Юрій Слезкинъ
Предчувствіе
Предчувствие, Слезкин Юрий Львович, Год: 1910
Время на прочтение: 3 минут(ы)
‘Аполлонъ’, No 7, 1910
Лиля сидла со своимъ братомъ въ угловой гостиной, у открытаго окна. Втеръ ласкался къ ея волосамъ и вялъ въ лицо запахомъ водяныхъ лилій.
Надъ озеромъ гасло солнце, и озеро было красно, а лсъ у его берега казался чернымъ.
Чайки и стрижи рзали воздухъ, и одн были блыя и крикливыя, какъ день, а другіе — черные и молчаливые, какъ ночь.
Стоящій на стол огарокъ пылалъ то желтымъ, то синимъ огнемъ и плакалъ блыми слезами.
Оба ребенка смотрли на свчу и, кажется, думали одно и то же. Тамъ, на другомъ конц дома, умирала ихъ мама.
Она давно уже лежала въ кровати, пылающая и обезсиленная, и давно дти не слышали ея голоса, потому что ихъ боялись пустить къ ней. Сначала они плакали, оба рвались къ больной, но потомъ какъ-то притихли. Братъ еще плакалъ тихими слезами по вечерамъ, когда ложился спать, онъ привыкъ, что мама всегда крестила его передъ сномъ и читала съ нимъ молитвы — и воспоминаніе объ этомъ вызывало слезы. А сестра — она была старше — сдлалась молчаливой, почти неслышной и часто сидла неподвижно, точно о чемъ-то долго и напряженно думала. Глаза ея широко открылись, и она вздрагивала при каждомъ неожиданномъ шум. Въ эти дни къ ней очень привязалась большая, черная собака Неро. Умное лохматое животное безшумно подходило къ двочк, клало на ея колни свою морду и пристально смотрло на нее. А по ночамъ она взбиралась къ Лил на кровать и ложилась рядомъ съ ней, какъ человкъ, вытянувшись во весь ростъ. И это ничмъ необъяснимое поведеніе животнаго, всегда такого флегматичнаго, жуткимъ трепетомъ наполняло душу Лили.
Двочка боялась спрашивать о мам, боялась заговорить о ней, хотя вс мысли ея были съ нею, и это казалось непонятнымъ для окружающихъ, а отецъ упрекалъ ее въ черствости. Но она не возражала на упреки, она боялась маминой комнаты, она была вся подъ игомъ какого-то непонятнаго, но тяжелаго предчувствія.
И теперь, сидя здсь съ братомъ, она знала, что тамъ у мамы собрались доктора, что наступилъ кризисъ, который что-то долженъ ршить, но ей все это казалось далекимъ, она была полна своими мыслями, своими представленіями, своей врой въ неизбжное… А когда огонь свчи, колеблемый втромъ, внезапно потухъ, Лиля почувствовала рзкій холодъ въ спин и почти невольно проговорила вслухъ, сорвавшимся голосомъ:
— Это умерла мама…
И сама ужаснулась своихъ словъ и посмотрла на брата.
Въ большихъ, синихъ глазахъ мальчика стояли слезы, и онъ отвтилъ ей дрожащими губами:
— Я тоже объ этомъ подумалъ…
Потомъ уткнулся лицомъ въ шелковую подушку дивана и заплакалъ. А Лиля съежилась, но глаза ея остались сухими.
Теперь все было кончено. Тяжелая крышка, висвшая надъ ней, упала. Не было ни надежды, ни вры — совершилось должное.
Мама умерла.
Лиля это чувствовала всмъ своимъ существомъ. Мамы не было больше.
Кто-то холодно и ясно говорилъ ей это. Но слезы не шли.
Она смотрла на чаекъ, теперь розовыхъ отъ заката, на замершую гладь озера, на гряду лса — и все это отражалось въ ея глазахъ, въ ея мысляхъ.
Все это она видла, слышала и понимала отчетливо, какъ никогда, но во всемъ была пустота, не было связи, все говорило:
— Мамы нтъ…
Она не замтила, какъ въ комнату вошелъ отецъ, блдный, утомленный человкъ, съ чуть уловимой радостью въ глазахъ. Онъ мягко прошелъ по ковру, подошелъ къ сыну и горячо обнялъ его склоненную голову. Казалось, онъ хотлъ сказать что-то, но не могъ. Потомъ посмотрлъ на каменное, неподвижное лицо дочери, и тнь упала на его губы.
— Дти,— сказалъ онъ:— ваша мама спасена.
Онъ пріостановился, точно не врилъ своимъ словамъ и мысленно повторилъ ихъ.
— Да, да… мама скоро поправится… кризисъ миновалъ…
У него появились слезы на рсницахъ. Еще невыплаканныя слезы недавнихъ мукъ.
— И я пришелъ за вами… она зоветъ васъ…
Лицо мальчика, помятое отъ жесткой подушки и красное отъ слезъ, мгновенно прояснилось. Глаза вспыхнули врой, счастьемъ, безпечностью. Онъ кинулся на шею отца и лепеталъ порывисто и быстро:
— Мама, мама здорова?.. мама жива?.. а мы…
Онъ хотлъ посмяться надъ тмъ, что они только что говорили съ сестрой, но, взглянувъ на нее, умолкъ.
Она сидла такая же печальная, блдная, худенькая и молчаливая, точно радостная всть отца не коснулась ея уха. Узенькая полоска между бровями сдлалась глубже, а глаза казались потухшими.
— Что же ты молчишь?— изумленно, почти враждебно, съ эгоизмомъ успокоившагося, счастливаго человка, спросилъ отецъ и, взявъ за руку сына, поднялся.
— Идемъ…
Она машинально встала и пошла за ними. Она ничего не хотла, ничему не могла врить. Она твердо знала, что мама ея умерла, когда погасла свчка.
Больная лежала на кровати — блдная и тонкая, съ распущенными черными волосами, и смотрла на вошедшихъ усталымъ, но счастливымъ взглядомъ выздоравливающей. Она чувствовала дыханіе жизни, вернувшееся къ ней, и ничего другого не хотла знать, кром радости жизни.
Лиля остановилась на порог и въ упоръ смотрла на мать. Она не подошла къ ней и почти не узнавала ее. Точно что-то непонятное, нереальное совершалось передъ ней, и она хотла проснуться. Она видла, но не принимала въ себя видимое, потому что сознаніе ея жило въ другомъ.
И когда она услышала голосъ матери, зовущій ее по имени, когда отецъ взялъ ее за плечи и силой хотлъ подвести къ постели, она вырвалась изъ его рукъ, выбжала въ темный длинный корридоръ, точно убгая отъ кошмара, сла на полъ и заплакала.
Лиля ощутила теперь всю тяжесть своей утраты, и чего-то до боли мучительно было жаль.
Черный, большой Неро пришелъ къ ней, пристально смотрлъ на нее и, казалось, понималъ ее своей темной и таинственной душой звря.