Повсти В. Крестовскаго (псевдонимъ). IV. Идеалы и фразы. СПб. 1884 г.
Повсти В. Крестовскаго (псевдонимъ). IV. Идеалы и фразы. СПб. 1884 г.
‘Дло’, No 12, 1883
Повести В. Крестовского (псевдоним). IV. Идеалы и фразы. СПб. 1884 г, Хвощинская Надежда Дмитриевна, Год: 1883
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Томики сочиненій В. Крестовскаго продолжаютъ аккуратно появляться въ свтъ, и читатели, какъ и сама современная журналистика, могутъ только поздравить себя съ этимъ. Есть люди, съ которыми всегда пріятно повстрчаться, встрчи съ которыми даже нарочно ищешь и именно въ т минуты, когда станетъ слишкомъ больно отъ житейскихъ дрязгъ. Именно дрязгъ, т. е. царапинъ и уколовъ, а не серьсзных ранъ, для которыхъ нужно правильное леченіе. Научными средствами помощи эти люди не ‘обладаютъ, но у нихъ — продолжаемъ нашу метафору — всегда найдется арника, отъ ушиба, англійскій пластырь отъ порза, нашатырный спиртъ отъ угара. Сомнній вашихъ эти люди не разсютъ, но утшатъ васъ участіемъ, добрымъ словомъ, уврачуютъ ваши огорченія, успокоятъ васъ уже однимъ яснымъ миромъ своей души. Есть и писатели въ такомъ-же род, писатели, которыхъ вы никогда не призовете въ вожди, но къ которымъ всегда можно обратиться за утшеніемъ, за просвтлніемъ своей пошатнувшейся вры. Къ такимъ именно писателямъ принадлежитъ и г. Крестовскій и такое именно, т. е. успокоивающее и ободряющее впечатлніе производитъ этотъ томъ его повстей. Повсти (ихъ въ том всего дв) написаны 30 лтъ назадъ и стало быть къ нашимъ злобамъ дня никакого отношенія имть не могутъ, но это не значитъ, что он утратили всякій интересъ. Интересы нравственности — интересы не переходящіе, а именно ихъ-то и касается г. Крестовскій въ этомъ том, какъ, впрочемъ, и во всхъ своихъ раннихъ произведеніяхъ. Г. Крестовскій возстаетъ противъ ‘фразъ’, противъ всякой лжи и неискренности,— какъ видите тема даже вполн современная, если ее нсколько обобщить. Вдь фразы мняются съ временемъ, но самое господство фразы — явленіе постоянное. Г. Крестовскій — что и естественно для 55-го года, въ которомъ была написана повсть (‘Деревенская исторія’) — бичуетъ ту ‘фразу’ или фразы, которыми такъ называемый ‘свтъ’, а въ особенности ‘прекрасная’ часть его прикрываютъ свою умственную и нравственную пустоту. Многое — а пожалуй и все — въ обличеніяхъ автора остается правдой и по сей день. ‘Большая часть женщинъ, говоритъ напр. г. Крестовскій, окружаетъ себя романическимъ туманомъ отъ нечего длать, потому что онъ хорошо скрываетъ ихъ настоящую незанимательность и потому, что онъ — положеніе. Мечтая, вспоминая, страдая, пренебрегая свтомъ, утомись размышленіемъ, можно цлый день сидть сложа руки и не заслужить названія лнивицы. Отъ долгаго бездлья захотлось спать — это можно объяснить побдой физической природы надъ нравственной, вздумалось чмъ-нибудь раздражить себя — можно прочесть нсколько строкъ изъ полупонимаемаго Байрона и свои нервическія слезы назвать слезами о человчеств… и такъ дале. Къ этому легко привыкнуть и, съ начала обманывая другихъ, впослдствіи очень наивно обманывать самихъ себя, вообразивъ себя чмъ-то въ самомъ дл отличнымъ отъ другихъ. Фразы, вычитанныя сквозь сонъ и заученныя, потому что он взволновали умъ тоскующій отъ бездлья, хотя онъ не сознаетъ этого, а напротивъ, увряетъ себя, что вчно занятъ, эти фразы помогаютъ сантиментальнымъ дамамъ сдлать опредленіе собственнаго ихъ характера. Въ послднее время въ этихъ опредленіяхъ вошли въ моду слова: ‘развитіе’, ‘впечатлительность’, ‘познаніе’, ‘сочувствіе’… Фраза всесильна и еще боле туманитъ голову тому, кто говоритъ ее, нежели тому кто ее слушаетъ: слушатель,, недоврчивый насмшникъ, можетъ остаться недоволенъ, но увлеченный ораторъ всегда доволенъ собою. ‘Воздушныя’, восторженныя созданія врятъ себ и счастливы, часто он не имютъ понятія о томъ, что ршаютъ весьма отважно, часто ихъ восторгъ, умиленіе, негодованіе вызваны тоже фразами, или подготовлены разстройствомъ нервовъ, но имъ нтъ дла до этого: он убждены, что он ‘необыкновенныя женщины (422)’.
Все это весьма врно и подмчено очень тонко, хотя, разумется, мы не можемъ придавать большого значенія фразамъ этого рода, потому что далеко уже не то, не прежнее значеніе самой той среды, которая культивируетъ эти фразы. Другія птицы, другія псни, другія ‘фразы’. Но у г. Крестовскаго, даже въ этотъ ранній періодъ его дятельности, сильно проявлялась одна изъ самыхъ симпатичныхъ сторонъ его дарованія, благодаря чему и современный читатель найдетъ у него нчто, непосредственно до себя касающееся. Мы разумемъ горячій демократизмъ, постоянное заступничество автора за все, что ‘голодно и блдно, что ходитъ голову склоня’. А средства у вето для этого разнообразны: въ распоряженіи его таланта имется и иронія, и лиризмъ, и пафосъ, и негодованіе. О тонкости его ироніи и вмст ея мткости можно судить по вышеприведенному отрывку.
Повсть ‘Дневникъ сельскаго учителя’ кажется намъ гораздо мене удачною и по форм, и по содержанію. Форма ‘дневника’ сама по себ форма трудная и неблагодарная, а у г. Крестовскаго задача усложнялась еще тмъ, что авторъ и герой дневника долженъ изображать собою нчто особенное, натуру высшаго разряда. Несоотвтствіе между положеніемъ героя, (которымъ онъ, впрочемъ, доволенъ) и его стремленіями производитъ почти комическое впечатлніе, отъ котораго не спасаетъ весь талантъ автора. Русскій сельскій учитель пятидесятыхъ годовъ, помсь Цифиркина съ Кутейкинымъ, является въ дневник не то философомъ-аматеромъ, презирающимъ этотъ міръ, не то какимъ-то маркизомъ, по утонченности своихъ чувствъ, манеръ и даже по прекрасному французскому прононсу. Но совершенно невыдержанная и неуклюжая въ цломъ, повсть преизобилуетъ превосходными эпизодами и частностями.