НЕСЧАСТНЫЕ
НЕСЧАСТНЫЕ
(Изъ быта ссыльныхъ.)
ПРЕДИСЛОВІЕ.
——
‘Встникъ Европы’, No 6, 1868
Предисловие к книге ‘Сибирь и каторга’, Максимов Сергей Васильевич, Год: 1868
Время на прочтение: 25 минут(ы)
Пока не произведены были коренныя преобразованія въ нашемъ судопроизводств, вопросъ о мстахъ заключенія подсудимыхъ и осужденныхъ. путался въ груд другихъ рядовыхъ вопросовъ. Ради его, временами предпринимались кое-какія измненія, временами производились улучшенія, но все это не въ систематическомъ порядк, не въ цломъ вид, а только частями, вообще же, вопросъ этотъ стоялъ весьма далеко назади, не смотря на то, что требовалъ самаго сосредоточеннаго вниманія. Тюремный бытъ, своимъ крайнимъ несовершенствомъ, настоятельно взывалъ о помощи и требовалъ коренной переработки.
Литература наша, какъ и всегда во всхъ жизненныхъ нашихъ вопросахъ, не оставалась и на этотъ разъ глухою и равнодушною къ тмъ воплямъ, которые ясно, но робко доносились изъ всхъ мстъ заточенія, со всхъ пунктовъ ссыльныхъ поселеній. Литература не прикидывалась слпою или не желающею вдать такія дла за недосугомъ и многосторонними сложными занятіями, при вид язвъ весьма остраго свойства и заразительныхъ признаковъ. Лтъ пять тому назадъ, вопросъ о ссыльныхъ и тюрьмахъ шевелилъ общественный интересъ, возбуждая вниманія и участіе съ достаточною силою и настойчивостью при содйствіи литературныхъ трудовъ, разбросанныхъ почти во всхъ періодическихъ изданіяхъ того времени. Съ тхъ поръ, вопросъ о тюрьмахъ и ссыльныхъ оставался въ архивныхъ длахъ, какъ будто бы и онъ изъ разряда тхъ, которые ршены окончательно и потому перестали занимать об заинтересованныя стороны.
Съ перемною системы уголовнаго судопроизводства и преобразованіями въ нашей карательной систем, вс прежнія подозрнія должны исчезнуть сами собою. Теперь очевидна насущная и неизбывная надобность вести оба дла рука объ руку: съ измненіемъ карательной системы сдлалось священнымъ и неотложнымъ долгомъ коренное измненіе системы тюремъ и ссылки. Въ далекомъ и близкомъ прошедшемъ, для насъ довольно образцевъ для того, чтобы не длать крупныхъ промаховъ и не утшаться наружнымъ блескомъ и лоскомъ того, что внутри прогнило насквозь, и — стало быть — никуда не годится.
Новая реформа, пущенная уже въ ходъ, не позволитъ теперь прибгать къ поверхностнымъ измненіямъ изъ-за одного хвастовства и, для очистки совсти, вырабатывать только казовые концы: новымъ заплатамъ, хотя бы и изъ заграничныхъ матеріи, на ветхомъ рубищ уже и не удержаться теперь. Судебная реформа слишкомъ глубоко вндряется въ нашу молодую, воспріимчивую и плодоносную почву, кореннымъ образомъ переработываетъ все ветхое зданіе старыхъ пріемовъ и порядковъ, и весь старый судъ, волчецамъ и терніямъ рости тутъ не мсто: они могутъ только глушить всходы, и мшать росту молодыхъ побговъ. Система заключенія и ссылки только тогда не станетъ бить вкось и въ сторону, когда всми голосами начнетъ вторить здоровымъ и сильнымъ мотивамъ новаго и молодого двигателя и дятеля. На это у насъ имется много основаній для надеждъ, много данныхъ для того, чтобы не гршить больше противъ требованій духа времени и человколюбія.
Преобразованіе нашего уголовнаго судопроизводства сдлало необходимымъ пересмотръ уложенія о наказаніяхъ, которое съ одной стороны мшаетъ суду смягчать наказаніе нсколькими степенями (по вновь предоставленному ему праву), — съ другой, оставаясь при устарлыхъ взглядахъ и понятіяхъ, не всегда точно и прямо можетъ опредлить надлежащую мру наказанія и сознательно успокоиться на томъ, что такое-то наказаніе легче, другое тяжеле. Такъ, напримръ, въ силу благопріятно-сложившихся обстоятельствъ (о которыхъ мы подробно разскажемъ ниже) заключеніе въ арестантскихъ ротахъ гражданскаго вдомства сдлалось легче, чмъ заключеніе въ рабочихъ ротахъ военнаго вдомства, — между тмъ, первое заключеніе, по уложенію, полагается высшимъ исправительнымъ наказаніемъ. Точно также подлежитъ большому сомннію и то, чтобы рудниковыя каторжныя работы, производимыя по требованіямъ и указаніямъ правильной науки, могли оставаться на прежнемъ суровомъ положеніи въ рукахъ людей, получающихъ гуманное образованіе въ сред цивилизованнаго общества. Мы имемъ много данныхъ для того, чтобы видть гораздо большую тяжесть наказанія для тхъ преступниковъ, которыхъ судьба вврена людямъ, мене умягченнымъ воспитаніемъ, и которыхъ трудъ и работа подчиняются не законамъ науки, а произволу. Сибирскія арестантскія роты и, между ними, Омская крпостная (нашедшая такого талантливаго бытописателя, каковъ авторъ ‘Мертваго Дома’) являются въ несравненно боле суровой и боле грозной форм, чмъ, наприм., вс рудники, промыслы и заводы Нерчинскаго горнаго округа. Между тмъ, работы на рудникахъ и промыслахъ нерчинскихъ, управляемыхъ горными офицерами, назначаются для каторжныхъ 1-го разряда, а сибирскія арестантскія рабочія роты, дозираемыя военными офицерами, считаются во 2-мъ разряд наравн съ заводами, надзоръ за которыми ввряется гражданскимъ чиновникамъ. Мы уже не говоримъ о томъ, что въ послднее время система примненія труда ссыльныхъ на мстахъ изгнанія подвергалась сильнымъ измненіямъ, и трудъ направлялся совсмъ не въ ту сторону и шелъ не по тому назначенію, на которое надялся и указалъ судъ. Назначалась ссылка въ рудники въ то время, когда ни одинъ изъ нихъ не дйствовалъ по прежнимъ пріемамъ, а на большую половину они стояли залитые водой,— только на самую малую часть рудники разработывались по систем вольнонаемнаго труда свободными людьми, сибирскими старожилами. Самый способъ содержанія и обращенія съ ссыльнокаторжными въ послднее время измнился противъ прежняго, но не установился въ опредленную и желаемую форму: онъ былъ смягченъ въ одно время и вдругъ снова началъ стремиться въ боле крутымъ и строгимъ мрамъ. Послдовательнаго, разъ выработаннаго и установленнаго взгляда на это дло не стало: отъ личнаго характера лицъ и отъ уровня ихъ міросозерцанія зависло то, на что силятся имть прямое и непосредственное вліяніе коренныя государственныя узаконенія.
Нтъ сомннія въ томъ, что въ настоящее время достаточно смягчился взглядъ на преступленія и преступниковъ въ общемъ сознаніи всхъ заинтересованныхъ въ этомъ дл. Особенно рельефно и законченно выясняется это въ наши дни въ ршеніяхъ присяжныхъ, въ ихъ взгляд на преступленія и на степени возмездія за нихъ, и мы думаемъ, что источникъ подобнаго явленія вытекаетъ непосредственно изъ народной почвы. Въ этомъ отношеніи выборные отъ общества не въ разлад съ нимъ.
Слово колодникъ, какъ эпитетъ ссыльнаго, исчезаетъ изъ народнаго употребленія, ослабвши въ своемъ значеніи, какъ извстно, съ тхъ самыхъ поръ, когда исчезло на Руси то орудіе наказанія, которое дало свое имя всякому преступнику ссыльному и не ссыльному. Иноземное слово арестантъ — до сихъ поръ остается только въ казенныхъ бумагахъ и на язык оффиціальныхъ лицъ, въ народъ оно не ушло. Народъ упорно стоитъ противъ этого названія, какъ упорно не соглашается всякаго ссыльнаго признать преступникомъ, И это слово онъ не принимаетъ въ свой языкъ, не умя осмыслить его для себя въ своемъ мягкомъ сердц. Всякаго преступника, идущаго въ тюрьму, въ ссылку, на поселеніе, на каторгу, нашъ народъ везд (и въ Россіи и по Сибири) называетъ ‘несчастнымъ’.
Насколько это слово врно, и какъ виднъ въ томъ протестъ противъ отжившаго свой вкъ стараго суда, насколько его можно примнить къ русскимъ преступникамъ, насколько, наконецъ, оно иметъ права гражданства передъ всми другими, ему однозначущими — мы ршились объяснить то рядомъ разсказовъ.
Разсказы эти — плодъ личныхъ наблюденій надъ бытомъ ссыльныхъ въ Сибири, по нашей дорог съ Амура. Наблюденіями этими мы хотли бы внести и свою посильную лепту въ число тхъ матеріаловъ, изъ которыхъ по частямъ начали созидать новое зданіе тюремной системы. Мы считаемъ это тмъ боле своевременнымъ, что нкоторыя казенныя учрежденія (морское и военное министерства) озаботились уже устройствомъ такихъ тюремъ, до которыхъ доработалась Европа, руководимая началами цивилизаціи и гуманности. Третье вдомство (министерство Внутр. Длъ) успло уже собрать краткія свднія о состояніи тюремнаго дла въ Россіи, но не произвело еще наблюденій надъ сибирскими тюрьмами и не проврило способа колонизаціи Сибирскаго края ссыльными преступниками. Этотъ-то именно проблъ мы желали бы отчасти дополнить и, до нкоторой степени, принять участіе и въ загрунтовк другого пробла: до сихъ поръ изучалось, съ большею настойчивостію и вниманіемъ, тюремное дло только за границей. Наши домашнія дла оставались на заднемъ и дальнемъ план, и порождаютъ вроятіе опасеній, что зданіе, соорунаемое на невдомой почв, можетъ простоять только нкоторое время и потомъ снова потребовать уже не ремонта, а коренной перестройки. Примръ подобной неудачи у всхъ насъ на памяти.
Еще Екатерина II прилагала не мало заботъ къ тому, чтобы устройство мстъ заточенія производилось по началамъ христіанскаго человколюбія. Одинъ изъ ея указовъ предписываетъ, чтобы тюрьмы были расположены вн городовъ, на мстахъ здоровыхъ и открытыхъ, чтобы при каждой тюрьм была больница, откуда арестантъ выходилъ бы не иначе, какъ по совершенномъ излеченіи, и проч., и проч. Законъ желаетъ, чтобы соблюдалось строгое отдленіе мущинъ и женщинъ, признаетъ справедливость различать способы обращенія съ заподозрнными и обвиненными. Постановленіе это Екатерина разослала ко всмъ губернаторамъ съ приказаніемъ привести его въ исполненіе по всмъ подвдомымъ мстамъ. Но повиновеніе закону было пустымъ словомъ, а произволъ мелкихъ чиновниковъ могъ безразсудно воспротивиться высочайшей вол, и этотъ законъ оставленъ былъ безъ исполненія: тюрьмы продолжали быть нездоровыми и находились подъ дурнымъ надзоромъ. Между тмъ исправленіе тюремъ производилось по указаніямъ знаменитаго друга человчества: самъ Джонъ Говардъ, изобртатель пенитенціарныхъ тюремъ, лично осматривалъ наши тюрьмы (и даже умеръ въ Россіи, при посщеніи больныхъ въ Херсон, въ 1790 году).
Императоръ Александръ I, слдовавшій по стопамъ своей бабки, и успвшій придать сильное движеніе многимъ начинаніямъ во имя христіанской любви и благотворительности, поддерживалъ планы Екатерины и по отношенію къ тюремному длу. Въ 1819 году, образовано было, подъ предсдательствомъ князя Голицына, особое благотворительное Общество съ исключительною цлію улучшить положеніе заключенныхъ. Работы Общества обнаружили добрыя намренія и повели къ широкому развитію основной мысли: къ повсемстному образованію попечительныхъ тюремныхъ комитетовъ, прожившихъ уже полвка и доставшихся въ наслдіе и нашимъ временамъ. Настоящее строгое время, преимущественно съ практическимъ дловымъ оттнкомъ, потребуетъ отъ нихъ новыхъ задачъ, и иной службы, сознательне и пряме направленной къ цли. Нашему времени, посл извданныхъ неудачъ, уже не приводится удовлетворять себя призрачнымъ существованіемъ такого дла, которое непосредственно должно направляться къ опредленнымъ и практическимъ цлямъ. Теперь нельзя принимать за жизненный фактъ то учрежденіе, которое не съумло въ такой долгій срокъ выказать, при живучести, разумное проявленіе жизни. Теперь уже нельзя оправдаться тмъ, что въ Россіи, у русскихъ, не достаетъ единомыслія и согласнаго расположенія умовъ, которыя абсолютно необходимы для того, чтобы благопріятствовать успхамъ полезныхъ учрежденій, и безъ, которыхъ лучшія начинанія слабютъ и не разработываются съ подобающимъ стараніемъ…
Повторять старыя ошибки можно только намренно, и несомнненъ успхъ въ такомъ случа, когда будутъ добросовстно организованы правила для дйствій, и къ данной цли исправленія тюремнаго быта согласно направлены будутъ об дйствительныя силы, изъ которыхъ одна — благотворительность — громадна, другая — сознательное состраданіе къ павшимъ въ порокъ и преступленіе — начинаетъ ясно обнаруживаться во всхъ слояхъ общества. Исключенія изъ общаго правила, уклоненія отъ коренныхъ свойствъ народнаго характера на столько стали теперь незначительны и мелки, что, намренно уступая имъ мсто въ послдующихъ статьяхъ, мы уврены въ ихъ скоромъ исчезновеніи. Они поютъ уже свою лебединую псню, они не что иное, какъ послдній остатокъ старинной рутины, доставшійся въ наслдіе отъ праддовъ, и разгуливающій по блу-свту, безъ дозволенія общества, до перваго ршительнаго запрещенія. Надо только ршиться подумать, смло приступить и поршить съ нимъ разъ и навсегда.
Въ т времена, когда древніе русскіе люди въ безсиліи умственномъ допытывались правды на дыбахъ, огнемъ, водой, вбиваніемъ подъ ногти гвоздей (для уразумнія подноготной) и встрясками, въ т суровыя времена выродились суровыя отношенія къ людямъ, прегршившимъ противу закона и общества, и лишеннымъ свободы. Въ старыхъ заветшавшихъ и загнившихъ архивахъ, мы находимъ имъ начало, а личныя наши наблюденія позволяютъ намъ видть ихъ конецъ въ широкомъ значеніи этого слова. Долговременная борьба мрака со свтомъ кончается, нравы умягчились, взгляды на страданія стали шире, и участіе къ страдальцамъ изъ пассивнаго чувства перешло въ сознательное.
Останавливаемся на преступникахъ и беремъ ихъ въ то время, когда они признаны таковыми по суду и, лишенные права жить на родин, идутъ пріобртать новую и знакомиться съ нею на правахъ подневольныхъ путниковъ, ссыльныхъ.
Но до нашихъ личныхъ наблюденій вспомнимъ однако про старое въ короткихъ словахъ, уже и потому, что матеріалы архивные по вопросу о препровожденіи ссыльныхъ замчательно скудны. Сильне и характерне другихъ говоритъ за всхъ извстный историческій страдалецъ протопопъ Аввакумъ Петровичъ,— одинъ изъ энергическихъ дятелей во время смутъ, происшедшихъ по поводу исправленія церковныхъ книгъ при цар Алекс и патріарх Никон. Извстія его тмъ и важны, что относятся къ тмъ первымъ временамъ, когда Сибирь укрпилась за Россіей въ достаточной мр, до того, что правительство, уже считая ее своею, назначило ее мстомъ ссылки для преступниковъ. Значеніе всхъ тхъ отдаленныхъ украинъ, каковыми считались вс мста, лежащія по свернымъ и южнымъ окраинамъ московскаго государства по сю сторону Уральскаго хребта, начинало уже ослабвать, и Сибирскія страны стали казаться боле удобными для ссыльныхъ людей, чмъ, напр., степныя мста ныншнихъ губерній: Тульской, Орловской, Тамбовской, и сверныя страны: пермскія, Кольскія, устюжскія и другія.
Въ 1679 году, царь едоръ указалъ всхъ ‘воровъ, которые пойманы будутъ и которымъ за ихъ воровство доведется чинить казнь: счь руки и ноги, и тмъ ворамъ рукъ и ногъ и дву пальцевъ не счь, а ссылать ихъ въ Сибирь на пашню, съ женами и дтьми, на вчное житье’. Въ слдующемъ году, указъ этотъ былъ поясненъ, а новый указъ 1683 года указывалъ только, вмсто пальцевъ и рукъ, рзать уши. Это произошло при совмстномъ царствованій двухъ братьевъ, Петра и Іоанна, но когда Петръ сдлался единовластнымъ правителемъ и былъ увлеченъ желаніемъ закрпить границы своего государства, посредствомъ правильныхъ крпостей, — Сибирь утратила на нкоторое время свое значеніе: ссыльныхъ стали посылать въ Азовъ, въ Рогервикъ, на Терекъ и въ Петербургъ, начинавшій выстраиваться. Въ конц своей жизни, Петръ снова началъ усиливать населеніе Сибири ссыльными, водворяя ихъ уже въ такихъ отдаленныхъ мстахъ, каковы были страны Охотскія и Нерчинскія (по тогдашнему Дауры). Въ 1722 году, окончательно и опредленно указано было, какъ на ссыльный пунктъ, на эти Дауры, въ которые пролагалъ самую первую тропу, еще за 60 лтъ до того, ссыльный протопопъ Аввакумъ. Дорогъ туда не только въ то время, но и далеко потомъ еще не было: ходили обычными казачьими путями: или проложенными самою природою (т. е. по ркамъ), или цликомъ по лснымъ трущобамъ, подъ руководствомъ и по указаніямъ туземцевъ-инородцевъ. А такъ какъ Аввакуму съ товарищами довелось пробивать первыя тропы, то и было то дло ‘гораздо нудно’.
Плывутъ ссыльные на дощаникахъ по ркамъ въ безопасныхъ тихихъ мстахъ — льетъ сверху дождь и обсыпаетъ снгомъ, а на плечахъ накинуты кафтанишки худые, течетъ вода по спин и груди. Стснятъ рку горы высокія съ дебрями непроходимыми, утесъ каменный, что стна: ‘и поглядть, заломя голову’ — мсто опасное: быстрая вода переворачиваетъ барку вверхъ боками и дномъ, надо умть не погибнуть. Разъ случилось такое горе съ Аввакумомъ: оторвало барку и помчало, ‘а я на ней, ползаю да самъ кричу (пишетъ онъ): ‘Владычице, помози! Упованіе, не утопи!’ Иное ноги въ вод, а иное выползу наверхъ, гнало съ версту и больше, все размыло до крохи’. Пороговъ по сибирскимъ ркамъ много. Большая Тунгузка ими особенно богата,— тамъ ссыльныхъ высаживали, заставляли тянуть барки бичевою, а на ше цпь желзная длинная, а ноги, обутыя въ дырявое измызганное отрепье, ржутся объ острые камни. ‘Не пренемогай наказаніемъ Господнимъ, ниже ослабй, отъ него обличаемъ. Его же любитъ Богъ, того наказуетъ’ утшалъ себя Аввакумъ, но опять, заурядъ съ другими, попадалъ на новыя бды. Приходили къ волоку, надо было пшкомъ идти (волочиться), собственными руками длать нарты для поклажи скарба, что оставлено на рукахъ (и книги, и одежда, и иная рухлядь были отняты). Придутъ на отдыхъ — опять не много радостей: ‘привезли въ Братскій-острогь и въ тюрьму кинули, соломки дали. И сидлъ до Филипова поста, въ студеной башн: что собачька на солом лежу, воли накормятъ, коли нтъ.’ Мышей много было, какъ во всхъ дикихъ непочатыхъ мстахъ, гд еще не выжигалъ человкъ отъ вковъ залежной травы: ‘мышей я скуфьею билъ: и батожка не дадутъ дурачки. Все на брюх лежалъ, спина гнила. Блохъ да вшей было много’. Перевели въ теплую избу: ‘и я тутъ жилъ съ аманатами грязными тунгусами и съ собаками скованъ зиму всю, а жена съ дтьми верстъ съ 20 была сослана отъ меня. Ее баба Ксенія мучила зиму ту всю: лаяла да укоряла. Сынъ Иванъ (не великъ былъ) прибрелъ ко мн побывать посл Христова Рождества: Пашковъ Аанасій {Воевода енисейскій, посланный въ новую Даурскую землю искать пашенныхъ мстъ и ставить остроги. Эта экспедиція поставила остроги: Иркутскій и Балагансий по сю сторону Байкала — моря, Нерчинскъ по ту сторону, и наконецъ — Албазинъ на дальномъ Амур, гд Аввакумъ плъ первый русскій молебенъ.} веллъ кинуть въ студеную тюрьму, гд я сидлъ: ночевалъ милой и замерзъ-было тутъ, а на утро опять веллъ въ матери протолкать: я его и не видалъ. Приволокся къ матери: руки и ноги отзнобилъ’.
Ушли ссыльные за Байкалъ, доплелись степью до рки Шилки: по ней тянулись бичевою, и протопопъ лямку тянулъ. ‘Зло нуженъ ходъ ею былъ: и пость было не-коли, нежели спать. Лто цлое мучились отъ водяныя тяготы. Люди изгибали, и у меня ноги и животъ сини были. Два лта бредили въ водахъ, а зимами черезъ волоки волочились’. ‘Стало нечего сть, люди начали съ голоду мереть и отъ работныя водяныя бродни. Рка (Ингода) мелкая, плоты тяжелые, приставы немилостивые, палки большія, батоги суковатыя, кнуты острые, пытки жестокія, — огонь да встряска, — люди голодные: лишь станутъ мучить, оно и умретъ’. Промышлять никуда не отпускали, вымнялъ протопопъ на женину московскую однорядку 4 мшка ржи, съ тмъ и маялся два года, съ травою перебиваючись (травою хлбъ подспаривая): траву эту, вмст съ кореньями, по полямъ копали, а зимою замняли все то сосновою корою, ‘а иное кобылятины Богъ дастъ’. ‘И кости находили отъ волковъ пораженныхъ зврей, и что волкъ не достъ, то мы додимъ. А иные и самихъ озяблыхъ (замершихъ) ли волковъ и лисицъ: и что получатъ,— всякую скверну’… ‘Кто дастъ глав моей воду и источникъ слезъ, даже оплачу бдную душу свою, юже азъ погубихъ житейскими сластьми?— вопрошаетъ протопопъ, кающійся въ томъ, что и самъ, гршный, волею и неволею сдлался причастникомъ ‘кобыльимъ и мертвечьимъ сквернымъ и птичьимъ мясамъ’.
Такъ было съ Аввакумомъ ссыльнымъ. Но вотъ велно его вернуть въ Москву, бредетъ онъ въ обратную съ семействомъ своимъ:-дали ему подъ ребятъ и подъ рухлядь дв ‘клячьки’. Самъ съ женой пшкомъ идетъ, не смя отстать отъ людей, ибо инородцы смотрли на пришлецовъ враждебно и грозили опасностью. ‘Голодные и томные люди’ идутъ по варварской стран пшкомъ и за лошадьми идти не поспваютъ: ‘протопопица бдная бредетъ — бредетъ да и повалится: скользко гораздо. Въ иную пору, бредучи, повалилась, а иной томный же человкъ на нее набрелъ, тутъ же и повалился: оба кричатъ, а встать не могутъ.
Мужикъ кричитъ:
— ‘Матушка государыня, прости!’
А Протопопица:
— ‘Что ты, батько, меня задавилъ?
Я пришелъ. На меня бдная пняетъ, говоря:
— Долго-ли мука сея, протопопъ будетъ?
И я говорю:— Марковна! до самыя смерти.
Она, вздохня, отвчала:
— Добро, Петровичъ, ино еще побредемъ.’
Такого человка мудрено было сокрушить бдамъ! Сколько напастей не вскидывалось на него, — вс отлетали прочь, какъ отъ того самаго каменнаго утеса, о который едва не разбилась утлая ладья изгнанника, и ладью изломало всю, на ней ‘размыло все до крохи’, а протопопъ, вышедъ изъ воды, смется въ то время, когда товарищи его плачутъ, ‘мокрое платье его по кустамъ развшивая’. Когда воевода хочетъ бить его: ‘Ты-де надъ собою длаешь за посмхъ’,— Аввакумъ хладнокровіемъ и кроткими отвтами претворяетъ гнвъ на милость: ‘И сталъ по мн тужить’. Когда другіе не его закала люди отъ такихъ мученій бжали въ лса и въ другихъ мстахъ строили острожки и по наказамъ уже своихъ воеводъ, протопопъ все переносилъ съ терпніемъ и хладнокровіемъ, каковыя не оставили его и на костр, середи пламени. Воевода колотитъ его по щекамъ, по голов, сбиваетъ съ ногъ, ухватя за цпь лежачаго бьетъ по спин три раза и, разболокши, по той же спин даетъ 72 удара кнутомъ, Аввакумъ пощады не проситъ, но всякому удару противоставитъ молитву: ‘Господи Ісусе Христе, помогай мн!’ ‘Какъ били, такъ не больно съ молитвою-то’. Выбилъ его воевода съ дощаника на дикой берегъ и съ цпью на ше веллъ пшкомъ брести, — Аввакумъ на берегу варитъ товарищамъ кашу и кормитъ ихъ: и люди т, глядя на него, плачутъ: ‘Жалютъ по мн’! И вотъ, разсказывая другу (старцу Епифанію) о всхъ злоключеніяхъ, упавшихъ на его голову въ такомъ избытк, сидя въ новой земляной тюрьм въ Россіи, — Аввакумъ шутливо смясь и не рисуясь, по поводу паденія жены на льду и ея малодушія, съумлъ обрисовать въ себ такого человка, съ которымъ не подъ-стать было бороться никакимъ вражьимъ силамъ, порождаемымъ ссылкою. Что же могли испытывать подъ ударами послднихъ т, которымъ судьба привела идти вмст съ нимъ и потомъ въ великомъ множеств слдомъ за нимъ, — т, которые, какъ и протопопица Настасья Марковна, принадлежали къ категоріи людей рядовыхъ, обыкновенныхъ? Въ сибирскихъ тайгахъ безслдно заглохли ихъ стоны, но ясные признаки ихъ страданій не мудрено сослдить въ откровенной исповди того замчательнаго человка, котораго самъ царь Алексй Михайловичъ, сойдя съ своего мста и приступа къ патріарху, упросилъ не растригать передъ ссылкой и потомъ, по возвращеніи изъ сибирской ссылки, веллъ поставить къ рук, слова милостивыя говорилъ, веллъ поселить на монастырскомъ подворьи въ Кремл и, ходя мимо двора, кланялся ‘низенько-таки, а самъ говорилъ: благослови-де меня и помойся о мн, шапку въ иную пору, мурманку снималъ, изъ кареты бывало высунется, и вс бояре посл его челомъ да челомъ: протопопъ, благослови и помолися о насъ!’ Надъ такимъ человкомъ воевод Пашкову (изъ тхъ же кремлевскихъ бояръ), издваться уже не приводилось въ желаемой имъ мр и во всю силу его строптиваго духа. А Пашковъ былъ сынъ своего вка, и ‘передъ сынами’ этими проходили въ ссылку все черносошные люди, сидльцы тюремные, воры, на пыткахъ пытаные, смерды смердящіе. На жалость и состраданіе въ т времена и такіе люди надяться уже никакъ не могли.
Въ конц XVII вка, когда и на Сибирь пало обязательство служитъ ссыльнымъ мстомъ для преступниковъ, значеніе этой страны не было еще такъ ясно опредлено, какъ въ наше время. Правительство еще не могло оставитъ прежнихъ привычекъ и колебалось между южными и сверными русскими-украинами, и даже въ 1699 году, солдатъ за торговлю виномъ, табакомъ и инымъ корчемнымъ питьемъ, посл нещаднаго битья на козл, съ женами и дтьми ссылало либо въ Сибирь, либо на Терекъ.
Въ XVII столтіи, для ссыльныхъ назначались сначала въ Сибири мста, ближайшія къ Россіи — страны пермскія и тобольскія, и еще въ 1696 году строили въ Верхотурь дворъ со стоячимъ тыномъ ссыльныхъ и велно въ немъ ‘поставить сколько избъ пристойно для жительства’. Не смотря на то, что за 25 лтъ до этого событія, черезъ 12 лтъ посл Аввакума, прошли по проторенной имъ троп въ дальнія мста Сибири другіе политическіе ссыльные: непокорные черкасы — запорожскіе мятежные люди {Демка Игнатьевъ, бывшій гетманъ запорожскаго войска, съ женою, двумя сыновьями, дочерью и двумя работницами,— за Байкалъ въ Селенгинскій острогъ, Василій Многогршный, черниговскій полковникъ, братъ гетмана — въ Красноярскій острогъ, Матвй Винтовка съ женою и двумя сыновьями — въ Кузнецкій острогъ, Павелъ Грибовичъ, эсаулъ — въ Томскій, а племянникъ гетмана Михайло Зиновьевъ — на Лену въ Якутскій острогъ: вс въ пшую казачью службу. Когда Грибовичъ бжалъ и очутился въ Запорожь, товарищей его велно посадить въ тюрьмы, а также и всхъ присланныхъ въ Туринскъ черкасовъ. Остальныхъ же сосланныхъ въ этотъ ближайшій къ Россіи городъ, ‘всякихъ чиновъ людей, велно тогда же раздать надежнымъ людямъ на поруки’. Если кто убжитъ, тхъ велно бить кнутомъ въ Тобольск и отсылать въ дальніе сибирскіе города.},— отдаленныя мста Сибири получили окончательное назначеніе для ссыльныхъ поздне. Только въ 1722 году (10-го апрля), Петръ указалъ освобожденныхъ отъ каторжной работы (въ Россіи) и назначенныхъ къ ссылк въ дальніе города Сибири ‘посылать съ женами и дтьми въ Дауры на серебряные заводы.’ При Анн Ивановн (въ 1733 году), въ число ссыльныхъ пунктовъ включенъ былъ даже такой отдаленный, какъ Охотскъ.
Въ XVIII вк, ссылка въ Сибирь стала принимать боле широкіе размры, и значеніе этапнаго пути стало увеличиваться, достигнувъ своего апогея въ царствованіе Анны Ивановны. Количество ссыльныхъ въ Сибирь возрасло. Понадобились новыя тюрьмы, новые способы препровожденія. Но перемнъ противъ стараго времени и противъ пріемовъ прошедшаго столтія не произошло никакъ. По ркамъ везли ссыльныхъ въ дырявыхъ стругахъ по-прежнему, по сухому пути волокли на канатахъ въ тяжелыхъ цпяхъ по-старинному, и также по старому предварительно обезсиливали ссыльныхъ на дыбахъ, встрясками, битьемъ кнутами, вмсто клеймъ рвали ноздри, чтобы распознали въ толп каторжнаго (отчего толпа и прозвала этихъ людей въ т времена, за постоянное хрипнье — храпами, храпъ-маіорами). Въ очередяхъ для отправки партій не было никакого порядка: разъ (въ 1773 году) въ Казани накопили столько ссыльныхъ, что принуждены были на два года пріостановить ссылку въ Сибирь, и всю массу преступниковъ (900 человкъ каторжныхъ колодниковъ и больше 4-хъ тысячъ поселенцевъ) обратили назадъ въ крпости Россіи и на новыя линіи.
Въ XVII столтіи, вдалъ ссыльныхъ Стрлецкій приказъ и посылалъ ихъ въ Сибирь съ нарочными посыльщиками, заковывалъ въ кандалы и ручныя желза, а недоставало кандаловъ — ковалъ въ ножныя желза, и заливалъ ихъ крпко накрпко,— и приказывалъ: ‘Убгутъ у тебя колодники или ты самъ, взявъ съ нихъ окупъ, отпустишь, — то воеводы будутъ бить тебя кнутомъ и сошлютъ самого, вмсто тхъ людей, которыхъ велъ ты, въ ссылку’. Потеряетъ посыльщикъ кандалы, ‘править на немъ цну противъ покупки вдвое’, и о томъ послать грамоты въ Вологду для тхъ, которые ссылались въ Сибирь, — въ Переяславль и Свскъ для тхъ, которые назначались въ Кіевъ,— и въ Симбирскъ для ссыльныхъ на Терекъ. Подводы подъ больныхъ колодниковъ и подъ вещи состояли на обязанности крестьянъ тхъ мстностей, по которымъ шла арестантская дорога, не имвшая еще въ то время прозванія этапной.
Въ XVIII столтіи, вдалъ ссыльныхъ Сыскной приказъ, въ это столтіе успли привести въ опредленное положеніе обывательскую повинность: велли брать подводу до перваго яма, сбирая съ тамошнихъ жителей по очереди, чтобы уничтожить тягость, лежавшую на однихъ передъ другими и вызвавшую эту мру. ‘А какъ прибыли обывательскія въ ямъ, то отпускать ихъ безъ всякаго задержанія’, чтобы на здили на тхъ же лошадяхъ дальше (и сколько хотли) посыльщики. ‘За уздные подводы на каждую лошадь прогоны — зимою по 1 деньг и лтомъ 1 коп. на версту выдавать’, чтобы не считали уже посыльщики собственнымъ прибыткомъ и достояніемъ то, что принадлежало по праву прилагавшимъ къ длу трудъ и жертвовавшимъ да него временемъ и животиною. Кандалы и желза оставили да ссыльныхъ на прежнемъ положеніи, но придумали новую мру: для удержанія отъ побговъ сковывать преступниковъ въ кучу. Въ Новгородской губерніи, какой-то молодецъ изъ тюремщиковъ, по сил этого постановленія, съострилъ тмъ, что сковалъ смердовскаго погоста дьякона съ чужой женой по ног, а дьяконицу сковалъ особо въ другой палат и держалъ такъ недли съ дв: велно указомъ (1744 года 21-го сентября) отдлять мужчинъ отъ женщинъ, ибо сіе ‘христіанскому благочестію противно и чинится беззаконно, подобныя дла могутъ быть соблазномъ и ко грху причиной’. Но одно было на бумаг,— другое являлось на дл. Борьба теоріи съ практикой и въ прошлый вкъ шла съ тмъ же усердіемъ, какъ и въ предъидущій, но неудачи примненія первой по второй повторялись съ одинаковымъ упорствомъ и постоянствомъ. Ихъ было много.
Еще въ начал прошлаго столтія, придумана была надобность въ составленіи статейныхъ списковъ преступленій съ обозначеніемъ: кто именно въ какомъ дл судимъ былъ ‘и пытанъ ли, и что съ пытки показалъ на себя или на иныхъ на кого наговорилъ’ {Наказъ Петра нерчинскимъ воеводамъ, 5-го генваря 1701 г.}, — но въ 1755 г. понадобился новый указъ, предписывавшій отправлять въ Сибирь съ колодниками письменныя отношенія, обозначая въ послднихъ, за какія вины и къ какому наказанію кто изъ преступниковъ присужденъ {Сенатскій указъ 9-го августа 1755 г.}. Въ декабр 1802 года, настала новая надобность подкрпить это требованіе, а въ слдующемъ году (12-го января 1803) подтвердить его вновь, но все-таки въ 1819 году, при ревизіи Сибири Сперанскимъ, найдено, что партіи ссыльныхъ были отправляемы и препровождаемы въ Сибирь безъ малйшаго, порядка. ‘Управленіе не имло точныхъ, большею частью даже и никакихъ свдній о томъ, кто и за что именно сосланъ и къ какому роду и сроку ссылки приговоренъ, а составлявшіеся въ пограничныхъ мстахъ статейные списки смшивали въ одно и каторжныхъ, и поселенцевъ, и мужчинъ, и женщинъ, и взрослыхъ, и дтей. Дальнйшая судьба сосланныхъ находилась въ рукахъ смотрителей, и ихъ разбирали, по произволу, даже въ личныя услуги. Кто куда попалъ, тотъ тамъ и оставался, совершенно независимо отъ важныхъ различій, опредляемыхъ уголовными законами и основанными на нихъ приговорами. Въ Томск Сперанскій нашелъ подпоручика Козлинскаго, который, лечась отъ ранъ и болзни въ Перми, вдругъ былъ схваченъ и препровожденъ сюда вмст съ партіею ссыльныхъ. Разслдованіе по принятой отъ него просьб доказало, что онъ дйствительно состоялъ на служб и не имлъ за собою никакой вины, но что дотол не могъ заявить о своемъ бдственномъ положеніи, такъ какъ ссыльнымъ было запрещено, подавать просьбы и вообще писать изъ Сибири. Открылось также множество нелпыхъ свдній, какъ напр., что такой-то сосланъ изъ ‘Шенгурской’ губернія по записк подъячаго, и все это происходило отъ того, что не было никакого контроля’ {О жизнь гр. Сперанскаго, т. II. Спб, 1861, ст. 232 и 233.}. Но были и крупныя злоупотребленія, на манеръ заявленнаго въ 1811 году тверскимъ прокуроромъ Дребушемъ министру юстиціи (Ив. Ив. Дмитріеву): ‘Во время осмотра пересыльныхъ колодниковъ, одна женщина, назвавшаяся Крестиною Яковлевою объявила, что она, не будучи судима, ссылается въ Сибирь на поселеніе подъ чужимъ именемъ рижской уроженки Редоко-Янъ, что она ревельская уроженка, и зовутъ ее Крестиною Ловша Папстъ’. По справкамъ оказалось, что она представлена въ земскій судъ безъ документа, между тмъ въ числ подороженъ находилась одна на дворовую двку Редоко-Янъ, но самой той двки въ присылк не оказалось, а потому Папстъ и приняли за нее {Сен. ук. 8-го октября 1811 г.}….
Вмст съ такими неурядицами унаслдовало ныншнее столтіе отъ прошлаго неоконченную и никакимъ мирнымъ соглашеніемъ не ослабленную войну съ ссыльными за право ходитъ въ Сибирь по-человчески и съ дороги не бгать въ лсъ на свои законы и полную волю. Вылазки обиженныхъ неправымъ судомъ и жестокимъ нарушеніемъ человческихъ правъ начались еще въ XVII вк, когда такихъ людей называли утеклецами, и смиряли ихъ тмъ, что рзали имъ уши. XVIII-ый вкъ придумалъ имъ рвать особыми щипцами ноздри, измыслилъ штемпеля для наложенія клеймъ на лобъ и об щеки, положилъ водить ихъ на канат. Ссыльные продолжали бгать, весь тотъ вкъ прошелъ въ неудачной борьб съ ними. Борьба эта особенно ожесточилась въ то время, когда произведено въ Сибири открытіе ссыльныхъ мстъ, и когда открылся боле правильный этапный путь. Но на немъ росли колючки и тернія, и росли по мр того, чмъ плотне уколачивалась дорога: не было силы безъ дкой и жгучей боли ходить по нимъ. Волчцы и тернія не вырывали, не истребляли, приводилось либо искать въ сторон новыя тропы, и остаткомъ силъ вырабатывать для себя какой-либо, боле подходящій выходъ. А такъ какъ всю вину въ томъ клали на самихъ утеклецовъ и ничего другого не видали и знать не хотли, то утеклецамъ этимъ стало еще горше, а слдомъ за тмъ и потому же исканія утеклецовъ сдлались сильне и опредленне. Въ такомъ вид нершенныя дла достались и настоящему столтію, когда уже мудрено было сдлать что-нибудь положительное до тхъ поръ, пока самц непріятели не пошли на сдлку: отступились отъ протеста противъ этапнаго пути, и продолжали протестовать только противъ тюрьмы. Изъ тюремъ бгство стало считаться за первое удовольствіе, побгами съ этаповъ ссыльные пріостановились. По крайней мр въ такомъ вид является дло въ наши дни, въ середин ныншняго столтія, въ начал его война была еще въ полномъ разгар, но причины ея и тогда уже немного выяснились.
Сперанскій нашелъ, что ‘способъ пересылки преступниковъ обртается въ печальномъ состояніи’ {Провожали ссыльныхъ съ 1802 года казаки донскаго полка, расположеннаго по дистанціямъ въ Казанской губерніи, дальше вели мещеряки и башкирцы, оставленные въ Сибири съ 1807 (указомъ 12-го марта) до изысканія мстнымъ начальствомъ внутреннихъ способовъ. При устройств этаповъ, въ основаніе этапной команды поступилъ Селенгинскій гарнизонный полкъ. Но какъ солдаты его были люди ненадежные, неоднократно наказанные и штрафованные, то велно замнить ихъ людьми изъ другихъ гарнизонныхъ батальоновъ Солдаты преимущественно должны быть семейные и хотя невидные по фронтовой служб, но отнюдь не вовсе изувченные или по чему либо не способные носить оружіе. Каждому этапу для хозяйства отведены были свободныя земли, чтобы солдаты могли имть покосы и пашни и могли бы строить собственные домы. Этапная команда обязана ‘прилагать стараніе къ поимк бглыхъ воровъ, близь дороги укрывающихся, или по крайней мр быть для нихъ страшными своею дятельностію и поисками до того, чтобы всякое опасеніе насилія на дорогахъ не имло основательныхъ причинъ.’}. Отряжавшіеся срочно, по указу 12-го марта 1807 года, изъ Оренбургской губерніи, бани кирцы и мещеряки гнали несчастныхъ какъ гуртъ, обижали ихъ, били и истязали, а смотрители съ своей стороны наживались на ихъ продовольствіи. ‘Этому печальному неустройству (говоритъ біографъ Сперанскаго) должны были положить конецъ новые уставы о ссыльныхъ и объ этапахъ’. И дйствительно, въ устав о ссыльныхъ указано, что если бжитъ ссыльный съ дороги, — то для поимки его дается дв недли сроку, убгутъ двое — партіи не останавливать, не останавливать ея и въ такомъ случа, когда бглецъ будетъ пойманъ. Побгъ принять, наравн съ ослушаніемъ, за неважный поступокъ, виноватаго указано наказать въ полиціи, отмтить наказаніе въ статейномъ списк и вести дальше. Но тмъ не мене ршительныя и сильныя мры коренной перестройки всего дла ссыльныхъ — побговъ не остановили. И посл устава придумывались противъ этого зла всякія мры.
Думали уменьшить побги организаціей этапныхъ партій изъ меньшаго числа людей (60 вм. 100) на лтнее время, когда всего больше бгали арестанты, и для того, чтобы легче и сподручне былъ надзоръ за ними, каторжныхъ не посылать многихъ вдругъ, стараться, чтобы партія приходила на этапъ до наступленія ночи. Противъ бглаго, который не сдается и угрожаетъ, начальникъ этапа получилъ право дйствовать оружіемъ, городничіе обязаны напоминать объ этомъ Прав партіи.
Думали удержать отъ побговъ тмъ, что ршили арестантамъ брить половину головы, ‘возложивъ на обязанность этапныхъ командъ подбривать волосы, когда оные подростутъ’ (указъ 14-го іюля 1825 г.). Министръ юстиціи кн. Лобановъ предложилъ при всхъ этапныхъ командахъ завести легкіе желзные ручные прутья, по примру употребляемыхъ на этапахъ, ведущихъ въ Сибирь, и вызвалъ указъ о томъ, въ 1825 году, утвержденный императоромъ Александромъ I 19-го августа, но въ 1832 году (1-го марта) новый указъ отмнилъ прутъ по причин его крайнихъ неудобствъ (о которыхъ будетъ сказано ниже) и замнилъ его цпью съ наручниками {Указомъ 22-го декабря 1827 г. запрещено ковать въ желза преступниковъ, лишенныхъ дворянства, въ разсчет на то, что они — изъ опасенія и страха въ вид простолюдина подвергнуться суду — не побгутъ.}. Арестанты по поводу цпи пошли на уступку, и эта уступка составляетъ пріобртеніе нашего времени и относится къ новой исторіи этаповъ, черты изъ которой мы также приводимъ дальше въ отдльномъ очерк.
Чтобы покончить со старою исторіею этаповъ и заключить этотъ краткій очеркъ ея, мы должны упомянуть еще о томъ, что въ настоящемъ столтіи, удалось искоренить еще одно зло и опять таки унаслдованное отъ прошлыхъ временъ. Уставъ о ссыльныхъ установилъ точный систематическій учетъ всмъ ссыльнымъ, и теперь ни одинъ изъ нихъ не можетъ быть выпущенъ изъ виду, мсто нахожденія каждаго изъ нихъ извстно существующему въ Тобольск — по проекту Сперанскаго — Приказу о ссыльных {Приказъ смнилъ однородное съ нимъ, во отличавшееся бездятельностію учрежденіе — Общее по колодничьей части Присутствіе. Присутствіе это до 1823 года существовало въ г. Тюмени и установлено было въ начал ныншняго столтіе (именно въ 1807 году), богатаго проектами и всякаго рода начинаніями въ силу общечеловческихъ и христіанскихъ стремленій. Тогда, по задач Екатерины И, много думали, говорили, писали и длали по улучшенію быта ссыльныхъ и по предмету улучшенія тюремъ. Но и здсь, какъ и во многихъ длахъ того времени, произволъ маленькихъ чиновниковъ подтачивалъ благія предначертанія, исходившія свыше. Приказъ явился, какъ мра для правильной сортировки ссыльныхъ и для наблюденія за лучшими способами доставленія ихъ на мста.}.
Приказъ — единственное учрежденіе въ цлой имперіи — вдаетъ ссыльныхъ при помощи и содйствіи шести экспедицій о ссыльныхъ, учрежденныхъ при каждомъ губернскомъ правленіи, начиная съ Казани и кончая Иркутскомъ. Въ казанской экспедиціи сходятся ссыльные съ цлой имперіи и еженедльно отправляются въ Пермь — единственный губернскій городъ до Тобольска и Приказа. Казань принимаетъ, Пермь повряетъ, тутъ и тамъ обязаны ‘приводить въ порядокъ документы ссыльныхъ, снабжать ихъ продовольствіемъ и одеждой и распоряжаться о дальнйшемъ ихъ препровожденіи. Тобольскій приказъ обязанъ принимать и распредлять присылаемыхъ ссыльныхъ, вести имъ счетъ и алфавитъ и при этомъ не принимать ни одного человка, о которомъ не будетъ сообщенъ судомъ уголовный приговоръ, и доискиваться причинъ, почему тотъ, о комъ послдовало сообщеніе, не поступилъ въ Приказъ.’
Въ практическомъ примненіи весь этотъ, такъ-называемый уставъ о ссыльныхъ обставился такими предварительными подробностями: всякое судебное мсто въ Россіи, приговоривши преступника къ ссылк въ Сибирь, увдомляетъ Тобольскій Приказъ. Приказъ вноситъ имя ссылаемаго, съ прочими доставленными объ немъ свдніями, въ особый списокъ. Списокъ этотъ носитъ на мстномъ оффиціальномъ язык названіе ‘предварительнаго алфавита’ , По алфавиту этому Приказъ сожидаетъ прибытія преступника въ Тобольскъ или увдомленія о причинахъ, задержавшихъ его въ Россіи (т. е. болзни или смерти, побга съ дороги, или назначенія въ крпостныя работы во внутреннихъ крпостяхъ имперіи, или же, наконецъ, задержки его въ здшнихъ тюрьмахъ по поводу вновь учиненнаго имъ преступленія и проч.). Когда преступникъ является въ Тобольскъ, Приказъ повряетъ его примты и вноситъ имя его въ другой списокъ, называмый ‘алфавитомъ распорядительнымъ’. Въ алфавит этомъ обозначается та изъ сибирскихъ губерній, въ которую назначенъ преступникъ, приказъ, при этомъ назначеніи, руководствуется особыми правилами и соображеніями. Затмъ онъ передаетъ ссыльныхъ въ вдніе сибирскихъ экспедицій (тобольской, томской, красноярской и иркутской), при такъ называемыхъ статейныхъ спискахъ, гд кратко обозначается преступленіе, указываются примты, лта, мсто родины, званіе, преступленіе и наказаніе. Четыре экспедиціи сибирскихъ губерній, назначивъ ссыльныхъ, по своимъ соображеніямъ въ округа и волости своихъ губерній, увдомляютъ объ этомъ Приказъ для внесенія новыхъ свдній въ ‘алфавитъ окончательный’, а сами ‘за тмъ имютъ все остальное попеченіе о ссыльныхъ’. Алфавитъ окончательный, для большаго удобства, ведется за каждый годъ отдльно и распредляетъ преступниковъ по мстамъ родины (по губерніямъ) и по родамъ преступленій. Теперь уже ни одинъ ссыльный не можетъ утеряться, какъ это бывало въ старину, до Сперанскаго: при настоящемъ порядк и при той добросовстности, съ какими ведутся списки, — о каждомъ изъ ссыльныхъ можетъ быть тотчасъ найдено въ приказ свдніе {Уставъ о ссыльныхъ такимъ образомъ установилъ самую правильную цифру всего количества сосланныхъ въ Сибирь — единственную врную цифру изо всхъ статистическихъ данныхъ, собираемыхъ гд бы то ни было и кмъ бы то ни въ Россіи. Цифра эта, предварительно заданная судебными мстами имперіи, контролируется потомъ личнымъ появленіемъ пришедшихъ изъ Россіи ссыльныхъ, и опредлительно провряется и окончательно устанавливается отчетами экспедицій. На статистическія данныя Тобольскаго приказа можно съ большею достоврностію полагаться, чмъ на всякія другія данныя другихъ казенныхъ нашихъ учрежденій. Безпорядочность длъ тюменскаго Присутствія по колодничьей части (переданныхъ въ 1842 году въ Тобольскъ) до того безнадежна, что и теперь нельзя извлечь никакой опредленной цифры, могущей выяснить количество даже всхъ сосланныхъ изъ Россіи въ Сибирь до 1823 года, т. е. до времени преобразованія сибирскихъ учрежденій. Цифра эта такъ и пропала безслдно, пропала еще по тому важному обстоятельству, что прежде существовали правила, дозволявшія оставлять ссыльныхъ въ Пермской губерніи на житье, нкоторые отбирались для работъ на винокуренныхъ и соловаренныхъ заводахъ той же губерніи. Работа на этихъ заводахъ полагалась въ числ работъ каторжныхъ.}.
Нашему времени, счастливому благодтельными льготами и благотворными преобразованіями, достались на долю и въ дл ссыльныхъ и тюремъ многія измненія къ лучшему противъ того, до чего не дошла, и не могла дойти устарвшая система Сперанскаго. Измненъ порядокъ распредленія ссыльныхъ по Сибири и положенъ задатокъ къ практически-полезнымъ результатамъ, отчасти потрясенъ въ утлыхъ основаніяхъ своихъ прежній способъ этапнаго препровожденія ссыльныхъ, и уже объяснилось намреніе правительства основать новый, на твердыхъ основаніяхъ цивилизаціи и гуманности.
Прежде на вол Приказа о ссыльныхъ лежали назначенія ссыльныхъ въ ту или другую губернію Сибири {Приказъ назначалъ по Тобольской губ. въ работу каторжную въ крпостяхъ и на заводахъ, въ Омскую поселенную рабочую роту, въ цхъ слугъ, на поселеніе, въ водворяемые рабочіе, на житье съ заключеніемъ и безъ заключенія, въ разрядъ неспособныхъ и по другимъ сибирскимъ губерніямъ почти въ томъ же порядк, съ нкоторыми временными измненіями въ пользу какихъ либо государственныхъ или политическихъ соображеній (какъ напр. въ распоряженіе генер.-губернатора Восточной Сибири).}, теперь предлы его власти и произвола приведены въ боле тсныя и опредленныя границы. Теперь Приказъ долженъ раздлять всхъ ссыльныхъ на четыре разряда: ссыльно-каторжныхъ, ссыльно-поселенцевъ, сосланныхъ на житье и переселенныхъ въ Сибирь въ порядк административномъ {По мннію государственнаго совта, высочайше утвержденному 15-го іюня 1869 года.}.
Въ западной Сибири для ссыльно-каторжныхъ (кром крпостей и Омска) нтъ теперь мста: вс проходятъ дальше, въ восточную, въ западной Сибири остаются ссыльно-поселенцы, поступающіе тамъ въ казенныя работы, чтобы не бродить бездльно по волостямъ (какъ это длалось до сихъ поръ). Сосланные на житье оставлены на прежнихъ правилахъ, пока устройство сибирскихъ поселеній и центральныхъ тюремъ не приведено будетъ въ исполненіе. Переселенные въ порядк административномъ получили право жить въ западной Сибири (исключительно {Могутъ эти переселенные водвориться и въ Восточной Сибири, если сами того пожелаютъ.}, записываться въ городскія и сельскія сословія и, при хорошемъ образ жизни, получаютъ возможность возвратиться въ Россію (только не въ свою губернію и не въ сосднія съ нею).
Замна пшаго препровожденія арестантовъ перевозкою на паровозахъ, пароходахъ и на лошадяхъ постепенно вводилась въ теченіе 1865 и 1866 годовъ, а 27 января 1867 г., установлена даже должность главнаго инспектора, обязаннаго наблюдать за пересылкою арестантовъ и вводить общій, единообразный порядокъ въ дйствіяхъ. Для перевозки по желзнымъ дорогамъ отводятся арестантамъ особые вагоны, доставляющіе ихъ въ Нижній. Здсь, въ лтнее время, готовы, при буксирныхъ пароходахъ, особыя баржи (одна на 300, другая на 400 человкъ). Баржи эти представляютъ, въ уменьшенномъ размр, подвижной пловучій этапъ, съ нкоторыми измненіями и большими удобствами: для арестантовъ устроены внутри баржи три большія каюты. Надъ ними, на палуб, дв отдльныя рубки — носовая и кормовая. Въ носовой четыре каюты: для офицера, его канцеляріи, аптеки и лазарета, въ кормовой рубк: кухня, каюта для нижнихъ чиновъ и карцеръ. Мсто между обими рубками забрано частой ршеткой изъ толстой проволоки и служитъ мстомъ для провтриванья трюмныхъ сидльцевъ. На такихъ баржахъ доставляютъ ихъ по Волг и Кам въ Пермь разъ въ недлю, изъ Перми до Тюмени везутъ на троечныхъ подводахъ и отъ Тюмени до Томска (по Тур, Тоболу, Иртышу, Оби и Томи) опять плавятъ водой уже каждыя дв недли, партіями человкъ по 500, но въ баржахъ, уже не отличающихся здшними удобствами. На зимніе мсяцы, по всему главному этапному пути, отъ Нижняго на Тюмень и чрезъ Тобольскъ до Ачинска, учреждена перевозка въ повозкахъ, но за Ачинскомъ, за которымъ уже начинается такъ называемая Восточная Сибирь, продолжаетъ еще дйствовать старый способъ этаповъ, а съ нимъ и все остальное на старомъ же положеніи.
Нововведенія также не прямо попали въ цль — какъ и слдовало ожидать, и судя по способу пріемовъ, до искомой цли имъ придется еще блуждать и путаться. Особенною, практичностью пріемовъ мы похвалиться не можемъ, искусствомъ дйствовать энергически и смло — точно также. Къ тому же, по сил моднаго обычая, охотне изучаемъ положеніе извстнаго дла за границей и, увлекаемые безотлагательною надобностью улучшеній и измненій у себя,— стараемся иностранные способы вндрить прямо въ почву, рдко и поверхностно изслдуя ея составъ. Большею частію встрчаемъ либо противодйствующія силы, либо такую крпость и затвердлость, которыя не поддаются орудіямъ иностраннаго изобртенія и приспособленія, но требуютъ новыхъ и своеобразныхъ. Также точно и въ данномъ случа успли създить за границу, не въ первый разъ присмотрться къ тамошнимъ пріемамъ, но оглядться дома, поздить по своимъ, напр., сибирскимъ границамъ не успли. Къ тому же, въ Европ намъ и трудно найти полезныхъ указаній по части препровожденія ссыльныхъ. Тамъ вопросъ этотъ стоитъ иначе, потому что для большей части государствъ онъ не существуетъ вовсе, по недостатку колоній для ссыльныхъ, для двухъ (каковы Франція и Англія) онъ обставляется иными подробностями, для насъ неудобоисполнимыми и непримнимыми. Для насъ ссыльныя колоніи наши не за морями и не за океанами, воспользоваться кораблями своими для этого дла мы не можемъ, и пріемы Европы, выработанные при этомъ способ переправы ссыльныхъ, для насъ не могли бы послужить указаніемъ или примромъ. Баржи, приспособленныя къ Волг и Кам, какъ продуктъ заграничныхъ наблюденій, даже и съ желзными стками (несомннно заграничной покупки), не составляетъ еще всего искомаго, не смотря на то, что, представляютъ полезную и пріятную новинку. Наши рки служатъ намъ только треть года, между рками залегли такія огромныя пространства для сухопутнаго путешествія, что подобныхъ нтъ уже ни въ Европ, ни въ Америк. Передъ такими препятствіями не безъ причины остановились проекты побывавшихъ за границей: и въ то время, когда для Россіи на половину воспользовались кое-какими европейскими указаніями,— для Сибири вопросъ еще далеко не тронутъ, оставаясь большею частію на прежнихъ положеніяхъ. Вотъ уже потребовалась отмна зимней перевозки, потому что и при ней ‘большая часть ссыльныхъ съ Кавказа, изъ южной и средней полосъ Россіи’ страдаютъ болзнями, и ‘такимъ образомъ разслабленныя натуры не несутъ съ собою задатковъ труда въ край, нуждающійся въ этомъ, а обращаются ему скоре въ тягость’. Вредное вліяніе климатическихъ условій и суровость зимы, разрушительно дйствуя на здоровье большей части ссыльныхъ, вызываетъ неизбжную мру провожать арестантовъ только въ лтніе мсяцы. Когда, остановились на мрахъ сухопутнаго передвиженія, — придумали фургонъ для 12 человкъ, послали его въ Иркутскъ для испытанія, пригласили въ число экспертовъ и самихъ арестантовъ, впрягли 4-хъ лошадей похали по каменной мостовой города, и ожидали блестящихъ успховъ, но — какъ часто случается у насъ — самыхъ простыхъ практическихъ соображеній не выяснили. На рисунк 12 человкъ умстились красиво, на практик оказалось имъ тсно: надо было сидть — не шелохнуться: хуже вагоновъ 3-го класса московской желзной дороги, чуть не самое каторжное испытаніе для путниковъ на тысячи верстъ и на цлыя недли. Подъ скамьями можно было запихать только т вещи, которыми снабжаетъ казна (и то не вс). Но главное: не находилось подрядчика на цны, предположенныя казною, самый экипажъ оказался на столько тяжелымъ, что на гор да въ грязь и десяти лошадямъ везти его не подъ силу. Такимъ образомъ настоящіе цнители-практики, арестанты и подрядчики, совершенно разошлись во мнніяхъ съ изобртателями теоретиками. Для насъ не важна исторія фургона — мы приглядлись къ цлымъ тысячамъ таковыхъ, поучителенъ для насъ первый шагъ иркутскаго начальства въ ту сторону, куда еще до сихъ поръ не ходили, гд еще не справлялись,— въ сторону темную, мало изслдованную, презираемую, кинутую на произволъ судьбы и во мракъ невднія. Можетъ быть здсь-то именно и откроются многія причины тому множеству ошибокъ и неудачъ, о которыхъ мы упомянули мимоходомъ и на пути — именно въ эту темную и неизвстную сторону. На нее указала намъ нкогда наша добрая воля и собственное желаніе, а теперь ведетъ насъ прямо туда и послдовательность самаго разсказа.
Русскій народъ назвалъ ссыльныхъ несчастными. Это названіе оставляемъ мы и за всми послдующими нашими разсказами, не имя пока никакихъ основаній для замны его новымъ заглавіемъ.
Вотъ эти несчастные, и прежде всего — въ дорог.