Приисковая почта, или ‘Не из тучи гром’, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1886

Время на прочтение: 11 минут(ы)

ПРІИСКОВАЯ ПОЧТА, ИЛИ ‘НЕ ИЗЪ ТУЧИ ГРОМЪ’.

(ИЗЪ ТАЕЖНЫХЪ РАЗСКАЗОВЪ).

I.
ТАЕЖНАЯ СИЛА.

‘За высокими горами, за глубокими снгами’, среди темной тайги потерялась Ножовая почтовая станція. Это небольшой деревянный домикъ съ грязной маленькой вывской, съ грязнымъ входомъ и съ какимъ-то специфическимъ запахомъ. Внутренность конторы больно неприглядна: много грязи, много пыли, въ воздух пахнетъ не то махоркой, не то лукомъ. За однимъ изъ столовъ сидитъ какой-то господинъ и принимаетъ посылки. Передъ нимъ находится солидный мужчина съ бритымъ лицомъ и въ красной кумачевой рубашк. Выхавъ изъ губерніи въ назначенную ему резиденцію, онъ предпочелъ спрятать ‘вицъ-мундиръ* и фуражку съ кокардой, а облекся по-домашнему. Вкусъ у него былъ простой. Онъ имлъ, съ дтства и со времени своей службы почтальономъ, слабость къ кумачнымъ рубашкамъ и плисовымъ поддвкамъ, но вкусъ его весьма мало гармонировалъ съ его обязанностями. Цлую жизнь проходивъ въ замасленномъ, форменномъ, почтальонскомъ сюртучишк онъ вдругъ теперь, будучи самъ начальникомъ, могъ вполн спокойно расположиться подомашнему. ‘Знаютъ попа и въ рогож!’ — сказалъ онъ и облекся въ кумачъ и широчайшіе плисовые панталоны.
Конечно, ни пріискатели, ни посыльные, ни конюхи не обратили бы на это никакого вниманія, еслибы это не сопряжено было рядомъ съ необыкновеннымъ требованіемъ всякихъ формальностей и чинопочитанія отъ другихъ.
— Ты куда пришелъ? Ты съ кмъ говоришь?— огорошивалъ Вигилій Васильевичъ всякаго посланнаго, осмливавшагося входить и тревожить его, когда онъ предавался иногда какому нибудь безмятежному занятію, въ род битья мухъ или прилаживанія крючка къ удочк. Задавалась эта распеканція посланному, служащему иногда безъ всякой причины, а такъ — для внушенія. Никто бы, конечно, не знающій жизни на дальнихъ пріискахъ, не узналъ бы въ этой фигур того скромненькаго съ зачесанными височками, на цыпочкахъ почтмейстера, того классическаго почтмейстера, котораго нарисовалъ намъ Гоголь въ ‘Ревизор’. Тотъ же скромный, нсколько юркій типъ, съ любознательными наклонностями почтмейстеръ уздныхъ городовъ выродился и выглядитъ совершенно иначе на окраин, въ глухой тайг.. Это уже не былъ скромный, забитый чиновникъ, предъ которымъ Сквозникъ-Дмухановскій былъ перунъ, олицетвореніе могущества, ‘громъ и молнія’, и котораго могъ запугать Иванъ Александровичъ Хлестаковъ. Почтмейстеръ на окраин, да еще въ глухой тайг былъ самъ, напротивъ, силою. Онъ зналъ себ цпу и чувствовалъ свою власть надъ тмъ маленькимъ міркомъ, который копошился около него. Онъ видлъ безпомощность обывателя въ этихъ далекихъ, отрзанныхъ отъ всякаго сообщенія мстахъ и сознавалъ его зависимость. Онъ даже на досуг создалъ свою философію, которую излагалъ и популяризировалъ въ т минуты благодушія, когда не изрыгалъ: ‘пошолъ вонъ!’, ‘ракалія’, ‘остолопъ’, а сидлъ за графинчикомъ и вкуснымъ кускомъ осетроваго пирога.
— Мсто у насъ глухое, и что вы будете безъ меня длать, капутъ вамъ!— говорилъ онъ дидактически.— Теперь если я у тебя посылку не приму,— какъ ты перешлешь ее? Или если теб нуженъ дловой пакетъ отправить, или деньги? Можешь ли ты безъ меня, чтобы было въ аккурат, къ сроку какъ слдуетъ? Ты думаешь — теб такъ это и обязаны сейчасъ сдлать… нтъ, стой!… при этомъ Василій Васильевичъ наливалъ себ рюмку, выпивалъ и дале, крякнувъ, продолжалъ:— Нтъ, подожди, потерпи! Не хочешь? а знаешь ли, милый другъ, во сколько книгъ мы этотъ пакетъ записать должны? Квитанція? Ты думаешь — такъ теб сейчасъ и готово все. Да разв у насъ одно твое дло! А если у насъ лежитъ на рукахъ ‘казенная корреспонденція’? Ты понимаешь — ‘казенная’? Я вдь теб не слуга, не каторжный, ты это пойми! Ты хочешь, чтобы теб одолженіе сдлали, ослобонили тебя, и твою корреспонденцію въ надлежащее мсто направили? Хорошо! Оттчего не сдлать одолженіе, если ты поймешь это и оцнить. Я вдь тоже человкъ — пить, сть хочу, а иногда и пирожокъ съ осетринкой и водочки, а, кром того, я самъ шестой, да два племянника въ город, вдь ихъ тоже кормить надо.— Такъ развивалъ и популяризировалъ свою теорію Василій Васильевичъ и затмъ также благодушно, откусивъ пирога и выпивъ шестую рюмку, вдругъ начиналъ изъ piano переходить въ forte и затмъ fortissimo.
— Это если ты поймешь, а если ты ничего этого не поймешь, и прямой, попросту сказать, остолопъ, то я тебя про учу! Я тебя уваженію научу! Вотъ мн вы кличку дали ‘Не изъ тучи громъ’ за то, что я посланцовъ вашихъ распекаю. А знаешь ли что?— тамъ въ другихъ мстахъ громъ изъ тучъ гремитъ, а я вамъ здсь грому надлаю! И надлаю!!
— Постой, Василій Васильевичъ, разв я тебя не ублажилъ, разв мы несъ полнымъ къ теб почитаніемъ?… вдругъ начиналъ бормотать хозяинъ, пригласившій къ себ Василія Васильевича и имвшій къ нему просьбу отправить поскоре съ почтой кое-что нужное.
— Нтъ, я не про тебя,— тебя я знаю — ты смирный… я съ тобой завсегда хорошъ. Вотъ и еще выпью у тебя. Наливай по рюмк. А я говорю о тхъ, кто не нанимаетъ!..
Такъ бесдовалъ Василій Васильевичъ, по прозванію ‘Не изъ тучи громъ’, только съ лицами особенно ему пріятными. Въ большинств же онъ свою философію проводилъ на дл, давая ее чувствовать, и прибгалъ, такъ сказать, къ способу нагляднаго обученія. Такъ было и въ тотъ моментъ, когда мы застали таежнаго почтмейстера на высот своихъ обязанностей.
— Ты что?— грозно обратился онъ къ бойкому, раскраснвшему парню, посланному съ дальняго пріиска съ пакетами. Парень видимо торопился и только что слзъ съ лошади. Въ рукахъ онъ держалъ сумку съ корреспонденціей и нсколько тючковъ.
— Почта-съ!— развязно произнесъ парень и хотлъ все это положить на пустой столъ передъ Василіемъ Васильевичемъ.
— Куда суешь! Куда суешь!— крикнулъ на него Василій Васильевичъ и, сбросивъ пакеты и тючки, важно снялъ съ сосдней полки старую почтовую книгу и положилъ ее на столъ. Книга собственно вовсе не нужна была пока, нужно было сначала пересчитать пакеты и перевсить посылки. Зналъ это парень, зналъ и Василій Васильевичъ. Но онъ захотлъ показать парню, что онъ, почтмейстеръ, можетъ кое-что и измнить въ порядк.
— Пошолъ вонъ! не время!— сказалъ Василій Васильевичъ.
Парень нсколько растерялся. Онъ слышалъ, что Василій Васильевичъ цлое утро ничего не длалъ, а томился отъ скуки и спрашивалъ:— Что это съ пріиска долго не дутъ, вдь сегодня почта!— и вдругъ когда дождался — ‘не время’! Зная крутой нравъ, парень махнулъ рукой, вышелъ на крылечко и началъ набивать трубку.
Не прошло нсколькихъ минутъ, какъ Василій Васильевичъ звнулъ, бросилъ въ уголъ книгу и зычнымъ голосомъ закричалъ:
— Эй ты, остолопъ! Что же, мн дожидаться тебя? Давай пакеты да посылки. Черти! Ждать еще васъ!— Посланный, выбросивъ наскоро золу изъ носогрйки, кинулся въ кои тору. Началась пріемка, сопровождаемая крупными словами.
— А сургучъ-то гд?— спрашиваетъ сурово и начальнически почтмейстеръ.
— Да вдь вамъ, Василій Васильевичъ, почти пудъ присланъ съ нашего пріиска, — простодушно отвчаетъ служащій.
— Я для тебя, во-первыхъ, не Василій Васильевичъ, а ваше высокоблагородіе, во-вторыхъ, какой такой пудъ? Да хоть бы и былъ пудъ, да весь вышелъ, — разв мало упаковки приходится!
— Мы всего три посылки сдавали… отвчаетъ иронически парень.
— Молчать, знаю я васъ, все на моемъ хотите прохаться! Послдній разъ! слышишь, послдній разъ! Что за чортъ! Не себ же я буду въ убытокъ… такъ и скажи хозяевамъ,— сказавъ это, онъ сгоняетъ муху, беретъ перо изъ заплсневвшей чернильницы, на квитанціи получается ‘клякса’.
— Баринъ, а баринъ!— просовывается въ дверь конторы голова. Почтмейстеръ обернулся.
— Чего теб?
— Да мужики съ пріиску пріхали — принять надо.
— Сейчасъ, сейчасъ!— Василій Васильевичъ быстро встаетъ и, оставивъ въ недоумніи посыльнаго съ пакетами, бросается опрометью на дворъ.
Во двор почтмейстера стояли два воза — это сюрпризы съ пріиска, привезли ‘състные припасы’ для почтмейстера. Здсь было мшка 4 муки, кульки съ крупою, чай и сахаръ.
— Ну, здравствуй, Ермила! Здравствуй, Кайла! Что привезли?— съ особенной лаской обратился ‘Не изъ тучи громъ’ къ возчикамъ.— Это съ ‘Благодатнаго’! Ну, какъ здоровье Никиты Силантьича!…
— Мучка!— это хорошо, и крупа — добро!— говорилъ онъ, аглядывая въ возы и пощупывая особенно кулекъ, заключающій боле цнную провизію, предавшись нескрытой радости, почмейстеръ, однако, вдругъ сдержался.
— А что же, что же, мн Никита Силантьичъ общалъ будто чего-то еще, да и муки-то побольше!… А?
— Не могимъ знать, — промолвилъ Ермило. Но Кайла вдругъ осмлился вступить въ нкоторое словопреніе.
— Довольно-будетъ съ васъ, Василій Васильевичъ, вдь три недли не будетъ, какъ матеріальный вамъ тоже посылалъ, мы же возили.
— Что-о?— заревлъ ‘Не изъ тучи громъ’: — грубить!? Я тебя, шельма, подлецъ, въ кандалы закую! Что въ шапкахъ стоите, балбесы!— Почтмейстеръ такъ закричалъ, принялъ такой грозный видъ, что мужики мигомъ поспшили спять шапки, думая — и то, пожалуй, закуетъ, вдь у него недолго.

II.
ВО ЧТО ОБХОДЯТСЯ ЦИНОВКИ И ВЕРЕВКИ.

Не изъ крупнаго рода происходилъ Василій Васильевичъ и сдлался онъ таежнымъ почтмейстеромъ не за особые таланты, такъ что могъ бы считать это мсто для себя верхомъ благополучія.
Онъ происходилъ изъ простыхъ почтальоновъ и всю жизнь почти здилъ на разстояніи 6,000 верстъ, зимою и лтомъ, въ худенькомъ пальто солдатскаго сукна, зимою надвая лишь драный нагольный тулупъ, жалованье почтальона дальняго угла было такъ ничтожно когда-то, что онъ жилъ чуть не впроголодь. Питался на станціяхъ отъ смотрителей. Въ страшныя пурги и морозы перерзывалъ онъ пространства, въ своемъ жалкомъ сюртучишк и плохомъ тулуп онъ коченлъ и, согрваясь шкаликами и четушками, иногда запивалъ горькую, тогда его везли ямщики и, перекладывая его самого на станціяхъ съ почтою, весело острили:— Четыре баула, три сумы и одинъ почтальонъ, перекладывай!
Долго онъ мыкался, пока не сдлали его сортировщикомъ. День-денской въ пыльной контор онъ сортировалъ письма, завязывалъ посылки, гарь сквернаго сургуча и пыль наполняли его легкія. Едва онъ засыпалъ посл утомительнаго дня на какомъ нибудь старомъ грязномъ чемодан, какъ его толкали и крикъ: ‘Почта пришла!’ заставлялъ его вскакивать какъ сумашедшаго, а тамъ бдный сортировщикъ еще женился. И вдругъ посл всего этого, посл годовъ самой горькой жизни, онъ получилъ награду, его сдлали завдующимъ почтовой станціей въ дальней тайг, около золотыхъ промысловъ. Золотопромышленники доставляли ему и припасы, да въ заключеніе съ каждаго пріиска положили крупный окладъ. У него завелись ни больше ни меньше какъ тысячи. Но Василій Васильевичъ, старый сортировщикъ, забылъ прошлое и самое свое происхожденіе, онъ жаждалъ и алкалъ, какъ будто все еще онъ былъ нищъ и голодалъ, жаловаться на судьбу стало его привычкою. Себ же на-един, когда являлся вопросъ: ‘не слишкомъ ли онъ гнвитъ Бога, и по чину ли беретъ’,— у него явилось и оправданіе.
— Пріискатели!— говорилъ онъ:— вдь десятки, тысячи пудовъ намываютъ, сотни тысячъ, милліоны наживаютъ. А и что? Разв я не такой же? Почему имъ милліоны, а мн два воза муки! Почтмейстеру грошъ! Нтъ, стой!— Собственно ‘Не изъ тучи громъ’ получалъ, какъ увидимъ, не грошъ, а весьма крупную сумму съ пріисковъ, но въ его привычку вошло жаловаться и повышать куши.
Посл разсказанной сцены на двор онъ ходилъ долго разсерженный и, приказавъ подождать людямъ, ршился сдлать запросъ на ‘законномъ, по его мннію, основаніи’. Сколько онъ ни изобрталъ предлоговъ, но у него не было никакой прицпки. Въ голов его вертлись только циновки, веревки, сургучъ, который, какъ самъ онъ зналъ, составлялъ вздоръ, и дло было не въ этихъ пустякахъ. Однако, нуженъ былъ casus belli.
— Чортъ съ ними! я ихъ и циновками дойму! Не буду отправлять почту! Нтъ циновокъ, нтъ сургучу! Что со мной подлаютъ!
Вскор онъ пошелъ въ контору и заслъ писать письмо.
Для этого досталъ онъ бланокъ для открытаго письма и началъ такъ:
‘Въ прошлую годичную операцію и сего года уже четыре золотыя подачи и всегда никогда ни сургуча, ни циновокъ, ни веревокъ не приносятъ отъ пріиска вашего и расходую свои матеріалы. Пожалуйста, уважаемый N. N., будьте столь добросердечны и для вашего пріисковаго почтмейстера и благоволите чмъ либо, хотя небольшимъ, ибо уже вс удовлетворены и полицейскіе, и урядники, казаки, фельдшера и прочіе, кром только почтовыхъ. Къ услугамъ всегда готовый B. B. Н—въ’.
Прочитавъ свое посланіе и оставшись имъ очень доволенъ, ‘Не изъ тучи іфомъ’ отправилъ его по назначенію. Не подумаете ли вы, читатель, что почтмейстеръ такъ и отправилъ эту слезницу открытымъ письмомъ. Нтъ, ошибаетесь, онъ не на столько глупъ. Это былъ только бланокъ безъ марки, и онъ его отправилъ, конечно, запечатаннымъ въ конвертъ и съ врнымъ человкомъ.

III.
ВОЕННЫЙ СОВТЪ.

Недалеко отъ Поховой почтовой конторы, жилища почтмейстера ‘Не изъ тучи громъ’, на пріиск одного изъ золотопромышленниковъ собралось нсколько человкъ довренныхъ и управляющихъ окрестныхъ пріисковъ. Гости играли въ карты, выпивали и закусывали.
— Баринъ! письмо вамъ!— проговорилъ вошедшій конюхъ, подавая письмо хозяину.
Тотъ быстро разорвалъ конвертъ и сталъ читать уже извстное письмо.
— Вотъ неблагодарный-то, какова пасть!— вскричалъ хозяинъ, прочитавъ посланіе почтмейстера.— Господа, посмотрите-ка, какую музыку нашъ ‘Не изъ тучи громъ’ подводитъ!— и письмо пошло по рукамъ.
— И чмъ недоволенъ! Пять тысячъ даемъ ему, а за что?— ни за что, ни про что, а еще мало. Что же это такое за наказанье!— вскричалъ старичекъ золотопромышленникъ.
— Господа, вдь это примръ алчности!— заявилъ хозяинъ.
— Жаловаться, жаловаться,— предлагали одни.
— Въ газету, въ газету и жаловаться,— предлагали другіе.
— Неужели мало! пять тысячъ да сколько припасовъ разныхъ!— возмущался одинъ изъ гостей.
— Каковъ! нсколько пудовъ сургучу посылаемъ, а еще мало!— возмущался кто-то.
— Да это просто денной грабежъ!— восклицалъ хозяинъ.— Нтъ, довольно терпли — надо мры принять, надо проучить.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Знаешь что, Парфентій Потапычъ, напиши ты ему отъ насъ,— сказали довренные и управляющіе маститому старику, старшему изъ всхъ.— Отпой ты ему какъ слдуетъ!
— Отпть-то ему ребята можно, но только бы чего не вышло хуже!
— Да вдь ты согласись, есть ли у него совсть, когда же конецъ будетъ! Нтъ, ты ему напиши на отрзъ, чтобы попилъ, что намъ давиться, что ли, изъ-за него.
Скоро старикъ довренный, надвъ очки, началъ строчить.
‘Милостивый государь, ваше высокоблагородіе, Василій Васильевичъ, письмо ваше отъ такого-то числа получили и купно съ другими прочими обсудили. Смемъ мы, сударь, заявить вамъ, что обижаться вамъ, кажется, нами нечего. Содержаніемъ и окладомъ отъ насъ вы ублаготворены и получаете больше нашихъ служащихъ. Почтою мы не только васъ не обременяемъ, по терпимъ еще задержки. Что касается циновокъ и веревокъ, то сколь намъ ни понятна сія аллегорія, но мы не можемъ ршительно выполнить ее, ибо посл того, что мы платимъ вамъ, намъ остается только на этихъ самыхъ бичевкахъ повситься.

‘Примите, милостивый государь, увреніе и проч. вашъ
‘Парфентій Пагановъ съ товарищами’.

Полное одобреніе со стороны пріискателей встртило это письмо, не лишенное своего рода сарказма и таежнаго юмора.

IV.
ВОЙНА И СДАЧА НА КАПИТУЛЯЦІЮ.

Василій Васильевичъ всталъ сегодня весьма не въ дух. Во-первыхъ, вчера рыба не клевала, во-вторыхъ, съ пріисковъ ни гугу, въ-третьихъ, онъ получилъ отъ своего сотоварища по служб изъ города ‘серьезное письмо’, приведшее его въ гнвъ.
— Длиться!— разсуждалъ онъ, видимо наведенный на что-то этимъ письмомъ.— Длиться! Чортъ бы васъ побралъ ишь чего захотли! Да откуда я буду длиться, за что? Завидно чужое счастье? Нтъ, сами съумйте! Разв мн даромъ дается! Черти!— такъ восклицалъ разгнванный почтмейстеръ, ходя большими шагами по комнат.
— Ваше высокоблагородіе! съ пріисковъ нарочный привезъ письмо,— сказалъ вошедшій сторожъ.
— А, письмо! Давай!— оживленно схватилъ ‘Не изъ тучи громъ’ большой пакетъ, запечатанный тремя печатями. Но опытная рука его предварительно помяла конвертъ и испытала неудовлетворенность. На ощупь письмо не общало ничего занимательнаго.
— Сквалыги, скареды!— вскрикнулъ Василій Васильевичъ, разрывая пакетъ. По мр чтенія глаза его наливались кровью, лице приняло синій злобный оттнокъ.— Имъ приходится удавиться! Каковы скареды! Такъ хорошо, давитесь же! Онъ смялъ письмо, бросилъ попавшіеся счеты, ножницы, книгу, и, ударивъ дверью, ушелъ въ коморку. Планъ мести зрлъ въ его ум и, наконецъ, созрлъ.
Было почтовое утро. Нсколько конюховъ и посыльныхъ съ пріисковъ дожидались почтмейстера въ пріемной. Пріхалъ съ пакетомъ даже какой-то приказчикъ съ пріиска.
Василій Васильевичъ на сей разъ, выспавшись, закусивъ и выпивъ, не заставилъ себя долго дожидаться и вышелъ, покрякивая, видимо даже въ пріятномъ расположеніи духа.
— А голубчики!— началъ онъ мягко:— весьма радъ! Съ Свято-Сртенскаго, что это?— пакеты, посылки, хорошо! хорошо! Веревочекъ-то нтъ, сургучику тоже не запасли, ну, ничего. А вы что?
— Да вотъ, Василій Васильевичъ, надо пакетъ хозяевамъ поскоре! Весьма нужное!
— А, а? Нужное, понимаю. Что, разв неладно что?
— Нтъ ничего,— отвчалъ служащій,— въ работахъ затрудненіе, новый пластъ пошелъ, управляющій запросъ посылаетъ къ хозяевамъ, какъ ставить работы! Сами знаете, дло нужное!
— А, а!— отвчалъ сладко Василій Васильевичъ:— очень хорошо понимаю, извстно — дло коммерческое, надо, надо хозяевъ спросить, вдь чуть что — отвчать будете, безъ нихъ тоже нельзя! Я ты что?— обратился онъ къ приказчику.
— Паспортъ, Василій Васильевичъ, просрочился, посылаю деньги, надо скоро съ золотомъ отправляться, а паспорта не шлютъ, тороплюсь!
— Да, конечно, безъ паспорта нельзя служить. Спшное — говоришь?
— До зарзу-съ!
— Хорошо, хорошо! Эта посылка тоже спшная!
— Василій Васильевичъ, намъ на станъ почта ость? Управляющій газетъ ждетъ, да посылки: табакъ и сигары, говоритъ, должны получиться.
— Есть, есть,— отвчалъ Василій Васильевичъ:— все есть друзья, и письма, и газеты, и табакъ, и сигары, превкусныя, должно быть!
Затмъ, отстранивъ протягиваемые ему тюки, почтмейстеръ тихо и медленно всталъ, звнулъ и, обращаясь къ посланному, сказалъ съ удареніемъ:
— Поклонитесь отъ меня Парфентію Потапычу,— и вдругъ вышелъ изъ конторы, надвъ шапку, и очутился на крыльц.
— Готово!— спросилъ онъ своего кучера.
— Готово!— отвтилъ тотъ, и скоро за оградой раздались бубенчики. Почтмейстеръ ухалъ.
— Что же это такое!— недоумвали конюхи и посланные:— когда же онъ вернется?!..
— А, должно быть, завтра, а не то и послзавтра,— такъ наказывалъ: гулять похалъ къ фельдшеру, вишь охоту сочини юлъ,— сказалъ, позвывая, сторожъ.
Помявшись и потолковавъ, медленно садились на коней посланцы и нарочные и, покуривая трубки, везли назадъ на пріиски пакеты и посылки, а съ ними и недобрыя всти.

——

Нетерпливо, между тмъ, ходили довренные и управляющіе на пріискахъ и ждали почты: они ожидали газетъ, новостей, писемъ. Скука ихъ задала, и каждая почта была праздникомъ. Управляющіе ждали дловыхъ распоряженій, инструкцій и разршеній отъ хозяевъ. Наконецъ, явились конюха и посланные.
— Ну, шевелитесь! Живе! кричали имъ изъ окна собравшіеся служащіе. Посланные вышли.
— Это что? пакеты назадъ? а почта?!
— Почтмейстеръ приказалъ сказать, что все получено и газеты, и письма, и табакъ!
— Ну, и гд же все это?
— Все у нихъ-съ!— Говоритъ, поклонись… Парфентію Потапычу, а сами сли и ухали, говорятъ, съ фельдшеромъ о—кинскимъ на охоту!
— Господа, вы понимаете, что это значить! а! аспидъ!— воскликнули пріискатели.
Посланные уходили разсдлывать лошадей, а на пріиск обирался совтъ управляющихъ.
— Парфентій Потапычъ! Помогай, ты, вдь, мудрый Соломонъ! Неужели дать? За что ему?! Вдь это, братецъ, Искаріотъ какой-то!— обращались пріискатели къ маститому своему управляющему.
— Что же, братцы, сами выбирайте, иначе безъ почты будемъ сидть… Вс опустили головы.
Прошло два томительныхъ дня. Въ ту же комнату на пріискахъ вошли посланные нарочные, посл новаго посольства въ почтовую контору Василія Васильевича.
— Ну, что дождались?— спрашивали ихъ.
— Дождались!
— Отдали?.. спрашивалъ кто-то на счетъ новаго посланнаго пакета Василію Васильевичу.
— Отдали! Вотъ и почту выдалъ, вотъ газеты, благодаренъ очень! Теперь, говоритъ, циновокъ и веревокъ не нужно. Самъ припасу!
— Аспидъ!— воскликнули присутствующіе и кинулись на посылки и пакеты. Въ резиденціи пріискателей распространился запахъ выписанныхъ табаку и сигаръ. Пролежавъ лишніе два дни у Василія Васильевича, они какъ будто стали еще пріятне. Почтмейстеръ также былъ доволенъ, потирая руки, онъ говорилъ фельдшеру:
— Подемъ, братъ, доканчивать охоту, я пока охотился съ тобою прошлый разъ, двухъ зайцевъ убилъ!..

Добродушный Сибирякъ.

‘Восточное Обозрніе’, No 8, 1886

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека