Приключения Артура Гордона Пима, По Эдгар Аллан, Год: 1837

Переводы
Время на прочтение: 107 минут(ы)
Скачать в PDF

ПРИКЛЮЧЕНЯ АРТУРА ГОРДОНА ПИМА.

Эдгара Поэ.

ПРЕДИСЛОВЕ.

По возвращеніи моемъ въ Соединенные Штаты, нсколько мсяцевъ тому назадъ, посл ряда необыкновенныхъ приключеній, которыя я теперь описываю, я случайно познакомился съ нсколькими джентльменами изъ Ричмонда (Виргинія), и они, сильно интересуясь странами, которыя я постилъ, неустанно убждали меня издать мое повствованіе. У меня было нсколько причинъ отказываться отъ этого. Особенно останавливало меня соображеніе, что, такъ какъ я не велъ дневника во время большей половины моего отсутствія, то не съумю составить на память достаточно-подробнаго, достаточно связнаго отчета, дышащаго истиной, которой онъ былъ бы настоящимъ выраженіемъ. Другая причина заключалась въ томъ, что описываемыя событія по существу своему отличались такимъ положительно-чудеснымъ характеромъ, что я могъ надяться найти вру въ нихъ только въ моей семь и у тхъ изъ моихъ друзей, которые имли случай оцнить мою правдивость, масса же публики, по всмъ вроятностямъ, сочтетъ мои увренія безстыдной и остроумной ложью.
Въ числ этихъ джентльменовъ, въ которыхъ мое повствованіе возбудило такой живой интересъ, находился мистеръ Эдгаръ Поэ, бывшій издатель ежемсячнаго журнала: ‘Southern Literary Messenger’, издаваемаго въ Ричмонд мистеромъ Томасомъ Уайтомъ {Эдгаръ Поэ былъ первымъ издателемъ этого журнала. Онъ тогда билъ очень молодъ.}. Онъ, въ чред прочихъ, сильно убждалъ меня тотчасъ же составить полное описаніе всего, что я видлъ и вынесъ, и довриться проницательности и здравому смыслу публики, утверждая не безъ основанія, что какими бы грубыми недостатками ни отличалась моя книга съ литературной точки зрнія, самая ея оригинальность, если таковая окажется, поможетъ ей прослыть за истину.
Не смотря на это мнніе я не могъ ршиться исполнить его совтъ. Тогда онъ предложилъ мн позволить ему составить по своему описаніе первой части моихъ похожденій, на основаніи сообщенныхъ мною фактовъ, и подать его, подъ покровомъ вымысла, въ ‘Южномъ Встник’. На это я согласился, оговоривъ только, чтобы мое настоящее имя было сохранено. Два отрывка мнимаго вымысла появились въ ‘Встник’ (за январь и февраль 1837). Пріемъ, оказанный имъ, побудилъ меня, наконецъ, предпринять правильное составленіе и изданіе вышеупомянутыхъ похожденій, такъ какъ я замтилъ, что не смотря на сказочный характеръ, въ который такъ искусно была облечена часть моего разсказа, напечатанная въ ‘Встник’ (гд, впрочемъ, ни одинъ фактъ не былъ искаженъ или извращенъ), публика вовсе не была расположена счесть его за чистую басню. Нсколько писемъ, полученныхъ мистеромъ Поэ, свидтельствовали о совершенно противномъ убжденіи. Посл сказаннаго сейчасъ видно, что въ послдующемъ разсказ принадлежитъ мн, а также понятно, что въ нсколькихъ страницахъ, написанныхъ мистеромъ Поэ, ни одинъ фактъ не искаженъ. Для читателей, не видавшихъ ‘Встника’, излишне было бы даже обозначать, гд кончается его трудъ и начинается мой, разница въ слог даетъ себя чувствовать.
Артуръ Гордонъ Пимъ. Нью-оркъ, іюль 1838.

Глава I.— Юные искатели приключеній.

Зовутъ меня Артуръ Гордонъ Пимъ. Отецъ мой былъ почтенный коммерсантъ, поставлявшій всякіе товары во флотъ въ Нантукет, гд я родился. Ддъ мой, съ материнской стороны, былъ стряпчій и имлъ прекрасную практику. Ему везло во всемъ, онъ нсколько разъ очень счастливо спекулировалъ на фонды новаго, Эдгартонскаго банка, въ эпоху его возникновенія. Этимъ и другими способами ему удалось составить себ порядочное состояніе. Мн кажется, что онъ былъ сильне привязанъ ко мн, чмъ въ кому бы то ни было на свт, и я имлъ основаніе надяться на полученіе, по смерти его, львиной доли этого состоянія. Когда мн минуло шесть лтъ, онъ послалъ меня въ школу стараго мистера Риккетса, славнаго джентльмена съ одной рукой и довольно эксцентрическими манерами. Въ школ его я оставался до шестнадцатилтняго возраста, и потомъ перешелъ въ академію мистера Рональда. Тамъ я крпко подружился съ сыномъ капитана мистера Барнарда, обыкновенно совершавшаго рейсы для торговаго дома Лойдъ и Вреденбургъ. Сына его звали Огюстомъ, онъ былъ старше меня, безъ малаго года на два. Онъ совершилъ, вмст съ отцомъ, путешествіе на китоловномъ судн Джонъ, и постоянно разсказывалъ мн о своихъ похожденіяхъ въ южной части Тихаго океана. Я очень часто, вмст съ нимъ посщалъ его семейство, проводилъ тамъ день, а иногда и ночь. Мы спали на одной кровати, и онъ никакъ на давалъ мн уснуть почти до разсвта, разсказывая мн множество исторій объ уроженцахъ острова Тиньяна и другихъ мстностей, которыя онъ постилъ во время своихъ путешествій. Кончилось тмъ, что я началъ особенно интересоваться всми его разсказами, и мало-по-малу ощутилъ сильнйшее желаніе побывать на мор. Я владлъ паруснымъ ботикомъ Аріель, который стоилъ наврное около семидесяти-пяти долларовъ. Вмстимость его я забылъ, но на немъ, безъ особаго труда, могло бы помститься десять человкъ. На этомъ-то ботик мы имли привычку совершать самыя безумныя предпріятія, и теперь, какъ подумаю, для меня кажется совершеннымъ чудомъ, что я еще живъ. Однажды у мистера Барнарда были гости, и къ концу вечера мы съ Огюстомъ порядочно напились. Какъ обыкновенно въ подобныхъ случаяхъ, вмсто того, чтобы возвратиться домой, я предпочелъ раздлить его постель. Онъ уснулъ очень спокойно,— такъ мн по крайней мр показалось,— ни единымъ словомъ не коснувшись своего любимаго предмета. Прошло съ полъ-часа, и я только-что начиналъ засыпать, когда онъ вдругъ проснулся и съ страшнымъ проклятіемъ воскликнулъ, что несогласенъ спать ни для какихъ Артуровъ Пимовъ въ мір, когда съ юго-запада дуетъ такой чудный втеръ. Никогда въ жизни не бывалъ я такъ удивленъ. Онъ началъ преспокойно разговаривать, говоря, что прекрасно знаетъ, что я считаю его пьянымъ, но, что онъ, напротивъ, никогда въ жизни не бывалъ спокойне. Ему только надоло, прибавилъ онъ, лежать въ постели, какъ собак, въ такую чудную ночь, и онъ ршился встать, одться и прокатиться на лодк. Не съумю выразить, что сталось со мною, но едва эти слова сорвались съ устъ его, какъ я почувствовалъ дрожь возбужденія, величайшую жажду удовольствія, и нашелъ, что его безумная мысль прелестна и благоразумна. Втеръ дулъ такой, что почти граничилъ съ бурей, время стояло очень холодное,— былъ октябрь. Я вскочилъ съ кровати въ какомъ-то безуміи, объявилъ ему, что столько же отваженъ какъ онъ и такъ же готовъ принять участіе во всякихъ увеселительныхъ поздкахъ, какъ всякіе Огюсты Барнарды изъ Нантукета.
Мы поспшно одлись и бросились къ лодк. Огюстъ вошелъ въ нее и принялся ее вычерпывать, такъ какъ она была до половины, наполнена водою. Покончивъ съ этимъ, мы подняли кливеръ и большой парусъ и смло отчалили.
Ночь была ясная и холодная. Огюстъ взялъ руль, я помстился у мачты, на мостик возл каюты. Мы шли прямо съ большой скоростью, и ни тотъ, ни другой не выговорили слова съ тхъ поръ, какъ отвязали лодку на набережной. Тогда я спросилъ моего товарища, какого пути онъ намренъ держаться. Онъ нсколько минутъ посвисталъ и потомъ проговорилъ сердитымъ тономъ:
— Я иду въ море, что же касается до васъ, то вы можете возвратиться домой, если считаете это нужнымъ.— Взглянувъ на него, я тотчасъ замтилъ, что, несмотря на свою притворную безпечность, онъ былъ въ сильномъ волненіи. Я могъ ясно его видть при свт луны: лицо его было блдне мрамора, рука дрожала такъ сильно, что едва могла удержать руль. Я понялъ, что случилось нчто серьезное. Въ это время я не былъ особенно силенъ въ управленіи судномъ и былъ въ полной зависимости отъ знакомства моего товарища съ морскимъ дломъ. Втеръ вдругъ засвжлъ, такъ какъ насъ сильно относило отъ берега, тмъ не мене мн было стыдно обнаружить малйшій страхъ, и я молчалъ около часу. Дале вынести этого положенія я не могъ и заговорилъ съ Огюстомъ о необходимости возвратиться на берегъ. Какъ и прежде, онъ съ минуту не отвчалъ мн и не обращалъ вниманія на мой совтъ.
— Сейчасъ,— сказалъ онъ наконецъ,— время не ушло… сейчасъ.
Я снова внимательно посмотрлъ на него. Губы его совсмъ посинли, колни такъ сильно дрожали, что онъ едва ногъ держаться на ногахъ.
— Ради самого Бога, Огюстъ,— воскликнулъ я, на этотъ разъ совершенно перепуганный:— что съ тобой? что случилось?
— Что случилось!— пробормоталъ Огюстъ со всми признаками величайшаго удивленія, выпуская руль и падая ницъ на дно ботика: — что случилось? Да ничего, ровно ничего, домой, мы домой и держимъ, чортъ возьми! разв ты не видишь?
Тогда вся истина предстала мн. Я бросился къ нему и поднялъ его. Онъ былъ пьянъ, мертвецки пьянъ, онъ не могъ боле держаться на ногахъ, говорить, смотрть. Глава его были совершенно стеклянные. Въ крайнемъ отчаяніи я выпустилъ его, и онъ покатился какъ бревно на дно ботика. Очевидно было, что въ теченіе вечера онъ пилъ гораздо больше, чмъ я подозрвалъ. Холодный, ночной воздухъ вскор оказалъ свое обычное дйствіе, смутное пониманіе нашего опаснаго положенія только ускорило катастрофу. Теперь онъ былъ совершенно безъ чувствъ. Невозможно представить себ моего ужаса. Винныя испаренія улетучились. Я зналъ, что бшеный втеръ при сильномъ отлив мчитъ насъ на встрчу смерти. Позади насъ, очевидно, собиралась буря, у насъ не было ни компаса, ни припасовъ, ясно было, что если мы будемъ держаться настоящаго пути, то потеряемъ землю изъ виду до разсвта. Эти мысли и множество другихъ, не мене ужасныхъ, промелькнули въ ум моемъ съ поражающей быстротою, въ теченіе нсколькихъ минутъ он такъ меня обезсилили, что лишили возможности сдлать малйшее усиліе. Ботикъ несся съ ужасающей быстротою. Втеръ продолжалъ усиливаться, и когда мы, погрузившись носомъ, начинали приподыматься, волна разбивалась о корму и обдавала насъ водою. Наконецъ я призвалъ на помощь отчаянную ршимость, и бросившись на большой парусъ, отдалъ его. Какъ я и могъ ожидать, онъ перекинулся черезъ носъ и, затопленный водою, унесъ съ собой за бортъ и мачту. Этотъ послдній случай и спасъ меня отъ неминуемой гибели. Съ однимъ кливеромъ я могъ теперь нестись по втру. Я схватилъ руль и вздохнулъ немного свободне. Огюстъ по прежнему лежалъ на дн ботика, и такъ какъ ему грозила большая опасность утонуть — на томъ мст, куда онъ повалился, было около фута воды — я ухитрился немного приподнять его, и чтобы удержать его въ положеніи человка сидящаго, обвилъ его талью веревкой, которую привязалъ къ кольцу, вбитому въ каютный мостивъ. Устроивъ все возможно-наилучшимъ образомъ, я препоручилъ себя Богу и ршился вынести все, что бы со мною ни случилось, со всею храбростью, на которую способенъ. Едва утвердился я въ своемъ намреніи, какъ вдругъ сильный, протяжный крикъ, вой, какъ бы вырвавшійся изъ груди тысячи демоновъ, пронесся надъ нашей лодкой. У меня волосы стали дыбомъ, я почувствовалъ, что кровь стынетъ въ жилахъ, сердце перестало биться, и я упалъ на моего товарища.
Когда я очнулся, я находился въ кают большого китоловнаго судна Пингвинъ, шедшаго въ Нантукетъ. Надо мной склонялось нсколько человкъ, и Огюстъ, блдный какъ смерть, усердно растиралъ мн руки. Когда онъ увидлъ, что я открылъ глаза, его радостно-благодарныя восклицанія заставили окружавшихъ насъ людей съ грубыми лицами то плакать, то смяться. Тайна нашего спасенія вскор была мн объяснена.
Насъ потопилъ китоловъ, шедшій на насъ почти подъ прямымъ угломъ. Нсколько человкъ находилось на носу, но они замтили нашу лодку только тогда, когда уже было невозможно избжать столкновенія: ихъ-то крики такъ страшно напугали меня. Большое судно, разсказывали мн, прошло надъ нами такъ же легко, какъ наша маленькая лодочка прошла бы надъ перомъ, нимало не измнивъ своего хода. Вообразивъ, что наша лодка не боле какъ обломокъ, капитанъ Блокъ изъ Нью-Лондона намревался продолжать свой путь, безъ малйшей заботы о случившемся. Къ счастью, двое изъ людей утверждали, что замтили кого-то у руля, и что есть еще возможность спасти его. Возникъ споръ. Блокъ разсердился и объявилъ, что не его дло заботиться о всякихъ яичныхъ скорлупахъ, что корабль его, конечно, не повернетъ изъ-за такихъ пустяковъ, что если человкъ утонулъ, то самъ виноватъ, пусть на себя и пеняетъ, или что-то въ этомъ род. Гендерсонъ, подшкиперъ, въ справедливомъ негодованіи, какъ и весь экипажъ, возсталъ противъ такихъ рчей. Онъ высказался совершенно опредленно, объявилъ капитану, что считаетъ его достойнымъ вислицы, а что касается до него, то онъ ослушается его приказаній, хотя бы ему за это пришлось быть повшеннымъ въ ту минуту, когда онъ высадится на берегъ. Онъ бросился на корму и, завладвъ рулемъ, крикнулъ твердымъ голосомъ: руль по втру! Люди разбжались по своимъ мстамъ, корабль круто повернулъ. Все это заняло около пяти минутъ. Подшкиперъ приказалъ привести шлюбку и вскочилъ въ нее съ тми двумя матросами, которые утверждали, что видли меня у руля. Едва они отчалили, какъ корабль сильно качнуло въ сторону втра, и Гендерсонъ криквулъ: отступать! Пока они съ наивоэможной быстротой производили этотъ маневръ, корабль снова повернулъ и начиналъ двигаться впередъ, хотя вс руки были заняты уборкой парусовъ. Не смотря на всю опасность этой попытки, подшкиперъ ухватился за ванты, какъ только представилась къ тому возможность. Новый, сильный порывъ втра заставилъ правую сторону судна выставиться изъ воды почти до киля, и наконецъ-то обнаружилась причина страха Гендерсона. Тло человка было самымъ страннымъ образомъ привязано въ блестящему и полированному дну — Пингвинъ былъ обшитъ мдью — и сильно ударялось о корабль при всякомъ движеніи кузова. Посл нсколькихъ тщетныхъ усилій я былъ наконецъ выведенъ изъ своего опаснаго положенія и поднятъ наверхъ, такъ какъ это тло былъ я. Кажется, гвоздь, высунувшійся изъ мдной обшивки, удержалъ меня, когда я попалъ подъ корабль, и самымъ страннымъ образомъ пригвоздилъ меня ко дну. Головка гвоздя проткнула воротникъ моей куртки изъ толстаго сукна и заднюю часть моей шеи и застряла между двухъ сухожилій, какъ разъ подъ правымъ ухомъ. Меня тотчасъ уложили въ постель, хотя жизнь, казалось, меня совершенно оставила. На корабл не было доктора. Капитанъ оказывалъ мн всякаго рода вниманіе, вроятно, чтобы загладить въ глазахъ экипажа свое ужасное поведеніе. Гендерсонъ, однако, снова удалился съ корабля, хотя втеръ почти граничилъ съ ураганомъ. Черезъ нсколько минутъ онъ попалъ на обломки нашей лодки, немного спустя одинъ изъ людей заврилъ его, что отъ времени до времени различаетъ крикъ среди завыванія бури. Это побудило мужественныхъ матросовъ продолжать свои поиски боле получаса, не смотря на сигналы капитана Блока, приказывавшаго имъ возвратиться. Едва они на это ршились, какъ послышался слабый крикъ съ какого-то чернаго предмета, который быстро пронесся мимо нихъ. Они пустились за нимъ въ погоню и поймали его. Это былъ мостивъ Аріеля. Огюстъ бился возл точно въ агоніи. Когда его забрали, то замтили, что онъ привязанъ веревкой къ пловучимъ доскамъ. Этой мрою я, повидимому, способствовалъ спасенію его жизни. Аріель отличался легкостью постройки, при погруженіи онъ разбился, мостикъ былъ приподнятъ силою воды, ринувшейся подъ него, совершенно отдлился отъ остальныхъ частей и поплылъ, Огюстъ плылъ съ нимъ и такимъ образомъ избгъ ужасной смерти.
Только часъ слишкомъ спустя посл того какъ его привезли на Пингвинъ, онъ подалъ признаки жизни и могъ понять сущность катастрофы, постигшей нашу лодку. Мало-по-малу онъ совершенно очнулся и подробно описалъ свои ощущенія, пока онъ былъ въ вод.
Едва онъ нсколько пришелъ въ себя, какъ очутился въ вод, кружась съ непостижимой быстротою и чувствуя, что будто веревка крпко обвилась вокругъ его горла. Минуту спустя, онъ почувствовалъ, что быстро поднимается, но тутъ, сильно ударившись головой обо что-то твердое, онъ снова впалъ въ безпамятство. Наконецъ онъ понялъ, что произошла какая-нибудь катастрофа и что онъ въ вод, хотя ротъ его былъ выше ея и онъ могъ дышать довольно свободно. Быть можетъ, въ эту минуту каюта быстро неслась по втру и увлекала его, лежавшаго на спин. Пока онъ могъ оставаться въ этомъ положеніи, ему было почти невозможно утонуть. Волна бросила его поперекъ палубы, онъ пытался удержаться въ этомъ новомъ положеніи, крича по временамъ: помогите! За минуту передъ тмъ, какъ его, наконецъ, нашелъ мистеръ Гендерсонъ, онъ обезсиллъ, и снова упавши въ воду, счелъ себя погибшимъ. Во все время борьбы, у него не промелькнуло и самаго смутнаго воспоминанія объ Аріел. Когда его, наконецъ, вытащили, разсудокъ совершенно оставилъ его, и только часъ спустя онъ вполн созналъ свое положеніе. Что касается до меня, меня спасли отъ состоянія, очень близкаго къ смерти, при помощи сильныхъ растираній фланелью, обмоченной въ теплое масло. Рана на ше, хотя довольно безобразная, не была серьзна и скоро зажила.
Пингвинъ вошелъ въ гавань въ девять часовъ утра. Мы съ Огюстомъ умудрились явиться къ мистеру Барнарду въ завтраку, который по счастью былъ поданъ немного позже обыкновеннаго вслдствіе вечера, бывшаго наканун. Полагаю, что вс присутствовавшіе сами слишкомъ устали, чтобы замтить наши измученныя физіономіи. Кром того, школьники способны совершать чудеса по части надувательства, не думаю, чтобы хоть одному изъ нашихъ друзей пришло въ голову, что страшная исторія, которую разсказывали по городу нкоторые моряки — о томъ, какъ они разбили корабль и потопили тридцать или сорокъ несчастныхъ — могла относиться къ Аріелю, моему товарищу и мн.

Глава II.— Тайникъ.

Можно было бы предположить, что катастрофа, подобная вышеописанной, должна была охладить возникавшую во мн страсть къ морю. Напротивъ, никогда не испытывалъ я такого горячаго желанія извдать странныя приключенія, разнообразящія жизнь моряка, какъ черезъ недлю посл нашего чудеснаго избавленія. Разговоры мои съ Огюстомъ день ото дня учащались, интересъ ихъ все возросталъ. У него была манера разсказывать свои морскія похожденія — теперь я подозрваю, что это были, по крайней мр на половину, чистыя фантазіи — которая должна была дйствовать за такой восторженный характеръ, какъ мой. Блестящая сторона картины внушала мн очень ограниченное сочувствіе. Я только и бредилъ что кораблекрушеніями, голодомъ, смертью или плномъ среди варварскихъ племенъ, жизнью полной страданій и слезъ, влачимой на какомъ-нибудь сроватомъ и мрачномъ утес, среди недоступнаго и невдомаго океана. Подобныя мечты, какъ меня увряли впослдствіи, очень часты у меланхоликовъ, но въ то время, о которомъ идетъ рчь, я считалъ ихъ пророческими откровеніями судьбы, на которую я чувствовалъ себя какъ будто обреченнымъ…
Мсяцевъ черезъ восемь посл катастрофы съ Аріелемъ, торговый домъ Лойдъ и Вреденбургъ задумалъ исправить и оснастить старый бригъ Грампусъ для китоловнаго промысла. Отчего ему отдали предпочтеніе передъ другими хорошими судами, принадлежавшими тмъ же хозяевамъ, хорошенько не знаю, но такъ случилось. Мистеру Барнарду была поручена команда, Огюстъ долженъ былъ идти съ нимъ. Пока бригъ снаряжали, онъ часто настоятельно убждалъ меня воспользоваться отличнымъ случаемъ и удовлетворить мое желаніе путешествовать.
Не легко было это устроить. Отецъ мой не оказывалъ прямого сопротивленія, но съ матерью длались нервные припадки, какъ только заходила рчь о моемъ намреніи, и что всего хуже, ддушка поклялся, что не оставитъ мн ни одного шиллинга, если я осмлюсь коснуться этого вопроса. Вс эти затрудненія только подливали масла въ огонь. Я ршился отправиться во что бы то ни стало, сообщилъ Огюсту свое намреніе, и мы стали ломать голову, придумывая планъ для осуществленія его. Съ тхъ поръ я не говорилъ ни слова о путешествіи никому изъ моихъ родныхъ, и такъ какъ я предавался моимъ обычнымъ занятіямъ, то они предположили, что я отказался отъ своей зати.
Мн по невол приходилось предоставлять многое Огюсту, который большую часть дня проводилъ на Грампус, занятый различными приспособленіями, которыя устраивалъ для отца въ кают и трюм, но вечеромъ мы сходились и толковали о своихъ надеждахъ. Наконецъ онъ объявилъ мн, что все обдумалъ.
У меня былъ родственникъ, жившій въ Нью-Бедфорд, нкій мистеръ Россъ, у котораго я привыкъ проводить иногда дв-три недли. Бригъ долженъ былъ сняться съ якоря около половины іюня, мы условились, что за день или за два до этого отецъ получитъ записку отъ мистера Росса, съ просьбой отпустить меня къ нему провести недли дв съ его сыновьями. Огюстъ взялся написать эту записку и доставить ее. Притворившись, что ду въ Нью-Бедфордъ, я долженъ былъ сойтись съ товарищемъ, который спрячетъ меня на Грампус. Онъ уврялъ, что мстечко, куда онъ меня засадитъ, будетъ достаточно комфортабельно, чтобы я могъ пробыть тамъ нсколько дней, въ теченіе которыхъ не долженъ былъ показываться. Когда бригъ будетъ достаточно далеко, чтобы о возвращеніи не могло быть и рчи, тогда мн формально предоставятъ пользоваться каютой, а отецъ его отъ души посмется надъ такой славной шуткой. Мы встртимъ не мало судовъ, съ которыми я могу отправить письмо родителямъ, чтобы объяснить имъ все дло.
Наконецъ настала половина іюня. Записка была написана и отправлена, и однажды, въ понедльникъ утромъ, я вышелъ изъ дому. Огюстъ ждалъ меня на перекрестк, онъ пошелъ по направленію къ пристани, я слдовалъ за нимъ на нкоторомъ разстояніи, завернувшись въ толстый, матросскій плащъ, который онъ принесъ съ собою. Едва мы завернули за уголъ, какъ передо мной, собственной особой, явился мой ддушка, старый мистеръ Петерсенъ.
— Гордонъ!— проговорилъ онъ посл длиной паувы,— прости, Господи! Въ чье это грязное пальто ты нарядился?
— Сэръ,— отвчалъ я, принимая удивленно-обиженный видъ:— вы, кажется, ошибаетесь, для васъ же самихъ, я бы пожелалъ, чтобы ваше зрніе было получше, и чтобы вы не называли мой новый плащъ грязнымъ пальто. Глупецъ!
Старый джентльменъ отскочилъ шага на два, сначала сильно поблднлъ, потомъ страшно покраснлъ, поднялъ очки, снова надлъ ихъ и бросился на меня съ поднятымъ зонтикомъ. Однако, онъ опомнился, отвернулся и заковылялъ по улиц, ворча сквозь зубы:
— Плохо дло! надо новые очки! Я бы поклялся, что это Гордонъ. Проклятый мерзавецъ-матросъ!
Благополучно избжавъ опасности, мы продолжали свой путь уже осторожне. На корабл оказалось всего человка два, они были чмъ-то заняты на бак. Огюстъ первый вошелъ на палубу, я быстро послдовалъ за нимъ, незамченный людьми. Мы тотчасъ прошли въ каютъ-кампанію и никого тамъ не застали. Обставлена она была самымъ комфортабельнымъ образомъ, что довольно рдко на китоловномъ судн. Я замтилъ большую печь и прекрасный, пушистый коверъ на полу. Огюстъ повелъ меня въ свою собственную каюту, которая находилась на правой сторон судна. Войдя, онъ затворилъ за собою дверь и заперъ ее на замокъ. Мн показалось, что я никогда не видалъ боле красивой комнатки. Въ ней было около десяти футовъ длины, и одна только койка, широкая и покойная. Огюстъ нажалъ пальцами одно мсто въ ковр и показалъ мн, что частъ паркета, имвшая около шестнадцати квадратныхъ дюймовъ, была тщательно отдлена и снова вставлена. Подъ вліяніемъ давленія часть эта достаточно приподнялась съ одной стороны, чтобы онъ могъ просунуть подъ нее палецъ, а потомъ и руку. Продолжая надавливать, онъ расширилъ отверстіе люка (надъ которымъ коверъ оставался натянутымъ), и я замтилъ, что онъ ведетъ въ заднюю часть трюма. Огюстъ тотчасъ, съ помощью спички, зажегъ маленькую свчку, вставилъ ее въ потаенный фонарь и спустился въ отверстіе, прося меня слдовать за нимъ. Я исполнилъ его желаніе, тогда онъ задвинулъ щель дверкой посредствомъ гвовдя, прикрпленнаго къ нижней части ея, такимъ образомъ коверъ принялъ свое первобытное положеніе на полу каюты, и всякій слдъ отверстія исчезъ.
Свча давала такой слабый свтъ, что я лишь съ большимъ трудомъ могъ находить дорогу среди безпорядочной массы окружавшихъ меня предметовъ. Однако, глаза мои постепенно свыклись съ темнотой, и я подвигался впередъ съ меньшимъ трудомъ, держась за фалды моего товарища. Онъ, наконецъ, привелъ меня въ обитому желзомъ ящику, похожему на т, какіе ивогда употребляются для укладки дорогого фарфора. Ящикъ имлъ около четырехъ футовъ вышины и футовъ шесть длины, но былъ чрезвычайно узокъ. Вокругъ, по всмъ направленіямъ, былъ до самаго потолка наваленъ грузъ, настоящій хаосъ запасовъ, клтокъ, корзинъ, боченковъ и тюковъ, мн казалось просто чудомъ, что мы добрались до ящика. Впослдствіи я узналъ, что Огюстъ съ намреніемъ помстилъ весь грузъ въ трюмъ, съ цлью приготовить мн отличный уголокъ, не имя въ этой работ другого помощника, кром одного человка, который не шелъ на бриг.
Товарищъ мой показалъ мн, что одна изъ стнокъ ящика можетъ отодвигаться по желанію. Онъ толкнулъ ее и показалъ мн внутренность. Тюфякъ, снятый съ одной изъ коекъ, закрывалъ все дно ящика, въ которомъ находились всякаго рода приспособленія, какія можно было собрать на такомъ тсномъ пространств, причемъ мн, однако, оставалось довольно мста, чтобы сидть или лежать, протянувшись во весь ростъ. Между прочимъ, тутъ было нсколько книгъ, перья, чернила, бумага, три одяла, большая кружка съ водой, маленькій боченокъ сухарей, штуки три-четыре громадныхъ валонскихъ колбасъ, большой окорокъ, кусокъ жареной баранины и съ полъ-дюжины бутылокъ ликера. Огюстъ научилъ меня, какъ укрплять подвижную стнку ящика, затмъ, приблизивъ свчу къ самой палуб, показалъ мн конецъ привязанной къ ней черной веревки. Веревка эта, по словамъ его, шла отъ моего тайника, извивалась среди груза и доходила до гвоздя, вбитаго въ палубу, какъ разъ подъ отверстіемъ, ведущимъ въ его каюту. Посредствомъ этой веревки я легко могъ найти дорогу безъ его помощи. Онъ простился со мной, оставивъ мн фонарь, съ добрымъ запасомъ свчей и фосфору, общая заходить ко мн такъ часто, какъ только будетъ возможно. Это было 17-го іюня.
Три дня и три ночи оставался я въ своемъ ящик. Въ теченіе всего этого времени я не имлъ объ Огюст никакихъ извстій, но это не особенно меня тревожило, такъ какъ я зналъ, что бригъ долженъ съ минуты на минуту выйти въ море, и среди всей этой суеты мой пріятель легко могъ не найти случая спуститься ко мн. Наконецъ, онъ позвалъ меня, спрашивая, все ли благополучно и не надо ли мн чего.
— Ничего,— отвчалъ я,— мн такъ хорошо, какъ только можетъ быть. Когда бригъ выходитъ въ море?
— Онъ снимется съ якоря мене чмъ черезъ полъ-часа,— отвчалъ онъ.— Мн не удастся сойти ране трехъ, четырехъ дней. Наверху все благополучно. Когда я поднимусь и закрою люкъ, проберись по веревк до гвоздя, тамъ ты найдешь моя часы, они могутъ быть теб полезны. Пари держу, что ты не могъ бы опредлить, сколько времени ты здсь погребенъ — всего три дня. Сегодня 20-е. Я самъ принесъ бы теб часы, да боюсь, чтобъ меня не хватились.
Съ этимъ онъ ушелъ.
Съ часъ посл его ухода я почувствовалъ, что бригъ снялся съ якоря. Первой моей заботой было отправиться за часами. Ощупью, съ трудомъ пробирался я въ потемкахъ, но, наконецъ, добрался до гвоздя, и завладвъ предметомъ, изъ-за котораго предпринялъ такое долгое путешествіе, благополучно возвратился. Тогда я пересмотрлъ книги, которыми Огюстъ снабдилъ меня съ такой милой заботливостью, и выбралъ: ‘Экспедицію Льюса и Кларка къ устью Колумбіи’. Нсколько времени развлекался я чтеніемъ, потомъ почувствовавъ, что глаза мои смыкаются, заботливо потушилъ свчу и вскор погрузился въ глубокій сонъ.
Проснувшись, я почувствовалъ, что мысли мои спутаны, прошло нсколько времени, пока я могъ припомнить различныя обстоятельства моего положенія. Мало-по малу, однако, я все вспомнилъ. Я добылъ огня и взглянулъ на часы, но они остановились, такъ что я не имлъ никакой возможности опредлить, сколько времени я спалъ. Члены мои были сведены судорогой, и я былъ вынужденъ, для облегченія ихъ, простоять нсколько времени между двухъ клтокъ. Такъ какъ я посл этого почувствовалъ страшный голодъ, то вспомнилъ о холодной баранин, которой сълъ кусокъ передъ сномъ, и нашелъ ее тогда очень вкусной. Но каково было мое удивленіе, когда я замтилъ, что она находится въ состояніи полнаго разложенія! Обстоятельство это сильно меня встревожило, такъ какъ я начиналъ подозрвать, что проспалъ необыкновенно долго. Тяжелый воздухъ трюма могъ быть этому причиной. Голова у меня страшно болла, мн казалось, что я съ трудомъ перевожу духъ.
Въ теченіе долгихъ и невыносимыхъ сутокъ, никто не пришелъ мн на помощь,— я не могъ не обвинятъ Огюста въ самомъ грубомъ равнодушіи. Главнымъ образомъ меня смущало то, что вода въ моей кружк убавилась, а я сильно страдалъ отъ жажды, такъ какъ всласть полъ колбасы, лишившись баранины. Мной овладвала также удивительная сонливость, и я дрожалъ при мысли поддаться ей, опасаясь, какъ бы въ спертомъ воздух трюма не оказалось чего-нибудь зловреднаго. Между тмъ боковая качка доказывала мн, что мы находимся въ открытомъ мор. Мы несомннно ушли достаточно далеко, чтобы я могъ подняться на палубу. Можетъ быть, съ Огюстомъ что нибудь случилось? но я не могъ представить себ никакой катастрофы, которая объяснила бы мн, почему онъ такъ долго оставляетъ меня въ заточеніи, разв онъ внезапно умеръ или упалъ за бортъ, но останавливаться на подобной мысли, хотя бы въ теченіе нсколькихъ секундъ, было для меня невыносимо.
Наконецъ, я ршилъ подождать еще двадцать-четыре часа, посл чего, если не получу помощи, направиться въ люку и попытаться или добиться свиданія съ пріятелемъ, или, по крайней мр, вдохнуть въ себя немного чистаго воздуха черезъ отверстіе и взять изъ его каюты новый запасъ воды. Обдумывая эту мысль, я впалъ, не смотря на все мое сопротивленіе, въ глубокій сонъ или скорй въ какое-то оцпенніе. Сны мн снились самые ужасные. Безпредльныя пустыни разстилались передо мной. Гигантскіе, сроватые, древесные стволы безъ листьевъ тянулись въ безконечномъ ряду такъ далеко, какъ только могъ видть глазъ. Корни ихъ утопали въ громадныхъ топяхъ, вода которыхъ виднлась вдали черная, зловщая, страшная въ своей неподвижности. Странныя деревья казались одаренными жизненностью, и потрясая своими скелетообразными втвями, просили пощады у безмолвныхъ водъ. Потомъ декорація измнялась: я стоялъ, обнаженный и одинокій, среди знойныхъ песковъ Сахары. У ногъ моихъ лежалъ, свернувшись, лютый левъ. Вдругъ испуганные глаза его открылись и остановились на мн. Судорожнымъ прыжкомъ поднялся онъ на ноги и открылъ ужасный рядъ зубовъ. Изъ горла его вырвалось рычанье, подобное грому небесному, и я порывисто бросился на землю. Тутъ я на половину проснулся. Сонъ мой не совсмъ былъ сномъ. Лапы какого-то громаднаго и настоящаго чудовища тяжело упирались мн въ грудь, его теплое дыханіе касалось ушей моихъ, его блые, зловщіе клыки сверкали во мрак.
Еслибы, для спасенія моей жизни, я долженъ былъ только пошевельнуть однимъ членомъ или сказать одно слово, я не могъ бы ни двинуться, ни говорить. Животное оставалось въ прежнемъ положеніи, а я лежалъ подъ нимъ въ состояніи полной безпомощности. Я чувствовалъ, что меня быстро оставляютъ физическія и нравственныя силы, однимъ словомъ, что я умираю и умираю чисто отъ страха. Сдлавъ надъ собой послднее и страшное усиліе, я слабымъ голосомъ произнесъ молитву къ Богу и съ покорностью ждалъ смерти. Каково же было мое изумленіе, когда животное, испустивъ протяжный и глухой стонъ, принялось лизать мн лицо и руки съ самыми безумными признаками любви и радости. Я былъ ошеломленъ, совсмъ растерялся отъ удивленія, но не могъ же я забыть особеннаго стона Тигра, моей ньюфаундлендской собаки, да и ея странная манера ласкаться была мн хорошо знакома. Это била она. Я почувствовалъ, какъ кровь потокомъ хлынула мн къ вискамъ, испыталъ охватывающее ощущеніе освобожденія и воскресенія. Поспшно приподнялся я съ моего страдальческаго ложа и, бросившись на шею врному товарищу и другу, облегчилъ свое сердце цлымъ потокомъ страстныхъ слезъ.
Тщетно старался я объяснить себ присутствіе Тигра, и теряясь въ догадкахъ, наконецъ, просто порадовался, что онъ пришелъ раздлить мое мрачное одиночество и утшить меня своими ласками. Многіе любятъ своихъ собакъ, но моя привязанность къ Тигру была гораздо сильне обыкновенной. Въ теченіе ееми лтъ, онъ былъ моимъ неразлучнымъ товарищемъ. Я вырвалъ его маленькимъ щенкомъ изъ когтей сквернаго нантукетскаго шалуна, который, закинувъ ему петлю на шею, тащилъ его къ вод, и собака, выросши, расквиталась со мной, около трехъ лтъ спусгя, спасши меня отъ дубинки уличнаго вора.
Приложивъ часы къ уху, я замтилъ, что они опять остановились, меня это нисколько не удивило, такъ какъ я былъ убжденъ, что проспалъ очень долго. Сколько времени? Опредлить этого я никакъ не могъ. Меня пожирала лихорадка, жажда была почти невыносима. Ощупью искалъ я въ своемъ ящик остатка припасенной воды, такъ какъ огня у меня не было, свча въ фонар догорла совсмъ, а огниво не попадалось мн подъ руку. Найдя кружку, я убдился, что она пуста, Тигръ, безъ всякаго сомннія, не устоялъ противъ желанія напиться, а также състь оставшуюся баранину, кость которой, до-чиста обглоданная, валялась у моего ящика. Мн не было жаль испорченнаго мяса, но сердце замирало при одной мысли о вод. Я былъ крайне слабъ, при самомъ ничтожномъ движеніи, при самомъ легкомъ усиліи дрожалъ всмъ тломъ, точно въ сильномъ припадк лихорадки. Къ довершенію затрудненій, бригъ сильно качало, и бочки съ масломъ, нагроможденныя надъ моимъ ящикомъ, каждую минуту грозили свалиться и закрыть единственный выходъ изъ моего убжища. Вс эти соображенія заставили меня ршиться немедленно искать помощи.
При этой попытк крайняя слабость моя обнаружилась еще ясне. Лишь съ величайшимъ трудомъ могъ я тащиться, очень часто ноги у меня вдругъ подкашивались, и, падая лицомъ внизъ, я оставался нсколько минутъ почти въ безчувственномъ состояніи. Тмъ не мене я продолжалъ бороться и медленно подвигался…
Наконецъ, толкнувшись впередъ ее всей энергіей, на какую я только билъ способенъ, я ударился лбомъ объ острый уголъ ящика, окованнаго желзомъ. Ударъ этотъ оглушилъ меня только на нсколько минутъ, но я съ невыразимымъ горемъ убдился, что сильная боковая качка перевернула ящикъ съ мста, такъ что онъ, лежа на боку, совершенно загородилъ мн дорогу. Несмотря на вс мои усилія, я не могъ сдвинуть его и на одинъ дюймъ. Мн приходилось, при всей моей слабости, или выпустить веревку-путеводительницу или перелзть черезъ препятствіе. Первое представляло слишкомъ много затрудненій и опасностей. И такъ я принялся безъ колебаній собирать остатокъ силъ, чтобы попытаться перелзть черезъ ящикъ.
Но тутъ я замтилъ, что предпріятіе это представляетъ еще большія трудности, чмъ я воображалъ. По обимъ сторонамъ узкаго прохода поднималась настоящая стна самыхъ тяжелыхъ грузовъ, которые при малйшей моей неосторожности могли обрушиться мн на голову. Длая отчаянныя усилія, чтобы сдвинуть высокій и массивный ящикъ съ мста, я почувствовалъ замтное колебаніе съ противуположной стороны. Быстро провелъ я рукой по скважинамъ между досокъ, и замтилъ, что одна изъ нихъ, очень широкая, качается. Съ помощью ножа, который на счастью со мной былъ, мн удалось, не безъ труда, совсмъ отдлить ее, и пройдя черезъ отверстіе, я, въ величайшей моей радости, убдился, что съ противуположной стороны не было досокъ — другими словами, что крышки не было и что я черезъ дно проложилъ себ дорогу. Затмъ я, безъ особыхъ затрудненій, продолжалъ путь и, наконецъ, добрался до гвоздя. Съ бьющимся сердцемъ поднялся я на ноги и тихонько толкнулъ дверцу люка. Къ моему великому удивленію она не поддалась. Я сильно толкнулъ ее, но безуспшно, я толкалъ съ ожесточеніемъ, бшенствомъ, отчаяніемъ,— она противилась всмъ моимъ усиліямъ, очевидно было, что отверстіе нашли и на-крпко задлали. Я упалъ на полъ и предался самымъ мрачнымъ мыслямъ. Одно, что мн оставалось длать, это возвратиться къ моему ящику и покориться моей печальной участи.
Когда я, совершенно обезсиленный, упалъ на свой тюфякъ, Тигръ протянулся возл меня во весь ростъ. Необычайное его поведеніе привлекло мое вниманіе. Полизавъ мн лицо и руки въ теченіе нсколькихъ минутъ, онъ вдругъ останавливался и испускалъ глухой стонъ. Такъ какъ бдная собака казалась въ отчаяніи, я заключилъ, что она ушиблась, тщательно ощупалъ ей лапы, голову, но ничего не нашелъ. Но проводя рукою вдоль спины а почувствовалъ подъ шерстью легкое возвышеніе. Разобравъ шерсть пальцемъ, я нашелъ тесемку, обвивавшуюся вокругъ всего тла. При боле тщательномъ изслдованіи, я напалъ на маленькую полоску, какъ мн показалось, почтовой бумаги.

Глава III.— Бшенство Тигра.

Мн тотчасъ пришла мысль, что эта бумажка есть записка Огюста. Весь дрожа отъ нетерпнія, я снова принялся розыскивать спички и свчи. Мн смутно помнилось, что я ихъ тщательно спряталъ куда то передъ тмъ какъ гаснулъ, но напрасно силился я вспомнить, куда именно, и наврное потерялъ добрый часъ въ тщетныхъ поискахъ за этими проклятыми предметами. Пока я всюду шарилъ, почти опираясь головой въ балластъ, помщавшійся у отверстія моего ящика, я замтилъ вдали какъ бы слабый свтъ. Сильно удивленный, я пытался направиться къ этому свту, который, казалось, былъ отъ меня только въ разстояніи нсколькихъ футовъ. Едва я съ этой цлью шевельнулся, какъ совершенно потерялъ его изъ виду, и чтобы снова увидать его, былъ вынужденъ ощупью пробираться вдоль своего ящика пока не занялъ точь-въ-точь прежняго положенія. Тогда я убдился, что подвигаясь медленно, съ величайшей осторожностью, въ направленіи противуположномъ тому, какое я сначала избралъ, мн удастся добраться до этого свта. Такъ и случилось. Оказалось, что свтъ этотъ даютъ обломки моихъ спичекъ, разбросанные въ пустомъ, лежавшемъ на боку боченк. Очень удивлялся я, найдя ихъ въ подобномъ мст, но тутъ мн подъ руку попались два-три куска воску. Изъ этого я тотчасъ заключилъ, что собака съла весь запасъ моихъ свчей, и отчаялся въ возможности когда-либо прочесть записку Огюста. Кусочки воску такъ крпко соединились съ другими остатками, находившимися въ боченк, что я отказался отъ мысли извлечь изъ нихъ какую-нибудь пользу. Что же касается до фосфора, котораго оставалось еще нсколько свтящихся частицъ, я собралъ его какъ могъ старательне, и съ большимъ трудомъ возвратился къ своему ящику, гд Тигръ оставался все это время.
Теперь я положительно не зналъ, что длать. Въ трюм стоялъ такой глубокій мракъ, что я не могъ видть моей руки, даже приблизивъ ее къ самому лицу. Тщетно перебиралъ я въ ум множество нелпыхъ способовъ для добыванія огня, наконецъ мн пришла мысль, которая показалась мн раціональной, и я удивлялся только одному, что сразу не напалъ на нее. Я наложилъ полоску бумаги на переплетъ книги, и собравъ остатки спичекъ, положилъ ихъ вс на бумагу, потомъ, ладонью руки, быстро на-крпко потеръ ихъ. Яркій свтъ мгновенно распространился по поверхности, и будь на бумаг что-нибудь написано, я увренъ, что прочелъ бы это бежъ малйшаго затрудненія. Но не было ни слова. Свтъ погасъ черезъ нсколько секундъ… Не слдуетъ забывать, что я въ теченіе нсколькихъ дней дышалъ зараженнымъ воздухомъ, въ теченіе послднихъ четырнадцати или пятнадцати часовъ былъ совершенно лишенъ воды, а также и сна, страдалъ сильной лихорадкой и вообще очень дурно себя чувствовалъ. Все это, вмст взятое, объяснитъ, какъ могли пройти долгіе и печальные часы, полные апатіи, прежде, чмъ мн пришло на умъ, что я осмотрлъ только одну сторону бумаги. Промахъ этотъ, самъ по себ, не былъ бы очень важенъ, еслибъ этой важности ему не придали мое безуміе и моя вспыльчивость, въ досад, что не нашелъ на полоск бумаги нсколькихъ словъ, я разорвалъ ее и клочки бросилъ. Проницательность Тигра отчасти вывела меня изъ затрудненія. Найдя, посл долгихъ поисковъ, клочекъ записки, я поднесъ его къ носу собаки, стараясь дать ей понять, что надо принести мн остальное. Въ величайшему моему удивленію, такъ какъ я не училъ ее никакимъ штукамъ — она, казалось, сейчасъ же поняла мою мысль, и поискавъ нсколько минутъ, очень скоро нашла другой, довольно порядочный клочекъ. Она принесла мн его, подождала немного, какъ будто ожидая, чтобъ я одобрилъ ея поступокъ. Я потрепалъ ее по голов, она тотчасъ убжала, и черезъ нсколько времени принесла большую полоску, оказалось, что я разорвалъ бумагу только на три части.
Вроятно, думалось мн, нсколько словъ написано на той сторон бумаги, которой я не осматривалъ, но какая это сторона?
Снова положилъ я бумагу на книгу и тщательно взвшивалъ въ ум этотъ вопросъ. Наконецъ, я подумалъ, что не совсмъ невозможно, чтобъ исписанная сторона отличалась какой-нибудь неровностью. Тщательно провелъ я пальцемъ по первой попавшейся сторон и ровно ничего не почувствовалъ. Я перевернулъ бумагу. Крайне осторожно провелъ я указательнымъ пальцемъ вдоль всей полоски и замтилъ чрезвычайно слабый, но все же ощутительный свтъ, тянувшійся за моимъ пальцемъ. Явленіе это очевидно могло происходить только отъ присутствія нсколькихъ частицъ фосфора, которымъ я, при первой попытк, натиралъ бумагу. Значитъ, обратная сторона была исписана. Вторично перевернулъ я записку и принялся за дло, какъ и въ первой разъ. Я потеръ остатки фосфору о бумагу,— показался свтъ, но теперь нсколько строкъ, написанныхъ крупнымъ почеркомъ и какъ будто красными чернилами, были совершенно ясно видны. Свтъ, хотя достаточно яркій, былъ мгновенный, тмъ не мене, еслибъ я не былъ слишкомъ взволнованъ, я имлъ бы время разобрать три фразы. Я видлъ, что ихъ три. Но, благодаря моему нетерпнію все прочесть разомъ, мн удалось поймать только послднія слова: Кровь, не показывайся, твоя жизнь отъ этого зависитъ.
Невыразимый ужасъ внушилъ мн этотъ совтъ. Огюстъ несомннно имлъ основательныя причины желать, чтобъ я не показывался, и я составлялъ тысячу предположеній насчетъ этихъ причинъ, но ничего не могъ придумать. По возвращеніи изъ моей послдней экскурсіи къ люку, я ршился на удалую подать голосъ матросамъ или, еслибъ это не удалось, попытаться проложить себ путь черезъ палубу. Я былъ почти увренъ, что найду въ себ силы выполнить, въ крайнемъ случа, одно изъ этихъ предпріятій, и это давало мн мужество выносить страданія, соединенныя съ моимъ положеніемъ. И вдругъ нсколько прочтенныхъ мною словъ лишаютъ меня этихъ двухъ послднихъ исходовъ! Въ порыв отчаянія я бросился на тюфякъ и пролежалъ на немъ цлый день и цлую ночь…
Наконецъ, я еще разъ поднялся. Мн было очень трудно прожить еще двадцать-четыре часа безъ воды, дольше было невозможно. Въ теченіе первой половины моего заточенія я широко пользовался напитками, которыми снабдилъ меня Огюстъ, но они только усилили мою лихорадку, ничуть не утоливъ жажды. Колбасы были вс съдены, отъ окорока оставался только маленькій кусочекъ кожи, и если не считать обломковъ сухаря, все остальное было уничтожено Тигромъ. Къ довершенію мученій я чувствовалъ, что головная боль моя усиливается съ каждой минутой. Уже въ теченіе нсколькихъ часовъ, я могъ дышать только съ величайшимъ трудомъ. Но у меня была еще другая причина тревожиться, и томительный страхъ, порожденный ею, главнымъ образомъ вывелъ меня изъ забытья и принудилъ приподняться на моемъ лож. Тревогу эту причинило мн поведеніе собаки.
Я уже замтилъ въ ней перемну, пока натиралъ бумагу фосфоромъ въ послдній разъ. Она съ легкимъ ворчаніемъ уткнулась носомъ въ мою руку, но я, въ эту минуту, былъ слишкомъ взволнованъ, чтобъ обратить большое вниманіе на это обстоятельство. Вскор затмъ, какъ помнитъ читатель, я впалъ въ родъ летаргіи. Надъ самымъ моимъ ухомъ раздался странный свистъ, оказалось, что шумъ этотъ производитъ Тигръ, который задыхался, точно находясь подъ вліяніемъ сильнйшаго возбужденія, глазныя яблоки его бшено сверкали въ темнот. Я заговорилъ съ нимъ, онъ отвтилъ мн глухимъ рычаніемъ и замолчалъ. Я опять впалъ въ забытье, т же звуки вывели меня изъ него. Это повторялось три или четыре раза, наконецъ, поведеніе его такъ напугало меня, что я почувствовалъ, что окончательно проснулся. Тигръ лежалъ у самаго отверстія ящика, и страшно, хотя тихо и глухо, рычалъ, скрежеща губами, точно его мучили сильныя конвульсіи.
Я не сомнвался въ томъ, что отсутствіе воды и спертый воздухъ трюма довели его до бшенства, и положительно не зналъ, на что ршиться. Я отлично различалъ его глаза, устремленные на меня съ выраженіемъ смертельной вражды. Почувствовавъ, что я не въ силахъ доле выносить этого ужаснаго положенія, я ршился выбраться изъ ящика и покончить съ собакой, еслибъ противодйствіе съ ея стороны вызвало меня на эту крайность. Чтобъ бжать, мн необходимо было перешагнуть черезъ нее, она точно предчувствовала мое намреніе и выставила рядъ своихъ блыхъ клыковъ. Я взялъ остатки кожи отъ окорока и послднюю бутылку ликера, привязалъ ихъ къ себ такъ же, какъ и большой столовый ножъ, оставленный мн Огюстомъ, и, завернувшись въ пальто, сдлалъ движеніе по направленію къ отверстію. Едва я двинулся, какъ собака съ страшнымъ воемъ схватила меня за горло. Страшная тяжесть ея тла обрушилась на мое правое плечо и я упалъ влво, тогда какъ бшеное животное пронеслось черезъ меня. Я упалъ на колни, засунувъ голову подъ одяло, я чувствовалъ острые зубы, сильно сжимавшіе шерсть, которой шея моя была окутана. Отчаяніе придало мн силы, я быстро приподнялся, оттолкнулъ отъ себя собаку и потащилъ за собой одяло съ тюфяка. Я набросилъ ихъ на Тигра, и прежде чмъ онъ могъ отъ нихъ освободиться, перешагнулъ черезъ порогъ благополучно, затворивъ за собою дверь на случай преслдованія. Но во время этой битвы я вынужденъ былъ выпустить изъ рукъ кожу отъ окорока, отнын вс мои запасы ограничивались ликеромъ. Когда эта мысль мелькнула въ ум моемъ, я поступилъ какъ избалованный ребенокъ, поднесъ бутылочку къ губамъ, опорожнилъ ее до послдней капли и бшено разбилъ объ полъ.
Едва замолкъ звукъ разбитаго стекла, какъ кто-то позвалъ меня тревожнымъ, но глухимъ голосомъ въ направленіи помщенія экипажа. Случай такого рода былъ для меня дломъ неожиданнымъ, и вызванное имъ волненіе было такъ сильно, что я тщетно силился отвтить. Я совершенно утратилъ способность говорить: хотя бы тысяча міровъ зависли отъ одного слова, я не могъ бы его выговорить. Тогда я услыхалъ легкое движеніе среди груза, потомъ звукъ сдлался мене явственъ, еще мене — онъ постоянно ослабвалъ. Забуду ли я когда-нибудь мои тогдашнія ощущенія? Онъ уходилъ, мой другъ, мой товарищъ, отъ котораго я имлъ право ждать такъ многаго, онъ уходилъ, онъ хотлъ меня покинуть, онъ ушелъ! Значитъ, онъ хочетъ, чтобы я погибъ, умеръ въ самой ужасной, самой отвратительной тюрьм! Голова у меня закружилась и я упалъ.
При паденіи столовый ножъ высунулся у меня изъ-за пояса и скользнулъ на полъ. Съ самой сильной тревогой прислушивался я, желая убдиться, какое впечатлніе произвелъ этотъ стукъ на Огюста, такъ какъ я зналъ, что звать меня могъ онъ одинъ. Въ теченіе нсколькихъ минутъ все было тихо. Наконецъ, я снова услыхалъ имя ‘Артуръ!’, повторенное нсколько разъ. Вновь родившаяся надежда вдругъ развязала мн языкъ, и я крикнулъ, какъ только могъ громче:
— Огюстъ, о, Огюстъ!
— Тише, ради Бога, молчи!— отвчалъ онъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ:— я сейчасъ къ теб приду, какъ только проложу себ дорогу черезъ трюмъ.
Долго слышалъ я, какъ онъ шевелился среди груза, каждое мгновеніе казалось мн вкомъ. Наконецъ, я почувствовалъ его руку на своемъ плеч, и въ то же время онъ поднесъ въ губамъ моимъ бутылку воды. Только люди, впервые вырванные изъ когтей смерти или знавшіе невыносимыя мученія жажды, могутъ составить себ понятіе о невыразимомъ наслажденіи, какое доставилъ мн этотъ чудный напитокъ!
Когда я почти утолилъ жажду, Огюстъ вынулъ изъ кармана три или четыре холодныхъ, вареныхъ картофелины, которыя я уничтожилъ съ величайшей жадностью. Онъ принесъ огня въ потайномъ фонар, и прелестные лучи доставляли мн не мене радости, чмъ пища и питье. Но я нетерпливо желалъ узнать причину его продолжительнаго отсутствія и онъ принялся разсказывать мн, что произошло на бриг во время моего заключенія.

Глава IV.— Бунтъ и рзня.

Бригъ вышелъ въ море, какъ я и угадалъ, около часу посл того, какъ Огюстъ оставилъ мн свои часы. Это было 20 іюня. Я уже тогда находился въ трюм три дня, но за все это время на Грампус происходила такая суета, въ особенности въ каютъ-компаніи и въ офицерскихъ каютахъ, что онъ не могъ навстить меня, не рискуя выдать тайну люка. Когда же онъ, наконецъ, спустился, я уврилъ его, что мн такъ хорошо, какъ только можетъ быть, а потому, въ теченіе двухъ слдующихъ дней, онъ не особенно безпокоился на мой счетъ, тмъ не мене онъ постоянно выжидалъ случая спуститься во мн. Случай этотъ, наконецъ, представился только на четвертый день. Нсколько разъ въ теченіе этого промежутка времени, Огюстъ ршался во всемъ сознаться отцу, но мы еще находились вблизи Нантукета, и можно было опасаться, судя по нкоторымъ словамъ, вырвавшимся у капитана, что онъ немедленно вернется, узнавъ о моемъ присутствіи. Огюстъ засталъ меня спящимъ. По всмъ моимъ соображеніямъ, это вроятно и было то несчастное забытье, въ которое я впалъ тотчасъ по возвращеніи съ часами, сонъ этотъ, слдовательно, долженъ былъ продолжаться боле трехъ сутокъ, по меньшей мр. Недавно я узналъ, по собственному опыту и по разсказамъ другихъ, сильное усыпляющее дйствіе запаха стараго рыбьяго жира, когда онъ скопляется въ тсномъ пространств, и когда я вспомню, въ какомъ вид находился трюмъ и сколько времени бригъ служилъ китоловнымъ судномъ, я гораздо боле склоненъ удивляться тому, что могъ проснуться, однажды впавъ въ этотъ опасный сонъ, чмъ тому, что проспалъ столько времени безъ перерыва.
Огюстъ сначала позвалъ меня тихо и не затворяя люка — я ничего не отвчалъ. Тогда онъ заперъ люкъ и заговорилъ со мною громче, наконецъ очень громко — я продолжалъ храпть. Такъ какъ сонъ мой казался очень спокойнымъ, онъ ршился уйти, но тутъ вниманіе его было привлечено совершенно необыкновеннымъ шумомъ, который, какъ будто, доносился изъ каюты. Онъ бросился черезъ люкъ, заперъ его и отворилъ дверь своей каюты. Едва онъ ступилъ на порогъ, какъ раздался выстрлъ изъ пистолета, и въ то же мгновеніе его свалили на землю ударомъ ганшпуга.
Сильная рука не позволяла ему встать съ пола и крпко сжимала его горло, тмъ не мене онъ могъ видть все, что вокругъ него происходило. Отецъ его, связанный по рукамъ и по ногамъ, лежалъ на ступеняхъ трапа, головой внизъ, съ глубокой раной на лбу, изъ которой кровь текла ручьемъ. Онъ не говорилъ ни слова и казался умирающимъ. Надъ нимъ склонился подшкиперъ, который заглядывалъ ему въ лицо съ выраженіемъ сатанинской насмшки, и спокойно обшаривалъ его карманы, откуда въ эту самую минуту вытаскивалъ толстый портфель и хронометръ. Семь человкъ команды, въ числ которыхъ находился поваръ-негръ, шарили по каютамъ, ища оружія, вскор всхъ снабдили ружьями и порохомъ. Не считая Огюста и капитана Барнарда, въ кают было всего девять человкъ — самыхъ отъявленныхъ негодяевъ экипажа. Тогда бандиты поднялись на палубу, уведя съ собой моего пріятеля, которому связали руки за спину. Они прямо направились въ баку, который былъ запертъ, двое бунтовщиковъ стояли возл съ топорами. Подшкиперъ крикнулъ громкимъ голосомъ:
— Ну-ка вы, нижніе, маршъ наверхъ, поодиночк и безъ ворчанья!
Прошло нсколько минутъ, пока кто-нибудь осмлился показаться, наконецъ англичанинъ, отправившійся юнгой, вскарабкался съ жалобнымъ плачемъ, смиреннйшимъ образомъ умоляя подшкипера пощадить его жизнь. Единственнымъ отвтомъ на его мольбу былъ здоровый ударъ топоромъ въ лобъ. Бдный малый покатился на палубу, черный поваръ поднялъ его на руки, какъ ребенка, и спокойно бросилъ въ море. Заслышавъ паденіе тла, люди, сидвшіе внизу, положительно отказались подняться на палубу, общанія и угрозы — все было тщетно, пока наконецъ кто-то не предложилъ дать имъ понюхать дыму. Тогда вс сразу бросились, одну минуту можно было думать, что бригъ будетъ отвоеванъ. Однако, бунтовщикамъ удалось снова накрпко запереть бакъ, только шестеро ихъ противниковъ успли броситься на палубу. Эти шестеро, лишенные оружія, сдались посл кратковременной борьбы. Подшкиперъ надавалъ имъ общаній, чтобъ заставить людей, сидвшихъ внизу, сдаться, такъ какъ они могли безъ труда слышать все, что говорилось на палуб. Послдствія доказали его прозорливость. Вс запертые въ бак выразили намреніе сдаться, и поднявшись поодиночк, были перевязаны и брошены на спину рядомъ съ шестью первыми. Всего оказалось двадцать-семь человкъ, не принявшихъ участія въ бунт.
За симъ послдовала ужаснйшая бойня. Связанныхъ матросовъ потащили на шкафутъ. Тамъ стоялъ поваръ съ топоромъ и наносилъ каждой жертв ударъ по голов въ тотъ моментъ. когда другіе бандиты толкали ее за бортъ. Такъ погибло двадцать-два человка. Огюсіъ и себя считалъ погибшимъ, каждую минуту воображая, что сейчасъ настанетъ его очередь. Но повидимому, негодяи слишкомъ устали, четверымъ плннымъ, кром моего пріятеля, была пока оказана пощада, подшкиперъ послалъ за ромомъ, и вся толпа убійцъ затяла пьяный праздникъ, длившійся до заката солнца. Ромъ оказалъ на нкоторыхъ изъ бунтовщиковъ смягчающее дйствіе, нсколько голосовъ предложило совершенно освободить плнныхъ, подъ условіемъ, чтобъ они присоединились къ бунтующимъ и приняли свою долю добычи. Однако, черный поваръ не соглашался ни на какія предложенія подобнаго рода, по счастью, онъ такъ ослабъ отъ пьянства, что наимене кровожаднымъ не трудно было его сдерживать. Въ числ послднихъ находился нкій канатный мастеръ Диркъ Петерсъ. Сынъ индіанки изъ племени Упсарока и торговца мхами, человкъ этотъ отличался самой свирпой наружностью, какую я когда-либо видалъ. Маленькій съ несоразмрными по росту членами, съ безобразно-толстыми и широкими руками, съ уродливой головой, заостренной вверху, какъ у многихъ негровъ, и совершенно плшивый. Чтобы скрыть этотъ послдній недостатокъ, онъ обыкновенно носилъ парикъ изъ перваго попавшагося мха. Въ эпоху, о которой идетъ рчь, парикъ его былъ мха сраго американскаго медвдя, что порядочно увеличивало свирпость его физіономіи. Ротъ тянулся до ушей. Объ этомъ странномъ существ ходило множество анекдотовъ среди нантукетскихъ моряковъ. По нкоторымъ изъ нихъ можно было заключить, что разсудокъ его не въ полномъ порядк.
Посл двухъ или трехъ сильныхъ ссоръ было, наконецъ, ршено всхъ плнныхъ, за исключеніемъ Огюста, котораго Петерсъ съ комическимъ упорствомъ желалъ сохранить при себ въ качеств секретаря, пустить на произволъ судьбы въ одной изъ самыхъ маленькихъ лодокъ. Подшкиперъ спустился въ каюту посмотрть: живъ ли еще капитанъ Барнардъ. Вскор оба появились, капитанъ былъ блденъ какъ смерть, но нсколько оправился отъ послдствій своей раны. Онъ заговорилъ съ людьми едва слышнымъ голосомъ, умоляя ихъ не поступать съ нимъ такъ жестоко, а усмириться, общая имъ высадить ихъ, куда они пожелаютъ, и не принимать никакихъ мръ для преданія ихъ суду. Съ тмъ же успхомъ могъ бы онъ вести переговоры съ втромъ. Два негодяя схватили его за руки и бросили въ лодку, которая была приведена, пока подшкиперъ спускался въ каюту. Четверыхъ, лежавшихъ на палуб, развязали и приказали имъ спуститься, что они и исполнили безъ малйшаго сопротивленія. Огюстъ оставался въ прежнемъ, мучительномъ положеніи, хотя волновался и молилъ жалкаго утшенія сказать отцу послднее прости. Несчастнымъ передали горсть сухарей и кружку воды, но не дали ни мачты, ни паруса, ни веселъ, ни компаса. Потомъ лодку на нсколько минутъ взяли на буксиръ и наконецъ пустили на произволъ судьбы. Тмъ временемъ наступила ночь — не видно было ни луны, ни звздъ — море начинало бурлить, хотя втеръ былъ не сильный. Лодка мгновенно исчезла изъ виду, очень мало оставалось надежды для несчастныхъ. Событіе это, однако, совершилось не въ особенно дальнемъ разстояніи отъ Бермудскихъ Острововъ. Огюстъ старался утшить себя мыслью, что путникамъ на лодк, быть можетъ, удастся достигнуть берега. На бриг подняли вс паруса, и онъ продолжалъ свой путь на юго-западъ, бунтовщики затвали какую-то разбойничью экспедицію, дло шло, сколько могъ понять Огюстъ, о задержаніи корабля, который долженъ былъ идти съ Острововъ Зеленаго Мыса въ Порто-Рико. На Огюста не обращали никакого вниманія, его развязали, онъ могъ свободно ходить вплоть до корабельной лстницы, спускавшейся въ каюту.
Диркъ Петерсъ обращался съ нимъ довольно ласково, но положеніе его все же было самое печальное и самое трудное. Онъ уврялъ меня, что его безпокойство на мой счетъ было самымъ печальнымъ послдствіемъ его тогдашнихъ условій. Нсколько разъ ршался онъ открыть бунтовщикамъ тайну моего присутствія на бриг, но его удерживало частью воспоминаніе объ ужасахъ, которыхъ онъ былъ свидтелемъ, частью надежда скоро имть возможность придти мн на помощь. Наконецъ вечеромъ на третій день посл исполненія приговора надъ отцомъ его, подулъ сильный восточный втеръ, вся команда занялась уборкой парусовъ. Благодаря послдовавшей отъ того суматох, онъ могъ спуститься незамченнымъ и войти въ себ въ каюту. Каково же было его горе, когда онъ увидалъ, что ее превратили въ складъ, и что на самомъ трап лежитъ нсколько охапокъ старыхъ цпей!
Снять ихъ незамтно было дломъ невозможнымъ, а потому онъ какъ можно скорй поднялся на верхъ. Едва онъ ступилъ на палубу, какъ подшкиперъ схватилъ его за горло, спрашивая, что онъ длалъ въ кают, и уже готовъ былъ бросить его за бортъ, какъ Диркъ Петерсъ вступился и еще разъ спасъ ему жизнь. Тогда ему надли ручныя кандалы и крпко связали ноги. Затмъ его снесли въ каюту, занимаемую обыкновенно командой, и бросили на одну изъ нижнихъ воекъ у самой стны, отдлявшей каюту отъ бака. Ему объявили, что нога его не будетъ на палуб, пока бригъ не перестанетъ быть бригомъ.

Глава V.— Письмо, писанное кровью.

Посл того какъ поваръ, бросившій его на койку, удалился съ бака, Огюстъ въ теченіе нсколькихъ минутъ предавался отчаянію. Онъ ршился описать мое положеніе первому, кто спустится внизъ, считая, что лучше дать мн возможность кое-какъ поладить съ бунтовщиками, чмъ умереть отъ жажды въ трюм, такъ какъ теперь заточенію моему уже исполнилось десять дней, а моя кружка воды не представляла очень обильнаго запаса даже и на четыре дня. Пока онъ это обдумалъ, ему вдругъ пришла мысль, что пожалуй удастся пробраться ко мн черезъ главный трюмъ.
Первымъ вопросомъ, подлежащимъ разршенію, были его ручныя кандалы. При боле тщательномъ осмотр онъ убдился, что можетъ, сжимая руки, вытаскивать ихъ по произволу, безъ особенныхъ усилій или неудобствъ, изъ этихъ браслетовъ. Тогда онъ развязалъ себ ноги и принялся осматривать стну въ томъ мст, гд она граничила съ койкой. Перегородка состояла изъ тонкой еловой доски, онъ убдился, что легко проложитъ себ путь черезъ нее. Тутъ послышался чей-то голосъ, онъ едва усплъ всунуть правую руку въ кольцо — лвая еще не успла освободиться — и стянуть веревку вокругъ ноги, какъ показался Диркъ Петерсъ, а за нимъ Тигръ, который тотчасъ прыгнулъ на койку. Зная мою привязанность въ этой собак, Огюстъ, при нашемъ отъзд, отправился за нею въ домъ моего отца, тотчасъ посл того какъ привелъ меня въ трюмъ, но забылъ сообщить мн объ этомъ обстоятельств, когда принесъ часы.
Со времени бунта Огюстъ видлъ Тигра въ первый разъ, оказалось, что Петерсъ высвободилъ его изъ какой-то дыры, куда онъ забился, и подъ вліяніемъ добраго чувства, которое мой пріятель съумлъ оцнить, привелъ собаку къ нему на бакъ, чтобъ ему было повеселе. Петерсъ оставилъ Огюсту небольшой запасъ солонины и картофелю и кружку воды, а затмъ поднялся на палубу, общая придти на другой день и принести пость.
Когда онъ ушелъ, Огюстъ освободилъ об руки отъ цпей и развязалъ себ ноги. Потомъ съ помощью ножа принялся энергически работать надъ одной изъ досокъ перегородки, у самаго пола. Къ ночи онъ окончательно подрзалъ доску. Должно замтить, что никто изъ команды не спалъ на бак со времени бунта, люди проводили время въ кают на корм, распивая вино, уничтожая запасы капитана и заботясь объ управленіи кораблемъ, лишь насколько это было необходимо.
Начинало разсвтать, а Огюстъ еще не окончилъ второй части работы — отверстія, находившагося, приблизительно, на разстояніи фута надъ первымъ, оно должно было быть достаточно велико, чтобъ ему можно, было свободно проникнуть черезъ него до орлопъ-дека. Попавъ туда, онъ безъ особаго труда добрался до нижняго люка. Тутъ только онъ замтилъ, что Тигръ слдовалъ за нимъ. Но было слишкомъ поздно, чтобы надяться добраться до меня до наступленія дня. Огюстъ ршился подняться на верхъ и ждать ночи и уже приподнималъ люкъ, какъ Тигръ кинулся въ отверстію, одну минуту нетерпливо его обнюхивалъ, и испустилъ протяжный стонъ, очевидно было, что онъ сознавалъ мое присутствіе въ трюм. Огюстъ подумалъ, что собака, пожалуй, доберется до меня, если позволить ей спуститься. Тутъ въ голов его блеснула мысль о записк. Задумано, сдлано. Старая зубочистка быстро превратилась въ перо, наружный листокъ письма далъ достаточное количество бумаги,— это былъ дубликатъ подложнаго письма, сфабрикованнаго отъ имени мистера Росса. Огюстъ, увидвъ, что почеркъ недостаточно хорошо скопированъ, написалъ другое и, по счастью, засунулъ первое въ карманъ, гд теперь очень кстати нашелъ его. Недоставало чернилъ, онъ слегка надрзалъ перочиннымъ ножемъ кончивъ пальца, надъ самымъ ногтемъ,— оттуда брывнула струйка крови, и онъ написалъ записку такъ четко, какъ только могъ въ потьмахъ и въ данныхъ обстоятельствахъ.
Привязавъ полоску бумаги къ тлу собаки, Огюстъ пустилъ ее черезъ люкъ, а самъ вернулся на бакъ. Чтобы скрыть дыру въ перегородк, онъ всадилъ ножъ какъ разъ надъ нею, а на него повсилъ толстый бушлатикъ {Короткое пальто.}, который нашелъ на койк. Онъ снова надлъ ручныя кандалы и поправилъ веревку, охватывавшую ему ноги.
Едва покончилъ онъ съ этимъ, какъ Диркъ Петерсъ явился очень пьяный, но въ прекрасномъ расположеніи духа, и принялся болтать о томъ, что длалось на корабл. Въ теченіе дня, два матроса и поваръ, совершенно пьяные, явились на бакъ. Изъ ихъ разговора можно было заключить, что вс они расходятся въ мнніяхъ относительно конечной цли путешествія. Насколько Огюстъ могъ судить, бунтъ не былъ вызванъ единственно страстью къ добыч, главной причиной его были личные счеты подшкипера съ капитаномъ. Теперь на бриг были дв, рзко расходившіяся партіи. Во глав первой стоялъ подшкиперъ, второй — поваръ. Первая партія хотла завладть первымъ встрчнымъ кораблемъ и, на одномъ изъ Антильскихъ острововъ, оснастить его для разбойничьяго плаванія. Вторая партія, сильнйшая и считавшая, въ числ своихъ приверженцевъ, Дирка Петерса, склонялась къ тому, чтобы слдовать по первоначальному пути брига въ Тихій океанъ, и тамъ или заняться китоловствомъ, или поступить иначе, смотря по обстоятельствамъ.
Слова Петерса, знакомаго съ этими странами, повидимому имли большое значеніе въ глазахъ бунтовщиковъ, колебавшихся между различными смутными представленіями о выгод и удовольствіи. Онъ особенно настаивалъ на цломъ мір новинокъ и забавъ, какой они найдутъ на безчисленныхъ островахъ Тихаго океана, на полной безопасности и совершенной свобод, какими они будутъ пользоваться, а главнымъ образомъ на прелестяхъ климата и красот женщинъ. До сихъ поръ еще ничего не было окончательно ршено. Но картины, рисуемыя канатнымъ мастеромъ, сильно дйствовали на пылкое воображеніе матросовъ, и вс вроятности были въ пользу исполненія его плана. Собесдники ушли, приблизительно, черезъ часъ, и въ теченіе цлаго дня никто не входилъ на бакъ. Огюстъ притаился до сумерекъ. Тогда онъ освободился отъ ручныхъ цпей и веревки и приготовился къ новой попытк. На одной изъ коекъ онъ нашелъ бутылку и наполнилъ ее водою изъ оставленной Петерсомъ кружки, потомъ разсовалъ по карманамъ нсколько холодныхъ картофелинъ. Къ великой своей радости, онъ нашелъ также и фонарикъ съ небольшимъ огаркомъ. Онъ могъ зажечь его, когда вздумается, такъ какъ владлъ коробкой спичекъ.
При полномъ наступленіи ночи, онъ проскользнулъ черезъ отверстіе въ перегородк, изъ предосторожности уложивъ одяла такъ, чтобъ они изображали лежащаго человка. Добравшись до люка, онъ зажегъ свой огарокъ и съ величайшимъ трудомъ сталъ пробираться среди грузовъ, которые вплотную наполняли трюмъ. Его ужаснулъ тяжелый, пропитанный невыносимымъ зловоніемъ, воздухъ. Онъ не считалъ возможнымъ, чтобы я пережилъ такое долгое заточеніе, вынужденный дышать подобнымъ воздухомъ. Онъ нсколько разъ звалъ меня по имени, но я ничего не отвчалъ. Бригъ страшно качало, при этомъмпроисходилъ такой шумъ, что было совершенно излишне прислушиваться къ такому слабому звуку, какъ мое дыханіе или мой храпъ. Онъ открылъ дверку фонаря и держалъ его какъ можно выше всякій разъ, какъ пространство это позволяло, съ цлью дать мн понять, если я еще живъ, что помощь приближается. Онъ нсколько времени подвигался въ страшно-тревожномъ состояніи, пока путь не былъ ему окончательно прегражденъ. Тутъ онъ въ отчаяніи бросился на груду разнообразныхъ предметовъ и заплакалъ какъ ребенокъ. Въ эту-то минуту онъ услыхалъ звонъ разбитой бутылки, которую я бросилъ объ полъ. Только впослдствіи Огюстъ сознался мн, что уже готовъ былъ отказаться отъ своего предпріятія и подняться на бакъ. Прежде чмъ произносить надъ нимъ приговоръ, должно принять во вниманіе подавляющія обстоятельства, среди которыхъ онъ находился. Ночь быстро летла, отлучка его съ бака могла быть замчена, свча готова была погаснуть, онъ имлъ полное основаніе считать меня мертвымъ. Прибавьте ко всему этому ужасы, которыхъ товарищъ мой недавно былъ свидтелемъ, его заточеніе, лишенія, и вы, какъ я самъ, способны будете взглянуть на его кажущуюся измну дружб съ чувствомъ скоре грусти, чмъ негодованія.
Итакъ звонъ разбитой бутылки долетлъ до слуха Огюста, но онъ не былъ увренъ, что звукъ этотъ идетъ изъ трюма. Сомнніе, однако, поощрило его. Онъ вскарабкался, цпляясь за грузъ, почти до орлопъ-дека, и тутъ, пользуясь минутной пріостановкой бшеной качки брига, сталъ звать меня во все горло, не заботясь даже объ опасности быть услышаннымъ командой. Читатель помнитъ, что въ этотъ моментъ голосъ его донесся до меня, но я находился въ такомъ сильномъ волненіи, что былъ не въ силахъ отвтить. Убжденный, что его страшное опасеніе боле чмъ основательно, онъ спустился, не теряя времени, чтобы возвратиться на бакъ. Онъ уже прошелъ добрую часть пути, когда паденіе моего ножа вызвало въ немъ новыя колебанія. Онъ тотчасъ вернулся, вторично перелзъ черезъ грузъ, позвалъ меня такъ же громко какъ въ послдній разъ. Тутъ во мн наконецъ возвратился голосъ. Съ восторгомъ убдившись, что я еще живъ, Огюстъ ршился преодолть вс трудности и вс опасности, чтобы добраться до меня.

Глава VI.— Лучъ надежды.

Пока мы сидли у ящика, товарищъ мой сообщилъ мн только главныя обстоятельства настоящаго разсказа. Онъ опасался, какъ бы не замтили его отсутствія, а я ощущалъ сильное нетерпніе покинуть мою отвратительную тюрьму. Мы ршили тотчасъ же направиться въ отверстію въ перегородк, возл которой я долженъ былъ остаться, пока Огюстъ отправится на рекогносцировку. Бросить Тигра въ ящик было невыносимой мыслью я для него, и для меня. Но могли ли мы поступитъ иначе? вотъ вопросъ. Собака теперь, казалось, совершенно успокоилась, и приложивъ ухо къ самому ящику, мы не могли даже разслышать ея дыханія. Я былъ убжденъ, что она околла, я ршился отворить дверь. Мы застали Тигра растянувшимся во весь ростъ, какъ бы погруженнымъ въ глубокое оцпенніе, но еще живымъ, съ невроятнымъ трудомъ потащили мы его съ собой, Огюсть былъ вынужденъ безпрестанно перелзать черезъ препятствія, преграждавшія намъ дорогу, съ огромной собакой на рукахъ. Наконецъ намъ удалось достигнуть отверстія, черезъ которое первымъ проскользнулъ Огюстъ, а потомъ я толкнулъ Тигра на бакъ. Все обошлось благополучно, мы были цлы, невредимы и не преминули вознести въ Боіу благодарственную молитву за такое чудесное избавленіе отъ угрожавшей опасности. Пока было ршено, что я останусь у отверстія, черезъ которое товарищъ легко могъ передавать мн часть своей ежедневной порціи, и гд я могъ дышать боле чистымъ воздухомъ, конечно, говоря относительно.
Пока мой товарищъ возвратился на койку, снова надлъ ручныя кандалы и веревку, совершенно разсвло, едва онъ окончилъ вс свои приготовленія, какъ къ нему спустился подшкиперъ, въ сопровожденіи Дирка Петерса и повара. Они нсколько времени говорили о корабл, шедшемъ съ Зеленаго Мыса, и, казалось, съ крайнимъ нетерпніемъ ожидали появленія его. Поваръ подошелъ къ постели Огюста и слъ у изголовья. Мн, изъ моего укромнаго уголка, все было видно и слышно, такъ какъ вынутая доска не была вставлена на мсто, и я каждую минуту боялся, чтобъ негра не отбросило къ бушлатику, закрывавшему отверстіе, случись это, все было бы открыто. Однако, счастливая звзда наша взяла верхъ, и хотя во время боковой качки онъ часто касался этого пальто, онъ ни разу не прислонился къ нему съ достаточною силой, чтобъ открыть нашу хитрость. Низъ бушлатика былъ тщательно прибитъ къ перегородк, такъ что онъ не могъ качаться и при этомъ обнаружить существованіе отверстія. Въ теченіе всего этого времени Тигръ помщался въ ногахъ кровати, здоровье какъ будто отчасти возвратилось къ нему, я видлъ, какъ онъ, отъ времени до времени, открывалъ глаза и протяжно переводилъ дыханіе.
Черезъ нсколько минутъ подшкиперъ и поваръ ушли, а Диркъ Петерсъ заговорилъ съ Огюстомъ совершенно дружескимъ тономъ, причемъ мы замтили, что его опьянніе — очень явное въ присутствіи его двухъ товарищей — было, въ значительной мр, притворно. Онъ прекрасно отвчалъ на вс вопросы моего пріятеля. Онъ сказалъ ему, что не сомнвается въ томъ, что отца его спасли, такъ какъ въ тотъ день, когда его лодку пустили по втру, передъ самымъ закатомъ солнца, на горизонт было не мене пяти парусовъ, словомъ, онъ старался говорить въ утшительномъ тон, что меня удивило и обрадовало. Говоря по правд, я начиналъ питать надежду, что Петерсъ можетъ послужить намъ орудіемъ для отвоеванія брига, и я, при первой возможности, сообщилъ эту мысль Огюсту. Онъ также считалъ это дломъ возможнымъ, но настаивалъ на необходимости дйствовать съ величайшей осторожностью. Петерсъ, черезъ часъ, поднялся на верхъ и возвратился только въ полдень, когда принесъ Огюсту большую порцію солонины и пуддинга. Когда мы остались наедин, я съ наслажденіемъ уничтожилъ свою долю. Въ теченіе цлаго дня никто не спустился на бакъ, вечеромъ я улегся на койку Огюста и проспалъ глубокимъ, сладкимъ сномъ почти до разсвта. Тутъ онъ растолкалъ меня, заслышавъ движеніе на палуб, и я, со всевозможной быстротой, возвратился въ свое убжище. Когда совершенно разсвло, мы убдились, что Тигръ совсмъ выздоровлъ и не обнаруживаетъ никакихъ признаковъ водобоязни, такъ какъ онъ съ замчательной жадностью выпилъ немного воды, которую подалъ ему Огюстъ. Его странное бшенство было, безъ всякаго сомннія, вызвано смертоноснымъ воздухомъ трюма и не имло ничего общаго съ водобоявнью. Было 30 іюня, тринадцатый день съ отплытія Грампуса изъ Нантукета.
2-го іюля подшкиперъ сошелъ на бакъ, пьяный по обыкновенію и въ отличнйшемъ расположеніи духа. Онъ подошелъ къ койк Огюста и, хлопнувъ его по спин, спросилъ, будетъ ли онъ хорошо вести себя, еслибъ его освободили, и общаетъ ли боле не возвращаться въ каюту. Пріятель мой, конечно, отвтилъ утвердительно, тогда негодяй освободилъ его, они вмст поднялись на палубу, и я увидалъ Огюста не ране какъ часа черезъ три. Онъ сообщилъ мн, въ вид пріятной новости, что получилъ разршеніе ходить на бриг всюду, куда пожелаетъ, по сю-сторону гротъ мачты, однако, и что спать ему приказано, по заведенному обыкновенію, на бак. Онъ принесъ мн хорошій обдъ и порядочный запасъ воды. Такъ какъ событія послдующихъ восьми дней были маловажны и не имютъ прямого отношенія въ главнымъ обстоятельствамъ моего разсказа, я занесу ихъ сюда въ вид дневника, не желая совершенно умолчать о нихъ.
3 іюля. Огюстъ снабдилъ меня тремя одялами, съ помощью которыхъ я устроилъ себ порядочную постель. Къ вечеру поднялся нежданный втеръ, прежде чмъ успли спрятать паруса, и едва не опрокинулъ брига. Впрочемъ, тишина тотчасъ же настала, и бригъ не потерплъ никакихъ поврежденій, если не считать брамселя, который разорвался по средин.
Диркъ Петерсъ цлый день очень ласково обращался съ Огюстомъ, завелъ съ нимъ длинный разговоръ о Тихомъ океан, спросилъ, не захочетъ ли онъ предпринять путешествіе въ эти страны, и сообщилъ, что команда, въ несчастью, мало-по-малу склоняется на сторону подшкипера. Огюстъ отвтилъ, что будетъ очень счастливъ принять участіе въ экспедиціи, что лучшаго ничего не остается, что все лучше жизни пирата.
4 іюля. Огюстъ проводитъ большую часть времени на палуб, съ цлью незамтно собрать вс возможныя свднія о намреніяхъ бунтовщиковъ.
Между ними происходятъ частые и сильные споры, въ одну изъ такихъ ссоръ нкто Джимъ Боннеръ былъ выброшенъ за бортъ. Партія подшкипера одолваетъ. Джимъ Боннеръ принадлежалъ къ партіи повара.
5 іюля. Почти на разсвт съ запада подулъ крпкій втеръ, который въ полудню превратился въ бурю. Пряча брамсель, Симмсъ, простой матросъ, также изъ партіи повара, упалъ въ море. Онъ былъ очень пьянъ и утонулъ, причемъ для спасенія его не было употреблено ни малйшаго усилія. Теперь на бриг осталось всего тринадцать человкъ, а именно: Диркъ Петерсъ, Сеймуръ — черный поваръ, Джонсъ Грили, Гартманъ Роджерсъ и Вильямъ Алленъ, вс — приверженцы повара. Подшкиперъ, имени котораго я такъ и не узналъ, Абсалонъ Гивсъ, Вильсонъ, Джонъ Гунтъ и Ричардъ Паркеръ, представлявшіе партію подшкипера. Наконецъ, мы съ Огюстомъ.
6 іюля. Буря продолжалась цлый день. Бригъ черезъ свои расщелины зачерпнулъ не мало воды, одна изъ помпъ не переставала дйствовать. При самомъ наступленіи ночи большое судно прошло очень близко отъ насъ. Предположили, что это именно то, которое бригъ такъ давно сторожилъ. Подшкиперъ окликнулъ его, но отвтъ затерялся среди завыванія бури. Къ утру погода стихла, и при восход солнца, почти не было втру.
7 іюля. Намъ пришлось, въ теченіе цлаго дня, выносить страшную зыбь. Бригъ, мало и плохо нагруженный, подвергался ужаснйшей боковой качк. Я сильно страдалъ отъ морской болзни. Петерсъ имлъ длинный разговоръ съ Огюстомъ и сказалъ ему, что двое изъ его партіи, Грили и Алленъ, перешли на сторону подшкипера, ршившись сдлаться пиратами.
8 іюля. При восход солнца поднялся восточный втеръ. Подшкиперъ приказалъ держать на юго-западъ, чтобы пристать къ какому-нибудь изъ Антильскихъ острововъ и привести въ исполненіе свой разбойничій проектъ. Ни Петерсъ, ни поваръ не обнаружили никакого сопротивленія. Мысль завладть кораблемъ, идущимъ съ Зеленаго мыса, совершенно оставлена.
9 іюля. Прекрасная погода. Вс заняты исправленіемъ легкихъ поврежденій, причиненныхъ послдней бурей. Петерсъ имлъ еще длинный разговоръ съ Огюстомъ и высказался нсколько опредленне прежняго. Онъ сказалъ, что ничто въ мір не заставитъ его согласиться съ подшкиперомъ, и даже намекнулъ на намреніе вырвать у него командованіе бригомъ. Онъ спросилъ моего пріятеля, можетъ ли онъ, въ подобномъ случа, разсчитывать на его содйствіе, на что Огюстъ, не колеблясь, отвтилъ:
— Да.

Глава VII.— Планъ освобожденія.

10-го іюля. Погода туманная при легкомъ восточномъ втр. Сегодня умеръ Гартманъ Роджерсъ. 8-го съ нимъ сдлались спазмы посл того, какъ онъ выпилъ стаканъ грога. Человкъ этотъ принадлежалъ къ партіи повара, Петерсъ особенно разсчитывалъ на него. Петерсъ сказалъ Огюсту, что подозрваетъ, что подшкиперъ отравилъ Роджерса, и очень опасается, какъ бы скоро не настала его очередь. Онъ говорилъ Джонсу о своемъ намреніи отнять команду у подшкипера. Мысль эта была встрчена довольно холодно, Петерсъ не настаивалъ и ни слова не сказалъ повару. Посл полудня поваръ выразилъ намреніе примкнуть къ партіи подшкипера, Джонсъ воспользовался случаемъ поссориться съ Петерсомъ, и далъ ему понять, что донесетъ на него подшкиперу. Очевидно, времени терять было нельяя, Петерсъ выразилъ ршимость овладть бригомъ, лишь бы Огюстъ оказалъ ему поддержку. Пріятель мой успокоилъ его на этотъ счетъ и, пользуясь благопріятнымъ случаемъ, открылъ ему тайну моего присутствія.
Петерсъ столько же удивился, сколько обрадовался. Огюстъ кликнулъ меня, и мы съ Петерсомъ живо познакомились. Условлено было, что мы попытаемся овладть судномъ при первомъ удобномъ случа, и совершенно удалимъ Джонса изъ нашихъ совщаній. Разговоръ нашъ былъ прерванъ крикомъ: ‘Вс на верхъ. Крпятъ паруса!’ Петерсъ и Огюстъ побжали на палубу.
По обыкновенію, почти вся команда была пьяна, прежде, чмъ паруса были закрплены какъ слдуетъ, сильный шквалъ накренилъ бригъ на одинъ бокъ, онъ поднялся, но зачерпнувъ много воды. Едва все было приведено въ порядокъ, какъ налетлъ новый порывъ втра, за нимъ другой, но безъ поврежденій. Повидимому, приближалась буря, дйствительно, она не заставила себя ждать, съ свера и запада задулъ бшеный втеръ. Мы легли въ дрейфъ. При приближеніи ночи втеръ еще сильне засвжлъ, море сдлалось необыкновенно бурнымъ. Петерсъ съ Огюстомъ возвратились на бакъ, и мы продолжали нашу бесду.
Мы ршили, что для исполненія нашего намренія не могло представиться боле благопріятнаго случая, чмъ настоящій, такъ какъ теперь никто не могъ ожидать подобной попытки. Главное затрудненіе заключалось въ неравенств нашихъ силъ. Насъ было трое, ихъ девять. Кром того, все оружіе находилось въ ихъ рукахъ, кром пары маленькихъ пистолетовъ, которую Петерсъ держалъ при себ, да большого ножа, который онъ постоянно носилъ за поясомъ. По нкоторымъ признакамъ можно было опасаться, что подшкиперъ кое-что подозрвалъ, по крайней мр насчетъ Петерса, и ждетъ только случая избавиться отъ него, такъ, напримръ, ни одного топора, ни одного ганшпуга нельзя было найдти на обычномъ мст.
Петерсъ предложилъ свои услуги, чтобы подняться на-верхъ, завести разговоръ съ вахтеннымъ (Алленомъ), пока не выберется удобный моментъ — безъ труда и безъ шуму бросить его за бортъ. Потомъ мы съ Огюстомъ должны были подняться и пытаться завладть первымъ попавшимся оружіемъ, наконецъ, броситься вс вмст и овладть трапомъ прежде, чмъ намъ успютъ оказать малйшее сопротивленіе. Я возсталъ противъ этого плана, такъ какъ не думать, чтобы подшкиперъ — малый не промахъ во всхъ вопросахъ, не касающихся его суеврій,— былъ способенъ такъ легко попасться въ ловушку. Самый фактъ присутствія вахтеннаго на палуб былъ достаточнымъ доказательствомъ, что подшкиперъ на-сторож, такъ какъ не въ обыча, за исключеніемъ тхъ судовъ, гд дисциплина строго соблюдается, ставить вахтеннаго на палубу, когда судно лежитъ въ дрейф во время бури. На что-нибудь, однако, надо было ршиться, и притомъ какъ можно скоре.
Къ счастію, мн, наконецъ, пришла мысль подйствовать на суеврный страхъ и на преступную совсть подшкипера. Читатель помнитъ, что одинъ изъ матросовъ, Гартманъ Роджерсъ, умеръ поутру. Петерсъ выразилъ мнніе, что человкъ этотъ отравленъ подшкиперомъ, онъ уврялъ, что иметъ основательныя причины это думать, но мы никакъ не могли добиться отъ него этихъ причинъ. Но были ли у него или нтъ боле серьезныя причины, чмъ у насъ самихъ, подозрвать подшкипера, мы легко поддались его подозрніямъ, и ршились принять ихъ за основаніе нашихъ дйствій.
Роджерсъ умеръ около одиннадцати часовъ утра въ сильныхъ конвульсіяхъ, тло его представляло, черезъ нсколько минутъ посл смерти, одно изъ самыхъ ужасныхъ и отвратительныхъ зрлищъ, какія я запомню. Животъ безобразно вздулся, точно у утопленника, который оставался подъ водою нсколько недль. Руки подверглись той же метаморфоз, на лиц, совершенно сморщенномъ и бломъ, какъ млъ, виднлись въ двухъ или трехъ мстахъ ярко-красныя пятна, въ род тхъ, какія оставляетъ рожа. Одно изъ такихъ пятенъ перескало лицо и совершенно накрывало одинъ глазъ, точно повязка изъ краснаго бархата. Около полудня тло вынесли изъ каюты, чтобы бросить за бортъ, но подшкиперъ, окинувъ его бглымъ взглядомъ — онъ видлъ его въ первый разъ — быть можетъ, раскаявшись въ своемъ преступленіи, или просто пораженный ужасомъ, приказалъ людямъ зашить его въ его койку и похоронить, какъ обыкновенно хоронятъ моряковъ. Пока готовились исполнить его приказаніе, буря страшно усилилась, и дло это, до поры до времени, пришлось оставить. Трупъ, предоставленный на произволъ судьбы, плавалъ въ шпигатахъ бакборда, гд бился и трясся при каждомъ бшеномъ прыжк брига.
Обдумавъ нашъ планъ, мы немедля принялись за дло. Петерсъ поднялся на верхъ и тотчасъ встртился съ Алленомъ. Участь этого негодяя была быстро ршена, Петерсъ, подойдя къ нему съ беззаботнымъ видомъ, какъ будто желая заговорить съ нимъ, схватилъ его за горло, и прежде чмъ тотъ усплъ вскрикнуть, бросилъ его за бортъ. Тутъ онъ насъ кликнулъ. Нашей первой заботой было осмотрть везд, нтъ ли какого оружія, съ этой цлью мы подвигались съ большими предосторожностями, такъ какъ невозможно было простоять на палуб минуты, не держась за что-нибудь.
Поискавъ нсколько времени, мы не нашли ничего подходящаго, кром двухъ прутовъ отъ помпы, изъ которыхъ одинъ взялъ Огюстъ, другой — я. Спрятавъ ихъ, мы стащили съ трупа рубашку, а его бросили за бортъ. Мы съ Петерсомъ сошли внизъ, оставивъ Огюста на палуб, гд онъ занялъ мсто Аллена, стоя спиной въ каютному трапу, съ тою цлью, чтобы въ случа, еслибъ кто изъ приверженцевъ подшкипера поднялся, онъ могъ принять его за вахтеннаго.
Едва я сошелъ внизъ, какъ принялся переодваться, чтобы изобразить собою трупъ Роджерса. Рубашка, которую мы съ него сняли, должна была оказать намъ большое содйствіе, такъ какъ узнать ее было очень легко. Это былъ родъ блузы изъ голубого трико съ широкими блыми полосами, которую покойный надвалъ сверхъ прочаго платья. Облекшись въ нее, я устроилъ себ искусственный животъ, что мн скоро удалось съ помощью нсколькихъ одялъ. Я придалъ моимъ рукамъ соотвтствующій видъ, благодаря пар блыхъ шерстяныхъ перчатокъ, которыя мы набили всякимъ тряпьемъ. Петерсъ нагримировалъ меня, сначала натеръ мн все лицо мломъ, потомъ забрызгалъ его кровью, добытой изъ надрза на собственномъ пальц. Широкая красная полоса, перескавшая глазъ, не была забыта, и видъ имла самый отвратительный.

Глава VIII.— Призракъ.

Мы вс трое проскользнули къ каютному трапу. Онъ не былъ припертъ вплотную, мы безъ труда могли видть всю внутренность каюты. Счастье, что мы не пытались напасть на нихъ врасплохъ, такъ какъ они, очевидно, были на-сторож. Одинъ только спалъ, лежа у самаго трапа. Остальные сидли на нсколькихъ тюфякахъ, которые сняли съ постелей и бросили на полъ. Они были заняты серьзнымъ разговоромъ, и хотя кутили, что можно было заключить по двумъ пустымъ кружкамъ и нсколькимъ разбросаннымъ въ разныхъ мстахъ оловяннымъ стаканчикамъ, но не были такъ отчаянно пьяны, какъ обыкновенно. У всхъ были пистолеты, много ружей лежало подъ рукой.
Мы нсколько времени прислушивались въ ихъ разговору.
Кто-то заговорилъ о Петерс, подшкиперъ отвчалъ вполъголоса, мы ничего не могли разобрать, вскор онъ прибавилъ, уже громче, ‘что не понимаетъ, что Петерсъ такъ часто сидитъ на бак съ капитанскимъ мальчуганомъ, надо бы обоихъ вышвырнуть за бортъ, и чмъ скорй, тмъ лучше’. Слова эти не вызвали отвта, но мы легко могли понять, что вся компанія отнеслась къ нимъ сочувственно, а въ особенности Джонсъ. Страшный шумъ, производимый завываніемъ втра въ снастяхъ и свистомъ разбивавшихся о палубу волнъ, мшалъ намъ разслышать, что говорилось, кром тхъ моментовъ, когда наступала на время тишина. Въ одинъ изъ такихъ промежутковъ мы ясно слышали, какъ подшкиперъ приказалъ одному изъ матросовъ: ‘сходить на бакъ и приказать этимъ проклятымъ собакамъ сойти въ каюту, благо тутъ по крайней мр можно за ними приглядть, а ему не желательно, чтобы на бриг завелись тайны’. Къ счастью для насъ качка въ эту минуту была такъ сильна, что приказаніе не могло быть тотчасъ исполнено, и мы успли поспшно уйти на бакъ и наскоро составить планъ дйствій, прежде чмъ посланный явился или, врне, чмъ онъ высунулъ голову изъ трапа, такъ какъ на палубу онъ не поднялся. Съ того мста, гд онъ стоялъ, онъ не могъ замтить отсутствія Аллена, а потому сталъ звать его иго всей мочи и передавать ему приказаніе подшкипера. Петерсъ отвтилъ также громко и измнивъ голосъ.
— Ладно, ладно!— и поваръ тотчасъ же сошелъ внизъ, не заподозрвъ даже, что на бриг не все благополучно.
Тогда оба мои товарища смло спустились въ каюту. Подшкиперъ встртилъ ихъ съ притворнымъ радушіемъ, и объявилъ Огюсту, что такъ какъ онъ хорошо велъ себя за послднее время, то можетъ поселиться въ кают и считать себя среди нихъ своимъ человкомъ. Онъ налилъ ему полъ-стакана рома и заставилъ выпить. Петерсъ старался навести разговоръ на кровавые эпизоды бунта, и мало-по-малу заставилъ команду разговориться о безчисленныхъ суевріяхъ, которыя такъ распространены среди моряковъ. Я не могъ разслышать всего, что говорилось, но легко могъ видть впечатлніе, производимое разговоромъ на лицахъ присутствующихъ. Подшкиперъ очевидно былъ очень взволнованъ, и когда кто-то заговорилъ о труп Роджерса, я подумалъ, что онъ просто упадетъ въ обморокъ. Петерсъ спросилъ его, не лучше ли было бы бросить его за бортъ. Негодяй судорожно вздохнулъ и обвелъ товарищей медленнымъ взглядомъ, какъ бы умоляя кого-нибудь изъ нихъ исполнить это. Никто не двинулся, ясно было, что все общество дошло до крайней степени нервнаго возбужденія. Петерсъ подалъ мн знакъ, я тотчасъ отворилъ трапъ, спустился, не произнеся ни единаго звука, и неожиданно явился среди нихъ.
Подшкиперъ приподнялся съ тюфяка, на которомъ лежалъ, и, не выговоривъ слова, упалъ навзничь мертвымъ. Изъ семи оставшихся, только трое сразу выказали нкоторое присутствіе духа. Остальные четверо просидли нсколько времени, точно приросши въ полу — это были самыя жалкія жертвы ужаса и отчаянія, какихъ я когда-либо видалъ. Сопротивленіе мы встртили только со стороны повара, Джона Гунта и Ричарда Паркера, но и они защищались слабо, нершительно. Двое первыхъ тотчасъ были поршены Петерсомъ, принесеннымъ съ собой прутомъ я хватилъ Паркера по голов. Въ то же время Огюстъ, завладвъ однимъ изъ ружей, лежавшихъ на полу, всадилъ весь зарядъ въ грудь Вильсона. Оставалось всего трое, но, тмъ временемъ, они очнулись отъ своего оцпененія и, быть можетъ, начинали догадываться, что стали жертвой хитрости, они ршительно и бшено сражались, и, не выручи насъ страшная, мускульная сила Петерса, легко могли бы взять надъ нами верхъ. Эти три человка были Джонсъ, Грипи и Абсалонъ Гиксъ. Джонсъ сшибъ съ ногъ Огюста, онъ уже нанесъ ему нсколько ударовъ въ правую руку и, вроятно, скоро справился бы съ нимъ, еслибы другъ, на помощь котораго мы, конечно, не разсчитывали, очень кстати не явился ему на выручку. Другъ этотъ былъ Тигръ. Съ глухимъ рычаньемъ бросился онъ въ каюту въ самую критическую для Огюста минуту, и, кинувшись на Джонса, мгновенно свалилъ его на полъ. Пріятель мой, однако, былъ слишкомъ серьезно раненъ, чтобъ оказать намъ малйшую помощь, а меня такъ стснялъ мой костюмъ, что я былъ мало на что годенъ. Петерсъ схватилъ одну изъ тяжелыхъ скамеекъ, которыя валялись на полу, и разбилъ ею черепъ Грипи въ ту минуту, когда тотъ прицливался въ меня, тотчасъ посл этого, его движеніемъ брига бросило на Гикса, котораго онъ схватилъ за горло и задушилъ. Такъ, быстре, чмъ я разсказалъ, мы завладли бригомъ.
Единственный изъ нашихъ противниковъ, оставшійся въ живыхъ, былъ Ричардъ Паркеръ. Онъ лежалъ неподвижно, но когда Петерсъ толкнулъ его ногой, заговорилъ и просилъ пощады. Голова его была слегка прошиблена, другихъ ранъ не было, ударъ просто оглушилъ его. Онъ всталъ, и мы привязали ему руки за спину. Собака не выпускала Джонса, продолжая бшено рычать, но пристально всмотрвшись въ него, мы убдились, что тотъ совсмъ мертвъ, кровь лила ручьемъ изъ глубокой раны на ше, причиненной ему сильными клыками животнаго.
Былъ часъ ночи. Втеръ продолжалъ страшно завывать. Бригъ пострадалъ гораздо боле обыкновеннаго, необходимо было что-нибудь предпринять, чтобъ облегчить его. Нсколько валовъ ворвалось въ каюту во время нашей борьбы. Весь бакбордъ былъ снесенъ. Трещаніе гротъ-мачты доказывало намъ, что и она скоро не выдержитъ. Къ довершенію несчастій, по осмотр веля, мы нашли въ немъ не мене семи футовъ воды.
Оставивъ тла убитыхъ въ кают, мы тотчасъ принялись выкачивать воду. Паркера мы, конечно, освободили, чтобъ, онъ могъ помогать намъ въ этой работ. Мы, какъ умли, перевязали руку Огюста, и бдный малый длалъ что могъ, т.-е. очень немного. Мы, однако, убдились, что дйствуя помпой непрерывно, можемъ кое-какъ справляться съ водой, мшая ей прибывать. Такъ какъ насъ было всего четверо, это былъ тяжелый трудъ, но мы старались не поддаваться унынію, и съ безпокойствомъ ждали разсвта, надясь тогда облегчить бригъ, срубивъ гротъ-мачту.
Мы провели тревожную и страшно утомительную ночь, при наступленіи дня буря ни мало не стихла, не было даже никакихъ признаковъ скорой перемны. Мы вытащили тла на палубу и бросили ихъ за бортъ. Потомъ стали подумывать, какъ бы освободиться отъ гротъ-мачты. По окончаніи необходимыхъ приготовленій, Петерсъ, который розыскахъ топоры въ кают, принялся рубить мачту, а мы, тмъ временемъ, наблюдали за штагами и штертами. Въ то время какъ корабль страшно кидало изъ стороны въ сторону, былъ поданъ сигналъ рубить штерты, когда это было исполнено, вся эта масса дерева и снастей рухнула въ море и освободила бригъ, не причинивъ намъ значительныхъ поврежденій. Но положеніе наше все-таки оставалось крайне затруднительнымъ, несмотря на величайшія усилія, мы теперь могли справляться съ течью уже только при помощи двухъ помпъ. Услуги, которыя могъ оказать намъ Огюстъ, были совершенна ничтожны. Въ довершенію бдствія, громадная волна, ударивъ въ бригъ, отбросила его въ сторону, и прежде чмъ онъ могъ занять прежнее положеніе, другая разбилась объ него и совсмъ его накренила. Тогда балластъ, всей своей массой, сдвинулся съ мста, что касается rpyзa, то онъ уже нсколько времени перелеталъ то въ ту, то въ другую сторону — и въ теченіе нсколькихъ минутъ мы думали, что непремнно опрокинемся. Однако, мы немного поправились и, вопреки совту Паркера, начали рубить бизань-мачту, это намъ, наконецъ, удалось, хотя съ величайшимъ трудомъ, благодаря нашему наклонному положенію. Она унесла съ собою бугспритъ, и бригъ превратился въ простой плашкотъ.
До сихъ поръ мы могли радоваться, что сохранили свою шлюпку, которая не подверглась поврежденіямъ. Но недолго пришлось намъ радоваться, теперь, когда мачтъ не было, каждая волна разбивалась прямо на бригъ, черезъ пять минутъ и шлюпка и штирбордъ были унесены. Почти невозможно было дойти до боле жалкаго положенія.
Въ полдень мы было надялись, что буря стихнетъ, но намъ суждено было жестоко разочароваться. Въ четыре часа пополудни она такъ разыгралась, что невозможно было держаться на ногахъ, при наступленіи ночи я уже не имлъ и тни надежды. Я не думалъ, чтобъ бригъ могъ выдержать до утра.
Въ полночь вода начала значительно прибывать, она доходила до орлопъ-дека. Вскор затмъ унесло руль, волна, унесшая его, подняла всю кормовую часть надъ водою, падая назадъ въ бездну, бригъ задрожалъ, какъ дрожитъ судно, которому грозитъ крушеніе. Вс мы разсчитывали, что руль выдержитъ до конца… Едва успли мы перевести духъ посл этого сильнаго сотрясенія, какъ одна изъ страшнйшихъ волнъ, какія я когда-либо видалъ, хлынула на палубу, унесла трапъ, проломила люки и совсмъ залила бригъ.

Глава IX.— Ловля припасовъ.

Къ счастью, передъ самымъ наступленіемъ ночи, мы вс четверо крпко-на-крпко привязали себя къ обломкамъ брашпиля, и лежали плашмя на палуб. Эта предосторожность спасла насъ отъ смерти. Въ первую минуту мы вс были боле или мене оглушены массою воды, которая на насъ обрушилась. Какъ только я свободно вздохнулъ, то громкимъ голосомъ окликнулъ товарищей. Одинъ Огюстъ отвтилъ мн:
— Съ нами кончено, да приметъ Богъ наши души!
Черезъ нсколько минутъ остальные заговорили, они убждали насъ мужаться, говоря, что еще не вся надежда потеряна, что невозможно, чтобъ бригъ потонулъ, по самому свойству его груза, который теперь состоялъ исключительно изъ пустыхъ боченковъ, и что есть полное основаніе думать, что буря разстеся къ утру. Слова эти воскресили меня. Ночь была такъ темна, какъ только можно себ представить, безполезно пытаться описывать оглушающій шумъ и хаосъ, который окружалъ насъ. Палуба наша находилась на одномъ уровн съ моремъ или, врне, насъ окружалъ цлый валъ пны, часть которой ежесекундно перелетала черезъ насъ. Головы наши, безъ преувеличенія, находились надъ водой одну секунду изъ трехъ. Хотя мы лежали совершенно рядомъ, мы не могли видть другъ друга. Отъ времени до времени мы перекликались, стараясь этимъ пробудить надежду и хоть немного утшить и ободрить тхъ изъ насъ, кто боле всхъ въ этомъ нуждался. Слабость Огюста заставляла прочихъ безпокоиться на его счетъ, и, такъ какъ съ его израненной правой рукой ему должно было быть невозможно привязать себя такъ крпко, какъ бы слдовало, мы каждую минуту воображали, что его выброситъ за бортъ, подать же ему помощь было дломъ совершенно немыслимымъ. Къ счастью, мсто его было лучше нашихъ,— верхняя часть его тла была защищена обломкомъ разбитаго брашпиля, чмъ значительно ослаблялась сила налетавшихъ на него волнъ. Во всякомъ другомъ положеніи — настоящаго онъ не выбиралъ, а попалъ въ него случайно, посл того, какъ привязалъ себя въ очень опасномъ мст — онъ непремнно погибъ бы до утра.
Въ такомъ страшномъ положеніи оставались мы, пока наступившій день еще ясне не обнаружилъ окружавшихъ насъ ужасовъ. Бригъ былъ не боле какъ полно, бросаемое изъ стороны въ сторону по вол волнъ, буря все усиливалась,— это былъ чистый ураганъ. Мы молчали нсколько часовъ, дрожа каждую минуту, чтобъ наши веревки не ослабли, чтобъ обломки брашпиля не были выкинуты за бортъ, или чтобъ одинъ изъ громадныхъ валовъ, которые завывали вокругъ насъ, надъ нами во всхъ направленіяхъ, не погрузилъ остова брига такъ глубоко въ воду, что мы утонули бы прежде, чмъ онъ усплъ бы всплыть на поверхность. Однако, милосердіе Божье оградило насъ отъ грозившихъ намъ опасностей, и около полудня насъ озарилъ благодатный солнечный свтъ. Немного спустя, сила втра замтно уменьшилась, и въ первый разъ съ вчерашняго, поздняго вечера Огюстъ заговорилъ и спросилъ Петерса, который лежалъ рядомъ съ нимъ, есть ли, по его мннію, какая-нибудь надежда на спасеніе. Такъ какъ Петерсъ сначала ничего на этотъ вопросъ не отвтилъ, мы вс заключили, что его залило волнами, но вскор, къ нашей великой радости, онъ заговорилъ, хотя очень слабымъ голосомъ, сказалъ, что очень страдаетъ, что канатъ, крпко стягивающій ему желудокъ, впился ему въ тло, что ему надо найти средство ослабить его или умереть, потому что доле онъ не въ силахъ выносить эту пытку. Это насъ очень огорчило, такъ какъ не было возможности помочь ему, пока море продолжало бушевать вокругъ насъ. Мы убждали его мужественно выносить свои страданія и общали воспользоваться первымъ удобнымъ случаемъ, чтобъ облегчить его. Онъ отвтилъ, что скоро будетъ поздно, простонавъ нсколько минутъ замолчалъ, и мы заключили, что онъ умеръ.
При наступленіи вечера море значительно стихло, втеръ также очень спалъ. Уже нсколько часовъ я не слыхалъ голоса моихъ товарищей, я окликнулъ Огюста. Онъ отвтилъ мн, но такъ тихо, что я ничего не могъ разобрать. Я заговорилъ съ Петерсомъ и Паркеромъ, во никто изъ нихъ не отвтилъ мн. Вскор посл этого я впалъ въ полубезчувственное состояніе, во время котораго самые чарующіе образы проносились въ моемъ мозгу: зеленыя деревья, великолпныя поля, на которыхъ колыхались налившіеся колосья, группы молодыхъ танцовщицъ и другія фантасмагоріи. Я теперь вспоминаю, что во всемъ, что проходило передъ моимъ умственнымъ взоромъ, движеніе было преобладающей идеей. Въ грезахъ моихъ вовсе не было неподвижныхъ предметовъ, напр.: домовъ, горъ и пр., но все втряныя мельницы, корабли, большія птицы, воздушные шары, наздники, экипажи, мчащіеся съ бшеной быстротою, и другіе движущіеся предметы, представлялись мн и слдовали другъ за другомъ въ безконечной верениц. Когда я вышелъ изъ этого страннаго состоянія, солнце уже съ часъ какъ встало, насколько я могъ угадать. Только съ величайшимъ трудомъ могъ я припомнить различныя обстоятельства, имвшія отношеніе къ моему настоящему положенію, нсколько времени я былъ твердо убжденъ, что все еще нахожусь въ трюм, у своего ящика, Паркера я принималъ за Тигра.
Когда я, наконецъ, совершенно пришелъ въ себя, то замтилъ, что втеръ превратился въ очень умренный втерокъ, а на мор, говоря относительно, настала тишина. Лвая рука моя освободилась отъ своихъ узъ и оказалась сильно разодранной у локтя, правая была совершенно парализована, и до самой кисти страшно распухла. Сильное страданіе причиняла мн также другая веревка, вокругъ тальи. Оглянувъ своихъ товарищей, я замтилъ, что Петерсъ еще живъ, едва я пошевельнулся, какъ онъ сдлалъ слабый знакъ рукою, указывая мн на веревку, стягивавшую ему поясницу. Огюстъ не подавалъ никакихъ признаковъ жизни. Паркеръ заговорилъ со мной, спросилъ, достанетъ ли у меня еще силы освободить его, говоря, что если я соберу всю свою энергію и развяжу его, то мы еще можемъ спасти нашу жизнь, но иначе вс погибнемъ.
Я просилъ его мужаться, сказалъ, что попытаюсь освободить его. Порывшись въ карман, я вынулъ складной ножъ, и посл нсколькихъ безплодныхъ попытокъ, открылъ-таки его. Тогда мн удалось лвой рукой освободить правую, а затмъ перерзать и другія веревки, которыми былъ привязанъ. Но когда я попытался сойти съ мста, то убдился, что ноги совершенно отказываются мн служить, мн также невозможно было шевельнуть правой рукой. Я сообщилъ это Паркеру, который посовтывалъ мн не двигаться нсколько минутъ, чтобъ дать правильному кровообращенію время возстановиться. Дйствительно, онмніе скоро начало проходить, сначала я могъ шевельнуть одной ногой, потомъ другой, вскор я уже отчасти владлъ и правой рукой. Тогда я, съ величайшей осторожностью, подползъ къ Паркеру и перерзалъ вс связывавшія его веревки, въ скоромъ времени и онъ отчасти владлъ уже своими членами. Тогда мы поспшили развязать веревку Петерса. Она такъ глубоко вошла въ тло, не смотря на поясъ его шерстяныхъ шароваръ и дв рубашки, что когда мы ее сняли, изъ-подъ нея обильнымъ потокомъ хлынула кровь. Едва мы кончили, какъ Петерсъ заговорилъ, онъ даже шевелился гораздо свободне насъ съ Паркеромъ, чмъ, безъ всякаго сомннія, былъ обязанъ этому невольному кровопусканію.
Огюстъ не подавалъ никакихъ признаковъ жизни, подойдя къ нему, мы увидли, что онъ просто упалъ въ обморокъ вслдствіе потери крови, такъ какъ бандажи, которыми мы обвязали его руку, были сорваны волной. Освободивъ его отъ узъ, мы положили его на сухое мсто, и вс трое принялись растирать его. Черезъ полъ-часа онъ очнулся, но только на другой день утромъ обнаружилъ, что узнаетъ каждаго изъ насъ, и сталъ говорить. Тмъ временемъ наступила ночь, небо начинало заволакиваться тучами, мы страшно боялись, чтобы втеръ не усилился, тогда ничто не могло бы спасти насъ отъ смерти, при нашемъ настоящемъ истощеніи. Къ счастью, погода всю ночь простояла сносная. Мы вс, кром Огюста, услись въ тсный кружокъ и принялись обсуждать средства выйти изъ нашего ужаснаго положенія. Намъ пришла счастливая мысль снять платье и выжать изъ него воду.
Когда мы снова его надли, оно показалось намъ необыкновенно теплымъ и пріятнымъ. Мы сняли платье и съ Огюста, выжали его, и онъ впослдствіи говорилъ, что слышалъ тоже пріятное ощущеніе. Главными нашими мученіями теперь были голодъ и жажда.
Наступило 14-е іюля. Погода стояла ясная и тихая. Уже прошло боле трехъ сутокъ, какъ мы ничего не пили и не ли, становилось положительно необходимымъ попытаться добыть что-нибудь снизу. Такъ какъ бригъ былъ переполненъ водою, мы принялись за дло съ грустью и безъ особенной надежды выудить что-нибудь. Мы устроили нчто въ род черпака, всадивъ нсколько гвоздей, которые вытащили изъ обломковъ трапа, въ два куска дерева. Расположивъ ихъ крестообразно и привязавъ къ концу веревки, мы закинули ихъ въ каюту и водили изъ стороны въ сторону, въ слабой надежд зацпить какой-нибудь предметъ, который могъ бы послужить намъ пищей. Мы провели большую часть утра въ этомъ занятіи безъ всякихъ результатовъ. Изобртеніе наше было такъ грубо, что мы не могли и разсчитывать на большой успхъ.
Мы повторили опытъ на бак также неудачно и уже предавались отчаянію, когда Петерсъ вздумалъ обвязать себ веревку вокругъ тла и попытаться поймать что-нибудь, нырнувъ въ каюту. Мы привтствовали это предложеніе со всею радостью, какую можетъ внушить возрождающаяся надежда.
Когда все было готово, Петерсъ спустился въ каюту по трапу, пока вода не дошла ему до подбородка. Тогда онъ нырнулъ головой внизъ. Прошло не боле полъ-минуты съ его исчезновенія, какъ онъ сильно потрясъ веревкой,— это былъ условный сигналъ — мы тотчасъ его вытащили, онъ ничего съ собою не принесъ. Вторая, третья, четвертая попытка были также неудачны, при послдней отважный водолазъ добрался до двери каюты баталера, но къ своему невыразимому горю, нашелъ ее запертою и долженъ былъ возвратиться, такъ какъ цною величайшихъ усилій едва могъ оставаться подъ водой минуту. Дла наши принимали ршительно зловщій характеръ…

Глава Х.— Таинственный бригъ.

Вскор посл этого произошелъ случай, который, вызвавъ сначала крайній восторгъ, а потомъ крайній ужасъ, представляется мн по этому самому боле потрясающимъ, чмъ какое-либо изъ происшествій, которыхъ мн пришлось быть свидтелемъ въ теченіи девяти долгихъ лтъ. Мы лежали на палуб, у трапа, когда я, взглянувъ на Огюста, который помщался противъ меня, замтилъ, что онъ вдругъ смертельно поблднлъ и что губы его дрожатъ. Сильно испугавшись, я заговорилъ съ нимъ, но онъ не отвчалъ, и я начиналъ уже думать, что онъ неожиданно захворалъ, когда обративъ вниманіе на его глаза, замтилъ, что они необыкновенно блестятъ и устремлены на какой-то предметъ за моей спиной. Я повернулъ голову, и никогда не забуду восторженной радости, охватившей все существо мое при вид шедшаго на насъ большого судна. Я вскочилъ на ноги и, протянувъ руки къ кораблю, стоялъ недвижимъ, не въ силахъ произнести слова. Петерсъ и Паркеръ также были взволнованы, хотя волненіе ихъ выражалось различно. Первый плясалъ по палуб какъ сумасшедшій, тогда какъ второй плакалъ какъ ребенокъ. Судно это была шкуна, построенная по голландскому образцу. Она, повидимому, сильно пострадала отъ бури, такъ какъ лишилась бизань-мачты и части штирборда. Волненіе было очень слабо, и насъ всего боле удивило то, что на шкун не было другихъ парусовъ, кром большого и задняго, вслдствіе чего она подвигалась крайне медленно и нетерпніе наше доходило почти до неистовства. Не смотря на наше чрезмрное волненіе, вс мы замтили неправильность ея маневрированія. Никого не было видно на шкун, пока она не приблизилась на разстояніе четверти мили, отъ насъ. Тогда мы увидали трехъ человкъ, которыхъ по костюму ихъ приняли за голландцевъ. Двое лежали на старыхъ парусахъ у бака, а третій, который какъ будто съ любопытствомъ поглядывалъ на насъ, стоялъ у бугсприта. Это былъ высокій, сильный съ виду человкъ, съ очень темной кожей. Онъ, казалось, жестами, приглашалъ насъ вооружиться терпніемъ, весело, но какъ-то странно кивая намъ головой и постоянно улыбаясь. Шкуна медленно шла на насъ, сердца наши безумно бились, мы изливали всю нашу душу въ крикахъ ликованія и признательности въ Богу за полное, славное, нежданное избавленіе. Внезапно, съ таинственнаго корабля донеслось до насъ по океану зловоніе, адское, невыносимое, неопредлимое, для описанія котораго не хватаетъ словъ на язык человческомъ.
Взглянувъ на товарищей, я увидалъ, что они блдне мрамора, но намъ некогда было разсуждать, шкуна была въ пятидесяти футахъ отъ насъ. Мы кинулись на корму и увидали палубу шкуны. Забуду ли я когда-нибудь весь ужасъ этого зрлища? Около тридцати человческихъ труповъ, въ томъ числ нсколько конскихъ, были разбросаны на пространств между кухней и кормой, въ состояніи самаго ужаснаго и отвратительнаго разложенія. Мы тотчасъ поняли, что на этомъ проклятомъ судн не было живой души! Тмъ не мене, мы не въ силахъ были не призывать этихъ мертвецовъ на помощь. Ужасъ и отчаяніе заставляли насъ бредить, страданіе и разочарованіе свели насъ съ ума, но тутъ новое, страшное зрлище представилось вамъ. Въ обнаженную спину высокаго человка впилась огромная чайка, блыя перья которой были обрызганы кровью. Птица съ трудомъ освободила изъ отверстія свою окровавленную голову, и, взглянувъ на насъ потупившимся взглядомъ, лниво отдлилась отъ тла, которымъ упитывалась, взвилась надъ нашей палубой и повертлась нсколько времени въ воздух съ кускомъ покрытаго запекшейся кровью полуживого мяса въ клюв. Наконецъ, ужасный кусокъ упалъ съ зловщимъ шумомъ въ самымъ ногамъ Паркера. Когда чайка оставила свою добычу, тло высокаго человка покачнулось и упало навзничъ, такъ-что мы могли видть его лицо. Никогда не встрчалъ я боле страшнаго зрлища. Главъ не было, зубы были совершенно обнажены! Но довольно…
Шкуна медленно продолжала свой путь, съ нею и ея ужасными пассажирами исчезли вс наши надежды на радостное освобожденіе. Объ ослабленіи нашихъ умственныхъ способностей можно судить по тому, что когда она удалилась отъ насъ настолько, что намъ была видна только половина ея кузова, мы серьвно обсуждали вопросъ, какъ бы вплавь догнать ее?

Глава XI.— Бутылка портвейна.

Остатокъ дня мы провели въ какомъ-то летаргическомъ состояніи, продолжая слдить глазами за бригомъ, пока мракъ, скрывъ его изъ виду, не заставилъ насъ опомниться. Тогда возобновились мученія голода и жажды, и поглотили всякія другія заботы и соображенія. До утра ничего нельзя было предпринять, и расположившись, какъ можно удобне, мы старались хоть немного уснуть. Что касается до меня, то успхъ превзошелъ мои ожиданія,— я проспалъ до разсвта, пока товарищи, мене счастливые, не разбудили меня, чтобъ возобновить наши несчастныя попытки.
Теперь стояла полная тишина, совершенный штиль при теплой и пріятной погод. Роковая шкуна исчезла изъ виду. Операціи наши мы начали съ того, что сорвали не безъ труда два ванта съ бизань-мачты и привязали ихъ въ ногамъ Петерса, посл чего онъ снова попытался добраться до двери каюты баталера въ надежд, что ему удастся ее выломать. Дйствительно онъ добрался очень скоро, и отвязавъ тяжесть съ одной ноги, попробовалъ съ помощью ея выломать дверь, но вс усилія его были напрасны. Онъ совершенно истомился отъ долгаго пребыванія подъ водою, одному изъ насъ было необходимо смнить его. Паркеръ тотчасъ предложилъ свои услуги, но, посл трехъ безплодныхъ экскурсій, ему не удалось даже достигнуть двери. Отчаянное состояніе руки Огюста длало всякія попытки съ его стороны излишними, значитъ, на меня теперь падала обязанность употребить свои силы для спасенія общества.
Петерсъ забылъ одинъ изъ вантовъ внизу, и едва я нырнулъ, какъ убдился, что всъ мой недостаточенъ, чтобъ я могъ удержаться подъ водою. А потому я ршился, для перваго раза, розыскать потерянную товарищемъ тяжесть. Съ этой цлью я ощупывалъ полъ, какъ вдругъ почувствовалъ, что-то твердое, чмъ тотчасъ же завладлъ, некогда было разсматривать, что это такое, и возвратился. Находка моя оказалась бутылкой, и какова же была наша радость, когда мы убдились, что она полна портвейна. Мы возблагодарили Бога за это утшеніе, потомъ я, съ помощью карманнаго ножа, откупорилъ ее, и хотя каждый изъ насъ сдлалъ очень умренный глотокъ, мы почувствовали отъ того значительное облегченіе, насъ какъ бы обдало тепломъ и силою. Мы бережно закупорили бутылку, и обвязали ее платкомъ такъ, чтобъ ей было невозможно разбиться.
Я немного отдохнулъ посл этого счастливаго открытія, потомъ спустился и наконецъ розыскалъ вантъ, съ которымъ тотчасъ поднялся на палубу. Привязавъ его къ ног, я въ третій разъ совершилъ ту же экскурсію, и ясно увидлъ, что никогда мн не выломать дверь каюты баталера. Я возвратился въ отчаяніи. Итакъ, ршительно надо было отказаться отъ всякой надежды, по лицамъ товарищей я могъ видть, что они примирились съ мыслью о смерти. Вино вызвало въ нихъ нчто въ род бреда, отъ котораго меня, можетъ быть, предохранила моя послдняя ванна. Они безсвязно болтали о предметахъ, не имющихъ никакого отношенія къ нашему положенію, Петерсъ осыпалъ меня разспросами о Нантукет. Огюстъ подошелъ ко мн съ очень серьезнымъ видомъ, и попросилъ меня одолжить ему карманный гребень, говоря, что его волосы полны рыбьей чешуи, и что онъ желаетъ почиститься прежде чмъ сойдетъ на берегъ. Паркеръ убждалъ меня еще разъ нырнуть въ каюту и принести ему первое, что мн попадется подъ руку. Я согласился и, пробывъ подъ водой добрую минуту, возвратился съ маленькимъ кожаннымъ чемоданомъ, принадлежащимъ капитану Барнарду. Мы тотчасъ открыли его съ слабой надеждой, что въ немъ заключается что-нибудь състное, но ничего не нашли кром ящика съ бритвами и двухъ рубашекъ. Я нырнулъ еще разъ и возвратился безъ всякой добычи. Выставивъ голову изъ воды, я услыхалъ на палуб какое-то дребезжанье, и поднявшись, увидалъ, что мои товарищи по несчастью безчестно воспользовались моимъ отсутствіемъ, чтобъ выпить остальное вино, и уронили бутылку, торопясь поставить ее на мсто, прежде чмъ я ихъ накрою. Я упрекнулъ ихъ въ недостатк чувства, и Огюстъ горько заплакалъ. Остальные двое пробовали смяться, обратить дло въ шутку, но я надюсь, что мн никогда боле не суждено видть подобнаго смха. Очевидно было, что вс они страшно пьяны. Лишь съ большимъ трудомъ удалось мн убдить ихъ лечь, они почти тотчасъ заснули тяжелымъ сномъ.
Тогда я, такъ-сказать, остался одинъ на бриг, конечно, мысли мои были самыя страшныя, самыя черныя…
Мучительный голодъ былъ почти невыносимъ, я сознавалъ, что готовъ, для утомленія его, дойти до послднихъ крайностей. Я отрзалъ небольшой кусочекъ кожаннаго чемодана и пытался състь его, но мн было положительно невозможно проглотить хотя бы самую малую частицу, мн однако, показалось, что, жуя маленькіе кусочки кожи, я слегка облегчалъ свои страданія. Къ вечеру товарищи проснулись, одинъ за другимъ. Они дрожали, точно въ сильной лихорадк, и съ жалобными криками просили воды.
Ночь мы провели среди самыхъ ужасныхъ, физическихъ и нравственныхъ мученій, какія только можно себ представить. Наконецъ настало утро 16-го іюля. Море, какъ я наканун, было очень гладкое. Уже прошло шесть дней какъ мы ничего не пили и не ли, кром портвейна, было ясно, что мы выдержимъ очень недолго, если не вайдемъ чего-нибудь. Я никогда не видалъ и желаю боле никогда не видть человческихъ существъ до такой крайности исхудалыхъ, какъ Петерсъ и Огюсіъ. Встрть я ихъ на берегу, въ ихъ настоящемъ положеніи, я бы и не заподозрилъ, что когда нибудь знавалъ ихъ. Характеръ ихъ наружности совершенно измнился. Паркеръ, хотя страшно высохъ и такъ былъ слабъ, что не могъ держать головы, которая безпрестанно падала на грудь, не былъ, однакоже, такъ плохъ. Онъ страдалъ очень терпливо, никогда не жаловался и старался возбудить въ насъ надежду всми способами, какіе только могъ придумать. Я самъ, хотя былъ боленъ въ начал путешествія и всегда былъ сложенія слабаго, страдалъ мене ихъ всхъ, не такъ исхудалъ и сохранилъ до замчательной степени умственныя способности, тогда какъ другіе были совершенно подавлены и точно впали въ дтство, улыбались безсмысленной улыбкой, какъ идіоты, и мололи самый ужасный вздоръ.
День медленно тянулся, какъ вдругъ я завидлъ на восток парусъ. Это былъ, какъ мн показалось, большой корабль, находившійся отъ насъ въ разстояніи тринадцати или пятнадцати миль. Никто изъ моихъ товарищей еще не замтилъ его, и я не ршился тотчасъ указать имъ на него, изъ опасенія снова обмануться въ своихъ надеждахъ. Наконецъ я положительно убдился, что онъ прямо держитъ на насъ и указалъ на него товарищамъ. Они тотчасъ вскочили на ноги, снова предались самымъ безумнымъ выраженіямъ восторга, плакали, смялись, прыгали, рвали на себ волосы, молились, проклинали. Я былъ не лучше ихъ, и пришелъ въ себя только, когда судно неожиданно повернулось къ намъ кормой и стало держать въ сторону совершенно противуположную той, куда сначала направлялось.
Не мало времени потребовалось мн, чтобы объяснить моимъ бднымъ товарищамъ наше новое несчастіе. На вс мои увренія они отвчали жестами, означавшими, что ихъ не обманешь подобными шутками. Поведеніе Огюста всего боле огорчало меня. Что бы я ни говорилъ, онъ упорно утверждалъ, что корабль быстро приближается къ намъ, указывалъ на водоросли, плававшія вокругъ брига, увряя, что это шлюпка съ корабля, пытался даже прыгнуть въ нее, съ раздирающимъ душу крикомъ. Мн, наконецъ, пришлось употребить силу, чтобъ помшать ему броситься въ море.
Нсколько оправившись отъ волненія, мы продолжали слдить за кораблемъ, пока совершенно не потеряли его изъ виду. Когда онъ исчезъ, Паркеръ повернулся съ такимъ выраженіемъ лица, что по всему тлу моему пробжала дрожь. Видъ онъ имлъ такой спокойный, такой хладнокровный, какого я до сихъ поръ не замчалъ въ немъ, прежде чмъ онъ открылъ ротъ, сердце шепнуло мн, что онъ скажетъ. Онъ, въ короткихъ словахъ, предложилъ мн, чтобъ одинъ изъ насъ былъ принесенъ въ жертву для спасенія жизни остальныхъ.

Глава XII.— Жребій.

Я уже прежде думалъ о той минут, когда мы будемъ доведено до послдней крайности, и втайн ршился претерпть лучше какую угодно смерть, нежели прибгнуть къ послднему средству. Предложенія Паркера не слышалъ ни Огюстъ, ни Петерсъ. Я отозвалъ Паркера въ сторону и долго убждалъ его, умолялъ, во имя всего для него святого, отказаться отъ своей мысли и не сообщать ея другимъ.
Онъ выслушалъ меня, не пытаясь опровергать моихъ доводовъ, и я начиналъ уже надяться, что мн удастся его убдить, но когда я кончилъ, онъ замтилъ, что все сказанное мною справедливо, но онъ страдалъ такъ долго, какъ только можетъ страдать человкъ, безполезно умирать всмъ, когда есть возможность смертью спасти всхъ, прибавивъ, что я могу избавить себя отъ труда отговаривать его, Паркеръ сказалъ, что онъ на это окончательно ршился еще до появленія судна, и только это обстоятельство помшало ему раньше выступить съ своимъ предложеніемъ.
Я попытался склонить его отсрочить по крайней мр исполненіе своего замысла до другого дня, такъ какъ какое-нибудь судно могло еще придти намъ на помощь. Но онъ отвтилъ, что ждалъ и безъ того такъ долго, какъ только возможно, что ему нельзя жить безъ какой нибудь пищи, а слдовательно, осуществленіе его мысли, отложенное до другого дня, состоится слишкомъ поздно — по крайней мр для него.
Видя, что его ничто не трогаетъ и что кротостью тутъ взять нельзя, я заговорилъ иначе, я сказалъ, что ему должно быть извстно, что я мене всхъ ихъ пострадалъ отъ нашихъ бдствій и слдовательно я въ настоящую минуту гораздо сильне и здорове не только его, но даже Петерса и Огюста, короче, что я въ состояніи употребить силу, если сочту это необходимымъ, и если онъ попытается какимъ бы то ни было образомъ сообщить остальнымъ свой ужасный проектъ, я, не колеблясь, брошу его въ море. Въ отвтъ на это, онъ схватилъ меня за горло и, вынувъ ножъ, сдлалъ нсколько тщетныхъ попытокъ нанести мн ударъ въ животъ. Взбшенный, я толкнулъ его до самаго края брига, съ твердымъ намреніемъ бросить его за бортъ. Его спасло вмшательство Петерса, который подошелъ и рознялъ насъ, спросивъ о причин ссоры. Паркеръ сообщилъ ему ее прежде, чмъ я нашелъ средство помшать этому. Дйствіе его словъ было еще ужасне, чмъ я ожидалъ. Огюстъ и Петерсъ, которые, кажется, давно ужъ втайн питали страшную мысль, которую Паркеръ просто высказалъ первый, согласились съ нимъ, и настаивали на томъ, чтобы немедленно привести ее въ исполненіе. Я надялся-было, что по крайней мр у одного изъ нихъ достанетъ нравственнаго мужества и самообладанія стать на мою сторону и воспротивиться осуществленію этого страшнаго намренія. Лишившись этой надежды, мн было необходимо позаботиться о собственной безопасности, а потому я объявилъ имъ, что охотно соглашаюсь на предложеніе и прошу только повременитъ съ часъ, чтобы дать окутывавшему насъ туману время разсяться. Посл долгихъ переговоровъ я добился отъ нихъ общанія подождать. Какъ я и надялся, благодаря нежданно поднявшемуся втру, туманъ разсялся до истеченія часа, но такъ какъ на горизонт не виднлось никакого судна, мы приготовились бросить жребій.
Съ крайней неохотой распространяюсь я объ ужаснйшей сцен, которая затмъ послдовала,— сцен, которую никакія послдующія событія не могли изгладить изъ моей памяти. Покончу съ этой частью моего разсказа такъ быстро, какъ это довволетъ самое свойство описываемыхъ событій. Единственный способъ, которымъ мы могли располагать для этой ужасной лотерея, былъ — кинуть жребій кусочками дерева. Условлено было, что держать ихъ буду я. Я ушелъ на одинъ конецъ брига, а мои бдные товарищи молча заняли мста на другомъ, повернувшись ко мн спиною. Вся энергія, которая такъ долго поддерживала меня, теперь исчезла, оставивъ меня безсильной жертвой самаго презрннаго, самаго жалкаго страха. Сначала я не могъ найти въ себ довольно силы, чтобы оторвать и собрать щепочки, пальцы положительно отказывались служить мн, колни такъ и стучали другъ объ друга. Я быстро перебралъ въ ум тысячу нелпыхъ средствъ, чтобы избгнуть участія въ этой ужасной азартной игр. Я хотлъ броситься къ ногамъ моихъ товарищей, умолять ихъ уволить меня отъ этой необходимости, кинуться на нихъ неожиданно, убить одного, словомъ, подумалъ обо всемъ, кром того — чтобы исполнить, что слдовало. Наконецъ, потерявъ много времени на эти нелпыя соображенія, я опомнился, услыхавъ голосъ Паркера, который умолялъ меня вывести ихъ наконецъ изъ страшной тревоги. И тутъ еще я не могъ ршиться тотчасъ расположить щепки, какъ слдовало. Я сталъ припоминать всякія хитрости, какія употребляются шулерами, чтобы заставить одного изъ моихъ бдныхъ товарищей по несчастью вытянуть самую короткую щепку, такъ какъ было условлено, что тотъ, кто вытянетъ ее, умретъ для сохраненія жизни остальныхъ.
Когда всякое промедленіе было уже невозможно, я, чувствуя, что сердце готово разорваться въ груди, подошелъ въ баку, гд ожидали меня товарищи. Я протянулъ руку со щепками, Петерсъ тотчасъ дернулъ. Онъ былъ свободенъ! его щепка не была самая короткая. Я собралъ всю свою энергію и протянулъ жребій Огюсту. Онъ тотчасъ выдернулъ свой и также оказался свободнимъ. Въ эту минуту вся свирпость тигра овладла моимъ сердцемъ, я почувствовалъ къ Паркеру, моему ближнему, моему бдному товарищу, самую сильную, самую сатанинскую ненависть. Но чувство это было непродолжительно, съ судорожной дрожью и закрытыми глазами я протянулъ къ нему дв остальныя щетки. Прошло добрыхъ пять минутъ, пока онъ ршился выдернуть свою, и во все это время я ни разу: не открылъ глазъ. Наконецъ одну изъ щепокъ быстро выдернули изъ моей руки. Жребій былъ брошенъ, но я не зналъ, за меня онъ или противъ. Никто не говорилъ ни слова, я не смлъ выйти изъ неизвстности, взглянувъ на щепку, которая у меня оставалась. Петерсъ схватилъ меня за руку, я ршился взглянуть, но тотчасъ угадалъ, по лицу Паркера, что я спасенъ, а онъ — обреченная жертва. Я судорожно вздохнулъ и упалъ на палубу безъ чувствъ.
Я во-время пришелъ въ себя, чтобы видть развязку трагедіи и присутствовать при конц того, кто, какъ виновникъ предложенія, былъ, такъ сказать, собственнымъ убійцей. Онъ не оказалъ никакого сопротивленія, и когда Петерсъ нанесъ ему ударъ въ спину, тотчасъ упалъ мертвымъ.
Не стану подробно описывать страшнаго пира: эти вещи можно вообразить, но слова не достаточно сильны, чтобъ поразить умъ безусловнымъ ужасомъ дйствительности. Достаточно будетъ сказать, что утоливъ, до нкоторой степени, въ крови жертвы бшеную жажду, сндавшую насъ, и отдливъ съ общаго согласія руки, ноги и голову, которыя мы бросили въ море вмст съ внутренностями, мы съли остальное тло, кусокъ за кускомъ, въ теченіе четырехъ на-вки достопамятныхъ дней: 17, 18, 19 и 20-го іюля.
19-го полилъ чудный дождь, продолжавшійся минутъ пятнадцать, двадцать, мы собрали немного воды посредствомъ простыни, которую выудили изъ каюты тотчасъ посл бури. Собранное количество никакъ не превышало полу-галлона, но и этого жалкаго запаса было достаточно, чтобы возвратить намъ немного силъ и надежды.
21-го мы снова дошли до послдней крайности.
22-го, пока мы вс трое сидли, прижавшись другъ къ другу и меланхолически размышляя о нашемъ плачевномъ положеніи, я вдругъ вспомнилъ, что когда срубили бизань-мачту, Петерсъ передалъ мн одинъ изъ топоровъ, прося меня убрать его, и что я его положилъ на одну изъ коекъ на бак. Теперь мн пришло въ голову, что еслибы намъ удалось найти его, мы, пожалуй, могли-бы разрубить палубу надъ каютой баталера и безъ труда раздобыться припасами.
Когда я сообщилъ этотъ проектъ товарищамъ, они испустили слабый крикъ радости, и мы немедленно направились къ баку. Обмотавъ веревку вокругъ тла, какъ при прежнихъ нашихъ попыткахъ, я смло нырнулъ, быстро добрался до койки и тотчасъ же вернулся съ топоромъ. Его привтствовали съ восторгомъ. Мы принялись рубить палубу со всей энергіей возродившейся надежды.
Петерсъ и я работали по-очереди, что же касается до Огюста — его раненая рука мшала ему оказать намъ какую-либо помощь. Такъ какъ слабость не позволяла намъ работать боле минуты или двухъ, не отдыхая, скоро стало очевиднымъ, что намъ понадобится нсколько часовъ для исполненія подобной задачи. Соображеніе это, однако, не смутило насъ, и проработавъ всао ночь при свт луны, утромъ 23-го, на разсвт, мы добились своего.
Петерсъ нырнулъ и вскор возвратился съ небольшимъ кувшиномъ, который, въ великой нашей радости, оказался наполнешшмъ оливками. Мы ихъ раздлили и съли съ величайшей жадностью, потомъ опять спустили Петерса.
На этотъ разъ успхъ превысилъ вс наши ожиданія, такъ какъ онъ тотчасъ возвратился съ большимъ окорокомъ и бутылкой мадеры. Каждый изъ насъ выпилъ теперь по небольшому глотку вина, зная по опыту, какъ опасна была бы неумренность. Окорокъ, если не считать фунтовъ двухъ, около кости, совершенно испортился отъ морской воды. Уцлвшую часть мы раздлили на три доли. Петерсъ и Огюстъ, не въ силахъ будучи побороть свой аппетитъ, тотчасъ съли свои порціи, что до меня, я былъ осторожне, и опасаясь жажды, сълъ только небольшой кусочекъ своей. Потомъ мы немного отдохнули отъ трудовъ.
Къ полудню, нсколько оправившись и укрпившись, мы возобновили свое нападеніе на припасы,— Петерсъ и я ныряли поочереди, всегда съ большимъ или меньшимъ успхомъ, до солнечнаго заката. Въ этотъ промежутокъ намъ посчастливилось добыть еще четыре кувшинчика оливокъ, новый окорокъ, большую бутылку, въ которой заключалось безъ малаго три галлона отличной мадеры и, чему мы всего боле обрадовались, небольшую черепаху изъ породы galapago,— капитанъ Барнардъ, въ моментъ выхода ‘Грампуса’ изъ гавани, принялъ ихъ нсколько со шкуны Mary Pitto, которая возвращалась изъ путешествія въ Тихій океанъ. Въ послдующей части настоящаго разсказа я часто буду имть случай говорить о черепахахъ этого вида. Ихъ по преимуществу находятъ, какъ это извстно большинству моихъ читателей, на групп острововъ Галапагосскихъ, самое названіе которыхъ произошло отъ этого животнаго, такъ какъ испанское слово galapago значитъ: прсноводная черепаха. Ея своеобразія форма и поступь заставляютъ иногда называть ее: черепаха-слонъ. Часто попадаются громадныя. Я самъ видалъ такихъ, которыя всили отъ тысячи-двухъсотъ до тысячи-пяти-сотъ фунтовъ, хотя не помню, чтобы кто-нибудь изъ путешественниковъ упоминалъ о черепахахъ этого вида, всившихъ боле восьмисотъ фунтовъ. Видъ ихъ странный, даже отталкивающій. Походка очень медленная, мрная, тяжелая, тло поднимается отъ земли почти на футъ. Шея длинная и чрезвычайно тонкая, обыкновенная длина ея отъ восьмнадцати дюймовъ до двухъ футовъ. Я убилъ одну, у которой разстояніе отъ плеча до оконечности головы было не мене трехъ футовъ десяти дюймовъ. Голова удивительно похожа на голову зми. Черепахи эти могутъ жить не вши въ теченіе такого долгаго времени, что это почти невроятно. По одной особенности своего организма эти странныя животныя напоминаютъ верблюда. У нихъ всегда имется запасъ воды въ мшк у начала шеи. Убивая ихъ, посл того, какъ он въ теченіи цлаго года были лишены всякой пищи, иногда находили въ мшк нкоторыхъ изъ этихъ черепахъ до трехъ галлоновъ совершенно прсной и свжей воды. Питаются он преимущественно дикой петрушкой и сельдереемъ, а также портулакомъ, солянкой и индйской смоквой,— это послднее растеніе, чрезвычайно для нихъ полезное, существуетъ въ изобиліи на отлогостяхъ холмовъ у берега, гд водится самое животное. Черепаха эта, отличная и чрезвычайно питательная пища, несомннно способствовала сохраненію жизни многихъ тысячъ моряковъ, занятыхъ китоловствомъ и другими промыслами въ Тихомъ океан.
Наша добыча была не изъ очень крупныхъ и всила, вроятно, 66 или 70 фунтовъ. Это была самка, въ отличномъ состояніи, чрезвычайно жирная, въ мшк ея заключалось боле 1/4 галлона прсной и чистой воды. Это было настоящее сокровище, упавъ на колни, мы горячо возблагодарили Бога за это облегченіе. Радостно перелили мы воду изъ мшка черепахи въ кружку, отбили горлышко бутылки, такъ что съ помощью пробки изъ нея образовалось нчто въ род стакана. Каждый изъ насъ выпилъ по такому полному стакану, и мы ршили ограничиться этой порціей въ день, пока длится нашъ запасъ.
Въ теченіе двухъ, трехъ послднихъ дней, погода стояла сухая и тихая, одяла, которыя мы вытащили изъ каюты, совершенно высохли, также какъ наша одежда, такъ что эту ночь — съ 23 на 24 — мы провели, относительно говоря, покойно, и наслаждались мирнымъ сномъ, поужинавъ оливками и ветчиной, а также выпивъ немного вина. Черепаху нашу, которую вамъ очень хотлось не убивать какъ можно дольше, мы перевернули на спину и тщательно привязали.

Глава XIII.— Наконецъ!

24-го іюня. При восход солнца мы приготовились-было возобновить свои попытки, но пошелъ ливень, и мы вс свои заботы сосредоточили на собираніи дождевой воды съ помощью простыни, уже служившей намъ для этой цли. Другого средства у насъ не было какъ натянуть средину простыни съ помощью оторванной отъ русленей бизань-мачты желзной оковки. Вода, собравшись въ центр, стекала въ нашу кружку. Мы почти наполнили ее, когда сильный шквалъ, налетвшій съ свера, заставилъ насъ прекратить это занятіе, бригъ начало качать такъ сильно, что мы боле не могли держаться на ногахъ. Къ полудню втеръ засвжлъ, къ ночи уже дулъ крпкій втеръ при страшной зыби.
25-го іюля. Сегодня утромъ отъ стихшей бури остался только втерокъ, съ помощью котораго можно идти со скоростью десяти узловъ въ часъ. Къ нашему большому огорченію оказалось, что два кувшина съ оливками и весь окорокъ снесены за бортъ. Мы поршили еще не убивать черепаху, и пока удовольствовались на завтракъ нсколькими оливками и небольшой порціей воды, смшанной съ виномъ. Мы провели печальный и очень тяжелый день. Въ полдень солнце было у насъ почти надъ головой. Мы поняли, что этотъ длинный рядъ сверныхъ и сверо-западныхъ втровъ угналъ насъ въ экватору. Съ вечеру мы увидали нсколько акулъ, одна изъ нихъ, громадная, порядочно насъ напугала, приблизившись къ намъ совершенно безцеремонно. Одну минуту, когда палуба отъ качки сильно погрузилась въ воду, чудовище положительно плыло надъ нами, оно нсколько минутъ билось надъ самымъ люкомъ и сильно ударило Петерса хвостомъ. При тихой погод мы легко-бы поймали его.
26-го іюля. Втеръ стихъ, море также. Ршились возобновятъ ловлю припасовъ изъ каюты баталера. Посл тяжелой работы, продолжавшейся цлый день, убдились, что съ этой стороны боле надяться не на что,— за ночь перегородки поломало и припасы скатились въ трюмъ. Открытіе это привело насъ въ отчаяніе.
27-го іюля. Море почти гладкое, при легкомъ втр.
28-го іюля. По прежнему хорошая погода. Бригъ начало такъ страшно накренивать, что мы опасаемся, какъ-бы его окончательно не перекувырнуло.
29-го іюля. Погода все та же. Раненая рука Огюста начиваетъ обнаруживать гангренозные симптомы. Пріятель мой жалуется за оцпенніе и страшную жажду, острой боли нтъ. Мы ничего не могли сдлать для облегченія его, натирали его раны уксусомъ отъ оливокъ, пользы, повидимому, никакой. Мы сдлали для него все, что было въ нашей возможности, и утроили его порцію воды.
30-го іюля. День чрезвычайно жаркій, безъ втра. Огюсту гораздо хуже, онъ видимо слабетъ столько же отъ недостатка хорошей пищи, какъ отъ ранъ. Онъ постоянно умоляетъ избавить его отъ страданій, говоря, что жаждетъ одной смерти. Мы съли наши послднія оливки. Ршено завтра утромъ убить черепаху.
31-го іюля. Черепаха наша оказалась гораздо мене мясистой, чмъ мы предполагали, хотя была хорошаго качества, количество всего добытаго мяса не превышало десяти фунтовъ. Съ цлью сохранить часть его какъ можно дольше, мы нарзали его на очень тонкіе ломтики, наполнили ими три оставшіеся кувшина и бутылку изъ-подъ мадеры и залили уксусомъ изъ-подъ оливокъ. Мы поршили ограничиться порціей въ четыре унціи въ день, всего мяса намъ должно было хватить на тринадцать дней. Въ сумерки — сильнйшій дождь, сопровождаемый молніей и сильными ударами грома, но такой непродолжительный, что намъ удалось собрать только съ полъ-кружки воды. Съ общаго согласія мы все отдали Огюсту, которому теперь было совсмъ плохо. Напитокъ, казалось, приносилъ ему слабое облегченіе. Рука его вся почернла отъ кисти до плеча. Ночи были холодны какъ ледъ. Мы каждую минуту ожидали, что онъ испуститъ послдній вздохъ. Онъ страшно исхудалъ, глаза совсмъ ввалились.
1-го августа. Погода все та же, штиль, при палящемъ солнц. Ужасно страдаемъ отъ жажды. Вода въ кружк совсмъ гнилая, кишитъ червями. Нкоторое облегченіе принесло намъ купаніе въ мор, но къ этому средству мы могли прибгать только изрдка, благодаря постоянному присутствію акулъ. Теперь намъ стало ясно, что Огюстъ погибъ. Около полудня онъ скончался въ сильныхъ конвульсіяхъ, уже нсколько часовъ какъ онъ не говорилъ ни слова. Смерть его внушила намъ самыя печальныя предчувствія и такъ сильно на насъ подйствовала, что мы пролежали возл тла цлый день, и если обмнялись словомъ, то только шопотомъ. Лишь при наступленіи ночи ршились мы встать и бросить тло за бортъ. Оно было невыразимо безобразно и такъ разложилось, что, когда Петерсъ попробовалъ его приподнять, цлая нога осталась у него въ рук. Когда эта истлвшая масса упала въ море, мы увидали, при фосфорическомъ свт, озарившемъ его, семь или восемь акулъ, ужасные зубы которыхъ издавали, пока он рвали на клочья свою добычу, зловщій трескъ, который можно было различить на разстояніи цлой мили.
2-го августа. Погода все та же, штиль ужасный, жара невыносимая. Заря застала насъ въ состояніи самаго жалкаго унынія и полнаго физическаго истощенія. Жажда была невыносима, тщетно пытались мы утолить ее виномъ, это значило подливать масла въ огонь. Пробовали облегчить свои страданія смсью вина съ морской водой, но немедленнымъ послдствіемъ этого была сильнйшая тошнота, такъ что мы больше на это не покушались. Въ теченіе цлаго дня мы не безъ тревоги ждали случая выкупаться, но тщетно, плашкоть нашъ буквально со всхъ сторонъ осаждали акулы, безъ всякаго сомннія т же самыя чудовища, которыя наканун съли нашего бднаго товарища, ежеминутно ожидали новаго угощенія въ такомъ же род. Ни крики, ни движенія наши, казалось, не пугали ихъ. Одна изъ самыхъ крупныхъ, которую Петерсъ тяжело ранилъ ударомъ топора, тмъ не мене подошла къ намъ совсмъ близко. Въ сумерки показалась туча, но, въ крайнему нашему разочарованію, прошла безъ дождя. Невозможно себ представить, до чего насъ мучила жажда. Изъ-за этихъ мученій, а также изъ страха передъ акулами мы провели ночь безъ сна.
3-го августа. Никакой надежды на облегченіе. Бригъ все боле и боле накренивается, такъ что на палуб совсмъ стоять нельзя. Занялись пріисканіемъ безопаснаго мста для вина и остатковъ черепахи, чтобы не лишиться ихъ въ случа, еслибы пришлось перекувырнуться. Вырвали два большихъ гвоздя, вколотили ихъ въ кузовъ корабля на разстояніи приблизительно двухъ футовъ отъ воды, что было не очень далеко отъ киля, такъ какъ мы почти были на боку. Въ этимъ гвоздямъ мы привязали наши припасы. Цлый день жестоко страдали отъ жажды. Купаться нельзя было изъ-за акулъ, которыя не оставляли насъ ни на минуту. Спать невозможно.
4-го августа. Незадолго до разсвта мы замтили, что корабль поворачиваетъ килемъ вверхъ. Сначала поворотъ совершался медленно, постепенно, но вскор движеніе стало все быстре и быстре, и прежде чмъ мы успли опомниться, насъ съ страшною силой отбросило въ море, и мы барахтались на глубининсколькихъ сажень ниже уровня води. Огромный кузовъ брига былъ какъ разъ надъ нами.
Чувствуя, что мои силы совершенно истощились, я почти не длалъ никакихъ усилій для спасенія своей жизни и въ нсколько секундъ примирился съ мыслью о смерти. Но и въ этомъ я ошибся,— меня вынесло на поверхность… и я очутился, насколько могъ судить, приблизительно ярдахъ въ двадцати отъ брига. Судно повернулось килемъ вверхъ и бшено раскачивалось со стороны на сторону, вокругъ, во всхъ направленіяхъ, море сильно волновалось. Петерсъ исчезъ. Бочка жиру плавала въ нсколькихъ футахъ отъ меня, другіе предметы съ брига были разбросаны по сторонамъ.
Всего боле пугало меня сосдство акулъ. Чтобы отогнать ихъ, я началъ сильно бить воду руками и ногами и плылъ къ бригу, который снова занялъ прежнее положеніе среди массы пны. Я убжденъ, что этой хитрости, не смотря на всю ея простоту, обязанъ своимъ спасеніемъ. Благодаря счастливой случайности, я цлымъ и невредимымъ добрался до брига, но такъ былъ истощенъ, что никогда бы не взобрался на него безъ помощи Петерса, который, вскарабкавшись на киль съ другой стороны, явился передо мной въ великой моей радости и бросилъ мн конецъ веревки.
Едва избгли мы этой опасности, какъ вниманіе наше было обращено на другую, не мене ужасную: умереть съ голоду. Вс наши запасы исчезли, также какъ простыни, одяла, съ помощью которыхъ мы до сихъ поръ собирали дождевую воду, и кувшинъ, въ которомъ сохраняли ее. Мы были въ отчаяніи. Желая воспользоваться, насколько возможно, первымъ дождемъ, мы сняли съ себя рубашки, чтобы употребить ихъ вмсто простынь. Въ теченіе цлаго дня не появилось никакого подобія тучи. Страданія, причиняемыя жаждой, становились невыносимы. Ночью Петерсу удалось проспать съ часъ тревожнымъ сномъ, что до меня, мои страданія не позволяли мн сомкнуть глазъ ни на минуту.
5-го августа. Въ этотъ день поднявшійся свжій втерокъ пронесъ насъ черезъ массу водорослей, среди которыхъ намъ посчастливилось найти одиннадцать маленькихъ крабовъ, которые послужили намъ, за нсколько пріемовъ, превкусной пищей. Такъ какъ чешуя у нихъ была очень нжная, мы ихъ ли цликомъ. Не видя и слдовъ акулъ среди водорослей, ни рискнули выкупаться и оставались въ вод часа четыре, въ теченіе которыхъ жажда наша замтно уменьшилась.
6-го августа. Мы были обрадованы частымъ и непрерывнымъ дождемъ, который шелъ съ полудня до наступленія сумерекъ. Горько оплакивали мы нашъ кувшинъ и бутылку, такъ какъ, не смотря на недостаточность нашихъ настоящихъ приспособленій для собиранія воды, мы могли бы наполнить одинъ изъ этихъ сосудовъ, если не оба. Намъ удалось однако утолить жгучую жажду, давая рубашкамъ пропитаться водою и выжимая ихъ такъ, чтобы животворная влага попадала намъ прямо въ ротъ. Цлый день прошелъ въ этомъ занятіи.
7-го августа. На самомъ разсвт мы оба въ одинъ мигъ увидали на восток парусъ, видимо направлявшійся къ намъ! Мы привтствовали это чудное видніе продолжительнымъ и слабымъ крикомъ восторга и тотчасъ начали длать всевозможные сигналы, махали рубашками, прыгали такъ высоко, какъ позволяла наша слабость, даже кричали изъ всхъ силъ, хотя судно находилось отъ насъ на разстояніи, по меньшей мр, пятнадцати миль. Однако, оно продолжало приближаться къ намъ, и мы поняли, что если оно не измнитъ своего направленія, то неизбжно подойдетъ къ намъ настолько, что экипажъ увидитъ васъ. Черезъ часъ мы легко могли различить людей на палуб.
Это была длинная и низкая шкуна, повидимому обладавшая многочисленной командой. Тутъ мы извдали сильную тревогу, такъ какъ не могли себ представить, чтобы насъ не видали, и дрожали при мысли, чтобы люди эти не пожелали предоставить насъ нашей участи. Слава Богу, намъ на этотъ разъ суждено было обмануться, вскор мы замтили внезапное движеніе на палуб судна, на которомъ тотчасъ подняли англійскій флагъ. Полъ-часа спустя мы были въ кают. Шкуна эта была Jane Gay, изъ Ливерпуля, капитанъ Гвай.

Глава XIV.— Альбатросы и пингвины.

Jane Gay была красивая шкуна, вмщавшая сто-восемьдесятъ тоннъ. Носъ ея былъ очень заостренъ, и въ хорошую погоду это былъ лучшій ходокъ, какого я когда-либо видалъ. Экипажъ ея состоялъ изъ тридцати-пяти человкъ хорошихъ моряковъ, не считая капитана и подшкипера.
Капитанъ Гвай былъ вполн изящный джентльменъ, обладавшій замчательной опытностью въ дл торговли съ югомъ, которой онъ посвятилъ большую часть своей жизни, но ему недоставало энергіи. Онъ былъ совладльцемъ корабля, на которомъ путешествовалъ, и пользовался неограниченнымъ полномочіемъ для крейсированія въ южныхъ моряхъ, и нагрузки всякаго товару, какой ему удастся добыть безъ труда. Въ распоряженіи его были, какъ водится въ подобныхъ экспедиціяхъ, ожерелья, зеркала, огнивы, топоры, пилы, струги, ножницы, долота, буравчики, трки, молотки, гвозди, ножи, бритвы, иголки, нитки, фаянсъ, каленкоръ, дешевыя украшенія и другіе предметы въ томъ же род.
Шкуна вышла изъ Ливерпуля 10-го іюля, миновала тропикъ Рака 25-го, а 29-го, достигнувъ Сола, одного изъ острововъ Зеленаго мыса, запаслась тамъ солью и другими необходимыми для путешествія припасами. 3-го августа она покинула Зеленый мысъ и держала на юго-западъ, направляясь въ берегамъ Бразиліи, такъ, чтобы пересчь экваторъ между 28 и 30 западной долготы. Это обыкновенный путь судовъ изъ Европы на мысъ Доброй-Надежды. Въ тотъ день, когда капитанъ Гвай принялъ насъ на свою шкуну, она находилась на высот мыса Санъ-Рокъ — 31 западной долготы — изъ чего можно заключить, что мы уклонились, не мене какъ на двадцать-пять градусовъ, съ свера на югъ!
На шкун къ намъ отнеслись съ тмъ добродушіемъ, какого требовало наше жалкое состояніе. Дней черезъ пятнадцать, въ теченіе которыхъ постоянно держали на юго-востокъ, при хорошей погод и легкомъ втр, мы съ Петерсомъ совершенно оправились отъ нашихъ лишеній и страданій, и вскор прошлое представлялось намъ скорй въ вид страшнаго сна, отъ котораго насъ освободило пробужденіе, чмъ въ вид цлаго ряда событій, дйствительно совершившихся.
Въ теченіе нсколькихъ недль мы продолжали нашъ путь, безъ особыхъ приключеній. 16-го сентября, когда мы находились вблизи мыса Доброй-Надежды, шкуну, въ первый разъ съ ея выхода изъ Ливерпуля, потрепало. Въ этихъ мстностяхъ, всего чаще съ южной и восточной стороны мыса — мы находились на западной — морякамъ часто приходится бороться съ сверными бурями, которыя дуютъ съ страшной силой. Он всегда сопровождаются сильной зыбью, одна изъ самыхъ опасныхъ ихъ особенностей это — внезапная перемна втра. Напримръ, настоящій ураганъ дуетъ съ свера или сверо-востока, черезъ минуту съ этой стороны нтъ ни втеринки,— буря перескочила на юго-западъ. Просвтъ на юго-запад самый врный признакъ подобной перемны, что даетъ судамъ возможность принять необходимыя предосторожности.
Было около шести часовъ утра, когда буря налетла, по обыкновенію съ свера. Къ восьми часамъ втеръ значительно усилился. Рдко видалъ я такое бушующее море. Передъ самымъ закатомъ солнца, на юго-запад появился просвтъ, котораго мы ожидали съ нетерпніемъ,— часъ спустя одинъ малый передній парусъ былъ въ дйствіи. Еще дв минуты, и мы, не смотря на эти предосторожности, точно по мановенію волшебнаго жезла, пали на бокъ. Къ счастью, оказалось, что шквалъ съ юго-запада продолжался одно мгновеніе, намъ удалось подняться, не потерявъ ни одного изъ большихъ запасныхъ деревъ. Въ утру мы находились почти въ такихъ же благопріятныхъ условіяхъ какъ и до начала бури. Капитанъ ршилъ, что спасеніе наше почти чудо.
13-го октября мы находились въ виду острова принца Эдуарда, подъ 46 53′ южной широты и 37 46′ восточной долготы. Скоро мы обогнули острова Крозе, а 18-го достигли острова Бергуоленъ или Отчаянія въ южно-индійскомъ океан, и бросили якорь въ Christmas-Harbour, на глубин четырехъ саженъ.
Этотъ островъ или, врне, эта группа острововъ лежитъ на юго-востокъ отъ мыса Доброй-Надежды. Она была открыта въ 1772 году французомъ, барономъ Бергуоленъ, который, вообразивъ, что земля эта — часть обширнаго материка, по возвращеніи сдлалъ въ этомъ смысл докладъ, возбудившій тогда сильное любопытство. Правительство на слдующій годъ опять послало туда барона, съ цлью проврить открытіе, и тогда только ошибка была замчена. Въ 1777 году, капитанъ Кукъ далъ главному острову этой группы имя острова Отчаянія, вполн заслуженное. Приближаясь къ берегу, можно было бы предположить противное, такъ какъ скаты почти всхъ холмовъ, съ сентября по мартъ, покрыты самой блестящей зеленью. Этотъ обманчивый видъ даетъ маленькое растеніе, напоминающее баданъ и изобилующее на этихъ островахъ, гд, за исключеніемъ его, почти нтъ слдовъ растительности.
Мстность гористая, хотя ни одинъ изъ этихъ холмовъ не можетъ назваться горой. Вершины ихъ вчно покрыты снгомъ. Имется нсколько гаваней, Christmas-Harbour самая удобная.
На остров Бергуоленъ изобилуютъ тюлени съ хоботами или морскіе слоны. Пингвиновъ тутъ множество, четырехъ различныхъ семействъ. Королевскій пингвинъ, заслужившій это названіе по своему росту и красот, самый крупный. Верхняя часть его тла обыкновенно срая, иногда съ лиловатымъ оттнкомъ, нижняя — самаго чистаго благо цвта. Голова, тамъ же какъ и ноги, черная и очень блестящая. Но главная краса заключается въ двухъ широкихъ золотистыхъ полосахъ, идущихъ съ головы до груди. Клювъ длинный, иногда розовый, иногда ярко-красный. Ходятъ эти птицы очень прямо, съ величавой осанкой, голову носятъ высоко, а крылья держатъ опущенными внизъ, точно дв руки. Королевскіе пингвины, которыхъ мы нашли на остров, немного крупне гусей. Представители другихъ породъ, пингвины macaroni и пр., значительно мельче, перья ихъ совсмъ не такъ красивы.
Кром пингвина, на этомъ остров находится много и другихъ птицъ, изъ числа которыхъ можно назвать олушу, утку, зеленаго морского ворона, морскую ласточку и наконецъ альбатроса. Альбатросъ одна изъ самыхъ крупныхъ морскихъ птицъ юга. Онъ принадлежитъ къ пород рыболововъ или морскихъ чаекъ, добычу свою хватаетъ на лету, переставая летать только, чтобы ухаживать за птенцами. Эта птица и пингвины связаны самой странной симпатіей. Гнзда ихъ строятся по чрезвычайно однообразному образцу,— гнздо альбатроса всегда находится въ центр небольшого квадрата, образуемаго гнздами четырехъ пингвиновъ.
Когда наступаетъ время насиживанія, птицы эти собираются большими стаями, и въ теченіе нсколькихъ дней какъ бы обсуждаютъ лучшій образъ дйствій. Потомъ принимаются за дло. Он выбираютъ ровное пространство, обыкновенно обнимающее три или четыре акра, какъ можно ближе къ морю, хотя всегда на такомъ разстояніи, чтобы оно обижать ихъ не могло. Покоичивъ съ этимъ, птицы общими силами принимаются чертить, съ математической правильностью, квадратъ или какой-нибудь, другой параллелограмъ, соотвтствующій свойствамъ почвы и достаточно обширный, чтобы вмстить все населеніе, ни боле,— этимъ он какъ-бы выражаютъ намреніе закрыть доступъ въ колонію всякому бродяг, который не участвовалъ въ работахъ по устройству лагеря. Одна изъ сторонъ площади идетъ параллельно берегу моря и остается открытой для входа и выхода.
Обозначивъ границы своего жилища, птицы начинаютъ очищать площадь отъ всякаго сору, подбирая все камень за камнемъ и вынося вонъ, но оставляя у самыхъ пограничныхъ линій, такъ что съ трехъ сторонъ, обращенныхъ къ материку, образуется стна. У этой стны, съ внутренней ея стороны, он устраиваютъ совершенно гладкую и ровную аллею, шириной отъ 6 до 8 футовъ, которая опоясываетъ весь лагерь.
Затмъ всю площадь длятъ на маленькіе, совершенно равные квадраты. Для этой цли птицы проводятъ узкія дорожки, перекрещивающіяся подъ прямымъ угломъ, на всемъ отмренномъ ими пространств. На каждой точк пересченія находится гнздо альбатроса, а въ центр каждаго квадрата — гнздо пингвина, такъ что каждый пингвинъ окруженъ четырьмя альбатросами, и каждый альбатросъ равнымъ числомъ пингвиновъ. Гнздо пингвина состоитъ изъ дыры, вырытой въ земл, настолько глубоко, чтобы единственное его яйцо оттуда не вывалилось. Альбатросъ прибгаетъ къ нсколько мене простому приспособленію и устраиваетъ небольшое возвышеніе. Онъ обдлываетъ его землей, водорослями и раковинами, а на вершин устраиваетъ свое гнздо.
Птицы эти особенно стараются никогда не оставлять гнздъ незанятыми въ продолженіе всего насиживанія, и даже до тхъ поръ, пока потомство настолько не окрпнетъ, чтобъ самому заботиться о себ. Во время отсутствія самца, который отправляется и морю на поиски за пищей, самка исполняетъ свои обязанности. И только по возвращеніи своего товарища позволяетъ себ покинутъ гнздо. Предосторожность его необходима вслдствіе склонности къ мошенничеству, которая господствуетъ въ колоніи, жители которой, безъ зазрнія совсти, воруютъ другъ у друга яйца при каждомъ удобномъ случа.

Глава XV.— Острова Невидимки.

Проохотившись, безъ особаго успха, въ теченіе трехъ недль на тюленей, мы 12-го ноября вышли изъ Christmas-Harbour, к черезъ пятнадцать дней достигли острововъ Тристанъ д’Акунья, лежащихъ между 37 8′ южной широты и 12 8′ западной долготы.
Группа эта, такъ хорошо извстная теперь и состоящая изъ трехъ острововъ, была первоначально открыта португальцами. Позже ее постили голландцы, въ 1643, и французы — въ 1767 году. Эти три острова образуютъ треугольникъ. У всхъ трехъ беретъ очень высокъ, въ особенности на главномъ остров Тристанъ д’Акунья. Это самый большой островъ цлой группы: онъ иметъ 15 миль въ окружности, и такъ высокъ, что въ ясную погоду бываетъ виднъ на разстояніи 80 или 90 миль. Часть берега къ сверу возвышается надъ моремъ боле, чмъ на 1000 футовъ. На этой высот существуетъ плоская возвышенность, простирающаяся почти до самаго центра острова, а на ней возвышается гора, подобная пику Тенериффъ. Нижняя часть этой горы покрыта довольно крупными деревьями, но верхняя — голая скала, обыкновенно закрытая облавами и покрытая снгомъ въ теченіе большей половины года. Съ сверо-западной стороны находится бухта, съ берегомъ изъ чернаго песку, куда шлюпка легко можетъ пристать.
Слдующій по величин островъ называется Недоступный. Точное положеніе его — 87 7 южной широты, и 12 24′ западной долготы. Онъ иметъ 7 или 8 миль въ окружности и со всхъ сторонъ представляется въ вид конусообразнаго, природнаго укрпленія. Вершина совершенно плоская, вся страна безплодна.
Островъ Nightingale, самый маленькій и самый южный, лежитъ подъ 37 26′ южной широты и 12 12′ западной долготы. У южной его оконечности находится довольно возвышенный рифъ, состоящій изъ маленькихъ и скалистыхъ островковъ. Почва безплодная и неровная, глубокая долина пересваетъ часть острова.
У береговъ этихъ острововъ встрчаются въ изобиліи всевозможныя морскія животныя и птицы. Битъ!!! также часто попадается въ этой мстности. Легкость, съ какой нкогда ловили этихъ животныхъ, была причиной того, что группу этихъ острововъ, со времени открытія ея, часто посщали. Капитанъ Паттенъ, изъ Филадельфіи, постившій островъ Тристанъ д’Акунья въ 1790 г., не нашелъ тамъ четвероногихъ, за исключеніемъ нсколькихъ дикихъ козъ,— теперь островъ снабженъ всми нашими лучшими домашними животными. Вскор посл капитана Паттена, капитанъ Бользгунъ, командиръ американскаго брига Бетси, бросилъ якорь близъ самаго большого изъ описываемыхъ острововъ, съ цлью запастись провіантомъ. Онъ посадилъ лукъ, картофель, капусту и множество другихъ овощей, которыя и теперь находятся тамъ въ изобиліи.
25 марта 1824 г. судно Бервикъ, капитанъ Джефри, шедшее изъ Лондона въ Вандименову землю, пристало жъ острову. Въ то время нкій англичанинъ, по имени Глассъ, называлъ себя губернаторомъ острововъ, имя подъ командой двадцать человкъ мужчинъ и трехъ женщинъ. Ко времени нашего прибытія губернаторъ еще былъ живъ, но маленькая община размножилась,— на Тристанъ д’Акунья было шестьдесятъ-пять человкъ, не считая второстепенной колоніи, изъ семи человкъ, на остров Nightingale. Намъ не стоило никакого труда запастись нужнымъ количествомъ провіанта, такъ какъ барановъ, свиней, быковъ, зайцевъ, птицы, козъ, всякой рыбы и овощей тутъ было вдоволь. Мы бросили якорь у самаго большого острова, на глубин восемнадцати сажень, и очень удобно перевезли на шкуну все, въ чемъ нуждались. Капитанъ Гвай купилъ у Гласса пятьсотъ тюлевыхъ шкуръ и небольшое количество слоновой кости. Мы пробили тутъ недлю, а 5-го декабря направились на юго-востокъ, съ цлью произвести изслдованіе относительно группы острововъ, назваемыхъ Аврора, на счетъ существованія которыхъ выражались самыя различныя мннія.
Утверждаютъ, будто острова эти были открыты въ 1862 командиромъ трехъ-мачтоваго судна Аврора. Въ 1790, капитанъ Маноэль-де-Оярвидо, командиръ трехъ-мачтоваго судна Принцесса, уврялъ, что онъ проходилъ между этими островами. Въ 1794 году испанскій корветъ Атревида отправился въ плаваніе съ цлью провритъ ихъ точное положеніе, въ записк, изданной королевско-гидрографическимъ обществомъ въ Мадрид въ 1809 году, объ этомъ наслдованіи говорится въ слдующихъ выраженіяхъ:
‘Корветъ Атревида произвелъ въ ближайшемъ сосдств этихъ острововъ, съ 21-го по 27-е января, вс необходимыя наблюденія. Острововъ этихъ три, лежатъ они почти на одномъ и томъ же меридіан, средній нсколько пониже’.
Наблюденія командира Атревиды даютъ слдующіе результата относительно точнаго положенія каждаго острова. Сверный лежитъ подъ 52 37′ 24′ южной широты и 47 43′ 15′ западной долготы. Средній — подъ 53 2′ 40′ южной широты и 47 55′ 15′ западной долготы, наконецъ, южный — подъ 53 15′ 22′ южной широты и 47 57′ 15′ западной долготы. 27-го шаря 1820 капитанъ англійскаго флота Джемсъ Ведель отправился изъ Штатенъ-Ланда на поиски за Аврорами. Въ своемъ донесеніи онъ говоритъ, что, не смотря на самыя тщательныя разслдованія и на то, что онъ проходилъ не только черезъ пункты, точно указанные командиромъ Атревиды, но и кружилъ возл ихъ во всхъ направленіяхъ, ему не удалось открыть и признаковъ земли. Эти противорчивыя донесенія побуждали другихъ путешественниковъ искать этихъ острововъ. Странно сказать, что пока одни бороздили море во всхъ направленіяхъ въ указанномъ мст и ничего не находили, другіе — и ихъ не мало — положительно заявляютъ, что видли ихъ и даже проходили вблизи ихъ береговъ. Капитанъ Гвай намревался не щадить усилій, чтобъ разршитъ этотъ вопросъ. Мы продолжали нашъ путь, при перемнной погод, до 20-го, и наконецъ очутились въ указанной мстности, подъ 53 15′ южной широты и 47 58′ западной долготы. Не замчая и признаковъ земли, мы сначала все держали на западъ, до 50 западной долготы. Потомъ повернули на сверъ, наконецъ, на востокъ, кружили въ теченіе трехъ недль, при прекрасной погод, безъ малйшаго тумана, и наконецъ вполн убдились, что если острова когда-нибудь тутъ и существовали, въ настоящее время отъ нихъ не оставалось и слдовъ.

Глава XVI.— Экспедиція къ полюсу.

Прежде, чмъ приступить въ этой части моего разсказа, я постараюсь дать краткія свднія о нкоторыхъ попыткахъ, сдланныхъ до настоящаго времени, для достиженія южнаго полюса.
Экспедиція капитана Кука первая, о которой мы имемъ положительныя данныя. Въ 1772 онъ направился на югъ на своей Resolation, въ сопровожденіи лейтенанта Фюрно, командовавшаго судномъ Adventure. Въ декабр онъ находился на 58 параллели южной широты. Здсь онъ встртилъ ледяныя банки толщиною отъ 8 до 10 дюймовъ, простирающіяся на сверо-западъ и юго-востокъ. Ледъ этотъ лежалъ глыбами, такъ тсно сплоченными, что судамъ только съ большимъ трудомъ удавалось проходить между ними, и наконецъ окончательно преградилъ имъ дорогу, что повторилось и въ ноябр мсяц слдующаго года.
Въ 1803 году императоръ Александръ I поручилъ капитанамъ Крузенштерну и Лисянскому совершить кругосвтное плаваніе. Не смотря на ихъ усилія проникнуть къ югу, они не могли идти дале 59 58′ южной широты и 70 15′ западной долготы. Тутъ они встртили сильныя теченія по направленію къ востоку, китовъ было множество, льду не было видно.
Въ 1822 капитанъ англійскаго флота Джемсъ Ведель проникъ съ двумя небольшими судами дале на югъ, чмъ кто-либо изъ прежнихъ мореплавателей, причемъ не встртилъ даже особыхъ затрудненій.
11-го января 1823 года капитанъ Беньяминъ Моррель отплылъ отъ острова Кергуэленъ на американской шкун Wasp, съ цлью проникнуть какъ можно дале на югъ. 1-го февраля онъ находился на 64 52′ южной широты и 118 27′ восточной долготы.
Извлекаю изъ его дневника слдующій отрывокъ:
‘Втеръ вскор засвжлъ. Мы воспользовались случаемъ, чтобы направиться на востокъ, и такъ какъ мы были вполн убждены, что чмъ дале мы пойдемъ къ югу за 64, тмъ мене намъ придется опасаться льдовъ, мы стали держать нсколько южне, пройдя Антарктическій кругъ, достигли 60 15′ южной широты. Вдали виднлось только нсколько небольшихъ льдинъ’.
Нахожу также слдующую замтку отъ 14 марта: ‘Море было совершенно чисто отъ большихъ ледяныхъ горъ. Въ то же время температура воздуха и воды была, по меньшей мр, на 13 градусовъ выше, чмъ намъ когда-либо случалось видть между 60 и 62 южными параллелями. Мы находились на 70 14′ южной широты, температура воздуха была 47, воды 44. Тогда мы замтили, что уклоненіе компаса было на 14 27′ къ востоку. Много разъ проходилъ я Антарктическій кругъ, подъ различными меридіанами, и постоянно наблюдалъ, что температура воздуха и воды становилась тмъ мягче, чмъ дале заходилъ за 65 южной широты, причемъ уклоненіе магнитной стрлки уменьшалось въ той же пропорціи. Пока я находился на свер отъ этой мстности, между 60 и 65, судно нердко съ большимъ трудомъ прокладывало себ путь между громадныхъ и безчисленныхъ льдинъ, которыя имли иногда отъ одной до двухъ миль въ окружности, и возвышались надъ уровнемъ моря боле, чмъ на пятьсотъ футовъ’. Почти лишенный воды и топлива, а также достаточно сильныхъ инструментовъ, капитанъ Моррель принужденъ былъ возвратиться, не попытавшись пройти дале къ югу, хотя совершенно чистое море открывалось передъ нимъ. Онъ утверждаетъ, что еслибъ эти важныя соображенія не заставили его вернуться, онъ наврное бы проникъ, если не до самаго полюса, то по крайней мр до 85-й параллели.
Въ 1831 году, капитанъ Бриско, командиръ брига Lively, находясь, 28 февраля, подъ 66 30′ южной широты и 47 31′ восточной долготы, увидалъ землю и ‘положительно различилъ, сквозь хлопья снга, черныя вершины горнаго кряжа’. Онъ пробылъ въ этой мстности мсяцъ, но не могъ подойти въ берегу боле чмъ на десять миль изъ-за ужасной погоды. Видя, что ему не сдлать никакого открытія въ это время года, онъ отправился зимовать на Вандименову Землю.
Въ начал 1832 года онъ снова направился къ югу, и 4-го февраля увидалъ землю на юго-востокъ отъ 67 15′ южной широты и 69 29′ западной долготы. Оказалось, что это — островъ, лежащій у наиболе выдающейся части уже прежде открытой имъ страны. 21-го того же мсяца, ему удалось высадиться на берегъ и завладть островомъ отъ имени Вильгельма IV, окрестивъ его островомъ Аделаида, въ честь королевы англійской.
Таковы главнйшія попытки, которыя были сдланы съ цлью проникнуть какъ можно дальше къ югу. Обширное поле изслдованій открывалось передъ нами. Съ страстнымъ и жгучимъ любопытствомъ прислушивался я къ словамъ капитана Гвай, когда онъ выражалъ ршимость смло двинуться на югъ.

Глава XVII.— Земля.

26-го, въ полдень, мы находились подъ 64 23′ южной широты и 41 25′ западной долготы. Мы увидали нсколько крупныхъ льдинъ, и не особенно большую ледяную гору. Втеръ держался юго-восточный. Когда дулъ западный, что случалось очень рдко, онъ неизмнно сопровождался сильнымъ дождемъ. Снгъ ежедневно, въ большемъ или меньшемъ количеств. Термометръ 27-го показывалъ 35.
1-го января 1828. Мы совершенно окружены льдинами. Бурный, сверо-восточный втеръ дулъ цлый день до самаго вечера.
2-го января. Погода сносная. Къ полудню мы миновали Антарктическій кругъ. Къ югу было видно мало льду, хотя за нами тянулись обширныя ледяныя горы. Мы смастерили нчто въ род лота изъ большого желзнаго горшка, вмщавшаго двадцать галлоновъ, и лесу длиною въ 200 сажень. Теченіе влекло насъ къ югу, со скоростью четверти мили въ часъ. Температура воздуха около 33, уклоненіе магнитной стрлки 14 28′ къ востоку.
5-го января. Продолжаемъ подвигаться къ югу, не встрчая большихъ препятствій. Сегодня громадныя стаи альбатросовъ пронеслись надъ шкуной.
7-го января. Море по прежнему почти свободно. Продолжаемъ нашъ путь безпрепятственно. Видли на запад нсколько ледяныхъ горъ поразительныхъ размровъ, посл полудня прошли очень близко отъ одной изъ этихъ массъ, вершина которой возвышалась, конечно, не мене чмъ на 400 сажень надъ уровинемъ океана. Основаніе ея имло, вроятно, 3/4 мили въ окружности, изъ нсколькихъ трещинъ на скатахъ ея бжали ручейки.
10-го января. Раннимъ утромъ мы имли несчастіе лишиться одного изъ матросовъ, который упалъ въ море. Это былъ американецъ, по имени Петръ Вреденбургъ, уроженецъ Нью-орка и одинъ изъ лучшихъ матросовъ на шкун.
Холодъ сильный, постоянные сверо-восточные втры съ градомъ. Видли нсколько громадныхъ ледяныхъ горъ, съ востока горизонтъ замыкается массами льда, глыбы котораго нагромождены другъ на друга въ вид амфитеатра. Вечеромъ замтили нсколько кусковъ дерева, носящихся по волнамъ, надъ ними витало безчисленное множество птицъ, въ числ которыхъ находились глупыши, альбатросы и какая-то большая, голубая птица съ необыкновенно яркими перьями.
12-го января. Исполненіе нашего замысла стало дломъ крайне сомнительнымъ, въ направленіи полюса ничего не видно кром, повидимому, безпредльной ледяной горы. Идемъ все на западъ въ надежд открыть проходъ.
14-го января. Утромъ достигли западнаго края огромной ледяной горы, преграждавшей намъ дорогу, обогнувъ ее, вышли въ въ открытое море, гд не видно было ни кусочка льду. Шли къ югу, не встрчая серьзныхъ препятствій до 16-го. Никто на шкун боле не сомнвается въ возможности достигнуть полюса.
17-го января. День — полный событій. Несчетныя стаи птицъ пролетали надъ вами, направляясь въ югу, мы стали стрлять въ нихъ,— одна, родъ пеликана, доставила намъ отличную пищу. Около полудня, вахтенный завидлъ небольшую ледяную банку и на ней какое-то очень крупное животное. Такъ какъ погода была хорошая, капитанъ приказалъ привести дв шлюпки и отправиться посмотрть, что тамъ такое. Мы съ Диркомъ Петерсомъ сопровождали подшкипера въ большей изъ двухъ шлюповъ. Подойдя къ ледяной банк, мы увидали, что она занята чудовищнымъ медвдемъ, арктической породы, размрами своими значительно превышавшимъ размры самыхъ крупныхъ животныхъ этого рода. Вс мы были хорошо вооружены, а потому, не колеблясь, сразу напали на него. Нсколько выстрловъ ранило животное въ голову. Чудовище, не обративъ на это вниманія, ринулось съ своей ледяной глыбы и поплыло, разинувъ пасть, къ шлюпк, въ которой мы съ Петерсомъ находились. Вслдствіе происшедшаго среди насъ смятенія, никто не заготовилъ второго выстрла, медвдю удалось перекинуть половину своей туши къ намъ на шкафутъ, прежде чмъ были приняты достаточныя мры къ отраженію его. Только проворство и ршимость Петерса и спасли насъ. Вскочивъ на спину громаднаго животнаго, онъ вонзилъ ему въ затылокъ ножъ и сразу попалъ въ спинной мозгъ. Животное упало въ воду бездыханнымъ, но потащило за собою и Петерса. Послдній скоро выплылъ, ему бросили веревку, прежде чмъ ссть въ шлюпку, онъ привязалъ къ ней трупъ побжденнаго животнаго. Мы съ торжествомъ возвратились на шкуну, таща за собой нашъ трофей. Медвд этотъ, когда его измрили, оказалось добрыхъ 15 футовъ. Шерсть его была совершенно блая, очень грубая и курчавая. Глава были кроваво-краснаго цвта, больше глазъ арктическаго медвдя, морда округленне, она почти напоминала морду бульдога. Мясо его было нжное, но пахло рыбой, тмъ не мене команда съ жадностью угощалась имъ и объявила, что это пища знатная.
Едва успли мы поднять нашу добычу на шкуну, какъ вахтенный радостно крикнулъ: ‘Земля!’ По счастью поднялся сверо-восточный втеръ, и мы скоро были на берегу. Это оказался низменный и скалистый островокъ, имвшій около мили въ окружности и совершенно лишенный растительности.
Мы уже проникли боле чмъ на 8 дале къ югу сравнительно съ прежними мореплавателями. Погода могла назваться пріятной, дулъ легкій, но постоянный втеръ. Небо обыкновенно было ясно, по временамъ на горизонт показывался легкій туманъ, но онъ всегда былъ очень непродолжителенъ. Намъ представлялось только два затрудненія: топливо было на исход, и симптомы скорбута уже обнаружились среди команды. Соображенія эти начинали оказывать вліяніе на умъ мистера Гвая и онъ сталъ подумывать о возвращеніи на сверъ.

Глава XVIII.— Новые люди.

18-го января. Мы продолжали нашъ путь въ югу при такой же прекрасной погод, какъ въ предшествующіе дни. Море было совершенно гладкое, сверо-восточный втеръ довольно теплый, температура воды 53. Въ теченіе дня мы видли нсколько китовъ, несчетныя стаи альбатросовъ пронеслись надъ судномъ. Мы выудили кустъ, покрытый такими же красными ягодами, какъ ягоды боярышника, и тло чрезвычайно страннаго, очевидно земноводнаго, животнаго. Въ немъ было три фута длины на шесть дюймовъ высоты, его четыре ноги были чрезвычайно коротки и вооружены длинными, ярко-красными когтями, очень напоминающими кораллы. Все тло было покрыто шелковистой, гладкой, совершенно блой шерстью. Хвостъ былъ тонкій, какъ у крысы, длиною фута въ полтора. Голова напоминала голову кошки, за исключеніемъ ушей, обвислыхъ какъ у собаки. Клыки были такіе-же ярко-красные, какъ и когти.
19-го января. Въ этотъ день, когда мы находились подъ 83 20′ широты и 43 5′ западной долготы, вахтенный снова замтилъ землю, внимательно всмотрвшись, мы убдились, что это островъ, принадлежащій къ групп изъ нсколькихъ, чрезвычайно обширныхъ острововъ. Берегъ былъ отвсный, внутренность острова казалась поросшей густымъ лсомъ, чему мы сильно обрадовались. Часа черезъ четыре посл того какъ мы завидли землю, мы бросили якорь на глубин десяти саженъ, въ разстояніи мили отъ берега, такъ какъ сильный прибой, съ мелькающими то тамъ, то сямъ водоворотами, длали приставаніе прямо къ берегу довольно неудобнымъ. Мы получили приказаніе привести дв самыя большія шлюпки, и хорошо вооруженной отрядъ, въ который вошли и мы съ Петерсомъ, принялся отыскивать проходъ въ риф, опоясывавшемъ островъ. Проискавъ нсколько времени, мы нашли желаемое и уже входили въ проходъ, какъ завидли четыре большія шлюпки, наполненныя людьми, повидимому хорошо вооруженными, отчаливавшія отъ берега. Мы дали имъ подойти, и такъ какъ они двигалось съ необыкновенной быстротой, то скоро были отъ насъ на такомъ разстояніи, что можно было переговариваться. Тогда капитанъ поднялъ блый платокъ на конц весла, дикари остановились и вдругъ затрещали, заговорили очень громко, испуская по временамъ возгласы, среди которыхъ мы могли различить слова: ана-му-му и лама-лама! Они продолжали трещать съ добрыхъ полъ-часа, въ теченіе этого времени мы могли на свобод разсмотрть ихъ физіономіи.
Въ четырехъ лодкахъ, имвшихъ наврное пятьдесятъ футовъ длины и шесть ширины, было всего на все сто-десять дикарей. Ростомъ они были почти съ обыкновеннаго европейца, во отличались боле мускулистымъ и мясистымъ сложеніемъ. Кожа у нихъ была совсмъ черная, волосы длинные, густые, пушистые. Одежда ихъ была изъ мха неизвстнаго чернаго животнаго, съ длинной и шелковистой шерстью, довольно прилично покрывавшая тло. Сшита она была мхомъ внизъ, онъ былъ вывороченъ наружу только около шеи, вокругъ кистей рукъ и вокругъ ногъ. Оружіе ихъ состояло главнымъ образомъ изъ палицъ какого-то чернаго дерева, повидимому очень тяжелаго. Мы замтили, однако, и нсколько копій съ кремневыми остріями, и нсколько пращей. Дно лодокъ было наполнено черными камнями величиной съ крупное яйцо.
По окончаніи рчи одинъ изъ нихъ, повидимому предводитель, всталъ на носу своей лодки и подалъ намъ знакъ подвести наши шлюпки къ борту ея. Мы сдлали видъ, что не понимаемъ его, думая, что самое благоразумное держаться, насколько возможно, на значительномъ отъ него разстояніи, такъ какъ они боле чмъ въ четыре раза превосходили насъ числомъ. Угадавъ нашу мысль, предводитель приказалъ остальнымъ тремъ лодкамъ держаться вдали, а самъ подошелъ къ намъ на своей. Какъ только онъ настигъ насъ, онъ вскочилъ на самую большую изъ нашихъ шлюпокъ, слъ возл капитана, указывая пальцемъ на шкуну и твердя: ана-му-му! и лама-лама! Мы возвратились на шкуну, четыре лодки слдовали за нами на нкоторомъ разстояніи.
Подойдя къ борту, предводитель выразилъ знаками величайшее удивленіе и удовольствіе, онъ хлопалъ въ ладоши, билъ себя по бедрамъ и въ грудь, хохоталъ во все горло. Вся его свита вскор стала ему вторить, черезъ нсколько минутъ гвалтъ былъ оглушительный. Обрадованный тмъ, что вернулся къ себ, капитанъ Гвай приказалъ поднять шлюпки, въ вид необходимой предосторожности, и далъ понять предводителю,— имя котораго было Ту-Витъ, какъ мы вскор узнали,— что не можемъ пускать на палубу боле двадцати человкъ за-разъ. Тотъ, повидимому, очень охотно подчинился этому распоряженію и отдалъ нсколько приказаній лодкамъ, изъ которыхъ одна подошла, а другія остались въ открытомъ мор на разстояніи приблизительно пятидесяти ярдовъ. Двадцать дикарей поднялись на шкуну и принялись рыться во всхъ углахъ палубы, карабкаться по снастямъ, распоряжаясь какъ дома и разсматривая каждый предметъ съ необыкновеннымъ любопытствомъ. Было очевидно, что они никогда не видали блыхъ людей — цвтъ нашей кожи, казалось, внушалъ имъ необыкновенное отвращеніе. Они воображали, что ‘Jane’ живое существо, можно было подумать, что они бояться ранить ее остріемъ своихъ копій, такъ заботливо держали они ихъ вверхъ. Былъ моментъ, когда вся наша команда много смялась надъ поведеніемъ Ту-Вита. Поваръ рубилъ дрова у кухни и случайно вонзилъ топоръ въ палубу. Предводитель тотчасъ прибжалъ и, довольно сурово толкнувъ повара, испустилъ легкій стонъ, почти крикъ, ясно показывавшій, насколько онъ сочувствуетъ страданіямъ шкуны, потомъ принялся похлопывать и гладить рану рукой и обмывать ее морской водой изъ ведра, стоявшаго по близости.
Въ этомъ сказывалась степень невжества, въ которой мы вовсе не были подготовлены, и что до меня, я не могъ приписать этого притворству. Когда наши гости удовлетворили, по мр возможности, свое любопытство относительно оснастки и палубы, ихъ повели внизъ, и тутъ уже ихъ удивленіе превзошло вс предлы. Изумленіе ихъ, повидимому, было слишкомъ сильно, чтобы выражаться словами, такъ какъ они всюду бродили молча, отъ времени до времени испуская глухія восклицанія. Оружіе заставляло ихъ крпко задумываться, имъ позволили брать его въ руки сколько угодно. Мн кажется, что они вовсе и не подогрвали примненія его, а скорй принимали его за идоловъ, видя, какъ мы его бережемъ и съ какимъ вниманіемъ слдимъ за всми ихъ движеніями, пока оно находится у нихъ въ рукахъ. При вид пушекъ удивленіе ихъ удвоилось. Они приблизились къ нимъ со всми признаками величайшаго благоговнія и страха, но не пожелали подробно осмотрть ихъ. Въ кают было два большихъ зеркала,— тутъ ихъ изумленіе дошло до апогея. Ty-Витъ первый подошелъ къ нимъ, онъ стоялъ посреди каюты, лицомъ къ одному зеркалу и спиной къ другому и еще не замчалъ ихъ. Когда дикарь поднялъ глаза и увидалъ свое отраженіе въ зеркал, я подумалъ, что онъ сойдетъ съ ума, но когда онъ круто повернулся, чтобы уйти, и снова увидалъ себя въ противуположномъ направленіи, мн положительно показалось, что онъ сейчасъ испуститъ послдній вздохъ. Ничмъ нельзя было заставить его вторично взглянуть на ненавистный предметъ, всякія убжденія были тщетны, онъ бросился на полъ, закрылъ лицо руками и остался неподвиженъ, такъ что мы, наконецъ, ршились перенести его на палубу.
Вс дикари перебывали на шкун, по двадцати человкъ, что же касается до Ty-Вита, ему было разршено оставаться все время. Мы не замтили въ нихъ никакой склонности къ воровству. Въ теченіе всего ихъ посщенія, они относились къ намъ самымъ дружескимъ обрядомъ. Въ ихъ поведеніи были, однако, нкоторыя странности, въ которыхъ мы никакъ не могли отдать себ отчета, такъ, напримръ, мы ни за что не могли заставить ихъ подойти къ нкоторымъ безвреднымъ предметамъ, какъ-то: парусамъ, яйцу, открытой книг или чашк съ мукой. Мы пытались разузнать, нтъ ли у нихъ какихъ предметовъ, которые могли бы послужить намъ для мновой торговли, но намъ съ большимъ трудомъ удалось объяснить имъ нашу мысль. Къ величайшему нашему удивленію мы узнали, что острова эти изобилуютъ крупными черепахами изъ породы ‘Galapagos’.
Это побудило капитана Гвай попытаться произвести полную развдку страны, въ надежд извлечь изъ своихъ открытій какую-нибудь выгодную спекуляцію. Что касается до меня, у меня была одна цль, я думалъ только о томъ, какъ бы безотлагательно продолжать путь нашъ къ югу. Погода стояла прекрасная, но нельзя было знать, долго ли она простоитъ. Я убждалъ капитана, что намъ легко будетъ бросить якорь у этой группы острововъ на возвратномъ пути и даже зазимовать тутъ въ случа, еслибы льды преградили намъ дорогу. Въ конц концовъ, онъ согласился со мной — я, какимъ-то непонятнымъ для самого себя образомъ, пріобрлъ надъ нимъ большое вліяніе — было ршено, что мы простоимъ здсь не боле недли.
Мы сдлали вс необходимыя приготовленія и, благополучно проведя, по указаніямъ Ty-Вита, шкуну среди рифовъ, бросили якорь въ разстояніи мили отъ берега, въ отличной бухт, затратой со всхъ сторонъ. Въ конц этой бухты протекали, какъ намъ объяснили, три хорошенькихъ ручейка съ отличной водою,— мы сами видли, что вся окрестность покрыта густымъ лсомъ. Четыре лодки слдовали за нами по прежнему, на почтительномъ разстояніи. Самъ же Ty-Витъ остался на шкун, и когда мы бросили якорь, пригласилъ насъ сойдти съ нимъ на берегъ и постить его селеніе, лежащее внутри страны. Капитанъ согласился, десять дикарей были оставлены на шкун въ вид заложниковъ, а нашъ отрядъ, изъ двнадцати человкъ, приготовился слдовать за предводителемъ. Мы были хорошо вооружены, но не обнаруживали ни малйшаго недоврія. На шкун были приняты всевозможныя мры предосторожности,— подшкиперу было строго-на-строго приказано никого не принимать во время нашего отсутствія, и еслибъ мы не вернулись черезъ двнадцать часовъ, послать шлюпку, вооруженную камнеметной мортирой, на поиски за вами.
Съ каждымъ шагомъ, который мы длали въ этой мстности, мы все сильне и сильне убждались, что находимся въ стран, существенно отличающейся отъ всхъ странъ, которыя до настоящаго времени посщались цивилизованными людьми. Ничто изъ окружавшаго насъ не было намъ знакомо. Деревья вовсе не напоминали произведеній жаркихъ, умренныхъ или холодныхъ поясовъ свера и существенно отличались отъ произведеній только-что пройденныхъ нами южныхъ странъ. Самыя скалы составляли новость по своей массивности, своему цвту и своему наслоенію. Источники такъ мало имли общаго съ источниками другихъ странъ, что мы не ршались пить изъ нихъ. У ручейка, перескавшаго намъ дорогу — перваго, который встртился на нашемъ пути — Ty-Витъ и свита его остановились напиться. Изъ-за страннаго вида этой воды мы отказались попробовать ее, предположивъ, что она испорчена, только нсколько позже поняли мы, наконецъ, что таковъ характеръ всхъ источниковъ въ этомъ архипелаг. Хоти вода эта быстро стекала со всхъ скатовъ, какъ обыкновенная вода, она никогда не казалась прозрачной, исключая тхъ мстъ, гд образовывала каскадъ. Тмъ не мене она была такъ же чиста какъ всякая известковая вода. Съ перваго взгляда, особенно тамъ, гд наклонъ былъ нечувствителенъ, она нсколько напоминала, по своей плотности, густой растворъ гумми-арабика въ простой вод. Она не была безцвтна, но не была и одноцвтна, въ своемъ теченіи она представляла взорамъ всевозможныя видоизмненія пурпуроваго цвта, точно переливы шелковой ткани. Вода эта составляла первое звено въ длинной цпи чудесъ, среди которыхъ я долженъ былъ со временемъ жить.

Глава XIX.— Клокъ-Клокъ.

Мы употребили около трехъ часовъ, чтобы добраться до селенія, оно лежало боле чмъ на три мили внутрь страны, дорога пролегала по негладкой мстности. На пути отрядъ Ту-Вита ежеминутно усиливался небольшими группами, человкъ въ шесть, въ семь, которые, какъ бы случайно, присоединялись къ намъ. Тутъ какъ будто сказывалась система, предвзятое намреніе. Я сообщилъ свои опасенія капитану, но было уже поздно возвращаться, мы ршили, что лучшій способъ обезпечить нашу безопасность, это — выказать полнйшее довріе въ честности Ту-Вита. Мы продолжали свой путь, не переставая наблюдать за маневрами дикарей. Пройдя крутой оврагъ, мы добрались до группы жилищъ, по увреніяхъ нашихъ проводниковъ, единственной на всемъ остров. Когда мы приближались жъ селенію, предводитель испустилъ крикъ и нсколько разъ повторилъ слова: Клокъ-клокъ, изъ чего мы заключили, что это — названіе селенія, а, можетъ быть, нарицательное имя, примнимое ко всмъ селеніямъ вообще. Жилища имли самый жалкій видъ, какой только можно себ представить, и даже не были построены по однообразному плану. Нкоторыя — и т принадлежали вампу или іампу, мстнымъ аристократамъ — состояли изъ дерева, срубленнаго фута за четыре отъ корня, съ наброшенной на него большой черной кожей, разстилающейся по земл широкими складками. Подъ этой-то кожей ютился дикарь. Другія представляли простыя, перпендикулярныя отверстія, вырытыя въ земл и прикрытыя втвями, которыя обитатель норки долженъ былъ отталкивать, чтобы взойти, а потомъ съизнова собирать. Нкоторыя были сдланы изъ раздвоенныхъ на концахъ древесныхъ втвей въ ихъ натуральномъ вид, причемъ верхнія втви сплетались съ нижними, образуя боле врное убжище отъ непогоды.
Самыя многочисленныя состояли изъ небольшихъ и неглубокихъ пещеръ, входъ въ которыя былъ закрытъ обломками скалы, съ какою цлью,— я понять не могъ, такъ какъ камень никогда не затыкалъ боле трети отверстія.
Это селеніе, если оно заслуживало такого названія, лежало въ довольно глубокой долин, среди которой журчалъ источникъ такой же чудесной воды, какъ выше описанная. Мы замтили у жилищъ нсколько странныхъ животныхъ, повидимому совершенно прирученныхъ. Самыя крупныя напоминали нашу обыкновенную свинью какъ строеніемъ тла, такъ и хрюканьемъ, хвостъ былъ пушистъ, ноги тонки какъ у антилопы. Походка животнаго была нершительная и неловкая. Было большое разнообразіе домашнихъ птицъ, разгуливавшихъ повсюду и, повидимому, составлявшихъ главную пищу туземцевъ. къ нашему крайнему удивленію, мы замтили среди нихъ черныхъ, совершенно ручныхъ, альбатросовъ. Рыбы было большое изобиліе, а также черепахъ породы Galapagos. Дикихъ животныхъ мы видли очень мало, крупныхъ ни одного, а также ни одного знакомаго. Одна или дв громадныхъ зми перескли намъ дорогу, но мстные жители не обратили на нихъ большого вниманія, изъ чего мы заключили, что он не ядовиты.
Когда мы приближались къ селенію съ Ty-Витомъ и его отрядомъ, вся масса населенія устремилась намъ на-встрчу съ криками, среди которыхъ мы разобрали вчныя: ана-му-му и лама-лама. Мы были очень удивлены, видя, что эти вновь прибывшіе, за однимъ или двумя исключеніями, совершенно наги, такъ какъ звриныя шкуры составляютъ принадлежность однихъ владльцевъ лодокъ. Все оружіе страны находилось, повидимому, также въ рукахъ этихъ послднихъ, такъ какъ мы вовсе не видали оружія въ рукахъ жителей селенія. Тутъ была также толпа женщинъ и дтей, причемъ первыя не лишены были своеобразной красоты.
Жилище Ту-Вита находилось въ центр селенія и было нсколько больше и лучше построено, чмъ другія. Съ большой торжественностью ввели насъ въ этотъ шалашъ, за нами тснилась толпа туземцевъ, такая, какую онъ только могъ вмстить. Ту-Витъ слъ на сухіе листья, замнявшіе коверъ, и знаками пригласилъ насъ послдовать его примру. Мы повиновались и очутились въ крайне-неудобномъ, чтобы не сказать критическомъ положеніи. Мы сидли на земл въ числ двнадцати, тогда какъ сорокъ дикарей сидли вокругъ насъ на корточкахъ, и такъ насъ стснили, что произойди какой-нибудь безпорядокъ, намъ было бы невозможно пустить въ ходъ наше оружіе и даже подняться на ноги. Толпа была не только въ палатк, но и вн ее, гд, вроятно, толпилось все населеніе острова, которому только усилія и крики Ty-Вита мшали растоптать насъ ногами.
Посл нкотораго смятенія мы, наконецъ, добились короткаго молчанія, и предводитель сказалъ намъ довольно длинную рчь, которую мы выслушали въ глубокомъ безмолвіи, до самаго заключенія. Капитанъ Гвай отвтилъ на нее, увряя предводителя въ своей дружб и вчномъ благоволеніи, и заключилъ свою рчь поднесеніемъ ему нсколькихъ ожерелій изъ голубого стекла, и ножа.
Обдъ состоялъ изъ трепетавшихъ еще внутренностей какого-то животнаго. Видя, что мы не знаемъ, какъ за нихъ взяться, Ту-Вить принялся, намъ въ назиданіе, поглощать плнительное яство. Тмъ не мене мы отказались раздлить его съ нимъ. Когда повелитель окончилъ свой обдъ, мы стали допрашивать его, какъ могли ловче, о томъ, какія — важнйшія произведенія края, и имются ли такія, изъ которыхъ мы могли бы изилечь выгоду. Наконецъ, онъ, казалось, понялъ, что мы хотли сказать, и предложилъ намъ сопровождать насъ до извстнаго пункта, гд мы должны были, по увреніямъ его, найти множество молюсковъ, извстныхъ подъ именемъ морской лани. Мы съ радостью ухватились за этотъ предлогъ вырваться изъ тснившей васъ толпы. Мы вышли изъ палатки и, въ сопровожденіи всего населенія деревни, направились къ юго-восточной окраин острова, невдалек отъ того мста, гд стояла на якор наша шкуна. Мы прождали тутъ около часа, пока четыре лодки не были приведены къ мсту, гд мы находились. Во время нашей экскурсія мы убдились въ справедливости словъ Ty-Вита, и возвратясь на шкуну, распростились съ нимъ, взявъ съ него слово, что онъ, въ теченіе 24-хъ часовъ, доставитъ намъ столько утокъ и черепахъ Galapagos, сколько его лодки въ состояніи вмстить.

Глава XX.— Заживо погребены!

Предводитель сдержалъ слово, и въ изобиліи снабдилъ насъ свжей провизіей. Мы нашли черепахъ очень вкусными, утки превосходили своими качествами лучшій породы нашихъ дикихъ птицъ, он были необыкновенно мягки, сочны, вкусны. Кром того, дикари привезли намъ громадное количество темнаго сельдерея и ложечной или скорбутной травы, и полную лодку свжей и сушеной рыбы. Сельдерей былъ для насъ настоящимъ угощеніемъ, а ложечная трава оказала самое благодтельное дйствіе и излчила тхъ изъ нашихъ людей, у которыхъ уже обнаружились признаки болзни. За вс эти вкусныя вещи мы предложили туземцамъ ожерелья изъ голубыхъ бусъ, мдныя украшенія, гвозди, ножи, куски краснаго холста, они, по-видимому, были въ совершенномъ восторг отъ обмна. Мы устроили на берегу правильный торгъ, и дло велось въ такомъ порядк, какого мы никакъ не ожидали со стороны дикарей, судя по ихъ поведенію въ селеніи Клокъ-клокъ.
Все шло прекрасно въ теченіе нсколькихъ дней. Видя, съ какой легкостью можно нагрузить корабль морской ланью и какую помощь могутъ оказать туземцы при собираніи этого моллюска, капитанъ ршился войти въ соглашеніе съ Ту-Витомъ относительно постройки удобныхъ зданій, для заготовленія его, и вознагражденія какъ ему, такъ и тмъ изъ его людей, которые возьмутся набрать это морское лакомство въ возможно большемъ количеств, пока мы воспользуемся хорошей погодой, чтобы продолжать нашъ путь къ югу. Было заключено условіе, вполн удовлетворительное для обихъ сторонъ, ршили, что по окончаніи необходимыхъ приготовленій, какъ-то: выбора мста, возведенія части зданій, для которыхъ потребуется весь нашъ экипажъ, шхуна снимется съ якоря, оставивъ на остров трехъ человкъ для наблюденія за осуществленіемъ проекта, сулившаго намъ большія выгоды, такъ какъ моллюскъ этотъ на многихъ рынкахъ, и главнымъ образомъ на китайскомъ, цнится чрезвычайно высоко. Мы немедленно свезли на берегъ все необходимое для закладки зданій и очистки почвы. Мы выбрали обширное и ровное пространство на восточномъ берегу бухты, гд находились въ равномъ изобиліи вода и лсъ, на удобномъ разстояніи отъ главныхъ рифовъ, на которыхъ можно было добывать морскую лань. Мы вс горячо принялись за работу, вскор, къ величайшему удивленію дикарей, мы срубили надлежащее количество деревьевъ, а дня черезъ два-три постройка такъ подвинулась, что мы могли предоставить окончаніе этого дла тремъ матросамъ, которыхъ должны были оставить здсь.
Въ конц мсяца вс наши приготовленія къ отъзду были уже сдланы. Мы дали слово явиться въ селеніе съ торжественнымъ, прощальнымъ визитомъ, и Ty-Витъ такъ упорно настаивалъ на необходимости исполнить наше общаніе, что мы не сочли приличнымъ оскорбить его отказомъ.
1-го февраля мы съхали на берегъ. Шесть человкъ осталось на шхун съ приказаніемъ, ни подъ какимъ предлогомъ, не подпускать къ себ ни одного дикаря, во-время нашего отсутствія, и постоянно оставаться на палуб.
Пушки били снабжены двойными зарядами картечи. Шкуна стояла на якор въ разстояніи мили отъ берега, никакая лодка не могла подойти къ ней ни съ какой стороны, не будучи замченной и не подвергшись немедленно огню нашихъ камнеметныхъ мортиръ.
За вычетомъ шестерыхъ, оставленныхъ на шхун, отрядъ нашъ состоялъ всего изъ тридцати-двухъ человкъ. Мы были вооружены ружьями, пистолетами, кинжалами. Человкъ сто воиновъ, одтыхъ въ черныя, звриныя шкуры, вышло намъ на-встрчу къ мсту высадки, чтобы конвоировать насъ. Мы, не безъ нкотораго удивленія, замтили, что они совершенно безоружны, когда мы стали разспрашивать Ту-Вита на этотъ счетъ, онъ просто отвтилъ: ‘тамъ, гд вс братья, нтъ нужды въ оружіи’.
Мы миновали источникъ и ручей, о которыхъ говорено выше, и вступили въ узкое ущелье, извивавшееся среди холмовъ. Ущелье это было скалистое и очень неровное до такой степени, что въ нашу первую экскурсію въ Клокъ-клокъ намъ только съ большемъ трудомъ удалось пробраться черезъ него, оно имло въ длину пожалуй мили полторы и даже дв, и длало тысячу изгибовъ среди холмовъ — вроятно, во времена отдаленныя, оно составляло русло потока. Словомъ, въ цломъ мір не было лучшаго мста для засады.
Не смотря на это, мы, въ безуміи своемъ, такъ понадялись на наши силы, на исчезновеніе оружія у Ty-Вита и его подданныхъ, на врное дйствіе нашего огнестрльнаго оружія, которое составляло еще тайну для туземцевъ, что позволили дикарямъ открывать и замыкать шествіе. Человкъ пять, шесть ихъ шло впереди, чтобы показывать намъ путь, они очень за нами ухаживали и отметали съ дороги крупные камни и обломки, затруднявшіе наше движеніе. За ними двигался нашъ отрядъ. Мы шли, прижавшись другъ къ другу, заботясь только о томъ, какъ бы насъ не разлучили. За нами слдовала вся масса дикарей, соблюдавшая необыкновенный порядокъ и декорумъ.
Диркъ Петерсъ, нкто Вильсонъ Алленъ и я шли вправо отъ товарищей, разсматривая по дорог необыкновенныя наслоенія стны, нависшей надъ нашими головами. Разслина въ скал привлекла наше вниманіе, она была достаточно велика, чтобы человкъ могъ свободно взойти въ нее, уходила въ гору футовъ на 18, на 20 по прямому направленію, и потомъ уклонялась влво. Высота этого отверстія, насколько могъ проникнуть нашъ взглядъ, была футовъ въ шестьдесятъ, въ семьдесятъ. Изъ трещинъ ея выглядывало два, три малорослыхъ деревца, нсколько напоминающихъ оршину,— мн захотлось ихъ разсмотрть. Быстро приблизясь съ этой цлью, я сорвалъ пять или шесть оршковъ и поспшно удалился. Обернувшись, я замтилъ, что Петерсъ и Алленъ послдовали за мной. Я попросилъ ихъ податься назадъ, сказавъ, что дамъ имъ нсколько оршковъ. Они повернулись и прокрадывались къ дорог, Алленъ уже находился почти у отверстія разсянны, какъ я вдругъ почувствовалъ сотрясеніе, непохожее ни на что до сихъ поръ извданное мной и которое внушило мн смутную мысль, что основаніи нашего земного шара внезапно разверзлись, и часъ всемірнаго разрушенія близокъ.

Глава XXI.— Искусственная катастрофа.

Едва я сколько-нибудь пришелъ въ себя, какъ почувствовалъ, что почти задыхаюсь, барахтаюсь среди непрогляднаго мрака въ масс рыхлой земли, тяжело рушившейся на меня со всхъ сторонъ и грозившей окончательно засыпать меня. Страшно испугавшись этой мысли, я силился стать на ноги, что мн, наконецъ, и удалось. Я простоялъ неподвижно нсколько минутъ, стараясь понять, что со мной случилось, гд я нахожусь. Вскор, надъ самымъ моимъ ухомъ, раздался глубокій стонъ, а затмъ голосъ Петерса, который, именемъ Бога, умолялъ меня придти ему на помощь. Съ трудомъ сдлавъ шага два, я прямо повалился на голову и плечи моего товарища, котораго нашелъ по поясъ ушедшимъ въ массу рыхлой земли. Я принялся освобождать его со всей энергіей, на какую былъ способенъ, въ чемъ, наконецъ, и усплъ. Какъ только мы опомнились отъ страха и удивленія, мы оба пришли къ заключенію, что стнки разслины, въ которую мы ршились проникнуть, обрушились въ силу собственной тяжести и что, будучи погребены за живо, мы навки погибли. Долго предавались мы самому ужасному отчаянію. Я твердо убжденъ, что ни одна изъ катастрофъ, которыми изобилуетъ жизнь человческая, не можетъ вызвать такого пароксизма физическихъ и нравственныхъ страданій, какъ та, какая насъ постигла. Быть погребенными за-живо! Мракъ, окружающій жертву, страшное стсненіе въ легкихъ, удушающія испаренія влажной земли сливаются съ страшной мыслью, что находишься въ положеніи похороненнаго мертвеца, и наполняютъ сердце человческое невыносимымъ, леденящимъ ужасомъ, о которомъ невозможно себ составить и понятія!
Наконецъ, Петерсъ ршилъ, что намъ, прежде всего, слдуетъ убдиться, какъ велико наше несчастіе и ощупью пробираться по нашей темниц, такъ какъ не вполн невозможно, чтобъ вамъ удалось найти выходъ. Я ухватился за эту надежду и, призвавъ на помощь всю свою энергію, пытался проложить себ путь черезъ эту груду разбросанной земли. Едва я сдлалъ шагъ, какъ до меня дошелъ лучъ свта, правда, едва-замтные, но достаточный, чтобы убдить меня, что мы не погибнемъ сейчасъ же за неимніемъ воздуха. Мы нсколько ободрились и старались уврить другъ друга, что все пойдетъ какъ нельзя лучше. Перелзши черезъ груду обломковъ, которая преграждала намъ дорогу по направленію къ свту, мы подвигались съ меньшимъ трудомъ. Вскор мы могли различать окружавшіе насъ предметы и убдились, что находимся почти въ конц прямолинейной части разсянны, около того мста, гд она поворачивала влво. Еще нсколько усилій, и мы достигли этого поворота, въ которомъ съ невыразимой радостью увидали длинную трещину, которая тянулась вверхъ.
Тутъ я вспомнилъ, что насъ было трое покинувшихъ ущелье, чтобы взойти въ разслину,— товарищъ нашъ Алленъ еще не нашелся, и мы ршили вернуться и розыскать его. Посл долгихъ поисковъ, Петерсъ закричалъ мн, что поймалъ товарища нашего за ногу, но что все тло его такъ засыпано землей, что вытащить его невозможно. Я вскор убдился, что слова Петерса были слишкомъ справедливы, что жизнь должна была угаснуть уже давно. Съ сердцемъ, полнымъ грусти, мы предоставили тло его участи и снова направились въ повороту разслины.
Размры трещины едва позволяли намъ пролзть черезъ нее, посл нсколькихъ неудачныхъ попытокъ, мы снова предались отчаянію. Не помню, сказалъ ли я выше, что возвышенности, среди которыхъ извивалось главное ущелье, состояли изъ вещества, напоминающаго мыловку или жировикъ. Стнки трещины, по которымъ мы пытались карабкаться, были изъ того же вещества, такія скользкія и влажныя, что ноги наши едва могли удерживаться на наимене крутыхъ мстахъ. Мы, однако, черпали мужество въ отчаяніи, хватались руками, рискуя убиться, за небольшія выпуклости изъ сланцеватой, нсколько боле твердой глины, и добрались, наконецъ, до натуральной платформы, откуда можно было видть клочокъ голубого неба за поросшимъ густымъ лсомъ оврагомъ.
Оглянувшись назадъ и разсмотрвъ нсколько хладнокровне проходъ, черезъ который вышли, мы убдились, по виду его стнокъ, что онъ образовался недавно, изъ чего заключили, что сотрясеніе, такъ нежданно поглотившее насъ, каковы бы ни были причины его, въ то же время открыло намъ этотъ путь жъ спасенію. Мы почти истомились отъ нашихъ усилій, были такъ слабы, что едва могли держаться на ногахъ и сказать слово. Петерсу пришла мысль подать сигналъ товарищамъ выстрломъ изъ пистолета, благо они остались у насъ за поясомъ — тогда какъ ружья и кинжалы мы потеряли на дн пропасти. Дальнйшія событія показали, что, еслибъ мы выстрлили, мы бы въ этомъ горько раскаялись, но по счастью, слабое подозрніе уже пробудилось въ ум моемъ,— мы имли осторожность не дать знать дикарямъ, гд находимся.
Отдохнувъ съ часъ, мы медленно направились къ выходу изъ оврага и, пройдя небольшое разстояніе, услыхали страшный вой. Съ величайшей осмотрительностью проскользнули мы къ узкому отверстію, откуда намъ легко было обнять взглядомъ всю окрестность, и тутъ страшная тайна землетрясенія открылась намъ въ одинъ мигъ съ перваго взгляда.
Наша обсерваторія находилась невдалек отъ вершины самой высокой горы кряжа. Ущелье, по которому двигался нашъ отрядъ, извивалось подъ нами, футовъ на пятьдесятъ влво. На протяженіи по крайней мр ста ярдовъ дно этого ущелья было засыпано безпорядочными обломками камней и грудами земли. Способъ, которымъ была низвержена эта масса, былъ также простъ, какъ и очевиденъ. Въ нкоторыхъ мстахъ, вдоль восточной стороны ущелья, намъ были видны врытые въ землю столбы. Въ этихъ мстахъ земля не подалась, но вдоль пропасти въ томъ мст, откуда отдлилась масса земли, очевидно было, по нкоторымъ слдамъ въ почв, что и тутъ были врыты такіе же столбы, какъ т, которые были у насъ на глазахъ, на разстояніи ярда одинъ отъ другого, на протяженіи около трехсотъ футовъ въ разстояніи приблизительно десяти футовъ отъ края пропасти. Крпкія связи изъ виноградной лозы еще держались на уцлвшихъ столбахъ, очевидно было, что такія же веревки были привязаны къ прочимъ столбамъ, и что, по данному сигналу, дикари, ухватившись за концы ихъ, низвергли, съ помощью этого могучаго рычага, весь скатъ холма на дно пропасти. Въ участи нашихъ бдныхъ товарищей сомнваться нельзя было. Мы одни избгли этой подавляющей, искусственной катастрофы. Мы были единственными блыми, оставшимися въ живыхъ на остров.

Глава XXIII.— Текели-ли!

Положеніе наше въ томъ вид, въ какомъ оно намъ представилось теперь, едва ли было мене ужасно, чмъ когда мы считали себя погребенными на вки. Намъ не представлялось другой перспективы какъ быть убитымъ дикарями или влачить среди нихъ жалкое существованіе плнниковъ. Мы, правда, могли, въ теченіе нкотораго времени, укрыться отъ нихъ среди холмовъ и, въ крайнемъ случа, на дн пропасти, откуда только-что вышли, но намъ пришлось бы умереть съ холоду и голоду въ теченіе долгой полярной зимы.
Вся окрестность кишила дикарями, новыя толпы прибыли на плотахъ съ острововъ, лежавшихъ въ югу, несомннно, чтобы помочь въ разграбленіи шкуны. Она по прежнему спокойно стаяла на якор въ бухт. Мы не видли никакихъ средствъ предупредить находившихся на ней людей объ опасности, не навлекая смерть на свою голову, да и въ этомъ случа мы имли мало надежды быть имъ полезными. И такъ, мы вынуждены были оставаться въ своей засад простыми зрителями битвы, которая не замедлила завязаться.
Черезъ полчаса приблизительно мы замтили, что около семидесяти плотовъ наполнились дикарями и обогнули южный край бухты. У нихъ, казалось, не было другого оружія, кром короткихъ палицъ и камней, наваленныхъ на дно лодокъ. Вслдъ затмъ, другой, еще боле значительный отрядъ приблизился по противоположному направленію.
Четыре лодки быстро наполнились туземцами, которые живо заработали веслами, чтобы присоединиться къ прочимъ. Въ одно мгновеніе, какъ бы чудомъ, Jane была осаждена несмтнымъ полчищемъ разъяренныхъ людей, очевидно ршившихся овладть ею во что бы то ни стало.
Въ томъ, что предпріятіе это увнчается успховъ, мы не смли сомнваться ни минуты. Шесть человкъ, оставленныхъ на шкун, какъ бы ни была велика ршимость ихъ защищаться, далеко не могли управиться съ орудіями, и во всхъ отношеніяхъ были неспособны поддерживать такую неравную борьбу. Я почти не могъ себ представить, чтобы они оказали малйшее сопротивленіе, но въ этомъ я ошибался. По какой-то непонятной причин, вроятно вслдствіе волненія нашихъ бдныхъ друзей, первый залпъ былъ вполн неудаченъ. Ни одна лодка не была задта, ни одинъ дикарь раненъ. Единственнымъ впечатлніемъ, произведеніямъ на нихъ этими нежданными выстрлами и дымомъ, было чрезвычайное удивленіе’, оно было такъ велико, что я нсколько минуть думалъ, что они оставятъ свое намреніе и возвратятся на берегъ. Залпъ съ бакборда произвлъ самое ужасное дйствіе. Картечь и ядра изъ крупныхъ орудій совершенно перерзали семь или восемь плотовъ и положили на мст около тридцати или сорока дикарей, тогда какъ не мене сотни, по большей части тяжело раненыхъ, было выброшено въ воду. Оставшіеся, совершенно потерявъ голову, тотчасъ начали поспшное отступленіе, не давъ себ времени вытащить своихъ изувченныхъ товарищей. Успхъ этотъ, однако, былъ слишкомъ поздній, чтобы спасти нашихъ энергическихъ товарищей.
Толпа съ лодокъ, въ числ слишкомъ полутораста человкъ, уже была на шкун. Ничто боле не сдерживало бшенства этихъ скотовъ. Наши были сбиты съ ногъ и, въ одно мгновеніе, разорваны на клочья.
Видя это, дикари съ плотовъ очнулись отъ страха и толпой явились на грабежъ. Въ пять минутъ Jane представляла жалкое зрлище безпримрнаго опустошенія. Палуба была пробита, сорвана, снасти, паруса уничтожены точно волшебствомъ, затмъ все полчище этихъ негодяевъ соединенными усиліями вытащило судно на берегъ и предоставило его попеченіямъ Ty-Вита, который, въ продолженіе всей битвы, какъ искусный полководецъ, не сходилъ съ своего обсерваціоннаго пункта среди холмовъ, но теперь, когда побда была полная, удостоилъ прибжать съ своимъ мохнатымъ штабомъ и взять свою долю добычи. Движеніе Ту-Вита, который до этой минуты находился въ ближайшемъ отъ насъ сосдств, позволило намъ выйти изъ засады и произвести рекогносцировку. На разстояніи приблизительно пятидесяти ярдовъ отъ входа въ оврагъ мы увидали небольшой источникъ, у котораго утолили томительную жажду, сндавшую насъ. Невдалек отъ этого источника мы замтили нсколько оршникъ. Отвдавъ плодовъ ихъ, мы нашли ихъ сносными и похожими вкусомъ на обыкновенные, англійскіе оршки. Мы тотчасъ наполнили ими наши шляпы, снесли ихъ въ оврагъ и возвратились собирать орхи. Въ то время, какъ мы дятельно предавались этому занятію, шумъ въ кустахъ сильно напугалъ насъ, мы уже готовы были прокрасться въ свое убжище, какъ большая, черная птица медленно и тяжело поднялась изъ кустарника. Я такъ былъ пораженъ, что не зналъ, что длать, но у Петерса хватило присутствія духа поймать ее за горло. Она бшено билась и такъ страшно кричала, что мы чуть-было ее не выпустили, боясь, чтобы шумъ не привлекъ дикарей. Наконецъ, однако, здоровый ударъ ножомъ сразилъ ее, и мы ее стащили въ оврагъ.
Немедленно позаботились мы о томъ, какъ бы сдлать наше убжище, по возможности, безопаснымъ, и съ этой цлью закрыли втвями кустарниковъ отверстіе, о которомъ говорено выше, то самое, черезъ которое увидали клочокъ голубого неба, когда, поднявшись изъ пропасти, достигли платформы. Мы оставили только очень небольшое отверстіе, достаточно широкое, чтобы позволить намъ наблюдать за бухтой, не рискуя быть замченными снизу. Черезъ нашу щель мы слдили за всми движеніями дикарей.
Они окончательно ограбили шкуну и теперь собирались поджечь ее. Вскор дымъ густыми столбами повалилъ изъ люка, а тамъ огненный столбъ взвился съ бака. Мачты, остатки парусовъ тотчасъ вспыхнули, пожаръ быстро распространился вдоль всей палубы. Толпа дикарей еще оставалась на шкун, разбивая большими камнями, топорами, пушечными ядрами вс болты, вс оковки, вс мдныя украшенія. На берегу, на лодкахъ, на паромахъ было наврное тысячъ десять туземцевъ. Мы ожидали катастрофы, и надежда наша не обманула насъ. Первымъ симптомомъ было сильное сотрясеніе. Дикари, очевидно, были удивлены и прервали на минуту свое занятіе и свои крики.
Они собирались уже вновь приняться за работу, какъ изъ пространства между деками вдругъ вырвалась масса дыму, потомъ, какъ бы изъ самихъ ндръ его, поднялся длинный и блестящій огненный столбъ, воздухъ въ одно мгновеніе наполнился страшной смсью дерева, металла, человческихъ членовъ, и наконецъ произошелъ, во всей сил своей, главный взрывъ, повалившій насъ на землю, въ то время, какъ холмы отражало многоголосное эхо этого грома, и цлый дождь невидимыхъ простымъ глазомъ обломковъ осыпалъ насъ со всхъ сторонъ.
Опустошеніе среди туземцевъ превзошло самыя лучшія наши надежды, они пожали плоды своего предательства. Около тысячи человкъ погибло отъ взрыва, другая тысяча, по меньшей мр, была страшно изувчена. Вся поверхность бухты была буквально усяна этими несчастными, которые барахтались и тонули, на берегу дла шли еще хуже. Они казались совершенно перепуганными внезапностью и полнотой своего пораженія и не длали никакихъ усилій, чтобы подать другъ другу помощь. Наконецъ мы замтили совершенную перемну въ ихъ настроеніи. Отъ полнаго оцпеннія они вдругъ перешли къ самой крайней степени возбужденія, они бросались въ разныя сторон, подбгали къ одному мсту у бухты и тотчасъ убгали, съ самымъ страннымъ выраженіемъ бшенства, страха и любопытства на лиц, вопя изо всей силы своихъ легкихъ: Текели-ли! Текели-ли!
Вскор большая толпа удалилась въ горы, откуда черезъ нсколько времени вышла съ деревянными копьями. Они отнесли ихъ на то мсто, гд происходила самая большая давка, и толпа раздалась, какъ-будто чтобы показать намъ предметъ, вызвавшій такое сильное волненіе. Мы увидали что-то блое, лежавшее на земл, но не могли тотчасъ разобрать, что это такое. Наконецъ мы поняли, что это тло страннаго животнаго съ красными клыками и когтями, которое мы выудили 18-го января. Капитанъ приказалъ сохранить его, желая сдлать изъ него чучелу и привезти его въ Англію. Оно было выброшено на берегъ взрывомъ, но вопросъ, почему оно вызвало такое ильное волненіе среди дикарей, превосходилъ наше пониманіе. Хотя толпа собралась не въ дальнемъ разстояніи отъ животнаго, никто изъ нихъ, повидимому, не желалъ подойти къ нему ближе. Вскор люди, вооруженные кольями, воткнули ихъ въ землю вокругъ тла, а едва покончивъ съ этой церемоніей, вся несмтная толпа ринулась вглубь острова, продолжая вопить: Текели-ли! Текели-ли!

Глава XXIII.— Лабиринтъ.

Въ теченіе слдующихъ шести или семи дней мы оставались въ своей засад, выходя лишь изрдка, и всегда съ соблюденіемъ величайшихъ предосторожностей, за водой и орхами. Мы устроили на платформ родъ хижины и меблировали ее постелью изъ сухихъ листьевъ и тремя большими, плоскими камнями, которые служили намъ и каминомъ, и столомъ. Огня мы добыли безъ труда треніемъ другъ о друга двухъ кусковъ дерева, изъ которыхъ одинъ былъ мягкій, другой твердый. Птица, которую мы такъ кстати поймали, послужила намъ прекраснйшей пищей, но когда мы ее съли, оказалась положительная необходимость позаботиться о продовольствіи. Орхи не утоляли голода, кром того, если мы, бывало, подимъ ихъ вдоволь, у насъ длались жестокія колики и даже сильныя головныя боли. Мы видли у берега нсколько крупныхъ черепахъ и поняли, что намъ легко будетъ завладть ими, лишь-бы удалось добраться до нихъ, не обративъ на себя вниманія туземцевъ. Мы ршились попытать счастья.
Сначала мы спустились вдоль южнаго ската холма, который, какъ намъ казалось, представлялъ мене препятствій, но едва мы прошли сто ярдовъ, какъ путь былъ намъ совершенно прегражденъ отлогомъ ущелья, въ которомъ погибли наши товарищи. Мы огибали край его на пространств около четверти мили, но насъ опять остановила пропасть неизмримой глубины, и такъ какъ намъ невозможно было спуститься въ нее, мы принуждены были возвратиться назадъ.
Мы направились на востокъ, но потерпли такую-же неудачу. Продлавъ съ часъ такую гимнастику, которая могла сломать намъ шею, мы наконецъ убдились, что просто спустились въ обширную пропасть изъ чернаго гранита, дно которой было покрыто тонкой пылью и откуда мы могли выбраться только по той-же дорог, по какой спустились. Нечего длать, опять поплелись по опасной дорог, а затмъ испробовали сверный хребетъ горы. Тутъ мы вынуждены были двигаться со всевозможными предосторожностями, такъ какъ самая легкая неосторожность могла выдать наше присутствіе дикарямъ. Мы поползли на четверенькахъ, отъ времени до времени намъ приходилось ложиться на землю плашмя и тащиться, хватаясь за кустарники. Благодаря всмъ этимъ предосторожностямъ, мы прошли еще очень незначительную часть пути, какъ добрались до пропасти, еще боле глубокой, чмъ вс виднныя нами до сихъ поръ, которая вела прямо въ главное ущелье. Опасенія наши вполн подтвердились, мы были совершенно изолированы. Окончательно истомившись отъ всхъ этихъ усилій, мы возвратились на платформу, и бросившись на наше ложе изъ листьевъ, проспали нсколько часовъ глубокимъ и благотворнымъ сномъ.
Посл этого безплоднаго изслдованія, мы занимались въ теченіе нсколькихъ дней осмотромъ вершины горы съ цлью убдиться, какіе дйствительные рессурсы она могла намъ представить. Мы увидали, что здсь невозможно найти никакой пищи, за исключеніемъ вредныхъ орховъ и ложечной травы, которая росла на очень незначительномъ пространств и скоро истощилась. 15-го февраля, насколько я помню, ея уже не оставалось ни былинки, орховъ становилось мало. Трудно было представить себ боле отчаянное положеніе. 16-го мы снова начали огибать ограды нашей тюрьмы въ надежд найти какой-нибудь выходъ, но тщетно. Мы спустились также въ дыру, поглотившую насъ, съ слабой надеждой найти какое-нибудь отверстіе, ведущее въ главное ущелье. И въ этомъ намъ суждено было разочароваться, но мы нашли и принесли съ собой ружье.
17-го мы вышли, ршившись тщательне осмотрть пропасть изъ чернаго гранита, въ которую попали при нашей первой развдк.
Намъ безъ труда удалось, какъ и въ первый разъ, достигнуть дна этого углубленія и осмотрть его на досуг. Это было положительно одно изъ самыхъ странныхъ мстъ на свт, и вамъ было трудно поврить, чтобы оно было дломъ одной природы. Пропасть имла отъ восточнаго края до западнаго приблизительно 500 ярдовъ. Сначала, т.-е. на разстояніи ста футовъ отъ вершины холма, стны пропасти были очень мало похожи между собой и, казалось, никогда не были соединены, такъ какъ одна поверхность состояла изъ жировика, а другая изъ рухляка. Средняя широта или разстояніе между двумя стнами составляла 60 футовъ. Въ другихъ же мстахъ исчезала всякая правильность формаціи. Тмъ не мене, спускаясь еще ниже, за указанную мною черту, разстояніе быстро сокращалось и стны становились параллельными, хотя еще на нкоторомъ разстояніи сохранялось различіе въ состав и характер ихъ поверхности. На разстояніи пятидесяти футовъ начиналось полное однообразіе, стны оказывались совершенно схожими относительно состава, цвта и направленія, он были изъ чернаго, очень блестящаго гранита, а разстояніе между обими сторонами составляло 20 ярдовъ.
Дно пропасти было покрыто фута за три почти неосязаемой пылью, подъ которой мы снова нашли черный гранитъ. Вправо, съ нижняго края, находилось небольшое отверстіе. Мы направились къ нему, отстраняя груды мелкихъ и острыхъ камней. Тмъ не мене, мы готовы были упорствовать, замтивъ слабый свтъ, который проникалъ съ противоположной стороны. Мы съ трудомъ пробрались на разстояніи тридцати футовъ и увидали, что это отверстіе было низкимъ сводомъ правильной формы, дно котораго было покрыто тою же неосязаемою пылью, которая покрывала дно главной пропасти. Яркій свтъ озарилъ насъ, и посл новаго усилія, мы очутились въ другой, высокой галлере, вполн похожей на ту, которую мы только-что оставили. Длина этой пропасти была 550 ярдовъ. Мы и здсь нашли небольшое отверстіе, похожее на то, чрезъ которое мы вышли изъ первой пропасти, также заваленное массой мелкихъ, желтоватыхъ камней. Мы проложили себ черезъ нихъ дорогу и увидали, что на разстояніи сорока футовъ находится третья пропасть. Длина ея — 320 ярдовъ, съ одной стороны ея находится широкое отверстіе въ шесть приблизительно футовъ, углубляющееся въ скалу на разстояніи 15 футовъ и заканчивающееся слоемъ рухляка.
Дале не было другой пропасти, какъ мы впрочемъ того и ожидали. Мы готовы были оставить эту разслину, въ которую свтъ едва проникалъ, когда Петерсъ обратилъ мое вниманіе на рядъ іероглифовъ, находившихся на поверхности рухляка, заканчивавшаго западню. Съ легкимъ усиліемъ воображенія можно было принять знакъ, находившійся съ лвой стороны, за грубое воспроизведеніе человческой фигуры съ протянутой рукой.
Другіе же знаки Петерсъ принялъ за буквы, но я скоро разубдилъ его въ этомъ, указавъ ему на нсколько большихъ кусковъ рухляка, валявшихся на земл и соотвтствовавшихъ углубленіямъ въ стн, чмъ ясно было доказано, что это дло одной природы.
Убдившись, что эти странныя углубленія не дадутъ намъ средства выбраться изъ нашей темницы, мы, унылые и полные отчаянія, направились опять къ вершин холма.

Глава XXIV.— Бгство.

20-го, видя, что намъ нтъ возможности доле питаться одними орхами, употребленіе которыхъ причиняло намъ жестокія страданія, мы ршились сдлать отчаянную попытку спуститься но южному скату холма. Посл продолжительнаго осмотра мы открыли узкій проходъ, около двадцати футовъ ниже края пропасти, Петерсу удалось попасть въ него, я также спустился туда, хотя и съ большимъ трудомъ, и мы убдились, что есть возможность спуститься до самаго конца, вырзывая нашими ножами ступени въ стн. Съ трудомъ можно себ предстаютъ, до какой степени предпріятіе наше было дерзко. Спустившись, наконецъ, съ помощью разныхъ хитростей и чрезмрныхъ усилій, съ страшной высоты, мы прежде всего позаботились запастись пищей и съ этой цлью отправились на охоту за черепахами. Едва сдлали мы сто ярдовъ, какъ пять дикарей бросились на насъ изъ маленькой пещеры и оглушили Петерса ударомъ дубины. Когда онъ упалъ, вся шайка кинулась на него, боясь упустить изъ рукъ свою добычу, и тмъ дала мн возможность придти въ себя отъ изумленія. Я далъ по нападающимъ нсколько выстрловъ изъ пистолета, двое дикарей упали, а третій, готовый въ эту минуту всадить въ Петерса копье, вскочилъ на ноги и тмъ освободилъ моего товарища. Петерсъ также имлъ пистолеты, но ршилъ, не пользуясь ими, ввриться своей страшной мускульной сил. Овладвъ дубиной одного изъ упавшихъ дикарей, онъ мгновенно снесъ черепъ тремъ оставшимся въ живыхъ, чмъ оставилъ за нами поле битвы. Все это произошло такъ быстро, что намъ едва врилось, что это произошло въ дйствительности, мы стояли возл труповъ въ какомъ-то странномъ созерцаніи, какъ вдругъ раздавшіеся вдали крики заставили насъ очнуться. Ясно было, что выстрлы подняли на ноги дикарей и что намъ представлялась большая опасность быть накрытыми. Чтобы вернуться къ гор, вамъ слдовало идти въ направленіи криковъ, и еслибы даже мы имли возможность достигнуть подошвы, намъ все же не удалось бы подняться за гору, не будучи замченными. Положеніе наше было крайне опасно, и мы не знали, въ которую сторону бжать, когда одинъ изъ дикарей, котораго мы уже считали мертвымъ, быстро вскочилъ на ноги, пытаясь удрать. Мы захватили его, готовясь убить, какъ вдругъ Петерсу пришло въ голову, что намъ можетъ быть выгодно принудить его сопровождать насъ въ нашей попытк къ бгству. Мы потащили его съ собой, давая ему понять, что убьемъ его, если онъ окажетъ малйшее сопротивленіе. Черезъ нсколько минутъ онъ сдлался совершенно покорнымъ и слдовалъ за нами въ направленіи берега.
До сихъ поръ неровности почвы скрывали отъ насъ море, и мы съ изумленіемъ увидали, что оно находится въ разстояніи двухсотъ ярдовъ отъ насъ. Когда мы очутились у бухты, мы въ великому ужасу вашему замтила, что огромная толпа туземцевъ, вышедшихъ изъ селенія и двигавшихся со всхъ концовъ острова, направляется на насъ съ воемъ дикихъ зврей и съ угрожающими движеніями. Мы готовы были вернуться и попытался искать убжища за неровностями почвы, какъ вдругъ увидали дв лодки. Мы бросились къ нимъ и, достигнувъ ихъ, убдились, что он не заняты. Мы немедленно овладли одной изъ нихъ и, вмст съ нашимъ плнникомъ, направились въ море. Не успли мы отплыть пятидесяти ярдовъ, какъ намъ стало ясно, что мы сдлали огромную ошибку, предоставивъ другую лодку дикарямъ, которые тмъ временемъ приближались къ бухт и быстро продолжали свое движеніе, времени терять было нельзя. Сомнительно было, чтобы при самыхъ большихъ усиліяхъ мы могли поспть во время, чтобы раньше ихъ овладть лодкой. Дикари, быстро приближались къ намъ. Мы также гребли со всей энергіей отчаянія и когда достигли спорнаго пункта, нашли тамъ одного лишь дикаря, котораго заставали дорого заплатить за его чрезвычайное проворство, Петерсъ всадилъ ему пулю въ голову, когда онъ готовъ былъ ступить на берегъ. Когда мы завладли лодкой, передовые изъ дикарей находились отъ насъ на разстояніи двадцати или тридцати шаговъ. Мы сначала попытались было спустить лодку, но видя, что она слишкомъ глубоко ушла въ песокъ, Петерсъ, нсколькими ударами ружейнаго приклада разбилъ ее. Тогда мы снова вышли въ море и, на этотъ разъ избавились отъ опасности. Масса дикарей, достигнувъ разбитой лодки, подняла самый ужасный крикъ отчаянія, разочарованія. Ясно было, что мы не могли ожидать помилованія, еслибы попались имъ въ руки. Они сдлали безумную попытку преслдовать насъ на разбитой лодк, но видя, что она ни къ чему боле служить не можетъ, выразили свое негодованіе новыми ужасными криками и снова бросились къ своимъ холмамъ.

Глава XXV.— Блый великанъ.

Мы очутились въ громадномъ и уныломъ Антарктическомъ океан, на легкой лодочк, безъ всякихъ припасовъ, кром трехъ найденныхъ въ ней черепахъ. Кром того, не слдовало забывать, что недалеко до продолжительной полярной зимы и необходимо было зрло обдумать, какой путь избрать. Въ виду у васъ было шесть или семь острововъ, въ разстояніи пяти или шести миль другъ отъ друга, но они не манили насъ. Идя съ свера на Jane Gay, мы постепенно оставили за собой страны льдовъ,— пытаться возвратиться на сверъ было бы безуміемъ, особенно въ такое позднее время года. Мы ршились смло держать на югъ.
До сихъ поръ Антарктическій океанъ не давать себя знать намъ сильными бурями или слишкомъ крупными волнами, но лодка наша была, чтобы не сказать больше, очень легкой постройки, не смотря на свои размры, и мы живо принялись за работу, чтобы исправить ее, насколько позволяли наши очень ограниченныя средства. Дно лодки составляла простая кора,— кора какого-то неизвстнаго дерева. Тимберсы были сдланы изъ крпкихъ, ивовыхъ побговъ. Отъ носа до кормы было пространство въ пятьдесятъ футовъ, на шесть футовъ ширины и четыре съ половиной глубины. Трудно намъ было поврить, чтобы лодка эта могла бытъ произведеніемъ владвшихъ ею невжественныхъ туземцевъ, нсколько дней спустя, мы узнали, отъ нашего плнника, что лодки эти, дйствительно, были построены обитателями группы острововъ, лежавшей на юго-западъ отъ страны, въ которой мы ихъ нашли, а въ руки нашихъ ужасныхъ варваровъ попали случайно.
То, что мы могли сдлать для исправленія нашей лодки, были сущіе пустяки. Мы замтили нсколько широкихъ щелей на обоихъ концахъ и ухитрились заткнутъ ихъ клочками отъ нашихъ шерстяныхъ рубашекъ. Съ помощью лишнихъ веселъ мы устроили вокругъ носа родъ панцыря, съ цлью ослабить силу волнъ. Мы поставили два весла, вмсто мачтъ, одно противъ другого. Къ этимъ мачтамъ мы привязали парусъ, сдланный изъ нашихъ рубашекъ, что было не легко, такъ какъ намъ, въ этомъ случа, невозможно было добиться помощи отъ нашего плнника, хотя онъ не отказывался помогать при всхъ другихъ операціяхъ. Видъ холста дйствовалъ на него самымъ страннымъ образомъ. Мы никакъ не могли убдить его прикоснуться и даже приблизиться къ нему, онъ задрожалъ, когда мы захотли употребить силу, и закричалъ во все горло: Текели-ли!
Покончивъ со всми нашими приготовленіями, мы пошли на юго-востокъ, а тамъ повернули и прямо на югъ. Погоду никакъ нельзя было назвать непріятной. Съ свера постоянно дулъ очень легкій втерокъ, море было очень гладкое, свтъ постоянный. Мы убили самую крупную изъ нашихъ черепахъ, она дала намъ не только пищу, но и обильный запасъ воды, и продолжали свой путь, безъ особенныхъ событій, въ теченіе семи, или восьми дней, за это время мы, должно быть, быстро подвигались въ югу, такъ какъ втеръ былъ намъ постоянно благопріятный, и сильное теченіе уносило насъ туда, куда мы сами стремились.
1-го марта. Нсколько необыкновенныхъ явленій доказали намъ, что мы вступаемъ въ страну новинокъ и чудесъ. Высокая завса изъ легкаго, сраго пара постоянно являлась на южной сторон горизонта, то расширяясь и разукрашиваясь, благодаря длиннымъ, свтовымъ полосамъ, идущимъ то съ востока на западъ, то съ запада на востокъ, то снова сжимаясь, такъ что вершина ея представляла одну ровную линію, короче обнаруживая къ удивительныя видоизмненія свернаго сіянія. Температура моря, казалось, возвышалась съ каждымъ мгновеніемъ, цвтъ его замтно измнился.
2-го марта. Сегодня мы узнали отъ нашего плнника нсколько подробностей касательно острова, на которомъ произошло избіеніе, его жителей, и ихъ обычаевъ. Узнали, что группа состоитъ изъ восьми острововъ, что они управляются однимъ королемъ, котораго зовутъ Тсалемонъ или Псалемунъ, живущимъ на самомъ маленькомъ остров, что черный мхъ, составляющій одежду воиновъ, даетъ громадное животное, которое водится только въ долин близь резиденціи короля, что жители этихъ острововъ не строюутъ другихъ судовъ, кром плоскодонныхъ паромовъ, что его самого зовутъ Ну-Ну и что названіе только-что покинутаго нами острова — Тсалаль.
3-го марта. Температура воды была чрезвычайно высока и цвтъ ея, постоянно измняясь, скоро потерялъ свою прозрачность и принялъ молочный оттнокъ. Вокругъ насъ море было всегда спокойно, но мы съ удивленіемъ замчали, справа и слва, на различныхъ разстояніяхъ внезапныя и быстрыя поверхностныя волненія, которымъ, какъ мы скоро убдились, всегда предшествовали странныя колебанія въ области сроватаго пара на южной сторон горизонта.
4-го марта. Такъ какъ сверный втеръ значительно ослабвалъ, я, съ цлью увеличить нашъ парусъ, вытащилъ изъ кармана блый платокъ. Ну-Ну сидлъ подл меня, и когда платокъ коснулся его лица, впалъ въ сильныя конвульсіи, за которыми послдовалъ полный упадокъ силъ и полное оцпенніе.
5-го марта. Втеръ совершенно стихъ, но было очевидно, что сильное теченіе продолжало увлекать насъ къ югу. Не смотря за странный оборотъ, какой принимало наше путешествіе, мы не чувствовали никакого страха. Полярная зима очевидно приближалась, но безъ связанныхъ съ нею ужасовъ. Я испытывалъ физическое и нравственное безсиліе и только.
6-го марта. Паръ поднялся на нсколько градусовъ выше горизонта и мало-по-малу утрачивалъ свой сроватый цвтъ. Температура воды была чрезмрно высока, а цвтъ ея совершенно молочный. Въ этотъ день было сильное волненіе возл само лодки. Блая, очень тонкая пыль, похожая на пепелъ, сыпалась на лодку и покрыла поверхность моря на значительное пространство, тогда какъ трепетаніе свтовыхъ частей пара исчезало и волненіе стихало. Ну-Ну бросился на дно лодки лицомъ внизъ и невозможно было убдить его подняться.
7-го марта. Мы разспрашивали Ну-ну о причинахъ, побудившихъ его соотечественниковъ уничтожить нашихъ товарищей, но онъ находился въ такомъ страх, что не было возможности добиться отъ него благоразумнаго отвта. Онъ продолжалъ лежать на дн лодки и отвчалъ на наши вопросы лишь одними идіотскими жестами.
9-го марта. Пепелъ продолжалъ сыпаться вокругъ насъ въ огромномъ количеств. Паровая завса на юг поднялась на значительную высоту надъ горизонтомъ и начала принимать нкоторую опредленность формы. Я могъ сравнить ее лишь съ безграничнымъ водопадомъ, тихо ниспадавшимъ въ море съ высоты огромнаго вала, доходившаго до неба. Гигантская завса застилала всю южную сторону горизонта.
21-го марта. Глубокій мракъ окружалъ насъ, но изъ глубины океана истекалъ блестящій свтъ, касавшійся нашей лодки. Мы были почти подавлены пепельнымъ ливнемъ, который засыпалъ насъ и лодку, но таялъ, падая въ воду. Вершина водопада совершенно терялась во мрак и въ пространств. Было, тмъ не мене, очевидно, что мы приближались къ нему съ страшной быстротой. По временамъ, среди этой пелены, зіяли широкія отверстія, черезъ эти отверстія, за которыми волновалась неопредленная масса образовъ, проникали сильные порывы втра, волновавшіе огненный океанъ.
22-го марта. Мракъ еще боле сгустился и лишь нсколько умрялся свтомъ воды, отражавшей натянутую предъ нами блую завсу. Множество гигантскихъ, блыхъ птицъ вылетали изъ-за таинственной завсы съ неизмннымъ крикомъ: текели-ли! Ну-ну слегка пошевелился на дн лодки, но дотронувшись до него, мы убдились, что онъ пересталъ существовать. Тогда мы ринулись въ ндра водопада, среди которыхъ разверзлась бездна какъ бы для того, чтобы принять насъ, но въ эту минуту поперекъ нашего пути явился окутанный покрываломъ человческій образъ, размрами своими далеко превосходящій обитателей земли.
Цвтъ кожи этого виднія былъ блоснжный. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

О. П.

‘Встникъ Европы’, NoNo 6—7, 1882

По Эдгар Аллан
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Повесть о приключениях Артура Гордона Пима из Нантукета, По Эдгар Аллан, Год: 1837
  2. Повествование Артура Гордона Пима из Нантукета, По Эдгар Аллан, Год: 1837
  3. Прославленный Годиссар, Бальзак Оноре, Год: 1834
  4. Месмерические откровения, По Эдгар Аллан, Год: 1844
  5. Метценгерштейн, По Эдгар Аллан, Год: 1832
  6. Свадебный договор, Бальзак Оноре, Год: 1836
  7. Институтка, Вовчок Марко, Год: 1859
  8. Сердце-обличитель, По Эдгар Аллан, Год: 1843
Электронная библиотека