безучастна и не раздляла моей радости.

— Простите меня, принцесса, сказала Елизавета, но у меня была сильная головная боль, которую въ послднее время я испытываю очень часто.

— Бдняжка! въ такомъ случа, ступай, отдохни, тогда какъ я останусь здсь, мн не хочется спать, я распечатаю этотъ свертокъ и буду читать его содержаніе пока, наконецъ, не утомлюсь. Ступай, пришли мн черезъ часъ мою камеръ-фрау и завтра постарайся быть веселе.

Она поцловала графиню въ лобъ и проводила до дверей.

Затмъ, когда Елизавета удалилась, принцесса взяла свертокъ, опустилась въ кресло и при яркомъ свт восковыхъ свчъ, стоявшихъ передъ ней, съ видимымъ удивленіемъ начала читать латинскую надпись, которая прежде всего попалась ей въ глаза.

Сначала она съ жаромъ принялась за чтеніе и листы быстро поворачивались, но потомъ чтеніе пошло медленне, какъ будто бы она хотла собраться съ мыслями. Затмъ, опять начала читать очень быстро, не обращая вниманія, что ея горничныя ждутъ ея боле часу, такъ какъ сторожъ на двор пробилъ полночь…

Посл полудня въ этотъ же самый день, графиня Левентруцъ предприняла свою обычную прогулку въ лсъ. Она твердою рукою правила своимъ блымъ конемъ.

Одинокая спутница, скакавшая въ лсной глуши, въ сопровожденіи двухъ собакъ, напоминала гордую Туснельду Тевтобургскаго лса, или княгиню Витекиндъ, когда она, закутанная въ блое покрывало, скачетъ ночью по лсу, согласно народному преданію.

Бдные крестьяне, издали видвшіе графиню, молча крестились и нисколько не удивлялись, что прекрасная всадница такъ неожиданно исчезла въ густомъ лсу.

Недалеко отъ хижины угольщика, которая стояла въ глубокомъ овраг, окруженная соснами и дубами, сидло на срубленномъ древесномъ ствол какое-то существо, съ глубоко впалыми, сверкающими глазами. Голова, покрытая пестрымъ платкомъ, изъ-подъ котораго волосы спускались на грудь, слегка качалась. Вся фигура внушала собою почти страхъ.

Старуха тяжело дышала и по временамъ сильный кашель прекращалъ разговоръ, который она вела сама съ собою.

Наконецъ она стала прислушиваться. Между соснами появилась всадница и подъхала къ самой старух, при вид которой лошадь чуть не бросилась въ сторону отъ испуга.

— Наконецъ-то, вы явились, золотая моя, громко крикнула старуха. Я дожидаюсь васъ здсь съ ранняго утра. Вы, конечно, не знаете, что Беппи больна и страшно устала посл долгаго пути.

Старуха сказала это жалобнымъ тономъ и, какъ бы въ подтвержденіе своихъ словъ, указала дрожащей рукой на свои слабыя, больныя ноги.

— Сойдите съ лошади, сказала она, вы. видите, я не могу подняться, такъ какъ у меня болятъ ноги.

Дама сошла съ лошади, поправила платье и сла рядомъ съ цыганкой.

Старуха говорила все съ большимъ жаромъ и ея голосъ, наконецъ, превратился въ таинственный шепотъ. Гордая графиня все ниже наклонялась къ старух и вдругъ схватила ее за руки.

— Ты говоришь, что уже два года онъ живетъ въ монастыр Св. Стефана и что онъ хорошъ собою?

— Клянусь Богомъ.

— Старуха, ты должна сама передать письмо въ руки патера Ансельма. Я не могу найти человка, который исполнилъ бы мое порученіе лучше тебя.

Старуха покачала головой.

— Съ моими больными ногами мн едва дотащиться до города и я знаю, что это мое послднее путешествіе на земл. Меня ждетъ далекій, мрачный путь, изъ котораго нтъ возврата, и я съ радостью умру, такъ какъ возвратила вамъ вашего мальчика. Теперь его судьба въ вашихъ рукахъ. Но если я не могу сама отнести вашего посланія, то у меня есть человкъ, который исполнитъ это не хуже меня.

Въ то время, какъ графиня вынула изъ сумки табличку для письма и поспшно набросала карандашемъ нсколько словъ, Беппи вынула изъ-за пазухи маленькій свистокъ, приложила его къ губамъ и раздался громкій свистъ.

Почти въ то же мгновеніе подобный же свистъ отвчалъ ей изъ глубины лса. Беппи съ довольнымъ видомъ кивнула головой. Графиня оглядлась вокругъ и ея взглядъ, казалось, хотлъ проникнуть въ лсной мракъ. Ей послышалось, какъ будто она слышитъ въ кустахъ какой-то шелестъ.

— Ищи Діана, сказала она собак, и въ то же мгновеніе об собаки съ громкимъ лаемъ бросились въ кусты. Но въ ту же самую минуту около старухи появился высокій, смуглый молодецъ.

— Вы меня звали, Беппи? сказалъ онъ.

— Да, сынъ мой, ты долженъ точно и молча исполнить мое порученіе. Теб придется сдлать далекій путь. Ступай въ Вну, гд остановился нашъ таборъ. На этотъ разъ я не послдую за тобой.

Она остановилась и болзненный стонъ вырвался изъ ея груди.

— Это далекое путешествіе будетъ съ твоей стороны послдней мн услугой. Чмъ скоре и лучше ты проберешься въ монастырь Св. Стефана, тмъ больше получишь вознагражденія отъ этой дамы. Позжай верхомъ. Патеръ Ансельмъ, который постоянно покупалъ у насъ внки изъ розъ, долженъ получить отъ тебя изъ рукъ въ руки вотъ эту записку.

Беппи замолчала, измученная сдланнымъ надъ собою усиліемъ, и, бормоча про себя, опустила голову на грудь.

Въ это время цыганъ взялъ отъ графини записку, которую тщательно спряталъ у себя на груди. Пригоршня золота, данная графиней, вызвала на лиц его довольную улыбку.

Черезъ минуту онъ уже исчезъ во мрак лса.

Графиня снова сла на лошадь.

— Я слишкомъ слаба, сказала Беппи, дайте мн кого нибудь, кто проводилъ бы меня до города.

— Хорошо, тебя проводитъ угольщикъ, холодно сказала графиня. Онъ и его дочь настолько умны, что сдлаютъ это за вознагражденіе, которое получатъ отъ меня. Прощай, вотъ идетъ угольщикъ, обратись къ нему.

— Mon собаки, должно быть, у тебя? сказала графиня подходившему крестьянину. Пошли ихъ ко мн.

— Он уже убжали домой, отвчалъ угольщикъ.

— Съ кмъ? крикнула графиня.

— Съ вашимъ лейбъ-егеремъ.

Графиня страшно поблднла, но не сказала ни слова и, ударивъ лошадь хлыстомъ, быстро исчезла между деревьями.

* * *

Уже нсколько дней въ людской стараго дома ректора появился новый, непріятный гость, котораго вся прислуга избгала, хотя онъ молча сидлъ въ своемъ углу.

Блдное, худое лицо Юдифи, съ испуганнымъ, тяжелымъ взглядомъ, постоянно опускавшимся въ землю, производило непріятное впечатлніе на всю прислугу ректора. Вс съ неудовольствіемъ избгали ея, даже старались не быть съ ней въ одной комнат.

Достаточно было той доброты, съ которою ректоръ и его супруга обращались съ несчастной.

Такъ думали вс и даже Лизбета не стыдилась раздлять это мнніе.

Двушка была теперь причесана, одта въ чистое платье и сапоги.

Если кто нибудь заговаривалъ съ ней, то не получалъ никакого отвта, только одна жена ректора видла въ ея большихъ, печальныхъ глазахъ не одно упрямство и злобу, какъ другіе, но и безграничное горе, и постоянно старалась утшать дружескими словами неблагодарную еврейку.

Юдифь молча исполняла вс приказанія, но не обращала никакого вниманія на любопытные вопросы и насмшки прислуги. Когда же, наконецъ, ректоръ позвалъ ее къ себ и спросилъ, хочетъ ли она остаться у нихъ до тхъ поръ, пока не захочетъ вернуться къ своимъ единоврцамъ, она тихо отвчала: ‘да, хочу’.

Вдругъ, однажды, Юдифь неожиданно исчезла и возвратилась только поздно вечеромъ въ загрязненномъ плать, но снова сейчасъ же съ удвоеннымъ усердіемъ принялась за работу, какъ бы желая возвратить потерянное время.

Однажды Лизбета сидли у открытаго окна и поспшно шила маленькій чепчикъ, который по временамъ одвала на свой кулакъ, какъ вдругъ на улиц, передъ окномъ, раздались звуки флейты и тамбурина. По улиц проходили цыгане и остановились передъ домомъ. Привлеченные шумомъ, ректоръ съ женой подошли къ открытому окну и вмст съ ними ихъ гость.

Лизбета уже давно спрятала свою работу въ сумку за поясомъ и что-то бормотала на счетъ безстыжихъ попрошаекъ, тогда какъ пальцы ея отсчитывали мдныя монеты, которыя она хотла бросить оборваннымъ цыганскимъ ребятишкамъ.

Четверо здоровыхъ цыганъ несли какую-то старуху и поставили свои носилки на землю, чтобъ, въ свою очередь, вмшаться въ толпу.

На носилкахъ лежала маленькая, худая старуха, похожая на мумію. Она съ трудомъ приподнялась и что-то въ род улыбки мелькнуло у нея на губахъ. Взглядъ ея остановился на окн, гд сидла Эльза.

— Дочь Бенгъ-Штрема! наконецъ-то я снова вижу тебя! Ступай сюда, ко мн, и прими свое наслдство. Поспши, такъ какъ я умираю.

Эльза нершительно пошла на зовъ, вмст съ мужемъ подошла она къ старух.

Тогда Беппи отвязала отъ своего пояса привязанный къ нему серебряный кубокъ и сказала:

— Возьми его, я счастлива, что могу передать его въ твои руки. Онъ можетъ принести теб счастье и твой юный наслдникъ будетъ пить изъ серебрянаго бокала въ воспоминаніе о своихъ предкахъ. Бенгъ-Штремы были вс знатные господа и пили изъ него нкогда вмст со шведскимъ королемъ. Нашему племени онъ также принесъ счастье. Благодаря ему, отецъ нашего короля, женою котораго я была, получилъ нкогда жизнь.

Со страннымъ чувствомъ взяла Эльза старинное наслдіе своего семейства, путешествовавшее черезъ весь свтъ и, наконецъ, снова возвратившееся къ ней.

Задумчиво глядла она на тонкую работу кубка со шведскимъ королевскимъ гербомъ.

— Благодарю тебя, сказала Эльза. Если у тебя есть какое нибудь желаніе, то скажи, я охотно все исполню.

— Пойдемъ отсюда, Эльза, сказала Лизбета, мн страшно глядть на старуху.

Дйствительно, Беппи глядла почти умирающимъ взглядомъ и едва дышала.

— Беппи больна, сказала она. Дай мн твою блую ручку, нкогда я прочла на ней много горя, теперь я хочу найти счастье.

Она протянула свою руку, но та снова безсильно упала.

— Мой таборъ не хочетъ оставить меня умереть здсь, прошептала старуха. Они хотятъ взять съ собой свою королеву, но имъ придется похоронить меня въ ближайшемъ лсу, далеко отъ Курляндіи.

Она замолчала, потомъ вдругъ вскрикнула:

— Играйте танецъ мертвецовъ Бдная Майя, наконецъ, уходитъ въ другой міръ, гд найдетъ своего повшеннаго возлюбленнаго… Какъ все вертится… все все старый помщикъ со своей палкой. Инко! мой милый, берегись его палки, знатный господинъ не промахнется, такъ какъ онъ всегда цлитъ въ сердце бдняковъ. Все горитъ огонь поднимается до самой крыши… Сюда, сюда, сынъ мой, ты не можешь спасти своего знатнаго брата…

Голосъ старухи перешелъ въ шепотъ.

— Все превратилось въ пыль и развалины, снова сказала она. Дай мн руку, Инко, мой милый! Другаго Инко я сдлала дворяниномъ… Маленькій Инко будетъ знатнымъ господиномъ…

Голова старухи откинулась назадъ, улыбка мелькнула на губахъ,— все было кончено. Цыганская королева умерла. Флейты и тамбурины давно смолкли. Цыгане, съ непокрытыми головами и опущенными взглядами, столпились около мертвой повелительницы, затмъ закрыли ея мертвое лицо, подняли носилки и все шествіе молча направилось къ сосднему лсу.

Въ эту самую минуту къ дому поднесли носилки и изъ нихъ вышли дв женщины подъ вуалями.

Удивленіе семейства ректора было не мало, когда къ нимъ вдругъ вошелъ пажъ и доложилъ о прізд настоятельницы княжескаго института.

Съ покраснвшими отъ радости глазами, послдовала Эльза за пажемъ, чтобъ у дверей встртить знатную постительницу.

Настоятельница подняла вуаль и поцловала Эльзу въ лобъ, тогда какъ та покрывала поцлуями ея руки.

— Какое счастье, принцесса, видть васъ подъ нашей кровлей, шептала Эльза, поспшно поднимаясь по лстниц, которая вела во второй этажъ, гд были пріемныя комнаты.

Ко всеобщему удивленію, на нижнихъ ступеняхъ лстницы сидла еврейка, скрестивъ руки на груди, и, казалось, спала.

— Вставай, Юдифь, сказалъ ректоръ, теб здсь не мсто. Иди работать.

Двушка медленно поднялась и окинула всхъ взглядомъ, но Шарлотта сдлала ей знакъ остаться.

— Ты сирота, отца которой убили? Зачмъ вы пришли въ Герфордъ?

— Мы направлялись въ Уффольнъ, отвчала Юдифь. Курляндскій герцогъ изгналъ евреевъ.

— Въ такомъ случа, ты моя соотечественница, сказала принцесса, длая нсколько шаговъ къ молодой двушк. Подойди ко мн поближе, погляди на меня, я Курляндская принцесса и сестра того герцога, который васъ изгналъ. Но здсь мое царство, и если ты хочешь, то будешь находиться подъ моей защитой.

Юдифь не двинулась съ мста и, крпко стиснувъ губы, глядла себ подъ ноги.

— Она не въ состояніи оцнить вашей доброты, ваша свтлость, вмшался ректоръ, поэтому оставьте ее идти своей дорогой.

Но Шарлотта сдлала еще нсколько шаговъ и положила руку на плечо двушки.

— Съ тобой дурно обращались, бдное дитя, поэтому ты никому не вришь, кром своихъ единоврцевъ, мрачно сказала Шарлотта. Но здсь правосудіе равно для всхъ, и твой народъ получитъ одинаковыя со всми человческія права.

Темные глаза Юдифи медленно поднялись. Страхъ, удивленіе и недовріе выразились на ея блдномъ лиц, лучъ радости, мелькнувшій въ ея глазахъ, быстро погасъ, она снова опустила голову и сказала:

— Юдифь будетъ повиноваться, но не будетъ никого любить.

— Длай, какъ знаешь, улыбаясь сказала принцесса. Идемъ, Елизавета, на ближайшемъ собраніи нашего ордена мы позаботимся объ ея соотечественникахъ.

Сказавъ это, принцесса, сопровождаемая семействомъ ректора, стала подниматься по лстниц.

Софія-Шарлотта провела около часу въ семейств ректора и въ то время, какъ она разговаривала съ ректоромъ, его женой и гостемъ, Лизбета открыла маленькимъ ключикомъ большой сундукъ, стоявшій въ комнат ректора, и вынула изъ него серебряную посуду стариннаго фасона, которой никогда не видла даже Анна-Софія, удивленіе и восторгъ которой не знали границъ.

Лизбета поспшно налила золотые стаканы краснымъ виномъ и положила печенье на блестящій серебряный подносъ. Тутъ она ршилась наскоро удовлетворить любопытство Анны-Софіи.

— Вс эти вещи — наслдство Бенгъ-Штремовъ, они были знатные люди, предки твоей госпожи, и подъ ихъ кровлей бывало много царственныхъ особъ.

При прощаніи принцесса передала гостю ректора два запечатанныхъ письма, изъ которыхъ на одномъ на адрес стояло: ‘императорскому канцлеру, въ Вн’, а на другомъ: ‘Гройсмейстеру ордена іезуитовъ’.

Съ тхъ поръ, какъ Елизавета продала драгоцнность настоятельницы, прошло уже три недли и опасенія графини, что вещь была куплена графиней фонъ-Левентруцъ съ злымъ намреніемъ, казались ей теперь мене естественными. Мало по малу ея безпокойство уменьшилось и, когда, однажды, графиня фонъ-Левентруцъ пріхала верхомъ на дворъ института, чтобъ отправиться кататься вмст съ княгинями Липпе и Горнъ, Елизавета, при вид красиваго и оживленнаго лица графини, разсердилась сама на себя за свое недовріе и совершенно успокоилась.

Елизавета не мало не удивлялась, что ни одна изъ институтскихъ дамъ не стремилась сблизиться съ ней, и приписывала это своей собственной несообщительности.

Что касается настоятельницы, то въ послднее время она сдлалась мрачне, казалось, что въ ней происходила борьба гнва съ внутреннимъ безпокойствомъ. Путкаммеръ все еще не прізжалъ и казалось, что герцогъ забылъ послать канцлера.

Въ воздух и во всемъ окружающемъ Шарлотту носилось что-то тяжелое.

Дамы института собирались только на молитву, что происходило пять разъ каждый день.

Настоятельница назначила собраніе въ зал капитула, но оно не состоялось, потому что дв изъ знатнйшихъ дамъ института сказались больными. Черезъ недлю должно было произойти второе собраніе, на которое были приглашены даже попечительницы школъ для бдныхъ и пріютовъ для сиротъ, находившихся подъ начальствомъ института.

Елизавета сама не знала, почему она была обезпокоена этимъ намреніемъ своей повелительницы, хотя Шарлотта и не сообщала о цли этого собранія, тмъ не мене, графиня боялась, что настоятельница желаетъ ввести измненія въ порядокъ институтской жизни.

Об княгини Липпе точно исполняли свои обязанности, и вели себя съ достоинствомъ, но держались такъ надменно и скрытно, что нельзя было и думать о сближеніи съ ними. Личности этихъ дамъ оставались бы для настоятельницы загадкой, если бы она не была предупреждена заране, что должна ихъ остерегаться.

Однажды Софія-Шарлотта мелькомъ сказала, что дамы могли бы собираться на молитву вмсто пяти разъ только три, для того, чтобъ остающееся время употреблять на помощь несчастнымъ.

Елизавета не могла забыть всеобщаго молчанія и неудовольствія, выразившагося на лицахъ дамъ при этомъ замчаніи настоятельницы.

— Ей придется побороть много препятствій, думала Елизавета и, погруженная въ свою озабоченность, пошла отыскивать свою повелительницу, чтобъ подлиться съ ней своимъ безпокойствомъ.

Вдругъ она услышала въ корридор шелестъ платья. Сама настоятельница поспшно шла къ ней.

— Какъ я рада, Елизавета, что, наконецъ, нашла тебя. Онъ пріхалъ.

— Кто онъ? съ безпокойствомъ спросила графиня.

— Курьеръ сообщилъ мн о прізд Путкаммера.

— Слава Богу! прошептала графиня.

— Путкаммеръ остановился въ замк Левентруцъ, продолжала настоятельница. Тамъ происходятъ приготовленія къ большимъ празднествамъ, которыми думаютъ встртить юнаго наслдника. Вс обитатели института и большое число окрестныхъ дворянъ будутъ приглашены на эти празднества. Графъ Левентруцъ въ восторг, такъ какъ его наслдникъ отказался отъ принятія монашества.

— Нтъ сомннія, что монахи выпустили его не даромъ, задумчиво сказала Елизавета.

Настоятельница кивнула головой.

— Этотъ молодой наслдникъ особенно занимаетъ меня, сказала она, помолчавъ немного. Онъ воспитывался въ монастыр св. Стефана, а то, что я узнала о печальной судьб одного, по всей вроятности, также знатнаго молодаго монаха, изъ бумагъ, присланныхъ моимъ братомъ, такъ странно, что я, во что бы то ни стало, хочу узнать, не имлъ ли юный наслдникъ фонъ Левентруцъ какихъ нибудь сношеній съ молодымъ человкомъ, возбудившимъ мое состраданіе. Я должна узнать, находится ли молодой монахъ въ числ живыхъ или уже нтъ, объ этомъ мн можетъ сообщить только его товарищъ, и вс интриги настоятеля Ансельма будутъ быстро выведены на свтъ свидтельствомъ молодаго наслдника. Я уже сообщала о поступкахъ этого монаха императорскому канцлеру въ Вн. Наша медленность, Елизавета, была, можетъ быть, причиной многаго дурнаго. Если бы мы ране познакомились съ содержаніемъ бумаги, то ране освободили бы несчастную жертву. Осталось ли у тебя въ памяти имя, которое называла умирающая цыганка. Мн кажется, это было имя Инко.

— Что же общаго можетъ имть это имя съ тми бумагами? съ удивленіемъ спросила Елизавета.

— Очень можетъ быть, что оно иметъ отношеніе. Посмотри сюда. Этотъ маленькій портретъ былъ приложенъ къ пергаменту.

Говоря это, настоятельница подала Елизавет маленькій, нарисованный на слоновой кости, портретъ прелестной молодой двушки.

Нсколько мгновеній графиня молча смотрла на портретъ и возвратила его принцесс, говоря:

— Я не могу видть ни одной блокурой головки, не подумавъ о моей маленькой Валеск. Взглядъ двушки на этомъ портрет совершенно ея взглядъ, только серьезне, такъ сказать, осмысленне, чмъ взглядъ веселаго ребенка, котораго я такъ любила въ моей юности. Даже при взгляд на жену ректора, которая похожа на Валеску только тмъ, что об хороши собою, я не могу не вспомнить о моей покойной сестр.

— Для чего былъ приложенъ этотъ портретъ къ пергаменту?

— Это мать несчастнаго юноши. Но пойдемъ со мной и прочти, какъ я прочла, эти бумаги, можетъ быть, теб удастся разгадать то, что для меня осталось таинственнымъ. Въ бумагахъ нтъ ни одного числа или имени, которыя могли бы навести насъ на истинный путь и дать возможность узнать, кто этотъ несчастный. Только одинъ знаетъ это и этотъ одинъ — патеръ Ансельмъ, настоятель монастыря святаго Стефана, но отъ него нельзя надяться узнать добромъ, что бы то ни было. Иди!

Настоятельница пошла впередъ и передала Елизавет свертокъ пергамента, который графиня съ волненіемъ развернула и прочла:

‘In nomine patris filii et spiritus sancti’.

‘Начиная эти записки, я хотлъ бы, чтобъ он попали въ добрыя руки и могли бы облегчить мою судьбу.

‘У моей кельи соловьи распваютъ на свобод и солнечные лучи ярко освщаютъ подо мною каменный полъ и разогрваютъ даже камни, они согрваютъ камни, но не сердца людей, которые молятся и поютъ вмст со мною и, тмъ не мене, остаются непросвщенными словами милосердія Всевышняго. Священное пніе не согрваетъ ихъ. Сегодня мн исполнилось 18 лтъ. Я одинъ, совсмъ одинъ, такъ какъ я потерялъ Иво! Я долженъ находить утшеніе въ молитв, я долженъ умертвить вс земныя желанія и подавить вс стремленія молодаго сердца. Въ лиц патера Иво, моего товарища и надсмотрщика, они отняли у меня лучшаго друга. Теперь за мной наблюдаютъ новые братья, въ рчахъ и взглядахъ которыхъ звучатъ притворство и измна.

‘Пользуясь, повидимому, свободой, я, тмъ не мене, не могу сдлать шага безъ присмотра.

‘Я сдлался молчаливе, чмъ когда либо, и тщательно храню каждую мысль отъ подслушивающихъ, меня товарищей.

‘Какъ только я помню себя, я всегда жилъ въ монастыр, подъ присмотромъ благочестиваго брата Иво. Онъ научилъ меня быть чистымъ, какъ голубь, но въ то же время не презирать хитрости мудрой зми. Теперь ни то, ни другое не помогутъ мн, такъ какъ въ лиц Иво я потерялъ мою поддержку.

‘Когда я кроплю святой водой молящихся пилигримовъ, останавливающихся въ нашемъ монастыр, я хотлъ бы быть каплей воды, которую они уносятъ на своихъ платьяхъ, хотя бы мн пришлось высохнуть отъ лучей солнца.

‘Я молюсь только объ одномъ — о свобод. Было время, когда я не молился такъ, когда я съ врой глядлъ на небо и врилъ даже обманчивымъ, сладкимъ словамъ патера Ансельма! Но это давно прошло, и только благоразумію Иво я обязанъ тмъ, что долго не возбуждалъ недоврія.

‘Я еще теперь помню, какъ меня, тринадцатилтняго мальчика, наказали за непослушаніе и любопытство, которыя принудили меня взобраться на стну.

‘— ‘Трехдневный арестъ и четыре удара кнутомъ’, приказалъ патеръ Ансельмъ.

‘— Предоставьте мн наказать его, многоуважаемый отецъ! вскричалъ Иво негодующимъ голосомъ.

‘Сердце дрогнуло во мн, я такъ любилъ Иво. Вечеромъ втораго дня ареста, во время котораго я долженъ былъ питаться водой и хлбомъ, ко мн пришелъ Иво, въ сопровожденіи двухъ братьевъ.

‘— Несчастный сынъ! крикнулъ онъ мн, молись два часа, прежде чмъ отойдешь ко сну. Вотъ теб молитвенникъ, читай его. Ты не долженъ ложиться въ постель раньше, чмъ не прочтешь молитвенникъ десять разъ.

‘Говоря это, онъ далъ мн книгу и вмст съ ней еще какую-то маленькую вещь и, не удостоивъ меня ни однимъ взглядомъ, оставилъ съ монахами мою келью.

‘Я машинально взялъ книгу и увидлъ приложенную къ ней маленькую склянку, наполненную, краснымъ виномъ, у горлышка которой была привязана маленькая записка: ‘Выпей это, а завтра, во время наказанія кнутомъ, кричи громче. Сожги записку и брось склянку въ окно’. Я сдлалъ, какъ было сказано въ записк, и мн стало сразу веселе.

‘На утро слдующаго дня ко мн пришелъ Иво, въ сопровожденіи двухъ братьевъ. Онъ положилъ лвую руку ко мн на голову, а правой взмахнулъ кнутомъ, но кнутъ опустился не на мои обнаженныя плечи, а на платье, такъ какъ я громко закричалъ. Уже при третьемъ удар успокоенные монахи повернулись и ушли изъ кельи.

‘На слдующій день пришелъ Иво, чтобы лчить раны, которыхъ на мн не было.

‘— Будь благоразуменъ, сынъ мой, и не вставай нсколько дней съ постели.

‘Въ то же время онъ принесъ мн благо хлба и и сладкихъ плодовъ.

‘—Не забывай, прибавилъ онъ, что патеръ Иво въ присутствіи монаховъ долженъ быть твоимъ врагомъ, другое дло, когда мы останемся одни.

‘Но съ этого времени я долженъ быть постоянно на сторож. Патеръ Иво былъ данъ мн въ надсмотрщики, патеръ Ансельмъ имлъ съ нимъ частые разговоры и странная улыбка мелькала на губахъ Иво, когда его звали изъ нашей кельи къ настоятелю.

‘Такимъ образомъ мн исполнилось 16 лтъ, а я еще ничего не могъ узнать о моихъ родителяхъ! Монастырскіе ученики, которые вмст со мной воспитывались у монаховъ, находились подъ строгимъ присмотромъ и сейчасъ же по окончаніи уроковъ, я снова передавался въ руки постояннаго моего спутника, патера Иво.

‘Однажды Иво открылъ мн подъ строгой тайной, что моя мать дала общаніе посвятить меня церкви за то, что мой отецъ оскорбилъ св. Стефана, что мой отецъ, бдный курляндскій дворянинъ, женился на богатой духовной дочери патера Ансельма, что ея громадное состояніе сдлало моего отца богатйшимъ человкомъ въ стран, что, затмъ, все материнское состояніе перейдетъ къ монастырю, какъ только я выражу желаніе постричься и такимъ образомъ искуплю грхи моихъ родителей’.

Прочтя до этого мста, Елизавета на мгновеніе оставила чтеніе, такъ какъ не могла разобрать буквъ полными слезъ глазами.

— Боже мой! прошептала она, Валеска была замужемъ за курляндскимъ дворяниномъ, она оставила сына, но я никогда не могла узнать, что съ нимъ сталось. Безъ сомннія, его нтъ уже въ числ живыхъ, такъ какъ иначе, я не могла бы быть единственной наслдницей отцовскаго состоянія. То, что меня пугаетъ, есть только призракъ моего воображенія.

Она снова взяла рукопись и съ жаромъ продолжала чтеніе.

‘Однажды, опираясь на плечо Иво и глядя черезъ монастырскую стну, я увидлъ шествіе странствующихъ венгерскихъ музыкантовъ, я съ удивленіемъ услышалъ веселыя мелодіи и мн крайне понравилась эта музыка, столь разнившаяся отъ нашей монашеской. Я увидлъ стройныхъ двушекъ и женщинъ въ пестрыхъ платьяхъ и мужчинъ, со смуглыми лицами и черными, вьющимися волосами. Иво сказалъ мн, что это странствующіе цыгане.

‘Въ то время, когда они шли мимо, изъ ихъ рядовъ отдлилась дряхлая старуха и подошла къ монастырскимъ дверямъ, которыя привратникъ сейчасъ же отворилъ ей. Я слдилъ за толпой до тхъ поръ, пока она не скрылась въ отдаленіи.

‘— Я хотлъ бы путешествовать вмст съ ними! вскричалъ я, пряча на грудь моего друга покрытое слезами лицо.

‘Иво ничего не отвчалъ, но, подумавъ нсколько минутъ, сказалъ:

‘— Если завтра мн удастся получить согласіе настоятеля на наше съ тобой путешествіе въ капеллу св. Франциска, то не показывай радости, а только опусти голову, какъ будто ты молишься.

‘Онъ сдлалъ, какъ говорилъ, и чрезъ нсколько дней мы, босикомъ, въ грубыхъ платьяхъ, опоясанные веревками, оставили монастырскія стны. Мой патронъ, каменный св. Стефанъ, стоявшій въ маленькой капелл у монастырскихъ воротъ, глядлъ на насъ въ этотъ день гораздо кротче. Искаженное болью лицо святаго было освящено яркимъ солнцемъ и казалось улыбающимся. Я едва былъ въ состояніи послдовать совту Иво, который приказалъ мн идти тихо, съ опущенной головой, и не оглядываться по сторонамъ. Я съ восторгомъ наслаждался временной свободой и забылъ на мгновеніе, что мое монашеское платье повелваетъ мн самоотверженіе, уничиженіе и отреченіе отъ всего мірскаго!

‘Мы остановились въ зеленомъ лсу и мн казалось, что птицы пли тутъ веселе, чмъ въ мрачномъ монастырскомъ саду Я не помнилъ себя отъ радости и съ удивленіемъ замтилъ, какъ дв ясныя капли сверкнули въ глазахъ моего добраго Иво и медленно покатились по щекамъ.

‘— Ты плачешь? съ удивленіемъ спросилъ я.

‘— Это мои первыя слезы радости и он вызваны тобою.

‘Я слъ рядомъ съ нимъ, обнялъ его за шею и такимъ образомъ мы долго просидли молча. Передъ нами разстилались зеленые холмы и ущелья. У нашихъ ногъ маленькая деревенька смотрлась въ волны голубаго озера, а на холм стояла маленькая церковь, изъ которой колокольный звонъ весело доносился до насъ.

‘Отъ озера, по направленію къ намъ, хало нсколько всадниковъ, впереди хали два рыцаря въ шлемахъ, перья которыхъ разввались по втру. За ними слдовали двое слугъ, везя съ собою дорожный багажъ. Иво выступилъ немного впередъ и долго глядлъ вслдъ всадникамъ, хавшимъ по направленію къ нашему монастырю. Онъ задумчиво возвратился ко мн.

‘— Тотъ самый рыцарь, который детъ теперь на блой лошади, былъ у насъ въ монастыр однажды ночью, четыре года тому назадъ, прошепталъ Иво. Когда о немъ доложили, патеръ Ансельмъ видимо смутился. Онъ поспшно удалилъ меня, приказавъ не выходить съ тобой изъ кельи. Слуга, приносившій намъ пищу, былъ единственнымъ человкомъ, котораго къ намъ допускали. Я дорого бы далъ, чтобъ узнать, что сдлаетъ Ансельмъ теперь, когда насъ нтъ.

‘Я мало обратилъ вниманія на слова Иво и скоро посл этого мы продолжали нашъ путь.

‘Въ этомъ путешествіи я познакомился со свтомъ и въ то же время съ величайшимъ горемъ, которое никогда не оставитъ меня.

‘Черезъ нсколько дней мы пришли въ столицу и я съ удивленіемъ глядлъ на пестрое оживленіе улицъ и площадей. Я даже имлъ случай полюбоваться на блестящій турниръ, но въ особенности я былъ ослпленъ богатствомъ церквей, красотой женщинъ и двушекъ и гордыми всадниками, которые вс съ состраданіемъ глядли на насъ, бросая намъ милостыню.

‘Мы по цлымъ днямъ стояли на колняхъ на церковныхъ ступеняхъ и видли процессіи, проходившія мимо насъ съ разввающими знаменами.

‘Я не входилъ во внутренность церкви и не вставалъ со ступени лстницы, гд каждый день проходила мимо меня хорошенькая двушка и каждый день говорила мн: ‘Молись за меня, благочестивый братъ, моя мать тяжело больна’. Затмъ она опускала маленькую монету мн въ руку и я съ жаромъ молился о выздоровленіи матери, дочь которой была прелестне небесныхъ ангеловъ.

‘Иво уже давно звалъ меня идти дале къ капелл Св. Франциска, но я не обращалъ вниманія на его слова. Казалось, ничто не могло меня оторвать отъ этой лстницы.

‘Прошло четыре дня, въ которые я напрасно ждалъ мою незнакомку. На четвертый день въ то время, какъ Иво стоялъ, погруженный въ задумчивость, я всталъ со ступени и слъ на скамью подъ тнью тнистаго дуба, закрывъ лицо руками. Я, вроятно просидлъ бы такъ очень долго, вдругъ песокъ заскриплъ подъ чьими-то шагами и передо мною, закрытая чернымъ вуалемъ, остановилась звзда, ярко освтившая ночь моей жизни. Она молча глядла, тогда какъ яркая краска покрыла мн лицо.

‘— Она умерла и похоронена, тихо сказала она. Наши молитвы не могли ее спасти, он были недостаточно горячи.

‘— Да, он были недостаточно горячи, повторилъ я въ глубин сердца, такъ какъ я больше молился за себя и за тебя. Но я только подумалъ это и не сказалъ ничего.

‘— Она оставила меня одну одну въ рукахъ опекуна, котораго я ненавижу.

‘— Да, одну, одну, а твоего опекуна я ненавижу еще боле, чмъ ты!

‘— Неужели ты не найдешь для меня ни одного слова утшенія, благочестивый братъ?

‘Этотъ нжный упрекъ поразилъ меня такъ, что я смутился.

‘Я не знаю, что шептали мои губы, но я протянулъ къ ней дрожащую руку, какъ бы благословляя.

‘Моя душа наполнилась страшнымъ горемъ, я молился, чтобъ подавить внутреннюю душевную борьбу, и, сдлавъ знаменіе креста, наконецъ, отступилъ и, почти потерявъ сознаніе, оперся на дерево.

‘— Прощайте, братъ, да защититъ васъ Богъ! тихо прошептала она и повернулась, чтобы уйдти.

‘Прежде чмъ вы уйдете, скажите ваше имя, прошепталъ я.

‘— Беатриса, отвчала она.

‘— Святая Беатриса, помолись за меня! вскричалъ я, и потокъ горячихъ слезъ облегчилъ мою душу.

‘Она вдругъ остановилась, ея глубокопечальный взглядъ встртился съ моимъ, казалось, она хотла вернуться ко мн, но въ эту минуту раздалось громкое пніе пилигримовъ, отправлявшихся къ гробу Св. Франциска, мы должны были присоединиться къ нимъ. Иво подошелъ ко мн и, взявъ меня за руку, увлекъ въ ряды пилигримовъ. Я шатаясь послдовалъ за нимъ, но на поворот дороги еще разъ оглянулся, она все еще стояла на прежнемъ мст, но ея лицо было закрыто вуалемъ, также какъ и моя бдная душа.

‘Далекій путь прошелъ въ молитвахъ, но меня из бавили отъ бичеванія, такъ какъ патеръ Иво сказалъ, что я боленъ.

‘Пилигримы стояли на колняхъ передъ мощами Св. Франциска и я между ними. Вс цловали голый черепъ, покрытый рдкими волосами и повернутый лицомъ къ стн. Видъ мощей, а еще боле мысль о прикосновеніи къ нимъ, возбудили во мн ужасъ, тмъ не мене, я нершительно приложился губами къ пожелтвшей голов.

‘Посл шестинедльнаго отсутствія, мы отправились обратно домой. Наступила уже осень, втеръ дулъ холодне, тучи чаще закрывали солнце, мы молча шли рядомъ. Я мало уже мечталъ о свобод, напротивъ, мн хотлось скоре вернуться въ мою спокойную, мрачную келью, съ висвшимъ на стн распятіемъ изъ слоновой кости.

‘Только теперь я вполн понялъ всю тяжесть отреченія и когда Иво, вскор посл нашего возвращенія, сообщилъ мн, что одинъ изъ рыцарей, которыхъ мы встртили на пути, былъ мой отецъ, который прізжалъ для того, чтобъ утвердить меня въ намреніи исполнить желаніе матери, то все вокругъ меня погрузилось во мракъ и горькое чувство заставило меня спросить, по какому праву они такъ безжалостно распоряжаются жизнью своего ребенка?

‘Отецъ оставилъ мн письмо, въ которомъ просилъ меня во всемъ повиноваться вол настоятеля. Онъ писалъ, что не желаетъ видть меня, пока мн не исполнится 21 годъ, и выражалъ надежду, что я добровольно соглашусь искупить душевное спасеніе моихъ родителей.

‘Я много разъ со слезами смотрлъ на маленькій портретъ моей матери, который онъ оставилъ мн. Я напрасно старался открыть въ ея темноголубыхъ глазахъ суровость и безжалостность. И такъ какъ ея лицо и блокурые локоны напоминали мн дорогое существо, образъ котораго наполнялъ мое сердце, то я прижималъ портретъ къ губамъ и шепталъ: ‘молись за меня, Беатриса’.

‘Однажды, въ воскресенье, изнуренный постомъ и молитвой, съ глубокой болью въ груди, я сидлъ въ кель, глаза мои читали ‘Отче нашъ’, но губы шептали слова, которыя патеръ Ансельмъ строго осудилъ бы. Вдругъ дверь отворилась и на порог показался самъ патеръ Ансельмъ.

‘— Слдуй за мной, сынъ мой! сказалъ онъ.

‘Я машинально всталъ и послдовалъ за настоятелемъ въ ту часть монастыря, гд находились его комнаты. Никогда еще моя нога не была тамъ. Когда, наконецъ, мы пришли въ комнаты настоятеля, то я былъ пораженъ обстановкой. Мягкая мебель, малиновый бархатъ, драгоцнные ковры, заглушавшіе шаги и дорогія картины окружали насъ со всхъ сторонъ. Меня поразило въ особенности, большое количество портретовъ красивыхъ женщинъ, далеко не въ монашескихъ костюмахъ и позахъ.

‘Рядомъ въ комнат я увидлъ накрытый столъ, двое послушниковъ убирали на стол, но, по знаку настоятеля, сейчасъ же удалились. Тогда онъ подошелъ къ одной боковой двери, отдернулъ портьеру и позвалъ Иво, который пришелъ къ намъ со сверткомъ бумаги въ правой рук. Мой взглядъ былъ давно устремленъ на маленькую блую перчатку, лежавшую на полу у стола, которая никакъ не могла принадлежать никому изъ монаховъ. Эта загадка невольно заняла меня, но Иво уже стоялъ посреди комнаты и настоятель сдлалъ ему знакъ ссть, такъ какъ самъ, тяжело вздохнувъ, слъ въ мягкое кресло.

‘— Подойди ближе, возлюбленный сынъ, сказалъ онъ, обращаясь ко мн. До сихъ поръ ты былъ послушнымъ и примрнымъ воспитанникомъ, надюсь, что и теперь ты останешься такимъ же. Эта рукопись должна быть доказательствомъ твоего послушанія и желанія навсегда посвятить себя Богу. Ты долженъ подписать ее только твоимъ именемъ Степана и этимъ обезпечишь свое собственное блаженство и спасеніе душъ твоихъ родителей.

‘По знаку настоятеля, Иво подошелъ ближе, я съ ужасомъ глядлъ ему въ лицо, но его опущенный взглядъ не подалъ мн никакой надежды, только лобъ его былъ нахмуренъ, какъ будто солнце, освщавшее комнату, мшало ему глядть, а рука его, державшая бумагу, слегка дрожала.

‘Наступила ршительная минута и я, собравшись съ мужествомъ, твердо и ршительно сказалъ:

‘— Многоуважаемый отецъ! Дайте мн время подумать и обсудить до тхъ поръ, пока мн исполнится 21 годъ, теперь я еще не чувствую себя достойнымъ вступить въ орденъ, я долженъ сначала примирить съ Богомъ моего внутренняго человка. Моя душа все еще жаждетъ свободы, я все еще стремлюсь въ свтъ, меня еще не оставило желаніе служить благу тхъ моихъ братьевъ, которые мене достойны, чмъ т, среди которыхъ я живу. Пусть мой отецъ ршитъ мою будущность, пусть онъ скажетъ, долженъ ли я быть схоластикомъ или монахомъ. Я хотлъ бы услышать это изъ его собственныхъ устъ.

‘Я едва перевелъ духъ, и видлъ, какъ блдное лицо Иво стало еще блдне. Во взгляд настоятеля сверкнула ярость, но его голосъ звучалъ ласкове, чмъ когда либо.

‘— Бдный, безумный сынъ мой! я самъ постараюсь наставить тебя на путь истины, я самъ буду приходить къ теб въ келью, буду съ тобой молиться и, если нужно, буду бичевать тебя, если это необходимо, чтобъ умертвить въ теб грховнаго человка. Я хорошо понимаю, что въ теб возмущается твоя плоть, тогда какъ духъ твой былъ бы достаточно силенъ, чтобъ побдить вс препятствія. Возвращайся обратно, возлюбленный сынъ, молись и учись уничиженію. Смотри сюда, насъ окружаетъ роскошь, ты видишь на стол благоухающія кушанья и сладкое вино, но я смотрю на нихъ духовными глазами и раздляю съ братьями ихъ простую трапезу. Я вхожу въ эти покои только для тайныхъ объясненій и для испытаній, которыя налагаю на братьевъ во славу Божію.

‘Ты же долженъ научиться отреченію, какъ научился ему я.

‘Я видлъ, какъ Иво сжалъ губы, чтобъ удержаться отъ улыбки.

‘Настоятель взялъ рукопись, затмъ протянулъ намъ обоимъ руки для поцлуя и отпустилъ насъ.

‘Съ этого дня начались мои страданія, патеръ Ансельмъ каждый день являлся ко мн въ келью и въ то время, какъ его губы шептали молитвы, его кнутъ тяжко падалъ на мои обнаженныя плечи. Я гордо удерживался, насколько могъ, отъ всякихъ криковъ и только кусалъ до крови губы.

‘Однажды я лежалъ измученный на каменномъ полу моей кельи и молилъ объ освобожденіи, Иво, съ мрачными, сверкающими глазами, сидлъ въ кель, погруженный въ задумчивость.

‘— Эта мука должна кончиться, сынъ мой, сказалъ онъ, мы убжимъ отсюда. Я уже давно думалъ объ этомъ, но не могъ найти безопаснаго пути, такъ какъ, если насъ поймаютъ, то намъ не миновать мученической смерти, меня похоронятъ заживо.

‘Сердце дрогнуло во мн отъ ужаса, когда я услышалъ эти слова, спокойно сказанныя Иво. Но я и такъ былъ заживо погребенъ и что значили физическія мученія, сравнительно съ медленной нравственной мукой.

‘— О, Иво! я согласенъ на все, вскричалъ я, протягивая руки, но бжимъ скоре, иначе мои силы приходятъ къ концу и я погибну на моемъ тяжеломъ пути.

‘Между тмъ, Иво шепталъ, какъ бы про себя:

‘— Да, бжимъ обратно въ свтъ, изъ котораго я бжалъ, обманутый любовью и дружбой. Я хотлъ найти спокойствіе для моей бдной души въ этихъ священныхъ стнахъ, но нашелъ здсь, такъ же какъ и въ свт, одно лицемріе, алчность и притворное благочестіе.

‘Еще и теперь, когда я, слабый тломъ и душой, медленно, но врно иду къ смерти, я съ ужасомъ вспоминаю о томъ, что Иво погибъ изъ-за меня, за меня онъ подвергся мученической смерти. Эта мысль отравляетъ мои послднія минуты и вс мои страданія ничто, въ сравненіи съ раскаяніемъ, которое вызываетъ во мн смерть Иво.

‘Но мое перо не должно останавливаться, я хочу описать мою судьбу, пока во мн есть еще остатокъ силъ и пока новый сострадательный надсмотрщикъ позволяетъ мн это длать.

‘И такъ, вернемся назадъ, къ ужаснйшимъ минутамъ моей жизни.

‘Должно быть втеръ подслушалъ послднія слова Иво и перенесъ ихъ въ уши настоятеля, или же насъ выдалъ кто нибудь изъ братьевъ, но это все равно. Въ тотъ же самый вечеръ, мн дали новаго товарища и сказали, что Иво отправляется въ далекое путешествіе, что его посылаютъ къ пап отвезти важные документы.

‘Сначала я было поврилъ этой сказк, но что-то въ глубин души запрещало мн врить ей.

‘Я по цлымъ днямъ не спускалъ глазъ съ дверей, такъ какъ считалъ невозможнымъ не увидть его боле.

‘Однажды, ночью, мой безпокойный сонъ былъ нарушенъ тихимъ стукомъ, который былъ сейчасъ же покрытъ шумомъ множества голосовъ, доносившихся до меня изъ нижнихъ келій. Я сталъ прислушиваться съ лихорадочнымъ волненіемъ, тогда какъ мой надсмотрщикъ, казалось, крпко спалъ. Тогда я услышалъ тихій, хорошо знакомый мн голосъ. Я съ громкимъ крикомъ вскочилъ, такъ что уснувшій братъ мгновенно проснулся.

‘— Иво, Иво, это ты? громко закричалъ я, прижимаясь горячимъ лбомъ къ камню и царапая его ногтями. Но камень не тронулся.

‘Тогда послышалось громкое пніе и сквозь стну доносились до меня удары молотка. Я вспомнилъ слова Иво, что монахъ, пытающійся бжать, наказывается погребеніемъ заживо.

‘Мн казалось, что все вокругъ меня объято пламенемъ. Мой надсмотрщикъ схватилъ меня на руки, затмъ наступила глубокая ночь вокругъ меня и во мн.

‘Должно быть, я долго спалъ, такъ какъ, когда проснулся, то моя длинная, худая фигура была одта въ блое, длинное платье. Я лежалъ на постел и солнце ярко свтило въ открытое окно комнаты, которой я никогда не видлъ.

‘У моей постели сидлъ молодой патеръ, погруженный въ чтеніе старой книги. Я глубоко вздохнулъ. Монахъ поднялъ голову, и на меня взглянули прелестные, умные глаза. Сидвшій около меня былъ еще только послушникомъ, а монахъ, сидвшій въ ногахъ моей постели, поднялся по знаку перваго и всталъ, чтобы принести мн лкарство.

‘— Ты выздоровлъ, юноша, слава Богу! Я не считалъ твою болзнь смертельной и потому такъ усердно ходилъ за тобой. Врь мн, я защищаю страдающихъ, такъ же какъ самого себя, а ты тяжело страдалъ. Дай мн руку…. Хорошо, теперь мы друзья. Въ бреду ты разсказалъ мн исторію твоей жизни. Я постараюсь быть умне, Иво, и мужественне, чмъ онъ… Да, не удивляйся, но тише, сюда идутъ.

‘Молодой ученикъ, не предназначавшійся быть монахомъ, часто заставлялъ меня забывать мою судьбу.

‘Подъ предлогомъ учиться вмст со мной, онъ тайно досталъ все необходимое для письма, и далъ мн общаніе, если я умру, передать эти записки въ руки моего отца.

‘Его имя похоже на Иво, и когда мы остаемся: одни, я часто называю его такъ. Но мы видимся одни только по ночамъ, днемъ съ нами всегда третій.

‘Сегодня гроза, небо покрыто темными тучами, крупныя капли дождя уже падаютъ на руку, которую я просунулъ за окно. Небо не должно было бы быть сегодня такимъ гнвнымъ, такъ какъ сегодня я сталъ, наконецъ, монахомъ, въ честь Св. Стефана.

‘Юный монастырскій ученикъ, по имени Инко, длаетъ много изъ любви ко мн, онъ постоянно сопровождаетъ меня въ моихъ прогулкахъ и ищетъ мн уединенныя мста въ саду. Я съ удовольствіемъ слушаю его разсказы, онъ видлъ Курляндію, былъ при герцогскомъ двор, имлъ возможность наблюдать людей, и нашелъ и тамъ много дурнаго.

‘Люди повсюду дурны. Я пожертвовалъ Иво изъ любви къ свту, и теперь искупаю мой грхъ медленной смертью. Моя душа съ трудомъ разстается съ тломъ, но я надюсь освободиться, прежде чмъ мн исполнится 21 годъ.

‘Эта мысль наполняетъ мою душу тихою радостью.

‘Дождь льетъ ручьями, вся природа кажется въ борьб сама съ собой. Втеръ ломаетъ сучья деревьевъ.

‘Я вижу лежащее на земл птичье гнздо, маленькія птички мечутся вокругъ убитыхъ дтей.

‘Я умираю, но обо мн никто не будетъ жалть, разв, можетъ быть, молодой монастырскій ученикъ, печальный взглядъ котораго напоминаетъ мн возлюбленнаго Иво.

‘Непогода привела къ намъ гостей. Подъ нашей кровлей остановился принцъ и его спутникъ, тогда какъ другіе отправились дальше, въ Вну.

‘Человкъ, со смлымъ взглядомъ,— Курляндскій принцъ, такъ сказалъ мн мой товарищъ Инко, и сейчасъ же отошелъ, тогда какъ патеръ Ансельмъ приближался ко мн съ принцемъ.

‘Я имлъ случай обмняться съ нимъ нсколькими словами и замтилъ, что при этомъ патеръ Ансельмъ былъ сильно взволнованъ, и какъ можно скоре увелъ отъ насъ принца.

‘Гости остановились внизу, подо мною, въ маленькой молитвенной зал. Я ясно слышалъ ихъ разговоры.

‘Они говорили о поход.

‘Какъ часто желалъ я быть военнымъ, къ тому же немного нужно мужества, чтобъ пожертвовать несчастною жизнею, но нужны нечеловческія силы, чтобъ выносить видъ настоятеля, который выказываетъ теперь ко мн любовь и заботливость отца.

‘Когда его губы дотрогиваются до моего лба, мн кажется, что ядовитое дыханіе вливается въ мою душу. Страшная ненависть бушуетъ во мн. Если бы я вонзилъ ножъ въ его грудь, то освободилъ бы міръ отъ злодя. Но мои руки были бы запятнаны кровью и я не могъ бы подымать ихъ къ небу, чтобъ молиться о соединеніи съ Беатрисой.

‘Но одну мысль я хочу привести въ исполненіе. Я сегодня же хочу передать принцу исторію моей жизни, которую я ношу у себя въ груди.

‘Я останусь одинъ съ чужестраннымъ принцемъ, благородное сердце этого чужестранца, которое я вижу въ его глазахъ, ручается мн, что онъ, не колеблясь, исполнитъ мою просьбу.

‘Онъ, можетъ быть, позаботится, чтобъ въ моей судьб произошла перемна.

‘Боже мой! какъ оживляетъ меня эта мысль!

‘Можетъ быть, мн еще удастся насладиться свободой, хотя недолго.

‘О! молись за меня, моя Беатриса!’

* * *

Елизавета уронила рукопись на колни.

— Боже мой! какая ужасная тайна, и гд ея разгадка?

Съ этимъ новымъ вопросомъ на губахъ и съ новой заботой въ сердц, пошла графиня къ себ въ спальню.

Заря уже занималась, когда она, наконецъ, сомкнула усталые глаза, но и во сн судьба несчастнаго брата Стефана преслдовала ее.

ГЛАВА XI.
У домашняго очага.

Въ западной башн замка Левентруцъ, въ круглое окно которой свтили заходящіе лучи осенняго солнца, ходилъ взадъ и впередъ, заложивъ руки за спину, высокій мужчина.

Онъ былъ видимо въ нетерпніи и досад, что ясно выражалъ его взглядъ. Онъ былъ сложенъ атлетомъ, его благородная голова была покрыта длинными, сдющими волосами. Черты лица были хотя неправильны, но носили на себ рзкій отпечатокъ рыцарскаго мужества и отважности. Глаза были живы и умны, а губы улыбались слегка саркастически. Его наружность нельзя было назвать красивой, но, во всякомъ случа, она принадлежала къ числу останавливающихъ на себ вниманіе.

Легкая, почти юношеская, походка заставляла считать графа фонъ-Левентруцъ, гораздо моложе, чмъ онъ былъ на самомъ дл.

Круглая комната, въ которой онъ находился, отличалась изысканною простотой, но была не лишена извстнаго комфорта. Надъ широкимъ мраморнымъ каминомъ висли принадлежности охоты, посреди комнаты стоялъ массивный письменный столъ, на которомъ стояли песочные часы и лежали книги и принадлежности для письма, тигровыя и волчьи шкуры покрывали полъ.

Утомившисъ долгимъ ожиданіемъ, графъ слъ передъ каминомъ и сталъ такъ сильно мшать огонь, что искры летли по всей комнат. Внизу послышались шаги.

— Наконецъ-то онъ пришелъ, прошепталъ графъ, но не поднялъ головы и не перемнилъ положенія.

Дверь отворилась и появился братъ графа, юнкеръ Балдуинъ, съ которымъ мы уже познакомились на Герфордской ярмарк.

— Извини, пожалуйста, что я заставилъ тебя немного ждать. Меня задержала Бела. Я долженъ былъ дать лкарство ея больной собаченк, за которой ухаживаетъ Герта Нольде.

— Фрейленъ фонъ-Нольде, лучше бы сдлала, если бы отколотила собаченку, съ досадой сказалъ графъ. Скверное животное рветъ только ковры и недавно разорвала платокъ моей жены. Бел слдовало бы быть съ собакой строже, въ особенности въ виду того, какъ строго обходится она съ горничными, если он забудутъ ей нагрть туфли.

Юнкеръ поднялъ брови и съ особеннымъ удареніемъ отвчалъ:

— У нашей сестры нтъ бюргерскихъ слабостей, она похожа на нашу гордую мать, которая всегда помнила, чмъ она обязана своему роду.

Графъ иронически засмялся.

— Да, конечно, я еще не забылъ, какъ Бела, будучи двушкой, всегда прежде всего узнавала, кто отецъ и мать двушекъ, съ которыми она знакомится, и какъ, однажды, одна дочь бднаго пастора, представившаяся Бел, какъ принцесса мессопотамская, получила отъ сестры слдующій отвтъ:

— ‘Ты, конечно, не курляндская баронесса, но я постараюсь играть съ тобой’.

— И дйствительно, маленькая, мнимая принцесса цлый вечеръ пользовалась особеннымъ расположеніемъ Белы и она долго не могла понять, почему вс такъ громко смялись, когда она представила дочь пастора своей какой-то подруг, какъ принцессу. Бела легкомысленно пожертвовала свою любовь, чтобъ только пріобрсти звучный титулъ, но ты, желающій по наружности слдовать примру твоихъ благородныхъ предковъ, длаешь такія дла, которыя, по моему мннію, не согласуются съ достоинствомъ благороднаго дворянина. Меня крайне удивляетъ, какъ ты настолько унижаешься, что по секрету просишь у слугъ въ долгъ денегъ, которыя они получаютъ отъ меня, какъ жалованье.

— Эбергардъ! угрожающимъ тономъ вскричалъ юнкеръ.

— Къ тому же, спокойно продолжалъ графъ, ты употребляешь эти деньги на оргіи, но пора теб разстаться съ твоими вакханками, точно такъ же, какъ и съ твоими пріятелями, съ которыми ты держишь дорогія пари и предпринимаешь разныя дорого стоющія развлеченія.

Юнкеръ хотлъ съ досады вскочить, но графъ жестомъ удержалъ его и продолжалъ:

— Ты сейчасъ увидишь, что я отлично все знаю, мн даже извстно, что ты имешь въ Кельн богато отдланную квартиру и содержишь цлую толпу лакеевъ. Вслдствіе такой жизни, вс твои деньги давно истрачены, кром того, я давалъ теб, не смотря на твое поведеніе, большую сумму каждый годъ въ виду того, что ты будешь моимъ наслдникомъ, если мой сынъ предпочтетъ монашескую рясу свтской жизни. Но, къ счастью, мой сынъ передумалъ и возвратился сюда, чтобъ доказать, что онъ дйствительно мой сынъ. Какъ кажется, монастырская жизнь не имла на него удручающаго вліянія, его рчи также свободны, какъ и поступки, въ его глазахъ свтится чистосердечіе и мужество.

Графъ на минуту остановился, лицо его видимо прояснилось, когда онъ заговорилъ о сын. Затмъ онъ снова повернулся къ брату, который слъ противъ него на стулъ, и, скрывъ волненіе подъ улыбкой, продолжалъ:

— Я считаю въ настоящее время моимъ долгомъ, обратить твое вниманіе на твое настоящее положеніе, которое измняется съ возвращеніемъ моего сына. Ты знаешь, я никогда не былъ скупъ, до сихъ поръ я не отказывалъ теб ни въ чемъ, въ настоящее же время я принужденъ самъ вознаградить моего сына за состояніе его матери, доставшееся монастырю, и ты знаешь, что я никогда не измняю того, что разъ ршилъ.

Юнкеръ всталъ, подошелъ къ окну и, нахмуривъ лобъ, глядлъ вдаль.

— Затмъ, Балдуинъ, продолжалъ графъ, кладя руку на плечо брату, съ твоей стороны, очень похвально, что ты занимаешься Стефаномъ, но мн не нравятся уединенныя прогулки, которыя ты съ нимъ предпринимаешь. Мн было бы очень досадно, если бы ты передалъ ему твои взгляды на извстныя вещи, на которыя ты смотришь какъ-то поверхностно. Я не желаю, чтобъ онъ исполнялъ свой долгъ такъ же небрежно, какъ и ты.

Ты знаешь, что я ненавижу притворство, и скоре прощу человку надменныя слова, чмъ ложь или трусость.

Дворянинъ, отъ котораго пахнетъ духами и который закрываетъ глаза, когда долженъ отвтить на поклонъ трудолюбиваго бюргера, для меня человкъ недостойный. По моему, преимущество дворянина заключается не въ одномъ рожденіи. Благодаря этимъ взглядамъ, я былъ въ постоянной вражд съ моими единоплеменниками и сильно упалъ въ ихъ мнніи уже потому, что не твердо держался законовъ, созданныхъ эгоизмомъ знатныхъ, которые, въ своемъ ничтожеств, отворачиваются отъ благодарящаго ихъ человка. Я знаю, братъ, ты выше всего ставишь гербъ и происхожденіе человка, но это не мшаетъ теб изъ выгоды, и когда никто этого не видитъ, брать деньги у человка, стоящаго ниже тебя во всхъ отношеніяхъ, а затмъ, въ кругу теб равныхъ, безжалостно смяться надъ нимъ. Такое поведеніе, братъ, я называю трусостью и неблагороднымъ страхомъ передъ людскимъ мнніемъ, который не иметъ ничего общаго съ благородствомъ. Мой сынъ не долженъ имть подобныхъ взглядовъ. Ты сумлъ заставить забыть, что нкогда путешествовалъ по стран изъ дома въ домъ, какъ нищенствующій рыцарь, посл того, какъ мы потеряли все наше имущество, ты смялся надо мной, когда я, предпочтя униженію трудъ, поступилъ на короткое время управляющимъ къ одному изъ моихъ друзей, тогда какъ ты самъ не стыдился жить милостыней. Въ настоящее время ты пытаешься отрицать прошлое и распускаешь слухъ, будто это былъ не ты, а нашъ покойный братъ. Берегись, Балдуинъ, я сумю защитить покойнаго отъ такой славы, такъ какъ, конечно, онъ, благодаря своему легкомыслію, растратилъ громадное состояніе, но посл того, какъ онъ потерялъ ребенка и жену, онъ имлъ мужество, такъ же какъ и я, взяться за работу, пока, наконецъ, ранняя смерть не похитила его.

Графъ замолчалъ и, глубоко вздохнувъ, провелъ рукой по лбу.

Казалось, его воспоминанія возвратились къ далекому прошлому.

— Ты кончилъ, наконецъ? насмшливымъ тономъ спросилъ юнкеръ. Стоитъ припоминать вс прошлыя глупости! Что же касается твоего сына, то онъ можетъ длать, что ему угодно, но меня удивляетъ, что ты говоришь это, какъ будто ты самъ въ молодости былъ святымъ, хотя у насъ на родин еще до сихъ поръ вспоминаютъ твои безумныя шалости.

— Да, он были безумны, я съ этимъ согласенъ, но никогда — безчестны.

— Что же можно найти дурнаго въ томъ, что я, посщая разныхъ помщиковъ, какъ странствующій рыцарь, никогда не хотлъ повиноваться тамъ, гд привыкъ повелвать, и нашъ покойный дядя не могъ сдлать ничего лучшаго, какъ во время передать намъ свое славное имя и громадное состояніе. Посмотри на твою жену, Эбергардъ, она относительно меня мене щепетильна, хотя ее вс считаютъ или за испанскую графиню или за курляндскую баронессу. Она всегда уметъ такъ вести себя, что ее часто принимали даже за египетскую принцессу, я самъ не знаю до сихъ поръ, гд ты нашелъ красавицу, но, даю теб честное слово, мало забочусь объ этомъ и нахожусь съ ней въ самыхъ лучшихъ родственныхъ отношеніяхъ, и надюсь, ты не станешь длать мн выговоръ, что твоя жена часто выбираетъ меня спутникомъ въ прогулкахъ.

Балдуинъ сказалъ все это очень тихо, но пристально глядлъ на брата, хотя и длалъ видъ, что все его вниманіе устремлено на разглядываніе его собственныхъ ногтей.

Графъ нсколько разъ тяжело перевелъ духъ, затмъ спокойно сказалъ:

— Мн нечего боле говорить теб, нашъ разговоръ конченъ.

Юнкеръ злобно обернулся, высунулся въ окно и крикнулъ егерю:

— Лейтгольдъ! подай мн лошадь, ты будешь сопровождать меня въ Герфордъ, затмъ онъ слегка кивнулъ брату и гордыми шагами удалился изъ комнаты.

— Такъ же врно какъ то, что я пріобрлъ себ въ лиц брата непримиримаго врага, мн кажется, что этотъ Лейтгольдъ исполняетъ здсь должность шпіона. Его косые взгляды и тихая походка крайне мн не нравятся. Это нужно измнить.

Думая такимъ образомъ, графъ закрывалъ окно, вдругъ дв сильныя руки опустились ему на плечи и громкій голосъ сказалъ по-латышски:

— Здравствуй, другъ.

Графъ вдрогнулъ и, радостно вскрикнувъ, очутился въ объятіяхъ пожилаго мужчины.

— Путкаммеръ! тебя ли я вижу? вскричалъ онъ.

Скоро друзья сидли у камина, погруженные въ оживленный разговоръ.

Путкаммеръ разсказалъ о герцогскомъ двор, о причин своего посольства, которое не заключало въ себ ничего пріятнаго для настоятельницы. Онъ говорилъ, что герцогъ по болзни отправился заграницу купаться и это путешествіе, совершенное съ громадной свитой, стоило большихъ денегъ, вслдствіе чего герцогъ не въ состояніи исполнить требованія сестры и посылалъ со своимъ канцлеромъ только небольшую часть той суммы, которую она ожидала.

Затмъ онъ перешелъ къ описанію длъ на родин и заключилъ словами:

— Теперь я привезъ теб давно общанныхъ курляндскихъ собакъ и вмст съ нимъ ихъ воспитателя, но съ Баярдомъ мн пришлось проститься, онъ перешелъ къ герцогу и стоитъ теперь на его конюшн.

Друзья еще долго сидли при огн, доврчиво разговаривая. Путкаммеръ уже зналъ вкратц исторію своего друга и былъ крайне обрадованъ, что его единственный сынъ возвратился домой. Они весело чокнулись въ воспоминаніе молодости и съ пожеланіемъ счастья на будущее.

Затмъ наступило продолжительное молчаніе и каждый, казалось, былъ занятъ своими мыслями.

Наконецъ, графъ помшалъ огонь въ камин и нершительно спросилъ:

— А что говорятъ обо мн на родин?

Путкаммеръ задумчиво поглядлъ на друга. Вопросъ былъ поставленъ такъ прямо, что онъ долженъ былъ отвчать на него также прямо, поэтому онъ спокойно сказалъ:

— Съ тхъ поръ, какъ принцъ былъ у тебя въ. замк, наши соотечественники, какъ кажется, немного примирились съ тобой.

Ты знаешь, какъ легко попасть въ немилость и затмъ снова въ милость знатныхъ. Особенная милость и немилость часто зависятъ отъ самыхъ пустыхъ причинъ.

Сначала ты имлъ несчастіе оскорбить тщеславіе одной изъ могущественныхъ салонныхъ змй, затмъ ты былъ такъ неосмотрителенъ, что открыто вызвалъ клеветника, и когда онъ, изъ трусости, отказался драться съ тобой, ты отправился въ общество и былъ такъ глупъ, что ударилъ оскорбителя хлыстомъ по лицу въ присутствіи дамъ и родителей оскорбленнаго тобою юнкера. Это былъ скандалъ, мой милый, и страшное преступленіе противъ приличій. Высшее общество прощаетъ вс скрытые грхи, но ни за что не проститъ подобнаго неосмотрительнаго взрыва вполн справедливаго негодованія. Ты легко могъ бы погубить своего противника хитростью, но теб не слдовало открыто бороться съ нимъ. Ты, бдняга, всегда былъ слишкомъ прямодушенъ, слишкомъ благороденъ.

Путкаммеръ замолчалъ, устремивъ разстроганный взглядъ на склоненную голову своего друга, спокойно сидвшаго противъ него.

— Ты совсмъ не дипломатъ, продолжалъ Путкаммеръ, подождавъ немного. Ты желаешь улучшить свтъ по своей мрк и употребляешь на это слишкомъ много благородства, которое не приноситъ пользы ни теб, ни другимъ. Свтъ желаетъ, чтобъ его обманывали и наиболе покровительствуетъ тому, кто его наиболе обманываетъ. Слдовательно, оставимъ его такимъ, каковъ онъ есть. Тотъ, кто пробуетъ бороться противъ общаго теченія — всегда гибнетъ. Теб достаточно должно быть, что мнніе о теб твоихъ лучшихъ друзей осталось неизмнно.

Говоря это, онъ взялъ руку графа и съ волненіемъ пожалъ.

— Затмъ, Эбергардъ, прибавилъ Путкаммеръ, я часто былъ твоимъ помощникомъ въ разныхъ безумныхъ выходкахъ, но твоя послдняя выходка, заслужившая теб такое неодобреніе, заставила забыть даже твое похищеніе красавицы жидовки.

Графъ вздрогнулъ.

— Тише, сказалъ онъ, оглядываясь. Не вспоминай объ этомъ дл, оно было проклятіемъ всей моей жизни. Эта несчастная женщина страстно полюбила меня и приняла мое минутное увлеченіе за истинную любовь. Я никогда не могу разорвать этой цпи и, разъ попавъ въ нее, не могу освободиться. Въ настоящее время у меня даже нтъ на это силъ. Надюсь, что, ты не хочешь сказать…

— Ради Бога! сказалъ Путкаммеръ съ испугомъ, вставая, вспомни о твоей жен.

— Ты узнаешь то, чего я не доврялъ никому, и увидишь, что я оказываю справедливость моей жен, съ горькой улыбкой сказалъ графъ.

Онъ всталъ, закрылъ дверь, затмъ медленно вернулся назадъ и началъ:

— Ты знаешь, другъ мой, каково было тогда положеніе нашего семейства. Моя мать умерла отъ горя, когда убдилась, что расточительность мужскихъ членовъ нашего семейства совершенно расшатала наше благосостояніе. Мой отецъ, много лтъ спустя, умеръ скоропостижно, когда, однажды ночью, наша лучшая усадьба неожиданно сгорла. Во время этого пожара мой второй братъ потерялъ своего единственнаго ребенка, а мы — вс еще оставшіяся у насъ драгоцнности. Это довершило наше разореніе. Балдуинъ, любимый сынъ удалился съ остаткомъ нашего великолпія, я получилъ мене всхъ. Ни моя наружность, ни мои внутреннія качества немогли пріобрсти мн расположенія родителей, такъ какъ я не могъ одобрять ни безграничнаго высокомрія моей матери, ни деспотическихъ взглядовъ отца. Еще будучи мальчикомъ, я имлъ мужество противорчить тамъ, гд считалъ это нужнымъ, и благодаря этому сдлался ненавистнымъ родителямъ. Что же было удивительнаго, посл этого, что я больше бывалъ въ людскихъ, чмъ въ нашихъ гостиныхъ? Часто съ нашимъ лсничимъ я удалялся на охоту и проводя дни и ночи въ лсу, развивалъ свои физическія силы, но кром того, пріобрталъ взгляды народа и невольно возмущался при вид того рабства, въ которомъ находились курляндскіе крестьяне. Когда, впослдствіи, я поступилъ въ высшую школу, я часто испытывалъ тоску по родин, и тогда пніе латышскихъ псенъ нсколько облегчало меня.

Возвратившись домой, я нашелъ домъ пустымъ, мать умершей, а отца поступившимъ къ герцогин управителемъ замка Дубельнъ. Мой отецъ остался съ братомъ въ Курляндіи, а я похалъ въ Вестфалію, къ богатому дяд фонъ-Левентруцъ, который былъ всегда враждебно настроенъ противъ моихъ родителей. Остальные мои братья не рисковали обратиться къ нему, мн же было нечего терять и я надялся на мою счастливую звзду. На пути туда я встртилъ свою злую звзду. У меня былъ слуга, молодой малый, почти моихъ лтъ, по имени Клаусъ, веселый и беззаботный юноша и такой же любитель разныхъ безумныхъ выходокъ, какъ и его господинъ. Мы отлично понимали другъ друга, онъ понималъ мои малйшіе намеки, когда дло шло объ исполненіи моихъ приказаній. Ты знаешь исторію о прекрасной Реввек. Въ начал причиною всего было легкомысліе. Молодая, красивая, тщеславная женщина, стремившаяся возвыситься, не могла находить удовольствія быть женой ненавистнаго ей мужа. Ей нужна была другая сфера дйствій. Благодаря учености своего отца, она получила извстное образованіе. Она была настолько глупа, что приняла мое ухаживаніе за глубокую страсть, а я былъ достаточно тщеславенъ, чтобъ не разсивать ея заблужденія.

Когда я прожилъ у дяди полгода, онъ, казалось, примирился со мной и съ моимъ семействомъ. Я понравился ему, особенно онъ восхищался моимъ безстрашіемъ и любовью къ разнымъ безумнымъ выходкамъ: онъ не только не старался меня удерживать, но, казалось, даже поощрялъ. Мой Клаусъ тоже пользовался его расположеніемъ. Онъ даже покровительствовалъ моимъ отношеніямъ къ еврейк. Онъ щедро давалъ мн деньги на разныя предпріятія и радовался, что мы обманывали ‘ревниваго Шмуля’, какъ онъ звалъ мужа Реввеки.

Судьб угодно было наказать мою игру священнйшимъ чувствомъ. Мой дядя назначилъ меня своимъ наслдникомъ съ тмъ, чтобы вмст съ состояніемъ я принялъ и его имя. Мн предоставлялось также право раздлить наслдство, если я захочу, съ братьями. Посл этого я простился съ дядей, но Реввека не согласилась покинуть меня. Изъ состраданія, или изъ тщеславія, но я взялъ ее съ собой и привезъ въ Курляндію, но, пріхавъ туда, я не могъ жить съ ней, не возбуждая вниманія и неудовольствія. Ты знаешь, какой позоръ ожидалъ человка, имющаго сношенія съ еврейкой. Я долженъ былъ быть постоянно на сторож и, признаться, я самъ уже давно считалъ недостойной связь, которую завелъ. Благодаря щедрости дяди, я располагалъ большими средствами и отправился въ Вну и тутъ мн удалось получить мсто. Въ шум большаго города, красавица Реввека совершенно исчезла, къ тому же, она жила очень уединенно и скромно и только рдко, и то подъ густымъ вуалемъ, показывалась на улиц.

Къ моему крайнему удивленію, я открылъ въ ней, рядомъ съ красотой, тонкій умъ, который могъ бы меня привязать къ ней, если бы дикая ревность не подавила въ ней вс другія чувства. Ея недовріе не только оскорбляло меня, но также и раздражало. И чмъ боле она наблюдала за мною, тмъ боле сталъ я развлекаться, угрозы только раздражали меня и совершенно убили послдній остатокъ любви.

Однажды Клаусъ принесъ мн приглашеніе на охоту на волковъ отъ одного моего бывшаго товарища по университету, имніе котораго находилось въ нсколькихъ миляхъ за Вной. Я съ удовольствіемъ принялъ это приглашеніе и, воспользовавшись яснымъ, зимнимъ днемъ, отправился въ маленькихъ саняхъ, взявъ Клауса кучеромъ, въ имніе своего пріятеля.

Когда мы хали по уединеннымъ мстамъ, Клаусъ плъ курляндскія псни. Такимъ образомъ, мы быстро подвигались впередъ и, наконецъ, дохали до одного лса. Тутъ, у перекрестка, стояла маленькая деревянная часовня и въ ней какой-то католическій святой. Протянутыя руки деревяннаго изображенія и искаженное страданіями лицо должно было представлять какого нибудь мученика въ минуты его сильнйшихъ страданій. Большой ротъ былъ выкрашенъ въ ярко красный цвтъ, точно такой же, какъ щеки и носъ, и производилъ такое впечатлніе, какъ будто бы художникъ обмакнулъ кисть въ кровь и ею разрисовалъ лицо святаго.

— ‘Это святой Стефанъ, сказалъ Клаусъ, указывая на деревянную фигуру. Втеръ наврно свалитъ его сегодня, и завтра онъ будетъ лежать въ снгу’.

— Жаль красавца, сказалъ я, смясь, такъ какъ, въ его легкой одежд, онъ рискуетъ замерзнуть. Поди и поставь его подъ крышу.

Клаусъ выскочилъ изъ саней и отодвинулъ святаго въ уголъ.

— Хорошо, сказалъ я смясь, что же намъ теперь съ нимъ сдлать?

— ‘Возьмите съ собой, сказалъ Клаусъ. Мы демъ сегодня безъ слугъ и потому прідемъ въ чужоа имніе, какъ бдняки’.

Сказавъ это, онъ поставилъ святаго за санями к крпко привязалъ его.

И въ то время, какъ я смялся надъ выходкой моего слуги, онъ быстро ударилъ по лошадямъ и мы скоро ухали.

Прежде чмъ пріхать въ имніе моего друга, мы должны были прохать нсколько деревень, я, погруженный въ задумчивость, совсмъ забылъ о стоящемъ за мной святомъ, и уже поздно замтилъ раздраженныя лица встрчавшихся на пути людей и брошенный въ насъ камень совершенно неожиданно сбилъ у Клауса съ головы шапку, я тутъ только понялъ, что, оскорбивъ святаго, мы раздражили народъ. Я обернулся, чтобъ отвязать статую, и замтилъ въ эту минуту, что за нами гналась цлая толпа съ палками, испускавшая дикіе крики.

— Клаусъ!.. крикнулъ я, пошелъ скоре, опасность больше, чмъ я думалъ. Пошелъ скоре!

Я думалъ, что мн удастся развязать святаго, но это было невозможно, такъ какъ ремень былъ привязанъ очень крпко, а отъ скорой зды по неровной дорог, толчки мшали развязать его.

Между тмъ, толпа увеличивалась, изъ всхъ хижинъ выскакивали любопытные и сейчасъ же превращались въ нашихъ враговъ. Большинство задыхалось отъ усталости, но уже за нами и впереди насъ начинали появляться всадники. Я понялъ, что намъ хотятъ перерзать дорогу, нужно было постараться спастись въ безопасное мсто.

Рядомъ со мной лежало заряженное ружье, но я ршился употребить его только въ послдней крайности. Между тмъ, наши лошади начали утомляться а Клаусъ сознался мн съ испугомъ, что онъ сбился съ дороги.

— Кому принадлежитъ эта усадьба? сказалъ я, но все равно, подемъ къ ней, можетъ быть, намъ удастся спастись отъ преслдователей.

Клаусъ исполнилъ мое приказаніе и черезъ нсколько минутъ мы възжали въ широко открытыя ворота и черезъ мгновеніе остановились передъ широкими дверьми.

Едва успли наши лошади остановиться, какъ на встрчу выбжала толпа прислуги, но вс остановились въ изумленіи, при вид страннаго украшенія за санями. Когда мы пріхали, вс переглядывались съ удивленіемъ, нкоторые крестились, между тмъ, недалеко отъ усадьбы раздались страшные крики и шумъ. Но я уже снова оправился и въ то время, какъ Клаусъ отвязывалъ святаго, я спокойно поднялся по лстниц и крикнулъ перваго попавшагося мн лакея, чтобъ онъ доложилъ обо мн хозяину замка. Между тмъ, дворъ наполнялся крестьянами, яркая краска покрыла мн лицо, когда отворилась дверь и появился серьезный старикъ. Его взглядъ остановился на мн, онъ слегка поклонился на мой поклонъ, затмъ указалъ мн на комнату, въ которую была открыта дверь и богатая отдлка которой уже давно привлекала мое вниманіе.

Мое положеніе было похоже на положеніе школьника, пойманнаго въ шалости, который ищетъ себ какого нибудь извиненія. Мое роковое положеніе не отняло у меня соображенія и, не смотря на раздававшійся со двора шумъ, я въ короткихъ словахъ объяснилъ помщику необдуманный поступокъ моего слуги.

Физіономія старика нисколько не измнилась и онъ отвчалъ мн на дурномъ нмецкомъ язык, съ иностраннымъ акцентомъ, что считаетъ мое положеніе очень дурнымъ.

— ‘Молодой человкъ, сказалъ онъ, религіозный фанатизмъ очень силенъ въ народ и я, право, не знаю, чмъ намъ удастся успокоить раздраженную толпу. Конечно, я постараюсь уговорить ихъ. Во всякомъ случа, вамъ невозможно будетъ продолжать вашъ путь’.

— Позвольте мн самому переговорить съ народомъ, сказалъ я, меня очень огорчаетъ, что приходится путать васъ въ это дло.

— ‘Вы умете говорить по-польски?’ сказалъ старикъ.

Я отвчалъ, что не умю.

— ‘Вы видите, что мн приходится дйствовать за васъ’. Сказавъ это, онъ вышелъ въ дверь и скоро я услышалъ его голосъ. Онъ говорилъ съ толпой изъ окна, но, по видимому, не могъ достигнуть благопріятнаго результата.

Еще никогда не былъ я въ такомъ непріятномъ положеніи, я проклиналъ мое легкомысліе и давалъ себ общаніе, навсегда отказаться отъ глупыхъ продлокъ. Я съ нетерпніемъ ходилъ взадъ и впередъ по мраморному полу, вдругъ взглядъ мой случайно упалъ на зеркало передо мною. Сзади меня, въ открытыхъ дверяхъ, стояло ангельское существо, я поспшно обернулся и забылся, весь погруженный въ восхищеніе. Тогда она слегка вскрикнула, подбжала ко мн и, непринужденно взявъ меня за руку, сказала:

— ‘Сдлайте все, чего требуетъ отъ васъ злой Іона, онъ возбуждаетъ противъ васъ народъ, который хочетъ побить васъ каменьями, если вы не сдлаете путешествія босикомъ къ святому, вмст съ тмъ они требуютъ новое одяніе и новую часовню для оскорбленнаго Стефана. Другіе же требуютъ на постройку новой деревянной церкви сто талеровъ’.

Я не въ состояніи былъ сказать ни слова. Въ темноголубыхъ, невинныхъ глазахъ молодой двушки было столько прелести, что я стоялъ, какъ пораженный.

— ‘Что же вы будете длать?’ спросила она, тяжело дыша.

Я могъ только прижать руку къ груди и низко поклониться, но вроятно, мой сверкающій взглядъ испугалъ ее, такъ какъ она покраснла и отступила.

Графъ вернулся съ гнвнымъ лицомъ.

— ‘Они требуютъ всенароднаго покаянія, сказалъ онъ. Ты здсь, Валеска?’ прибавилъ онъ, обращаясь къ молодой двушк.

Она опустила голову и сказала нсколько словъ, которыя я не понялъ. Что посл этого случилось, ты легко можешь угадать. Я не въ состояніи передать теб словами, какъ я полюбилъ прелестную двушку.

Но, слушай дальше. При первомъ взгляд на нее, во мн совершился переворотъ, я въ глубин души благословлялъ святаго и готовъ былъ обнять Клауса. Какое-то предчувствіе говорило мн, что я нашелъ въ этомъ дом мое счастье. Вмсто ста талеровъ, я поспшно далъ вдвое боле, съ радостью подарилъ нападающимъ мое дорогое ружье и вдобавокъ пару лошадей, на которыхъ предводитель толпы глядлъ съ особеннымъ восторгомъ. Благодаря этому, мн не пришлось босымъ идти на поклоненіе святому, удовлетворились моимъ чистосердечнымъ раскаяніемъ, которое я старался выражать жестами.

Затмъ толпа, неся святаго, удалилась. Что касается меня, то я получилъ позволеніе отъ моего молчаливаго хозяина пробыть у него до тхъ поръ, пока Клаусъ приведетъ изъ Вны новыхъ лошадей.

Съ трудомъ удалось мн добиться расположенія стараго графа, которое выразилось тмъ, что онъ приглашалъ меня сыграть съ нимъ партію въ шахматы. Но въ промежутки я часто имлъ случай разговаривать съ дочерью.

Мать Валески умерла нсколько лтъ тому назадъ и мсто ея заняла старая, полуглухая родственница. Большое вліяніе на это семейство имлъ духовникъ Валески, пользовавшійся въ дом особенными правами, котораго слушался даже самъ суровый хозяинъ.

Мало-по-малу недовріе ко мн графа исчезло, только онъ долго не могъ простить мн оскорбленія святаго, а его благочестивая дочь смотрла на меня испуганными глазами, когда я пробовалъ представить въ смшномъ вид происшествіе съ деревяннымъ святымъ. Печальный взглядъ ея дтскихъ глазъ заставилъ меня замолчать и я остерегался опечалить ее другой разъ.

Я не предчувствовалъ, какое ужасное значеніе будетъ имть святой въ моей послдующей жизни.

Возвращаясь на короткіе промежутки въ Вну, я спокойно встрчалъ испытующіе взгляды Реввеки, на ея слезы и упреки я отвчалъ холодными утшеніями, которыя раздражали ее еще боле прежнихъ гнвныхъ отвтовъ. Но мою душу наполнялъ безграничный миръ, я не думалъ безпокоиться о будущемъ Реввеки, которую я думалъ вознаградить большою суммою денегъ. Валеска уже была моей невстой и я хотлъ мало-по-малу приготовить Реввеку къ разлук со мной. Вдругъ, однажды, старый графъ прислалъ мн сказать, что онъ съ дочерью и старухой родственницей будетъ у меня на слдующій день. Это извстіе поразило меня, какъ молнія. По всей вроятности, старикъ узналъ о моей связи съ Реввекой и надо было, во что бы то ни стало, устроить такъ, чтобъ они не нашли ее у меня.

Избавь меня отъ описанія этой сцены, другъ мой. Реввека ушла, бросивъ мн подъ ноги деньги, которыя я далъ ей. Она ушла со смертельно-блднымъ лицомъ и сверкающимъ ненавистью взглядомъ. Я со вздохомъ поглядлъ ей вслдъ и раскаяніе зашевелилось у меня въ душ, такъ какъ она уходила, какъ Агарь, можетъ быть, унося съ собою другое, несчастное существо, которому суждена была нищета и несчастье. Эта мысль отравила радость свиданія съ Валеской и тяжелымъ камнемъ легла мн на сердце.

Я уже говорилъ теб, что въ дом моей невсты, католическій ея духовникъ пользовался, особымъ вліяніемъ даже надъ самимъ графомъ. Лицо священника напоминало мн физіономію Януса и все его поведеніе, на мой взглядъ, было крайне двулично. Я началъ даже ненавидть его, когда замтилъ, съ какимъ страхомъ повиновалась Валеска малйшему его взгляду. Моя антипатія къ нему увеличивалась съ каждымъ днемъ и скоро я не длалъ этого тайной. Но какъ скоро это замтила Валеска, она со слезами стала умолять не лишать ее расположенія друга ея матери.

Если бы она потребовала, чтобъ я позволилъ монаху бичевать себя, то я и тогда исполнилъ бы ея желаніе, такъ какъ это маленькое, нжное существо длало изъ меня все, что хотло.

Графъ замолчалъ, лицо его странно измнилось, глаза сверкали необыкновеннымъ блескомъ. Онъ покачалъ головой, какъ бы желая освободиться изъ-подъ чьей-то власти.

— Пойдемъ, Эбергардъ, сказалъ канцлеръ, сведи меня къ твоимъ дамамъ, тамъ мы разсемъ печальныя воспоминанія веселыми разговорами.

Онъ ударилъ рукой по плечу своего стараго друга и хотлъ поднять его.

— Я скоро кончу, тихо отвчалъ графъ. Все, что теперь послдуетъ, такъ ужасно, что я спшу окончить разсказъ.

Канцлеръ со вздохомъ сново слъ и печально глядлъ въ каминъ.

— Годъ неописаннаго счастья быстро промчался, продолжалъ Эбергардъ. Я жилъ съ молодой женой въ одномъ изъ нашихъ имній, недалеко отъ Вны, какъ вдругъ получилъ извстіе, что въ одномъ имніи моей жены произошелъ пожаръ, который грозитъ уничтожить весь лсъ. Я долженъ былъ хать самъ. Съ тяжелымъ сердцемъ разстался я съ женой, но она сама утшала меня и совтовала быть мужественне.

Патеръ Ансельмъ, жившій въ то время въ Вн, часто бывалъ у насъ и просилъ на время моего отсутствія перехать къ намъ въ домъ, чтобъ быть защитникомъ моей жены.

Отецъ Валески былъ молчаливе, чмъ когда либо, и, повидимому, страдалъ отъ мрачной меланхоліи, онъ рдко бывалъ у насъ и меня сильно безпокоило, что мн пришлось передать мой авторитетъ ненавистному мн монаху.

Предчувствіе не обмануло меня, я оставилъ домъ въ несчастную минуту. Когда я возвратился, то нашелъ жену полувыздороввшей, а Реввека поднесла мн моего новорожденнаго сына.

— Что ты говоришь, Эбергардъ! съ испугомъ, вскричалъ канцлеръ.

— Однако, это было такъ. Слушай дальше. Сердце похолодло у меня въ груди, но Реввека глядла на меня, какъ на чужаго, а Валеска съ жаромъ восхваляла свою новую компаніонку. Я ничего не сказалъ, но жестокая женщина отравила всю мою радость. Однако, Реввека избгала видться со мной наедин и, расчитывая на ея молчаніе, я началъ понемногу оправляться отъ ужаснаго удара.

Благодаря бдительному уходу, Валеска скоро поправилась, но я не могъ радоваться моему счастью, хотя поведеніе Реввеки не внушало мн никакихъ опасеній. Тогда, однажды вечеромъ, пріхалъ гонецъ отъ отца Валески, тайно передавшій мн письмо. Нсколько словъ, написанныхъ слабымъ почеркомъ, требовали, чтобъ я немедленно пріхалъ къ графу. Онъ писалъ, что боленъ и просилъ, чтобъ дочери не говорили о его болзни. Подъ предлогомъ длъ, я простился съ женой и, съ растерзаннымъ сердцемъ, отправился въ имніе стараго графа, лежавшее въ нсколькихъ миляхъ отъ нашего.

Пріхавъ туда, я нашелъ его лежащимъ въ постели. Онъ совершенно спокойно сказалъ мн, что ршился передать мн свою послднюю волю, такъ какъ чувствуетъ, что близокъ его конецъ.

Въ это время я узналъ, что у него есть еще дочь, которая живетъ въ Остзейскомъ кра. Она должна была получить въ наслдство его дальнія имнія и большой капиталъ. Для этой цли старикъ далъ мн адресъ человка, который долженъ былъ въ Курляндіи привести въ порядокъ дла его дочери. Я хотлъ распространиться на счетъ этого, но старикъ не далъ мн сказать ни слова, мрачно отвернулся, и я понялъ, что тутъ скрывается какая-то семейная тайна.

Между тмъ, положеніе графа становилось все хуже и я не могъ ршиться оставить его. Посл того, какъ онъ сдлалъ послднія распоряженія, онъ сдлался, повидимому, совершенно безучастенъ ко всему. Однажды вечеромъ задушевными словами онъ благодарилъ меня за мою самоотверженность, поцловалъ меня въ первый и послдній разъ и только въ эту минуту я понялъ, что любилъ этого молчаливаго и серьезнаго человка боле моего роднаго отца.

Когда онъ тихо скончался, я вернулся домой и по дорог думалъ, какъ сообщить Валеск о печальномъ событіи, не повредивъ ея слабому здоровью.

Желаніе видть ее скоре заставляло меня торопиться и черезъ два часа я уже былъ дома.

Я не обратилъ вниманіе на молчаливый пріемъ слугъ, погруженный весь въ мысль о счастливомъ будущемъ.

Я нашелъ жену въ сильной лихорадк, но мысль увидть меня передъ смертью поддерживала ее и дозволила ей бороться со смертью. Когда же я пріхалъ, она сдлалась спокойне и я сталъ надяться на выздоровленіе. Вскор, къ ужасу своему, я узналъ, что она, въ благочестивомъ усердіи, посвятила нашего сына монастырю, который долженъ былъ быть построенъ въ честь святаго Стефана.

Страшно огорченный, я ничего не возражалъ и согласился на все, какъ будто подъ вліяніемъ дурнаго сна. Меня нисколько не удивило, когда жена представила мн патера Ансельма, какъ воспитателя нашего сына. Вн себя отъ горя, я обнималъ Валеску, не понимая, что я говорю, но мн кажется, что при имени святаго и патера Ансельма я громко засмялся, какъ сумашедшій. Тогда Валеска тихо прошептала: — ‘Молись вмст со мной, Эбергардъ!’ И я молился съ ней, шепча молитву также какъ и она, все тише и тише. И когда она, наконецъ, замолчала, въ моихъ объятіяхъ лежалъ только ея трупъ.

Я не помню, сколько времени шепталъ я молитву, пока, наконецъ, Валеску вырвали у меня изъ рукъ. Прошло много дней, а я все еще шепталъ конецъ ея молитвы:— ‘прощай, Эбергардъ, до свиданія!’

— Бдный другъ! вскричалъ канцлеръ, сильно взволнованный. Въ то время, какъ я считалъ тебя счастливйшимъ смертнымъ, ты такъ горько страдалъ. Но пойдемъ къ твоимъ дамамъ, оставь эти воспоминанія.

— Ты ошибаешься, другъ мой, съ печальной улыбкой возразилъ Эбергардъ, ни моя жена, ни моя сестра не терпятъ беззаботной веселости подъ кровлей этого дома. Въ то время, какъ одна постоянно въ дурномъ расположеніи духа и предается благочестію, другая скачетъ по уединеннымъ дорогамъ, какъ ночная валькирія, или же держитъ совтъ съ институтскими дамами.

Но я надюсь, продолжалъ онъ, что съ возвращеніемъ сына и наслдника у меня въ дом станетъ веселе.

— Но что же, однако, сталось съ Реввекой? спросилъ канцлеръ.

Графъ нсколько мгновеній молча глядлъ на друга и затмъ, длая ударенія на словахъ, сказалъ:

— Ты увидишь ее сегодня и найдешь, что ее еще до сихъ поръ можно причислить къ числу красавицъ.

— Эбергардъ, я говорю теперь о красавиц еврейк.

— Ты не далъ досказать моей исторіи до конца, слушай дальше.

Канцлеръ тяжело вздохнулъ и снова слъ.

Восковыя свчи давно догорли, огонь въ камин также потухъ и только послднія искры слегка свтились. Графъ сидлъ, опустивъ голову, и спокойнымъ голосомъ продолжалъ:

— Реввека не обращала вниманія на то, что за вс ея заботы она не получала ни взгляда, ни благодарности. Патеръ Ансельмъ распоряжался всмъ въ дом. Они оба не старались вырывать меня изъ моей летаргіи и когда я услышалъ, что вещи укладываютъ для путешествія въ Италію, я ничего не возражалъ, такъ какъ былъ боленъ и тломъ и душой. Патеръ Ансельмъ передалъ моего сына попеченію монахинь, а самъ отправился съ нами на югъ.

Мои спутники переносили мое дурное расположеніе духа съ удивительною кротостью. Я жилъ, погруженный въ безутшное горе, и смотрлъ на свое существованіе, какъ на совершенно безполезное, такъ какъ не могъ даже заботиться о своемъ сын. Такимъ образомъ я прожилъ долгое время совершенно равнодушный ко всему. Но мало-по-малу спокойствіе и терпніе моихъ друзей успокоили и меня.

Незамтнымъ для меня образомъ, Реввека сумла возбудить во мн интересъ къ вншнему міру.

Она любила науки и окружила себя умными людьми, покровительствовала музык и другимъ искусствамъ. Она умла завлекать меня въ разговоръ о вещахъ, которыя прежде были для меня дороги.

Однимъ словомъ, не прошло трехъ лтъ, какъ Ансельмъ, обратившій ее въ католицизмъ, сталъ уговаривать меня сдлать изъ Реввеки законную мою супругу, на что я, желая загладить старую несправедливость, согласился. Тогда патеръ оставилъ насъ для присутствія при окончаніи постройки новаго монастыря въ честь святаго Стефана…

Канцлеръ всталъ и съ волненіемъ ходилъ по комнат.

— Она… она… твоя жена, шепталъ онъ.

Но Эбергардъ, не обращая никакого вниманія на своего друга, продолжалъ:

— Я не имю никакого повода сожалть объ этомъ. Она, надменная со всми, со мной всегда была кротка и благочестива, какъ Мадонна, которой она теперь поклоняется. Къ тому же, она самоотверженно чтитъ память покойной и даже отказалась отъ моей благодарности, когда я, однажды, войдя къ себ въ кабинетъ, нашелъ портретъ Валески въ натуральную величину, который Реввека приказала нарисовать съ миніатюрнаго портрета покойной. Этотъ образъ вызвалъ во мн горькую радость, но затмъ меня охватило страстное желаніе увидть покойную. Прежняя меланхолія овладла мною и я позволилъ унести портретъ Валески въ спальню Реввеки.

Когда я, наконецъ, проживя въ Италіи 8 лтъ, получилъ это имніе отъ моего дяди, графиня фонъ-Левентруцъ безъ труда пріобрла общее уваженіе. Умъ, красота и самоувренность, въ соединеніи съ нашимъ богатствомъ, сдлали изъ Реввеки первую даму во всей окрестности. Мн доставляло удовольствіе, когда ее принимали то за дочь дожа, то за испанскую принцессу, и я, какъ мужъ такой женщины, возбуждалъ общую зависть.

Графъ сказалъ это съ насмшливой улыбкой и, подойдя къ другу, взялъ его за руку и продолжалъ:

— Поврь мн, мн часто доставляло удовольствіе видть, какъ она вела всхъ за собой. Гордыя институтскія дамы, надменныя жены помщиковъ добивались, какъ милости, улыбки еврейки.

Однимъ словомъ, я и моя жена мы можемъ тщеславиться тмъ, что окрестные дворяне вс считаютъ насъ за образецъ.

Ты видишь, другъ мой, конецъ моей исторіи веселе, чмъ ты думалъ. А теперь, пойдемъ къ дамамъ.

— Нтъ, Эбергардъ, сегодня я не могу этого сдлать, мрачно сказалъ Путкаммеръ. Мн кажется, что тайна графини Левентруцъ будетъ написана у меня на лиц. Нтъ, позволь мн хать въ Герфордъ, теперь еще не такъ поздно, чтобъ настоятельница не могла меня принять.

— Хорошо, я провожу тебя, сказалъ Эбергардъ. Я также не буду сегодня ужинать и дамы, какъ это часто случается, могутъ поужинать одн.

ГЛАВА XII.
Фальшивый рабъ.

Въ спальн графини Левентруцъ, въ оконной ниш, сидли мать и сынъ. Юноша снова повторялъ матери тотъ же самый вопросъ, съ которымъ онъ уже обращался къ ней при первомъ свиданіи.

— Вы вторая супруга моего отца и хотите замнить мн потерянную мать, прелестный образъ которой глядитъ на насъ изъ ниши сосдней залы.— Не опускайте занавсъ надъ дорогимъ образомъ покойной. Оставьте его открытымъ, сказалъ онъ, когда графиня устремила на портретъ мрачный взглядъ.

— Но почему же вы оставляли меня такъ долго въ нищет и ждали, чтобъ состраданіе цыганки навело меня на истинный путь, гд я уже поздно пріобрлъ то образованіе, которое прилично мальчику моего положенія? Почему все это, почему?

На эти вопросы она едва была въ состояніи отвчать, какимъ образомъ могла она объяснить ему все?

Когда же онъ задумчиво глядлъ на нее съ недовріемъ, графиня нжно обнимала его и прижимала къ сердцу, и лицо ея принимало такое выраженіе, что Герта Нольде снова могла бы найти въ ней сходство съ каменной статуей Клеопатры.

Вчное ‘почему’ ея сына, котораго она представляла себ скромнымъ, боязливымъ ученикомъ Лойолы, было ей невыразимо тяжело. Она говорила ему, что все это должно было такъ быть, что она еще сама не можетъ разъяснить ему этой загадки.

Когда же онъ спрашиваетъ, почему не позволяютъ ему называться его настоящимъ именемъ, а велятъ называться Стефаномъ, именемъ, которое постоянно напоминаетъ ему о его рано умершемъ монастырскомъ товарищ, котораго онъ видлъ погребеннымъ, прежде чмъ оставилъ монастырь, и который также долженъ былъ быть сыномъ знатныхъ родителей.

Все это давало молодому человку много пищи для размышленій и когда мать со слезами заклинала его не говорить объ этомъ отцу, такъ какъ съ этимъ у того связаны печальныя воспоминанія, то юноша желалъ узнать хоть отъ матери объясненіе своей судьбы.

Онъ далъ общаніе сдлать все, чтобъ не раздражать отца, но ему было вдвойн тяжело отвчать на вопросы отца такимъ образомъ, какъ научила его мать и повторять то же самое дяд Балдуину, который глядлъ на него особенно испытующимъ взглядомъ и умлъ такимъ образомъ ставить вопросы, что юноша долженъ былъ употреблять все свое искусство, чтобы не сбиться въ отвтахъ.

Такое положеніе сдлалось почти невыносимымъ для характера молодаго человка, къ этому прибавилось еще то, что въ родительскомъ дом онъ встртилъ людей, съ которыми онъ встрчался уже ране. Къ числу ихъ принадлежала фрейленъ Нольде, которую онъ однажды видлъ мелькомъ, когда былъ еще бденъ и несчастенъ и, не подозрвая будущаго, мечталъ пуститься въ далекій свтъ съ прелестной двушкой.

Теперь онъ видлъ ее каждый день, но старался какъ можно меньше оставаться съ ней наедин. Другая дама, которая теперь была его близкой родственницей, оказалась та самая, портретъ которой передалъ ему его умирающій господинъ, чтобъ возвратить ей обратно. Онъ ненавидлъ ее за то, что она позволила погибнуть на поединк своему возлюбленному и затмъ вышла замужъ за его убійцу.

Лобъ его сильно нахмуривался, когда она протягивала ему свою нжную ручку и почти съ любовью глядла на него своими прекрасными глазами.

Она видла въ стройномъ юнош, съ открытымъ, благороднымъ лицомъ, только высокороднаго наслдника знатнаго дома. Онъ носилъ прекрасные бархатные костюмы такъ непринужденно, какъ будто бы выросъ въ нихъ…

Посл короткаго разговора мать оставила его и юноша, погруженный въ мрачную задумчивость, едва замтилъ ея уходъ. Онъ не въ состояніи былъ оставаться въ душныхъ стнахъ, онъ долженъ былъ выйдти на чистый воздухъ, чтобъ спокойно обдумать свое странное положеніе.

Ему казалось, что онъ, какъ сказочный принцъ долженъ, по капризу злой волшебницы, снова опуститься въ ничтожество, изъ котораго она сама выдвинула его.

Погруженный въ задумчивость, онъ быстрыми шагами прошелъ черезъ дворъ замка и направился въ южную сторону, гд находился паркъ. Царствовавшій въ парк прохладный полусвтъ, нсколько успокоилъ его волненіе, и онъ, со свойственнымъ ему хладнокровіемъ и ясностью духа, сталъ обдумывать свою будущность.

Взглядъ его невольно остановился на луч одта, проскользнувшемъ чрезъ густую листву деревъ. Этотъ свтъ выходилъ изъ западной башни, изъ комнатъ прелестной графини Беллы.

Онъ нершительно направилъ свои шаги въ ту сторону и скоро услышалъ раздававшійся изъ одного окна звучный голосъ Герты Нольде.

Молодая двушка сидла у открытаго окна, со старой толстой книгой въ рукахъ, и читала больной графин Белл вечернія молитвы такимъ нжнымъ и въ то же время такимъ звучнымъ голосомъ, что каждое слово далеко разносилось въ ночной тишин.

Юноша остановился, слушая хорошо знакомыя ему слова молитвы. Невольная краска выступила у него на щекахъ.

— Какъ много долженъ я говорить неправды, чтобъ исполнить волю моей матери, думалъ онъ. Добра ли она или зла? Къ чему заставляетъ она привыкать меня ко лжи, которую я привыкъ ненавидть.

Почему не долженъ я никогда вспоминать о моемъ дтств и почему не могу я упоминать, что былъ въ далекой Курляндіи воспитанникомъ дрессировщика собакъ? Конечно, прошедшее дворянина должно бы быть инымъ. Онъ долженъ бы былъ спать на шелковыхъ постеляхъ и съ дтства быть окруженъ толпою прислуги. На двнадцатомъ году у меня должна была бы быть своя собственная верховая лошадь.

Ничего подобнаго молодой человкъ не могъ бы разсказать о себ.

Онъ вполн понималъ, что гордость его отца должна была оскорбляться юношескими воспоминаніями его сына, поэтому, тяжело вздохнувъ, онъ снова ршился тщательно отгонять отъ себя мысли о прошломъ и считать свою прошедшую жизнь тяжелымъ сномъ. Но это было невозможно, такъ какъ онъ постоянно, какъ нарочно, встрчалъ людей, напоминавшихъ ему это прошлое, которое онъ хотлъ забыть.

Таковы были мысли молодаго юнкера въ то время, какъ Герта Нольде все съ большимъ жаромъ продолжала чтеніе. Свтъ лампы ярко освщалъ красивый профиль молодой двушки, ея нжный голосъ вполн гармонировалъ съ прелестнымъ личикомъ, еще сохранившимъ дтское выраженіе.

Она сидла, слегка наклонивъ голову, тогда какъ вечерній втерокъ игралъ ея локонами.

Точно очарованный стоялъ юнкеръ. Никогда еще хорошо знакомыя слова молитвъ не производили на него такого сильнаго впечатлнія, какъ въ этотъ вечеръ. Страстное стремленіе къ свту и истин охватило его. Онъ безсильно сжалъ кулаки и гнвно топнулъ ногой.

— Я трусъ, прошепталъ онъ, даже тогда, когда я поступалъ дурно, я зналъ, почему я дуренъ, и теперь, клянусь Богомъ, я хочу узнать, почему меня принуждаютъ ко лжи.

Вдругъ въ кустахъ послышались тихіе шаги, молодой человкъ стоялъ, полузакрытый кустами дикихъ розъ, и съ удивленіемъ поглядлъ по тому направленію, откуда услышалъ шаги. Затмъ, вдругъ онъ замтилъ ружейное дуло направленное къ окну, какъ будто бы прелестная головка читавшей была цлью для смертоноснаго оружія.

Будучи не въ состояніи произнести ни слова, юноша схватилъ за руку егермейстера, который, потерявшись отъ испуга, уронилъ ружье.

— Вы съ ума сошли! вскрикнулъ, наконецъ, молодой человкъ задыхающимся отъ ужаса голосомъ.

Прошло мгновеніе, затмъ Лейтгольдъ тихо засмялся и, прижавъ палецъ къ губамъ, шепнулъ:

— Какъ можете вы такъ обращаться со мной, баринъ? Я охочусь за дичью, вся прислуга въ замк знаетъ это, къ тому же, ружье заряжено недостаточно для того, чтобы убить человка.

— Вы могли бы испугать даму, которая тамъ сидитъ, сказалъ юнкеръ, стыдясь своего испуга. Разв вы не слышите, что и такъ помшали благочестивому занятію фрейленъ. Уходите скоре и никогда, больше здсь не показывайтесь!

Темнота не позволяла юнкеру хорошо разсмотрть черты лица егеря, но онъ невольно поглядлъ по тому направленію, по которому взглянулъ Лейтгольдъ, прежде чмъ удалиться.

Герта высунулась изъ окна и вглядывалась въ темноту. Затмъ закрыла окно и снова сла за книгу, но чтеніе ея уже не доносилось въ садъ. Молодой человкъ хотлъ удалиться, въ свою очередь, но еще разъ взглянувъ наверхъ, онъ былъ удивленъ, что на широкомъ каменномъ карниз что-то шевелится, какая-то вещь разввалась по втру, но это была не птица.

Къ ногамъ молодаго человка упалъ маленькій головной платокъ, какіе носятъ вестфальскія служанки.

Онъ съ удивленіемъ подошелъ ближе къ стн и при слабомъ свт лампы увидалъ блдное, обрамленное темными волосами, лицо и испуганные глаза. Ни слова не говоря, онъ испуганно подался назадъ, не зная, видитъ ли онъ дйствительное существо или этотъ образъ плодъ его фантазіи.

Нтъ, это было дйствительное лицо, лицо Юдифи, искаженное гнвнымъ страхомъ или злою радостью и казавшееся отъ этого старше, чмъ было на самомъ дл. Она неслышно скользнула на землю и подошла къ нему.

Она была почти одного роста съ нимъ, но страшно худа. Съ распущенными по плечамъ волосами, она была похожа на Эвмениду, которыя опоясывались змями.

— Дайте мн мой платокъ, юнкеръ, иначе я не могу вернуться, такъ какъ онъ не мой.

Говоря это, она, протянула къ нему руку. Машинально, точно подъ вліяніемъ дурнаго сна, юноша подалъ ей платокъ, она поспшно схватила его и скрылась въ кустахъ.

Тогда молодому человку пришло въ голову, что Юдифь никогда не знала его, и ему захотлось узнать, во что бы то ни стало, почему она подслушиваетъ въ такомъ опасномъ положеніи, что заставило ее наблюдать за фрейленъ, что привело ее въ замокъ, какъ попала она въ Вестфалію?

На вс эти вопросы Юдифь должна была ему отвтить.

Онъ бросился вслдъ за нею, но она была уже далеко и, подобравъ платье, бжала по трав. Юноша также побжалъ вслдъ за нею.

— Остановись! кричалъ онъ, выслушай меня, я не сдлаю теб ничего дурнаго.

Двушка вдругъ споткнулась, но сейчасъ же оправилась и побжала еще скоре, видимо желая уйдти, во что бы то ни стало.

— Юдифь, прошу тебя, остановись! крикнулъ юноша, опускаясь, измученный, на древесный пень у самаго берега пруда, тогда какъ двушка продолжала бжать.

На поворот дороги она остановилась. Луна вышла изъ-за башни замка и освщала окрестность серебристымъ свтомъ.

— Что вамъ отъ меня нужно? вдругъ сказала она, у меня нтъ съ вами никакихъ длъ.

— Я сейчасъ же отпущу тебя, какъ только ты отвтишь на нсколько вопросовъ, отвчалъ юноша.

Юдифь нершительно подошла ближе, ея глубоко ввалившіеся глаза бросили на юнкера злой взглядъ.

— Скажи мн, началъ юнкеръ, что заставило тебя занять твое мсто тамъ наверху, на карниз? Зачмъ ты подслушивала? Это дурное занятіе и я хочу знать, кто заставилъ тебя имъ заниматься.

Юдифь молча и мрачно глядла въ землю.

— Я хочу знать, какъ попала ты въ Вестфалію, такъ какъ ты не принадлежишь къ евреямъ этой страны, и я знаю, твоя родина далеко отсюда.

Она странно засмялась, затмъ подошла къ нему еще на нсколько шаговъ.

— Конечно, вы желаете это знать, знатный господинъ, насмшливо сказала она, но не думайте, чтобъ я не знала, кто вы такой. Не думайте, чтобъ двушка, имя которой такъ хорошо вамъ извстно, не узнала своего земляка. Я, слава Богу, не слпая.

Она наклонилась къ юнкеру и шепнула ему на ухо:

— Но вы не должны меня бояться, вы хорошо длаете, что обманываете ихъ всхъ. Я хочу быть вашей сообщницей, если вы хотите погубить до послдняго проклятыхъ гоевъ.

— Ты съ ума сошла! вскричалъ юнкеръ, схвативъ Юдифь за руку. Еще одно слово и я убью тебя.

Она задумчиво опустила голову на грудь, нисколько не испугавшись его гнва.

— Если вы сдлаете это, я буду счастлива, вдругъ сказала она, какъ бы охваченная глубокою печалью. По крайней мр, я не должна была бы бродить какъ дикіе зври, а нашла бы спокойствіе въ могил.

Какъ бы подъ вліяніемъ сильнаго горя, она опустилась на колни и рыдая закрыла лицо руками.

При первыхъ словахъ двушки, гнвъ юноши исчезъ, уступивъ мсто состраданію. Онъ глядлъ на плачущую и думалъ, что иметъ дло съ сумасшедшей, переходящей отъ одного пароксизма къ другому.

Онъ всталъ, чтобъ уйдти, но Юдифь вскочила и остановила его умоляющимъ жестомъ.

Тогда тихо и поспшно, со страхомъ оглядываясь вокругъ, Юдифь разсказала, какъ она должна была оставить съ отцемъ Курляндію, какъ, по дорог, благодаря счастливому случаю, отецъ ея пріобрлъ значительную сумму денегъ, какъ они надялись добраться до роднаго города и поселиться тамъ навсегда, какъ, наконецъ, они оба пришли въ Вестфалію, гд былъ убитъ ея отецъ, какъ она преслдуетъ убійцу, чтобъ убить его, въ свою очередь, какъ библейская Юдифь убила Олоферна.

При этихъ словахъ глаза ея гнвно сверкали.

— Поглядите сюда, юнкеръ, сказала она съ дикимъ, смхомъ, я до тхъ поръ не прекращу моихъ ночныхъ прогулокъ, пока этотъ ножъ не вонзится въ грудь моего смертнаго врага. Я найду его, во что бы то ни стало, хотя сегодня онъ открылъ уголокъ, изъ котораго я наблюдаю за его шагами, но Іегова дастъ мн силы поразить его, какъ молнія.

Пораженный, не въ состояніи выговорить ни слова, слушалъ юнкеръ разсказъ двушки, только теперь понялъ онъ, что она говоритъ.

— Разв графъ ничего не знаетъ объ этомъ дл? мрачно сказалъ онъ. Ты говоришь, что убійца Лейтгольдъ. Видлъ ли кто нибудь, кром тебя, когда онъ совершалъ убійство.

— Она… она это видла… гордая графиня, ваша мать, да, и она защищала убійцу.

— Молчать! гнвно крикнулъ юноша, тогда какъ краска стыда и гнва покрыла его лицо.— Теперь я знаю, что я долженъ длать, сказалъ онъ, и ты увидишь, что я не искалъ власти. Если она ведетъ фальшивую игру, у меня хватитъ гордости и мужества отказаться отъ моего дворянства, я брошу его, хотя бы мн пришлось сдлаться такимъ же бднымъ и несчастнымъ, какъ ты!

— О! не длайте этого, сказала она умоляющимъ тономъ, я не могу видть васъ въ нищет. Никому не желаю я счастья такъ, какъ вамъ, такъ какъ я помню тотъ день, когда вы изъ-за меня подвергнулись гнву стараго дрессировщика собакъ. Я помню ваше состраданіе къ бдной, раненой еврейской двушк, помню, какъ вы предлагали ваши услуги моему отцу, который за это проклялъ васъ. Я всегда обладала кошачьимъ зрніемъ и, разъ увидавъ ваше лицо, я никогда не могла его забыть. Какъ можетъ Юдифь не желать вамъ добра, когда вы въ темныя ночи приходили въ жидовскій кварталъ и каждый разъ оставляли на подоконник нсколько серебряныхъ монетъ. Я не мшала вамъ длать доброе дло и брала ваши деньги для себя и для моихъ товарищей по несчастію. Когда же въ шабашъ я молилась, то всегда призывала на васъ благословеніе Іеговы.

— Въ такомъ случа, ты мн другъ, тихо сказалъ юноша.

— Нтъ, я не знаю этого слова, но я знаю, что вы единственный человкъ, котораго я не хочу ненавидть, такъ какъ я ненавижу другихъ.

Наступило молчаніе. Втеръ тихо шелестилъ листьями деревьевъ. Юдифь снова опустилась на колни. Юнкеръ закрылъ лицо руками и горячія слезы стыда, раскаянія и оскорбленной гордости катились у него по лицу. Его честь, вся его будущность была въ рукахъ бдной еврейки, общавшей ему молчаніе и покровительство.

Мрачные планы мелькали у него въ голов, онъ хотлъ бжать обратно въ монастырь или куда нибудь въ другое мсто, только прочь изъ замка.

Наконецъ, она встала.

— Прощайте, юнкеръ, сказала она, я ухожу, я не хочу никогда видть вашего лица, вы меня не знаете. Прощайте! Дайте мн идти своей дорогой и какъ только я исполню свое дло, я навсегда исчезну для васъ.

Молодой человкъ съ трудомъ могъ привести въ порядокъ свои мысли. Какъ ни былъ онъ занятъ своей собственной судьбой, тмъ не мене, онъ спросилъ Юдифь, куда она идетъ и гд думаетъ найти себ убжище.

— Я живу у ректора, отвчала она. Его жена добра, какъ ангелъ, я хотла бы, чтобъ она была

зла, тогда я могла бы ее ненавидть. Но по вечерамъ я ухожу, такъ какъ они читаютъ слова Распятаго. Сегодня я пришла сюда и услышала т же самыя слова, отъ которыхъ бжала, изъ устъ прелестной двушки, терпливо переносящей капризы больной, капризной женщины, сердце которой закрыто для божественныхъ словъ такъ какъ наполнено ядомъ и горечью.

— О комъ ты говоришь, Юдифь? спросилъ юнкеръ.

— О комъ же, какъ не о сестр вашего отца, о прелестной графин, которая обращается со своей прислугой, какъ съ собаками, а съ своей собакой, какъ съ сокровищемъ, которая спитъ на шелк и бархат! На нее я не сержусь, такъ какъ она, въ своемъ богатств, такъ же бдна, какъ Юдифь въ своей нищет Никто не любитъ ее, хотя она окружена людьми, которые могли бы ее любить.

— Она не одна, Юдифь, никмъ не любима, сказалъ юноша. Погоди, мое благополучіе скоро кончится и меня, какъ фальшиваго раба, со стыдомъ и позоромъ выгонятъ изъ дома.

— О, этого никогда не случится! простонала Юдифь. Я лучше готова пожертвовать собственною жизнью. Я не хочу быть виною вашего несчастья. Моя смерть освободитъ васъ отъ страха и стыда, который долженъ васъ мучить, пока вы будете знать, что жива Юдифь, знающая вашу тайну.

Юнкеръ печально покачалъ головой.

— Глупое дитя, сказалъ онъ, глубоко взволнованный Ты хочешь принести безполезную жертву. Дай мн свою руку.

Юдифь съ ужасомъ отступила, яркая краска покрыла ея блдное лицо, и она съ глубокимъ волненіемъ сказала:

— Вы называете меня глупой? А между тмъ, ваша глупость больше моей. Неужели вы думаете, что я, какъ моя отступница мать, захочу сдлаться клятвопреступницей изъ-за любви гордаго юнкера? Нтъ, нтъ, Юдифь не будетъ клятвопреступницей, какъ ея мать, изъ-за грховъ которой мн приходится переносить въ этомъ мір муки геенны. Знайте, я уже давно могла бы вонзить ножъ въ грудь убійцы, я нашла его одинъ разъ спящимъ въ лсу, тогда какъ его лошадь паслась около. Я могла бы убить его въ ту минуту, когда онъ открываетъ потайную дверь за кустами дикихъ розъ и спускается внизъ, часто одинъ, часто въ сопровожденіи графини или знатныхъ особъ, въ числ которыхъ я видла юнкера Балду ина. Погодите, не спрашивайте меня пока ни о чемъ. Прежде чмъ луна снова выглянетъ изъ-за тучъ, за которыми она спряталась, я разскажу вамъ все, чтобъ вы узнали мой позоръ, который разлучитъ меня съ отцемъ даже посл моей смерти, такъ какъ Іегова, въ справедливомъ гнв, оттолкнетъ меня. Горе мн, клятвопреступниц!

— Несчастная, я тебя не понимаю, сказалъ юноша, глубоко взволнованный. Мн кажется, ты сходишь съ ума.

— Когда я пришла сюда, чтобъ убить, продолжала Юдифь, говоря какъ бы сама съ собою, я снова услышала т же слова, отъ которыхъ бжала изъ дома ректора. Нжныя уста хорошенькой фрейленъ говорили ‘благословляйте проклинающихъ васъ и длайте добро оскорбляющимъ васъ’. Днемъ и ночью эти слова преслдуютъ меня, звучатъ у меня въ ушахъ и какъ должны они быть благодатны для тхъ, которые могутъ принять ихъ въ свои врующія сердца. ‘Благословенны миротворцы, такъ какъ они Бога узрятъ’, сказалъ Назареянинъ. Я же не могу найти мира. Я стараюсь закалить мое сердце противъ ученій Святаго человка, но, куда бы я ни бжала, я слышу его слова, въ тишин лса, когда гремитъ лсъ, я молюсь: ‘Боже справедливый! накажи моихъ враговъ молніей твоего гнва’, но въ моихъ ушахъ ясно я громко звучитъ: ‘Любите другъ друга, какъ я возлюбилъ васъ’. О! юнкеръ, что значатъ страданія какой нибудь Юдифи, которая носитъ на себ проклятіе своего народа, въ сравненіи съ страданіями Распятаго, взявшаго на себя грхи всего свта! По вечерамъ, когда нжный голосъ жены ректора доносится въ мою комнату и я поневол слушаю исторію страданій сына Давида, я рву на себ волосы, разрываю платье отъ гнва, горя со стыда за ослпленіе и несправедливость моего народа, который распялъ на крест Царя мудрости, терпнія и кротости. Какъ могу я молиться, чтобъ Іегова уничтожилъ моихъ враговъ, какъ могу я просить, чтобъ онъ далъ мн силы поразить ихъ, какъ нкогда Юдифь поразила Олоферна, когда я ежедневно вижу подъ кровомъ ректора столько длъ состраданія. Я поклялась отцу мстить христіанамъ и, между тмъ, сдлалась клятвопреступницей. Я до сихъ поръ не могла исполнить того, въ чемъ поклялась умирающему отцу, такъ какъ и въ мысляхъ, и въ душ я христіанка. Горе мн!

Послднія слова вырвались изъ груди Юдифи, какъ дикій крикъ, и она рыдая закрыла лицо руками.

— Напротивъ того, счастье теб, Юдифь, вскричалъ юнкеръ дрожащимъ голосомъ, стараясь поднять двушку. Ты нашла истинный путь, теперь теб нечего бояться. Я самъ постараюсь укрпить тебя на пути къ спасенію, такъ чудно открывшемся для тебя.

— Нтъ, нтъ! дико закричала Юдифь, не соблазняйте меня. Я сказала вамъ это только для того, чтобъ вы знали, какъ охотно я умерла бы, чтобъ найти успокоеніе отъ этихъ мукъ. Я не нарушу данной клятвы и исполню то, что общала. Пустите меня идти моей дорогой, такъ какъ я умру раньше, чмъ сдлаюсь христіанкой. Слушайте, прибавила она, я слышу стукъ лошадиныхъ копытъ, никто не долженъ видть гордаго юнкера, говорящимъ съ еврейкой. Прощайте!

Когда черезъ мгновеніе молодой человкъ, оправившись отъ удивленія, оглядлся вокругъ, Юдифь уже исчезла. Онъ глубоко вздохнулъ, откинувъ со лба темные локоны. Холодный втеръ подулъ черезъ прудъ и заставилъ юношу вздрогнуть.

На невысокомъ, поросшемъ лсомъ, холм показался всадникъ, юнкеръ поднялся, испуганная лошадь встала на дыбы, затмъ вдругъ остановилась, удержанная сильной рукой.

— Кто тутъ? раздался голосъ графа.

— Это я, отецъ.

— Ты, Стефанъ? Что ты тутъ длаешь? Возъми мою лошадь подъ уздцы, пойдемъ домой.

Стефанъ повелъ лошадь и молча шелъ рядомъ съ отцемъ, послдній казался также погруженнымъ въ задумчивость, наконецъ, сказалъ:

— Я сдлалъ сегодня адскую поздку, я провожалъ Путкаммера въ Герфордъ и на обратномъ пути, въ лсу встртился со всевозможною сволочью. Даже сейчасъ мн перебжало дорогу какое-то странное существо. На опушк я видлъ группу людей, собравшихся вокругъ костровъ, а дальше, въ лсу, у старыхъ развалинъ, мн показалось, что какъ будто сквозь кусты мелькнуло оружіе. Это глупо, но я почти готовъ былъ думать, что старый Витекиндъ поднялся изъ могилы съ цлымъ войскомъ. Странныя фигуры двигались по лсу. Были ли это цыгане или кто другой, все равно, я завтра же прикажу обыскать весь лсъ и забрать скрывающихся тамъ подозрительныхъ людей. Я полагаю, Стефанъ, что подобное занятіе доставитъ теб удовольствіе.

— Да, я буду очень радъ, графъ, тихо отвчалъ юноша.

— Что такое съ тобой? вскричалъ графъ. Ты долженъ звать меня отцемъ, не иначе.

Юноша подошелъ къ графу, взялъ его руку и почтительно прижалъ къ губамъ.

— Позвольте мн завтра переговорить съ вами наедин, все равно утромъ или вечеромъ, но мн нужно сказать вамъ много важнаго.

— Завтра? Нтъ, мое сокровище, это неудобно. Завтра я общался Путкаммеру показать мою охоту и принять отъ него курляндскихъ охотничьихъ собакъ вмст съ ихъ надсмотрщикомъ, и ты долженъ присутствовать при этомъ, мой милый. Посл этого намъ придется вмст съ женой еще многое привести въ порядокъ, такъ какъ гости останутся у насъ надолго. Посл обда я долженъ буду сыграть партію въ шахматы съ Путкаммеромъ, такъ какъ давно уже не имлъ этого удовольствія.

— Въ такомъ случа, назначьте мн часъ, когда я могу передать вамъ вещь, имющую большую важность, какъ для васъ, такъ и для меня.

— Хорошо, хорошо, мой милый, но теперь, когда къ намъ пріхалъ другъ, котораго мы давно не видли и время пребыванія котораго у насъ очень ограниченно, ты долженъ отложить свое желаніе. Я готовъ держать пари, что теб хочется имть вторую охотничью лошадь, я даю ее теб. А можетъ быть, теб хочется охотничью собаку или лучшаго сокола, для этого не нужно говорить много. Ты знаешь, что вс твои желанія съ удовольствіемъ исполняются.

— Нтъ, мое дло гораздо важне и серьезне.

— А! теперь я знаю, въ чемъ дло. Ха, ха, ха, ты хочешь говорить о прелестной Герт? Не правда ли, это перлъ красоты и кротости, живой образъ ея отца, моего стараго друга, довольнымъ тономъ сказалъ графъ, ударивъ сына рукой по плечу. Ты сильно спшишь, мой милый, такое счастье не дается скоро. Но мы уже пріхали. Прощай, спокойной ночи, ты можешь видть ее во сн, сколько угодно.

ГЛАВА XIII.
Герфордская настоятельница.

— Готова ли ты, Елизавета, говорила настоятельница, испытующимъ взглядомъ глядя на графиню, которая стояла въ оконной ниш, отвернувшись лицомъ отъ своей повелительницы. Колебаться поздно. Колоколъ уже прозвонилъ часъ назначеннаго собранія и мы ршились не заставлять ждать ни друзей, ни враговъ. Подойди, дай мн посмотрть твой костюмъ. Сегодня ты должна быть одта не такъ просто, какъ всегда.

Сама настоятельница была одта въ роскошный костюмъ. Блое, атласное платье, украшенное дорогими кружевами, было почти совсмъ закрыто пурпурной мантіей, обшитой горностаемъ и спускавшейся съ плечъ. Широкая орденская лента была одта на груди принцессы и прикрплена къ поясу дорогимъ брилліантовымъ аграфомъ, діадема изъ жемчуга и рубинъ украшала голову Софіи-Шарлотты и скрывалась на затылк подъ блымъ кружевнымъ вуалемъ.

Настоятельница взяла свертокъ бумагъ, содержаніе которыхъ прочла еще разъ, и, приготовившись такимъ образомъ сдлать важный шагъ, ждала появленія дамъ и кавалеровъ своей свиты.

Елизавета вышла изъ оконной ниши, блдная и разстроенная, глядя на свою повелительницу взволнованнымъ взглядомъ.

— Не ходите сегодня на собраніе, принцесса, умоляющимъ тономъ сказала она. Вамъ не слдуетъ ршаться быть теперь въ гнзд хищныхъ птицъ, он задумали дурное.

— Я не понимаю тебя, Елизавета, съ удивленіемъ возразила Шарлотта. Разв я здсь не повелительница? разв я не имперская настоятельница? Я сообщу имъ мою волю и он будутъ мн повиноваться. Я назначу сегодня достойное наказаніе для обихъ княгинь Липпе.

— Ваша свтлость! печально перебила Елизавета, церемонимейстеръ просилъ меня передать вамъ просьбу, чтобы вы распустили сегодняшнее собраніе, выставивъ причиной этого ваше нездоровье.

— Никогда, графиня! съ волненіемъ вскричала Шарлотта. Я не вижу никакой причины сдлать это и не взяла бы обратно свое слово, если бы въ дйствительности была не совсмъ здорова. Но я никогда не чувствовала себя сильне тломъ и душой, какъ сегодня. Клянусь Богомъ и Его святыми, я не позволю, чтобъ у меня велась фальшивая игра.

Нсколько минутъ графиня боролась съ сильнымъ внутреннимъ волненіемъ, затмъ почти беззвучно сказала:

— Въ такомъ случа, принцесса, мн остается исполнить тяжелый долгъ и сообщить вамъ, что знатнйшіе члены Герфордскаго института ршились закрыть вамъ доступъ въ большую залу капитула.

Настоятельница съ удивленіемъ отступила, затмъ съ принужденной улыбкой сказала:

— Надъ тобой подшутили, Елизавета, зная твою любовь и преданность ко мн, тебя хотли напугать. Это очень глупая шутка и мы накажемъ тхъ, которые ея выдумали.

Елизавета печально опустила голову и замолчала.

Настоятельница нсколько минутъ стояла задумавшись, затмъ поспшно прошлась нсколько разъ по комнат. Свертокъ бумаги, который она держала, упалъ на землю. Ея величественная фигура, казалось, сдлалась еще выше.

Наконецъ, она остановилась передъ графиней.

— Кто могъ дать теб это порученіе? сказала она рзкимъ и громкимъ голосомъ.

— Мн сказалъ это баронъ фонъ-Морріенъ тихо отвчала Елизавета.

— Въ такомъ случа, это возстаніе, измна, прошептала настоятельница. О, я раздавлю головы этимъ змямъ! Довольно терпнія и состраданія, он почувствуютъ всю силу моего гнва, я выведу на свтъ ихъ преступленіе и он, опозоренныя своею собственною виною, принуждены будутъ навсегда оставить это княжеское убжище.

Обыкновенно кроткое выраженіе лица Шарлотты совершенно исчезло, лобъ ея мрачно нахмурился, а темные глаза метали молніи гнва. Такой видъ имли Іаковъ Кетлеръ и великій курфюрстъ въ минуты гнва. Также стояла теперь Шарлотта, какъ богиня справедливости, дрожа отъ волненія.

— Ради Бога, принцесса, сказала Елизавета, скажите мн, какое преступленіе совершили эти гордыя женщины, которое заслуживаетъ такого сильнаго гнва съ вашей стороны?

— Ты узнаешь ихъ преступленіе, Елизавета, пока еще ты одна, и только полное повиновеніе княгинь можетъ заставить меня сохранить отъ свта эту позорную тайну.

Она подошла ближе къ Елизавет, наклонилась къ ея уху и шепнула нсколько словъ.

Графиня вздрогнула, слегка вскрикнувъ.

— Теперь ты видишь, что эти знатныя преступницы имли полное основаніе искать моей снисходительности, а между тмъ, он возмутились противъ ничтожнаго наказанія, которое я назначила имъ, чтобъ защитить ихъ отъ большаго позора. Теперь мы поступимъ съ ними такъ, какъ он этого желаютъ. Имъ не удастся безнаказанно оскорблять дочь Кетлера, он сами сдлали мою снисходительность невозможной. Теперь я буду для нихъ только строгая начальница.

— Принцесса, нершительно сказала Елизавета, великій курфюрстъ и вашъ благородный отецъ никогда не дйствовалъ подъ вліяніемъ гнва, неужели вы не хотите дйствовать по примру этихъ людей, память которыхъ вы такъ высоко чтите.

Шарлотта, съ измученнымъ видомъ, опустилась въ кресло, лобъ ея слегка прояснился. Она долго, пристально смотрла на солнечный лучъ, проникавшій въ открытое окно и игравшій на ея пурпурной мантіи. Затмъ, она вдругъ, какъ бы утомленная блескомъ, закрыла глаза. По ея блднымъ щекамъ покатились слезы на дорогіе брилліанты, украшавшіе ея платье и полную заботы грудь.

Елизавета молча стояла, скрестивъ руки, она знала, что въ подобныя минуты взволнованный ходъ мыслей ея повелительницы мало-по-малу сглаживается, какъ море, успокаивающееся посл сильной бури.

— Что бы ты сдлала, заговорила, наконецъ, Шарлотта, если бы была на моемъ мст? Ты знаешь, какъ часто я слушаюсь твоего совта. Ты почти всегда спокойна. Ты часто лучше меня устраивала мои дла, поэтому говори, не стсняйся.

— Я, принцесса, прежде всего постаралась бы ихъ обмануть, я назначила бы собраніе здсь, въ вашихъ комнатахъ, выставивъ причиной хотя бы то, что, вслдствіе легкаго нездоровья, вы не ршаетесь идти въ залу капитула по длинному корридору, гд всегда почти дуетъ сквозной втеръ, и поэтому вы просите всхъ дамъ, всхъ патронессъ школъ для бдныхъ и кавалеровъ нашего княжескаго института явиться сюда, къ вамъ.

— Ты права, улыбаясь сказала настоятельница. По моему, съ ними нечего стсняться въ выбор средствъ. Затмъ, когда мы все устроимъ, ты отправишься со мной въ Вну. Я хочу получить у императора неограниченное полномочіе, чтобъ имть возможность во всякое время защищать свои права. Сегодня а поговорю о другихъ вопросахъ. Что же касается княгинь Липпе, то, до моего возвращенія, я посажу ихъ подъ арестъ. Ты поторопишься приготовить все къ отъзду, но прежде всего я должна поговорить съ Путкаммеромъ.

Принцесса позвонила и сказала вошедшему пажу:

— Проведите, ко мн курляндскаго канцлера. Прибывшіе кавалеры и дамы пусть собираются въ моей пріемной зал и ждутъ моихъ приказаній.

Пажъ ушелъ и черезъ нсколько минутъ въ комнату вошелъ канцлеръ, выразительное лицо котораго было сильно взволновано.

Отвтивъ на его почтительный поклонъ, настоятельница пригласила его ссть, и, не прошло получаса, какъ она описала старинному другу и слуг своего отца то тяжелое положеніе, въ которомъ она находилась, и свои опасенія за возможность дальнйшихъ демонстрацій.

Канцлеръ, казалось, былъ не особенно удивленъ такимъ разсказомъ, повидимому, онъ уже бросилъ взглядъ на тяжелое положеніе настоятельницы. Сейчасъ же посл его прибытія его прежде всего поразило какое-то тяжелое настроеніе всхъ обитателей института. Не только дамы института, но даже прислуга имла какой-то особенный видъ.

Дежурные кавалеры и пажи исполняли свои обязанности молча и съ такими серьезными лицами, какъ будто присутствовали при исполненіи печальной церемоніи.

Рыцари и дамы настоятельницы улыбались принужденною улыбкой, за столомъ разговоры не вязались. Казалось, надъ институтомъ носится буря, угрожающая разразиться надъ головами его жителей. Ядъ, клевета и зависть раздлили благочестивыхъ сестеръ и дружно держались только т, которыхъ соединяло стремленіе къ дурной цли.

Это настроеніе видно было даже во время молитвы, и даже графиня Елизавета, не смотря на свое гордое спокойствіе и вншнее равнодушіе, узнала о заговор, составлявшемся противъ нея и ея повелительницы. Слухи, которые распускали о прошломъ графини, заставляли ее только улыбаться съ презрніемъ, но въ глубин души ее огорчало то, что говорилось противъ принцессы.

Настоятельница, сама того не желая, пріобрла себ новаго врага въ лиц гордой графини фонъ-Левентруцъ тмъ, что обратила мало вниманія на эту даму, которая, какъ казалось, держала въ рукахъ вс нити тайнаго заговора, и была оскорблена холодною любезностью настоятельницы, которая до сихъ поръ не приглашала графиню на церковные праздники, часто происходившіе въ институт и на которыхъ прежде гордая графиня присутствовала постоянно.

Къ этому присоединилось еще то, что настоятельница строго приказала запретить входъ въ институтъ лейбъ-егерю графини, который пользовался особенною любовью и расположеніемъ всхъ дамъ института. Но съ тхъ поръ, какъ Лейтгольдъ не могъ боле являться въ институтъ, его госпожа появлялась въ немъ почти каждый день съ блестящей свитой, два пажа всегда носили ея дорогой шлейфъ и она исчезала въ комнатахъ княгинь Липпе или графини Горнъ, и до поздней ночи видлся огонь въ комнатахъ княгинь, а лошади графиня съ нетерпніемъ били копытами по песку, пока, наконецъ, ихъ госпожа не отправлялась въ обратный путь.

Сестра графини фонъ-Левентруцъ была нкогда фрейлиной принцессы, но дтскій, перемнчивый характеръ молодой двушки и ея непріятныя качества не нравились принцесс Шарлотт, которая была очень рада, когда двушка быстро и, недолго думая, отдала свою руку одному кавалеру, благодаря интригамъ котораго другой пожертвовалъ жизнью. Все дло было устроено такъ ловко, что мнніе свта не могло найти въ этомъ поступк ничего дурнаго, но Шарлотта съ презрніемъ отказалась имть съ тхъ поръ какія бы то ни было отношенія съ графиней Беллой и, можетъ быть, это было одной изъ причинъ, по которой принцесса не желала безъ приглашенія являться въ замокъ Левентруцъ.

Что касается графини Левентруцъ, то она смотрла на это, какъ на тяжелое оскорбленіе. Привыкнувъ ко всевозможному вниманію со стороны дамъ института, она не мало была раздражена, когда узнала, что настоятельница и ея любимая дама были съ визитомъ у ректора.

Злая улыбка мелькнула на губахъ графини при этомъ извстіи и она вполн присоединилась къ мннію институтскихъ дамъ, которыя пожимали плечами, говоря: о ‘неблагородныхъ страстяхъ Курляндской принцессы, которая не только превратила свою бывшую горничную въ свою подругу, но еще старалась возвысить, назначивъ ее патронессой новаго пріюта для бдныхъ сиротъ.’

Все это Шарлотта сообщила канцлеру, который выслушалъ ее въ мрачномъ молчаніи.

Упоминаніе о графин фонъ-Левентруцъ вызвало странную улыбку на губы канцлера, но онъ вспомнилъ общаніе хранить тайну своего друга, къ тому же, онъ горлъ желаніемъ увидть женщину, которая держала въ рукахъ судьбу Эбергарда.

Посл котораго совщанія Путкаммера съ настоятельницей, послдняя послала за мажордомомъ института, старымъ, худымъ человкомъ, съ строгими чертами лица, покрытаго безчисленнымъ множествомъ морщинъ. Изъ подъ густыхъ его бровей сверкали проницательные глаза. Манеры старика были такъ же увренны и опредленны, какъ и его языкъ. Онъ былъ одтъ въ скромный, но вполн приличный костюмъ изъ темной шелковой матеріи.

— Фонъ-Брандовъ, сказала Шарлотта, отвчая на почтительный поклонъ старика, вы уже давно другъ и врный слуга нашего дома и даже ршились послдовать за мною въ чужую страну. Въ настоящую минуту я потребую отъ васъ исполненія приказанія, которое еще больше докажетъ мн вашу преданность.

Старикъ молча поклонился.

— Я дамъ вамъ важное порученіе, отъ точнаго исполненія котораго зависитъ многое. Поэтому вы должны удвоить вашу бдительность.

— Многоуважаемая принцесса, отвчалъ Брандовъ, приказывайте, все будетъ исполнено.

— Вы должны устроить такъ, чтобъ къ княгинямъ Липпе былъ приставленъ строгій караулъ и он не могли бы оставлять своихъ комнатъ. Помните хорошенько, вы не должны пускать къ нимъ никого, кром ихъ прислугъ.

Фонъ-Брандовъ съ удивленіемъ отступилъ назадъ и устремилъ вопросительный взглядъ на канцлера, который спокойно стоялъ у камина, скрестивъ руки.

— Подумайте, ваше свтлость! прошепталъ старикъ, княгини Липпе пользуются въ институт большимъ уваженіемъ и, кром того, съ ихъ стороны можно ожидать сопротивленія. Очень возможно, что остальныя дамы попытаются сильно противодйствовать вашему приказанію. Простите, что я позволяю себ длать замчанія, но мн кажется, что вокругъ насъ длается что-то недоброе. Вокругъ института бродитъ разная сволочь, съ нкотораго времени множество нищихъ шатается по окрестностямъ, но они не столько просятъ милостыню, сколько ведутъ постоянные переговоры съ дамами института, старый хромой Фельтенъ вчно толкается на базар и угощаетъ кучу оборванцевъ, уже, конечно, не на свои деньги. Я уже давно замчаю все это, ваша свтлость, и принялъ вс зависящія отъ меня мры. Охрана института усилена, всей прислуг выдано оружіе и мы надемся, что не случится ничего дурнаго.

— А, такъ вотъ какъ, Брандовъ, сказала Шарлотта, въ такомъ случа, я вижу еще боле надобности показать врагамъ наше неограниченное могущество Княгини должны сейчасъ же отправиться подъ арестъ, вы должны исполнить это подъ опасеніемъ моего гнва и потери мста. Вотъ мои приказанія, передайте ихъ маршалу, который находится въ настоящее время вмст съ другими кавалерами въ пріемной.

Говоря это, она подала старику бумагу съ княжескою печатью.

— Остальныхъ дамъ ожидаетъ та же участь, продолжала принцесса, если которая нибудь изъ нихъ преступитъ правила ордена или же выкажетъ сопротивленіе. Мы еще держимъ въ нашихъ рукахъ бразды правленія и сумемъ защитить честь и достоинство этого святаго дома!

Принцесса поспшно прошлась нсколько разъ по комнат, горькая улыбка мелкала на ея дрожащихъ губахъ, наконецъ, она остановилась.

— Идите, другъ мой, сказала она, мои приказанія неизмнны. Завтра я ду въ Вну и поручаю институтъ вашему присмотру, наши кавалеры помогутъ вамъ, я возьму очень немного прислуги, мои почтенные кавалеры не будутъ сопровождать меня. Мы скоро увидимся, мой добрый Брандовъ, и тогда будутъ приняты вс мры для нашей безопасности. Не забывайте вашихъ обязанностей.

— Я готовъ пожертвовать жизнею, чтобъ исполнить ваши приказанія, отвчалъ Брандовъ, почтительно цлуя протянутую ему руку настоятельницы, и со вздохомъ удалился.

Въ эту минуту въ дверяхъ снова появилась Елизавета. На ней было надто черное бархатное платье, вышитое жемчугомъ, но на груди и на рукахъ не было ни малйшаго украшенія, только длинный, затканный серебромъ вуаль спускался у нея съ головы, прикрпленный однимъ крупнымъ брилліантомъ въ старинной оправ, сверкавшимъ, какъ одинокая звзда.

Настоятельница бросила разсянный взглядъ на костюмъ своей любимицы. Видно было, что ея мысли заняты другимъ.

— Ваша свтлость, сказала Елизавета, дамы и кавалеры собрались, по вашему приказанію, въ маленькой пріемной, между ними нтъ только графинь Горнъ и Сайенъ, но за то я видла ректора съ супругой, которые также приглашены на собраніе.

— Хорошо, Елизавета, вроятно графини Горнъ и Сайенъ явятся поздне. Что касается княгинь Липпе, то он на долгое время освобождены отъ службы.

Настоятельница повернулась.

— Идемте, канцлеръ, примемте гостей.

По знаку руки принцессы, дежурный камергеръ широко растворилъ двери и, войдя въ пріемную, еще разъ повторилъ собравшимся гостямъ, что ея свтлость, по причин нездоровья, собираетъ засданіе, вмсто залы капитула, у себя въ комнатахъ.

Дйствительно, яркая краска гнва на лиц Шарлотты уступила мсто болзненной блдности, вполн подтверждавшей слова объ ея нездоровь.

У настоятельницы для каждаго была любезная улыбка и ласковое слово. На поцлуй руки, она отвчала поцлуемъ въ лобъ.

Не одинъ холодный, косой взглядъ въ тайн взволновалъ настоятельницу, но между дамами было не мало и такихъ, которыя глядли на принцессу съ довріемъ и во взглядахъ которыхъ виднлись врность и чистота сердца.

Нжно поцловавъ въ лобъ жену ректора, которая съ любовью прижалась къ рук настоятельницы, послдняя указала ей на одно изъ пустыхъ креселъ, расположенныхъ полукругомъ вокругъ высокаго бархатнаго кресла, на которое должна была ссть сама Шарлотта. Стоявшія направо отъ настоятельницы кресла княгинь Липпе и графина Горнъ были еще пусты. Мужчины, по обыкнонію, собрались въ кучки на заднемъ план залы.

Только единъ старый секретарь уже сидлъ за столомъ, покрытымъ краснымъ бархатомъ, на которомъ лежали бумага и принадлежности для письма.

Прошло около получаса, разговоръ становился все оживленне, интересъ въ первый разъ затронутыхъ вопросовъ и послднихъ донесеній служащихъ въ институт все боле и боле поглощали вниманіе настоятельницы. Ректоръ подалъ донесеніе о сиротахъ, принятыхъ въ основанный Шарлоттою пріютъ, а жена его получила изъ кассы института небольшую сумму денегъ на одежду вновь принятыхъ воспитанницъ.

Баронъ фонъ-Ледебуръ съ жаромъ разговаривалъ о чемъ-то съ курляндскимъ канцлеромъ Путкаммеромъ, а егермейстеръ, графъ Биландъ, по секрету сообщалъ маршалу Морріену о приказаніи настоятельницы содержать княгинь Липпе подъ строгимъ арестомъ. Баронъ фонъ-Мюнихъ подошелъ къ нимъ и, не подозрвая ихъ опасеній, пригласилъ ихъ, по порученію графа фонъ-Левентруцъ, принять участіе въ большой шахматной игр, устраиваемой на завтра въ честь канцлера, а также и въ охот, которая должна была послдовать посл игры.

Настоятельница только что хотла передъ закрытіемъ засданія сообщить о своемъ отъзд, какъ вдругъ въ зал появился дежурный камергеръ и доложилъ о прибытіи графинь Горнъ, Сайенъ и Левентруцъ.

При послднемъ имени настоятельница вздрогнула, но сейчасъ же оправилась и, слегка нахмуривъ брови, сказала:

— Эти дамы явились очень поздно, но я рада ихъ видть.

Сдлавъ общій поклонъ всему собранію и слегка поклонившись настоятельниц, графиня Горнъ прошла чрезъ залу и, занявъ свое мсто, сказала:

— Мы явились сюда, уважаемая принцесса, по вашему приглашенію, но также и для того, чтобъ спросить, по какому праву нашимъ подругамъ и сестрамъ, діакониссамъ, княгинямъ фонъ-Линпе, запрещено оставлять ихъ покои?

— Пользуясь предоставленнымъ намъ правомъ, мы приказали арестовать этихъ дамъ за ихъ неповиновеніе, гордымъ и возвышеннымъ голосомъ отвчала Софія-Шарлотта. И, къ сожалнію, мы будемъ принуждены напомнить нашимъ возлюбленнымъ сестрамъ и кавалерамъ института объ необходимой осмотрительности въ ихъ словахъ и дйствіяхъ, чтобъ съ ними не случилось того же, что съ ихъ возмутившимися сестрами.

Блдное лицо графини Горнъ еще боле поблднло, глаза ея странно засверкали и насмшливая улыбка появилась на тонкихъ губахъ. Она гордымъ взглядомъ окинула собраніе, но не въ состояніи была произнести ни слова.

Въ громадной комнат царствовало общее молчаніе, нарушаемое только легкимъ шелестомъ платьевъ.

— Г. ректоръ! сказала настоятельница, обращаясь къ ректору, разговаривавшему съ канцлеромъ, но замолчавшему отъ удивленія. Мы обращаемся къ вамъ съ просьбой тщательно наблюдать за границами нашихъ владній, чтобъ черезъ нихъ не проникали посторонніе бродяги, сющіе неудовольствіе, какъ между домашней прислугой, такъ и между полевыми рабочими. Мы отлично знаемъ, что происходитъ вокругъ насъ, и намъ уже извстны предводители, ведущіе все дло, прикрываясь своими княжескими гербами и не стыдящіеся нарушать чужія права, тогда какъ ихъ собственные поступки должны были бы…

Настоятельница вдругъ прервала свою рчь въ ту минуту, какъ взглядъ ея случайно упалъ на графиню Левентруцъ, пристально глядвшую на Елизавету.

Что касается послдней, то она сидла, какъ пораженная громомъ, и не въ состояніи была отвести взгляда отъ графини Левентруцъ. Въ эту минуту послдняя гордыми шагами приблизилась къ настоятельниц.

— Позвольте мн, сказала она съ улыбкой, сдлать возраженіе относительно поступка вашего съ княгинями Липпе. Он царскаго происхожденія и такъ какъ он выбрали своимъ убжищемъ институтъ по собственной вол, точно также он желаютъ навсегда оставить его и становятся подъ мое покровительство.

Настоятельница бросила на графиню строгій взглядъ, затмъ спокойно отвчала:

— Пока он еще члены княжескаго института и должны оправдаться въ неповиновеніи и серьезныхъ проступкахъ противъ правилъ ордена. Поэтому, графиня, я совтую вамъ имть терпніе и посовтовать то же самое вашимъ подругамъ, пока не придетъ время ихъ оправданія. Васъ же мы благодаримъ за доказательство вашего участія, но…

Настоятельница снова остановилась, торжествующая улыбка мелькнула на губахъ графини Левентруцъ, такъ какъ она чувствовала, что взглядъ Софіи-Шарлотты пристально устремленъ на надтую на ней драгоцнность. Массивная оправа длала украшеніе тяжелымъ и некрасивымъ, но дорогіе камни заставляли забывать эту оправу.

На графин Левентруцъ было надто цлое состояніе. На ней было такъ много драгоцнностей, что вс он вмст длали даже непріятное впечатлніе излишества.

Снова наступило тяжелое молчаніе. Взглядъ настоятельницы обратился на ея любимицу Елизавету, которая, близкая къ обмороку, сидла въ своемъ кресл. Она въ одно мгновеніе узнала проданную ею драгоцнность и понимала, что графиня надла ее только для того, чтобъ доставить торжество враждебной принцесс партіи, доказавъ, что разстроенные финансы принцессы ни для кого боле не тайна.

Едва въ состояніи будучи подавить свое волненіе, Шарлотта не видла никакого исхода изъ своего тяжелаго положенія. Вдругъ графиня Елизавета быстро встала, подошла, опустивъ голову, къ своей повелительниц и заговорила прерывающимся отъ слезъ голосомъ:

— Простите меня, принцесса, но я не могу колебаться доле, и здсь, передъ всмъ собраніемъ, признаюсь въ моемъ проступк противъ васъ.

То украшеніе, которое надто на графин Левентруцъ и которое вы, какъ кажется, узнали, я получила нкогда отъ васъ въ подарокъ. Я не сумла достойно почтить этотъ даръ повелительницы, тщеславіе и высокомріе заставили меня продать это украшеніе въ устарлой оправ за ничтожную цну, чтобъ купить, вмсто него, надтый на мн дорогой венеціанскій вуаль. О, принцесса! я вполн заслужила то униженіе, которое постигаетъ меня, заслужила вашъ справедливый гнвъ и недостойна доле пользоваться вашимъ расположеніемъ.

Сказавъ эту рчь тихимъ, умоляющимъ голосомъ, но достаточно громкимъ, чтобъ быть слышнымъ всему собранію, Елизавета замолчала.

Мгновенное молчаніе, вызванное этой сценой, было прервано отвтомъ настоятельницы.

При первыхъ словахъ графини, принцесса едва могла подавить свое глубокое волненіе. Она сразу поняла самоотверженный поступокъ своей любимицы и ей было горько, что придется унизить ее передъ всми, но другаго исхода не было. Надо было принять протянутую руку помощи, чтобъ уничтожить враждебную злобу враговъ.

Многимъ изъ присутствующихъ признаніе графини показалось вполн вроятнымъ, за то торжество графини Левентруцъ и ея партіи было совершенно уничтожено. Он съ досадой переглядывались и были возмущены, что поврили ложнымъ извстіямъ, и въ то же время жалли о напрасныхъ трудахъ, которыхъ стоило имъ устройство этого сюрприза настоятельниц.

Нкоторые изъ присутствующихъ, не понимавшіе дйствительнаго положенія дла, съ видимымъ состраданіемъ глядли на графиню Цаваки и сожалли что такая достойная женщина позволила себ увлечься самымъ обыкновеннымъ тщеславіемъ, и черезъ это подверглась опасности лишиться любви и уваженія своей повелительницы.

Только одинъ изъ всхъ не былъ обманутъ, и этотъ одинъ ясно видлъ сквозь сть хитрости и злобы. Онъ слишкомъ хорошо зналъ денежныя дла настоятельницы, и еще боле зналъ благородное самоотверженіе Елизаветы. Проникнутый любовію и уваженіемъ къ Елизавет, онъ тмъ боле былъ раздраженъ противъ ея противниковъ.

Онъ былъ возмущенъ, что жена его друга, являлась сообщницей или слпымъ орудіемъ враждебной партіи. Въ послднемъ случа, графиня, конечно, мене заслуживала осужденія, но ея насмшливая улыбка и торжествующіе взгляды, которыми она обмнивалась съ графиней Горнъ, видя смущеніе настоятельницы,— все это показало ему, что жена его друга дйствовала вполн сознательно.

Возмущенный до глубины души, Путкаммеръ ршился чувствительно наказать эту надменную, гордую женщину и ждалъ удобной минуты, чтобъ сдлать это.

Рчь настоятельницы нарушила ходъ его мыслей.

— Мн очень жаль, графиня, начала принцесса, что я принуждена открыть въ васъ такія качества, которыя сильно огорчаютъ меня. То украшеніе, отъ котораго у васъ остался только солитеръ, которымъ прикрплена ваша вуаль, было мн крайне дорого и я только поэтому подарила его вамъ. Вы должны искупить вашу вину и отдать затканный серебромъ вуаль и солитеръ, котораго еще недостаетъ графин, также за полцны, какъ вы продали и остальное. Отдайте вырученныя за нихъ деньги благородной дочери Бенгъ-Штрема, супруг ректора, он окажутъ большую поддержку сиротамъ ея пріюта.

Елизавета встала съ кроткою улыбкою, подошла къ графин Левентруцъ и передала ей вуаль съ солитеромъ, взявъ отъ нея деньги, для передачи жен ректора.

Въ эту минуту къ дамамъ подошелъ канцлеръ.

— Положительно, графиня, сказалъ онъ, это украшеніе такъ хорошо, что я, хотя и мужчина, готовъ завидовать вамъ. Большое счастье, что вы можете назвать эти вещи своими. Клянусь Богомъ, античная красота этихъ камней напоминаетъ времена Византійской имперіи, или даже боле отдаленныя времена. Можетъ быть, происхожденіе этихъ камней можно отнести ко времени Вавилонскаго столпотворенія и они были бы достойны украшать собою прекрасную ‘Реввеку’.

Повидимому беззаботныя слова канцлера произвели сильное впечатлніе на графиню. Казалось, ее поразилъ ударъ электричества, она страшно поблднла и, не произнеся ни слова, упала въ кресло. Казалось, насмшливо улыбающееся лицо Путкаммера показалось ей головой Медузы.

Канцлеръ отошелъ, низко поклонившись.

Это происшествіе было для присутствующихъ новою загадкою, такъ какъ вс видли въ словахъ Путкаммера только простую любезность, сказанную жен его друга, у котораго онъ гостилъ.

Настоятельница поднялась и въ нсколькихъ словахъ сообщила собранію о своемъ завтрашнемъ отъзд въ Вну.

Она прощалась съ своими дамами и кавалерами въ то время, какъ графини Горнъ и Сайенъ приблизились къ своей пріятельниц. Послдняя поспшно вытерла кружевнымъ платкомъ выступившій у нея на лбу потъ и, прошептавъ что-то о жар въ зал, поклонилась настоятельниц и удалилась, въ сопровожденіи обихъ графинь.

Со страннымъ чувствомъ и серьезными опасеніями оставили ректоръ съ женой пріемную. Путкаммеръ простился, съ трудомъ подавляя свое волненіе, чтобъ вмст съ остальными кавалерами отправиться по приглашенію своего друга.

Канцлеръ ршился сопровождать настоятельницу въ Вну, но предварительно хотлъ открыть своему другу опасную игру, которую вела его жена.

Встрча въ замк съ женщиной, которая, онъ зналъ, была теперь его врагомъ, была неизбжна и тмъ не мене, ему было любопытно знать, какой пріемъ его ожидаетъ.

Настоятельница и ея любимица, наконецъ, остались одн.

Шарлотта крпко обняла Елизавету, графиня, тихо плача, опустила голову на грудь своей возлюбленной повелительницы.

— Ты снова спасла меня, да, мы спасены, но не надолго.

— Это украшеніе мы должны, во что бы то ни стало, пріобрсти обратно, сказала графиня, оно не должно оставаться въ рукахъ этой женщины, чего бы это для меня ни стоило. Можетъ быть, мн удастся убдить графа, чтобы онъ возвратилъ намъ нашу драгоцнность за двойную сумму противъ той, за которую она продана. Я открою ему, для какой цли воспользовалась ею его жена. Графъ справедливъ и всмъ извстно его благородство.

— Елизавета, съ горькой улыбкой сказала настоятельница, не забывай, въ какомъ плохомъ положеніи наши финансы. По возвращеніи изъ Вны, мн придется начать процессъ противъ герцога, моего брата. О, сколько горя и заботъ скрывается подъ моей горностаевой мантіей! Я хотла бы быть бднйшей изъ моихъ подданныхъ, такъ какъ я боле, чмъ кто либо, нуждаюсь въ состраданіи, потому, что людская злоба отравляетъ мн вс радости жизни. Дочери Кетлера приходится обвинять въ похищеніи роднаго брата, чтобъ спасти остатокъ своего состоянія! О, глупецъ тотъ, кто мн завидуетъ!

— Дочь Іакова Кетлера наслдовала сильный духъ своего отца, тихо возразила графиня, и этому духу вс должны покоряться.

— Да, и такъ же какъ у него, у меня есть врные друзья, правда немного, но они стоятъ многихъ. Идемъ отсюда, мн кажется, въ этой комнат еще остались злыя мысли собравшихся здсь, которыя давятъ мн грудь, какъ тяжелый камень.

ГЛАВА XIV.
Новыя событія и открытія.

Взволнованный предупрежденіями настоятельницы, ректоръ принужденъ былъ поврить слухамъ, которые давно уже ходили вокругъ него, онъ принужденъ былъ поврить, что его бывшій помощникъ поддерживаетъ таинственныя и опасныя связи съ знатными лицами.

Ректоръ уже давно раскаялся, что не предалъ этого человка суду. Слова Юдифи, что егерь убилъ ея отца, заставили, наконецъ, ректора пожаловаться графу Левентруцу на Лейтгольда. Когда послдняго спросили, онъ сознался въ своей вин и, представившись раскаявшимся, извинялъ себя тмъ, что совершилъ убійство въ раздраженіи, вызванномъ бранью еврея. Вслдствіе этого, за его преступленіе онъ былъ наказанъ только церковнымъ покаяніемъ. Покаяніе это уже окончилось и только пріобрло Лейтгольду всеобщее состраданіе, такъ какъ онъ подвергся наказанію за недостойнаго еврея.

Но теперь у ректора явились новыя подозрнія и онъ ршился немедленно дать знать бранденбургскому суду, онъ очень хорошо понималъ, что преданіе Лейтгольда суду вызоветъ для него тысячу непріятностей, что придется открыть ужасную тайну и что онъ самъ можетъ показаться подозрительнымъ за то, что не сдлалъ этого ране. Тмъ не мене, посл короткой борьбы съ самимъ собою, онъ ршился, въ предупрежденіе дальнйшихъ несчастій, поставить преступника въ невозможность вредить, отдавъ его подъ арестъ. Онъ уже убдился, что его доброта и молчаніе приносили самые дурные плоды, и ршился не останавливаться ни предъ чмъ, чтобъ только подвергнуть Лейтгольда заслуженному наказанію. Но необходимо было, чтобъ Лейттгольдъ былъ устраненъ, не возбуждая особенныхъ толковъ.

Ректоръ написалъ секретное письмо Грумбкову, особеннымъ расположеніемъ котораго онъ пользовался, такъ же какъ и его другъ Томазіусъ, но нужно было найти посланнаго, на врность котораго можно было бы положиться. Запечатанное письмо уже нсколько дней лежало въ кабинет ректора, но онъ все еще не могъ найти подходящаго человка. Окрестности были наполнены пришлыми бродягами, которые выдавали себя за путешествующихъ торговцевъ. Ректоръ лучше всего желалъ бы похать самъ, но положеніе длъ было таково, что его отлучка была невозможна ране возвращенія настоятельницы.

Ему оставался только одинъ путь и онъ ршился, въ худшемъ случа, поврить это дло графу Левентруцу съ тмъ, чтобъ тотъ, при первомъ подозрніи противъ Лейтгольда, посадилъ егеря подъ арестъ.

Такимъ образомъ, сидлъ онъ у себя въ кабинет, возвратившись съ собранія, и, закрывъ лицо руками, обдумывалъ все, что говорило за и противъ этого ршенія.

Празднество въ замк Левентруцъ, на которое онъ также былъ приглашенъ, не могло дать возможности тайно переговорить съ хозяиномъ замка, поэтому ректоръ ршился не отправляться по этому приглашенію, а написать графу и просить его о свиданіи, которое тотъ назначилъ бы ему на слдующій день.

Расположеніе духа ректора было таково, что онъ не въ состояніи былъ идти на какое бы то ни было празднество, къ тому же, онъ не любилъ охоты и гораздо боле предпочиталъ кабинетныя занятія. Но онъ крайне уважалъ графа и любилъ его общество, если имлъ возможность провести вечеръ въ кругу избранныхъ друзей графа.

Извинительное письмо, съ прибавленіемъ къ нему просьбы, было уже запечатано и ректоръ глядлъ въ окно, думая, кого выбрать посломъ.

Въ эту минуту взглядъ его упалъ на Юдифь, которая сидла на двор, на краю колодца, погруженная въ мрачную задумчивость, окруженная цлой толпой собравшихся вокругъ птицъ, пристально глядя въ землю, она не обращала вниманія на то, что происходило вокругъ и мысли ея, казалось, были далеко. Страшная судьба молодой двушки заставляла ее казаться старше, чмъ она была въ дйствительности. Но ея ввалившіяся щеки и сверкающій взглядъ внушали каждому скоре страхъ, чмъ состраданіе.

Посл долгаго ожиданія, видя, что на дворъ никто не выходитъ, ректоръ, наконецъ, ршился послать еврейку въ комнату для прислуги, гд вс, очевидно, собрались на молитву, чтобъ вызвать кого нибудь. Какъ вдругъ ему пришло въ голову, что, можетъ быть, онъ не найдетъ боле быстраго посла, чмъ сама Юдифь.

— Юдифь! крикнулъ онъ.

Двушка подняла голову и оглядлась вокругъ, точно проснувшись, потомъ поспшно вскочила и разогнала птицъ,

— Чувствуешь ли ты себя достаточно сильной, чтобъ отнести это письмо въ замокъ Левентруцъ.

Глаза Юдифи сверкнули и она быстро протянула руку.

— Да, господинъ. Прикажете сегодня же принести отвтъ?

— Нтъ, только постарайся найдти самого графа. Ступай. Вся прислуга на молитв, она утомилась посл трудовъ, тогда какъ ты сидишь здсь, ничего не длая. Не слдуетъ предаваться праздности, она внушаетъ дурныя мысли. Отчего ты не работаешь? Ты больна?

— Нтъ, господинъ, я достаточно сильна, чтобъ сдлать то, что вы прикажете. Но я не могу сидть въ кухн, у очага. Я не знаю, куда дваться отъ жара. Въ лсу, гд я похоронила отца, прохладно и спокойно. Когда я передамъ графу ваше письмо, я подожду тамъ до утра, потому не безпокойтесь, если Юдифь не вернется сегодня ночью.

Казалось, двушка была чмъ-то особенно взволнована.

Ректоръ съ удивленіемъ поглядлъ на нее, но она опустила глаза и избгала его взгляда.

— Давайте же, поспшно сказала она. Вечеръ наступаетъ и, прежде чмъ солнце зайдетъ за деревья, я пройду уже больше полдороги.

Она схватила письмо и поспшными шагами пройдя черезъ дворъ, быстро исчезла изъ глазъ.

Волнуемый страннымъ чувствомъ, оставилъ ректоръ свой кабинетъ и поднялся во второй этажъ. Онъ ршился удалить Юдифь изъ дома и послдовать, такимъ образомъ, благоразумнымъ совтамъ сестры, которая уже давно была недовольна присутствіемъ жидовки.

Въ это же время, въ тотъ же день, въ замк Левентруцъ давался парадный обдъ. Въ комнатахъ прекрасной графини Беллы было тихо и пустынно. Фрейленъ фонъ-Нольде была въ отсутствіи, въ институт на гор, и графини Левентруцъ также не было въ комнат Беллы, такъ что въ этотъ день у больной красавицы не было ея обычныхъ собесдницъ. Вслдствіе этого, она имла тмъ боле причинъ быть недовольной своей новой горничной, которая не умла достаточно хорошо ухаживать за ея любимой собачкой, Зефиромъ. Это важное обстоятельство сильно разстроило расположеніе духа прекрасной графини, къ этому присоединилось еще то, что духота въ комнат не могла быть освжена чрезъ открытыя окна, такъ какъ со двора доносился громкій шумъ, который слишкомъ разстроилъ бы слабые нервы дамы, если бы она ршилась позволить открыть окна.

Лицо Беллы раскраснлось отъ гнва и глаза метали молніи.

— Зефиръ! мой милый, говорила графиня, насъ съ тобой оставили. Теб не нравится даже и да, мой единственный, врный другъ.

Собака потянулась и снова легла на шелковую подушку.

Снова наступило молчаніе.

Вдругъ, графиня сла. Казалось, ей пришла въ голову новая мысль.

Она поспшно позвонила и въ дверяхъ показалось улыбающееся лицо новой вестфальской горничной.

— Анна-Марія, позови ко мн юнкера Балдуина, приказала Белла. Иди скоре, онъ въ банкетной зал.

Анна-Марія простояла нсколько мгновеній въ нершимости, затмъ отвчала:

— Его нтъ въ зал. Но за то Бабетта ждетъ на двор.

— А! горничная Герты. Хорошо, впусти ее, и пойди найди мн юнкера. Поди ко мн ближе, сказала она добродушнымъ тономъ, когда вошла Бабетта. Совсмъ ближе, изъ-за шума на двор я не слышу, что ты говоришь… Молчи, Зефиръ, прибавила она, обращаясь къ залаявшей собачк. Лежи на подушк. А ты, Бабетта, поболтай со мною, пока вернется юнкеръ. Это хоть немножко развлечетъ меня. Мое здоровье такъ слабо, что я не могу выходить изъ комнатъ, я не могу переносить шума и съ нетерпніемъ жду, когда, наконецъ, возвратится фрейленъ Герта.

Въ эту минуту Бабетта вынула изъ кармана и подала Белл сложенную записку.

Графиня поспшно схватила ее и едва прочла написанныя на ней нсколько строчекъ, какъ вдругъ поспшно вскочила съ мста, уронивъ съ колнъ расположившагося на нихъ Зефира, и, забывъ свою слабость, поспшно начала ходить взадъ и впередъ.

— Ты знаешь, что тутъ написано? спросила она, остановившись предъ Бабеттой.

— Какъ могу я это знать, улыбаясь отвчала та.

— Теперь я должна сію минуту говорить съ юнкеромъ, прошептала графиня. Боже мой! какъ долго онъ не идетъ. Графъ Эбергардъ превратилъ нашъ замокъ въ домъ умалишенныхъ.

Она поспшно позвонила, но на звонокъ никто не явился.

Она застонала отъ гнва и раздраженія.

— Иди, сказала она, и скажи твоей госпож, что ее обманули, что моего брата, благороднаго юнкера Балдуина, несправедливо обвиняютъ, чтобъ разлучить его съ твоей барышней, что я выведу эту ложь на чистую воду.

— Чтобъ разлучить юнкера Балдуина съ моей барышней? прошептала Бабетта. Мн кажется, что трудно двумъ людямъ стоять другъ отъ друга дальше, чмъ они. Этого только не доставало, чтобъ моя овечка вышла за волка! Я лучше хотла бы…. Но храни васъ Богъ, графиня, я же должна уйти до наступленія вечера.

Графиня разорвала письмо на мелкіе клочки и бросила ихъ Бабетт.

— Боже мой! это ужасно! вскричала она. Разв возможно поврить, чтобъ мой братъ ршился участвовать въ какомъ-то заговор со всякой сволочью. Малютка, кажется, помшалась. Конечно, правда, что Балдуинъ тратитъ ужасныя суммы и никогда не держитъ своихъ общаній относительно ихъ возвращенія, но, Боже мой! это ничто иное, какъ забывчивость, но онъ всегда такъ веселъ, такъ уменъ и забавенъ, что я люблю его больше всхъ. Его рыцарское поведеніе выдвигаетъ его изъ среды ему равныхъ. А какъ онъ заботится о сестр, тогда какъ Эбергардъ почти не обращаетъ на меня вниманія.

Черезъ нсколько минутъ явилась Анна-Марія, съ ракраснвшимся отъ жара лицомъ, и объявила, что юнкеръ Балдуинъ ухалъ еще прошлую ночь вмст съ лейбъ-егеремъ и никто не знаетъ куда.

— Убирайся! сказала графиня, махнувъ рукой, меня раздражаетъ твое лицо.

И она съ досадой повернулась къ стн.

Но вдругъ она смясь всплеснула руками.

— Боже мой! Зефиръ, сказала она, что ты тутъ сдлалъ?

Ея досада мгновенно исчезла.

Дйствительно, Зефиръ лежалъ, окруженный цлой кучей пожелтлыхъ листовъ. Бдное животное скучало, такъ же какъ его госпожа, и, привыкнувъ считать за ничто все, лежавшее на ковр, разорвало брошенный на полъ графинею молитвенникъ. Вырвавъ вс листы, Зефиръ трудился надъ толстымъ пергаментнымъ переплетомъ, какъ вдругъ Бабетта бросилась къ нему и, тихо браня собаку, собрала листы къ себ въ подолъ.

Когда Бабетта, простившись съ Анной-Маріей, собиралась уходить, она увидала, что ея уходу мшаетъ новое происшествіе.

Вся прислуга стояла, собравшись вокругъ Юдифи, закидывая ее вопросами, для чего она явилась въ замокъ.

— Скажите мн только, гд я могу найти графа, говорила еврейка, задыхаясь отъ усталости, обращаясь къ одному изъ лакеевъ.

— Если теб нужно его видть, отправляйся къ павильону, въ лсу, они охотятся тамъ на фазановъ. Но, стой, лейбъ-егерь уже вернулся, передай ему твое порученіе. Можетъ быть, при вид тебя, онъ почувствуетъ раскаяніе и возьметъ тебя съ собою на лошади въ лсъ.

— Меня прислалъ ректоръ и я тороплюсь, возразила Юдифь. Скажите мн, гд лейбъ-егерь?

— Онъ пошелъ теперь въ арсеналъ.

— Скажите мн, гд онъ?

— Въ западной башн, подъ комнатой графини Глейенъ.

Глаза еврейки снова сверкнули и она поспшно сказала:

— Вотъ, возьмите записку, если я не найду егеря, то передайте ее вмсто меня. Вы преданы вашему господину. Я не могу идти въ горы, это слишкомъ далеко для моихъ усталыхъ ногъ. Прощайте.

Она повернулась и поспшно пошла по направленію къ западной башн.

— Не туда, крикнулъ одинъ изъ лакеевъ, тамъ нтъ выхода на дорогу.

Но Юдифь не обратила никакого вниманія на его слова и скоро исчезла изъ глазъ присутствующихъ.

— Она идетъ къ графин, сказалъ тогда дворецкій. Вроятно, у нея есть къ ней какое нибудь посланіе отъ институтскихъ дамъ. Но графиня въ дурномъ расположеніи духа, ея горничная бгала по всему дому, розыскивая юнкера Балдуина, который еще вчера, вооруженный съ ногъ до головы, ухалъ изъ замка. Клянусь Богомъ, съ нкотораго времени здсь происходятъ такія вещи, которыхъ благочестивый христіанинъ не въ состояніи объяснить себ.

Съ этими словами, дворецкій прощался съ Бабеттой, протягивая ей руку на прощаніе.

— Да, Богу извстно, сказала она, что со смертью Курта, нтъ человка, который могъ бы съ одного взгляда разузнать, въ чемъ дло.

* * *

Между тмъ, Юдифь вошла въ паркъ и, не доходя недалеко до западной башни, остановилась, тяжело дыша. Ея блдное лицо сдлалось еще блдне, безцвтныя губы были крпко сжаты, и она торжествующимъ взглядомъ глядла на блестящій, длинный ножъ, который держала въ рукахъ.

Затмъ, она снова взглянула на окна западной башни, которыя были ярко освщены лучами заходящаго солнца.

— Да поможетъ мн Іегова и Аббадонъ! прошептала она. Я не сдлалась христіанкой и хочу отвратить отъ своей головы проклятіе отца, который лишился жизни изъ-за меня, я отниму жизнь у его убійцы, какъ завщалъ мн отецъ умирая, я сдлаю это безъ страха и раскаянія, такъ какъ я ненавижу его, точно семь египетскихъ казней, и избавлю свтъ отъ измнника… Да, онъ измняетъ своему господину. Я видла своими глазами, какъ онъ ночью выноситъ оружіе изъ арсенала, и передаетъ его разной сволочи. Если онъ не длаетъ ничего дурнаго, то къ чему выноситъ онъ оружіе потихоньку, чрезъ маленькую дверь? Я могла бы сказать объ этомъ ректору или графу, но приказаніе мертвеца запрещаетъ мн сдлать это. Гои должны уничтожать другъ друга. Я должна обманывать ихъ и, убивъ убійцу моего отца, я не хочу ничего длать на пользу христіанъ. Но я сама не хочу оскорблять и губить ихъ, я лучше готова сжечь мои руки, только этого одного я ненавижу, такъ какъ онъ отнялъ у меня мою единственную поддержку.

Такія мысли толпились въ голов Юдифи, она вдругъ выпрямилась и глядла предъ собой взглядомъ леопарда, бросающагося на добычу. Затмъ, она, какъ стрла, помчалась чрезъ кусты и чрезъ мгновеніе остановилась предъ маленькой дверью въ башню, скрытой кустами.

Въ это мгновеніе старая, заржавленная желзная дверь въ подземелье башни отворилась, появились длинныя, худыя руки, несшія большую охапку ружей, и положившія ихъ на траву, чрезъ нсколько мгновеній худая фигура Юдифи, скользнула въ открытую дверь. Съ кинжаломъ въ рукахъ, удерживая дыханіе, стояла она въ узкомъ, темномъ корридор, ведшемъ въ подземелье. Фонарь слабо освщалъ корридоръ.

Двушка тихонько сняла башмаки и осторожно пошла дальше.

Лейтгольдъ стоялъ, разсматривая пару пистолетовъ, которые собирался заткнуть за поясъ.

Юдифь пошла впередъ.

Ужасный ударъ кинжала долженъ былъ поразить на смерть лейбъ-егеря. Но, казалось, онъ былъ духомъ этого подземелья, застрахованнымъ отъ всякой попытки убить его, такъ какъ кинжалъ сломился объ него пополамъ и со звономъ упалъ на полъ, тогда какъ Юдифь въ то же мгновеніе почувствовала, что сильныя руки схватили ее. Испугъ совершенно парализовалъ ея силы и она, какъ безумная, глядла на насмшливое лицо своего противника, тогда какъ онъ крпко сжималъ ея худыя руки.

— Такъ это ты!.. И твоя угроза убить меня была не шутка, смясь сказалъ онъ. Дура! я покончу съ тобою разъ навсегда и здсь никто не помшаетъ мн отправить тебя туда же, куда я отправилъ твоего отца. Посмотри, ты хотла убить меня, глупая двчонка, но не подумала, что люди моего сорта, имющіе основаніе бояться за свою жизнь, такіе люди умютъ быть настолько предусмотрительными, что носятъ кольчуги, отъ которыхъ отскакиваютъ всякіе удары кинжала.

Лейтгольдъ потащилъ двушку впередъ, но она защищалась всми силами. Она вспомнила разсказы прислуги объ ужасной подземной тюрьм, въ которой много лтъ тому назадъ совершались ужасныя злодянія. Говорили, что эта тюрьма на нсколько саженъ ниже поверхности земли, и что жертва, брошенная туда, можетъ жить нсколько времени, среди ужасныхъ гадовъ, жертвою которыхъ наконецъ длается. Мысль объ этомъ, какъ молнія, мелькнула въ голов Юдифи, волосы дыбомъ стали у нея на голов отъ ужаса и сердце перестало биться. Но она не произнесла ни слова. Она чувствовала, что, не смотря на все ея сопротивленіе, Лейтгольдъ скоро справится съ нею.

— Я не прошу, чтобъ ты пощадилъ меня, прошептала она, только убей меня сразу.

Лейтгольдъ на мгновеніе выпустилъ ее, но только для того, чтобъ сейчасъ же схватить еще крпче.

Вдругъ эта сцена освтилась яркимъ свтомъ, и въ отверстіи маленькой боковой двери, на верху длинной лстницы, появилась графиня фонъ-Левентруцъ, съ серебрянымъ подсвчникомъ въ рук.

— Что тутъ такое? Я слышала говоръ. Гд вы? надо скоре выносить оружіе, пока еще не поздно. Вы, кажется, съ ума сошли, прибавила она, увидвъ, въ чемъ дло, что вамъ сдлала двушка?

— Она хотла убить меня, графиня, и я теперь хочу поступить съ нею такъ же, какъ она хотла поступить со мною.

— Отпустите ее сейчасъ же. Теперь не время думать о мщеніи, надо скоре доставить оружіе въ горы, пока не вернулся мой супругъ. Малйшее промедленіе опасно, и намъ можетъ не представиться такого удобнаго случая. Говорю вамъ, отпустите ее.

Графиня нетерпливо топнула ногой, и глаза ея гнвно сверкнули.

Тогда Лейтгольдъ оттолкнулъ отъ себя двушку, но вынулъ изъ-за пояса пистолетъ и прицлился въ Юдифь.

— Вы съ ума сошли! крикнула графиня. Или вы хотите собрать сюда людей вашимъ выстрломъ? Княгини Липпе будутъ вамъ очень благодарны за это.

Лейтгольдъ съ громкимъ проклятіемъ, опустилъ оружіе. Но, прежде чмъ уйти, онъ повернулся къ двушк, упавшей на колни и закрывшей лицо руками.

— На сегодня ты отдлалась дешево, сказалъ онъ, но берегись еще разъ встртиться со мною. Я убью тебя, какъ бшеную собаку, и даже графиня не въ состояніи будетъ защитить тебя.

Сказавъ это, онъ взялъ свой фонарь и быстро исчезъ въ узкомъ корридор.

Взволнованная пережитой, ужасной минутой, Юдифь все еще стояла на колняхъ. Вдругъ она почувствовала, что рука графини опустилась ей на плечо.

— Ступай отсюда, сказала она, и иди скоре. Ты не можешь оставаться здсь доле.

Юдифь медленно поднялась, собрала распустившіеся волосы и повернулась, чтобъ удалиться.

— Погоди немного, прибавила графиня, не забудь, что я теб скажу. Тебя привлекла сюда жажда мщенія, ты узнала этотъ входъ, извстный только посвященнымъ. Если ты скажешь объ этомъ хоть одно слово, я безжалостно отдамъ тебя въ руки твоего врага.

Юдифь молча кивнула головою.

— Что заставило тебя поступить такимъ образомъ, продолжала графиня. Можетъ быть, Лейтгольдъ обманулъ тебя?

— Изъ-за себя я не стала бы убивать его, отвчала двушка, улыбнувшись своими блдными губами. Но я поклялась сдлать это на груди умирающаго отца. Я ненавижу убійцу, отнявшаго у меня мою единственную поддержку, сдлавшаго несчастной навсегда дочь Самуила Баруха.

Казалось, что у ногъ графини вдругъ разверзлась пропасть. Она глядла на двушку широко раскрытыми, испуганными глазами.

Затмъ она сдлала нсколько шаговъ впередъ, подсвчникъ дрожалъ у нея въ рук, но она высоко подняла его, и яркій свтъ освтилъ съ головы до ногъ одтую въ бархатъ и драгоцнности знатную даму, приготовившуюся, въ праздничномъ костюм, встртить возвращающагося супруга и блистать за ужиномъ, но тотъ же самый свтъ освтилъ грубо одтую еврейку, стоявшую предъ знатной дамой, съ распущенными волосами и въ разорванномъ плать, какъ изображеніе горя и нищеты.

Юдифь почувствовала, какъ графиня дотронулась до ея руки дрожащей рукою.

— Ты сказала Самуила Баруха? тихо прошептала графиня. Ты его дочь?… Но что я говорю, разв мало евреевъ, носящихъ это имя? Говори скоре: онъ никогда не жилъ въ этой стран, и ты родилась далеко, далеко отсюда?

— Нтъ, печально сказала Юдифь, здсь наша родина. Мой отецъ провелъ въ несчастій многіе годы, изъ-за своей измнницы жены, богатый Барухъ превратился въ бдняка. Здсь онъ нашелъ смерть отъ руки убійцы, и вы сами защитили человка, убившаго его.

Графиня съ громкимъ крикомъ схватилась за сердце.

— Да, прошептала она, твоя правда, твоя мать измнница. Вся ея жизнь была ложь, и грховная любовь сдлала ее преступницей. О! эта любовь была сильне той, которая называется материнской любовью!

Юдифь устремила свой печальный, полубезумный взглядъ на красавицу графиню.

— Что вы знаете о моей матери? тихо сказала она, знатная, богатая христіанка не можетъ имть ничего общаго съ гршницей-еврейкой, которая изъ-за богатаго гоя оставила домъ своего супруга и своего беззащитнаго ребенка.

— Хочешь ли ты снова найти твою мать и простишь ли ты ее?

— Нтъ, рзко сказала Юдифь. Я не въ состояніи была бы снять съ ея души проклятіе Самуила Баруха и отдать ей мое сердце, которое она оттолкнула отъ себя, и которое отъ несчастій сдлалось злымъ и ожесточеннымъ, нтъ, я не хочу ее видть, такъ какъ я всегда помню о ея позор.

Въ мрачномъ взгляд графини, выражалось отчаяніе, смшанное съ раскаяніемъ и состраданіемъ. Подсвчникъ звеня упалъ на землю, и обихъ женщинъ окружила мрачная ночь.

Долго все было тихо, затмъ вдругъ раздался дрожащій голосъ:

— Поди сюда, Юдифь, мое бдное дитя.

И нжныя руки обняли двушку за шею.

— Поди сюда. Твоя мать хочетъ исправить то, что она сдлала противъ тебя.

Нжныя руки гладили растрепанные волосы и на мгновеніе Юдифь, какъ очарованная, опустила голову на плечо графини.

— О! я лучше бы хотла лежать внизу въ тюрьм, между змями, прошептала она, падая безъ чувствъ.

Снаружи раздались громкіе звуки роговъ, лай собакъ, крики охотниковъ и звонъ оружія.

Со смхомъ и шутками поднимались прізжіе гости по ступенямъ подъзда, а чрезъ нсколько мгновеній, собрались въ банкетной зал.

— Что это, Мельхіоръ? спрашивалъ графъ, обращаясь къ дворецкому. А! записка отъ ректора. Я знаю, въ чемъ дло: нашъ добрый ректоръ, какъ это съ нимъ часто случается, извиняется множествомъ длъ. Ну, мн очень жаль, я былъ бы радъ видть его у себя, но нечего длать, завтрашняя охота и общая шахматная игра обойдутся и безъ него.

Сказавъ это, графъ, не распечатывая записку, положилъ ее въ карманъ.

— Скажи графин, что мы ждемъ ее къ ужину, Мельхіоръ, пошли къ ней пажа. А вы, господа, слдуйте за мною, такъ какъ утомленіе сегодняшняго дня должно удвоить нашъ аппетитъ.

Хорошее расположеніе графа омрачилось на мгновеніе, когда вернувшійся чрезъ нсколько минутъ пажъ объявилъ ему, что графиня нездорова.

— Женскіе капризы! мы это знаемъ, пробормоталъ графъ, обращаясь къ Путкаммеру. Мы привыкла не видться съ нею по цлымъ днямъ, но мн не нравится, что она позволяетъ себ оскорблять моихъ гостей и я сумю показать ей свое неудовольствіе.

Разговоръ на этомъ покончился и отсутствіе единственной дамы сдлало ужинъ еще непринужденне.

Въ то время, когда гости веселились, недалеко отъ нихъ страдала человческая душа.

Хозяйка замка спокойнымъ и кроткимъ голосомъ передала вошедшему пажу свое извиненіе, тогда какъ за мгновеніе предъ тмъ, она оттолкнула ногою брилліантовое ожерелье, которое сорвала съ себя, точно оно жгло ее. Это было герцогское украшеніе, которое она сегодня, на зло канцлеру и для того, чтобъ сбить его съ толку, снова надла на себя.

Когда пажъ удалился, она опустилась въ кресло и неподвижно глядла предъ собою. Только поминутно измнявшееся выраженіе ея блднаго лица указывало на внутреннюю борьбу демоновъ тьмы съ ангелами свта, и зми отчаянія терзали сердце несчастной.

— О! Боже!.. стонала она. Все, все напрасно. Что можетъ доставить мн миръ — ничто, кром вчнаго забвенія!..

Вдругъ она вскочила.

Въ корридор послышались шаги.

— Простите, графиня, раздался изъ корридора голосъ пажа. Но какая-то дама, подъ густымъ вуалемъ, непремнно желаетъ васъ видть по важному длу. Она не хочетъ сказать свое имя.

Графиня провела рукою по глазамъ.

— О! я и забыла, что он тамъ, въ институт, имютъ на меня право, прошептала она. Вроятно, княгиня Липпе въ нетерпніи присылаетъ ко мн кого нибудь.

Она встала и махнула рукой.

Пажъ исчезъ.

Тогда графиня, наклонясь, подняла съ полу ожерелье и бросила его на столъ, гд лежали другія драгоцнности.

— Простите меня, графиня, раздался чрезъ нсколько мгновеній въ дверяхъ звучный голосъ, простите, что я явилась къ вамъ въ домъ такъ поздно.

Съ этими словами графиня Цаваки подняла вуаль.

— Поспшный отъздъ настоятельницы, продолжала она, который будетъ имть мсто завтра рано утромъ, не позволяетъ мн избрать другаго времени, такъ какъ я сопровождаю принцессу, и въ то же время мн необходимо до отъзда переговорить съ вами по одному важному длу, я пріхала по поводу украшенія, которое я прошу васъ возвратить мн обратно за ту цну, которой оно дйствительно стоитъ.

Въ сильномъ смущеніи, не будучи въ состояніи произнести ни слова, графиня взяла украшеніе, лежавшее предъ нею. Матовый свтъ фонаря, висвшаго на потолк, слабо освщалъ лица обихъ женщинъ, тмъ не мене, взглядъ Елизаветы не только замтилъ страшный безпорядокъ въ комнат, но точно также и разстройство хозяйки, выражавшееся во всей ея фигур.

— Да… да, берите эту драгоцнность, графиня, поспшно прошептала она. Съ тхъ поръ, какъ я ее купила, она приноситъ мн несчастье. Берите ее. Деньги мн не нужны, отдайте ихъ бднымъ, мои руки никогда не прикоснуться къ этому золоту. Возьмите ихъ обратно вмст со шкатулкой, въ которой лежали купленныя мною драгоцнности, и которую я передамъ вамъ сейчасъ.

Графиня позвонила.

Въ комнату вошелъ пажъ, держа свчи въ обихъ рукахъ.

Хозяйка дома сдлала ему знакъ слдовать за нею.

Елизавета осталась, пораженная страннымъ поведеніемъ графини, и съ удивленіемъ глядла ей вслдъ. При яркомъ свт свчей, лицо графини Левентруцъ казалось смертельно блднымъ.

Отворивъ дверь, графиня вышла въ сосднюю комнату.

Но чье улыбающееся лицо глядло изъ-за мрачной фигуры хозяйки дома, и выглядывало изъ золотой рамы, какъ живое? Украшенные цвтами, золотистые волосы окружали прелестное, женское личико, маленькія руки были небрежно сложены на колняхъ, а глаза глядли вдаль, съ задумчивой улыбкой.

— Валеска!… невольно вскричала Елизавета.

Графиня Левентруцъ вздрогнула.

— Кто называетъ здсь это имя?

— Простите меня, графиня, прошептала Елизавета, но скажите мн, ради Бога, жива ли та дама, портретъ которой я вижу?

— Это первая супруга моего мужа, мрачно отвчала графиня.

Елизавета почти безъ чувствъ упала въ кресло, маленькій миніатюрный портретъ, приложенный къ запискамъ молодаго несчастнаго монаха, былъ врной копіей съ этого портрета.

И такъ, несчастный, перенесшій такое ужасное обращеніе, былъ сынъ Валески, сынъ и наслдникъ графа — племянникъ Елизаветы.

Но какъ могло случиться, что графъ оставилъ безнаказаннымъ такое ужасное обращеніе съ сыномъ?

Эти мысли толпились въ голов графики. Она говорила себ, что тутъ скрывается какая-то мрачная тайна, о которой графъ, вроятно, не знаетъ.

Забывъ совершенно цль своего посщенія, она стояла не спуская глазъ съ портрета.

Въ эту минуту къ ней подошла графиня Левентруцъ.

— Вотъ то, что вы желали получить, сказала она. Я никогда еще не отдавала съ такимъ легкимъ сердцемъ ни одного украшенія.

Елизавета молча поклонилась и взяла шкатулку чернаго дерева, въ которой лежало сокровище.

Она хотла еще узнать, былъ ли наслдникъ графа сыномъ Валески или же сыномъ второй жены. Но утомленный, безжизненный взглядъ графини удержалъ Елизавету отъ всякихъ вопросовъ и она нершительно удалилась.

У дверей ее встртилъ канцлеръ въ дорожномъ костюм.

— Позвольте мн, графиня, сказалъ онъ, присоединиться къ числу лицъ, сопровождающихъ ваши носилки. Я услышалъ о вашемъ прибытіи и, такъ какъ намъ съ вами хать по одному пути, то вы позволите мн увеличить число сопровождающихъ васъ всадниковъ моей свитой, такъ какъ можно опасаться нападенія въ горахъ, гд собралось множество бродягъ, число которыхъ, не смотря на вс мры, все увеличивается.

Елизавета поклонилась и, въ сопровожденіи канцлера, спустилась съ лстницы.

Внизу, въ сняхь, ее ожидали остальные гости и самъ графъ низко поклонился ей.

— Ваше посщеніе можно назвать почти таинственнымъ, любезно сказалъ Эбергардъ, къ сожалнію, вы избрали для посщенія такое время, когда мы были заняты гостями.

Вдругъ новая идея мелькнула въ голов Елизаветы.

— Позвольте мн, благородный рыцарь, сказала она, попросить у васъ совта относительно одного таинственнаго событія. Но такъ какъ въ настоящее время вамъ, можетъ быть, неудобно разговаривать со мною, то я прошу васъ прочесть бумаги, которыя я завтра пришлю вамъ, прочесть ихъ, какъ можно скоре, и когда я возвращусь, то попрошу у васъ разршенія этой загадки.

Сказавъ это, она протянула руку, которую графъ почтительно поцловалъ, затмъ подобрала платье и быстро пошла къ носилкамъ, ожидавшимъ ее у дверей.

Въ свою очередь, Путкаммеръ, поцловавшись со своимъ другомъ и его сыномъ и пожавъ руки остававшимся гостямъ, помогъ графини ссть въ носилки и закрылъ дверцы. Всадники окружили носилки полукругомъ, факельщики пошли впередъ и все шествіе двинулось чрезъ мостъ на дорогу.

— Странная женщина, улыбаясь сказалъ графъ, она требуетъ отъ меня разршенія какой-то загадки, а между тмъ, сама она загадочне всхъ… Ну, господа, я совтую вамъ отправиться по своимъ комнатамъ, такъ какъ завтра мы рано демъ въ горы. Кром того, предъ завтракомъ надо будетъ осмотрть собакъ. Ты, Стефанъ, выберешь себ самыхъ лучшихъ… Ноя совсмъ и забылъ, гд Балдуинъ и его егерь? сколько мн кажется, его не было уже за обдомъ. Если онъ не вернется до полуночи, то надо будетъ отправиться розыскивать его, ты, Фридолинъ, оставайся караулить, тогда какъ мы вс пойдемъ отдохнуть. Очень можетъ быть, что чрезъ часъ намъ снова придется ссть на коней.

Графъ раскланялся съ гостями, поцловалъ сына въ лобъ и отправился немного отдохнуть.

Въ то время, какъ графу снились дурные сны, въ которыхъ его жена и придворная дама Курляндской принцессы играли большую роль, на опушк лса, въ древесныхъ пняхъ, сидли двое.

Лунный свтъ, проникавшій сквозь листья, освщалъ ихъ головы и въ нихъ легко можно было узнать юнкера Балдуина и его лейбъ-егеря.

Обыкновенно полузакрытые глаза юнкера были широко открыты и онъ внимательно слушалъ разсказъ егеря.

— Да, баринъ, говорилъ Лейтгольдъ, продолжая, свой разсказъ, я могъ бы безъ шума разбить ей голову, но графиня съ гнвомъ топнула ногой. Но я сдержу свое слово: какъ только эта жидовка попадется мн на глаза, я съ ней покончу… Но, слушайте дальше. Едва успли мы отнести оружіе въ безопасное мсто, какъ у воротъ появилась вся охота и я поспшилъ сюда, къ вамъ. Роковая минута настала, графъ, настоятельница рано утромъ оставляетъ институтъ, а вечеромъ мы соберемся въ старыхъ развалинахъ, сторонники Липпе дадутъ намъ сигналъ съ другой стороны и мы посмотримъ, кто запретитъ Лейтгольду войти во дворъ института… Разв только самъ чортъ. Я былъ бы очень радъ, если бы они стали сопротивляться, тогда, по крайней мр, я имлъ бы случай разбить ихъ широкіе курляндскіе лбы. Завтра у насъ будетъ работа и я завоюю себ у новой настоятельницы мсто привратника.

Глаза Лейтгольда налились кровью, а юнкеръ съ испугомъ попятился.

— Эта работа меня не радуетъ, со вздохомъ сказалъ онъ, такъ какъ я не люблю бывать тамъ, гд разбиваютъ головы. Я люблю миръ и спокойствіе, я привыкъ къ жизни въ довольств, которое, какъ ты знаешь, длаетъ людей мягче. Если бы я не далъ слово Липпе, то, клянусь Богомъ! я ни за что не впутался бы въ это дло.

— Трусъ! съ досадою прошепталъ Лейтгольдъ.

Затмъ, онъ снова повернулся къ юнкеру и заговорилъ рзкимъ голосомъ:

— Я не знаю ничего о томъ, какъ жизнь въ довольств длаетъ человка мягкимъ, такъ какъ я никогда не зналъ довольства, никогда не видалъ другихъ ласкъ, кром толчковъ, насмшекъ и ударовъ, а такое обращеніе длаетъ изъ мыслящаго человка, который при томъ не трусъ, то, что я есть.

— Да, да, я увренъ, что ты можешь убить человка, не моргнувъ, если ты его ненавидишь, или если этого требуетъ твоя выгода, отвчалъ юнкеръ, сбивая пыль хлыстомъ съ своихъ блестящихъ охотничьихъ сапогъ.

— Меня этому учили съ дтства, мрачно отвчалъ егерь. Мой господинъ рзалъ живыхъ собакъ, онъ вырзывалъ у нихъ у живыхъ сердце, ослплялъ птицъ и другихъ животныхъ въ честь хирургіи и когда десяти лтній мальчикъ плакалъ, видя страданія несчастныхъ животныхъ, то въ наказаніе онъ долженъ былъ самъ длать то же. Мой господинъ всовывалъ ножъ въ мою маленькую руку и руководилъ ею. Мало-помалу я примирился съ этимъ, пересталъ чувствовать состраданіе и, чмъ больше закалялось мое сердце, чмъ ясне становился мой взглядъ, тмъ сильне были мои кулаки, и, въ то же время, я стремился сдлаться ученымъ, не смотря на мое низкое положеніе. Впослдствіи я понялъ, что благочестіе заключается въ наружности, и научился обманывать глупцовъ благочестивымъ видомъ. Вы знаете, какой успхъ имло это въ институт, юнкеръ… Не думайте, чтобы я говорилъ все это съ цлью выставить себя предъ вами въ особенномъ свт,— нтъ, вы единственный человкъ, предъ которымъ я не хочу притворяться, точно также, какъ графиня единственная женщина, которая можетъ располагать мною и длать изъ меня все, что угодно, такъ какъ я чувствую, что т же самые демоны, которые терзаютъ меня, воодушевляютъ и ее ко всему злому. Было время, когда я былъ такъ глупъ, что преклонялся предъ женской кротостью. Но это давно прошло. Клянусь Богомъ, только тотъ дйствительно человкъ, кто сумлъ подняться изъ ничего, какъ я, и вы, если бы хотли, могли бы многому у меня научиться.

— Вы, кажется, съ ума сходите, сказалъ юнкеръ, намъ пора хать. Я долженъ быть дома до полуночи. Я боюсь, что насъ могутъ схватиться. Вы тщеславный дуракъ, что смете говорить про графиню, будто она вамъ равная. Берегитесь слишкомъ высоко поднимать глаза.

— Къ чему вы переиначиваете мои слова по своему. Впрочемъ, что касается знатности, то съ нею часто случаются странныя вещи. Графиня Горнъ знаетъ одного стараго арфиста изъ Уффельна, который поетъ странныя исторіи и баллады, и съ тхъ поръ, какъ однажды вечеромъ, этотъ арфистъ проплъ свои псни предъ графиней Левентруцъ, какъ ему приказала графиня Горнъ, съ тхъ поръ, говорю я, графиня Горнъ иметъ такую власть надъ нашей госпожей, что сдлала изъ нея игрушку въ своихъ рукахъ. Не правда ли, это для васъ ново, мой знатный господинъ?

Юнкеръ вскочилъ.

— Въ чемъ заключается содержаніе той псни, которую проплъ старый арфистъ?

Егерь таинственно засмялся.

— Если бы вы узнали содержаніе этой псни, то завтра же снова сдлались бы богатымъ наслдникомъ и остались бы имъ навсегда.

Юнкеръ недоврчиво поглядлъ на егеря, затмъ съ гнвомъ вскричалъ:

— Если ты будешь играть мною, то, клянусь дьяволомъ! я задушу тебя, соблазнитель!

— Если вы не хотите, то я ничего не сказалъ, равнодушно возразилъ егерь. Я не соблазнитель, я только говорю вамъ, что вы можете надяться, Юному наслднику придется ждать еще долго, такъ какъ его отецъ здоровъ и крпокъ, какъ старый дубъ. Мало ли какое можетъ случиться несчастіе… какой-нибудь неудачный выстрлъ на охот… паденіе въ пропасть… Подобные случаи бывали со многими наслдниками… Но ваша сестрица, вроятно, уже соскучилась безъ васъ, садитесь на лошадь, юнкеръ, и демъ домой.

Оба молча похали рядомъ, каждый былъ погруженъ въ свои мысли, но у юнкера не выходили изъ головы слова егеря: ‘Мало ли какое можетъ случиться несчастіе… какой нибудь неудачный выстрлъ на охот… паденіе въ пропасть.’

А между тмъ, завтра была назначена большая охота на животныхъ и на людей, на имущество и на честь.

Юнкеръ испугался своихъ собственныхъ мыслей, ударилъ по лошади и поскакалъ впередъ.

Лейтгольдъ остановился на нсколько мгновеній на небольшомъ возвышеніи, такъ какъ лошадь его не хотла идти впередъ.

— Впередъ! крикнулъ онъ.

Тогда на холм поднялась какая-то фигура и лошадь снова бросилась впередъ.

Легкій испугъ заставилъ вздрогнуть всадника, не сказавъ ничего о случившемся, онъ догналъ юнкера, они были недалеко отъ замка и направо отъ нихъ лежалъ прудъ, поверхность котораго была ярко освщена луною.

ГЛАВА XV.
Снова найденная.

Въ недоумніи глядла Юдифь вслдъ обоимъ всадникамъ. Придя въ себя, посл обморока въ подземель, она была утомлена, разбита и почти безсознательно дошла до могилы отца.

— Слышишь ли ты, меня, Самуилъ Барухъ? говорила она. Я снова нашла ее… Я ее видла… правда, почти какъ во сн. Но мн кажется, я еще чувствую ея горячее дыханіе. Она хороша, какъ царица… Она прижимала меня къ сердцу, какъ свое собственное дитя… Если бы она осталась твоей женою, то она была бы слишкомъ хороша для твоего дома, и подъ твоею кровлей ея мудрость изчезла бы, точно разсянная втромъ… Я знаю теперь, Самуилъ Барухъ, что когда я думаю умно, то эти мысли я наслдовала отъ нея, а когда я зла, то это ты научилъ меня ненавидть и проклинать враговъ. Ты хранилъ меня, какъ зеницу своего ока и честно и нечестно добывалъ для меня кусокъ хлба, но она гладила мн волосы своими нжными руками, она цловала меня въ губы и мое сердце билось отъ счастія въ тотъ самый мрачный часъ, когда я чуть не умерла. Теперь я пришла, Самуилъ Барухъ, чтобъ умереть около тебя, но я не могу проклинать ее, такъ какъ она защитила меня въ минуту опасности.

Юдифь говорила все тише и тише, событія послднихъ часовъ перепутали вс ея мысли, голова ея опустилась и, скрестивъ руки на груди, она упала около могилы. Втеръ разввалъ ея волосы, а роса мочила платье, но привычка переносить холодъ и втеръ позволила ей уснуть спокойнымъ сномъ усталости и послала спокойныя и пріятныя сновиднія.

* * *

Утромъ на слдующій день, юнкеръ Стефанъ, вспомнивъ приказаніе отца, ожидалъ его на лстниц, чтобъ вмст осмотрть лошадей и выбрать собакъ.

Въ банкетной зал гости завтракали и не спша наслаждались дорогимъ виномъ, тогда какъ юный наслдникъ, въ темнозеленомъ бархатномъ кафтан, казалось, не спшилъ присоединиться къ нимъ. Въ то же время и осмотръ не особенно занималъ его. Много красивыхъ лошадей было проведено мимо него, не вызвавъ у него ни одного слова одобренія, тогда какъ стоявшая въ сторон большая, старая лошадь, казалось, привлекла все его вниманіе. На лошади сидлъ старый, сдой человкъ, въ мховой шапк, сдыя, густыя брови почти закрывали его глубоковпалые глаза. На немъ былъ надтъ синій кафтанъ, подпоясанный чернымъ кожаннымъ поясомъ, а на ногахъ курляндскіе башмаки.

Этотъ костюмъ позволялъ узнать въ старик иностраннаго дрессировщика собакъ, привезенныхъ въ подарокъ графу.

Съ перваго дня прізда канцлера вся прислуга удивлялась, что онъ вмст съ такими красивыми собаками привезъ такого ужаснаго дрессировщика. Съ той минуты, какъ юнкеръ не спускалъ глазъ со старика, послдній былъ въ странномъ волненіи, которое, правда, выражалось неособенно замтно, но человкъ, хорошо знавшій старика, сказалъ бы, что онъ сильно взволнованъ. Онъ нсколько разъ выпрямлялся, поправлялъ поясъ, который немного стснялъ его, надвигалъ шапку на правое ухо, или снова сбивалъ ее назадъ. Наконецъ, онъ почти нершительно прошепталъ на чужомъ язык:

— Ахъ! ты, мошенникъ! наконецъ-то я снова нашелъ тебя!

Старика нисколько не удивило, что снова, найденный его воспитанникъ сдлался знатнымъ господиномъ, для него это подразумвалось само собою, а теперь онъ только спокойно и довольно улыбнулся и не удивился даже тогда, когда юнкеръ, забывъ все, поспшно бросился къ нему и, обнявъ его за шею, сказалъ на непонятномъ язык:

— Янушъ, другъ мой, наконецъ-то я нашелъ тебя!

— Да, съ помощью Бога, сказалъ старикъ, повидимому, довольно спокойно, но въ глазахъ его сверкнули слезы.

— Посмотри, какимъ я сдлался знатнымъ господиномъ.

— Почему же теб было не сдлаться знатнымъ? возразилъ Янушъ.

— Похожъ ли я на графскаго сына? съ волненіемъ спросилъ юнкеръ.

— Совсмъ похожъ.

— Теб будетъ у меня хорошо, старый другъ.

— Мн ужъ и такъ хорошо, мой милый…. Я хотлъ сказать молодой баринъ.

— До свиданія. Дай же мн руку.

— Я не могу выпустить изъ рукъ собакъ, отвчалъ Янушъ, съ принужденной улыбкой глядя чрезъ плечо юнкера.

Молодой человкъ обернулся.

За нимъ стоялъ графъ.

— Какія дурныя наклонности, сказалъ онъ. Вмсто того, чтобъ завтракать съ гостями, ты разговариваешь съ послднимъ изъ моихъ слугъ, кто научилъ тебя говорить по-латышски? Сколько я знаю, въ краковскомъ монастыр этому не учатъ.

Тутъ юнкеръ понялъ всю ложность своего положенія.

Гости уже выходили на дворъ и онъ сильно поблднлъ, но твердымъ голосомъ поспшно сказалъ:

— Въ разговор, о которомъ я просилъ васъ, отецъ, я дамъ вамъ объясненіе того, кто научилъ меня латышскому языку. Постарайтесь для себя и для меня, чтобъ этотъ разговоръ состоялся скоре.

* * *

Графиня Белла, по обыкновенію, лежала на своей шелковой постели и внимательно разсматривалала вышитыя шелкомъ туфли, когда ея братъ Балдуинъ, одтый въ охотничій костюмъ, съ пистолетами за поясомъ, поспшно вошелъ къ ней.

— Боже мой! Балдуинъ, сказала она, не поднимая головы, какъ можешь ты входить ко мн безъ доклада.

— Прости, сестра. Но я тороплюсь, внизу уже садятся на лошадей, а я хотлъ предъ отъздомъ пожелать теб добраго утра и узнать, что теб надо.

— Ну, отвчала Белла съ нервной поспшностью, тотъ, кто, какъ я, осужденъ на одиночество и общество своихъ горничныхъ, можетъ желать только одного спокойствія. Поставь твой стулъ и садись. Вчера я посылала за тобой не для меня, но до меня дошли свднія, что ты завелъ недостойныя тебя связи, и что тебя часто видли доврчиво разговаривающимъ съ чернью. Я полагаю, что это не идетъ такому дворянину, какъ ты.

Юнкеръ вскочилъ.

— Довольно! вскричалъ онъ. Я уже не школьникъ, которому можно читать нравоученія. Ты знаешь, Белла, я не люблю, чтобъ въ мои дла кто либо мшался, въ особенности женщины.

Сказавъ это, онъ снова опустился въ кресло.

— Право можно подумать, что люди говорятъ правду, такъ сильно ты разсердился изъ-за пустяковъ, сказала Белла, прикладывая платокъ къ глазамъ.

— Послушай, Белла, сказалъ Балдуинъ, беря ее за руку, я всегда былъ теб добрымъ братомъ, всегда любилъ тебя, оставь же ихъ сплетни и не заботься о сплетникахъ. Что можетъ знать о насъ человкъ низкаго происхожденія, каковъ ректоръ, а я увренъ, что вс эти слухи дошли къ теб отъ него.

— Мн кажется, что онъ знатнаго происхожденія, прошептала Белла, такъ же какъ и его жена, любимица настоятельницы.

— Выше нашего происхожденія нтъ, презрительно возразилъ юнкеръ, дразня хлыстомъ Зефира, который ворча показывалъ ему зубы, впрочемъ, сестрица, все это пустяки, поговоримъ немного и ты увидишь, правъ ли я. Разв ты забыла, что я держу себя, можетъ быть, достойне моего брата, Эбергарда. Впрочемъ, чтожъ, вдь иногда необходимо солгать, ты сама всегда съ удовольствіемъ слушаешь мою болтовню и чмъ больше я лгу, тмъ теб это больше нравится, надо только умть лгать.

Белла засмялась.

— Ты противный, Балдуинъ.

— Однако, Белла, сказалъ юнкеръ, охотничьи рога трубятъ къ отъзду. Сидя около тебя, забываешь все… Кстати, не хочешь ли ты купить пеструю, вышитую накидку, она стоитъ пятьсотъ гульденовъ?

— Какъ это должно быть хорошо, сказала Белла, но мн кажется, что цна немного высока.

— Нисколько, княгиня Липпе даетъ за нее шестьсотъ гульденовъ.

— Нтъ! нтъ!.. мы перекупимъ у нея! вскричала Белла. Но ты взялъ у меня уже тысячу гульденовъ на покупку браслета точно такого же, какъ у графини Горнъ, только съ двумя лишними брилліантами, но до сихъ поръ я еще не видала браслета. Мн кажется, я жду его уже слишкомъ долго.

— Ахъ, Белла, подождать подольше и получить хорошую вещь ничего не значитъ. Недли чрезъ дв прідетъ иностранный купецъ, которому я далъ деньги на покупку браслета и привезетъ теб вещь, достойную украсить царскую руку.

— Купи мн маленькую тибетскую кошку, Балдуинъ, возьми на нее деньги у меня на стол. Кошка развлечетъ мое уединеніе, такъ какъ жена Эбергарда, и Герта Нольде совсмъ забыли меня, а институтскія дамы, кажется, умерли.

Юнкеръ улыбнулся.

Въ эту минуту на двор снова раздались звуки трубъ.

Балдуинъ поспшно сунулъ руку въ карманъ поцловалъ руку сестры и, сопровождаемый ея ласковымъ взглядомъ, поспшно удалился.

* * *

Графъ Эбергардъ сидлъ въ лсу, на поросшемъ мхомъ камн, видимо измученный. Пажъ держалъ предъ нимъ серебряный бокалъ съ питьемъ.

— Не пей! погоди пить, отецъ, говорилъ Стефанъ, лежавшій около графа на трав. Вино холодное, а холодный напитокъ можетъ повредить теб, ты такъ разгоряченъ.

— Въ такомъ случа, выпей ты впередъ, мой милый, такъ какъ ты не могъ разгорячиться, потому что въ то время, когда другіе охотились, ты спокойно халъ. Гд твое мужество? твоя сила? Разв ты не сынъ своего отца?

Юнкеръ поблднлъ.

— Сегодняшняя охота была убійствомъ, тихо прошепталъ онъ. Я не могу видть, какъ животное, въ смертельномъ страх, ищетъ выхода и падаетъ подъ выстрлами окружившихъ его охотниковъ. Другое дло охотиться на оленей, подвергаясь самъ опасностямъ, тутъ, по крайней мр, представляется возможность испытать свои силы, простите меня, отецъ, но подобная охота кажется мн благородне.

— Ты такъ-же справедливъ, какъ и твой отецъ, сынъ мой, но слишкомъ ученъ для Левентруца. Солнце уже заходитъ, продолжалъ графъ, я чувствую себя утомленнымъ и хотлъ бы быть уже дома.

— Въ такомъ случа, подемъ домой по ближайшей дорог, другіе прідутъ вслдъ за нами, сказалъ Стефанъ.

— Какой ты сегодня лнивецъ. Нтъ, прежде чмъ вернуться домой, ты долженъ застрлить хоть что нибудь.

Сказавъ это, графъ смясь вскочилъ въ сдло и, въ сопровожденіи егеря, поскакалъ въ лсъ. Сигнальные рожки начали сзывать гостей и предложеніе графа сдлать послднюю облаву было встрчено съ восторгомъ.

Мсто Стефана было подъ высокимъ старымъ дубомъ, напротивъ него стоялъ старый графъ, а направо и налво, въ недалекомъ разстояніи, Лейтгольдъ и юнкеръ Балдуинъ, затмъ остальныя мста занимали маршалъ, шталмейстеръ, мундшенкъ княжескаго института и другіе гости, приглашенные на охоту.

Въ кустахъ послышался трескъ.

— Впередъ, Стефанъ! крикнулъ Балдуинъ, пора.

Стефанъ сдлалъ шагъ впередъ, но въ ту же минуту на шею къ нему бросилось какое-то странное существо.

— Юдифь!.. ради Бога!.. откуда ты? съ удивленіемъ прошепталъ юнкеръ.

Въ эту минуту раздался выстрлъ и двушка опустилась на колни.

Графъ бросилъ на землю свое ружье и чрезъ нсколько мгновеній былъ на мст несчастнаго случая.

— У нея пуля въ спин! крикнулъ графъ. Скоре, помогите.

Блдный, съ дрожащими губами, стоялъ около графа Балдуинъ, а рядомъ Лейтгольдъ, тогда какъ другіе спшили подать помощь.

Стефанъ стоялъ на колняхъ и поддерживалъ Юдифь, стараясь остановить кровь своимъ платкомъ.

— Слава Іеговы! этого не случилось! прошептала двушка. Планъ убійцъ не удался. Берегитесь, юнкеръ, лейбъ-егеря Лейтгольда и его господина.

Она съ трудомъ перевела духъ и замолчала.

— Наклонитесь ко мн ближе, сказала она, наконецъ, съ большимъ трудомъ, посл долгаго молчанія. Знаете, я нашла женщину, которая называетъ себя моей матерью. Вы знаете ее исторію, такъ какъ подслушали ее въ ту ночь, когда отецъ разсказывалъ ее мн. Вы пришли видть нищету нашего народа и увидали, что мы терпимъ муки геенны. Когда вы увидите прекрасную Реввеку, скажите ей, что я думала только о ней.

Двушка съ трудомъ сла.

— Скажите ей, продолжала она, что я простила ей все. Общайте мн сказать это.

Стефанъ съ удивленіемъ глядлъ на нее,

— Она помшалась, печально сказала онъ. Приди въ себя, Юдифь. Я не знаю ни одной женщины, которая звалась бы Реввекой.

— Графиня фонъ-Левентруцъ зовется Реввекой. Она моя мать. Это такъ же врно, какъ то, что Богъ даетъ мн счастливую смерть.

— Графиня твоя мать? съ ужасомъ сказалъ Стефанъ.

— Моя и твоя, прошептала двушка. Да будетъ благословенъ Іегова и твой Богъ.

— Я положительно не могу ничего понять. Мысли мои мшаются, простоналъ Стефанъ.

— И я защитила васъ своей собственной жизнью, улыбаясь продолжала Юдифь. Тамъ лежитъ Самуилъ Барухъ, я не сдлалась христіанкой!…

Она испуганнымъ взглядомъ поглядла на графа, который взялъ ее изъ рукъ Стефана и опустилъ на траву.

Юдифь заснула вчнымъ сномъ и Стефанъ нжно закрылъ полуоткрытые глаза мертвой.

— Наконецъ-то ты нашла спокойствіе, прошепталъ онъ. Для меня же жизнь еще такъ тяжела, что я почти хотлъ бы быть на твоемъ мст.

* * *

Посл этой охоты не было шахматной игры.

Гости, взволнованные печальнымъ случаемъ, молчаливо вернулись въ замокъ. Никто не ршался передавать другъ другу своихъ мыслей, а тмъ не мене, вс подозрвали, что выстрлъ былъ сдланъ не случайно и что подъ видомъ неосторожности скрывалось покушеніе, на преступленіе. Никто не могъ отдлаться отъ подозрній, что это было тайное покушеніе на жизнь юнаго наслдника.

По возвращеніи, графъ потребовалъ къ себ своего брата и его лейбъ-егеря, но ему отвчали, что юнкеръ Балдуинъ съ маленькимъ отрядомъ вооруженныхъ людей отправился въ лсъ на подкрпленіе пограничнымъ стражамъ.

Что же касается графини, то она еще не возвращалась изъ Герфорда, куда отправилась утромъ.

Затмъ, рано утромъ, какой-то посланный привезъ свертокъ бумагъ съ приказаніемъ передать ихъ лично графу и дворецкій передалъ своему господину большой пакетъ.

Придя къ себ въ комнату, графъ Эбергардъ съ удивленіемъ развернулъ свертокъ, въ который была вложена запечатанная записка, слдующаго содержанія:

‘Благородный рыцарь!

‘Поспшите познакомиться съ содержаніемъ этихъ бумагъ. Он были вврены принцу Александру Курляндскому, который получилъ ихъ на пути въ Вну, гд долженъ былъ разстаться съ своимъ полкомъ, чтобъ передать польскому королю, находившемуся въ Краков, тайное посланіе отъ курфюрста Бранденбургскаго. Непогода заставила его захать въ одинъ монастырь подъ Краковомъ, устроенный въ честь св. Стефана, гд онъ получилъ эти бумаги отъ умирающаго молодаго монаха, содержаніе ихъ очень легко можетъ имть для васъ большую важность. Когда я возвращусь, печальная загадка будетъ ршена для насъ обоихъ.

Графиня Елизавета Цаваки’.

Это имя поразило графа.

— Скоре зажгите еще свчи, приказалъ онъ, и дрожащими руками разорвалъ свертокъ.

— Графиня Цаваки!… шепталъ онъ. Боже мой! Разв была другая графиня этого имени, кром Валески?

Когда, чрезъ два часа, дежурный пажъ вошелъ въ комнату графа, онъ нашелъ своего господина въ ужасномъ состояніи. Онъ лежалъ въ кресл, закрывъ лицо руками. На полу предъ нимъ были разбросаны бумаги и маленькій медальонъ.

При шум шаговъ вошедшаго, графъ вскочилъ, а пажъ, привыкшій никогда не нарушать молчанія своего господина, тихо вышелъ изъ комнаты, въ ожиданіи дальнйшихъ приказаній.

Полночь уже давно прошла, а между тмъ, пажа никто не звалъ. Тогда онъ снова ршился войти въ комнату своего господина и, думая, что графъ боленъ серьезно, сейчасъ же далъ знать объ этомъ юнкеру Стефану.

Это печальное извстіе заставило молодаго человка поспшить къ своему благодтелю.

При вид его, графъ Эбергардъ пошевелился, протянулъ руки и громкій стонъ, какъ крикъ раненаго льва, вырвался у него изъ груди.

— Боже мой! что случилось? вскричалъ Стефанъ, опускаясь къ ногамъ графа.

— А! ты здсь? сказалъ онъ. Кто ты такой? Они убили моего сына и ты, несчастный, желалъ воспользоваться его правами? Какъ осмливаешься ты являться ко мн?

Юнкеръ вскочилъ и выпустилъ руку отца.

— Теперь вы недостаточно сильны, сказалъ онъ, чтобъ выслушать то, что я уже давно хотлъ передать вамъ. Большое несчастіе заставляетъ васъ поступить рзко и несправедливо съ несчастнымъ. О! еслибы вы могли меня выслушать!.. Очень можетъ быть, что моя судьба несчастне вашей. Молодой монахъ умеръ, какъ святой, и я закрылъ ему глаза. Онъ былъ вашъ сынъ!… Да… Теперь, при вид этихъ бумагъ, я понялъ все. Я знаю ихъ содержаніе. И этотъ маленькій медальонъ я часто видлъ у него въ рукахъ. Онъ умеръ смертью мученика и его надо горько оплакивать. Мой же конецъ будетъ покрытъ позоромъ и стыдомъ.

Юнкеръ закрылъ лицо руками и замолчалъ.

Графъ глядлъ то на юношу, то на лежавшій предъ нимъ маленькій портретъ. Затмъ, онъ провелъ рукою по глазамъ и сдлалъ знакъ Стефану подойти.

— Я навсегда потерялъ его, мрачно сказалъ онъ. Есть ли что нибудь въ свт, что могло бы утшить меня? Ты говоришь, что былъ около него, хорошо, разскажи мн все, я хочу тебя выслушать. Сонъ бжитъ меня, а теб не даетъ покоя твоя вина. Подойди сюда, сядь у моихъ ногъ.

— Если я виновенъ, то виновенъ невольно, и съ той минуты, какъ я сталъ подозрвать, что васъ хотятъ обмануть посредствомъ меня, я не находилъ ни минуты покоя и адскій огонь терзалъ мн душу. Выслушайте меня, я не хочу доле молчать. А когда вы меня выслушаете, мы простимся, и только въ знакъ вашей милости позвольте мн похоронить убитую еврейку. Затмъ, мы разстанемся навсегда. Какъ мое появленіе было для васъ дурнымъ сномъ, такъ воспоминаніе о васъ будетъ цлебнымъ бальзамомъ для всхъ страданій моей будущей жизни.

Въ сосдней комнат дежурный пажъ еще долго слышалъ тихую рчь юнкера.

На восток начала показываться свтлая полоска свта и разговоръ въ комнат графа становился все громче.

— А! вскричалъ графъ, я заставлю ее отвтить! Горе тмъ, кто виноватъ въ его смерти! Я прикажу четвертовать лицемрнаго Ансельма, духовника моей жены. Что же касается Реввеки, то она должна отвтить, знала ли она объ этомъ ужасномъ дл. О! горе этой женщин, несчастію всей моей жизни! Горе ей, когда она явится мн на глаза!… А ты — ты все таки мой сынъ, мой брошенный сынъ. Я снова нашелъ тебя, какъ завщаніе святаго Стефана. Не плачь, осуши твои слезы, ты по прежнему мой Стефанъ. Ты заслужилъ это своей судьбою и его.

Юнкеръ громко рыдалъ.

Вдругъ въ сосдней комнат пажъ услышалъ, что въ комнат графа съ шумомъ отодвинули кресло.

— Тамъ случилось какое нибудь несчастіе, я не могу ждать дале, подумалъ пажъ, и поспшилъ къ двери.

Отецъ и сынъ стояли обнявшись.

— Я такъ и думалъ, прошепталъ пажъ. Молодой человкъ разсялъ вс его дурныя мысли. Слава Богу, я во время позвалъ его.

Съ этими словами, пажъ неслышно затворилъ дверь и ршилъ немного отдохнуть и наверстать потерянный сонъ.

Думая это, онъ повернулся къ окну.

— Боже мой! вскричалъ онъ, въ Герфорд пожаръ! Я ясно слышу звонъ набата. Надо подать имъ помощь. Сегодня мн не суждено отдыхать.

Чрезъ нсколько минутъ, громкіе звуки роговъ раздались въ замк. Заспанные гости вскакивали на коней. Во глав ихъ былъ графъ и его сынъ и вся толпа поспшно поскакала къ Герфорду….

Вечеромъ, въ тотъ же самый день, Герта Нольде сидла у себя въ комнат, въ институт на гор, съ ярко красными щеками, и приводила въ порядокъ пожелтвшіе листы стараго разорваннаго молитвенника, пергаментъ и три свернутыхъ письма, на которыхъ, не смотря на поблднвшія чернила, ясно можно было разобрать имена и числа, лежали предъ нею. Эти записки вывалились изъ переплета молитвенника тогда, какъ Бабетта занималась тмъ, что разрывала вторую половинку переплета, пощаженную зубами Зефира, чтобъ посмотрть, что находится внутри.

— А посмотрите сюда, барышня, тутъ еще два связанныхъ вмст письма. Взгляните и прочтите.

— Я не въ состояніи разобрать ихъ, Бабетта. Гд можетъ быть Левинъ? Тутъ такъ много латинскихъ словъ. Онъ силенъ въ этомъ язык. Но, посмотри, тутъ стоитъ имя Агнесы Нольде, а тутъ герцога Вильгельма. Какъ ты думаешь, Бабетта, мн кажется, что это письма герцога Вильгельма и нашей прабабки, Агнесы Нольде. Она была предана герцогу, не смотря на то, что онъ приказалъ такъ жестоко убить ея отца.

Бабетта всплеснула руками.

— Можетъ ли это быть, барышня? Я сама уже начинала сомнваться въ справедливости этого. Кто же теперь правъ. Мн кажется, что, если бы теперь старый господинъ всталъ изъ могилы, я безстрашно сказала бы ему: ‘это была не бабья сказка, вы напрасно бранили меня. Посмотрите, что здсь написано’. И такъ, они писали другъ другу… Вотъ кстати пріхалъ и баронъ, онъ сходитъ съ коня и скоро объяснитъ намъ все, что тутъ написано.

— Ступай Бабетта, оставь насъ.

— Иду, иду. Прошу васъ, будьте къ нему добры, какъ была бы я счастлива, если бы вы не были къ нему такъ жестоки.

На порог Бабетта столкнулась съ Левиномъ.

— Да благословитъ Богъ вашъ приходъ, съ волненіемъ сказала старуха. Надйтесь, все устроится къ лучшему.

Не малаго труда стоило разобрать старыя письма, даже самому Левину Нольде едва удалось разобрать, наконецъ, ихъ содержаніе.

Было уже поздно и при свт лампы они оба сидли вмст, стараясь объяснить значеніе странно написанныхъ буквъ и часто неясный смыслъ словъ.

Наконецъ, оба письма были прочитаны и разобраны достаточно для того, чтобъ можно было судить о глубокой привязанности герцога Вильгельма и Фрейле въ Нольде.

— Слава Богу, Левинъ, сказала, наконецъ, Герта, глубоко вздохнувъ, хотя старинная ненависть Кетлеровъ и Нольде имла основаніе, но эти бумаги позволяютъ мн, не совершая особенно большаго грха, противъ памяти моего отца, уважать Кетлеровъ и…

— Любить ихъ отъ всего сердца договорилъ баронъ. Да, ты могла бы длать это, дорогая Герта, даже и тогда, если бы этихъ бумагъ не было. Оставь только для меня маленькій уголокъ въ твоемъ любвеобильномъ сердц.

Герта протянула ему об руки.

— Добрый Левинъ, чмъ заслужила я такую врность.

— О! моя возлюбленная! любовь къ теб выросла вмст со мною и окончится только съ моею смертью.

— Дорогой Левинъ!..

— И ты послдуешь за мною на родину? тихо спросилъ онъ.

— Да.

— Слышишь, что это такое?

— Я слышу звонъ колоколовъ въ институтской церкви.

— Въ такой необычный часъ.

— Это набатъ, Левинъ. Посмотри въ окно, какое ужасное зарево.

— Княжескій институтъ горитъ! вскричалъ баронъ, взглянувъ въ боковое окно. Мой конь ждетъ меня осдланный внизу и моя свита также. Намъ будетъ много работы.

— Да защититъ васъ Богъ!

— Прощай, моя возлюбленная, вы не подвергаетесь здсь никакой опасности. Чрезъ нсколько минутъ, если будетъ угодно Богу, я снова буду около тебя.

Герта рыдая упала въ объятія вошедшей кормилицы, тогда какъ рыцарь въ сопровожденіи своей вооруженной свиты, вызжалъ въ ворота, затворившіяся сейчасъ же вслдъ за нимъ.

Дорога къ княжескому институту уже была покрыта любопытными и жаждующими добычи бродягами.

— Пропустите! кричалъ Левинъ, обнажая мечъ и стараясь пробить себя дорогу въ толп. Надо скоре всего занять ворота! кричалъ онъ. Тамъ идетъ самая ожесточенная борьба. Я вижу облака дыма, вырывающіяся изъ оконъ залы капитула. Впередъ! дай Богъ, чтобъ не было уже поздно.

— Здсь нтъ прохода, говорилъ высокій, здоровый человкъ, повидимому, защищавшій средній входъ въ институтъ.

— Для такихъ негодяевъ, какъ ты, конечно нтъ! крикнулъ Левинъ.

И сильный ударь меча заставилъ сторожа пошатнуться.

— Они разграбили казну княжескаго института и раскрали церковную утварь! кричала какая-то женщина, поспшно бжа на встрчу всадникамъ. Брандовъ лежитъ связанный, а привратникъ плаваетъ въ крови.

— Чортъ ихъ побери! крикнулъ одинъ изъ всадниковъ. Мы должны защитить Брандова. Впередъ!

Когда всадники пробрались, наконецъ, во дворъ, они не могли сразу добраться до входа внутрь института. Повсюду была страшная сумятица и драка. Небольшое число служащихъ въ институт защищались, какъ умли. Къ тому же, въ институт не было рыцарей, обязанныхъ защищать его, такъ какъ вс они были приглашены на охоту въ замокъ Левентруцъ.

Ризница была разграблена, тамъ и сямъ на полу валялась серебряная утварь.

— Убійцы!.. злоди! кричалъ ректоръ, съ мечомъ въ рукахъ, стремившійся защитить входъ въ институтъ. Клаусъ! бги въ башню, смни звонаря, онъ, кажется, утомился, на колокольн не должны переставать звонить.

Съ пріздомъ Левина и его свиты, явившихся на подкрпленіе ректора, борьба загорлась съ новой силой.

— Гд женщины? кричалъ Левинъ. Гд хранится священная утварь?

Тогда, въ сопровожденіи ректора и толпы вооруженныхъ, онъ бросился по лстниц въ залу капитула и нашелъ тамъ княгинь Липпе, графиню Горнъ, графиню Сайэнъ и другихъ институтскихъ дамъ, собравшихся вокругъ постели, на которой лежалъ, тяжело раненый, юнкеръ Балдуинъ.

— Помоги мн, Левинъ, простоналъ раненый, не то я умру. Я потерялъ страшно много крови. Позови доктора.

— Ты получилъ достойную награду за свою измну! вскричалъ Левинъ.

Затмъ, повернувшись къ женщинамъ, онъ спросилъ:

— Кто виноватъ во всемъ этомъ?.. Я спрашиваю, не какъ судья, а какъ человкъ, глубоко возмущенный лицемріемъ и измною.

— Я вижу, къ институту приближается городская милиція, прошептала графиня Сайэнъ, глядвшая въ окно, страшно поблднвъ. А отъ княжескаго епископа нтъ еще до сихъ поръ никакого извстія!…

Восходящее солнце освтило своими блдными лучами мсто побоища.

Борьба уже прекратилась, и наступившее спокойствіе производило тяжелое впечатлніе.

Большинство бунтовщиковъ, частью тяжело раненыхъ, частью связанныхъ, находились подъ надежнымъ присмотромъ.

Пожаръ, зажженный безчестными руками, былъ погашенъ, но почернвшія стны и одна обвалившаяся башня указывали на разрушающую силу огня. Выломанныя окны и двери говорили объ ужасныхъ событіяхъ прошлой ночи. Вс сундуки были разломаны, сокровища похищены и разбросаны повсюду.

На верху, въ зал капитула, юнкеръ Балдуинъ спалъ вчнымъ сномъ и никто не заботился о его труп. Вс поиски Лейтгольда были напрасны,— онъ исчезъ безслдно.

Снаружи собирали печальные остатки сгорвшихъ драгоцнностей. Сломанные и обрызганные кровью мечи достаточно указывали на дикость борьбы и служили печальными свидтелями человческаго безумія.

Цль возмущенія была забыта. Борьба за честь и славу превратилась въ убійство и грабежъ. Княгини Липпе горько раскаивались, что призвали себ на помощь людей, которые поступали, какъ дикіе зври, повинуясь только своимъ страстямъ, и, когда не осталось другаго выхода, сдались со стыдомъ. При появленіи графа Левентруца со свитою и при вид высшихъ институтскихъ сановниковъ, явившихся вмст съ нимъ, толпа бродягъ была охвачена ужасомъ. Большая часть бунтовщиковъ бжала въ горы и графъ съ ужасомъ и удивленіемъ узналъ въ числ раненыхъ своихъ собственныхъ людей, которыхъ юнкеръ Балдуинъ увелъ съ собою, какъ будто для подкрпленія пограничной стражи.

— Неужели же я окруженъ одними измнниками, печально вскричалъ графъ, и мой собственный братъ находится между ними. демъ, Стефанъ, домой. Это слишкомъ много для такого старика, какъ я. Я не въ состояніи переносить доле волненія сегодняшняго дня.

Юнкеръ послдовалъ за отцемъ, отъ котораго не отходилъ ни на шагъ.

Графъ въ одну ночь, казалось, постарлъ на нсколько лтъ. Его гордый сталъ согнулся и даже волосы почти совсмъ посдли, тогда какъ его усталый взглядъ глядлъ безучастно даже на собственнаго сына.

* * *

Прошло нсколько недль.

И въ этотъ промежутокъ времени совершилось множество событій. Въ институт снова водворился наружный миръ и институтскія дамы вели тихую, замкнутую жизнь, избгая другъ друга, какъ бы подъ тяжестью собственной вины.

Съ тхъ поръ, какъ въ замк Левентруцъ случилось большое несчастіе, графиня Горнъ каждый день, заливаясь слезами, по нсколько часовъ лежала въ молитв предъ алтаремъ и молилась за спасеніе души несчастной женщины, бывшей орудіемъ ея злобы, женщины тайну которой графиня Горнъ узнала отъ стараго арфиста и которой пользовалась для того, чтобы держать несчастную въ полнйшемъ повиновеніи. Но съ тхъ поръ, какъ графиня Левентруцъ умерла, вслдствіе несчастнаго паденія съ лошади, раскаяніе терзало графиню Горнъ и она горько оплакивала смерть единственной подруги, какъ она звала покойную. Вс врили этому и уважали глубокую скорбь графини.

Графъ Левентруцъ снова держалъ въ рукахъ бумагу и не въ состояніи былъ отвести глазъ отъ написанныхъ на ней нсколькихъ словъ. Это было послднее прощаніе Реввеки.

Въ немъ заключалось слдующее:

‘Я искупаю смертью мои преступленія’.

Лошадь, возвратившаяся въ замокъ безъ всадницы, слишкомъ хорошо дала понять графу, въ чемъ дло.

Онъ нашелъ несчастную недалеко отъ горнаго ручья, лежавшую, прислонившись головою къ древесному пню, съ печальной улыбкой на навки сомкнутыхъ устахъ.

По возвращеніи своемъ, Елизавета нашла разршенной не одну тяжелую загадку.

Все случившееся въ это время изгнало надолго радость изъ многихъ семействъ.

Но надежды стараго графа Левентруца снова оживали въ его сын, и спокойная веселость Елизаветы часто оживляла роскошные покои опустлаго замка.

Когда, въ день празднованія рожденія молодаго наслдника, старый дрессировщикъ собакъ подошелъ въ числ прочей прислуги, чтобъ униженно поцловать полу платья своего господина, послдній вскричалъ:

— Нтъ, Янушъ, нтъ! не забывай никогда, что ты мой другъ. Съ этого дня ты можешь отдыхать. Ты достаточно потрудился на своемъ вку!…

Софія-Шарлотта снова съ торжествомъ възжала въ институтъ. Елизавета пріхала впередъ, чтобъ позаботиться о достойномъ пріем и устранить все, что могло бы раздражить или непріятно подйствовать на ея повелительницу.

Зависть и неудовольствіе, казалось, совершенно исчезли изъ института.

Низко опустивъ голову, приблизились къ своей на чальниц княгини Липпе и глубокое раскаяніе видн лось во взгляд графики Горнъ.

Настоятельница благодарила за пріемъ любезными словами и улыбкой. Все казалось забытымъ, какъ дурной сонъ.

— Елизавета, мы снова нашли тотъ миръ, къ которому стремились, говорила настоятельница въ день своего возвращенія, и я полагаю также, что мои права защищены навсегда.

Колокола собора снова громко звонили, но на этотъ разъ ихъ звонъ былъ радостный. Въ этотъ день настоятельница княжескаго института была воспріемницей изъ купели маленькой блокурой дочки ректора, которую назвали Шарлоттой.

По обвиненію настоятельницы и графа Левентруца, патеръ Ансельмъ былъ арестованъ.

Онъ спокойно и не моргнувъ глазомъ позволилъ себя заковать въ цпи. На слдующее утро тюремщикъ нашелъ его мертвымъ на солом. Кольцо, которое забыли снять у него съ пальца, заключало въ себ ядъ, который спасъ патера отъ постыдной казни.

Прошли года.

Графъ Левентруцъ былъ уже давно погребенъ и графиня Белла также скончалась жертвою нервной болзни.

Сдая Елизавета качала на колняхъ дтей своего племянника и разсказывала имъ сказки о прекрасной Валеск и Св. Стефан.

Въ горахъ уже давно появился пустынникъ, старый, худой человкъ, съ глубоко ввалившимися глазами и длинной, сдой бородой, у котораго не доставало правой руки. На томъ мст, гд графиня Левентруцъ такъ несчастливо упала съ лошади, старикъ построилъ себ хижину и его единственная рука длала много добра. Старый Магнусъ собиралъ для института лчебныя травы, лчилъ людей и скотъ, но онъ никогда не оставлялъ своей хижины и по цлымъ часамъ, когда луна стояла высоко на неб, можно было слышать тихія молитвы старика.

Дятельность Софіи-Шарлотты была также благодтельна, какъ дятельность старика, она осушила много слезъ, утшила многихъ несчастныхъ.

Уже давно замокъ Левентруцъ превратился въ развалины. Втеръ и непогода свили себ гнздо тамъ, гд нкогда царствовали роскошь и великолпіе, но въ народной памяти еще долго будутъ жить воспоминанія о граф Эбергард, о врной Елизавет и ея благородной повелительниц, Герфордской настоятельниц.

Конецъ.

‘Библіотека для Чтенія’. NoNo 4—6, 1882

Г. Дорнъ.

Принцесса Софія-Шарлотта.

ГЛАВА I.Лейбъ-медикъ Курфюрста.

ГЛАВА II.Старые знакомые.

ГЛАВА III.Послднія минуты.

ГЛАВА IV.Герцогъ умеръ. Да здравствуетъ герцогъ!

ГЛАВА V.Какъ было разстроено празднество во дворц.

ГЛАВА VI.Что произошло въ карет.

ГЛАВА VII.Въ герцогскомъ склеп.

ГЛАВА VIII.Жидовскій кварталъ въ Митав.

ГЛАВА IX.При двор Фридриха-Казиміра.

ГЛАВА X.Недовольный.

ГЛАВА XI.Партія въ шахматы.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ГЛАВА I.Софія Шарлотта при двор Великаго курфюрста.

ГЛАВА II.Курляндецъ въ Вестфаліи.

ГЛАВА III.Усердный слуга.

ГЛАВА IV.Маскарадъ.

ГЛАВА V.Послдній смотръ.

ГЛАВА VI.Блая женщина.

ГЛАВА VII.Что происходило въ дом ректора.

ГЛАВА VIII.Замокъ Левентруцъ.

ГЛАВА IX.Ярмарка въ Герфорд.

ГЛАВА X.Открытія и интриги.

ГЛАВА XI.У домашняго очага.

ГЛАВА XII.Фальшивый рабъ.

ГЛАВА XIII.Герфордская настоятельница.

ГЛАВА XIV.Новыя событія и открытія.

ГЛАВА XV.Снова найденная.

Читайте также:

ГЛАВА I.
Лейбъ-медикъ Курфюрста.

ГЛАВА II.
Старые знакомые.

ГЛАВА III.
Послднія минуты.

ГЛАВА IV.
Герцогъ умеръ. Да здравствуетъ герцогъ!

ГЛАВА V.
Какъ было разстроено празднество во дворц.

ГЛАВА VI.
Что произошло въ карет.

ГЛАВА VII.
Въ герцогскомъ склеп.

ГЛАВА VIII.
Жидовскій кварталъ въ Митав.

ГЛАВА IX.
При двор Фридриха-Казиміра.

ГЛАВА X.
Недовольный.

ГЛАВА XI.
Партія въ шахматы.

ГЛАВА I.
Софія Шарлотта при двор Великаго курфюрста.

ГЛАВА II.
Курляндецъ въ Вестфаліи.

ГЛАВА III.
Усердный слуга.

ГЛАВА IV.
Маскарадъ.

ГЛАВА V.
Послдній смотръ.

ГЛАВА VI.
Блая женщина.

ГЛАВА VII.
Что происходило въ дом ректора.

ГЛАВА VIII.
Замокъ Левентруцъ.

ГЛАВА IX.
Ярмарка въ Герфорд.

ГЛАВА X.
Открытія и интриги.

ГЛАВА XI.
У домашняго очага.

ГЛАВА XII.
Фальшивый рабъ.

ГЛАВА XIII.
Герфордская настоятельница.

ГЛАВА XIV.
Новыя событія и открытія.

ГЛАВА XV.
Снова найденная.