Представители реального романа во Франции в XVII столетии, Борхсениус Екатерина Иринеевна, Год: 1888 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 117 минут(ы)

ПАНТЕОНЪ ЛИТЕРАТУРЫ.

ПРЕДСТАВИТЕЛИ РЕАЛЬНАГО РОМАНА ВО ФРАНЦІИ въ XVII столтіи.

Изслдованіе Е. И. Борхсеніусъ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Н. А. Лебедева, Невскій проси, д. No 8.
1888.

I.

Справедливо говоритъ Фердинандъ Лотейзенъ, въ предисловіи къ своему обширному труду ‘Geschichte der franzsischen Literatur in XVII Jahrhundert’, что самымъ блестящимъ и долговчнымъ памятникомъ величія Франціи въ этомъ вк остается ея литература. Время и исторія показали, насколько призрачно было ея политическое могущество, хотя она и заняла первенствующее мсто среди европейскихъ государствъ путемъ блестящихъ войнъ, а абсолютизмъ монархической власти сплотилъ и объединилъ вс разнородные элементы, составлявшіе тогдашніе классы общества. Нужно правду сказать, что ореолу этой монархической власти много содйствовала литература, которая занимала такое видное мсто въ жизни современниковъ Людовика XIV-го. Громкія имена представителей этой эпохи покрыли себя неувядаемой славой и даже въ настоящее время не утратили своего значенія, хотя почти два стол. прошло съ тхъ поръ. Съ начала и до конца этого замчательнаго вка мы видимъ въ французскомъ обществ необыкновенно сильную работу мысли и фантазіи. Литературой занимаются и интересуются ршительно вс, начиная съ короля и его двора и кончая бродягами и постоянными постителями кабаковъ. Стремленіе къ ней до такой степени охватило всхъ, что оно словно носится въ воздух. Прекрасная почва для развитія талантовъ! Поэтому мы видимъ, что рядомъ съ именами Корнеля, Расина. Мольера, Декарта, Паскаля, Лафонтена и десятковъ другихъ выдающихся писателей, проходить множество другихъ, не пользующихся такой громкой извстностью, но тмъ не мене имвшихъ свое очень большое значеніе въ общемъ теченіи литературы. Они стоятъ въ тни, работаютъ незамтно, становятся иногда въ невидимую, а иногда и въ открытую оппозицію съ современной жизнью и съ литературными идеалами. Часто въ ущербъ собственнымъ интересамъ, они отстаиваютъ свои взгляды и ведутъ за нихъ ожесточенную борьбу, свободно критикуютъ то, что заслуживаетъ критики, хотя-бы признавалось всми инымъ. Это новаторы въ литератур, они пролегаютъ новые пути и даютъ ей новыя формы и содержаніе. Однимъ словомъ, это представители подпольнаго литературнаго движенія, которое идетъ параллельно съ другимъ теченіемъ, ложно классическимъ, консервативнымъ, съ литературой двора. Эти два теченія находятся въ постоянной борьб, причемъ консервативное находитъ громадную поддержку въ самомъ обществ, его литературныхъ вкусахъ, въ традиціяхъ времени и, наконецъ, при двор, тогда какъ противоположное ему, деструктивное или реальное теченіе, по самому характеру своей дятельности, является достояніемъ лишь извстнаго кружка людей и притомъ преимущественно низшихъ классовъ общества. Однакоже, несмотря на вс трудности, мшающія ему развиваться правильно, оно мало-по-малу вытсняетъ старыя формы — искусственность и фальшь прежнихъ любимыхъ образцовъ, и даже создаетъ самостоятельную литературную форму — genre burlesque, съ одной стороны, а съ другой, реальный романъ — сатирическій, комическій и бытовой.

Сила и живучесть, появившіяся въ представителяхъ этого движенія, показываютъ, что оно было естественно и своевременно, иначе не получило-бы такого блестящаго развитія, достигнувъ въ конц вка своего апогея въ лиц Lesage’а и сдлавшись родоначальникомъ современнаго реальнаго французскаго романа, которому служило подготовленіемъ и оказало большія услуги. Кром этого, на важность и своевременность его указываетъ то обстоятельство, что новое литературное движеніе появилось въ конц XVI-го и начал XVII-го вковъ во всей Европ, а во Францію проникло даже поздне, чмъ въ Италію и въ Испанію. Весь предшествовавшій вкъ и особенно итальянское Возрожденіе дали такой сильный толчекъ человческой мысли (наук и искусству), что понадобилось немало времени, пока мысль и фантазія переработали этотъ громадный новый матеріалъ, и онъ вылился въ дивныхъ картинахъ художниковъ, неподражаемыхъ псняхъ поэтовъ, остроумныхъ новеллахъ. и наконецъ, въ новыхъ путяхъ философской мысли. Все это, вмст взятое, не могло не вліять на толпу. Съ возвышеніемъ городовъ и буржуазіи, народъ поднялъ голову не только какъ политическая единица, но и въ область искусства внесъ боле свжіе и здоровые элементы. Лихорадочная умственная дятельность, кипучая жизнь городовъ, ломка и критика стараго, созиданіе новыхъ формъ жизни — до пасторали-ли тутъ?.. Дйствительная жизнь съ ея радостями и печалями давала себя чувствовать на каждомъ шагу. Поэтому рыцарскіе романы съ ихъ туманными идеалами и неземными героями и героинями утратили всякое значеніе, а новыя произведенія по своему содержанію подходятъ ближе къ дйствительной жизни.

Въ Италіи лучшіе писатели и крупные таланты, съ Дантомь в’ глав, создаютъ тотъ чудный, богатый итальянскій языкъ, которымъ написана ‘Божественная Комедія’. Попытки реальнаго романа хотя въ неопредленной и первичной форм появляются въ Италіи же, въ лиц Теофила Фоленго (1491—1544), автора четырехъ произведеній. Изъ нихъ ‘Opus macaronicum’. написанные наполовину латинскими стихами, на половину народнымъ языкомъ, послужили матеріаломъ для Rablais, который много черпалъ изъ нихъ и не разъ цитировалъ въ своихъ произведеніяхъ. Такъ типъ Зингара, встрчаемый у Фоленго, однороденъ съ Панургомъ у Rablais, и Санчо-Пансой Сервантеса. У Пудьчи и Аріосто (1414—1533) также ясно замтно ироническое отношеніе къ средневковымъ героямъ, они не врятъ въ ихъ реальность и, чтобы отмнить искусственность, длаютъ попытки къ созданію новыхъ типовъ, какъ сдлалъ Пульчи въ своей ‘Morgante maggiore’. Во всякомъ случа, итальянское вліяніе сказалось несравненно слабе испанскаго, оба они тсно связаны съ политической жизнью Франціи. Съ водвореніемъ принцессъ изъ дома Медичи начинается вкусъ къ итальянской литератур и языку, еще раньше, впрочемъ, явившійся во Франціи вслдствіе войнъ, веденныхъ на полуостров. Испанское вліяніе особенно сильно проявилось при Людовик XIII, съ принцессами австрійскаго дома. При Richelieu гама Анна Австрійская и вс ея приближенные искали и находили поддержку въ Испаніи противъ всесильнаго министра. Во время фронды, враги Мазарини вдались въ Hispanisme и пользовались сочувствіемъ Испаніи и въ ней искали убжища въ случа опалы и невозможности оставаться въ предлахъ. Франціи. Вмст съ политическимъ вліяніемъ, переводы и подражанія наводнили французскую литературу, и въ ней развивается любовь и вкусъ къ этимъ новымъ образцамъ. Между тмъ, Испанія первая даетъ намъ яркія, живыя картины народной жизни съ сатирическимъ направленіемъ, полныя юмора и злой насмшки надъ высшими классами. Исторіи бродягъ, плутовъ и шарлатановъ, ихъ многочисленныя приключенія, неудачи, столкновенія съ знатными и богатыми людьми, отчего они длаются еще хуже, составляютъ сюжетъ Novellos picares. Рядъ ихъ начинаетъ Донъ-Діего де-Мендоза (1563—1575) романомъ ‘Lazarilo de Tonnes’..Мальчикъ изъ Саламанки и его жизнь, исполненная несчастій и приключеній, служитъ неистощимой темой для различныхъ варьяцій и подражаній. За Мендозой слдуютъ Маттео Аллемано и его извстный романъ ‘Гусманъ Альфарачскій’ и Кеведо, имвшій особенно большіе вліяніе на французскихъ писателей. Въ 1605 году переводится ‘La picara Justina’ — Плутовка Юстина. Антонія Пересъ и ‘Diablo conjuelo’ — Хромой Бсъ. А въ 1607 печатается ‘Le diable boiteux Le Sage’а’. Въ 1617 году появился ‘Донъ-Кихотъ’ Сервантеса, и былъ немедленно переведенъ. Особенно сильно отразилось его вліяніе на Сорел въ ‘Francion’ и преимущественно на его роман ‘Berger Extravagant’, который, въ свою очередь, вызвалъ множество подражаній. Испанское вліяніе сказывается сильне всего отъ 1600—1650 г. Нельзя не упомянуть о боле раннихъ писателяхъ, творц испанскаго Декамерона и автор восточныхъ сказокъ — граф Люконар и cavalier Marini.

Между тмъ какъ французское общество зачитывалось переводными романами, національные образцы, даже такіе крупные, какъ напримръ Rablais. оставлялись почти безъ всякаго вниманія. Слдствіемъ подражательности является водвореніе пастушескаго любовнаго романа, представительница котораго Астрея Дюрфэ пользуется громаднымъ и продолжительнымъ успхомъ. Этотъ романъ подражателенъ по форм, но по духу — совершенно національное и оригинальное произведеніе, вызвавшее очень много подражаній съ такимъ-же сантиментально-идеальнымъ направленіемъ. Этотъ родъ романовъ не былъ жизненнымъ: онъ ране реальнаго достигаетъ своего высшаго развитія и заканчивается, но заслуга его въ томъ, что онъ далъ новую опредленную форму, которую потомъ начали пополнять различнымъ матерьяломъ. Кром того, произведенія этого рода являются звеномъ между греческимъ любовнымъ романомъ, амадисами и пасторалью. Они находятся въ гармоніи съ соціальными и литературными тенденціями своего времени, поэтому имютъ такой большой успхъ и развиваются совершенно свободно. Сначала возникаетъ политическій романъ, затмъ аллегорическій, религіозный и заканчивается любовнымъ и психологическимъ. Представители этого направленія — хотя не особенно даровитые, зато чрезвычайно трудолюбивые люди, написавшіе съ любовью и даже съ энтузіазмомъ безконечные томы длиннйшихъ романовъ. Къ 30-мъ годамъ столтія продуктивность и жизненность ихъ нсколько слабетъ. Въ ‘Cyrus’ и въ Princesse de Glaive’ идеалистическій романъ достигъ наибольшей высоты и чистоты. Вліяніе идеальнаго романа отразилось больше всего на національной драм, а реальнаго — на комедіи.

Что-же касается до параллельнаго ему реальнаго теченія, то на немъ отразились вс элементы туземнаго вліянія, хотя послднее скоре было только вншнимъ и не захватывало глубоко произведеніи литературы. Богатство содержанія какъ идеальному, такъ и реальному роману давало само французское общество. Въ самомъ дл, какую бездну разнообразныхъ оттнковъ мы въ немъ встрчаемъ! Кажется, ни одинъ вкъ не вмщаетъ въ себ такихъ крайностей, такихъ рзкихъ контрастовъ! На ряду съ глубиной и серьезностью мысли, стоитъ само? невозможное легкомысліе. Декартъ, Паскаль, Bossuet и Larochfoucauld, а въ pendant къ нимъ цлая литературная богема, писатели libertins по взглядамъ и по жизни, это веселые малые съ легкимъ эпикурейскимъ взглядомъ, съ погоней за наслажденіями во что-бы то ни стало, не думая о завтрашнемъ дн, и наконецъ съ узкимъ эгоизмомъ и распущенностью нравовъ: М-me de Svign, М-elle de Scudry и Ninon de Lenclos. Напускное и искреннее благочестіе, даже ханжество, уживаются рядомъ съ свободомысліемъ и атеизмомъ, наивная вра въ идеалы и полный скептицизмъ, положительная философія, высокая нравственность и развратъ. Наконецъ — Htel de Rambouillet съ его педантизмомъ и безконечными спорами о каждой букв и Cyrano de Bergerac съ широкимъ, небрежнымъ стилемъ, пишущій вн всякихъ правилъ грамматики и приличій. И вс эти контрасты являются въ такихъ яркихъ опредленныхъ образахъ. Это-ли еще не богатый и разнообразный матерьялъ для писателя! И мы дйствительно видимъ, что литература и жизнь идутъ рука объ руку. Одна служитъ живымъ и талантливымъ выраженіемъ другой. Въ этомъ-то живомъ источник черпаютъ для себя матерьялъ представители реальнаго романа. Причина, почему испанскій романъ picaresco имлъ такое большое вліяніе, заключается также въ національномъ характер французовъ. Ихъ живой и насмшливый умъ, склонный осмивать все, даже то, что прежде служило предметомъ поклоненія, нашелъ себ богатую пищу въ романахъ остроумныхъ испанцевъ. Онъ не только усвоилъ, но развилъ и дополнилъ эту литературную форму. Съ другой стороны, французъ по натур практиченъ и далекъ отъ заоблачныхъ мечтаній, поэтому вс его увлеченія являются порывомъ и скоро проходятъ. Дйствительная жизнь, во всемъ ея разнообразіи, занимаетъ и поглощаетъ его, онъ пользуется каждымъ удобнымъ случаемъ, чтобы похохотать и поострить, оттого неглубокая сатира и шутовской характеръ реальнаго романа приходятся какъ нельзя боле по вкусу большинству и понятны масс. Кром того, развитію его благопріятствуетъ соціальный строй: нигд буржуазія не достигаетъ такого значенія и силы, какъ во Франціи, не только тогда, но даже и теперь, а потому сцены изъ мелкой обыденной жизни, составляющія сюжетъ романовъ въ стил picaresco, находятъ самый разнообразный источникъ въ правахъ и бытовой жизни буржуазнаго общества. Благодаря тому, что тогда вс интересовались литературой: и образованные люди, и малообразованные, писали и таланты, и бездарности,— въ литератур замчалось безпрерывное движеніе впередъ, которое, несмотря на ошибки и заблужденія, постепенно вырабатывало прекрасныя произведенія, помогало крпнуть и развиваться талантливымъ людямъ. Наконецъ, des chocs des opinions jaillit la vrit, а представители реальнаго теченія находились въ безпрерывной борьб съ защитниками старыхъ традицій, такими-же страстными энтузіастами и защитниками своихъ взглядовъ. Въ начал вка реальный романъ подаетъ большія надежды, затмъ къ 60-мь годамъ замираетъ и уступаетъ мсто новелл, комедіи и historiettes,— а въ конц вка снова оживаетъ и достигаетъ самаго блестящаго развитія. Самымъ существованіемъ своимъ онъ постепенно создаетъ теорію и критику романа. Въ комическихъ и сатирическихъ романахъ мы встрчаемъ вяніе стараго французскаго духа временъ Rablais, которое связываетъ XVI вкъ съ XVIII, Rablais съ Вольтеромъ, Diderot и Mercier, и представляетъ собой отзвукъ старинныхъ fabliaux. Это протестъ зіраваго смысла, хотя грубаго и насмшливаго, противъ тонкостей и жеманства, противъ фальшиваго языка и фальшивыхъ чувствъ. Это прототипъ современнаго реальнаго романа, въ которомъ видны наблюдательность и критическій анализъ жизни.

II.

Наиболе полными и талантливыми выразителями этого направленія являются Charles Sorel, Paul Scarron и Antoine Furelire, а до нихъ и параллельно съ ними идетъ цлый рядъ мене извстныхъ писателей, которые не создали чего-либо цльнаго и замчательнаго, но обладали большей или меньшей степенью таланта и несомннно имли, вс вмст, о генъ большое вліяніе на существованіе и развитіе реальнаго теченія. Большинство изъ нихъ были талантливые, но эксцентричные и легкомысленные люди. Они разбрасывались въ разныя стороны, мельчали и длали гораздо меньше, чмъ моглибы сдлать. По убжденіямъ своимъ ‘libertins’, они вели веселую, безпорядочную жизнь и за бутылкой тратили ни за что физическія и нравственныя силы, а часто и совсмъ губили свои таланты.

Односторонность ихъ выражается въ отсутствіи поэзіи и литературныхъ идеаловъ и принциповъ. Они не врить ни въ красоту души, ни въ возвышенныя чувства, ихъ ядовитая насмшка не знаетъ ничего святого. Въ нкоторыхъ отношеніяхъ они напоминаютъ фламандскихъ художниковъ, въ картинахъ которыхъ чрезвычайно яркія краски, множество живыхъ лицъ и людей, смшныя неприличныя сцены, и все-таки это не есть настоящая жизнь, а только одна ея вншняя и притомъ отрицательная сторона. Здсь нтъ духовнаго человка, во всхъ безконечныхъ проявленіяхъ его божественнаго начала. Они нападаютъ на изысканность стиля своихъ противниковъ, а сами пишутъ небрежнымъ языкомъ, безъ всякаго плана и послдовательности. Только у немногихъ есть наклонность къ поэзіи, но она выражается своеобразно, грубовато и, во всякомъ случа, ее стараются подавить, развивая вс другія стороны таланта въ ущербъ этой.

Между второстепенными представителями реальнаго движенія первое мсто безусловно принадлежитъ Cyrano de Bergerac. Онъ жилъ въ первой половин XVII вка (1620) и писалъ въ эпоху Richelieu, и особенно при Мазарини, когда фронда возбудила въ литератур страстную журнальную полемику. Онъ гасконецъ по рожденію, его безпокойный, насмшливый и чрезвычайно живучій темпераментъ отразился на всей его дятельности. Онъ типичный выразитель своего времени и особенно того неопредленнаго, разнообразнаго, не установившагося движенія, которое переживала литература времени броженія и крайностей. Поэтому и въ его сочиненіяхъ не достаетъ порядка и гармоніи, нтъ законченности и отдлки. Онъ живетъ бурной безпорядочной жизнью, переходитъ отъ дуэли и шпаги къ литературной работ, и затмъ опять принимается за дуэль или кутить напропалую въ веселой компаніи подобныхъ ему удальцовъ. Если бы онъ пожилъ дольше, созрлъ духовно и разнилъ природный талантъ, то наврное занялъ-бы мсто среди выдающихся писателей. У него огненный темпераментъ и пылкое, не знающее никакой узды воображеніе, поэтому его произведенія блещутъ яркостью красокъ и жизнью, но это отрывки, эскизы, хотя порою полные истиннаго краснорчія, несмотря на недодланность и небрежность стиля. Онъ поражаетъ иногда смлостью мысли и своею оригинальностью, чего у заурядныхъ писателей нельзя встртить. Наибольшей извстностью пользуются его Histoires Comiques’. Хотя ‘Письма’ считаются гораздо ниже, но за-то они имютъ автобіографическій интересъ и представляютъ собою сборникъ мало-извстныхъ историческихъ документовъ.

Первая часть этихъ писемъ состоитъ изъ описаній природы (morceaux descriptifs), маленькихъ поэмъ. Bergerac старается показать, что онъ не признаетъ красотъ природы, и маскируетъ свои внутреннія чувства шутовскимъ оборотомъ рчи. Стыдиться пониманія красоты — былъ принципъ людей его школы, хотя тамъ, гд онъ перестаетъ быть шутовскимъ во что-бы то ни стало, у него проявляется такое тонкое пониманіе природы, описанія ея такъ прочувствованы, дышатъ іакои свжестью, что онъ, самъ того не сознавая, наврное былъ поэтомъ въ душ. Въ погон за оригинальностью и новизной онъ шелъ по ложному пути, отрицая прекрасное, если только оно казалось ему старымъ и давно извстнымъ.

Его письма противъ колдуновъ (‘Lettres contre les sorciers‘) поражаютъ свободомысліемъ и отрицаніемъ всякихъ предразсудковъ, что было необычайной смлостью въ то время.

‘Нельзя признавать что-либо за истину потому только, что вс такъ думаютъ, тогда какъ здравый смыслъ не соглашается и не можетъ признать ее таковою’, говоритъ онъ въ одномъ мст:— ‘значитъ вс ошибаются потому только, что имъ лнь думать и они берутъ на вру готовыя чужія мысли’.— Эта боязнь идти за толпой по протоптанной дорожк, быть въ числ стада барановъ, длаетъ его независимымъ и заставляетъ искать новыхъ путей. Въ этомъ его сила и его слабость. Наибольшій интересъ представляютъ ^lettres satiriques‘. Въ нихъ особенно сильно проявляется его неукротимое краснорчіе, самоувренный высокомрный тонъ и языкъ острый, какъ лезвее шпаги, которую онъ всегда былъ готовъ пустить въ ходъ. Въ ‘lettres contre un pdant’ Bergerac осмиваетъ самый ненавистный ему родъ людей: первый его наставникъ, деревенскій священникъ, внушилъ ему своеи особой непреодолимое отвращеніе къ педантизму. Въ ‘lettres contre les mdecins’ Bergerac высказываетъ ту мысль, что врачебная паука состоитъ въ одномъ: отправить человка на тотъ свтъ по всмъ правиламъ, а совсмъ не въ томъ, чтобы помогать и облегчать болзни. Въ нападкахъ на своихъ литературныхъ враговъ: D’Assoucy, Scarron’а и другихъ Bergerac не знаетъ никакихъ границъ. Приведемъ образчикъ журнальной полемики, которая практиковалась всми и представляла самый обычный образецъ литературной вражды. Вотъ что онъ пишетъ по адресу D’Assoucy:

‘Un petit homme laid, fort sal et fort puant, же rapprochant beaucoup de la physionomie du singe et du magot, aux dents longues, au nez retrouss impie, libertin, bavard, jasant et frtillant sans intervalle si bien qu’on et cru volontiers que sa parole tait le son produit par le mouvement perptuel de ses nerfs desschs, raisonnant comme les cordes d une aigre guitare…. Il tait gueux, avare, tricheur au jeu, crible de dettes et toujours affam’. Еще ядовите, если только это возможно, его нападки на Scarron’а, который во время фронды сталъ во глав литературныхъ враговъ Мазарини. Большинство примкнуло къ Скаррону, но Bergerac вооружился одинъ противъ всей пишущей братіи. Въ данномъ случа, его симпатіи къ Мазарини можно объяснить только неугомоннымъ духомъ противорчія. Онъ. ярый защитникъ свободы мысли, слова и религіи, становится на сторону деспотической монархіи и церковной власти со всми ея прерогативами! Его литературная полемика иметь историческій интересъ, потому что онъ задваетъ всхъ участниковъ фронды и разбираетъ ихъ по косточкамъ, кром того, хотя не глубоко, но все-же затрогиваетъ цлую массу политическихъ взглядовъ, порожденныхъ фрондой. Онъ споритъ противъ нихъ, да въ сущности и противъ себя, въ консервативномъ дух и, увлекаясь, поднимается до истиннаго краснорчія. Скаррона онъ не щадитъ ни въ чемъ, даже глумится надъ его болзнью, и сравниваетъ бднаго калку съ лягушкой, квакающей у подножія Парнаса: ‘Sans mourir il а cess d’tre homme, il n’en est plus que la faon!..’

За-то въ ‘lettres amoureuses’ Bergerac скученъ и однообразень, въ его хвалебныхъ посланіяхь нтъ ни чувства, ни смысла. Они посвящены герцогу d’Arpajon, къ покровительству котораго ему пришлось прибгнуть, несмотря на самостоятельный характеръ. Подобная непослдовательность была данью вку — вс такъ длали. ‘Письма’ его были собраны и изданы въ 1653 году, черезъ два года посл смерти.

Изъ остальныхъ сочиненій заслуживаетъ вниманія ‘L’Histoire comique des Etats et Empire de la lune et du soleil’. Это одна изъ первыхъ и очень удачныхъ попытокъ написать фантастическое и аллегорическое путешествіе, она служитъ прототипомъ Вольтеровскаго Microm&egrave,gas’а. Въ этомъ сочиненіи дв стороны: одна шуточная и фантастическая, другая серьезная и касается общихъ философскихъ вопросовъ. Прикрываясь шутливой формой, онъ говоритъ о начал вещей, о безконечномъ, о безсмертіи души, объ ум животныхъ и т. п. На немъ отразилось вліяніе Декарта, хотя по убжденіямъ онъ принадлежитъ къ школ Гассенди.

Разобравъ нсколько подробне этого главнаго представителя литературной богемы, мы можемъ назвать много другихъ мене извстныхъ, но не безъ пользы потрудившихся для общихъ вопросовъ литературы, напр., Dassoucy, Du Marais, Duverdier, Teophil Viaud, глава ‘des po&egrave,tes libertins, libres penseurs et des philosophes des tavernes et des cabarets. Вся мелкая печать видла въ немъ свой идеалъ, своего патріарха. Его судили за атеизмъ, и онъ окончилъ свои дни въ заточеніи. Онъ имлъ несомннный литературный талантъ, писалъ и прозой и сти хами, хотя рядомъ съ прелестными попадаются совершенію безцвтные и никуда негодные.

Saint—Amant — король пьяницъ, никто не могъ его превзойти въ этомъ отношеніи. Въ немъ были задатки истинной поэзіи и онъ любилъ природу, любилъ ее описывать, натура его вся состояла изъ контрастовъ. У него везд свтъ и тнь, даже въ краскахъ, въ цвтахъ, въ живой шутливой выразительности картинъ и въ ихъ тривіальности. Онъ любилъ останавливаться на описаніяхъ уродливаго и безобразнаго.

Къ такому-же типу принадлежалъ и Chapelle, ученикъ и страстный поклонникъ философіи Гассенди, человкъ чрезвычайно веселаго и общительнаго характера. Онъ любилъ веселую жизнь литературной богемы, гд и’ стоянно кутили, пли, дрались, писали и воспвали свою беззаботную жизнь, напримръ, въ вакхическихъ одахъ Basselin, Valdo Vire, Roger de Collraye и другихъ. Ему нравилась эта жизнь, поддающаяся всмъ прихотямъ и превратностямъ судьбы, и ихъ девизъ: ‘хоть день, да мой.’ У него лично не было недостатковъ, присущихъ большинству: дикихъ фантазій, лни ума, разнузданнаго воображенія, языческой чувственности и полнаго скептицизма. Напротивъ, онъ писалъ немного, но хорошимъ языкомъ, и былъ тонкій цнитель литературы, причемъ никогда не гнался за литературной славой, а писалъ только какъ любитель. Его ‘Voyage’ и ‘Description de Saint Lazare’ въ свое время пользовались большой извстностью.

Кром этой группы второстепенныхъ писателей, мы встрчаемъ еще другую, которую Boileau опредлилъ названіемъ Je po&egrave,te crott‘. Къ ней принадлежатъ нищенствующіе писаки, часто живущіе безъ крова и безъ хлба, ведущіе чисто цыганскую жизнь: сегодня здсь, завтра тамъ. Они готовы написать все, что угодно, лишь-бы перехватить деньжонокъ и пость. Съ этой цлью они писали преимущественно посвященія и хвалебные стихи лицамъ, отъ которыхъ надялись получить милостыню. Типъ подобнаго нищенствующаго поэта описываетъ Фюретьеръ въ послднихъ главахъ своего ‘МщанскагоРомана’, приводя подлинникъ переписки умершаго писателя Митофи лакта. Изъ такихъ римоплетовъ наиболе извстенъ Marc de Maillet (1652), личность съ большимъ самомнніемъ и претензіями на талантъ, а главное — съ большимъ аппетитомъ. Стихи его шероховаты, написаны дурно и темны по смыслу. Боле другихъ ему удавались эпиграммы. Его жизнь, мизерная, полная тривіальныхъ приключеній, отразилась цликомъ на его сочиненіяхъ. Произведенія его и литературной богемы вообще тсно связаны съ жизнью des cabarets littraires du XVII si&egrave,cle. Вино было главной и необходимой потребностью ихъ Существованія, подъ вліяніемъ его они слагали свои веселыя и грустныя псни. Французы всегда любили уличную жизнь, толпу, поэтому въ этихъ застольныхъ пирушкахъ участвовали, кром писателей, люди всхъ положеній, политическихъ партій и оттнковъ. Даже аристократы, придворные и государственные люди, преимущественно, впрочемъ, недовольные и тяготившіеся этикетомъ двора, охотно посщали эти веселыя сборища. Тутъ на свобод они могли обмниваться взглядами, читать свои стихи и спорить въ табачномъ дыму при звон бокаловъ. Эти такъ называемые ‘cabarets’ замняли современныя кафё, отличались богатствомъ убранства и имли свои оттнки и свой политическій характеръ. Особенно большой извстностью пользовались въ свое время La croix de Larraine, куда собирались вс такъ или иначе заинтересованные вопросами литературы и политики и подонки богемы и аристократіи, Le Cabaret du mouton blanc а la Pomme de Pin и многіе другіе.

III.

На такой-то литературной почв возникъ и началъ развиваться реальный романъ въ тсномъ смысл этого слова. Сначала печатаются отрывки ‘Комическаго Романа’ Теофиля Віо и затмъ появляется La Vraie ‘Histoire comique de Framcion‘ Charlesbi Sorel’я въ 1622 г.— если не самое лучшее, за-то наиболе популярное изъ всхъ произведеній этого рода.

Charles Sorel родился въ Париж въ 1597 году, а умеръ въ 1674. Онъ принадлежалъ къ буржуазной семь, но получилъ отличное образованіе и воспитаніе. Въ немъ было два человка: одинъ серьезный ученый, исторіографъ Франціи, труженикъ, написавшій много серьезныхъ сочиненій, другой — авторъ романа ‘Francion’, склонный къ буфонад, къ циничнымъ и грубымъ выходкамъ, безпощадно ругающій своихъ литературныхъ враговъ. Нужно отдать ему справедливость, что, несмотря на свое тщеславіе и многія другія несимпатичныя черты, онъ не заискивалъ покровительствъ знатныхъ лицъ, и никому не кадилъ изъ-за личныхъ выгодъ. ‘Francion вышелъ одновременно съ Астреей ‘Duif’ и служитъ такимъ образомъ доказательствомъ существованія двухъ параллельныхъ теченій, діаметрально противоположныхъ по духу. Оба эти произведенія имли громадный, неслыханный успхъ у публики. Франсіонъ выдержалъ 60 изданій. Сорель почему-то не хотлъ открыто признавать себя его авторомъ, хотя вс отлично это знали и безъ огласки имени. Причина успха этого романа зависитъ не отъ особенныхъ его достоинствъ, но отъ различныхъ постороннихъ условій.

Sorel написалъ его, во-первыхъ, съ цлью оживить память о Rablais, котораго онъ былъ восторженнымъ поклонникомъ и принималъ этого писателя за идеалъ, во-вторыхъ, съ цлью противопоставить свой романъ слезливымъ и сантиментальнымъ любовнымъ романамъ, съ Астреей во глав, которые наводнили тогдашнюю литературу. Онъ объявляетъ непримиримую войну господствовавшему вкусу, покровительствуемому дворомъ. ‘Francion’ по содержанію ‘roman de moeurs’ — нравоописательный романъ, хотя въ немъ также есть интрига, но она сшита блыми нитками. Сорель предвидлъ, что одни наблюденія, критика и насмшки не привлекутъ вниманія публики и не сдлаютъ его популярнымъ — ошибка въ которую за то впалъ Фюретьерь и многіе другіе,— и не ошибся въ разсчет. ‘Francion’ пользовался громаднымъ успхомъ именно потому, что это настоящій романъ въ стил picaresco, на немъ сильно отразилось испанское вліяніе, особенно Донъ-Кихота Сервантаса. Если-бы ‘Francion’ пользовался успхомъ вслдствіе реализма, то въ обществ замчалась-бы тенденція къ реальному, но мы этого не видимъ. Цлая группа писателей и даже Фюретьеръ не имютъ успха и читаются неохотно. Приходится прійти къ тому заключенію, что боле всего нравились грубому и неразвитому вкусу публики смшныя приключенія и сальные анекдоты, на которые имъ, но примру Rablais, такъ щедръ и которые дйствуютъ на грубые инстинкты толпы. Теперь ‘Франсіонъ’ полезенъ для изученія различныхъ сторонъ интимной жизни парижанъ: моды, обычаевъ, смтныхъ увлеченій и нкоторыхъ бытовыхъ особенностей. Въ роман нтъ опредленнаго плана и руководящей мысли, приключенія героя служатъ искусственнымъ звеномъ, соединяющимъ въ одно цлое разбросанныя сцены и характеры. Одна картина чередуется съ другой, какъ въ калейдоскоп. Авторъ приводитъ читателя въ книжныя лавки, школы, таверны, въ замки бароновъ, въ города и деревни, и знакомитъ его съ массой лицъ: тутъ и шарлатаны, придворные люди, плуты, воры, педанты, законники, кутилы, писатели. Весь этотъ сбродъ, правду говоря, часто возмущаетъ нравственное чувство читателя. Герой — молодой праздношатающійся человкъ, сомнительной нравственности, хотя по рожденію принадлежитъ къ старинной дворянской фамиліи Онъ рано остается одинокимъ, прізжаетъ въ Парижъ и здсь попадаетъ въ кругъ литературной богемы, преимущественно въ подонки ея. Сорель не стсняясь подробно описываетъ плебейскій міръ, котораго касаться такъ тщательно избгали его противники. Затмъ Франсіонъ путешествуетъ въ провинціи и попадаетъ въ замокъ къ богатому барону. Онъ разсказываетъ ему свое дтство, бгство изъ школы и скитанія въ Париж, знакомство съ однимъ высокопоставленнымъ лицомъ, въ которомъ можно узнать сходство съ герцогомъ Орлеанскимъ. Изъ замка барона Франсіонъ отправляется путешествовать въ Италію и, подъ видомъ чудеснаго доктора, дурачитъ людей. Въ Рим онъ знакомится съ молоденькой вдовой, женится на ней, они вмст прізжаютъ въ Парижъ, гд и оканчиваютъ дни свои мирными буржуа.

Въ основ этого романа лежать истинныя приключенія и не трудно узнать нкоторыхъ живыхъ, даже историческихъ лицъ. Тогда была мода писать портреты, маскируя ихъ вы мышленными именами и обстановкой. Напримръ, въ школьномъ педант, Гортензіус, который въ своей наивной гордости все время говоритъ аллегоріями и дурнымъ вычурнымъ языкомъ, Сорель хотлъ представить въ смшномъ вид своего современника, извстнаго прозаика Jean Balsac‘а (1594—1654), имвшаго громадное и благотворное вліяніе на чистоту языка и нравственность прозаическихъ сочиненій, и большого поклонника классическихъ образцовъ. Въ свое время его считали великимъ авторитетомъ. Особенно достается отъ Сореля мелкимъ поэтамъ, страдающимъ стихоманіей, съ ихъ страстью писать хвалебныя оды, а также педантамъ, готовымъ зарзаться въ спор изъ-за какой нибудь буквы и считающимъ себя способными пересоздать французскую орографію. Стиль самого Сореля тяжелъ, небреженъ, необработанъ и совершенно лишенъ красокъ и живыхъ образовъ. Въ этомъ писател мы видимъ не только полное отсутствіе поэзіи, но глумленіе и отрицаніе ея, въ чемъ-бы только она ни проявлялась. При этомъ вс дйствующія лица — развратные, или дурные, испорченные люди, изображенные слишкомъ неестественно и грубо. Сорель мало талантливъ, въ немъ есть задатки творчества, но нтъ достаточно силъ развить ихъ при всемъ желаніи и трудолюбіи. Нкоторые писатели пользовались имъ какъ матерьяломъ, напримръ, Мольеръ взялъ для своего Гарпагона нкоторыя черты того-же педанта Гортензіуса, который проектировалъ планъ путешествія на луну. Идеей этого послдняго воспользовался Cirano de Bergerac въ своемъ путешествіи на луну. Несмотря на весь свой цинизмъ, Сорель остается благочестивымъ католикомъ, нигд не затрогиваетъ религіозныхъ вопросовъ, и даже порицаетъ Marot и Маргариту Наваррскую, за то, что они помщаютъ въ своихъ сказкахъ и новеллахъ духовныхъ лицъ. Однакожъ, цль его поразить своихъ противниковъ не была достигнута сразу, Астреей и рыцарскими романами зачитывались по-прежнему, и Сорель выходилъ изъ себя. Тогда все, что онъ писалъ до тхъ поръ, кажется ему недостаточно сильнымъ, и онъ печатаетъ свой второй романъ ‘Le Berger Extravagant’, слабое подражаніе ‘Донъ-Кихоту’ Сервантеса Герой Сореля, Lysis, сходитъ съ ума, начитавшись рыцарскихъ романовъ, и отправляется искать такую страну, гд все было-бы такъ-же идеально хорошо, какъ въ золотомъ вк. Разсудокъ его дотого слабъ, что во время своихъ странствованій онъ вдругъ вообразилъ себя деревомъ и залзъ въ дупло старой ивы, причемъ на вс убжденія возвратиться къ людямъ онъ отвчаетъ очень удачно выхваченными фразами изъ рыцарскихъ романовъ. Вс эти приключенія въ конц концовъ такъ мало вроятны, что даже не возбуждаютъ смха.

За выходомъ каждой книги слдуетъ разборъ и комментаріи къ ней самаго автора, написанныя Сорелемъ съ такой тщательностью, точно дло идетъ объ Иліад Гомера. Онъ подробно разъясняетъ свои взгляды и старается щегольнуть начитанностью и познаніями, въ чемъ нельзя ему отказать. Во всякомъ случа, вторымъ романомъ онъ больше достигъ своей цли, сдлавъ смшными поклонниковъ Астреи.

Теперь Сорель забытъ, и это неудивительно. Можно сказать, что его успхъ въ свое время подтверждаетъ ту мысль, что самое популярное не есть самое талантливое и достойное, но цль, съ которой написаны его сочиненія, и его литературную борьбу нельзя не оцнить ‘Berger Extravagant’ вызвалъ нсколько подражаній, еще боле слабыхъ и блдныхъ, напримръ, ‘Gascon extravagant‘, Clervill’я или ‘Chevalier Hypocondriaque‘ Du Verdier. Герои этихъ романовъ люди слабые волей и умомъ. Они не могутъ справиться съ впечатлніями отъ чтенія рыцарскихъ романовъ, сходятъ съ ума, впадаютъ въ крайности и длаютъ нелпости.

Изъ сочиненій Сореля пользуются извстностью ‘Poly andre’, ‘Histoire comique‘ (1648), затмъ ‘La description de l‘Ile de portraiture‘,— сатира на обычай писать портреты съ живыхъ людей и помщать ихъ подъ вымышленными именами въ романахъ, хотя самъ Сорель первый длалъ то-же самое въ ‘Francion».

Наиболе полнымъ и талантливымъ выразителемъ ‘комическаго романа’ является несомннно Поль Скарронъ (1610 — 1660). Онъ представляетъ средину между Сорелемъ и Фюретьеромъ, которые, увлекаясь литературной борьбой съ идеалистическимъ направленіемъ, впадали въ противоположную крайность и описывали міръ, если не исключительно съ дурной стороны, то во всякомъ случа лишеннымъ идеала. За тмъ, Скарронъ является основателемъ новаго литературнаго рода: ‘genre burlesque‘: ‘Nommer Scarron, c’est nommer le burlesque il en’est le type et le classique’. Такъ опредляли Скаррона его современники. Слово ‘burlesque’ выражаетъ самую рзкую противоположность господствовавшему литературному вкусу, и Скарронъ дйствительно является его авторомъ и самымъ полнымъ и талантливымъ выразителемъ. Со смертью его онъ теряетъ свой смыслъ.

‘Burlesque’ происходитъ отъ итальянскаго слова ‘burla‘ — шутка, фарсъ. Во Франціи это слово очень скоро получило право гражданства, Sarrasin первый употребилъ его Точно опредлить его значеніе довольно трудно. Это не ‘bouffon‘, не heroi—comique и не пародія, съ которой часто его смшиваютъ. Bouffon иметъ боле общее и широкое значеніе: это сочиненія, написанныя въ шутовскомъ тон, не стсняющіяся выраженіемъ, чтобы возбудить смхъ ради смха, даже безъ достаточной для него причины, поэтому они большей частью тривіальны и грубы, тогда какъ burlesque носитъ на себ прежде всего отпечатокъ индивидуальности автора, потому что ‘le revers de la vrit а cent mille figures’. Burlesque выбираетъ драматическій сюжетъ и излагаетъ его въ грубо-комической форм. Великіе люди остаются только по имени, но низводятся до вульгарнаго. Victor Fournel такъ опредляетъ слово burlesque: ‘La transformation des caract&egrave,res et des sentiments nobles en figures et en passions vulgaires’.

При Людовик XIII на литератур лежитъ отпечатокъ того страннаго и безпорядочнаго начала, по которому ее всю можно отнести къ разряду burlesque. Даже если по содержанію эти произведенія серьезнаго характера, то все-же языкъ, стиль, переполненный pointes и concetti, странными метафорами и эпитетами, остается burlesque, и авторы, сами того не замчая, впадаютъ въ эту ошибку. Скарронъ и его послдователи думали, что борятся съ аффектаціей, а между тмъ сами становились представителями испорченнаго вкуса и держались только своей противоестественностью, заставляя толпу смяться, отрицая старое. Они ничего не создали положительнаго и только Скарронъ составляетъ исключеніе, благодаря своему таланту. Мода на burlesque продолжалась съ разными перипетіями лтъ 20, особенно сильно она держалась отъ 1640 по 1660 годъ, когда со смертью Скаррона burlesque теряетъ свой смыслъ, точно пожаръ отъ соломы, который вспыхнулъ необычайно ярко и погасъ. Burlesque отчасти было вызвано и поддерживалось фрондой. Во время ожесточенной политической борьбы между Мазарини и его врагами, журнальной полемикой руководили политическіе дятели и старались пріобрсти популярность путемъ печати. Во глав враговъ Мазарини сталъ Скарронъ и вс его приверженцы, такъ что ‘Gazette burlesque’ и ‘Mazarinade’ являются орудіями фрондеровъ. Въ своихъ статьяхъ они далеко заходятъ за предлы шутки и приличія. Даже по характеру своему эти два движенія аналогичны. Въ одномъ случа,— въ политик, возмущеніе извстнаго кружка недовольныхъ правительствомъ, не имвшее подъ собой никакихъ прочныхъ основъ и не вызвавшее никакихъ крупныхъ послдствій, въ сфер-же творчества — протестъ противъ условности и педантизма не такой сознательный, но почти такой-же безплодный. Одно время на бюрлескоманіи вс помшались. Образовалось даже особенное стихосложеніе ‘vers burlesque, восьмисложное, удобное для передачи содержанія этого рода Писали vers burlesque ршительно вс: писатели, политическіе дятели, актеры, наконецъ даже лакеи и горничныя. ‘Virgil Travesti’ Скаррона вызвалъ массу подражаній. Больше всхъ достается Виргинію, Гомеру и другимъ классическимъ писателямъ. Boileau, глубоко возмущенный этимъ полнымъ отрицаніемъ литературныхъ правилъ и глумленіемъ надъ тмъ, что прежде представляло предметъ всеобщаго уваженія и поклоненія, пишетъ, между прочимъ, въ 1-ой книг L’art potique:

‘Au mpris du bon sens le burlesque effront

‘Trompe les yeux d’abord, plus par sa nouveaut:

‘On ne vit plus en vers que pointes triviales…

‘Cette contagion infecta le province,

‘Du clerc et du bourgeois passe jusqu’aux princes.

‘Le phis mauvais plaisant et ses approbateurs,

‘Et jusqu’au Dassoucy tout trouve des lecteurs’.

Изъ подражаній Скаррону пользовались успхомъ ‘Amour d’Ene et de Didon’, произведеніе неудачное и недостойное пера Фюретьера, cL’enfer burlesque’ какого-то неизвстнаго автора, ‘Les murs de Troie ou l’origine du burlesque par les fr&egrave,res Perrault’, въ двухъ псняхъ, наполненныхъ насмшками надъ увлеченіемъ жизнью древнихъ и ихъ литературными образцами. Dassoucy пишетъ ‘L’Ovide en belle humeur’, вещь бездарная, длинная, не возбуждающая ни смха, ни интереса. ‘L’Odisse d’Hom&egrave,re en vers burlesque’, посвященная принцу Conti, ‘La mort burlesque du mauvais riche’, бытовая пьеса того-же характера. Затмъ возвращеніе къ мод на burlesque мы видимъ въ начал 18-го вка. Въ 1716 г. появляется ‘Hom&egrave,re travesti, ou l’Iliade en vers burlesque’, поздне — ‘Hom&egrave,re, danseur de corde ou l’Iliade funambulaire’, а въ 1758 ‘Henriade travesti’ par Monbron и многія другія. Говоря о сочиненіяхъ Скаррона, мы еще вернемся къ этому вопросу, разбирая ‘Virgil Travesti’, а теперь, прежде чмъ перейти къ разбору ‘Roman Comique’, передадимъ краткую біографію Скаррона.

Поль Скарронъ родился въ Париж въ 1610 году, а умеръ въ октябр 1660 года, 50-ти лтъ отъ роду, изнуренный тяжкой болзнью, вчной работой и литературной борьбой, которую онъ велъ много лтъ. Отецъ Скаррона былъ человкъ очень богатый и занималъ мсто совтника въ парламент, такъ что могъ дать прекрасное воспитаніе и образованіе своему сыну. Юность и дтство его прошли счастливо и беззаботно. Жизнь открывалась передъ нимъ самой свтлой перспективой, но по выход изъ школы начинаются его испытанія. Отецъ женился во второй разъ, и ему пришлось терпть массу непріятностей отъ своей мачихи. Дурныя отношенія съ отцомъ еще боле обострились, благодаря разниц во взглядахъ и убжденіяхъ. Особенно сильно сказалось это различіе между ними въ вопросахъ литературы. Отецъ признавалъ за непогршимый авторитетъ Ронсаря и традиціи добраго стараго времени, сынъ явился сторонникомъ Малерба и его школы, что онъ скоро доказалъ на дл, начавъ писать въ совершенно новомъ дух. Ко всмъ семейнымъ непріятностямъ присоединилась борьба парламента съ Richelieu, вслдствіе которой старикъ Скарронъ потерялъ свое мсто въ парламент и долженъ былъ бжать изъ Парижа, посл чего вскор умеръ. Благодаря проискамъ мачихи, дти лишились наслдства и затяли съ ней судебный процессъ, послдствіемъ котораго было полное обднніе Скаррона.

Однако до 1638 года ему жилось хорошо, но здсь постигло его новое и уже непоправимое несчастье. Онъ лишился употребленія ногъ, и на всю жизнь остался прикованнымъ къ низкому креслу, на которомъ и нарисованъ на одномъ изъ сохранившихся портретовъ. Благодаря своему счастливому характеру и хорошему воспитанію, а главное — природному юмору, Скарронъ не падаетъ духомъ и мужественно переноситъ свое страданіе, это новое испытаніе. У него даже хватаетъ присутствія духа шутить надъ своимъ положеніемъ: ‘Болзнь сдлала меня похожимъ на букву Z’. Онъ самъ написалъ свою характеристику, заканчивая ее слдующими словами: ‘Я ни къ кому въ жизни не чувствовалъ ненависти, дай Богъ, чтобы другіе относились ко мн такъ-же. Я не скучаю въ одиночеств и терпливо переношу свои страданія’. Еще до болзни онъ здилъ въ Римъ, гд былъ посвященъ въ санъ аббата, что впослдствіи въ его жизни имло большое значеніе. Посл потери наслдства, ему пришлось жить только доходами отъ своихъ сочиненій, что составляло очень немного. Но онъ былъ замчательно изворотливъ въ денежныхъ длахъ и ухитрялся жить всегда прилично и съ комфортомъ. Отъ 1643 по 1646 года онъ получилъ церковный приходъ въ маленькомъ провинціальномъ город Манс (Mans), который является мстомъ дйствія въ его ‘Roman Comique’, вроятно, потому, что жители этого города, ихъ нравы и обычаи были ему хорошо извстны. Кром того, онъ получалъ небольшой пансіонъ отъ Мазарини до ссоры съ нимъ и писалъ Анн Австрійской въ шутливой форм прошеніе, въ которомъ просилъ назначить его ‘придворнымъ больнымъ’, такъ какъ ни на какую другую должность онъ не способенъ по болзни. Королева прислала ему 500 экю единовременно, общая столько-же ежегодной пенсіи.

Во время фронды поэтъ лишился этой матеріальной поддержки, столь важной въ его положеніи, но за-то поздне, благодаря хлопотамъ Pelisson’а, Фуко назначаетъ ему 1600 фр. ежегодно. Присоединивъ сюда доходы съ книгъ, онъ могъ существовать. Притомъ-же Скарронъ не считалъ для себя унизительнымъ писать посвященія въ льстивомъ тон. Въ ‘Roman comique’ онъ посылаетъ подобное ddicace помощнику парижскаго архіепископа:

‘Je n’oserais esprer, que vous le lisiez (le roman)’ и пишетъ онъ въ конц: ‘ce serait trop de temps perdu, pour une personne qui l’emploie si utilement que vous, et qui а bien d’autres choses faire!’ Въ душ Скарронъ смется надъ своими посвящ ніями, хотя пишетъ ихъ направо и налво. Между прочимъ, въ доказательство, какъ мало значенія онъ самъ придаетъ подобнымъ посланіямъ, пишетъ хвалебное слово собак своей сестры, которое, впрочемъ, осталось извстнымъ только въ его домашнемъ кругу. Посл окончанія фронды, Скарронъ увлекся планомъ хать въ Южную Америку и тамъ искать богатства и удачи, даже купилъ 1000 акцій компаніи общества, организовавшагося для переселенія въ Америку. Однако онъ вскор оставилъ этотъ планъ, узнавъ, какъ трудно пришлось въ новой стран тмъ, кто рискнулъ оставить родину, да и притомъ для него, чистокровнаго парижанина, жизнь вн Парижа была въ сущности невозможна.

Домъ Скаррона былъ центромъ, куда собирались вс писатели и вс выдающіеся общественные дятели. Во времена безденежья у него устраивались ужины въ складчину, хотя не роскошно, за-то всегда весело и оживленно. Хозяинъ былъ остроуменъ и радушенъ. У него бывали: Pelisson, Marigny, М-elle de Scudry, Ninon de Lendos, М me de Svign, Sarrasin, le duc de Grammont, le duc de Vivonne и масса другихъ громкихъ именъ. Въ 1652 году, уже въ немолодыхъ лтахъ, Скарронъ женился на 16-ти лтней хорошенькой воспитанниц баронессы de Neuillant, Франсуаз д’Обиньи, чтобы избавить ее отъ жадности родственниковъ и перспективы монастыря, куда хотли упрятать бдную сиротку. Спасая эту беззащитную двушку, Скаррону, конечно, и въ голову не приходило, сколько горя онъ готовитъ Франціи въ лиц будущей могущественной М-me de Maintenon. Она, впрочемъ, много извлекла для себя изъ просвщенной среды, въ которую попала, благодаря таланту мужа, и въ свою очередь, оказывала на него смягчающее вліяніе. Вообще, она была для него доброй и нжной женой и внесла много отрады въ грустную жизнь бднаго калки. Не задолго до смерти Скарронъ, окруженный друзьями и родными, написалъ себ слдующую эпитафію:

‘Celuy qui су maintenant dort

‘Fit plus de piti que d’envie,

‘Et souffrit mille fois la mort

‘Avant que de perdre la vie

‘Passant, ne fais icy de bruit

‘Et garde bien qu’il ne s’veile

‘Car voicy la premi&egrave,re nuit,

‘Que le pauvre Scarron sommeille!’

Эта трогательная эпитафія показываетъ, какъ часто приходилось бдному поэту-юмористу смяться сквозь слезы.

IV.

Теперь перейдемъ къ главному его произведенію ‘Комическому Роману’. Онъ появился въ свтъ въ 1651 году, когда Скарронъ достигъ расцвта своего таланта и литературной славы, но, къ сожалнію, не былъ оконченъ, какъ и другой ‘Virgil travesti’. Написаны только дв первыя части, третья, за смертью автора, окончена Offraye и гораздо слабе двухъ первыхъ. Въ 1651 году была напечатана первая часть, а вторая въ 1654, уже посл женитьбы поэта.

Въ общемъ ‘Roman Comique’ можно признать за чисто національное и оригинальное произведеніе, несмотря на то, что Скарронъ одинъ изъ первыхъ началъ подражать испанскимъ novellos picares. Насколько сильно было это вліяніе, чему и кому онъ подражалъ, что переводилъ, и насколько это вліяніе отразилось на сюжет романа въ общемъ и въ подробностяхъ, этого съ точностью опредлить невозможно. ‘Два вка не дали намъ на это положительнаго отвта’, говоритъ Фурнель. Между тмъ, существуетъ мнніе такого рода, что ‘Roman Comique’ есть не что иное, какъ подражаніе испанскому ‘El viage entretenido d’Augustin Royas de Villandrado’, переведенному на французскій языкъ въ 1603 году. Несомннно, эта книга была извстна Скаррону и, быть можетъ, подала ему первую идею романа, тмъ не мене оригинальность романа подтверждается многими другими соображеніями. Во-первыхъ, дйствующія лица взяты изъ жизни провинціальнаго городка Mans, гд Скарронъ три года пробылъ аббатомъ, затмъ, вся обстановка, обычаи, нравы и лица такъ фотографически списаны, что ихъ существованіе можно проврить по документамъ, относящимся къ этому времени. По всей вроятности, у него были личные счеты со многими изъ нихъ и онъ отмстилъ имъ, представивъ ихъ въ смшномъ вид — тмъ боле, что его злой языкъ и колкія эпиграммы наврное порождали ему массу враговъ. Между этими портретами встрчаются даже историческія личности. Такъ, напримръ, семейство ‘Portailsизвстное въ магистратур — Le prvost du Mans, который женился на двиц Portail, былъ въ дйствительности Daniel Neveu, prvost provincial du Maine и въ 1626-мъ году женился на Маріи Порталъ. Маленькій адвокатъ Ragotin не кто иной, какъ Ren Denibot, адвокатъ въ Маис, умершій въ 1707 году, въ чемъ удостовряетъ Dictionnaire du Maine. Въ лиц маркиза d’Ors Скарронъ описалъ графа de Tess, съ которымъ онъ былъ въ отличныхъ отношеніяхъ. ея Rappini&egrave,re срисованъ съ Roussli&egrave,re, lieutenant du prvost de Mans и т. д. Содержаніе романа опять-таки исключаетъ всякую мысль о подражательности, потому что труппа странствующихъ актеровъ, вокругъ которой сгруппировано все дйствіе романа, приписывается въ дйствительности трупп Мольера. Нтъ ничего невроятнаго въ этомъ предположеніи, потому что молодой Покленъ тогда только что начиналъ свою артистическую карьеру и кочевалъ съ труппой изъ города въ городъ. Это было въ 1646—47 году, какъ разъ въ то время, когда, по свдніямъ біографа Скаррона, ему запала въ голову мысль написать романъ и съ подобнымъ содержаніемъ, въ то-же время въ Маис проживала труппа странствующихъ артистовъ. Немудрено, что Скарронъ привелъ ее въ исполненіе такъ удачно, что она давала ему возможность оставаться врнымъ жизненной правд и въ то-же время удовлетворяла его природной склонности къ burlesque и къ буффонад. Очень возможно, что въ Манс онъ познакомился въ первый разъ съ Мольеромъ, который оставилъ Парижъ въ 1646 году, а въ 1648-мъ году игралъ въ Нант, откуда слдуетъ, что между этими двумя сроками онъ свободно могъ проживать въ Манс, лежащемъ по дорог изъ Парижа въ Нантъ. Если бы труппа Поклена была намъ боле извстна, то мы еще скоре могли-бы узнать въ ней героевъ Комическаго Гомана. Что-же касается до самого Поклена, то онъ иметъ много общихъ чертъ съ главнымъ героемъ романа, Destin, не только по характеру, но и пожизненному положенію. Покленъ сдлался актеромъ изъ любви къ Madeleine Bjart такъ-же, какъ и Destin — къ Etoile. Такъ-же, какъ и этотъ послдній — Покленъ молодъ, уменъ, благороднаго, нсколько меланхолическаго характера и стоитъ цлой головой выше окружающей его мизерной обстановки и людей. Можетъ быть, новыя свднія о Мольер прольютъ свтъ на эту эпоху жизни знаменитаго писателя, и тогда будетъ доказана подлинность факта, который пока является для насъ лишь предположеніемъ.

Roman Comique по достоинству стоить несравненно выше своего испанскаго предшественника и написанъ въ другомъ тон. Что-же касается до вводныхъ исторій, то он подражательны и даже большей частью переведены съ испанскаго, изъ сборника сочиненій Solorzano ‘Los Alivios de Cassandra’ (1640). Такимъ образомъ L’Amante invisible переведена лишь съ измненіемъ нсколькихъ мелочей, ‘А Trompeur — trompeur et demi’ не что иное какъ ІІ-ой томъ этого-же сборника. ‘Les deux fr&egrave,res rivaux’ имютъ сюжетъ, часто встрчавшійся въ театральныхъ пьесахъ XVII-го вка и тоже взятъ съ испанскаго. ‘Le juge de sa propre cause’ единственная вещь, заимствованная не у Solorzano, а изъ Novellos exeinplares y amorosas, сборника врод Декамерона IX-го вка. Скарронъ измнилъ названія и только пріурочилъ событія къ нравамъ своего времени. Теперь эти вводныя исторіи имютъ только историческій интересъ и кажутся намъ совершенно лишними, затягивающими ходъ дйствія и запутывающими интригу, но въ то время он много способствовали успху романа, потому что романическія приключенія поглощались читателями съ громаднымъ интересомъ. Сухая и прозаическая манера письма теряла чрезвычайно много, такъ напримръ отъ этого завислъ неуспхъ Фюретьера. Современникамъ, кром того, нравилось, что сюжетъ книги обнималъ собою широкую рамку жизни: тутъ и гостинницы, и театральныя подмостки, большія дороги, неожиданныя похищенія, приключенія ‘вдругъ’, за висящія отъ одного каприза автора, а не вытекающія одно изъ другого. Для насъ все это кажется недостаткомъ, мшающимъ ясности и логик изложенія, а тогда подобные сюжеты давали пищу фантазіи читателей, которой они не находили въ интимныхъ, крайне простыхъ и прозаичныхъ формахъ буржуазной семьи и стремились пополнить чтеніемъ этотъ недостатокъ.

Стиль романа, сравнительно съ другими произведеніями этого рода, достаточно выработанъ, ясенъ и простъ, хотя не строго правильный и, мстами, небрежный. Неприличныхъ описаній попадается немного, особенно во второй части. Скарронъ очень быстро и мтко опредляетъ характеры и нкоторыхъ личностей удачно обрисовываетъ двумя, тремя штрихами. Имена его героевъ кажутся нсколько странными, но тогда было въ обыча для боле рзкой характеристики лица давать ему подходящее имя. Даже такіе писатели, какъ. Расинъ и Мольеръ, прибгали къ подобному способу.

Содержаніе ‘Roman Comique’ состоитъ въ слдующемъ: Труппа странствующихъ актеровъ проздомъ изъ Тура въ Алансонъ останавливается по дорог въ город Манс. Для маленькаго провинціальнаго городка — это цлое событіе и жители приходятъ въ восторгъ. Вс городскіе шелопаи немедленно окружаютъ артистокъ любезностями и просьбами играть. Послдняго желанія нельзя было немедленно исполнить, потому что половина гардероба артистовъ осталась въ дорог. Магистратскій чиновникъ La Rappini&egrave,re принялъ особенно близко къ сердцу дла труппы и вызвался помочь бд. Ht, даромъ онъ считался первымъ весельчакомъ въ город и самымъ остроумнымъ человкомъ, а въ сущности это былъ отявленный негодяй и нахалъ, достойный вислицы за вс свои продлки. Не долго думая, онъ предложилъ артистамъ дополнить недостающій гардеробъ платьемъ прізжихъ, остановившихся на ночь въ той-же гостинниц и уже спавшихъ. Актеры согласились, но такое безцеремонное отношеніе къ чужой собственности не прошло для нихъ даромъ. Прозжіе, разбуженные шумомъ, ворвались въ залу гостинницы въ чемъ попало, и увидали свою одежду на актерахъ, которые съ большимъ жаромъ декламировали сцены изъ ‘Ирода’. Такое хорошее начало имло однако же плачевный конецъ. Произошла отчаянная драка. Хозяйка таверны, видя, что ея мебель пущена въ ходъ, вступилась за свое добро и начала отчаянно кричать. Близъ проходившій ночной патруль, къ счастью, пришелъ на помощь и прекратилъ свалку, причемъ одинъ изъ артистовъ. Destin, онъ-же главный герой романа, былъ раненъ, защищая La Rappini&egrave,re’а и затмъ вмст съ своими товарищами провелъ ночь въ дом этого веселаго судьи: La Rappini&egrave,re жилъ одинъ съ женой, тощей и длинной дамой. Изъ экономіи они никогда не готовили дома, такъ что пришлось послать за ужиномъ въ гостинницу, причемъ хозяинъ напился пьянымъ, и ночью дло не обошлось безъ приключеній: козла онъ принялъ съ пьяныхъ глазъ сначала за возлюбленнаго своей жены, затмъ за вора и вступилъ съ нимъ въ драку. Съ помощью свчки, все разъяснилось и кончилось благополучно. Временно трупп пришлось раздлиться, мужчины поселились въ таверн до пріисканія помщенія. Главныя лица труппы: актеръ Destin и прекрасная молодая актриса 1.Etoile. Оба они добродтельные люди, но злая судьба преслдуетъ ихъ съ самаго дня рожденія. Невольно, благодаря имъ, подвергаются преслдованіямъ и другіе члены труппы, особенно La Caverne, пожилая актриса на роли матерей, и дочь ея Анжелика, достойныя и совершенно беззащитныя женщины.

Кром Destin, въ трупп находятся Olivee La Rancune, мизантропъ, хитрая лиса, хвастливый негодяй, начиненный завистью, которому чужое счастье не даетъ покоя. Злой языкъ этого человка не щадитъ никого и солгать, наклеветать — для него первое удовольствіе. Онъ играетъ плохо и его терпятъ въ трупп только за долгую службу. Злоба его такъ велика, что проявляется къ людямъ совершенно постороннимъ. Такъ, на другой день по прізд въ Маисъ онъ ночевалъ въ харчевн, и, за недостаткомъ мста, спалъ на одной постели съ какимъ-то прозжимъ купцомъ. Цлую ночь онъ мучилъ своего сосда, не давая ему спать, придумывая самыя невроятныя и циническія штуки, пока тотъ не потерялъ наконецъ терпнія и не ушелъ въ кухню, а la Rancune завладлъ постелью одинъ.

Другой разъ онъ стянулъ тоже у незнакомаго человка новые сапоги, а ему подбросилъ свои старые и никуда негодные и наслаждался кутерьмой, которая произошла въ гостинниц но случаю исчезновенія сапогъ. Онъ все время дурачитъ адвоката, Ragotin, всячески смется надъ нимъ за спиной, а въ глаза льститъ и напивается каждый день на его счетъ Правда,Ragotin самъ не дорогого стоитъ: это маленькій буржуа, вздорный острякъ, хвастунъ и вольнодумець, мечтающій о себ очень много, а на самомъ дл жалкій идіотъ.

Исторію жизни дйствующихъ лицъ мы узнаемъ изъ ихъ разсказовъ, которые кстати и некстати, по вол автора, они передаютъ другъ другу. Заставляя ихъ пускаться въ эти откровенности, авторъ хочетъ познакомить читателя со всми мелочами и перипетіями, изложенными на огромномъ количеств страницъ. Разсказы эти нсколько разъ прерываются шумомъ, дракой или какимъ-нибудь другимъ неожиданнымъ пассажемъ, который большею частью служить дополненіемъ къ разсказываемому. Такъ какъ труппа, вмсто нсколькихъ дней, оставалась въ Mans’ довольно долго, то за это время произошло два похищенія, сначала неизвстные злоумышленники похитили Анжелику, дочь m-me La Caverne, принявъ ее за Etoile, и наконецъ самое Etoile. Актеры очень быстро перезнакомились со всми обывателями, а адвокатъ Ragotin даже усплъ влюбиться въ обихъ молодыхъ двушекъ, и вообразилъ, что у него громадный сценическій талантъ, что онъ можетъ писать театральныя пьесы и т. д. Въ доказательство своего краснорчія, онъ за ужиномъ разсказываетъ гостямъ ‘вводную исторію — Histoire d’une Amante invisible’, такую длинную, что у слушателей волосы стали дыбомъ, хотя повсть сама по себ недурна и написана въ романическомъ дух старинныхъ романовъ. Сюжетомъ является любовь Донъ Карлоса и принцессы Порціи, которая, сомнваясь въ постоянств нжныхъ чувствъ этого рыцаря, подвергаетъ его различнымъ испытаніямъ. Убдившись, наконецъ, въ его непоколебимой врности и любви, она выходитъ за него замужъ и они оба идеально счастливы.

Получивъ одобреніе за свой разсказъ, Ragotin еще выше поднялъ носъ, ршилъ окончательно, что онъ влюбленъ въ m-elle Etoile и съ этихъ поръ принимаетъ энергическое участіе во всхъ длахъ и приключеніяхъ труппы, хотя за свою глупостъ постоянно бываетъ битъ и осыпаемъ насмшками.

Etoile и Destin считаются всми братомъ и сестрой, но на самомъ дл они чужіе. Destin только покровитель и защитникъ молодой двушки и истинно преданный ей другъ, потому что Etoile круглая сирота и притомъ незаконная дочь какого-то знатнаго иностранца. Мать, умирая, поручила ее Destin, въ благородств и врности котораго она уже успла вполн убдиться. Молодой человкъ познакомился съ ними въ Рим, куда случайно забросила его судьба вмст съ сыновьями барона д’Аркъ. Этотъ добрый человкъ былъ благодтелемъ и воспитателемъ героя романа. Въ Рим ему пришлось защитить свою возлюбленную Etoile отъ нахальства и преслдованія одного негодяя, по имени Saldagne, влюбленнаго въ Etoile. Съ этого момента началось знакомство и сближеніе молодыхъ людей. Saldagne, раздраженный неудачей, поклялся, что Etoile во чтобы то ни стало будетъ принадлежать ему, и началъ ее преслдовать всюду, съ намреніемъ похитить. Тогда Destin храбро беретъ подъ свою защиту обихъ женщинъ и помогаетъ имъ даже деньгами, когда он, обворованныя своими слугами, остаются безъ копейки. Когда мать Etoile заболла онъ ухаживаетъ за ней какъ сынъ, и общаетъ бдной умирающей женщин, что никогда не покинетъ Etoile и будетъ ей братомъ.

Кром Saldagn’а у Destin есть еще одинъ опасный и тоже заклятый врагъ, Saint-Fort, одинъ изъ сыновей барона д’Аркъ, тогда какъ другой братъ, Verville, связанъ съ Destin самой тсной дружбой. Одинъ вредитъ ему, гд можетъ, другой же помогаетъ во всхъ случаяхъ жизни и выручаетъ не разъ изъ бды.

Saldagne преслдуетъ Etoile. Узнавъ, что она сдлалась актрисой, онъ нападаетъ на слдъ труппы, дущей въ Mans, и посылаетъ своихъ людей похитить Etoile. Слуги его ошибаются, и, вмсто нея, похищаютъ сначала племянницу пастора, а затмъ молоденькую Анжелику. Видя отчаяніе бдной La Caverne, на поиски за Анжеликой и ея похитителями отправляются вс мужчины и даже Ragotin, но одинъ только Destin относится добросовстно къ этому предпріятію, а товарищи его застреваютъ въ первомъ-же трактир и напиваются до безчувствія.

Встревоженная мать остается вдвоемъ съ Etoile и въ порыв откровенности разсказываетъ ей исторію своей жизни. Неожиданное открытіе еще сильне заставляетъ ее подлиться своимъ горемъ съ Etoile. Дло въ томъ, что у Destin былъ слуга по имени Lendre. который все время перезжалъ съ труппой и даже иногда помогалъ играть, когда не хватало лицъ для пьесы. Въ трупп никто не знаетъ, что онъ сынъ богатыхъ родителей, хорошей фамиліи и что онъ скрывается переодтый актеромъ и слугою, вслдствіе ссоры съ родными (любимый мотивъ героевъ старинныхъ романовъ). Lendre влюбленъ въ Анжелику, а она въ него. Онъ пишетъ ей письмо, въ которомъ предлагаетъ бжать съ нимъ, потому что сомнвается въ согласіи своихъ родителей на такой неравный бракъ. La Caverne случайно находитъ это письмо и въ ужас счи таетъ свою дочь увезенной Leandr’омъ и погибшей. Тутъ-то она изливается передъ Etoile въ жалобахъ на свою беззащитность, и разсказываетъ, какъ много она сама въ жизни перенесла горя и испытаніи. Родилась она въ такой-же кочующей трупп и рано лишилась отца. Онъ былъ убитъ въ драк съ бродягами и цыганами на большой дорог. Мать ея, раненая въ это-же время, случайно попала въ замокъ барона Сигоньяка, средневкового деспота, который удержалъ ихъ у себя съ самыми дурными намреніями. Только неожиданная смерть этого злого человка возвратила имъ свободу, и она снова попала на подмостки уже съ другими актерами. Черезъ нсколько лтъ, мать выдала ее замужъ за старика, антрепренера труппы, а сама вскор умерла. Мужъ умеръ также вскор посл рожденія Анжелики, и бдная женщина осталась совершенно одинокой съ ребенкомъ на рукахъ и безъ всякихъ средствъ къ жизни. И он, кочуя изъ города въ городъ, вели печальную жизнь, полную непріятныхъ приключеній, и теперь некому заступиться за похищенную Анжелику, ея единственное сокровище.

Между тмъ, Destin дятельно принялся за розыски я вскор нашелъ Анжелику, брошенную на дорог и связанную. Испуганная двушка разсказала, что ее похитили какіе-то неизвстные люди, очевидно, принявъ за кого-то другого, и, убдившись съ своей ошибк, бросили одну. Въ то-же время она видла вторую группу всадниковъ, которые проскакали мимо, держа на рукахъ связанную двушку. По голосу этой несчастной она узнала Etoile. Destin въ отчаянія возвращается въ Маисъ, передаетъ Анжелику матери и убждается, что его возлюбленная Etoile дйствительно похищена. Первое время онъ потерялся и не знаетъ, что длать, куда скакать на поиски, но сама судьба, сжалившись надъ нимъ, по вол автора, приходитъ къ нему на помощь. Въ Мансъ неожиданно прізжаетъ другъ его Вервиль. Ему уже, оказывается, извстно, что Etoile похищена врагами Destin, Saldagn’емъ, съ помощью его брата Saint-Fort. Очевидно, одинъ Вервиль можетъ вырвать Etoile изъ рукъ похитителей. Онъ одурачилъ своего брата, напоилъ пьяными слугъ, которымъ поручено было сопровождать Etoile въ замокъ, и такимъ образомъ далъ возможность Destin и его товарищамъ увезти Etoile, при чемъ они уже не ршаются боле возвратиться въ Мансъ, а дутъ прямо въ Alanon. Однако, преслдованія и здсь не прекращаются. Сначала все шло хорошо, актеры поуспокоились, начали давать представленія и длать хорошіе сборы, потому что Etoile всхъ очаровала своей прелестной игрой.

Однажды, посл спектакля, вс актеры и актрисы были приглашены ужинать въ богатый и всми уважаемый домъ. Saldagne, который не переставалъ слдить за ними и только ожидалъ удобнаго случая, нанялъ цлый отрядъ вооруженныхъ людей, спряталъ ихъ за домомъ и поручилъ своему слуг вызвать подъ какимъ нибудь предлогомъ М-elle Etoile, а затмъ, конечно, схватить и увезти. Но слуги хозяйки дома во-время замтили непрошенныхъ гостей и попросили ихъ убираться, тогда Saldagne ршилъ попробовать силой захватить Etoile. Возникла отчаянная драка между его вооруженными людьми и актерами съ помощью слугъ и гостей. Побда осталась на сторон правыхъ, Saldagne проломилъ себ голову и Etoile наконецъ избавилась отъ своего заклятаго врага. Никто не пожаллъ злого человка, напротивъ, со смертью его окончились и вс несчастья труппы. Бжавшій Landre, котораго напрасно подозрвали въ похищеніи Анжелики, наконецъ возвратился въ Alanon. Оказалось, что онъ узжалъ потихоньку къ своимъ родителямъ, которые при смерти захотли съ нимъ помириться и простить его. Landre получилъ въ наслдство большое состояніе и уже подъ своимъ настоящимъ именемъ явился просить руки Анжелики. Съ ихъ свадьбой оканчиваются вс несчастья бдной La Caverne, которая, наконецъ, можетъ жить въ довольств и поко. Destin женится на своей милой Etoile. Ихъ внчаетъ пріоръ Saint Lui, въ которомъ La Caverne узнаетъ своего брата, когда-то пропавшаго безъ всти. Дядюшка разсказываетъ въ назиданіе молодымъ дв исторіи: 1) ‘histoire de la capricieuse Amante’ и 2) ‘histoire des deux jalouses’. Вс довольны и счастливы, одинъ Ragotin въ отчаяніи. Онъ окончательно убдился, что Etoile никогда его не полюбитъ, и ршился умереть, тмъ боле, что труппа распалась, и ему негд боле проявлять свои непризнанные таланты. Сначала онъ ршилъ повситься съ горя, но и тутъ ему не повезло: его вынули изъ петли, прежде чмъ онъ потерялъ сознаніе.

Мысль о смерти не покидаетъ его и, черезъ нсколько дней посл неудачной попытки умереть, онъ упалъ съ лошади въ воду, перезжая черезъ мостъ, и утонулъ вопреки пословиц: кому висть не утонетъ.

На этомъ эпизод оканчивается исторія героевъ Скаррона. Пропускаемъ въ пересказ множество второстепенныхъ лицъ и мелкихъ подробностей, съ которыми удобне познакомиться въ подлинник, въ пересказ-же они теряютъ свой интересъ и пикантность. Комическій Романъ и теперь можно прочитать не безъ интереса, но онъ слишкомъ растянутъ и въ немъ мало дйствія.

Наибольшею популярностью въ свое время пользовался его ‘Virgil Travesti’. Въ этомъ произведеніи Скарронъ показалъ очень много таланта, особенно въ первыхъ книгахъ, начиная съ пятой, замтно утомленіе. Что у его подражателей выходитъ плоско, глупо и грубо,— у него полно удачнаго и мткаго остроумія. Будучи очень образованнымъ и чуткимъ человкомъ, онъ отлично понимаетъ значеніе Виргилія и благородство возвышенныхъ чувствъ его героевъ, но по природ своей склонный видть все въ смшномъ свт, онъ подмчаетъ вс промахи древняго писателя и пользуется ими очень ловко для того, чтобы въ самыхъ патетическихъ мстахъ заставить читателя смяться и критиковать. Напримръ, какую-нибудь преобладающую черту въ характер лица онъ увеличитъ нсколькими штрихами — выходитъ пародія, или наоборотъ, тамъ, гд нужно, положитъ боле блдныя краски, и выходитъ каррикатура. Артистическое чутье подсказывало ему необходимое чувство мры, чтобы не переходить границъ и не быть грубымъ.

Хотя Boileau въ своихъ нападкахъ на burlesque пишетъ (въ Art potique, ch. 1): ‘On ne vit plus en vers que pointes triviales’, ‘Le Parnasse parle le langage de halles!’ — потому что въ немъ попадаются тривіальныя шутки, но за-то въ немъ много ума, огня и комизма, и подъ видомъ шутки является впервые критика Энеиды. Предполагаютъ, что идею этого произведенія Скарронъ заимствовалъ у Lalli изъ ‘Eneida Тгаvestita’, изданной въ 1633 году. Несмотря на переложеніе en vers burlesque, Виргилій не теряетъ ничего въ своемъ значеніи и величіи, благодаря правильному пониманію его въ положительномъ смысл авторомъ, тогда какъ у другихъ, пробовавшихъ довести до конца эту вещь, ничего не выходило, кром жалкой пародіи.

Изъ другихъ сочиненій Скаррона извстны: ‘La Baronne ou Baronide’ (сатира), ‘Lendre et Hero’, шуточная ода, ‘Nouvelles tragi-comiques’, изъ которыхъ одна ‘Les hipocrites послужила матеріаломъ ‘Тартюфу’ Мольера, другая ‘Prcaution inutile’ послужила Sedaine’у въ ‘Gajeur Imprevue’.

‘Jodlet ou le matre valet’, comdie en cinq actes en vers (1645).

‘Les boutades du capitain Montomare et ses comdies’ (1647), заключающіе въ себ оды, стансы и элегіи.

‘L’heritier ridicule’ (1649).

‘Don Joseph d’Armenie’, комедія въ 5 дйствіяхъ, въ стихахъ (1653). Лучшая изъ пьесъ этого рода.

‘L’Ecolier de Salamanque’, въ которой впервые появляется личность Криспена (1654).

‘Le gardien de soi mme’ (1655).

‘Le marquis ridicule’ (1656) и многія другія, меньшія по объему и по значенію. Въ комедіяхъ Скарронъ везд подражателенъ.

Кром того, онъ издавалъ юмористическую газету и ‘La Mazarinade’ (1649), историческій памфлетъ во время фронды.

Фурень издалъ два главныхъ его произведенія, а Cousin d’Avallon составилъ въ 1801 г. ‘Scarroniana‘, біографію и перечень его сочиненій.

Нкоторые писатели сравнивали Скаррона съ Генрихомъ Гейне. Но это сравненіе не выдерживаетъ критики. Общія черты были въ ихъ жизненномъ положеніи: и тотъ, и другой страдали физически и съ героизмомъ переносили эти страданія, но они совершенно разно отразились на ихъ творчеств, главнымъ образомъ благодаря различію ихъ природы и національности. Гейне былъ страшно гордъ и не только ни у кого не заискивалъ, но въ порыв желанія осмять не щадилъ никого и ничего, хотя-бы отъ этого ему пришлось умереть съ голоду, Скарронъ-же, какъ извстно, не имлъ никакихъ принциповъ на этотъ счетъ и кривилъ душой, сколько угодно. Положимъ, на это можно смотрть снисходительно, принимая во вниманіе его ужасную болзнь, недостатокъ матеріальныхъ средствъ и наконецъ общество, въ которомъ воспитался и жилъ Скарронъ и которое ничего предосудительнаго въ подобной сдлк съ совстью не находило. Гейне мизантропъ по натур, онъ страдаетъ при вид людскихъ безобразій, поэтому насмшка его глубока, зла и полна горечи. Этотъ ton d’aigreur мы встрчаемъ и у Скаррона, но онъ происходитъ исключительно отъ болзни и отъ личныхъ неудачъ, а не потому, чтобы душу поэта мучила міровая скорбь. Поднимая на смхъ назойливыхъ и глупыхъ людей, Скарронъ только поверхностно къ нимъ относился, но они не возмущали его. Для хорошаго сатирика у него не хватало наблюдательности и опредленныхъ устойчивыхъ принциповъ. Кром того, у него нтъ широкаго полета мысли, внутренняго жара, высокой поэзіи, а Гейне, напротивъ, обладалъ всми этими качествами въ высшей степени. На первый разъ кажется, что между ними есть сходство въ стил, напримръ: начать съ высокаго и потомъ снизойти до burlesque, обиліе оборотовъ и выраженій, въ которыхъ поэтъ смется самъ надъ собой и нарочно уничтожаетъ поэтическое настроеніе въ себ и въ читател. У обоихъ есть свобода и легкость языка и отсутствіе напыщенности, но остроуміе Скаррона блдно и жидко сравнительно съ острыми и дкими насмшками нмецкаго поэта, и сходство ихъ даже въ стилистическомъ отношеніи только кажущееся.

На этомъ мы закончимъ разборъ Скаррона, слдующую главу посвящая третьему крупному представителю реальнаго романа, Антуану Фюретьеру, и переводу его капитальнаго труда ‘Мщанскій Романъ’.

V.

Въ жизни и въ литератур встрчаются иногда такіе баловни судьбы, которымъ все удается. При небольшомъ талант они быстро составляютъ себ громкое имя, современники носятъ ихъ на рукахъ, ихъ мннія и слова съ восторгомъ повторяются всми, и что-бы они ни написали — все читается нарасхватъ. Они во-время живутъ и во-время умираютъ, не успвъ пережить своей легко завоеванной славы и испытать охлажденія публики и друзей. Вс ошибки сходятъ имъ съ рукъ, даже то, что въ комъ-нибудь другомъ показалось-бы чуть не преступленіемъ. Это рдкіе счастливцы, гораздо чаще мы встрчаемъ другую крайность, когда, несмотря на талантъ и трудолюбіе, писатель остается въ тни, и не только современники не признаютъ настоящимъ образомъ его заслугъ, но даже посл смерти потомство не отдаетъ должной дани уваженія и благодарности человку, который, по своимъ трудамъ и дарованіямъ, имлъ полное на то право.

Къ числу такихъ неудачниковъ можно отнести Антонія Фюретьера, котораго даже французы цнятъ и знаютъ очень мало, а въ популярныхъ исторіяхъ литературы проходятъ молча о немъ или скажутъ мимоходомъ два-три слова, тогда какъ рядомъ приводятся имена и біографіи писателей, стоящихъ несравненно ниже его, такимъ путемъ длающихся популярными. Между тмъ, Фюретьеръ былъ не только замчательный писатель и ученый, но и замчательно свтлая личность, какъ человкъ. Онъ оказалъ большія услуги французскому языку своей эрудиціей и своими здоровыми взглядами на литературу и на призваніе писателя. Сочиненія его имли въ свое время нравственное и развивающее значеніе для общества. Наконецъ, онъ былъ другъ Буало, Лафонтена и былъ окруженъ постоянно самыми выдающимися людьми своего вка и на многихъ изъ нихъ имлъ благотворное вліяніе: нкоторые писатели черпали въ его сатир типы и развивали ихъ во всей полнот въ своихъ комедіяхъ и сатирахъ. У Мольера мы видли въ ‘Les femmes savantes’, ‘Les plaideurs , ‘Bourgeois gentilhomme’ и др. несомннное вліяніе Фюретьера не только въ идеяхъ, характерахъ, но даже многихъ словахъ и выраженіяхъ. Наконецъ, онъ является оригинальнымъ, длая попытку написать первый бытовой и нравоописательный романъ изъ мщанской жизни.

Неудивительно, впрочемъ, что современники не вполн понимали его и не цнили. Фюретьеръ цлой головой стоялъ выше уровня современнаго общества и даже многихъ писателей, а люди изъ-за одного мелкаго самолюбія не легко прощаютъ превосходство надъ собою, хотя-бы внутренно и сознавали это. Гордый и независимый по своему характеру, проникнутый уваженіемъ къ званію писателя, онъ самъ никогда не искалъ ничьего покровительства и не могъ равнодушно видть лести и низкопоклонничества, которое оказывалось знатнымъ и богатымъ людямъ, въ вид одъ и хвалебныхъ посвященій, съ цлью добиться извстности и богатства.

На такихъ писателей онъ нападалъ со всей силой своего сарказма, а они, въ свою очередь, не прощали ему такого открытаго порицанія и мстили, гд и какъ могли.

Масса его понимать и поддержать не могла, потому что была невжественна, у аристократіи и у двора онъ не заискивалъ, напротивъ, своими нападками на другихъ наживалъ себ только враговъ, бюрократія-же и мщанство, изъ среды которыхъ онъ самъ происходилъ и недостатки которыхъ были ему отлично извстны, возмущались рзкой и ядовитой ироніей его сочиненій, написанныхъ съ цлью выставить въ смшномъ вид буржуазное общество. Всю жизнь Фюретьеръ отстаивалъ свои литературные идеалы, боролся за нихъ въ ущербъ личнымъ и матеріальнымъ интересамъ, стойко выносилъ нападки и клеветы враговъ и, въ свою очередь, отбиваясь направо и налво, не щадилъ никого и ничего въ этой борьб. Біографія его подтверждаетъ какъ нельзя боле такое мнніе.

Антоній Фюретьеръ родился въ Париж, въ 1620 году. Хотя родители его были люди бдные, темнаго происхожденія, однако постарались дать ему возможно лучшее образованіе, изъ котораго онъ извлекъ все, что можно было. Отецъ его занималъ мсто маленькаго клерка, и Фюретьеру съ дтства пришлось близко увидать общество мелкихъ адвокатовъ, стряпчихъ и судей. Онъ самъ готовился сначала быть адвокатомъ, но такъ какъ безъ взятокъ и всякаго рода неправды это занятіе не могло дать ему достаточныхъ средствъ къ жизни, то онъ и перемнилъ его на духовное званіе. Послднее, кром того, оставляло ему достаточно много времени, чтобы предаться литературнымъ занятіямъ, къ которымъ онъ всегда чувствовалъ громадное влеченіе. Впрочемъ, первые опыты на этомъ поприщ были неудачны. Онъ началъ писать стихи еще въ коллегіи и по выход оттуда издалъ томикъ стихотвореній, которыя не имли ровно никакого успха. Однако, это его не охладило къ писательству, но нсколько измнило характеръ литературныхъ занятій: онъ бросилъ писать стихи. Въ то время довольно рзко опредлились два литературныхъ теченія, о которыхъ мы говорили выше: идеалистическое и реальное. Фюретьеръ, но складу своего ума и по убжденіямъ, примкнулъ къ послднему и не измнялъ ему до конца жизни.

Подъ вліяніемъ борьбы старыхъ романтиковъ и реалистовъ и того раскола, который явился слдствіемъ ея, молодой Фюретьеръ написалъ сочиненіе, имвшее такой успхъ, что его выбрали членомъ французской академіи въ число 40 безсмертныхъ. Оно называлось: ‘Nouvelle allgoriques, ou thorie des derniers troubles, arrivs au royaume d’Eloquence’.

Однако-же это сочиненіе обязано было своимъ успхомъ преимущественно духу времени и извстному тону, въ которомъ онъ, искренно, по убжденію, но все-же кадилъ академіи и ея членамъ. Содержаніе его, въ двухъ словахъ переданное, заключается въ томъ, что Риторика (принцесса) воюетъ съ Галиматьей. Во глав арміи Риторики находится Здравый Смыслъ (первый ея министръ), а Галиматья нападаетъ подъ предводительствомъ Аллегорій, Антитезъ, Гиперболъ и проч., при чемъ терпитъ пораженіе отъ Эпиграммъ и Здраваго Смысла.

Самая замчательная работа Фюретьера это его Словарь (Dictionnaire). Вмсто того, чтобы доставить ему почетъ и богатство, онъ служилъ причиной изгнанія Фюретьера изъ академіи, и является поводомъ долгой борьбы и страданій для автора. Появленіе этого труда задло самолюбіе членовъ ака деміи, которымъ офиціально было поручено составленіе словаря. Они очень медленно и лниво принялись за эту длинную и трудную работу, тмъ боле, что правительство дало имъ привиллегію не имть конкуренціи въ теченіе 25 лтъ. Вдругъ выходитъ въ свтъ словарь Фюретьера, которому онъ посвятилъ 40 лтъ жизни, работая по 16 часовъ въ сутки.

Возмущенные и задтые за живое смлостью Фюретьера, члены академіи изъ мести обвинили его въ плагіат и, хотя ничмъ не могли основательно подтвердить своихъ обвиненій, однако добились изгнанія со скандаломъ автора словаря изъ членовъ академіи, и, сверхъ того, затяли съ нимъ судебный процессъ, который не кончился до самой смерти ихъ врага.

Въ свою очередь, глубоко оскорбленный клеветой своихъ собратовъ, Фюретьеръ публикуетъ остроумный памфлетъ: ‘Recueil des Factums d’Antoine Fureti&egrave,re de Г Acadmie franaise contre quelques uns de cette Acadmie’, напоминающій собою знаменитый памфлетъ Бомарше, написанный столтіе спустя. Возникаетъ страшная полемика. Памфлетъ вызвалъ цлую бурю рзкихъ возраженій, вн всякихъ границъ вжливости. Особенно сильно возсталъ противъ автора словаря Charpentier. Самъ Bossuet порицалъ памфлетиста, отдавая впрочемъ, должную справедливость его эрудиціи и таланту. Вчерашніе друзья — сегодня сдлались заклятыми врагами. Много разочарованій пришлось пережить Фюретьеру въ это трудное время. Люди, въ дружбу которыхъ онъ безусловно врилъ, какъ напримръ Лафонтенъ, отворачивались отъ него при встрч. Лафонтенъ настолько охладлъ къ нему за время его войны съ академіей, что даже вступилъ съ нимъ въ открытую полемику въ стихахъ. Прнэтомъ Фюретьеръ не оставался въ долгу, и какъ ни больно ему было потерять лучшаго друга, однако, разъ это былъ совершившійся фактъ, онъ отвчаетъ ему наравн съ другими врагами и говоритъ, что Лафонтенъ дошелъ до того въ своемъ ослпленіи, что не въ состояніи видть разницы между ‘bois en grume et bois marmenteaux’, будучи ‘officier des eaux et forts’.

Онъ, ни на шагъ не уступая противникамъ, пишетъ сатиры, наполненныя эпиграммами, каррикатурами, ядовитыми намеками, помщаетъ своихъ враговъ дйствующими лицами въ романахъ и сатирахъ, хотя и не сознается въ этомъ, однако они такъ типичны и такъ фотографически врны, что ихъ нельзя не узнать. Нкоторые попадаются и въ ‘Мщанскомъ Роман’.

Нашлись, правда, нсколько порядочныхъ людей изъ академиковъ и изъ прежнихъ друзей, которые протянули ему руку и стали на его сторон, напр. Буало или парижскій архіепископъ, но ихъ было немного.

Авторъ ‘Словаря’ умеръ въ 1688 году, не дождавшись окончанія судебнаго процесса съ академіей и, что самое обидное, не зная даже, какая участь постигнетъ его ‘Словарь’, которому онъ отдалъ дв трети жизни. Должно быть, судебные порядки и проволочки солоно ему пришлись, такъ безпощадно онъ осмиваетъ ихъ въ дйствіяхъ героевъ ‘Мщанскаго Романа’, особенно прокуратуру и судебную власть, въ лиц тупой бездарности и круглаго невжды ‘Belastre’.

Даже посл смерти, академія не хотла ему простить и отказывалась воздать почести, должныя его сану. Только краснорчію Буало удалось устранить препятствія къ чествованію его памяти. Два года спустя, въ 1690 году, словарь былъ отпечатанъ и изданъ въ Роттердам, и только тогда оцнили по достоинству враги и друзья этотъ замчательный памятникъ эрудиціи XVII вка.

Изъ сочиненій Фюретьера пользовались извстностью: ‘Le voyage du Mercure’ въ стихахъ, въ 5 книгахъ и ‘Un volume de Fables’, которымъ самъ авторъ придавалъ большое значеніе, ставя ихъ выше лафонтеновскихъ, что совершенно несправедливо.

Для нашей цли — характеристики реальнаго романа — самое большое значеніе иметъ ‘Le roman bourgeois’, который появился въ печати въ 1666 году. Это романъ только по имени, а на самомъ дл сатира въ форм романа, или даже врне рядъ сценъ, связанныхъ между собою вншнимъ образомъ, безъ внутренней интриги. Онъ состоитъ изъ двухъ частей, не имющихъ между собой ничего общаго, кром обличительнаго направленія и одной и той-же среды общества. Этимъ романомъ Фюретьеръ объявилъ полный разрывъ съ романтизмомъ, и даже впалъ въ противуположную крайность. Если разбирать его съ современной точки зрнія, то онъ иметъ массу недостатковъ. Насъ поражаетъ протокольная сухость изложенія, полное отсутствіе фантазіи, поэзіи и даже интриги, нтъ картинъ и описаній природы, а также обстановки, придающихъ краски и жизнь, а напротивъ обиліе разсужденій и односторонность взглядовъ, фотографическая точность описанія героевъ и ихъ вншности и разбираніе по косточкамъ физическаго и нравственнаго уродства. Здсь все отъ ума и нтъ мста фантазіи и творчеству. Но не надо забывать, что въ то время сатира и реальный романъ были неразлучны, какъ протестъ противъ господствующаго вкуса. Это крайность, но безъ крайностей не было-бы золотой середины, и не на чемъ было-бы развиться Бальзаку съ одной, а Жоржъ Зандъи Гюго — съ другой стороны.

Кром того, что попытка написать бытовой романъ ‘roman de moeurs’, во всякомъ случа, была заслугой для того времени, она была задумана и выполнена умно. Сжатый и выразительный стиль, простота изложенія, юморъ и мткость характеристикъ, составляютъ его главныя достоинства. Объ этомъ роман существуетъ мнніе, что интрига его запутана и не окончена, но это неврно и вотъ почему: авторъ не задается цлью показать завязку и развязку интриги, онъ хочетъ нарисовать намъ картину современныхъ нравовъ буржуазнаго общества, не выдумывая изъ головы никакихъ хитросплетеній и исторій, имющихъ въ основ интригу, оканчивающуюся бракомъ. Онъ рисуетъ намъ рядъ правдивыхъ сценъ, въ которыхъ нтъ ничего выдуманнаго. Характеры его не прикрашены ни въ одну, ни въ другую сторону. Везд сренькая жизнь съ тми недостатками, которые составляютъ недугъ времени и которые авторъ хочетъ особенно подчеркнуть въ глазахъ читателей.

Пессимизмъ автора сказывается лишь въ томъ, что нтъ ни одного положительнаго типа, не на комъ остановиться съ удовольствіемъ, а невозможно предположить, чтобы тогда не встрчалось ни одного обыкновеннаго хорошаго человка среди буржуазнаго общества. Авторъ вдругъ обрываетъ интригу первой части, такъ что дйствительно длаетъ впечатлніе незаконченности, но это длается, очевидно, съ умысломъ. Фюретьеръ предоставляетъ воображенію читателя докончить исторію жизни героевъ, на основаніи даннаго имъ матеріала.

Въ предисловіи къ 1-й части: ‘Advertisement du libraire au lecteur’, Фюретьеръ высказываетъ свое profession de foi. Цль его романа дидактическая (instruire — поучать). ‘Всмъ извстно, говоритъ онъ, какъ безплодна догматическая мораль и нравственныя сентенціи, сухія и скучныя. Он находятъ еще меньше послдователей, чмъ слушателей, но когда мы видимъ порокъ въ смшномъ вид, юмористически осмянный, это дйствуетъ на насъ сильне, и мы скоре готовы исправиться. Обыкновенно моралисты вооружаются противъ крупныхъ недостатковъ, а на заурядные грхи не обращаютъ никакого вниманія, а между тмъ они-то наиболе опасны, потому что постоянно повторяются, и, въ конц концовъ, такъ портятъ человка, что онъ ихъ не замчаетъ, перестаетъ сознавать и стыдиться. Задача сатиры и комедіи — въ остроумной форм напоминать о нихъ людямъ и изобразить au ridicule этихъ людей, страдающихъ мелкими недостатками. Конечно, это литературное оружіе должно быть обращено противу пороковъ вообще, а не противу отдльныхъ личностей’.

Самъ Фюретьеръ, однако, поступалъ какъ разъ обратно, хотя и не сознавался въ этомъ.

Привожу переводъ выдающихся мстъ этого романа.

VI.
Мщанскій Романъ.

Комическое произведеніе.

КНИГА ПЕРВАЯ.

Я воспваю любовныя приключенія нсколькихъ парижскихъ буржуа того и другого пола, и, что удивительне всего, воспваю ихъ, не зная музыки. Но такъ какъ романъ есть не что иное какъ стихотвореніе въ проз, я-бы дурно дебютировалъ, если-бы не слдовалъ примру моихъ учителей и сдлалъ-бы иное вступленіе. Ибо съ тхъ поръ какъ покойный Виргилій восплъ Энея и его подвиги, а поэтическій Тассъ увковчилъ свое имя ‘пснями’,— ихъ послдователи, не боле музыканты чмъ я, повторяли одну и ту-же псню, начиная ее съ одной ноты.

Но я не буду подражать имъ слишкомъ строго, потому, во-первыхъ, что не сдлаю воззванія къ музамъ, какъ длаютъ другіе поэты въ начал своихъ произведеній. Они признаютъ это столь необходимымъ, что не могутъ безъ того написать самаго маленькаго стихотворенія, хотя очень часто ихъ мольбы и посланія къ этимъ богинямъ остаются безъ результата. Во вторыхъ, я не хочу сочинять поэтическихъ вымысловъ, не хочу тащить угря за хвостъ, т. е. начинать исторію съ конца, какъ длаютъ вс эти господа, старающіеся изо всхъ силъ найти чудесное или выходящее изъ ряда вонъ, чтобы заинтересовать читателя. Это-то и заставляетъ ихъ писать длинную галиматью до тхъ поръ, пока какой-нибудь сострадательный конюхъ, или повренная тайнъ своей госпожи — камеристка, не явятся на сцену и не объяснятъ читателю все, что нужно для пониманія происходящаго.

Вмсто того, чтобы вводить васъ въ заблужденіе этими излишними тонкостями, я разскажу вамъ искренно нсколько правдивыхъ происшествій, или любовныхъ интрижекъ, происходившихъ между личностями, которыя отнюдь не герои и не героини. Они не создадутъ арміи и не пойдутъ съ нею завоевывать государствъ, потому-что принадлежатъ къ обыденнымъ людямъ средняго класса, мирно идущимъ по избитой дорог, нкоторые изъ нихъ будутъ прекрасны, другіе безобразны, одни умны, другіе глупы, и этихъ послднихъ кажется найдется гораздо большее количество. Это не значитъ, однако, чтобы люди самаго высшаго полета не могли узнать себя между ними, и не воспользовались-бы примромъ нкоторыхъ смшныхъ, отъ сходства съ которыми, какъ имъ кажется, они очень далеки.

Чтобы еще боле избжать рутинной манеры, избираемой другими писателями, я хочу, чтобы мсто дйствія моего романа перемнялось, то-есть происходило-бы то въ одномъ, то въ другомъ квартал города, начну съ самаго буржуазнаго, называемаго площадью Maubert. Другой авторъ, мене искренній, желая блеснуть краснорчіемъ, не преминулъ-бы сдлать великолпное описаніе этого мста, и началъ-бы свои похвалы съ происхожденія его названія. Онъ сказалъ бы вамъ, что оно облагорожено знаменитымъ докторомъ Albert le Grand, который имлъ тутъ свою школу, а потому мсто это и называлось площадью М-er Albert, а съ теченіемъ времени измнилось въ Maubert.

Затмъ онъ обстроилъ-бы ее самымъ живописный ь образомъ, смотря по тмъ расходамъ, которые нарисовало уже его воображеніе. Планъ королевской площади оказался-бы не достаточно совершеннымъ, и его площадь должна-бы была сдлаться прекрасне карусельной площади въ романическомъ старинномъ город Гренад.

Не подумайте, чтобы онъ сказалъ вамъ (какъ это есть въ дйствительности), что это просто треугольная площадь, окруженная очень обыкновенными домами, заселенными преимущественно буржуазіей, онъ скоре повсится, чмъ упуститъ сдлать ее 4-хъ-угольной, переименуетъ вс лавки въ портики и галлереи, вс выступы въ балконы, а каменные выступы въ роскошныя пилястры, но когда онъ дойдетъ до описанія церкви кармелитокъ, вотъ тогда архитектура сыграетъ свою роль, и быть можетъ, очень пострадаетъ отъ этого. Онъ нарисуетъ вамъ храмъ, равный по красот храму Діаны Эфесской, поддерживаемый сотнею коринскихъ колоннъ, ниши наполнитъ изваяніями Фидія и Праксителя, и разскажетъ вамъ чудесныя исторіи, вылпленныя на барельефахъ, обязательно сдланныхъ изъ порфира или яшмы, а если придетъ фантазія, то и все зданіе построитъ изъ этого-же матерьяла, потому что въ странахъ романическаго вымысла дрогоцнные камни стоятъ не дороже чмъ кирпичъ. Онъ запутаетъ это описаніе волютами, метопами и другими мало извстными названіями, которыя самъ отыщетъ на страницахъ Витрува или Виньола, чтобы уврить многочисленныхъ читателей, что онъ свдущъ въ архитектур. Это одна изъ причинъ, почему писатели прибгаютъ такъ охотно къ подобнымъ описаніямъ: они не пропускаютъ ни одного случая, чтобы ими воспользоваться, часто даже притягиваютъ эти случаи за волосы, напримръ, при описаніи жилища какого-нибудь разбойника или негодяя, все имущество котораго можно унести подъ мышкой, они построятъ ему дворецъ красиве Луврскаго, великолпне Сераля. Благодаря своей наивности, я освобожденъ отъ подобнаго труда, хотя вс эти прекрасныя вещи пишутся для театральнаго эффекта, съ очень маленькими расходами. Я даже не скажу вамъ, какъ построена церковь кармелитокъ, потому что т, кто не видалъ ея, могутъ пойти посмотрть сами, если захотятъ, или-же нарисуютъ ее въ своемъ воображеніи. Я скажу только, что она составляетъ центръ свтской буржуазіи всего квартала и что она очень усердно посщается, благодаря свобод, съ которой позволяется въ ней разговаривать. Туда къ полудню собирается цлый караванъ дамъ и двицъ слегка перезрлыхъ, матери которыхъ десять лтъ тому назадъ еще носили старинный головной уборъ, характерный для мщанскаго сословія. Излишне говорить, что туда-же приходило немалое количество франтовъ и щеголей, составляющихъ боле или мене многочисленную свиту двицъ, смотря по ихъ красот и успху въ свт.

Въ одинъ изъ большихъ церковныхъ праздниковъ, собраніе это было многочисленне обыкновеннаго. Кром благочестія, любителей привлекли двадцать-четыре королевскихъ музыканта и краснорчіе моднаго проповдника. Это былъ молодой аббатъ безъ аббатства, или, врне, одинъ изъ членовъ благородной фамиліи, постриженный въ духовное званіе, какъ младшій изъ сыновей. Его стихарь былъ отдланъ кружевами, красиво сложенными въ складочки, борода подстрижена по мод, а волосы завиты, говорилъ онъ мягко и плавно. Онъ хотлъ, чтобъ о достоинств его проповди судили по стульямъ, проданнымъ заране по два су, и не щадилъ силъ, чтобъ привлечь побольше слушателей, особенно изъ знати. Онъ отправилъ карточки всмъ своимъ друзьямъ, съ просьбой присутствовать на месс. Пригласительные билеты были заказаны по образцу похоронныхъ, съ той только разницею, что текстъ былъ писанный, а не печатный.

Молодая двица, которая должна была собирать въ этотъ день въ кружку для бдныхъ, привлекла, съ своей стороны, не мало публики. Вс франты, желавшіе ей понравиться, оказались на-лицо, съ цлью положить въ ея кружку крупную монету, потому что это былъ пробный камень для оцнки красоты двицы и степени увлеченія ею молодого человка. Тотъ, кто далъ больше, считался сильне влюбленнымъ, а та, которая собрала самую большую сумму, считалась прекраснйшей. Встарину рыцарь, чтобы доказать красоту своей возлюбленной, являлся на турниръ съ копьемъ въ рук и дрался съ первымъ встрчнымъ, у мщанъ этой эпохи лучшимъ доказательствомъ любви и красоты было — положить въ кружку своей дамы какъ можно больше денегъ. Въ самомъ дл, сборщица была прекрасна, и еслибъ она родилась не въ сред буржуазіи, то-есть, я хочу сказать, еслибъ она принадлежала по рожденію къ высшему свту, то могла-бы возбудить сильную страсть въ благородномъ сердц. Не ждите, впрочемъ, чтобы я началъ ее описывать, какъ это обыкновенно длается въ подобныхъ случаяхъ, ибо если я скажу вамъ, что она была прелестно сложена, что у нея были глубокіе голубые глаза, блокурые вьющіеся волосы и многія другія особенности, все-же вы ея такимъ образомъ не узнаете, и это не будетъ значить, что она была безусловно хороша, потому-что у нея могли быть веснушки или слды оспы. Подтвержденіемъ этому бываютъ многіе герои и героини, прекрасные на бумаг, созданные фантазіей автора, а на самомъ дл смуглые и безобразные. Я-бы лучше хотлъ нарисовать вамъ ея портретъ и помстить въ заголовк книги, если-бы книгопродавецъ не поскупился на подобный расходъ. Это было-бы точно такъ-же необходимо, какъ множество изображеній битвъ, храмовъ и кораблей, способствующихъ одному — боле высокой цн книги Это не значитъ, чтобъ я порицалъ картинки, потому что мн, пожалуй, припишутъ желаніе изъять изъ употребленія вс лучшія мста нашихъ современныхъ произведеній. Возвращаюсь къ прекрасной сборщиц. Изъ любви къ ней, я прохожу молчаніемъ (по крайней мр, на сей разъ) вс другія приключенія этого торжественнаго дня. Молодая двушка была во всемъ блеск молодости и прекраснаго туалета, причесанная горничной, учившейся непосредственно у Прима этому искусству. Она не удовлетворилась тмъ, что взяла напрокатъ брилліанты, но еще наняла на этотъ день лакея, который несъ сзади большой ея шлейфъ. Хотя это не пристало ея сословію, однако она воспользовалась удобнымъ случаемъ для удовлетворенія своего тщеславія, тмъ боле, что нельзя было и осудить ее, въ данномъ случа, все оправдывалось желаніемъ собрать какъ можно больше денегъ въ пользу церкви и бдныхъ прихода. Что касается ея проводника, то онъ былъ ей необходимъ, чтобы помочь пройти между стульями, для чего надо было имть ловкость акробата. Съ такого рода преимуществами она могла получить хорошій сборъ въ пользу ризницы. Прежде чмъ я на время разстанусь съ этой прекрасной двицей — прибавлю, что она была очень юна, ибо это необходимо для пониманія ея исторіи, равно какъ и то, что у нея много было наивности, простодушія и глупости — не могу съ достоврностью сказать, чего больше изъ этихъ трехъ качествъ. Вы сами будете судить объ этомъ по слдующимъ событіямъ.

На этомъ-же торжеств присутствовалъ одинъ молодой адвокатъ, мастеръ на вс руки. Утромъ онъ былъ крючкотворомъ, а вечеромъ превращался въ дамскаго угодника и разсыпался передъ дамами мелкимъ бсомъ, разодвшись въ щегольской кафтанъ, панталоны съ буерами и кружевами, въ шелковыхъ чулкахъ съ бантами. Это былъ одинъ изъ тхъ молодыхъ буржуа, которые, несмотря на свое происхожденіе и воспитаніе, хотятъ сойти за людей высшаго общества и думаютъ, что если они одты по мод и относятся съ пренебреженіемъ къ своей родн, то этимъ возвысились уже на много ступеней надъ людьми своего круга. Этотъ молодой человкъ становился неузнаваемъ, когда перемнялъ костюмъ. Его волосы, коротко остриженные, когда онъ бывалъ въ суд утромъ, вечеромъ прятались подъ прекраснымъ блокурымъ парикомъ, который онъ безпрестанно приглаживалъ гребенкой, почему и держалъ ее чаще въ рукахъ, чмъ въ карман, и такъ осторожно надвалъ свою шляпу, что почти не касался волосъ. Онъ сильно пудрилъ подбородокъ и носилъ туго накрахмаленный воротникъ, обшитый кружевами. Бородавка на щек служила отличнымъ предлогомъ наклеить на это мсто мушку. Вообще онъ одвался такъ, что какой-нибудь провинціалъ не преминулъ-бы принять его за образецъ послдней моды. Но я былъ не совсмъ справедливъ, говоря, что съ перемной костюма онъ становился неузнаваемъ. Его мина, жесты и разговоръ выдавали его, потому что это гораздо трудне измнить, чмъ платье, вс его гримасы и аффектированныя позы показывали, что онъ подражалъ высшему кругу только въ смшномъ и неестественномъ. Это случается, къ слову сказать, со всми подражателями въ какомъ-бы то ни было род.

Какъ только этотъ господинъ увидлъ М-le Жавоттъ (имя прекрасной сборщицы), такъ воспылалъ къ ней сильнйшей страстью,— случай для него весьма обыкновенный, потому что, правду говоря, онъ влюблялся во всхъ. Однако, на этотъ разъ, амуръ глубже запустилъ свою стрлу, или-же пустилъ ее на боле близкомъ разстояніи, почему стрла прошла глубже въ сердце, чмъ всегда. Я не съумю съ точностью опредлить, какого рода волненіе ощутило его сердце при вид красавицы (потому что никого не было, кто сосчиталъ-бы его пульсъ), но я наврно знаю, что онъ въ эту-же минуту далъ себ торжественное общаніе оказать ей какую-нибудь услугу.

Случай къ этому представился очень скоро. Жавоттъ подошла съ кружкой къ стоявшему по сосдству съ нимъ молодому человку, незначительному клерку, служившему у ея отца. Это былъ человкъ хитрый, мстительный, и притомъ имвшій противъ нея зубъ за то, что она отняла однажды ключи отъ погреба у служанки въ то время, какъ эта послдняя намревалась нацдить ему вина.

Онъ отлично видлъ, что изъ тщеславія ей хотлось всмъ показать, какъ много золотыхъ и большихъ серебряныхъ монетъ она насбирала, тогда, вынувъ изъ кармана горсть мдяшекъ, онъ высыпалъ ей на зло въ кружку такимъ образомъ, что он покрыли собой т, которыми она такъ гордилась. Жавоттъ покраснла съ досады, и пальцами, насколько могла, отодвинула въ сторону эту ничтожную милостыню, которая, несмотря на ея ловкость, все-же была видна всюду. Вотъ тогда-то Никодэмъ (такъ звали новаго влюбленнаго), подавая ей червонецъ, сдлалъ видъ, что хочетъ получить сдачу, выбралъ мдныя монеты, а остальную сумму пожертвовалъ въ пользу церкви.

Такой удачный пріемъ свтской вжливости обратилъ вниманіе Жавоттъ на него, и она, очень довольная въ душ, почувствовала признательность къ тому, кто оказалъ ей услугу. Это обстоятельство дало ему поводъ при выход изъ церкви подойти къ ней съ комплиментомъ, который онъ обдумывалъ все время, пока они стояли въ церкви. Случай былъ для него исключительно благопріятный, ибо Жавоттъ никогда не выходила безъ матери и была воспитана въ такой строгости, что ни въ обществ, ни дома никогда не говорила ни съ однимъ молодымъ человкомъ. Если-бы не эти условія, то Никодэму не представлялось-бы затруднительнымъ познакомиться съ ней, потому что отецъ ея былъ стряпчій, а Никодэмъ адвокатъ, и они принадлежали къ одному и тому-же кругу и находились въ такомъ близкомъ свойств, какъ, напр., должности лакея и горничной.

Какъ только обдня кончилась, Никодэмъ подошелъ къ ней и сказалъ слдующій тонкій комплиментъ:

— Сударыня, на сколько могу судить, вы сдлали сегодня прекрасный сборъ, при помощи вашей красоты и другихъ вашихъ достоинствъ!

— Увы, сударь, отвчала Жавоттъ съ совершенно наивнымъ видомъ,— извините меня, я только что сейчасъ сосчитала его съ отцомъ ризничимъ: я набрала только 64 ливра и 5 су, тогда какъ m-lle Генріетта, послдній разъ, набрала 90 ливровъ. Правда, она собирала въ продолженіи всей мессы и въ такомъ мст, гд находилась самая избранная публика.

— Когда я говорю объ удачномъ сбор, возразилъ Никодэмъ,— я подразумваю не только подаянія, собранныя вами въ пользу церкви и бдныхъ, но также и пользу, извлеченную вами для себя.

— Ахъ, милостивый государь, возразила Жавоттъ,— увряю васъ, что для себя я ничего не пріобрла, не утаила ни одной копйки, и неужели вы думаете, что я воспользовалась-бы въ этомъ случа чмъ-нибудь въ свою пользу? Даже грхъ такъ думать!

— Вы меня не поняли, отвчалъ Никодэмъ,— я хотлъ сказать, что одна особа, отдавая вамъ милостыню, вмст съ ней, отдала и свое сердце.

— Я не понимаю, возразила Жавоттъ,— что вы хотите сказать на счетъ сердца, но увряю васъ, что въ кружк не нашла ни одного.

— Это значитъ, замтилъ Никодэмъ,— что нтъ человка, который при вид вашей красоты не далъ-бы обта любить васъ, служить вамъ и не отдалъ-бы своего сердца на вки. Скажу о себ, что я не могъ не отдать вамъ своего.

Жавоттъ наивно отвчала:

— Если-бы вы мн его дали, сударь, я-бы тотчасъ отвтила:— пусть Богъ возвратить вамъ его обратно.

— Какъ! воскликнулъ Никодэмъ, нсколько задтый:— въ такомъ серьезномъ дл умстны-ли насмшки и можно-ли обращаться такъ жестоко съ однимъ изъ вашихъ самыхъ пламенныхъ обожателей?

На эти слова Жавоттъ отвчала, вспыхнувъ:

— Милостивый государь, будьте осторожне въ вашихъ выраженіяхъ: я честная двушка, у меня нтъ обожателей. Мамаша запретила мн ихъ имть.

— Я ничего не сказалъ такого, что могло-бы васъ обидть, возразилъ Никодэмъ: — страсть, которую я питаю къ вамъ, есть самое честное и чистое чувство и иметъ цлью только законныя намренія.

— Это значитъ, милостивый государь, сказала Жавоттъ,— что вы хотите на мн жениться?— Надо для этого обратиться къ моимъ родителямъ, потому что я не знаю, за кого они хотятъ отдать меня замужъ.

— Мы еще не дошли до заключенія подобныхъ условій, отвчалъ Никодэмъ: — мн нужно сначала быть увреннымъ въ вашемъ расположеніи и знать, могу-ли имть честь служить вамъ.

— Милостивый государь, я не нуждаюсь ни въ чьихъ услугахъ, потому что знаю длать все, что мн нужно.

Этотъ мщанскій отвтъ нсколько озадачилъ молодого человка, который хотлъ вести объясненіе въ стил любовныхъ романовъ высшаго круга. По всей вроятности, онъ продолжалъ-бы разговоръ въ томъ-же род еще долгое время, если-бы на мст Жавотты находилась особа, готовая благосклонно его выслушивать, и потому былъ непріятно удивленъ, когда съ первыхъ-же предложеній услугъ его заставили говорить о законномъ брак. Но онъ напрасно удивился такому обороту разговора, потому что обычный недостатокъ двушекъ мщанскаго сословія принимать каждую маленькую любезность за объясненіе въ любви, а разъ молодой человкъ влюбленъ, онъ долженъ, по ихъ мннію, тотчасъ-же отправиться къ нотаріусу, или къ священнику, чтобы передъ этими офиціальными лицами удостоврить свою любовь. Он не способны понимать существованія чистой дружбы и привязанности, которыя такъ дороги и пріятны въ ранней молодости, и уживаются въ то-же время съ самой строгой добродтелью. Он не заботятся узнать со всхъ сторонъ того, кто предлагаетъ имъ свои услуги, ни того, какъ возникло взаимное уваженіе другъ къ другу, предшествующее дружб, а затмъ любви. Страхъ остаться старыми двами заставляетъ ихъ начинать съ самаго существеннаго и бросаться на шею первому, кто по неосторожности согласится на это. Въ этомъ случа, существуетъ огромная разница между высшимъ обществомъ и буржуазіей, потому что аристократія исповдуетъ правила самой изысканной вжливости и, привыкнувъ видть дамское общество съ самыхъ раннихъ лтъ, усвоиваетъ себ мягкость обращенія и привычки хорошаго тона, остающіяся на всю жизнь. Между тмъ, люди низшихъ сословій никогда не могутъ себ усвоить непринужденной любезности обращенія и не изучаютъ искусства нравиться женщинамъ, которое есть или результатъ свтскаго воспитанія, или-же сильной и благородной страсти. Любовь у нихъ на второмъ план, а главная забота: извлечь изъ женитьбы матеріальную выгоду и имть въ жен экономную и распорядительную хозяйку. Нтъ ничего удивительнаго, что при такомъ взгляд, съ первыхъ-же дней брака, он постоянно находятся въ брюзгливомъ и дурномъ расположеніи духа, которое становится въ тягость ихъ семь и всмъ, посщающимъ ихъ домъ.

Впрочемъ, нашъ щеголь былъ не прочь, по крайней мр для виду, заняться любовью съ претензіями на высшій тонъ, потому что не забылъ разные способы объясненій въ любви, вычитанные имъ въ Клеліи (извстный романъ М-me de Scudry) и въ Cyrus. Онъ не прочь-бы былъ обмняться любовными записочками и посланіями въ стихахъ, но это оказалось невозможно съ такой особой, какъ m-lle Жавоттъ, которая тотчасъ-же надла узду на его романическіе подходцы.

Онъ-бы не такъ скоро довелъ до дверей дома свою прекрасную даму, но Жавоттъ немедленно сдлала глубокій реверансъ, говоря, что ей некогда, потому что дома ждетъ хозяйство, да и кром того, если мамаша увидитъ, что она разговариваетъ съ молодымъ человкомъ на улиц, то ей за это достанется. Такимъ образомъ, волей-неволей, пришлось откланяться, съ общаніемъ вскор явиться къ ней съ визитомъ. Осуществить это намреніе было довольно трудно, безъ особаго дла никто у нихъ не бывалъ, за исключеніемъ помощниковъ и учениковъ отца, и если-бы кто вздумалъ явиться съ визитомъ къ m-elle Жавоттъ, то ея мать, не давши войти въ комнату, набросилась-бы на гостя со словами: ‘Что вамъ нужно отъ моей дочери?’

Такимъ образомъ, необходимость заставила Никодэма сначала искать знакомства съ отцомъ Жавоттъ, Фолишономъ, въ иномъ мст. Онъ ране съ нимъ встрчался въ Chtelet (зала гражданскаго суда въ Париж), гд ему приходилось не разъ защищать дла своихъ кліентовъ.

Никодэмъ пришелъ къ Фолишону подъ предлогомъ посовтоваться о дл и тутъ-же сообщилъ, что его друзья желали-бы имть его, Фолишона, своимъ повреннымъ по дламъ, и дйствительно доставилъ ему новое дло, но это привело его лишь къ дловому знакомству, а женская половина оставалась для него закрытой, точно во дворц султана. Для того, чтобы достичь цли, ему пришлось прибгнуть къ хитрости, а именно: сочинить, что у него въ деревн есть отличный садокъ для кроликовъ, откуда онъ ихъ и получаетъ для жаркого. Видя, что Фолишонъ облизывается, слушая это, Никодэмъ прибавилъ, что съ удовольствіемъ пришлетъ ему парочку и придетъ сть вмст съ нимъ, въ надежд, что за обдомъ по крайней мр онъ, наконецъ, увидитъ мать и дочь.

Онъ веллъ купить пару кроликовъ на птичьемъ рынк и презентовалъ ихъ Фолишону, но это были брошенныя деньги, не потому что это были домашніе кролики (стряпчій нашелъ ихъ превосходными), но это не дало ему возможности видть Жавоттъ: возлюбленная его не обдала въ этотъ день за большимъ столомъ, потому что была занята по хозяйству и не одта. Тогда онъ пошелъ дальше въ своей изобртательности, и отправился играть съ Фолишономъ на бильярд, до котораго послдній былъ страстный охотникъ. Игра сблизила ихъ больше и они сдлались пріятелями, кром того, Никодэмъ вначал много проигрывалъ своему партнеру нарочно, и не забывалъ послднюю партію играть на каплуна, который затмъ и съдался у стряпчаго.

За четвертымъ или пятымъ каплуномъ посчастливилось Никодэму увидать наконецъ свой ‘предметъ’. Но это счастье продолжалось недолго: Жавоттъ пришла посл всхъ и встала тотчасъ посл дессерта, причемъ свернула салфетку и захватила свой приборъ. Во время обда она не проронила словечка, и сидла все время съ опущенными глазами, показывая этимъ видомъ величайшей скромницы, что она уметъ держать себя, сообразно правиламъ строгой морали, и ушла въ свою комнату вмст съ мамашей, чтобы тотчасъ приняться за вязанье кружевъ, или за вышиванье по канв.

Кажется, не было еще на свт двушки, съ которой было-бы трудне разговориться, чмъ съ ней: въ дом съ нея ни на минуту не спускали глазъ, а изъ дома она выходила, какъ уже было сказано раньше, только съ матерью, такъ что не подвернись этого случая въ церкви, никогда Никодэму не пришлось-бы съ ней говорить. Дружба съ Фолишономъ была почти безполезна, между тмъ она увеличивалась съ каждымъ днемъ и, чтобы понять ея основанія, необходимо сказать нсколько словъ о стряпчемъ, который тоже въ своемъ род былъ любопытный экземпляръ.

Фолишонъ былъ маленькій коренастый человкъ, съ просдью, по лтамъ ровесникъ своему колпаку (bonnet). Они состарились, вмст съ нимъ, подъ грязной шапочкой стряпчаго, начиненной разными пакостями въ такой мр, что невозможно было-бы больше, если-бы она перебывала на сотн другихъ головъ, потому что кляузы вошли въ плоть и кровь этого маленькаго человка, какъ бсъ входитъ въ тло одержимаго.

Его ошибочно прозвали ‘проклятая душа’, врне было звать проклинающая душа, ибо онъ проклиналъ всхъ, имвшихъ къ нему дла: и своихъ кліентовъ, и противниковъ. У него былъ огромный ротъ, что составляетъ не послднюю выгоду для человка, добывающаго себ кусокъ хлба лаяньемъ на другихъ, и для чего широкая глотка есть необходимое условіе. Его узенькіе бгающіе глазки и очень тонкій слухъ помогали ему за сто шаговъ различить звукъ монеты. Онъ обладалъ быстрымъ умомъ и отличнымъ соображеніемъ, если только дло не шло о томъ, чтобы сдлать доброе дло. Его энергія въ нажив была изумительна: онъ смотрлъ на чужое добро глазами кошки, слдящей за птичкой въ клтк съ страстнымъ желаніемъ захватить ее въ Свои когти. Это не значитъ, чтобы онъ не разыгрывалъ иногда роли великодушнаго человка, если ему попадалась личность, ровно ничего не свдущая въ длахъ, онъ охотно брался написать за нее прошеніе, или иную бумагу, причемъ высокомрно заявлялъ, что денегъ за это не возьметъ, но за-то заставлялъ свою жертву платить издержки у судебнаго пристава вдвое противъ того, что слдовало имъ обоимъ. У него было врожденное отвращеніе къ правд, и потому ни одно правое дло близко къ нему не подходило. Легко себ представить, что съ такими превосходными качествами ему не трудно было разбогатть, хотя въ то-же время онъ совершенно потерялъ имя честнаго человка.

Читатели могутъ судить поэтому, что Никодэмъ, не будучи скупымъ, и къ тому-же еще влюбленный по уши, могъ имть успхъ у такого алчнаго человка. Онъ переписывалъ ему почти даромъ дловыя бумаги, подносилъ подарки, угощалъ обдами и всячески старался сдлаться другомъ. Еще одна вещь удивительно ихъ сближала: Никодэмъ любилъ остроты, шуточки и для краснаго словца говорилъ всякую галиматью, а Фолишонъ постоянно уснащалъ рчь пословицами и прибаутками, такъ что они поощряли въ разговор другъ друга и были очень довольны этимъ взаимнымъ пониманіемъ. Не смотря на ихъ тсную дружбу, сердечныя дла не подвигались ни на шагъ.

Жавоттъ, завидя его, или уходила въ другую комнату, или-же оставаясь съ нимъ въ присутствіи матери, все время упорно молчала. Очевидно, приходилось сдлаться офиціальнымъ женихомъ, чтобы имть возможность видть ее и говорить съ ней вволю. Кром того, его побудило посвататься и то соображеніе, что для адвоката дочь стряпчаго вполн подходящая партія, притомъ-же Фолишонъ былъ богатъ и имлъ порядочную контору, или врне лавочку, потому что въ ней торговали длами. Фолишонъ, съ своей стороны, хотлъ имть зятемъ человка съ деньгами и ‘себ на ум’, такъ называлъ онъ на своемъ язык того, кто по нашему былъ просто пройдоха. Онъ не заботился, чтобы этотъ зять былъ воспитанъ, вжливъ, хорошъ собою, лишь-бы онъ умлъ доставать дла и копить деньги. Стряпчій не принималъ во вниманіе рдкой красоты своей дочери и не ожидалъ, чтобы она ею могла сдлать себ состояніе и положеніе въ обществ. Въ этомъ случа, впрочемъ, онъ былъ правъ, потому что въ большинств случаевъ т, кто на это разсчитываетъ, остаются ни съ чмъ, и часто положеніе, кОтораго достигаютъ мщаночки съ помощью красоты, кончается для нихъ очень плачевно. Принимая во вниманіе вс вышеприведенные доводы, Никодэмъ, подстрекаемый, кром того, любовью, ршилъ просить руки Жавоттъ у ея отца. Фолишонъ первымъ дломъ удостоврился самымъ точнымъ образомъ о томъ, сколько состоянія у жениха, не запутано-ли оно и нтъ-ли у него долговъ и кутежей. Не нравилось Фолишону только одно, что женихъ имлъ видъ свтскаго щеголя и любилъ хорошо одваться, потому что чистота въ одежд, правящаяся всмъ порядочнымъ людямъ, больше всего шокируетъ этихъ бородачей. Время, потрачиваемое на туалетъ, Фолишонъ считалъ потеряннымъ, и приходилъ въ ужасъ отъ мысли, что нкоторыя принадлежности туалета стоили-бы ему 20-ти просителей. Не смотря на эти непріятныя стороны въ личности жениха, Фолишонъ питалъ къ нему такое уваженіе, что длался снисходительнымъ и приписывалъ ихъ молодости.

Онъ надялся, что женитьба его передлаетъ въ этомъ отношеніи, и что мсяца черезъ три посл брака, онъ сдлается подобнымъ ему пачкуномъ.

Посл того какъ былъ пересмотрнъ инвентарь приданаго, когда были перечислены и подчеркнуты вс пункты брачнаго контракта между женихомъ и родителями невсты, Никодэмъ былъ объявленъ женихомъ и ему позволили видть чаще свою возлюбленную, то-есть сидть съ ней и говорить въ присутствіи матери, которая сидла на четырехъ-аршинномъ разстояніи и штопала блье или вязала. Однако-же и это благополучіе продолжалось недолго, черезъ нсколько дней Фолишонъ объявилъ, что надо готовиться къ помолвк и сдлать оглашеніе въ церкви.

Теперь отъ меня зависитъ изобразить вамъ героиню, похищаемую столько разъ, сколько томовъ я хочу написать. Но такъ какъ романъ мой не есть грандіозная пьеса съ декораціями и машинами, и я общалъ разсказывать вамъ только истинныя происшествія, то признаюсь, что эта свадьба разстроилась, благодаря неожиданной остановк, вызванной оглашеніемъ въ церкви. Протестовала противъ совершенія этого брака двица, по имени Лукреція, которая предъявила претензіи на Никодэма, давшаго ей общаніе жениться, и открытіемъ этого факта такъ испортила репутацію его въ глазахъ родителей невсты, что они почли его за развратника и не хотли боле пускать на глаза. Можетъ быть, вамъ любопытно будетъ знать, откуда явился этотъ протестъ, столь неожиданный? Для этого необходимо вернуться назадъ и разсказать вамъ другую исторію—не забудьте только и этой, ибо она пригодится вамъ для пониманія будущихъ событій.

VII.
Исторія буржуазной Лукреціи.

Я называю эту Лукрецію буржуазной въ отличіе отъ благородной римлянки, заколовшейся кинжаломъ и обладавшей характеромъ весьма мало похожимъ на характеръ нашей героини. Наша Лукреція была высокая, хорошо сложенная, неглупая и видная двушка, но у нея тщеславіе преобладало надъ всми другими сторонами характера.

Очень жаль, что она не была вскормлена при двор и выросла не у знатныхъ людей, ибо тогда она избавилась-бы отъ многихъ своихъ ужимокъ и мщанской аффектированности. Он противорчьи ея природному уму и по нимъ легко было узнать ту среду, гд она жила и воспиталась. Она была дочерью докладчика въ канцеляріи (referendaire en la chancellerie) и рано осталась сиротой, на попеченіи тетки, жены адвоката третьяго разряда, который не былъ знаменитостью, но все-же не сидлъ безъ дла. Это былъ труженикъ, цлый день проводившій въ своей контор за составленіемъ прошеній и докладныхъ листовъ, довольно плохо оплачиваемыхъ.

Жена его, съ одной стороны, была экономная хозяйка, потому что кричала и сердилась два дня изъ-за пропажи свчнаго огарка, или изъ-за лишней спички, асъ другой стороны — любила общество и карточную игру. Она вращалась въ ‘большомъ свт’, то-есть постоянно была окружена людьми. Каждый день, посл обда, приносились дв колоды картъ и начиналась партія триктрака.

Собирались молодые люди различныхъ сословій и состояній. Ихъ гораздо больше привлекало въ домъ желаніе видть красивую Лукрецію, чмъ доставлять развлеченіе ея тетк. Когда-же послдняя была въ выигрыш, то становилась любезной хозяйкой, приносился тортъ, домашнее печенье и ваза съ вареньемъ, которыми и угощали честную компанію, и въ то-же время это служило ужиномъ племянниц, тетк и ея мужу, который иначе не имлъ-бы его, потому что жена о немъ не думала, когда не бывала голодна сама. Благодаря подобному образу жизни, въ околодк ее считали свтской дамой, имвшей открытый домъ. Я самъ слышалъ, какъ жена регистратора говорила съ пной у рта отъ зависти: ‘Только одни адвокаты умютъ жить такъ шикарно!’

Лукреція была воспитана въ дом, атмосфера котораго была опасна для бдной двушки, окруженной поклонниками. Нужно было имть каменное сердце, чтобы устоять на такомъ скользкомъ пути. Вс ея надежды были основаны на очарованіи ея глазокъ и прочихъ прелестей,— основаніи довольно шаткомъ и деликатномъ, съ которымъ можно или остаться старой двой, или-же заставить на себ жениться при помощи мэра и другихъ представителей власти.

Она одвалась отлично и держала себя какъ ‘барышня’. Хотя у нея не было ровно ничего, однако родные распустили слухъ, что за ней дадутъ 15 тысячъ, но он были вилами на вод писаны. Основываясь на этомъ ложномъ слух. Лукреція была очень разборчива, и, когда ей предлагали въ женихи адвоката, качала своей хорошенькой головкой и морщась отвчала: ‘Терпть не могу этихъ мщанъ!’

Она надялась выйти по крайней мр за государственнаго казначея, или-же за аудитора, что было-бы подходящей партіей для ея предполагаемыхъ 15 тысячъ. Ея красота привлекала ухаживателей, и она могла считать ихъ не только десятками, но сотнями и тысячами. Молодежь приходила въ домъ съ цлью видть Лукрецію, но чтобы видть ее, необходимо было играть. Одинъ, поигравъ нкоторое время, передавалъ карты другому, чтобы поболтать съ ней, а этотъ другой садился играть пополамъ съ теткой. Лукреція, съ своей стороны, шла въ долю съ кмъ-нибудь изъ увлеченныхъ игрой. Усадивъ игроковъ по мстамъ, она отправлялась въ гостиную занимать остальную компанію и умла быть одинакова любезна со всми гостями, точно въ ней сидлъ механизмъ, регулирующій ея отношенія ко всмъ.

Ей было очень выгодно итти въ долю съ игроками: въ случа выигрыша она получала свою долю, и никогда не платила, если игра была неудачна. Кром того, ей было выгодно прибрать къ рукамъ какого-нибудь разиню, свтская любезность котораго состояла въ томъ, чтобы проигрывать молодымъ двушкамъ подарки, и такимъ образомъ заставлять принимать ихъ, не задвая самолюбія. Я забылъ прибавить, что Лукреція, предпочитая молодыхъ любезниковъ, которые не опредляли съ точностью ни выигрыша, ни проигрыша, въ послднемъ случа платила лентой или бездлушкой на память, а выигрывая получала золотыя вещи и дорогіе уборы, одваясь такимъ образомъ на счетъ игры или на счетъ глупостей своихъ обожателей. Шелковые чулки, надтые на ней, были выигрышъ, кружевная косынка points de Gennes — тоже, ожерелье, юбка, однимъ словомъ съ головы до ногъ она была одта такимъ образомъ. Она столько разъ играла jeu discrtion, что, наконецъ, потеряла свое, въ чемъ вы сейчасъ и убдитесь. Я говорю это заране, ибо не хочу длать вамъ сюрпризовъ, по примру нкоторыхъ авторовъ, которые только на это и бьютъ.

Среди поклонниковъ Лукреціи находился одинъ молодой маркизъ, но этого одного слишкомъ мало, если не прибавить къ нему 40, 50 или 60 тысячъ годового дохода, потому что маркизовъ столько развелось за послднее время, что одинъ титулъ безъ прилагательнаго не дорого стоитъ.

Состояніе нашего маркиза никто не считалъ, извстно только, что онъ былъ большой щеголь и каждый день мнялъ свои платья и перья. Это признакъ, по которому въ Париж отличаютъ богатыхъ и знатныхъ людей отъ простыхъ смертныхъ, хотя признакъ и очень обманчивый. Въ первый разъ, онъ увидалъ Лукрецію на томъ-же церковномъ торжеств, о которомъ я говорилъ раньше, и въ той-же церкви кармелитокъ, куда онъ отправлялся зачмъ угодно, только не съ цлью молиться. Онъ пришелъ въ восхищеніе отъ ея красоты, и приказалъ своему слуг по выход изъ церкви слдовать за ней, чтобы узнать, гд она живетъ. Но прежде чмъ слуга вернулся, маркизъ узналъ это отъ привратника, Франциско, которому извстны вс сплетни и новости своего прихода, и онъ занимался ими больше, чмъ уборкой и приведеніемъ въ порядокъ внутренности храма. Серебряная монета сдлала его разговорчивымъ и откровеннымъ, и онъ тотчасъ-же назвалъ имя Лукреціи, ея общественное положеніе, ея обычное занятіе, пріемы постителей, и даже назвалъ тхъ господъ, которые чаще другихъ посщали домъ ея тетки и дяди, прибавивъ къ этому тысячу разныхъ мелочей, которыя можно узнать изъ частной жизни, только живя вмст долгое время, но при томъ образ жизни, который вели родственники Лукреціи, это было гораздо легче — ихъ семейная жизнь длалась публичнымъ достояніемъ. Маркизъ ршилъ найти кого-нибудь, кто-бы могъ ввести его въ этотъ домъ, а въ крайнемъ случа, познакомиться подъ предлогомъ игры въ карты, который даетъ свободный входъ въ подобныя мста. Ему не понадобилось, однако, ни то, ни другое. На другой-же день, прозжая по улиц, гд жила Лукреція, онъ увидалъ ее издали на порог дома. Она ждала съ нетерпніемъ гостей, которые что-то долго не являлись, и потому вышла за дверь, услыхавъ шумъ прозжающаго экипажа, она повернула голову въ ту сторону, думая, что это былъ кто нибудь изъ опоздавшихъ гостей. Маркизъ отворилъ дверцы кареты, чтобы ей поклониться и завязать разговоръ.

Въ это время произошло неожиданное и непріятное приключеніе, которое лля его цлей было весьма благопріятно. Слуга лошадинаго барышника тащилъ изо всхъ силъ за поводъ лошадь и кром того подгонялъ ее ударами шпоры, прикрпленной къ лвому сапогу. На улиц стояла огромная лужа, черезъ которую и пробжала лошадь, а такъ какъ улица была очень узка, посторониться не было мста, то маркизъ, коляска и барышня у дверей оказались забрызганными грязью. Маркизъ хотлъ выругаться, но уваженіе къ прекрасному полу удержало его во-время, хотлъ онъ погнаться за дерзкимъ мальчишкой, но послдній такъ ловко сидлъ, что никакого вреда невозможно было ему сдлать, разв только выстрлить въ слдъ на ходу.

Маркизъ вылзъ изъ экипажа весь въ грязи, и чтобы утшить Лукрецію, которая была не чище его, сказалъ ей, подходя: ‘Сударыня, я былъ наказанъ за мою смлость видть вблизи вашу красоту, но я не столько огорченъ тмъ, что нахожусь въ такомъ непрезентабельномъ вид, сколько тмъ, что вамъ пришлось раздлить со мною эту непріятность’.

Лукреція, сконфуженная, что незнакомецъ видитъ ее въ такомъ безпорядк, и не успвъ найти отвта на такой непредвиднный случай, ограничилась поклономъ и вжливымъ приглашеніемъ войти почистить платье или-же подождать, пока ему принесутъ изъ дома другое, чтобы переодться, и ушла перемнить свой туалетъ.

Она очень быстро вернулась, совершенно переодтая: изъ маленькаго тщеславія ей хотлось показать маркизу, что у ней есть нсколько перемнъ платья, и даже кружева, потому что вмсто points de Gennes она надла points de Sdow. Первымъ долгомъ маркизъ послалъ своего слугу домой за другимъ платьемъ, но слуга вернулся запыхавшись назадъ съ извстіемъ, что камердинеръ унесъ ключъ отъ гардероба. Обыкновенно, одвъ своего господина, онъ и самъ уходилъ со двора на цлый день и возвращался только къ вечеру, слдуя обычаю всхъ лнтяевъ, которымъ господа позволяютъ играть, пьянствовать и шляться безъ дла. Они думаютъ, что если имъ поручатъ кром одной должности еще какое нибудь дло, то это уменьшитъ ихъ собственное величіе. Маркизу пришлось, скрпа сердце, запастись терпніемъ.

Все, что маркизъ могъ сдлать — это забраться въ самый темный уголъ залы и ссть такъ, чтобы скрыть отъ свта грязныя пятна на бль и на плать.

Онъ клялся (и это не обязывало никого врить подобнымъ клятвамъ, потому онъ давалъ ихъ иногда на втеръ), что ни въ одномъ изъ своихъ любовныхъ приключеній ему не приходилось испытывать непріятности являться въ подобномъ вид впервые къ дам сердца. Къ довершенію несчастья, едва онъ услся въ углу, къ Лукреціи пришли нсколько молодыхъ двушекъ — сосдокъ, изъ нихъ одн были съ нею дружны, другія нтъ, и приходили сюда, какъ на мсто сходки разныхъ любезниковъ, съ цлью ловить жениховъ. Он точно также пошли-бы въ адресное бюро для найма лакея или горничной. Одн начали игру съ молодыми людьми, другія пустились болтать съ Лукреціей. Он совсмъ не знали маркиза и приняли его за какого-то несчастнаго провинціала, причемъ стали смяться надъ его жалкимъ видомъ.

— Однако, милостивый государь, говорила одна,— вы запаслись изряднымъ количествомъ мушекъ!

— Теперь мода наклеивать ихъ на блье, сказала другая, а третья прибавила со смхомъ:

— Этотъ господинъ забылъ сегодня утромъ взять святой воды, но какая-то сострадательная душа его покропила!

Маркизъ сначала довольно терпливо сносилъ издвательства, чувствуя въ глубин души, что он совершенно правы, наконецъ потерялъ терпніе и ршился дать имъ отпоръ.

— Я вижу, мм. гг., что вы хотите заставить меня защищать нечистоплотныхъ людей. Не знаю, съумю-ли сдлать это достойнымъ образомъ, потому что до сихъ поръ обращалъ очень мало вниманія на подобный предметъ и никогда не предполагалъ, что въ этомъ случа дло могло-бы идти обо мн, если-бы со мной не случилась такая нечаянность, какъ сегодня.

— Вы заслужите благодарность тхъ, кого защищаете, становясь такъ безкорыстно ихъ адвокатомъ, замтила Лукреція.

— Я совсмъ не принадлежу къ профессіи адвокатовъ, но скажу, такъ какъ къ этому представляется случай, что нахожу страннымъ, когда люди въ большинств случаевъ не терпятъ человка, не уважаютъ его и даже не переносятъ, если онъ не изысканно чисто одтъ, и если на немъ нтъ дорогого платья, — не обращаютъ никакого вниманія на его другія достоинства, а судятъ о немъ только по наружности и по тмъ качествамъ, которыя онъ всякую минуту можетъ имть несчастье получить на rue aux fers, или-же la Fripperie.

— Это правда, отвтила маленькая мщаночка,— Парижъ бываетъ такъ грязенъ, что отъ грязи трудно спастись.

— Я испыталъ сегодня, насколько это трудно, если даже коляска не могла меня защитить, и присоединяюсь къ мннію тхъ, которые рекомендуютъ носилки, чтобы остаться чистымъ.

— Но, замтила снова мщаночка,— все-же постоянно невозможно пользоваться носилками, потому что носильщики васъ раззорятъ, такъ они дорого стоятъ. Я одинъ разъ только въ жизни хотла нанять носилки, по случаю дождя, и они спросили съ меня одинъ экю, чтобы дойти до церкви Notre Dame.

— Правда, сказалъ маркизъ, — что расходъ на нихъ великъ и не по карману людямъ безъ состоянія, къ которымъ принадлежитъ большинство умныхъ и ученыхъ людей, а это обстоятельство заставляетъ ихъ видться только со своими сосдями, какъ это бываетъ въ провинціи. Они не пользуются преимуществомъ, доставляемымъ Парижемъ, гд можно было-бы собрать у себя общество самое просвщенное и пріятное, а между тмъ это невозможно, если случай разбросаетъ ихъ въ разные концы города, удаленные другъ отъ друга. Еще я понялъ-бы подобныя претензіи, продолжалъ маркизъ съ ядовитой ироніей и желаніемъ отомстить молодымъ двушкамъ за ихъ насмшки,— понялъ-бы знатныхъ дамъ, которыя живутъ въ великолпныхъ помщеніяхъ и привыкли видть вокругъ себя только роскошь и изящество: имъ могло-бы быть тяжело переносить общество людей иначе одтыхъ, но я нахожу это страннымъ у мщанокъ, желающихъ имъ подражать, он, по утрамъ отправляющіяся на рынокъ въ платк и стоптанныхъ башмакахъ и для разныхъ домашнихъ надобностей впускающія въ свою комнату людей съ грязными ногами, причемъ не рискующія ничмъ инымъ, какъ лишній разъ заставить служанку подтереть полъ, он-то больше всего сторонятся и боятся грязнаго пятна, когда наднутъ на себя вышитыя туфли и красивую юбку.

Такое замчаніе вызвало возраженіе со стороны двицъ, но разговоръ былъ прерванъ появленіемъ тетки Лукреціи съ картами въ рукахъ. Громкими криками она заявила о своемъ несчастій въ игр: некстати однимъ-де бросаньемъ кости получила два туза, и разсказывала объ этомъ, точно дло шло о разрушеніи цлаго государства.

Гости приняли участіе, по виду, по крайней мр, нкоторые изъ любезности проклинали вмст съ ней тузовъ, которые пришли, когда ихъ не спрашивали, другіе утшали ее непостоянствомъ счастья въ игр и предсказывали, что слдующій разъ будетъ удачне.

Между тмъ, маркизъ искалъ удобнаго случая, чтобы ретироваться и, улучивъ минуту, откланялся Лукреціи, не преминувъ шепнуть ей, что надется завтра-же явиться въ боле приличномъ вид, и просилъ позволенія продолжать свои посщенія. При выход изъ дома, съ нимъ случилось снова такое-же приключеніе, какъ и въ первый разъ, потому что торгующихъ лошадьми очень много въ этой части Парижа. Онъ не могъ поколотить этого негодяя, какъ перваго, такъ какъ тотъ обратился въ бгство, но слуга отомстилъ за него и, не будучи во гнв такъ благоразуменъ, какъ его господинъ, обрушился на другого барышника, который шелъ пшкомъ.

— Сударь, я ни въ кого не брызгалъ грязью, защищался тотъ.

— Хорошо! это теб за тхъ, которые брызгали и еще будутъ брызгать.

Правосудіе и наказаніе такого рода, что за него должно быть стыдно нашимъ полицейскимъ.

На другой-же день, маркизъ отправился съ визитомъ къ Лукреціи въ великолпномъ экипаж, который показывалъ, что вчерашняя его защита нимало не относилась къ его собственной особ. Я думаю, что въ это-же посщеніе онъ открылся ей въ своей любви, хотя ничего не знаю наврное. Можетъ статься, что онъ сдлалъ это въ слдующіе дни, потому что оба эти любовника были очень скрытны и говорили о своей любви только наедин. Къ несчастью, въ этой исторіи у Лукреціи не было повренной горничной, ни у маркиза конюха, которымъ-бы они повторяли въ самыхъ точныхъ выраженіяхъ наиболе тайные свои разговоры. Это обстоятельство никогда не упускается героями и героинями. Иначе какимъ образомъ можно было-бы описывать вс ихъ приключенія?.. Откуда можно было-бы узнать подробности интимныхъ бесдъ и даже сокровенныя мысли, списать посланія въ стихахъ и любовныя записочки, которыми они обмниваются, столь необходимыя для завязки интриги? Наши любовники не имли подобныхъ прислужниковъ, такъ что я ничего не могъ узнать, кром того, что длалось у всхъ на глазахъ, не было у меня такой особы, которая могла-бы слово въ слово все мн передать, но я немного узналъ отъ одного, немного отъ другого и, чтобы не лгать, немного прибавилъ своего. Если-же вамъ такъ интересно знать какъ открываются въ любви, я покажу вамъ образцы, которые вы найдете въ Амадисахъ, Астре, Cirus и во всхъ подобныхъ романахъ, у меня нтъ намренія имъ подражать, ни заимствовать изъ нихъ, какъ длаетъ большая часть авторовъ. Я не возьмусь точно указывать вамъ на заимствованныя страницы, но вы не замедлите найти ихъ и сами, какъ только развернете подобную книгу. Довольно сказать, что нашъ маркизъ былъ влюбленъ въ Лукрецію по уши. Вы догадаетесь или дополните отъ себя, что онъ ей сказалъ, или что онъ могъ ей сказать съ цлью тронуть сердце прекрасной. Необходимо только сообщить, какой успхъ имла его любовь, потому что вамъ наврное будетъ любопытно узнать, оказалась-ли къ нему Лукреція жестокой или снисходительной, ибо могло случиться какъ то, такъ и другое.

Знайте-же, что въ короткое время маркизъ сдлалъ большіе успхи, но не умъ и не одна красивая наружность были этому причиной, хотя маркизъ былъ одинъ изъ самыхъ милыхъ и остроумныхъ людей во Франціи, обладая притомъ и свтскими манерами, и пылкой душой, однако все это не было главнымъ стимуломъ для возбужденія чувства.

Лукреція придавала большое значеніе всмъ этимъ прекраснымъ качествамъ, но она хотла не иначе отдать свое сердце, какъ получивъ взамнъ состояніе. Маркизъ такимъ образомъ былъ вынужденъ дать ей больше общаній, чмъ хотлъ сдержать, хотя былъ честный человкъ. Но чего не наобщаетъ поклонникъ, когда онъ сильно увлеченъ, и отъ чего не освободитъ себя ловкій человкъ, когда поднимается вопросъ о невыгодныхъ послдствіяхъ неравнаго брака? Онъ началъ пріобртать расположеніе Лукреціи, длая на нее большія затраты, даже проигралъ ей сумму денегъ, что произошло, конечно, не отъ неумнія играть или отъ случайности. Затмъ, съ теченіемъ времени, онъ взялъ привычку прямо подносить ей подарки, которые принимались очень охотно. Хотя Лукреція не была безсердечной, но поступала такъ оттого, что у нея было меньше денегъ, чмъ тщеславія. Она хотла наряжаться и не могла длать этого иначе, какъ на счетъ своихъ друзей. Кром подарковъ, постоянно предпринимались поздки въ Saint Clou, Meudon или Vaugirard, дорога отъ которыхъ ведетъ прямо къ Версалю честное имя мщанокъ, подвергаетъ репутацію опасности.

Тмъ не мене все это не приводило маркиза къ желаемому концу. Лукреція ограничивалась маленькими нжностями, за которыя маркизъ платилъ чистыми денежками. Наконецъ, побжденный страстью, онъ принужденъ былъ дать ей формальное общаніе жениться, за собственноручной подписью, чтобы сдлать его боле достоврнымъ. Это могущественное средство для побды надъ честью бдной двушки, посл этого она, не колеблясь, отдала маркизу свое сердце и призналась ему во взаимной любви и врности. Они жили съ тхъ поръ въ полномъ согласіи, хотя, впрочемъ, не дошли до связи, а пока льстили себя надеждой: маркизъ — вполн овладть своей возлюбленной, Лукреція — сдлаться Маркиной. Но послднее не входило въ разсчеты пылкаго поклонника, его страсть была слишкомъ сильна, чтобы ждать такъ долго. Кром того, существовало непобдимое препятствіе осуществить общаніе жениться.

Предположимъ, что самъ маркизъ былъ не прочь привести его въ исполненіе, но это зависло не отъ него. Его дядя и мать владли огромнымъ состояніемъ, на которомъ былъ основанъ весь блескъ ихъ фамиліи, а ни тотъ, ни другая никогда на бракъ не дали-бы своего согласія, напротивъ, онъ рисковалъ лишиться наслдства, и они могли даже расторгнуть его бракъ, если-бы онъ совершился. Маркизъ удвоилъ свои ухаживанія за Лукреціей, и наконецъ нашелъ счастливый случай осуществить завтныя надежды въ одну изъ уединенныхъ прогулокъ. Это не значитъ, что Лукреція отправилась совсмъ одна, безъ тетки и компаніи молодыхъ двушекъ, сопровождаемыхъ ихъ мамашами, но эти добрыя женщины воображаютъ, что дочери ихъ въ полной безопасности, разъ он вышли изъ дому вмст и возвратились также въ одно время. Многія попадались въ такую ловушку, ибо деревня даетъ нкоторую долю свободы, меньше свидтелей и больше простора для уединенныхъ бесдъ. Кром того, знатные люди берутъ верхъ надъ кокетливой мщанкой и позволяютъ себ вольности, которыя никогда не ршились-бы проявить изъ уваженія къ женщинамъ своего круга.

Такимъ образомъ, Лукреція сдалась. Мн очень жаль признаться въ этомъ, но это правда. Я хотлъ-бы только узнать вс громкія, патетическія фразы, которыми склонилъ ее на эту уступку страстный поклонникъ,— во всякомъ случа, он имли больше успха, чмъ вс т, которыя она слыхала отъ него раньше. Можетъ быть, онъ вынулъ кинжалъ изъ-за пояса и грозилъ проколоть себ грудь, конечно, не забывъ упомянуть о данномъ обязательств жениться и подтвердивъ еще и еще разъ клятвами, что онъ его сдержитъ. Къ несчастью, все это покрыто мракомъ неизвстности, потому что подобныя вещи происходятъ и говорятся въ величайшемъ секрет. Надо думать только, что ему пришлось употребить много усилій, такъ какъ Лукреція была стойка въ добродтели и строго стояла за свою честь, она доказала это уже тмъ, что долгое время была умницей, хотя воспитывалась въ такой атмосфер, гд легко было свихнуться. Во всякомъ случа, она была боле занята мыслью устроить себ матерьяльное обезпеченіе, чмъ удовлетворить свою любовь. Однако, она считала невозможнымъ тащить маркиза предварительно къ нотаріусу, или священнику, которые могли-бы огласить дло, и оно, дойдя до родственниковъ маркиза, могло липнуть. Она думала, что будетъ лучше, если сначала возникнетъ серьезная связь, и предпочитала скоре рискнуть собой, чмъ упустить случай сдлаться знатной дамой. Лукреція была не виновата, что маркизъ не сдержалъ своего слова, которое, какъ она слышала, у аристократовъ исполняется свято. Найдется немало такихъ, которыя поймутъ ея положеніе, потому что сами попались на подобную-же удочку. Ихъ любовь продолжалась еще довольно долго съ большей фамильярностью, чмъ прежде, и не случилось ничего достопримчательнаго, не нашлось соперника, который сталъ бы завоевывать мсто, занятое маркизомъ, или писать анонимныя письма его возлюбленной. Не было потеряно ни портрета, ни часовъ, ни браслета изъ волосъ, который попался-бы въ чужія руки, не случилось ложнаго извстія о смерти или измн, ни ревнивой соперницы, которая подвела-бы какой-нибудь подвохъ. Однимъ словомъ, не было всего того, что является необходимымъ матерьяломъ для безконечныхъ романовъ, и повторялось такъ часто, что утратило свой интересъ новизны.

Лукреція пріучила маркиза къ тому, что она, какъ и прежде, кокетничаетъ со всми, кто только бываетъ у ней въ дом Въ особенности посл своего паденія, когда угрызенія совсти заставляли ее искать общества больше, чмъ прежде, она становилась весьма благосклонною къ ухаживателямъ. Можетъ быть, она поступала такъ изъ разсчета: хотя и льстила себя надеждой сдлаться маркизой, тмъ не мене фактъ еще не совершился, а ничего нтъ на свт абсолютно врнаго, не лишнее было имть подъ рукой еще нсколько человкъ и воспользоваться ими при случа. Кром того, кокеткамъ свойственно выслушивать съ благосклонностью разныя нжности со всхъ сторонъ. Среди довольно многочисленнаго запаснаго отряда поклонниковъ, находился и Никодемъ, который, какъ я сказалъ раньше, влюблялся во всхъ. Онъ такъ далеко зашелъ однажды, что выразилъ свою страсть къ Лукреціи въ самыхъ изысканныхъ выраженіяхъ, какія только зналъ. Лукреція, чтобы отдлаться отъ него, отвчала, что ни на грошъ не вритъ однимъ словамъ и хочетъ видть боле всскія доказательства его чувствъ. Никодемъ заврилъ ее, что дастъ ей доказательства, какія она потребуетъ. Кокетка отвчала, что выборъ зависитъ отъ него самого. Тогда онъ общалъ дать ей письменное обязательство жениться. Все еще въ шутливомъ тон, Лукреція отвчала, что не вритъ этому, пока не увидитъ. Тогда Никодемъ, удалившись въ другую комнату, возвратился съ написаннымъ обязательствомъ, которое отдалъ ей въ руки. Она взяла его, продолжая свои шуточки. И чтобы показать, что на дл не придаетъ этому документу большого значенія, завернула въ него апельсинъ, который держала въ рук. Тмъ не мене, оставшись одна, припрятала она его на всякій случай, хотя-бы для доказательства, что у нея были женихи. Это происшествіе случилось раньше помолвки Никодема съ Жавоттой. Нсколько времени спустя случилось, что одинъ изъ прокуроровъ, по имени Вильфлятенъ, сосдъ и пріятель дядюшки Лукреціи, пришелъ къ нимъ въ гости.

Случайно Лукреція была въ комнат и что-то искала въ буфет. Такъ-какъ первое заигрываніе старичковъ съ молоденькими двушками — это вопросъ: когда он выйдутъ замужъ, то Вильфлятенъ началъ съ этого:

— Когда-же, барышня, мы будемъ танцовать на вашей свадьб?

— Право не знаю, когда это случится, отвчала Лукреція, смясь:— во всякомъ случа дло стало не за женихами, вотъ у меня въ рукахъ общаніе жениться отъ одного изъ нихъ, отъ меня зависитъ, принять его или нтъ.

Она сказала это, показывая свернутую бумагу, которая и была извстное обязательство Никодема, случайно попавшееся подъ руку, на него она не имла серьезныхъ видовъ, ибо вс надежды возлагала на маркиза, но о послднемъ она имла осторожность умолчать. Вильфлятенъ изъ любопытства потянулся за бумагой, чего она сначала не замтила, а затмъ, длая видъ, что хочетъ вырвать ее, выпустила изъ рукъ изъ боязни разорвать. Онъ внимательно прочелъ документъ, заявивъ, что знаетъ лично того, кто подписался, и что это человкъ со средствами, большей похвалы онъ не могъ сдлать, она исчерпывала все остальное, дале Вильфлятенъ спросилъ, было-ли общаніе взаимно, и дала-ли она ему также свое, Лукреція, не говоря ни да, ни нтъ, отшучивалась. Тогда Вильфлятенъ посовтовалъ ей сохранить документъ и предложилъ точно узнать состояніе Никодема. Черезъ нсколько дней посл этого, Вильфлятенъ отправился по дламъ въ Шателэ и встртилъ тамъ Фолишона, отца Жавотты. Такъ-какъ они давно знали другъ-друга, то Фолишонъ сообщилъ радостную новость о помолвк дочери. Вильфлятенъ порадовался вмст съ нимъ, говоря, что онъ прекрасно поступаетъ, выдавая ее какъ можно раньше, что за дочерью нуженъ строгій надзоръ и что отецъ избавляется отъ большихъ хлопотъ и отвтственности за ея проказы, разъ она въ рукахъ мужа, который долженъ ее оберегать. Хотя маленькая Жавотта была и очень благоразумна, но свтъ такъ развращенъ, молодежь такая испорченная, что соблазнить бдную овечку считается ни во что, и посл многихъ подобныхъ разсужденій, которыя я опускаю нарочно, ибо слышалъ ихъ тысячу разъ, Вильфлятенъ спросилъ имя жениха, и когда назначена свадьба. Фолишонъ отвчалъ, что оглашеніе уже было въ церквяхъ св. Николая и св. Северина, приходахъ будущихъ супруговъ, а обрученіе будетъ черезъ два дня, и адвокатъ Никодемъ будетъ его зятемъ.

— Какъ! вскричалъ Вильфлятенъ,— а я Слышалъ, что онъ долженъ жениться на m-elle Лукреціи, нашей сосдк. Я видлъ, читалъ и держалъ въ рукахъ обязательство, подписанное имъ самимъ!

— Вы меня поражаете! отвчалъ Фолишонъ.— Я прошу васъ собрать врныя свднія и сказать мн, если…. И не докончивъ своей рчи, онъ убжалъ, крича съ бшенствомъ:— Кому нуженъ Фолишонъ? И его жадность не позволяетъ ничего упускать — выгодное дло могло ускользнуть изъ рукъ, хотя на этотъ разъ его позвали напрасно. И онъ тотчасъ-же вернулся къ мсту, гд оставилъ Вильфлятена, чтобы спросить, въ какихъ выраженіяхъ и въ какомъ смысл было написано общаніе Никодема, но уже не нашелъ своего пріятеля. Этотъ послдній ршилъ оказать услугу Лукреціи и всему ея семейству. Видя поспшное удаленіе Фолишона, онъ вообразилъ себ, что тотъ побжалъ поскоре предупредить жену и дочь, что у нихъ хотятъ перебить жениха, и что Жавотта успетъ заставить его написать второе обязательство. Наконецъ, ему представилось, что хотятъ поспшить свадьбой, прежде чмъ явится противодйствіе съ его стороны, и боялся упустить дло, которое могло быть очень выгоднымъ. Все это вмст заставило его полетть со всхъ ногъ къ священникамъ приходовъ двухъ названныхъ церквей и вручить имъ протестъ противъ оглашенія предстоящаго брака Не довольствуясь этимъ, онъ досталъ отъ гражданскаго судьи актъ запрещенія, подъ которымъ подписались оба священника и Фолишонъ, что касается до Никодема, то онъ не зналъ мста его жительства. Потомъ онъ прибжалъ, къ тремъ часамъ дня, сказать Лукреціи, что у него много для нея новостей, что она много ему обязана и онъ весь день не пилъ, не лъ, а все бгалъ по ея дламъ. И дале, онъ разсказалъ о встрч съ Фолишономъ и обо всемъ, что за симъ послдовало. Лукреція была очень удивлена его разсказами и такъ сильно покраснла, какъ никогда въ жизни. Вмсто благодарности за оказанныя услуги, она отвчала, что онъ съ излишнимъ жаромъ отнесся къ ея дламъ, и даже не нашелъ времени сперва переговорить о нихъ Съ ней и родными. Она-же сама не имла серьезнаго намренія выходить замужъ за Никодема, тмъ боле съ помощью полицейской власти.

— Ха! ха! ха! отвчалъ Вильфлятенъ:— нужно проучить эту распущенную молодежь, чтобы она не смла насмхаться надъ честью молодыхъ двушекъ У насъ есть его подпись, надо, по крайней мр, заставить его заплатить протори и убытки. Предоставьте мн только дйствовать свободно.

И съ словами:— Мы скоро еще увидимся, я не пилъ и не лъ сегодня,— онъ выскочилъ на лстницу, захлопнулъ дверь, и даже приперъ покрпче, чтобы не успли его вернуть. Лукреція, оставшись одна, находилась въ большомъ раздумьи. Ея маркизъ сбжалъ нсколько времени тому назадъ, оставивъ ей видимые знаки своей привязанности. Не задолго до его отъзда, она замтила въ себ нездоровье. Это обстоятельство побудило ее просить маркиза поспшить бракомъ, но когда она заклинала его объ этомъ и съ такимъ жаромъ, что онъ едва могъ устоять, пришелъ приказъ хать ему немедленно въ полкъ. Наружно маркизъ повиновался очень неохотно и далъ торжественное общаніе вернуться какъ можно скоре и жениться. Маркизъ ухалъ, и я не знаю, какой срокъ онъ назначилъ для своего возвращенія, потому что больше совсмъ не вернулся. Лукреція писала ему много писемъ, но ни на одно не получила отвта. Тогда она увидла, къ сожалнію поздно, что была обманута, тмъ боле это казалось вроятнымъ, что посл отъзда маркиза она не нашла даннаго общанія жениться. Трудно было понять, какъ оно исчезло, ибо очень тщательно хранилось въ запертомъ ящик. Произошло это такъ: страсть маркиза нсколько охладла и онъ могъ разсудить хладнокровно, какая глупость выйдетъ, если онъ женится на Лукреціи. Кром обиды матери, наносимой этимъ неравнымъ бракомъ, онъ возстанавливалъ противъ себя родныхъ настолько, что они могли лишить его большого состоянія, безъ котораго онъ не могъ поддерживать блеска своего рода. Съ другой стороны, маркизъ видлъ, что если Лукреція обратится къ суду въ силу даннаго ей письменнаго обязательства, то изъ этого можетъ выйти дурная исторія. Подобныя вещи всегда оставляютъ пятно на репутаціи честнаго человка, публично изобличая его въ обман и измн.

Кром того, исходъ ихъ бываетъ сомнителенъ, и если даже дло кончится благополучно, оно можетъ стоить большихъ денегъ. Тогда маркизъ пошолъ на хитрость, чтобы выпутаться изъ положенія, въ которое увлекла его пылкая страсть. Съ этой цлью онъ повезъ Лукрецію на ярмарку въ S. Germaint подъ предлогомъ купить для нея шкафикъ чернаго дерева для храненія драгоцнныхъ вещей, съ просьбой выбрать по своему вкусу и назначить цну. Лукреція сдлала то и другое, оставшись вполн довольна подаркомъ и щедростью маркиза. Шкафикъ должны были принести на ея квартиру, но предварительно маркизъ веллъ купцу сдлать двойные ключи, одни для нея, другіе для себя. Какъ только подарокъ очутился у Лукреціи, она съ большою радостью запрятала туда вс свои драгоцнныя вещи, и не забыла туда-же положить обязательство жениться, данное маркизомъ.

Когда наступило время его выполнить, маркизъ ршился добыть документъ. Съ этой цлью онъ пошолъ къ Лукреціи въ тотъ часъ, когда зналъ наврное, что ея нтъ дома, вошолъ къ ней въ комнату, что никого не удивило, такъ-какъ его считали своимъ человкомъ, и попросилъ позволенія подождать ее тамъ. Оставшись одинъ, онъ открылъ завтный шкафикъ и, взявъ нужную бумагу, заперъ его такъ ловко, что Лукреція не догадалась, и ничего не замтила. Она узнала о своей пропаж только за нсколько дней до процесса, затяннаго Вильфлятеномъ, все еще не подозрвая, что исчезновеніе документа было дломъ рукъ маркиза, но когда увидала, что онъ не детъ и не пишетъ, то не сомнвалась боле въ его коварств. Въ своей неудач она не нашла иного утшенія, какъ усилить кокетство съ остальными поклонниками, потому что ей необходимо было выйти замужъ раньше, чмъ замтили-бы ея положеніе, и это побудило ее меньше огорчаться тмъ, что Вильфлятенъ намренъ былъ найти ей мужа путемъ правосудія.

Она терпливо ожидала окончанія этого дла, разсуждая про себя, что если оно выгоритъ,— она добудетъ мужа, въ которомъ очень нуждалась, если же проиграетъ, то можетъ сказать (что было отчасти правда), что она не одобряла этого процесса, и его затяли безъ ея участія.

Вильфлятенъ вернулся къ ней вечеромъ, чтобы взять обязательство. Совсть все еще запрещала ей ршиться окончательно, и она сказала, что куда-то его засунула и боится даже, не потеряно-ли оно совсмъ.

— Вы заварили славную кашу, отвчалъ тотъ — во всякомъ случа, найдите его тотчасъ-же, пока свадьба пріостановлена. Скажите, по крайней мр, не позволялъ-ли онъ себ съ вами какихъ нибудь вольностей, не было ли у васъ съ нимъ связи, говорите смло: въ этихъ случаяхъ надо дйствовать въ открытую!

Лукреція покраснла, что неудивительно, и отъ смущенія не могла отвчать сразу. Удивленная подобной грубой откровенностью, она уже хотла сознаться ему въ своемъ несчастьи, которое, какъ ей казалось, онъ замтилъ, почему и позволилъ себ такой вопросъ. Она хотла просить его быть посредникомъ между нею и родными и помочь получить прощеніе за свою вину. Вильфлятенъ отнесъ ея смущеніе къ безцеремонности своего вопроса о вещахъ, къ которымъ можно было-бы подойти деликатне, поэтому, не настаивая боле, онъ похвалилъ ея благонравіе и сказалъ:

— Будьте также благоразумны на будущее время, а въ этомъ дл, положитесь на меня.

Между тмъ, Никодемъ, ничего не зная о послднихъ событіяхъ, пошолъ въ тотъ-же вечеръ навстить Жавотту, надлъ блыя панталоны, завился, напудрился, очень веселый, съ торжествующимъ лицомъ. Онъ нашелъ мать и дочь въ гостинной, занятыхъ подрубкой какого-то блья изъ приданаго. Холодный пріемъ, оказанный ему, нсколько смутилъ Никодема. Онъ началъ разговоръ съ работы, которою мать и дочь были заняты.

— Наврное, добрйшая маменька, дочь ваша будетъ вамъ очень обязана за ваши заботы,— я предполагаю, что это блье шьется для нея

— Да, сударь, для нея, но только оно пройдетъ далеко мимо вашего носа. Я нахожу, что вы очень дерзки, позволяя себ являться въ домъ посл нанесенной намъ обиды, отвчала теща грубымъ тономъ.— Моя дочь молода и не останется безъ жениха, мы не изъ тхъ, которые обращаются къ суду, чтобы найти себ зятя. Отправляйтесь къ вашей возлюбленной, кому вы общали жениться — мы не хотимъ быть причиной ея безчестія.

Никодемъ, еще боле удивленный, поклялся, что ни за кого не сватался, кром m-elle Жавотты.

— Въ самомъ дл, отвчала г-жа Воммасъ, — вы-бы могли насъ уврить въ этомъ, если-бы у насъ не было въ рукахъ доказательства.— И, позвавъ служанку, она сказала ей: — Возьми, Юлія, бумагу съ камина, я покажу ему, какъ онъ глупъ! И. когда бумагу принесли:— Смотрите, сказала она,— видите, что я говорю не наобумъ.

Никодему показалось, что онъ свалился съ неба, читая бумагу, ибо зналъ Лукрецію за гордую двушку и не могъ поврить, чтобы она могла съ помощью судебной власти искать себ мужа. Онъ былъ увренъ, что вся исторія съ его обязательствомъ была шуткой, тмъ боле, что разговоръ о немъ ни разу не возникалъ съ тхъ поръ, поэтому онъ вообразилъ себ, что дло это возбудили безъ ея вдома, и отвчалъ своей тещ:

— Это штука, которую сыграли со мной мои враги, если все дло только въ этомъ, то я завтра-же привезу вамъ опроверженіе, засвидтельствованное у нотаріуса.

— Мн нтъ дла до нотаріусовъ и адвокатовъ, я не намрена отдавать свою дочь разнымъ распутникамъ, которые влюбляются въ сотню двушекъ заразъ. Я хочу для своей дочери человка основательнаго, который былъ-бы хорошимъ мужемъ и работникомъ для семьи.

Никодемъ принужденъ былъ со стыдомъ удалиться. Затрудненіе Лукреціи увеличивалось. Съ каждымъ днемъ она все больше и больше боялась, чтобы не узнали объ ея секретной болзни и, видя, что на маркиза нтъ никакой надежды, она ршилась вести дло, которое случай и поспшность знакомаго стряпчаго отдали ей въ руки. Что еще боле побудило ее ршиться, это нечаянно подслушанная консультація у дяди по такому-же длу, причемъ судъ ршилъ его въ пользу двушки, находившейся въ аналогичномъ съ нею положеніи. Тогда она взяла въ руки обязательство, чтобы снести дяд и въ то-же время просить прощенія за свою вину и помощи въ дл возстановленія чести. Но, увы, въ эту минуту явились два препятствующія обстоятельства: первое — признаться въ своей вин, второе — оклеветать въ ней невиннаго человка, что представлялось необходимымъ въ данномъ случа.

Три раза она поднималась въ комнату дяди и опять спускалась внизъ. Наконецъ, твердо ршилась и начала:

— Дядюшка… и снова остановилась. Дядя спросилъ, чего она хочетъ.

— Не видали-ли вы моихъ ножницъ, оставленныхъ на стол, — спросила Лукреція. Затмъ, повернувшись на одномъ мст, она начала снова:— Дядя, я хотла поговорить съ вами объ одномъ дл, въ которомъ прошу васъ помочь мн и быть снисходительнымъ… Но едва, красня и заикаясь, хотла продолжать, дядю позвали внизъ за какимъ-то дломъ. Онъ ушелъ и черезъ нсколько минутъ вернулся за шляпой и перчатками. Лукреція мысленно благодарила Бога, что не начала еще разсказа о своемъ приключеніи, потому что не желала быть прерванной. А дло къ дяд Состояло въ томъ, что Вильфлятенъ пришелъ разсказать ему о процесс, затянномъ въ пользу его племянницы. Этотъ простякъ былъ очень удивленъ тмъ, что племянница ничего ему не говорила, и удивился еще боле, когда Вильфлятенъ, разсказавъ все, что произошло въ эти нсколько дней, заявилъ, что процессъ можно кончить, если угодно, что ему общали заплатить за веденіе дла отступного, повренный Никодема былъ уже у него, Никодемъ готовъ дать Лукреціи 2000 чистыми деньгами, только-бы замять дло и склонить её на мировую, ему особо была заплачена солидная сумма за коммиссію. Тотчасъ-же сообщили эту радостную новость Лукреціи.

— Не говорилъ-ли я вамъ, что заставлю этого франта заплатить вс протори и убытки. Вотъ вамъ 2000, которыя я съ него содралъ, даже не имя въ рукахъ обязательства, посмотрли-бы вы, что бы я надлалъ, если-бъ вы его не потеряли? Ну что-жъ, вы можете меня благодарить, я хлопоталъ изъ расположенія къ вамъ.

Лукреція отвтила, что она совершенно равнодушна къ деньгамъ, хотя благодаритъ за хлопоты, и послала ему вечеромъ часть полученныхъ денегъ, отъ которыхъ онъ отказался, за то принялъ подарки, стоившіе втрое больше противъ присланныхъ денегъ.

Лукреціи уже неудобно было открыть свою тайну, и приходилось искать новыхъ средствъ утаить свое положеніе. Въ конц концовъ, она достигла этой цли, какъ вы увидите въ дальнйшемъ продолженіи романа, а теперь довольно — нельзя сразу заставлять беременную женщину такъ много работать. Никодемъ, отдлавшись деньгами отъ этой непріятной исторіи, отправился съ легкимъ сердцемъ къ Жавотт. Отецъ принялъ его очень холодно, потому что не придавалъ большаго значенія опроверженію и, подъ предлогомъ, что женихъ, сдлавъ одну глупость, легко могъ сдлать другую, онъ просилъ его не торопиться и дать время хорошенько все обдумать, а потому отложилъ свадьбу на неопредленное время. Никодемъ поневол долженъ былъ на это согласиться, хотя внутренно очень сожаллъ о деньгахъ, заплаченныхъ за то, чтобы какъ можно скоре покончить со свадьбой. Совсмъ не эта причина останавливала Фолишона. Случилось, что, за два дня до прихода Никодема, ему сказали о другой партіи для дочери, боле выгодной, и, не желая терять изъ виду обоихъ. онъ не ршался, пока окончательно не поладитъ съ боле богатымъ, и тогда уже откажетъ тому, чьи средства меньше.

Этотъ новый претендентъ былъ также адвокатъ по имени и по платью, если не по занятіямъ. Онъ присутствовалъ каждый день въ палат, хотя никто никогда не видалъ, чтобы онъ занимался дломъ или писалъ. Единственный интересъ его составляли городскія новости и сплетни, затмъ, онъ страстно любилъ вс уличныя даровыя зрлица, процессіи, представленія шарлатановъ. Бывалъ на ученыхъ диспутахъ, церковныхъ концертахъ и проповдяхъ. Все это ему не стоило ни копйки, а онъ былъ до чрезвычайности жаденъ,— черта характера, унаслдованная имъ отъ отца, чулочнаго фабриканта, богатаго человка, который нажился тмъ, что сберегалъ каждый грошъ. Новаго жениха звали Жакъ-Беду. Это былъ толстый и коренастый человкъ, широкоплечій и немного курносый. Его пріемная была настоящее собраніе древностей не потому, чтобы заключала въ себ рдкія и цнныя вещи, а по ветхости убранства и мебели. Буфетъ и столъ были украшены старинной рзьбой и такой старой, что ихъ невозможно было переставитъ на другое мсто, разв завернувъ осторожно въ Солому, какъ фарфоръ. Ковры и мебель стоили другъ друга и не имли себ подобныхъ. Единственная вещь, на которую онъ ршался тратить деньги, была библіотека избранныхъ авторовъ, то-есть, я хочу сказать, самыхъ дешевыхъ. Она заключалась въ нсколькихъ разрозненныхъ томахъ разной величины, цвта переплета и всегда неполныхъ. Беду избгалъ общества порядочныхъ людей изъ боязни, что это надлаетъ ему расходовъ.

Однажды онъ попалъ въ ученое собраніе, гд обсужда лись разные интересные вопросы, и было чему поучиться, но онъ порвалъ съ этой компаніей всякія сношенія, потому что нужно было заплатить ‘д экю на мелкіе расходы и нсколько монетъ слуг, убиравшему залу собраній.

У него, впрочемъ, были и свои хорошія качества: цломудріе и умренность, развитыя въ высшей степени, вообще вс добродтели, происходящія отъ бережливости. Онъ краснлъ какъ ракъ, если поднималъ глаза на женщину, и конфузился до такой степени, что, говоря съ одной, смотрлъ на другую и начиналъ вертть пуговицы на сюртук и щипать перчатки. Его одежда была такъ-же смшна, какъ и фигура, и носилъ онъ совершенно устарлыя и выцвтшія платья

Было-бы жаль, если-бы такое прекрасное и единственное въ своемъ род растеніе не имло отпрысковъ, и поэтому г-нъ Беду заявилъ, что хочетъ жениться или, врне, кто-то другой сдлалъ это за него, потому что этого человка можно было женить только при содйствіи посольства, какъ женятъ принцевъ крови. Послдніе длаютъ это въ виду высокаго сана, этотъ-же господинъ слдовалъ имъ по излишней застнчивости. Намреніе жениться побудило его сдлать визиты нкоторымъ буржуа своего околотка. Онъ даже позаботился о своемъ туалет, веллъ выкрасить свой плащъ и шляпу и передлать ихъ фасонъ, немного напудрился, выпустилъ на два пальца длинне манжеты, даже надлъ банты на подвязки и, благодаря этимъ стараніямъ, казался не такъ ужасенъ, какъ обыкновенно. Кузина посватала его родителямъ Жавотты, жившимъ по сосдству. Она успла уговорить отца и мать принять это предложеніе, соблазнивъ ихъ тмъ, что у жениха много денегъ и что этотъ человкъ не растратитъ состоянія ни своего, ни жены, а будетъ хорошимъ мужемъ. Но такъ какъ Фолишоны были формалисты, то хотли точно узнать, въ чемъ заключалось состояніе Беду. Женихъ отвтилъ, что точную цифру сказать не можетъ, но во всякомъ случа, у него найдется столько-же, сколько дадутъ за женой. Кром того, часть его имущества составлялъ собственный домъ. Лорансъ, имя кузины свахи, просила не настаивать больше. Оставалось одно большое затрудненіе, какъ устроить свиданіе жениха съ невстой, чтобы узнать, будутъ-ли они пріятны другъ другу.

Беду уклонялся отъ попытокъ, которыя она длала съ этой цлью, подъ предлогомъ, что нечего торопиться, притомъ-же онъ женится не на красот невсты, и будетъ-де довольно времени насмотрться на нее посл брака, да и во всякомъ случа она ему понравится такой, какъ есть.

— Но если вы ей не понравитесь? замтила Лорансъ.

Беду отвчалъ, что честная женщина и хорошая жена не должна замчать недостатковъ мужа. Не смотря на такія грубыя понятія, дло подвигалось, впередъ. Лорансъ пригласила своего кузена въ гости въ такой день, когда знала, что должна прійти г-жа Фолишонъ съ дочерью. Увидвъ ихъ неожиданно, женихъ хотлъ обратиться въ бгство, но Лорансъ его удержала. Пришлось взять стулъ и ссть. Очутившись рядомъ съ Жавоттой, онъ положилъ шляпу подъ мышку и началъ потирать руки одна о другую, наконецъ, посл долгаго молчанія, собрался съ духомъ и сказалъ:

— Итакъ, сударыня, значитъ, вы та, о которой мн говорили.

Жавотта отвчала съ своей обычной наивностью:

— Я не знаю, сударь, говорили-ли вамъ обо мн, но я знаю, что о васъ мн ничего не говорили.

— Какъ, разв васъ хотятъ выдать замужъ, не говоря вамъ ничего?

— Я не знаю, отвчала она.

— Но что-бы вы сказали, еслибъ вамъ предложили выйти замужъ?

— Ничего не сказала-бы, отвтила Жавотта.

— Это для меня очень выгодно, возразилъ Беду, думая, что говоритъ остроту: — въ нашихъ законахъ — молчаніе есть знакъ согласія.

— Я не знаю, какіе ваши законы, отвчала она, — для меня законъ то, что говорятъ мои папаша и мамаша.

— Но если они прикажутъ вамъ полюбить такого молодого человка, какъ я, послушаетесь-ли вы?

— Нтъ, отвчала Жавотта,— разв вамъ неизвстно, что двушки не должны любить молодыхъ людей.

— Я подразумваю, сказалъ Беду,— если-бы онъ сдлался вашимъ мужемъ.

— О, о, отвчала Жавотта,— онъ еще пока не мужъ, и пока что-много воды утечетъ.

Добрая мамаша, находя эту партію очень выгодной, приняла участіе въ разговор:

— Не обращайте вниманія, сударь, на то, что она говоритъ, она очень молода и до того невинна, что совсмъ дурочка.

— Ахъ, сударыня, не говорите этого, вдь это ваша дочь, и не можетъ быть, чтобы она не походила на васъ. Что касается до меня, то я считаю лучше всего взять въ жены молоденькую особу, потому что изъ нея можно сдлать, что угодно, пока она еще не опредлилась.

Мать отвчала:

— Моя дочь хорошо воспитана, изъ нея выйдетъ чудесная хозяйка, она будетъ работать съ утра до вечера.

— Какъ? прервала Жавотта,— разв еще недоработать, когда выйдешь замужъ? Я думаю, что когда станешь хозяйкой дома, то ничего не надо длать, кром какъ гулять, играть и ходить въ гости. Еслибы я знала это, то лучше-бы осталась такой, какъ есть. Для чего-же тогда выходить замужъ?

Лорансъ, женщина ловкая и сообразительная, поспшила сказать:

— Нтъ, нтъ, не бойтесь, мой кузенъ гораздо боле свтскій человкъ, чмъ кажется. У него достаточно средствъ, чтобъ жить прилично, и вамъ не придется много хлопотать по хозяйству. Вы будете жить, какъ захотите, и очень спокойно: долго спать по утрамъ, а потомъ отправитесь гулять и длать визиты, только-бы вы были дома за обдомъ и ужиномъ — этого довольно.

— Вы говорите это безъ достаточнаго полномочія съ моей стороны, почти съ гнвомъ прервалъ Беду:— мужъ беретъ себ жену, чтобъ быть съ ней постоянно, для присмотра за домомъ, вмсто того, чтобъ беречь его, она будетъ транжирить деньги Тутъ не хватитъ состоянія самого Креза! Я-же хочу, чтобы моя жена жила по моимъ вкусамъ и ей было-бы пріятно видть одного меня — мужа.

— Вы слишкомъ ограничиваете ея удовольствія, замтила Лорансъ.

— Я могу привести вамъ, отвчалъ Беду,— сто авторитетовъ, что должно жить такъ именно, — и онъ сталъ приводить сотню глупостей и поучительныхъ изрченій. Ихъ, къ счастью, прервалъ приходъ служанки съ угощеніемъ, и этотъ идіотскій разговоръ прекратился.

Единственная любезность, оказанная имъ невст, состояла въ томъ, что онъ очистилъ для нея грушу, но, прежде чмъ попасть по назначенію, груша выскользнула у него изъ рукъ и упала на полъ. Онъ поднялъ ее съ помощью вилки, не много поочистилъ и все-таки предложилъ Жавотт, прося у ней милльонъ извиненій. На это Жавотта простодушно отвтила:

— Сударь, я не могу вамъ ихъ дать, потому что у меня нтъ ни одного.

Посл нсколькихъ подобныхъ фразъ, визитъ окончился Беду такъ расхрабрился, что вызвался проводить дамъ домой, но все время шелъ по тротуару впереди ихъ, что длалъ не изъ желанія быть невжливымъ, или важничая, а просто по невжеству, что было вполн естественно у человка его воспитанія.

Какъ только они простились, Жавотта сказала матери:

— Боже мой, маменька, вотъ человкъ, который мн очень не нравится!

На это мать ей отвтила:

— Молчи, маленькая вострушка, ты ничего не понимаешь изъ того, что теб нужно.

Беду, проводивъ ихъ, вернулся къ своей кузин, которая спросила его мнніе о такой хорошенькой особ. Онъ отвчалъ, что ничего не иметъ сказать противъ, кром того, что невста слишкомъ хороша собой. И, такъ какъ застнчивые люди всегда недоврчивы и ревнивы, онъ признался, что, когда она сдлается его женой, ему будетъ трудно за ней углядть. Но все-же красота такъ могущественна, что производить впечатлніе на самыя грубыя и жестокія сердца.

Съ тхъ поръ, Беду считалъ себя влюбленнымъ и просилъ кузину поторопиться свадьбой. Кром того, ему пришла мысль ухаживать за невстой, сидя у себя въ кабинет, то-есть отправлять къ ней посланія съ изъясненіемъ своихъ чувствъ. Онъ очень серьезно занялся этимъ дломъ и написалъ множество глупостей прежде, чмъ приготовилъ любезное письмо. Затмъ, положилъ его въ конвертъ съ золотыми полосками и тщательно запечаталъ, чего не длалъ еще ни разу въ жизни. Онъ отдалъ это письмо своему слуг, недавно пріхавшему изъ Пикардіи и по глупости вполн достойному своего господина. Лакею было приказано отдать письмо въ собственныя руки m-elle Жавотт. Онъ это только и исполнилъ, но больше ничего не сказалъ — ни кому оно адресовано, ни отъ кого. Жавотта спросила только — оплачено-ли оно маркой, и отнесла отцу, увренная, что оно адресовано къ нему. Она не разъ получала письма на имя отца, но никогда въ жизни ей никто не писалъ, потому она и не взглянула на адресъ, впрочемъ, не знаю — былъ-ли онъ написанъ или нтъ.

Фолишонъ открылъ письмо и, прочитавъ, улыбнулся при вид такой невинности своей дочери и въ то-же время былъ очень доволенъ стилемъ своего будущаго зятя.

Между чмъ, чувства Беду все разгорались и онъ просилъ Лорансъ отправиться къ Фолишонамъ, причемъ готовъ былъ служить ей провожатымъ. Лорансъ была очень рада такой перемн, ибо прежде не считала его способнымъ на такую смлость. Ее приняли радушно, а какъ женихъ не имлъ вида такого любезника въ род Никодэма, то мамаша не боялась оставить ихъ вдвоемъ, а сама стала занимать Лорансъ. Беду нетерпливо ждалъ, какое впечатлніе произвело его письмо и, съ первыхъ-же словъ, спросилъ, получила-ли она его и почему не отвтила. Невста холодно отвчала, что не получала никакого письма, только одно къ отцу, которое и отнесла къ нему.

— Я не спрашиваю васъ о томъ письм, а о другомъ, которое мой лакей принесъ вамъ и которое назначалось собственно для васъ.

— Для меня, удивилась Жавотта,— разв двушки получаютъ письма? Да и кто-же могъ мн писать?

Беду отвчалъ, что онъ взялъ на себя эту смлость.

— Вы? сказала она:— за какую-же дурочку вы меня считаете, какъ будто я не знаю, что письма приходятъ издалека. Мы получаемъ ихъ каждый день, и папа постоянно жалуется на расходъ денегъ, для оплачиванія почтоваго налога. И къ чему же вамъ писать, разв вы не можете лично сказать мн, что нужно, разъ вы пришли сюда? Разв у васъ было что-нибудь спшное?

Беду, воображая, что написалъ удивительное письмо, ждалъ за него большихъ себ похвалъ, и сказалъ:

— Такъ какъ вы интересуетесь содержаніемъ моего письма, то я прочту вамъ его, копія у меня съ собой,— и онъ вынулъ ее изъ кармана, развернулъ и сталъ читать.

Любовное посланіе къ m-elle Жавоттъ.

‘Сударыня, такъ какъ я дйствую съ вдома и согласія вашихъ родителей, которые дали мн надежду породниться съ ними, то не считаю выходящимъ изъ границъ приличія начертать вамъ эти нсколько строкъ. Кром того, я желаю объясниться съ вами и сказать, что предлагаю вамъ свое сердце: оно чисто, цломудренно и невинно, на немъ, какъ на двственномъ пергамент, начертанъ одинъ вашъ образъ, незатемненный никакимъ инымъ изображеніемъ или портретомъ. Но что я говорю?— Это скоре мдная доска, на которой рзцомъ и остріемъ вашихъ взглядовъ напечатлна ваша прекрасная фигура, если прибавить къ этому азотной кислоты (eau forte) вашихъ жестокостей (vos rigueurs), то, понятно, что она глубоко врзалась въ мою душу, и вы отнын можете подвергать ее всевозможнымъ испытаніямъ, чтобы убдиться: такъ-ли это? Взамнъ, я желаю быть напечатлннымъ также глубоко въ вашей душ, — говоря безъ аллегоріи, хочу, чтобъ наши сердца, пройдя черезъ горнило брачнаго союза, получили такія прекрасныя впечатлнія, которыя скрпили-бы ихъ неразрывными нитями и соединили-бы насъ въ укромномъ уголк, гд мы научимся вести тихую семейную жизнь. Это будетъ то счастье, котораго вамъ желаетъ съ сегодняшняго дня и навсегда преданный и покорный слуга и будущій вашъ супругъ Жанъ Беду’.

Жавотта, прослушавъ это письмо, ничего не поняла и попросила Беду прочитать его еще разъ. Онъ сдлалъ это съ радостью, думая, что ей пріятно дважды прослушать это краснорчивое посланіе, но на слов ‘аллегорія’ Жавотта прервала его съ громкимъ смхомъ: Боже мой! какое смшное и гадкое слово!.. Не означаетъ ли оно чего-нибудь неприличнаго?— Когда-же Беду пустился объяснять его значеніе, молодая двушка снова перебила:

— Нтъ, нтъ, я ничего не хочу знать объ этомъ,— довольно того, что мамаша запретила мн разъ навсегда слушать неприличныя слова, и она быстро отошла къ матери, такъ что Беду, за невозможностью продолжать разговоръ, помогъ ей размотать нсколько клубковъ шерсти..

Вскор явился и Никодэмъ. Этотъ франтъ былъ далекъ отъ мысли, что у него явился счастливый соперникъ, хотя я а его любезныя привтствія отецъ и мать отвчали очень холодно. Тогда онъ подошелъ къ Жавотт. Желая блеснуть краснорчіемъ и знаніемъ поэзіи, онъ обратился къ ней и, глядя, какъ она разматываетъ шерсть, сказалъ: когда я вижу васъ занятой подобной работой, мн кажется, что предо мною одна изъ трехъ паркъ, разматывающихъ нити человческой жизни, и такъ какъ моя находится въ вашихъ рукахъ, то мн кажется — её-то вы и разматываете, и я боюсь каждую минуту, что ваша жестокость порветъ эту нить.

— Я ничего не понимаю изъ того, что вы сказали, отвчала Жавотта,— У меня нтъ въ рукахъ никакой судьбы, а только клубокъ шерсти для вышиванья.

— Какъ! воскликнулъ Никодэмъ,— разв вы меня не убиваете тмъ, что медлите осчастливить, и когда я вижу въ вашихъ рукахъ это вышиванье, оно кажется мн тканью Пенелопы.

— Я не знаю, изъ чего длается ткань Пенелопы, потому что не видала ея ни у одной блошвейки, а исполнить то, что вы желаете, зависитъ не отъ меня, да если-бы и зависло, то, поврьте, тянулось-бы также долго.

Въ это время, въ комнату вбжалъ маленькій братъ Жавотты и попросилъ отвести его… Если-бы ихъ разговоръ былъ въ тысячу разъ серьезне, онъ все равно былъ-бы прерванъ на самомъ интересномъ мст, потому что у этихъ добрыхъ буржуа обычай возиться со своими дтьми. Они длаютъ изъ этого главный предметъ разговора и восхищаются всми ихъ глупостями и шалостями. Маленькаго Туанона расхвалили за аккуратность, общали ему за это бомбошку, и затмъ m-me Фолишонъ ни о чемъ другомъ не могла говорить, какъ о превосходныхъ качествахъ своего сынка и расхваливала еще второго, находившагося у кормилицы. Ея материнскіе восторги были прерваны Туанономъ, который снова вбжалъ въ залу и началъ скакать на палочк верхомъ. Папа Фолишонъ тотчасъ-же схватилъ половую щетку и сталъ, по примру сына, скакать на ней вокругъ стола, чтобы доставить ребенку удовольствіе. Умиленный Никодэмъ назвалъ эту бготню рыцарскимъ турниромъ.

Лорансъ невольно разсмялась при вид такихъ дикихъ выходокъ, за то Беду не на шутку вступился за будущаго тестя и даже сталъ приводить подобные примры семейныхъ добродтелей изъ жизни древнихъ, описанные у Плутарха. Но Лорансъ была свтская женщина, привыкла бывать въ хорошемъ обществ и не могла не смяться надъ Фолишономъ и его мщанской тупостью. Бросать разговоръ съ гостями для того, чтобы бгать и играть со своими дтьми, они не считаютъ за невжество, потому что оправдываютъ все родительской нжностью. Точно нтъ времени удовлетворить эту нжность безъ постороннихъ свидтелей, которые такимъ образомъ волей неволей обязаны принимать участіе въ дтскихъ забавахъ и любоваться всми дтскими выходками въ угоду хозяевамъ. Такая черта невоспитанности встрчается иногда и у людей, стоящихъ очень далеко отъ мщанскаго общества, и представляется еще боле странной.

Лорансъ очень утомилась всми подробностями своего визита и поспшила удалиться, уводя съ собой и двоюроднаго брата.

Никодэмъ тоже принужденъ былъ уйти, такъ какъ г-жа Фолишонъ безъ церемоніи заявила, что намрена пойти къ себ отдохнуть, для чего необходимо запереть домъ и положить ключъ къ себ подъ подушку.

Дл Никодэма видимо шли все хуже и хуже, а фонды Беду, наоборотъ, поднимались. Это не значило, впрочемъ, чтобы родителямъ Жавотты одинъ женихъ нравился больше другого, а для невсты оба были безразличны, или врне, она къ обоимъ чувствовала одинаковое отвращеніе. Но Фолишонъ находилъ Беду богаче и оттого ршилъ породниться съ нимъ, а отъ Никодэма избавиться при первомъ удобномъ случа, который и не замедлилъ представиться.

VIII.

Пока несомннно было одно: Жавотта вскор должна была выйти замужъ, поэтому родители стали давать ей больше свободы, чмъ прежде. Даже наняли учителя танцевъ самаго дешеваго, какого только возможно было найти въ город. Кром того, ее отпускали одну въ гости, конечно, по сосдству, чтобы она была всегда на глазахъ. Ея будущая родственница, Лорансъ, ввела ее въ литературное общество, гд Жавотту приняли какъ нельзя лучше, благодаря выдающейся красот и не обращая вниманія на недостатокъ развитія и воспитанія. Красота такъ могущественна, что всегда служитъ украшеніемъ любому обществу.

Общество, куда случайно попала Жавотта, принадлежало къ числу буржуазныхъ академій, которыхъ въ нашъ вкъ развелось такъ много, что он встрчаются въ каждомъ городишк и уголк Франціи. Постители читаютъ прозу, стихи, разговариваютъ о литератур и критикуютъ часто вкривь и вкось каждое новое произведеніе. Большая часть этихъ господъ стремится прославиться ученостью и талантами, и нкоторые имютъ даже на это свое основаніе. Т, о которыхъ я буду говорить, собирались обыкновенно въ дом у m-elle Anglique, весьма достойной особы, которая, благодаря неизвстно какой случайности, сблизилась съ этимъ разнокалибернымъ кружкомъ. Она не перемнила своего имени на псевдонимъ, какъ это обыкновенно длалось въ подобныхъ собраніяхъ, ибо оно хорошо звучало для стиховъ я для прозы, и она отличалась большой скромностью. Эта двица была образована, знала нсколько иностранныхъ языковъ, прочитала массу книгъ, но тщательно скрывала это отъ другихъ и не выставляла на показъ своихъ мыслей и чувствъ. Хотя у нея былъ здравый взглядъ на вещи и она очень правильно разсуждала обо всемъ, однако ея мннія всегда встрчали отпоръ и противорчіе, въ этомъ обществ было мало благоразумныхъ людей, и она всегда оставалась Съ меньшинствомъ голосовъ.

Когда Жавотта впервые появилась въ ученомъ собраніи — оно было малочисленне обыкновеннаго, а потому мене шумно, и разговоръ былъ пріятне и логичне. Тутъ находился поэтъ Шаррозель и m-elle Филиппота, родственница Анжелики, представляющая съ нею полный контрастъ во всемъ. Она стремилась во что-бы то ни стало прослыть ученой, а на самомъ дл была несносная педантка и синій чулокъ, слишкомъ много о себ думающая. Одинъ изъ ея поклонниковъ училъ ее латыни, другой — итальянскому языку, третій — хиромантіи, а четвертый — стихосложенію. Она взяла себ псевдонимъ Ипполиты, анаграмъ ея имени (Hippolite), и требовала, чтобы ее звали не иначе, какъ этимъ претенціознымъ именемъ.

Здсь-же присутствовалъ Филалетъ, умный и честный человкъ, влюбленный въ Анжелику, Панрасъ, молодой юноша благородной фамиліи, и многіе другіе. Поэтъ Шаррозель, знаменитый въ молодости, такъ исписался подъ конецъ, что не могъ найти ни одного книгопродавца, желавшаго издавать его сочиненія, и утшался тмъ, что читалъ ихъ знакомымъ и въ собраніяхъ, подобныхъ описанному.

Вообще составъ салона былъ очень разнообразенъ, и въ немъ старались подражать манерамъ и разговору салоновъ большого свта. Я не буду приводить дословно всего, что было сказано въ этотъ вечеръ, ибо многіе авторы могутъ быть задты и принять все это на свой счетъ. Скажу только, что сначала говорили о поэмахъ и романахъ, затмъ разговоръ перешелъ къ вопросу, какимъ путемъ возможно составить литературное имя.

— Самое страстное мое желаніе — это написать большую книгу, сказала Филиппота,— единственно въ чемъ я завидую мужчинамъ, которые пишутъ и издаютъ книги въ такомъ количеств, что это является привиллегій ихъ пола.

— Для того, чтобы писать книги, не надо быть другого пола, замтила Анжелика. Женщины во вс времена писали такія прекрасныя вещи, что возбуждали зависть даже у мужчинъ.

— Это правда, сказала Лорансъ,— но т, кто пишетъ хорошо, тщательно скрываютъ свое имя и боятся быть узнанными, точно совершили преступленіе, а т изъ женщинъ, кто пишетъ дурно, длаются посмшищемъ всего города. Такъ что разбирая со всхъ сторонъ вопросъ, приходится сознаться, что намъ мало чести отъ стремленія къ авторству.

— Я стою за тхъ, замтилъ на это Филалетъ, кто держитъ себя скромно и даже скрываетъ свое имя. Такія женщины имютъ въ моихъ глазахъ двойную цну: скромность, соединенную съ познаніями.

— Если-бы я былъ король, сказалъ Шаррозель, то запретилъ-бы женщинамъ вмшиваться въ литературу, потому что печатаньемъ своихъ романовъ он такъ истощаютъ карманы книгопродавцевъ, что не остается денегъ для изданія историческихъ и философскихъ произведеній извстныхъ писателей.

— Видно сейчасъ, милостивый государь, что вы говорите пристрастно, отвтилъ ему Панкрасъ, мы видимъ, что, несмотря на огромное количество романовъ и поэмъ, еще печатается множество серьезныхъ сочиненій древнихъ и новыхъ авторовъ, а если издатели бракуютъ нкоторыя изъ нихъ — значитъ они ничего другого не стоятъ.

— Успху книги много способствуютъ похвалы друзей и людей одного лагеря, замтила Филиппота, а также Способъ дарового печатанія книги, которая расходится, благодаря дружескимъ услугамъ, и окупаетъ изданіе.

— Правда ваша, отвчала Анжелика,— но это будетъ лишь временный успхъ, какъ только публика явится самостоятельнымъ судьею, она отдастъ должное автору и его книг, а если успхъ построенъ на ложномъ основаніи, то книга въ конц-концовъ провалится.

— Какъ-бы то ни было, снова начала Филиппота, я одного не могу понять, какъ нкоторые авторы пишутъ большіе томы со множествомъ интригъ и приключеній. Я тысячу разъ пробовала писать подобные романы, но не могла довести ихъ до конца. Что-же касается до мадригаловъ, романсовъ и стиховъ, то вс знаютъ, что я пишу съ чрезвычайной легкостью и могу сочинять, сколько угодно.

— Вотъ еще одно изъ средствъ получить извстность въ нашъ злополучный вкъ. Какіе-нибудь пустяки печатаютъ и читаютъ, а величайшія и благороднйшія произведенія ума не идутъ съ рукъ, замтилъ Шаррозель.

— Я могу дать вамъ добрый совтъ, сказала на это Лорансъ, понимая, на кого онъ намекаетъ, вы-бы издали ваши сочиненія отдльными выпусками, или еще лучше поручили-бы ихъ напечатать издателямъ сборниковъ. Они печатаютъ все безъ разбора: хорошія вещи выкупаютъ плохія, какъ фальшивая монета сходитъ съ рукъ въ перемежку съ настоящей.

— Я уже пробовалъ это средство, отвчалъ Шаррозель, но оно пригодилось мн всего разъ. Когда мою цлую книгу отказались печатать, я разбилъ ее на нсколько отдльныхъ частей, эпизодовъ и отрывковъ, такъ что весь сборникъ состоялъ почти изъ однихъ моихъ сочиненій, и издалъ его подъ именами многихъ другихъ авторовъ. Къ несчастью, книгопродавецъ понялъ въ чемъ дло и осыпалъ меня упреками.

— Это удивительно, замтилъ Филалетъ, — въ прежнее время сборники шли съ рукъ очень хорошо. Правда, они теперь упали во мнніи публики, стали походить на вино, которое ничего не стоитъ безъ пробки, хотя только что откупоренное было великолпно.

— Не находите-ли вы, начала Филиппота, что эти сборники помогаютъ составить литературное имя ничего не стоющимъ способомъ? Я готова сама воспользоваться ими для подобной цли. У меня есть достаточный запасъ мадригаловъ и стиховъ, чтобы напечатать въ сборник и подписать свое имя.

— Это очень удобная форма для подобной попытки, отвчала Анжелика:— если пьесы хороши, то слава ваша обезпечена, если-же нтъ, то можно всегда сказать, что выборъ сдланъ не по вашему вкусу, или-же что вамъ ихъ передлали.

— Я признаю одно, сказалъ Нанкрасъ, что писатели, составившіе литературное имя, и произведенія, заслужившія похвалы критики и общества, сохранятъ извстность какъ въ отдльныхъ изданіяхъ, такъ и въ сборникахъ, и не вижу возможности составить себ имя участіемъ въ альманахахъ, если раньше оно не пользовалось достаточной извстностью. Такимъ образомъ большая часть благоразумныхъ людей не подписываютъ совсмъ своей фамиліи и только невжи торопятся сдлать обратное.

— На-дняхъ я натолкнулся на фактъ, подтверждающій ваши слова, сказалъ Филалетъ — Мн случилось быть въ магазин одного изъ извстныхъ издателей сборниковъ, какой-то весьма приличный господинъ грозился приколотить издателя за то, что онъ напечаталъ въ сборник его фамилію, не спросивъ на то то согласія. Бдный издатель отвчалъ ему жалобнымъ тономъ:

— Увы, сударь, мы находимся въ большомъ затрудненіи, какъ ублаготворить всхъ авторовъ. Сейчасъ отъ меня вышелъ одинъ съ подобной-же угрозой за то, что я не помстилъ его имени вотъ подъ этимъ rondeau, и съ этими словами онъ показалъ намъ ничтожный сонетъ, самую плохую вещь во всемъ сборник.

— Я бы не осудилъ тхъ, кто стремится составить себ имя такимъ путемъ, ибо въ вопросахъ поэзіи, которую я считаю вообще пустяками, лучшій способъ печатать не за-разъ, а частями, пьеса за пьесой, какъ выпускаютъ куколъ въ театр маріонетокъ, замтилъ Шаррозель.

— Это подтверждается опытомъ, сказала Анжелика:— мы видимъ, что авторы, печатая маленькія вещи и рекламируя себя такимъ образомъ, достигаютъ больше успха и вниманія, чмъ печатающіе большія вещи и серьезныя, но за одинъ разъ. Причина этому явленію лежитъ въ основахъ французскаго характера, живого и нетерпливаго. Публика не любитъ длинныхъ вещей, это видно изъ того, что она предпочитаетъ сонетъ элегіи или поэм, эпиграмму -сонету, книгу мелкихъ стихотвореній — длиннымъ и т. д.

— Мн очень пріятно, что во Франціи мелкія произведенія цнятся больше серьезныхъ и длинныхъ, напр., мадригалы я могу писать, сколько угодно, нужно только найти дв-три римы и какую-нибудь любезность — и мадригалъ готовъ! Особенно интересно писать les bouts rimez въ экспромптахъ — тутъ можетъ проявиться остроуміе, начала снова Филиппота.

— Ваше мнніе раздляютъ многія, отвчала Анжелика,— иныя дамы такъ пристрастились къ этой форм легкой поэзіи, что предпочитаютъ ее самымъ глубокимъ и серьезнымъ вещамъ.

— Я не присоединюсь къ мннію этихъ дамъ! воскликнулъ Шаррозель (который вообще не отличался любезностью),— и нахожу, что любить подобныя вещи — значить показать свои дурной вкусъ и непониманіе литературы, и чтобы эти экспромты удавались. Надо обладать веселостью, шутливостью и смлостью. Даже у сумасшедшихъ и то встрчаются удачные экспромпты. Истиннаго уваженія заслуживаютъ произведенія, написанныя съ большой обдуманностью, гд искусство смшивается съ геніальностью. Конечно, и умные люди могутъ иногда написать шуточную и пустую вещь, но надо умренно пользоваться подобными экспромптами, потому что рискуешь сказать великую глупость въ погон за дешевой славой.

— Я согласна съ вами, и тоже не люблю этого жанра поэзіи, а изъ стиховъ предпочитаю всмъ остальнымъ сонеты, замтила Анжелика.

— Да… но надо затратить много ума и терпнья, чтобы написать дйствительно хорошій сонетъ, отвчалъ Шаррозель,— и на одинъ хорошій обыкновенно пишутъ сотню плохихъ.

— Я читаю пропасть плохихъ, замтилъ, въ свою очередь, Панкрась, потому что увренъ — большинство ихъ ничего не стоять. Не съ сегодняшняго дня извстно, какъ трудно писать хорошіе сонеты. Знаменитости, составившія себ имя большими поэмами, обрывались на сонетахъ.

— Кстати о сонетахъ, сказала Жавотта, молчавшая все время:— у меня есть съ собою одинъ, очень хорошій, часть котораго папа забылъ въ контор, отправляясь защищать свое дло въ судъ.

Панкрасъ попросилъ прочитать его вслухъ, частью изъ любезности, частью желая вовлечь ее въ разговоръ.

— Я прошу васъ освободить меня отъ этого, потому что онъ страшно длинный, и это займетъ очень много времени! отвчала молодая двушка.

— Какъ! воскликнула Филиппота:— 14 строчекъ займутъ много времени?

— Ихъ боле 400, отвчала Жавотта, и съ этими словами вынула изъ кармана книжечку, въ переплет подъ мраморъ, содержащую цлую поэму. Это было сочиненіе одного изъ членовъ французской академіи и называлось: ‘La Metamorphose des Yeux de Thilis en autres’.

Все общество не могло удержаться отъ смха при вид ея наивности, особенно громко смялась Филиппота. Тогда Жавотта, вспыхнувъ, сказала:

— Что-же, разв это не стихи? по крайней мр, папа такъ сказалъ.

— Да, безъ сомннія, отвчалъ Панкрасъ.— Сонетъ вдь тоже стихи, зачмъ-же такъ смяться?

Но компанія снова не могла удержаться отъ смха, и Анже лика, въ качеств хозяйки салона, подошла къ ней, чтобы вывести свою гостью изъ непріятнаго положенія и извиниться за неделикатность другихъ. Панкрасъ присоединился къ ней и началъ съ жаромъ ее успокаивать. Онъ почувствовалъ къ молодой двушк необычайное влеченіе съ перваго-же момента встрчи, но Филиппота не дала имъ спокойно говорить:

— Господа, вотъ интересная находка, желала-бы я знать что въ ней заключается?— и она подняла тетрадь, выпавшую изъ кармана Анжелики въ то время, какъ эта послдняя быстро встала съ своего мста. Анжелика вжливо попросила возвратить тетрадь и съ укоромъ посмотрла на Филиппоту за намреніе разгласить ея секретъ.

— Секреты не помщаютъ въ такой большой томъ, продолжала Филиппота,— наврное это интересное новое произведеніе, не надо быть эгоисткой и пользоваться имъ одной, дайте мн по крайней мр взглянуть на заглавіе.— Прочитавъ его, она продолжала еще громче:— Въ самомъ дл, вы будете самая нелюбезная особа въ мір, если лишите все общество удовольствія услышать вещь, названіе которой общаетъ такъ много. На дурной конецъ — я у несу ее и прочитаю безъ вашего разршенія.

— Я присоединяюсь къ вашему мннію, заявилъ Шаррозель — пусть ее прочитаютъ громко сейчасъ-же, а въ награду за эту любезность я прочту вамъ свое сочиненіе, которое будетъ въ два раза длинне этого и нигд не напечатается.

Филалетъ, знавшій обычай Шаррозеля читать въ обществ свои сочиненія, за невозможностью ихъ печатать, пришелъ въ ужасъ отъ этой угрозы и, изъ боязни навлечь на всхъ такое несчастье, присоединился къ мннію Анжелики, говоря, что чтеніе вообще скучно, гораздо веселе разговаривать, наконецъ прибавилъ, что знаетъ найденную пьесу и не находитъ ее достойной вниманія такого чуднаго общества. Презрніе, съ которымъ онъ говорилъ, навело публику на мысль, что онъ-же ея анонимный авторъ и далъ прочитать Анжелик, съ которой былъ очень друженъ. Притомъ сдержанность и деликатность, присущія ему, не позволили-бы дать такой грубый отзывъ о чьемъ бы то ни было труд.

Это соображеніе удвоило любопытство Филиппоты. Она живо усадила всхъ по мстамъ и обратилась къ Филалету:

— Въ наказаніе за злостное намреніе лишить насъ удовольствія, нужно, чтобы вы сами читали эту статью. Я сильно подозрваю, что вы же ее и написали, тогда вы будете лишены непріятности слышать ее плохо прочитанной.

Филалетъ, принимая тетрадь, замтилъ учтиво:

— Я отказываюсь отъ чести быть ея авторомъ, но съ удовольствіемъ готовъ исполнить ваше приказаніе,— и онъ началъ такъ:

Исторія заблудшаго амура.

Если когда либо на свт существовало неисправимое дитя, то это былъ маленькій купидонъ. Правду говоря, онъ былъ баловень, которому не въ мру снисходительная мать ни въ чемъ не отказывала. Вс жители божественнаго Олимпа при носили на него жалобы. Юнона жаловалась, что мужъ не бываетъ ей вренъ и двухъ дней, Діана, что онъ развратилъ всхъ ея нимфъ. Только съ одной Минервой онъ не смлъ продлывать своихъ штукъ, потому что она шутить не любила. Венера много разъ сулила ему розги, хотя не приводила въ исполненіе своихъ угрозъ, но чтобы усилить ихъ, она приказала миртовыя розги обмочить въ уксус, что очень пугало маленькаго амура, но какъ только она хотла наказывать его, онъ убгалъ подъ защиту грацій, которыя съ удовольствіемъ запрятали бы его подъ юбки, если-бы таковыя носили, и такимъ путемъ защитили-бы его отъ материнскаго гнва.

Однажды, впрочемъ, когда она находилась въ особенно дурномъ расположеніи духа (не въ тотъ-ли это было день, когда получилось извстіе о смерти Адониса), она хотла исправить своего сынка во что бы то ни стало, и такъ какъ по случаю траура граціи его покинули, то онъ и не нашелъ своего всегдашняго убжища. Маленькому божку предстояло пережить непріятныя минуты, если-бы онъ не прибгъ къ обычной хитрости дтей, убжавъ отъ гнва мамаши и спрятавшись у бабушки.

Онъ бросился c всхъ ногъ въ объятія Фетиды, которая находилась по близости, не теряя времени на раздванье, потому что обыкновенно ходилъ голышомъ. Съ помощью крыльевъ, онъ приплылъ въ ея хрустальный дворецъ, и такъ какъ мальчикъ былъ печаленъ и плаксивъ, она начала его утшать (по привычк всхъ бабушекъ, которыя готовы потворствовать всмъ глупостямъ своихъ внучатъ) и дала ему сахарныхъ леденцовъ.

Амуру такъ понравилось у баловницы-бабушки, что онъ прогостилъ-бы у нея долго, но во время своего пребыванія не могъ удержаться отъ продлокъ своей профессіи и такъ разогрлъ рыбъ (до тхъ поръ, он по своей природ были холодны), что съ той поры он стали самыя плодородныя существа въ мір. Царство Фетиды до того стало густо населено, что если ея подданные не истребляли другъ друга (какъ длаютъ нкоторые поэты), то благодаря только обширности морскихъ владній. Большой бды не было, если-бы онъ ограничился однимъ этимъ, и даже если-бы воспламенилъ сиренъ, придворныхъ пвицъ, но онъ напалъ на нереидъ, принцессъ и почетныхъ двицъ королевы-матери. Вышелъ страшный скандалъ, когда онъ увлекъ одну изъ нихъ (изъ скромности я не назову ея имени), потому что соблазнителемъ оказался завдывающій раковинами Нептуна (министръ Фукэ). Влюбленнымъ мало показалось одного намренія наслаждаться взаимной любовью и, чтобы достигнуть большаго, имъ пришлось пойти на рискъ. Дло въ томъ, что дворецъ Фетиды и нереидъ построенъ изъ прозрачныхъ кристалловъ, и нельзя ничего предпринять безъ того, чтобы это не замтило безконечное число тритоновъ, представляющихъ собой полицію рчного бога. Такимъ образомъ, влюбленная парочка должна была назначить rendezvous близь Харибды, гд водопадъ иметъ углубленную форму, но столь опасную, что мимо никто не проходитъ. Однако-же, малйшій шорохъ привлекъ вниманіе собакъ Сциллы. Какъ только одна тявкнула — другія подхватили. Отъ этой чудесной музыки Сцилла пробудилась такъ-же, какъ и ревнивый тритонъ, помщавшійся по сосдству съ ней. Она захотла узнать причину поднявшагося шума, предполагая, что собаки залаяли на вора, пришедшаго похитить сокровища, накопленныя ею отъ остатковъ кораблекрушеній, и несчастныхъ любовниковъ застали на мст преступленія. Бдная Нереида такъ смутилась, что стала красне варенаго рака и молчала какъ рыба. Такъ какъ маленькіе офицеры всегда завидуютъ большимъ чинамъ и стараются выдвинуться на счетъ ихъ ошибокъ, тритонъ, у котораго были ядовитые и острые зубы, какъ у щуки, остался въ восторг отъ этого приключенія. Оно давало ему возможность укусить большого человка. Онъ началъ всюду трубить о случившемся, пока новость не дошла до ушей Фетиды. Королева вышла изъ себя отъ гнва, и такъ бурлила, кричала и бранилась, что бднымъ путешественникамъ на мор приходилось плохо. Бдную Нереиду приговорили къ пожизненному заключенію въ ледяной тюрьм, въ самой глубин Балтійскаго моря, а обольститель былъ запертъ въ устричную раковину, гд съ тхъ поръ и оставался, не смя высунуть носа. Что-же касается до маленькаго автора происшедшаго скандала, Фетида велла набрать горсть коралловъ и высчь ими хорошенько внука, потому что кораллы, когда находятся въ глубин моря, представляютъ собою мягкую траву, гибкую, какъ лознякъ, и длаются красными и жесткими только по извлеченіи изъ воды. Такъ говоритъ Плиній, который, очень можетъ быть, и не вполн достоврный свидтель.

Купидону пришлось снова обратиться въ бгство. На этотъ разъ, онъ спустился на землю и попалъ къ пастухамъ. Простодушные люди приняли его съ распростертыми объятіями. Это такъ тронуло амура, что онъ, изъ чувства благодарности, оставилъ на этотъ разъ въ сторон свои злыя шутки и научилъ ихъ той любви, которая до той норы была извстна однимъ богамъ — когда духовная любовь, соединенная съ матерьяльной, даетъ людямъ высшее счастье на земл. Такимъ образомъ, пастухи первые вкусили сладость любви, какъ идеальнаго чувства. Вс они запылали взаимной любовью и только ею одною были заняты всю жизнь. Они не заставляли страдать другъ друга, потому что врность ихъ была несокрушима, и не являлось ненужныхъ и гибельныхъ желаній, а потому въ душ не возникало ни раскаянія, ни угрызеній совсти. Порокъ тогда не существовалъ. Однимъ словомъ, это былъ золотой вкъ любви, когда люди вкушали вс наслажденія и никакой горечи посл нихъ не оставалось.

Однако, амуръ скоро началъ тяготиться однообразіемъ сельской жизни и заглянулъ въ города. Случайно встртилъ онъ очень красивую молодую женщину Лендору, но такую холодную, что ее не трогаетъ ничья любовь, и она остается безчувственной, несмотря на вс усилія купидона. Амуру надоло возиться съ каменной красавицей, и онъ переходитъ на службу къ старой дв, страшно ученой и безобразной, m-lle Polymatie (въ лиц которой Фюретьеръ, очевидно, хочетъ осмять m-lle de Scudrie, извстную писательницу и педантку, которая была влюблена въ такого-же некрасиваго писателя Пелиссона). Фюретьеръ говоритъ по поводу ея, что ученость и красота несовмстимы — первая портитъ вторую, ученымъ женщинамъ некогда тщательно заниматься своимъ туалетомъ. Зато Polymatie знала вс науки и прекрасно обо всемъ разсуждала. Она имла философскій складъ ума и писала стихами и прозой. Въ лиц ея амуръ натолкнулся на такую несокрушимую силу добродтели, что призналъ себя безсильнымъ побдить ее. Она была окружена льстецами, которые въ глаза превозносили ея умъ и несуществующую красоту. Такова лживость человческой природы, а старая два не оставалась равнодушной къ этимъ двуличнымъ похваламъ и таяла. Тогда, чтобы поранить сердца лживыхъ поклонниковъ Polymatie, амуръ употребляетъ вмсто стрлъ лзвіе перечиннаго ножа, которымъ эта ученая особа чинила свои перья, и вотъ она длаетъ побду достойную ея. Поклонникъ не меньше ея безобразенъ физически, горбунъ, хромой, съ косыми глазами, но за-то обширный умъ его равняется съ ученостью Polymatie, и они искренно вообразили другъ друга идеаломъ красоты.— Я не могу вамъ сказать ни послдствій, ни конца этой любви, говоритъ авторъ, она продолжалась долго и съ одинаковой силой.

Единственно, кто воспользовался результатами этой идеальной страсти, были кногопродавцы и издатели альманаховъ, которые собрали пьесы и стихи влюбленныхъ и составили изъ нихъ цлые тома. За-то другіе торговцы не получили барыша: не было ни букетовъ, ни подарковъ, ни веселыхъ кутежей. Такая скромная жизнь надола, наконецъ, амуру и онъ сбжалъ отъ ученыхъ людей. И пришелъ къ Полифил. (Ninon de Penelos). У нея было немного ума и красоты, по за-то неудержимая страсть къ нарядамъ и роскоши. Она только и длала, что изобртала новыя моды и платья. Вообще говоря, эта госпожа пользовалась громаднымъ успхомъ, потому что умла увлекать мужчинъ кокетствомъ и любезностью. Она безъ разбора хотла нравиться всмъ: богатымъ и бднымъ, брюнетамъ и блондинамъ, только-бы одержать побду. Въ душ, впрочемъ, предпочитала щеголей-любезниковъ и артистовъ. Много работы она доставила амуру, увлекаясь сама и растравляй поклонниковъ. Самому амуру пришлось у нея поучиться тайнамъ женскаго туалета и умнью увеличивать красоту мушками и притираніями. Амуръ испортился въ ея школ и сдлался кокетливымъ. Ему нужно было чего-то фантастическаго и утонченнаго, каковъ былъ весь образъ жизни его хозяйки, вчная перемна во всемъ, танцы и веселье.

Наконецъ, и эта записная кокетка потерпла крушеніе. Она безумно влюбилась въ шута, дурной тонъ и уродство котораго поражали всхъ, кром нея. Амуръ до того разсердился на Полифилу за такую несообразность, что обратилъ шута въ обезьяну, а самъ ушолъ, даже не простившись съ ней. Однако, въ скоромъ времени его собственныя похожденія окончились очень плачевно. Перебгая безъ разбора изъ одного въ другое мсто, онъ попалъ къ Палеон, скупой и жадной мщанк, которая мечтала всю жизнь только о выгод и деньгахъ. Она была красавица, и многіе по ней вздыхали, но Палеона понимала только денежную Сторону любви, и потому продавала свою за деньги. Дти похожи на обезьянъ и готовы подражать всему. Амуръ, прежде никогда не обращавшій вниманія на золото, вдругъ сдлался жаденъ, подобно Палеон, и приходилъ въ восхищеніе при вид денегъ. Съ тхъ поръ онъ сталъ пускать золотыя и серебрянныя стрлы. Вс, начиная съ герцогинь и кончая субреткой, стали оцнивать любовь деньгами, такъ что явилась пословица: нтъ денегъ, нтъ женщинъ.

Наконецъ, само небо возмутилось такими порядками и, чтобы прекратить этотъ постыдный торгъ, послало болзнь въ наказаніе за продажную любовь, изъ страны индйцевъ. Болзнь стала распространяться съ страшной быстротой, и бдный Купидонъ, не смотря на свое божественное происхожденіе, пострадалъ отъ нея, подобно другимъ. Тогда мать его, Венера, ршила отыскать его гд-бы то ни было и нашла въ Швеціи, страшно богатымъ, но обезображеннымъ болзнью. Эскулапъ одинъ не могъ его вылчить и позвалъ на помощь Меркурія, который и исцлилъ амура. Венера посл этого случая стала строго слдить за поведеніемъ сына, и грозила ему уже не розгами, а Меркуріемъ, когда онъ начиналъ шалить. Амуръ такъ исправился, что сталъ помогать въ любви только нжнымъ и благороднымъ душамъ, всхъ же, кого одолвали низкія страсти, онъ игнорировалъ и не приходилъ къ нимъ на помощь.

——

Помщая этотъ вставочный разсказъ, Фюретьеръ длаетъ уступку времени, потому что ни одинъ романъ не обходился тогда безъ вводныхъ исторій, какъ мы видимъ это у Скаррона и у другихъ.

IX.

Когда чтеніе кончилось, вс зааплодировали, исключая Шаррозеля. Онъ только то находилъ хорошимъ, что длалъ самъ. Въ этомъ случа, ему подражала Филипотта. Къ тому-же она судила обо всемъ вкривь и вкось. Но такъ какъ нашъ поэтъ видлъ, что подробная критика прочитаннаго разсказа могла повести далеко, а у него было намреніе прочитать еще и свое сочиненіе, то попросилъ Анжелику одолжить ему рукопись на домъ, чтобы снять съ нея копію. Собственно имъ руководила тайная мысль отдать этотъ разсказъ напечатать въ альманахъ, а къ нему примазать какую-нибудь свою статью.

Анжелика отвчала отказомъ, ибо рукопись не принадлежала ей.

— Я вамъ дамъ за нее одну изъ своихъ, и даже сейчасъ вамъ ее прочитаю, какъ общалъ.

При этихъ словахъ Шаррозеля Филалетъ вздрогнулъ и быстро всталъ съ намреніемъ уйти домой и спасти себя отъ подобной перспективы. Анжелика встала тоже, чтобы проводить его. за ней поднялись и остальные. Шаррозель былъ взбшонъ, видя свою неудачу и невозможность за позднимъ временемъ заставить себя слушать. Еще поговорили, стоя отдльными группами, между Жавоттой и Панкрасомъ также завязался разговоръ. Молодому человку такъ понравилась ея поразительная красота, что онъ забывалъ ея глупость и неразвитость. Другіе, видя въ ней отсутствіе разумности, могли не находить ее таковой, но Панкрасъ не обращалъ на это вниманія. Прежде всего онъ попробовалъ сказать ей нсколько комплиментовъ, на которые Жавоттъ только молча улыбалась, тогда онъ поклялся быть ея преданнымъ слугой и просилъ поврить ему.

На его слова Жавоттъ отвтила:

— М. г., прошу васъ не говорите мн подобныхъ фразъ. Два господина уже давали клятвы служить мн, но я смертельно обоихъ ненавижу, а у васъ слишкомъ пріятная наружность для того, чтобы повторять мн тоже самое.

— Сударыня, возразилъ Панкрасъ,— вы говорите такъ, потому что ваши поклонники были недостаточно почтительны, и наврное слишкомъ смло выражали вамъ свои чувства.

— Совсмъ нтъ, сударь, они сказали о нихъ моимъ родителямъ. Каждый изъ нихъ увряетъ, что я буду его женой, но я, сама не зная почему, ненавижу обоихъ.

— Если до сихъ поръ вы имли къ вашимъ услугамъ такихъ непріятныхъ людей, это не значитъ, что вс мужчины на нихъ походятъ, напротивъ, если эти люди вамъ не нравятся, надо обратить вниманіе на другихъ, боле достойныхъ.

— Я не хочу имть никакихъ покорныхъ слугъ, отвчала Жавоттъ.— и если-бы я ихъ имла, то не знала-бы, что съ ними говорить, или длать.

— Какъ! воскликнулъ Панкрасъ:— разв нтъ возможности оказать вамъ какую-нибудь услугу?

— Нтъ, отвчала Жавотта,— хотя вы могли-бы доставить мн удовольствіе, если бы захотли. Но я не смю васъ просить: можетъ быть, вы не захотите!

— О сударыня, отвчалъ Панкрасъ, возвышая голосъ: — разв есть на свт что-либо трудное, чего-бы я не достигъ изъ любви къ вамъ! Клянусь вамъ всмъ святымъ, что я желалъ-бы даже услышать отъ васъ трудно выполнимое желаніе для того, чтобы доказать вамъ на дл, какъ велика моя преданность!

— Если вы говорите правду, то я признаюсь вамъ, въ чемъ дло: сегодня я наслушалась такихъ прекрасныхъ вещей въ разговор съ этими двицами, что попрошу васъ одолжить мн книгу, гд написано все, что он говорили. Откровенно говоря, мн было совстно молчать все время, а между тмъ я не знала, что сказать. Если-бы мн достать эту книгу, я бы выучила ее наизусть и заговорила-бы не хуже ихъ.

Панкрасъ, пораженный подобнымъ невдніемъ, началъ уврять красавицу, что такой книги не существуетъ, что все слышанное ею былъ экспромтъ, и каждый говорилъ, сообразно съ тмъ, о чемъ шла рчь, и какія мысли приходили ему тогда въ голову.

— Я такъ и думала, что вы не захотите открыть мн этого секрета… Разв я не знаю, что вы говорите не то… Когда мамаша упоминаетъ о m-elle Филиппот, то, по ея словамъ, эта двица всегда сидитъ съ книгой въ рукахъ, поэтому она учена какъ докторъ, но за то не уметъ сдлать ни одного стежка иголкой. Мамаша просила меня остерегаться походить на нее, такъ какъ на мн никто не захочетъ жениться, но пусть говорятъ, что хотятъ, а я все-же очень желаю достать ея книгу и выучить на намять.

Панкрасъ понялъ изъ этого, что ей хотлось-бы заняться чтеніемъ, и что она была воспитана въ полномъ невжеств Прислать ей книгъ для чтенія — былъ отличный случай оказать услугу. Тогда онъ боле не возражалъ, сдлалъ видъ, что соглашается съ ней, и прибавилъ, что изъ книгъ берутъ многое для разговора въ обществ, и если повторяютъ не слово въ слово, то все-же книги развиваютъ умъ и даютъ много матерьяла для бесдъ. Онъ общалъ прислать ей книгъ въ тотъ-же вечеръ, и еще разъ повторилъ, что не существуетъ на свт страсти, которая по сил равнялась-бы его.

Тутъ Лорансъ прервала его сердечныя изліянія, предложивъ Жавотт отправиться домой. Жавотта, возвратившись домой, не могла удержаться, чтобы не сказать, въ какомъ прекрасномъ обществ она была и сколько узнала новыхъ и интересныхъ вещей. Она просила свою кормилицу и повренную принять книги, которыя ей пришлютъ вечеромъ, и спрятать ихъ подъ тюфякъ постели, такъ какъ въ шкафу он могли попасть на глаза матери. Книги скоро явились (это были 5 томовъ ‘Астреи’ Durfe). Она побжала въ свою комнату, заперлась на замокъ, и съ жаромъ принялась за чтеніе съ этого дня. Когда мать хотла засадить ее за обычную работу по дому или за шитье, молодая двушка сказывалась больной, увряла, что всю ночь не спала. У нея дйствительно были красные и утомленные глаза отъ усиленнаго чтенія. Въ короткое время она узнала много новаго и съ ней случились большія перемны. Когда читаешь описанія какого-либо лица, даже вымышленнаго, то всегда въ воображеніи рисуется это лицо, и его приближаешь къ кому-нибудь изъ существующихъ и знакомыхъ. Такъ Жавотта, думая о Селадон, геро Астреи, сближала его съ Панкрасомъ, а онъ понравился ей боле всхъ досел виднныхъ мужчинъ, и такъ какъ Астрея по описаніямъ была красавица, то Жавотта вообразила себя похожей на эту героиню. Молодыя двушки всегда тщеславны и много о себ думаютъ, о своей наружности.

Все, что Селадонъ говорилъ Астре, казалось ей тмъ, что говорилъ Панкрасъ, и все, что эта героиня отвчала своему поклоннику, казалось ей собственными словами. Такимъ образомъ, Панкрасу посчастливилось найти неожиданнаго посредника, который объяснялся за него въ любви, и дйствовалъ съ такимъ успхомъ, что Жавотта, сама не замчая, впивала въ себя ядъ его словъ и наконецъ страстно влюбилась въ Панкраса.

Такія вещи именно случаются съ двушками, воспитанными въ строгомъ уединеніи, вдали отъ свта. Очутившись въ немъ, он влюбляются въ перваго недурного мужчину, который началъ за ними ухаживать. Извстно, что оба пола созданы одинъ для другого, между ними существуетъ постоянное влеченіе, и чмъ это влеченіе боле сдерживается, тмъ оно настойчиве заявляетъ о себ, тоже самое происходить съ чтеніемъ: если оно для двушки составляетъ запретный плодъ, то она набросится на него со всмъ пыломъ при первомъ удобномъ случа, причемъ будетъ читать, что попало, безъ контроля и, конечно, натолкнется на такія книги, которыя будутъ имть на нее развращающее вліяніе. Астрея принадлежала къ подобнымъ произведеніямъ. Чмъ натуральне описаны волненія страсти, тмъ сильне он запечатлваются въ молодыхъ душахъ, любовный ядъ незамтно овладваетъ сердцемъ раньше, чмъ оно успетъ принять противоядіе. Это не то, что прежніе рыцарскіе романы, въ которыхъ описывается любовь однихъ принцевъ и палладиновъ, и которые, не имя ничего общаго съ жизнью обыкновенныхъ людей, не трогаютъ души и не возбуждаютъ желанія подражать имъ. Поэтому неудивительно, если дочь Фолишона, воспитанная въ невжественной сред, никогда ничего не читавшая, что могло бы образовать умъ, или хотя бы пріучить воображеніе къ перипетіямъ любовныхъ приключеній, попалась въ западню. Она не могла оторваться отъ чтенія романовъ и оставляла его только для посщеній салона Анжелики, пользуясь каждымъ удобнымъ случаемъ туда отправиться, для чего просила сосдокъ заходить за ней всякій разъ, отправляясь туда, и помочь ей выпросить позволеніе у матери. Панкрасъ также усердно посщалъ эти собранія, потому что не могъ нигд въ другомъ мст видть свою возлюбленную. Онъ былъ удивленъ той перемной, которая совершилась въ ней, подъ вліяніемъ чтенія и возникшаго впервые новаго чувства. Жавотта уже не молчала упорно, какъ прежде, но начинала принимать участіе въ общемъ разговор и показала, что наивность ея происходитъ не отъ глупости, а отъ недостатка воспитанія и общества образованныхъ людей. Панкрасъ легко догадался объ ея чувствахъ, потому что хотя она и взяла Астрею за образецъ и старалась подражать всмъ ея дйствіямъ и рчамъ, при чемъ желала отнестись къ Панкрасу такъ же строго, какъ эта пастушка отнеслась къ Селадону, но ей не хватало ловкости и опытности, чтобы скрыть то, что было на душ. Однако, для большаго успха, онъ поддлался ей въ тонъ, и сдлалъ видъ, что страдаетъ отъ ея жестокости. Дале продлывалъ вс ломанья, приходилъ въ преувеличенное отчаяніе отъ ея суровости потому, что это страшно нравилось животт, она непремнно хотла, чтобы любовь къ ней проявлялась въ тхъ формахъ и мелочахъ, какъ въ роман, который ее очаровалъ. Панкрасъ же, замтивъ эту слабую струнку, извлекъ изъ нея большія для себя выгоды. Онъ даже перечиталъ Астрею и такъ хорошо изучилъ характеръ героевъ, что безподобно подражалъ Селадону.

Молодой человкъ присылалъ ей множество другихъ романовъ: она поглощала ихъ съ такой же жадностью днемъ и ночью, и такъ хорошо воспользовалась ими, что скоро сдлалась самой болтливой и кокетливой двушкой въ околодк. Отецъ и мать замтили, наконецъ, перемну въ образ жизни и въ характер дочери, и изъ страха, что она можетъ еще бол’Ее измниться въ этомъ направленіи, ршили выдать ее замужъ какъ можно скоре. Единственное затрудненіе состояло въ томъ, какъ правильне взвсить, съ точки зрнія выгоды, об партіи. Фолишона предпочитали Бэду за его деньги, а жена возненавидла Никодима посл приключенія съ Лукреціей, и еще за то, что онъ однажды разбилъ нечаянно зеркало и вазу. Хотя на другой же день онъ прислалъ ей взамнъ новыя и лучшія вещи, но она прозвала его un brise-tout, и постоянно говорила колкости на его счетъ. Оба они ожидали перваго удобнаго случая, чтобы отказать этому неудачному жениху. Собственная его оплошность помогла имъ сдлать это скоре, чмъ можно было надяться.

Однажды Никодемъ пришелъ къ своей невст въ самомъ радужномъ настроеніи духа, заявивъ, что онъ счастливйшій изъ смертныхъ, потому-что выигралъ 600 пистолей въ кости, и выложилъ горсть золота на столь. Фолишоны, жадные по своей природ, обрадовались блеску золота, и похвалили его за умнье выиграть такую сумму. Этотъ случай такъ ихъ разнжилъ, что они уже были готовы отдать свою дочь за него, но тутъ случился дядя Жавотты, духовная особа, человкъ разсудительный и благоразумный. Онъ доказалъ имъ, что сегодня Никодемъ выигралъ кучу золота, а завтра рискуетъ столько-же проиграть, и что не резонъ принимать въ свою родню игрока, который можетъ въ одинъ вечеръ спустить все приданое ихъ дочери. Наконецъ, отдаваясь такъ азартно игр, онъ забудетъ свою должность и семейныя обязанности, и что если они хотятъ порвать съ нимъ, то это обстоятельство можетъ служитъ отличнымъ предлогомъ. Кром того, Фолишонъ узналъ отъ Вильфлятена, что злополучный женихъ поплатился значительной суммой денегъ, чтобы замять дло съ Лукреціей, и врно допустилъ большую оплошность, если такъ дорого заплатилъ Лукреціи за молчаніе. Въ тотъ же вечеръ онъ объявилъ Никодему свое ршеніе. Женихъ сталъ возражать, просили подождать еще, но Жавотта, съ своей стороны, заявила, что не любитъ его и никогда не будетъ въ состояніи любить, если бы даже ее выдали за него насильно. Тогда онъ увидалъ, что стны лбомъ не прошибешь и, посл двухъ-трехъ дней нершительности, посовтовавшись съ друзьями, принесъ обратно, подписанныя съ обихъ сторонъ, условія, и они были разорваны и сожжены обоюдно. Любовь его очень быстро угасла, потому что это чувство въ мщанскомъ сердц не глубоко, разрывы-же происходятъ очень легко, если одинъ разсчетъ и выгода управляютъ страстями и порывами. Никодемъ разстался дружелюбно съ Фолишонами, ему только до боли было жаль денегъ, потраченныхъ столь непроизводительно на сватовство. Теперь онъ свободно могъ начать снова подобную же исторію, но пока довольно о немъ, надо уступить мсто другимъ. Вообразите себ, читатель, что онъ убитъ, зарзанъ или истребленъ инымъ способомъ — это недобросовстному автору легко сдлать.

Покончивъ съ Никодемомъ, Фолишонъ ршилъ поспшить бракомъ съ Бэду. Назначили день для подписанія брачнаго контракта, пригласили гостей, и что самое главное, потратились на угощеніе ихъ. Сначала подписалъ условія брачнаго контракта будущій супругъ, когда же дошла очередь до невсты, то она, къ великому изумленію родителей, отказалась взять перо въ руки, Фолишонъ подумалъ, что отказъ дочери происходитъ отъ понятнаго въ ея положеніи смущенія и отъ нежеланія подписывать ране другихъ свидтелей, но посл нсколькихъ настойчивыхъ повтореній, она вжливенько отвтила. что благодаритъ папашу и мамашу за ихъ заботы отыскать ей мужа, но что она проситъ предоставить ршеніе этого вопроса ей самой, что она достаточно красива для того, чтобы имть возможность выбирать, наконецъ, иметъ такія качества, съ помощью которыхъ можетъ выйти замужъ за благороднаго человка, а не за какого-то несчастнаго буржуа: она-де презираетъ ихъ всхъ безъ исключенія, наконецъ что она прежде всего хочетъ быть grande dame, имть свои экипажи и лошадей и носить бархатныя платья. Кром этихъ причинъ, препятствующихъ браку съ Бэду, она очень молода и хочетъ остаться еще нкоторое время двицей, чтобы подождать счастья, которое ей можетъ послать судьба, на худой конецъ она всегда можетъ найти жениха, въ род Бэду, жалкаго адвоката проигранныхъ процессовъ. Все общество было поражено такимъ отвтомъ, котораго никто не могъ ожидать отъ двушки, воспитанной въ строгости, вдали отъ свта и въ полномъ повиновеніи у родителей. Прежде Жавотт было все равно, за кого ни выйти, но теперь страсть къ Панкрасу придала ей силы и смлость дать отпоръ отцу и жениху. Фолишонъ, смотря на нее съ гнвомъ, отъ котораго у него почти прескся голосъ, вскричалъ: ‘Ахъ ты негодная двчонка! Кто вселилъ въ тебя столько честолюбія! Это виноваты твои гулянья по гостямъ. Какой-нибудь господчикъ изъ благородныхъ тебя обошелъ, наврное промоталъ свое состояніе и хочетъ приняться за твое. Но я знаю средство заставить слушаться такихъ упрямыхъ двчонокъ, какъ ты: когда я запру тебя мсяцевъ на шестъ въ монастырь, ты запоешь у меня по-другому. Убирайся сейчасъ же съ глазъ долой, готовь свои вещи и укладывай ихъ въ чемоданъ!’

Когда первый порывъ бшенства утихъ и онъ пришелъ въ себя, то началъ извиняться передъ гостями и женихомъ въ томъ, что свадьба окончилась такимъ скандаломъ.

— Не говорилъ-ли я вамъ, что нашъ вкъ — это вкъ разврата? Вы видите, господа, какъ наши дти стали своевольны и какъ мало авторитета иметъ родительская власть. Я припоминаю образъ жизни, который мы вели у покойнаго отца (прими, Господи, его душу!): насъ было семеро братьевъ, и мы, уже взрослые, съ бородами, не смли въ его присутствіи кашлянуть или плюнуть. Онъ заставлялъ трепетать весь домъ однимъ гнвнымъ взглядомъ, и даже я, самый старшій, женившись въ 40 лтъ, не смлъ при немъ разсуждать. А еслибы я вздумалъ ему противорчить, то онъ упряталъ-бы меня въ исправительную тюрьму Saint Lazare.

Фолишонъ готовъ былъ еще долго ораторствовать противъ неисправимыхъ нравовъ молодого поколнія, но жена перебила его.

— Увы, mon mouton (названіе, употребляемое ею въ приливахъ нжности), это горькая истина, что свтъ испортился. Когда и мы были молодыми двушками, насъ держали въ такомъ строгомъ уединеніи, что самая смлая не ршалась поднять глазъ на мужчину, изъ скромности мы не смли говорить за столомъ, во время обда, а посл послдняго блюда свертывали свои салфетки и молча уходили до десерта, тогда какъ ныншнія двушки безстыдне придворныхъ пажей. Вотъ куда ведетъ свобода! Пока я не отпускала Жавотты ни на шагъ, и она шила и чинила блье, сидя возл меня, это была невинная овечка, неспособная воды замутить. Съ тхъ поръ какъ она начала бгать къ m-elle Анжелик, куда ходятъ въ гости напудренные и расфранченные шалопаи, все ея хорошее воспитаніе испорчено. Я сама виновата и горько сожалю, что допустила до этого.

Лорансъ, находившаяся въ числ приглашенныхъ со стороны жениха, замтила на это:

— Если ваша дочь провинилась передъ вами, то изъ этого не слдуетъ еще, что причины ея непослушанія заключаются въ посщеніяхъ салона m-elle Анжелики. Въ этомъ дом собираются многіе умные и образованные люди, которые держать себя съ такимъ достоинствомъ и сдержанностью, что являются примромъ добродтеля. Въ поступк Жавотты виновато скоре всего тщеславіе, свойственное ея полу, и затмъ сознаніе рдкой красоты, которая приводитъ всхъ въ восхищеніе. Когда побываешь въ большомъ свт, то люди необразованные перестаютъ нравиться, поэтому нтъ ничего удивительнаго, что молодая двушка, окруженная поклонниками, не хочетъ торопиться, когда дло идетъ о такомъ серьезномъ вопрос жизни, какъ замужество. Я скоре виню въ этомъ дл поспшность и необдуманность моего двоюроднаго брата. Нужно было сначала заслужить любовь невсты маленькими услугами, любезностью, умть ей понравиться, и затмъ уже требовать отъ нея подчиненія родительской власти. Во всякомъ случа, если-бы онъ заране узналъ объ ея чувствахъ, то могъ-бы избжать скандала и не получилъ-бы отказа при подобной обстановк. Гости еще долго продолжали въ разныхъ уголкахъ залы обсуждать неудачу, постигшую Бэду.

Затмъ, принесли угощеніе изъ дома жениха, если не все, то часть того, что было заказано, остальное старая служанка, въ виду разстроившейся свадьбы, позаботилась припрятать, нсколько банокъ съ вареньемъ и фрукты могли пригодиться для другого раза, а поданъ только пирогъ, фаршированная индйка и другія блюда, скоро портящіяся. Когда кушанья были съдены, начались длинныя мщанскія привтствія: одни выражали соболзнованіе, другіе извиненія, третьи благодарность, наконецъ общество разошлось, принимаясь нсколько разъ прощаться.

На другой день, отчасти для того, чтобы наказать Жавотту за ея дерзости, съ другой стороны, удалить ее отъ вреднаго общества и дать одуматься, родители отвезли ее въ монастырь. Онъ находился въ одномъ изъ предмстій Парижа, и при немъ былъ устроенъ пансіонъ для молодыхъ двицъ. При отъзд Жавотту осыпали упреками и укорами въ дурномъ поведеніи, грозя оставить ее въ четырехъ стнахъ, пока не выкинетъ вздору изъ головы и не станетъ покорной дочерью. Увы. это было плохое мсто исправленія. Она попала изъ огня да въ полымя, потому что хотя сестры-монахини и вели примрно добродтельную жизнь, но он не могли-бы существовать безъ поддержки большими денежными суммами, получаемыми съ пансіона, куда поэтому и принимали всхъ безъ разбора, за хорошую плату. Дамы, ведущія процессы съ мужьями, или-же имвшія надобность скрывать безпорядочную жизнь, принимались туда безпрепятственно, также и двицы, которымъ надо было скрывать послдствія неосторожныхъ увлеченій, или укрыться отъ преслдованія ненавистнаго жениха, иногда-же наоборотъ — для свиданія съ другомъ сердца, вс он, во всхъ случаяхъ, находили пріютъ въ стнахъ гостепріимнаго монастыря.

Жавотта очень быстро дала знакъ Панкрасу, куда ее заперли. Нужно-ли говорить, что онъ явился туда на другой-же день. Визиты его были такъ часты, что когда онъ садился, выйдя изъ дома, въ porte-chaise, носильщики не спрашивали, куда идти, и по привычк поворачивали, куда слдуетъ.

Никогда-бы ему не найти боле удобнаго мста для сердечныхъ объясненій, потому что въ пріемной онъ могъ говорить съ ней наедин, чего прежде не могъ достичь, ибо они видлись только въ обществ, гд постоянно прерывали ихъ задушевные разговоры. Онъ могъ со всмъ жаромъ поблагодарить ее за твердость, выказанную въ вопрос о выбор жениха, и вдоволь посмяться надъ своимъ жалкимъ соперникомъ. Затмъ, подробно объяснилъ ей, какъ со дня на день увеличивалась его страсть, и такъ уврилъ ее въ истин своихъ словъ, что не было двухъ людей боле тсно соединенныхъ. Въ періоды короткой разлуки, Панкрасъ оставлялъ ей книгъ для чтенія, которыя еще боле разжигали ея страсть, и она предавалась этому занятію всей душой. Такимъ образомъ, скучать было некогда. Мать, пріхавъ навстить непослушную, очень удивилась, не найдя никакой перемны въ настроеніи упрямицы. Очевидно, мсто ‘пытки’ и ‘заточенія’ не производило надлежащаго дйствія. Однако, посл 7—8 мсяцевъ пребыванія въ монастыр, тоска овладла ею, и она почувствовала, что значитъ лишеніе свободы. За это долгое время Жавотта перечитала вс книги, бывшія въ мод, и оставалось много незанятаго времени. Тогда она написала родителямъ письмо съ просьбой взять ее обратно домой. Они тотчасъ же на это согласились подъ условіемъ, что она подпишетъ брачный контрактъ съ Бэду. Но они ошиблись въ разсчетахъ: Жавотта на отрзъ отказалась выйти изъ монастыря при такихъ условіяхъ, хотя еще разъ просила ее взять, потому что ей тяжело и скучно въ монастыр. Родители остались глухи къ ея мольбамъ, тогда она въ отчаяніи, или врне, подъ вліяніемъ все увеличивающейся страсти къ Паи красу, согласилась на его предложенія убжать потихоньку изъ монастыря. Если я не описываю борьбы между любовью и долгомъ, происходившей въ душ Жавотты, то это происходитъ оттого, что не знаю самъ всхъ подробностей. Отъ васъ зависитъ имть хорошее или дурное мнніе объ ея поведеніи. Я не проповдую морали, а пишу только правдивую исторію, поэтому не обязанъ оправдывать мою героиню: она мн за это не платила, какъ платятъ историкамъ, въ глазахъ которыхъ хотятъ фигурировать въ лучшемъ свт. Все, что я могъ узнать, это то, что ее похитили съ помощью лстницы, приставленной къ стн сада, довольно низкой, потому что добрыя монахини купили садъ недавно у бднаго садовника, и стны его предназначались для сбереженія гороха и капусты, а эти предметы сохранять гораздо легче, чмъ честь молодыхъ двицъ.

Какъ только Панкрась овладлъ своей драгоцнной добычей, то поспшилъ съ ней въ мстечко, гд квартировалъ его гарнизонъ. Они наплевали на комиссаровъ Шатле, которые напрасно старались отыскать сбжавшую парочку, ибо Фолишонъ, на другой-же день бгства, извергая проклятія на развращенность молодыхъ двицъ, не нашелъ другого утшенія въ своемъ гор, какъ заявить въ полицію о случившемся и просить ея содйствія въ отысканіи. Одинъ изъ его близкихъ друзей взялся за это дло, получивъ предварительно отъ Фолишона должную плату за хлопоты впередъ, но ограничился тмъ, что изъ полиціи послдовалъ приказъ схватить 6 подозрительныхъ личностей, одтыхъ въ срое платье, съ зелеными перьями на шляп: одинъ блондинъ, высокаго роста, другой шатенъ — средняго и т. д. Такъ какъ Фолишонъ не присутствовалъ при похищеніи, то не зналъ своихъ обидчиковъ и не могъ бы ихъ схватить, если-бы даже встртилъ. Приказъ такъ и остался безъ результатовъ. Если я заполучу какія-нибудь свднія объ этой барышн и ея возлюбленномъ, то, даю въ томъ мое авторское слово, не замедлю подлиться съ вами.

Теперь возвращусь къ Лукреціи, оставленной мною въ такомъ затруднительномъ положеніи, по причин болзни.

Чтобы устроить сколько-нибудь свои дла, она прибгла къ новой уловк. Съ нкоторыхъ поръ у нея только и разговора было, что о тщет и суетности свтской жизни, о трудности спасти свою душу, постоянно находясь въ большомъ обществ, о безсовстности и неврности людской вообще, и особенно о негодяяхъ и лжецахъ, которые обманываютъ прекрасный полъ. Все это говорилось такъ ловко, что никому въ голову не приходило, насколько Лукреція это узнала по опыту. Затмъ, она высказала ту мысль, что подарки, ухаживанья — все это нравится лишь въ ранней молодости, и то на время, когда нтъ еще достаточной твердости духа, чтобы предаться боле серьезнымъ занятіямъ, что она уже довольно всего этого извдала, все ей надоло и она только мечтаетъ о счастьи жить въ уединеніи. Затмъ, стала выходить только въ церковь и на исповдь, и такъ окружила себя духовными, какъ бывало поклонниками. Весь разговоръ ея сводился къ вопросамъ совсти и строгой морали. Она не пропускала ни одного случая попасть на проповдь, церковное торжество, или (благочестивую бесду. Романы замнились серьезными духовными книгами или разсужденіями и нравоученіями. Наконецъ, ея святость дошла до того, что ей начали являться виднія, и она впадала въ религіозный экстазъ. Съ этихъ поръ. Лукреція начала проповдывать походъ противъ мушекъ, лентъ, локоновъ и нарядовъ, поэтому сама одвалась такъ небрежно, что имла видъ неодтой. Ей было довольно трудно устраивать себ туалетъ: хорошо еще, что на помощь пришла мода носить шарфы, очень широкіе у пояса, удивительно исправляющіе фигуры двицъ, когда он имли несчастье ихъ испортить.

Въ околодк только и разговоровъ было, что объ обращеніи Лукреціи на другую дорогу, тмъ боле, что поврили въ искренность ея громкихъ фразъ, ибо считали ее честной двушкой, хотя иногда черезъ-чуръ развязной. На основаніи ея словъ, предполагали, что она вскор совсмъ удалится отъ свта. Эти предположенія не замедлили оправдаться: прошелъ слухъ, что она поступила въ монастырь. Судьба захотла, чтобы это былъ тотъ же самый, куда заперли и Жавотту. Я не думаю, впрочемъ, чтобы это обстоятельство имло какое либо вліяніе на ходъ событій, но случилось это по проклятой привычк, которая давно царствуетъ въ романахъ: вс дйствующія лица непремнно должны встртиться другъ съ другомъ, хотя бы судьба забросила ихъ на разные концы. Это все-таки для чего-нибудь да годится, по крайней мр избавляетъ отъ описанія новой мстности, и, кром того, вс вышеупомянутыя встрчи даютъ общность и связь сочиненію, которое безъ этого выходило бы слишкомъ разбросано.

Правда и то, что об эти искательницы свтскихъ приключеній очень подружились, съ перваго же дня он такъ взаимно понравились, что стали поврять одна другой свои тайны, конечно, не искренно. Он не имли, къ сожалнію, времени культивировать свою дружбу, потому что Лукреція потихоньку удалилась изъ этого монастыря, подъ предлогомъ болзни, и щедро заплатила монахинямъ первую четверть своего пансіона изъ денегъ, полученныхъ съ Никодэма. Во избжаніе какихъ-либо столкновеній, привратниц было заплачено отдльно: она должна была говорить всмъ желавшимъ видть Лукрецію, что она попрежнему живетъ въ этомъ монастыр, но изб таетъ видть кого-бы то ни было, такъ какъ это мшаетъ ей предаваться благочестивымъ размышленіямъ. Лукреція, съ своей стороны, просила письменно нкоторыхъ своихъ друзей оставить ее въ поко и не развлекать суетой мірской, отъ которой она нарочно бжала.

Когда возникаетъ вопросъ о спасеніи души, нтъ ничего легче, какъ заставить лгать набожныхъ людей. Бдная привратница была такая наивная душа, что вполн поврила объясненіямъ Лукреціи, и не преминула уврить родныхъ и знакомыхъ молодой затворницы, что она сидитъ постоянно у себя въ кель одна и молится! Такъ какъ никому не было особаго интереса проврять ея слова, то Лукреція прослыла за идеалъ благочестія. Между тмъ, на самомъ дл, она отправилась въ секретный пріютъ къ знакомой акушерк и отдалась ея попеченіямъ.

Посл двухъ мсяцевъ полнаго исчезновенія, Лукреція перешла въ другой монастырь, боле уединенный и строгій, и провела тамъ нсколько дней совершенно одиноко.

Затмъ, она мало-по-малу дала знать сосдямъ и знакомымъ о своемъ новомъ мст жительства. Свой перездъ она объясняла вреднымъ для ея здоровья воздухомъ и, кром того, прибавляла, опустивъ глазки: ‘Причина та, что тамъ даютъ слишкомъ много свободы живущимъ, пріемныя постоянно наполнены людьми всякаго сорта и приходилось постоянно запираться въ свою келью, чтобы не видать всего этого безпорядка’.— Она даже стала носить блый вуаль и, хотя жила въ качеств пансіонерки, исполняла вс религіозные обряды, бывала на всхъ службахъ, какъ испытуемая. Такіе подвиги въ короткое время составили ей репутацію самой добродтельной двицы. Монахини удивлялись ей, а духовенство разносило славу о ней за предлы монастырскихъ стнъ. Такіе лестные слухи достигли до ушей m-lle Лорансъ, которая иногда бывала въ этомъ монастыр у одной изъ своихъ пріятельницъ-монахинь Когда она основательно освдомилась о качествахъ удивительной пансіонерки, то ей пришло на мысль, что это была бы самая подходящая жена ея злополучному кузену — Бэду, котораго она задалась цлью женить во что бы то ни стало. Съ тхъ поръ какъ онъ постыдно лишился своей невсты Жавотты, онъ безпрестанно нападалъ на женское кокетство, которое въ такой сильной степени проявила Животта, не смотря на юные годы и строгое воспитаніе, и объявилъ своей кузин, что женится разв только на какой-нибудь строгой и набожной двиц прямо изъ монастыря. Лорансъ предложила ему этотъ новый идеалъ добродтели, въ образ Лукреціи, лучше котораго трудно было что-либо придумать. Единственная трудность заключалась въ томъ, какъ извлечь Лукрецію изъ монастыря и сдлать ей предложеніе, идущее вразрзъ съ ея религіозными стремленіями.

Для того, чтобы Бэду воочію убдился въ несравненныхъ качествахъ новой невсты, Лорансъ предложила кузену проводить ее въ монастырь къ подруг. Бэду такъ заинтересовался ея похвалами, что принялъ предложеніе, тмъ боле, что могъ оставаться въ качеств молчаливаго слушателя. За то Лукреція наговорила такъ много прекрасныхъ истинъ на счетъ кратковременности и суеты всего земнаго и сладости небесныхъ утхъ, которыя и заключила молитвой къ Богу о дарованіи ей силъ исполнить трудный подвигъ, что Бэду совсмъ растаялъ. Онъ не осмлился говорить съ ней ни о любви, ни о брак, хотя ему очень хотлось сдлать и то, и другое — ея красота и умъ, помимо духовныхъ добродтелей, привели его въ восторгъ. Онъ попросилъ Лорансъ, какъ умную женщину, поговорить за него и самое лучшее черезъ духовника. Не знаю, право, какимъ чудомъ Лукреція привлекла на свою сторону святыхъ отцевъ, но они много помогали ей въ достиженіи намченныхъ цлей. Долгое время Лукреція оставалась глухой къ сдланнымъ предложеніямъ, хотя въ душ страшно боялась, что ихъ могутъ не возобновить, но все длала видъ, что принимаетъ ихъ за искушенія, посылаемыя свыше, чтобы проврить, насколько она тверда въ своихъ благихъ намреніяхъ. Затмъ, подъ вліяніемъ настоянія ходатаевъ жениха, она просила времени, чтобы помолиться и просить Бога научить ее, какъ лучше поступить. Когда она казалась на половину убжденной, то начала болть, и по этой причин просила позволенія у настоятельницы освободить ее отъ постовъ и долгой службы. Вообще длала видъ, что слабое здоровье не позволяетъ ей долгое время выносить строгости монастырской жизни. Въ параллель къ этому, она стала благосклонне выслушивать убжденія, что можно спасти душу свою и вн стнъ монастыря, будучи доброй женой и воспитывая дтей въ страх божіемъ. Съ видомъ преступницы, приговоренной къ казни, она дала свое согласіе на бракъ съ Бэду.

Лорансъ тотчасъ извстила своего кузена о счастливомъ исход сватовства, и онъ былъ такъ счастливъ, совративъ монашенку, что не обратилъ большаго вниманія на денежные вопросы брачнаго контракта, какъ это было прежде, и удовольствовался слухами о богатств Лукреціи, не допуская возможности, что набожные люди могутъ лгать или преувеличивать. Кром того, невст пришла въ голову счастливая мысль накупить мебели, необходимой для приличнаго хозяйства. Заплатила она за нее одну треть, потому что ей всегда былъ открыть кредитъ. Для жаднаго Бэду этотъ фактъ имлъ большое значеніе, кром того, строгій и набожный характеръ Лукреціи избавлялъ его отъ обычныхъ тратъ на подарки, подношенія, прогулки и, наконецъ, на свадебное угощеніе. Особенно пріятно для него было желаніе невсты, чтобы свадебная церемонія была какъ можно проще. Прямо изъ монастыря она прослдовала въ церковь, а затмъ въ домъ мужа, который воображалъ, что въ лиц этой достойной двицы воплотилась сама непорочность и чистота.

Можно сказать, что эта ловкая особа поступила подобно птичникамъ, которые сажаютъ птицу въ клтку подъ сти, въ которыя ловятъ другую. Монастырь и желзныя ршотки послужили ей средствомъ поймать мужа. Хорошо или худо они жили вмст — вы узнаете, читатель, тогда, когда явится мода описывать жизнь замужнихъ женщинъ.

X.

Этими словами заканчиваетъ Фюретьеръ первую часть своей мщанской эпопеи и переходитъ непосредственно ко второй, при чемъ предпосылаетъ маленькое предисловіе читателю. ‘Не ждите, говоритъ онъ, чтобы вторая книга была продолженіемъ первой, повторяю еще разъ, что описываю вамъ дйствительную жизнь, а не свои фантазіи, а такъ какъ разсказанныя событія происходили между людьми, не имющими между собой никакого родства и живущими въ разныхъ частяхъ города, то я предоставляю связать ихъ жизнь въ одно цлое переплетчику, которому попадутъ въ руки эти листы. Поэтому не требуйте, чтобы я сохранилъ единство времени и мста, не ждите также, чтобы я поженилъ всхъ дйствующихъ лицъ къ концу книги, потому что нкоторыя захотятъ остаться холостяками, другія могутъ жениться такъ секретно, что ни вы, ни я объ этомъ не узнаемъ. Затмъ, я не намренъ описывать вамъ изъ всхъ человческихъ страстей одну любовь, напротивъ, вс мщанскія страсти будутъ описаны, насколько этого потребуютъ правда и ходъ событій. Случайно вы встртите, впрочемъ, здсь стараго знакомца, писателя Шаррозеля, если вамъ интересно познакомиться подробне съ личностью этого господина, продолжайте читать дальше’.

‘Исторія Шаррозеля, Коллантины и Белястра’.

Такъ озаглавлена вторая книга ‘Мщанскаго Романа’. Я передамъ содержаніе ея немногими словами, потому что она наполнена описаніями, длиннотами и почти лишена дйствія, хотя нкоторыя страницы блещутъ остроуміемъ.

Читая описаніе этой тройки, трудно ршить, кто изъ нихъ хуже. Злая критика автора ‘Francion’, конечно, не безпристрастна. Очевидно Фюретьеромъ руководили личные счеты съ Сорелемъ, отъ вліянія которыхъ онъ не могъ отдлаться, не смотря на свой свтлый умъ и честное направленіе, кром этого обстоятельства, Фюретьеръ хотлъ въ лиц Шаррозеля нарисовать современнаго ‘homme de lettres’ со всми его темными сторонами. Авторъ начинаетъ свой разсказъ съ описанія наружности Сореля и не жалетъ красокъ, чтобы представить его физическимъ и нравственнымъ уродомъ: маленькаго роста, тщедушный и блдный, съ невозможно длиннымъ носомъ, который онъ суетъ всюду, куда не нужно, и съ улыбкой, напоминающей сатира. Это обиженное богомъ созданье преисполнено злобы на весь міръ: природу и людей. Желая прослыть аристократомъ, онъ готовъ отказаться отъ славы писателя, и въ то-же время ему до смерти хочется популярности. Въ результат, отъ его неудачныхъ литературныхъ опытовъ получается разореніе книгопродавцевъ, которые имли неосторожность печатать и издавать его книги. Никто не хочетъ покупать этой печатной дребедени. (Сорель) Шаррозель задыхается отъ злобы и обвиняетъ публику въ невжеств и въ непониманіи истинныхъ талантовъ. Вся жизнь его наполнена безсильной злобой, потому что по своей гадкой природ онъ неспособенъ ни къ какимъ благороднымъ человческимъ чувствамъ. Единственный въ его жизни романъ, окончившійся даже законнымъ бракомъ, относился къ особ, характеромъ очень похожей на него. Ее звали Коллантина. Эта достойная особа также полна ненависти ко всему на свт, кром своихъ выгодъ.

Коллантина старая некрасивая два, по природ своей сутяга и крючкотворъ. Ничто въ мір не занимаетъ ее такъ, какъ веденіе судебныхъ процессовъ, большихъ и маленькихъ — безразлично. Самая процедура судебнаго слдствія иметъ для нея неотразимую прелесть. Привожу нсколько строкъ изъ описанія Коллантины.

Это была тощая и худая два, вчно плачущая надъ горькой своей судьбиной, второю причиною ея горя было чужое счастіе или удача. Тонкій, искривленный станъ былъ очень удобенъ при ея привычк много ходить, а ежедневно она имла обыкновеніе откалывать такія прогулки, которыя были-бы въ пору любому погребальному факельщику. Вставала она съ зарею и не страшилась шататься по ночамъ, точно волкъ. Ловкость, съ какою она обходилась съ мелкими писцами и ухаживала за господами ихъ, была поистин столь-же необыкновенна, какъ и терпніе, съ которымъ она переносила ихъ насмшки и дурное расположеніе духа. Все это качества, необходимыя для человка, избравшаго ремесломъ своимъ сутяжничество. Я позволю себ привести нсколько разсказовъ изъ ея молодости, а она и тогда уже подавала надежды, вполн осуществившіяся впослдствіи. Ея мать, собираясь произвести на свтъ это существо, полагала, что зачатіе произошло отъ какой-нибудь гарпіи, да и по лицу ея видно было, что въ ней находится какое-то чудовище. Подросши, она устраивала себ куколъ изъ старыхъ бумажныхъ мшковъ, украшая ихъ веревками и наряжая въ чепчики и передники, сдланные изъ лавочныхъ этикетовъ. Въ то время, какъ иныя двочки занимались вязаньемъ, она то и дло сшивала толстыя кипы длъ изъ бумаги и этикетовъ. Особенный даръ ея къ волокит судебной обнаружился, когда ея послали въ школу, гд она, не успвъ выучить своихъ семи псалмовъ, уже принялась строчить тяжбы и жалобы.

Страсть судиться, съ теченіемъ времени, развилась въ ней до такой степени, что она не довольствовалась веденіемъ множества своихъ процессовъ, но еще покупала за деньги т, которые почему-либо казались особенно интересными и запутанными.

Судьба сталкиваетъ эту двицу съ Сорелемъ въ судебной палат, куда его занесло судиться съ книгопродавцемъ, имвшимъ несчастье издавать его сочиненія.

Эти дв достойныя личности сразу поняли другъ друга, разсказывая детали своихъ судебныхъ процессовъ. Авторъ не приводитъ подробностей ихъ перваго разговора и содержанія тяжбъ, не желая подражать писателямъ, которые вводятъ въ свои произведенія массу ненужныхъ подробностей. Коллантина видитъ между собой и Шаррозелемъ такъ много общаго, что начинаетъ разсказывать исторію своихъ процессовъ одинъ за другимъ, въ такомъ огромномъ количеств, что онъ не знаетъ, какъ отъ нея отвязаться. Затмъ, она вручаетъ ему списокъ лицъ, отъ которыхъ зависитъ оказать ей протекцію или повліять на благопріятный ихъ исходъ.

Шаррозель находитъ въ этомъ списк много знакомыхъ лицъ, и общаетъ Коллантин съ три короба, имя въ душ намреніе не исполнить ничего изъ этихъ общаній. Въ этомъ случа, онъ остается вренъ себ — ничего никому не сдлать полезнаго.

У Шаррозеля есть свои чисто эгоистическіе виды на Коллантину. Въ лиц ея онъ надется заполучить терпливаго слушателя его литературныхъ произведеній, но увы, быстро разочаровывается. Коллантина не даетъ ему открыть рта. На каждое его слово у нея готова новая тяжба. Она читаетъ ихъ одну за другой безъ отдыха до того, что у нея пересыхаетъ горло. На попытки Шаррозеля остановить ее и начать читать свое, она заявляетъ, что никакая литература не можетъ сравниться съ краснорчіемъ ея бумагъ. Они перебиваютъ другъ друга, бсятся и грызутся. Однако Шаррозель упрямъ,— встртивъ такой энергическій отпоръ, онъ во что-бы то ни стало хочетъ заставить Коллантину слушать. Однажды ихъ споръ зашелъ такъ далеко, что произошла открытая ссора, которая окончилась дракой. Коллантина ревла во все горло, что ее ржутъ, убиваютъ и назвала кучу сосдей. Въ числ прибжавшихъ на крикъ былъ ея братъ — сержантъ, съ его помощью составили протоколъ. Коллантина въ восторг, что возникаетъ новое судебное дло.

Впрочемъ, на этотъ разъ, она ошиблась въ разсчет. Шаррозель выигрываетъ этотъ процессъ, и завзятая сутяга побждена. Такой исходъ дла возвышаетъ врага въ ея глазахъ, и придаетъ ему особую цну. Коллантина нашла, наконецъ, достойнаго соперника, который даже превзошелъ ее, chicaneuse consomme.

Въ ум она ршила, что только такой человкъ достоинъ быть ея мужемъ. Противники помирились, и дло совсмъ пошло на ладъ, какъ вдругъ у Шаррозеля является противникъ въ лиц Белястра (Belastre).

При описаніи этой комической фигуры, Фюретьеръ впадаетъ въ шаржъ. Трудно допустить возможность, чтобы даже въ такія далекія времена подобная личность могла занимать должность судьи (prvost.). Онъ даже не грамотенъ и не уметъ подписать своего имени. Положимъ, Белястръ получилъ это мсто фуксомъ, путемъ случайной протекціи сильнаго лица, но все-же подобный фактъ кажется невроятнымъ. Авторъ наполняетъ нсколько страницъ описаніемъ его невжества и тупости. Напримръ, этотъ королевскій (?) судья длаетъ вопросы въ род слдующихъ: ‘Quand le roi tait en son lit de justice iletait entre deux draps, ou sur la couverture’.

Однажды онъ отправляется въ книжную лавку и спросилъ книгу. На вопросъ купца какую и для какой цли, Белястръ коротко отвчаетъ: ‘C’est mettre en presse mes rabats’.— Пять лтъ пробылъ онъ судьею и не научился надвать своей шляпы: всякій разъ, боле высокая часть ея, которой слдовало быть назади, оказывалась у него впереди или на боку.

Не смотря на свою тупость, Белястръ хитеръ и остороженъ. Онъ уродливый, грязный, но очутившись неожиданно для себя самаго въ новой должности, Белястръ набрался чванства и заносчивости Онъ вообразилъ, что у него отъ рожденія были способности къ должности судьи и что онъ очень уменъ. Задравши высоко голову, онъ сидлъ на своемъ кресл, какъ истуканъ, а за него работали и говорили секретари и помощники.

Среди своихъ бумагъ, Коллантина нашла документъ, по которому этотъ тупоумный судья остался долженъ ея роднымъ нсколько франковъ. Она была способна поднять шумъ изъ за трехъ су, поэтому тотчасъ-же возникла тяжба. Белястръ немного познакомился съ пріемами крючкотворства и его забавляло судиться съ бшеной Коллантиной. При каждомъ свиданіи они говорили другъ другу дерзости, считались открытыми врагами, но эта самая вражда сближала ихъ. Судья сначала сталъ осаждать ее частыми визитами, и наконецъ разразился объясненіемъ въ любви. Увидавъ въ Белястр соперника, Шаррозель ршилъ не уступать ему Коллантины, не отъ избытка къ ней нжныхъ чувствъ, а только изъ желанія досадить ближнему. Начинается между ними война.

Белястръ не иметъ никакого понятія о литератур, однако онъ гд-то слыхалъ, что влюбленные пишутъ стихи дам сердца и, не желая отстать отъ моды, отправляется къ букинисту. Тамъ онъ купилъ первую попавшуюся книгу и, по совту книгопродавца, написалъ нсколько стиховъ, въ которыхъ воспвались прелести какой-то красавицы, и послалъ ихъ Коллантин.

Стихи принадлежали перу Теофиля Віо, но онъ выдалъ ихъ за свои. Старая два осталась очень довольна подобнымъ вниманіемъ, самолюбіе ея было польщено. ‘Они хороши уже по тому одному, что посвящены мн’, заявила она въ отвтъ на критику Сореля. Задтый за живое успхомъ противника, Сорель, съ подлинникомъ въ рукахъ, доказываетъ, что стихи эти украдены у Viaud. Белястръ вн себя отъ ярости, ни намренія сдлаться поэтомъ въ честь своей возлюбленной не оставляетъ и пишетъ нсколько дубоватыхъ строфъ, полныхъ ошибокъ и самой грубой лести. Однако, визитъ его къ Коллантин, не смотря на поднесеніе стиховъ, окончился неблагополучно. Они некстати вспомнили о подробностяхъ своего судебнаго процесса, начали обвинять другъ друга, браниться и даже призвали Сореля въ свидтели.

Неизвстно, чмъ-бы окончилась эта баталія, но къ судь явился секретарь Съ бумагами для подписи. Шаррозель, который не могъ усидть равнодушно на мст и не совать во все своего длиннаго носа, усплъ прочитать на заголовк одной изъ бумагъ, что это завщаніе умершаго писателя, Мы тофилакта. Съ соболзнованіемъ отнесся онъ къ смерти собрата и выразилъ мнніе, что завщаніе такого замчательнаго человка должно быть очень интересно. Собесдники его устали браниться и тоже не прочь были послушать. Коллантина всегда была готова читать бумаги такого рода, а Белястръ надялся придать себ больше важности въ ея глазахъ, когда читаютъ бумагу, скрпленную его безграмотной подписью.

‘Инвентарь Митофилакта’ начинался рядомъ цифръ и годовъ, затмъ перечисленіемъ разной домашней рухляди, которая показывала крайнюю скудость средствъ ея владтеля. Дале, покойникъ завщаетъ своимъ издателямъ дневникъ поэта съ поученіями, какъ надо переносить бдность и голодъ. Горькая иронія надъ судьбой писателя вообще звучитъ въ каждомъ слов этого оригинальнаго назиданія.

Своему лучшему другу онъ оставляетъ альманахъ съ перечисленіемъ обдовъ, которыми онъ пользовался у знатныхъ лицъ, и въ то-же время перечисляетъ вс ихъ слабости и пороки, только благодаря тому, что онъ умлъ обращать ихъ въ свою пользу, они оказывали ему протекцію. Онъ освобождаетъ своихъ книгопродавцевъ и покровителей отъ тхъ денегъ за книги, сонеты и панегирики, которыя они общали заплатить, и обманули.

Затмъ, Митофилактъ желаетъ покоя ихъ душ, что вовсе не лишнее,— ибо они нуждаются въ безконечномъ милосердіи Божіемъ, чтобы быть прощенными за вс низости и пакости, безнаказанно совершаемыя на земл. Одному издателю онъ завщаетъ право безвозмездно пользоваться его сочиненіями, чтобы полученными за нихъ деньгами покрыть вс расходы отъ изданія разныхъ негодныхъ книжонокъ.

Коллантин хотлось поскоре послушать завщаніе имущественной собственности, но у бднаго поэта не оказалось ничего, кром книгъ сатирическаго направленія, напр., ‘L’Amadissiade’, пародія на стиль любимыхъ прежде Амадисовъ и на смшныя стороны, которыя въ нихъ встрчаются. Пародія на сонеты, посвященные важнымъ государственнымъ людямъ ‘par le grand sottissier de France’, съ переименованіемъ всхъ глупостей, происходящихъ въ этомъ обширномъ государств, въ алфавитномъ порядк. На это Сорель замчаетъ, что идею этого сочиненія у него предвосхитилъ Митофилакгь. Дале слдуетъ sonnet ddicatoire, при немъ приложена такса: что будетъ стоить описаніе того или другого лица въ вид героя романа, что стоитъ описаніе обстановки, монограммъ, румянъ и блилъ, которыя они истребятъ, и т. д. Наконецъ, намекъ на пенсіи, получаемыя отъ правительства за подобныя восхваленія и рекламы. Сорель такъ заинтересовался завщаніемъ, что проситъ у Белястра позволенія взять эти документы на домъ, но судья и Коллантина, вмсто отвта, пригрозили ему процессомъ за присвоеніе чужой собственности, и онъ тотчасъ отступился.

Посл чтенія этого любопытнаго завщанія, когда послднее было унесено обратно въ судъ, начатая ссора между хозяйкой и гостемъ возобновилась посл перерыва и достигла такихъ ужасающихъ размровъ, что они, собравшись съ силами, ршили доконать другъ друга. Разстались они смертельными врагами, и процессъ, затянный шутя, разросся въ серьезное дло, начиненное жалобами, клеветами и свидтельскими показаніями. Не даромъ Коллантина судилась весь свой вкъ, опытность ея пригодилась въ данномъ случа, и она совершенно раззэрила противника путемъ разныхъ крючкотворствъ. Друзья совтовали ему поскоре на ней жениться и такимъ образомъ поправить дло. Но невста была нетаковская: она живо сообразила, что ее хотятъ провести, и наотрзъ отказалась выйти замужъ. Перспектива выиграть съ тріумфомъ процессъ — гораздо боле ее прельщала, чмъ бракъ съ идіотомъ. Такого рода положеніемъ вещей воспользовался Сорель и предложилъ неукротимой Коллантин руку и сердце. Чтобы еще боле досадить своему врагу, она приняла это предложеніе. Однако-же. союзъ, заключенный на такихъ основательныхъ началахъ, оказался непрочнымъ. На другой-же день посл свадьбы, Сорель нечаянно сломалъ золотую шпильку своей супруги, подарокъ бабушки. Новобрачная пришла въ ярость отъ такого, повидимому, ничтожнаго проступка. Она по обыкновенію начала во все горло кричать, обвинять мужа въ намреніи ее раззорить, перепортить все ея добро. Не смотря на вс старанія, Сорель не могъ успокоить разгнванной супруги.

Она заявила, что жить съ такимъ варваромъ не намрена, и завтра-же подаетъ на него жалобу въ судъ съ просьбой о развод, а главное — о раздл имущества. Начался безконечный новый процессъ. Они судились долго, судятся и, вроятно будутъ судиться до самой смерти.— На этомъ и прекращается повствованіе о судьб злосчастнаго писателя Шаррозеля (Шарля Сореля).

‘Пантеонъ Литературы’, 1888

————————————————————————————-

Отдельное издание: Борхсениус Е. И. Представители реального романа во Франции в XVII столетии. Исследование Е.И. Борхсениус. — Санкт-Петербург: тип. Н. А. Лебедева, 1888. — 124 с. , 23 см.. — (Пантеон литературы),

ПРЕДСТАВИТЕЛИ РЕАЛЬНАГО РОМАНА ВО ФРАНЦІИ въ XVII столтіи.

I.

II.

III.

IV.

V.

VI.Мщанскій Романъ.

VII.Исторія буржуазной Лукреціи.

VIII.

IX.

X.

Читайте также:

VI.
Мщанскій Романъ.

VII.
Исторія буржуазной Лукреціи.