ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ЧИТАТЕЛЮ
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ЧИТАТЕЛЮ
ОБРАЗЕЦ СРАВНЕНИЯ С ПРОШЛЫМ
‘РАЙСКАЯ ПТИЧКА. МЕЧТАНИЕ’
ВЫВОДЫ ЛИЧНОГО МНЕНИЯ
[24 октября 1928 г.]
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Представление читателю…, Осоргин Михаил Андреевич, Год: 1928
Время на прочтение: 8 минут(ы)
М. А. Осоргин. Заметки старого книгоеда
Если изволите помнить в Москве книжную торговлю Шибанова1, то жил я тут же за углом и даже одно время полагал устроиться при лавке вроде приказчика, но очень был малосведущ, так что Шибанов, на просьбу мою, сказал мне:
— Лучше уж ходи так, любуйся, а о службе поговорим, как присмотришься. Книга, милый мой, не посуду продавать. Да мне и не нужно никого.
Живя же по соседству, заходил я в лавку каждый день, особенно когда знал про новые получки,— и тогда присутствовал при их разборке, очень наслаждаясь новостями. Хозяин со мной не стеснялся, отчасти сам с собой разговаривая, я же внимательно слушал. Иные книжки, если, например, очень изорваны или невысокой цены, а мне понравились, не раз мне дарил или продавал задешево, а и маменька не стесняли меня в деньгах и даже гордились, считая меня за ученого и что это лучше, чем иные с малых лет пьянствуют и скандалят, я же все вечера, бывало, сижу за книжкой, часто брал у Шибанова просто почитать, и он давал без препятствия, вполне мне доверяя.
Вот так я и полюбил старую книгу. После, когда вышел в люди, оставаясь, конечно, при скромных средствах, отказанных мне покойной маменькой, имел я в Москве не то чтобы настоящую книжную торговлю, а так, малую закуту при старом нашем посудном деле. Товар это был неподходящий, и надо мной даже посмеивались — какой книголюб! — но я больше держал книгу для себя, закупая при случае, однако и люди заходили порыться в моем мусоре, иной раз чего и находили. Был однажды такой праздник: попался мне случайно, от одной вдовы, а уж как к ней попал — не знаю, ‘Дон Педро Прокодуранте, или Наказанный бездельник’, комедия будто бы Кальдерона де ла Барка и переведенная с гишпанского на русский (1794), а на самом деле оригинальное сочинение Якова Петровича Чаадаева с намеком на тогдашнего нижегородского экономии директора Прокудина,— книжица редчайшая 2 и попавшая мне в очень хорошем виде, так что даже сам Шибанов мне завидовал и помог продать известному Юдину3, проживавшему в Сибири. Сейчас ихняя вся библиотека находится в Соединенных американских Штатах, значит, там же и моя книжица, вот куда попала!
Все это я рассказываю к тому, что читателю надобно знать, кто с ним дерзает разговаривать. Жизнеописания своего в подробности приводить не стану, и человек я обыкновенный, но по любви к старой книге скажу, что даже ныне, когда и книг настоящих при мне мало и только в памяти да в выписях сохранил много замечательного, я считаю так, что старая книга, без сомнения, нынешних позанимательнее и стоит ее вспомнить как источник мудрости в делах житейских и забавы в досуге, не говоря уже о прелести старых слов, которыми чувства выражаются гораздо лучше, чем если писать по-нынешнему. Мракобесом я не бывал, против новшеств не восстаю, даже на многое согласен хоть сейчас, но только не удивляюсь, как другие удивляются, потому что вижу ясно и имею в многих книгах доказательство, что жизнь наша идет как бы по кругу, откуда начали, туда и опять возвращаемся, а потом снова. И вот свои разные на этот предмет мнения, какие иногда приходят, хочу записывать, а доведется — и напечатать, если где примут.
А как Шибанов, равно как и маменька моя, называл меня книгоедом, то под этим именем и укроюсь. Фамилия моя неизвестная, так что читателю все равно, а мне так даже удобнее.
Как человек грамотный и книголюб с малолетства, читаю, конечно, и нынешние произведения, хотя прямо сознаюсь — без любови и никакого увлечения. И романы, и повести, и рассказы, и книги стихотворений, последние по большей части малопонятные и ни к чему, а также и книги, писанные людьми серьезными, т. е. научного содержания.
И вот, например, пишут сейчас рассказы позамысловатее, как бы надрываясь и все придумывая всякие неожиданности для читателя, а ведь дело не в этом одном, а в естественной приятности изложения и милых слов и чтобы книга меня, читателя, брала высотой изображенных чувств, даже и вызывая попутные слезы, которых стыдиться нечего, но физически никогда не утомляя.
Бабушки же наши, да даже и дедушки в бытность молодыми, над книгой проливали слезы и иные повести так зачитывали, что и отыскать их теперь невозможно. Для примера и для начала расскажу про одну замечательную книжку, которую храню в качестве святыни по чрезвычайной ее редкости и ненаходимости, так что слыхали про нее только настоящие любители нашей породы, а видали совсем немногие. Барышням же и сейчас хорошо бы прочитать ее, ввиду занятности и прелести содержания, нынче так писатель не изобретет и не найдет нужных слов, могущих трогать за самое сердце.
Издана эта книжечка в Санкт-Петербурге в 1841 году под названием ‘Райская птичка. Мечтание’ и снабжена рисунками известного В. Тимма6, резанными на дереве бароном К. Клодтом5. Формата самого удивительного, а именно как бы для жилетного кармана, так что в ширину вот в таком газетном столбике, как этот, уложатся почти две страницы текста. Если разрешите, то позвольте изобразить здесь одну страничку из этой книжечки целиком, в ее величину, хотя буквы в ней, разумеется, более старинны:
И вот, не упуская выражений, данной книжке присущих, позвольте рассказать ее содержание, что некоторым может показаться любопытным и занимательным.
Начинается наша книжка рассказом о народном поверий, господствующем в главном городе плодоносной Бразилии Рио-де-Жанейро, будто бы в окрестных лесах скрывается красивая райская птичка и вылетает лишь раз в год, около дня св. Надежды, всегда вылетом своим предвещая о какой-нибудь важной перемене или событии, так что все, особенно девушки, с любопытством ее ожидают.
Почему же она вылетает, эта птичка?
Потому что очень давно некто молодой граф Сан-Франческо вел в этих местах войну с мужественными индейцами и был однажды сражен почти замертво. Он лежал в жестоких страданиях с другими павшими, между тем как индейские женщины, считая их умершими, предались вокруг них неистовым пляскам, пока не пали в изнеможении. И тогда одна из индеянок, взволнованная более других, не будучи в состоянии заснуть, увидала несчастного раненого португальца, которого внезапно полюбила и укрыла в своей тростниковой хижине, так что никто ничего не подозревал.
Но граф оказался достаточно неблагодарным и однажды, узнав о приближении своих отрядов, хотел покинуть хижину, хотя сострадательная индеянка, упав перед ним на колени, убеждала его остаться ввиду неминуемой опасности и ее к нему любви. Не тут-то было, и португалец, в порыве юношеского нетерпения, пронзил грудь своей спасительницы и убежал в лес.
Но судьба не дремала, и скоро широкие листья бананов и дикого плюща обвились змеями вокруг шеи, ног и рук неблагодарного, который пал от усталости, лишился чувств и обмер. Растения же составили вокруг него гнездо, из которого по весне вылетела райская птичка, предвестница судьбы. Ей определено было летать по лесам, доколе справедливым, чистосердечным поступком, совершенным в ее присутствии, не выкупится неблагодарность португальца.
Так, в ожидании искупительного поступка, райская птичка летала триста лет, по истечении которых произошли события, далее рассказанные в нашей книжке, а именно (излагаю вкратце).
Однажды капитан красивого французского фрегата ‘Эмилия’ послал матросов наловить птиц в девственных лесах Бразилии. Наловили чрезвычайно много, причем один молодой негр, за подарок красного кушака, обещал поймать первую и голосистую, которая покажется из лесу. Действительно, послышалось пенье и появилась наша райская птичка. Негр испугался, но когда ему обещали золотую монету, то он петлей поймал птицу, упавшую без чувств. В ту же минуту негра ужалила в ногу дремавшая раньше змея, после чего с быстротой молнии опять скрылась в сухих листьях, а матросы со смехом доставили птичку на пароход.
После некоторых приключений корабль ‘Эмилия’ приходит в гавань Гавр, имевшую постоянное сообщение с Санкт-Петербургом. Здесь райская птичка была перенесена в лавку разных редкостей, после чего она досталась отъезжавшей в Россию миловидной француженке небольшого роста, с огненными, проницательными глазками. Муж этой француженки занимался преподаванием уроков французского языка, жена же, по прибытии в Россию, находила утешение, постоянно слушая пенье чудной птички, пока муж не стал по-настоящему, хотя и без всяких оснований ревновать жену свою к этой птичке, говоря, что она только ею и занимается. Огорченная молодая женщина решила расстаться с любимой птичкой и действительно подарила ее самой доброй и снисходительной из всех девиц, с которыми успела до того познакомиться. Таким образом птичка наша стала любимицей Наталии Сергеевны А **, влюбленной в молодого, но бедного человека Василия Федоровича Т **.
Прежде чем Наташа сама поняла свое чувство, ее мать уже приготовила ей жениха, соответствующего семейному достоинству, а о благородном и бедном Василии нечего было и думать. Именно в те минуты, когда Наташа, поняв свою любовь и ее безысходность, предавалась грусти, ей принесли райскую птичку, предвестницу судьбы. Но до того ли ей было, до забот ли о птичке, хотя она, в минуты горя, и находила утешение в нежных перекатах ее голоса, то меланхолических, то веселых. Напрасно, однако, райская птичка своим пением умоляла Наташу совершить справедливый и чистосердечный поступок и не пренебрегать пламенной любовью к Васе ради светских расчетов. Однажды, когда молодой человек грустно выходил из дома Наташи, в ту же минуту в переднюю вбежал опрометью высокий лакей в богатой ливрее и спросил:
— У себя барыня?
— У себя,— отвечал швейцар.
— Приехал действительный статский советник М **. И действительно, у крыльца стояла карета, в которой,
развалившись на мягких подушках, восседал какой-то старичок в звездах и крестах. Это был жених Наташи, в скором времени сделавшийся ее мужем.
Пока шли приготовления к свадьбе, про птичку забыли, у нее не было ни зернышка корма, и ей не меняли воды и только приливали, когда она совсем высохнет.
Только несчастный сиротка Ваня, исполнявший в доме самые тяжелые работы, позаботился о птичке, стал менять ей воду и уделять ей часть черствой корки, своей обычной пищи. Когда же хозяйка дома увидала это, она воскликнула:
— Так вот как ты работаешь, негодный мальчишка? Розог!
И бедного мальчика нещадно высекли розгами. И на другой же день несчастная птичка была найдена без дыханья. Один из лакеев украл ее трупик и продал содержателю магазина страусовых и других перьев у Казанского моста, в доме Энгельгардта. Птичку там выпотрошили и поставили за стекло на продажу.
В самый день жалкой кончины несчастной райской птички на двор одной из лучших гостиниц Петербурга въехал дорожный экипаж, и вышедший из него молодой красавец, ни слова не говоривший по-русски, заявил, что он португальский граф Сан-Франческо. В скором времени все в Петербурге стали приглашать его на балы, вечера и обеды, но он не веселился нигде, почти всегда вздыхал, и на лице его выражалось страдание.
Однажды, когда граф, погруженный в мечтания, вышел с Невского на Адмиралтейскую площадь, он увидал вышедшую из магазина молодую даму, на прелестной шляпке которой была райская птичка редкой красоты. Забывшись от восторга, граф подбежал к карете и хотел заговорить с дамой, но та прервала его несвязную речь, и голос португальца замер. Но все же он успел сказать ей, что райская птичка, приколотая к ее шляпе, пробудила в нем невыразимые воспоминания. Когда наконец графу удалось узнать имя молодой красавицы и с нею познакомиться, к прежней его любезности присоединился веселый характер, которым он и победил сердце неприступной женщины.
Когда молодые поехали делать свадебные визиты своим знакомым, то на графине была шляпка с восхитительной райской птичкой, а на запятках их колясочки сидел в костюме английского грума наш старый знакомый, бедный сирота Ваня, которого граф Сан-Франческо, встретив нечаянно на улице, взял к себе в услужение.
Так кончается эта занимательная и редкая книжка6.
Прошу читателя извинить меня за достаточную подробность изложения книжечки, которою зачитывались наши предки в 40-е годы минувшего столетия.
И вот я спрашиваю всякого беспристрастного человека: разве этот рассказ не полон замысловатости, неожиданных происшествий и вместе с тем грустной легкости, возбуждающей прекрасное душевное расположение? При этом он ничем не оскорбляет наших благородных чувств.
Между тем как если прочитать самые, например, отличные рассказы и повести современных писателей, хотя бы ‘Солнечный удар’ писателя Ивана Алексеевича Бунина, или их же ‘Дело корнета Елагина’, или полный начатых и еще не законченных приключений роман ‘Ключ’ М. Алданова 7, то, читая их, хотя бы и с увлечением, не мыслим ли невольно о безумствах человеческой плоти и не приходим ли к печальному убеждению о господстве зла, будучи по окончании чтения совершенно измученными? И то же самое у других писателей. Нужно ли это? Хорошо ли это? Не поощряет ли это неудобных телесных предрасположений молодежи, вместо того чтобы действовать благотворно и возвышающе?
В ‘Райской птичке’ же этого нет, и предмет любви, как и страдания птички, создает возвышенное настроение и вызывает ряд чувств благородных, но и не беспокоящих длительным впечатлением. Замысловатость же та же и не меньшая, притом украшенная прелестными и чувствительными словами.
Поэтому я и предполагаю, что лучшие и наиболее занимательные книги уже все написаны и перечтение их может нам доставить более удовольствия, нежели прочтение новых, только что вышедших из-под пера. К сожалению, многие из лучших старинных книг, подобно ‘Райской птичке’, стали до чрезвычайности редкостны и ненаходимы не только в продаже, но и в старинных книжных собраниях.
В дальнейшем, ежели доведется, позволю себе описать и рассказать еще некоторые редчайшие книжки, ознакомление с которыми может оказаться занятным для читающего поколения.
Представление читателю… ПН, 1928, No 2772, 24 окт.
1 Шибанов П. П. (1864—1935) — один из крупнейших московских букинистов-антикваров.
2 О мистификации с книгой ‘Дон Педро Прокодуранте, или Наказанный бездельник’ (М., 1794) см.: Смирнов-Сокольский Н. П. Рассказы о книгах. М., 1978, с. 130—134.
3 Юдин Г. В. (1840—1912) — промышленник, библиофил. В Красноярске собрал огромную библиотеку, которую в 1907 г. продал библиотеке конгресса США (Вашингтон).
4 Тимм В. Ф. (1820—1895) — график и живописец.
5 Клодт фон Юргенсбург К. К. (1807—1879) — гравер.
6 Н. П. Смирнов-Сокольский предполагает, что автором ‘Райской птички’ был А. Н. Греч (см.: Указ. соч., с. 363—364).
7 Алданов Марк (псевдоним, настоящее имя — Ландау М. А., 1889—1957) — писатель, литературовед. Во Францию эмигрировал в 1919 г. Написал предисловие к книге М. А. Осоргина ‘Письма о незначительном. 1940—1942’ (Нью-Йорк, 1952).