Н. А. Лейкинъ.
Н. А. Лейкинъ.
Мученики охоты.
Мученики охоты.
Юмористическіе разсказы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880.
ПОЖАРНЫЙ-ЛЮБИТЕЛЬ.
ПОЖАРНЫЙ-ЛЮБИТЕЛЬ.
Пожарный-любитель, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Званый вечеръ. Танцуютъ подъ рояль, а одна миловидная молоденькая двушка чуть не со слезами на глазахъ сидитъ около своей мамаши въ чепц съ разввающимися лентами. Мамаша сердится и потрясаетъ лентами чепца. Ихъ утшаетъ хозяйка дома.
— Позвольте, я какъ-нибудь устрою, чтобы къ Катеньк переходили кавалеры, говоритъ она — Не хорошо не танцовать молоденькой двушк.
— Не надо, Прасковья Павловна. Пусть ее посидитъ. Вдь не умретъ оттого, что не станцуетъ первую кадриль, останавливаетъ хозяйку дама.
— Къ тому-же у меня и нога болитъ, прибавляетъ двушка.
— Ну, какъ хотите. А все-таки, Анна Михайловна, я вамъ совтую сдлать большой выговоръ Игнатію Петровичу. Какъ-же это возможно: пригласить двушку на первую кадриль и вдругъ на вечеръ не явиться. А относительно васъ, Катенька, я даже удивляюсь, какъ это вы могли ему поврить. Совсмъ неинтересный кавалеръ! Помилуйте, у него только одни пожары и на ум. Ничего не длаетъ и только таскается по пожарамъ. И дались-же ему эти пожары! Ни одного не пропуститъ. Неужели вы думаете изъ него извлечь что нибудь серьезное?
— Ну, все-таки онъ со средствами и не кутила, а вы сами знаете, какъ нынче рдки хорошіе женихи, отвчаетъ за двушку мать.
— Пустое! Ну, что за радость имть полоумнаго зятя! Вдь онъ помшался на пожарахъ. Устроилъ у себя въ квартир электрическіе звонки отъ подъзда, и городовой даже ночью даетъ ему сигналъ, что пожаръ. Онъ вскакиваетъ съ постели, надваетъ высокіе сапоги и детъ. И вдь ежели-бы пользу какую-нибудь приносилъ, а то стоитъ и смотритъ какъ горитъ. Каково жен-то будетъ! Вдругъ каждую ночь суматоха.
— Женится перемнится, стоитъ на своемъ мать.— У меня покойный мужъ къ блымъ мышамъ имлъ слабость, боле тысячи штукъ у него въ клткахъ сидло, а женился и всхъ скормилъ кошкамъ.
— А этотъ не перемнится, потому упрямъ какъ быкъ. Онъ ежели и женится, то на дочк брантмейстера какого-ни будь. Онъ только и, хвастается, что со всми брантмейстерами на ‘ты’, и что пожарные зовутъ его по имени и отчеству: Игнатій Петровичъ! Игнатій Петровичъ! Удивительно какъ лестно!
— Я здсь, кланяюсь хозяйк дома и ея дорогимъ гостямъ, а у Катерины Ивановны, кром того, прошу великодушно прощенія,-что оставилъ ее безъ кадрили, незамтно прокрался сквозь танцующія пары Игнатій Петровичъ и остановился передъ бесдующими.
Это былъ среднихъ лтъ мужчина, худенькій, тщедушный, съ значительно поношеннымъ лицомъ и уже ‘солнцемъ’ на голов.
— Катерина Ивановна, прикажете стать на колни? Повинную голову не скутъ-не рубятъ. Ей-Богу, пожаръ задержалъ! Совсмъ уже собрался сюда хать — вдругъ сигналъ. Гляжу на каланчу — Петербургской части. ‘Ну, думаю, деревянныя постройки горятъ’. А я, надо вамъ сказать, ужасно люблю, когда деревянные дома охвачены огнемъ. Тутъ совсмъ особая поэзія. Видишь море пламени. Ну, какъ упустить такой пожаръ? Сейчасъ надваю высокіе сапоги, сажусь въ сани, извощика въ затылокъ и полетлъ. Катерина Ивановна, давайте и начнемте танцовать. Намъ еще дв фигуры осталось. Визави будетъ къ намъ переходить, обратился онъ къ двушк.
— Помилуйте, да въ высокихъ и грязныхъ сапогахъ… отвчала та. Кавалеръ ударилъ себя по лбу.
— Ахъ, Боже мой! Переодть сапоги-то я и забылъ захать домой! воскликнулъ онъ.— Я сейчасъ. Могу я васъ просить на слдующую кадриль?
— Нтъ ужъ, мерси.
— Но отчего-же такая немилость?
— Оттого, что вы подете переодваться, случится опять пожаръ и вы опять предпочтете его кадрили.
— Такъ, милостивый государь, не поступаютъ съ дамами, замтила хозяйка.
— Знаю, что не поступаютъ, но деревянныя постройки меня смутили. Вдь нынче такая рдкость, что деревянный домъ горитъ. Гд они деревянные-то дома въ Петербург? Пески, Коломня и Ямская обстроились каменными. И вдь представьте какая мерзость! Вы думаете сейчасъ дйствительно деревянный домъ горлъ? Скачу, лечу, прізжаю — каменный, хоть и на Петербургской сторон А каменный какой интересъ? Валить дымъ, кой-гд огненный язычокъ — вотъ и все- Дйствительно, теперь ужъ не увидишь такихъ пожаровъ въ Петербург, какіе я помню лтъ десять-пятнадцать тому назадъ. Бывало загорится на Пескахъ или въ Семеоновскомъ полку: отъ одной улицы до другой такъ и вычиститъ все. А теперь что?
— И вы не стыдитесь жалть объ этомъ? упрекнула его двушка.
— Я не жалю, а только воспоминаю о томъ ужас, о той паник. Все бжитъ, все тащитъ свой скарбъ. А теперь пожаръ, такъ никто и не шевелится, потому у всхъ застраховано.
— Но вдь все-таки вы здите любоваться на пожаръ, прибавила хозяйка.
— Ну, не скажите, иногда я вытаскиваю мебель, качаю воду на труб. А только поэзія поэзіей. Вдругъ слышишь возгласъ пожарнаго: ‘полундра’ — значить берегись, и съ крыши летитъ желзный листъ и съ звяканьемъ валится на мостовую! Да вотъ дв недли тому назадъ я корову спасъ на пожар въ Александро-Невской части и даже получилъ при этомъ поврежденіе. Извольте-ка полюбоваться: у меня еще и до сихъ поръ синякъ не зажилъ.
Кавалеръ откинулъ съ виска волосы и показалъ синякъ.
— А то мн разъ пальцы по ног перехало колесомъ, продолжалъ онъ.— Въ прошломъ году зубъ ручкой отъ водокачальной трубы выбило. Лтомъ голову проломили. Да что, всхъ моихъ ранъ, добытыхъ съ честью на пожар, и не перечтешь!
— Удивляюсь я: какъ васъ не гонятъ съ пожаровъ! сказала хозяйка.— Вдь вы только мшаете.
— Помилуйте, меня вс знаютъ. Я ужъ сколько лтъ зжу по пожарамъ. Меня вс по имени… Пожарные честь отдаютъ, по ночамъ факеломъ свтятъ. У одного брантмейстера я даже ребенка крестилъ. Вдь я даже имлъ значекъ агента страховаго общества. Кстати, видали-ли вы это?… сказалъ кавалеръ и показалъ золотую часовую цпочку, гд на звньяхъ были вырзаны пожарные сигналы.— Самъ себ поднесъ за пятнадцатилтнее пожарное безпокойство, прибавилъ онъ.— Да и стоитъ-съ. Знаете-ли вы сколько я себ сапоговъ прожегъ, бродя по угольямъ, сколько мховыхъ шапокъ спалилъ, стоя около пламени! Стоишь и летятъ на тебя искры и головешки!
— Намъ разсказывали, какъ вы разъ спасали какую-то стеклянную посуду изъ горящаго трактира. Подбжали къ окну съ подносами стакановъ и чайниковъ да и бросили ихъ на мостовую, поддразнила его двушка.— Хорошъ герой!
— Дйствительно былъ случай. Но, что же мн было длать, ежели лстница ужъ горла? Я самъ по веревк изъ окна спустился. Но тоже не надо всякому слуху врить. Про меня цлыя легенды ходятъ. Катерина Ивановна, умоляю васъ, сжальтесь надо мной и удлите мн слдующую кадриль, обратился кавалеръ къ двушк.— Ну, что такое высокіе сапоги! Чмъ они мшаютъ танцамъ? Вдь офицеры-стрлки танцуютъ-же въ высокихъ сапогахъ. Я все-таки во фрак, въ бломъ галстух и перчаткахъ.,
Двушка вопросительно посмотрла на мать. Та кивнула головой.
— Хорошо, я согласна. Только Бога-ради не говорите мн ничего о пожарахъ, а то скучно.
— Хорошо. Даю слово. Хотя любезничать съ вами и не чувствовать пожара въ сердц…
— Ахъ, оставьте пожалуйста! Вдь это пошло!
Черезъ десять минутъ раздался ритурнель кадрили и кавалеръ и двушка встали въ пары.
— Не знаю, чмъ загладить свое давишнее преступленіе, относительно того, что я васъ оставилъ безъ кадрили, началъ кавалеръ, но тутъ къ нему подошла служанка дома и подала записку.
— Лакей вашъ сейчасъ принесъ, сказала она.— Говоритъ, городовой подалъ.
Кавалеръ весь вспыхнулъ и распечаталъ записку. Въ ней стояло: ‘Коломенской пасти, близь Египетскаго моста пожаръ No 2-й’.
— Катерина Ивановна, простите… Я сейчасъ. Кажется, лакей принесъ мн ботинки. Я переоднусь. Дйствительно въ высокихъ сапогахъ какъ-то не ловко… заговорилъ онъ и выбжалъ въ прихожую.
Начался кадриль, а кавалеръ все еще не возвращался. Двушка уже заплакала. Мамаша ея бросилась за кавалеромъ въ прихожую.
— Игнатій Петровичъ! Игнатій Петровичъ! кричала она.— Гд:же онъ?
— Они сейчасъ на пожаръ ухали, отвчала горничная.