ПОСЛДНЯЯ ЖЕРТВА КАТАСТРОФЫ.
ПОСЛДНЯЯ ЖЕРТВА КАТАСТРОФЫ.
(Эскизы съ натуры).
I.
——
II.
III.
IV.
——
В. Кротковъ.
‘Отечественныя Записки’, No 8, 1882
Последняя жертва катастрофы, Кротков Валерий Семенович, Год: 1882
Время на прочтение: 21 минут(ы)
Линія Z—ской желзной дороги, несомннно, принадлежитъ къ числу важнйшихъ, какъ по своему значительному протяженію, такъ и по стратегическимъ цлямъ, съ которыми она была выстроена.
Постройка ея была предпринята земствомъ одной изъ подмосковныхъ губерній, съ цлью предоставить мстному голодавшему населенію средства къ существованію. Однако, земство, несмотря на оказанную со стороны правительства значительную денежную помощь, не было въ силахъ вынести всю тяжесть громаднаго предпріятія и только ‘во многихъ мстахъ поковыряло землю’. Дорога была докончена жидовской компаніей, получившей на достройку ея концессію отъ правительства.
Прошло боле десяти лтъ съ тхъ поръ, какъ дорога эта открыта для эксплуатаціи, а товарное движеніе по ней все еще ‘въ зародыш’.— Доходовъ далеко не хватало на издержки по эксплуатаціи, на ремонтъ пути и зданій, а потому казна ежегодно переплачивала страшныя суммы по гарантіи.
Если вы когда-нибудь прозжали по этой дорог, то, вроятно, обратили вниманіе на стоящіе около второклассныхъ станцій хорошенькіе, раскрашенные въ тнь коричневою краскою, домики съ большою оранжереею съ одной стороны, и съ парниками и всми хозяйственными принадлежностями съ другой. Домики эти одноэтажные, но помстительные. Лтомъ въ особенности они хороши. Вс по макушечку въ зелени. А цвтники-то, цвтники какіе раскинуты передъ главнымъ фасадомъ, всегда обращеннымъ къ полотну дороги! Цлая барская усадьба со всми удобствами самой прихотливой жизни.
Въ этихъ усадьбахъ живутъ желзно-дорожные счастливцы, начальники дистанцій.
Въ одной изъ такихъ усадебъ, близь станціи В., жилъ да поживалъ начальникъ V дистанціи Петръ Михайлычъ Перечеркаевъ. Онъ отлично устроился на своемъ мст. Хотя онъ и не инженеръ (отставной инфантеріи подпоручикъ), но, поступивши на службу еще до распоряженія ‘опредлять на должности начальниковъ дистанцій только лицъ, получившихъ спеціальное образованіе’, остался на мст. Это ему не дешево стоило, но онъ ‘всегда съуметъ свое взять назадъ’. Пятьдесятъ верстъ пути и четыре станціонныхъ зданія со всми службами были въ его команд и на его отвтственности.
Пріхалъ онъ къ намъ, въ В. за недлю до открытія движенія по дорог для публики. Такъ какъ усадебъ для помщенія начальниковъ дистанцій по концессіи не полагалось, то Перечеркаевъ, не имя квартиры при вокзал, долженъ былъ нанять себ квартиру въ В. На первое время онъ нанялъ не большую квартирку въ три комнатки, потому что вдь и семья у него была не большая: жена, да дочка, еще ребенокъ, 8 лтъ.
— ‘Бднячокъ пріхалъ’, говорили про него, помню, обыватели:— одежонка плохинькая, и имнія-то въ два чемодана покласть нечего!
Черезъ три-четыре мсяца онъ занялъ уже другую, большую квартиру, вся обстановка для которой была выписана имъ изъ Москвы. Лошадей, экипажи завелъ.
— Вотъ т и бднячокъ! говорили обыватели, на глазахъ которыхъ совершилась эта метаморфоза.— Сказывали, что двсти рублей на мсяцъ жалованья ему положено, а онъ на-кося, поди-ко-ся! кажній день гости! На двсти-то рубликовъ!
Когда отстроилась для него при станціи ‘усадьба’, онъ перехалъ туда и пересталъ мозолить обывателямъ глаза своимъ, открытымъ образомъ жизни.
Прислуги у него было цлый штатъ. Вся даровая, ‘общественная’. Лакеи, старшій и младшій повара, старшій и младшій кучера, старшій и младшій садовники, кухонные мужики числились ‘постоянными ремонтными рабочими’ съ жалованьемъ помсячно. Женская прислуга числилась въ барверщицахъ.
Гостей всегда полонъ домъ. Съ двухъ часовъ дня и до четырехъ утра, въ дом непротолчоная труба. Вс нужные люди города и узда были здсь на лицо. Вс ‘на заставахъ власть имющія лица’ ежедневно собирались сюда на кормбжку. Исправникъ (больше вечеромъ, ‘къ винту’), слдователи, мировые судьи, доктора, судебные пристава, офицеры квартирующаго въ город полка, городское управленіе, земство. Когда предводитель и товарищъ прокурора бывали въ город, то и они. Словомъ, ‘высшій классъ’.
Пьютъ, дятъ и играютъ въ карты. Прекрасный поваръ, отличный столъ, превосходныя вина. Не рдко случалось гостямъ сть ужинъ, заказанный въ Москв и привезенный съ курьерскимъ.
Дамскій полъ у рояля. Мадамъ Перечеркаева — музыкантша и у нея удивительный инструментъ.— ‘Прямо изъ Америки!’ — ‘Три тысячи стоитъ!’
Весело жилось этой семь.
Управленіе всегда считало Перечеркаева однимъ изъ самыхъ дятельныхъ агентовъ службы ремонта пути и зданій. По отчетнымъ вдомостямъ, ремонтные рабочіе никогда у него не сидли безъ дла. Постоянныя требованія, авансовъ и авансовъ, въ особенности зимою, ‘въ виду угрожающихъ движенію снжныхъ заносовъ’, показывали начальству, что начальникъ дистанціи на своей должности ‘не спитъ’. Если управленіе запоздаетъ выслать требуемую сумму, хотя бы на сутки, онъ детъ получать деньги самъ, и вообще ему никогда въ деньгахъ отъ управленія не было отказу.
— Чмъ больше требуешь, тмъ лучше на тебя начальство смотритъ! Не забывай только уговорные десять копеечекъ съ рубля въ управленіи выплачивать, проговорился разъ онъ своимъ гостямъ подъ пьяную руку.
Построекъ каждое лто заводилъ онъ тьму тьмущую. Дорога была выстроена жидами и, разумется, кое-какъ. За десять лтъ пришлось передлать чуть ли не вс сооруженія, а нкоторыя даже и два раза.
Работы всегда хватало на круглый годъ. Лтомъ — ремонтъ, а зимой — расчистка пути отъ снга. Крестьяне ближайшихъ къ линіи деревень думали сперва, что нашли себ ‘вчный’ кусокъ хлба и прекрасный заработокъ, но скоро, при первомъ же разсчет горько разочаровались въ своихъ предположеніяхъ. Ихъ наняли по семидесяти-пяти копеекъ за рабочій день, а разочли по сорока. Обиженные сунулись къ мировому. Помаялись, однако, получили ‘полный разсчетъ’. Мировые не были еще знакомы съ Перечеркаевымъ домами и ‘не зная человка, не могли быть убждены въ его честности’. А тутъ толпы крестьянъ, по сту и больше человкъ, приходили искать правосудія.
Посл перваго процесса, знакомство Перечеркаева съ мстнымъ мировымъ институтомъ установилось прочное. Оно сдлалось еще прочне, когда Перечеркаевъ одному изъ мировыхъ судей воздвигъ трудами ремонтныхъ рабочихъ, въ самый короткій срокъ, прекрасный двухъэтажный деревянный домъ, а другому — заново реставрировалъ старый, полуразвалившійся, въ которомъ нельзя было уже жить.
Съ этого времени иски крестьянъ-рабочихъ сдлались совершенно бездоказательными, а претензіи ихъ ‘ни на чемъ не основанными’.
Поденные рабочіе имли книжки, въ которыхъ подробно описывались условія работъ: семьдесятъ-пять копеекъ въ рабочій день, считая его въ столько-то часовъ, по уговору, лтомъ — больше, а зимой — меньше. Дорожный мастеръ, непосредственный начальникъ рабочихъ, вписывалъ въ книжку каждое число часовъ, дйствительно, проведенныхъ на работ на линіи, не принимая въ разсчетъ время, проведенное при переход съ одного мста пути, гд работы уже прикончены, на другое. При подбивк шпалъ это бываетъ часто. Мсяцъ прошелъ, рабочій требуетъ разсчетъ. Дорожный мастеръ сложитъ число записанныхъ имъ въ книжк, проведенныхъ рабочимъ на работ въ теченіи мсяца, часовъ и раздлитъ полученную сумму на число уговорныхъ рабочихъ часовъ въ сутки. Въ результат получится число ‘рабочихъ дней’. За это число рабочихъ дней крестьянинъ-поденщикъ получаетъ условленную плату. Мужички разсчитывали ни какъ не меньше восемнадцати или девятнадцати за мсяцъ получить, а имъ по десяти, да по одиннадцати вышвырнули.
— Обида! На харчахъ пожалуй эстолько проли, а онъ свой разсчетъ выдумалъ! Часы вздумалъ писать! Отъ зари до зари мы на работ, а онъ часы записываетъ! Обды тоже вычитаетъ! Да разв рабочему человку сть не полагается? Идемъ къ мировому, братцы!
Сунулись къ мировому — отказъ. Сунулись въ създъ — отказъ. Въ сенатъ не захотли и подавать: далеко лзть. Перестали жаловаться, да перестали ходить и на работу.
Недовріе къ Перечеркаеву и его дорожнымъ мастерамъ дошло до того, что разъ, когда почтовый поздъ завязъ на цлыя сутки въ снгу въ пяти верстахъ отъ станціи В., никто изъ окрестныхъ крестьянъ не пошелъ расчищать путь за общанную плату по три рубля въ сутки.
— За старое сперва разочтись! отвчали дорожнымъ мастерамъ крестьяне чуть-ли не каждой деревни, куда т прізжали нанимать рабочихъ откапывать поздъ.
— Давай деньги впередъ! требовали они отъ Перечеркаева.— Не то обманешь!
— А ну какъ вы на работу не явитесь? спрашиваетъ онъ.
— А ты разсчитывайся по чести: мы всегда будемъ твои слуги!
Денегъ впередъ онъ имъ не далъ, а мужики не польстились на общанные три рубля. Пришлось нанять ‘расчищать путь’ стоявшихъ у вокзала извощиковъ. И т потребовали было деньги впередъ, но удовольствовались тмъ, что доврили деньги ‘второкласному буфетчику за руки’. Заносъ былъ не особенно большой, но пассажиры просидли на пути больше сутокъ. Причину ‘задержки’ пассажиры, разумется, узнали тотчасъ-же, потому что крестьяне тутъ-же около увязшаго въ снгу позда торговались съ дорожными мастерами и ругали этихъ послднихъ за прежніе разсчеты на чёмъ свтъ стоитъ… По прибытіи позда въ В., въ жалобную книгу была записана отъ именъ пассажировъ жалоба, въ которой подробно разсказывались причины суточной остановки позда въ пол и подъ которой подписывались вс граматные пассажиры позда. Страницъ пять жалобной книги на эту жалобу посадили, а толку не добились никакого, потому что начальникъ станціи не счелъ нужнымъ отослать копію съ этой жалобы въ управленіе, а инспекторъ дороги, осмотрвши книгу мсяцевъ черезъ восемь посл занесенія жалобы, счелъ лишнимъ класть по ней какую либо резолюцію и расписался только, какъ самъ видлъ: ‘Жалобу сію читалъ. Сентября 10 дня. Инспекторъ дороги такой-то’.
Плохо пришлось бы Перечеркаеву, если-бы въ письмоводители къ нему не поступилъ чиновникъ нашего полицейскаго управленія, Алексй Петровичъ Карташевъ. И рабочіе стали являться на работу, и никакихъ жалобъ на неразсчетъ съ ихъ стороны не было.
Алексй Петровичъ Карташевъ былъ очень способный молодой человкъ. Самъ исправникъ, рекомендуя его Перечеркаеву, ручался за его ‘развязность’.
Своимъ письмоводителемъ Перечеркаевъ съ первыхъ же поръ сталъ очень доволенъ и всячески старался доказать ему свое особенное благоволеніе. Штатнаго жалованья письмоводителю полагалось только сорокъ рублей, но Перечеркаевъ отъ себя прибавлялъ ему тридцать пять. Семьдесять пять рублей въ мсяцъ для человка, окончившаго курсъ наукъ въ уздномъ училищ, согласитесь, весьма хорошее жалованье. Бухгалтеръ казначейства столько же получаетъ, да еще на всемъ своемъ, а Карташевъ имлъ очень хорошенькую квартирку ‘въ жиломъ дом’, при станціи и, разумется, освщеніе и отопленіе этой квартиры шло отъ общества. Карташевъ былъ какъ свой у Перечеркаева и посл занятій проводилъ у него все свое свободное время ‘наравн съ гостями’. Онъ и обдалъ тамъ, за столомъ очень часто садился рядомъ съ исправникомъ, передъ которымъ, бывало, стаивалъ въ струнку въ полиціи.
Нсколько лтъ съ ряду дла у Перечеркаева шли прекрасно. Ремонтныя работы годъ отъ года увеличивались. Затвались новыя постройки, передлывались старыя. Участокъ его былъ въ совершенной исправности, потому что, какъ онъ хвастался, онъ всегда во время съуметъ предупредить опасность. Проэкты за проектами улучшенія пути летли отъ него въ управленіе, а оттуда выше по инстанціямъ, на утвержденіе. Недавно онъ представилъ смету на передлку моста на рк В., въ двухъ верстахъ отъ станціи, съ увеличеніемъ пролета на четыре сажени. Передлка должна обойтись въ 72,000 рублей, да постройка временнаго деревяннаго моста въ восемь тысячъ. Назначенная правленіемъ коммисія вмст съ чиновниками отъ министерства и правительственнымъ инспекторомъ дороги осмотрла мостъ и признала, что къ работамъ должно быть приступлено неотложно, ‘дабы хотя временный мостъ устроить къ наступленію весенняго времени’, какъ было сказано въ ея заключеніи по поводу согласнаго осмотра.
Работа закипла.
Устройство временнаго деревяннаго моста и затмъ разборка стараго были поручены Перечеркаеву хозяйственнымъ способомъ. Работы по возведенію новаго моста сданы подрядчику, а непосредственное наблюденіе за ними препоручено было Перечеркаеву-же.
— Не меньше красненькой!.. Меньше и не помирюсь! оцнивалъ при этомъ свои барыши Перечеркаевъ въ интимномъ кружк своихъ наиболе близкихъ знакомыхъ.
А уздныя власти изъ года въ годъ, изо дня въ день исправно посщали гостепріимный домикъ. И не надодало, потому что развлеченій всегда было много. Къ приходу почтоваго, пассажирскаго или курьерскаго позда все общество высыпало на вокзалъ взглянуть на прозжающихъ. Шесть поздовъ въ сутки, считая въ оба конца, встрчались и провожались гостями Перечеркаева, которыхъ разв дождь, снгъ или сильный морозъ зимою заставлялъ пропустить поздъ. Такъ ужь вс привыкли. Лтомъ на платформ въ особенности удобно было взглянуть, кто детъ, кто пріхалъ и кто узжаетъ.
Вс эти ‘гости-власти’ занимали, какъ я уже сказалъ извстныя должности. Когда они работали, когда ‘дло свое длали’, это остается тайною. Я констатирую только фактъ ихъ постояннаго пребыванія у Перечеркаева ‘въ гостяхъ’. А какъ они дла свое длали, службу свою исполняли, это ужь ихъ, а не мое дло. Я знаю, что зачастую въ городскомъ общественномъ клуб гостей бывало меньше, чмъ у Перечеркаева. Еще бы! Въ клуб за все нужно платить, а у Перечеркаева угощеніе было и прекрасное, и даровое.
Разъ въ годъ, на святкахъ, Перечеркаевъ и его гости устраивали въ В. спектакль съ благотворительною цлію, ‘въ пользу бдныхъ города В.’ Спектакли эти всегда устраивались въ присутственной камер мстнаго мирового създа, въ дом земской управы. Постановку пьесы бралъ на себя всегда Перечеркаевъ, а такъ какъ всякій разъ сцена и кулисы длались, какъ значилось въ ‘словесныхъ’ отчетахъ Перечеркаева своимъ гостямъ, новыя, то разумется, не смотря на полные сборы, собранныхъ съ публики денегъ не хватало на покрытіе расходовъ по постановк пьесы, такъ что бдные города В. не получали отъ этихъ благотворительныхъ спектаклей ни гроша. ‘До всего любившіе доходить’ обыватели, возмущаясь безконтрольными дйствіями Перечеркаева, въ тихомолочку заявляли, что ‘вдь и сцена-то вся таже, старенькая, давнымъ давно принаровленная и только заново клеевой красочкой покрашенная’, да вдь маленькихъ людей съ крошечнымъ голосомъ никто и не слушалъ.
— Даже съ бдныхъ пользишку норовитъ сорвать! говорили про Перечеркаева посл каждаго спектакля обыватели.— Привычка!
Създъ мировыхъ судей помщался въ дом земской управы и занималъ одну и туже квартиру вмст съ общественнымъ клубомъ. Въ клубные дни, когда, разумется, въ създ не было засданій, присутственная камера превращалась въ ‘игральную’ комнату. Это нсколько профанировало правосудіе, но такъ ужь было заведено съ самаго введенія въ В. мировыхъ учрежденій. Совщательная комната превращалась въ дамскую уборную и наоборотъ. Когда назжалъ окружный судъ на сессію, то обыкновенно ‘буфетная’ (съ билліардомъ по середин) предназначалась подъ ‘камеру для совщаній присяжныхъ засдателей’. И серьезнйшія дла ршались въ этой полутрактирной обстановк.
— Поменьше-бы посл каждой репетиціи шампанскаго-то глушили, такъ и бднымъ на голые зубы что-нибудь-бы осталось! не безъ основанія ворчали обыватели, узнавая, что, ‘хотя театръ былъ биткомъ набитъ, а бднымъ все-таки шишъ съ масломъ достался’.
Вообще, между обывателями Перечеркаевъ не пользовался хорошей репутаціей. Онъ былъ очень слабъ на кулакъ, и чуть что не по немъ, тотчасъ давалъ въ зубы или въ шею. Раза два онъ попадалъ за это къ мировому, но всегда выходилъ изъ суда ‘оправданнымъ’ за признаніемъ ‘взаимности обидъ’.
Однажды купецъ Дьяковъ пришелъ къ нему за разсчетомъ и, представляя счетъ въ пятьсотъ съ чмъ-то рублей за забранный для дороги кирпичъ, позволилъ себ съ дерзостью замтить, что онъ ‘больше двадцати разъ присылалъ прикащика за деньгами а Петръ Михайлычъ все съ недли на недлю платежи оттягиваетъ’. Перечеркаевъ вышелъ изъ себя и выгналъ Дьякова взашей вонъ. Но обвиненіе въ насиліи было бездоказательнымъ, потому что сенатъ въ нсколькихъ ршеніяхъ своихъ призналъ за хозяиномъ квартиры право ‘удалить’ силою всякого, остающагося тамъ вопреки ясно выраженной имъ вол. Гражданскій искъ въ пятьсотъ рублей по ‘не подписанному’ счету былъ признанъ тоже бездоказательнымъ. Такая же исторія повторилась и съ купцомъ Безпраздниковымъ, у котораго Перечеркаевъ забралъ домовыхъ приборовъ тысячи на полторы рублей и не заплатилъ ихъ.
Обыватели считали Перечеркаева за жулика, а гости-власти — души въ немъ не чаяли и душой-человкомъ величали.
— Хлбъ соль и разбойнику глаза выстъ! смясь, говаривали обыватели про эти задушевныя отношенія властей къ начальнику дистанціи.
Въ запрошломъ году случилось такъ, что сессія окружного суда была назначена съ 16 по 23 декабря. Объ устройств сцены и постановк пьесы ‘для обычнаго спектакля въ пользу бдныхъ города В.’ нечего было и думать. Перечеркаевъ, однако, не унывалъ.
— Къ пасх свой театръ выстроимъ! поршилъ онъ.
Сказано — сдлано. Въ три мсяца театръ былъ готовъ. Весь ремонтъ работалъ надъ его устройствомъ.
Въ В., видавшемъ когда-то лучшіе виды, стояли множество каменныхъ, пришедшихъ въ ветхость и заброшенныхъ хозяевами домовъ. Перечеркаевъ облюбовалъ одинъ изъ нихъ, снялъ его за бездлицу на пятнадцать лтъ въ аренду съ правомъ передлки на театръ, и приступилъ къ работамъ.
— Къ пасх театръ долженъ быть готовъ и будетъ готовъ! весело говорилъ начальникъ дистанціи своимъ завсегдатаямъ, проводя цлые дни ‘въ театр’.
И театръ къ страстной ужь былъ готовъ. Офицеры, ‘квартирующаго въ город полка’ и нкоторые изъ штатскихъ завсегдатаевъ, уже разучили и репетировали комедію ‘Въ осадномъ положеніи’, которая должна быть дана при открытіи театра. Спектакль назначенъ на второй день праздника. Спектакль и концертъ. Въ антрактахъ г-жа Перечеркаева исполнитъ на своемъ американскомъ роял нсколько пьесъ. Расклеенныя по городу афиши уже возвстили обывателямъ о предстоящемъ торжеств. ‘Билеты можно было заблаговременно получать въ касс’. Вс мста были разобраны на расхватъ.
Къ этому великому торжеству ‘директоръ театра’ Перечеркаевъ пригласилъ изъ Москвы нсколькихъ знаменитостей музыкальнаго и артистическаго міра. Все шло, какъ по программ. Знаменитости пріхали въ пятницу на страстной, осмотрли театръ и нашли его во всхъ отношеніяхъ ‘прелестнымъ’. Время началось уже ‘неприсутственное’ и вс ежедневные завсегдатаи были ‘на лицо’.
Попили таки въ этотъ день порядкомъ.
Скоро два часа ночи. Заказной ужинъ ‘изъ Москвы’. Гости за столомъ, время идетъ чрезвычайно оживленно. Дошло дло до тостовъ.
Со стаканомъ шампанскаго въ рук грузно поднимается съ своего мста драматическая знаменитость и провозглашаетъ:
— Мы собрались сегодня подъ кровъ гостепріимнаго хозяина, соединяющаго въ себ столько эстетическихъ наклонностей!..
А телеграфистъ со станціи, какъ бомба, влетаетъ въ столовую:
— Почтовый поздъ… На шестой верст… Телеграмма изъ будки… На полномъ ходу… подъ откосъ! Убитыхъ много! Требуютъ вспомогательный поздъ! заоралъ онъ во все горло, самъ дрожа отъ ужаса.
На пиру Балтазара ‘Мани, Факелъ, Фаресъ’ произвели меньше эффекта. Тостъ остался недоговореннымъ. Высоко поднятый стаканъ съ шампанскимъ такъ и замеръ въ рук драматической знаменитости. Спектакль отмнялся самъ собою.
Суматоха между гостями поднялась страшная. Дамы попадали въ обморокъ. Московскія знаменитости стушевались. Объ нихъ и забыли. Никто не зналъ, какъ и когда они ‘удрали’ назадъ въ Москву. Не до нихъ ужь было.
— Дежурный паровозъ скорй!.. Ремонтныхъ рабочихъ на тендеръ! черезъ минуту кричалъ, бгая по платформ, Перечеркаевъ.
Рабочихъ насилу растолкали. Они получили отъ Перечеркаева, при осмотр театра, красненькую ‘на водку’, пропьянствовали цлый вечеръ и спали мертвымъ сномъ въ паровозномъ зданіи.
Черезъ четверть часа, однако, Перечеркаевъ съ Карташевымъ, два жандарма и человкъ двадцать ремонтныхъ рабочихъ мчались на паровоз къ мсту катастрофы.
Я видлъ этотъ разбитый поздъ. Въ тотъ же день рано утромъ я видлъ его, и никогда въ жизни этой ужасной картины не забуду. Снять бы фотографію, да повсить въ кабинет каждаго желзнодорожнаго дятеля въ назиданіе.
Поздъ лежалъ подъ откосомъ. Издалека казалось, что словно гигантская, мстами разорванная цпь валялась у подошвы покрытой снгомъ насыпи. Паровозъ, тендеръ и багажный вагонъ лежали на боку на насыпи. Послдній, самый задній въ позд вагонъ, почтовый, далеко оставшись назади, тоже лежалъ на насыпи. А середина позда, десять вагоновъ, на протяженіи, по крайней мр, ста сажень валялись подъ откосомъ. Поздъ былъ въ усиленномъ состав. Въ теченіи всей страстной недли масса рабочаго люда, получившая разсчетъ на фабрикахъ, отправляется изъ Москвы домой на Пасху. Въ это время дороги прекращаютъ товарное движеніе, такъ какъ вслдствіе чрезмрнаго наплыва пассажировъ, и товарные позда, превращаясь на время въ пассажирскіе, не успваютъ перевозить желающихъ. Почтовый и пассажирскій позда отправляются въ это время въ усиленномъ состав и всегда биткомъ набиты пассажирами.
Разбитые вагоны лежали и группами, и въ одиночку, въ разныхъ положеніяхъ. Три вагона третьяго класса влзли одинъ на другой, сцпились другъ съ дружкой, такъ что представляли какую-то безобразную кучу обломковъ дерева и желза. Отъ двухъ вагоновъ 3-го же класса уцлли только нижнія площадки (полъ), на которыхъ устанавливается самый кузовъ вагона, а отъ кузововъ ихъ тамъ и сямъ были разбросаны по полотну дороги щепочки, кусочки… На разрушенномъ пути всюду валялись вагонныя принадлежности: поломанныя рессоры, колеса на осяхъ, исковерканныя сиднья, подножки. Воображаю, какой хаосъ былъ въ моментъ катастрофы!
Вагоны перваго и второго классовъ изломанные, исковерканные, лежали подъ откосомъ кверху дномъ, большею частью безъ колесъ. Изъ оконъ торчали сбитыя сиднья, чугунныя рамы для багажа.
О крушеніи позда я узналъ утромъ на почт. Спрашиваю свои газеты, мн отвчаютъ, что почтовый поздъ въ 6 верстахъ отъ города свалился съ рельсовъ, и самъ почтмейстеръ похалъ на мсто крушенія, чтобы разузнать, въ чемъ дло, и принять, если можно, корреспонденцію.
На мсто катастрофы насъ пошла цлая гурьба. Весь городъ перебывалъ тамъ въ этотъ день. Извощиковъ достать было невозможно, потому что большая часть ихъ прямо отъ вокзала ухала на мсто крушенія, другіе же дожидались около вокзала прихода вспомогательнаго позда, возившаго съ мста крушенія на вокзалъ пассажировъ разбитаго позда.
Едва ли можно было найти хотя одного пассажира, которому эта катастрофа прошла даромъ. Я видлъ убитыхъ, сложенныхъ въ кучу и прикрытыхъ брезентомъ. Видлъ оберъ-кондуктора, сдавленнаго между двумя приплюснутыми другъ къ другу вагонами 3-го класса. Я видлъ трехмсячнаго ребенка, придавленнаго колесомъ…
Вс пассажиры были въ крови. Снгъ былъ пропитанъ кровью.
— Трясло насъ, какъ орхи въ мшк! разсказывалъ кто-то изъ уцлвшихъ.
Путь былъ испорченъ на протяженіи полутораста, если не боле, сажень и тутъ-то, подъ начальствомъ Перечеркаева, кипла самая кипучая, дятельная работа. Вынимались гнилыя, мягкія, какъ губка, какъ кисель, шпалы и замнялись новыми. Накладывались новые рельсы. Работало около двухъ сотъ человкъ. Съ пути и съ полотна дороги убирались, сваливались въ кучи разбитыя части вагоновъ. Часть рабочихъ пыталась домкратами приподнять паровозъ и тендеръ, чтобы поставить ихъ на рельсы. Путь расчищался и быстро приводился въ порядокъ.
Слдователя еще не было.
Онъ пріхалъ при мн на паровоз. Онъ не могъ прямо, при первой же всти о катастроф, хать на мсто крушенія и позаботиться о сохраненіи вещественныхъ доказательствъ крушенія, для опредленія причины крушенія и того, кто въ этомъ виноватъ.
Чтобы начать слдствіе ему необходимо нужно было създить домой, надть форменный фракъ и захватить съ собою портфель съ бланками и письменными принадлежностями. Потомъ, вернувшись опять на вокзалъ, онъ долго, битыхъ четыре часа дожидался, пока ему подадутъ паровозъ. Подъхать къ мсту крушенія на извощик онъ не могъ: не такъ импозантно.
А Перечеркаевъ, въ теченіи шести битыхъ часовъ, работалъ надъ исправленіемъ пути. Въ инструкціи для начальниковъ дистанцій сказано, что въ случа крушенія позда, или поврежденія пути, начальникъ дистанціи, доведя ‘о происшедшемъ’ до свднія судебныхъ властей ‘немедленно приводятъ путь въ исправность для возстановленія движенія’. Это мудрое правило предоставляло самимъ лисицамъ заметать свой слдъ.
Слдствіе началось по холоднымъ слдамъ.
На вспомогательномъ позд, вмст съ послдними пассажирами потерпвшаго крушеніе позда, пріхалъ и я на вокзалъ.
А на вокзал, биткомъ набитомъ пассажирами, стоялъ стонъ стономъ. Въ одномъ углу служили панихиду по ‘убіеннымъ’, въ другомъ благодарственный молебенъ за спасеніе жизни. Въ телеграфную протиснуться было нельзя. Около ста депешъ было подано пассажирами, извщавшими родныхъ о перенесенномъ несчастій.
У буфета толпа спасенныхъ прямо такъ таки и называла Перечеркаева виновникомъ крушенія. Въ рукахъ у многихъ изъ пассажировъ были обломки безусловно гнилыхъ шпалъ, взятыхъ съ мста крушенія.
На столик у жалобной книги, какой-то инженеръ-путеецъ писалъ отъ имени пассажировъ жалобу и высказывалъ, что причиною крушенія позда были гнилыя шпалы, что начальникъ дистанціи эти шпалы замнялъ новыми, а вытащенныя съ пути гнилыя, какъ губка, обливалъ керосиномъ и жегъ. Объ этомъ твердили вс пассажиры и, подписываясь подъ жалобою, оставляли свои адреса.
Я самъ видлъ горящіе костры шпалъ.
Къ вечеру правильное движеніе поздовъ по мсту катастрофы было возстановлено. Посл вскрытія и медицинскаго осмотра трупы жертвъ крушенія, были сданы родственникамъ, для преданія земл. Личности ‘убіенныхъ’ были съ точностью опредлены. Мужички обыкновенно дутъ домой артелью, ‘изъ одного мста да въ одно мсто’ и знаютъ другъ друга въ лицо. Нсколько крестьянскихъ труповъ похоронены, по распоряженію слдователя, полиціею на счетъ казны: ‘денегъ при покойныхъ не оказалось’, а родственники, по донесенію мстныхъ волостныхъ правленій, ‘въ кусочки ушли’, Христовымъ именемъ побирались и еще не вернулись къ празднику домой.
Слышимъ — по городу слухи ужасно быстро разносятся — Карташевъ, Перечеркаевскй письмоводитель съ самого крушенія запилъ и запилъ! да какъ запилъ-то! страсть! чайными стаканами сталъ водку глушить!
Ему-ль было не житье! Всегда чистенько, опрятненько одтъ. Всегда полный бумажникъ денегъ, а тратить некуда. Разв на вокзал у буфета что-нибудь израсходуетъ, да тамъ все такая дрянь, а онъ человкъ избалованный: каждый день у начальника дистанціи обдаетъ, привыкъ къ хорошему столу.
‘До несчастнаго случая’ онъ выпивалъ иногда, но выпивалъ умренно. Никогда чтобы ‘въ дрызгъ’, или ‘до положенія ризъ’. ‘Аккуратность въ себ наблюдалъ, потому всегда на дло могъ потребоваться’. Правая рука Перечеркаева, да будетъ пьяная! Ни-ни!.. Будетъ того, что ‘самъ’ съ гостями пьянствуетъ.
Пить сталъ онъ посл крушенія ужасно. Сразу навалился на водку. И пошелъ и пошелъ чередить! Сразу запилъ. Безобразенъ былъ во хмлю, ужасенъ даже.
— Со-овсть свою пропиваю! Со-овсть! кричалъ онъ на вокзал, и всюду, гд только торговали водкой. По кабакамъ сталъ шляться. Кричитъ и плачетъ.
Надъ нимъ смялись: Кто-жъ на пьяныя слёзы обращаетъ вниманіе?
— Кро-ови-то! Кро-ови-то! Крови-ищи-то! оралъ онъ, обливаясь горючими слезами.
— Одному кишки выдавили! кричалъ онъ ровно ему самому ихъ выдавили:— Брр!.. Другому голову въ лепёшку… Цлаго ‘обера’ въ лепёшку… Ребеночка малюточку въ лепёшку!.. Въ блинокъ разпластали! Боже, Боже, прости ты меня гршнаго!..
Стаканъ водки.
— А мы театры заводить! Шпалы-то два сро-ока отслужили!.. Театррръ! Вотъ т и представленіе! Рабочихъ-то на линію нужно! Надо костылями шпалы, да подкладки крпить!.. Нельзя! Весь ремонтъ на театръ согналъ! А дороженка подождетъ… Вотъ и дождались!
Жалко было на человка смотрть.— Погибалъ парень. Двадцатипяти лтъ и такъ глушитъ водку. Какая-жъ натура вынесетъ? Пробовалъ-было я его уговаривать.
— Не могу!.. Совсть свою пропиваю!.. Со-овсть!
И какимъ богомольнымъ онъ сдлался. Каждое утро въ церковь. Заутреню, обдню отстоитъ. Придетъ домой — опять пить, пить. Къ вечеру готовъ. На утро опять въ церковь. Посл обдни все панихиды заказывалъ. Убіенныхъ при крушеніи поминалъ. Убитыхъ всхъ разузнали, кто и откуда, справки тоже наводили, портреты съ нихъ снимали.
— Гр-хи свои замаливаю!
Слдствіе шло своимъ чередомъ. Слабонервное было какое-то это слдствіе. Очень много слезъ и очень мало уликъ. Подробнйшія описанія того шума и хаоса, который царилъ на вокзал по прибытіи туда потерпвшихъ крушеніе пассажировъ, и коротенькій протоколъ осмотра мста катастрофы. ‘Все было прибрано’. Еще-бы! Шесть часовъ времени дано, да не убрать!
Приглашались эксперты. Семь человкъ и семь мнній. Каждый объяснялъ причину схода по своему, но четверо пришли къ тому ‘несомннному’ выводу, что причиною схода позда была неисправность пути, которую, быть можетъ, въ виду весенняго времени, моментально исправить было нельзя. Трое другихъ пришли путемъ заключеній къ тому ‘несомннному’ выводу, что причиной крушенія позда была неисправность въ подвижномъ состав: ‘Надо полагать, что вагонная ось (толщиною въ доброе бревно) во время хода позда лопнула’ и была причиною крушенія позда.
О гнилыхъ шпалахъ, о заявленіи потерпвшихъ крушеніе пассажировъ слдствіе упоминало вскользь и даже какъ-бы упрекало пассажировъ въ напрасной суетливости. А представленные пассажирами слдователю куски гнилыхъ шпалъ, взятыхъ ими съ мста крушенія, были просто напросто выброшены вонъ, такъ какъ он собраны были вн указаннаго закономъ порядка и слдовательно вещественными доказательствами служить не могли.
Казалось-бы, и виновныхъ нтъ? Напротивъ! Виноватаго нашли! Виноватъ, во всемъ виноватъ… Злой рокъ! Судьба-мачиха виновата! Зачмъ ты, злая, посадила на этотъ поздъ убитыхъ-то, да искалченныхъ крушеніемъ пассажировъ?
Пусть-бы одни уцлвшіе сли, да похали! Цлехонько-бы дохали!
Однако, правда жила еще въ сердцахъ людскихъ. Пассажиры пассажирскаго позда, пришедшаго шестью часами раньше почтоваго, потерпвшаго крушеніе, явились къ слдователю и заявили, что они припоминаютъ, что минутъ за десять до прибытія ихъ на станцію В., на той самой насыпи, гд случилась катастрофа съ почтовымъ поздомъ, они почувствовали такой сильный подъ своимъ поздомъ толчекъ, что едва усидли на своихъ мстахъ. Оберъ-кондукторъ ихъ позда, лютеранинъ по вроисповданію, и тотъ перекрестился и выбжалъ на площадку вагона посмотрть ‘цлъ-ли поздъ, не оторвало-ли половину его’. Такъ силенъ былъ толчокъ.
Оберъ-кондукторъ на слдствіи и потомъ на суд подтвердилъ это обстоятельство, заявивши, что онъ говорилъ объ этомъ толчк по прибытіи позда въ В. двумъ дорожнымъ мастерамъ, да т не обратили никакого на его слова вниманія, потому что пили за буфетомъ водку и были ужь очень грузны.
И вотъ обвиненіе готово. Прямыя улики противъ начальника дистанціи и участковаго дорожнаго мастера. Со стороны начальника дистанціи обнаруженъ ‘слабый надзоръ за подчиненными’, послдствіемъ чего было крушеніе позда, причинившее смерть столькимъ пассажирамъ. Дорожному мастеру поставлено въ вину ‘невнимательное исполненіе обязанностей службы, послдствіемъ чего было крушеніе на такой-то верст почтоваго позда, причемъ погибло столько-то пассажирскихъ жизней’. Все остальное было въ порядк. Умысла не было. Начальникъ дистанціи, обкрадывая свой участокъ, свою дистанцію, разв злоумышляетъ противъ жизни пассажировъ? Онъ только свою пользишку беретъ — и больше ничего! Есть такая сила стихійная, непреодолимая сила… На нее все можно свалить. Если начальникъ дистанціи докажетъ, что крушеніе позда произошло отъ непреодолимой силы, тогда онъ не виноватъ. Судъ долженъ его оправдать.
Есть и другая сила, еще непреодолиме. Тоже ‘живая сила’, страстью къ нажив она называется. Но она не была вовсе въ этомъ процесс обслдована.
Дошло дло до суда. У подсудимыхъ знаменитый защитникъ. Три тысячи рубликовъ за оправданіе затребовалъ, а половину впередъ безъ отдачи ‘за защиту’ взялъ.
Судили-рядили. Осудили. Одного ‘за слабый надзоръ’ за подчиненными на два мсяца подъ арестъ, другого ‘за неисполненіе обязанностей’ на три мсяца съ половиной.
— Дешево отдлались наши душегубы-то! заговорили обыватели, изумленные легкостью назначеннаго судомъ Перечеркаеву наказанія.— Сколько человкъ народу погажено и на что свели! На два мсяца!
Карташевъ въ это время совсмъ уже спился. Церковь все-таки не забывалъ. Каждое утро къ заутрени и къ ранней обдни бгалъ. Выспится и въ церковь бжитъ. А чего не доспитъ, въ церкви соснетъ, въ углушк. Староста ‘не препятствовалъ’, потому что Карташевъ для церкви человкъ былъ пользительный и причту всегда отъ него доходъ. По окончаніи службы, панихиды онъ заказывалъ по прежнему. Остальную часть дня по прежнему пьянствовалъ.
— Меня-бъ на скамеечку-то на ту посадить, меня-бъ! Я-бъ имъ разсказалъ! Разв сунуться съ повинною? Нтъ! Б-боюсь!.. За Сибирь, пожалуй, загонятъ! кричалъ онъ, выпивая ‘стаканъ за стаканомъ’ и обливаясь горячими слезами.
Стакана три водки выпьетъ, сейчасъ и въ слёзы. Отъ него вс бгали: ‘пьяныя слова такія сталъ выражать! судиться захотлъ! съ нимъ еще попадешь въ бду!’
Обвиненные подали апелляціонный отзывъ въ палату. Что-то она скажетъ, чмъ ршитъ!
Карташевъ свою службу давнымъ-давно бросилъ. Съ самаго крушенія бросилъ. На его мсто взяли другого. Службу-то онъ бросилъ, а жалованье по прежнему получалъ исправно. Сколько прежде получалъ, столько и теперь, не служа, сталъ получать.
Разобралось дло и въ палат. Подсудимые ‘оправились’. Вс обыватели такъ и ахнули, когда узнали о такомъ исход дла.
— Человку въ теченіи всей зимы съ его оравой ремонтныхъ рабочихъ только и работы было, что за счетъ казны театръ у насъ строить! зашумли горожане В.— Вотъ что значитъ до отвалу ‘гостей-властей-то’ закармливать!..
Непреодолимая сила была признана виною, а добрые люди невиноваты. Виновата-ли въ этомъ дл непреодолимая страсть къ ‘нажив’, объ этомъ вопроса не поднималось. Впрочемъ, будь онъ затронутъ, пришлось бы ‘пустить’ дло ‘съ участіемъ присяжныхъ засдателей’, а это пахло каторгой. Продежурившаго цлыя сутки, не смыкая глазъ, стрлочника, за малйшую провинность въ исполненіи служебныхъ обязанностей, ‘послдствіемъ чего могло произойти крушеніе позда’, всегда предавали суду присяжныхъ. ‘Дло о катастроф’ было направлено къ разсмотрнію судомъ короннымъ.
Какъ узналъ Карташевъ объ оправданіи своего начальника, запилъ пуще прежняго. Бросилъ и въ церковь ходить. День и ночь сталъ пить.
— Со-овсть свою каторжную пропиваю, а Перечеркаевской совстью закусываю!
Отъ водки опухъ совсмъ.
Недлю, другую пьетъ. Мсяцъ пьетъ. Пьетъ, а жалованье свое получаетъ.— Куда! Больше даже прежняго сталъ получать. Сколько захочетъ, столько и получить. Безъ отказу.
На вокзал пересталъ бывать.
— Совстно, говорить, служащимъ въ глаза посмотрть.
По всмъ трактирамъ и кабакамъ шляться сталъ. Оборванный, отрепанный. Буянитъ, а обходъ его не трогаетъ. Отъ исправника такой приказъ вышелъ, чіюбы не безпокоить. Перечеркаевъ просилъ. Ну, да и обходу хорошо отъ Карташова попадало: всхъ, въ лоскъ напоитъ, коли часъ на него найдетъ. Самъ пьетъ и другихъ угощаетъ. Любилъ компанію водить… Золотая рота, да дровоклады около него поживились таки за это время.
— Пожалуйте разсчетъ! требуетъ цловальникъ, или тамъ половой въ трактир, видя, что Карташевъ почти готовъ.— На семнадцать рублей напили, да прежнихъ за вами…
— Н-нт-ту! сс-сейч-часъ б-будутъ! Б-бумаги и каррандашъ мн!.. Живо!
Даютъ.
— Изво-щика.
— Готовъ-съ!
— Позжай, брр-ратецъ, на вокзалъ, къ начальнику дистанціи, Перечеркаеву! Отдай ему эту записку и скажи, что отъ меня! отъ меня, отъ Карташова!
На клочк бумаги стояло: ‘денегъ’.— И черезъ полчаса деньги являлись. Всегда съ кучеромъ или съ кмъ-либо изъ домашнихъ ихъ присылали. Рдко когда меньше сотенной. Если меньше — закапризничаетъ.
— Неси назадъ! швырнетъ онъ деньги посланному.
— Приказано сказать, что сегодня больше не могутъ! Завтра остальныя вамъ дошлютъ.
Обозлится, кулакомъ по столу застучитъ.
— М-могутъ! Полчаса теб сроку!.. Слышь!
И скоре чмъ черезъ полчаса сотенная была у Карташева въ рукахъ.
Разъ онъ высказался. Извстно, что у трезваго на ум, то у пьянаго на язык.
— Такія дла — просто прелесть! Больше сорока почерковъ я знаю! И вс другъ на друга не похожи! Тридцатью почерками правой рукой за граматныхъ могу написать и расписаться, а десять почерковъ лвой рукой за неграматныхъ. И все вдь мужицкіе почерки.
Стаканъ водки
— Вали, бывало, въ табели, да въ платежной вдомости: ‘за столько-то дней 11 рублей крестьянинъ такой-то деревни Петръ Ивановъ получилъ, въ чемъ и руку приложилъ’. А то иначе: ‘двадцать рублей двадцать копеекъ получилъ крестьянинъ такой-то деревни Иванъ Петровъ!.. Деревень-то понапишу всегда такихъ, какихъ и въ трехъ уздахъ не сыщепть.
— Самъ людей длалъ!.. Д-да! Чего вы сметесь! Нужно отчетъ въ авансахъ подавать, да новые авансы требовать, вотъ я и пишу. Въ одинъ день побольше сотни людей надлаю! Сколько надлаю, сколько потребуется! Вс авансовыя денежки разведу, да требованіе въ управленіе насчетъ новыхъ авансовъ построже напишу, чтобы поскорй высылали. Перечеркаеву только подписаться. ‘За безопасность пути, дескать, въ случа промедленія высылки аванса, я не отвчаю’.— Живо пришлютъ. Вотъ я какъ мерзавничалъ! И передъ крушеніемъ мерзавничалъ! А денежки-то вс у начальника въ кармашк сидятъ.
Опять стаканъ водки.
— А рабочихъ и не ищи! Вс изъ моей головы. Святцы, бывало, возьмешь, да по нимъ и подписываешь. Ты-ысячи въ расходъ выводилъ.. Три, я думаю, пути новыхъ можно было бы уложить на т денежки, которыя я за семь лтъ въ ремонтъ выводилъ! А за подрядчиковъ-то сколько фальшивыхъ квитанцій подписывалъ! Больше двухъ сотъ тысячъ ‘онъ’ черезъ меня въ кармашекъ положилъ! А ‘онъ’ На эти денежки гостей принималъ, да прикармливалъ!
Два стакана водки.
— Ребеночка-ангелочка, что вотъ тогда колесомъ раздавило забыть не могу! Не могу забыть! Какъ сейчасъ вижу, лежитъ онъ красненькій, голенькій подъ колесомъ! ы-ы-ы! обливался Карташевъ слезами.
— А всему театръ виноватъ! Московскіе-то актеры, да музыканты за шесть часовъ до несчастія пріхали къ намъ и разсказываютъ, помню, Петру Михалычу, что путь у него не въ порядк.— ‘Насъ, говорятъ, подъзжая къ городу, на высокой насыпи около лсу такъ тряхнуло, что просто страсть! У насъ, говорятъ, въ нашемъ вагон чемоданы съ мстъ попадали!’ А онъ смется.— ‘Это, говоритъ, такъ! Пучинка маленькая, оттого что земля отходить стала! Надо завтра будетъ сказать, чтобы подкладочку здсь положили! Я, говоритъ, знаю это мсто!’ Вотъ оно это мсто! И я теперь знаю! И я теперь знаю, что на этомъ самомъ мст рельса лопнула и, значитъ, вотъ и катастрофа!.. Вагонъ на вагонъ! Народу накрошили! Душегубъ я и онъ душегубъ!.. Эй, водки!
Перечеркаевъ, впрочемъ, участливо заботился о Карташев. Съ казенной квартиры его свезли на частную: чистенькую комнатку ему наняли, и особый приказъ квартирнымъ хозяевамъ, мщанамъ Вавинымъ, брату и сестр, дали, чтобы ‘имть о квартирант неусыпное попеченіе’.
За то въ деньгахъ стали гораздо скупе. Стали водку къ нему на квартиру натурою поставлять. Не все ли равно, гд пить. А то по трактирамъ, да по кабакамъ болтовня разная, непотребная пошла. Человкъ до блой горячки допился и душегубцемъ сталъ себя величать, да ‘хорошихъ’ людей марать, позорить!
Къ тому же и къ цли ближе. Къ развязк скорй.
Каждое утро отъ начальника дистанціи приносилась четверть вина и становилась на столъ, на видное мсто. Больше четверти въ сутки не давали: опасно. И исподволь, медленною смертью угасалъ человкъ. Не задолго до смерти онъ сдлалъ Перечеркаеву прощальный визитъ.
Понадобились ему деньги, а ихъ нтъ. Послалъ къ Перечеркаеву, а тотъ вернулъ посланнаго съ пустыми руками, приказавши сказать, что ‘завтра самъ завезетъ’. Карташевъ погналъ посланнаго во второй разъ. Квартирный хозяинъ у него всегда эту должность исправлялъ.
— Поди, скажи, чтобы сію минуту сотенную! Слышишь!
Посланный возвратился съ пустыми руками.
— Петръ Михайлычъ приказали вамъ сказать, что они очень на васъ серчаютъ: денегъ вы много изводите зря! передаетъ онъ отвтъ.— Еще приказали вамъ сказать, что нтъ у нихъ для васъ денегъ…
— А-а!.. Когда такъ, я самъ къ нему пойду!
— Не велно васъ изъ комнаты выпускать! Гости у нихъ теперь! Весь, почитай, городъ собрался! Ну, можно ли вамъ въ такомъ вид туда идти! Да я васъ не пущу! И одежонку вашу уберу! Завтра днемъ сходите!
Карташевъ согласился обождать ‘до завтра’. Но только лишь Вавинъ ушелъ на свою половину, приперевъ своего квартиранта, чтобы не ушелъ, на задвижку, какъ Карташевъ вылзъ въ чемъ былъ, грязный, растерзанный, изъ окна на улицу, и ночью — въ холодную осеннюю ночь — безъ шапки и верхняго платья, совсмъ пьяный пошелъ къ Перечеркаеву ‘въ гости’.
Какимъ путемъ пробрался онъ къ Перечеркаеву въ гостинную, не знаю, а передаю только со словъ очевидцевъ то, что тамъ было.
Весь въ грязи, обтрепанный, пьяный, въ какомъ-то рваномъ сюртучишк явился онъ въ гостинную, гд сидлъ цвтъ В—скаго общества.
Вс онмли отъ изумленія и испуга. На что ужь самъ Перечеркаевъ, человкъ, кажется, бывалый, тертый, и тотъ не нашелся сказать ни слова.
— Здррраствуйте, честной народъ! На ворованныя денежки пьете, да закусываете! На здоровье! А гд же Петръ Михайлычъ? А-а! Вотъ онъ! В-вотъ онъ! Господину душегубцу почтеніе! Двнадцать душъ загубилъ. Мла-аденца загубилъ! Колесикомъ-то придавило… Помнишь? И мою душу загубилъ! Душу мою разбилъ! А свою — нтъ! Опрравдался! Чистъ! А помнишь, какъ я правой да лвой рукой ремонтныхъ-то рабочихъ длалъ, да отчеты по авансамъ писалъ? Или забылъ? А помнишь, какъ я за подрядчиковъ-то теб квитанціи подписывалъ? А?.. Или тоже забылъ? Давай сотенную! Нечего съ тобой, подлецомъ, разговаривать…
И Перечеркаевъ молча вынулъ изъ кармана и подалъ ему сотенную.
— Давно бы такъ! Послднюю беру. Помни.
Повернулся-было чтобы уйти, да увидалъ слдователя.
— А-а! Господинъ слдователь! Душегубъ двнадцать душъ загубилъ, а у васъ двнадцать тысячекъ въ кармашк сидятъ! По тысяч съ души, чтобы безъ присяжныхъ было пустить! Знаемъ! Мы все знаемъ! Ну, пррощайте! Желаю вамъ жить, да поживать, да добра наживать.
И ушелъ, оставивъ всхъ гостей съ разинутыми ртами. Потомъ, когда вс опомнились, то, по почину земскаго врача, ‘единогласно’ признали его за сумасшедшаго. ‘Жаловаться на дурака за клевету не стоитъ’.
— Его надо въ больницу! Онъ въ блой горячк!.. Околесицу какую несетъ! объявилъ докторъ.
Исправникъ общалъ распорядиться.
Впрочемъ, распорядиться ему и не пришлось. Карташевъ правду сказалъ, что взялъ у Перечеркаева ‘послднюю’ сотенную. Онъ простудился посл этого визита, слегъ и въ два дни его не стало.
Перечеркаевъ съ честью похоронилъ его и вздохнулъ посвободнй.
Это была ‘послдняя жертва’ катастрофы.
Перечеркаевъ служитъ на своемъ мст попрежнему. Попрежнему онъ задаетъ пиры и балы и попрежнему къ нему ежедневно здятъ ‘гости-власти’.
Недавно онъ задалъ пиръ на весь міръ: дочку замужъ выдалъ за офицера и далъ хорошее прилагательное.
Его театръ въ В. давно открытъ и зазжіе артисты часто даютъ въ немъ спектакли. Перечеркаевъ за стны и декораціи беретъ только ‘по парочк четвертныхъ’ за вечеръ.
Веселится онъ попрежнему. Даже больше.
— Этого совсть не убьетъ! говорятъ про него обыватели.— Она у него желзная! Желзно-дорожная!