Время на прочтение: 14 минут(ы)
Предисловие к ‘Гамлету’ в переводе А. Кронеберга (Издание Н. В. Гербеля)
Источник: Предисловие к ‘Гамлету’ в переводе А. Кронеберга // Шекспир В. Полное собрание сочинений В. Шекспира в переводе русских писателей: В 3 т. / Под ред. Д. Михаловского. СПб., 1899. Т. 3. С. 139-145.
Въ 1603 году явился впервые ‘Гамлетъ’ въ печати подъ слдующимъ заглавіемъ: ‘Трагическая исторія Гамлета, принца датскаго, сочиненная Вилліамомъ Шекспиромъ и изданная въ томъ вид, какъ она была играна въ Сити, въ Лондон, домашними актерами его свтлости, а также въ обоихъ университетахъ, Кембриджскомъ и Оксфордскомъ, и еще въ другихъ мстахъ’. Единственный экземпляръ этого изданія сохранился въ библіотек герцога Девонширскаго, переизданъ былъ потомъ ‘Гамлетъ’ въ 1604 году, и на заглавномъ лист этого изданія значилось, что ‘онъ дополненъ и увеличенъ авторомъ почти вдвое противъ прежняго’. Между этимъ изданіемъ и знаменитымъ Джонсоновымъ 1623 года, ‘Гамлетъ’ былъ изданъ еще три раза, въ 1603, 1609 и въ 1611 годахъ. Изъ этого ряда изданій видно, что ‘Гамлетъ’ обратилъ на себя вниманіе англійской публики, но гораздо важне то, что онъ уже во второмъ изданіи явился передланнымъ и дополненнымъ и новая обработка сюжета въ этомъ изданіи — придавшая драм тотъ видъ, въ которомъ мы съ ней знакомимся въ настоящее время — выказываетъ, что авторъ вновь много и много обдумывалъ это произведеніе. Такъ, напримръ, во второмъ изданіи прибавлена вся сцена встрчи Гамлета съ войсками Фортинбраса, въ извстной всмъ молитв короля нтъ тхъ искусно вплетенныхъ въ нее противоположностей, которыя такъ хорошо передаютъ намъ состояніе его духа. Кром того, въ этой передлк ‘Гамлета’ замтно влiянie его классическихъ драмъ и особенно ‘Юлія Цезаря’, обработкою которыхъ онъ уже занимался въ то время.
Сюжетъ ‘Гамлета’, наравн съ сюжетами большей части драмъ Шекспира, не изобртенъ Шекспиромъ. Истopiя Гамлета была прежде всего разсказана Саксономъ Грамматикомъ въ его ‘Хроник’, потомъ пересказана во франкскомъ сборник новеллъ у Бельфорре — и, наконецъ, впрочемъ, уже гораздо поздне, Гамлетовой обработки сюжета — явилась въ англійскомъ перевод, подъ заглавіемъ ‘History of Hamblett’. Предполагаютъ, впрочемъ, что и прежде Шекспира, который впервые задумалъ писать ‘Гамлета’ около 1597 года, сюжетъ этотъ былъ уже обработанъ для англійской сцены, потому что именно въ конц XVI вка на старинной англійской сцен были въ большой мод пьесы, основанныя на мщеніи сына за смерть отца. Врне всего будетъ предположить, что Шекспиръ знакомь былъ съ французской передлкой разсказа Саксона Грамматика. По принятой нами систем, приведемъ здсь этотъ разсказъ въ большомъ извлеченіи, опустивъ только мста, наимене важныя для исторіи ‘Гамлета’ Шекспира.
‘Рорикъ, король датскій’ — такъ разсказываетъ Саксонъ Грамматикъ — ‘по смерти Гервендиля предоставилъ управленіе Ютландіей двоимъ его сыновьямъ, Фенго и Хорвендилю. Посддній въ скоромъ времени усплъ пpioбрсти громкую славу своими морскими походами и побдами на мор. Побды эти, кром славы, доставили ему и огромныя богатства, которыми онъ такъ щедро длился съ Рорикомъ, что усплъ, наконецъ, заслужить его полное расположеніе къ себ, которое заключилъ тмъ, что выдалъ за него свою дочь Геруту, съ которою Хорвендиль прижилъ сына Амлета. Успхи и счастье Хорвендиля возбудили зависть въ брат его, Фенго, и онъ сталь изыскивать средства къ тому, чтобы погубить брата. Удобное мсто и удобный случай къ совершенію злодйства вскор представились, и Фенго не погнушался братоубійства. Къ этому ужасному преступленію присоединилъ онъ вскор и кровосмшеніе, женившись, вопреки всмъ законамъ, на вдов убитаго имъ брата. Въ томъ именно и заключается проклятіе, тяготющее надь преступленіемъ, что оно всегда влечетъ и побуждаетъ къ новымъ преступленіямъ . Въ глазахъ Геруты хитрый Фенго умлъ очень искусно скрыть истинный поводъ къ братоубійству, увривъ ее, что онъ убилъ Хорвендиля изъ любви къ ней и, притомъ, зная наврно, что тотъ, пылая тайною ненавистью къ Герут, будто бы имлъ намреніе ее погубить. Эта хитрая выдумка, конечно, весьма легко и скоро пріобрла ему самую искреннюю привязанность со стороны простодушной Геруты.
‘Амлетъ, который очень хорошо видлъ все это со стороны, но боялся подвергать жизнь свою опасности, нашелъ за лучшее набросить на себя личину тихаго безумія. Ежедневно сталъ онъ являться при двор, окутанный въ грязныя лохмотья, перепачкавъ себ и руки, и тло всякою нечистотою. Онъ подкрашивалъ себ лицо и употреблялъ вс средства, чтобы прикинуться веселымъ дурачкомъ, чтобы и въ словахъ, и въ дйствіяхъ его нельзя было видть даже тни разума. Вс, видвшіе его, простодушно жалли о немъ, потому что онъ представлялся имъ уже не человкомъ, а несчастнымъ существомъ, близкимь къ животному. Амлетъ, въ присутствіи постороннихъ, боле всего любилъ сидть передъ очагомъ, изъ котораго онъ выгребалъ голыми руками горячія уголья и, вырзывая кривыя палочки изъ дерева, засушивалъ ихъ на этихъ угольяхъ. Когда его спрашивали, что онъ такое длаетъ, онъ отвчалъ всмъ, что готовить острое opyжіe для отмщенія за смерть отца своего. Большею частью такой отвть возбуждалъ улыбки и насмшки, хотя эти, повидимому, смшныя приготовленія впослдствіи и очень помогли Амлету при выполненіи его замысловъ. Вскор, однакожъ, нкоторые, боле проницательные — наблюдая ту ловкость и то искусство, съ какимъ онъ занимался своими странными приготовленіями — нашли, что Амлетъ не долженъ быть сумасшедшимъ, а только подъ личиною сумасшествія старается скрыть большой запасъ ума и хитрости, эти-то проницательные люди и поршили, что лучшимъ средствомъ къ открытію истины было бы, безъ сомннія, то, если бы Амлета удалось тайно свести съ женщиною необыкновенной красоты, которая бы могла возбудить въ его сердц пламень чувственности. Сила природы въ ея стремленіи къ плотскимъ наслажденіямъ такъ велика, что самое искусное прикидываніе не можетъ выдержать борьбы съ этимь стремленіемъ (sic). До слуха короля дошли эти рчи и предположенія, и онъ согласился испытать Амлета, сведя его въ густомъ лсу съ молодой двушкой, которая была съ самаго ранняго дтства подругою его забавъ и досуга. Посторонніе свидтели должны были втайн присутствовать при ихъ свиданіи и слдить за Амлетомъ. Но молочный братъ Амлета во время поздки къ лсу усплъ тайнымъ знакомь предупредить принца о томъ, что его ожидаетъ измна и что онъ долженъ быть на сторож. Принцъ понялъ и вполн оцнилъ предупрежденіе своего тайнаго друга, онъ не только во время поздки съумлъ окончательно сбить съ толку всхъ окружавшихъ его придворныхъ — потому что безпрестанно перемшивалъ самые безумные поступки съ здравыми и двусмысленно-острыми рчами — но даже и по прибытіи на мcтo , предназначенное для его встрчи съ красавицею, обманулъ общія ожиданія. Встртивъ въ лсной глуши подругу своего дтства, онъ схватилъ ее на руки и, пылая страстью, унесъ ее въ отдаленное мсто чащи, окруженное отовсюду топями, гд вскор и достигъ цли своихъ желаній. Пресыщенный наслажденіями, онъ упросилъ двушку, которая и до того уже любила его, никому не говорить ни слова о томъ, что произошло между ними.
‘По возвращеніи къ придворнымъ, Амлетъ, осыпанный вопросами и шутливыми намеками на приготовленное ему приключеніе, отвчалъ прямо, что удовлетворилъ своимъ желаніямъ, но потомъ такъ запуталъ всхъ своими сравненіями и описаніемъ разныхъ подробностей свиданія, что вс только смялись надъ глупостью несчастнаго принца. Двушка, спрошенная, въ свою очередь отвчала прямо, что между ними ничего предосудительнаго не произошло — и вс ей охотно поврили.
‘Этимъ неудачнымъ опытомъ, однакоже, не удовольствовались. Одинъ изъ друзей короля Фенго, который былъ боле смлымъ, чмъ проницательнымъ, предложилъ испытать безуміе Амлета еще и другимъ способомъ, который, по его мннію, могъ всего легче привести къ открытію истины. Фенго, по его мннію , долженъ былъ, подъ предлогомъ важнаго дла, отлучиться не надолго изъ замка своего, а на это время Амлета слдовало запереть въ одну комнату съ матерью его и довренному лицу доставить возможность втайн прислушаться къ ихъ разговору, въ которомъ уже, конечно, Амлету и въ голову не могло бы прійти — если у него есть хоть капля здраваго разсудка — скрываться въ чемъ-либо передъ своею родною матерью. Предположеніе придворнаго понравилось королю, а придворный, сверхъ того, еще и вызывался принять на себя опасную обязанность подслушиванья. Однакожъ, Амлетъ сумлъ и на этотъ разъ обмануть враговъ своихъ. Постоянно опасаясь измны, онъ, по приход въ комнату матери, не тотчасъ отказался отъ своего обычнаго притворства, а сначала, распвая птухомъ и размахивая руками, какъ крыльями, сталъ прыгать и скакать по всей комнат, вскочилъ на постель и, отыскавъ подъ пологомъ ея спрятавшаго придворнаго, немедленно убилъ его, изрубилъ на куски, сварилъ его мясо и выбросилъ вмст съ костями на съденіе свиньямъ (sic). Потомъ, возвратившись къ матери, которая горько плакала, принимая послдній поступокъ Амлета за проявленіе его безумія, онъ съумлъ умною и сильною рчью довести ее до слезъ и возвратить на путь добродтели. Несмотря на то, что весь дворъ, по-прежнему, истолковывалъ поступокъ Амлета въ его пользу, король Фенго, узнавъ о смерти придворнаго, сталъ боле, чмъ когда-либо, опасаться принца и изобртать всевозможныя средства для того, чтобы отъ него избавиться. Не ршаясь его убить открыто или тайно, онъ придумалъ, наконецъ, отправить его въ Британію съ двумя довренными лицами, которымъ и вручилъ дощечку съ рунами, а въ тхъ рунахъ значилось, что Амлета, тотчасъ по его прибытіи въ Британію, слдуетъ умертвить. Не ожидая ничего добраго отъ своей поздки въ Британію, Амлетъ простился со всми, какъ бы навсегда разставаясь съ ними, и просилъ мать свою справить по немъ тризну въ случа, если черезъ годъ онъ не вернется къ ней, а, между тмъ, плывя по морю къ берегамъ Британіи, воспользовался удобнымъ случаемъ: похитилъ у спящихъ спутниковъ своихъ дощечку съ рунами и, посл того какъ ему удалось искусно стереть все написанное на ней, онъ, въ свою очередь написалъ на ней, что король Британіи долженъ умертвить его спутниковъ, сообщниковъ Фенго, а за него, Амлета, въ награду за его необыкновенный умъ и смтливость, отдать свою дочь замужъ’.
Вслдъ за этимъ Саксонъ Грамматикъ очень подробно описываетъ пребываніе Амлета въ Британіи и переплетаетъ разсказъ свой замчательнымъ количествомъ удивительно разнообразныхъ добавленій и чертъ, очевидно заимствованныхъ изъ обширнаго круга сверныхъ народныхъ сказокъ. Въ разсказ своемъ онъ, однакожъ, приходить боле или мене къ тмъ же самымъ результатамъ, какіе извстны всмъ изъ содержанія Шекспировскаго ‘Гамлета’: спутники убиты, а онъ, изумивъ короля своимъ умомъ и проницательностью, получаетъ въ награду руку его дочери.
‘Черезъ годъ посл того Амлетъ возвратился на родину, около самаго того времени, когда при двор приготовлялись справить по немъ тризну. Ко двору явился онъ въ прежнихъ своихъ грязныхъ лохмотьяхъ, прикидываясь, какъ и прежде, сумасшедшимъ. На пиру опоилъ онъ всхъ придворныхъ до того, что они заснули, а онъ — покрывъ ихъ стями, которыя снялъ со стны, закрпивъ и перепутавъ эти сти посредствомъ тхъ кривыхъ палочекъ, которыхъ нкогда онъ такъ много заготовилъ — вышелъ самъ изъ залы пиршества и зажегъ ее съ четырехъ сторонъ. Посл того устремился онъ въ спальню своего дяди и, разбудивъ его грознымъ крикомъ, пронзилъ мечомъ, потомъ, между тмъ какъ измнникъ Фенго испускалъ послднее дыханіе, а придворные его, опутанные двойными узами — сномъ опьяненія и стью — погибали подъ горящими развалинами залы, самъ Амлетъ скрылся на время, чтобы увидть издали, какъ выскажется народъ въ отношеніи ко всему, что случилось. Когда, на другой день, народъ не высказалъ никакого сожалнія о гибели Фенго и его придворныхъ, Амлетъ собралъ своихъ друзей, объяснилъ народу въ длинной рчи причины, побудившія его поступить такъ жестоко съ дядей и его сообщниками, а потомъ, по желанію народа, сталъ имъ править и перевезъ изъ Британіи въ Ютландію свою молодую супругу’.
Въ этой грубой и дикой саг о Гамлет e сть только самыя общія и довольно блдныя черты сходства съ ‘Гамлетомъ’ Шекспира. Такими общими чертами является притворное сумасшествie принца и путешествіе его въ Англію, вмст съ коварною поддлкою того письма, которое должно было его погубить. Все остальное, все лучшее внесено въ драму геніемъ Шекспира. Подъ сомнніемъ остается только одна сцена — именно сцена театра, которая, судя по тому, что актеры въ ‘Гамлет’ представляютъ передъ королемъ, королевой и придворными легко могла быть заимствована изъ какого-нибудь итальянскаго источника. Но, вообще говоря, едва ли когда бы то ни было приходилось поэту заимствовать содержаніе драматическаго произведенія изъ боле грубаго и плоше обработаннаго разсказа и создавать изъ него боле нжное, боле возвышенное въ нравственномъ отношеніи произведеніе.
О ‘Гамлет’ Шекспира было, вообще, уже такъ много писано, что трудно сказать о немъ что-нибудь новое, никмъ еще незамченное и невысказанное. Замчательно, однакоже, то, что онъ не былъ оцненъ на родной почв.
Впервые понятъ былъ ‘Гамлетъ’ такимъ геніемъ, который, быть-можетъ, одинъ имлъ до сихъ поръ право судить о Шекспир, какъ одаренный почти равною съ Шекспиромъ силою творчества: Гёте, въ своемъ ‘Вильгельм Мейстер’, первый разгадалъ ту великую загадку, которую Шекспиръ задалъ будущимъ поколніямъ въ своемъ ‘Гамлет’, при чемъ понялъ вполн нравственную задачу труднйшей изъ Шекспировскихъ трагедій, хотя и не вполн врно очертилъ характеръ Гамлета, нсколько преувеличивъ его хорошія стороны. Гёте видитъ въ Гамлет ‘прекрасное, благородное и высоконравственное существо, которому недостаетъ только той силы духа, какая бываетъ въ гepo, почему онъ и склоняется подъ тягостью ноши, которую онъ не можетъ ни вынести, ни сбросить съ себя’.
Мнніе Гёте о Гамлет встртило себ сильнйшее противорчіе въ оцнк знаменитаго критика драматическихъ произведеній древняго и новаго мира — въ Август Шлегел, который въ своихъ ‘Лекціяхъ о драматическомъ искусств и литератур’ высказалъ совершенно противоположный взглядъ на Гамлета. Признавая нкоторыя достоинства этого типа, онъ въ то же время ршился укорить Гамлета и ‘въ слабости воли, и въ прирожденномъ влеченіи къ хитрости и притворству, и въ недостатк ршимости, доходящемъ почти до трусости’. Въ этихъ двухъ мнніяхъ о Гамлет, высказанныхъ замчательнйшими дятелями конца XVIII и начала XIX столтія, заключаются десятки тысячъ мнній, разборовъ и очерковъ Гамлетова типа, которыми такъ богата Шекспировская литература всхъ странъ и народовъ и отголоскомъ которыхъ была въ нашей литератур статья И. С. Тургенева ‘Донъ-Кихотъ и Гамлетъ’.
Не вдаваясь ни въ какія философскія опредленія, замтимъ только, что Шекспиръ ни въ одной изъ своихъ драмъ не заглядывалъ такъ далеко въ глубь человческой души, а потому Гамлетъ и явился подъ его перомъ человкомъ по преимуществу, тмъ слабымъ человкомъ, который и при всемъ желаніи не уживаться съ окружающимъ его зломъ, принужденъ бываетъ бороться съ собою и употреблять иногда отчаянныя усилія для выполненія того, что онъ признаетъ своимъ священнымъ долгомъ. Такое выполненіе долга тмъ боле является тяжелымъ для Гамлета, что ударъ судьбы, и ударъ непомрно тяжкій, постигаетъ его врасплохъ, неожиданно, среди той ежедневной обстановки, надъ которою мы привыкли не задумываться. Тотъ ударъ, который постигаетъ Гамлета въ самомъ начал драмы, разомъ выводитъ его изъ апатіи, къ которой онъ является способнымъ по своей склонности къ мечтамъ и размышленію. — И вотъ онъ, обыкновенный и слабый смертный, чувствуетъ, какъ ему на сердце тяжелымъ камнемъ ложится обязанность страшной кровавой мести за убійство отца. Будь онъ человкъ дюжинный, изъ числа тхъ, которые боле или мене равнодушны и къ добру, и къ злу, изъ тхъ, которые сгоряча одинаково способны и на хорошій, и на дурной поступокъ, ему бы, конечно, ничего не стоило ршиться на убійство дяди. Но драматизмъ его положенія именно въ томъ и состоитъ, что онъ, по природ своей, ни шагу не можетъ сдлать безъ разсужденія, да, сверхъ того, и т свднія, какія получаетъ онъ отъ тни своего отца, не служатъ, по его мннію, достаточными доказательствами совершеннаго дядею злодйства, слова тни являются только какъ-бы подтвержденіемъ подозрній, которыя сами собой, Богъ всть откуда, закрались въ его душу еще и до явленія тни, которыя его печалили, можетъ-быть, даже заставили упрекать себя въ томъ, что онъ слишкомъ черно смотритъ на людей. Проникнутый ужасомъ съ самой той минуты, когда тнь указала ему убійцу, онъ посвящаетъ жизнь свою одной цли: онъ долженъ убдиться въ истин того, что ему сообщила тнь, отыскать, во чтобы то ни стало, такія доказательства правоты для его словъ, которыя бы могли ему послужить законною причиною, оправдывающей всякое, самое ужасное, самое кровавое мщеніе. Онъ, наконецъ, убждается въ томъ, что тнь не обманула его, онъ находить, наконецъ, настоящаго виновника преступленія, онъ уже заноситъ руку, чтобы поразить его, но мысль, что онъ тоже готовится совершить yбiйствo , останавливаетъ его руку, задерживаетъ его ршеніе и вынуждаетъ его придумывать разныя оправданія, на основаніи которыхъ онъ бы могъ извинить свою, впрочемъ, совершенно естественную медленность. То ему кажется, что надо подождать боле удобнаго случая, который бы помогъ ему достойнымъ образомъ отмстить за страшное преступленіе, такъ отмстить, чтобы память объ его мести, о наказаніи преступника за преступленіе, сохранилась и въ сказаніяхъ отдаленнаго потомства, то воображеніе его, настроенное тяжкимъ состояніемъ духа, рисуетъ ему такіе образы мести, которые ему нравятся, которые сулятъ ему даже минутное наслажденіе страданіями пораженнаго врага, возможностью продлить месть даже и за предлами жизни. И изъ этой тяжкой борьбы — борьбы, которая уже задолго до окончанія своего заставляетъ Гамлета смотрть на себя, какъ на человка мертваго, заставляетъ его закрывать глаза на то, что есть лучшаго въ жизни — изъ этой борьбы Гамлетъ выходить побдителемъ, правда, при помощи случайностей, поставившихъ его въ безвыходное положеніе, но все же побдителемъ, потому что онъ выполняетъ долгъ мщенія съ полнымъ сознаніемъ всей великости совершаемаго имъ дла. И въ этомъ послднемъ шаг своей жизни, какъ и въ очень многихъ другихъ, Гамлетъ нимало не выказываетъ не только трусости, но даже и колебанія, онъ чувствуетъ, что уже настало время совершить ему давно задуманное, что онъ уже не можетъ уклониться отъ исполненія тяжкаго долга. Да, Гамлетъ вовсе не герой, онъ не принадлежитъ къ числу тхъ рыцарей безъ страха и упрека , которые ни во что ставили ни свою, ни чужую жизнь, но онъ можетъ, вообще, назваться слабымъ только по отношенію къ великости и тягости того долга , который прихотливая судьба вздумала на него возложить.
Прекрасно съумлъ Шекспиръ обставить Гамлета съ двухъ сторонъ характерами Лаэрта и Гораціо, совершенно различными, но одинаково хорошо оттняющими Гамлета. Одинъ изъ нихъ прямо противоположенъ несчастному принцу: пылкій до ярости, Лаэртъ до нельзя способенъ увлекаться и, поддавшись увлеченію, не разбираетъ средствъ для достиженія того, что ему кажется цлью, онъ является у Шекспира образцомъ избалованной свтской молодежи, любящимъ удовольствія и шалости, однимъ изъ тхъ людей, которые живутъ широко и скоро, живутъ не задумываясь и не дорожатъ жизнью нисколько, потому что не понимаютъ ея цны. Это многимъ даетъ поводъ считать ихъ благородными и храбрыми, но и тмъ, и другимъ кажутся они скоре всего потому, что сердце у нихъ почти никогда не спрашивается головы.
Гораціо тоже молодъ, но кажется не молодымъ, потому что боле другихъ думаетъ и чувствуетъ, потому что привыкъ даже и въ обыкновенныя явленія жизни всматриваться глубже, чмъ другіе люди. Глубокая благородная и высоко-нравственная природа его еще боле ycпла развиться вслдствіе того, что онъ получилъ хорошее научное образованіе, которое значительно расширило и прояснило его взглядъ на вещи, дало возможность окончательно созрть чисто-философскому уму его. Гораціо не легко привязывается къ кому бы то ни было, потому что знаетъ людей и больше по теоріи вритъ въ людскую добродтель, за то ужъ, привязавшись къ человку, онъ способенъ остаться навки неизмнно врнымъ ему другомъ, такъ привязался онъ къ Гамлету, отъ котораго не могутъ отлучить его ни опасности, ни несчастія, съ которымъ ему бы хотлось лечь и въ могилу. И онъ уже готовъ выполнить это, когда умирающій другъ налагаетъ на него тяжкую и послднюю обязанность: жить и передать потомству грустную и правдивую повсть о несчастіяхъ Гамлета.
Оба вышеразобранные нами характера — Лаэртъ и Гораціо — созданы и внесены въ драму самимъ Шекспиромъ: въ основномъ сказаніи о Гамлет у Саксона Грамматика этихъ двухъ лицъ нтъ, нтъ тамъ и третьяго лица — Офеліи, которая тоже создана Шекспиромъ, но не такъ удачно, какъ Лаэртъ и Гораціо, введена въ круговоротъ драматическаго дйствія. Ея отношенія къ Гамлету остаются загадкою, его любовь къ ней высказывается ясно только одной фразой надъ ея гробомъ и потому именно Офелія остается для всякаго очень милымъ существомъ, которое возбуждаетъ къ себ невольную жалость, но которое остается мало понятнымъ, и кажется при всей законченности своей, какъ-будто недочерченнымъ.
Ульрици старался доказать, что ‘Гамлетъ’ заслуживаетъ названіе nepвой изъ Шекспировскихъ драмъ столько же по характеру своего главнаго героя, сколько и вообще по всей постройк драмы. Съ этимъ мнніемъ согласиться трудно: по сравненію съ другими драмами того же періода (особенно съ ‘Макбетомъ’ и съ ‘Антоніемъ и Клеопатрой’), ‘Гамлетъ’ все же является гораздо боле слабымъ по общей разработк и постановк драматическаго сюжета.
И все же ни одна изъ драмъ Шекспира не служить такимъ громаднымъ и могущественнымъ доказательствомъ той изумительной силы анализа, съ какою великій поэтъ умлъ отнестись къ характеру своего героя. Какъ ни грустно, какъ ни тяжело впечатлніе, оставляемое въ душ каждаго зрителя большею частью сценъ ‘Гамлета’, начиная отъ первой сцены во дворц и до знаменитаго разговора съ могильщиками, надо, однакоже, согласиться, что ‘Гамлетъ’ ярче всхъ другихъ алмазовъ блеститъ въ томъ царственномъ внц, который Шекспиръ одинъ носитъ между всми драматическими поэтами!
Мы имемъ пять полныхъ переводовъ ‘Гамлета’ на русскій языкъ и дв передлки той же пьесы, обработанныя для россійскаго театра Сумароковымъ и Висковатовымъ. Вс переводы и передлки сдланы стихами. Вотъ ихъ полный титулъ:
1) Гамлетъ. Т рагедія Александра Сумарокова. Спб. Печатано при Императорской Академіи Наукъ въ 1748 году. (въ 8-ую д. л., стр. 1—68.) Перепечатана въ ‘Россійскомъ еатр’ (1786, ч. I, стр. 239—306) и въ ‘Полномъ Собраніи всхъ сочиненій Александра Сумарокова’ (1787, ч. III, стр. 59—119).
Сумароковъ, въ своей передлк, воспользовался только сюжетомъ шекспировскаго ‘Гамлета’, да и тотъ перекроилъ на свой ладъ. Напримръ ему показалось неприличнымъ выводить на сцену пришлецовъ изъ могилы — и онъ замнилъ явленіе тни отца Гамлета просто сномъ, привидвшимся герою. Изъ Полонія придворнаго льстеца, сдлалъ злодя, и такъ дале. Наконецъ, онъ совершенно переиначилъ окончаніе трагедіи: вмсто кровавой развязки, которою Шекспиръ заключаетъ своего ‘Гамлета’, Сумароковъ оканчиваетъ свою передлку наказаніемъ порока и торжествомъ добродтели, то-есть смертью Полонія и соединеніемъ двухъ любящихъ сердецъ — Гамлета и Офеліи — законнымъ бракомъ, при чемъ Офелія, обращаясь къ своему возлюбленному, говорить:
Ступай, мой князь, во храмъ, яви себя въ народ,
А я пойду отдать послдній долгъ природ!
2) Гамлетъ, трагедія въ пяти дйствіяхъ въ стихахъ для россійскаго театра обработанная С. Висковатовымъ, членомъ ученаго комитета Горныхъ и Соляныхъ Длъ и другихъ ученыхъ обществъ. Спб. Въ морской типографіи. 1811. (Въ 8-ую д. л., стр. 1—56).
Тоже. Новое изданіе. Спб. Печатано въ типографіи вдовы Плюшаръ. 1829. (Въ 8-ую д. л., стр. I — VI и 1—56).
У Шекспира заимствованъ одинъ сюжетъ — все остальное измнено и передлано, не исключая и самаго положенія дйствующихъ лицъ: такъ, напримръ, Гамлетъ сдланъ царствующимъ королемъ, всюду преслдуемымъмечтою, то есть — тнью убитаго отца, Клавдіо — его родственникомъ и главою заговора, Офелія — его дочерью и т. д. Конецъ также измненъ: Кдавдіо убиваетъ Гертруду, Гамлетъ закалываетъ Клавдіо, но самъ остается живъ, хотя и не женится на Офеліи.
3) Гамлетъ. Трагедія въ пяти дйствіяхъ. Сочиненіе Шекспира. Перевелъ съ англійскаго М. В. (Вронченко). Спб. Въ типографіи медицинскаго департамента министерства внутреннихъ длъ. 1828 . (Въ 8-ую д. л., стр. I — XXIV и 1—205).
Еще прежде появленія въ свтъ полнаго перевода Вронченко, два отрывка изъ этой трагедіи, именно — сцена III и IV третьяго дйствія и извстный монологъ Гамлета (Быть или не быть), были напечатаны въ ‘Московскомъ Телеграф’ (1827, ч. 18, No 23, отд. I . стр. 95—108 и 1828, ч. 21, отд. I , стр. 68—69).
4) Гамлетъ, принцъ датскій. Драматическое представленіе. Сочиненіе Вилліама Шекспира. Переводъ съ англійскаго Николая Полевого. Москва. Въ типографіи Августа Семена, при Императорской Медико-Хирургической Академіи. 1837. (Въ 8-ую д. л., стр. 1—207). Перепечатано, въ исправленномъ вид, въ ‘Репертуар’ (1840, No 3, стр. 1—46) и ‘Драматическихъ Сочиненіяхъ и Переводахъ Н. А. Полевого’ (1843, ч. III . стр. 1—237). Переводъ приспособленъ къ сцен.
5) Гамлетъ, Трагедія В. Шекспира. Переводъ А. Кронеберга. Харьковъ. Въ Университетской типографіи 1844. (Въ 8-ую д. л., стр. 1—234).
Тоже. Изданіе второе. Москва. Въ типографіи Грачева и Комп. 1861. (Въ 8-ую д. л., стр. 1—234).
Отрывокъ изъ этого перевода (дйствіе III , сцены III и IV ), подъ заглавіемъ: Сцены изъ ‘Гамлета’ , былъ напечатанъ въ ‘Молодик’ 1843, ч. I , стр. 210—226).
Вотъ отзывъ Блинскаго о перевод Кронеберга:
‘Переводъ его (Кронеберга) положительно хорошъ… Г. Кронебергъ владетъ богатыми средствами для того, чтобы съ успхомъ переводить Шекспира: онъ отъ отца своего наслдовалъ любовь къ этому поэту, изучилъ его подъ руководствомъ отца своего, посвятившаго изученію Шекспира всю жизнь свою и написавшаго о немъ нсколько сочиненій европейскаго достоинства, онъ прекрасно знаетъ англійскій языкъ (зная притомъ отлично языки нмецкій и французскій) и хорошо владетъ русскимъ стихомъ. При такихъ средствахъ, будь у насъ потребность узнать Шекспира какъ великаго поэта, а не какъ романтическаго мелодраматиста, сценическаго эффектера, — Кронебергъ, можетъ быть, обогатилъ бы русскую литературу замчательно хорошимъ переводомъ всего Шекспира.
‘Для людей, которые въ литератур видятъ не забаву въ праздное время, а занятіе дльное, ‘Гамлетъ’ въ перевод г. Кронеберга долженъ быть замчательнымъ литературнымъ п pi обртеніемъ. Жаль, что только отъ такихъ, слишкомъ немногочисленныхъ судей, переводчикъ долженъ ожидать награды за свой безкорыстный, добросовстный и прекрасно выполненный трудъ!’ (‘Сочиненія В. Блинскаго’, ч. 9, стр. 119).
6) Гамлетъ , принцъ датскій. Трагедія въ пяти дйствіяхъ В. Шекспира. Переводъ съ англійскаго М. Загуляева . (‘Русскій Mipъ’, 1861, NoNo 98, 100 и 102, приложеніе, стр. 1—41). Перепечатанъ въ ‘Драматическомъ Сборник’ (1862, кн. II , стр. 1—151).
7) Гамлетъ, принцъ датскій. Трагедія Шекспира. Переводъ А. Л. Соколовскаго. Спб. въ типографіи Безобразова. 1883. Также въ изданныхъ А. Л. Соколовскимъ, сдланныхъ имъ переводахъ всхъ сочиненій Шекспира.
Кром названныхъ пяти полныхъ переводовъ и двухъ передлокъ ‘Гамлета’, мы имемъ еще четыре отрывка изъ той же трагедіи. Вотъ они:
Отрывокъ изъ ‘Гамлета, драмы Шекспира. Переводъ М. Строева. (‘Московскій Наблюдатель’, 1839, ч. II, отд. I, стр. 9—20). Дйствіе Ш, сцена III .
9) Монологъ Гамлета въ конц второго дйствія. Переводъ Константина Званцова.(‘Театральный и Музыкальный Встникъ’, 1859, No 1, стр. 7—8).
10) Быть или не быть? Монологъ Гамлета. Переводъ П. Попова (‘Ярославскія Губернскія Вдомости’, 1860, No 27, стр. 205).
11) Отрывокъ изъ VII сцены IV дйствія. Переводъ . Устрялова. (‘Сочиненія Генриха Гейне’, 1864, т. III , стр. 223).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
