Применение к русскому ‘миру’ европейских цивилизованных порядков, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1885

Время на прочтение: 9 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886

Примненіе къ русскому ‘міру’ европейскихъ цивилизованныхъ порядковъ.

‘Русь’, 2-го февраля 1885 г.

Недавно въ одномъ серьезномъ орган печати,— да именно въ ‘Московскихъ Вдомостяхъ’, а затмъ и въ газетахъ, которыя служатъ имъ врнымъ отголоскомъ,— былъ произведенъ сильный натискъ на самую идею ‘самоуправленія’ — въ примненіи къ Россіи. Способъ боевой аргументаціи — самый простой. Приводятся выписки изъ оффиціальной записки, при коей представленъ былъ въ Государственный Совтъ проектъ о земскихъ учрежденіяхъ, цитуются теоретическія опредленія принципа самоуправленія изъ разныхъ ученыхъ сочиненій — и затмъ противопоставляется имъ… Скопинскій банкъ, Рыковское дло! А такъ какъ это дло по истин возмутительно (въ этомъ мы съ газетой вполн согласны), то и выводъ у нея готовъ: самоуправленіе вообще никуда негодно и казенный-де чиновникъ лучше выборнаго! Но такой пріемъ аргументаціи опасенъ. Если его примнить, напримръ, даже и въ высшимъ у насъ принципамъ, ужъ не самоуправленія, а самого государственнаго правленія, и принять за посылку… ну, хоть статьи г. Бесселя въ 11 и 12 книжкахъ ‘Русскаго Встника’, такъ безпощадно разоблачающія систематическое, цлымъ рядомъ мропріятій нашей правительственной финансовой политики, разореніе Русскаго государства,— то заключеніе выйдетъ, пожалуй, не мене энергичиски-отрицательное чмъ и по поводу ‘самоуправленія’!.. Надо же умть отличать самое начало отъ его искаженія. Безусловно правы т, которыхъ приводитъ въ негодованіе фальшь, гнздящаяся въ нашихъ земскихъ и городскихъ учрежденіяхъ,— но не правы они, когда изъ-за этой фальши, изъ-за этого извращенія, не видятъ или отрицаютъ правду основной мысли. Напротивъ, во имя истиннаго русскаго понятія о самоуправленіи и подлежатъ осужденію существующія у насъ, или точне сказать, заведенныя у насъ въ 60-хъ годахъ формы ‘selfgovernment’а’. Въ томъ-то и бда, что въ послднія сильно подмшаны дрожжи чуждыхъ русскому государственному и земскому строю иностранныхъ политическихъ доктринъ, несовмстимость которыхъ съ основными началами русской жизни ускользнула отъ сознанія нововводителей и учредителей, а нкоторыми, пожалуй, допущена и вполн сознательно: едвали, впрочемъ, не большую силу въ дл измны русской народности представляетъ въ русскомъ обществ пассивный элементъ — безсознательности!…
Съ тхъ поръ, какъ мы вступили на путь рабскаго подражанія Европейскому Западу, мы осуждены пробавляться лжеподобіями Оно было еще довольно невинно, когда мы простодушно ублажали себя сравненіями: ‘нашъ Пиндаръ’, ‘нашъ Парни’, ‘нашъ Горацій’, оно было мене невинно, когда мы начали заковывать свой языкъ въ формы латинской грамматики и синктасиса, оно стало положительнымъ зломъ, когда мы переняли у Французовъ систему Наполеоновскаго централизма и бюрократизма, а потомъ и у другихъ странъ — многое множество учрежденій, коверкавшихъ національный складъ нашей жизни,— причемъ всякій разъ любовались собой да приговаривали: ‘совсмъ какъ въ Европ!’ Наконецъ, мало-по малу, поверхъ подлиннаго, дйствительнаго міра и въ вид командира надъ нимъ, мы нагромоздили цлый міръ — сочиненный, искусственный, фантастическій и тмъ не мене грубо-реальный, міръ всяческихъ лже-подобій, которыя мы надлили всми гражданскими правами жизненной правды,— въ которыя мы и сами увровали вполн искренно, какъ въ высшее откровеніе истины, которыя подъ конецъ стали намъ казаться совсмъ своими, родными,— среди которыхъ мы уже готовы были бы восчувствовать себя совсмъ уютно, какъ бы дома, въ отечеств, еслибъ отъ времени до времени, а въ послдніе дни все чаще, не напоминала о себ, и довольно грозно, презрнная и почти игнорируемая нами — подлинная, настоящая правда русской жизни съ девятью десятыми русскаго населенія. Но вывести насъ изъ нашего ложнаго міра не такъ-то легко. Потягаемся! Не удастся ли, такъ или иначе, впихнуть и эти девять десятыхъ на путь одной десятой, вытравить и изъ ихъ жизни правду, и все привести въ одно единое цлое — въ одну колоссальную гармоническую… ложь?!
Предоставляемъ самимъ читателямъ судить о размах нашего подражательнаго процесса и о чудовищной наивности той русской интеллигенціи, чиновничьей по преимуществу, которая, даже нисколько не умышляя революціи, а мечтая (разумемъ наидобросовстнйшую ея часть) лишь о ‘правильномъ, прогрессивномъ развитіи’, затвала въ сущности истинную революцію,— переворотъ въ области самыхъ основныхъ основъ русскаго земскаго строя,— проектируя русскій крестьянскій ‘міръ’ обратить во ‘всесословное представительство’! Сколькитъ она себ, наша интеллигенція, словно на салазкахъ, по той наклонной плоскости, на которую ступили прапрадды еще въ XVIII вк, и съ ученйшими своими представителями, важными доктринерами во глав,— вмсто ‘нашъ Пиндаръ’, ‘нашъ Горацій’ или ‘Парни’,— съ неменьшимъ глубокомысліемъ лепечетъ теперь хвастливо: ‘наше самоуправленіе или наше Selfgovernment съ его сельскими, земскими и городскими европейски-либеральными учрежденіями и парламентаризмомъ’…
Вотъ отъ этой-то язвы лжеподобій мы и должны излчиться. Мстное самоуправленіе — неотъемлемая принадлежность русскаго политическаго строя, того строя, во глав котораго стоить русская монархическая, не подчиненная букв формальнаго закона власть. Въ принцип между этимъ самоуправленіемъ и этою верховною властью нтъ не только антагонизма, но ни тни противорчія или несогласуемости: тутъ нтъ мста вопросу о правахъ передаваемыхъ или уступаемыхъ верховною властью подданнымъ: рчь можетъ идти лишь объ обязанностяхъ, къ исполненію которыхъ подданные властью призываются, или, точне,— о гармоническомъ совмщеніи бытоваго и земскаго мстнаго строя съ общимъ государственнымъ строемъ — ради обоюдныхъ, нераздльныхъ между собою выгодъ земли и государства, ради удобствъ правленія вообще, ради достиженія общей конечной цли: мира, правды, преуспянія.. Все что въ нашихъ городскихъ и земскихъ учрежденіяхъ подаетъ поводъ предполагать о присутствіи въ нихъ элемента оппозиціоннаго, противополагающаго себя правительству или состязующагося съ нимъ.— о чемъ-то ‘либеральномъ’ по разуму иностранныхъ политическихъ теорій — ‘отъ духа лестча есть’, не отъ русскаго историческаго духа. Точно такъ же ‘отъ духа лестча’, отъ забвенія духа историческаго — и т воззрнія въ современной русской высшей администраціи, въ силу которыхъ земское и городское самоуправленіе представляются ей уже, въ самой иде своей, чмъ-то въ род уступки вынужденной новйшимъ ‘либеральнымъ духомъ времени’,— вслдствіе чего и отношеніе администраторовъ къ этому самоуправленію выходитъ само собою — ревнивое, подозрительное, неискреннее.— ‘Отъ духа лестча’ — воображать, будто Русскій царь солидаренъ съ каждымъ чиновникомъ, носящимъ гербовыя пуговицы, и что онъ есть глаза только чиновничьей іерархіи, такъ что достоинству его правительства наносится будто бы нкій ущербъ, когда казенный служилый субъектъ замняется выборнымъ и нкоторыя мстныя государственныя функціи поручаются земскимъ людямъ! Русскій Царь не только Глава Государства, но и Первый Человкъ Русской Земли, а потому и ничто ‘земское’ ему не чуждо… Даже Петръ Великій,— который, независимо отъ своихъ реформъ (коихъ всхъ логическихъ послдствій онъ не предвидлъ, а можетъ-быть до этихъ логическихъ послдствій и не довелъ бы), былъ самъ по себ все таки весь — дтище Старой Руси,— Петръ Великій нимало не затруднился издать знаменитый указъ, приглашавшій жителей нкоторыхъ отдаленныхъ мстностей вовсе не слушаться мошенниковъ царскихъ воеводъ, даже не выжидая — пока на жалобу о мошенничеств сихъ послднихъ послдуетъ царская резолюція!..
Само собою разумется, что и самого вопроса о какой-то несовмстимости земскаго строя съ строемъ государственнымъ не могло бы и возникнуть, еслибъ не вкралась у насъ нкоторая ложь въ представленіе о томъ и другомъ. Извстно, что русскій монархическій принципъ никакъ не подходитъ ни подъ одну политическую норму, существующую теперь на Европейскомъ Запад и признанную западною политическою наукою. Его никакъ не включишь въ рамки западнаго политическаго ‘правоваго порядка!’ Въ противоположность послднему, въ немъ, въ этомъ принцип, есть элементъ сверхзаконный, т. е. нравственный, шире и выше формально-юридическаго,— элементъ, который, хоть и не совсмъ точно, многіе обзываютъ ‘патріархальнымъ’. Пусть такъ. Но разъ этотъ элементъ у насъ наверху существуетъ, живетъ и дйствуетъ, и ‘не собственнымъ хотньемъ’ (какъ выражались наши предки про достиженіе русскаго престола Борисомъ Годуновымъ), а органическою силою историческихъ вещей и хотніемъ всего Русскаго народа,— то понятно, что если подъ этотъ элементъ подставить внизу западноевропейскій политическій правовой порядокъ,— въ окончательномъ результат произойдетъ не гармонія, а дисгармонія! Такъ, русскій монархическій принципъ несомннно — въ полномъ противорчіи съ западно-европейскимъ ‘парламентомъ’ и вообще ‘представительными’ на иностранный фасонъ учрежденіями,— почва у которыхъ не русская историческая, а чужая. И въ то же время этотъ же принципъ, истинно понятый, не только не противорчитъ ни съ ‘міромъ’, ни ‘съ земскимъ соборомъ’, ни вообще съ идеей земскаго самоуправленія, но стоитъ съ ними на одной исторической національной почв, одной съ нимъ природы и духа.
Да и не въ однихъ только ‘представительныхъ’ формахъ способна проявляться эта ложь. Когда имешь дло съ явленіями русской народной жизни, какъ разъ исказишь чистоту и свободу ея органическихъ отправленій, если вздумаешь ихъ регулировать по духу чужеземнаго ‘правоваго порядка’… А духомъ этимъ волей-неволей, повторяемъ, проникнуты вс мы, такъ-называемые образованные люди, никакимъ ладономъ этого духа изъ себя не выкуришь, разв только упраздненіемъ въ себ гордости просвщенія, смиреннымъ сознаніемъ своего невжества и своей вины предъ народомъ, погруженіемъ себя вновь въ жизнь народную, въ изученіе народнаго современнаго быта и старины. Но и при всемъ томъ, надежне и полезне, въ случа какихъ-либо, до народнаго быта и строи относящихся начинаній, дйствовать съ крайнею осмотрительностью.
Вотъ теперь часто доводится слышать горькія стованія (и не только въ сред самого крестьянства) объ ослабленіи и даже изчезновевіи, какъ суда стариковъ, такъ и вообще участія и значенія стариковъ на крестьянскихъ сходахъ. Старые, вразумленные лтами и опытомъ мужики сторонятся, перевсъ взяли молодые горланы и буяны, глумящіеся надъ ‘старичьемъ’, пьяницы, нахалы… Фактъ этотъ не только достоинъ сожалнія, но грозитъ печальными послдствіями, подрывая древній авторитетъ ‘міра’. Не достаточно объяснять его паденіемъ нравственности или увеличеніемъ пьянства — благодаря столь ‘либерально’ введенной во время оно, при всеобщихъ либеральныхъ восклицаніяхъ, полной свобод винной торговли.4 Причины коренятся глубже… ‘Старики’? Да разв имъ есть мсто въ современномъ европейскомъ правовомъ порядк? Это есть явленіе, патріархальное, положимъ у насъ вполн еще жизненное, національное, но все же ‘архаическое’, по выраженію нашихъ ученыхъ. Какъ его подвести подъ какую-либо норму той политической теоріи, которая никакихъ бытовыхъ и качественныхъ опредленій не признаетъ, а вдаетъ въ народ только лишь единицы, правомрность которыхъ и основываетъ на размр платежей, на однихъ вншнихъ, формальныхъ признакахъ? Правда, кром имущественнаго ценза, она допускаетъ и цензъ возрастный, но только для опредленія той грани, съ которой начинается для человка его политическое совершеннолтіе,— а затмъ возрастъ, съ точки зрнія закона, представляется безразличнымъ. Теорія правоваго формальнаго порядка — права: у нея нтъ и не можетъ быть всовъ для величинъ невсомыхъ, или юридическихъ основъ — для неуловимыхъ внутреннихъ нравственныхъ качествъ. По если бытовой строй живучъ и силенъ и никакой революціи, на подобіе французской, ему не грозитъ,— не проще ли бы. казалось, оставить этотъ строй безъ всякой правовой регламентаціи? Къ сожалнію, не такъ поступило Положеніе 19 февраля: оно регулировало ‘міръ’ и — нанесло ему тяжкій ударъ. Еще при составленіи Положенія раздались сильные протесты противъ покушеній на регламентацію мірскаго строя народной жизни, и со стороны K. С. Аксакова (въ его ‘Замчаніяхъ на доклады Ревизіонныхъ Коммисій’, извстныхъ читателямъ ‘Руси’), и со стороны, Хомякова. Но несмотря на то, что въ состав Ревизіонныхъ Коммиссій были у нихъ врные единомышленники, послдніе, добившись признанія общиннаго землевладнія и мірскихъ сходокъ, вынуждены были, какъ бы въ уплату за эти уступки, поступиться кое-чмъ и изъ своихъ требованій — ради скорйшаго достиженія великой цли, къ которой вс стремились (и не достигнуть которой опасались чуть не до самой подписи Манифеста),— т. е. великой цди уничтоженія крпостной зависимости. Вообще эта цль въ то время могла быть достигнута только компромисомъ между людьми того руссконароднаго направленія (которому дано прозвище ‘славянофильскаго’) и либераламигзападниками: послднимъ и должно быть, по преимуществу, приписано все то, что такъ или иначе подрываетъ теперь коренныя основы народной жизни и міросозерцанія. Такъ, рядомъ съ признаніемъ общины, явились статья 165-я и другія, способствующія ея разложенію, внесена операція выкупа земли въ собственность, и проч. и проч. Признанъ былъ наконецъ русскимъ законодательствомъ (досел его игнорировавшимъ) русскій крестьянскій ‘міръ’, этому нельзя было не радоваться, но вмст съ тмъ Коммиссіи нашли нужнымъ его немножко порегулировать, т. е. опредлить — изъ кого онъ состоитъ, кто иметъ право въ немъ участвовать, когда ршенія его для односельчанъ обязательны. Казалось бы, оно и лишнее, посл тысячелтняго существованія ‘міра’, разъяснять и указывать народу: когда ‘міръ’ есть ‘міръ’ и когда крестьяне обязаны исполнять его ршенія,— лишнее, хотя бы уже въ виду народныхъ рченій: ‘отъ міра не прочь и на міръ не челобитчикъ’, или ‘міръ судитъ только Богъ’… Съ другой стороны, такая регламентація представлялась столь поверхностною, невинною, что противъ нея могли повидимому возставать разв ужъ самые непримиримые ‘фанатики народности’!.. Кончилось тмъ, что ввели-таки параграфъ о томъ, что каждый домохозяинъ, по достиженіи извстныхъ лтъ, иметъ право голоса,— да параграфъ о томъ, что предметы сужденія ‘міра’ — такіе-то, по пунктамъ, да еще параграфъ, что приговоръ иметъ силу при такомъ-то большинств голосовъ… Казалось бы — самыя легонькія вторженія изъ области европейскаго правоваго порядка! Тмъ не мене они существенно и рзко противорчили самымъ кореннымъ основаніямъ народнаго строя,— и эти-то послдствія теперь въ народной жизни сказываются!.. Каждый домохозяинъ, сказано въ Положеніи, иметъ право голоса. Но онъ и прежде имлъ всегда право придти на сходку: разница въ томъ, что если онъ глупъ или негодяй, или по молодости неопытенъ, то голосъ его мало всилъ. Теперь же вышло, что каждый чуть достигшій совершеннолтія, слдовательно почти мальчикъ, поставленъ наравн съ старикомъ, каждый птый дуракъ — наравн съ умнымъ, каждый отъявленный негодяй — наравн съ степеннымъ и совстливымъ! Голоса всхъ считаются. Вмсто прежняго единогласія, введенъ счетъ голосовъ, т. е. правильность и обязательность ршенія опредляется не изнутри, а извн, не качественными признаками, а грубыми и вншними — ариметическими или количественными. Прежде ршеніе было не въ ршеніе, если почтенные, умные старики, Сидоръ Карповъ или Карпъ Сидоровъ, думали съ нимъ несогласно. Ну, а теперь каждый юный нахалъ или буянъ можетъ подобрать себ. таковыхъ же товарищей: ‘мы-де и сами теперь по закону съ голосами!’ и составить законное ‘большинство’, особенно же при помощи баллотировки! Теперь уже нтъ надобности дотолковываться до такого приговора, который всю эту совокупность волей превратилъ бы въ одну цльную волю,— на которомъ бы народъ всмъ ‘міромъ’ сталъ за одно. Теперь ужъ являются несогласные и недовольные, которымъ ‘большинство’ навязало насильственно свою волю, а они, по невол ей подчиняясь, признаютъ ее себ чуждой. Теперь можно, и не собирая сходки, составлять письменные приговоры, понабравъ подписей, теперь на первомъ план — правильность формальная, а не внутренняя, нравственная… Такъ вотъ куда привела регламентація народнаго мірскаго строя, хотя повидимому самая поверхностная, внушенная духомъ европейскихъ правовыхъ формъ! Какъ тутъ было не вывалиться ‘старикамъ’! Какъ било ‘міру’ не утратить своего нравственнаго авторитета! Слава Богу, кажется отведена опасность, грозившая крестьянству, а съ нимъ и всей Россіи, отъ покушеній Кахановской коммиссіи на переорганизацію села и волости! Говоримъ: ‘опасность, грозившая и всей Россіи’: предоставляемъ самимъ питателямъ судить: что сталось бы съ нею, когда потрясся бы самый ея фундаментъ, когда всколебались бы основы народнаго бытоваго строя 90% всего русскаго населенія!.. Надо же взять въ толкъ наконецъ — что мы творимъ и куда мы изо всхъ силъ толкаемъ Русскій народъ! Не все же ссылаться на грхъ невднія и легкомыслія!
По изложенному нами образцу — т. е. приключенію съ русскимъ ‘міромъ’, да и съ русской ‘общиной’ (см. Положенія 19 февр. ст. 165), читатели могутъ и сами добраться до общаго заключенія относительно характера предстоящихъ и необходимыхъ реформъ въ нашемъ земскомъ и городскомъ самоуправленіи. Въ нихъ должно быть отведено какъ можно боле мста историческимъ бытовымъ факторамъ нашей жизни, и напротивъ устранены вс существенныя основанія той политической доктрины, которая признаетъ людей таковыми только въ силу имущественаго ценза и платежной способности, т. е. однихъ вншнихъ, почти ариметически опредляемыхъ признаковъ. Самое начало ‘представительства’ въ тхъ случаяхъ, когда не вс лично могутъ явиться на сходку или собраніе, а должны послать отъ себя выборныхъ (какъ это въ до-Петровской Руси встрчалось, напримръ, при земскихъ соборахъ), должно быть опредлено на совершенно иныхъ, вполн русскихъ основаніяхъ… Конечно, однако, успхъ въ этомъ направленіи можетъ быть достигнутъ только тогда, когда въ такомъ же русскомъ направленіи будетъ переустроена и наша администрація. Ибо если вверху будетъ господствовать иностранный же правовой порядокъ, хотя бы и не либеральный, но ‘въ форм бюрократіи’, то вс усилія будутъ тщетны и необходимость въ средствахъ огражденія отъ бюрократіи неминуемо вызоветъ потребность въ иностранномъ же ‘правовомъ порядк’ и внизу, только иного характера…
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека